Глава 1

Возвращение Чоле решено было отпраздновать в саду.

Рамона с Белиндой и приехавшая вместе с дочерью Лус Фелипа, начали стряпать еще накануне.

Каких только яств они не наготовили.

На покрытых скатертями длинных столах сошлись чуть ли не все дары мексиканской земли и мексиканских морей. Сеньор маис и сеньора тыква, дон мясо и донья рыба. И повсюду — острый на язык задира перец с развязной подружкой легкого поведения — сеньоритой текилой.

У ребят из квартала, где вырос Бето, пробились усы, у девушек — выросли косы. Глядя на них, Бето с грустью вспоминал жизнь в квартале, где его вспоила и вскормила его дорогая вторая мама — Чоле.

За два дня до этого торжества по разрешении врача Бето, отец и Марисабель посетили Чоле в больнице.

Она встретила их чуть смущенно, понимая, сколько тревожных часов пережила семья с того момента, когда Марианна увидела, что комната ее пуста, а на пороге валяется оброненная ею шаль.

Перед тем как заявиться в больницу, Луис Альберто с детьми заглянул в магазин готового платья и купил Чоле отделанную кружевами и национальной вышивкой серебристо-белую блузку и к ней пышную юбку и новые лакированные туфли на небольшом модном каблуке.

Бето заранее снял дома мерку с ее платьев и обуви. С весьма сосредоточенным видом он лично осуществлял выбор имеющихся в магазине вещей, как бы давая понять отцу и Марисабель, что если кто-то и знает вкусы женщин из предместий, так это он, Бето.

Отец и Марисабель за его спиной обменивались улыбками и знаками: вот ведь какой заботливый и знающий хозяин дома, за таким не пропадешь, этот никому не позволит бегать по магазинам, сам все выберет, купит и привезет!

Кофта и юбка привели Чоле в неописуемый восторг, она хлопала в ладоши и закатывала глаза до самых белков и выкрикивала традиционное «уй!» на такой высокой ноте, что звук норовил перейти в ультразвук.

Туфли Чоле тоже понравились, но так как она была натурой прямолинейной, то не преминула отметить, что каблук похож на обрубленную тесаком-мачете капустную кочерыжку.

Там же в палате члены семьи Сальватьерро познакомились с Клаудией Сеа, которую Чоле встретила с распростертыми объятиями.

Клаудия поздоровалась с Луисом Альберто и Бето как со старыми знакомыми, это немного обескуражило Марисабель, хотя она тут же догадалась, что знакомство их скорее всего телефонное.

— Клаудия, — сказал Бето, тронув ее за руку — послезавтра мы отмечаем возвращение мамы Чоле домой. Очень прошу тебя прийти к нам!..

Марисабель внимательно поглядела на Бето, ревниво оценивая меру его заинтересованности в присутствии Клаудии на празднике.

— Конечно, приходи непременно, — внесла свою лепту в приглашение Марисабель, фривольно обняв Бето, что на языке жестов и движений девушек возраста Клаудии и Марисабель означает «наверно, догадываешься, подруга, что он мой?».

Клаудия, пользующаяся тем же языком, смерила Бето скучающим взглядом и, прицокнув языком, повернулась к Чоле, что в переводе значило: «а нам такие и даром не нужны».

 

Глава 2

Комната Чоле была украшена гирляндами цветов, а по углам были разбросаны высохшие пучки трав, распространявших терпкое благоухание и невидимые глазу чары из широкого ассортимента чар, имевшихся в запасе у Рамоны.

Накануне позвонила со своего ранчо Марианна, поздравив Чоле с возвращением домой.

— Ты надолго уехала? — кричала, как всегда, в телефон Чоле, не веря, что на далеком расстоянии можно слышать друг друга, не повышая голоса.

— Пока не выйдет полная луна! — отшутилась Марианна строчкой из песни.

— Ох, не нравится мне это! — сердито сказала Чоле. — Можно ли оставлять мужчин одних без присмотра! Хорошо, что я вовремя вышла из больницы!

— Вот я и уехала по делам на свое ранчо! С тобой они не пропадут! Береги их!..

Чоле догадывалась, что между Марианной и Луисом Альберто опять пробежала черная кошка, и решила на досуге подробнее расспросить обо всем Рамону. Если только та соблаговолит разговаривать на эту тему…

Клаудия пришла одной из первых и тут же взялась помогать женщинам.

«Хозяйственная, — отметила Чоле. — Такую бы хозяйку да нашему Бетито». Ей было все равно, кто будет его женой, — только бы была хорошей хозяйкой, хоть немного напоминающей ее саму…

Марисабель пришла с Джоаной и своей русской наставницей Катей Себастьянов.

В тени платанов расположился небольшой оркестр марьячис, по просьбе Чоле они заиграли всемирно известную песню «Сьелито линдо», которую подхватил весь двор.

Стройная Катя, то и дело сдувая белокурые пряди, норовисто спадавшие ей на лицо, во все свои голубые глаза и прелестные розовые ушки вбирала неповторимую красоту мексиканского народного пения.

Катя рассказала Джоане и Марисабель смешную историю, связанную с этой песней в России…

— Забрела эта мексиканская песня к нам в снега в двадцатые годы, когда наших матерей еще на свете не было, — увлеченно рассказывала Катя…

Катя залилась смехом:

— Испанский язык тогда в России мало кто знал. И уж конечно никто не знал, что «cielito lindo», то есть «дивный танец «сьелито», является просто восклицанием, присказкой…

— Услышал один рифмоплет эту песню по-испански и в ней слово «сьелито» и решил, что в Мексике есть такое имя женское — «Челита»!.. — всплеснула руками Катя, залившись звонким смехом…

— И поет с тех пор вся Россия песню про какую-то Челиту мексиканскую! — пропищала, задыхаясь от смеха, русская почитательница мексиканского фольклора.

Джоана и Марисабель от хохота согнулись в три погибели…

Двор продолжал радовать окрестности дружной хоровой серенадой:

Катя подбоченилась и тихо запела по-русски:

В мексиканской песне любовное объяснение, а в нашей поделке — описание какой-то кретинки, которой опасно возражать!.. — развела руками Катя. Джоана и Марисабель отнеслись с пониманием к недоумению русской балерины, столь сведущей в мексиканском фольклоре, и с патриотическим воодушевлением подхватили вместе со всеми новый куплет:

При этом Марисабель не оставила незамеченной беседу Бето с Клаудией, очки которой едва держались на кончике носа, что позволяло ей напрямую, без линз, таращиться на Бето, который рассказывал ей что-то, некрасиво размахивая руками перед самым ее носом, рискуя сбить вышеупомянутые очки… Этот сексуальный прием носить очки на самом кончике носа — кто же его не знает! Не переставая петь, Марисабель решительно направилась через двор к Бето…

— Бето, у меня шнурок на туфле развязался! — унизилась Марисабель до обмана, предварительно расшнуровав для этого на ходу туфлю. Мужчины особенно хорошо смотрятся, когда встают перед женщиной на колено. В данном случае просьба Марисабель была удачной еще и потому, что Клаудия, следуя взглядом за Бето, уронила-таки свои очки на землю!..

А Катя, обняв Джоану, вторила подруге своим звонким голосом с милым русским акцентом:

Из окна своей комнаты наблюдал за праздником старый дон Луис Сальватьерра. «Как жалко, — думал он, — что до этих дней не дожила Елена».

«Веселятся! — злобилась с кривой улыбкой на губах Белинда, унося на кухню грязную посуду. — А хозяйка-то дома от мужа сбежала!..»

 

Глава 3

Марианна стояла на пороге родного дома, где не была столько лет!

Здесь умер ее отец Леонардо Вильяреаль, здесь она испытывала притеснения мачехи Ирмы Рамос и приставания кузена Диего Авиллы. Отсюда она бежала в Мехико.

С большим опозданием и совершенно неожиданно выяснилось, что ранчо принадлежало ей, а не мачехе, которая вместе с Диего Авиллой, ставшим ее любовником, старательно скрывала это от Марианны.

Где они теперь? Алчность и преступления довели их до тюрьмы. Наверно, и сейчас еще там прозябают…

Ранчо было в запустении. Луис Альберто отшучивался, когда она спрашивала, не следует ли сдать его в аренду или продать?

Но вот странно, о былых неприятностях она вспоминала так, будто все это было не с ней.

На этом ранчо она познала радость земного существования, здесь породнилась с жарким мексиканским солнцем и напевами птиц…

Время — волшебный целитель и утешитель: оно вымарывает из памяти печальные страницы житейских неурядиц, делает краше мимолетные радости детства и отрочества…

Сейчас она вспоминала только хорошее.

Желтое платье с вышивкой по рукавам и подолу, подаренное отцом, когда ей исполнилось четырнадцать лет… Молитвы в храме у изваяния Девы Гвадалупе, которая столько раз исполняла ее желания…

Прогулки с отцом по окрестным полям, где он срывал цветы и многочисленные травы. Марианна и сейчас помнила многие из их названий.

Рамона сказала как-то, что, забывая названия растений, мы делаемся сиротами…

Попугай в клетке… Запах душицы и мяты в чулане…

Скачущие кони… Танцы и песни наемных работников в праздничные дни…

И колокольный звон, льющийся над землей воскресным утром…

Ее встретил сторож, дальний ее родственник со стороны покойной матери, Бартоломео Угарте, высокий худой молчун. Он присматривал за ранчо, время от времени наезжал в Мехико, где была замужем его дочь, и тогда навещал Марианну, рассказывая, кто из соседей умер, у кого кто родился. Сказать по правде, в последнее время Марианна уже и не понимала, кто есть кто.

Шофер такси поставил около входа в дом чемодан Марианны и две ее сумки, она расплатилась, и он уехал, сказав на прощание, что, ежели она захочет потанцевать, то лучший салон в соседнем городке Сан-Мигель, он называется «Эль Сапатео» и принадлежит его брату Ласаро Кироге.

— Только этого мне и не хватало! — улыбнулась Марианна.

— Почему ты не предупредила о приезде, дочка? — хмуро спросил Бартоломео.

— Сама не знаю, Барто… Не подумала.

— А вдруг бы я отлучился?

— Пошла бы спать на сеновал…

— Где он, сеновал!.. Все тут еле дышит. Нет, Марианна, надо что-то делать с твоим ранчо! Грех обижать землю. Земля — женщина, ей забота нужна.

— Вот мы с тобой и подумаем, что с ней делать… Может быть, я здесь навсегда останусь.

— Вот бы славно было! — обрадовался Бартоломео. — Луис Альберто и Бето, если с умом возьмутся за это хозяйство…

— Кто тебе сказал, что Луис Альберто и Бето стали бы здесь жить?

Бартоломео, просверлив ею колючим взглядом из-под лохматых бровей, осторожно спросил:

— Вы что… Разошлись?

— Пока разъехались, а дальше видно будет. Как бы там ни было, пора приниматься за уборку.

— Нечего тебе уборкой заниматься. Не твое это дело. Я позвоню внучке Кармен, она как раз из Мехико приехала погостить, вмиг все приберет.

— Бартоломео! Ты думаешь, я разучилась мыть полы и вытирать пыль? За кого ты меня принимаешь?

— Нехорошо это. Все-таки ты хозяйка ранчо, и не пристало тебе разыгрывать из себя Золушку!

Кармен добралась на ранчо за час. Смуглая, с черными, как вороново крыло, волосами, приземистая девушка улыбнулась Марианне широкой белозубой улыбкой. Она была в джинсах и широкой мужской рубахе навыпуск.

Марианна, подладившись под нее, тоже надела брюки, и они принялись за уборку, сперва кухни и ванной, потом прихожей и гостиной.

Пока они работали, Кармен рассказывала о своем житье-бытье в Мехико. До последнего времени она была продавщицей в магазине игрушек, но домогательства хозяина, вошедшего в возраст мышиного жеребчика, заставили ее уйти.

Пообедали на кухне. Дон Бартоломео достал бутылочку текилы, и Марианна с Кармен составили ему компанию.

К вечеру, когда Кармен отправилась домой, Марианна пошла в свою комнату.

Она хотела сделать это с того момента, когда переступила порог дома, но что-то удерживало ее. Так дети оставляют самое вкусное напоследок.

Она поднялась на второй этаж и открыла скрипучую дверь в детство.

Тот же комод с сухими цветами бессмертника в вазоне и большой розовой ракушкой. А рядом — пустая клетка, в которой еще сохранился помет попугая Фео, кличка которого (Некрасивый) ему не нравилась, что можно было заключить по его ворчливому отзыву: «Грасьосо!» («Прелестный!»). Тут же стояли большие зеленые, желтые и синеватые бутыли, глядя сквозь которые можно было превращать окрестности в подводное царство, китайское государство или в ночной лес.

С опаской она подошла к зеркалу.

Должно быть, от предков унаследовала она настороженное преклонение перед этим мистическим отражателем мира.

К этому чувству с годами прибавилась обыденная неприязнь женщины, распознающей в своем отражении неумолимую работу пластического хирурга по имени Возраст.

Зеркало детства! Вот бы, заглянув в него, увидеть далекую себя?

Она приблизилась к зеркалу и написала пальцем на его запыленной поверхности: «Я приехала! Здравствуй!»

И зеркало в растрескавшейся раме ответило ей… выпавшим из-за него пожелтевшим от времени конвертом.

 

Глава 4

Под крылом самолета слепила глаза гладь Мексиканского залива. Серебристыми шелушинками белели внизу шедшие в разных направлениях корабли.

На мелководье синие, зеленые, бирюзовые и голубые тона складывались в поразительно четкую рельефную карту морского дна.

Было видно, как внизу идет огромная стая рыб.

Проплыл удлиненный островок, поразительно похожий на баракуду, у которой был даже «глаз» — то ли маленькое озеро, то ли небольшое водохранилище, пустившее солнечный зайчик в сторону самолета.

В салоне тихо звучала русская народная мелодия.

Аэрофлотовский рейс Мехико — Москва с посадкой в Гаване состоял из мексиканских туристов, кубинских дипломатов и русских американцев из Калифорнии, избравших этот рейс как не самый комфортабельный, но наиболее дешевый.

Когда-то миловидные, а ныне сильно накрашенные неопределенного возраста стюардессы болтали между собой, не обращая никакого внимания на загорающиеся лампочки вызова.

Блас вспомнил шутку одного мексиканского журналиста, окрестившего в своей статье русскую авиакомпанию «летучим ГУЛАГом».

Танцорки из «Габриэлы» привлекали всеобщее внимание. Девушки понимали это — разговаривали и смеялись громче обычного, а ходили и жестикулировали — как будто они не в тесном проходе самолета, а на помосте парижского салона мод.

Виктория сидела, закрыв глаза. По щекам ее катились слезы.

В который раз она вспоминала пережитое за последние дни, но только сейчас со всей полнотой и трагизмом поняла, на какой ниточке и над какой пропастью висела жизнь Бегонии.

Ее очень тревожило, не отзовется ли нервное напряжение, которое та испытала, на ее здоровье. Сразу же по возвращении она поедет с ней в Медицинский центр, где к этому времени консилиум врачей составит полное представление о развитии ее болезни.

И еще ее беспокоила судьба денег, которые пожертвовал Луис Альберто для освобождения сестры, — неужели их не найдут!

Боже! Если бы не он — она могла бы лишиться сестры! Эта мысль ужаснула ее и пробудила в ней глубокую благодарность к Луису Альберто.

Она повторила эту мысль вслух сидевшему рядом Бласу:

— Блас, если бы Луис Альберто не помог, я бы лишилась сестры?

Блас ничего ей не ответил, и она задала еще один вопрос:

— А с ними можно торговаться?

Блас кашлянул, прочищая горло, и ответил:

— Можно. Торговаться всегда можно…

— Если бы я не нашла деньги, они… убили бы ее?

— Может, и не убили бы… Впрочем, все ведь обошлось. Зачем думать о том, чего не было? Тебе надо набраться сил. Ты бы поспала…

Бласа не покидала тревожная мысль, которая осенила его во время взлета: кому-то обязательно придет в голову, что только он мог быть заинтересован в возвращении Бегонии ее сестре-танцовщице, вылетающей вместе с ним на гастроли за границу?

Впрочем, его теперь больше занимало другое: встреча с родиной, которую он покинул вплавь несчастным кубинским сиротой и к которой он приближался сейчас на русском самолете состоятельным «мексиканским» предпринимателем…

Блас вышел из самолета в теплый кубинский полдень, настоянный на запахе прелых пальмовых листьев и сигарного дыма. Он не думал, что родина настолько жива в нем и можно так мгновенно и полно вспомнить ее кожей и обонянием.

Будто он снова надел рубашку, которую снял совсем недавно, ложась спать.

А сои этот длился тридцать лет…

Черные, темные, белые лица — всевозможных смесей кофе с молоком — окружали его. Шумная речь, новые для его слуха, непонятные словечки и выражения: язык тоже не стоит на месте, отторгая отжившее, рождая новые слова для новых дел и мыслей…

Больше всего в первые часы пребывания на родине его удивило в кубинцах несоответствие нервной возбужденной речи и выражения глаз, в которых сквозила подавленность, усталость, безразличие…

Труппа, прибывшая на гастроли, разместилась в гостинице «Насиональ», старинном, с двумя башенками здании на невысокой прибрежной скале, с королевскими пальмами во дворе и старинными пушками.

В своем номере Блас стоял у окна с видом на море.

Внизу влево и вправо уходила бесконечная набережная — Малекон, на парапете сидели и лежали влюбленные парочки. Бласа поразило малое количество автомобилей и их жалкий вид.

В узкую горловину бухты входило огромное океанское судно — казалось, что оно движется посуху.

В вестибюле гостиницы, куда Виктория на старомодном лифте спустилась купить конфеты, единственным местом, где что-либо продавалось, оказалась тесная лавка для имеющих валюту гостей. У входа в нее стоял человек, бдительно следивший за иностранным происхождением посетителей.

Вышедшие из моды, лежалые тряпки вперемешку с революционными сувенирами из пальмовой соломки и ломаных ракушек, подозрительная парфюмерия и выцветшие на солнце конверты местных пластинок оставляли жалкое впечатление. Русская водка, болгарский коньяк, а вместо конфет жвачка с надписями арабской вязью.

— Простите, у вас есть шоколадные конфеты? — попробовала Виктория привлечь внимание продавца, прилипшего к телефонной трубке.

— У них как раз кончились, — услышала она за спиной негромкий бархатный голос.

Виктория обернулась и увидела худощавого высокого человека в голубой гуайабере с серебристой вышивкой. В верхнем кармашке гуайаберы торчали три сигары.

— Не правда ли, любопытный у них ассортимент?

Незнакомец был в темных очках, у него были черные гладкие волосы и тонкие усы, делающие его похожим на метрдотеля недорогого ресторана.

— Даю голову на отсечение, здесь нет того, что вы ищете.

— Нет, почему же? — сказала норовистая Виктория, попросив у продавца фотопленку.

— Прошу вас, не делайте этого, — сказал с улыбкой незнакомец. — На этой пленке можно снимать только темную, безлунную ночь. Если вы позволите, я подарю вам «Кодак», у меня есть лишние кассеты…

Неприязненный взгляд продавца сменился удивленной улыбкой, когда на прилавок упала пятидолларовая бумажка.

Взяв Викторию под локоть, белозубый незнакомец провел ее в маленький бар около бассейна, где заказал апельсиновый сок и три плитки шоколада.

У него был не кубинский акцент.

— Вы не кубинец, — сказала Виктория.

— Нет, — ответил он.

— Никарагуанец?

— Нет.

— Тогда…

Виктория пожалела, что ступила на эту тропу: двадцать испанских диалектов в странах Латинской Америки потребовали бы нескольких минут на их переборку.

— Не ломайте голову. — Незнакомец с заговорщицким видом склонился к Виктории. — Надеюсь, вы умеете хранить тайну… Я аргенчилигуаец из Эквакубы.

Виктория рассмеялась.

— А вы Неукротимая Виктория Хауристи из ресторана «Габриэла»…

— Ах так! — сказала она. — Вы из кубинской службы безопасности…

— Плохо отгадываете! — строго сказал незнакомец. — Я велю доставить «Кодак» в ваш номер.

Он раскланялся и ушел.

Приставленная к труппе гид, высокая мулатка Дульсе Мария, сообщила, что в восемнадцать часов их ждет для встречи с прессой и небольшого приема руководительница кубинской концертной организации Хуанита Толедо.

Блас не поверил своим ушам! Как всегда в моменты крайнего напряжения или опасности, у него по-бульдожьи выпятилась нижняя челюсть…

 

Глава 5

Врач навещал Бегонию через день. По его мнению, ее состояние было хорошим — относительно хорошим для девушки, перенесшей столь сильное потрясение, как похищение и связанные с ним волнение, усталость и нарушение диеты.

Падре Адриан окружил девушку трогательной заботой. Купил ей новейший лазерный магнитофон и компакт-диски с музыкой классиков, в основном литургической.

За столом он рассказывал ей смешные истории из своей жизни, деликатно воздерживаясь от вопросов: он не хотел доставлять немой девушке лишние хлопоты, связанные с написанием ответов на бумаге.

Впрочем, большой рисовальный альбом и карандаш всегда были у нее под рукой.

После отлета Виктории в нем почти не было ее «разговоров», только просьбы к Альбе или вопросы к ней, связанные с порядками в новом доме.

Но она почти все время писала в нем — наброски песен. Музыка продолжала звучать в ее душе. Только тексты теперь стали еще печальнее…

Два или три раза она задала на бумаге вопросы, которые так или иначе были связаны с семейством Сальватьерра. Падре Адриан посчитал, что этот интерес продиктован чувством благодарности к Луису Альберто, боровшемуся за ее спасение.

«Это правда, что дон Луис Альберто долго не знал о существовании Бето?»

— Знал, но не верил. Он считал, что Бето плод воображения доньи Марианны.

«А Марисабель действительно не родная, а приемная их дочь?»

— Это верно. Но про нее и не скажешь так. Джоана и Карлос, так же как в случае с Бето, нашли свою дочь через много лет. Девочка выросла в семье Марианны и Луиса Альберто, и они считают ее родной.

«Значит, Бето и Марисабель как бы брат и сестра?»

— Конечно.

Несколько другого мнения была служанка Альба.

— Больно уж нравится он ей… Помню, во время венчания ее родителей у нас в храме она так и льнула к нему. Красивая пара…

Служанка Альба души не чаяла в девушке, которая то и дело порывалась ей помогать: прибиралась в комнате, уносила со стола и мыла посуду. Альба чувствовала в ней родственную душу.

Выросшая в многодетной семье, Бегония не умела сидеть сложа руки. Дома, в Бильбао, после отъезда Виктории она помогала матери управляться с младшими сестрами и домашними делами. Жаль только, что из-за обострения болезни она быстро уставала.

У падре Адриана девушка много читала, в основном книги о жизни Христа. Здесь было великолепное издание Библии с гравюрами Гюстава Доре. Особенно ее взволновало то место в Евангелии, где рассказывается о чудесном оживлении девочки:

«…подошел к Нему некоторый начальник и, кланяясь Ему, говорил: дочь моя теперь умирает; но приди, возложи на нее руку Твою, и она будет жива… И когда пришел Иисус в дом начальника и увидел свирельщиков и народ в смятении, сказал им: выйдите вон, ибо не умерла девица, но спит. И смеялись над Ним. Когда же народ был выслан, Он, войдя, взял ее за руку, и девица встала. И разнесся слух о сем по всей земле той».

Она живо представляла себе описанные в Евангелии сцены, и ей казалось, что она присутствует в каждой из них, следуя вместе с народом по пятам Сына Божьего. Но даже в этих мечтах она не в силах была тронуть Его одежды и попросить Его о том, чтобы он вернул ей речь…

Она так желала этого! Больше всего на свете ей хотелось говорить… с Бето.

Она и говорила с ним мысленно.

Конечно, если бы она обрела дар речи, она никогда не решилась бы пересказать ему то, что говорила ему в мыслях: как он ей нравится, как ей хочется, чтобы он пожил в доме падре Адриана, как она мечтает о том, чтобы он обнял ее.

Ее голос был беззвучным. Она представляла себе, каким бы был у нее голос, если бы Иисус подарил ей дар речи?

Таким же, как голос Виктории?..

Однажды за завтраком она написала Альбе:

«Альба, вы знаете телефон сеньора Сальватьерра?»

— Конечно, у падре Адриана он есть.

«Прошу вас, позвоните Бето. Не может ли он прийти?»

— Обязательно позвоню. Дождусь падре Адриана, возьму у него телефон и тут же свяжусь с Бето.

Альба не забыла про обещание и, когда падре Адриан пришел на обед, взяла у него телефон дома Сальватьерра.

К телефону подошла Марисабель. Бето был на занятиях. Альба передала девушке просьбу Бегонии.

— А зачем она просит, чтобы он пришел?

— Не знаю. Наверно, скучает. Мы с падре Адрианом делаем все возможное, чтобы она у нас чувствовала себя хорошо. Она славная девушка. Помогает мне. Много читает. Только я думаю, мы с падре Адрианом не та компания, которая нужна девушке. Вот она и решила повидаться с Бето…

— Почему именно с ним?

— Просто так, наверно. Она мало кого в Мексике знает. Она ведь басконка из Бильбао. Живет с сестрой…

— Да, да… Я припоминаю, Бето был у них…

— Отвлечься ей хочется от воспоминаний… Страшно и подумать, через что ей пришлось пройти. Не дай Бог никому!

— Насколько я понимаю, она… немая. Как же она будет с ним разговаривать?

— Так ведь она свои вопросы пишет. И отвечает так же, карандашом на бумаге!

— Хорошо, я передам Бето, когда он вернется из школы…

 

Глава 6

В конверте, выпавшем из-за зеркала в первый день ее возвращения на фамильное ранчо, оказался набросок письма, написанный рукой отца.

Марианна помнила его последние дни. Он провел их в этой комнате, где Марианна ухаживала за ним, оберегая от грубостей и попреков Ирмы, которая не могла дождаться его кончины.

Письмо было обращено к неведомой женщине и было исполнено тоски, нежности и чувства вины перед ней.

Марианна знала, что после смерти ее матери отец запил и вел безалаберный образ жизни. Мачеха Ирма не только не отвратила его он вина, а, наоборот, поощряла его пьянство, надеясь приблизить этим его смерть.

Очевидно, письмо, которое отец писал втайне от Ирмы, он прятал за зеркалом, висевшим возле кровати. Она и сейчас еще стояла на том же месте.

Затаив дыхание, Марианна разбирала выцветшие буквы.

«Дорогая моя Мириам,

видит Бог, как мне трудно в эти дни, очевидно, последние в моей жизни. Я пишу тебе в надежде, что ты получишь это письмо и выполнишь все, что я прошу.

Но прежде я должен на коленях попросить у тебя прощения за то, что не уделял тебе должного внимания, не навещал тебя все эти годы.

Сейчас мне стало известно, что ты живешь в Куэрамаро, и я постараюсь как можно скорее переправить тебе это письмо.

Самый большой мой грех, что я не познакомил тебя с Марианной. Я стыдился сделать это по той причине, что не хотел печалить тебя. Но рано или поздно вы должны увидеть друг друга. Я надеюсь, что вы могли бы сдружиться. Только эта мысль и скрашивает мои последние дни.

Во время встречи с моим дорогим другом Луисом де ла Парра, который недавно посетил меня, я рассказал ему о тебе, о том, как ты дорога моему сердцу, и попросил его заняться моими делами после того, как меня не станет. Он обещал сделать это. Так что пусть тебя не удивляет, если через какое-то время ты получишь от него весточку.

Если Господь продлит мои дни и я хотя бы на короткое время смогу встать на ноги, я во что бы то ни стало вместе с Марианной приеду к тебе, и мы сможем обсудить вместе все наши дела.

Так что до скорой нашей…»

На этом месте письмо обрывалось. Так недописанным и пролежало оно все эти годы за зеркалом.

Очевидно, письмо было адресовано какой-то пассии отца. Нежность, с которой он обращался к ней, и озабоченность ее судьбой подтверждали это.

Куэрамаро находилось не очень далеко от этих мест. Наверно, отец страдал оттого, что не мог увидеть любимую женщину, живущую в нескольких десятках километров от его ранчо.

Марианна вспомнила то время и приезд к ним сеньора Луиса де ла Парра, которому отец передал завещание, обнаруженное лишь через многие годы после внезапной смерти доброго сеньора. Его архив попал к отцу Луиса Альберто — старому дону Альберто Сальватьерра, и тот, перебирая бумаги друга, наткнулся однажды на этот документ, сделавший в одно мгновение Марианну богатой, а Ирму Рамос нищей…

— Бартоломео, — спросила Марианна вечером, перетирая за кухонным столом тарелки старого сервиза, — не знал ли ты некую Мириам из Куэрамаро, с которой был знаком отец?

Ее вопрос то ли не понравился Бартоломео, то ли навел его на какие-то свои мысли, но только он ничего не ответил, переведя разговор на то, что незадолго до ее приезда звонил сеньор, назвавшийся Ласаро Кирога, который спросил телефон и адрес сеньоры Марианны Вильяреаль в Мехико, так как хотел с ней переговорить по какому-то важному делу.

 

Глава 7

Да, это была она — Хуанита Толедо. Как тогда коротко стриженная, но поседевшая, с той же неестественной улыбкой. Только лицо ее было обгорелым, как бы оплавившимся…

Блас не испытал сострадания при виде этого лица. Он и сейчас сожалел, что она не погибла в огне дома, подожженного им в отместку за ее подлость!

Хуанита была в зелено-оливковом обмундировании «Тебе бы пошла борода повстанца!» — зло подумал Блас.

Она подобострастно пожала руки каждой из танцорок и ему. Рукопожатие было энергичным. Хуанита не узнала в этом респектабельном мексиканце в темных очках щуплого соседа времен ее юности…

В краткой речи, зачитанной по бумажке, кубинская чиновница благодарила мексиканских «компаньерас» за их прилет на «остров свободы», где, она уверена, их труд будет по достоинству оценен публикой.

Номер люкс оказался душной каморкой со сломанным кондиционером, покрытие пола было прожжено сигарными окурками. Из крана текла вода, подозрительно напоминавшая сукровицу. На стене висела большая фотография бородатых повстанцев на танке.

Скандалить, ссылаясь на условия контракта, Блас не стал. Это непременно привело бы к свиданию с Хуанитой Толедо, а встретиться с ней он хотел не по этому поводу…

Блас был неприхотлив. Ему приходилось ночевать и в местах похуже. Некоторые могли стать местом его вечного покоя…

Личный автотранспорт оказался русским вариантом «фиата». Ключи от него вручила ему улыбчивая Дульсе Мария.

Под вечер он пригласил ее сопроводить его в поездке по городу, который ему захотелось осмотреть.

Дульсе Мария вызвалась сесть за руль, и он поблагодарил ее:

— Незнакомый город полон загадок и опасностей. Спасибо, что вы избавляете меня от возможных неприятностей.

— Транспорта у нас сейчас не так много, машины устарели, пришли в негодность, трудности с бензином. И водят у нас намного спокойнее, чем в Мексике.

У нее была темная кожа и точеные европейские черты лица — словно стройная высокая немка решила наложить темно-кофейный грим. Дульсе Мария была поразительно хороша собой. Ее красота завораживала, притягивала и в то же время словно отчуждала.

Она знала это и, по-видимому, смущалась этим своим достоинством — так известная актриса тяготится на улице избыточным к себе вниманием толпы.

Дульсе Мария уверенно вела машину по набережной Малекон.

Эта часть Гаваны — Ведадо, на открытках похожая на Нью-Йорк в миниатюре, с отелем «Хилтон», законченным в канун революции и переименованным в «Гавана либре», двумя небоскребами и зданием в виде раскрытой книги, при ближайшем рассмотрении имела жалкий вид.

— Ты впервые на Кубе?..

Блас не удивился тому, что она обратилась к нему на «ты». Во многих странах Латинской Америки это не грубость, а языковая действительность: сказать «вы» — значит воздвигнуть стену между собой и собеседником.

— У меня такое чувство, будто я уже здесь бывал! — уклонился он от прямого ответа, почему-то ему не хотелось ей лгать.

— И тебе нравится?

Он покосился на нее, она повернула к нему печальное лицо и добавила.

— Прости за провокационный вопрос. Как может нравиться мексиканцу остров, медленно тонущий в море.

— Еще и дня не прошло, как я здесь, мне трудно судить. Но раз на этом тонущем корабле находитесь вы… — он тут же поправился, — находишься ты, значит, жить можно!

Она рассмеялась.

— Обязательно сменю работу!

— А чем эта плоха?

— К вечеру от комплиментов меня…

— Пожалуйся Господу Богу и твоим родителям, что они тебя сотворили такой…

— Опять?!

— Такой уродливой! — выкрутился Блас.

Она чудесно смеялась, только не следовало ей при этом закидывать голову и барабанить руками по баранке. Тем более что они въехали в тоннель.

— Вот мы и в аду! — воскликнул Блас. — Я и не заметил, как мы попали в аварию! Научишь меня барабанить при езде по баранке?!

— Это Мирамар, — сказала она, отсмеявшись, когда они выехали из тоннеля. — До революции здесь жили аристократы и магнаты. Теперь на их виллах детские сады и общежития студентов… Ну и… резиденции ответственных работников.

Ему ли было не знать, что такое Мирамар…

Здесь он жил с мамой в предоставленном ему студией «Кубанакан» жилище. Это была половина маленького фешенебельного домика, вторую половину которого занимала Хуанита Толедо, в ту пору «специалист по культуре», читавшая лекции в университете.

Она приехала на революционную Кубу из Аргентины, как многие леваки-недоучки, слетевшиеся под революционный шумок со всего мира просвещать «победивший народ». Пропуском служил клич «Родина или смерть!», достаточный для того, чтобы получить жилье и оклад.

Ловкая Хуанита тут же обзавелась любовником-негром, веселым офицером повстанческой армии. Шумные оргии с пением революционных песен однажды заставили мать Бласа поговорить с соседкой. Она обратила внимание Хуаниты на несоответствие ее поведения «социалистической морали», тем более что та преподавала «культуру» в университете.

Хуанита поклялась, что «больше не будет».

И тут же настрочила донос на Бласа как на гомосексуалиста в соответствующий сектор министерства внутренних дел.

Иногда, возвращаясь со студии, Блас приглашал на чашечку кофе кинооператора Мануэля Риваса, одинокого пожилого человека с женоподобными ужимками и манерной речью. Бласу было наплевать, что говорили об этом человеке на студии. Для него — начинающего «киношника» — каждая беседа с доном Маноло была открытием великого искусства живописания светом и тенью, чем и является кинооператорское дело.

Дон Маноло участвовал в съемках знаменитого голливудского фильма «Старик и море» по повести Эрнеста Хемингуэя, а незадолго до прихода Бласа на студию «Кубанакан» был ассистентом замечательного русского кинооператора Сергея Урусевского, снимавшего с не менее знаменитым режиссером Михаилом Калатозовым совместный русско-кубинский фильм.

Дон Маноло был совестливым «мариконом»: у него и в мыслях не было соблазнять пытливого парня, увлеченного своей будущей профессией. Он рассказывал ему интересные эпизоды из операторской практики, делился секретами, связанными с выбором кинопленки, аппаратуры, оптики…

Аргентинская стерва тонко учла ситуацию — начало кампании по борьбе с «буржуазными влияниями», одной из бесчисленных кампаний, имевших целью отвлечение народа от неудач новых правителей «острова полной свободы»…

Она добилась сразу двух выгод: выселила «гомосексуалиста» и его мать и завладела (не без помощи своего опекуна) второй половиной коттеджа.

— А ваша руководительница тоже живет в Мирамаре? Она ведь ответственный работник?

Дульсе Мария поморщилась.

— Да… Моя мать живет здесь. Вон ее дом. — И она указала оторопевшему Бласу на проплывавший мимо коттедж — тот самый…

— Она живет с твоим отцом?

— Жила…

— Они развелись?

Блас подумал, что его вопросы ей неприятны. Но девушка не промолчала. Ему показалось, что ей хочется быть с ним откровенной.

— Отца расстреляли…

— Прости, что я так любопытен.

— Ничего… Он был команданте… Они жили с матерью до того, как с ней произошло несчастье… Пожар, в котором она чуть не сгорела… Отец поступил благородно, женился на ней… А вот она, когда его забрали, отреклась от него… Теперь она напивается в одиночестве. Ставит пластинку с танго Карлоса Гарделя и пьет.

«Вспоминает свою Аргентину, гадина!» — зло подумал Блас.

— Дульсе Мария, я хотел бы вернуться в отель, — сказал он, искоса любуясь строгим профилем мулатки…

— Хорошо.

Остановив машину у входа в отель, она сказала:

— Я не живу с матерью. И очень бы хотела попросить тебя… Не придавай большого значения тому, что я дочь ответственного работника…

— Что ты делаешь вечером?

— Я в распоряжении вашей труппы.

— Значит, и в моем. Как бы ты посмотрела на то, чтобы поужинать со мной?

— Я бы сказала, что ты умеешь читать мысли.

 

Глава 8

После всех волнений, которые испытала Марисабель из-за козней Лили, ее отношения с Бето снова были такими, как после венчания Джоаны с Карлосом: они часто бывали вместе, один раз ходили в дискотеку.

Для того чтобы избавиться от приступов ревности к парку Чапультепек, куда коварная Лили завлекла Бето, она сама увлекла его туда. Они провели чудесный день среди детворы и пенсионеров, катались на карусели, лакомились мороженым и воздушным сахаром.

Когда они проходили мимо огромной сейбы, Бето указал на нее Марисабель и, подойдя к неохватному стволы, прислонился к нему спиной, сказав:

— Вот то самое дерево, у которого на меня напала со своими поцелуями Лили!

— Зачем мне знать это? — спросила Марисабель.

— Почему бы и тебе не сделать то же самое? — предложил «гнусный изменщик» Бето, закрыв глаза, раскрыв объятия и выпятив губы.

Она подкралась к нему и приложила к его губам два сложенных пальца, которые он поцеловал. Открыв глаза и убедившись в обмане, он хотел схватить ее, но она увернулась и бросилась бежать, что всегда — еще со времен праматери Евы — делают девушки, когда им нравится парень…

Луис Альберто не пощадил щепетильность Марисабель, позвав ее однажды в кабинет, чтобы показать «порнографические подвиги» ее подруги.

Будь дома Марианна, он бы посоветовался с ней. Скорее всего она бы не позволила ему шокировать Марисабель.

Но Луис Альберто считал по-мужски, что лучше правда, какая она ни есть, чем всевозможные дипломатические умолчания и экивоки.

Он достал одну из «умеренных» фотографий, которые олимпийская надежда Мексики — славный Сихисмундо Буэно отнял с подзатыльником у своего отпрыска и которые через посредство частного детектива Серхио Васкеса попали к Луису Альберто.

Он положил эту фотографию рядом с той, на которой Лили целовала Бето, прижав его к пресловутому невинному дереву.

— Отец! — сказала Марисабель. — Фотографию этой влюбленной парочки я уже видела. А что касается другой фотографии, то не решил ли ты воспитывать меня на примере того, что не должна делать девушка из порядочной семьи? Зачем ты мне показываешь эту гнусность?

Луис Альберто, посмеиваясь в глубине души над «взрослой» осведомленностью Марисабель о существовании столь фривольной продукции, строго сказал:

— Я понимаю, что любая девушка твоего возраста хотя бы раз сталкивалась с подобными произведениями порнографического искусства. И я не стал бы тебе их показывать с целью воспитания.

Луис Альберто помолчал, размышляя, стоит ли выводить на чистую воду ее подругу. И решил довести дело до конца. Он хотел, чтобы между Бето и Марисабель не было недомолвок. Сколько раз он сам и Марианна из-за козней недругов или по собственной глупости могли навсегда потерять друг друга.

— Считай, что ты участвуешь в телеконкурсе. Вопрос… Что общего между этими фотографиями. Включаю секундомер! — И Луис Альберто ударил ручкой по стеклянному абажуру старинной настольной лампы.

— Ну, обе пары занимаются одними и теми же непристойностями… С той разницей, что на этой фотографии, где изображен Бето, он, слава Богу, в одежде, но все равно у него страшно идиотский вид!..

— Осталось десять секунд!

— А на другой фотографии девушка, у которой не видно лица, щуплая, как голодная курица!..

— Премия тебе не присуждается. Смотри, глупенькая. Видишь «большую медведицу» на локте незнакомой негодяйки?

— Вижу…

Луис Альберто ткнул карандашом в локоть Лили на фотографии, сделанной в парке Чапультепек.

— О-о-о! — воскликнула Марисабель, растянув этот звук на несколько секунд. — Лили! Фу, какая гадость!

И чуть не задохнулась от страшной догадки:

— Так, значит, этот… который… с ней… тоже Бето?!

— Этот волосатый таракан?! Дочь, как ты могла такое подумать! — патетически, но не очень, воскликнул отец. — Чтобы мой Бето…

«А почему бы и нет? — заговорил в нем мачо. — Что он, импотент какой-нибудь! Да мой мальчик вполне!..»

Он чуть не прыснул в кулак, подумав о том, как в нем взыграло мужское начало, но, взяв себя в руки, высказался вполне в духе добропорядочного семьянина:

— Конечно, это не Бето. Это фотограф Кики, который снимал себя с девчонками скрытой камерой и продавал снимки вместе с наркотиками по школам. Тот же самый Кики, который участвовал в похищении Бегонии и был убит его дружком Себастьяном. Ты ведь знаешь эту компанию…

К несчастью, Марисабель знала эту компанию. И сама когда-то познакомила Бето с Лили и ее приятелями. Кто бы мог подумать, что эта развязная, но с виду обычная, «в духе времени» девчонка способна на такое! Бедная тетя Эльса!

— Отец, а тетя Эльса знает?

— Нет, мы скрыли от нее этот факт. А Лили я велел передать, что, если она однажды хоть на шаг приблизится к нашему дому, ей несдобровать!

— Все зависит от того, не захотят ли ее некоторые видеть в этом доме! — сказала с намеком Лили, но, видя как у понявшего, куда она клонит, Луиса Альберто сердито сдвигаются брови, быстро добавила: — Впрочем, для всех нас это хороший урок.

— Для всех вас! — уточнил Луис Альберто.

Она не сердилась больше на Бето, который чуть было не стал (но ведь не стал же!) добычей развратницы Лили.

 

Глава 9

Сеньор, назвавшийся Ласаро Кирогой, не преминул позвонить еще раз, попросив к телефону сеньору Марианну Вильяреаль.

Бартоломео удивило, откуда он знает о ее приезде, что он и сказал Марианне, подзывая ее к телефону. Однако звонивший сам ответил на этот вопрос: узнал он о том, что донья Марианна наведалась на свое ранчо, от своего брата-таксиста, который привез ее с аэродрома.

— Не могли бы вы уделить мне хотя бы полчаса, чтобы поговорить о том, что вас, возможно, заинтересует?

— О чем именно?

— Видите ли, я часто бываю в ваших местах, и не раз, видя плачевное состояние вашего ранчо, хотел справиться у вас, не склоняетесь ли вы к его продаже?..

— Сеньор Кирога, скажу вам откровенно, что не склоняюсь…

— Так, так… И все же, не были бы вы столь любезны, раз уж мы познакомились, принять меня?

— Сеньор Кирога, по крайней мере не в ближайшую неделю. Однако, если у вас есть еще какое-то ко мне дело, вы можете воспользоваться этой нашей беседой…

— Да, конечно. Я владелец танцевального салона «Эль Сапатео», о чем вас, как я понимаю, оповестил мой брат Элиас, полагающий своим долгом рекламировать мое заведение, что мне крайне неприятно, да и нет в этом нужды, так как мои дела и без того идут довольно успешно…

— Я очень рада за вас, — сказала Марианна, выслушав эту тираду и внутренне потешаясь над тем, как ловко человек рекламирует свое заведение, рассказывая о том, что в рекламе не нуждается. — И раз уж дела ваши идут и без того хорошо, то я откажусь от благотворительного посещения вашего салона…

— Но как раз о благотворительности я и хочу поговорить с вами! Нет, нет, не подумайте, что о благотворительности в мою пользу! Я устраиваю благотворительный бал в пользу детей-инвалидов и хотел просить вас быть его феей-хозяйкой.

«Напористый сеньор!» — подумала Марианна, рассмеявшись.

— Но я горбатая и кривая! К тому же у меня иногда выпадает вставная челюсть и я страдаю плоскостопием! — сказала она с озорством той Марианны, которая жила здесь давным-давно.

— Ах, донья Марианна, мой брат сказал, что вы вылитая Вероника Кастро!

— Вот как!

— А ваш юмор свидетельствует о том, что никто лучше вас не справится с этой ролью…

— Сама не знаю, что мне с вами делать! — расхохоталась владелица ранчо Вильяреаль.

— Позвольте мне заехать к вам. Я и вправду займу у вас немного времени…

— Вы знаете, скажу вам откровенно, сейчас дом в таком состоянии, что я не отважусь никого сюда пригласить…

— Тогда позвольте моему сыну Джеймсу заехать за вами в расчете на то, что вы осчастливите нас своим визитом.

Марианна сама не поняла, какие соображения заставили ее согласиться…

— Ладно. Пусть ваш сын позвонит мне утром, и мы договоримся, когда он заедет за мной. Заранее благодарю вас, сеньор Кирога.

К вечеру Марианна решила прогуляться. Ее сопровождал Бартоломео.

Взойдя на холм, с которого она любила в детстве наблюдать, как заходит за далекую горную гряду багряное солнце, она с замиранием сердца оглядывала знакомые места.

Вдали она различила новые контуры. Легкий дымок струился из трех труб приземистой фабрики, новый ажурный мост перепрыгнул через лощину, целый поселок из модерновых коттеджей вырос невдалеке, лесные насаждения скрыли красные проплешины на склоне ближайшей горы, в двух километрах от изгороди ее ранчо, у дороги, «клевали носом» несколько нефтяных качалок, матово серебрилось небольшое водохранилище, сбрасывавшее вниз почти вертикальную полосу воды, по склону другой горы уходила к вершине ниточка фуникулера, по которой двигалась крохотная красная кабина.

Здесь, на холме детства, Марианне почудилось вдруг, будто она услышала шум катящегося Времени, под колесами которого исчезают и возникают земные пейзажи.

Только ее ранчо осталось таким, каким было. Время не снизошло до него, обошло его стороной, и оно обветшало, стало похожим на музейный экспонат под открытым небом, который можно показывать школьникам, изучающим историю.

Но даже экспонаты под открытым небом не выглядят так, как ее запущенное фамильное наследство.

Марианна устыдилась, ей стала понятна укоризна дона Бартоломео, она вспомнила его слова о земле-женщине, рассчитывающей на любовь, и как женщина поняла его…

Ей захотелось возродить свое ранчо, чтобы оно снова ожило, дало радость ей, ее семье и работающим на нем людям.

Она была бы не прочь ухаживать здесь за своими внуками. Чтобы они росли, вдыхая этот воздух, и поближе познакомились с мексиканским солнцем на холме ее детства.

 

Глава 10

Блас сидел с Дульсе Марией за столиком гостиничного ресторана «Версаль», где на сцене под невообразимо громкий бой барабанов и визг труб безвкусно разодетые, вернее, полураздетые танцовщицы бились в падучей, которую ведущий объявил как тропический танец «гуагуанко».

— А ты умеешь танцевать это землетрясение? — чуть ли не заорал Блас, пытаясь перекрыть экологически вредный шум.

— Конечно! — крикнула Дульсе Мария, конвульсивно задергавшись в кресле, чтобы показать в сидячем положении, как бы она станцевала этот танец, если бы была на эстраде.

После напряженных дней в Мексике Блас расслабился. Мрачные мысли покинули его. Напротив него сидела поразительно красивая девушка. Он радовался, что она согласилась провести с ним вечер.

По окончании программы место за роялем, стоявшим около танцевального круга, занял широкоплечий темнокожий музыкант.

Вдоль опущенной крышки рояля стояли высокие табуреты, на которые сели несколько посетителей ресторана, поставив на крышку свои бокалы.

Подсел к роялю и Блас с Дульсе Марией.

Музыкант заиграл и запел, тихо и проникновенно, кубинскую песню «Черные слезы», в которой влюбленный порицал любимую за то, что она покинула его, но, вместо того чтобы «ругать ее с полным правом», он «услаждается ею в мечтах»…

Дульсе Мария увлекла Бласа на круг, и они закружились в умеренно ритмичном танце.

— Смотри-ка! Ты умеешь танцевать по-кубински! — сказала она. Эта похвала обеспокоила «мексиканца», и он, пользуясь тем, что в музыке был небольшой карибский синкоп, пару раз «невпопад» наступил ей на ногу.

— Напрасно я похвалила тебя, — сказала Дульсе Мария, шутливо нахмурив брови.

— Я провожу тебя, — сказал Блас, когда они вышли из ресторана в вестибюль отеля.

— А ты сможешь один вернуться в отель на машине?

— Не знаю… Наверно, — сказал он, внимательно посмотрев на Дульсе Марию.

— Хорошо, Блас, — ответила она, улыбнувшись.

Дульсе Мария жила не очень далеко, около здания университета, там, где Ведадо граничит со Старой Гаваной.

По крутой лестнице они поднялись на четвертый этаж старинного дома, в мансарду с прохладным мраморным полом и старинной мебелью.

— Это мебель твоих предков?

— Это мебель тех, кто бежал с Кубы, кто жил здесь раньше…

— Не боишься, что они вернутся?

Дульсе Мария внимательно посмотрела на него и ничего не ответила. Она прошла на кухню и принесла большой кувшин с апельсиновым соком и высокие стаканы.

— Я боюсь, что они вернутся не скоро…

Этот двусмысленный ответ через минуту после вопроса обескуражил его.

— Не понимаю, — сказал Блас.

Она подошла к нему, положила руки ему на плечи и неуверенно поцеловала в губы.

Волна нежного чувства накатила на Бласа. Он бережно обнял ее и, положив руку ей на затылок, прижал ее губы к своим, словно боялся с ними расстаться, словно они были источником жизни, оторвавшись от которого, он погибнет.

Она увлекла его в ванную. Не зажигая света, они разделись и встали под душ. Так и стояли, обнявшись, прижавшись друг к другу, ухом к уху, будто каждый хотел услышать мысли другого.

Внезапно вода перестала литься, вместо нее из душа раздавалось дребезжащее сипение.

Блас осторожно обтирал большим полотенцем ее смуглое тело, словно боясь причинить ей боль, и целовал ее мокрое лицо…

Наслаждаться ею было желанно и одновременно кощунственно. Но ее глаза, которые казались то безумными, то страдающими, то спящими, неотрывно следили за ним, боялись, что он покинет ее, не утолив ее желания, не исчерпав до конца ее нежности…

Он проснулся оттого, что где-то неподалеку загорланил петух.

Это удивило его: петухи под небоскребами. Впрочем, то ли еще бывает на «острове полной свободы»…

Она ждала его пробуждения как любящая собачонка и, подобно ей, тут же полезла целоваться.

— Девушка, кто ты такая? И почему в моей постели? И вообще, где я? — воскликнул Блас.

— Меня зовут Дульсе Мария! И я в своей постели, а не в твоей! А вот кто ты и откуда, неизвестно! — радостно завизжала она, набросившись на него, как девчонка, затевающая возню…

Он решил высадить ее за два квартала до отеля. Не хотел появляться вдвоем в столь раннее время. Она улыбнулась.

— Кого ты хочешь обмануть? Служащих отеля? Кубинское министерство внутренних дел лучшее в мире. Поверь мне…

— Тебе видней, — сказал он, покосившись на нее. Если ты тоже из «внутренних» то внешне ты самая лучшая из них…

В номере, собирая чемодан перед выездом в Варадеро, где у труппы кабаре «Габриэла» было первое выступление, Блас еще и еще раз вспоминал произошедшее минувшим днем и ночью.

Ему показалось, что он и не уезжал с Кубы. Дульсе Мария вернула ему чувство родины стремительно и ярко. Он вспомнил чье-то изречение: родина там, где тебе хорошо. Значит, теперь он был дважды на родине — на земле, где вырос, и на земле, где ему было сейчас хорошо.

Но он тут же взял себя в руки: что же это за родина, где ему было так плохо!

И снова ему пришло на память «оплавленное» лицо Хуаниты. Он никак не мог связать ее с Дульсе Марией. Да и считала ли ее Дульсе Мария за мать?..

 

Глава 11

На празднике, устроенном в честь возвращения Чоле, приглашенная на него Клаудия не успела осуществить обещанное ею анкетирование.

Она позвонила на следующий день. К телефону подошел Луис Альберто.

— Дон Луис Альберто, могу ли я прийти к вам, чтобы получить ответы на мою анкету?

— Понимаете, Клаудия, — замялся он, — после всех событий мои дела на фирме несколько запущены…

— Дело в том, что я завершаю мою работу и должна провести несколько последних опросов на этих днях…

— Может быть, на ваши вопросы ответит Бето?

Клаудия выдержала пристойную паузу, чтобы не обнаружить свою радость: именно с Бето она и мечтала встретиться, — предложение Луиса Альберто было как нельзя кстати.

— В общем-то я хотела поговорить с вами. Но если вы сейчас не можете и уверены, что Бето не откажет мне, то отчего же… Пожалуй, начну с него.

Луис Альберто, извинившись перед Клаудией, сказал, что сейчас позовет Бето, и они сами решат, когда и где им встретиться.

Бето обрадовался звонку Клаудии. Он был очень благодарен ей за все, что она сделала для мамы Чоле. Только она, одна из тысяч прохожих, почувствовав неладное, склонилась над старой женщиной в забитом пешеходами подземном переходе.

Во время праздника у них в саду Бето два или три раза поймал на себе ее внимательный взгляд поверх очков и улыбнулся ей.

Не надо было ему улыбаться — слишком неотразимой для неопытных девушек (да и умудренных любовным опытом женщин) была его белозубая открытая улыбка, в которой сквозила искренность Марианны и лукавое добродушие Луиса Альберто.

Она попросила его приехать в университет.

Они устроились на каменной лавке в университетском саду.

В руках у исследовательницы проблем семьи и народонаселения был блокнот и портативный репортерский магнитофон.

Клаудия повела себя весьма «научно»: у нее был строгий вид, а крайне сосредоточенный взгляд поверх озорно сдвинутых на кончик носа очков говорил о том, что дневные занятия и бессонные ночи, проведенные за компьютером, лишают ее возможности заниматься чем-либо еще, кроме напряженной исследовательской работы.

Клаудия предупредила, что будет задавать свои вопросы с учетом того, что Бето, насколько ока знает, не женат.

Бето сам не мог понять, почему поведение Клаудии показалось ему смешным. И он с иронией ответил:

— Это ты по моему виду определила?

— Бето, у меня мало времени…

— Нет, серьезно, кто тебе сказал, что я не женат?

Она тревожно вскинула брови но, поняв, что он шутит, строго сказала:

— Если ты не в состоянии отвечать, то так и скажи…

— Я в состоянии. Но только, прошу тебя, улыбнись. А то ты похожа на детектор лжи, определяющий, правду я говорю или нет!

Клаудия расхохоталась.

— Ты ведешь себя приблизительно так, как рассказывала донья Чоле. Но только она рассказывала про тебя маленького, а ты оказывается, ничуть не изменился с детства!

Бето растерялся.

— А что она рассказывала?

— Как ты в три годика, увидев у своего однолетки это место, спросил у Чоле, такое ли в точности это самое место у нее самой?

Бето, покраснев, закрыл лицо руками и захохотал так, что птичка с дерева уронила на магнитофон Клаудии нечто желто-зеленое.

Бето с деланным ужасом спросил:

— А больше она ничего не рассказывала?

Клаудия вытерла листком, вырванным из блокнота, птичью кляксу и, хихикнув, сказала:

— Могу пересказать…

— Нет, нет, только не это! — патетически воскликнул большой ребенок.

Так или иначе, из-за несерьезного отношения Бето к проблемам перенаселенности земного шара у Клаудии нашелся повод повременить с интервью, и она предложила Бето съесть мороженое в студенческом баре…

Клаудия вырвала из блокнота листок и написала на нем вопросы: «Являются ли для тебя твои родители образцом семейных отношений?.. Могли бы они иметь еще детей?.. Если нет, то является ли причиной этого материальное положение?.. Если нет, то что?..»

— Сделаем лучше так, — сказала она, передав листок Бето, — я надиктую остальные вопросы на магнитофон, отдам тебе пленку, и ты вернешь мне ее с твоими ответами.

Заглянув в блокнот и включив микрофон, она стала наговаривать вопросы, на этот раз с игривой интонацией:

— А вот сколько детей, дорогой Бето, ты хотел бы иметь?

— С кем? — дерзко спросил Бето, настроившись на ее интонацию.

— Ну, хотя бы со мной? — сама не зная почему, воскликнула Клаудия.

— Милая! Ты хотела бы иметь от меня детей? — включаясь в игру, нежно спросил Бето.

— О да, и не меньше пяти! — наигранно страстно ответила Клаудия, отложив магнитофон, забыв, что не выключила его.

— Не много ли?

— В самый раз, дорогой!.. А теперь ответь, — сказала она, снова взяв магнитофон. — Родил бы ты детей по расчету?.. Позволил бы мне делать аборт?..

На этом месте пленка кончилась. Вынув ее из магнитофона, она порылась в сумочке и огорченно сказала:

— Забыла запасную кассету! Жаль. На этой записана хорошая музыка. Ты ее не стирай. Остальные вопросы я припишу к тем, что написала вначале.

Она отдала кассету Бето и старательно приписала дополнительные вопросы…

 

Глава 12

Письмо от Луиса Альберто невероятно обрадовало Марианну.

Оно пришло почти сразу же после ее приезда на ранчо. Перемена места, новые мысли и заботы смягчили сердце Марианны, заставили посмотреть на события минувших дней как на нечто постороннее, не имеющее столь большого значения.

Не раз в жизни она убеждалась, что вещи, перемещаясь из реальности в память, теряют мрачные краски. Многое из того, что поначалу кажется ужасным, предстает в спасительном свете памяти обычным, а зачастую и комичным.

Увиденная в квартире Виктории картина, повлиявшая на решение Марианны уехать, снова встала перед ее глазами и не вызвала в ней на этот раз такого гнева, такой ревности, такой обиды. То, как она отреагировала на увиденное, было скорее данью традиции, данью образу мыслей «честной» замужней женщины, страхом перед приближением «новой кометы».

И если ничего такого не было (и, скорее всего, действительно не было), то какие чувства должен был испытывать Луис Альберто, когда читал оставленное ею у него на столе письмо, пусть даже и «мирное»?

Она была почти уверена: двумя телами, разметавшимися на тахте, владело не желание обладать друг другом, а желание спать.

«Трое в одной постели, — подумала, усмехнувшись, Марианна. — Он, она и сон…»

И еще она устыдилась, вспомнив, что на тахте между ними (подобно мечу между благородным рыцарем и девушкой) лежал телефонный аппарат. Они были одеты и выглядели изможденными не от любви, а от переживаний.

В те трудные часы — о чем еще могла мечтать Виктория, как не о том, чтобы дождаться вестей о сестре. Марианна представила себя на месте Виктории и поморщилась от угрызений совести.

Стыдно ей стало и за слова, сказанные ею Пато, — о том, что Господь за прелюбодеяние может покарать любовников смертью похищенной девушки. Уж не покарает ли Он ее самое за навет?!

Луис Альберто ни словом не обмолвился в письме о причине, побудившей ее уехать, не просил прощения и ни в чем не упрекал ее, и она была благодарна ему за это.

Он сообщал о благополучном вызволении Бегонии, о смерти одного из похитителей — Кики, который, оказывается, проник в квартиру Бегонии под видом специалиста по выведению мышей, о том, что полиция ведет расследование и поиск денег, данных Луисом Альберто на выкуп.

Она еще раз с гордостью подумала о великодушии и щедрости мужа.

Луис Альберто сообщил, что Бегонию, на время гастролей Виктории, принял к себе падре Адриан, и что его служанка Альба души не чает в девушке. Однако вызывает тревогу ее самочувствие: потрясения, пережитые ею, могут в любой момент вызвать обострение болезни.

Луис Альберто рассказал также об отлете труппы кабаре «Габриэла» на Кубу, о том, что он встретил на аэродроме, куда заехал, чтобы пожелать Виктории счастливого пути, Пато и передал ему просьбу Марианны «приглядеть» за Бето.

С комизмом описывал Луис Альберто праздник, устроенный в честь возвращения Чоле, в саду их дома, то, как дружно все пели «Сьелито линдо», а громче всех — наставница Марисабель, русская балерина Дарья Себастьянов, на день рождения которой Марисабель и Бето приглашены.

В конце письма он трогательно спрашивал, не надо ли ей что-нибудь прислать? Как она себя чувствует?

Между строк она прочитала его немой вопрос: долго ли она будет отсутствовать? Ему трудно без нее…

Хотя не составляло особого труда связаться с Мехико по телефону, что-то удерживало Марианну от этого. Не потому ли, что без телефона увеличивается расстояние, разделяющее людей, а разлука переполняет сердце сладостной тоской по любимому существу, — может быть, именно это лекарство для обретения нового дыхания и искала она?

Так или иначе, Марианна села за ответное письмо. В ящике стола она нашла старомодные розовые конверты с листками бумаги внутри, на которых было напечатано бледно-розовое сердце, пронзенное стрелой Купидона. Конверты источали легкий аромат лаванды.

На таком листке она и написала свое послание мужу.

«Дорогой Луис Альберто.

Благодарю тебя за твое милое письмо. Я живо представила себе праздник в честь возвращения Чоле и позавидовала вам, что вы могли все вместе петь «Сьелито линдо», хотя, думаю, вашему хору явно не хватало моего голоса: в детстве я замечательно пела эту песню. Особенно хорошо у меня получалось «Ай-ай-ай-ай!», от которого собаки начинали лаять, а отец прибегал, считая, что я упала с крыши.

Ранчо находится в плачевном состоянии. Дон Бартоломео строго отчитал меня за это. Он говорит, что земля — женщина и требует ласки.

Как женщина я верю ему. Но как собственница этого ранчо не понимаю, что с ним делать.

Я никак не могу смириться с мыслью, что могу его продать. Разве можно продать детство, память о родителях, любовь к родным местам!

Представляешь! В первый день приезда в моей комнате я поздоровалась со старым зеркалом, написала на нем «Здравствуй!», а оно ответило мне письмом, которое из него выпало. Письмо написано рукой отца некой Мириам. По всей видимости, женщине, которую он любил и с которой хотел попрощаться перед смертью. Да не успел…

Дом полон милых моему сердцу вещей. Я чувствую печаль и радость, находясь в нем. И благодарна судьбе, что она прислала меня сюда. Надеюсь, что вы позволите мне продлить на какое-то время эту печальную радость.

Дорогой Луис Альберто, почему ты ничего не пишешь о Бето, о том, как идут твои дела, о том, как чувствует себя дон Альберто, какие фортели выкидывает Белинда, какие отвары варит Рамона?

В письменном столе я нашла смешные конверты и бумагу для любовных посланий. Этих принадлежностей мне вполне хватит для писем «нашей разлуки», которая, надеюсь, продлится недолго. Не только у Пикассо теперь будет «розовый период», но и у нас!

Нежно вас всех обнимаю.

Любящая тебя Марианна».

 

Глава 13

Первые выступления они давали на знаменитом Варадеро — песчаной косе, где в предреволюционный период были выстроены фешенебельные виллы магнатов, гостиницы и злачные места, превращенные революционным режимом в места поощрения «верных делу» и в места добычи иностранной валюты.

Среднего достатка туристы из европейских стран и Канады, привлеченные низкими ценами, охотно проводили отпуска под жарким кубинским небом, закрывая глаза на некачественный сервис.

Море есть море.

Вид подростка, карабкающегося на пальму, был экзотикой для немецкого провинциала, а разного покроя и пошиба мулатки приводили жителей добропорядочной Канады в трепет. Ром и выступления кубинских трупп и заезжих гастролеров сдабривали длинные ночи.

Публика в зале ресторана была в крепком подпитии. Выступление мексиканских красавиц вызвало бурю восторга.

«Эротическое шоу» отозвалось овациями и криками на многих языках. Особенно шумный успех имела Лулу, занявшая место убитой Вивиан.

Виктория волновалась. Она побаивалась, что подобная аудитория может не понять «Свидание с лесом любви», первый показ которого должен был состояться здесь.

Для Виктории это была не просто танцевальная сцена, не просто ее новая работа. Ведь музыку и слова написала Бегония, и Виктория как бы представляла ее.

А вдруг провал: не ее — Виктории, а ее сестры, которую она могла подвести?

«Свидание с лесом любви» по программе значилось во втором отделении.

До выступления оставался целый час, и Виктория вышла из ресторана, расположенного около самого пляжа.

Трещали цикады. По слабо освещенной дорожке она пошла к морю. Вскрикнула, увидев огромную игуану, застывшую в траве посланницей доисторических времен.

Сняв тапочки, она пошла по теплому песку к ленивой, едва шевелившейся воде.

Она услыхала за спиной шаги и обернулась.

К ней приближался «аргенчилигуаец», с которым она познакомилась в Гаване.

— Почему вы не на сцене?

— Я выступаю после перерыва… А вы тоже здесь?

— Как видите.

— По туристическому маршруту?

— По велению сердца…

— Ах так! Значит, вами распоряжается сердце…

— Да, и оно велело мне посмотреть ваше выступление.

— Вы могли дождаться одного из наших представлений в Гаване.

— Не утерпел…

«Странный человек», — подумала Виктория.

— Вы впервые на Кубе? — спросил он.

— Да. А вы?

— Время от времени я прилетаю сюда по делам. — Из Аргенчилигуая?

— Вот-вот, из него самого. У вас хорошая память…

Виктория заметила, как со стороны ресторана показалась пара, это был Блас с Дульсе Марией. Незнакомец тоже увидел их и, вежливо попрощавшись с Викторией, быстро пошел по пляжу в сторону отеля «Тритон», который находился неподалеку.

«С кем из них он не хотел столкнуться? — подумала Виктория. — Должно быть, с Дульсе Марией».

— Разреши представить тебе мою невесту! — полушутя-полусерьезно сказал Блас.

— Я не разбираюсь в женской красоте, но, по-моему, Дульсе Мария самая красивая в мире! — улыбнулась Виктория.

— А по-моему, ты! — рассмеялась мулатка.

— А по-моему, тебе пора гримироваться, — сказал Блас.

Втроем они направились обратно.

— С кем ты разговаривала? — спросил Блас.

— Я еще в Гаване спросила его, откуда он, и он сказал, что аргенчилигуаец.

— Он что, последовал за тобой сюда?

— Он большой друг Кубы, — конфиденциально сообщила Дульсе Мария.

— Что это значит? — спросила Виктория.

Дульсе Мария загадочно подняла глаза к звездному небу.

— Это значит что он аргенчилигуаец…

 

Глава 14

Марисабель в тот же вечер передала Бето просьбу Бегонии навестить ее. Сделала она это подчеркнуто беззаботно.

— Может быть, мы поедем вместе проведать Бегонию? — спросил Бето.

— Я не знакома с ней, — ответила Марисабель. — Поезжай лучше один. Как знать, приятно ли ей будет увидеть незнакомое лицо?..

— Если ты так считаешь, я поеду один.

— А я отправлюсь к маме Джоане. Мы должны обсудить, какой подарок купить моей наставнице Дарье Себастьянов. Не забудь, что мы приглашены к ней на день рождения.

— Помню! — ответил Бето и, поцеловав Марисабель, отправился к падре Адриану.

Бегония встретила Бето на пороге гостиной с гитарой в руках. Еще при входе Бето слышал звуки гитары, не мелодию, а отдельные аккорды.

Бегония сочиняла новую песню.

Она приветственно кивнула Бето и предложила ему сесть на диван, что он и сделал.

Бегония взяла со стола альбом и карандаш и написала:

«Прости, что отняла у тебя время…»

Бето хотел сказать какую-то дежурную фразу, но она остановила его жестом открытой ладони:

«Не будем говорить пустые слова, — и продолжила: — Я хочу, чтобы ты помог мне. Я написала новую песню. Я наиграю тебе музыку, а ты спой слова. Хорошо?»

— Но я не знаю, понравится ли тебе, как я пою…

Бегония, прикрыв глаза, закивала: мол, понравится, понравится, мне ведь важно услышать мои слова, а как ты их поешь — дело второе…

Бето удивился ее точной, лаконичной мимике, которая позволяла все понимать, а что он понял ее правильно, он не сомневался.

Она отлистала альбом на несколько страничек назад, и Бето увидел написанный ею текст:

Мелодия была однообразная и в этой своей монотонности — бесконечно трагичная.

Бето не пел, а скорее выговаривал ее срывающимся голосом. Он не мог понять: это прощание с жизнью написано Бегонией, когда она была похищена, или сейчас? Если сейчас, то, значит… это ее предсмертная песня?!

Бето со слезами на глазах подошел к девушке и нежно обнял ее. Этот порыв был неожиданным, гитара выпала у нее из рук и упала на пол.

Бегония в объятиях Бето начала оседать, закрыла глаза и безвольно опустила руки. Тело ее было как неживое.

Вбежала Альба. Увидев Бето, который поддерживал терявшую сознание Бегонию, она всплеснула руками.

Бето поднял девушку на руки и понес вслед за указывающей дорогу Альбой в комнату Бегонии. Он бережно уложил ее на кровать.

Альба, бросившись к телефону, набрала номер «скорой помощи».

После этого Бето позвонил отцу.

— У Бегонии приступ! Я не знаю, что делать!

— Срочно звони в «скорую»!

— Донья Альба уже позвонила!

— Тогда я свяжусь с падре Адрианом и ее лечащим врачом!

Бегония открыла глаза. На ее губах была виноватая улыбка. Еле уловимым движением руки она указала на тумбочку с лекарствами. Бето поднес к ее глазам белую кювету с медикаментами. Она взяла таблетку и положила ее в рот. Закрыла глаза…

 

Глава 15

Джеймс Кирога, сын хозяина танцевального салона «Эль Сапатео», заехал за Марианной в пять часов вечера.

Красный «порше» свидетельствовал о желании молодого красавца не отставать от моды.

Самоуверенное, холеное лицо, красивый профиль, гладкие, коротко остриженные волосы, белая рубашка с открытым воротом, золотая цепочка на шее и массивный золотой брелок на запястье — провинциальный ухажер, при виде которого местные невесты на выданье, должно быть, сходят с ума!

Об этом думала Марианна, придерживая косынку на голове, которая готова была сорваться и улететь, — Джеймс уверенно вел машину на большой скорости. На левых поворотах Марианну прижимало к его плечу, и она вспоминала ставшие уже далекими дни, когда они путешествовали с Луисом Альберто по югу страны.

— Может быть, сбавить скорость? — галантно спросил Джеймс. У него был явный американский акцент, свидетельствовавший о том, что он или родился, или долго жил в Штатах.

— Лучше прибавить, а то я давно не виделась с ключником Петром! — сказала она, вызвав смех водителя-смертника.

— Вы не останетесь потанцевать у нас в салоне? — спросил Джеймс.

— А у вас в одиночку тоже танцуют?

— На танцы приходят не обязательно вдвоем, но пара всегда находится…

— Вот это меня и настораживает.

— Боитесь случайных знакомств?

— Боюсь, что никто меня не пригласит…

Джеймс улыбнулся.

— Донья Марианна! Не знаю, как это у вас, женщин, а по-моему, танцевать каждый раз с другой — это открывать новые континенты!

— Джеймс, почему бы вам не поменять имя на Христофор или Америго?

Смех его был настолько заразителен, что Марианна тоже начала хохотать, немного конфузясь из-за боязни: вдруг он подумает, что она смеется своим собственным шуткам.

— Донья Марианна, я так понимаю, вы здесь не были несколько лет?

— Это правда.

— Как вы находите наши места?

— Много нового… Одни перемены меня радуют, другие не очень. Лесные посадки, новые красивые коттеджи ласкают взгляд. А вот фабрика, нефтяные вышки… Не стали бы эти места похожи на окраину Мехико…

— Бизнес есть бизнес! Новые рабочие места спасение для Мексики, а уж для этих мест и подавно…

По дороге они заглянули в придорожный бар. За чашечкой кофе, Марианна лучше разглядела своего собеседника.

Он был не таким шалопаем, как это показалось ей с первого взгляда. И, должно быть, выглядел лет на пять моложе своего возраста, ему, скорее всего, около тридцати. Джеймсу шел загар, у него были сильные, мускулистые руки.

Время от времени он погружался в свои размышления и выходил из них с каким-то младенческим прерывистым вздохом.

При выходе из бара она столкнулась с пожилой небрежно одетой женщиной в черном, которая, оторопело взглянув на нее, поспешно повернулась и быстро пошла в сторону.

И еще ее удивил колючий взгляд Джеймса вслед убегавшей.

— Какая странная, — сказала Марианна. — Все ли у меня в порядке?

Она придирчиво оглядела свою блузку, достала зеркальце из сумки и посмотрела на свое отражение…

— Донья Марианна, могу заверить, что у вас все в порядке, — сказал Джеймс с улыбкой. — А вот у нее — не совсем!

Владелец салона «Эль Сапатео» Ласаро Кирога встретил Марианну на пороге своего дома-бунгало на окраине городка Сан-Мигель.

Дом стоял на краю лощины. С этого места открывался красивый вид на гористый простор.

Он провел гостью в огромный холл со стенами из сплошного толстого стекла. Зелень в холле и зелень на открытом воздухе создавали впечатление, что у дома нет стен.

Именно поэтому хозяин нажал на кнопку, и ландшафт за прозрачными стенами исчез, отсеченный медленно опустившимися жалюзи.

Сеньора Ласаро Кирогу никак нельзя было признать за отца Джеймса: обрюзгший, сутуловатый человек с оттопыренной нижней губой, с возможно симпатичным в молодости лицом. Голова его едва заметно покачивалась, словно он вежливо от чего-то отказывался.

В то же время широкая сердечная улыбка озаряла его лицо и располагала к хозяину дома. Как бы там ни было, Марианна почувствовала к нему если и не расположение, то интерес.

Он внимательно посмотрел на нее, во взгляде его было и удивление, и удовлетворение. Очевидно, он гадал, как выглядит хозяйка ранчо Вильяреаль, и видом ее остался доволен.

Джеймс, извинившись перед Марианной и галантно поцеловав ей руку, ушел.

Они расположились в мягких старомодных креслах, дон Ласаро спросил, что она хотела бы выпить?

— Бокал сангрии, — ответила Марианна, — со льдом.

Это слабое вино — коктейль из вина и фруктов был ее любимым напитком в жару.

Дон Ласаро позвонил в колокольчик и передал появившейся служанке просьбу Марианны, присовокупив к ней свое желание выпить бокал апельсинового сока.

— Приступаю сразу к делу. Донья Марианна, умоляю, примите мое приглашение. Я только увидел вас, но уже не могу отрешиться от мысли, что именно вы будете хозяйкой-феей на нашем благотворительном празднике. Подумайте сами… Дети-сироты, дети-инвалиды, в большинстве своем покинутые родителями… У приютов нет средств на то, чтобы должным образом позаботиться об их досуге…

— Меня тронуло ваше предложение. Более того, я испытываю большую нежность к детям и к их потребностям… Скажу больше… На протяжении многих лет я безуспешно разыскивала потерянного сына… Ваша забота о детях близка моему сердцу…

— Вот и замечательно! — воскликнул дон Ласаро.

— Но я не решаюсь пока ответить положительно, — сказала Марианна. — Я приехала отдохнуть от столичной суеты. Я не очень хорошо себя чувствую, да и не знаю, долго ли здесь пробуду. Дон Ласаро, неужели нет больше никого, кто мог бы исполнить эту роль?

— Откровенность за откровенность… Я очень хочу, чтобы именно вы познакомились с этими детьми, потому что…

Он помолчал, не решаясь закончить фразу, как человек, который боится получить отрицательный ответ.

— Я очень хочу убедить вас продать ваше ранчо, на котором я мечтаю устроить что-то вроде детского дома, где ребята смогут овладевать разными профессиями. Ведь это даст им возможность вступить в жизнь подготовленными.

— Но я не думаю продавать ранчо!

— Вот и не думайте… В конце концов, никто не может вас заставить сделать это. Просто я подумал, что ранчо, на котором не ведется никаких работ, могло бы быть продано…

Прощаясь, дон Ласаро сказал:

— Даже если вы не сможете быть феей на нашем празднике, я расстаюсь с вами под впечатлением, что фея уже побывала в моем доме…

Марианна рассмеялась и в знак благодарности за комплимент подставила ему щеку для поцелуя.

Джеймс галантно открыл дверцу и помог Марианне сесть в машину.

Около большого, приземистого, похожего на ангар здания, над которым вспыхивала вывеска «Эль Сапатео», Джеймс чуть сбавил ход и спросил:

— Донья Марианна, как бы вы отнеслись к тому, чтобы заглянуть в наш танцевальный салон?

Марианна, не ожидая такого поворота событий, переспросила:

— В салон танцев? Вы приглашаете меня танцевать?

Джеймс кивнул и добавил:

— Сдается мне, что вы прекрасно танцуете!

— Во сне.

— Так будем считать, что это сон! — он резко свернул на стоянку.

— Джеймс, наверно, за то время, что я не была в этих краях, нравы переменились настолько, что я несколько отстала. Как понимать ваши действия? Что это, любезное приглашение или похищение?

Джеймс наклонился к ней и, приложив палец к губам, страшным шепотом произнес:

— Похищение с целью приглашения!

Марианна рассмеялась и вдруг почувствовала себя девчонкой, с замиранием сердца пустившейся в первое — без ведома родителей — любовное приключение… Она тряхнула своими дивными волосами и воскликнула:

— Джеймс! Берегитесь! Мой муж терпеть не может танцевальных салонов, особенно тех, где замужние женщины танцуют с дерзкими молодыми людьми!..

 

Глава 16

Погас свет. Возникла музыка — таинственная, монотонная, перемежаемая ночными криками птиц, журчаньем воды, порывами ветра в листве…

Сцену залил зеленоватый свет, и сверху стали медленно опускаться волнистые стебли лиан.

На конце каждой лианы, цепляясь за нее, подобно большому тропическому плоду, висела девушка. Их нагие тела были расписаны тонкими прожилками. Каждая, как парашютистка, коснувшись пола, повлекла свою лиану в сторону. Лианы перепутались, превратились в непроходимую чащобу леса.

Потом на них распустились диковинные цветы…

И зазвучал записанный на пленку высокий чистый голос Виктории:

Луч прожектора упал на центр сцены, вырвав из темноты лежащую на сцене Викторию. На ней была белая туника и повязанный вокруг шеи белый платочек.

Она спала… В этом сне ей явился волшебный лес…

Зал притих. Происходившее на сцене резко контрастировало с тем, что было показано в первом отделении.

Эта музыка обволакивала, завораживала, позволяла каждому из зрителей погрузиться в свои чувства, в свои воспоминания, найти в себе толику собственной чистоты.

По земле поползли струи тумана…

Девушка очнулась. И к ней потянулись руки леса — этими «руками» были танцовщицы, которые стали гладить и ласкать ее… От их прикосновений Девушка проснулась, встала и медленно закружилась, с удивлением прикасаясь к распустившимся на лианах цветам.

Блас стоял в левой кулисе и наблюдал за впечатлением, которое произвело на посетителей кабаре выступление Виктории. Неожиданно он увидел недалеко от сцены за столиком, освещенным мягким светом дежурной лампы, Хуаниту Толедо.

Блас не знал, что она тоже находится в Варадеро, и решил, что это простая рабочая инспекция, которую осуществляет руководитель департамента, чтобы оценить уровень приглашенных гастролеров.

Хуанита неотрывно следила за происходящим на сцене. По тому, как она жестом попросила свою спутницу, которая что-то сказала ей, не мешать, можно было полагать, что представление ей нравится…

К Виктории медленно приближалось лесное чудовище. Его можно было сравнить с движущимся косматым деревом, на ветвях которого сидели зловещие птицы.

Движущимся деревом была Лулу. Изумительная пластичность и чувство ритма придавали ее движениям неповторимую красоту.

Любовный танец Дерева и Девушки, исполненный чувственного экстаза, завершился обмороком Девушки.

Дерево склонилось над ней, рухнуло на нее! Замерло… Начало отступать, медленно сволакивая с нее зеленый покров листвы, открыв ее обнаженное, расписанное зеленоватыми прожилками тело, которое стало еще одним «плодом» волшебного леса…

Очнувшаяся Девушка, не открывая глаз, протянула руки, в поисках любимого. Не найдя его, открыла глаза, вскочила, начала озираться. К ней приблизились «плоды», с любопытством разглядывая новенькую подругу Леса, заигрывая с ней, дразня ее.

А она бросилась на землю, вглядываясь в гладь заводи.

В мечтательном кружении, под смех и пересуды лесных «плодов» она начала медленно удаляться — нагая, одурманенная магией дикого Леса.

На диковинную, неземную мелодию леса лавиной обрушилась рок-музыка. Вокруг Девушки появились рокеры, потешаясь над сумасшедшей, голышом бредущей невесть куда. Они толкают ее, делают гнусные предложения, хватают за руки и за ноги, подбрасывают ее.

Неожиданно появляется разгневанный Лес, — подобно зеленому смерчу, он раскидывает по сторонам обидчиков и, обняв Девушку увлекает ее навсегда в свое царство.

По тишине, возникшей в зале с самого начала номера, которая прерывалась овациями при появлении «плодов» и «дерева», Виктория поняла, что чувства Бегонии выраженные в словах и музыке, и то, что она сама придумала для постановки, нашли отклик в сердцах разноязыких людей, сидящих в этом зале.

Их общий страх перед надвигающейся экологической катастрофой и выраженная в этом представлении надежда на единение человека с природой заставили их подняться, кричать, аплодировать.

Блас видел, что Хуанита довольна представлением Она что-то говорила своей спутнице, которая заносила ее указания в блокнот.

Труппу вызывали несколько раз, а Викторию — пока она не устала выходить.

Выбегая за кулисы, она падала на грудь Бласа, делая небольшую передышку, лицо ее было усталым, но тут же, собираясь с силами, она извлекала очередную улыбку и выбегала кланяться.

Несколько испортило впечатление публики появление на сцене Хуаниты Толедо, которая вручила Виктории аляповатый вымпел и букет цветов, присовокупив к ним небольшую, но достаточно бюрократическую речь о «вкладе», о «значении» и о «родине и смерти».

В зале раздался свист, перекрытый «землетрясением» оркестра карибской музыки, приглашавшим посетителей потрястись на танцевальном круге.

 

Глава 17

На дне рождения у Дарьи Себастьянов, кроме ее сестры Кати, нескольких смешанных мексиканско-русских пар, а также Джоаны и Марисабель с Бето, была ученица Кати — бразильянка Луиса, на диво стройная, зеленоглазая, с пышной копной каштановых волос шестнадцатилетняя девушка.

Марисабель встречала ее в училище, изредка наблюдала за ней, заглядывая на занятия в параллельный класс, где занималась Луиса, но ни разу не разговаривала с ней.

С виду Луиса была замкнутой, даже немного диковатой. Когда она шла по двору училища, все мальчики открыто или исподтишка следили за ней.

Ее осанка была от природы балетной: прямо посаженная голова, развернутые прямые плечи, стройный стан, длинные ноги, а походка…

Некоторые девушки пытались подражать ее походке, но тут же уличались подругами в неумелом плагиате.

Что-то таинственное было в ее красоте и задумчивости…

Луиса помогала Кате и Дарье, обнося гостей бокалами с вином и маленькими сандвичами.

На ней было сиреневое трико, такого же цвета майка с широким вырезом и темно-фиолетовая юбка, скорее лоскуток ткани вокруг бедер.

На шее — на шелковом шнурке — распятие.

Марисабель сразу почувствовала присутствие этого противоположного себе полюса и посмотрела искоса на Бето: какое впечатление произвела на него диковинная бразильская цапля?

Больше всего презирала Марисабель противный немигающий взгляд Бето, когда он на улице пялился на какую-нибудь красотку, непременно начиная для отвода глаз рассказывать что-то про свои занятия или новую, прочитанную им книгу…

Вот и сейчас он начал что-то мямлить про Бегонию, которую положили в больницу.

На столе появилась большая фаянсовая ваза с «фирменным блюдом» русских сестер — сибирскими пельменями, маленькими кусочками теста с мясной начинкой. А рядом — тоже фаянсовые, плошки с разнообразными соусами.

Марисабель и Джоана подарили Дарье сделанное на родными мастерами зеркало в оправе, собранной из перламутровых кусочков, образующих замечательно красивую мозаику.

Дарья тут же заставила всех поглядеться в это зеркало, а под конец и сама заглянула в него, вскрикнув:

— Боже, какая уродина! — И назидательно сказала своему отражению: Если ты не выйдешь замуж в ближайший месяц, я с тобой знаться не буду!

— Все слышали?! — шутливо воскликнул ее друг-художник Хуан. — Через месяц наша свадьба!

— Хуан, кто тебе сказал, что я выйду за тебя замуж? — надменно спросила белокурая русская балерина. — Ты ведь не умеешь плясать по-русски!

И она станцевала вприсядку.

— А ты, Дарья, не умеешь по-мексикански! — И Хуан, подбоченившись, отбил чечетку — Однако любящие не только танцуют национальные танцы. У них еще есть и вполне интернациональный танец…

Вся компания дружно зашикала, давая понять Хуану что шутка его, мягко говоря, не для приличного общества.

— А что вы подразумеваете? — еле сдерживая смех, спросил Хуан.

— А ты? — спросила Дарья.

— А я… вальс! — загоготал Хуан, подхватив Дарью и закружив ее без музыки по гостиной.

Тут Марисабель заметила, что Бето взялся помогать Луисе уносить грязную посуду, что-то ей при этом рассказывая и глядя на нее «противным» взглядом.

Она не успела востребовать Бето к себе, потому что Луиса вышла на середину гостиной, хлопнула в ладоши и, сбросив с бедер лоскуток мини-юбки, объявила с португальским акцентом:

— А сейчас прошу внимания! Дорогая Дарья, позволь подарить тебе стихотворение нашего замечательного бразильского поэта Винисиуса де Мораэса, которое называется «Рецепт женщины»!

Луиса метнулась к проигрывателю и медленно опустила иглу на пластинку — послышалась бразильская босанова.

И Луиса стала читать стихи, иллюстрируя их неповторимой пластикой своего тела.

Она словно любовалась магией своего юного тела, оглядывала его, радовалась линии рук, рисунку бедра, гибкости своего стана…

Она ткнула пальцем в свою упругую ягодицу и назидательно подняла тот же палец кверху. Сдержанный юмор придавал ее выступлению неповторимый шарм. Присутствующие засмеялись, а она, строго поглядев на них, продолжала:

Луиса подскочила к Бето, взяла его руки и положила их на свои бедра. Марисабель нервно дернулась, но сдержалась, разумно посчитав, что ее неудовольствие будет воспринято, как отсутствие у нее чувства юмора. Так что ей пришлось всплеснуть руками и неуверенно воскликнуть «Вот прелесть!». При этом она не могла не отдать должное импровизационной изобретательности своей сокурсницы.

А та, продвигая руки Бето к своим ключицам, продолжала:

Марисабель зажмурилась, чтобы не видеть, как Луиса, пусть и в художественных целях, кладет руки Бето на свои — скорее греко-романского стиля — холмики… Она открыла глаза, услышав аплодисменты, и увидела, что до худшего не дошло: Луиса обнималась с Дарьей, а Бето, красный, как роза, использовал ладони не в художественном, а в прямом смысле, восторженно хлопая длинноногой бразильянке…

— Тебе понравилось? — спросила Луиса, подойдя к Бето.

— Нам понравилось! — ответила за Бето подскочившая к нему Марисабель, вцепившись в его руку и прижавшись к его плечу щекой.

— Ты учишься у Кати, — сказала Луиса.

— Да, Марисабель учится у нее, — ответил за Марисабель Бето.

— Хочешь, я принесу тебе стихи Винисиуса де Мораэса? — обратилась к нему Луиса.

— Буду благодарен! — пылко ответил исследователь ее ключиц.

Настойчивое общение Луисы с Бето в ее присутствии начало раздражать Марисабель.

Неизвестно, во что бы это вылилось, если бы их не ослепила фотовспышка, результатом которой явилась моментальная фотография, извлеченная из «Поляроида» Катей. Она вручила Бето снимок, на котором медленно проступал весь «треугольник».

Особенно хорошо на нем вышла стоявшая в центре Луиса…

 

Глава 18

Ирма Рамос была выпущена из тюрьмы за несколько лет до истечения срока после операции на груди, предполагавшей длительный послеоперационный уход и наблюдение врача в связи со злокачественным характером удаленной опухоли.

Время, проведенное в тюрьме, не уменьшило ее привлекательности, — что-то в ее строгом лице, чуть вызывающем прищуре глаз, медлительной походке и неторопливых, осторожных жестах напоминало пантеру. Небольшая проседь в черных волосах и шрам на подбородке, оставленный ножом наркоманки, едва не задевшим ее горло, придавали ей таинственную притягательность запретного плода, о котором не скажешь заранее, сладок он или горек.

Она почти не выезжала из Куэрамаро, где поселилась в старом доме своих умерших родителей. Единственной обитательницей дома была молчунья Дора, дальняя родственница, ухаживавшая до последних дней за ее отцом, умершим за год до выхода Ирмы из тюрьмы.

События прошлого казались ей романом, герои которого были ей знакомы, но принадлежали фантазии некоего писателя.

Свою жизнь на ранчо Леонардо Вильяреаля, неудачную борьбу за наследство, доставшееся не ей, а Марианне, криминальные события в Мехико, долгие или краткие любовные отношения с кузеном падчерицы Диего Авиллой, с мафиози Фернандо Брондуарди и с мужем Марианны Луисом Альберто Сальватьерра, и годы, проведенные в тюрьме, сна воспринимала, как нечто «из другой оперы», что могло быть и с ней, — только сегодня она повела бы себя иначе.

Эту Ирму Рамос из романа она считала наивной фантазеркой, очутись она снова на ее месте!..

Все это осталось за дверями операционной, все это было до наркоза и острой боли заживающего шва.

По утрам, в ванной, она подолгу разглядывала себя — обнаженную — в зеркале. В детстве она читала, что амазонки отсекали себе левую грудь, — так удобнее было натягивать тетиву лука… Единственной реальностью, оставшейся от прошлого, единственным существом, вызывавшим в ней приступы слепого бешенства и желание мстить, была Марианна. Во всем, что не получилось у Ирмы, была виновата она.

Сегодня «амазонка» Ирма попала бы в цель!..

Вот почему упоминание Доры ненавистного имени Марианны заставило Ирму вздрогнуть…

Дора встретила Марианну на выходе из кафе, с Джеймсом Кирогой, приемным сыном Ласаро Кироги. Красива, модно одета, весела…

— Ты уверена, что это Марианна Вильяреаль?

— Конечно…

— И эта гадина была с Джеймсом?

— С ним…

— Постой, но ведь ты не видела ее столько лет.

Дора не ответила, глаза ее забегали.

— Говорю тебе, это она.

Дора насупилась, поднялась из-за стола и вышла из столовой.

Ирма сжала кулаки.

Значит, она вернулась на ранчо! На то самое ранчо, которое ушло из-под самого носа Ирмы!

Ирма подошла к телефону и набрала номер ранчо Вильяреаль.

Трубку сняла Марианна.

— Слушаю вас. Говорите, я вас не слышу…

Ирма повесила трубку.

Дора долго не могла уснуть.

Она чуть не вскрикнула, столкнувшись с красивой, улыбающейся женщиной у входа в бар. Она солгала Ирме, что узнала ее по прошествии стольких лет, — Дора никогда прежде не видела Марианну. Никогда не держала в руках ее фотографию.

Но это лицо она знает, видит его каждый день на протяжении многих лет.

Зачем только она проговорилась Ирме!.. Ведь дала слово хранить в тайне то, о чем знали только… Нет, она даже в мыслях боялась нарушить обет молчания.

 

Глава 19

То, что Блас увидел на острове, убеждало его: режим дышит на ладан. Ни для кого в мире не было сомнений, что «бородатые» все еще остаются у власти не потому, что пользуются «любовью народа», а потому что им по разным соображениям попустительствуют.

Американцам выгодно иметь подобный жупел как пример бесславных «революционных преобразований». А латиноамериканские политиканы не прочь на словах поддерживать чахоточный островной режим, чтобы поддразнивать американских конкурентов.

Изможденные, плохо одетые люди, отсутствие рынков и магазинов, ужасающее снабжение, старая техника, изнурительные митинги, симуляция радости с тоскливым выражением глаз, — все это вызывало у Бласа двойственное чувство злорадства и сострадания.

Может быть, он привязался к Дульсе Марии потому, что угадал в ней родственную душу, презирающую подобие жизни, называемой кубинской революцией, и сострадающую своему маленькому измученному народу…

Теперь она была с ним откровенна, не скрывала своей неприязни к матери, к лживости политических лозунгов, ко всей этой абсурдной бесперспективной жизни…

По возвращении в Гавану труппу поселили в маленькой гостинице «Ведало».

Выступления шли успешно, Блас получил приглашение на гастроли от канадского импресарио и представителя русской концертной организации.

В молодежной газете «Бородатый кайман» написали о блистательном успехе молодой танцовщицы Виктории Хауристи, но не удержались от того, чтобы не пожурить ее за бесклассовый подход к экологической теме сегодня, когда известно, что ущерб природе наносят «индустриально развитые монстры».

Осталось дать еще пять выступлений. Через три дня труппа возвращалась в Мексику.

Блас имел телефонный разговор с Диди. По его словам и тону он понял: пока все в норме.

— Нашли ли убийцу Вивиан? — «озабоченно» спросил он.

— А как же! — «взволнованно» отвечал мужественный громила. — Себастьян ее и пришил!

— Какие выражения ты себе позволяешь! — «назидательно» сказал хозяин ресторана «Габриэла», напоминая своему помощнику о недопустимости подобного сленга. — Неужели тебе не жалко нашей Вивиан?

— Очень мне жалко ее, простите, ежели не так выразился. В общем, Себаса взяли. Пули-то, которые вытащили из Вивиан и Кики, одни и те же!

— Вот как! — «удивился» Блас. — Это значит, из ревности?

— Выходит, так!

— Позвони сеньору Луису Альберто Сальватьерра и передай от имени Виктории и… моего имени, что гастроли идут успешно. И, если можно, пусть он передаст сеньорите Бегонии, что номер с ее музыкой и словами в исполнении Виктории пользуется особым успехом…

О том, что «пули, вытащенные из Вивиан и Кики, были одни и те же», он рассказал Виктории, добавив, что попросил Диди передать от нее привет Бегонии через «попечителя» сестер — сеньора Луиса Альберто Сальватьерра.

В присутствии Дульсе Марии он заработал от Виктории поцелуй. Артистка спешила в ресторан, куда ее пригласил следовавший по пятам труппы аргенчилигуаец.

— Все же кто он, этот аргенчилигуаец? — вскользь спросил Блас у Дульсе Марии после ухода Виктории.

Она показала глазами на выход, и Блас понял, что разговоры на серьезные темы в гостиницах для иностранцев необязательны.

Впрочем, на пороге номера она громко поведала возможному микрофону:

— Не знаю, один из туристов, наверно…

Выйдя на Малекон, они уселись на парапет. Блас смотрел на волны, которые лениво разбивались об огромные камни, на детвору, забрасывающую леску в океан, и вспоминал свое гаванское детство…

— Так кто же он? — спросил Блас у Дульсе Марии.

— Думаю, он из тех, кто темными махинациями на континенте добывает деньги нашим седобородым вождям, чтобы они могли подольше удержаться у власти…

— Какими именно махинациями? — «наивно» спросил Блас.

— Не знаю… Торговлей оружием, наркотиками…

— Почему ты мне выкладываешь эти тайны…

— Ты спросил…

— А может быть, я не тот, за кого ты меня принимаешь…

— Откуда ты знаешь, за кого я тебя принимаю? — сказала она печально, прижавшись к его плечу. Он с замиранием сердца почувствовал, как дивно пахнут ее волосы.

— За кого же?

— Ты… кубинец? — спросила она, глядя на него снизу вверх.

За два часа до спектакля Блас и Дульсе Мария приехали на кладбище «Колон».

Город мертвых, тесно уставленный беломраморными склепами и крестами, производил внушительное впечатление. Своего мрамора на острове всегда было в избытке, фантазия скульпторов минувших веков и этого столетия сделала кладбище «Колон» одним из красивейших в мире.

— Я читала в одном научном журнале, — сказала Дульсе Мария, — что удержание огромного количества мертвых на кладбищах, уменьшает количество природного фосфора, который люди накапливают в своих костях… Поэтому не кажется смешным желание передовых людей кремировать их, рассеивая прах по земле…

— На таком кладбище понимаешь, — сказал Блас, оглядывая теряющиеся вдалеке беломраморные обиталища мертвых, — что Куба богатая страна.

— Она действительно богатая, только не везло ей с правителями, как бы они себя ни называли…

— Дульсе Мария, если бы у тебя были деньги, много денег, что бы ты сделала для острова?

— Спрятала бы их до лучших времен…

— А тогда?

— Устроила бы для всех наших детей кругосветное путешествие, чтобы они поняли, какая скудная и печальная у них жизнь здесь… Чтобы возненавидели эту душную тропическую казарму, в которой они живут, отрезанные от всего мира…

Блас обнял ее, несколько минут они шли молча. На глазах у нее были слезы.

— Многим детям у нас матери дают, отправляя их в школу, лишь чуть подслащенную воду… И это на сахарном-то острове!

Блас еще крепче прижал девушку к себе… Наконец Блас остановился. И указал на скромную мраморную плиту, на которой была выбита надпись:

«Мария Эскаланте

(1925–1964)

Мир праху твоему.

Любящий сын Алехандро».

— Ты… Алехандро? — тихо спросила Дульсе Мария.

 

Глава 20

Марианна вошла вслед за Джеймсом в танцевальный салон «Эль Сапатео» с опаской.

Перипетии ее непростых отношений с Луисом Альберто заставляли ее быть осторожной при каждом появлении на людях без него. В людных местах всегда найдется недоброжелатель с неуемной фантазией, злым сердцем и длинным языком.

Впрочем, она вольна делать то, что считает нужным. Единственным арбитром между ней и Луисом Альберто может быть только ее совесть.

Сколько раз она с горечью видела, Как никакие резоны и доказательства не принимались в расчет его охваченным ревностью разумом. Только совесть была ей утешением в тяжелые дни, недели и годы их размолвок.

Сейчас она потешалась над собой, над своим согласием посетить это «злачное место».

Один раз в юности она была на танцах, куда ее пригласил кузен Диего Авилла, писаный красавец, полагавший, что она поддастся его мускулистым домогательствам, а позднее решивший завоевать вместе с ее сердцем и… ее ранчо.

Она вспомнила, как неумело перебирала ногами, и Диего, немного приподняв ее над полом, стал плясать с ней, как с куклой.

Она сказала Джеймсу, что предпочла бы осмотреться, и он пригласил ее за столик, заказав два бокала вина, оливки и шкварки-«чичарронес».

В танцевальном круге она увидела Кармен в объятьях высокого худого парня, пригибавшегося к ней, Кармен помахала Марианне рукой, и ей стало легче оттого, что рядом находится знакомая…

Джеймс пользовался успехом — к столику то и дело подлетали девушки, для каждой из которых у Джеймса находилось небрежное, восторженное или нежное словцо.

На невысокой эстраде расположился оркестр, довольно складно исполнявший «дансон». Несколько пар размеренно следовали каденциям этого сдержанно-жаркого танца.

Джеймс попросил у Марианны разрешение ненадолго покинуть ее — он пошел танцевать с миловидной высокой блондинкой в коротком платье с пышными оборками. Со стороны Джеймс походил на штатного танцора, которых нанимают в салоны для услады пожилых одиноких посетительниц.

Марианна с улыбкой наблюдала за танцующими.

Один из кавалеров, сухощавый старик лет семидесяти, мог бы послужить иллюстрацией для книги о танцах в провинции: редкие набриолиненные волосы, тонкие усики, темные очки, белый костюм из тропикаля, коричневый галстук и такого же цвета платочек в кармашке пиджака, двухцветные — коричнево-белые — штиблеты, большой золотой перстень, золотые запонки и толстый золотой брелок на запястье.

Ладонь дамы повернута кверху, словно она гордо несет поднос, но вместо подноса на ее ладонь опирается левая рука кавалера, а правая — деликатно, но с необходимым усилием держит даму за талию. Откинутые назад плечи кавалера позволяют ему вминаться ниже пояса в соответствующее место партнерши, застенчивость или любопытство которой определяют степень отодвинутости ее от опасного казуса…

За столик к Марианне со своим бокалом подсела коротко остриженная рыжая толстушка лет сорока пяти в черном пиджаке поверх джинсового комбинезона, с белой сумочкой под мышкой. Восторженная, будто приклеенная улыбка на ее лице свидетельствовала о безграничной печали ее одиночества.

— Вы первый раз у нас в салоне? — дружелюбно спросила она.

— Да.

— Меня зовут Селия.

— А меня Марианна.

— По выговору вы здешняя, но только я вас раньше у нас в Сан-Мигеле не видела.

— Я живу в Мехико. А здесь у меня ранчо.

— Какое?

— Ранчо Вильяреаль…

— Так ты Марианна! Тебя не узнать! Какая элегантная! Ты меня, наверно, не помнишь?

— Селия, лицо твое мне знакомо… Но, знаешь, один мой друг говорил в таких случаях: лицо отлущилось от имени! Где-то друг друга видели, а вспомнить не можем…

Селия расхохоталась.

— Мой отец был ветеринаром, наш дом недалеко от твоего ранчо. Так как мама рано умерла, отец иногда оставлял меня у вас…

Селия погрустнела.

— Вот… Прихожу сюда танцевать… Если, конечно, находится кавалер…

Они пили и вспоминали свое детство.

Марианне стало тепло и уютно среди этого шума и гама, дыма и света. Несколько раз к столику подходили и приглашали Марианну на танец. Она отказывалась и стыдилась, что приглашают только ее.

— Новенькую увидали, и уже глаза навыкате! — сказала она в свое оправдание. — А ты часто сюда приходишь?

— В конце недели обязательно. Знаешь, тут хорошо. Народ славный, мужчины одеваются по старинке… И относятся к даме как истинные кабальеро. Неважно, красавица ты или уродина и сколько тебе лет… Настоящие танцоры не курят… После танцев чувствуешь себя моложе. И… хочется невероятного!

Она покрутила рыжей стриженой головой, доверительно положила руку Марианне на плечо и заразительно рассмеялась.

— А какие у тебя отношения с Ирмой? — спросила она. — Ты уже повидала ее?

— Ты о какой Ирме?

— О твоей мачехе.

— Разве она… вернулась?

— С полгода. Говорят, она развелась в Мехико, долго болела. Теперь снова живет у себя в Куэрамаро.

Марианна не стала рассказывать Селии, которая, по-видимому, ничего не знала о проделках Ирмы в столице, что Ирма, если с кем и «развелась», так это с законом! А Марианна-то полагала, что ее «болезнь» должна была продлиться еще лет десять…

— Ты слышишь меня? — Селия тронула ее за плечо.

— Селия, я с ней не виделась и не хотела бы видеться. Она дурно обошлась с отцом и со мной…

— Прости, что напомнила о ней.

— Селия, почему бы тебе не навестить меня?

— Ты долго здесь пробудешь?

— Пока не знаю.

Селия изучающе посмотрела на нее. Это откровенное любопытство, желание вызнать чужую сердечную тайну нисколько не покоробили Марианну: в словах и взглядах Селии сквозила врожденная деликатность учтивой провинциалки, разве что обделенной счастьем, но не желающей того же своим подругам…

К столику вернулся Джеймс. Он поздоровался с Селией, они знали друг друга.

— Донья Марианна, разрешите пригласить вас на болеро, — сказал он, с улыбкой протягивая ей руку. И подал знак оркестру.

С испугом юной гимназистки Марианна вступила в круг. Резким движением Джеймс привлек Марианну к себе, и она, ощутив его молодое тело, подавила возникшее волнение довольно пошлой, по ее же мнению, шуткой:

— Кушать подано!

— А у меня как раз разыгрался аппетит! — не менее пошло ответил неотразимый Джеймс…

 

Глава 21

Слова Дульсе Марии о том, что бы она сделала, будь у нее много денег, запомнились Бласу.

Смешная она… Такая ли смешная?

Устроить центр для детей, такой центр, где они увидели бы самое лучшее из того, что есть в мире, могли потрогать своими руками будущее, не захотели бы больше никогда питаться лозунгами вместо еды, слушать одно и то же радио, коллективно любить и ненавидеть одни и те же вещи…

Утопия? Наверно. Но какая красивая утопия!..

Гастроли, которые были продлены на два дня, подходили к концу. Сегодня давалось последнее представление.

На завтра был намечен прощальный обед. Об этом объявила труппе Дульсе Мария. Вид у нее при этом был не праздничный. Девушки ответили дружным ликующим визгом.

Представление, данное на этот раз в кабаре гостиницы «Гавана либре», прошло с шумным успехом: может быть, потому, что уставшие девушки были воодушевлены приглашением на прощальный обед.

После представления незнакомец снова пригласил Викторию поужинать.

Она сама не знала, почему отвечает на его ухаживания. Обычно необщительная и немногословная, Виктория охотно беседовала с «аргенчилигуайцем», шутила, удивляясь своей раскрепощенности. Не оттого ли, что Бегония спасена и новый ее номер так понравился зрителям?

Она чувствовала доброе внимание к себе этого сильного человека, по всей видимости много испытавшего и много постигшего в жизни.

— Виктория, — сказал он после ужина, когда они вышли прогуляться на Малекон. — Я решил тебе открыться, потому что вижу в тебе добрую душу и надежного друга…

Виктория давно поняла, что он человек с двойным дном, но не предполагала, что обязательно узнает, кто он на самом деле. И что это произойдет именно сегодня.

Более того, она не имела никакого желания узнать это. Потому что боялась. Потому что предпочла бы, чтобы у этого человека не было тайн.

Он нравился ей, как никто раньше.

— Вы не считаете, что, прежде чем открыться, надо было бы и меня спросить, хочу ли я этого?

Она перешла на шепот, желая свести все к шутке, хотя то, о чем она говорила, было весьма серьезно.

— Иногда открывать тайну легче, чем узнавать ее. У меня в последнее время было столько неприятностей и хлопот… А сколько их еще ожидает меня по прилете в Мехико!.. Вот вы… хотите посвятить меня во что-то таинственное! — Она сделала большие глаза и стала «пугливо» озираться. — И не спросите, есть ли в моем сердце место для чужих тайн?

Она посмотрела на него и удивилась. Ей показалось, что перед ней стоит совершенно другой человек: на его лице была гримаса боли и отчаянья.

— Что с вами? — воскликнула Виктория. — Ради Бога, простите меня, если я вас обидела!

— Ты не обидела меня. Просто мне незачем жить, если ты не пожелаешь меня сегодня выслушать. Ты единственная, кому я хочу рассказать все это…

— Но почему?

— Потому что решил исповедаться тебе, еще когда увидел тебя в первый раз в Мехико, в кабаре «Габриэла»…

— Исповедаться незнакомой девушке, танцующей в злачном месте? Я не священник, и кабаре «Габриэла» не храм! — усмехнулась Виктория.

Словно не замечая ее издевки, он сказал:

— Ваша труппа и приехала-то сюда потому, что мне очень захотелось тебя увидеть.

— Что?! Эти гастроли устроил ты?

Она сама не заметила, как перешла на «ты». Он ничего ей не ответил, и Виктория поняла, что допытываться глупо, так как все это правда.

— Ты сделал это только для того, чтобы… увидеть меня?

— Это главное…

— Значит, есть еще какие-то соображения?.. Еще кто-то из нашей труппы тебя интересует?

— Виктория! Ты должна узнать все.

Он взял ее за руку и повел с Малекона — не в сторону отеля, а в сторону темного проулка. Там стоял серый «форд».

Он направил машину к бухте, по винтовой эстакаде спустился в тоннель, проходящий под ее горловиной, и выехал за город.

— Меня зовут Хорхе, — сказал он. — Я колумбиец…

— Ты давно живешь на Кубе?

— Время от времени я здесь отдыхаю…

— После работы на континенте?

— Если это можно назвать работой…

Через несколько километров он свернул к рыбачьему поселку, где возле старого причала стояла большая яхта. На свет автомобильных фар из рубки выглянул человек с автоматом.

— Привет, капитан! — сказал он Хорхе. — Останешься?

Хорхе взглянул на Викторию. Она промолчала.

— Да, Рамон, — сказал он. — Можешь взять мою машину. Пригонишь в шесть утра…

 

Глава 22

Хорхе Муньос стал одним из муравьев наркобизнеса, когда, не имея средств для продолжения образования, ушел из университета.

Острый аналитический ум и фантазия, не востребованные наукой, позволили ему несколько раз выпутаться из смертельно сложных обстоятельств. Это привлекло к нему внимание босса и продвинуло в ближайшие его помощники.

Хорхе не удивило, а скорее обрадовало, когда он узнал, что босс работает на революцию — не потому, что это некоторым образом оправдывало криминальную деятельность Хорхе, а потому, что в ту пору он, как миллионы его сверстников, симпатизировал «острову свободы».

Через некоторое время, по каким-то стратегическим соображениям босса убрали, а занять его место предложили ему.

С тех пор утекло много воды. Он уже не был тем боевиком, который обеспечивал продвижение «товара» из дебрей Колумбии — через Антильские острова — в Соединенные Штаты. Он планировал эти операции и следил за их осуществлением.

Его давно не устраивала доктрина «зло — во имя добра».

Он видел, как один за другим исчезают «боссы», некоторые из которых, не в пример ему, занимали видные посты на Кубе и в других странах.

В последнее время у него были достаточные основания подозревать, что если не дни, то месяцы его сочтены.

Уже давно ему не давали нового задания.

Дойдя до этого места, Хорхе умолк…

Они лежали в обнимку напротив большого круглого иллюминатора. Вдали мерно вспыхивал маяк. Слышно было, как у причала тихо плещется волна.

Хорхе нежно поцеловал ее волосы. Она улыбнулась и сказала:

— Если бы еще час назад мне сказали, что я смогу вот так с тобой…

Она не часто была с мужчинами и каждый раз потом с замиранием сердца вспоминала себя за час до того, как это происходило.

Путь от спокойной близости к жаркому соитию казался ей магическим чудом. И она, как язычница, верила, что у этого чуда есть особый ангел-распорядитель, — древние называли его Купидоном…

Первым ее мужчиной был насильник. Она не сопротивлялась, а он, видя ее покорность судьбе, не обошелся с ней жестоко.

Она не утратила веру в людей и в любовь, не ожесточилась. И последующими связями, не частыми, по сравнению со сверстницами ее круга, как бы вылечила себя от той обиды — когда женщиной она стала не по своей воле…

Каждая новая встреча была для Виктории чем-то великим, во что она отказывалась верить, чем-то невозможным, и она могла признаться себе, что ни одна из этих встреч, кроме той, первой, не принесла ей огорчений.

Но никто из мужчин до этого не обладал ею с такой нежностью. Только сейчас она и стала женщиной…

— Если бы еще час назад мне сказали, что я смогу вот так, с тобой… — повторил он слово в слово сказанное Викторией.

— Хорхе, так странно все это. И так тревожно. Мне кажется, что мы встретились лишь для того, чтобы навсегда расстаться. И поэтому я не знаю, радоваться мне нашей встрече или проклинать ее…

— Уж во всяком случае, не проклинать.

— Пусть бы мы никогда больше не увиделись, лишь бы с тобой не произошло ничего плохого…

— Постараюсь…

— Вот я лежу с преступником и рада этому! — рассмеялась она, закрыв лицо руками. — Господи, что же это такое!

— Ты лежишь с человеком, который тебя любит. С человеком, который не хочет больше быть преступником. И свидетельство этому, что я тебе исповедался… Так больше не будет. Я выхожу из игры…

— Неужели тебе позволят это сделать?

— Важно, что я себе это позволяю.

— Что ты имел в виду, когда сказал, что не только из-за меня попросил пригласить на Кубу нашу труппу?

— Я открою тебе это… Только прошу с этого момента слепо довериться мне. И делать то, что я велю.

— Ты хочешь меня… завербовать?

— Нет! Я же сказал, что выхожу из игры. И хочу, чтобы ты помогла мне разрубить один узел.

Он встал, надел шорты и рубашку. Поцеловал Викторию.

— Ты лежи, я сейчас…

Он вернулся через пять минут с горячим кофе и сандвичами на подносе. Виктория к этому моменту успела встать и одеться. Хорхе озабоченно сказал:

— Сегодня на эту яхту видные руководители пригласят твоего хозяина Бласа и тебя, а также Хуаниту Дельгадо и Дульсе Марию, которая работает с вашей труппой гидом.

— Она прелесть! — сказала Виктория.

— Она замечательная девушка… Жаль только, что она дочь Хуаниты…

— Вот как…

— И что она влюбилась в Бласа.

— Похоже, что Блас тоже от нее без ума…

— Блас… человек, которого заманили на Кубу по моей Подсказке.

— Бласа?! Для чего?

— Я пообещал привлечь его к наркобизнесу.

— А если он откажется?

— Не откажется.

— Ты говоришь об этом с такой уверенностью, будто знаешь его.

— Я очень хорошо его знаю! — сказал Хорхе, и на скулах у него заходили желваки. — Хоть он и не догадывается об этом. Он не тот, за кого себя выдает.

— Кто же он?

— Он занимался тем же, чем занимаюсь я, но не знал, что работает на кубинцев. Он ненавидит Кубу…

— Почему?

— Потому что однажды бежал с нее, подпалив прежде дом, в котором жила Хуанита.

— Вот почему у нее изувеченное лицо! — удивленно воскликнула Виктория. — Не верится, что Дульсе Мария ее дочь… А Хуанита узнала его?

У причала раздался автомобильный гудок. Хорхе посмотрел на часы.

— Точнее Рамона только солнце, — сказал он.

— А кубинцы знают, кто Блас? — повторила вопрос Виктория.

— Она не узнала его…

— Откуда же ты знаешь все это?

— Однажды в Гватемале меня схватила полиция и бросила в одну камеру с человеком, у которого были забинтованы глаза. Это был Блас, который рассказал мне историю своего бегства. Нас освободили партизаны. Он так и не увидел меня. После я несколько раз следил за ним. И узнал по прошествии пятнадцати лет, когда случайно забрел в «Габриэлу»…

— Что же будет? И зачем мне встревать во все это?

Широко улыбнувшись, Хорхе заверил ее:

— Все будет хорошо!

 

Глава 23

Вот уж действительно, у его величества случая много имен, и одно из них Дьявол-Который-Никогда-Не-Дремлет.

Надо же было случиться такому, чтобы Марисабель, поставив кассету с музыкой, которую она увидела на столе у Бето, наткнулась на его игривый диалог с Клаудией, к которой она с самого начала не питала ни малейшего доверия!..

Боже, о чем они говорят!

«А вот сколько детей, дорогой Бето, ты хотел бы иметь?»

«С кем?»

«Ну, хотя бы со мной?»

«Милая! Ты хотела бы иметь от меня детей?»

«О да, и не меньше пяти!»

«Не много ли?»

«В самый раз, дорогой! А теперь ответь. Родил бы ты детей по расчету? Позволил бы мне делать аборт…»

На этом месте пленка кончилась.

Конечно, Марисабель не забыла, что Клаудия намеревалась их «проанкетировать». Об этом, смеясь, поведал Луис Альберто, об этом обмолвился Бето, да и сама Клаудия на празднике, устроенном в честь возвращения Чоле сказала, что не станет портить им настроение и задаст свои вопросы позднее.

Вот и «не испортила настроение»!

Послушать только этот заигрывающий голос! А шаловливые вопросы Бето!

Что плохого она сделала ему? Почему он так падок на флирт с каждой встречной и поперечной?

То он по первому зову бежит к Бегонии! То позволяет этой длинноногой бразильской цапле манипулировать своими руками на виду у всех в ее присутствии!

Мало ему урока, который преподнесла всем им Лили?

Неужели он не может пощадить ее самолюбие? Или он специально испытывает ее терпение? Может быть, он настолько слабоволен, что не решается открыто порвать с ней — вот и провоцирует ее на скандал?

Нет, она соберет все силы и нервы, чтобы не поддаться!

Боже, что она говорит! Если это действительно так, то чего она сможет добиться оттяжкой времени?

С другой стороны, если ей это только кажется, то не выроет ли она сама себе яму, устроив ему скандал, как в тот раз, когда ее спровоцировала Лили?

Нет! Нужна выдержка.

Вот что она сделает — сама позвонит Клаудии, пригласит ее к себе или приедет к ней и тоже ответит на ее смехотворные вопросы о количестве детей и тому подобном.

Клаудия нехотя согласилась. Они встретились в саду училища.

Марисабель умышленно оделась по последней моде: на ней был дивно сшитый светлый капитанский костюм, белые туфли на среднем каблуке и белая сумка, а вокруг шеи был повязан голубой шифоновый платок.

Она была и так выше Клаудии, а в туфлях на каблуке казалась особенно высокой по сравнению с ней.

— Клаудия, — спросила она с еле скрытой иронией. — И много ответов ты насобирала?

— В общем-то достаточно для того, чтобы сделать некоторые выводы…

— Ты, конечно, интервьюируешь тех, кто помоложе?..

— Есть и такие…

— Если я правильно понимаю, тебя очень интересуют проблемы семьи. Это потому, что такая у тебя тема, или семейные дела тебя волнуют лично?

Клаудия внимательно посмотрела на белоснежную Марисабель. Она поняла, что Марисабель подтрунивает над ней, и решила принять вызов.

— Семейные дела меня волнуют лично, — сказала она, собрав все силы для того, чтобы выглядеть девушкой, мечтающей как можно скорее подцепить ухажера типа Бето. — Хочется найти среди респондентов человека, чьи взгляды особенно близки к моим.

— Какие же это взгляды?

— Мечтаю выйти замуж за человека доброго, который бы уважал жену и запрещал ей делать аборты, чтобы я могла родить не меньше шести-семи детей…

— Клаудия, но ведь это ужасно! — поддалась на провокацию Марисабель. — Если каждая женщина будет рожать по шесть-семь малышей, скоро на земле станет тесно!

— Почему каждая? Вот ты, например, сколько хочешь родить детей?

— Я? — спросила, растерявшись, Марисабель. — Я не думала…

— Вот видишь. Если каждая женщина не родит ни одного малыша, то скоро на земле будет много свободного места… А вот скажи мне, — Клаудия вынула из сумки магнитофон и включила его. — Ты Бето ревнуешь ко всем или только ко мне?

Марисабель опешила, покраснела и, некрасиво усмехнувшись, пошла прочь от очковой змеи Клаудии.

 

Глава 24

Сейчас средства к существованию Ирме доставляла пылкая к ней привязанность ее старого друга Исидро Кироги.

Она знала его еще до того, как, позарившись на ранчо, «подцепила» спивавшегося Леонардо Вильяреаля. По существу, дон Исидро утолял ее неуемную страсть все то время, что Леонардо изменял ей с текилой.

Было бы смешно считать, что делал он это только как жертва пылкой страсти, — при всем при том что Ирма бесконечно ему нравилась, спал он не только с ней, а с мечтой о ранчо Леонардо Вильяреаля.

Потом в сердце Ирмы вошел Диего Авилла. И дон Исидро женился на старухе-американке, с которой познакомился в наводненном туристами Гуанахуато. После ее смерти на деньги, которые остались после нее, он открыл танцевальный салон, последовав совету своего приемного сына Джеймса, подметившего, что в городке Сан-Мигель избыток незамужних девушек и вдов.

Джеймс, отец которого погиб во время авиационной катастрофы, когда он был маленьким, приехал с вдовцом-отчимом в Мексику и жил в его доме.

С приемным сыном у Исидро Кироги были корректные отношения. Лишь однажды он вспылил, когда Джеймс неудачно пошутил, спросив, чьим еще приемным сыном он станет?.. И не потому, что дон Исидро подумал о своей смерти, а потому что…

Печальную весть о том, что Ирма осуждена, он услышал от друга, жившего в Куэрамаро.

Дон Исидро навел справки, узнал, где находится Ирма, послал ей письмо и, получив ответ, начал отправлять ей деньги.

Конечно, дон Исидро был уже не тот, но Ирма снова привязалась к нему. Она поверила ему, когда он однажды обмолвился, как не просто было дать взятку врачу, чтобы он определил ее опухоль как злокачественную…

Но Джеймс был ей больше по душе.

Ее зрелая яркая красота сделала свое дело. Красный «порше» загорелого красавца стал появляться по вечерам в Куэрамаро. Ох, не дай Бог, дон Исидро прознает о привязанности приемного сына к его любовнице! Этого бы ей крайне не хотелось…

Впрочем, дон Исидро догадывался о том, что Джеймсу по душе красавица со шрамом на подбородке. Поэтому-то он и вспылил, когда Джеймс пошутил, спросив, чьим еще приемным сыном он станет?

В этот вечер, после ужина в небольшом ресторанчике, Ирма решила остаться у дона Исидро.

— Дора сказала, что видела Марианну Вильяреаль… С Джеймсом… Она, стало быть, вернулась в наши края…

— Да, мой брат Элиас привез ее с аэродрома. А Джеймса я послал за ней, чтобы переговорить об одном деле.

— О каком, если не секрет?

— Хочу попросить ее быть феей-хозяйкой на благотворительном балу у детей-сирот.

— Почему именно ее?

— Мне кажется, что ее имя привлечет внимание и благотворительный бал пройдет с большим успехом…

— Дались тебе дети! Есть у тебя один сын, хоть и приемный, о кем и думай.

Дон Исидро поморщился…

— Дорогая, благотворительность входит в круг обязанностей добропорядочных членов общества, и я себя таковым считаю.

Ирма окинула дона Исидро насмешливым взглядом.

— Это ты добропорядочный! Жил со мной тайком от моего мужа! Женился на старушке!..

— Ирма, можно подумать, что ты Дева Гвадалупе!

— Успокойся… Я не хотела тебя обидеть. Просто когда заговаривают об этой… Ненавижу ее! Она мне всю жизнь испортила! Отняла у меня ранчо, которое поросло травой у всех на виду!

— А ты желала бы снова… стать его хозяйкой?

— Ты хочешь его приобрести для меня?

Так как дон Исидро сразу не ответил, она поняла, что это не совсем так.

— Ну, не для тебя, но ты будешь на нем хозяйкой.

— Я мечтала бы об этом, мой дорогой! — загладила Ирма поспешность своего высказывания нежным поцелуем. — Но ведь это теперь сущая развалина…

— Ранчо расположено в хорошем месте. Земля есть земля…

— Теперь я понимаю… Наверно, эта дрянь отказалась продать ранчо…

— Ты как всегда прозорлива…

— А ты не отступишься?

— Как видишь, я настойчив.

— Как же ты думаешь уговорить ее?

— Я уже сказал ей, что ранчо мне необходимо, чтобы устроить на нем трудовую колонию для детей-сирот.

— Ты действительно этого хочешь?

— Как знать, дорогая…

Дон Исидро помолчал.

— Есть немало семей, по тем или иным соображениям отказывающихся от своих детей. Многие из родителей люди весьма состоятельные. Уже сегодня я бы мог предложить дюжине известных мне мужчин и женщин отдать детей в подобное заведение…

Ирма испытующе посмотрела на дона Исидро. Шутит он или говорит правду?..

— Я не знала, что в тебе спит воспитатель.

— В каждом до поры до времени кто-то спит. Иногда не просыпается до самой его смерти и продолжает спать дальше…

Ирма расхохоталась.

— Мой интерес, — продолжил дон Исидро, — связан не с воспитанием детей, а с бизнесом. У Джеймса великолепная голова. Он учился на статистическом отделении. Его увлечение — читать отчеты, показатели опросов и референдумов. Идею с салоном подсказал мне он. Идея о детском доме для отпрысков богатых семей, расположенном не на виду, также пришла в голову ему…

— Ну что же, неплохая идея. Сделай все, что можешь! Лишь бы этой дряни здесь больше не было!

Дон Исидро нежно поцеловал Ирму и осторожно сказал:

— Вот о чем я хочу тебя попросить… Не афишируй нашу с тобой… дружбу, пока я не совершу сделку.

— Если не завершишь, этой гадиной займусь я!

 

Глава 25

С утра у девушек из «Габриэлы» было приподнятое настроение. Они готовились к обеду в их честь, который устраивался по поводу успешного окончания гастролей.

Известие о выступлениях мексиканской труппы, показавшей на Варадеро, в Камагуэе и Сьенфуэгосе «Эротическое шоу» и «Свидание с лесом любви», как это всегда бывает, к концу гастролей вызвало поток заявок из других городов. Многие группы иностранных туристов также хотели посмотреть горячих девочек из Мексики.

Но Блас был неумолим. Все усилия Хуаниты ни к чему не привели. Он благодарил за предложение продлить гастроли, но, ссылаясь на обязательства в Мексике, твердо просил обеспечить вылет труппы в Мехико не позднее завтрашнего вечера…

В душе Блас посмеивался: если бы Хуанита знала, что на Кубу его привела не жажда успеха и наживы, а жажда мести!

Он полагал, что «управится» еще сегодня…

Хорхе и Виктория, вернувшиеся с яхты в отель, завтракали в баре за отдельным столиком.

— Виктория, сегодня вечером на яхте может случиться непредвиденное. Что бы ни произошло, ты должна быть спокойна. Мы с Рамоном позаботимся о тебе. И никому ни слова о том, что тебе известно о приглашении на яхту.

— Хорошо, Хорхе, как скажешь, так я и сделаю…

В бар спустились девушки одна наряднее другой.

Ярче всех была одета Лулу: ярко-желтое длинное платье и такого же цвета тюрбан на голове делали ее похожей на рабыню с сахарной плантации тех времен, когда красивые молодые негритянки подвергались некрасивому обращению со стороны разного возраста латифундистов, как это показано в «мыльной опере» под названием «Рабыня Изаура».

У «рабыни Лулу» было отменное настроение. Она прошла «вторым номером» после Виктории и заслужила похвалу Бласа, обычно скупого на поощрения, который обещал по возвращении в Мексику увеличить ее оклад чуть ли не вдвое.

Чего лучше — Лулу, как и Виктория, отсылала большую часть заработка домой.

Конечно, в отличие от недотроги Виктории, перепадало ей и от клиентов, но ее семейству на острове Гвадалупа и трех ее окладов было бы мало.

Впрочем, не такая уж и недотрога Виктория! Одного взгляда на нее было достаточно, чтобы Лулу поняла: этот высокий красивый «аргенчилигуаец» с небольшой проседью в висках пришелся ей не только по душе, но и по телу.

Девушки расцеловались.

— Лулу! Какая ты нарядная в этом платье! — улыбнулась Виктория.

— Без платья я еще наряднее! — дерзко заявила Лулу, шутливо строя глазки Хорхе.

— Никто не спорит, дорогая! — ответила Виктория. — Похоже, больше всего без платья ты нравишься пожилым. Вчера во время твоего выхода один канадский старичок упал со стула и сломал копчик.

— Знала бы ты, что ломают при виде меня молодые! — не задумываясь, парировала шутку Виктории умопомрачительная Лулу.

Хорхе расхохотался. Он встал и, поцеловав Викторию и Лулу, удалился. В дверях он столкнулся с Бласом и Дульсе Марией и дружески кивнул им.

Блас и Дульсе Мария подсели к столику Виктории.

— Завтра улетаем? — спросила Виктория Бласа.

— Похоже, что так, хотя подтверждения из «Аэрофлота» пока нет, — ответил он.

— Надеюсь, все будет в порядке, — озабоченно сказала Дульсе Мария и добавила, понизив голос, чтобы не слышали сидевшие за соседним столом девушки: — Вечером вы с Бласом и я с Хуанитой Толедо приглашены на правительственную яхту.

— А девушки? — спросил Блас.

— Только мы…

— Что, яхта слишком мала? — обиженно спросила Виктория, демонстрируя солидарность с подругами, хотя уже имела возможность убедиться, что яхта далеко не мала. — Блас, может, мне лучше отказаться?

— Не яхта мала, а ум у ответственных работников! — буркнула Дульсе Мария.

— Отказываться не будем, — строго сказал Блас. — А девушкам я оплачу вечерний ресторан… У меня разболелась голова, я поднимусь в номер.

Он встал и по пути к выходу сказал девушкам, завтракавшим за большим круглым столом:

— Оплачиваю всем вечерний ресторан!

Его слова были встречены ликованием.

 

Глава 26

Войдя в номер, он увидел Хорхе.

— Вы не ошиблись номером? — угрюмо спросил он, поняв, что неспроста этот, как его назвала Виктория, «аргенчилигуаец» увивался за их труппой. — Как вы вошли?

Хорхе усмехнулся.

— Я могу войти к самому Фиделю! А уж в номер отеля, где селят преимущественно иностранцев…

Почему-то голос незнакомца показался Бласу знакомым. У него была цепкая слуховая память, впрочем, с годами он стал догадываться, что порой кажется ему знакомым то, что не является таковым…

Наверно, ошибся…

— Что вас привело ко мне?

— Сначала давайте познакомимся. Меня зовут Хорхе Муньос.

— Как зовут меня, вы, надеюсь, знаете…

— Я? Конечно…

Этот двусмысленный ответ Бласу не понравился. Неужели Дульсе Мария после посещения кладбища «Колон» донесла на него? Но следующая фраза Хорхе развеяла его подозрения.

— Только я и знаю, Алехандро, как тебя сегодня зовут.

— Простите, не понял…

— Это я пригласил тебя на Кубу.

— Та-а-ак! — сказал Блас. — Вот мы и на «ты»…

— Неужели тебе, кубинцу, это странно?

Блас достал из недействующего холодильника початую бутылку относительно старого кубинского рома «Аньехо», налил в два бокала и протянул один из них Хорхе.

Тот взял бокал в руки и, холодно улыбнувшись, кивком предложил Бласу пригубить ром первому.

Тот залпом выпил свою порцию и, не глядя в глаза Хорхе, сказал:

— Неотравленный и по вкусу неплохой…

— Все же не тот, что прежде, — сказал Хорхе, сделав небольшой глоток.

Он поставил бокал на стол и рассмеялся.

— Однажды один молодой администратор, присланный в знаменитые подвалы «Бакарди», наткнулся на бочку с какой-то дурно пахнущей жидкостью. Он велел немедленно вымыть бочку. Наутро Куба узнала, что навсегда лишилась своей знаменитой бесценной ромовой эссенции…

— Мы встречались в Гватемале? — осторожно спросил Блас.

— В Гватемале, в Гватемале… Неплохая память на голоса! У тебя ведь тогда были забинтованы глаза…

Блас упомянул Гватемалу, потому что тогда он еще звался Алехандро. Эпизод в полицейском застенке он бы и не вспомнил, не упомяни о нем Хорхе…

— Ты мне еще рассказал о том, как поджег дом одной доносчицы…

Блас не помнил, чтобы рассказывал тогда кому-то об этом, но возненавидел себя за ту юношескую болтливость. «Не догадался ли он, что это обгоревшая Хуанита Толедо? — опасливо подумал Блас. — Впрочем, она обмолвилась при девушках, что пострадала во время диверсионного поджога крупного универсального магазина. Скорее всего, она всегда пользуется этой версией».

— Я уже тогда занимался наркобизнесом для Кубы. Иногда наши пути пересекались, но ты меня не видел… Помнишь студентку Урсулу? Ту, которую истязали и те, и эти?..

Блас помнил Урсулу, и не только той поры…

Не слишком ли много знает о нем этот Хорхе? Если действительно залучил Бласа на Кубу он — как знать, не следил ли он или его «коллеги» за Бласом в последние недели, когда он провернул похищение Бегонии? Что, если они вышли на Урсулу и та раскололась?

И еще он вспомнил посольского мздоимца Рохелио Набеля. Интересно, он брал взятки для отвода глаз или «подрабатывал» втайне от хозяев? А может быть, как честный «революсионарио», добывал где ни попадя средства на «родину или смерть» и честно сдавал их в кассу посольства? Если они не гнушаются махинациями с наркотиками, что уж стыдиться мелких поборов?

— Да, я помню Урсулу… Знать бы, где она сейчас…

Хорхе расхохотался.

Блас подозрительно покосился на него, чем выдал себя. Хорхе не знал, где обитает несчастная Урсула, но понял, что об этом знает Блас и что ему не хотелось бы афишировать свое нынешнее знакомство с ней.

И Хорхе дал ему понять, что и это ему известно.

— Урсула наш человек…

В глазах Бласа мелькнул испуг загнанного волка.

И тут Хорхе осенило: не мог Блас не быть причастен тем или иным образом к похищению сестры Виктории, к которому она в разговоре все время возвращалась!

Так, по крайней мере, решило совершеннейшее «вычислительное» устройство — его мозг, который еще в студенческие годы отличался недюжинными аналитическими способностями.

— Я хотел бы предложить тебе нечто лучшее, чем похищение младенцев, — пустил он пробный шар и по тому, как Блас выпятил нижнюю челюсть, понял: шар попал в лузу…

 

Глава 27

Да, Дора никогда прежде не видела Марианну, но лицо ее она знала «наизусть».

Вернее, не целое лицо, а лишь его правую половину. Ибо существовала женщина, как две капли воды похожая на Марианну, да только…

Ее звали Мириам. Это ей писал и не окончил письмо отец Марианны. Мириам была его дочерью, сестрой-близнецом Марианны.

С большим опозданием, перед самой своей смертью, Леонардо Вильяреаль узнал о том, что его жена родила не одну девочку, а двух. И у второй, которую мать нарекла именем, похожим на имя первой, лицо было наполовину изуродовано огромным родимым пятном темно-лилового цвета.

Рожала мать дома, в отсутствие мужа, вечно гулявшего где-то с друзьями, не все из которых составляли честь его родовитому имени. Повивальной бабкой была старая знахарка из далекой деревушки, откуда была родом мать. И увидев новорожденную, они ужаснулись.

— За грехи отцовские кара Божья! — воскликнула старуха.

Знахарка вызвала из деревни знакомого индейца-лекаря, который соком кактуса, известного ему одному, свел «дьявольскую метину», на месте которой на личике несчастного ребенка образовалось одно огромное розовое тавро.

Девочка навсегда была обречена на затворничество.

Знахарка тайком увезла ее в свою деревушку, где та росла до трех лет, став абсолютным подобием своей сестры, только… с наполовину изуродованным лицом.

После смерти знахарки мать перевезла девочку поближе к себе и поселила ее на окраине Куэрамаро, наняв ей в няньки свою подругу Дору. Мать тайно навещала девочку, что один раз привело к скандалу: муж, заметив, что она время от времени уходит из дома, заподозрил ее в неверности, и только после того, как она поклялась здоровьем Марианны, он поверил, что она не изменяет ему.

Впрочем, его гнев был вызван не любовью, а гонором стареющего пьянчужки, перекладывающего вину за супружескую остуду с больной головы на здоровую.

Дора привязалась к девочке. После смерти матери она стала для Мириам настоящей матерью, во всем соблюдая обещание, данное покойной: насколько возможно, прятать несчастную от посторонних глаз, а рассказать отцу о ее жалком существовании, лишь когда та достигнет совершеннолетия.

Однажды, когда Ирма, чуть ли не сияя от радости, поведала Доре, что дни Леонардо сочтены и скоро она станет владелицей ранчо, Дора решила сообщить отцу о том, что у него есть вторая дочь.

С дочерью ветеринара Селией она передала ему письмо, в котором рассказала, что у Марианны есть сестра-близнец по имени Мириам. Да только не решилась описать ее уродство, — пусть сам все увидит, когда навестит Мириам. А увидит — поймет, почему мать скрыла рождение девочки-близнеца.

Но они так его и не дождались; Откуда было знать Доре, что несчастный отец начал писать письмо к неведомой дочери, да не успел его отправить. А сил подняться в ту пору у него уже не было.

Дора работала прачкой, и до поры до времени они обходились ее скромными заработками. Позже Мириам научилась замечательно шить и вышивать, Дора продавала в Гуанахуато расшитые ею кофточки и платки туристам, и это приносило им дополнительный, иногда совсем даже неплохой доход.

Может быть, из-за Мириам Дора так и не вышла замуж.

Впрочем, никогда у нее не было серьезных ухажеров, а те, что сближались с ней, делали это не для того, чтобы жениться…

После того как Дора увидела красавицу Марианну, она не находила себе места: какая несправедливость, как несхожи судьбы двух женщин!

Одна — богатая, за ней увивается даже такой красавец, как Джеймс, другая — затворница, влачит жалкое существование…

Ирма чувствовала — Дора что-то скрывает, и прибегла к испытанному средству: налила себе и ей по рюмочке текилы.

Не удержалась Дора и выложила Ирме все как есть.

— Вот оно как! — задумчиво сказала Ирма Рамос. — Я-то думала, ты ходишь за какой-то старушкой, а оказывается, у меня была еще одна приемная дочь…

— За что такая несправедливость! Марианна так богата, что даже ранчо не сдает в аренду, а Мириам должна жить в бедности!

— Хорош у меня был муж, нечего сказать! — рассуждала Ирма вслух. — Скрывал от меня, что у него есть вторая дочь!

— Так ведь он узнал о ней перед самой своей смертью. Я ему письмецо передала, да, видно, он его и вскрыть не успел…

— Где ему было читать письма, он только и читал, что этикетки на бутылках…

Ласаро Кирога, узнав от Ирмы потрясающую новость о сестре Марианны, едва не выдал своего возбуждения.

В его замысле как раз недоставало подобного звена: это «тянуло» на добротный шантаж, а в подобных делах дон Ласаро разбирался.

Для того чтобы довести до конца задуманное, ему нужна была помощница вроде Ирмы, и он после некоторых колебаний решил посвятить ее в свои планы.

Разумеется, земля Марианны Вильяреаль была нужна ему не для устройства на ней детской колонии.

Будущее этого района было связано с добычей нефти. Недаром в округе стали появляться первые «качалки». Тот, кто сегодня мог приобрести участок в этих местах, обеспечивал будущее себе и своим потомкам. Никаких денег не было жалко на это. Более того, умный землевладелец (а он и хотел таким стать) не отдаст сразу нефтедобывающей компании свой участок: нефть, лежащая в земле, дорожает с каждым годом. Чем не «черное золото»!

Поэтому и просил он Марианну продать ему ранчо. Больше всего его раздражало, что отказывается она делать это не из коммерческих соображений (тут бы он ее понял), а из чистого женского упрямства.

Любой ценой надо было вырвать у Марианны свидетельство о продаже ее земли!

— Ирма, помоги мне! — сказал он напоследок. — Это дело сулит миллионы!..

 

Глава 28

После ухода «аргенчилигуайца» Блас понял, что попал в передрягу, выпутаться из которой будет не просто.

При всем при том случай не смертельный… Главное не спешить, не суетиться, выиграть время, все как следует обдумать…

Видно, не так хорошо идут у них дела, раз они вербуют новых ландскнехтов.

Значит, можно будет диктовать свои условия…

Конечно, даже тех фактов о «подвигах» Бласа пятнадцатилетней давности, которые известны Хорхе, хватит, чтобы «сдать» его американцам, а уж они упекут его сроком на три жизни в такую тюрьму, откуда сбежать можно только в смерть…

Жаль, не удалось ему сойти с большой тропы наркобизнеса.

А казалось, уже никто и никогда не напомнит ему о прошлом…

Хитрый парень этот Хорхе! Складно объяснил: дескать, не отпустят его самого на покой, пока он не подыщет себе замену.

— Так что не взыщи, друг, — сказал он, разводя руками. — Меня самого так же подцепили на крючок… И ты кого-нибудь со временем подыщешь.

Он, Блас, будет ходить под прицелом своих и чужих, а Хорхе будет нежиться с Викторией на пляже.

Он и сам не прочь делать то же самое с Дульсе Марией!

Его мысли перенеслись к ней. Он поморщился: возможно, сегодня она станет полной сиротой. Уж он исполнит клятву, данную на могиле своей несчастной матери!

Это было первое условие, которое он поставил Хорхе.

Тот скользнул быстрым взглядом по его лицу и сказал, что Куба вполне обойдется без этой алкоголички. Дульсе Мария, по-видимому, тоже…

Никого не удивит, если Хуанита умрет, ну, скажем, от… чрезмерного употребления рома. Она ведь была, кажется, на излечении в Болгарии, но это не помогло ее печени…

Впрочем, поинтересовался Хорхе, не желает ли Блас, чтобы о «лечении» Хуаниты позаботились инстанции?.. Ах, он сам хочет поставить диагноз, ну-ну…

Они договорились, что окончательный разговор — между Бласом и одной очень ответственной «тенью» состоится вечером на яхте, куда он с Викторией приглашен.

Блас позвонил Хуаните и попросил ее о конфиденциальной беседе, — он предпочел бы встретиться у нее дома: откровенно говоря, хотелось бы снять напряжение за рюмкой рома и обсудить возможность и условия новых будущих гастролей.

Хуанита обрадовалась его звонку, она не могла отказать ему, и не только потому, что возможность выпить она всегда считала святым делом.

Еще до прилета труппы ей дали понять, что в присутствии Бласа на Кубе заинтересованы некоторые «соответствующие» инстанции.

Таким образом его желания стали для нее законом.

К тому же она заметила, как волнуется Дульсе Мария при упоминании имени Бласа. Дочь не скрывала, что Блас ей нравится, и Хуаните хотелось поближе познакомиться с мексиканцем. Мексика неплохо относится к Кубе, так что возможный брак ее дочери с иностранцем, скорее всего, не вызовет неудовольствия властей.

Между Хуанитой и Дульсе Марией были сложные отношения. Эти сложности возникли, когда арестовали мужа, отца Дульсе Марии, и когда Хуанита, демонстрируя свою лояльность, позволила себе в присутствии дочери поносить предателя мужа перед соседями.

Его негритянская и ее белая кровь произвели на свет чудо природы — Дульсе Мария была привлекательна и умна. Ее красота со временем стала раздражать уродку Хуаниту, она постоянно придиралась к дочери, высмеивала малейшие ее оплошности.

А недавно ей еле-еле удалось вытащить Дульсе Марию из пренеприятной истории: взяла да и сказала на общем собрании все, что думает, о гонениях на молодую поэтессу, которую власти обвинили в клевете на социалистический строй.

Хуанита взяла с дочери слово, что на ближайшем собрании та непременно покается…

— Хорошо, Блас! — ответила она ему по телефону. — Ты знаешь, где я живу?

— Мы проезжали мимо с Дульсе Марией, и она показала мне ваш дом, весьма роскошное место…

— Жду тебя, чико, через час! Пожалуйста, не опаздывай. Ведь сегодня предстоит еще прогулка на яхте, и мне надо привести себя в порядок!

Направляясь в машине в сторону Мирамара, Блас с усмешкой подумал о том, что вряд ли обгорелая Хуанита сможет «привести в порядок» свою физиономию. Да и незачем это ей больше…

 

Глава 29

В конце концов Марианна согласилась быть феей благотворительного бала.

В ней проснулось провинциальное тщеславие: ведь это возможность привлечь внимание к роду Вильяреаль!

Праздник для детей-сирот прошел с успехом. Ласаро Кирога не пожалел денег на украшение танцевального салона, на устройство бесплатных буфетов, на призы и подарки. Многие жители откликнулись на его обращение собрать деньги или вещи для особо нуждающихся.

Марианна играла с детьми, танцевала с ними, раздавала подарки.

Перед самым началом Ласаро Кирога заручился согласием Марианны отужинать у него вечером: тем самым он хочет выразить ей свою признательность.

— А вы не станете уговаривать меня продать ранчо? — лукаво спросила она.

— Ах, донья Марианна, конечно, стану! — воскликнул сеньор Кирога. — Сами увидите!

Марианна заехала домой, чтобы переодеться.

Она устала, но это была здоровая усталость. На душе у нее было легко.

Она обрадовалась, увидев на столе в своей комнате письмо от Луиса Альберто.

«Дорогая и любимая моя жена Марианна,

вот уж правда: только разлука может показать, насколько люди привязаны друг к другу. Скажу откровенно: я места себе не нахожу, так хочу тебя увидеть и обнять!

У нас все более или менее в порядке. Марисабель, как всегда, нашла повод для ревности. На этот раз из-за Клаудии, которая, «проводя анкетирование» Бето на магнитофоне, позволила себе фривольные интонации, а Марисабель обнаружила эту запись. Впрочем, и наш сын хорош: отвечал студентке, как заправский жуир. Можешь себе представить, что было с Марисабель! Как всегда, «со всей прямотой» поставила на место и ее, и его наш несравненный дипломат — донья Чоле.

Очень серьезную догадку по поводу похитителей Бегонии выдвинули Пато и его сын Эстебан. По-моему, они нашли ниточку, ведущую… Впрочем, не будем загадывать.

А теперь я хочу напомнить тебе о существовании с древних времен такого литературного приема, как акростих. Помнишь, как мы переписывались с тобой? Попробую тряхнуть стариной и написать явное тайным способом:

Теперь прочитай сверху вниз начальные буквы. Прости, что фантазии не хватает: силы уже не те.

Надеюсь получить от тебя такую же «шифровку».

Любящий тебя себялюбец Луис Альберто».

Марианна представила Луиса Альберто пишущим это послание и расхохоталась: седина в висках, а шутит как мальчишка!

Она услышала клаксон «порше» и сбежала вниз, вдыхая дивный вечерний воздух родных мест.

Марианна с удовольствием села в машину Джеймса. Праздник ей понравился, и она на нем себе понравилась. В Мехико она живет затворницей. Ей снова захотелось работать, принимать участие в делах за стенами дома.

Джеймс вел машину молча. А Марианна без умолку говорила, вспоминая общение с детьми.

— Джеймс, так печально, что есть дети-сироты, — волнуясь, сказала она. — Никому не понять это чувство, если он сам не побывал в положении ребенка, лишенного родительской любви.

— Я понимаю вас, донья Марианна. По существу мне с детских лет пришлось жить одному. Отец погиб, а мать… больше уделяла внимания светским раутам, чем мне.

— Похоже, дон Ласаро любит вас, Джеймс.

— Похоже, — ответил он тоном, позволявшим гадать, так это или нет.

Джеймс не знал о планах отчима, но что-то ему подсказывало: Ласаро неспроста уделяет такое внимание Марианне. Обычно прижимистый, он потратил немалые деньги на устройство благотворительного бала. Не надо было быть особо прозорливым, чтобы понять: вся эта суета — не столько из любви к детям, сколько из стремления ублажить Марианну.

Не могло это ускользнуть и от самой Марианны. Дон Ласаро не походил на умильного попечителя детей. Несомненно, он преследовал какую-то цель.

Беседуя дома с доном Бартоломео о предстоящем празднике, она не услышала ни слов поощрения, ни слов порицания. Он буркнул только:

— Смотри в оба, Марианна. Не прослыть бы тебе здесь пешкой. А ты ведь королева…

Ночь была темной и пасмурной. Марианна не могла понять, где они едут.

— Нам еще далеко? — спросила она.

— Я решил срезать путь, мы подъедем с другой стороны, — ответил он.

Наконец остановились.

— Но это не то место, где я была в прошлый раз.

— Да, конечно. Это загородный дом. У отчима их несколько, — ответил Джеймс, провожая ее от ворот ко входу в дом, где ее уже ожидал улыбающийся дон Ласаро.

Джеймс откланялся и тут же уехал.

 

Глава 30

Хуанита Толедо встретила Бласа на пороге дома, откуда он был изгнан по ее навету, где он жил со своей матерью, которая стараниями Хуаниты навсегда переселилась в город мертвых…

На оплавленном лице деятельницы культуры тускло сияла похожая на гримасу улыбка. Как ни противно было Бласу, он улыбнулся хозяйке дома.

Еще и поныне кое-где виднелись следы того пожара. Закопченный карниз, пузырящаяся черная краска из-под облупившегося слоя штукатурки.

Хуанита не замедлила достать бутылку рома и, налив себе и гостю, непринужденно развалилась в кресле.

Тревожно бегая глазами, она промямлила, что не может много пить, так как ей не позволяет здоровье, да к тому же они ведь приглашены сегодня на яхту к высокопоставленным лицам и надо быть в форме.

Блас сказал, что с удовольствием привезет еще раз на Кубу своих «озорниц», и попросил Хуану заранее сообщить о приемлемых сроках и условиях будущих гастролей.

— Дульсе Мария души в тебе не чает, — сказала она Бласу.

Аргентинка научилась «тыкать», вполне «обананилась», как говорят на Кубе о прижившихся там иностранцах.

— Похоже, она влюбилась в тебя, чико? Надеюсь, ты не женат? Я бы не отказалась стать твоей тещей! Впрочем, и женой тоже! — хихикнула она в присущей ей манере.

Бласа передернуло от этой пошлости, но он с удовлетворением отметил, что бокал у нее опустел: ее руки действовали автономно от разума. Он подлил ей рома. Она стала отнекиваться, и он сказал с вежливой улыбкой:

— Всем наливают одинаково, а каждый пьет, сколько захочет…

— Я и не хочу, а пью, — как бы извиняясь за то, что ее бокал так быстро опустел, призналась она. — Ты впервые на Кубе?

— У меня такое впечатление, что я уже бывал здесь, — повторил Блас почти с той же интонацией фразу, сказанную несколько дней назад Дульсе Марии.

— А я до сих пор не привыкну, — сказала она, помрачнев. — Все вспоминаю Аргентину, город Кордову, где я родилась… И все же мне кажется, что я где-то тебя видела.

Она поставила пластинку с любимым аргентинским танго. Это танго — «Adios muchachos!» («Прощайте, парни!») — было знакомо всей — Южной, Центральной и Северной — Америке!

«Прощайся, прощайся, — зло подумал Блас. — Пошумела в года иные, вот и пришла пора с местами милыми проститься!»

— Тебе нравятся аргентинские песни? — вкрадчиво спросила она, закуривая сигарету.

— Нравятся… Но больше кубинские…

— Что в них хорошего? — Хуанита Толедо презрительно скривила губы. — Все чувства наружу!

Она стала подпевать неведомому певцу. Душещипательное танго прощания на заигранной пластинке волновало ее. У нее не было почти никакого слуха. Бласу показалось, что из ее горла вырывается противное кошачье мяуканье.

«Действительно, шалая у тебя ватага, — продолжал ерничать про себя Блас. — И как ни горько тебе ее покидать, а уж придется! Будет сейчас твоей душе утешение!»

— Так о каком деле, чико, ты хотел со мной поговорить?

— Понимаете, донья Хуанита, мой друг в Мехико, он кубинец, попросил меня навестить одну могилу на кладбище «Колон» и установить на ней памятник…

— Кубинец? Эмигрант? — насторожилась бдительная революционерка, отхлебнув рома. — Почему он сам не приедет? Сейчас многим из гуманных соображений и в соответствии с правами человека позволяется приезжать на Кубу для общения с родственниками…

— Единственная его родственница — умершая мать. Он боится, что его не пустят к ней…

— Он «гусано»? Преступник?..

— Я не знаю, преступник ли он? Представьте, одна негодяйка написала на него донос, что он якобы… Ну, в общем, гнусность.

— Что он якобы кто? — Хуанита тряхнула головой, прогоняя дурман опьянения. — Говори, чико.

— Что он якобы «марикон»! Его выселили с матерью из дома, мать не вынесла позора и умерла… Вот он и хочет поставить ей памятник…

Хуанита протрезвела. Она уронила на мраморный пол пустой бокал, который со звоном разлетелся и, чуть покачиваясь в кресле, уставилась на Бласа.

— Как его зовут? — дрожащим голосом спросила Хуанита.

— Алехандро…

— Эскаланте! — вскрикнула она и хищно ощерилась. — Так пусть он приезжает! Я сделаю ему специальное приглашение! И сама его встречу в аэропорту «Хосе Марти»! Никаких проблем!

— А он уже здесь! — наливаясь злобой, тихо сказал Блас, снимая темные очки. — Я и есть Алехандро Эскаланте.

Хуанита смертельно побледнела и вжалась в кресло. Ее дрожащая рука потянулась к телефону.

Одним прыжком он достиг ее кресла и брызнул ей в лицо газом из баллончика.

Хуанита начала хватать ртом воздух, слабо замахала руками и тут же затихла. Она шевелила губами, но взгляд у нее был отсутствующий.

Зайдя со спины, Блас разжал ей челюсти и, взяв бутылку с ромом, стал вливать его ей в рот, как в воронку. Она задергалась, делая большие глотки, стала захлебываться, сипеть, пока совсем не застыла. Изо рта ее вытекала тоненькая струйка рома.

Блас обмыл на кухне бутылку, обтер ее и, вернувшись, вложил в руку Хуаните.

Завернул свой бокал в салфетку и сунул его в карман.

Вместе с осколками разбитого бокала на полу и бутылкой в руке Хуанита Толедо вполне подходила для записи в медицинском протоколе: «Смерть в результате алкогольного отравления».

 

Глава 31

Этот загородный дом, укрытый густой зарослью, стоял в совершенно пустынном месте на самом краю каньона, из которого, клубясь, поднимался туман.

— Мрачная картина! — воскликнула Марианна.

— Днем здесь прелестно, — сказал, словно оправдываясь, хозяин.

Стол был сервирован на двоих, горели свечи.

— А почему Джеймс не остался?

— У Джеймса сегодня еще много дел. Ему еще надо присмотреть за разборкой конструкций, оставшихся после бала. Завтра салон должен работать как обычно.

Дон Ласаро поблагодарил Марианну за неоценимую помощь. Он сказал, что пришлет ей вырезки из газет, — ведь на празднике были журналисты из Гуанахуато.

Дон Ласаро решил не тянуть со своим планом. Надо было действовать решительно. Эту решимость ему придала Ирма.

— Донья Марианна, конечно, вы догадываетесь, что мысль о приобретении вашего ранчо не дает мне покоя, — сказал он с деланным энтузиазмом.

— Как ни прискорбно отказывать вам, но вы, надеюсь, тоже догадываетесь, что у меня нет причин для того, чтобы расстаться с отцовским наследством.

— Вы одна владеете им? — вскользь спросил Ласаро Кирога.

— Одна, хотя все, что принадлежит мне, принадлежит также моему мужу и моему сыну, не так ли?

— Только им? — загадочно спросил дон Ласаро.

— Кому же еще? Разве что Господу Богу! — улыбнулась Марианна. — А почему вы спрашиваете?

— Так… Не может ли быть так, что ранчо принадлежит еще кому-то?..

— Моя мачеха полагала, что после смерти отца ранчо перейдет к ней. Но она ошиблась! Покидая ранчо, я не знала, что оно принадлежит мне. Лишь случайность помогла восстановить справедливость…

— Какая?

— После смерти отца в архиве его близкого друга сеньора Луиса де ла Парра было обнаружено завещание.

— Вот видите…

Тон разговора — ироничный и загадочный — не понравился Марианне.

— А не хотите ли вы продать мне ваш салон?

Дон Ласаро растерянно взглянул на Марианну.

— Простите, вы шутите?

— Я говорю совершенно серьезно. У меня достаточно средств для того, чтобы купить несколько таких салонов. Я сама устрою в вашем салоне детский дом.

— Но эта идея принадлежит мне…

— А заодно я купила бы вместе с салоном ваши планы на приобретение моего ранчо! — сказала Марианна, залившись звонким смехом.

Дон Ласаро покраснел и пристукнул рукой по столу.

— Донья Марианна! Вы напрасно смеетесь надо мной. Смеется тот, кто смеется последним!

Он встал, отошел к стене и щелкнул пальцами.

Открылась дверь. На пороге стояла Ирма Рамос.

— Вот и увиделись, дорогая падчерица! — угрюмо сказала Ирма.

Марианна опешила. В одно мгновение она поняла, что снова стала жертвой в темной преступной игре, — там, где Ирма, не жди пощады.

И вспомнила слова дона Бартоломео: «Не прослыть бы тебе пешкой…»

Она тут же взяла себя в руки.

— Как здоровье, мачеха? — непринужденно спросила Марианна.

— Поговорим-ка лучше о деле, — усмехнулась Ирма. — Тебе удалось присвоить то, что должно было принадлежать мне. Но на этот раз тебе это не удастся!

— Правду говорят, что исправительные работы не могут исправить закоренелых преступников! — сказала Марианна, поднимаясь и направляясь к двери.

— Сядьте, донья Марианна! — крикнул Кирога. — Вам не уйти отсюда. Дверь заперта. Внимательно выслушайте меня! Мы располагаем аргументом, который заставит вас продать ваше ранчо. Повторяю, про-дать! Я хочу заплатить вам за него сколько вы скажете.

— А если это будет непосильная для вас цена?

— Я надеюсь на логичную, пусть и высокую, цену.

— Зачем вам такое запущенное ранчо? Ведь не для детской же колонии?!

Неожиданно ее осенило — нефть! Как она не догадалась раньше! Конечно — нефть.

О том, что здесь работали геологи, сказал дон Бартоломео, — она видела нефтяные «качалки» недалеко от ограды своего ранчо. Об этом же обмолвился и Джеймс, когда они проезжали мимо бьющих поклоны черных маятников.

— Вы хотите купить мои земли как нефтеносные, не так ли?

— Вас это не касается! Хочу, и все тут! Вы должны немедленно написать письмо в Мехико и попросить у мужа и Бето согласие на продажу принадлежащего вам ранчо. Найдите нужные доводы. Если ваш муж раньше не интересовался этой землей, вряд ли он будет артачиться сейчас. Повторяю, найдите веские причины, иначе…

— Что иначе?! — спросила Марианна.

— Вот что, милая, — сказала Ирма, подсев к столу и налив себе в бокал вина. — Слышала ли ты когда-нибудь о том, что у тебя есть… сестра?

— У всех могут быть сестры, о которых не подозреваешь! — отшутилась Марианна. — Даже у королей.

Ирма сказала:

— Ступай за мной!

— С тобой я пойду только в полицию!

— Хорошо, — сказала Ирма и вышла коридор.

Через некоторое время Марианна услышала какой-то глухой стук, возню, шаги…

В дверях показалась женская фигура со связанными сзади руками. На ее голову было накинуто покрывало. Женщина еле стояла на ногах.

— Смотри! — сказала Ирма, стягивая покрывало с головы женщины.

Марианна отшатнулась. Перед ней стояла она сама! У этой ее копии рот был залеплен липкой лентой.

— Знакомься, — сказала Ирма. — Это твоя сестра Мириам!

«Мириам? — вспомнила Марианна письмо отца. — Вот кому он писал! Боже, да ведь она на одно лицо со мной!»

— Мириам! — крикнула она, порываясь к сестре. — Неужели?!..

Марианна сделала шаг и упала без чувств на пол…

 

Глава 32

Блас покинул дом Хуаниты, выйдя через заднюю калитку. Машину он оставил в одном квартале на соседней улице.

Он поездил по городу и через час вернулся в отель, где его ждала Дульсе Мария. Она была как никогда хороша, но лицо ее было печально.

Они поднялись к нему в номер.

— Ну вот, завтра ты улетаешь, — грустно сказала она. — А мне что делать целую долгую жизнь?..

Блас не мог смотреть ей в глаза, он подошел, обнял ее, поцеловал, прижал к груди. Перед глазами стояло окаменевшее лицо Хуаниты, изо рта которой вытекала струйка рома…

Он пошел принять душ.

Стоя под тепловатой струей воды, он вспомнил, что в молодости испытывал нечто подобное: растерянность перед «целой долгой жизнью» и страх перед тем, что эту долгую жизнь надо чем-то заполнить… Кощунственная уверенность, что жизнь бесконечно длинна. Однажды на краю смерти он подумал обратное: как быстро пролетела жизнь, уже никогда он не сделает того, что хотел.

А сейчас что он хочет?

Хуаниты нет. Хорхе заверил его, что он может поставить любой памятник на могиле матери. Чего еще он желает?

Прощаясь с ним, Хорхе сказал: «бородатые» могут продержаться на плаву еще долгие годы, на них можно неплохо нажиться… Хорхе полагал, что единственная цель Бласа — приумножение богатства.

Цель Бласа была более благородной: отомстить за себя и за мать. И вот сейчас, когда не стало Хуаниты, он был в растерянности. Цель исчезла.

Внезапно он почувствовал, что устал «барахтаться». Одну Дульсе Марию ему и надо, чтобы вновь обрести покой: в ней все кубинское пространство и время, прошлое и настоящее, родная музыка и язык. С ней он вернет себе детство и молодость, поймет себя и мир.

Во что бы то ни стало вытащить ее с Кубы. Вот какое последнее условие он поставит Хорхе!

Как всегда, когда приходило решение, Блас начинал насвистывать. Вода, стекая по лицу, превратила его свист в смешное фырканье. Блас расхохотался.

— Мне плакать хочется, а тебе смешно, — укоризненно сказала Дульсе Мария, когда он вышел из ванной, обтираясь полотенцем.

Увидев на его спине шрам, она спросила:

— Это что?

— След от ножа…

Она пригнулась и поцеловала шрам…

Он раздел ее. Она сидела на его постели, подтянув колени к подбородку, по ее лицу катились слезы.

Он запоминал ее. И не верил, что можно запомнить это ослепительное совершенство…

— Иди ко мне, — сказала она…

В это же самое время Хорхе находился в номере Виктории.

Пока она одевалась в соседней комнате двухместного номера перед выездом на яхту, он думал, поделиться ли с ней догадкой о том, что похитителем Бегонии был Блас?

Не отвлечет ли ее это от того главного, что им предстоит осуществить этой ночью.

Он решил поговорить с ней об этом в машине.

Виктория вышла и спросила:

— Вот так можно появиться на приеме?

На ней было… почти ничего, вернее — нечто, напоминающее нижнюю рубашку, одна из бретелек спадала на плечо.

— А верхней одежды у тебя нет?

Она рассмеялась:

— Ты ничего не понимаешь в современной моде.

— Зато разбираюсь в здешних вкусах…

— В такую жару это платье самое подходящее.

— Она еще называет это платьем! — расхохотался Хорхе.

В вестибюле их уже ждали Блас и Дульсе Мария.

— А Хуанита? — бегло спросил Хорхе, закуривая, и незаметно покосился на Бласа.

— Я думаю, не стоит ее дожидаться, она сама доберется, — сказала Дульсе Мария. — Я звонила, на работе ее нет, дома тоже. Возможно, она уже на месте…

Хорхе предложил Бласу и Дульсе Марии поехать на машине, любезно присланной начальством, а сам вызвался на своем «форде» довезти Викторию.

— Все-таки нехорошо, что наши девушки не едут с нами, — поморщилась Виктория. — Чем я лучше их?

— Воля ответственных работников неисповедима, — сказал Хорхе. — Их не переспоришь.

— Ничего, повеселятся в ресторане. У них отбоя нет от поклонников, — сказал Блас. — Может, найдут себе женихов по нраву. Кубинцы неплохие мужья…

— А кубинки неплохие жены! — назидательно сказала Дульсе Мария.

— Не знаю, не знаю, — хмыкнул Блас.

Машина с Бласом и Дульсе Марией выехала первой. Хорхе тронулся в путь минуты через три.

— Слушай внимательно, — сказал он Виктории, едва вывел машину со двора отеля. — Сегодня произойдет много непредвиденного…

И десяти минут хватило Хорхе, чтобы рассказать Виктории все, что он хотел. Умолчал он только о намерении Бласа расправиться с Хуанитой, что тот, по-видимому, уже успел осуществить…

Мысль о том, что Бегонию похитил Блас, поразила Викторию. Теперь, когда она знала о его прошлом, она не нашла доводов, чтобы опровергнуть утверждение Хорхе.

Все сходилось! Она вспомнила, как он выпытывал, в каких отношениях она с Луисом Альберто, как «дружески» советовал сделать Луиса Альберто «опекуном». Знал, негодяй, что она сама не нашла бы денег на выкуп. Она поняла, как ловко Блас устраивал себе алиби, выражая свое соболезнование и предлагая дать часть денег для выкупа. Догадалась, что Вивиан и Кики были «убраны» Себасом как свидетели по наущению Бласа. Теперь она не сомневалась, что в этом деле замешан и Диди.

Конечно! Блас не мог один провернуть все это до их отлета на Кубу! Виктория ужаснулась, представив, что было бы с Бегонией, если бы Бласу и его подручным не удалось заполучить выкуп до их вылета!

Она испытала чувство, названия которому не могла подобрать. Ненависть, омерзение, обида, боль за сестру, — все это соединилось вместе и заставило ее застонать.

Ей показалось, что в ее мозгу вспыхнул огненный шар! Она застонала и стала валиться на бок…

 

Глава 33

Хорхе, не найдя в зеркале заднего обзора ее лица, обернулся, сбавил ход и свернул с асфальта в просеку небольшой рощицы пушистых низкорослых сосен.

Он вытащил Викторию из машины и бережно положил ее на траву. Принес из машины плоскую фляжку с виски и смочил ей губы.

Виктория открыла глаза.

— Хорхе, почему люди такие подлые? — тихо спросила она.

— Они не сами становятся такими… Все младенцы одинаковы. Я не верю, что некоторым на роду написано быть злодеями. Просто одни отвечают на удары судьбы покорством, а другие яростью…

— И ты… отвечаешь яростью? — спросила она, вставая.

Хорхе обнял ее.

— Я позволю себе это сегодня в последний раз… Виктория, осталось мало времени, надо ехать. Но ты должна выслушать главное. Яхта, на которую мы едем, заминирована.

— Заминирована? Кем?

— Мною и Рамоном. Я должен рассчитаться с ними…

— А как же я и Дульсе Мария?!..

— Об этом я и хочу тебе рассказать…

Эта яхта повидала многое и многих. Деловые встречи и оргии, отдых именитых гостей и убийства. Если бы ее посетители, одни фломастерами, другие кровью, могли оставить на ней свои автографы, по примеру того, как делают это в знаменитой гаванской таверне «Бодегита дель Медио» туристы, пришлось бы ставить подписи даже на спасательных кругах. Впрочем, большинство посетителей не стали бы разглашать свои настоящие и вымышленные имена.

В распоряжении гостей здесь было пять небольших кают, где можно было отдыхать, смотреть видеофильмы, спать, пить и есть яства, даже названия которых забыты на острове. А помимо этого на яхте можно было заниматься рыбной ловлей — с борта или с аквалангом под водой.

На последнее Хорхе и обратил внимание Виктории.

Яхта отплывет от берега и через час остановится в живописном месте среди небольших островков. К этому времени стемнеет.

У Бласа начнется важный разговор в каюте. Виктория и Дульсе Мария изъявят желание поплавать с аквалангом. Рамон поможет им надеть костюмы. Хорхе и Рамон будут сопровождать девушек в этом плаванье. Необходимо будет отплыть от яхты на двести метров.

После взрыва на яхте их подберет катер, который выйдет в открытое море, куда за ними прилетит гидроплан. К утру они будут на мексиканском берегу.

— Неужели нет менее опасного способа для моего возвращения в Мексику? — спросила с грустной иронией Виктория.

— Этот маршрут проверен мною не один раз, — ответил Хорхе. — Оставлять тебя сейчас с Бласом я не могу. Ты представить не можешь, на что он способен.

— А зачем подвергать такой опасности Дульсе Марию?! — спросила Виктория. — И потом ведь… она влюблена в Бласа!

— Виктория! Я хочу, чтобы ты знала все! Час назад Блас убил мать Дульсе Марии! Пусть она узнает об этом в Мексике. К тому же она давно хотела покинуть остров…

— Никогда не поверю, что она… сошлась с Бласом только для того, чтобы уехать с Кубы.

— И я не поверю. Но еще больше я не поверю, если мне скажут, что она сможет жить с убийцей своей матери, с каким бы презрением она к ней ни относилась…

 

Глава 34

Когда Марианна пришла в себя, не было ни Ирмы, ни Мириам.

Она лежала на кушетке.

Ласаро Кирога тихо говорил по телефону, по всей видимости с Ирмой — она услышала лишь окончание разговора: «Вот и хорошо, дорогая. Будь при ней неотлучно. Сюда больше не звони, я сам с тобой свяжусь».

Только сейчас Марианна осознала, что произошло.

У нее есть сестра! Существо, о котором она ничего не знала. Родная кровь, ее собственное отражение. Несомненно они — близнецы!

Ее обезображенное лицо наполнило душу Марианны болью и состраданием. Неожиданно она подумала: ведь ею могла быть она сама! А на ее месте — сестра. Разве они — не две половины целого?!

Судьба развела их с самого рождения, а свела лишь для того, чтобы преступники могли извлечь из этого свою грязную выгоду!

Марианна застонала.

— Где Мириам? — устало спросила она.

— Ее здесь нет, и искать ее бесполезно. Более того, попытки розыска подвергнут ее жизнь опасности!

Почти открытая угроза Ласаро Кироги расправиться с Мириам выглядела весьма правдоподобной, если учесть, что в заговоре с ним была Ирма, судимая за убийство.

— Джеймс… ваш сообщник?

— Нет! И не вздумайте его спрашивать об этом! — крикнул Кирога. — Вообще не советую вам с кем-либо говорить о том, что вы здесь слышали!

— А если меня хватятся?

— А если из вашего лица сделают копию лица вашей сестры?! — вкрадчиво спросил Ласаро Кирога. Он кивнул на письменный стол, и Марианна увидела докторский саквояж.

Кирога открыл его и, достав оттуда большой скальпель, приблизился к Марианне…

Она закрыла глаза. Ей пришла в голову мысль, что она в плену у маньяка. Точь-в-точь как в кинофильме ужасов, подумала она.

Она устала, у нее не было сил сопротивляться.

Когда она открыла глаза, саквояжа на столе не было.

— Продадите мне ранчо, — снагличал Кирога, — и сможете потратить эти деньги на пластическую операцию для сестры, которая, в отличие от вас, испытала столько лишений!

— Я тоже достаточно их испытала… по вине моей мачехи-убийцы!

— Вот перо и бумага. Вы должны сейчас же написать письмо мужу!

Ласаро Кирога потребовал, чтобы Марианна в самой естественной форме попросила Луиса Альберто срочно прислать бумаги, необходимые для продажи ранчо, сославшись на то, что оно пришло в полное запустение, и ей больно будет когда-либо вновь посещать его.

— Не могу ли я написать это письмо у себя на ранчо? — спросила она.

— Нет! Вы напишете его здесь, сейчас! — сказал он. — Я хочу прочитать это послание. Письмо я отправлю сам!

— Вы… отпустите меня, если я напишу все так, как вы требуете?

— Хватит вопросов! Пишите!

Письмо вышло печальным, она просила прислать документы в связи с тем, что решила продать ранчо. Покупатель — достойный человек, который хочет устроить на ранчо дом для детей-сирот. Она пошутила: продав ранчо, она лишится места, куда сможет убегать от Луиса Альберто.

Внезапно она вспомнила о милом акростихе Луиса Альберто в его последнем письме. И ей пришла мысль зашифровать призыв о помощи. Неизвестно, сколько Кирога продержит ее здесь. Будь что будет! Она написала в конце письма:

«Пришли нужные для продажи бумаги как можно быстрее.

Обо мне не беспокойся, дорогой, у меня все в порядке.

Здесь все пришло в страшное запустение.

Вот вернусь, и мы пойдем в ресторан «Габриэла».

Очень соскучилась по тебе, дорогой.

Не забудь приложить к бумагам завещание моего отца.

И еще: крепко-крепко поцелуй Бето и Марисабель!»

«П-о-з-в-о-н-и!»

Луис Альберто догадается, что ей плохо…

Ласаро Кирога прочитал письмо. По всей видимости, оно не вызвало у него никаких подозрений. Он протянул ей конверт.

— Надпишите адрес получателя и адрес вашего ранчо. Ну вот! Письмо уйдет с утренним поездом. Через несколько часов ваш муж получит его…

Он вызвал по телефону Джеймса.

Марианна вернулась на ранчо под утро.

Дон Бартоломео с подозрением покосился на нее и на Джеймса, проворчав, что в следующий раз следует предупреждать о задержке: он уж собрался было звонить в полицию…

Марианна долго не могла уснуть.

Перед тем как провалиться в глубокий сон, она устыдилась своей неприязни по отношению к Виктории, — теперь Марианна понимала, что такое страх за судьбу родной сестры!..

 

Глава 35

Эстебан Кориа заподозрил, что похищение Бегонии дело рук Бласа Кесады, после того как тщательно прошелся по всей цепочке известных ему фактов. Личность Кесады так или иначе всплывала рядом со многими деталями и персонажами этого дерзкого и бесчеловечного преступления.

Украсть больную девушку, заведомо зная о ее недомогании!

Несмотря на то что Эстебан Кориа проявил себя с самой лучшей стороны во время неудачной операции по перехвату выкупа, расследовать это дело поручили не ему, а одному старшему офицеру. Конечно, юный выпускник американской полицейской академии предугадал, что деньги будут брошены в бетонированный ствол, однако это еще не основание для ведения столь темного дела, находящегося под особым контролем высокого начальства.

Эстебан поделился своими соображениями с отцом. Пато нашел их весьма логичными.

Кики, Вивиан, Себастьян — разве не были они в той или иной мере связаны с кабаре «Габриэла», хозяином которого был Блас?

Кто еще мог владеть всей суммой сведений, без которых похищение было обречено на провал? С одной стороны, преступник прекрасно знал о том, что у Бегонии диабет, а ведь Виктория не распространялась об этом. Во-вторых, преступник должен был не только знать о существовании Луиса Альберто, но и о том, что он симпатизирует Виктории и не откажет ей в столь значительной помощи.

И разве не подозрительно, что преступление «уложилось» как раз в срок, позволив Виктории участвовать в гастролях на Кубе?

Пато решил еще раз допросить Диди.

К этому моменту он уже знал, что Диди отбывал небольшой срок заключения за попытку ограбления с причинением увечий потерпевшему.

Он нашел Диди в кабинете Бласа. В дверях Пато столкнулся с женщиной, в которой сразу узнал кухарку из дома Луиса Альберто Сальватьерра. Пато не подал вида, что знает ее, но это крайне насторожило его.

Диди слово в слово сообщил то, что уже было известно, — и про Кики, и про Вивиан, и про Себаса.

— Давно ли вы знаете сеньора Кесаду и при каких обстоятельствах познакомились с ним?

— Объявление прочитал, что требуется охранник в ресторан, и пришел наниматься.

Пато осенило: вспомнив о том, что Диди сидел в тюрьме, он подумал — а не проверить ли, кто еще сидел в этой тюрьме во время пребывания там Диди? Краткий срок его заключения делал возможным быстрый просмотр списков.

На столе у Диди лежала телеграмма.

— Вот, — сказал он, — телеграмма вчера пришла. Закончились гастроли. С успехом! Через день-два все вернутся…

Пато позвонил сыну.

— Эстебан, крайне важно просмотреть списки заключенных, сидевших вместе с Диди в тюрьме, и их фотографии. Записывай даты прибытия Диди в тюрьму и дату его освобождения…

— Отец, это нетрудно. Только вот что… Получена телеграмма из нашего посольства в Гаване. При странных обстоятельствах погибли Блас Кесада и Виктория Хауристи. Труппа кабаре «Габриэла» вылетает завтра вечером.

События пошли обвалом.

Позвонил Луис Альберто.

— Пато, не могли бы вы срочно ко мне приехать.

— Должно быть, вы хотите поговорить по поводу гибели Виктории?..

— Что?! Она погибла?! — воскликнул Луис Альберто. — Боже! Бегония не перенесет этого!

Пато пересказал ему то, что узнал от Эстебана.

— Что за день! — сказал Луис Альберто. — Приезжайте как можно скорее ко мне домой. Я получил странное письмо от Марианны и очень тревожусь.

Но прежде, чем поехать к Луису Альберто, Пато снова заглянул в кабаре «Габриэла».

Подходя к кабинету администратора, он услышал возбужденный женский голос и притаился у дверей.

Женщина была пьяна или находилась под воздействием наркотиков: речь ее была сбивчивой, но Пато расслышал имя Бегонии, после чего раздался громкий хриплый окрик Диди:

— Учти, Урсула! Еще раз назовешь ее имя, убью!

— Вернется Блас, я ему все расскажу, — крикнула та, кого он назвал Урсулой.

Пато чуть не вскрикнул от удивления: ведь это тот самый голос, который диктовал условия выкупа Бегонии! Он с Эстебаном не один раз прослушивал перехват этого голоса, записанный на пленку.

Пато услышал стук отодвигаемых стульев и бесшумно выскользнул из коридора, а затем, сев в машину, дождался выхода женщины из кабаре.

Она была плохо одета, больше всего Пато поразило ее иссеченное шрамами лицо.

Он тихо двинулся за ней. И когда она зашла в кафе, набрал из машины номер Эстебана и попросил его немедленно направить в это кафе полицейских для задержания террористки — «того самого голоса»! И еще одну группу в кабинет хозяина «Габриэлы».

— Отец! Немедленно сделаю это. Вот что еще, твоя подсказка сработала. В то же самое время, что и Диди, в этой тюрьме сидели Себастьян и Блас Кесада, у которого тогда была совсем другая фамилия!

Пато ринулся в кабаре.

Диди был не в духе.

— Что это вы зачастили к нам?..

Пато вынул пистолет и направил его на Диди. Тот привстал.

— Лицом к стене, негодяй! Руки за спину!

Он подошел и защелкнул у него на запястьях наручники. Толчком усадил его в кресло.

— Урсула все рассказала! Если не скажешь, где находится выкуп, не доедешь до полицейского участка!

— Ничего не знаю… Прилетит Блас, с ним и толкуйте!

— Не прилетит он! Получена телеграмма о его гибели на Кубе…

У Диди глаза полезли на лоб. Пато добавил:

— Так что вся вина на тебе!

— Нет уж! Это нет! — заорал Диди. — А ежели он погиб, то от него завещание осталось! Кабаре Виктории, а ресторан мне!

Пато поднял пистолет.

— Ты что, забыл про Урсулу?

— Все расскажу… Где деньги спрятаны, расскажу! Только ресторан по завещанию оставьте!..

 

Глава 36

Виктория с Дульсе Марией в сопровождении Хорхе и Рамона отплыли метров на двести, когда раздался оглушающий взрыв, поднявший на воздух яхту вместе с оставшимися на ней людьми — двумя членами экипажа, Бласом Кесадой и ответственной «тенью», которую никто из приглашенных гостей так и не удостоился лицезреть.

На яхте девушки успели только выпить кофе, и тут же Хорхе и Рамон надели на них костюмы для подводного плаванья и акваланги.

Блас в сопровождении одного из членов экипажа спустился в каюту для «беседы». На палубе уже стоял небольшой стол, сервированный на семерых, за которым они должны были после того, как закончится важная беседа, «снять напряжение».

«Седьмой прибор уже не нужен, — подумал Хорхе, — впрочем, как и все остальные».

Хорхе был рядом с Дульсе Марией, для которой взрыв был полной неожиданностью. Он подхватил ее ослабшее тело и поплыл в сторону островка, из-за которого на большой скорости выскочил катер.

Плечистый бородатый человек помог им забраться на борт. На катере была припасена одежда для всех четверых: разного размера кроссовки, шорты и штормовки. Бородач помог им снять акваланги и укрыл девушек брезентом, под которым они сняли костюмы для плаванья и переоделись.

Рамон протянул им бутылку с ромом, посоветовав сделать по нескольку глотков, чтобы согреться.

Девушки лежали обнявшись под брезентом. Дульсе Мария плакала, а Виктория гладила ее по голове.

В немногих словах она посвятила Дульсе Марию в происходящее: Блас уголовный преступник, бежавший когда-то с Кубы, он расправился с Хуанитой, а до этого в Мехико похитил ее сестру, страдающую диабетом…

Быстро темнело. К ним приближался летящий низко над водой гидроплан…

Гидроплан совершил посадку на полуострове Юкатан.

На прощание Хорхе крепко обнял и расцеловал девушек. У каждой за плечами был небольшой рюкзак — они походили на двух миловидных студенток, предпринявших в каникулы поездку в район знаменитых археологических раскопок.

Хорхе снабдил их деньгами. Он шепнул Виктории, что найдет ее не раньше, чем через два месяца, которые вынужден провести за пределами Мексики.

— Всем говори, что спаслись только вы с Дульсе Марией. Обо мне с Рамоном ни слова!

На Дульсе Марии не было лица. Но ее большие глаза уже просыпались для новой жизни, в которой у нее не было никого, кроме Виктории.

Виктория сказала кубинке, что та будет жить у нее с Бегонией. Такой девушке, как она, работа всегда найдется, — для начала Виктория обещала поговорить о ней со своим замечательным другом — Луисом Альберто Сальватьерра…

Из городка, где автобус сделал большую остановку на обед, Виктория позвонила в Мехико Луису Альберто.

— Виктория, ты?!

— Луис Альберто, не волнуйся, все обошлось. Меня подобрало судно. Я на Юкатане, еду с подругой на автобусе в Мехико. Как Бегония?

Луис Альберто не стал посвящать ее в то, что Бегонию забрали в больницу. Состояние ее было хорошим, но упоминание о больнице могло взволновать Викторию, которая и так чудом осталась живой, и он скрепя сердце сказал:

— Все нормально! Она ждет тебя с нетерпением. — И, помолчав, осторожно спросил: — А Блас… тоже с вами?

— Блас на том свете. Он преступник! По всей видимости, он-то и похитил Бегонию!

— Мы знаем! Следователи почти распутали это дело!.. Впрочем, появилось новое! Что-то неладное с Марианной, которая находится у себя на ранчо…

 

Глава 37

Дора объявилась на ранчо к вечеру следующего дня. Марианна сразу признала в ней ту странную женщину, с которой она столкнулась в дверях бара, где они остановились с Джеймсом перекусить.

Дора представилась Марианне и долго не знала, с чего начать.

Марианна почувствовала, что ее приход каким-то образом связан с Мириам. Ее догадка подтвердилась.

— Знаете ли вы о том, что у вас… есть сестра? — со слезами на глазах спросила Дора.

— Со вчерашнего дня знаю, — ответила Марианна. — Ради Бога, где она?

— Если бы я знала! Она исчезла!

— Но вчера я видела ее…

— Где?

— Я не могу вам сказать, потому что это может подвергнуть ее жизнь опасности! Да ее там уже нет! Ее где-то спрятали…

Неожиданно Марианна подумала: может быть, Дору подослали, чтобы проверить, держит ли Марианна язык за зубами?

Дора почувствовала, что Марианна заподозрила ее в чем-то, и воскликнула, вложив в свои слова всю страсть честной женщины:

— Умоляю вас, донья Марианна, верьте мне! Я неотлучно была с Мириам с самого детства, она мне как дочь! Когда я увидела вас в баре, я подумала, что непременно должна свести вас с вашей сестрой, да не успела!

Марианна обняла Дору и сказала:

— Не убивайтесь так! Я верю, что мы с ней непременно увидимся и будем наконец вместе, как и подобает сестрам!

— Вот было бы счастье! — всплеснула руками Дора и тут же сникла. — Боюсь, как бы не случилось несчастье! Ведь мы не знаем, где она!

— Ничего, думаю, все обойдется…

— Если бы вы знали, как страдала ваша мать оттого, что Мириам родилась с большим родимым пятном на лице! Один знахарь неудачно свел его соком ядовитого кактуса, и Мириам стала затворницей. Она знала, что у нее есть вы, но не хотела портить вам жизнь. Она гордая. Руки у нее золотые, она много вышивает, и я продаю ее изделия туристам в Гуанахуато. Я так хотела, чтобы вы увидели, наконец, друг друга! Даже прослезилась, когда говорила об этом моей дальней родственнице Ирме Рамос, вашей мачехе…

Марианна привстала.

— А вы знаете, кто такая Ирма?

— После смерти вашего отца она неудачно вышла замуж в Мехико. Потом заболела, и ей сделали операцию на груди…

— Она не выходила замуж в Мехико! Она убила человека и была в тюрьме! А почему она оказалась на воле, надо еще выяснить!

Дора была поражена.

— Дора, прошу вас, не говорите ей о нашей встрече! Это опасно и для вас, и для Мириам, и для меня. Ирма Рамос скорпион, который готов жалить и жалить. Такого количества яда и коварства хватило бы на сотни преступников! И выкрала Мириам скорее всего она!

— Но для чего?

— Дора, поверьте мне, если бы я могла вам сейчас это сказать, я бы сказала! Клянусь вам, вы узнаете всю правду. Только бы с Мириам ничего не случилось. Ни слова о нашей встрече, — напутствовала она Дору.

Тут же после ее ухода Марианна связалась по телефону с Селией. Та звонила ей после их встречи в танцевальном салоне и была на благотворительном балу. Селия очень хотела повидаться с Марианной, чтобы в спокойной обстановке поговорить, вспомнить молодость.

Встретив подругу на пороге своего дома, Марианна, расплакавшись, рассказала ей, что узнала о существовании сестры, посвятила ее в ситуацию, не называя похитителей, взяв с нее слово, что она никому не расскажет об их разговоре.

Как бы вскользь Марианна спросила, что за человек Джеймс? Для нее было полной неожиданностью узнать, что Джеймс — любовник Ирмы Рамос, хотя сама Ирма — любовница хозяина танцевального салона Ласаро Кироги.

В этот момент раздался телефонный звонок.

Это был Пато.

— Марианна, что-нибудь не так? — озабоченно спросил он.

— Угадал.

— Мы с моим сыном здесь неподалеку.

— Что ты имеешь в виду?!

— Мы в полицейском автобусе, следим за твоим домом.

Как ни была удручена Марианна, она рассмеялась, удивив Селию.

— Дорогой, если бы я не знала тебя, я бы подумала, что это розыгрыш!

— Тебе угрожает опасность? Почему ты решила продать ранчо?

Марианна молчала.

— Марианна, мы находимся в большом сарае около сада. Дон Бартоломео звонил Луису Альберто, обеспокоенный твоими поздними возвращениями домой. В другое время славный муж примчался бы ловить твоих любовников, но так как он получил твое письмо и расшифровал акростих, то послал нас с Эстебаном разобраться, что к чему. Как я вижу, не напрасно?

— Не напрасно! — подтвердила Марианна.

— Мы ждем тебя в автобусе.

— Хорошо… Через пятнадцать минут.

Прощаясь с Селией, которая по ее улыбке догадалась, что она теперь не одна, Марианна раскрыла ей имена похитителей.

— Теперь я понимаю, почему ты спросила о Джеймсе! — воскликнула Селия. — Но только, думаю, он не может быть с ними заодно.

— Почему ты так уверена?

Селия улыбнулась и загадочно завела глаза, как это делают женщины, давая понять то, о чем неуместно говорить вслух.

— Я поеду к матери в Куэрамаро, — сказала Селия, — выясню, на месте ли Ирма, и дам тебе знать!

Марианну растрогала верность подруги. Уже у самого выхода та сказала:

— Я бы на твоем месте поговорила с Джеймсом. По-моему, он влюбился в тебя…

— Только этого не хватало! — схватилась за голову Марианна.

 

Глава 38

В комфортабельном полицейском автобусе, снабженном всем известным на сегодняшний день электронным оборудованием, Марианна за чашечкой кофе беседовала с отцом и сыном Кориа.

— Я думаю, твои подозрения верны, — похвалил Марианну старший Кориа, выслушав ее рассказ. — Шантаж с целью заполучения нефтеносного участка.

— Наличие нефти еще не подтверждено, — сказал шофер-полицейский. — Пока ведутся только изыскания. Однако Ласаро Кирога глядит далеко вперед…

— Донья Марианна, — включился в беседу младший Кориа. — Напомните мне, когда судили Ирму Рамос? Я хочу выяснить, на каком основании ее выпустили намного раньше положенного ей срока?

Эстебан засел за рацию, а Мириам, подумав, рассказала, потупив глаза, Пато о Джеймсе и о словах Селии по поводу того, что Джеймс, который до недавнего времени находился в интимных отношениях с любовницей своего отца — Ирмой, влюбился в нее — Марианну…

— Все совпадает! — рассмеялся Пато. — Приблизительно такое наблюдение сделал дон Бартоломео, позвонивший Луису Альберто.

— Боже милостивый! — воскликнула с деланным ужасом жертва постоянной мужней ревности. — Что я ему скажу!

— А не надо ничего говорить. Луис Альберто пропустил это мимо ушей.

— Как?! — обиделась Марианна. — Меня уже и ревновать нельзя?

— Кому ты нужна! — пошутил Пато. — Разве что какому-то мальчишке-провинциалу?

— Он красавец и… американец! — воскликнула Марианна, причем трудно было понять, с гордостью или с иронией сказала это пышноволосая и прекрасноглазая мексиканка, чем-то отдаленно напоминающая небезызвестную Веронику Кастро.

— А ты вот что, — перешел Пато на серьезный тон. — Встреться с ним и поговори начистоту. Знает ли он о шантаже, и, если знает, пусть скажет, где может находиться твоя сестра.

Марианне, однако, не пришлось связываться с Джеймсом. Из автобуса она увидела, как на двор въезжает его машина.

На этот раз ее верх был поднят.

Первое, что увидела подбежавшая к «порше» Марианна, было лежащее на заднем сиденье тело, покрытое большим вышитым пончо…

— Она жива?! — воскликнула Марианна.

К машине с пистолетами в руках подбегали Пато, Эстебан и полицейский-водитель.

— Она спит, — ответил Джеймс. Его акцент, вызванный волнением, был особенно «американским». — Донья Марианна, я не хотел бы, чтобы вы думали обо мне плохо…

Марианна осторожно приподняла пончо. Мириам лежала на боку. Видна была только здоровая часть лица. И все поразились сходству спящей девушки с Марианной. Девушка открыла глаза и улыбнулась Марианне. Но тут же, заметив мужчин, пугливо набросила покрывало на голову. Обнимая ее, Марианна шептала ей:

— Теперь мы вместе. Все будет хорошо, моя красавица, поверь мне!

 

Глава 39

Какими сильными и коварными ни были удары мрачных волн — дом Сальватьерра выстоял. Море злости отступило. И отступив, поглотило или унесло тех, кому не давали покоя богатство и честь людей, обитавших в этих стенах.

Семья Луиса Альберто и друзья дома могли праздновать победу. Но они предпочли просто вернуться к своим делам: наградой за все испытания была привычная для них жизнь со всеми ее будничными заботами и радостями.

Почти все деньги, данные Луисом Альберто на выкуп Бегонии, были найдены и возвращены ему.

Диди не стал запираться: узнав о гибели Бласа, прижатый к стене доводами Пато и Эстебана Кориа, он предпочел «расколоться» в обмен на честное слово Луиса Альберто простить его.

Более того, в поощрение за его покладистость ему было разрешено остаться в «Габриэле», но не как владельцу ресторана, а как администратору. Ему польстила возможность восседать в кабинете Бласа, куда раньше он входил на цыпочках.

Луис Альберто, с одобрения Марианны, передал весь выкуп Виктории. Та поначалу решительно отвергла эту милость, но он настоял на своем, вызвавшись быть распорядителем этих средств.

Его резоны были основательными: деньги должны пойти на лечение Бегонии и на создание в «Габриэле» Театра современной пластики, о котором так мечтала Виктория.

Луис Альберто присовокупил к этим доводам еще один. «Если твоя щепетильность, — сказал он Виктории, — не позволяет тебе принять эти деньги от нас с Марианной, считай, что ты получаешь их по завещанию Бласа».

Не составило большого труда выяснить, что опухоль на груди Ирмы Рамос была не злокачественной — операция не могла явиться основанием для досрочного освобождения преступницы. Она была водворена в тюрьму, получив дополнительный срок — на этот раз как рецидивистка, которая, будучи освобожденной, повела себя как неисправимая преступница.

Попал за решетку и владелец танцевального салона «Эль Сапатео» — Ласаро Кирога.

Марианна перевезла сестру Мириам и Дору на ранчо. Мириам наотрез отказалась переехать в дом Марианны в Мехико. Может быть, она и была права: затворницу страшила новая жизнь в шумной столице. На семейном совете было решено через некоторое время отправить Мириам в Штаты для пластической операции.

Луис Альберто, побывавший на ранчо, к радости дона Бартоломео, счел разумным вложить средства в модернизацию ранчо. Марианна высказала предположение, что неплохим управляющим был бы Джеймс. Луис Альберто имел с ним беседу. Молодой человек и его идеи понравились ему, а тому — предложение Луиса Альберто представить план переустройства ранчо.

Луис Альберто время от времени вспоминал о «телевизионщике», который куда-то запропастился, хотя обещал явиться для продолжения работы над проектом телесериала.

Луис Альберто в душе был благодарен ему хотя бы за то, что он усадил его за литературную работу, которую Луис Альберто считал своим призванием.

Он был шокирован, когда Пато деликатно объяснил ему, что человек в клетчатом костюме был не кем иным, как тем же Бласом Кесадой, который осуществлял «психологическое наблюдение» над будущим «спонсором» Виктории. К этому времени стараниями сына — Эстебана Кориа, справедливо получившего повышение на службе, были выяснены все «ипостаси» Бласа — как «альфонсовская», так и «исидровская». Поначалу Луис Альберто обиделся, как мальчик, но в дальнейшем охотно сам над собой потешался, когда Марианна, разыгрывая его, говорила с ангельским выражением глаз, что его «просят к телефону с телевидения»…

Единственное, что продолжало их серьезно заботить, это отношения Бето и Марисабель.

Конечно, они испытывали чувство удовлетворения оттого, что их сын нравится девушкам. Одна другой лучше — печальная Бегония, деятельная Клаудия и неотразимо прекрасная бразильянка Луиса, — они постоянно раздражали Марисабель, отпускавшую в их адрес то ироничные, то колкие, то истерические замечания.

Но на пороге было еще одно испытание, и звалось это испытание — Фелисия…

 

Глава 40

Появлению Фелисии в доме Луиса Альберто предшествовали события, которые доставили девушке немного радости и множество огорчений.

Чем только она не занималась после того, как, работая продавцом лотерейных билетов, встретила Марианну и Луиса Альберто, который заключил с ней пари и переписал ей номера купленных у нее билетов.

Последним местом ее работы был бар «Две тысячи».

Здесь-то она и познакомилась с Кики…

Бармен Грегорио, кривой на один глаз, как пират из японского мультфильма, носился за стойкой, пытаясь обслужить сразу дюжину клиентов. К вечеру народу в баре набилось полным-полно.

За столиками выпивали, курили, играли в карты и кости. От табачного дыма было не продохнуть, а громкая музыка так и барабанила по вискам.

Фелисии поначалу нравилось здесь. Как-никак, на людях, какая-никакая, а работа.

— Фелисия! Где ты, дрянная девчонка?! — кричал, наливаясь гневом, бармен-пират. — Сколько можно тебя звать, лентяйка ты эдакая!

Фелисия носилась из салона на кухню и обратно — она должна была убирать грязную посуду и освобождать от окурков пепельницы. Девушка едва управлялась с этой работой.

Тарелки, стаканы, вилки и ножи сыпались на нее со всех сторон. А еще надо было помогать посудомойке мыть их и вытирать, аккуратно ставить посуду на подносы и относить на стойку бара.

Фелисия сбилась с ног. Посетители все прибывали и прибывали, будто им идти было больше некуда. За три часа беготни Фелисия не успела ни разу присесть, ни выпить глоток воды.

В окошко просунулась потная рожа официанта.

— Эй, детка, отнеси-ка на стойку поднос с чистыми бокалами, там туристы пришли! Хозяину скоро придется текилу посетителям прямо в рот наливать! — залился он астматическим полукашлем-полусмешком.

Но Фелисии было не до смеха.

— Несу, несу! — пробормотала она и устало выругалась.

Быстро составив стаканы в аккуратную пирамиду, девушка выскочила из кухни и, лавируя между столиками, понеслась к стойке бара, стараясь не разбить по дороге свой хрупкий груз.

Вдруг она взвизгнула от боли. Кто-то из посетителей сильно ущипнул ее за зад. Подпрыгнув и чуть не уронив стаканы, она обернулась и уже хотела было вылить на голову нахала поток отборной уличной браки, которую она замечательно отшлифовала в перебранках со сверстниками и негодяями постарше.

Но заулыбалась, увидев, кому принадлежит столь шаловливая рука.

Это был Кики за несколько недель до того, как пуля Себаса сбросила его вниз по лестнице ко входу в его поганую фотолабораторию.

Кики сидел в компании четырех друзей за столиком, уставленным разнокалиберными бутылками, и показывал им свои порношедевры, которые тут же сунул за пазуху, едва Фелисия обернулась к нему.

— Привет, Кики! — сказала Фелисия.

— Как дела, крошка? — спросил он и заулыбался, показав два ряда неровных зубов. — А вот что я тебе принес, дорогая!

Он отдал ей фотографию с ее изображением, сделанную три дня назад в фотолаборатории, куда он залучил простушку… И лишил ее того, что все девушки получают безвозмездно от природы, теряя в большинстве случаев это наследство в результате любопытства, рассеянности или наивного расчета.

Кики сразу заприметил новенькую, которая как нельзя лучше подошла бы для его «натурных съемок».

Он и намеревался отснять ее для продажи, но только не сразу.

— Кручусь как могу, — сказала она. — Только чувствую, силенок у меня совсем не осталось.

Работала она здесь четвертый день, первые три ей даже нравилось крутиться между столиками и выслушивать веселые поощрительные возгласы посетителей. Но сегодня она изрядно подустала.

— Ты не ту обувь носишь, — сказала ей официантка Ванда, показывая на свои специальные босоножки.

— На такие еще заработать надо, — ответила ей Фелисия.

— Я тебе завтра свои старые принесу, поносишь пока, — пообещала сердобольная Ванда.

— Садись выпей с нами! — пригласил Фелисию Кики, кивая на свободный стул.

Она не пила крепкие напитки, но увидела бутылочку кока-колы и очень обрадовалась возможности утолить жажду.

Громкий крик «пирата» не дал ей возможности присесть.

— Где ты, лентяйка! Фелисия, неси бегом стаканы!

— Извини, Кики, некогда, — вздохнула Фелисия и, пожав плечами, побежала к стойке.

— Освободишься, приходи! — крикнул ей вслед Кики.

Фелисия была фигуристой девчонкой. Единственно, что смущало Кики, так это ее возраст… Ну, да не в первый и не в последний раз…

— Кто она? — спросил один из сидевших за столиком. Это был двоюродный брат Кики — Кандидо.

— Да так, дурочка одна, — ответил Кики. — Что, нравится? Я и не думал, что в наше время можно встретить в Мехико такую простушку. Наплел ей, что у меня есть ранчо и что она мне нравится, да только увериться надо, что мы подходим друг другу, — хихикнул Кики. — Обещал жениться. Она и легла со мной.

— Значит, скоро погуляем на твоей свадьбе! — воскликнул один из приятелей, хлопнув его по плечу, и залился смехом: видать, представил себе, какая нелепица: Кики — и вдруг женат!

Заржал и Кики.

Наплыв посетителей стал мало-помалу спадать. Фелисия спешила поскорее управиться с делами, чтобы посидеть с Кики и его друзьями. Наконец она кончила вытирать посуду, быстро причесалась у тусклого зеркала, висевшего около выхода с кухни, и жеманно прошептала на манер героини из последнего телесериала:

— Ах, Кики, милый, я так тебя люблю, что забыла собственное имя! — эта фраза ей особенно понравилась.

Послав своему отражению воздушный поцелуй, она выбежала в зал.

 

Глава 41

Народу заметно поубавилось. Только завзятые пьяницы, искатели ночных приключений да проститутки тараторили за стойкой.

Подойдя к столику Кики, Фелисия заметила, что вся компания успела изрядно нагрузиться.

— А-а, Фелисия! Садись, садись! — сказал заплетающимся языком Кики.

Он обнял ее, притянул к себе и поцеловал в губы. Соседи по столику громко рассмеялись.

— Перестань, не надо! — тихо сказала она, покраснев, и оттолкнула Кики, который намеревался поцеловать ее еще раз. От толчка он чуть не свалился со стула.

— Стесняется твоя невеста! — захохотал сосед.

Кики спросил Фелисию:

— Что будешь пить?

— Ничего, — ответила она. — Разве что воду. А вот съела бы что-нибудь с большой охотой.

— Бедняжка! Ты голодна! — патетически воскликнул Кики.

— Честно признаться, я со вчерашнего утра ничего не ела, — сказала Фелисия, не понимая, что Кики издевается над ней.

— К сожалению, у нас вся еда кончилась. Могу угостить только выпивкой.

— Я тогда с вами так посижу.

— А скажи-ка нам, Фелисия, ты уже подобрала себе подвенечное платье? — спросил один из друзей Кики, подмигнув приятелям.

— Да нет еще… Но платье у меня будет обязательно, — начала мечтать вслух Фелисия. — У меня будет очень красивое свадебное платье. Ну как у Вероники Кастро в телесериале! Одна моя подружка — портниха, она обещала помочь. Заработаю немного денег, куплю шелка, бисера, и мы с ней такое платье соорудим!

— А ты попроси Кики купить! — сказал шутник. — У него ранчо, денег столько, что и на сто невест хватит!

— Нет, я сама хочу, на свои честно заработанные, — гордо ответила Фелисия. — А потом уж пусть он меня одевает…

— Вот это правильно! — подбодрил ее приятель.

— Закажем недорогой ресторанчик, я приглашу своих подруг, а Кики — вас и других друзей…

— Кики-то? Он обязательно пригласит! — «убежденно» сказал Кандидо.

Все захохотали так, что задребезжали пустые бутылки.

— Что вы смеетесь! — возмутилась Фелисия.

— Так ты думаешь, что Кики женится на тебе? — смеясь, переспросил Кандидо, — Я не верил ему, когда он сказал, что ты такая доверчивая дура, а теперь вижу, что так оно на самом деле и есть.

На глаза Фелисии навернулись слезы. Она вскочила.

— Кики! Зачем он так говорит?!

Но Кики был совсем пьян. Он мотал из стороны в сторону головой и мычал что-то невразумительное.

Фелисия толкнула его в плечо.

— Кики, ну скажи им что-нибудь! Почему они надо мной смеются! Ведь я твоя невеста, правда, Кики?

Кики на мгновение протрезвел.

— Кто ты моя?.. — спросил он, закинув голову. — Девочка, по-моему, ты сегодня слишком много хлебнула! Чтоб я, Акилес Паредес, женился на посудомойке? Ха-ха! Кики — муж посудомойки, как вам это нравится?

Все присутствующие, кроме Кандидо, дружно захохотали.

— Что такое ты говоришь, Кики?! — в ужасе пробормотала простодушная девушка.

— Крошка моя ненаглядная, когда это я обещал на тебе жениться? Я еще слишком молод для этого и неопытен! Рано мне сажать себе на шею такую дуру, как ты!

Фелисия хватала ртом воздух, а сказать ничего не могла, только хлопала глазами, из которых капали слезы. Ведь она верила Кики, была влюблена в него, думала, что он не такой, как другие парни.

Он шикарно одевался и казался ей рыцарем на белом коне. Уж этот, думала она, вытащит ее из грязной городской жизни, где только и гляди, чтобы не напороться на нож и не подцепить какую-нибудь заразу! Уж этот, думала она, избавит ее от постоянного голода, и она забудет все плохое, забудет про свою непутевую мать. Он увезет ее на ранчо, где она будет досыта есть и каждый день пить молоко.

Помучилась — и хватит…

Неужто он оказался таким подлецом: воспользовался ее доверчивостью — и был таков?

Она не заметила, как вся компания тихо снялась с места и выскользнула из кафе.

— Эй, Фелисия, ты будешь платить за угощение? — окликнул ее бармен.

Она подняла голову и увидела, что компании и след простыл.

— Что молчишь? Ведь это твои дружки! Плати! — заорал одноглазый «корсар».

— За что? — удивленно спросила Фелисия.

— Как за что? Ребята сказали, что ты заплатишь. Они славно погуляли, да и ты при них! И не говори мне, пожалуйста, что они не оставили тебе деньги!

— Но, дон Грегорио, они ничего мне не оставили, а я и крошки в рот не положила! — испуганно забормотала девушка.

— Как же! Так я тебе и поверил! Эти парни сказали, что ты невеста одного из них и сама пригласила их сюда. Ну, и прохвостка ты! Не успела устроиться на работу, а уж привела своего жениха с целой бандой собутыльников!

— Он мне не жених! — крикнула, зажмурившись, Фелисия.

— Так я тебе и поверил! Ты еще скажи, что в первый раз их видишь! Что не знаешь их!

— Я и вправду их не знаю…

— Не ври! Все они кличут тебя по имени и знают, сколько тебе лет. Может, они ясновидящие? Короче, будешь платить, отвечай!

Фелисия опустила голову и сказала:

— Дон Грегорио, поверьте, нет у меня денег. Ни одного сентаво нет…

— Значит, ничего не получишь две недели. Будешь работать за так. Я бесплатно никого не обслуживаю!

— Это нечестно! — крикнула Фелисия.

— Плевать мне, честно это или нечестно! Только должок мне верни или отработай!

— На что я буду жить все это время?!

— Меня это не интересует! — крикнул бармен и начал гасить свет…

 

Глава 42

Фелисия была убита свалившимся на нее несчастьем.

Кики не только обманул ее, но и обокрал. А ведь она не ела почти два дня. От голода ее подташнивало.

Что же делать?! Где выход? Целых две недели она должна бесплатно работать на бармена…

И, значит, где-то надо подрабатывать, чтобы иметь деньги на пропитание. Но где?

Девушка машинально взяла со столика газету, забытую одним из дружков Кики. Перелистывая страницы, она наткнулась на таблицу выигрышей последней лотереи.

Разглядывая аккуратные столбцы номеров и суммы выигрышей, Фелисия вспомнила, как еще недавно сама продавала на улице лотерейные билеты.

И вдруг на память ей пришло пари, которое она заключила с одной красивой женщиной и ее мужем.

Она подбежала к этим богатым сеньорам, не надеясь даже, что они снизойдут до нее. К ее несказанной радости и удивлению, женщина купила у нее сразу двенадцать билетов!

Такая попалась добрая и улыбчивая сеньора!

Ее спутник пожурил ее и пошутил: а вдруг один из билетов выиграет!

Фелисия стала уверять его, что очень даже просто: одна бедная старушка аж три миллиона выиграла!

И Фелисия предложила заключить пари! Богатый сеньор протянул ей руку, а его жена это пари разбила! Сеньор переписал ей номера лотерейных билетов. «Если какой-нибудь из них выиграет, — сказал он, — я готов заплатить». И вручил ей свою визитную карточку…

«Ежели бы хоть один билетик из дюжины выиграл, — думала Фелисия, — какой бы счастливой я была! Мне бы несколько тысяч песо… А больше и не надо! Я бы вернула долг бармену, уплатила вперед за угол и купила бы платье поприличней…»

Тут Фелисия вспомнила, что где-то у нее должны быть переписанные сеньором номера проданных ему лотерейных билетов.

Надо бы найти тот листок и сверить номера с выигрышными, — ежели повезет, она сможет хоть как-то выкрутиться.

— Эй, лентяйка, что расселась! — крикнул ей бармен. — Живо прибирай столы! Дармоедка!

Вырвав из газеты угол с номерами выигрышей и сунув этот клок в задний карман джинсов, Фелисия принялась за уборку.

Было за полночь, когда девушка управилась с работой. От усталости и голода у нее подкашивались ноги, но бармен не предложил ей даже черствой лепешки.

Так и отправилась она домой голодная.

Дома она разделась и рухнула на постель, забывшись крепким сном. Если только это можно было назвать сном.

Сон Фелисии был скорее голодным обмороком. Такие сны — без сновидений. Просто спит человек, как убитый — убитый голодом…

Проспала Фелисия почти до полудня.

Ее разбудил тот же голод. Пошли третьи сутки, как она ничего не ела. Чувствовала она себя ужасно. Встав с постели, девушка умылась и села за стол.

— Представлю опять, что позавтракала, — вздохнув, сказала она сама себе. — Только ежели к обеду я ничего не раздобуду, придется идти воровать! Пусть Дева Гвадалупе подтвердит, не хочу я этого… Но что мне остается делать, Господи?!..

Фелисия не раз пыталась силой воли вызвать еду.

Зажмурив глаза и вытянув руку, она ждала, что вот-вот объявится на ладони спасительная тяжесть пищи…

Но Сытая Сила не отвечала…

Она потом посмеивалась над собой. А иногда плакала — уж больно жалко было ей себя самое…

Когда она встала из-за стола, в заднем кармане джинсов что-то зашуршало. Фелисия сунула туда руку и извлекла вырванный из газеты клок с номерами выигрышей.

— Совсем забыла! — всхлипнула она и начала разыскивать тот листок с номерами, переписанными богатым сеньором, фамилию которого она не запомнила.

Вывалив из кособокого шкафа нехитрую свою одежонку, она стала обшаривать каждый карман, припоминая, в чем она была в тот день.

Бумажка как сквозь землю провалилась.

Тогда Фелисия перетряхнула все старые иллюстрированные журналы, которые она извлекала из урн около автобусных остановок. Она надеялась, что могла использовать ту записку как закладку. И в журналах она не нашла то, что искала.

Стоя посреди комнаты и оглядываясь по сторонам, Фелисия пыталась сообразить, куда она могла сунуть злополучную бумажку…

— В косметичке она! — воскликнула Фелисия, бросившись к подоконнику. Открыв косметичку, она высыпала ее содержимое на кровать.

Наконец-то она обнаружила то, что искала! Вот она — записочка с номерами билетов!

— Девонька Гвадалупе, миленькая, помоги мне! — взмолилась Фелисия и начала сверять номера на бумажке с номерами таблицы выигрышей.

Первый номер не совпал. Второй тоже. Третий… Четвертый… Пятый… И так до восьмого.

Тут она вскочила с кровати.

— Не может быть!

Она проверила этот номер еще и еще раз. Все верно! Он совпал!

А напротив него стояла сумма — четыреста тысяч песо.

— Четыреста тысяч! Господи, быть этого не может! Целых четыреста тысяч! Значит, двести тысяч из них мои! — завопила она. — Глазам своим не верю!

Фелисия, как безумная, заметалась из угла в угол. Целое состояние! Да она на них такое накупит! Да на них можно есть до отвала много месяцев подряд!

— Целых двести тысяч песо! — воскликнула она еще раз и застыла посреди комнатушки. Задумалась.

Теперь ведь еще надо было эти деньги получить…

А вдруг эти сеньоры переехали в другой город! А вдруг они эти билеты выбросили! Зачем богачам лотерейные билеты…

Фелисия не на шутку испугалась.

Прочитав адрес на приколотой к бумажке визитной карточке, она начала лихорадочно переодеваться, зачем-то накрасила губы и выбежала на улицу.

На какое-то время она даже забыла о том, как голодна.

 

Глава 43

Дом этот находился на одной из самых престижных улиц, в одном из богатых районов города, где было столько красивых особняков и старых садов.

Фелисия чувствовала себя здесь очень неловко. Мимо нее проезжали шикарные автомобили, сновали нарядно одетые люди, которые словно не замечали ее или смотрели с нескрываемым пренебрежением.

Она чувствовала себя гадким утенком среди лебедей.

Подойдя к дому Луиса Альберто, девушка долго не решалась позвонить. Она испытывала неловкость оттого, что бедно одета и, должно быть, выглядит, как тощая собачонка.

Но голод и мысль о том, что за этой дверью ее ждут заветные двести тысяч, заставили ее, наконец, нажать на медную, надраенную до блеска кнопку старомодного звонка.

Марианна и Чоле были в храме, дверь открыла Белинда.

Она увидела нищую, невзрачно одетую девушку, которая пугливо переминалась с ноги на ногу.

— Что нужно? Если милостыню просить пришла, то здесь не подают! Нашла бы себе какую ни на есть работу! Вон какая вымахала, а побираешься!

Белинда уже готова была захлопнуть перед оборванкой дверь, но та вдруг сказала:

— Мне нужен хозяин или хозяйка этого дома.

— Я же сказала, здесь милостыню не подают.

— А я не за милостыней пришла! — гордо ответила Фелисия.

— Зачем тебе понадобились хозяева? — спросила любопытная Белинда.

— Дело у меня к ним…

— Какое еще у тебя к ним дело!

В глубине дома послышался голос:

— Белинда, кто там?

Она повернулась и крикнула:

— Здесь нищенка какая-то желает видеть донью нашу Марианну или дона нашего Луиса Альберто! Я ей говорю, у нас не подают, а она говорит, дело у нее к ним. Врет, наверно…

К входной двери подошел Бето.

Он с любопытством оглядел Фелисию. Нельзя сказать, что девушка понравилась ему, скорее она вызвала у него жалость и сострадание. Давно ли он сам жил среди таких людей. Бето понимал их, любил и немного стыдился того, что теперь живет в богатом доме.

— Что же ты держишь гостью на пороге? Пригласи ее в дом, — сказал он Белинде, улыбаясь.

— Ну да! Пригласи такую, она что-нибудь и утащит.

— Я не воровка! — обиженно сказала Фелисия.

— Вот видишь, Белинда, она не воровка. Если бы она хотела украсть что-то, то влезла бы в окно, — пошутил Бето, припомнив печальный эпизод из своей жизни, — как я это однажды проделал… А не стала бы звонить в дверь.

Фелисия с удивлением посмотрела на элегантного молодого человека — неужели такой лазил в окно?

Она была благодарна ему за то, что он за нее заступился. Эта наглая Белинда и минуты с ней не поговорила, а уже успела обозвать ее и нищенкой, и воровкой!

Юноша заступился за нее, и сделал это от всего сердца. Он сразу ей понравился — такой высокий да красивый… Еще и защитил ее от наветов взбалмошной женщины.

— Ладно уж, впущу, — проворчала Белинда. — Только не вышло бы как тогда с четками… Вы уж сами донье Марианне все объясняйте, а с меня взятки гладки.

— Успокойся, Белинда, ничего такого не случится. Девушка по делу пришла… Ты входи, — улыбнулся он Фелисии.

— Спасибо, — робко ответила она, переступая порог.

Внутри дом выглядел еще богаче, чем снаружи. Такой роскошной мебели, таких пышных ковров и огромных, развешанных по стенам картин Фелисия не видела ни разу в жизни.

От удивления она разинула рот. Бето заметил ее восторг, но не показал вида.

— Садись сюда, — сказал он, указывая на диван.

Фелисия покосилась на широченный диван, обитый белоснежным плюшем и робко присела на самый краешек.

— Как тебя зовут? — спросил Бето.

— Меня? Фелисия.

— А меня Бето. Будем знакомы.

Фелисия смущенно улыбнулась.

— Хочешь кофе? Или, может быть, чаю?

— Нет… Я не хочу, спасибо.

Фелисии до ужаса хотелось есть. От голода у нее нестерпимо болел живот, но она отказалась от предложения молодого человека, потому что ей было неловко.

Когда-то одна соседка, которая кичилась тем, что работала у богатых, учила ее никогда не брать подарки и угощение от незнакомых мужчин. Если решится на это, жизнь пойдет прахом. Поэтому Фелисия и отказалась.

— Так какое у тебя дело к моим родителям? — поинтересовался Бето.

— Несколько недель назад я продавала на улице лотерейные билеты. Идут мимо богатые сеньоры, ваши родители, стало быть. Я и предложи им купить билетик. Сеньор отказался, а сеньора — та купила, когда я ей рассказала, как одна старушенция сто тысяч в лотерею выиграла и потом ее еле откачали. Сеньору это развеселило, и она купила у меня целую дюжину! Я никогда прежде столько за один раз не продавала!

— А дальше?

— Ну вот… Я с ними пари заключила…

— Не понял, — удивился Бето. — Какое пари?

— А такое, что, ежели какой из билетов окажется выигрышным, то половина денег моя! Мне сеньор номера переписал и свой адрес оставил, куда за деньгами явиться…

— Неужели выиграла?! — как мальчишка, всплеснул руками Бето.

— Ага! — радостно воскликнула Фелисия.

— И много?

— Целое состояние! Четыреста тысяч песо! Половина из них, выходит, моя. Двести тысяч!

Бето засмеялся.

— Ты почему смеешься? — удивилась она.

— Хорошо умеешь считать! — пошутил он и прибавил: — Просто я радуюсь за тебя, ведь тебе наверняка нужны эти деньги. Думаю, нужнее, чем нам…

— Да уж конечно… Кому они не нужны, — тихо сказала Фелисия.

— Да, ты права, без них плохо… А вот что ты с ними собираешься делать?

— Найду, куда их пристроить. Сниму квартирку поприличней вместо своей конуры, отдам долг сквалыге бармену, у которого я работаю, одежды накуплю помоднее, буду выглядеть как заправская сеньорита!

— А я бы потратил деньги на учебу… Ты наверняка не больше трех классов окончила…

— Четыре! — гордо поправила его Фелисия.

— Вот видишь… На эти деньги ты запросто можешь закончить школу, поступить в колледж и получить какую-нибудь неплохую профессию. Чтобы не работать всю жизнь на бармена.

Фелисия задумалась.

— Знаешь, Бето, может, ты и прав… Как я раньше об этом не подумала…

— Ты кем хотела бы стать? — спросил Бето, ласково улыбнувшись ей. Он чувствовал себя с ней на удивление легко.

— Почем я знаю… Вообще-то я бы не прочь стать танцовщицей или киноактрисой, вроде Вероники Кастро…

Бето расхохотался.

— Вот и нас с Марисабель хотят сделать киногероями!

— А Марисабель эта — кто?

— Моя сводная сестра… Она, кстати, учится в балетном училище. Только для того, чтобы стать балериной, надо очень много заниматься.

— Теперь у меня есть деньги, и я могу себе это позволить. Если захочу…

— Ну-ну… В любом случае, я рад за тебя, — сказал Бето. — К сожалению, тебе придется немного подождать. Старших сейчас нет дома. Отец на работе, а обе мои мамы пошли в храм…

— Их что у тебя, две? — удивленно спросила Фелисия. — Поделился бы!

— Просто у одной я долго жил, а другая — моя родная мама… Ну да это долгая история… А ты… сирота?

— Не то чтобы сирота… Это тоже долгая история, — смущенно сказала Фелисия, опустив голову. — Ничего, я подожду. Мне спешить некуда. Можно и побездельничать, я ведь теперь богатая!

— Ты считаешь, что богатые — бездельники?

— Ой, прости меня, дуру! — смутилась Фелисия, стыдясь своей бестактности.

— Ничего… Ты можешь посмотреть телевизор. А я, к сожалению, должен тебя оставить. Надо готовиться к занятиям.

— Ты… учишься?

— Учусь. В школе художественного мастерства. Тебя это удивляет?

— Я подумала, если и без того есть деньги…

Бето расхохотался.

— Смешная ты! Деньги приходят и уходят, а хорошая профессия всегда при тебе. И потом, я не хочу сидеть на шее у родителей. Мне будет приятно самому зарабатывать на жизнь себе и своей семье.

— Разве твои родители… скупятся?

— Что ты! Наоборот! Так и норовят сунуть в карман ассигнацию. Только ведь скучно ничего не делать.

— Не знаю… Может, ты и прав. Вот разбогатею, тогда и погляжу…

Бето ушел, а Фелисия осталась в гостиной.

Сначала она сидела и просто смотрела телевизор, потом ей это надоело.

Она встала и начала прохаживаться по комнате. Мысли о деньгах не давали ей покоя. Она думала о словах Бето и понимала, что его совет правильный. Окончить бы школу и поступить в какой-нибудь колледж, где учат на артистов! Денег ей, пожалуй, хватит, если жить экономно. Окончит колледж и станет знаменитой танцовщицей, как эта, что на фотографии у входа в кабаре «Габриэла»! Как Неукротимая Виктория! Или киноактрисой… А что, чем она хуже? Подруги считают ее красивой…

Киноактрисой, пожалуй, даже лучше. У нее будет куча поклонников, ездить будет только на дорогих автомобилях, купит себе дом в таком вот районе, как этот, где она сейчас находится.

В предвкушении будущей славы Фелисия сделала несколько па, представляя, что танцует на сцене театра.

Внезапно от голода у нее закружилась голова, и она чуть не упала на пол.

Она села на диван и немного отдышалась.

Снова встала и принялась ходить по гостиной, разглядывая мебель, книги и статуэтки.

На тумбе возле дивана стояла очень красивая позолоченная фигурка — девушка в длинном платье с кувшином на плече.

Фелисия взяла статуэтку, чтобы получше ее рассмотреть.

— Поставь на место! — услышала она окрик Белинды и от неожиданности уронила дорогую вещицу на диван.

Белинда налетела на нее как фурия.

— Как знала! Кто тебе разрешил трогать чужие вещи! Почему до сих пор здесь?!

— Бето сказал, что я могу подождать сеньоров в гостиной, а сам пошел к занятиям готовиться, — начала оправдываться Фелисия, аккуратно поставив статуэтку на место.

— Во-первых, не Бето, а молодой господин Бето. А во-вторых, я ведь предупреждала его, что ты хочешь что-то стянуть! — зло воскликнула бдительная любовница криминального Диди.

— Зачем мне эта вещь? — удивилась Фелисия.

— Не знаю, зачем, да только оставлять тебя здесь одну опасно!

 

Глава 44

Со второго этажа спустилась девушка.

— Белинда, ты что раскричалась? — сердито спросила она.

— Да вот, Марисабель, жених твой велел впустить эту… в дом, а она чуть статуэтку не унесла!

— Бето разрешил ее впустить? Зачем?

— Не знаю. Это ты у него спроси! Она говорит, дело у нее к донье Марианне и дону Луису Альберто. Вот Бето и велел ее впустить. Проболтали они тут около часа, и он ушел. А она покрутилась, повертелась — да и хвать эту статуэтку!

— И вовсе я ее взяла не для того, чтобы унести. Просто хотелось получше разглядеть. Уж больно красивая девушка эта с кувшином, прямо как живая.

— Так я тебе и поверила! — зло ухмыльнулась Белинда.

— Ты кто?.. Давно знакома с Бето? — спросила Марисабель, подозрительно оглядывая Фелисию.

— Меня зовут Фелисия, — ответила та, виновато улыбнувшись Марисабель. — А с Бето я познакомилась только что, когда пришла сюда.

— Не лги! — строго сказала Марисабель.

— Я правду говорю! Что это все в вашем доме думают, будто я вру либо хочу что-то украсть?! — обиделась Фелисия.

— Потому, — фыркнула Белинда, — что это на лице у тебя написано?

В дверь позвонили, Белинда поспешила открыть.

На пороге стояли Марианна и Чоле.

Посещение храма не принесло Марианне облегчения. Она все еще не могла оправиться после всего, что ей довелось недавно пережить, когда она узнала о существовании Мириам, которую чуть не погубили Ирма Рамос и Ласаро Кирога.

— Здравствуй, мама! — весело приветствовала ее Марисабель, целуя Марианну в щеку. — Здравствуй, Чоле!

— Донья Марианна, посетительница к вам! — заискивающим голоском сказала Белинда, побаиваясь, как бы Марианна не сделала ей выговор за то, что она находится не на кухне, а в комнатах. После ареста Диди Белинда всячески старалась ублажить свою хозяйку.

— Кто это?

— Да вот… — Белинда кивнула в сторону Фелисии.

Марианна вгляделась в незнакомую девушку. Она не вспомнила ее.

— Ты по какому делу?

Фелисия радостно улыбнулась Марианне.

— Донья Марианна, вы меня не помните?

— Нет, не помню.

— Видите! А я что говорила! Врет она! — обрадовалась Белинда.

— Помолчи, Белинда! — строго сказала Марианна.

Фелисия не на шутку испугалась. Еще немного, и ее просто вытолкают за дверь, а еще, чего доброго, и полицию вызовут! Плакали тогда ее двести тысяч песо!

— Ну как же! — затараторила она. — А я вас очень даже хорошо помню. Вы еще с вашим мужем лотерейные билеты у меня купили, целую дюжину! Мы еще тогда заключили пари, помните?

— Ах да. Что-то припоминаю, — устало улыбнулась Марианна девушке.

Фелисия бросила победный взгляд в сторону Белинды.

— А вы говорили, я вру!

— Что же тебе нужно, голубушка? — спросила Марианна.

— Как что? Я ведь пари это выиграла! Вот и пришла за денежками.

— Вы только послушайте ее! Какая наглая! — засуетилась Белинда. — Она пари выиграла! Каких-то денег требует от доньи нашей Марианны!

— Погоди, Белинда, не кричи! — перебила «верную» кухарку Чоле и обратилась к Фелисии. — О каком пари ты говоришь?

Фелисии стало не по себе. Ей показалось, что эти сеньоры хотят ее обмануть, не отдавать причитающиеся ей деньги. Это испугало и расстроило девушку.

— Неужто вы не помните? — обиженно сказала она Марианне. — Мы заключили пари, что, если хоть один из билетов выиграет, я получу половину денег?!

— Да-да-да, — вспомнила, наконец, Марианна и улыбнулась. — Было такое пари.

Фелисия облегченно вздохнула.

— Значит, мы выиграли что-то? — неуверенно спросила Марианна.

— А как же! Целых четыреста тысяч! — весело воскликнула Фелисия, ожидая, что сеньору эта весть ужасно обрадует.

Но Марианна только улыбнулась.

— Ну хорошо, — устало сказала она. — Когда мы получим по этому билету выигрыш, мы непременно вышлем тебе половину.

Фелисию такой поворот дела обескуражил.

— А можно мне получить деньги сейчас? — робко спросила она.

Марианна с жалостью посмотрела на нее и подумала: ей эти двести тысяч кажутся баснословным богатством. Наверняка они ей очень нужны.

— Мне еще нужно найти этот билет и получить по нему…

— Так давайте вместе поищем! — сказала Фелисия. Она никак не могла понять, почему сеньора не радуется такому выигрышу.

— Ну конечно! — встряла в их беседу Белинда. — Сейчас донья Марианна все бросит и пойдет искать для тебя эти билеты! Ишь, что вздумала!

Фелисия снова насторожилась. Она начала догадываться, куда они все клонят. Хотят сделать вид, что потеряли билеты. Надеются прикарманить все деньги.

— Нет уж, давайте искать! — упрямо сказала она.

— Ну хорошо, — успокоила ее Марианна. — Пойдем поищем эти билеты. Ступай за мной…

— А ужинать?! — спросила недовольным голосом Белинда, злясь, что ее никто не слушает.

— Через час-полтора, не раньше. Когда вернется с работы Луис Альберто, — сказала Марианна.

При слове «ужин» у Фелисии закружилась голова. Но она сдержала приступ дурноты.

— Ну, так пойдем? — спросила ее Марианна.

— Ага! — ответила девушка.

Они поднялись в комнату Марианны.

— Так… Куда же я могла их засунуть? — воскликнула Марианна, роясь в сумочке.

Фелисия стояла, прислонившись к стене, и смотрела, как сеньора заглядывает во все сумочки, коробки и косметички, коих у нее было несметное количество.

Девушка чувствовала себя крайне плохо. Ей уже давно не хотелось есть, по всему телу разлилась слабость, она еле стояла на ногах. И изо всех сил старалась не упасть.

Переведя дух, Марианна пожала плечами, обескураженная тем, что поиск ее не увенчался успехом.

— Здесь их нет. Пойду поищу в кабинете Луиса Альберто. Может быть, билеты у него. А ты подожди меня здесь.

— Нет, лучше я с вами пойду!

— Вот чудная! — удивилась Марианна.

В кабинете Луиса Альберто она заглянула в ящики письменного стола, на полки, но также ничего не нашла. Она подергала дверцу сейфа, но тот был заперт.

— Куда они запропастились, ума не приложу, — сказала она, нахмурившись. — Знаешь что, приходи завтра. Вернется муж, мы вместе с ним хорошенько поищем эти билеты и обязательно найдем. Если один из них действительно выиграл, мы получим деньги и ты сможешь взять свою долю. Договорились?

Фелисия кивнула. Но в глазах ее стояли слезы.

Теперь она окончательно убедилась, что сеньора ни за что не хочет отдавать ей деньги. Никогда она не увидит свои двести тысяч.

Второй раз за два дня ее жестоко обманывают. Сначала этот подлец Кики, а теперь богатая сеньора, которая, несмотря на свое богатство, не стесняется обобрать ее, делая вид, что никак не найдет выигравший лотерейный билет.

Молча, едва сдерживая плач, Фелисия шла за Марианной.

— Что, получила свои двести тысяч? — не преминула уколоть ее Марисабель.

Бедная Фелисия ничего ей не ответила.

— Нечего ей сказать! — тряхнула головой Белинда, которая привезла с кухни столик с едой. — Темнота, да и только!

От запаха пищи Фелисию начало мутить.

— Зато вы все воспитанные! — не выдержала она. — Не училась я в колледжах манерам. Это у вас хорошее воспитание! Это вы знаете, как залезать в чужой карман!

— Да как ты смеешь так разговаривать! — сердито прикрикнула на нее Марисабель.

— А почему бы и не сметь?! Вы думаете, раз вы богатые, то вам все можно?

— Что случилось? — спросила Марианна, выглянув на шум и увидев Фелисию, которая, держась за спинку стула и покачиваясь, кричала на Марисабель.

— Фелисия! Почему ты поднимаешь голос на мою дочь? — спросила она.

Фелисия пустила слезу.

— Потому что… Потому что, хотя вы все такие богатые, а не стесняетесь отобрать у меня мои кровные деньги!

— Ах, ты вот о чем, глупенькая! Успокойся, завтра ты их получишь.

— Я вам не верю! Завтра вы не пустите меня на порог вашего дома!

— Почему ты так думаешь? — удивилась Марианна.

— Потому что вы богатые люди! Вам ничего не стоит обмануть, обокрасть бедного человека! Сами-то вы никогда не были бедной, никогда тяжелым трудом не зарабатывали на кусок хлеба. Вас никто никогда не посмел обмануть или обидеть. Ежели бы вы знали, что такое голод и нищета, вы никогда бы не поступили так, как поступили сейчас со мной!

Марианна с удивлением слушала Фелисию. Ей стало неловко, слезы выступили у нее на глазах: как она могла так равнодушно отнестись к этой бедной девушке?!

— Фелисия, ради Бога, не волнуйся! Завтра ты непременно получишь все причитающиеся тебе деньги. Даю тебе честное слово! — пыталась успокоить она плачущую девушку. — А если ты голодна, то можешь остаться и поужинать с нами. Белинда приготовила сегодня превосходную телятину с фасолью.

Польщенная Белинда гордо подняла голову, смерив Фелисию надменным взглядом.

— Мама! Ну зачем?.. — попыталась остановить Марианну Марисабель.

— Не нужна мне ваша телятина! Я не нищенка какая-нибудь, чтобы кормиться в чужом доме. Мне от вас только то нужно, что принадлежит мне по праву. А вы… вы… вы!..

Фелисия не смогла договорить.

Неожиданно все расплылось у нее перед глазами, закружилось в каком-то пестром калейдоскопе, и, потеряв сознание, она рухнула на пол, уронив стул, за который держалась, шатаясь от усталости и голода.

 

Глава 45

— Что с ней?! — испуганно вскрикнула Марианна.

— Не знаю… — прошептала оцепеневшая Марисабель. Она сама не на шутку перепугалась.

Марианна подбежала к лежащей без сознания Фелисии и потрогала ее пульс.

— Девочка, что с тобой?!

Фелисия не отвечала.

В это время Бето, закончив занятия, спускался к столу, — он увидел распростертую на полу девушку, с которой еще недавно так весело беседовал.

Перепрыгивая через три ступеньки, он подбежал и спросил испуганно у матери:

— Мама, что с ней?

— Не знаю, сынок! — ответила Марианна.

— Ты знаком с ней? — настороженно спросила у Бето Марисабель. — Почему она тебя волнует? Наверно, она твоя подружка?

— Не говори так, Марисабель, — укоризненно сказал он. — Она ведь живой человек.

Марисабель нервно пожала плечами и сказала, уходя в столовую:

— Нужно отправить ее в больницу.

— Она права, мама, — сказал Бето. — Ты кликни нашего шофера, а я вынесу ее к машине.

— Я отправила его домой. Он вчера изрядно выпил и сегодня чуть не наехал на прохожего.

— Вот некстати! Тогда нужно вызвать такси!

— Я займусь этим! — сказала Марианна.

Марианна выбежала в прихожую и набрала номер службы такси.

Бето поднял несчастную девушку на руки и бережно понес ее к выходу. Она была легкая, как перышко.

— Какая трогательная сцена! — съязвила Марисабель, увидев, что Бето несет девушку на руках.

— Перестань! Разве ты не видишь, в каком она состоянии! Не думал, что ты такая бездушная!

Наконец приехало такси.

— Куда везти? — спросил водитель.

— В больницу Святого Августина. Помогите…

Бето усадил не приходящую в сознание Фелисию на заднее сиденье, сел рядом с ней и положил ее голову себе на плечо.

— Поехали, только быстрей, прошу вас! — взмолилась Марианна, сев рядом с водителем.

Машина сорвалась с места и понеслась к больнице.

Как всегда в это время, движение было похоже на застывшую лаву вулкана. Но, заслышав тревожные гудки, машины неведомым образом раздвигались, открывая бедствующему такси узенькие щели для продвижения вперед.

Молодой водитель волновался не меньше пассажиров. Проскользнув, наконец, в правый ряд, он выехал на тротуар и, срезав угол, двинулся в объезд застывшего потока автомашин по параллельной улице.

— Мама, как ты думаешь, что с ней? — тревожно спросил Бето.

— Во всем я виновата, — ответила Марианна. — Бедная девочка! Видно, живет впроголодь. Я сама когда-то так жила. Могу себе представить, как она обрадовалась, узнав, что получит эти деньги!

— Мамочка, не думай, что я не помню, что такое голод, — сказал Бето. — Нам с мамой Чоле тоже пришлось это испытать…

— Подумать только! Я вернулась домой не в настроении и велела ей прийти за деньгами завтра. Вот она и подумала, что я хочу присвоить ее часть выигрыша. Несладко же ей пришлось в жизни, если она никому не верит…

— Наверно, так оно и есть…

— Бедняжка! Так расстроилась из-за этих денег, что у нее случилась истерика, вот она и потеряла сознание.

— Ах, мама! Если бы ты видела, как она радовалась! Совсем как маленькая! Она хотела на эти деньги пойти учиться…

— Почему «хотела»? Разве она умерла? — спросила Марианна, чтобы подбодрить Бето.

— Приехали! — крикнул водитель.

— Бето, подожди с ней в машине, а я позову санитаров.

— Хорошо, мама.

Вбежав в вестибюль, Марианна обратилась к одной из медсестер:

— Помогите! У нас в машине девушка без сознания! Надо помочь!

— Что с ней? — спросила медсестра.

— Я не знаю. У нее была истерика, и она упала в обморок.

— Где стоит машина?

— У главного подъезда.

— Хорошо, идите туда. Я пришлю санитаров с носилками.

Марианна поспешила вернуться к такси.

Медсестра подошла к микрофону и, нажав кнопку сказала:

— Врач и два санитара к главному подъезду срочно! Девушка в обморочном состоянии!

Марианна успокоила Бето:

— Сейчас придет врач! Как она?

— По-моему, все так же…

Тут же появились работники больницы. Санитары аккуратно уложили Фелисию на носилки, пристегнув ее ремнями. Не теряя времени, доктор задал Марианне вопрос:

— Что у вас?

— Сама не знаю. У бедняжки был нервный срыв, и она потеряла сознание.

— Имя?

— Фелисия.

— Фамилия? — спросил врач, записывая имя девушки в карточку.

— Я не знаю, — растерянно сказала Марианна.

— Кто она вам? — удивился врач.

— Никто. Я вижу ее второй раз в жизни.

— В таком случае вы должны были везти ее в муниципальный госпиталь, а это частная клиника, вы же знаете.

— Не беспокойтесь, — сказала Марианна, доставая из сумочки визитную карточку и протягивая ее врачу. — Я беру на себя все расходы.

Доктор взял визитку и прочитал на ней фамилию Луиса Альберто. Поскольку имя это было достаточно хорошо известно в Мехико, он удовлетворился ответом Марианны, сказав:

— Все нормально. После выхода девушки из больницы, вам пришлют чек. Вас устроит это?

— Но мы хотели бы знать, что с ней? — сказал Бето.

— В таком случае вам придется подождать.

— Хорошо, мы обязательно дождемся результатов осмотра, — сказала Марианна.

Врач удалился. В вестибюле больницы Марианна и Бето нашли свободные стулья и остались ждать.

— Мама, нужно позвонить отцу, — сказал Бето. — Он, наверно, тревожится.

— Ничего, сынок. Через полчаса мы будем дома.

 

Глава 46

Но доктор пришел не скоро.

— Что с ней? Что-нибудь серьезное? — испуганно спросила Марианна.

— С медицинской точки зрения ничего страшного, — хмуро ответил доктор. — А вот с моральной…

— Что вы имеете в виду? — насторожился Бето.

— Следуя вашим показаниям, мы полагали, что этот обморок — результат сильной истерики. Но так как нам не удалось привести ее в чувство средствами, которые используются в подобных случаях, мы сделали ей некоторые анализы, которые и помогли определить причину ее обморока…

— К каким выводам вы пришли?

— И не догадаетесь. Это голодный обморок. Подумать только! В конце двадцатого века! В столице Мексики!

— Доктор, не нужно лишних слов. Словно вы не знаете о существовании тысяч и тысяч бедняков. То, что они не попадают в эту больницу, еще не значит, что их нет!

Доктор ничего не ответил, только с достоинством покашлял, сохраняя хорошую мину при плохой игре.

— Неужели у нее голодный обморок! — в ужасе спросил Бето.

— Как видите, молодой человек, — скептически улыбнулся врач.

— Но это не опасно? — с надеждой спросил Бето.

— Ни капельки. Просто пациентка в течение последней недели очень плохо питалась, а последние три-четыре дня вообще ничего не ела.

— Бедняжка, — только и сказала Марианна.

— В сочетании с тяжелым физическим трудом, которым ей приходится заниматься, это вызвало крайнее истощение организма. Поэтому она и потеряла сознание.

Он пристально посмотрел на Марианну.

— Полагаю, она не у вас… работает?

— Нет, она пришла к нам с улицы…

— Но она скоро поправится? — спросил Бето.

— Не волнуйтесь, юноша, — успокоил его врач. — Сейчас ей необходим покой и правильное питание под наблюдением врачей. А через неделю-полторы, когда она окончательно поправится, мы ее выпишем… Вот только не попадет ли она через месяц снова в больницу?

— Не попадет! — твердо сказала Марианна. — Я позабочусь о ней.

— Спасибо, мама! — радостно воскликнул Бето и поцеловал ее в щеку.

— Весьма приятно это слышать, донья Марианна! — сказал, улыбнувшись, врач. — А сейчас я покину вас, меня ждут другие пациенты с куда более сложными проблемами…

— Всего хорошего! — попрощалась Марианна. — Надеюсь, вы не оставите своими заботами нашу девочку.

— Приятно было познакомиться, молодой человек, — сказал доктор, пожимая руку Бето.

Глядя вслед удаляющемуся врачу, Марианна вздохнула:

— А впрочем, я согласна с ним, в конце двадцатого века, в столице Мексики голодный обморок…

Когда они вернулись домой, все спали.

Их встретил только Луис Альберто.

— Что случилось, дорогая? — озабоченно спросил он, обнимая Марианну. — Белинда сказала, что ты повезла в больницу какую-то нищенку, которая ворвалась в наш дом?

— Это какой-то кошмар! — воскликнула Марианна. — Белинда снова принимается за старое!

— Но что произошло?

— Милый, ты помнишь, как мы, возвращаясь из храма падре Адриана после венчания Джоаны и Карлоса, встретили на улице продавщицу лотерейных билетов?

— Н-н-нет, не помню.

— Ну как же! Мы еще тогда с ней пари заключили, что, если выиграет хотя бы один билет, она получит половину выигрыша!

— Ах да! Припоминаю, — улыбнулся Луис Альберто. — Она еще сказала, что одна старушка, выиграв в лотерею, выпила целую бутылку текилы и ее еле откачали!

— Про текилу ты сразу вспомнил! — улыбнулась Марианна. — Ну так вот. Сегодня я пришла из храма не в настроении. Наш шофер чуть не наехал на прохожего. Я отправила его домой и думаю дать ему завтра расчет…

— Мы это решим завтра, — мягко сказал Луис Альберто.

— И вот в этом настроении я застаю у нас ту самую замарашку.

— Продавщицу лотерейных билетов?

— Да. Сначала я ее не узнала. Но она напомнила о той нашей встрече.

— А зачем она приходила?

— Представляешь! Один билет выиграл! Вот она и пришла за своей половиной выигрыша.

— И только-то, — усмехнулся Луис Альберто.

— Это для тебя двести тысяч песо пустяки, а для нее, подумай, это же целое состояние!

— Пожалуй… Ну а что было дальше? Ты рассчиталась с ней?

— Как назло, у меня не было при себе денег. Мы пошли искать этот счастливый билет, но я так его и не нашла. Тогда я попросила ее прийти за деньгами завтра. Но бедняжка решила, что я вздумала ее обмануть и взять все деньги себе! У нее началась истерика, и тут она потеряла сознание! Мы с Бето отвезли ее в больницу. Знаешь, что сказал доктор?

— Что именно он сказал?

— Что у нее голодный обморок!

— Не может быть! Разве такое еще бывает?!

— Вот и ты тоже… Бывает, как видишь! Теперь тебе понятно, как ей нужен был этот лотерейный билет, о котором мы забыли.

Луис Альберто молча посмотрел на жену.

Она плакала, плечи ее вздрагивали…

Он понял, что любит ее больше всего на свете, и еще раз ужаснулся, вспомнив, какой опасности она подвергалась на ранчо.

— Не плачь, дорогая, — сказал он, крепко прижимая ее к груди. — Найдем мы завтра эти билеты и вместе отвезем их в больницу голодной бедняжке.

 

Глава 47

Наутро Марисабель проснулась в ужасном настроении, — она сама не могла понять причину своего расстройства.

Тут она вспомнила события вчерашнего дня и поняла, что ее тяготит.

Быстро приняв ванну, она оделась и спустилась к завтраку. За столом еще никого не было, если не считать Белинду, которая раскладывала столовые приборы.

— Доброе утро, Белинда, — буркнула Марисабель.

— Добренькое утро, девушка, — ответила Белинда. — Как тебе спалось?

— Спалось как спалось… А почему никто еще не спустился к завтраку?

Марисабель была удивлена — ведь в эту пору все обычно на ногах.

— Донья Марианна с Бето проторчали в больнице, а дон Луис Альберто ждал их. Вот и разоспались.

— Они вернулись поздно? — подняла брови Марисабель.

— Под утро…

— А что они там так долго делали?

— Как же, как же! Они ведь возили туда эту нищенку…

— Странно, — девушка пожала плечами и села за стол.

Через полчаса в столовую спустилась Марианна. Несмотря на вчерашние переживания, она была в хорошем настроении.

Она проснулась с мыслью о том, что может сделать что-то очень важное и доброе. Для таких людей, как Марианна, это, может быть, и было самым главным в жизни. Недаром она так обрадовалась на ранчо, когда была приглашена феей на благотворительный бал.

Она вспомнила, как размечталась тогда о каком-нибудь полезном деле, и сейчас увидела возможность подарить часть своего тепла бедствующему существу.

Такой была Марианна. Разве она могла смириться с тем, что кому-то живущему рядом с ней, которой с лихвой хватает радостей этого мира, живется голодно и холодно!

Вот и решила сделать все возможное, чтобы защитить бедняжку Фелисию от выпавших на ее долю невзгод.

Правда, Марианна пока не знала, что именно она сделает для нее. Но это было и неважно: она знала, что вся семья ей поможет.

— Доброе утро, доченька, — ласково сказала она и поцеловала Марисабель в щеку, не заметив ее дурного настроения.

— Доброе утро, — сдержанно ответила та.

Вслед за Марианной в столовую спустились Бето и Луис Альберто.

Чоле плохо себя чувствовала, и Белинда отнесла завтрак в ее комнату.

Юноша был угрюм. Вчерашние события произвели на него удручающее впечатление. Он вспомнил время, когда они с матушкой Чоле страшно бедствовали и ему целыми днями приходилось голодать, чтобы сэкономить деньги на дорогие лекарства.

Со временем он стал забывать об этом, но вчера воспоминания тех дней снова нахлынули на него, когда он представил себе, что должна испытывать Фелисия, очнувшись после голодного обморока.

Ни с кем не поздоровавшись, он сел за стол и молча налил себе кофе.

 

Глава 48

— Ты не поздороваешься со мной, Бето? — обиженно спросила Марисабель.

Он поднял голову и только теперь увидел свою невесту.

— Ах, прости, я не заметил тебя. Доброе утро, Марисабель…

Небрежное приветствие Бето еще больше укололо девушку. Глаза ее наполнились слезами, она вот-вот готова была высказать жениху все, что думает, но Марианна, вовремя заметив это, взяла Марисабель за руку и сказала ей шепотом:

— Оставь его в покое, Марисабель. Если бы ты знала, что вчера произошло…

— А что произошло вчера? — не унималась та.

— Марисабель, ты даже не можешь себе представить! — угрюмо сказал Бето. — У бедной Фелисии был голодный обморок.

— Голодный обморок? — Марисабель была поражена.

— Да, именно голодный обморок, — подтвердила Марианна.

— А разве еще бывает такое?

— Я тоже вчера не мог поверить, когда услышал об этом от Марианны, — грустно сказал Луис Альберто.

— Но теперь, я надеюсь, с ней все в порядке! — сказала Марисабель, пытаясь выказать безразличие, хотя сама тоже была крайне огорчена.

— Врач сказал, что это не опасно, — задумчиво произнес Бето.

— Что же вы все как в воду опущенные? — спросила Марисабель, подозрительно глядя на Бето.

— И все же я волнуюсь за девочку, — сказала Марианна. — Нужно обязательно сегодня же навестить ее.

— Ты права, мама, я поеду с тобой.

— И зачем вам все это нужно? — удивилась Марисабель.

— Жаль, что у меня сегодня очень важная встреча, — не слушая ее, сказал Луис Альберто, — но я постараюсь освободиться пораньше, и мы съездим к ней все вместе.

— Вот и отлично! — обрадовалась Марианна.

— Ты тоже поедешь с нами, Марисабель, правда?! — спросил ее Бето, почти не сомневаясь в положительном ответе.

Но Марисабель пожала плечами и сказала:

— А что я там забыла? И вообще, я не понимаю, из-за чего случился весь этот переполох? Ведь она в больнице, ее вылечат, и все будет нормально. Мы делаем из этой девицы какую-то героиню!

Сказав это, Марисабель встала и с надменным видом вышла из столовой.

— Почему она так жестока к ней, мама? — удивленно спросил Бето.

— Не знаю… Может, у нее просто плохое настроение.

— Ну ладно, — сказал Луис Альберто, поднимаясь из-за стола. — Мне нужно спешить по делам. Вечером, часов в шесть, я вернусь, и мы все вместе поедем к Фелисии.

— И мне пора на занятия, — сказал Бето.

Мужчины поцеловали Марианну в обе щеки и отправились по своим делам.

Марианна сидела за семейным столом и вспоминала молодые годы, когда ей тоже пришлось хлебнуть горя. Марианна грустно улыбнулась, до чего же Фелисия похожа на нее в молодости!

Вечером Луис Альберто, как и обещал, пришел с работы намного раньше, чем обычно. Марианна и Бето уже ждали его. Только Марисабель демонстративно заперлась в своей комнате и не спустилась поздороваться с отцом.

— Ну, что, можно ехать? — спросил Луис Альберто у жены.

— Подожди. Сначала мы должны найти эти лотерейные билеты, чтобы отвезти их Фелисии. А то она снова решит, что мы хотим ее обмануть.

— Да-да, ты права, милая. Я совсем забыл об этом. Но где они могут быть? Я уже давно их не видел.

— Не знаю, — ответила Марианна. — Может, они у тебя в сейфе? Я обыскала и свою комнату, и твой кабинет. Только сейф был закрыт, и я не смогла поискать билеты там.

— Ну, что же, заглянем в сейф, — сказал Луис Альберто и пошел в кабинет.

Через минуту он вернулся, неся в руке билеты.

— Действительно, они были в сейфе. Ума не приложу, зачем я их туда спрятал.

— Не важно, папа, поехали скорей! — сказал Бето.

Луис Альберто улыбнулся.

— Можно подумать, — сказал он, — что ты торопишься на свидание к невесте. Смотри, как бы Марисабель вновь не стала тебя ревновать.

— Ладно, поехали, хватит шутить! — рассмеялась Марианна.

Когда они проезжали мимо цветочного магазина, Бето попросил отца притормозить.

— Я на минуточку, — сказал он, выходя из машины.

Вскоре Бето вернулся, неся огромный букет белых и красных роз.

— Молодец! — похвалил сына Луис Альберто. — Как это я сам не догадался.

 

Глава 49

В вестибюле больницы Святого Августина, Марианна сразу же увидела медсестру, к которой накануне она обратилась за помощью.

— Здравствуйте, — сказала Марианна, подойдя к ней, — вчера мы привезли сюда девушку без сознания.

— Да, я помню, — ответила медсестра. — У нее был голодный обморок.

— Мы хотели бы навестить ее. Вы не подскажете, где находится ее палата?

Медсестра полистала журнал и ответила:

— На двенадцатом этаже, седьмая палата.

— А как туда попасть? — спросил Бето.

— Санитар проводит вас, — ответила медсестра и подозвала санитара. Когда он пришел, ока сказала ему: — Педро, проводи сеньоров в седьмую палату.

Педро повел их к лифту. Пока они поднимались, Луис Альберто очень волновался. Он переминался с ноги на ногу, перебирал пуговицы пиджака, несколько раз посмотрел на часы. Марианна с удивлением покосилась на мужа.

— Что с тобой, Луис Альберто? — спросила она.

— Не знаю, дорогая, — тихо ответил он. — Почему-то меня всего так и колотит от волнения.

— Прошу тебя, успокойся, — сказала Марианна, улыбнувшись. — Все будет хорошо, уверяю тебя.

Наконец лифт остановился и двери открылись.

— Сейчас повернете налево, а там третья дверь на правой стороне будет ваша, — сказал санитар.

Бето поблагодарил его.

Когда они подошли к седьмой палате, Марианна тихонько приоткрыла дверь и заглянула внутрь. Она увидела, что Фелисия спит.

— Она спит, — сказала Марианна мужчинам, приложив палец к губам.

Все трое тихонько вошли в палату и сели на кушетку, стоявшую рядом с кроватью.

— Да, это та самая девушка, — прошептал Луис Альберто, приглядевшись к Фелисии.

Марианна печально улыбнулась.

— Какая худенькая, — тихо сказала она.

Бето встал, подошел к кровати и положил цветы на колени спящей Фелисии. Она повернула голову, но не проснулась. Бето сел на прежнее место.

Марианна ласково погладила сына по голове. Она была довольна, что ее сын Бето вырос добрым и отзывчивым.

Тем временем Фелисия проснулась. Она открыла глаза и долго смотрела в потолок, не замечая, что к ней пришли.

Ее рука случайно наткнулась на розы. Она отдернула руку, уколовшись о шип, и, увидев огромный букет цветов, очень удивилась.

Девушка повернула голову и только теперь заметила, что в палате она не одна.

— Это вы?!

— Здравствуй, Фелисия, — ласково улыбнувшись, сказала Марианна.

Фелисия не знала, что и подумать. Зачем эти богатые господа привезли ее в платную больницу? Зачем приехали навестить ее? Какое им дело до какой-то девушки?

— Это вы привезли цветы?

— За цветы благодари Бето, — сказала Марианна.

Бето смущенно опустил глаза.

— Зачем все это?.. Ну, то есть зачем вы все это для меня делаете? — спросила Фелисия, которая никак не могла понять, с какой целью эти люди заботятся о ней.

— Может быть, поздороваешься со мной? Или ты меня не помнишь? — спросил Луис Альберто.

— Как же, помню. Вы покупали у меня билеты вместе с доньей Марианной.

— Меня зовут Луис Альберто.

Сказав это, он встал, достал из нагрудного кармана лотерейные билеты и, развернув их веером, положил перед Фелисией.

— Что это? — заинтересовалась она, вытягивая шею.

— Неужели не помнишь? — спросил с улыбкой Луис Альберто. — Ты выиграла пари, и я отдаю тебе твой выигрыш.

— Но мы ведь спорили только на половину выигрыша, а вы принесли мне все билеты разом!

Луис Альберто засмеялся.

— Видишь ли, Фелисия, — начал он, — мы довольно обеспеченные люди и… эти деньги не так много значат для нас, их отсутствие никак не повлияет на наше материальное положение. Поэтому мы решили, раз ты выиграла спор, то получай всю сумму.

Бедная девушка не знала, верить ли услышанному?

— То есть вы хотите сказать, что отдадите мне все четыреста тысяч песо?

— Да, Фелисия, — сказала Марианна, — мы так решили. И прости нас за то, что вчера мы поступили с тобой не очень справедливо. Я была настолько невнимательна, что даже не заметила твоего… состояния.

Фелисия была поражена происходящим. Первый раз в жизни она слышала, чтобы кто-то просил прощения у нее — бедной девушки. Тем более такая богатая сеньора, как донья Марианна!

Ведь это она, Фелисия, должна была извиниться перед женщиной за то, что могла так плохо подумать о ней вчера. При воспоминании о том, какие обидные слова она наговорила сеньоре Марианне и сеньорите Марисабель, лицо Фелисии залила краска стыда.

Не выдержав всего этого, девушка разрыдалась.

— Простите! Простите меня, ради Бога! — сквозь слезы воскликнула она. — Вы честные и добрые люди, а я… Я недостойна вашей доброты, вашего внимания! Ведь я посмела так плохо подумать о вас!

Услышав это, Марианна сама чуть не заплакала. Она сказала Луису Альберто и Бето:

— Подождите меня в коридоре, ладно? Я позову вас.

— Хорошо, — ответил Луис Альберто, и они с Бето вышли. Марианна присела на край кровати рядом с Фелисией.

— Успокойся, не плачь, девочка, — ласково сказала она, погладив Фелисию по щеке.

Но та никак не могла успокоиться. Слезы ручьем текли у нее из глаз. Фелисия плакала не от горя и не от стыда.

Какое-то новое, совсем непонятное чувство вызвало эти слезы. Как будто огромный кусок льда внутри нее растопился, и вода хлынула из глаз наружу.

Фелисия почему-то почувствовала огромную любовь, привязанность к этой незнакомой женщине, которая сидела рядом с ней и гладила ее по щеке.

Она вдруг крепко обняла Марианну и, уткнувшись в складки ее платья, разрыдалась еще больше.

Марианна сама не могла сдержать слез. Она нежно гладила бедную девочку по голове и целовала ее в макушку.

— Когда-то, — сказала Марианна, — я тоже была маленькой бедной девочкой. Мне тоже пришлось испытать и нищету, и голод. Поэтому я прекрасно тебя понимаю. Поплачь, поплачь — тебе станет легче.

— Спасибо вам! — бормотала сквозь слезы Фелисия.

— За что?

— Сама не знаю. За то, что вы сделали для меня. За то, что вы учите меня верить людям.

— За это ты должна благодарить не меня, а себя и Бога.

Постепенно Фелисия успокоилась. Марианна вытерла ей слезы своим платком и нежно поцеловала девушку в щеку.

— Знаешь, Фелисия, — сказала она. — Я хочу сделать тебе одно предложение.

— Какое?

— Врач сказал нам, что ты, после того как тебя выпишут, должка будешь хорошенько отдохнуть. Это нужно для твоего выздоровления. Но, я боюсь, тебе не удастся этого сделать, если ты вернешься к своей прежней жизни. Вот почему я хочу предложить тебе немного пожить у нас, пока ты не поправишься. Ты согласна?

Фелисия была озадачена этим предложением Марианны. С одной стороны, ей было приятно, что сеньора Марианна так заботится о ней, но, с другой стороны, ей было очень неловко пользоваться добротой этой женщины.

— Нет, спасибо, я не могу этого сделать.

— Почему? — удивилась Марианна.

— Потому что я сама должна заботиться о себе. Но вы не волнуйтесь за меня, пожалуйста. Теперь у меня есть деньги, так что я смогу себе позволить хорошенько отдохнуть.

— Я думаю, эти деньги пригодятся тебе, Фелисия. Не отказывайся, прошу тебя. Если ты думаешь, что будешь нам обузой, то ты глубоко ошибаешься. Ты сама видела, какой у нас большой дом. Половина комнат в нем все равно пустует. А еды Белинда всегда готовит так много, что мы всего не в состоянии съесть. Уверяю, мы не потратим на тебя ни одного песо, зато ты сэкономишь уйму денег. А за то время, что ты будешь у нас, мы найдем тебе достойную недорогую квартиру и подумаем, как лучше пристроить твои деньги, чтобы первый же проходимец не обокрал тебя. Ну, что? Ты согласна?

Фелисия кивнула и улыбнулась.

— Вот и славно! — сказала Марианна. — А теперь отдыхай. Завтра я или Бето проведаем тебя.

— Спасибо вам еще раз! И до завтра! — сказала Фелисия, чмокнув Марианну в щеку, и засмеялась от радости.

Марианна улыбнулась в ответ.

— И предайте Бето большое спасибо за цветы!

— Непременно! — сказала Марианна и вышла, закрыв за собой дверь.

Фелисия прижала букет роз к щеке и счастливо заулыбалась.

Она уже давно забыла про лотерейные билеты, которые Луис Альберто оставил на столике у кровати.

Ведь сегодня она получила нечто гораздо большее, чем деньги, — она была согрета теплом любящих сердец.

Вечером Марианна рассказала о своем решении домашним. Все поддержали ее, за исключением Марисабель и Белинды.

А Марисабель предпочла не протестовать слишком открыто, чтобы никто не подумал, будто она ревнует Бето к этой замарашке.

Всю неделю, пока Фелисия была в больнице, или Бето, или Марианна, или мать и сын вместе, бывали у больной каждый день.

Бето привозил Фелисии цветы, разные интересные журналы, чтобы девушке не было скучно, а Марианна приносила Фелисии клубнику и киви которые та очень любила.

Наконец настал день, когда врач сказал, что Фелисия выздоровела и ее можно выписать.

Назавтра Луис Альберто отменил все свои дела, оставив вместо себя в конторе своего заместителя, и все втроем они приехали за Фелисией.

Марианна за два дня до этого побывала в камере хранения, где находилась одежда девушки, и, сняв с нее мерки, целый день провела в хождении по магазинам. Она накупила Фелисии целую гору новой одежды и обувь.

Комната Фелисии к тому времени уже была обставлена мебелью, которую перенесли из других комнат, а кое-что, в частности письменный стол и телевизор, купили. Всю одежду Марианна аккуратно разложила в шкафу, взяв с собой лишь одно платье и туфли, чтобы Фелисия могла одеться во все новое.

Войдя в палату, Марианна с мужем и сыном застали Фелисию в радостном возбуждении. Девушка проснулась рано и с самого утра ждала, когда за ней приедут.

— Здравствуй, Фелисия, — поздоровался Бето.

— Здравствуйте. Я уже почти готова. Сейчас только принесут мою одежду, я оденусь, и можно ехать.

— Зачем тебе старая одежда? Мы привезли тебе другую, — сказала Марианна и положила на кровать большой пакет.

— Но ведь платье у меня есть, — удивилась девушка.

— Видишь ли, Фелисия, — сказал Луис Альберто. — Ты только пойми нас правильно и не обижайся… В нашем районе редко можно встретить девушку, одетую, как ты. И соседи могут случайно вызвать полицию. Поэтому для твоего же блага мы вынуждены были купить тебе это платье.

— Ну, это я понимаю, — ответила девушка. — Но донья Марианна обещала, что не будет тратиться на меня. Поэтому я не могу взять ваш подарок.

— Хорошо, — сказал Луис Альберто. — Давай сделаем так. Мы вычтем цену твоего платья из суммы твоего выигрыша. Не волнуйся, оно стоит недорого, ведь Марианна купила его на распродаже.

Луис Альберто незаметно подмигнул жене. Он знал, что она покупала одежду для Фелисии в хороших магазинах.

— Ну, ежели так, то я согласна, — сказала девушка.

Бето и Луис Альберто радостно смотрели на Фелисию и не уходили.

— Может, вы выйдете и дадите девушке переодеться? — спросила Марианна мужчин. — Или так и будете стоять здесь, как в почетном карауле?

Луис Альберто смутился и вместе с сыном вышел из палаты в коридор.

Через минуту Фелисия и Марианна показались в дверях палаты.

Увидев девушку, Бето и Луис Альберто ахнули — так она была хороша. Марианна посмотрела на них с гордостью, как будто Фелисия была ее родной дочерью. Она ревниво поправила на ней одну из складок и сказала:

— Мы готовы!

— Ну, что же, едем! — воскликнул Бето.

 

Глава 50

Когда вся компания прибыла домой, Марианна и Луис Альберто первым делом повели Фелисию в ее комнату. По дороге она встретила Марисабель.

— Здравствуй, Марисабель, — поздоровалась с ней Фелисия.

Но Марисабель только чуть кивнула и прошла мимо. Спустившись вниз, она подошла к Бето, который шел за родителями, и остановила его вопросом:

— Бето, почему ты не пришел на теннисный корт? Ведь ты обещал. Я прождала тебя целый час!

— Прости меня, Марисабель, я ездил с мамой и отцом забирать Фелисию из больницы, — сказал юноша и хотел было пройти мимо, но Марисабель снова его остановила:

— Бето, погоди. Куда ты?!

— Хочу показать Фелисии нашу библиотеку.

— Вот уже неделю я только и слышу «Фелисия! Фелисия!». Может, ты забыл, что твоя невеста не она, а я? — выкрикнула Марисабель и выбежала из гостиной, еле сдерживая слезы.

Бето только пожал плечами.

Тем временем Марианна с мужем показывали Фелисии ее комнату. Девушка была на седьмом небе от счастья, когда увидела, где она будет жить.

Комната, которую ей отдали, была в два раза больше той, где она до этого ютилась.

Здесь были два платяных шкафа, книжный шкаф, большой письменный стол и на нем — маленький компьютер, которым она, разумеется, не умела пользоваться.

Кроме того, в комнате была широкая кровать, которая днем убиралась в стену, кресло, туалетный столик с большими зеркалами, весь уставленный косметикой, телевизор и магнитофон.

Открыв один шкаф, Фелисия увидела, что он полон одежды.

— Вы забыли убрать вещи Марисабель, — сказала она, с завистью глядя на дорогие платья и костюмы.

Марианна и Луис Альберто переглянулись и рассмеялись.

— Это твои платья. У Марисабель полно собственных, — сказала Марианна.

— Мои?!

— Но ты же не можешь все время ходить в одном и том же.

Фелисия укоризненно покачала головой.

— Хорошо, — сказала она. — Но их цену вы тоже вычтите из моих денег.

— Вычтем, вычтем, — ответил с улыбкой Луис Альберто.

— И за косметику тоже! — грозно предупредила Фелисия.

— Вычтем и за косметику! — ответила, еле сдерживая смех, Марианна.

— Тогда я согласна! — весело сказала девушка и принялась примерять то одно, то другое платье, извлекая их из шкафа и прикладывая к себе перед зеркалом.

— Ну, ладно, — сказала Марианна. — Ты тут пока осмотрись, а мне пора идти и распорядиться насчет обеда. Через час можешь спуститься в столовую.

— Хорошо, — ответила счастливая Фелисия.

Марианна с мужем ушли, а она еще долго вертелась перед зеркалом, примеряя наряды.

Через час к ней постучался Бето и, не дожидаясь приглашения, открыл дверь.

— Нельзя, нельзя! — закричала Фелисия, прикрываясь только что снятым очередным платьем.

— Ой, извини, я не знал, что ты переодеваешься, — растерялся Бето и вышел. Уже закрыв за собой дверь, он еще раз постучался и крикнул: — Стол накрыт! Спускайся.

— Хорошо! Я сейчас, — раздался голос из комнаты.

Через пять минут Фелисия была в столовой. Ждали только ее. Сев на свое место, Фелисия тут же схватила с подноса булочку и стала ее аппетитно уплетать.

— Нельзя брать хлеб, — сказала, поморщившись, Марисабель, — пока не подадут еду.

— Почему это? — удивилась Фелисия, продолжая жевать.

— Потому что решат, будто ты голодна!

— Марисабель, — одернула ее Марианна и укоризненно покачала головой.

— В таком случае, я правильно сделала, что сразу взяла хлеб, — спокойно ответила Фелисия.

— Почему? — удивилась Марисабель.

— Потому что я действительно голодна!

Все засмеялись бесхитростному объяснению Фелисии.

Все, кроме Марисабель, которая пренебрежительно отвернулась.

Бето тоже взял булочку и демонстративно стал ее есть, к восторгу Фелисии.

Наконец появилась Белинда. На сервированном столике она вкатила обед и первым делом разлила всем в большие чашки бульон. Фелисия взяла чашку и начала пить.

— Бульон принято есть ложкой! — раздраженно крикнула Марисабель, не обращая внимания на то, что Марианна толкает ее ногой под столом.

— Почему? — спросила, смутившись, Фелисия, поставив чашку на место.

— Так принято!

Фелисия взяла первую оказавшуюся под рукой ложку, но Марисабель опять одернула ее.

— Это десертная ложка!

— Извини, я не знала, — сказала девушка и взяла другую ложку.

Марисабель явно хотела вывести Фелисию из себя. Фелисия поняла это и твердо решила не подавать виду, что замечания девушки ее задевают.

Марианне было очень неловко за Марисабель.

В последние дни она не уделяла ей должного внимания, тратя все время на Фелисию. Но она никогда не думала, что Марисабель может быть такой высокомерной по отношению к людям, стоящим ниже ее.

И потом, неужели у нее нет ни капли сострадания к бедной Фелисии! Разве не понятно, что девушке негде было получить такое воспитание, какое получила Марисабель? И поэтому глупо упрекать ее в том, что она не знает правил поведения.

Марианна пока не догадывалась, что Марисабель опять ревнует Бето, на этот раз — к Фелисии, почему и желает всячески унизить ее перед ним.

За столом воцарилось тяжелое молчание. Все боялись, что Марисабель снова как-то обидит Фелисию в первый день ее пребывания в этом доме.

А ведь от этого первого дня зависит многое.

Фелисия же вела себя весьма непринужденно, не обращая особого внимания на колкости Марисабель.

Если бы все знали, каких усилий ей это стоило. В душе девушка молила Бога, чтобы он дал ей сил высидеть обед до конца и не наговорить Марисабель кучу гадостей.

А Марисабель не упускала ни одной ее промашки, чтобы лишний раз уколоть Фелисию. Она зорко следила за девушкой, не сделает ли она какую-либо ошибку, и сразу ставила ей это в вину.

Наконец, Марианна решила переменить тему разговора, чтобы хоть как-то разрядить обстановку.

— Фелисия, скажи, а кем ты хочешь быть?

— Я скажу, а вы будете смеяться…

— Почему ты так считаешь? — удивилась Марианна.

— Потому что никто не воспримет это всерьез…

— И все-таки?

— Я танцовщицей стала бы, — ответила та.

Марисабель прыснула в кулак.

— Что здесь смешного? — спросил Бето.

— Ничего! — зло ответила Марисабель и насупилась.

Когда подали телятину с овощами, Фелисия схватила вилку и подцепила самый большой кусок.

Марисабель тут же показала свое превосходство:

— Это вилка для рыбы!

— Гм… Я не знала, — смутилась Фелисия и взяла другую вилку.

— Вилку нужно держать в левой руке, а нож в правой!

— Буду знать, — спокойно ответила Фелисия.

Марисабель усмехнулась. Фелисии все это надоело, и она спросила у Марисабель:

— А сколько миль от Мехико до… Луны?

— Не знаю, — ответила Марисабель, удивленная таким неожиданным вопросом.

— Ну, наконец-то! — обрадовалась Фелисия. — Нашлась хоть одна вещь, которую ты не знаешь!

Все дружно засмеялись. И Марианна, и Луис Альберто поняли — Фелисия девушка не из робких и может за себя постоять.

Марисабель надулась и до конца обеда не произнесла ни слова.

— Фелисия, — попросила Марианна, — расскажи нам о себе. Ведь нам предстоит некоторое время жить вместе, и мы хотели бы побольше о тебе знать… Откуда ты и кто твои родители?..

 

Глава 51

Вопрос Марианны о том, кто ее родители, сильно смутил Фелисию.

Сказать правду? Солгать?..

В ответ Фелисия опустила глаза. Помолчав немного, она сказала:

— У меня… нет родителей. Я выросла совсем одна. Когда-то, когда я была совсем маленькой и мне было года полтора, мой отец погиб в автомобильной катастрофе, и мы с мамой остались одни…

Она помолчала и добавила:

— Отец был богатым фабрикантом, но, когда он погиб, его партнеры обманули нас и забрали нашу долю. Мать вынуждена была много работать, чтобы мы могли прокормиться. Она почти ничего не умела делать, ведь она выросла в богатой семье. Я была совсем маленькой и ничем не могла ей помочь. Сперва мама устроилась секретаршей в одну контору, но контора эта прогорела, и мать осталась на улице. После она пыталась шить на заказ. Но вы ведь знаете, сколько в Мехико хороших портних. Поэтому и здесь у мамы ничего не получилось. Тогда она принялась учить детей на дому. Мама хорошо играла на фортепьяно и стала давать уроки музыки. В одном из домов, куда она устроилась, в нее влюбился хозяин дома. Но мать была благородная и честная женщина, поэтому она ему отказала, тем более что у него была жена и ребенок…

Фелисия вздохнула и опустила голову.

— Тогда этот человек, разозлившись на мать за отказ, обвинил ее в воровстве. Он сказал, что она украла у него из пиджака деньги. Вызвали полицию, маму забрали в участок. Никто ей не хотел верить, потому что она была бедно одета. Меня на это время взяла домовладелица, у которой мама снимала комнату.

— А что случилось с матерью? — спросил Луис Альберто.

Фелисия, опустив голову, тихо прошептала:

— Мама умерла в полицейском участке после суда. Ее признали виновной. Ночью у нее случился инфаркт и она скончалась в камере.

— А откуда ты знаешь это? — спросил Луис Альберто.

— Мне потом рассказала об этом домовладелица. Она была добрая одинокая женщина и оставила меня жить у себя. Но когда мне исполнилось десять лет, она умерла, и я осталась совсем одна.

Фелисия умолкла. Тишина повисла над столом. Все молча глядели в тарелки и думали об этой печальной истории. По щекам Марианны текли слезы. Даже Марисабель с жалостью посмотрела на Фелисию: ведь в душе она была доброй девушкой, только боялась потерять Бето — ревность могла превратить ее в настоящую фурию.

Бето встал и вышел из-за стола. За ним поднялась Марисабель и тоже удалилась из столовой. В комнате остались Марианна, Луис Альберто и Фелисия.

— Можно, я пойду к себе? — наконец спросила девушка.

— Конечно, — ответила Марианна.

Фелисия вышла из-за стола и поднялась в свою комнату.

— Бедная девочка, — прошептала Марианна, когда Фелисия ушла.

Луис Альберто посмотрел на жену и тихо рассмеялся.

— Почему ты смеешься? — удивленно спросила Марианна.

— Потому что она слово в слово пересказала содержание фильма «Жизнь и крест Лусии Хусто». Ты не видела эту картину?

— Нет.

Луис Альберто помрачнел.

— Видно, история этой бедняжки намного страшнее и ужаснее, если ей даже стыдно рассказать правду.

— Но почему, почему она не решилась рассказать все как есть?

— Наверно, боится, что мы, узнав правду, не захотим иметь с ней дела. А может, ей просто стыдно за своих родителей.

Марианна задумалась.

— Наверно, ты прав. Но не стоит говорить об этом Бето и Марисабель. И если уж Фелисия не захотела нам рассказать всю правду, не будем принуждать ее делать это.

— Конечно. Зачем травмировать девочку, — грустно улыбнулся Луис Альберто.

Муж и жена с любовью посмотрели друг другу в глаза.

Сейчас как никогда раньше они поняли, что являются одним целым, и ничто на свете не сможет их разлучить. Они понимали друг друга с полуслова, с одного взгляда.

— Извини, дорогая, мне нужно сделать несколько телефонных звонков.

Марианна понимающе кивнула.

Муж вышел, и она осталась в столовой одна. Сидя за столом и рисуя ножом на салфетке невидимые узоры, Марианна думала о тяжкой судьбе Фелисии, о том, что она во что бы то ни стало должна помочь этой одинокой, никому не нужной девочке. Помочь, как никто не помог ей самой, когда ей было столько же лет, сколько Фелисии.

Марианна вспомнила, как трудно ей было пробивать себе дорогу, как не хватало теплого слова поддержки, мудрого совета.

— Нет! — решительно сказала она, вставая. — С девочкой этого не должно повториться!

 

Глава 52

Фелисия тем временем сидела в своей комнате и тихо плакала. Ей было стыдно, что она вынуждена была лгать этим добрым и отзывчивым людям.

Но разве она могла рассказать им настоящую правду? Ей самой было стыдно вспоминать прошлую жизнь.

Ведь мать Фелисии была проституткой. Даже она сама никогда не могла точно сказать дочери, кто ее отец.

Фелисия действительно в десять лет осталась одна. Она убежала от матери, не в силах переносить ежедневного позора.

Ее дразнили дети во дворе, с ней никто не дружил. Мальчишки, что постарше делали ей грязные предложения, думая, что она такая же, как мать.

Девушка хорошо помнила свой последний день в доме матери.

Мать, как обычно, привела в дом мужчину.

Это был пьяный старый фермер — ранчеро, который привез в Мехико телят на продажу и после выгодной сделки решил перед возвращением на ранчо хорошенько погулять. Он подцепил мать Фелисии в кафе, где она постоянно околачивалась, выискивая клиентов. Взяв с собой две бутылки текилы, они пришли к ней домой.

— А что здесь делает эта девчонка? — хмуро спросил ранчеро, увидев маленькую Фелисию и ткнув в нее пальцем. — Ты же сказала, что будешь одна.

— Не обращай на нее внимания, Альваро. Это моя дочь, — сказала мать, обнимая его и целуя.

— У тебя есть дочь?

— Как видишь.

Ранчеро подошел к девочке, сел перед ней на корточки и спросил:

— Как тебя зовут?

Фелисия молчала, исподлобья глядя на этого противного толстяка.

— Она у тебя немая, что ли? — спросил он, поворачиваясь к женщине.

— Нет, — ответила та, разливая текилу по бокалам и нарезая лимон.

— А почему она молчит?

Мать бросила нож, подошла к Фелисии и с размаху вкатила ей звонкую оплеуху.

— Отвечай, когда тебя спрашивают, дрянная девчонка!

Девочка разревелась. Увидев это, ранчеро громко засмеялся.

— Так как тебя зовут?

— Фелисия! — плача, ответила та.

— Фелисия? Хорошее имя. Оно должно принести тебе счастье.

Сказав это, мужчина полез в карман куртки, долго рылся там и наконец извлек оттуда дешевый леденец.

— На, Фелисия. Бери и ступай в другую комнату.

Фелисия взяла леденец, но никуда не уходила.

— Почему ты не уходишь? — обозлившись, спросил гость.

— У нас нет другой комнаты.

— Как нет? — удивился он. — Что же, она будет смотреть, чем мы… тут занимаемся?

— Нет, что ты! — засмеялась мать. — У меня все продумано. Я просто запираю ее в шкаф!

— Ну, тогда ладно!

Мать чокнулась с ним, и они выпили. Потом снова наполнили бокалы и выпили еще.

— Может, не нужно ее в шкаф? — спросил захмелевший ранчеро, ехидно глядя на Фелисию. — Может, твоя дочь… составит нам компанию?

— Что ты! Она еще маленькая! — ответила мать и, шатаясь, подошла к дочери.

Она взяла ее за руку и повела к шкафу. Фелисия стала упираться, плакать, упрашивая мать:

— Мама, я не хочу в шкаф!

— Видишь, она не хочет! — засмеялся мужлан.

Мать несколько раз шлепнула ее и затолкала в шкаф, заперев дверцы на ключ.

Они стали пить, смеяться и болтать о разной чепухе.

Фелисия сидела в шкафу и все слышала. Все! И грязные шутки гостя, и пьяный смех матери, и их возню на диване.

Девочке было страшно, и она тихонько плакала, спрятав лицо в ладошки. Если она всхлипывала слишком громко, ранчеро хватал с пола башмак и запускал им в шкаф. От страха у девочки обрывалось сердце…

Потом мать и ранчеро решили сходить в бар потанцевать. Они оделись и ушли, забыв выпустить Фелисию из шкафа.

Бедная девочка просидела там всю ночь.

Под утро она стала колотить кулачками в дверцы и стенки шкафа, умоляла, чтобы ее выпустили. Она так громко стучала, что на шум прибежали соседи. Они освободили девочку и стали над ней смеяться:

— Ты там живешь, да?!

— Да нет, ее мать запирает, когда приводит в дом мужчин.

А Фелисия уже и плакать не могла. Она только смотрела на людей как затравленный зверек. Когда соседи ушли, она взяла школьную сумку, сложила в нее всю свою нехитрую одежку, взяла листок бумаги и написала: «Мама, ты плохая. Я от тебя ухожу. Фелисия».

Она положила записку на кровать, взяла сумку с вещами и тихонько ушла, пока мать не вернулась.

 

Глава 53

И вот теперь она сидела здесь, в чужом доме, и вспоминала все это.

Разве могла она хоть кому-нибудь рассказать о своем позоре? Тем более этим людям, которые так хорошо отнеслись к ней, которые первый раз в ее жизни показали Фелисии, что от людей можно ждать не только плохого, но и хорошего.

Но она соврала им — это очень угнетало бедную девушку.

В дверь постучали. Фелисия утерла слезы и спросила:

— Кто там?

— Это я, Бето.

— Входи.

Бето открыл дверь и вошел. Он сразу увидел, что Фелисия только что плакала. Глаза у нее были красные, нос распух. Бето, опустив глаза, сделал вид, что ничего не заметил. Он спросил у Фелисии:

— Хочешь, я покажу тебе наш теннисный корт? Ты умеешь играть в теннис?

— Да, умею, — ответила она. — Но сейчас я не очень хорошо себя чувствую. Ты не обидишься, если я не пойду с тобой?

— Нет! Конечно, нет, — сказал Бето, улыбнувшись. — Ведь ты только что из больницы, и тебе нужно отдохнуть… Ну, ладно, я пойду.

К ужину Фелисия не спустилась, сказавшись больной.

— Что с ней? — спросила Марианна.

— Она сказала, что неважно чувствует себя, — ответил Бето.

— Может, отнести ей ужин в комнату? — спросил Луис Альберто.

— А может, она все-таки соизволит спуститься в столовую и поужинать вместе со всеми? — съехидничала Марисабель.

— Марисабель, нельзя быть такой злой, — сказала Марианна с укоризной. — Что тебе сделала Фелисия? Почему ты так набросилась на нее за обедом?

— Просто она мне не нравится, вот и все. Вот увидите, как она вам отплатит за добро, которое вы для нее сделали!

— Очень прошу тебя, Марисабель, — сказал Луис Альберто. — Оставь Фелисию в покое. Ей и так нелегко пришлось.

Марисабель промолчала. Она не хотела вступать в спор с Луисом Альберто и Марианной. К тому же Фелисия действительно не сделала ей ничего дурного. Но Марисабель подсознательно чувствовала в ней соперницу и поэтому никак не могла удержаться от колкостей.

На следующее утро Бето, спускаясь в столовую, вдруг услышал голос Белинды:

— Вот увидишь, эта девчонка уведет у тебя жениха!

— Нет, Бето не такой.

Бето узнал голос Марисабель.

— Марисабель, девочка, да ты не знаешь этих уличных девок! Они способны на все что угодно, лишь бы заполучить богатого мужа. Разве ты не видишь, как она окрутила донью Марианну и дона Луиса Альберто. Так и вьются подле нее. Во всем доме только и слышно, что о Фелисии. Ах, какая Фелисия бедная! Ах, какая Фелисия несчастная! Ах, Фелисия! Ах, Фелисия! А эта бедная-разнесчастная Фелисия возьмет да и соблазнит Бето. А потом заявит, что ждет от него ребенка, и заставит на себе жениться! Гляди, Марисабель. Ты можешь запросто потерять своего жениха и остаться с носом. Вчера, сразу после обеда, он заходил к ней, я сама видела. Интересно, что он там забыл?

Бето не мог больше слушать, как Белинда клевещет на Фелисию. Он распахнул дверь и вошел в столовую. Кухарка замолкла на полуслове.

— Белинда, как тебе не стыдно говорить такие вещи! — сказал он.

— А что мне стыдиться? — выпалила Белинда. — Ты думаешь, я не знаю, зачем эта девица влезла в наш дом?

— Она не влезла, мы сами ее позвали! — ответил Бето.

— Конечно! А зачем ты ходил к ней в комнату вчера после обеда? Я все видела!

— Да, я заходил к Фелисии и не скрываю этого. Когда мы с Марисабель собрались идти играть в теннис, я решил позвать Фелисию с нами, чтобы ей не было скучно. Она сказала, что плохо чувствует себя, и я сразу ушел. Белинда, если ты будешь подглядывать за всеми и распускать по дому грязные сплетни, я пожалуюсь отцу, так и знай. Он сразу тебя уволит!

Белинде нечего было ответить. Она надулась, как сыч, и молча вышла из столовой.

В комнате остались только Бето и Марисабель. Девушка исподлобья смотрела на своего жениха.

— Марисабель, и ты веришь ей? — спросил Бето.

Девушка молчала.

— Ответь, Марисабель, неужели ты думаешь, что я разлюбил тебя и увлекся Фелисией?

— А почему ты тогда уделяешь ей столько времени? — с обидой спросила девушка.

Бето улыбнулся. Он подошел к невесте, взял ее за руки и нежно поцеловал.

— Глупенькая. Я люблю тебя, и только тебя. А Фелисия… Понимаешь, она напоминает мне о моем детстве. Ведь я, как и она, вырос на улице. Мне известно все, что пришлось испытать ей, поэтому я очень хорошо понимаю ее. Я чувствую к ней жалость, и ничего больше. А ты не будь такой ревнивой и не слушай разные сплетни, которые разносит по дому эта несносная Белинда.

Марисабель виновато улыбнулась.

— Я ревную только потому, что люблю тебя, милый Бето, — сказала она и поцеловала его в щеку.

Марисабель была уверена, что Бето любит ее. Но слова Белинды глубоко запали в сердце девушки. Как сорное семя, брошенное на благодатную почву, дает побег, так и слова Белинды, запавшие в ревнивое сердце Марисабель, не давали ей покоя.

 

Глава 54

А между тем Фелисия продолжала жить в доме Марианны и Луиса Альберто.

Сначала девушка никак не могла привыкнуть к тому вниманию, которое ей уделяли. Она очень смущалась оттого, что все к ней хорошо относятся, и не понимала, чем она заслужила это.

Только отношения с Марисабель вызывали беспокойство девушки. Фелисия видела, что Марисабель не любит ее, но не понимала из-за чего.

Несколько раз Фелисия хотела поговорить с ней, но каждый раз Марисабель уходила от прямого разговора, давая понять, что не намерена сближаться с ней.

Наконец Фелисия решила оставить все как есть и не навязывать хозяйской дочке свою дружбу. Ведь рано или поздно все разрешится само собой.

Целыми днями Фелисия читала книги.

Читать сна очень любила, но раньше ей редко удавалось найти интересную книжку. А тут в ее распоряжении была целая библиотека, состоящая из сотен и сотен Томов. Здесь были и современные авторы, и классики, и поэты, и прозаики. Фелисия читала все подряд без разбору.

Но больше всего ей понравился Габриель Гарсия Маркес — его роман «Сто лет одиночества».

Сначала Фелисия пыталась найти себе какое-нибудь дело. Она принялась помогать на кухне. Но, как только Луис Альберто узнал об этом, он категорически запретил ей это делать, сказав, что Белинда сама прекрасно справляется.

Он велел девушке вспомнить школьный курс, который она успела пройти, пообещав, что, как только она это сделает, наймет ей хорошего учителя, который подготовит ее к поступлению в колледж.

Фелисия засела за грамматику и арифметику. Иногда Бето помогал ей, но чаще всего с ней занимался сам Луис Альберто. Он диктовал ей разные тексты и потом выискивал ошибки.

Луис Альберто уделял Фелисии много внимания. Он возил ее на экскурсии, несколько раз был с ней в театре.

Однажды он повел ее на балет, и Фелисия была в восторге от того, что увидела. Как зачарованная, глядела она на сцену. На протяжении всего спектакля она ни разу не шелохнулась, не задала ни одного вопроса. Взгляд ее был устремлен на сцену, мысленно она сама была там.

Когда представление окончилось, Фелисия сказала Луису Альберто:

— Я буду балериной!

— Что? — не понял он.

— Я буду балериной! — твердо повторила она. — Я это точно знаю.

Луис Альберто улыбнулся.

— Но для этого нужно очень много трудиться, — сказал он. — Балет и опера самые трудные виды театрального искусства. Для того чтобы стать настоящей балериной, нужно потратить много времени и сил. Ты уверена, что у тебя хватит для этого терпения?

Когда Луис Альберто с Фелисией вернулись в дом, Марианна спросила мужа:

— Где вы были? Уже очень поздно, и я стала волноваться.

Луис Альберто улыбнулся и ответил:

— Я водил Фелисию на балет.

— Донья Марианна, мне так понравилось! — восторженно воскликнула Фелисия.

Марианна ласково улыбнулась и сказала:

— Иди спать, уже поздно.

— Спокойной ночи! — сказала Фелисия и побежала к себе.

— Мне тоже пора спать, — сказал муж. — Сегодня я очень устал и хочу лечь пораньше.

Поцеловав Марианну, он пошел в спальню. Марианна села в кресло и взяла в руки журнал. Но читать не могла.

В последнее время поведение Луиса Альберто стало тревожить ее. Слишком много времени он проводил с Фелисией, уделял ей внимания больше, чем всем остальным в доме. Марианна не знала того, что муж просто очень привязался к девочке. Дурные мысли лезли ей в голову, но она пыталась гнать их от себя.

Вот и сейчас, когда муж с Фелисией ушли куда-то и вернулись слишком поздно, Марианна очень волновалась.

— Уж очень мне не нравится все это, сеньора Марианна! — вдруг услышала она и вздрогнула.

Оглянувшись, она увидела Белинду.

— Что ты имеешь в виду?

— Да то, что ваш муж очень нянчится с этой девочкой. Она, может, и ничего, но вы были бы с ней построже. Ведь в последнее время господин Луис Альберто даже вам уделяет меньше внимания, чем ей.

— Глупости ты говоришь, Белинда, — сказала Марианна и, встав с кресла, отправилась спать.

Белинда посмотрела вслед хозяйке и злорадно улыбнулась. Она сделала свое черное дело, посеяв сомнение в душе Марианны.

На следующий день утром, после завтрака, когда Фелисия убежала к себе в комнату заниматься, Луис Альберто сказал:

— Думаю, что нужно куда-нибудь пристроить Фелисию.

— Что ты имеешь в виду, папа? — спросил Бето.

— Вчера мы с ней ходили на балет, и после конца спектакля она сказала мне, что хочет быть балериной.

— И мне она это говорила, — подтвердил Бето.

Марисабель ухмыльнулась.

— Конечно, ведь не хочет она всю жизнь продавать лотерейные билеты.

— Может, стоит подыскать девочке хорошего учителя? — спросила Марианна.

— Именно об этом я и говорю, — сказал Луис Альберто.

Марианна задумалась. Вчера Белинда подтвердила ее сомнения. Но Марианна слишком любила мужа, чтобы заподозрить его в такой низменной страсти.

Другое волновало ее: Фелисия была очень похожа на Луиса Альберто. У нее был тот же разрез глаз, тот же цвет волос. Правда, волосы мужа уже изрядно поседели, но ведь она прекрасно помнила, какими они были в молодости. Вчера, когда они вернулись со спектакля и вошли в дом, оба веселые, улыбающиеся, Марианне бросилось в глаза, что даже улыбки у них похожи. Нет, она не перестала любить Фелисию, но тревожные мысли не давали ей покоя.

— Может, нам поговорить с Джоаной, чтобы она посмотрела Фелисию? — сказала она.

— А что? Очень даже хорошая мысль! — воскликнул Луис Альберто.

— Ну вот еще! — фыркнула Марисабель.

— Нет, правда. Почему бы твоей маме не позаниматься с Фелисией? — спросил у Марисабель Бето.

— Не станет она с ней заниматься.

— Это почему? — удивилась Марианна. — Насколько я знаю, класс у нее укомплектован не полностью и она вполне может взять еще одну ученицу.

— Не будет она этого делать! — упрямо твердила Марисабель.

— Но почему?! — удивился Луис Альберто. — Почему ты так убеждена в этом? Ведь мы даже не спросили у Джоаны.

— Потому, — заявила Марисабель, — что моя мама не станет заниматься с ней бесплатно.

— Об этом ты можешь не беспокоиться, — сказал Луис Альберто, улыбнувшись. — Никто не собирается просить Джоану, чтобы она делала это бесплатно.

— Ну конечно! Вы заплатите за ее обучение! — зло съехидничала Марисабель.

— Можем и мы заплатить! — наконец сказала Марианна, выведенная из терпения словами дочери. — А может, и она сама. Не забывай, что у нее есть деньги.

— Которые вы ей дали! А до этого она была нищенкой! — крикнула Марисабель, вскакивая из-за стола. Но Луис Альберто остановил ее:

— Марисабель! Немедленно сядь на место!

Марисабель повиновалась.

— Послушай меня, — спокойно сказала Марианна, — оскорбляя Фелисию, ты оскорбляешь меня.

— Это почему? — спросила Марисабель, исподлобья глядя на Марианну.

— Потому что когда-то в молодости я была такой же бедной, как Фелисия. У меня тоже не было ни денег, ни дома, ничего. Скажи, тебе стыдно, что тебя вырастила и воспитала бывшая нищенка, как ты говоришь?

— …Нет…

— А мне стыдно, что я не смогла воспитать тебя как следует. Ты учишь Фелисию хорошим манерам, но тебе самой следовало бы поучиться у нее доброте и чувству благодарности. Посмотри, как она благодарна нам за то, что мы ей дали. Ты же все воспринимаешь как должное.

Марисабель молчала. Ей было очень стыдно за свое поведение. Но она никак не могла побороть своей неприязни к Фелисии. Ведь эта девушка, думала она, хочет отбить у нее Бето. И поэтому в Марисабель каждый раз просыпалось женское чувство самосохранения. Она готова была бороться за своего любимого всеми способами.

— Вот увидишь, — продолжала Марианна, — и твоя мать и твой отец скажут тебе то же самое.

— Марианна права, — подтвердил Луис Альберто, с укоризной глядя на дочь.

Марисабель встала из-за стола и, опустив голову, сказала:

— Простите меня, пожалуйста.

— Ты должна просить прощения не у меня, а у Фелисии, — сказала Марианна и спросила: — Когда ты увидишь маму?

— Я хотела пойти к ней сегодня.

— Тогда поговори с ней. Спроси, не захочет ли она посмотреть Фелисию. Если девочка ей понравится, мы будем платить за ее занятия. Ты сделаешь это?

Марисабель кивнула. Марианна встала, подошла к ней и поцеловала ее в лоб, сказав:

— Никогда не будь такой злюкой.

Когда все разошлись, Белинда постучала в дверь кабинета Луиса Альберто.

— Да-да. Войдите! — сказал он, надевая пиджак, чтобы идти на работу.

— Сеньор Луис Альберто, — сказала Белинда, — вы не отпустите меня сегодня? Мне нужно повидать подругу, которая лежит в больнице.

— Конечно!

— Большое спасибо. К ужину я вернусь, можете не беспокоиться.

Белинда действительно спешила в больницу.

Вчера от продавщицы магазина, где обычно покупала продукты, она узнала, что ее подруга Делия попала в госпиталь. Делия была старой проституткой. Белинда знала ее потому, что они вместе когда-то приехали в Мехико из одной деревни искать работу.

Но работу в то время найти было очень трудно, девушки вынуждены были жить в одной крохотной комнатушке, питались как попало. Тогда Делия, никогда не отличавшаяся высокой нравственностью, решила заняться самым древним ремеслом.

Поначалу Белинде тоже пришлось подрабатывать этим, но потом ей удалось получить место гувернантки в одном небогатом доме и она бросила это занятие.

Но с Делией она продолжала дружить.

И вот теперь Белинда узнала, что Делия в больнице. Она попала туда после какой-то пьяной драки, во время которой ее пырнули ножом в живот.

Заглянув на рынок, скупая Белинда выбрала апельсинов, тех, что подешевле, чтобы отнести подруге гостинец, — нельзя же идти в больницу с пустыми руками.

В больнице ей объяснили, как найти Делию. Войдя в палату, Белинда не сразу узнала старую подругу. И только когда Делия хриплым голосом окликнула ее, она поняла, к какой койке нужно идти.

— Здравствуй, Белинда, — тихо, почти шепотом проговорила старая проститутка. Она выглядела очень плохо. Кожа на ее лице стала морщинистой. Под полуприкрытыми глазами легли черные тени, губы потрескались. По всему было видно, что Делия — не жилец на этом свете.

Белинда присела на краешек кровати.

— Ну как ты? — спросила она у подруги.

— Как видишь… Вот еще немного полежу тут, да и в путь пора.

— В какой путь? — не поняла Белинда.

— В какой? В последний, — слабо улыбнувшись, пошутила старая проститутка.

— Да ладно тебе, выкарабкаешься.

— Нет, мне лучше знать.

— А что врачи говорят? — спросила Белинда.

— В том-то и дело, что ничего они не говорят… Да что мы все обо мне, да обо мне. Ты-то как поживаешь?

— Да все так же. Работаю кухаркой у сеньора Луиса Альберто Сальватьерра.

— У Луиса Альберто? — переспросила Делия.

— Да, у него. А что?

Делия слабо улыбнулась.

— Да так, ничего. Знавала я его когда-то.

— Кого?

— Ну этого Луиса Альберто.

— Не может быть! — удивилась Белинда.

— Почему не может?! Может… Частенько он ко мне захаживал.

Белинда задумалась.

— И давно это было? — спросила она.

— Лет… лет семнадцать назад, а что?

— Нет, ничего, просто интересно.

Посидев еще немного и подумав о чем-то, Белинда спросила опять:

— А разве он тогда не был женат?

Делия попыталась изобразить улыбку.

— Послушай, Белинда, разве мало женатых мужчин пользовались моими услугами? И потом, меня совсем не интересует, есть у мужчин семья или нет. Главное, чтобы они платили мне деньги. А этот твой Луис Альберто действительно был тогда женат. Но у них с женой вышла какая-то размолвка, вот он и стал ко мне захаживать. Ты же знаешь, как это обычно бывает.

— Так вот почему он так ее обхаживает, — в задумчивости сказала Белинда.

— Кого обхаживает? — не поняла Делия.

— Это я так, о своем, — поспешила ответить та.

Посидев еще немного у подруги, Белинда стала собираться домой.

— Ну ладно, ты выздоравливай. Да, я вот тебе апельсинов принесла, — сказала она, протягивая Делии пакет с апельсинами.

— Зря ты потратилась. Мне все равно ничего нельзя есть, — сказала та, показывая Белинде капельницу, — видишь, чем меня тут кормят.

— Ну ничего, приятельниц угостишь.

У выхода из палаты она повернулась и пристально посмотрела на свою старую подругу. Она смотрела на нее в последний раз. Эта мысль пришла ей в голову уже потом, когда она возвращалась домой из больницы.

Идя по шумным улицам Мехико, Белинда вспомнила свою молодость, дружбу с Делией. Теперь это время прошло. Делия скоро умрет, и вместе с ней уйдут последние воспоминания о молодости.

Но эти мысли недолго занимали Белинду. Вскоре она забыла о старой подруге и стала думать совсем о другом.

«Значит, Луис Альберто путался с Делией, — рассуждала она про себя. — А я совсем и не знала о похождениях своего хозяина. Видно, это было, когда он поссорился с Марианной и они какое-то время жили отдельно. Делия сказала, что это было лет семнадцать назад… А ведь этот срок как раз подходит к возрасту Фелисии!»

Пораженная этой внезапной догадкой, Белинда даже остановилась посреди улицы.

— Сеньора, не спите! — крикнул ей какой-то прохожий, натолкнувшись на нее.

Белинда даже не заметила его. Она медленно побрела по тротуару, прикидывая так и эдак, как можно использовать свою догадку.

Припомнив события последнего времени, кухарка пришла к выводу, что можно будет запросто заявить, что Фелисия — дочка Делии и хозяина. Ведь все прекрасно видят, как Луис Альберто возится с ней. Он ни на минуту не отходит от Фелисии, таскает ее по театрам, собирается за огромные деньги нанять ей частного учителя. В своем вчерашнем разговоре с Марианной Белинда намекнула на слишком большую любовь ее мужа к девушке.

Правда, вчера совсем другое было на уме у Белинды: она хотела натолкнуть Марианну на мысль, что Фелисия — любовница Луиса Альберто. Но кухарка поняла, что ей это не удалось. Ведь Марианна прекрасно знала мужа и понимала, что он не способен не такой низкий и подлый поступок.

Но теперь можно обвинить хозяина совсем в другом. Если уж Фелисия не любовница Луиса Альберто, то она — его дочь. Завтра-послезавтра Делия отдаст Богу душу, и тогда Белинда может запросто рассказать, что перед смертью та поклялась ей в том, что Фелисия ее дочь от Луиса Альберто. Ведь он не станет отрицать, что когда-то имел связь с Делией.

А Фелисия?..

В тот день, когда девушку забрали из больницы и привезли в дом, Белинда прекрасно слышала всю историю, которую та рассказала о своих родителях. Она также слышала и разговор Марианны и Луиса Альберто о том, что они догадались об обмане девушки. Пораскинув мозгами, Белинда пришла к выводу, что если Фелисия скрывает правду, значит, ей просто стыдно. А чего может стыдиться девушка в ее годы так сильно, что даже врет о своей матери всякую ерунду?.. Только то, что мать проститутка. Да это и не важно. Главное, что Марианна с мужем не поверили рассказу Фелисии и догадались, что с семьей у нее не все в порядке. На этом Белинда и решила сыграть.

Но возникал другой вопрос: кому следует рассказать все это? Белинда понимала, что если она расскажет об этом Марианне, то та может возненавидеть Фелисию, а может и наоборот, горячо полюбить ее. Ведь сама она тоже когда-то была в подобной ситуации. Поэтому рассказывать Марианне было слишком опасно. Нельзя было этого делать и с Бето и с Луисом Альберто. Оба они без ума от Фелисии и ни за что не причинят ей вреда.

Оставался только один человек — Марисабель. Насчет нее Белинда была спокойна. Она сумела подготовить хорошую почву для своей сплетни. Благодаря тем ядовитым словечкам, которые Белинда частенько бросала в адрес Фелисии в присутствии девушки, Марисабель очень невзлюбила ее. И поэтому Белинда была уверена, что невеста Бето передаст всем эту новость именно в том свете, в котором это нужно кухарке.

Правда, Белинда еще не могла представить, какие последствия может повлечь за собой та история, которую она затевает. Но кухарка знала точно, что Марианна под влиянием Марисабель изменит отношение к Фелисии, и не в лучшую сторону, а именно этого она и хотела.

Радуясь своей выдумке, Белинда вернулась домой и решила ждать первого удобного случая, чтобы поведать обо всем Марисабель.

Марисабель в это время была у своих родителей. Она довольно часто бывала у них. Но в этот раз девушка решила остаться у них подольше. Ей многое нужно было обдумать в своих отношениях с домашними. Ведь Фелисия, появившись в доме, внезапно перевернула всю ее жизнь. Она выбила почву из-под ног девушки. Если раньше Марисабель была предметом общего внимания и любви, то теперь ситуация круто изменилась.

Нет, Марисабель ни в коем случае не хотела винить во всем Фелисию. Просто все происходило как-то само собой. Марисабель видела, что чужой девушке отдают тепло и ласку, которые по праву принадлежат ей. И поэтому она, сама того не желая, начинала бороться за место под солнцем.

Но последний разговор с матерью заставил Марисабель задуматься над своим поведением. Теперь она поняла, что поступает очень плохо, пытаясь всячески унизить и оскорбить Фелисию. Когда Марианна объяснила ей, почему она так сильно привязалась к этой бедной девушке, Марисабель очень хорошо поняла ее. Но как она могла объяснить, что относится к Фелисии вовсе не высокомерно? Она просто очень боялась, что Бето, которого она так любила, уйдет от нее. Фелисия не была для Марисабель низким существом — она была для нее соперницей. Соперницей в достижении личного счастья. И этого Марисабель не могла ей простить. Поэтому каждый раз, когда она слышала это имя, целая буря негодования поднималась у нее в душе и она сама не понимала, что делает.

Придя к матери, Марисабель очень не хотела рассказывать ей о просьбе Марианны, но она обещала и поэтому понимала, что просто обязана сделать это. Как часто человек попадает в ситуацию, когда на одной чаше весов лежит то, что он хочет сделать, а на другой — то, что он должен сделать. И приходится выбирать между своими желаниями и долгом.

И Марисабель решила обо всем рассказать родителям. За обедом мать спросила ее:

— Как поживает Фелисия?

Она уже знала о том, что в доме Марианны живет эта девушка.

— Нормально, — ответила Марисабель. — Целыми днями она только тем и занимается, что читает книги или зубрит математику.

— А разве Луис Альберто не нанял ей учителя? — спросил Карлос.

— Нет, еще не нанял. Сначала они хотели обратиться к тебе, мама, но я сказала, что ты не будешь с ней заниматься.

— Конечно, нет. Ведь я преподаю только балет, а Фелисии наверняка нужен учитель и по грамматике, и по истории, и по географии.

— Нет, мама, ты не поняла. Они хотели, чтобы ты занялась с ней бальными танцами.

— Тогда почему бы и нет? Мне нужно только посмотреть ее. Если она подойдет, то я с удовольствием буду заниматься с ней. А почему ты решила, что я откажусь?

Марисабель помялась немного и сказала:

— Мама, но она ведь… с улицы.

— Ну и что?

— Я подумала, что о нас могут плохо подумать, когда узнают, что ты берешь в наш класс простых девочек. Ведь у тебя занимаются только дети богатых людей…

— Ты что же думаешь, что я занимаюсь с ними только потому, что они богаты? — укоризненно спросила Джоана. — Или ты думаешь, что я занимаюсь с тобой только потому, что ты моя дочь?

Марисабель не ответила.

— Нет, конечно, нет! — продолжала Джоана. — Деньги для меня, конечно, имеют значение, но главное — талант. Если бы я не была уверена, что ты подаешь надежды как танцовщица, я ни за что не стала бы заниматься с тобой. А знаешь, сколько детей богатых господ хотели заниматься в моем классе, но я вынуждена была им отказать из-за того, что они просто не годились для балета! Десятки таких проходят через меня каждый день.

Отец долго наблюдал за Марисабель, пока жена отчитывала ее. Потом он спросил у дочери:

— А как твои отношения с Бето?

Марисабель покраснела. Она опустила глаза и тихо сказала:

— Все хорошо…

— Честно?

— Да…

Посмотри мне в глаза.

Марисабель подняла голову. Отец внимательно посмотрел в глаза дочери. Он очень хорошо знал Марисабель и понял, что она просто ревнует Бето к Фелисии. Улыбнувшись, он сказал:

— Все будет хорошо. Приведи как-нибудь Фелисию с собой, и мама ее посмотрит.

Вечером Марисабель позвонила Марианне. Трубку взял Бето.

— Алло! Это Бето? — спросила она, узнав его.

— Привет, Марисабель! — обрадовался Бето. — Как ты поживаешь?

— Все хорошо. Мы с мамой немного позанимались, а теперь я готовлюсь к завтрашнему дню.

— Когда ты приедешь? Я очень скучаю по тебе!

— Правда? — спросила Марисабель. Ей было очень приятно это слышать.

— Конечно, правда!

— А как же Фелисия?

— Марисабель, перестань! Скоро из-за тебя я вообще буду бояться к ней подойти.

Марисабель засмеялась.

— Марисабель!

— Да, я слушаю!

— Я очень люблю тебя. И хочу, чтобы ты побыстрей вернулась домой!

Марисабель была на седьмом небе от счастья. Как мало нужно женщине, чтобы заставить ее быть счастливой.

— Ты слышишь меня, Марисабель?

— Я тоже очень люблю тебя, Бето! Люблю тебя и нежно целую.

— И я целую тебя! Возвращайся побыстрей! — прокричал он в трубку.

— Хорошо. А ты передавай этой своей Фелисии, что я поговорила со своей мамой и она согласна позаниматься с ней.

— Правда?

— Конечно!

— Ты золото, Марисабель.

— Ну ладно, мне пора. Передай всем привет. Пока.

— Хорошо. Целую тебя! Звони!

Услышав короткие гудки, Бето повесил трубку и пошел в гостиную, где собрались Марианна, Луис Альберто и Фелисия.

— Фелисия, у меня есть для тебя новость! — сказал он, входя.

— Какая? — спросила девушка.

— Только что звонила Марисабель. Она сказала мне, что договорилась со своей мамой и та согласна позаниматься с тобой бальными танцами.

— Не может быть! — радостно воскликнула Фелисия и вскочила с кресла. Она подбежала к Бето, схватила его за руки и принялась кружиться с ним по комнате.

Марианна и Луис Альберто с радостью смотрели на нее.

Вдруг Фелисия остановилась, схватившись за голову. Ей неожиданно стало плохо. В глазах у нее потемнело, голова закружилась и к горлу подкатил комок. Ухватившись за спинку кресла, чтобы не упасть, девушка попыталась отдышаться.

— Что с тобой, Фелисия? — испугалась Марианна.

— Нет-нет, ничего страшного, — ответила девушка.

— Тебе плохо? — спросил Луис Альберто, встал и, подойдя к Фелисии, приложил ладонь к ее лбу.

— Просто немного закружилась голова.

Бето быстро сбегал на кухню за водой.

— На выпей, тебе станет легче, — сказал он, поднеся к губам Фелисии стакан.

Та сделала несколько глотков.

— Может, вызвать врача? — спросила Марианна.

— Нет. Не нужно, — сказала Фелисия, — мне уже лучше.

— Но я волнуюсь за тебя. Ведь ты еще так слаба. Давайте все-таки вызовем доктора.

— Я прошу вас, не нужно этого делать. Мне действительно уже лучше, — сказала Фелисия, улыбнувшись. — Наверно, я просто немного переутомилась сегодня.

— И не мудрено, ведь ты целый день носилась с Бето по теннисному корту, — сказал Луис Альберто.

— Лучше тебе подняться к себе и лечь спать, — сказала Марианна, и не обижайся, но поход к сеньоре Джоане придется пока отложить. Ведь ты еще не оправилась после болезни.

— Нет, прошу вас, донья Марианна! — взмолилась Фелисия.

— Не волнуйся, девочка, — улыбнулась Марианна, — через недельку-другую ты обязательно пойдешь к ней. А пока ты должна окончательно оправиться после болезни.

— Марианна права, — сказал Луис Альберто, — и не спорь! Немедленно отправляйся в кровать!

Фелисия вздохнула. Она встала и, пожелав всем спокойной ночи, отправилась к себе.

Вот почему на следующий день, когда Марисабель пришла за ней, чтобы отвезти на занятия к матери, Марианна не пустила Фелисию. Марисабель не очень расстроилась. Ведь она не хотела, чтобы Фелисия занималась у Джоаны. Марисабель боялась, что эта девушка может влюбить в себя Джоану и Карлоса точно так же, как Марианну, Луиса Альберто и Бето.

Когда Марисабель уже уходила из дома, дверь в кухню вдруг открылась и оттуда выглянула Белинда. Она осмотрелась вокруг и, никого, кроме девушки, не увидев, позвала ее:

— Марисабель, зайди ко мне на минуточку…

Марисабель вошла на кухню, и Белинда плотно закрыла за ней дверь.

Целый час пробыла девушка на кухне. Потом, выйдя оттуда, она тихонько выскользнула из дома, пока ее никто не заметил.

Марисабель была в смятении. То, что она узнала о Фелисии от Белинды, превосходило все ее ожидания. Никогда еще в ее голове не творился такой кошмар, как в тот день.

 

Глава 55

В воскресенье Бето мог позволить себе подольше поваляться в постели, ведь в выходной день совсем не обязательно вставать с восходом солнца — занятий-то в школе нет. Только на этот раз ему не удалось хорошенько выспаться.

Прошлым вечером Бето по привычке поставил будильник на семь утра, и громкий, визгливый звонок вырвал юношу из объятий крепкого, блаженного сна, как в будничные дни.

Бето с трудом раскрыл глаза и вскочил с кровати. Долго искал ногой штанину, натянул брюки, накинул рубашку и, находясь еще между сном и реальностью, пошатываясь, направился в ванную комнату.

Умывшись и приведя себя в порядок, Бето спустился по лестнице, напевая веселую песенку.

Чтобы взбодриться, надо было как можно быстрее выпить чашечку кофе!

Ступеньки скрипели под его ногами.

«Странно, почему в доме стоит такая тишина? — подумал Бето. — Неужели родители еще спят? На них это не похоже!»

Только тут он вспомнил, что сегодня воскресенье. «Какой же я все-таки рассеянный, — разозлился Бето на самого себя. — Один раз в неделю можно лишний часок поспать, а я не использовал эту возможность Хорошо еще хоть на занятия не пошел… Выставил бы себя посмешищем… Что сейчас-то делать? Вернуться в комнату и плюхнуться на кровать или, раз уж я проснулся, заняться рисованием?»

После некоторого размышления он решил перекусить, а потом закончить начатые ранее наброски.

Зайдя в кухню, Бето увидел довольно-таки странную картину — Фелисия сидела на полу возле открытого холодильника и укладывала на кусок хлеба толстый ломоть ветчины. Все это она проделывала с необычайной осторожностью, стараясь не шуметь, словно кошка, которая вознамерилась поживиться на чужом дворе.

Заметив Бето, девушка зачем-то спрятала бутерброд за спину и изобразила на лице наивное и приветливое выражение. Бето в нерешительности остановился на пороге.

— Ты что делаешь? — удивленно спросил он.

— Жрать просто хочется, — ответила Фелисия. — Так хочется, что даже спать не могла. Под ложечкой так и сосет, так и сосет!

«Такое впечатление, что я застал ее на месте преступления, — подумал Бето. — Неужели Фелисия думает, что родители будут ругаться, узнав, что она голодна? Неужели она не понимает, что наш дом — это и ее дом? Зачем нужно делать все украдкой?»

— Понятно… — сказал он. — А что, Белинда еще не проснулась?

— Нет, — девушка решила больше не стесняться Бето и уплетала бутерброд, чавкая и причмокивая. — А ты чего встал в такую рань? Тоже не спится?

— Угадала, — Бето присел рядом с Фелисией. — Сделай и мне такой же.

— Тоже жрать хочешь? Так бы сразу и сказал. Подержи-ка, — она передала Бето свой бутерброд. — Ты как больше любишь — потолще или потоньше?

— Потоньше.

— Ну и зря. Чего растягивать-то? Лучше уж сразу большой кусок положить, быстрее наесться можно. — Фелисия протянула юноше бутерброд.

По правде сказать, Бето не так уж хотелось есть. Его тяготило, что это маленькое беззащитное существо, привыкшее скитаться по бедным кварталам, стараясь заработать себе на пропитание любыми средствами, чувствует себя в богатом доме неуютно, подавленно.

Ему захотелось сказать Фелисии что-нибудь приятное, чем-то заинтересовать ее, заставить хоть на несколько минут не думать о том, что она здесь чужая.

— Знаешь, Фелисия, — проговорил он, — у тебя очень красивое лицо. Я с удовольствием написал бы твой портрет…

— А ты умеешь? — Фелисия была в восторге.

— Конечно, ведь мы проходим в нашей школе художественного мастерства рисунок. Художник я, правда, начинающий…

— Здорово! Мне еще такого никто не предлагал. Подумать только, меня будут рисовать! А чем?

— Что чем?

— Чем рисовать-то будешь?

— Не знаю. Еще не решил…

— Лучше красками. Люблю, когда все яркое.

— У меня в комнате есть рисунки. Может быть, не очень удачные…

— Покажи!

— Только обещай, что не будешь ругаться, если они тебе не понравятся.

 

Глава 56

Бето привел Фелисию в свою комнату, усадил ее в кресло, а сам вытащил из ящика письменного стола пухлый альбом с рисунками. Девушка грызла ногти и стеснялась. Она сидела в какой-то неудобной позе и нервно дергала ногой.

— Вот смотри, — Бето раскрыл альбом и протянул ей первый рисунок.

— Это что такое? — Фелисия осторожно взяла в руки лист.

— Пейзаж. Я сделал его в Лионе, когда ездил туда с группой учеников художественной школы. Тут еще есть несколько пейзажей. Это церковь, а это мельница…

— Не верится, что все это нарисовал ты…

— Почему?

— Не знаю… Просто мне казалось, что художники какие-то другие, не такие как все… Как бы из другого мира… — она вдруг расхохоталась.

— Тетка голая! Нет, правда, абсолютно голая тетка!

— Не голая, а обнаженная, — обиделся Бето.

— Ну, обнаженная, какая разница. Где ты ее откопал? Такая уродина!

— Она наша натурщица. Мы рисовали ее всем классом. По-моему, неплохо получилось, во всяком случае педагог был мною доволен.

— А она позирует за деньги?

— Да, ей платят.

— Никогда бы не согласилась на такую работу. Фу, стыд-то какой. Сидишь голая, а на тебя пялятся сразу несколько мужиков… Гадость…

Фелисия брезгливо отложила рисунок.

— А вот эта картинка мне нравится, очень красивая. Какие-то карусели, люди веселые ходят, просто праздник какой-то. Ты нарисовал ее тоже в Лионе?

— Нет, в Мехико. А ты разве не узнаешь? Это же парк Чапультепек.

— Ах, вот он, значит, какой! Я много про него слышала, но ни разу там не была. Бето с сочувствием посмотрел на Фелисию. Он еще не встречал человека, который, живя в Мехико, не был бы в парке Чапультепек.

— Если хочешь, мы можем с тобой туда сходить, — предложил он.

— Серьезно? — недоверчиво спросила девушка. — А когда?

— Да хоть сейчас, — Бето собрал рисунки и положил альбом на место. — Если мы выйдем из дома прямо сейчас, то как раз успеем к открытию и будем первыми.

— Мне нужно переодеться… Не пойду же я в пижаме… — Фелисия все еще не могла поверить в то, что Бето не смеется над ней. — И к тому же… Не будет ли сердиться Марисабель, когда узнает, что ты… со мной…

— Вот еще глупости, — улыбнулся Бето. — С какой стати ей сердиться? Что зазорного в том, что я свожу тебя в парк? Не одной же тебе идти. И запомни, ты мне как сестра, поняла? Относись и ты ко мне как к брату.

— Хорошо, я мигом! — Фелисия сияла от счастья. Она забежала в свою комнату, включила радио, скинула с себя пижаму и, озорно пританцовывая, стала одеваться.

Облачившись в джинсы и футболку, плотно облегавшую ее грудь, она натянула новенькие кроссовки и подсела к зеркалу.

Фелисия не часто пользовалась раньше косметикой, на нее просто не было денег. Но Марианна подарила ей несколько косметических наборов, и девушка не удержалась от соблазна накраситься. Неумело подведя глаза и наложив на губы толстый, неровный слой губной помады, она сочла себя необычайно привлекательной и желанной.

Это был самый счастливый день в жизни Фелисии. Она наконец-то оказалась в парке Чапультепек!

Многие подруги неоднократно рассказывали ей, как они ходили в это райское место, как замечательно проводили там время, наслаждаясь всевозможными развлечениями. Фелисии всегда так хотелось увидеть парк своими собственными глазами, прогуляться по тенистым аллеям, уставленным киосками с прохладной, освежающей газированной водой и маленькими лавочками, где можно было приобрести забавные сувениры, прокатиться по небольшому чистому пруду на водном велосипеде и, забыв о страхе, испытать невероятно острые ощущения, которые могут подарить американские горки.

И вот ее мечта сбылась!

Когда Бето и Фелисия вошли в парк, у девушки разбежались глаза — так много интересного было там. Она держала своего спутника за руку и восторженно глазела по сторонам. Ей предстояло повеселиться на славу!

Первым аттракционом, который они посетили, был дом с привидениями. Группа в несколько человек спустилась на лифте в мрачное, холодное подземелье и разбрелась по длинным коридорам, таящим в себе зловещие сюрпризы — то из стены вылезал покрытый паутиной скелет и, издавая истошные вопли, старался схватить людей за одежду, то где-то вдали мелькало размахивающее руками, мохнатое чудовище.

Женщины то и дело вскрикивали, а мужчины старались их успокоить, говоря, что это всего лишь управляемые человеком чудеса техники.

Фелисии было одновременно и весело, и страшно. Она крепко ухватилась за Бето и каждый раз зажмуривалась, когда перед ними возникало очередное привидение.

Вслед за этим Бето и Фелисия побывали почти на всех аттракционах.

Время летело незаметно, и вскоре солнце начало нещадно палить.

Накружившись на каруселях и накатавшись на низкорослых пони, молодые люди решили немного отдохнуть от развлечений и заглянули в кафе с экзотическим названием «Оазис».

Они сели за свободный столик и перевели, наконец, дух. Бето заказал мороженое и апельсиновый сок.

— Ну что, нравится тебе здесь? — спросил он у Фелисии.

— Бесподобно. Я даже не могла себе представить, что парк Чапультепек такое замечательное место. Давай еще постреляем в тире!

— Сейчас освежимся мороженым и передохнем, — тут Бето заметил, что лицо девушки стало печальным. Фелисия в задумчивости теребила в руке бумажную салфетку.

— Ты знаешь, — сказала она, опустив глаза, — мои родители познакомились в таком же вот парке… Там не было ни аттракционов, ни танцплощадок. Люди просто гуляли, дышали свежим воздухом и наслаждались природой… Они встретились на закате. Встретились и полюбили друг друга с первого взгляда… А потом… Отец погиб…

— Я знаю, ты рассказывала…

Бето было жалко несчастную сироту. Он понимал ее, ведь когда-то и ему тоже приходилось несладко. Он знал, что такое жить без родителей.

Ему нравилась эта девушка своей добротой, искренностью и душевной простотой. К тому же он понял, что под маской напускного нахальства кроется легко ранимое сердце.

Принесли мороженое и сок. Несколько минут Бето и Фелисия молчали, поглощая холодные ароматные шарики. Они наслаждались спокойствием и прохладой, сменившими безудержное веселье.

— Спасибо тебе, — вдруг тихо проговорила девушка. — Спасибо тебе за все.

Бето не ответил, а лишь грустно и проникновенно посмотрел на Фелисию…

Бето вскинул ружье и выстрелил. Маленький оловянный солдатик, служивший мишенью, завертелся и упал.

— Ты попал, попал! — Фелисия захлопала в ладоши. — Дай теперь я!

Ока взяла из рук Бето ружье, прицелилась и нажала на курок. Мимо. Выстрелила еще раз и опять промазала.

— Ну вот, всегда так, — огорченно сказала она. — Что-то не получается. А сколько раз надо попасть, чтобы выиграть вон того плюшевого медведя?

— Десять раз подряд.

— Сможешь?

— Попробую…

Бето хотелось порадовать девушку, хотя он никогда не славился снайперскими способностями. Но в этот раз произошло чудо. Все десять выпущенных им пуль точно легли в цель. Бето не мог поверить своим глазам. Он долго еще стоял в нерешительности, держа в вытянутых руках ружье.

Из оцепенения его вывела Фелисия. Она восторженно закричала и повисла у Бето на шее.

— Ты настоящий герой, — прошептала она.

Поздно вечером, уже лежа в постели, Фелисия с блаженством вспоминала проведенный в парке день. Она настолько прониклась благодарностью к Бето, что чуть не прослезилась. «Какой же он хороший парень, — подумалось ей, — не то что этот мерзавец Кики. Что же за судьба у меня такая? Всю жизнь мне попадались только подонки, и лишь на шестнадцатом году я повстречала порядочного человека. Черт побери, уж не влюбилась ли я?»

Она зевнула, повернулась на бок и закрыла глаза. В ту ночь Фелисия спала в обнимку с большим плюшевым медведем, выигранным Бето в тире.

 

Глава 57

Марисабель долго сомневалась по поводу того, говорить ли Марианне, что она узнала от Белинды, или не говорить.

Она еще сама не знала, как относиться к тому, что Фелисия оказалась сводной сестрой ее возлюбленного.

«С одной стороны, это даже неплохо, — думала она, — ведь в этом случае можно не опасаться, что невежественная и распущенная девчонка будет приставать к Бето, но с другой… Представляю себе, что будет твориться в доме, когда все узнают эту страшную правду… Что тут начнется! Миру и спокойствию конец. Будут сплошные склоки и скандалы… Фелисию оставят в доме навсегда, а я не переживу такого соседства. Нужно будет перебираться к родителям. Вот еще новости! Оставить Бето наедине с этой мразью? Да никогда! Я буду не я, если не выживу Фелисию. Но пока ничего не буду говорить, пусть все остается по-прежнему».

Однако прошло немного времени, и Марисабель поняла, что она более не в состоянии хранить тайну происхождения Фелисии.

С каждым днем Марианна все больше привязывалась к сироте. Фелисия была окружена заботой и лаской, а Марисабель как бы отошла на второй план, и это страшно бесило девушку.

«Даже Бето уделяет Фелисии больше внимания, чем мне. А то, что он водил ее в парк Чапультепек в то время, когда я была у своих родителей, так это просто возмутительно! Ни на минуту нельзя оставить его без присмотра! Интересно взглянуть на него, когда он узнает, что Фелисия его сестра. Вот мину-то состроит! А Марианна? Будет ли она дальше любить эту замарашку с той же пылкостью, что и раньше? Вряд ли. Скорей наоборот. Терпеть рядом с собой результат прегрешений собственного мужа не так уж и приятно».

Одним словом, Марисабель решилась.

Она предупредила своих родителей, что несколько дней проведет в доме Луиса Альберто и Марианны, и пообещала им скоро вернуться.

Марианна встретила девушку с распростертыми объятиями, расцеловала ее, обняла, приголубила и сразу же принялась нахваливать Фелисию, какая она хорошая и распрекрасная.

Марисабель была возмущена и хотела уже было рассказать доверчивой женщине, кого именно она пригрела под своим крылом, но тут вошел Луис Альберто.

У главы семейства болела голова, и он никак не мог найти болеутоляющие таблетки.

Вяло поздоровавшись с Марисабель, Луис Альберто порыскал по столам — поиски не привели ни к какому результату, и он отправился восвояси. Не успел он выйти из комнаты Марианны, как на пороге показалась Фелисия.

— Привет, Марисабель, — небрежно поздоровалась она. — Как жизнь?

— Хорошо, — неожиданно для самой себя спокойно ответила Марисабель.

— Донья Марианна, — спросила Фелисия, — у вас не найдется немного шампуня? Мой закончился, а голова страсть какая грязная. Так чешется, будто вши завелись.

Марисабель чуть не стошнило от таких слов, а Марианна, вскочив с кресла, подошла к Фелисии и сказала:

— Сейчас я тебе все дам, детка. Пойдем со мной.

Марианна вышла из комнаты, оставив Марисабель в одиночестве.

Случай переговорить с Марианной наедине предоставился Марисабель только поздним вечером. Им уже никто не мог помешать.

Луис Альберто, так и не справившись с мигренью, отправился спать, Бето рисовал у себя, а Фелисия, поставив кассету с зажигательной музыкой, танцевала в свое удовольствие, не собираясь покидать свою комнату.

Марианна смотрела в холле фильм двадцатилетней давности.

Картина была про любовь, и по щекам женщины катились слезы.

— Интересно? — спросила ее Марисабель, присаживаясь рядом.

— Очень, — Марианна утерла слезы платком. — Каждый раз плачу на этом месте. Такой чудный фильм. Ты не знаешь, что сейчас делает Фелисия?

— Скачет, как коза, в своей комнате. Еле упросила ее сделать музыку потише, чтобы не тревожить отца. Эгоистка она, вот кто.

— Не называй ее так, Марисабель. Это тебе не к лицу, тем более что у девочки такая несчастная судьба… Ты говоришь, она танцует? Значит, мы были правы, когда приняли решение отвести ее к твоей матери. Из нее может получится неплохая балерина.

— Да уж, будет плясать так, что сцену проломит, — едва слышно проговорила Марисабель.

— Что ты сказала, доченька? Я не расслышала…

— Я молчу, молчу.

Марианна оторвалась от экрана, повернулась к Марисабель и пристально на нее посмотрела.

— Ты не в духе? — обеспокоенно спросила она.

— Будешь туг в духе, когда такое вокруг творится…

— Что-то произошло? Объяснись, пожалуйста, девочка.

— Я даже не знаю, как сказать, чтобы не расстроить тебя…

— Что произошло? Да на тебе лица нет!

— Мама Марианна, лучше мне держать рот на замке…

Марианна выключила телевизор. Затем, положив руку на плечо девушки, сказала:

— Я вижу, что тебя что-то гложет, не дает тебе покоя.

Марисабель несколько мгновений молчала, как бы собираясь с духом. Дыхание ее участилось, глаза увлажнились.

— Несколько дней назад, — наконец, начала она, — я имела разговор с Белиндой. И она… Нет, я не могу…

— Что тебе сказала Белинда? Она как-то обидела тебя, унизила, оскорбила? Она ведь это может.

— Нет-нет, она меня никак не обидела. Просто… Она рассказала, что… встретилась недавно… в больнице… со своей давнишней приятельницей Делией. Мама, я не могу продолжать… Это оскорбление для нашей семьи!

Марианна широко раскрыла глаза.

— Оскорбление? — переспросила она. — Я не понимаю… Говори же, ну!

— Белинда встретилась в больнице с Делией, — голос Марисабель дрожал. — А Делия раньше была проституткой…

— Ну и что?

— А то, что Луис Альберто с ней встречался, когда он был молодым! Неужели ты никогда не замечала, мама, что Фелисия необычайно похожа на него?

Марисабель расплакалась.

Марианна протянула ей платок, которым она еще совсем недавно сама вытирала слезы, и недоуменно проговорила:

— Что ты хочешь этим сказать?

— А ты сама не догадываешься? Они же как две капли воды…

— Постой-ка, постой-ка. Помнится, Луис Альберто рассказывал мне… Но это было так давно… Я и сама… — вдруг она обхватила голову руками. — Неужели?

— Да, мама. Белинда уверена в этом!

— Не может быть…

Марианне опять пришлось воспользоваться платком. Слезы градом покатились из ее глаз.

— Не может быть! Завтра же я пойду к этой Делии и все у нее узнаю! Господи, да что же это такое?

— К сожалению, она умерла, мама.

— Как умерла? — опешила Марианна.

— Ее кто-то ударил ножом… Она уже ничего не скажет… Никогда.

— Но можно ли верить Белинде? Хотя… Я предчувствовала недоброе… Предчувствовала… И все же мне не верится…

— Представляешь, мама, какой это позор? Иметь дочь от проститутки! Боже мой, если бы я знала!

Две женщины обнялись и теперь плакали вместе. Их плач был таким громким, что разбудил Луиса Альберто. Он открыл глаза и прислушался.

— Эта мигрень меня когда-нибудь доконает… — сказал неизвестно кому Луис Альберто и снова уснул.

А вот Марианна не спала в ту ночь. Лежа рядом с мужем, она то и дело вздыхала, глотая слезы.

«Неужели Фелисия все-таки его дочь? — думала она. — Как же это могло случиться? И почему он об этом не знал? А вдруг… Вдруг он знает, но боится об этом сказать? Тогда понятно, почему он души не чает в Фелисии, почему старается ее всячески ублажить… Нет, не может быть… Так не хочется в это верить… Но ведь и вправду девушка похожа на него, тот же рот, те же глаза… Ох, беда… Хотя что Бог ни делает… Я же стала относится к Фелисии как к дочери, почему я должна менять к ней отношение, когда узнала, что она действительно наша дочь? Сказать ли об этом мужу? Лучше повременить, подождать немного. А вдруг что-нибудь прояснится?»

Она предавалась размышлениям всю ночь, так и не сомкнув глаз, а поэтому весь следующий день ходила сонная и в плохом настроении.

 

Глава 58

Фелисия была взволнована.

Через несколько минут ей предстояла встреча с Джоаной, матерью Марисабель.

«Никогда не думала, что буду брать уроки танцев, — думала она. — Я же такая неуклюжая… Джоана будет сердиться, скажет, что я бездарность… Попросит меня что-нибудь станцевать… Вот позор-то будет. А еще, не дай Бог, Марисабель си про меня наговорила всяких гадостей… Вдруг Джоана будет относиться ко мне предвзято? Пусть только попробует ругаться, я ей так отвечу, что долго будет помнить. Хотя что это я? Все кругом меня так любят, а я… Подозрительная какая-то, неблагодарная… Мне же хотят добра… А что, если из меня выйдет толк, что, если у меня получится? Ведь я танцую лучше многих знакомых девчонок».

Все ее опасения улетучились сразу после того, как она вошла в танцкласс, облаченная в спортивную одежду — джинсы, футболку и кожаную стеганую куртку.

— Ну, здравствуй, Фелисия, — с улыбкой приветствовала ее Джоана. — Вот мы наконец и встретились.

Фелисия улыбнулась ей.

— Я так рада тебя видеть! Марианна все уши мне про тебя прожужжала, говорит, что из тебя может получиться знатная танцовщица. Да не смущайся, с первого раза ни у кого не получается. Будем пробовать. Вот только тебе следовало бы переодеться, не будешь же ты репетировать в кожанке. Я тебе приготовила специальную одежду, там, в соседней комнатке. Ты когда-нибудь стояла на пуантах?

— Нет, — призналась Фелисия.

— Ничего страшного, научишься. Я думаю, мы найдем с тобой общий язык и подружимся.

Через несколько минут на Фелисии уже были черные лосины, купальник, гетры и балетные тапочки.

В этом наряде девушка выглядела элегантно и обворожительно. Она застенчиво стояла посреди танцевального зала с заложенными за спину руками и с любопытством и некоторой долей восхищения разглядывала свое отражение в больших, с человеческий рост, зеркалах и начищенном до блеска паркете, который был уложен на полу маленькими квадратными плиточками.

— Видишь эти перила? — спросила у нее Джоана.

— Вижу, а зачем они?

— Для того чтобы держаться. Они имеют свое название. Знаешь какое?

— Нет, — Фелисия покраснела.

— Станок. Очень простое название. Несложно запомнить. А теперь подойди к станку и положи на него левую руку. Вот так. Посмотрим на твою растяжку. Подними правую ногу настолько высоко, насколько это возможно. Молодец, как высоко! Прекрасно, не опускай, не опускай, необходимо разогреть мышцы. Теперь другую ногу. Послушай, ты, вероятно, можешь сесть на шпагат?

— Могу… Когда маленькая была, то и сальто делала…

— У тебя природная гибкость! Мне не часто попадаются такие подготовленные ученицы, — воскликнула Джоана, когда Фелисия с легкостью и какой-то кошачьей грацией растянулась в шпагате. — Девочка, ты далеко пойдешь. А теперь давай начнем постигать азы танцевального искусства, — Джоана вставила в портативный магнитофон кассету и включила ритмичную, но медленную музыку. — Начнем!

На протяжении двух с половиной часов Фелисия не знала отдыха.

Джоана умело направляла ее действия, давала команды и следила, чтобы девушка исполняла в точности все, о чем она ее просила. Фелисия была в восторге. Она так боялась, что мать Марисабель будет относиться к ней плохо, но оказалось наоборот. Джоана души не чаяла в своей новой ученице, она была необычайно тактична, обходительна, но в то же время требовательна.

Если у Фелисии что-нибудь не получалось, добрая женщина объясняла ей, как нужно исправить ошибку.

В конце занятия Фелисия была словно выжатый лимон. Все ее тело дрожало, сердце учащенно билось. Она уже умела отличать батман от гран-плие и была расстроена, когда время, отведенное на урок, подошло к концу.

— Я довольна тобой, — Джоана потрепала девушку по мокрым волосам. — Ты хорошо поработала. Сейчас отдохни, быть может, вечером будет немножко больно, мышцы еще не привыкли к таким нагрузкам.

— Спасибо вам большое, — Фелисия устало улыбнулась. — Я получила такое удовольствие!

— То ли еще будет! — засмеялась Джоана. — Я из тебя сделаю настоящую звезду! Ты будешь блистать на лучших сценах мира!

— Вы шутите?

— А почему бы и нет? Во всяком случае, я знаю одно — у тебя прирожденный талант, занятия даются тебе легко. Но только не зазнавайся и не задирай нос. Для того чтобы что-то толковое получилось, тебе нужно трудиться. Семь потов должно с тебя сойти.

— Один уже сошел… — Фелисия все еще не могла отдышаться.

— Ну все, беги прими душ. Я буду ждать нашей следующей встречи.

Фелисия, еле волоча ноги, вышла из танцзала. Вечером ее мучили страшные боли во всем теле. Она не могла пошевелиться.

Стянуло мышцы, каждое движение давалось с трудом. Но на душе у Фелисии было необычайно легко и хорошо.

Она получила несказанное удовольствие от занятий и от общения с Джоаной.

«Значит, Марисабель ко мне не так уж и плохо относится, — размышляла она, лежа в кровати и потирая уставшие ноги. — Или же она просто не наговорила про меня своей матери всякие ужасные вещи. И на этом ей спасибо. Как же мне нравится танцевать! Неужели из меня может получиться балерина? Получится, обязательно получится!»

А в это время Марианна набирала телефонный номер Джоаны.

— Ну как? Как вы сегодня позанимались? — был ее первый вопрос, когда та подняла трубку.

— Восхитительно! — восторженно ответила Джоана. — Ты даже не можешь себе представить, насколько девочка талантлива! Если бы она начала танцевать на несколько лет раньше, о ней давно писали бы все газеты, и слава о ее даровании облетела бы весь мир!

— Но ты же знаешь, что у Фелисии была такая тяжелая жизнь! Ей нужно было думать о том, чтобы не умереть с голоду…

— Я все знаю. И потому восхищена мужеством, с которым она принялась за работу. Я сделаю из нее балерину, обещаю тебе, Марианна. У Фелисии острый ум, и она полностью отдает себя делу.

— Сердце радуется от твоих слов!..

Она простилась с Джоаной.

Марианна поднялась на второй этаж и заглянула в комнату Фелисии. Телевизор был включен, свет горел, повсюду были раскиданы вещи. Девушка безмятежно спала, крепко прижавшись к большому плюшевому медведю. Марианна растроганно посмотрела на свою «дочку». «И все-таки она похожа на Луиса Альберто. У меня почти не осталось сомнений, что он ее отец, — подумала она. — Вот как в жизни случается, живешь себе, живешь, а потом вдруг выясняется, что где-то рядом находится родное тебе существо… Где же ты раньше была, Фелисия?» Марианна выключила телевизор, погасила свет и осторожно, стараясь не шуметь, вышла из комнаты, плотно притворив за собой дверь.

 

Глава 59

Утром, после завтрака, когда обитатели дома разошлись по своим комнатам, Марианна еще долго сидела за уставленным грязной посудой столом.

Вокруг крутилась Белинда, но Марианна ее как бы не замечала.

Странные чувства поглотили Марианну. Она почти не притронулась к еде — аппетита не было.

Несколько минут назад она пристально наблюдала за Луисом Альберто и Фелисией и пришла к выводу, что между ними установилась какая-то невидимая связь. Создавалось впечатление, что они понимают друг друга с полуслова. Например, Фелисия наливала Луису Альберто кофе еще до того, как он успевал попросить се об этом. А сам… Смотрел на девушку такими глазами…

Неужели мой муж знает, что Фелисия его дочь? Неужели она испытывает к нему родственные чувства? Что ж, разговор с Луисом Альберто неизбежен. Я должна установить истину…»

Она застала мужа в ванной за бритьем.

Луис Альберто водил по щекам безопасной бритвой и гнусаво напевал себе под нос незамысловатую песенку. Увидев в зеркале Марианну, он вскинул брови.

— Мне нужно с тобой поговорить, — тихо сказала Марианна.

— Я должен привести себя в порядок. Через несколько минут я закончу и…

— Я не хочу, чтобы нас услышали дети, — перебила его жена. — Ответь мне на один вопрос…

— Хорошо, отвечу, но только на один…

— Ты помнишь Делию?

— Делию? — Луис Альберто задумался.

Пена стекала с его подбородка.

— Какую Делию?

— Напрягись, вспомни.

— Да кто она такая? Не говори загадками. У меня не так много времени, чтобы отгадывать шарады.

— Значит, ты ее не помнишь? Как же так? Что-то на тебя не похоже. Ты встречался с ней. Давно… Очень давно…

— И что из этого?

— Я хочу знать, что у тебя с ней было.

— С кем?

— С этой Делией.

— С какой, черт побери, Делией? Я никак не могу понять… С кем у меня и что могло быть? Когда? Если кто-то тебе на меня наговорил и ты веришь сплетням…

— Это не сплетни. Не думай, что я ревную тебя, что я устраиваю тебе допрос…

— Тогда что ты делаешь?

— Просто спрашиваю. Мне необходимо знать… Это было давно… Ты помнишь ее?

— Ну помню, помню… — Луис Альберто повернулся к жене. Маленькая капелька крови краснела на его щеке. — Из-за тебя я порезался.

— Ничего страшного, заклеишь пластырем. Так что у тебя с ней было?

— Что-что… Ясное дело, что… Только почему ты об этом спрашиваешь сейчас?

— Она умерла…

— Откуда ты это знаешь?

— Белинда сказала. Она была ее лучшей подругой.

— Вот еще новости… По правде сказать, я с тех пор ни разу не вспоминал Делию… Даже лица ее сейчас представить не могу…

— У нее был ребенок… Девочка… Она родила ее сразу после того, как вы расстались…

Марианна замолчала. Молчал и Луис Альберто. Было видно, как вены набухли на его лбу.

— Ты хочешь сказать… Что этот ребенок… — наконец, проговорил он.

— Я не знаю… — голос Марианны дрожал.

— Не может быть. Почему тогда она ничего мне…

— Я не знаю, — повторила Марианна.

— Но ведь тогда девочка уже давно выросла… Жива ли она? И где она сейчас?

— Белинда сказала, что… ей Делия сказала… — Марианна заплакала.

Луис Альберто вытер с лица остатки пены и прижал к себе жену.

— Что тебе известно? — спросил он. — Делия сказала, где ее дочь?

— Нет, но она… она… Луис Альберто, ведь Фелисия так похожа на тебя…

— Фелисия?! При чем здесь Фелисия?

— Фелисия — дочь Делии. Так сказала Белинда…

— Приехали… — проговорил Луис Альберто и опустился на край ванны.

— Она твоя дочь, да?

— Понятия не имею… Всякое могло случиться… В голове не укладывается… Марианна, поверь мне, я ни о чем не подозревал…

— Но Фелисия действительно как две капли воды… Я еще когда в первый раз увидела ее…

— Признаться, я тоже…

— Правда?

— Я в последнее время все чаще об этом думал… Но не мог поверить…

— Бедная девочка… Значит, она сказала неправду… когда поведала нам о своих родителях.

— Конечно, это было вранье. Я сразу заметил…

— Что же нам делать?

— В первую очередь разузнать… Все разузнать о Фелисии… Может статься, что я и впрямь… ее отец.

— Только давай держать это в секрете.

— Да-да, ты права. Нельзя никому говорить об этом, пока мы не узнаем всей правды, а то пойдут кривотолки… Еще неизвестно, как сама Фелисия отреагирует на это…

— А ты ничего от меня не скрываешь?

— Могу поклясться чем угодно. Я никогда не обманывал тебя, Марианна. И все-таки этого не может быть!

— Может… Ведь и Бето мы нашли через несколько лет после рождения… В жизни всякое бывает… Фелисия очаровательная девушка. Она давно живет в нашем доме. Ты можешь не опасаться, что я буду относиться к ней плохо, после того как узнала, что она твоя дочь. Наоборот, я буду любить ее еще сильнее…

Луис Альберто был потрясен.

Он действительно испытывал к Фелисии нежные чувства, но теперь…

Он ощутил вину перед девушкой, страшную, неискупаемую вину… В этот день у него было назначено несколько деловых встреч, но он отменил их, сославшись на плохое самочувствие. Расхаживая по комнате, он вспоминал свои давнишние похождения.

«Делия… Делия… — размышлял он про себя. — Да, приподнесла ты мне сюрприз… Не ожидал, не ожидал… Ведь чувствовал, чуял, не надо было мне с ней связываться… Черт возьми, какой же я дурак! Вот позор, иметь дочь от проститутки… Хотя еще ничего не известно… А что, если обратиться к Серхио Васкесу? Он не раз выручал меня, может быть, выручит и на этот раз… Вдруг Фелисия все же не моя дочь… Хотя какая разница? Она хорошая девушка, добрая, отзывчивая. Живет в моем доме… Но узнать правду все-таки необходимо. Остается только ждать. Ждать и надеяться».

 

Глава 60

Бето никогда особенно не увлекался футболом. Как и все дворовые мальчишки, он часто гонял по мостовой мяч, но истинного наслаждения от игры не получал.

И когда его однокашник Леонсио Каррера предложил сходить на матч сборных Мексики и Сальвадора, он стал было отказываться. Но Леонсио сказал, что человек, равнодушно относящийся к футболу, достоин всяческого презрения и что он больше никогда не будет дружить с Бето, если тот не пойдет с ним на стадион.

После долгих препирательств Бето, наконец, согласился.

Игра начиналась в семь часов вечера, и потому ему нужно было поторапливаться.

Прибежав из школы домой, Бето принял душ, сменил одежду, попросил Белинду, чтобы она сварила ему кофе, и постучал в дверь Марисабель.

— Любовь моя, — весело сказал он, остановившись на пороге. — Не хочешь ли ты меня поцеловать?

— С утра мечтала об этом! — Марисабель встала с дивана, на котором она до этого читала книгу, и, обвив руками шею Бето, крепко его поцеловала. — Ты чего такой радостный?

— Не знаю, просто настроение хорошее. — Бето широко улыбнулся.

Он знал, что уговорить Марисабель отправиться с ним на футбол, будет чрезвычайно сложно. Она не переваривала эту игру и готова была разбить телевизор, когда начиналась трансляция матча. Но не оставлять же ее дома одну! Тем более что она страшно разозлилась, когда узнала, что он водил Фелисию в парк Чапультепек.

— А не пойти ли нам в кино? — спросила Марисабель.

— У меня есть идея получше.

— Какая же?

— Сегодня играют Мексика и Гондурас. Все мои приятели идут на стадион. Зовут и нас.

— Ты шутишь? — недовольно спросила девушка.

— Нет. Почему бы раз в жизни не сходить на «Ацтеку»?

— Вот еще… Я пока что в своем уме… Ты же знаешь, что я… Ты, наверно, издеваешься надо мной!

— Я говорю совершенно серьезно. К тому же у нас осталось не так много времени. Нужно выходить, чтобы успеть к началу матча.

— Да чтобы я сидела на деревянной скамье в окружении орущих, беснующихся мужиков? Не дождешься!

— Но я же обещал… Нас будут ждать…

— Ничего, подождут, подождут и поймут, что мы не придем.

— Я прошу тебя, пожалуйста. Уступи мне хоть один раз в жизни.

— Нет, нет и еще раз нет!

— В таком случае, не обижайся, если я пойду один.

— С Богом! Размахивай флагами, пей пиво, распевай идиотские песни! Развлекайся! Но только скорей уходи! — Марисабель бросилась на диван и уткнулась лицом в подушку. Ее тело сотрясали рыдания.

— Не плачь, любовь моя, — пытался успокоить ее Бето.

— Отстань! — всхлипывала Марисабель. Расстроенный юноша вышел из комнаты и закрыл за собой дверь.

«Пусть… — подумал он. — Пусть ревет. В конце концов мне надоели ее истерики. Все равно пойду на стадион. Из принципа».

Он спустился на кухню, выпил чашечку кофе и закусил горячими тостами с клубничным вареньем.

Настроение было испорчено. Бето никак не мог решить, вернуться ему к Марисабель или бежать на встречу со своими друзьями.

За этими размышлениями его и застала Фелисия. Она только что вернулась со второго урока с Джоаной и едва успела принять ванну. На се лице светилась приветливая улыбка. Фелисия шлепала по полу босыми ногами, оставляя за собой мокрые следы.

— Привет, Бето, — она лукаво подмигнула юноше. — А я сегодня опять танцевала! Знаешь, как здорово?

— Получается? — Бето вдруг почувствовал, что от Фелисии исходит какая-то необыкновенная теплота, какой-то яркий и приятный свет.

— А ты как думал? Чтобы у меня да не получилось? Не бывать такому! Ты куда-то собрался?

— Да, на футбол.

— А кто играет?

— Наши с Сальвадором.

— Ясно… Приятно тебе поразвлечься.

— Пошли со мной, — неожиданно для самого себя предложил Бето. Девушка стояла в нерешительности.

— А что подумает Марисабель? — тихо спросила она.

— Она ничего не подумает. Ей нездоровится… Она сама попросила меня, чтобы я сводил тебя на стадион, — отчаянно соврал Бето.

— Правда? — Фелисия запрыгала от восторга.

— Даю тебе пять минут! Катастрофически опаздываем!

— Я мигом! — и Фелисия побежала вверх по лестнице, поскальзываясь и спотыкаясь на ходу.

 

Глава 61

Стадион «Ацтека» был заполнен почти до отказа. Возбужденные болельщики предвкушали незабываемое зрелище. Били барабаны, гремели трещотки, стоял неимоверный шум.

Фелисия сидела рядом с Бето и его друзьями и с восхищением смотрела на коротко подстриженный, переливающийся на солнце, светло-зеленый газон.

Между рядов сновали продавцы, предлагавшие горячие сосиски, кукурузные хлопья и клубнику со сливками. Девушка попросила Бето купить ей побольше клубники. Весело озираясь по сторонам, она доставала из пакета яркие красные ягоды и, зажмурясь от удовольствия, кидала их себе в рот.

Прозвучали фанфары, и на поле выбежали футболисты.

— Ой, а это кто такие? — Фелисия показала пальцем на трех людей в черном, неспешно направлявшихся к центру большого, нарисованного белилами круга.

— Судьи, — прокричал Бето. — Они будут судить матч, понимаешь?

— Понимаю. А наши в какой форме?

— В зеленой.

— Смотри, какой смешной! Такой маленький, под десятым номером! Он что, тоже футболист?

— Притом великий! Это Уго Санчес! В каждом матче голы забивает. Вот увидишь, он и сегодня обязательно забьет!

Главный судья дал свисток, и матч начался.

Зрителям не пришлось долго ждать гола, уже через несколько минут нападающий мексиканской сборной совершил прорыв по правому флангу, навесил в центр, и Уго Санчес в падении пробил по мячу.

Как вратарь ни старался дотянуться до мяча, у него ничего не получилось. Белый кожаный шар затрепыхался в сетке. Болельщики повскакали со своих мест и принялись обнимать друг друга. В небо взлетели разноцветные петарды.

Вскоре игра возобновилась, но Фелисия не смотрела на поле. Она не отрывала глаз от Бето. Она впервые видела его таким раскрепощенным, азартным.

Девушка вдруг осознала, что страшно любит этого парня. Фелисия прижалась к Бето и положила голову ему на плечо. Она чувствовала приятный запах его тела, и это ее волновало. Фелисии стало так стыдно, что она до сих пор вводила Бето в заблуждение относительно своего происхождения!

«Нужно обязательно рассказать ему всю правду, — думала она. — Нехорошо как-то получается, ведь он такой заботливый… Неужели я влюбилась в него? Необходимо держать себя в руках. Чтобы не давать Марисабель поводов для ревности…»

Вскоре мексиканцы забили второй гол, а вслед за ним и третий.

Стадион ликовал. Болельщики поочередно поднимались со своих мест и вскидывали вверх руки, образуя нескончаемую разноцветную волну.

 

Глава 62

Фелисия не могла дождаться момента, когда она войдет в танцкласс.

В то утро она проснулась ни свет ни заря, аккуратно застелила постель, как ее приучила Марианна, умылась и, включив на полную мощь магнитофон, закружилась в бешеном, захватывающем дух танце, чуть не разбудив весь дом.

Затем она уселась на диван и открыла своего любимого Маркеса. Читая, Фелисия то и дело поглядывала на часы, считая минуты до начала урока. Наконец, маленькая и большая стрелки встретились на цифре двенадцать.

Настало время занятий!

— Раз, два, три, четыре. Раз, два, три, четыре, — отсчитывала Джоана. — Так, хорошо. Ногу выше! Тяни носочек! Расслабь руку!

Фелисия работала у станка.

Пот градом катился по ее усталому, но счастливому лицу. Она старательно исполняла все команды наставницы и жмурилась от удовольствия, когда слышала от нее похвалы.

— Со станком сегодня закончим, — Джоана вставила в магнитофон кассету. — Послушай немного. Можешь сказать, что это за ритм?

Фелисия добросовестно вслушивалась, но так и не смогла определить, какую музыку поставила Джоана.

— Это румба, — улыбнулась педагог. — Хочешь, мы попробуем разучить?

Фелисия охотно согласилась. Джоана одну руку положила ей на плечо, а другой обхватила талию.

— Я буду кавалером, — сказала она. — Следи за моими ногами. И запомни, в румбе четыре такта, но движение идет только на второй, третий и четвертый.

Фелисия напряженно слушала Джоану.

— Первый такт — пауза. Начали. Раз, два… Нет, стой, я же сказала, что движение начинается только со второго такта. Поняла?

Фелисия кивнула головой.

— Давай-ка еще разок. Раз, два, три, четыре. Так, хорошо. Теперь побыстрей. Я веду тебя, не бойся ошибиться. А теперь одна, я буду держать тебя за руку. Ага, вот так. Прогнись и сразу же поднимайся!

Фелисия полностью оказалась во власти музыки. Закатив глаза и чувственно приоткрыв рот, она кружилась, словно ослепительная бабочка, в вихре темпераментного танца.

Джоана отошла немного и со стороны наблюдала за своей ученицей.

«Поразительно! — думала она. — Фелисия все схватывает на лету! Ничего не надо объяснять два раза! А вот Марисабель не хватает старательности. Обязательно покажу ей, как занимается Фелисия. Пускай берет пример».

Фелисия смотрела на свое отражение и двигалась в такт музыке.

Может быть, это и не совсем румба была, а скорее ее собственный, понятный ей одной танец.

Джоана заметила, что девушка изменила рисунок, но не стала ее останавливать. Она налила из термоса немного сладкого чая и, сев на стул, продолжала завороженно наблюдать за своей очаровательной ученицей.

На Фелисию нашло вдохновение. Она забылась, отрешилась от повседневной жизни, в которой ей приходилось нести тяжкое бремя приживалки.

Сейчас она была принцессой из сказочной страны, попавшей на великолепный королевский бал. Ей вдруг почудилось, что она танцует с необыкновенно красивым и притягательным юношей. Присмотревшись, Фелисия поняла, что этот юноша — Бето. Он взял ее на руки и подбросил под потолок. Затем, поймав, закружил вокруг себя, обхватил за талию и нежно поцеловал.

У девушки закружилась голова, к горлу подступил комок, дыхание перехватило.

— Бето, — сказала Фелисия, — я люблю тебя…

Бето удивленно посмотрел на нее и произнес:

— Что с тобой, девочка моя?

— Я люблю тебя, — повторила она. — Люблю, люблю…

— Да что с тобой случилось? — Бето положил ей руку на плечо и с силой тряхнул ее.

Фелисия очнулась. Она лежала на полу, неуклюже запрокинув голову и подогнув ноги. Джоана теребила ее за плечо и испуганно причитала:

— Господи, наконец-то ты открыла глаза! Что с тобой, девочка моя?

— Я не знаю… — тихо проговорила Фелисия. — Я упала? Но мне совсем не больно… Только тошнит… И голова…

— Лежи, не двигайся, я принесу тебе воды. Ты слишком устала, мы не будем больше так долго заниматься.

— Очень тошнит, — Фелисия учащенно дышала.

Джоана принесла ей стакан холодной воды.

— Выпей, должно полегчать. Сейчас ты немного придешь в себя, и я отвезу тебя к врачу.

— Нет-нет, не надо! — запричитала девушка. — Почти прошло!

Фелисия сделала несколько больших, жадных глотков и облегченно вздохнула.

— Как странно, — сказала она, — я совсем не заметила, как потеряла сознание. И видела такой удивительный сон!

— Ты недавно уже попала в больницу после обморока. И вот опять… Фелисия, я настаиваю, чтобы ты показалась врачу. Немедленно!

— Я прошу вас, донья Джоана, не кричите так громко. Я обязательно пойду к врачу, но только не сейчас… Я хочу спать…

— Хорошо, я провожу тебя домой, но завтра утром… Обещай мне…

— Даю вам самое честное слово! И еще… Не говорите, пожалуйста, донье Марианне о том, что со мной случилось… Я не хочу, чтобы она переживала из-за меня…

— Но почему? Марианна будет следить за твоим здоровьем.

— Я умоляю вас, ничего ей не говорите. Знаете, как я буду страдать, если у доньи Марианны появится хотя бы один седой волосок из-за меня! Она относится ко мне как к родной дочери!

Джоана помогла Фелисии подняться, вылила остатки воды на полотенце и обмотала им голову девушки.

— Придерживай полотенце руками, чтобы не упало, — заботливо проговорила она. — Так и быть, я не скажу Марианне о том, что ты упала в обморок. Но и ты выполни свое обещание.

 

Глава 63

Только сейчас Фелисия поняла, что означают эти тошнота и головокружение.

Поняла и пришла в ужас. Почва ушла у нее из-под ног, жизнь показалась невыносимой и бессмысленной.

Джоана отвезла Фелисию домой и сказала, что следующее занятие будет не раньше чем через две недели, — требуется время для того, чтобы девушка отдохнула и пришла в себя.

Фелисия поблагодарила добрую женщину и прошла в свою комнату, где, не раздеваясь, тяжело опустилась на кровать и горько-горько заплакала.

«Мерзавец Кики, гнусный, жалкий подонок, — пронеслось у нее в голове. — Мало того что он меня обесчестил… так я еще ношу его ребенка. Что же мне делать? Господи, за что ты обрек меня на такие мучения? Как я буду смотреть в глаза донье Марианне и дону Луису Альберто? Они так любят меня, оставили жить в своем доме, а я… Неблагодарная тварь… Нагуляла… Нет, мне не вынести этого… Лучше уж уйти, не позорить дорогих мне людей… Но что тогда станет с ребеночком? Я же не смогу его прокормить, вырастить, поставить на ноги. Должен же быть какой-то выход! А если Марианна поймет меня и что-нибудь посоветует? Нет, пока повременю сообщать ей о моем несчастье. А вот Кики разыскать было бы неплохо. Я покажу этому гаду…»

Фелисия, подождав пока у нее высохнут слезы, переоделась, положила в сумочку пятьсот песо, подаренных ей Марианной, и тихонько, стараясь не попасться никому на глаза, вышла в коридор… где столкнулась с Бето.

Юноша как раз возвращался из школы.

— Ты куда? — спросил он, глядя на ее бледное, испуганное лицо. Фелисия опустила голову, сделала вид, что ищет что-то в сумочке, и тихо сказала:

— У меня дела.

— Какие у тебя могут быть дела? — удивился Бето.

— А тебе что? — девушка оттолкнула его и побежала вниз по лестнице.

В это время суток на улицах Мехико было мало людей.

Девушка шла по грязной улице. Одинокие прохожие бросали на Фелисию подозрительные взгляды. Какой-то нищий попросил у нее подаяния. Фелисия наскребла в кармане джинсов немного мелочи и бросила ее в ветхое, потрепанное сомбреро. Нищий благодарно улыбнулся беззубым ртом и стал молиться за свою спасительницу.

Третьесортный ресторанчик «Белая лошадь» находился в подвале старого здания. Сюда однажды Кики привел Фелисию, и она надеялась его здесь увидеть.

До этого она побывала в фотолаборатории Кики, но она была заперта. Как ни стучала Фелисия, никто ей не открыл…

Из раскрытых дверей ресторана «Белая лошадь» доносились звуки томной музыки. Возле входа крутились сомнительного вида личности.

К хорошему привыкают быстро. Вот и Фелисия, еще совсем недавно обитавшая в таком районе, сейчас с трудом переступила порог этого заведения, испытывая отвращение и брезгливость. Ей вдруг захотелось убежать из этого проклятого Богом места, которое навевало ей грустные детские воспоминания. Но желание отыскать Кики побороло чувство брезгливости, и Фелисия, набрав полную грудь воздуха, вошла в ресторан.

Она не подозревала, что Бето следил за ней.

Он был обеспокоен странным поведением девушки и решил узнать, куда она направляется.

Особенно он насторожился, когда она пришла во двор его школы и долго стучала в дверь фотолаборатории.

«Неужели ее что-то связывало с Кики?» — забеспокоился Бето.

Когда Фелисия скрылась в ресторане, Бето, подождав несколько минут, направился вслед за ней.

Фелисия сразу же заметила двоюродного брата Кики Кандидо. Он сидел за стойкой бара, тянул текилу и одним глазом посматривал на эстраду, где вокруг высокого металлического шеста извивалась кудлатая юная стриптизерка.

Фелисия зло прищурилась. «Такая же тварь, что и Кики! — подумала девушка. — Где может быть этот подонок? Ему наплевать на меня! Ношу его ребенка, а он даже не знает об этом. Ну ничего, посмотрим, какое у него будет лицо, когда я все расскажу!»

С воинственным видом она подошла к стойке.

Кандидо, увидев Фелисию, ухмыльнулся.

— Приперлась? — нагло спросил он, дыша на девушку винными парами. — Давно не встречались, малышка!

Тут он разглядел получше любовницу своего погибшего кузена.

«Неужто у этой поганки дела пошли в гору? — думал он, рассматривая ее одежду и одновременно прикидывая, сколько она теперь может стоить. — Видать, у Фелисии завелись деньжата. Наверняка легла под какого-нибудь толстосума!»

— Хочешь выпить? — Кандидо налил пива в оставленный кем-то, пустой стакан.

— Нет, не хочу. Мне нельзя, — сухо ответила Фелисия.

— Боишься растолстеть? Не дрейфь, это тебе не грозит. Ну, не хочешь пива, тяпни вина.

— Я не буду пить, — упрямо повторила девушка.

— Не хочешь — и не надо, упрашивать не стану. Где ты пропадала?

— Лучше скажи, где Кики?

— А зачем он тебе? — насторожился Кандидо. — Он человек свободный. Сегодня здесь, завтра там… Может, он уже на том свете! Соскучилась по нему?

— Да, очень, — язвительно сказала Фелисия. — Просто деньки считала, когда увижусь с моим любимым Кики?

— Ишь как заговорила. А ну, отвечай, чего тебе от него надо?

— Мне от него? Что я от него могу хотеть?

— Вот и я спрашиваю…

— Единственное, что я хочу, так это чтобы ему было стыдно. Если, конечно, он когда-нибудь испытывал чувство стыда.

— Что за чушь! — лицо Кандидо побагровело: не знает она, что ли, что мертвые стыда не имут! — Интересно было бы узнать, за что ему должно быть стыдно?

— Я беременна от него! — выпалила Фелисия.

— Врешь, — Кандидо чуть не поперхнулся текилой. — Так я тебе и поверил. Кому-нибудь другому сказки рассказывай.

— Я беременна, — Фелисия посмотрела прямо ему в глаза. Кандидо смерил ее оценивающим взглядом, немного помолчал и затем небрежно произнес:

— Зачем убиваться-то? Сделай аборт…

— Нет. У меня будет ребенок.

— Ничего себе, ты дура, что ли? Папа римский не велит? Согрешить боишься? Помнится, ты никогда не была застенчивой…

Он помолчал, наливаясь злобой.

— От кого подзалетела, дрянь?

— От Кики…

— Знаешь что, голубка, не морочь мне голову. Лучше скажи, откуда у тебя такие тряпки?

— При чем здесь… тряпки?

— Как это при чем? — грубо прервал Кандидо. — Интересное дело! Пропадала неизвестно где, а потом является расфуфыренная, вся в коже и на брата моего напраслину возводит! Где взяла куртку? Украла?

— Я не…

— Лучше молчи!.. Встретила хахаля, он тебя пригрел, накормил, приодел. С ним и прижила ребеночка, а теперь, когда он тебя выгнал, хочешь все на Кики свалить, да?!

— Но это его ребенок, его!

— А какая разница? Скажи своему богатею, что это его семя… Или боишься его? Так с вами и надо!

— У меня никого не было.

— Точно, бросил! — и в знак утверждения Кандидо грохнул кулаком по столу. — А ты теперь Кики ищешь, жадюга! Тебе деньги, видать, нужны. Так знай, ни песо от него не получишь, поняла?

— Поняла. — Фелисия открыла сумочку. — Какое счастье, что я не буду больше видеть его рожу. Успокойся, Кандидо, я его грабить не собираюсь. Деньги мне не нужны, тем более от него. Слава Богу, нашлись люди, которые бескорыстно помогут мне в беде…

Она вынула из сумочки деньги и бросила их в лицо негодяю.

— Здесь пятьсот песо. Тебе на выпивку, идиот! — насмешливо сказала она, направилась к выходу, но обернулась. — Скажи Кики, что он был плохим любовником и никогда мне не нравился!

— Сама ты идиотка! Не знаешь, что ли, что Кики пришили?!

Фелисию словно молнией ударило. Она вздрогнула и опустила голову. Потом нервно засмеялась и выскочила из ресторана…

Девушка бежала по улице, не разбирая дороги.

А тем временем Кандидо подбирал с пола разлетевшиеся купюры. За ним наблюдал Бето. Он сидел за столиком неподалеку от стойки бара и был свидетелем напряженного разговора.

Бето мог не опасаться, что Фелисия увидит его, ресторан был окутан плотными клубами едкого табачного дыма. Юноша находился в подавленном состоянии.

«Фелисия беременна. У нее будет ребенок от этого мертвого подонка!» — эта мысль вертелась у него в голове.

Бето решил напиться. Он заказал бутылку текилы и стал опорожнять рюмку за рюмкой.

Домой он вернулся за полночь.

Поднявшись по лестнице на второй этаж, он, пошатываясь, прошел по коридору, остановился у комнаты Фелисии и прислушался. Из-за двери раздавались приглушенные всхлипы. «Плачет… пьяно подумал Бето. — Страдает… Вот так дела…»

Юноше предстояло еще пережить громкий скандал, который закатила ему Марисабель, увидев, в каком состоянии он вернулся неизвестно откуда…

 

Глава 64

Луис Альберто вошел в приемную частной сыскной конторы Серхио Васкеса. Он решил не приглашать детектива к себе домой, дабы не вызвать лишних подозрений у родственников, и заранее уведомил дона Серхио о своем приходе.

Обаятельная секретарша ослепительно улыбнулась, обнажив белоснежные, безупречно ровные зубы.

— Сеньор Сальватьерра, патрон вас уже ждет, — сказала девушка и распахнула дверь в кабинет.

Серхио Васкес поднялся из-за письменного стола и протянул Луису Альберто руку.

— Здравствуйте, вот я и опять к вам, — весело произнес он.

— Присаживайтесь, хотите кофе?

— Нет, спасибо, у меня не так много времени, а дело не терпит отлагательств.

— В таком случае, я весь внимание, — Серхио усадил Луиса Альберто в глубокое кресло, а сам взобрался на подоконник и закурил сигару.

— Я попал в довольно затруднительное положение, — начал Луис Альберто, — и пока что не вижу из него выхода.

Он усмехнулся и побарабанил рукой по ручке кресла.

— Лет пятнадцать назад судьба свела меня с… некой Делией. Тогда у нас с доньей Марианной отношения были довольно сложными… А Делия была женщина… Она вела фривольный образ жизни…

— Я вас понял, — сказал Серхио Васкес, заметив смущение собеседника. — Продолжайте.

— Несколько дней назад я узнал, что она умерла…

— Так, — Серхио Васкес, не вынимая сигары изо рта, взял со стола блокнот.

— Как ее звали? Делия?

— Да, Делия… А сейчас у меня в доме живет очаровательная девушка. Марианна любит ее, как дочь. Девушку зовут Фелисия. Она очень нежная, ранимая… Моя кухарка Белинда была лучшей подругой Делии… И она рассказала, что… В общем, может статься, что Фелисия — моя дочь.

Частный детектив улыбнулся.

— Насколько я знаю, ваша кухарка Белинда — изрядная сплетница, не так ли?

— Дон Серхио, прошу вас, выясните, так ли это на самом деле? Я не знаю, что и думать…

— Фотографии Фелисии у вас есть?

— Вот. — Луис Альберто вынул из кармана и передал Серхио Васкесу пакетик с домашними снимками.

— Ангельское личико, — сказал детектив, внимательно рассмотрев фотографии. — Не просто будет выяснить, кто ее мать. Как она оказалась у вас?

— Она продавала лотерейные билеты, мы с женой купили несколько штук…

— Ясно, на улице. Где она раньше жила, тоже неизвестно?

— Не имею ни малейшего понятия.

— Что ж, у каждой пещеры обязательно должен быть выход, — изрек дон Серхио. — Я переверну вверх дном весь Мехико и разузнаю все о Фелисии.

— Я могу надеяться?

— Безусловно. Как только мне станет что-нибудь известно, я сразу же сообщу.

Луис Альберто ехал в густом потоке машин. Видимо, где-то впереди случилась авария, и длинная череда автомобилей замерла на неопределенное время.

Солнце стояло в зените. Луис Альберто устало склонил голову на руль.

«Дон Серхио не подведет, — думал он, — и разузнает всю правду. Но какой она окажется, эта правда?..»

 

Глава 65

Бето стыдно было признаться Фелисии, что он следил за ней и подслушал ее разговор с Кандидо. Более того, он испытывал чувство вины перед девушкой.

Бето хотелось как-то помочь Фелисии, заставить ее хоть на мгновение позабыть о свалившемся на нее несчастье. «Ведь подобное может произойти с каждой женщиной, — размышлял он. — Никто не может быть застрахован от подобных неприятностей».

Бето вспомнил, как прошлым вечером, вернувшись из кабаре, он слышал горький плач Фелисии, и ругал себя за то, что не утешил девушку, не сказал ей нескольких добрых слов.

Весь день Фелисия не показывалась из своей комнаты. Она лежала на кровати и проклинала свою судьбу. Сердце ее изнывало от страданий.

Фелисия решительно не знала, как ей жить дальше. Ей казалось, что она стоит на краю бездонной пропасти, когда осталось сделать лишь один маленький шаг и…

Она подумала о самоубийстве, но тотчас же отогнала от себя эту мысль, представляя, что случится с Марианной, Луисом Альберто и Бето, когда они обнаружат ее раскачивающейся в петле или же лежащей в луже крови на полу ванной…

«Будь что будет, — наконец, решила она. — Каждый должен нести свой крест… Только бы никто не прознал, что я беременна…»

В дверь постучали.

— Кто там? — спросила Фелисия.

— Это я, Бето, — донеслось из коридора.

Фелисия давно чувствовала, что искренне любит Бето. Но она знала также, что ее любовь навсегда останется безответной, вот почему она спрятала это чувство в самый сокровенный уголок своей души. Девушке хотелось рассказать Бето о своей беде, но она боялась. Боялась, что он не поймет ее, возненавидит…

— Прости, Бето, но я хочу побыть одна…

Фелисия уткнулась в плюшевого медведя и зарыдала.

«Почему она не хочет мне открыть? — обеспокоенно думал Бето. — Уж не собирается ли она наложить на себя руки?!»

Юноша приложил ухо к двери, стараясь услышать, что делает Фелисия.

Луис Альберто, вернувшись от Серхио Васкеса, сняв пиджак, поднялся на второй этаж, где и обнаружил Бето, который, скрючившись, стоял у двери Фелисии, припав глазом к замочной скважине.

Марисабель не раз до этого жаловалась Луису Альберто, что Бето уделяет Фелисии слишком много внимания, да и сам он неоднократно наблюдал, как его сын увивается возле девушки. Луис Альберто никогда не придавал этому большого значения. Но стоять под дверью!

Как бы не зашла слишком далеко эта его забота о сироте…

— Сынок, нам необходимо переговорить, — он взял Бето за руку и буквально втащил его в свою комнату. — Бето, что ты сейчас делал? — рассерженно спросил Луис Альберто.

— Ничего, папа…

— Ничего? Сынок, ведь у тебя есть невеста.

— О чем ты, отец? Я не понимаю…

— Ты все прекрасно понимаешь. Что у тебя с Фелисией?

— Господи, да с чего ты взял, что у меня с ней что-то есть?

— А парк Чапультепек, а стадион «Ацтека»? А то, что ты целыми днями не выходишь из ее комнаты? Как это понимать?

— Ах, вот ты о чем… Не думал, что у кого-либо могут закрасться подобные подозрения… Она ведь совсем еще девчонка.

Луис Альберто отвел глаза от Бето.

— Отец, как ты мог про меня такое подумать? Ведь у нее, кроме нас, никого нет… А сегодня она заперлась в своей комнате и не выходит… Вот я и решил проверить, не случилось ли что?

Бето не считал себя вправе выдавать чужую тайну. Он полагал, что Фелисия сама должна рассказать его родителям о ее беременности.

К тому же Бето не был уверен, что отец не придет в бешенство, узнав, что девушка ждет ребенка.

Луис Альберто опустился в кресло и обхватил голову руками.

— Прости меня, Бето, — проговорил он. — Просто несколько дней назад я узнал такое… По ночам уснуть не могу. Все ворочаюсь, думаю.

— Что такое ты узнал, отец?

— Пообещай, что это останется между нами. Никто, кроме тебя, меня и Марианны, не должен знать об этом. Даже Марисабель, не говоря уже о Фелисии.

Бето с удивлением смотрел на отца.

— Кроме того, я должен быть уверен, что ты останешься спокоен, не будешь носиться по дому и возмущаться.

— Обещаю, папа, что я никому ничего не скажу и постараюсь сохранить спокойствие.

— Присядь, сынок…

Бето послушно сел на стул.

— Дело в том, мальчик, что Фелисия…

Услышанная от отца новость была для Бето настоящим потрясением.

Он вскочил и начал метаться по комнате, искоса поглядывая на отца и повторяя:

— Как же так?.. Этого не может быть!.. Немыслимо… Невообразимо… Бред какой-то…

Луис Альберто молчал и лишь настороженно поглядывал на сына. Ему нечего было прибавить. Вздохнув, он встал и вышел из комнаты Бето.

Настал черед Бето мучиться бессонницей. Он всю ночь ворочался в постели, так и не сомкнув глаз.

«Настоящий замкнутый круг, — размышлял он под утро. — Ведь отец не знает, что Фелисия беременна, а та, в свою очередь, понятия не имеет, что она его дочь! Вот уж стал я свидетелем настоящей трагедии! Как помочь девушке? Как помочь отцу? Как выкрутиться из этой безвыходной ситуации?»

 

Глава 66

Марианна и Луис Альберто собирались в кабаре «Габриэла», куда их пригласила Виктория по случаю премьеры нового шоу.

Бето вышел проводить родителей до автомобиля. Отец сел за руль и включил зажигание, а мать, поцеловав Бето в щеку, сказала:

— Сынок, с минуты на минуту должен появиться учитель Фелисии. Встреть его, пожалуйста, и проводи в ее комнату. Мы опаздываем, представление скоро начнется, так что встреть его вместо нас.

— Хорошо, мама. Не волнуйся. Сделаю все, как ты наказала.

«Форд» взревел и помчался по оживленной улице.

Бето решил не возвращаться в дом и подождать преподавателя на улице. Он сел на бетонные ступеньки и задумался. Его ни на минуту не покидали мысли о Фелисии. Он сострадал ей и знал: чем дольше ее беременность будет оставаться тайной, тем труднее будет девушке избежать неприятностей.

А что будет, когда Фелисия узнает, что Бето ее брат?!

Через несколько минут пришел учитель.

Это был жилистый старичок, когда-то преподававший в столичном университете. Дожив до семидесяти лет и практически потеряв зрение, он несколько последних лет наслаждался свободой досужего пенсионера, не помышляя когда-либо вернуться к преподаванию.

Он давно был дружен со старым сеньором Альберто Сальватьерра, который и посоветовал Марианне и Луису Альберто пригласить его.

Они предложили ему хороший гонорар, и он согласился учить Фелисию арифметике и грамматике.

Звали преподавателя Эмилио Вакеро.

Фелисию мучил токсикоз. К горлу постоянно подкатывала тошнота, в то утро девушка с трудом поднялась с постели.

Марианна предупредила ее, что Эмилио Вакеро всерьез примется за ее обучение и нет смысла откладывать занятия на более поздний срок.

Луис Альберто купил Фелисии учебники, тетради, письменные принадлежности, и, когда Бето проводил педагога на второй этаж, девушка уже ждала его за письменным столом.

Дон Эмилио был поражен невежественностью Фелисии. Проверив ее знания, чтобы уяснить уровень ее подготовленности, он пришел к выводу, что знания эти весьма поверхностны. Первым малоприятным откровением для учителя было то, что Фелисия не могла сложить столбиком двузначные числа и затруднилась ответить на вопрос, в каком штате расположен город Мехико.

Дон Эмилио разочарованно решил, что его работа абсолютно бесперспективна.

«Ужас! — думал он, наблюдая, как Фелисия мучительно старается припомнить, в каком году Колумб открыл Америку. — Не знать элементарных вещей!»

У него было такое впечатление, что девушка провела всю свою жизнь в джунглях среди диких зверей… У дона Эмилио опустились руки, он счел, что первое занятие с этой странной девицей должно стать последним, но гонорар, предложенный Марианной и Луисом Альберто, был по его меркам настолько велик, что он решил не упускать такую возможность: у дона Эмилио росли внуки, а он любил дарить им дорогие игрушки!..

Урок продолжался недолго. Учитель задал Фелисии домашнее задание — выучить половину таблицы умножения, и, приняв из рук Бето конверт с вознаграждением, удалился.

— Девушка не без способностей, — покривил он душой на прощание.

Когда за педагогом закрылась дверь, Фелисия со злостью запустила шариковой ручкой в стену. Ей не понравился этот занудливый сухопарый старичок.

Все ее раздражало в тот день.

Фелисия сгребла со стола учебники и тетради и запихнула их в ящик для обуви. «Пусть пока полежат здесь», — решила она.

Бето, проводив дона Эмилио до дверей и поблагодарив его за труд, вернулся в комнату Фелисии.

Девушка сидела на подоконнике, смотрела в окно и слушала в наушниках музыку.

— Фелисия, — обратился к ней Бето.

Она не услышала. Тогда Бето подошел к ней и положил руку ей на плечо. Фелисия вздрогнула от неожиданности и сняла наушники.

— Ты меня напутал, — тихо сказала она.

— Прости, я не хотел… — Бето разглядывал ее бледное, осунувшееся лицо. — Как прошло занятие?

— Нормально, — неопределенно сказала Фелисия.

— Тебе понравилось?

— Нет… Интересно, этот старикан разбирается сам в том, чему хочет меня обучать?

Бето недовольно поморщился.

— Бето, у меня что-то с компьютером случилось, — на пороге стояла Марисабель. — Завис… Какая-то ерунда на дисплее. Посмотришь?

— Наверняка ты нечаянно нажала не на ту клавишу, — ответил Бето, выходя из комнаты Фелисии.

Фелисия ожидала, что вслед за ним уйдет и Марисабель, но та осталась. Более того, не церемонясь, уселась на подоконник рядом с Фелисией.

— Постигала азы? — спросила Марисабель.

— Какие азы? — не поняла Фелисия.

— Это я так…

Фелисия хотела было снова нацепить наушники, но Марисабель ее остановила.

— Это невежливо с твоей стороны, — сказала она. — Может быть, я хочу с тобой поговорить.

— Ты? Со мной? — удивилась Фелисия. — О чем?

— Я думаю, ты сама прекрасно понимаешь о чем… О Бето!

— О Бето? — Фелисия широко раскрыла глаза.

— Да, да, моя дорогая. Я давно уже хотела все для себя прояснить.

— Так и прояснила бы за порогом этой комнаты!

Марисабель, пропустив мимо ушей эту грубость, продолжала:

— И откровенно признаюсь тебе, мне не нравится твое поведение. А особенно не нравится, что ты приваживаешь моего жениха…

— С чего ты взяла? Я же…

— Не смей меня перебивать! Ты заглядываешься на Бето, ходишь за ним по пятам! Сколько я могу это терпеть?!

— Я не знаю, что тебе ответить, Марисабель…

— Скажи мне, чего ты добиваешься?

— Я люблю Бето, — наивно пролепетала Фелисия.

— Вот как?.. Ах ты…

— Ты неправильно меня поняла! Я люблю Бето как брата. У меня ведь совсем нет друзей. Совсем! Я сирота… Спасибо донье Марианне и дону Луису Альберто, что они подобрали меня…

— Что означает эта… братская любовь?

— Ну, я не знаю… Поверь, Марисабель, у меня и в мыслях не было обидеть тебя, перебежать тебе дорогу… Теперь-то я понимаю, почему ты так относилась ко мне все это время… Неужели ревновала?

— Я?!

Марисабель немного растерялась. Она вдруг ощутила каким-то свойственным только женщинам чутьем, что Фелисия говорит правду.

Гнев, переполнявший ее сердце с того момента, как уличная девчонка появилась в доме, мгновенно улетучился. Неожиданно для самой себя она призналась:

— Да, ревновала… Немножко…

Глаза у Фелисии увлажнились, и она положила голову на плечо своей бывшей сопернице… Как она могла сказать Марисабель, что ее любовь к Бето далеко не родственная?.. Разве имеет она право разрушать чужое счастье, затаптывать костер чужой любви?..

 

Глава 67

Бето возился с компьютером, когда услышал громкое дребезжание старинного звонка. Оставив свое занятие, он спустился вниз и открыл дверь, надеясь увидеть вернувшихся из кабаре родителей.

Каково же было его удивление, когда он обнаружил, что на пороге стоит, небрежно засунув руки в карманы старого, потертого пиджака, тот самый парень из «Белой лошади».

«Что ему нужно здесь? — пронеслось в голове у Бето. — Зачем он пришел?»

— Здравствуйте, — вежливо проговорил парень. — Меня зовут Кандидо. Рад приветствовать вас. Приятный вечерок, не правда ли?

— Что вам угодно? — сухо спросил Бето.

Он понял, что кузен неудачливого Кики выследил Фелисию, которая, по его мнению, спуталась с «богатеем». У него на лице было написано, что вид этого богатого особняка подтвердил его подозрения.

— Мне-то? Есть одно дельце, — Кандидо сплюнул на землю.

— Могу я поинтересоваться, с кем имею честь?..

— А с кем имею честь я? — нагло спросил Кандидо.

— Думаю, придя в дом, вы должны знать, кто его хозяева.

— А вот и нет. Я понятия не имею, кто здесь живет, и знать не хочу…

— В таком случае…

— Минутку, не закрывайте дверь, я все объясню. Вы, наверно, тот самый и есть?

— Что значит — тот самый?

— Ну, этот… Как его… Может, все-таки я могу зайти?

— Заходите, но предупреждаю вас, что долгие беседы я вести не собираюсь.

Оказавшись в холле, Кандидо огляделся и восторженно сказал:

— Богато, богато… Сколько все это стоит?.. А это что за вещица? — он взял со столика серебряную табакерку и повертел ее в руках.

— Положите на место, — раздраженно произнес Бето. Он уже начал догадываться, по какому поводу пришел парень. — Или вы немедленно скажете причину вашего визита, или я попрошу вас уйти.

— Ух, какие мы злые. Ух, какие негостеприимные! — усмехнулся Кандидо. — Сам пригрел чужую бабу и сам же возмущается.

— Что ты сказал? — Бето настолько опешил от подобной наглости, что не заметил, как перешел на «ты».

— А то, что где-то здесь обретается некая Фелисия, и я хочу ее видеть.

— Зачем тебе? — спросил Бето, стараясь держать себя в руках.

— Это уж мое дело. — Кандидо обошел вокруг юноши. — Ты кто ей вообще?

— Муж, — спокойно ответил Бето.

— Муж? Тогда мне сперва нужно переговорить с тобой… А ты правда муж? Не врешь?

— Правда. Что дальше?

— Когда же это вы поженились?

— Совсем недавно. Я слушаю тебя!

Кандидо никак не мог собраться с мыслями. Известие о замужестве Фелисии явилось для него полной неожиданностью.

— Я это… раньше гулял с твоей женой… — наконец, солгал он. — Ну, и захотелось… повидаться с ней.

— Об этом не может быть и речи, — как отрезал Бето.

— Серьезно? — Кандидо принял воинственный вид. — А если я тебя и спрашивать не стану, а сам найду ее? Знаешь, и не таких, как ты, приходилось укладывать с одного удара!

Бето сжал кулаки.

— Я бы посоветовал тебе убраться вон!

— Будешь советовать знаешь кому? Ишь, перья распушил! Ладно, скажу тебе напоследок… Девка-то беременна. А от кого, знаешь?

Бето смотрел на его гнусную рожу и сжимал кулаки.

— Как-то не того получается! Я, можно сказать, трудился в поте лица, а ты плоды пожинать будешь? И притом бесплатно? Я ведь люблю Фелисию! Поэтому дай, как положено, откупного. За душевные страдания! За достойное возмещение убытков я готов навсегда забыть ее, выкинуть из головы и больше сюда не заявляться. Ну что, по рукам? Ты же не бедняк какой-нибудь! За несколькими тысячами песо дело не станет, ведь так?

Бето не ответил.

Он размахнулся и ударил Кандидо в челюсть с такой силой и меткостью, что тот потерял равновесие и рухнул на пол.

— Ты на кого полез?! — Кандидо пришел в ярость. Он сплюнул кровавую слюну, вскочил и набросился на Бето.

Завязалась драка. Они катались по ковру и нещадно дубасили друг друга. Силы их были примерно равны, и довольно долго никому из противников не удавалось получить преимущество.

Фелисия и Марисабель услышали странный шум, доносившийся с первого этажа. Выбежав из комнаты, они стали свидетелями следующей картины: на полу, лицом вниз, лежал какой-то незнакомый парень, а Бето, сидя на нем, вполне грамотно заламывал ему руки.

— Что здесь происходит? — испуганно закричала Марисабель.

«Это Кандидо! Подонок! Он нашел меня! Все кончено! Сегодня же меня выгонят!» — с ужасом думала Фелисия.

Бето удалось ухватить обе руки подлеца, все еще продолжавшего дергаться.

— Марисабель, немедленно вызови полицию! — громко сказал он и, наклонившись к самому уху распростертого на полу подонка, угрожающе прошипел: — Только попробуй что-нибудь вякнуть… Размозжу голову!

Марисабель бросилась к телефону, а Фелисия в растерянности продолжала стоять на лестнице.

— Иди в свою комнату! — властно приказал ей Бето. — Ничего интересного здесь нет!

Фелисия повиновалась и скрылась за дверью своей комнаты. Через несколько минут к дому подъехала полицейская машина. Марисабель впустила блюстителей порядка в дом, и через минуту на запястьях Кандидо защелкнулись наручники.

Офицер не стал долго разбираться и, приказав отвезти правонарушителя в полицейский участок, уведомил Бето, что вскоре он вызовет его для дачи свидетельских показаний.

— Ты еще не знаешь, кто такой Кандидо! — злобно прошипел негодяй, проходя мимо Бето…

— Ты можешь мне объяснить, кто это был и зачем ты впустил его в дом? — спросила Марисабель, когда Бето закрыл за полицейскими дверь.

Он все еще тяжело дышал, потирая ушибленную руку.

— Ты ведь знаешь его, да?

— Знаю, — хрипло ответил Бето. — Где у нас бинт?

— Пойдем со мной, — Марисабель провела его на кухню и достала из шкафчика аптечку. — Ответь мне, кто этот человек?

— Его зовут Кандидо. Он двоюродный брат хорошо известного нам Кики.

— Но почему я раньше не слышала это имя? Ты что, знал его раньше?

— Я в первый раз повстречал его вчера…

— Препротивный тип. Еще противнее своего покойного родственничка… Как ты с ним познакомился?

— Случайно… Да я и не знакомился с ним вовсе… Ну, хорошо, я скажу тебе… Он знаком с Фелисией.

— Интересное дело! Под предлогом знакомства с ней он теперь будет захаживать к нам и драться с тобой?

— Можешь не волноваться. После этой взбучки он больше не осмелится сюда заявиться.

Бето умолк. Потом подошел к Марисабель и обнял ее.

 

Глава 68

Бето нежно обнял Марисабель и сказал:

— Послушай, любовь моя, я узнал от отца, что ты… страдаешь из-за меня, подозреваешь меня в чем-то… Я имею в виду Фелисию…

— Ты считаешь, я не должна подозревать?

— Неужели ты думаешь, что я могу тебя предать?

— Бето, милый, все это в прошлом! — Марисабель обняла возлюбленного и крепко к нему прижалась. — Я говорила с Фелисией… Сейчас, пока ты чинил компьютер… И я… поняла ее. Я больше не держу на нее зла.

— Вот и слава Богу! А то я извелся!.. Плохо, когда в одном доме живут два ненавидящих друг друга человека.

У Бето была еще одна новость для Марисабель, и он не знал, как она к ней отнесется. Однако он решился открыть этот секрет ей первой.

— Марисабель, я хочу открыть тебе тайну. Но только я должен быть уверен, что ты больше никому об этом не расскажешь…

— Какую еще тайну?

— Фелисия попала в беду.

— В какую? — ужаснулась Марисабель. — Что случилось?

— Девушка беременна.

— Что? Ведь она сама совсем еще ребенок! Какой кошмар!

— Мы должны хоть как-то поддержать ее.

— Конечно, конечно! Пойдем к ней! Господи! Какая же я негодяйка! Бедная Фелисия!

Марисабель перебинтовала Бето руку, и они поднялись в комнату Фелисии.

Вскоре вернулись родители. За ужином Луис Альберто и Марианна не могли не обратить внимания на перемену, произошедшую в отношениях Фелисии и Марисабель.

Они более не вели себя враждебно, не язвили друг другу, а, наоборот, выглядели как давнишние подружки.

Перед сном все вместе играли в лото. Луис Альберто вынимал из мешочка маленькие бочонки и выкрикивал номера. Всем было интересно и весело. Фелисия тоже радовалась, она играла с присущим ее возрасту азартом, и на ее щеках даже появился румянец.

Партия закончилась. Подпрыгнув от восторга, Фелисия чмокнула Бето в щеку и радостно возопила:

— Выиграла! Я выиграла!

 

Глава 69

Фелисия открыла у себя способности к рисованию.

Она не раз наблюдала, как Бето, склонившись над листом картона, водил по нему карандашом или мелком. Из-под его руки выходили чудесные рисунки.

Фелисия любила заглядывать Бето через плечо и рассматривать его творения. Он никогда не сердился на нее. Наоборот, был рад, что девушка проявляет интерес к искусству.

Бето рассказал об этом Марисабель, и она пообещала сводить Фелисию на выставки.

Как-то раз Фелисия отважилась попросить Бето, чтобы он дал ей немного бумаги и дюжину цветных карандашей.

— Я тоже хочу порисовать… — скромно сказала она. — Ты меня научишь?

— Научить этому невозможно, — ответил Бето. — Талант художника либо есть, либо его нет.

— А у тебя? У тебя есть талант?

— Не знаю… — Бето засмущался. — Надеюсь… Иначе зачем я тогда трачу на рисование столько сил? Я покажу тебе, как надо держать карандаш, а уж дальше ты сама.

Целый день Фелисия не выходила из комнаты.

Она расположилась у окна и переносила на бумагу раскинувшийся перед ней городской пейзаж. Зеленым карандашом она нарисовала деревья, синим небо, а простым грифелем высокие серые дома.

Картина получилась неуклюжая, но это нисколько не смутило Фелисию. Она осталась весьма довольна собой и решила изобразить Марианну и Луиса Альберто.

Получилось нечто в стиле наивного искусства: два человека, в которых даже Бето вряд ли мог узнать своих родителей, сидели на берегу реки.

«Здорово! — оценила собственное произведение Фелисия. — Надо непременно показать рисунок донье Марианне и дону Луису Альберто».

Девушка сложила карандаши в коробку, бережно взяла намалеванный только что «шедевр», вышла из комнаты и направилась в гостиную, где Марианна и Луис Альберто смотрели телевизор. Они были «восхищены» творением юной художницы, поздравив ее со вступлением на художественное поприще.

— Никогда бы не подумал, что ты так… прилично рисуешь! — Луис Альберто лукавил: он так и не мог понять, что же все-таки Фелисия изобразила на своей картине.

От счастья у девушки пересохло в горле. Она приколола рисунок к стене канцелярскими кнопками и побежала в ванную комнату, где по привычке напилась из-под крана.

Тихо журчала вода, в гостиной работал телевизор, но Фелисия могла отчетливо слышать разговор Марианны и Луиса Альберто.

— Обязательно нужно нанять для Фелисии учителя рисования, — лепетала Марианна.

— Может статься, у девочки есть способности, — поддержал жену Луис Альберто.

— Джоана рассказывала, что Фелисия прекрасно танцует, так почему бы ей еще не стать и художником?

— Мне кажется, об этом думать еще рано, — отвечал Луис Альберто. — Вначале нужно позаботиться о том, чтобы девушка получила образование. В наше время — и не закончить начальной школы… Кстати, мы расплатились с доном Эмилио за первое занятие?

— Да, я оставила Бето конверт с деньгами.

— Вот и прекрасно. Я хочу, чтобы через пару лет Фелисия поступила в университет.

— А я хочу купить ей вечернее платье. Завтра же поеду в магазин и выберу ей наряд. А то ей даже не в чем выйти в театр.

— Лучше не надо, а то она, чего доброго, еще захочет и актрисой стать, — засмеялся Луис Альберто. — Но ты права, девушке необходимо прикупить одежды. А давай отправим ее в круиз! Пусть посмотрит мир, ведь всю свою жизнь она провела в бедных кварталах Мехико.

— Ой, я боюсь. Мало ли что может случиться? Пусть сначала подрастет. — Марианна вздохнула. — Знаешь, а ведь не за горами то время, когда Фелисия встретит мужчину… и нам придется расстаться с ней… Я, конечно, понимаю, что каждая женщина должна иметь свою семью, любящего мужа… Но я настолько привязалась к ней…

— Ты так говоришь, будто свадьба завтра…

— И все-таки… Нужно позаботиться о ее будущем, чтобы девочка всегда жила в достатке и не испытывала нужды.

— Я положу в банк на ее счет миллионов десять песо. Это и будет ее приданым. К тому времени, как Фелисия захочет выйти замуж, сумма намного увеличится.

— Она до сих пор худенькая, личико бледное, осунувшееся… Не каждый бы вынес испытания, выпавшие на ее долю…

Фелисия сидела на краю ванны, напряженно вслушивалась в их беседу и не могла поверить своим ушам. Хорошее настроение вмиг улетучилось, на душе заскребли кошки.

«Выходит, Марианна и Луис Альберто просто-напросто содержат меня? Значит, все вещи, что я ношу, вся мебель, что стоит у меня в комнате, куплены не на мои деньги? — думала Фелисия. — И никакой половины выигрыша не существует! Но я не могу так! С какой стати добрые люди обязаны тратить на меня такие огромные деньги? А что они говорили насчет замужества? Какое еще приданое? Боже мой, Марианна и Луис Альберто относятся ко мне как к настоящей дочери! И чем я отвечу на заботу и ласку? Принесу в дом младенца? Что они тогда подумают обо мне? Тогда их чувства ко мне охладеют… Какой позор… Я не имею права… Я не могу больше оставаться в этом доме… Получается, я самая настоящая приживалка! Нет, надо бежать, и как можно скорей! Я не смогу пережить их презрения!»

Завидев выходящую из ванной комнаты Фелисию, Марианна и Луис Альберто тотчас же переменили тему разговора. Девушка, роняя слезы, пробежала мимо них и стала подниматься по лестнице.

— Что с тобой, девочка? — обеспокоенно крикнула ей вслед Марианна.

Но Фелисия не ответила. Она влетела в свою комнату и заперла дверь.

— Не нравится мне это, — проговорил Луис Альберто. — Минуту назад была веселая, а сейчас… Пошли спросим, не случилось ли что?

Через мгновение Марианна тихонько постучала в дверь.

— Фелисия, открой, пожалуйста, — сказала она. Луис Альберто стоял рядом. Он был явно встревожен.

— Фелисия, открой! Что у тебя стряслось? — Марианна повысила голос.

Девушка не отвечала.

— Что она там делает? — еле слышно проговорил Луис Альберто.

— Не знаю… Тс-с. Слышишь? Плачет…

Марианна открытой ладонью громко постучала в дверь.

— Фелисия, почему ты плачешь? Что тебя расстроило? Ты прекрасно рисуешь и…

Дверь открылась, перед ними стояла Фелисия. Слезы стекали по ее щекам. В глазах застыло отчаяние. Девушка была облачена в старенькое, потрепанное платье, то самое, в котором Марианна и Луис Альберто увидели ее в первый раз.

Фелисия долго его искала, откопав, наконец, в самом дальнем углу платяного шкафа. Поселившись в доме, она решила не выбрасывать платьице и приберечь его на черный день.

И вот этот черный день настал!..

— Девочка моя, что с тобой? — Марианна растерянно смотрела на Фелисию. — Луис Альберто, ты хоть что-нибудь понимаешь?

— Нет… — новоиспеченный отец был в таком же недоумении, что и Марианна.

— Зачем ты надела это платье?

— Дайте пройти, — тихо сказала девушка и, оттолкнув Марианну, хотела схватиться за перила, но Луис Альберто удержал ее.

— Одумайся, детка, — строго проговорил он, держа Фелисию за руку. — Что ты творишь? Ты грубо ведешь себя с женщиной, которая тебя искренне и беззаветно любит!

— Пустите меня, — упрямо повторила Фелисия и попыталась вырваться, но Луис Альберто крепко держал ее за руку.

— Нет, ты мне скажешь, что произошло, — он уже начинал сердиться.

Он не мог объяснить непонятно откуда взявшуюся у девушки враждебность и агрессивность.

— Ничего я вам не скажу!

Фелисии было неимоверно стыдно и неловко, она понимала, что не имеет права разговаривать с хозяевами дома таким тоном. Но, окончательно решив уйти, она должна была сжечь за собой все мосты, не оставить себе даже малейшего шанса на отступление.

— Успокойся, у тебя же самая настоящая истерика! — Марианна попыталась обнять девушку, но та пнула ее ногой.

— Не смейте обнимать меня!

— Как ты посмела, негодная, ударить мою жену! — Луис Альберто был взбешен. Он замахнулся и хотел было залепить негодяйке пощечину, но, взглянув на испуганное, сморщившееся в ожидании удара девичье личико, опустил руку. — Не мучай ты нас! Откройся нам, посмотри, в каком мы сейчас положении… Два взрослых человека не могут утихомирить девочку, которую они любят и которой всячески хотят помочь.

— Помочь? — вскричала Фелисия. — А я вас об этом просила? Я разве молила вас о помощи? Что-то не припомню!

На шум вышел из своей комнаты Бето. Он смотрел то на родителей, то на Фелисию и силился понять, что происходит.

— Ты хочешь уйти от нас? — Марианна теперь боялась близко подойти к Фелисии. Девушка походила на затравленного хищного зверька.

— Да! Да! Я хочу уйти! Навсегда!

— Но почему? В чем мы провинились?

— Вы обманули меня! А я, как последняя дура, верила вам!

— Мы тебя обманули? — Марианна обескураженно взглянула на мужа. — Это какая-то ошибка… Ты что-то не поняла…

— Я все прекрасно поняла! Я-то думала, что действительно существует половина моего выигрыша, а оказалось, что вы просто содержите меня! Но я никогда не буду приживалкой! Слышите, никогда!

— Ты совсем обезумела! — Марианна затопала ногами. — Что ты несешь, глупая? Какая ты приживалка?

— Какая-какая! Обыкновенная! Я привыкла сама зарабатывать на жизнь и не собираюсь быть кому-то обузой!

— Фелисия, замолчи! — подал голос Бето. Ему было до боли обидно слышать такие слова от девушки, к которой он всегда относился с теплотой и любовью.

— Не замолчу! Вы унизили меня! Я девушка бедная, но гордость у меня еще осталась!

— О какой гордости ты говоришь? — удивленно спросил Луис Альберто. — С чего ты взяла, что мы хотели тебя унизить? С твоей стороны это самое настоящее кощунство! Ты оскорбляешь нас! Зачем? За что? При чем здесь какие-то деньги?

— Ты не права, Фелисия, — Бето взял девушку за плечи. — Ты даже представить себе не можешь, как ты не права. Мы же… Мы же стали друзьями. И дело не в деньгах… Ты прекрасно понимаешь, что уже давно стала полноправным членом нашей семьи… И мне ты… как сестра… Прошу тебя, не уходи. Я привязался к тебе.

Фелисии захотелось обнять Бето, сказать ему, что она тоже его любит — не как брата, а по-другому… Но вместо этого она горестно вздохнула и прошептала:

— Я уже все решила… и не могу остаться…

— Хочешь уходить? Уходи! — Луис Альберто в отчаянии стукнул кулаком в стену. — Иди куда хочешь… Делай что хочешь… Надоело унижаться перед девчонкой! — он развернулся и зашагал прочь по коридору.

— Как же! Отпущу я ее! Ошибаетесь! — решительно сказала Марианна. — Я привяжу ее веревками к кровати и буду ждать, пока она не успокоится. Бето, бери ее за руки, а я ухвачусь за ноги.

— Нет! — закричала девушка и хотела было обратиться в бегство, но тут сильная, невыносимо острая боль пронзила ее тело.

Фелисия широко раскрыла рот, но воздух, казалось, не проходил в легкие. Боль все усиливалась, девушку как будто выворачивало изнутри. Перед ее глазами стелился туман, ноги подкосились.

— Мама, ей плохо! — Бето поднял Фелисию на руки. — Плохо ей, она умирает!

— Да что же это такое? — запричитала Марианна. — То одно, то другое! Луис Альберто! Скорей выведи машину из гаража и подгони ее ко входу!

Луис Альберто, забыв про обиду, перепрыгивая через ступеньки, сбежал по лестнице, чуть не опрокинув на пол Марисабель, которая вернулась от Джоаны.

— Мама, что произошло? — испуганно спросила она.

— Прости, дочка, сейчас не до тебя, — ответила ей Марианна. — Бето, неси Фелисию вниз, только смотри не урони. Осторожней!

 

Глава 70

Автомобиль, визжа на поворотах, несся по улицам Мехико. Луис Альберто был опытный водитель, но с такой большой скоростью он вел машину первый раз в жизни.

У него сжималось сердце, когда, казалось, вот-вот они вылетят на встречную полосу. Что уж говорить о Марианне, которая, находясь на переднем сиденье, до белизны пальцев вцепилась в ремень безопасности.

Фелисия была без сознания. Ее голова покоилась на коленях у Бето. Вскоре «форд» остановился у стеклянного подъезда больницы Святого Августина.

Навстречу приехавшим выбежали санитары в белых халатах. Они уложили Фелисию на специальную тележку и покатили ее по нескончаемому коридору. Рядом с ними бежал Луис Альберто. Но у дверей в операционную санитары остановили его, попросив подождать в холле.

— Но я ее отец! — в сердцах крикнул Луис Альберто.

— Такой у нас порядок, — резко ответил ему низкорослый запыхавшийся санитар.

— На вас верхняя одежда, а в операционной полная стерильность, — сказал второй. — Вот и подумайте сами.

Тяжелая стальная дверь с грохотом захлопнулась.

Луис Альберто постоял какое-то время в нерешительности, а затем медленно побрел обратно по коридору.

— Простите, пожалуйста, — обратился он к первому попавшемуся ему на глаза врачу, — у вас не найдется сигареты?

— Найдется, — ответил доктор и достал из кармана халата пачку. — Кого-то привезли?

— Да, дочь… Скажите, а там, — он показал рукой на операционную, — хороший хирург?

— Самый лучший в нашей клинике. А может, и в целом Мехико. Так что с вашей дочерью все будет в порядке… Только учтите, здесь курить нельзя. Вам нужно пройти в соседний холл.

— Спасибо, — рассеянно сказал Луис Альберто, закуривая сигарету.

Марианна, Луис Альберто, Марисабель и Бето сидели в холле в желтых пластмассовых креслах и молчали. Мимо то и дело проносились суматошные врачи. Под потолком размеренно крутился вентилятор, напоминавший маленький перевернутый вертолет.

Первой тишину нарушила Марианна.

— Не уберегла я Фелисию… — сокрушенно сказала она.

— Это не твоя вина, мама, — отозвалась Марисабель. — Это наша общая вина… Мы обязаны были… — она вопрошающе посмотрела на Бето, но тот незаметно покачал головой.

— Что же случилось с бедняжкой? — продолжала причитать Марианна. — Что за недуг мучает ее?

— Может быть, у Фелисии слабое сердце? — предположил Луис Альберто. — Не нужно было заставлять ее заниматься танцами…

— Ее никто не заставлял! — Марианна была словно оголенный нерв. — Фелисии нравилось танцевать, она получала от уроков наслаждение! При чем здесь это?

— Мама говорила мне, что ей не раз приходилось выгонять Фелисию из танцзала, так ей нравилось заниматься! — подтвердила слова Марианны Марисабель.

— Тогда что же это такое? Вылечат ли ее? А вдруг Фелисия сейчас умрет? — казалось, Луис Альберто постарел на десять лет.

— Ну что ты глупости говоришь? — набросилась на него Марианна. — Не гневи Бога! С какой стати она должна умирать? Я не переживу этого… — добрая женщина не выдержала душевных мук и разрыдалась.

— Мамочка, успокойся, — попыталась успокоить Марианну Марисабель. — Ничего с Фелисией не случится. Вот увидишь, через несколько минут к нам выйдет доктор и скажет, что опасность миновала. — Она опять посмотрела на Бето, но юноша отвел глаза.

Марисабель нагнулась к своему жениху и прошептала ему на ухо:

— Мы должны им сказать… Или ты хочешь, чтобы они узнали об этом от доктора? Ты представляешь, какое потрясение переживут папа с мамой?

— Пойми, это не моя тайна…

— Да какая тайна? Через пять минут и так все будет известно!

— Ты права, но… Я не знаю, как об этом сказать…

— Очень просто. Как есть, так и говори…

— Вы о чем шепчетесь? — тихо спросил Луис Альберто.

Бето собрался с духом и промолвил:

— Я знаю, что случилось с Фелисией…

— Знаешь? И до сих пор молчал? — Марианна утирала слезы платком.

— Да, молчал. Я думал, что не имею права этого говорить, и считал, что Фелисия сама должна была… Одним словом, она ждет ребенка.

— Сынок, сейчас не самое подходящее время для шуток… — укорил сына Луис Альберто.

— Я говорю совершенно серьезно, — у Бето пересохло в горле. — Фелисия беременна.

— Это она тебе сказала? — у Марианны от волнения перехватило дыхание.

— Нет, Фелисия даже не подозревает, что я знаю об этом.

— Как же так?

— Я проследил за ней. Она ходила в ресторан «Белая лошадь», который находится в трущобном квартале. Она искала там Кики, не подозревая, что он мертв. Искала, потому что носит его ребенка! Фелисия разговаривала с его, как выяснилось, кузеном Кандидо. Она поругалась с ним, швырнула ему в лицо деньги. Этот подонок решил, что она разбогатела. Он выследил ее и на следующий день пришел к нам в дом, стал вымогать у меня деньги, посчитав меня за ее богатого любовника. Я обманул вас, сказав, что нечаянно порезал руку. На самом деле мы подрались…

— Я никогда не знала, что Бето так хорошо дерется! — с гордостью воскликнула Марисабель. — Он уложил этого мерзавца с первого удара!

— А что было потом? — взволнованно спросила Марианна.

— Приехала полиция и забрала его в участок. Я понял, что Фелисия боится говорить вам о том, что она беременна. Она думает, что вы не поймете ее, станете позорить, выгоните ее из дома… А я не знал, как убедить ее в обратном…

— Глупенькая, — сказала Марианна. — Глупое, беззащитное дитя. Мы ведь не оставим ее в беде, правда? Не дадим ей пропасть?

— Конечно, мама, радостно согласился Бето. — Мы поможем Фелисии вырастить ребенка и поставим его на ноги!

— А как мы назовем младенца? — спросила Марисабель.

— Это будет решать сама Фелисия, — рассудительно сказала Марианна.

Луис Альберто не разделял воодушевления, внезапно охватившего его семью. Он сидел, низко опустив голову, и едва слышно причитал:

— Я дедушка. Я скоро стану дедушкой…

В этот момент к ним подошел грузный, тучный мужчина, облаченный в серо-зеленую униформу, на которой можно было рассмотреть маленькие красные пятнышки крови.

— Скажите, вы родственники привезенной только что в операционную девушки? — обратился он к Марианне, Луису Альберто, Марисабель и Бето.

— Да, — вскочил глава семейства. — Как она?

— С девушкой все хорошо. Ее жизни ничто не угрожает. А вот ребенка… Ребенка спасти не удалось… У нее выкидыш… Мне очень жаль…

— Я только что потерял внука… — Луис Альберто не мог сдержать слез.

— Что он сказал? — спросила у Бето Марисабель.

— Я тебе потом все объясню, — ответил юноша. — Когда вернемся домой…

Впрочем, все равно уже не имело смысла держать это в секрете… Луис Альберто находился в настолько подавленном состоянии, что обратную дорогу за рулем сидел Бето.

 

Глава 71

На следующее утро в спальне Луиса Альберто и Марианны зазвонил телефон.

Глава семьи снял трубку и сонно произнес:

— Алло, я вас слушаю.

— Это дон Луис Альберто? — донесся с другого конца провода голос Серхио Васкеса. — У меня приятные известия, и если вы не против, я мог бы заскочить к вам.

— Жду.

— Я буду через пятнадцать минут. — В телефонной трубке раздались короткие гудки.

Марианна еще безмятежно спала. Луис Альберто сел на кровати и протер заспанные глаза.

«Приятные известия? — подумал он. — Какое известие сейчас может быть для меня приятным? То, что Фелисия не моя дочь? Странно, но я уже не могу относиться к этой несчастной девушке по-другому… Она навсегда останется для меня дочерью… Сам не знаю почему…»

Он поцеловал в плечо спящую Марианну:

— Марианна, вставай, сейчас придет Серхио Васкес!

Когда через несколько минут детектив постучал в дверь, его уже ожидало все семейство.

Серхио Васкес гордо прошествовал в гостиную и поставил свой «дипломат» на столик. На него были устремлены четыре пары изнывающих от нетерпения глаз.

— Принимайте работу, — сказал сыщик, вынимая из «дипломата» панку с бумагами. — Ну и пришлось же мне потрудиться. Не ел, не спал, целыми днями носился по трущобам в поисках этой чертовой мамаши. И что вы думаете? Нашел!

— Так, значит, Фелисия не дочь Делии? — осторожно подал голос Луис Альберто.

— Совершенно верно. Я могу дать полную гарантию, что она даже ни разу с ней не встречалась. Вот настоящая мать девушки!

Серхио Васкес протянул Луису Альберто фотографию.

— Вы узнаете запечатленную здесь особу?

— Нет. Я никогда не встречал эту женщину.

— Охотно верю. Если хотите, я расскажу вам подлинную историю жизни Фелисии…

Отца ее никто не знает. У кого только дон Серхио не спрашивал, никто не мог припомнить этого человека.

Мать ее была самой настоящей профессиональной проституткой. Она не обращала на свою дочь ровным счетом никакого внимания, неделями могла не появляться дома.

Девочка росла в нищете, голодала, болела и, когда ей исполнилось одиннадцать лет, решила убежать из дома. Она не могла более выносить того, что мать постоянно приводила к себе незнакомых пьяных мужчин, которые часто приставали к Фелисии.

Ее взяла на воспитание какая-то старуха. Ее личность сыщику установить не удалось. Но вскоре она умерла…

— А мать Фелисии жива? — спросила Марианна.

— Нет, она погибла год назад. Ее зарезали. Зарезали точно так же, как и Делию.

После того как Серхио Васкес ушел, Луис Альберто, Марианна, Марисабель и Бето еще долго сидели в гостиной, держась за руки. Они напоминали собой могучий, крепко сжатый кулак. Ни жизненные невзгоды, ни житейские неприятности, ничто не могло сломить их в этот момент.

Наконец-то они стали единомышленниками, дружной и мирной семьей.

Они молчали, не требовалось слов, чтобы понять друг друга. Не сговариваясь, они приняли единственно верное решение…

Через несколько дней Бето привез Фелисию из больницы.

Смятение охватило девушку, когда она перешагивала порог дома Сальватьерра. Противоречивые чувства разрывали ее сердце. «Как встретят меня эти люди? — думала она. — Как они будут относиться ко мне? Ведь я их оскорбила, обманула, предала…»

И вдруг на нее посыпался дождь из роз!

Это Луис Альберто подбросил под потолок огромный благоухающий букет!

Он сам, Марианна и Марисабель и Бето заключили девушку в объятия. Фелисия никак не ожидала подобного приема. На ее глаза навернулись слезы.

— Милая моя девочка! — причитала Марианна. — Как же я истосковалась по тебе! Сколько ночей не спала, все думала, вернешься ли ты к нам?

— А я так даже и не волновалась по этому поводу, — сказала всезнающая Чоле, которая в халате вышла, прихрамывая, из своей комнаты, где была прикована к постели острым артритом. — Что она, ненормальная совсем, чтобы уходить из дома, где все ее так любят?

— Милые мои, — Фелисия была вне себя от счастья. — Как же я могла уйти от вас, ведь вы столько сделали для меня, столько положили на меня сил! Простите меня, пожалуйста… Я не могу больше скрывать! Все это время, что я жила здесь, я мучилась оттого, что не могла сказать вам всей правды. Я боялась. Боялась, что вы будете меня презирать… И я врала… Все те истории, которые я рассказывала вам о моей прошлой жизни, — сплошная выдумка. Мой отец никогда не был богатым… И еще, умоляю вас, простите меня за то, что не сказала вам о моей беременности. Я еще сама тогда не знала, а потом испугалась…

— Мы все знаем, — ласково прервал смущенную Фелисию Луис Альберто. — Не говори больше ничего. И не бойся. Поверь, я не держу на тебя зла, ты же хотела как лучше… Знай, наш дом — это твой дом. Ты полноправный член семьи. Надеюсь, тебе больше никогда не придет в голову идея убежать.

— Фелисия, можешь называть меня мамой, — рассмеялась Марианна. — А Луиса Альберто отцом. А Бето станет тебе родным братом. Для меня же ты навеки останешься дочерью. Я люблю тебя, доченька моя! — и Марианна разрыдалась от нахлынувших на нее чувств.

— Если хочешь, будем танцевать вместе, — сказала Марисабель. — Мама Джоана хорошо отзывается о тебе. Она говорит, что я должна брать с тебя пример.

В этот момент из кухни выползла Белинда.

Луис Альберто устроил ей настоящий разнос за то, что она переполошила своими грязными сплетнями весь дом.

Ей хотелось хоть как-то загладить свою вину. Она подошла к Фелисии и приветливо сказала:

— С выздоровленьицем. Там, на кухне, тебя ждет праздничный пирог. Уж я постаралась на славу, пальчики оближешь!

— Спасибо, Белинда, — растроганно ответила Фелисия.

— Ну, а сейчас тебе нужно хорошенько отдохнуть, — Марианна взяла девушку за руку. — Мы проводим тебя в твою комнату. А вечером, за ужином, выпьем по рюмочке текилы за нашу новую, крепкую семью.

Фелисия все еще не могла поверить, что все так замечательно разрешилось.

Девушка не знала, как дальше сложится ее судьба, но была уверена, что она вернулась в дом, где о ней всегда позаботятся.

Впервые в жизни ей было так легко и радостно.

«Она действительно чертовски красива!» — подумал Луис Альберто и тут же нахмурился, сделав себе строгий выговор за фривольные мысли…