В дверь постучались. Было совсем темно. Лёшина мама вышла в коридор, прислушалась.

- Кто там? - спросила она.

- Свои. Откройте.

Мама отодвинула щеколду и впустила соседку, тётю Наташу. Вместе они вошли в комнату. Тётя Наташа поставила чёрную сумку на стул, развязала платок и вдруг заплакала.

- Ты что?!-спросила Лёшина мама.- Что?!

- Ой! Ой! Что они натворили! - всхлипнула тётя Наташа.- Я ведь только из Забелин. К себе ещё не заходила. Вижу, свет у вас… Ой!- и вытерла рукой глаза.

Мама прикрутила фитиль керосиновой лампы. Теперь огонёк едва поднимался, точно маленький светлячок, готовый спрятаться или улететь.

- Они выгнали весь народ из Забелин и погнали автоматами за овсяное поле, к оврагу,- и детей, и стариков, и всех.- Тётя Наташа опять всхлипнула.

Лена помнила Забелины - это ближайшая к городку деревня. Она там не раз бывала и овсяное поле знает, и овраг…

- А потом велели мужикам забелинским выйти,- рассказывала тётя Наташа.- По списку выкликали и спрашивали, которые из Забелин в партизаны ушли… А потом согнали мужиков в середину, и шестеро фашистов с резиновыми палками…

- Били! - вскрикнула мама.

- Ой, били! А командовал всем Казимирыч. Женщины кричат, плачут, дети ревут, а он только командует: «Добже!»

- Звери! Звери! - заплакала Лёшина мама.

- Как обтишалось, я и побежала в город,- сказала тётя Наташа. Она вытащила из сумки хлеб и два куска сала. Положила на стол, оглянулась на занавеску с птицами: - Я вам оставлю. Вы уж возьмите.

И пошла. У двери тётя Наташа остановилась, зашептала:

- Люди болтают, будто ты дочку архитектора куда-то вела. Эх! Даже детей не жалеют, ироды! Казимирыч-то у них какой-то начальник! Говорят, новую облаву хочет в городе сделать.

Лёшина мама заперла за тётей Наташей дверь. Потом заглянула к Лене за занавеску:

- Ты не спишь, Леночка?

- Нет,- тихо ответила Лена.- Я всё слышала.

Мама села на краешек сундука и позвала Лёшу:

- Давайте, ребятки, подумаем, как теперь быть. Леночке надо получше спрятаться. В доме оставаться опасно.