Султан осторожно вытащил драгоценный камень из его темницы и невольно залюбовался изумительной огранкой рубина. Искусная рука неизвестного мастера так обработала грани, что, казалось, действительно держишь на ладони живой глаз, и через минуту он подмигнет тебе, заставив испуганно вздрогнуть. Рахмад подставил бесценную вещь под пробившийся в окно солнечный луч и вздрогнул на самом деле.

Камень был мертв. Другой мысли просто не пришло в голову султана. Вместо того чтобы озариться изнутри мягким светом, засиять в солнечных лучах, рубин словно потемнел и как-то съежился на ладони правителя Ингара.

— Что это? — Рахмад беспомощно обернулся на нахмурившегося Тиллирета.

Маг неуверенно протянул руку.

— Позволишь?

Чуть поколебавшись, султан вложил камень в протянутую ладонь Бродяги.

Маг накрыл камень другой ладонью и замер, словно прислушиваясь к чему-то слышимому только им одним. И чем дольше он слушал, тем мрачнее становилось его лицо. Наконец Тиллирет вышел из концентрации и перевел хмурый взгляд на султана.

— Не знаю, что здесь произошло на самом деле, но камень, безусловно, осквернен.

Вот елки зеленые! То есть выходит, что мы напрасно приложили столько усилий? Или нам и такой красный камень сойдет?

Я уже сбил все простыни на кровати султана в одну большую кучу, нервно елозя по ее поверхности. Ну да, выполнив свои обязанности по защите хозяина, я снова бесцеремонно забрался на эту жуткую конструкцию и теперь выглядывал в просвет между занавесками, наблюдая за происходящим. Нет, пожалуй, все же удобная вещь такая вот кровать. Для засады просто то, что надо. Тебя здесь никто не замечает, а вот ты видишь всех сразу. Вот только султан так и норовит сесть на мой хвост. Эй! Эй-эй, смотри, куда садишься!

Однако находящийся в шоке после заявления белошерстого султан даже не обратил внимания ни на мои оскаленные зубы, ни на то, что я лишь в последний момент успел отдернуть хвост. Или это была маленькая месть с его стороны за полученные в морду подушки?

Рахмад тяжело плюхнулся на кровать.

— А ты можешь что-нибудь сделать с этим?

Тиллирет отрицательно покачал головой, как тут его посетила гениальная идея.

— Я — нет. А вот глава нашей гильдии магов, Мурдин, тот справится с подобной напастью одной левой. Это самый сильный маг четырех государств. Вот только есть одна загвоздка.

— Какая? — убито поинтересовался султан.

— Мурдин не может покинуть гильдию магов, слишком много обязанностей удерживает его там. Но я могу отвезти рубин к нему, а потом, когда все будет исправлено, верну его тебе, — радуясь собственной сообразительности, предложил маг.

Рахмад обречено закрыл глаза и горько вздохнул.

— Другого выхода нет. Я только прошу тебя, друг мой, обязательно верни нам Рубин Квашдрихпурты. Ведь это величайшая ценность песчаного государства.

Тиллирет согласно закивал головой, подумав про себя, что, когда придет время, он с радостью предоставит Мурдину сомнительную честь объясняться с Рахмадом. Хватит с Бродяги уже всех этих интриг и приключений. В конце концов, он уже лет пять как ушел на покой, так вот пусть и оставят все старого мага в покое.

Ай да белошерстый! Сумел-таки повернуть дело так, что султан сам отдал нам красный камень. И мне даже не пришлось прибегать к своему плану. Кстати, вспомнить бы еще, что именно я там напридумывал.

Вот только черноклокий меня сильно беспокоит. С тех пор, как мы приехали в Ингар, он большей частью молчит, и до сих пор еще не выкинул ни одной глупости. И это тот самый тип, который от нечего делать бодался с козлом! Подозрительно все это. Чует мой хвост, не к добру подобное затишье.

Вот и сейчас он стоит себе тихонько в углу, даже не шевелится, только зыркает любопытными глазенками по сторонам. Пожалуй, с сегодняшнего дня я начну за ним всерьез присматривать. Ох, мамочки, дядьки, и угораздило же меня связаться с этими двумя! И если белошерстый еще ничего временами, то вот черноклокий хуже бешеного зайца — вроде бы и безобидный, а из поля зрения лучше не выпускать, а то еще кинется ненароком да покусает.

Вечером султан поведал друзьям, зачем верховный жрец храма Квашдрихпурты затеял всю эту непонятную историю с пропажей Кровавого Ока. Сам Беринид с утра "отдыхал" в пыточных султана, и по дворцу шустро расползался слушок, что Рахмад лично приложил руку к допросу зарвавшегося жреца. Судя по тому, с каким довольным выражением лица, словно кот, стянувший приличный кусок колбасы с хозяйского стола, султан восседал на подушках, это вполне могло оказаться правдой.

Так вот, на допросе Беринид признался, что уже давно пытался очернить имя правителя Ингара в глазах народа с тем, чтобы, улучив возможность, свергнуть его и принять бразды правления самому. Именно благодаря проискам жреца Рахмад столь загадочно подхватил коварную болезнь пятнадцать лет назад, и глава храма уже всерьез надеялся устранить молодого конкурента, но вовремя (или не вовремя, кому как) подвернувшийся Тиллирет поломал все планы Беринида. В последние годы по песчаному государству людьми жреца активно распространялись всевозможные слухи, порочащие султана. А пропажа Рубина Квашдрихпурты, по замыслам Беринида, должна была стать последней каплей для возникновения бунта против Рахмада. Еще бы, исчезновение великой реликвии взбудоражило бы всех, ведь одной из обязанностей султана является обеспечение безопасности Кровавого Ока.

И опять-таки вовремя (или не вовремя) подвернулся Тиллирет, якобы приехавший поймать похитителей Рубина. Коварный ум жреца тут же сообразил, как именно надо разыграть партию. Рубин в тот же час был тайком вынесен из храма и помещен в опочивальню правителя Ингара, маги почти беспрепятственно допущены в храм, и Беринид уже радостно потирал ручонки в ожидании своего триумфа. Но, как это часто бывает, не учел парочки факторов. Первым был чупакабра, раскусивший хитроумные планы жреца (причем совершенно неожиданно для всех, в том числе и для самого себя, но об этом, как здраво рассудил успевший серьезно побеседовать с Бесом Тиллирет, знать кому-либо было совершенно необязательно). А вторым оказался банальный склероз. Жрец собирался подкинуть ключ магам, но, увлекшись своими интригами, совсем забыл об этом, за что, собственно, и поплатился.

Свой рассказ Рахмад завершил многочисленными заверениями в своей бесконечной признательности снова спасшему его Тиллирету, обещаниями вечной дружбы и попытками навязать магу что-нибудь в подарок. Бродяга от подарков вежливо отказался, обещания и заверения терпеливо выслушал и попросил соизволения отбыть домой следующим же утром. На что султан незамедлительно согласился, пообещав выделить отряд отборных солдат, которые проводят магов до границы, откуда те уже смогут переместиться порталом. Еще раз заверив друг друга в вечной дружбе, Тиллирет и Рахмад наконец расстались, чрезвычайно довольные как собой, так и своим собеседником.

И снова я трясся на спине горбатого зверя под палящим солнцем пустыни. Пекло вокруг стояло такое, что не помогал даже полосатый тент, растянутый над моей головой по распоряжению белошерстого. Раскаленный воздух с трудом продирался сквозь обожженное горло, причиняя неописуемые мучения. Странно, мне казалось, что в предыдущий раз было намного легче.

Султан, как и обещал, выделил нам два десятка отборных стражников и самых быстрых верблюдов, так что на возвращение, по словам белошерстого, нам придется затратить всего три дня вместо четырех. И это не могло не радовать.

Рано утром мы проехали сквозь ворота, и я еще долго сидел на спине своего верблюда задом наперед, любуясь напоследок высокими стройными башнями, переливающейся на солнце мозаикой, аккуратными улочками и суетливой толкотней людей. Затем мы отъехали достаточно далеко, и даже мой зоркий глаз перестал различать отдельные фрагменты города. Я не большой поклонник человеческих построек, но этот город меня совершенно очаровал. Яркий, красивый, притягательный — у меня не хватает человеческих слов, чтобы выразить все свое восхищение. Как жаль, что я, скорее всего, не вернусь сюда.

Я тоскливо вздохнул. Прощай, Ингар. А меня впереди ждет берлога белошерстого, очередная магическая клетка и наполненные скукой дни.

Тепло простившись с отрядом султана на границе и прыгнув порталом в Империю, Тиллирет в сопровождении Пина и чупакабры углубился в ближайший лесок с твердым намерением сделать привал под тенистым сводом и окончательно придти в себя после изнуряющей жары пустыни. Однако не успели путешественники пройти и двух шагов, как им навстречу из-за дерева шагнула знакомая рослая фигура.

— Здрасте, — пробасила она.

Тиллирет с нескрываемым удивлением воззрился на племянника Мурдина. С их последней встречи внешность того претерпела значительные изменения. Во-первых, исчезла густая борода, свисавшая почти до пояса. Во-вторых, под ней обнаружилось очень симпатичное и немного смущенное лицо, словно его обладатель никак не мог привыкнуть к своему новому внешнему виду и отчаянно стеснялся людских взоров. В-третьих, в правой руке парень сжимал какую-то палку, в которой Бродяга, приглядевшись, опознал магический посох самого Мурдина.

— Здрасти, — растерянно ответил Тиллирет, ошеломленно разглядывая помолодевшего и похорошевшего парня. Теперь ему на вид можно было дать лет двадцать-двадцать пять, а не сорок, как сначала. А может, так оно и было на самом деле.

— Добыли камень? — куда-то в сторону поинтересовался племянник Мурдина.

— Да, — Бродяга суетливо принялся шарить по карманам. Наконец рубин был извлечен на свет и вложен в протянутую руку парня. — Вот. Только он испорчен, то есть осквернен. Пусть Мурдин посмотрит повнимательнее, что там с ним. Я обещал султану Ингара, что верну им рубин в идеальном состоянии.

Племянник Мурдина молча сунул камень в карман, а в руку Тиллирета записку. Пока Тиллирет лихорадочно соображал, как бы поделикатнее выпытать у него имя — неудобно как-то, так часто в последнее время встречаются, а маг даже не знает, как к парню обратиться — посланник главы гильдии повернул очередное кольцо и исчез во вспышке света.

Я про себя ехидно захихикал, глядя, как белошерстый осторожно разворачивает полученную бумагу. Да, чует мой хвост, что нескоро мы попадем в берлогу белошерстого. Сдается, что только что нас опять послали, как говорит хозяин.

Решив, что человекам надо побыть наедине и обсудить последние события, я неторопливо отправился в глубь леса. Надо бы поохотиться, а то скоро уже забуду, как правильно добычу загонять. Заодно и человеков порадую, а то морды у них сейчас — без слез не взглянешь.

Тихо пофыркивая себе под нос, я тактично удалился. Настроение у меня почему-то было просто преотличнейшее.

— Что это? — с опаской спросил Пин, указывая на зажатый у Тиллирета в руке клочок бумаги.

Бродяга подозрительно уставился туда же, не торопясь приступать к чтению. Мага терзали смутные сомнения, что ничего хорошего для себя он там все равно не прочитает. Судя по выражению лица Пина, его одолевали подобные мысли.

— Кажется, это очередное послание от Мурдина, — стремясь потянуть время, сообщил очевидное Тиллирет.

Пин поколебался некоторое время, но потом все же рискнул уточнить:

— И что в нем написано?

Бродяга укоризненно посмотрел на мигом смутившегося приятеля. Однако делать нечего, ключевая фраза была произнесена, и маг медленно развернул записку:

"Мои дорогие Тиллирет и Пинмарин!

Позвольте поздравить вас с успешным выполнением миссии в Ингаре. Надеюсь, что все прошло просто без сучка, без задоринки. Однако расслабляться пока рано…"

Тиллирет застонал и выронил листок, закрыв лицо руками. Так он и знал. Этот старый черт Мурдин решил их с Пином загнать в могилу! Иначе для чего все эти бредовые задания и нелепые поручения?

Заметив, что Бродяга временно выпал из пространства и времени, Пин подхватил уже собравшийся улететь листок и продолжил чтение. Разумеется, вслух.

"…Теперь я попрошу вас отправиться в Борунд и достать Сапфир Северного Короля. Поскольку у нас с ними сейчас прекрасные отношения, я не думаю, что это вызовет у таких мастеров дипломатии какие-либо проблемы.

С наилучшими пожеланиями, Мурдин".

Тиллирет отнял руки от лица и подумал, что сбываются его самые худшие опасения.

Я наслаждался прогулкой по лесу. До чего же замечательно вдыхать этот напоенный влагой, пронизанный тысячами запахов воздух! Не чета тому живому кипятку в пустыне.

Вдоволь набегавшись, накувыркавшись и надышавшись, я приступил к поиску добычи. Текс, что мы тут имеем? Тут вот мышки лесные бегали. Какая гадость! Пока хоть одну поймаешь, с ума сойдешь, а голода эта мелюзга совершенно не утоляет. А вот здесь зайчик пробегал. Нет, след старый, где-то двухдневной давности. Не пойдет. А оленей тут не водится, что ли?

Блуждая по лесу в поисках чего-нибудь съестного, я неожиданно наткнулся на резко бьющий в нос запах крупной птицы. Подранок? Иначе с чего бы птице бегать по земле? Ну а раз так, то самое время ею подкрепиться.

Плотно прижав нос к следу, я шустро затрусил вперед. Рот наполняла голодная слюна. Надо же, а я и не заметил, как успел проголодаться.

След вел совсем недалеко, и добычей действительно оказалась раненная птица. Уж не знаю, как это получилось, но одно крыло у нее было перебито и беспомощно свисало вниз. Увидев меня, она попыталась принять боевой вид, но я одним обманным движением оказался сзади и вонзил острые зубы в хрупкую шею. Глаза мои закатились от удовольствия, и я, урча и причмокивая, присосался к ране.

Тиллирет, мрачно закутавшись в свою хламиду, неотрывно смотрел на рыжеватые всполохи костра. Пин в сторонке в приступе энтузиазма ощипывал пойманного Бесом тетерева с безумно кровожадным выражением лица. Пух и перья так и летели во все стороны от разошедшегося Весельчака. Мысли обоих магов были исполнены коварных планов и жажды мести в адрес Мурдина, причем, судя по замученному виду птички, Пину удавалось реализовать часть из них на практике.

"Что это за безумие, гонять нас с Пином по всем четырем государствам с совершенно идиотскими поручениями?" — размышлял Тиллирет. — "Словно Мурдин что-то задумал. Понять бы еще что"…

Бродяга уже пытался несколько раз связаться с главой гильдии, дабы прояснить для себя кое-какие непонятные моменты, но тот категорически отказывался выходить на связь. А стало быть, не оставалось ничего другого, как отправляться в Борунд. И Тиллирет не испытывал ни малейшей тени восторга от этой мысли.

Во-первых, в Борунде царит вечная зима и, соответственно, там очень холодно, а ни у кого из них, за исключением обладающего густым мехом чупакабры, совсем нет с собой ничего теплого. Во-вторых, Мурдин опять-таки требует от старых магов добыть государственную реликвию: Сапфир Северного Короля — это камень, расположенный по центру королевской короны. В-третьих, король Борунда Илхеас — это вам не Рахмад, с которым Тиллирета связывают хоть и своеобразные, но все же дружеские узы. Илхеас горд, надменен и очень упрям. Услышь он, что именно понадобилось магам — и от тех останутся всего лишь две ледяных статуи, украшающих холодные залы королевского дворца.

— Спорю на что угодно, что, если нам удастся заполучить сапфир, то следующим пунктом отправления будут Грешные воды, — пробормотал себе под нос Бродяга.

Пин насадил замученную посмертно птичку на импровизированный вертел и поинтересовался у приятеля:

— Тилли, дружище, есть какие-нибудь идеи?

— На тему? — ворчливо отозвался тот.

— На тему всего происходящего, — уточнил Весельчак.

— Достаем теплую одежду и отправляемся в Борунд, — пожал плечами маг. — Какие тут еще могут быть идеи?

Я с интересом переводил глаза с одного на другого. Так, и что случилось на этот раз? Чего это они оба такие взъерошенные, словно их кто-то хорошенько потрепал? Хотя морды вроде бы вменяемые…

Я деликатно кашлянул и слегка придвинулся к белошерстому.

— Что случилось? — как можно более нейтрально произнес я.

Два тяжелых взгляда буквально пригвоздили меня к земле. Не выдержав, я заискивающе прижал уши и застучал хвостом по траве, взметая вверх зеленые фонтанчики из травинок. Один из взглядов чуть смягчился, второй вернулся к наблюдению за жарящейся птицей. Я несмело набрал воздуха в грудь. Кажется, пронесло. Хорошо еще, что не в прямом смысле этого слова. А ведь еще бы чуть-чуть и…

— Мы отправляемся на север, — глухо сообщил мне белошерстый и злобно уставился на костер.

Я осторожно потерся носом о его переднюю лапу и отошел в сторонку, решив немного поспать перед дорогой. На север так на север. Нам, чупакабрам, все равно. Холод мы переносим прекрасно, уж куда лучше, чем жару.

Уютно свернувшись клубочком, я мирно задремал, периодически приоткрывая глаз и поглядывая на колышущееся пламя костра.

Только своевременное вмешательство Тиллирета спасло тетерева от участи превратиться в черные и несъедобные уголья. Крепко задумавшийся о чем-то Пинмарин (что пугало само по себе) с крайне ужасным выражением лица (которое пугало еще больше) яростно крутил тушку над огнем, совершенно не обращая внимания на степень ее готовности. И если бы до Бродяги не донесся запах гари, остались бы маги без трапезы.

— Пин, ну что же ты? — укоризненно покачал головой Тиллирет.

— Извини, Тилли, — агрессивно ответил тот. — Задумался. Увлекся мечтами о кровожадной расправе над Мурдином, чтоб его. И, кажется, задремал.

Бродяга хотел было поинтересоваться, как одно связано с другим, но, посмотрев на выражение лица приятеля, решил быстренько замять тему.

В считанные секунды расправившись с тетеревом, маги разбудили посапывающего чупакабру и отправились в ближайший город за припасами и теплой одеждой.

В городе было шумно. Судя по всему, жители отмечали какой-то очередной праздник, и везде, куда ни глянь, изощрялись трюкачи и шуткари [6], а рядом надрывались торгаши, стараясь навязать всем подряд свой товар. Порядком отвыкший от людских столпотворений Тиллирет только недовольно морщился, когда мимо пробегал очередной горластый разносчик или торговец. Что касается Беса, то тот вертел по сторонам головой, словно флюгер, стараясь уловить каждую деталь. Судя по его ошарашенной морде, впечатлений было через край. Да уж, города Империи — это вам не изящная и ухоженная Сагитория. Тут надо внимательно смотреть не только под ноги, но и наверх успевать поглядывать, чтобы не получить невзначай ведро помоев на голову.

Тиллирет натянул одетый на шею зверя (исключительно на всякий случай, ведь в такой толчее потеряться проще простого) магический поводок, заставляя его тем самым сдвинуться с места, и решительно вошел в скорняжную лавку.

Елки зеленые, до чего же интересно живут человеки! Взять вон, к примеру, того: до чего ловко он прокувыркался в воздухе, а потом пробежался на одних лишь передних лапах, задрав задние вверх. Не знал, что люди такое могут.

Как и положено, на самом интересном месте белошерстый утащил меня прочь. Я с неохотой плелся за ним, то и дело оборачиваясь и пытаясь углядеть что-нибудь еще, но человечья стая сразу же после нашего ухода плотно сомкнула свои ряды, и я так ничего и не увидел. Эх, никакой радости бедному мне!

И тут белошерстый зашел в какую-то постройку — кажется, это у них называется дом. Я покорно последовал за ним внутрь и оцепенел от ужаса.

На меня со всех сторон таращились мертвыми глазами шкуры зверей. Вот я вижу распяленную на стене лису, а вон огромный бурый медведь. А это — ох, мамочки, дядьки! — это же Рус, полоумный рыжий заяц из моего леса! Он, вне всякого сомнения! Я узнал его по тонкому шраму, идущему через всю голову.

Я поджал хвост и попятился. Зачем белошерстый привел меня сюда? Неужели?.. Неужели он решил и из меня сделать выделанную шкуру? За что? Зачем?

В глазах подозрительно помутнело, лапы мои подкосились, а затем разум окутала блаженная и одновременно пугающая темнота.

— Мне нужны две шубы, милейший, — вежливо попросил Тиллирет у просиявшего при виде покупателя торговца. В этот момент задержавшийся на улице Пин вбежал в лавку и споткнулся о растянувшегося на полу чупакабру. Тот, получив мощного пинка, лишь вяло поднял голову. Бродяга недоумевающе вскинул бровь. Что это со зверем? Уж не заболел ли?

Торговец также обратил внимание на животное.

— Желаете пошить шубы из него? — с профессиональным любопытством разглядывая чупакабру и явно примеряясь, как его лучше разделать, поинтересовался продавец.

Глаза Беса, и без того немаленькие, стали еще круглее. Зверь испуганно икнул и попятился назад, прижав уши к голове.

— Нет, нет, что вы, — поспешил вмешаться Бродяга, пока его драгоценного чупакабру не превратили в два отреза меха. — Это мой домашний любимец, я просто взял его с собой на прогулку. А шубы мне нужны готовые, неважно из какого зверя, но чем теплее, тем лучше.

На морде у чупакабры проступило явственное облегчение, зато по лицу торговца разлилось искреннее огорчение.

— Жаль, жаль, — покачал он головой. — Из него получился бы отличный полушубок, это я вам как специалист говорю. Но воля ваша, давайте выберем из готового.

И оставив перетрухавшего зверя в покое, продавец распахнул огромный шкаф, забитый всевозможными шубами.

Тиллирет, не слушая восторженных дифирамбов продавца, быстро выбрал две отличных шубы из снежной лисицы и, оставив Пина торговаться до посинения, вышел в сопровождении чупакабры наружу.

Когда мы оказались снаружи, белошерстый присел на корточки и спросил у меня:

— Ты в порядке? На тебя смотреть страшно, такой ты поникший.

— Я думал, что ты хочешь и меня превратить в шкуру наподобие тех, что висели там, — покаянно признался я. — Очень испугался.

— Какой же ты еще… глупый, — улыбнулся маг и положил ладонь на мой затылок. И мне впервые за все то время, что мы были вместе, захотелось, чтобы он никогда не убирал ладонь с моей головы. Тогда я прижался к его боку своим и тихонько вздохнул, частично от облегчения, частично от удовольствия.

Так мы и сидели, прижавшись друг к другу, пока из лавки не вывалился довольный черноклокий в обнимку с двумя комками меха.

— Чего это вы тут расселись? — с подозрением спросил Пин, разглядывая идиллическую картину а-ля "Приятель обнимает диковинного зверя".

— Тебя ждем, — улыбнулся Тиллирет, поднимаясь на ноги. — Ну как, успешно?

— Ха! — насмешливо воскликнул Пин. — Еще не родился купец, что сможет обторговать меня! Вот и этот бедолага сейчас рыдает в три ручья и кусает свои локти. А посему предлагаю убраться отсюда побыстрее и подальше, пока он не опомнился.

И приятели поспешили удалиться, свернув в первый же попавшийся переулок.

— Тексь, что нам нужно еще? — жизнерадостно поинтересовался Пин, когда они отошли от лавки на достаточное расстояние. — Еда, зелья, еда, другие припасы, еда?

— Многовато еды, — добродушно усмехнулся в бороду Тиллирет. — Нам столько ни к чему. К счастью, в Борунде нет таких предрассудков, как в Ингаре, и мы можем телепортироваться хоть к королю в спальню. Так что на всякий случай прикупим кое-каких травок и в путь.

— Травок? — глаза Пина загорелись любопытством. — А, понял, ты хочешь его отравить, если он не отдаст нам камень.

— С ума сошел, — поперхнулся Бродяга. — С какой радости мне его травить? И так договоримся, чай, цивилизованные люди.

— А, значит, подпоить, чтобы быстрее согласился, — тут же принял новое решение неугомонный Весельчак. — Это можно. Хотя лучше всего для этого подойдет та прекрасная крепкоградусная жидкость, которую я попробовал в трактире в твоей деревне.

— "Мухоморовка"? — снова поперхнулся Тиллирет. — Не представляю, как я предложу королю Илхеасу отведать нашего местного самогона. Нет уж, обойдемся более приличными и мирными способами. А травки я вообще-то для себя собирался купить. Спина, чтоб ей, совсем замучила.

На лице Пина проступила обида мальчишки, у которого отобрали леденец.

Вот так так! Гляди-ка, черноклокий пришел в себя. Снова говорит одни лишь глупости и гадости. А я уж было испугался, что с ним что-то случилось в той жаркой стране. Нет, все в полном порядке, это было всего лишь временным эффектом.

Ну а раз все в порядке, то не мешало бы выяснить, куда нас понесет на этот раз, и чего там следует ожидать. То есть понятно, что ничего хорошего, но как-то не мешало бы знать подробности. Хотя бы для того, чтобы настроиться морально.

Убедившись, что все необходимое для отправления в Борунд закуплено и приготовлено, Тиллирет с изрядной долей сомнения в душе вывел свой маленький отряд далеко за пределы города и только тогда вызвал портал, ведущий в Северное королевство. Золотистая змейка, игриво извиваясь всем телом, свилась в кольцо, открывая проход к далеким и холодным землям.

Бродяга уверенно шагнул в портал первым и сразу же огляделся, чтобы убедиться, что они прибыли туда, куда надо. Да, старый маг не ошибся в своих расчетах — путешественники стояли посреди огромного двора перед королевским дворцом, а к ним спешила несколько удивленная подобной наглостью стража.

После краткого обмена приветствиями и оповещения о цели своего прибытия — навестить короля Илхеаса с дружеским визитом, дабы убедиться в его полном благополучии — маги, спешно закутавшись по уши в теплые меха, были препровождены в зал приемов.

Король Илхеас скучал. Причем делал это с поистине королевским размахом — вокруг топтались дрожащие от холода полураздетые красотки, на столе перед царственной личностью теснились бутылки изысканного вина, а в углу наяривал вокально-инструментальный отряд мастеров на все руки, по совместительству выступавших в роли королевских телохранителей. Любой, кто осмелился бы усомниться в их профессиональной пригодности, рисковал получить по голове виолончелью или обнаружить на своей шее завязанный мертвым узлом тромбон, валторну или, что еще хуже, тубу [7]. Сам король развалился в большом кресле, закинув ноги на подлокотник и явно пренебрегая манерами. Длинные светлые волосы, перехваченные двумя идущими от висков к затылку тоненькими косичками, одним большим комом лежали на полу. Одна из красоток пыталась причесать эту гриву или только делала вид, что пытается, явно набиваясь в фаворитки. Бледное лицо монарха с резкими, словно вырубленными в монолитной скале чертами неохотно повернулось в сторону вновь прибывших.

Маги склонились в почтительном поклоне перед правителем Северного королевства, получив в ответ взгляд, исполненный мученически-благородной тоски.

— Добро пожаловать в Борунд, — вяло поприветствовал их Илхеас. — Что привело вас в наши снежные дали?

— Мы прибыли по поручению главы гильдии магов Мурдина, — честно признался Тиллирет. В этот раз он решил не брать ответственность за происходящее на себя, а честно перевалить ее на непосредственного виновника. Все время быть козлом отпущения становилось как-то невесело и однообразно.

— Мурдин. Ах, Мурдин, старый черт, — меланхолично произнес король Борунда. — Давненько мы с ним не виделись. Помню, он все время читал мне стихи, написанные собственноручно. А вы умеете слагать стихи?

— Да проще простого, — жизнерадостно откликнулся Пин. Тиллирет, рифмоплетством не владеющий, но краем уха слышавший, что приятель сочиняет весьма неплохо, скромно промолчал. Зато Илхеас заметно оживился.

— В самом деле? Тогда, может быть, вы дадите мне парочку частных уроков? Дело в том, что я мечтаю написать поэму о своих великих предках, но после первой же написанной строки на меня напал творческий кризис. Прошу вас, умоляю, помогите!

— Услуга за услугу, — тут же сориентировался Бродяга. — Пин вам — помощь в написании поэмы, а вы нам — Сапфир Северного Короля.

— Да хоть полкоролевства и всех жен в придачу, — Илхеас уселся в кресле нормально, стряхнув с себя руки десятка вышеупомянутых жен, взвывших на одной пронзительной ноте от подобного предложения. — Уважаемый Пинмарин, прочтите мне что-нибудь из своего творчества, чтобы я смог оценить ваш стиль.

— Кхм, ну смотрите, сами напросились, — как-то невнятно предупредил Пин. У Тиллирета по спине побежали первые мурашки нехорошего предчувствия.

Весельчак упер руки в боки, выпятил грудь колесом, откашлялся и продекламировал:

Не вынесла душа поэта

Страданий творческих своих:

Повесился он на рассвете.

Благодарим его за это —

Побольше было бы таких!

В зале повисла недоуменная тишина. Красотки поспешно и испуганно разбежались по углам, Тиллирет отступил на два шага в сторону, едва не затоптав с трудом увернувшегося чупакабру, а король Илхеас наморщил лоб, пытаясь переварить услышанное.

Почему-то мне до дрожи в лапах захотелось оказаться как можно дальше отсюда. И, судя по морде белошерстого, ему тоже. Один лишь черноклокий по-прежнему горделиво пыхтел и красовался, ожидая незаслуженных аплодисментов.

Сидящий перед нами светлошерстый человек выглядел так, словно ему на голову упал старый дуб в три обхвата, растущий в моем родном лесу. Только что глаза к носу не съезжались, а, наоборот, начали подозрительно выпучиваться из глазниц. Догадавшись, что дело принимает дурной оборот, я негромко шепнул хозяину, что мне надо на улицу по ну очень неотложному делу и поспешил тактично сбежать. Белошерстый проводил меня тоскливым взглядом, но последовать моему примеру не посмел. Я же занял присмотренную на бегу стратегически удобную позицию за толстой колонной и принялся наблюдать за последствиями новой выходки черноклокого.

— Я не понял, это что, был намек?! — смертельно раненным зверем взревел Илхеас, заливаясь густой краской. — Мол, таких горе-поэтишек, вроде меня, надо топить или вешать на ближайшем суку? Да я… Да вы… Да я вас…

Король Борунда, поперхнувшись слюной, был вынужден замолчать. Сейчас монарх представлял собой не самое лучшее зрелище: багровое лицо, налитые кровью вытаращенные глаза, на уголках губ пузырится пена. Тиллирет с запозданием припомнил, что Илхеас был подвержен неуправляемым приступам бешенства, становясь на краткое, но очень опасное для окружающих время настоящим берсерком. И, кажется, один из таких приступов им сейчас доведется наблюдать воотчию.

Ситуацию, как ни странно, спас Пин.

— Что, оценили мой талант? — раздувшись от гордости за самого себя, поинтересовался он, совершенно не обращая внимания на скрюченные пальцы короля, тянущиеся к его горлу. — Какой реализм в каждой строке! Любой проникнется, даже если совершенно ничего не понимает в поэзии.

Скрюченные пальцы застыли в воздухе, почти касаясь кудлатой бороды мага.

— А ведь и правда, — задумчиво произнес Илхеас, опуская руки и снова становясь самим собой. — Реалистично.