На следующий день, по причинам, которые Керансу суждено было полностью осознать только много позже, лейтенант Хардмен исчез.

После ночи глубокого сна без сновидений Керанс рано встал и к семи утра уже позавтракал. Затем он провел час на балконе, раскинувшись в одном из шезлонгов в белых латексовых шортах, пока солнечный свет распространялся по мрачной воде, омывая его гибкое эбеновое тело. Яркое небо над головой было словно мраморным, а черная чаша лагуны по контрасту представлялась бесконечно глубокой и недвижной, подобной безмерному колодцу янтаря. Покрытые деревьями здания, что торчали из ее обода, казались в миллионы лет возрастом, выброшенными из земной магмы неким колоссальным природным катаклизмом, забальзамированными на чудовищные отрезки вечности, что прошли со времени их оседания.

Помедлив у стола, чтобы в очередной раз пробежать пальцами по латунному компасу, мерцавшему в сумраке апартаментов, Керанс зашел в спальню и переоделся в униформу цвета хаки, пойдя тем самым на минимальную уступку приготовленном Риггса к отъезду. Итальянская спортивная одежда была бы теперь недостаточно строга, и Керанс только усилил бы подозрения полковника, если бы тот увидел его слоняющимся в костюме пастельного цвета с маркой отеля «Риц».

Допуская возможность того, что может остаться, Керанс понял, что ему крайне неохота делать какие-либо систематические приготовления. Помимо запасов топлива и провизии, которыми его все предыдущие месяцы подпитывала щедрость полковника Риггса, Керанс также нуждался в едва ли не бесконечной череде малых расходов и замен — от нового циферблата хронометра до полной переоснастки системы освещения его апартаментов. Поскольку база и ее мастерская отбывали, Керанс очень скоро мог с головой погрузиться в накапливающийся ряд мелких неприятностей, причем для их устранения рядом уже не было бы соответствующего технического персонала.

Для удобства обслуги складов, а также чтобы сэкономить время на ненужных визитах на базу и обратно Керанс накапливал у себя в апартаментах запас консервов на месяц вперед. Большинство этих консервов составляли сгущенное молоко и тушенка — продукты, фактически малосъедобные, когда они не подкреплялись какими-либо деликатесами, хранившимися в морозилке у Беатрисы. Именно на этот вместительный холодильник с запасами паштета из гусиной печенки и бифштексов из вырезки Керанс главным образом и рассчитывал. Однако там был самое большее трехмесячный резерв.

После этого им пришлось бы жить на подножном корму, переключив свое меню на древесный суп и мясо игуаны.

С топливом возникали еще более серьезные проблемы. Запасные баки дизельного топлива содержали немногим более 500 галлонов, которых хватило бы на бесперебойную работу системы охлаждения в течение максимум двух месяцев. Закупорив спальню с гардеробной и перебравшись в гостиную, а также подняв среднюю температуру до тридцати двух градусов, Керанс при удачном стечении обстоятельств мог удвоить срок службы системы охлаждения, однако по мере иссякания запасов надежда на их пополнение оставалась ничтожной. Все запасные баки и тайные припасы в разграбленных зданиях были давным-давно начисто опустошены двигавшимися на север в последние тридцать лет волнами изгнанников для нужд их моторок и шверботов. Бак подвесного мотора катамарана вмещал в себя три галлона, достаточные для маршрута длиной в тридцать миль или для ежедневного курсирования между «Рицем» и лагуной Беатрисы в течение месяца.

По какой-то причине, однако, эта извращенная робинзонада — умышленное выбрасывание себя на необитаемый остров без надежды на поддержку со стороны груженного всем необходимым галеона, разбившегося на соответствующем рифе, — вызывала у Керанса мало беспокойства. Покидая апартаменты, он оставил термостат на обычной двадцатипятиградусной настройке, не задумываясь о лишнем топливе, которое израсходует генератор, и не проявляя желания сделать хотя бы формальную уступку тем угрозам, с которыми ему предстояло столкнуться после отбытия Риггса. Поначалу Керанс считал, что такое поведение отражало скрытую бессознательную убежденность, что здравый смысл в итоге возьмет свое, однако, заведя подвесной мотор и направив катамаран по прохладным маслянистым глубинам к протоке в следующую лагуну, он понял, что подобное безразличие объясняет, почему он решил остаться. Используя символический язык концепции Бодкина, в дальнейшем Керансу предстояло отбросить общепринятые оценки времени в отношении собственных физических потребностей и войти в мир тотального, нейронического времени, где его экзистенцию уже определяли бы массивные интервалы геологической временной шкалы. Здесь наименьшей рабочей единицей считался миллион лет, и проблемы пищи и одежды становились для Керанса столь же неуместны, что и для буддиста, медитирующего в позе лотоса перед пустой рисовой чашкой под защитным пологом миллионоглавой кобры вечности.

Входя в третью лагуну и подняв весло, чтобы отвести в сторону трехметровые побеги гигантского хвоща, чья листва опускалась в самое устье протоки, Керанс без лишних эмоций отметил, что группа солдат под командой сержанта Макреди подняла якоря экспериментальной станции и медленно буксирует ее к базе. Пока разрыв между ними сокращался подобно смыкающемуся в конце пьесы занавесу, Керанс стоял на корме катамарана под промокшим зонтиком листвы — зритель за кулисами, чье участие и пьесе, и без того малое, теперь совсем закончилось.

Не желая привлекать внимания новым запуском подвесного мотора, Керанс при помощи весла протолкнулся на солнечный свет — гигантские листья совсем утопали в зеленоватом студне воды — и медленно погреб по периметру лагуны к многоквартирному дому Беатрисы. Прерывистый рокот вертолета, выполнявшего проверочную посадку, огласил шумом водную гладь, а волны от экспериментальной станции забарабанили по носу катамарана и ворвались в разверстые окна зданий по правую руку, мягко шлепая по внутренним стенкам. У причала мучительно заскрипела моторная яхта Беатрисы. Машинное отделение судна было затоплено, а корма едва-едва держалась над водой под тяжестью двух массивных моторов «крайслер». Рано или поздно, подумал Керанс, один из термальных штормов навеки пришвартует яхту на одной из затопленных улиц метрах в двадцати от поверхности.

Когда он вышел из лифта, патио вокруг плавательного бассейна было пустынно, вчерашние бокалы по-прежнему стояли на подносе между шезлонгов. Солнце уже начало наполнять бассейн, высвечивая на его дне узор из желтых морских коньков и синих трезубцев. Несколько летучих мышей висели в тени водосточного желоба над окном спальни Беатрисы — но стоило Керансу усесться в шезлонг, как они разлетелись подобно вампирическим духам, спасающимся от наступающего дня.

Сквозь жалюзи Керанс заметил, как там тихонько расхаживает Беатриса, и пятью минутами позже она вышла в гостиную. Все одеяние девушки составляло завязанное на груди полотенце. Полускрытая мутным светом в дальнем конце комнаты, она казалась усталой и замкнутой, ограничив приветствие вялым взмахом руки. Затем, облокотившись о стойку бара, Беатриса налила себе выпивку, тупо потаращилась на один из шедевров Дельво и вернулась в спальню.

Когда прошло еще несколько минут, а Беатриса так и не появилась, Керанс отправился ее искать. Стоило ему распахнуть стеклянные двери, как жаркий воздух, накопившийся в гостиной, ударил прямо в лицо, подобно вентиляции, с тесного и людного камбуза. Несколько раз в течение последнего месяца генератор отказывался немедленно откликаться на установку термостата, и температура в помещении была добрых тридцать пять градусов, что, скорее всего, и объясняло тоску и апатию Беатрисы.

Девушка сидела на кровати, когда Керанс вошел, и бокал виски покоился на ее гладких коленках. Тяжелая и жаркая атмосфера комнаты напомнила Керансу каюту Хардмена, когда Бодкин с лейтенантом проводили там свой эксперимент. Он сразу направился к термостату на прикроватном столике и перевел ручку с двадцати на пятнадцать градусов.

— Он опять сломался, — сухо бросила Беатриса. — Мотор без конца останавливается.

Керанс попытался отобрать у нее бокал, но девушка оттолкнула его руку.

— Брось, Роберт, оставь меня в покое, — устало проговорила она. — Я знаю, что я распущенная, пьющая женщина, но я только что провела ночь в джунглях времени и не желаю, чтоб меня отчитывали.

Керанс внимательно ее оглядел, по лицу его гуляла улыбка — смесь любви и отчаяния.

— Посмотрю, не удастся ли починить мотор. А то в этой комнате такой запах, будто вместе с тобой тут целый штрафбат расквартировался. А ты, Беа, прими душ и постарайся взять себя в руки. Риггс завтра отбывает, и нам понадобится все наше мужество. А что там были за кошмары?

Беатриса пожала плечами.

— Сны джунглей, Роберт, — уклончиво пробормотала она. — Я снова изучаю букварь. Прошлой ночью это были джунгли в дельте. — Девушка одарила его слабой улыбкой, затем с оттенком злобного юмора добавила: — Не строй такую суровую физиономию. Скоро ты тоже их увидишь.

— Надеюсь, не увижу. — Керанс с отвращением наблюдал, как Беатриса подносит к губам бокал. — Вылей ты к черту эту выпивку. Очень может быть, что виски на завтрак — традиция шотландских горцев, но для печени это просто губительно.

Беатриса только отмахнулась.

— Знаю. Алкоголь убивает медленно, но я никуда не спешу. Ушел бы ты, Роберт.

Керанс сдался. Спустившись по лестнице из кухни в кладовку, он нашел там паяльную лампу и набор инструментов и взялся за генератор.

Полчаса спустя, когда он снова появился в патио, Беатриса, судя по всему, полностью восстановилась от своей летаргии и вдумчиво красила ногти голубым лаком из флакончика.

— Привет, Роберт. Как настроение? Уже лучше?

Керанс уселся на кафельный пол, вытирая с ладоней последние следы смазки. Затем он чувствительно ущипнул девушку за плотную выпуклость икры и выставил руку, защищая голову от мстительной ступни.

— Генератор я подлечил. Если повезет, больше у тебя с ним проблем не будет. Знаешь, довольно забавно. Таймер на двухтактном пусковом двигателе шел неверно — на самом деле он шел в обратную сторону.

Керанс собрался было подробно объяснить всю иронию ситуации, но тут снизу, из лагуны, заревел громкоговоритель. С базы стал доноситься шум внезапной лихорадочной активности; моторы взвыли и стали набирать обороты, шлюпбалки отчаянно заскрипели, когда две резервные моторки были спущены на воду, слышались кричащие голоса и топот ног, бегущих по сходням.

Керанс поспешно обогнул бассейн и подошел к перилам.

— Уж не отбывают ли они сегодня? Риггс достаточно хитер, чтобы провернуть такой номер в надежде застать нас врасплох.

Беатриса, прижимая к груди полотенце, стояла сбоку от Керанса и тоже смотрела на базу. Похоже, мобилизованы были все члены отряда, а катер и две моторки лавировали у пристани.

Наклонные лопасти вертолета медленно крутились, Риггс и Макреди готовы были сесть на борт. Остальные выстроились на пристани, ожидая своей очереди забраться на одну из трех лодок. Даже Бодкин удосужился выбраться из своей койки и теперь голый по пояс стоял на капитанском мостике экспериментальной станции, что-то крича Риггсу.

Внезапно Макреди заметил стоящего у ограды балкона Керанса. Он тут же обратился к полковнику, который взял электрический мегафон и прошел вперед по крыше.

— КЕ-ЕРАНС!! ДО-ОКТОР КЕ-ЕРАНС!!

Усиленные мегафоном фразы метались среди крыш, отражались от алюминиевых рам, врывались в окна. Керанс приставил ладони к ушам, пытаясь разобрать, что орет полковник, но звуки терялись в нарастающем реве вертолета. Наконец Риггс с Макреди забрались в вертолет, и пилот стал сигналить Керансу через ветровое стекло кабины.

Керанс перевел морзянку, затем отошел от перил и принялся заносить шезлонги в гостиную.

— Они собираются здесь меня подобрать, — бросил он Беатрисе, пока вертолет поднимался со своей площадки и по диагонали летел через лагуну. — Ты бы лучше оделась или ушла с глаз. Воздушный поток от вертолета сорвет твое полотенце как папиросную бумагу. Риггс уже и без того еле с собой справляется.

Беатриса помогла ему свернуть тент и ушла в гостиную, пока трепещущая тень от вертолета заполняла патио, а ток воздуха приятно обдувал плечи.

— А что случилось, Роберт? Отчего Риггс так взбеленился?

Закрывшись от рева мотора, Керанс оглядел окруженные зеленью лагуны, что простирались до самого горизонта, и внезапная тревога изогнула уголок его рта.

— Он не взбеленился, просто сильно обеспокоен. Вокруг него все начинает рушиться. Лейтенант Хардмен пропал!

Джунгли под открытым люком вертолета сильно смахивали на необъятный гниющий нарыв. Гигантские побеги голосеменных плотными комьями лежали вдоль крыш затопленных зданий, сглаживая белые прямоугольные очертания. Тут и там из трясины поднималась старая водонапорная башня — или останки временной пристани все еще плавали рядом с громадой рушащегося административного здания, заросшие пушистыми акациями и цветущими тамарисками. Завеса растительности над узкими протоками превращала их в залитые зеленым светом тоннели, что вились прочь от более крупных лагун, в конце концов впадая в каналы шестисот метров в ширину, шумевшие над бывшими городскими предместьями. Всюду вторгался ил, сбиваясь в мощные наносы у железнодорожного виадука или полумесяца конторских зданий, сочась через затопленную аркаду подобно зловонному содержимому какой-то новой «клоаки максимы». Многие мелкие озера были теперь заполнены илом, образуя желтые диски покрытой грибком грязи, откуда тянулось обильное сплетение соревнующихся растительных форм — не иначе, огороженные степами сады безумного Эдема.

Надежно пристегнутый к поручню кабины посредством нейлоновых ремней безопасности, обхватывавших его пояс и плечи, Керанс взирал на развертывающийся внизу ландшафт, в особенности следя за водными путями, вьющимися от трех центральных лагун. В двухстах метрах под ним тень вертолета неслась по зеленовато-пятнистой водной глади, и Керанс сосредоточивал внимание на зоне, непосредственно окружающей эту тень. Невероятное изобилие животной жизни заполняло протоки и каналы: водяные змеи извивались среди частоколов пропитавшихся водой побегов бамбука, колонии летучих мышей извергались из зеленых тоннелей, будто облака взрывающейся сажи, игуаны недвижно сидели на тенистых карнизах подобно каменным сфинксам. Нередко казалось, словно потревоженная шумом вертолета человеческая фигура выскакивает из воды и прячется в одном из окон на уровне воды, затем оказываясь хватающим водоплавающую птицу крокодилом или одним концом топляка, вытолкнутого из-под взбудораженных воздушным потоком от вертолета древовидных папоротников.

Двадцать миль в сторону горизонта по-прежнему замутняли туманы раннего утра, колоссальные завесы золотистых испарений, что свисали с неба подобно полупрозрачным шторам, однако воздух над городом был ясен и чист, и выхлопные газы вертолета искрились в нем, удаляясь длинным волнообразным росчерком. По мере того, как они продвигались все дальше от центральных лагун по направленной наружу спирали, Керанс все чаще откладывал осмотр лежащих внизу джунглей и, опираясь о край люка, наблюдал за поблескивающим экраном монитора.

Шансы засечь Хардмена с вертолета сводились к нулю. Если только лейтенант не подыскал себе убежище в одном из зданий неподалеку от базы, он неизбежно должен был пуститься в бегство по водным путям, где у него оказывался максимум возможной защиты от воздушного наблюдения под нависающими ветвями древовидных папоротников.

Над люком по правому борту Риггс и Макреди продолжали свой дозор, то и дело передавая друг другу бинокль. Без своей фуражки, со сдуваемыми на лицо редкими рыжеватыми волосами, Риггс походил на предельно свирепого воробья, его узкий подбородок яростно выпирал.

Тут полковник заметил, что Керанс смотрит в небо, и заорал:

— Что, доктор, уже его засекли? Теперь не время баклуши бить. Секрет успешного поиска — стопроцентный охват, стопроцентная концентрация.

Получив выговор, Керанс снова принялся осматривать наклонный диск джунглей. По мере движения высокие башни центральной лагуны вращались вокруг люка. Исчезновение Хардмена было обнаружено дежурным по лазарету в восемь часов утра, однако его постель оказалась нетронутой, и лейтенант почти наверняка ушел прошлым вечером — скорее всего, после последней смены караула в 9:30. Ни одна из малых шаланд, привязанных к ограждению пристани, не пропала, но Хардмену не составило бы труда связать два пустых топливных барабана, что были сложены штабелем у трюма на нижней палубе, и бесшумно спустить их на волу. Даже на столь примитивном плавсредстве вполне можно было выгрести из лагуны и одолеть миль десять до рассвета — отправиться куда-нибудь на периметр зоны поиска в семьдесят пять квадратных миль, где каждый акр был загроможден заброшенными зданиями.

Не получив возможности повидаться с Бодкиным, прежде чем его подняли на борт вертолета, Керанс мог только догадываться о мотивах, подвигнувших Хардмена сбежать с базы, а также о том, было это частью постепенно зревшего в голове у лейтенанта более обширного замысла или попросту внезапной и бессмысленной реакцией на новости о том, что они покидают лагуны и перебираются на север. Первоначальное возбуждение Керанса испарилось, и теперь он испытывал любопытное чувство облегчения — словно одна из окружавших его противоборствующих силовых линий исчезла вместе с Хардменом, отчего накопившиеся в системе напряжение и бессилие вдруг получили выход. Впрочем, задача остаться сделалась теперь еще более затруднительной.

Отстегнув ремни безопасности, Риггс раздраженно махнул рукой и передал бинокль одному из двух солдат, что сидели на корточках в задней части кабины.

— В такой местности открытые поиски — пустая трата времени, — крикнул он Керансу. — Лучше мы где-нибудь спустимся и хорошенько изучим карту, а вы тем временем можете попытаться разгадать психологию Хардмена.

Они оказались примерно в десяти милях от центральных лагун, и башни почти скрылись во мгле на горизонте. В пяти милях оттуда, как раз между ними и базой, находилась одна из моторок, курсирующая по открытому каналу — ее белый кильватерный след пропадал на зеркальной глади воды. Благодаря скоплению городских кварталов к югу, в эту зону проникло меньше ила — растительность здесь была светлее, и более широкие участки открытой воды простирались между основными линиями зданий. Хотя зона под ними была пустой и просторной, Керанс, не имея на то никакой разумной причины, все же был уверен, что в северо-западном секторе они Хардмена не найдут.

Риггс забрался в кабину — и мгновением позже скорость и наклон вертолета изменились. Машина пустилась в пологий нырок, а метрах в тридцати от воды начала то следовать по широким каналам, то выскальзывать из них, подыскивая подходящую крышу для посадки. Наконец они выбрали сгорбленный хребет полузатопленного кинотеатра и медленно сели на прочную квадратную крышу неоассирийского портика.

Несколько минут они выравнивались, глазея на широкие пространства синей воды. Ближайшее строение, в двухстах метрах оттуда, оказалось изолированным универмагом, и открытая перспектива напомнила Керансу описание Геродотом Египта во время наводнения, когда укрепленные города походили на острова о Эгейском море.

Риггс раскрыл планшет и разложил полиэтиленовую карту на полу кабины. Упершись локтями в край люка, он ткнул пальцем в их нынешнее местоположение.

— Итак, сержант, — обратился он к Дейли, — похоже, мы на полпути к Берду. И, если не считать износа мотора, ничего не достигли.

Дейли, чья серьезная физиономия была спрятана под фиберглассовым шлемом, кивнул.

— Полагаю, сэр, наш единственный шанс — это провести осмотр на низком уровне по нескольким избранным маршрутам. Тогда хотя бы есть надежда, что мы что-то увидим — плот или связку бочек.

— Согласен. Но вся проблема в том, — тут Риггс застучал по карте своей дубинкой, — какие маршруты избрать. Хардмен, скорее всего, не более чем в двух-трех милях от базы. Какие у вас догадки, доктор?

Керанс пожал плечами.

— На самом деле, полковник, я не знаю, каковы мотивы Хардмена. Лейтенант находился на попечении у Бодкина. Вполне возможно…

Тут он осекся, и Дейли встрял с еще одним предложением, отвлекая внимание Риггса. Следующие пять минут полковник, Дейли и Макреди оживленно препирались на предмет возможных маршрутов Хардмена, принимая во внимание только более широкие протоки, словно Хардмен управлял как минимум «карманным линкором». Керанс посматривал на воду, медленно завихрявшуюся вокруг кинотеатра. Несколько ветвей и комьев водорослей дрейфовали к северу, яркий солнечный свет маскировал расплавленное зеркало поверхности. Вода барабанила по портику у Керанса под ногами, медленно билась у него в голове и создавала расширяющийся круг интерференционной картины, будто встречая саму себя в направлении, противоположном собственному потоку. Керанс наблюдал за процессией небольших волн, шлепающих по покатой крыше, и мечтал о том, чтобы плюнуть на полковника и пойти прямо в воду — растворить там и себя, и вездесущие фантомы, что присматривали за ним, подобно сторожевым птицам, в беседке магического спокойствия, в лучистом, зеленом, как дракон, населенном змеями море.

И вдруг Керанс без тени сомнения понял, где можно найти Хардмена.

Он подождал, пока Дейли закончит.

— …я знаю, сэр, что лейтенант Хардмен налетал почти пять тысяч часов, и у него, должно быть, душевное потрясение. Наверняка он захотел вернуться в Берд, решил, что больше не может ждать — даже этих двух суток. Несомненно, он направился на север и теперь отдыхает где-то среди открытых каналов вне города.

Риггс с сомнением кивнул, явно не убежденный аргументами Дейли, однако готовый принять совет сержанта просто за неимением другого.

— Что ж, может статься, вы и правы. Полагаю, стоит попытаться. А вы, Керанс, как думаете?

— Поверьте, полковник, обшаривать зоны к северу от города — абсолютно пустая трата времени. Хардмен бы сюда не направился — место здесь слишком открытое и изолированное. Не знаю, передвигается он пешком или на плоту, но на север он точно не направляется. Меньше всего на свете он хотел бы вернуться в Берд. Есть только одно направление, которое мог выбрать Хардмен, и это юг. — Керанс указал на цепочки каналов, что впадали в центральные лагуны, притоки единственной полноводной реки в трех милях к югу от города, чье русло было изрезано гигантскими наносами ила. — Хардмен должен быть где-то там. Скорее всего, у него ушла вся ночь, чтобы добраться до главного канала, и я догадываюсь, что теперь он отдыхает в одной из мелких бухточек, прежде чем к вечеру двинуться дальше.

Он умолк, а Риггс уставился на карту, с предельным сосредоточением надвинув на глаза фуражку.

— Но почему на юг? — запротестовал Дейли. — Когда кончится канал, дальше не будет ничего, кроме непроходимых джунглей и открытого моря. Температура все время поднимается — он же просто поджарится.

Риггс взглянул на Керанса.

— По-моему, доктор, сержант Дейли ухватил самую суть. Почему Хардмен должен выбрать дорогу на юг?

Снова оглядывая водную гладь, Керанс ровным голосом ответил:

— Поймите, полковник, другого направления просто не существует.

Риггс поколебался, затем взглянул на Макреди, который отошел от группы и стоял теперь рядом с Керансом — высокая сутулая фигура сержанта отражалась в воде, будто силуэт гигантской изможденной вороны. Отвечая на молчаливый вопрос, Макреди едва различимо кивнул Риггсу. Даже Дейли поставил ногу на ступеньку, ведущую в кабину, соглашаясь с аргументами Керанса и его пониманием мотивов Хардмена, словно последней своей фразой Керанс сделал их очевидными.

Тремя минутами позже вертолет уже набирал предельную скорость в сторону лежащих к югу лагун.

Как и предсказывал Керанс, они нашли Хардмена среди ильных отмелей.

Опустившись до высоты в сто метров, вертолет принялся тщательно обыскивать периферию пятимильного отрезка главного канала. Мощные наносы ила выгибались над уровнем воды подобно желтым кашалотам. В тех местах, где гидродинамические контуры канала обеспечивали ильным берегам малейшую степень постоянства, окрестные джунгли рассыпались с крыш и укоренялись в сырой, жирной глине, придавая всей трясине прочность неподвижной структуры. Сквозь люк Керанс изучал узкие берега под внешним краем древовидных папоротников, высматривая хоть какой-то намек на плот или на самодельную хижину.

Однако спустя двадцать минут и дюжину аккуратных пролетов взад-вперед по каналу Риггс отвернулся от люка и мрачно покачал головой.

— Возможно, вы и правы, Роберт, но задача практически безнадежная. Хардмен не дурак, и если он хочет от нас спрятаться, мы никогда его не найдем. Даже если 6 он высовывался из окна и махал нам рукой, десять против одного, что мы бы его не увидели.

Керанс что-то пробормотал в ответ, продолжая разглядывать лежащую внизу поверхность. Каждый из поисковых пролетов располагался примерно в сотне метров по правому борту от предыдущего, и последние три пролета Керанс наблюдал за полумесяцем крупного многоквартирного комплекса, что раскинулся между каналом и южным берегом небольшой протоки, скрывавшейся в окрестных джунглях. Верхние восемь-девять этажей комплекса находились над водой, окаймляя невысокий холмик грязнобурого ила. По поверхности холмика струилась вода, стекавшая из целой системы неглубоких луж. Двумя часами раньше ильный нанос представлял собой полотно жидкой грязи, но теперь, к десяти утра, когда здесь появился вертолет, грязь уже начала сохнуть и твердеть. Прикрывая глаза от отраженного солнечного света, Керанс разглядел на гладкой поверхности подсыхающего ила две смутные параллельные линии примерно в двух метрах друг от друга, которые вели к выступающей крыше полузатопленного балкона. Пока вертолет проносился над балконом, Керанс старался заглянуть под бетонную плиту, но проход туда был забит мусором и гниющими бревнами.

Тронув Риггса за плечо, он указал на полосы, столь поглощенный изучением их извилистого пути к балкону, что чуть было не упустил из виду в равной мере отчетливый узор отдельных отпечатков, что появлялись на подсыхающей поверхности между линиями примерно в метре друг от друга — несомненно, следов ступней высокого, сильного мужчины, тянувшего тяжелый груз.

Когда шум вертолета замер на крыше, Риггс с Макреди, нагнувшись, внимательно осмотрели грубый катамаран, спрятанный за ширмой кустарника под балконом. Составленный из двух пустых баков, привязанных к металлическому остову кровати, катамаран был по-прежнему обильно вымазан в иле. Комья грязи с ног Хардмена пересекали выходящую на балкон комнату и пропадали в примыкающем коридоре.

— Именно то, что нужно, — согласны, сержант? — спросил Риггс, выходя на солнце, чтобы осмотреть полумесяц многоквартирных домов. Составляя цепочку автономных блоков, дома эти были связаны короткими дорожками между колодцами лифтов на конце каждого здания. Большинство окон были разбиты, кремовый кафель облицовки покрывали крупные пятна грибка, отчего весь комплекс сильно смахивал на перезревший сыр «камамбер».

Макреди присел возле одного из баков, счищая ил, и вскоре сумел различить намалеванный на крышке кодовый номер.

— ВВС ООН 22-Х-549 — точно, сэр. Пустые баки были очищены вчера, и мы составили их в штабель на нижней палубе. А запасную кровать он, наверное, забрал из лазарета после смены караула.

— Оч-чень хорошо. — Удовлетворенно потирая ладони, Риггс подошел к Керансу. Полковник беспечно улыбался, его обычная уверенность в себе и чувство юмора полностью к нему вернулись. — Блестяще, Роберт. Превосходный диагностический дар. Разумеется, вы были совершенно правы. — Он пристально вгляделся в Керанса, словно бы раздумывая на предмет подлинных источников этого замечательного озарения, незримо его отмечающих. — Выше голову, Хардмен будет вам благодарен, когда мы его заберем.

Керанс стоял на краю балкона — перед полого уходящим вниз слоем спекающегося ила. Затем он взглянул на безмолвный изгиб окон, прикидывая, какая из этих тысяч комнат стала прибежищем Хардмена.

— Надеюсь, вы правы. Но вам еще нужно его поймать.

— Не беспокойтесь. Поймаем. — Риггс принялся выкрикивать указания двум солдатам на крыше, помогавшим Дейли привязать вертолет. — Уилсон, не спускайте глаз с юго-западного конца; Колдуэлл, пробивайтесь на север. Следите за обеими сторонами — он может попытаться к нему подплыть.

Двое солдат отсалютовали и двинулись в разные стороны, держа наготове карабины. Макреди пристроил автомат Томпсона на сгибе локтя — и, пока Риггс расстегивал кобуру, Керанс негромко заметил:

— Полковник, мы ведь не бешеного пса преследуем.

Риггс только рукой махнул.

— Остыньте, Роберт. Дело тут просто-напросто в том, что я не хочу, чтобы какой-нибудь сонный крокодил оттяпал мне ногу. Впрочем, раз уж на то пошло, — тут полковник одарил Керанса лучезарной улыбкой, — то ведь у Хардмена с собой кольт 45-го калибра.

Оставив Керанса все это переваривать, Риггс взял электрический мегафон.

— Хардмен!! Это полковник Риггс!! — Проревев фамилию Хардмена в безмолвную жару, он затем подмигнул Керансу и добавил: — Лейтенант, тут доктор Керанс желает с вами поговорить!!

Сфокусированные полумесяцем зданий, звуки эхом уносились по болотам и протокам, гудя на отдалении над громадными пустынными равнинами. Все вокруг поблескивало на жуткой жаре, а солдаты на крыше нервно поправляли свои пилотки. Густой смрад исходил от ильной отмели, над которой вдобавок гудела и пульсировала голодная корона из мириад насекомых — и внезапный спазм тошноты вдруг сжал горло Керансу, кружа ему голову. Крепко прижимая ко лбу ладонь, он прислонился к колонне, слушая, как вокруг многократно отражается эхо. В четырехстах метрах оттуда две часовые башни с белыми циферблатами торчали из густой растительности, будто шпили храмов какой-то утраченной религии джунглей, а отраженные от них отголоски его фамилии — «Керанс… Керанс… Керанс», — казалось Керансу, вызванивали напряженное предвестие ужаса и катастрофы. Бессмысленное положение часовых стрелок еще полнее, чем когда-либо прежде, сплетало его со всеми спутанными и угрожающими призраками, что все мрачнее и мрачнее отбрасывали свои тени на его разум, будто мириадорукая мандала космического времени.

Его собственная фамилия по-прежнему слабо отзывалась в ушах у Керанса, когда они приступили к осмотру здания. Он занимал позицию у лестничного колодца в центре каждого коридора, пока Риггс с Макреди обыскивали квартиры, и держал дозор, пока они поднимались по этажам. Здание было выпотрошено и разграблено. Все таблички с номерами этажей сгнили или были оторваны, и трое мужчин медленно продвигались вдоль кафельных мозаик, осторожно переступая с одной бетонной анкерной балки на другую. Большая часть штукатурки сошла со стен и теперь серыми грудами валялась вдоль плинтусов. Там, где просачивался солнечный свет, в голую дранку вплетались ползучие побеги и жесткие мхи, так что первоначальная структура здания, казалось, имеет единственную поддержку в виде изобильной растительности, разросшейся по всем комнатам и коридорам.

Сквозь трещины в полу прорывался смрад грязной воды, плещущей в окна нижнего надводного этажа. Впервые потревоженные за многие годы, летучие мыши, свисавшие с наклонных стенных реек, бешено устремлялись к окнам, с мучительным визгом исчезая в сверкающем солнечном свете. Ящерицы шустро ускользали под пол или отчаянно скользили вокруг сухих ванн в ванных комнатах.

Обостренное жарой, нетерпение Риггса нарастало, пока они поднимались по этажам, безуспешно обследовав все, кроме двух верхних.

Макреди закинул свой автомат Томпсона за плечо и взобрался к веерообразному окну на следующей площадке, откуда веял слабый ветерок. Керанс прислонился к стене — пот струился по его телу, а в висках стучало от тяжелого подъема по лестнице. Было уже 11:30, и температура снаружи достигла пятидесяти градусов. Он взглянул на раскрасневшуюся физиономию Риггса, преклоняясь перед самодисциплиной и целеустремленностью полковника.

— Не глядите так снисходительно, Роберт. Я сам знаю, что вспотел, как свинья, но у меня в последнее время не было столько отдыха, сколько у вас.

Двое мужчин, сознавая, что они думают разное по поводу Хардмена, уперлись друг в друга взглядами, и Керанс, желая хоть как-то скрыть конфликт, тихо сказал:

— Надеюсь, полковник, теперь вы его поймаете.

Ища, где бы посидеть, Керанс прошел по коридору и толкнул дверь в первую же попавшуюся квартиру.

Когда он взялся за щеколду, дверная рама вяло рухнула, образовав кучу изъеденных червями опилок и древесины. Переступив через эту кучу, Керанс прошел к широкой балконной двери. Внутрь проникал слабый ветерок, и Керанс позволил ему погулять по его лицу и груди, изучая лежащие внизу джунгли. Мыс, где располагался полумесяц многоквартирных домов, был в свое время небольшим холмом, и несколько домов, различимых за завесой растительности по другую сторону ильной отмели, по-прежнему оказывались выше уровня паводковых вод. Керанс воззрился на две часовые башни, что торчали, подобно белым обелискам, над листвой древовидных папоротников. Желтый воздух полудня, казалось, давит, будто гигантское полупрозрачное покрывало, на лиственный простор — и, где бы ни двинулась ветка, отклоняя солнечные лучи, там сразу же, словно алмазы, разбрызгивались тысячи световых точек. Смутные очертания классического портика и фасада с колоннами под часовыми башнями предполагали, что здания эти некогда составляли часть какого-то небольшого муниципального центра.

Один из циферблатов лишился стрелок; другой же, по странному совпадению, показывал абсолютно точное время — 11:35. Керанс задумался о том, действительно ли часы неисправны, не обслуживает ли их какой-то сумасшедший отшельник, цепляющийся за них как за последний и бессмысленный счетчик вменяемости. Еще он подумал, что если механизм по-прежнему работает, эту роль вполне мог бы выполнить Риггс. Несколько раз, прежде чем они покидали один из затопленных городов, полковник заводил двухтонный механизм каких-нибудь ржавых кафедральных часов, и они отплывали под несущийся по-над водой последний музыкальный перезвон. После чего все последующие ночи Керанс видел в своих сновидениях, как одетый в наряд Вильгельма Телля Риггс вышагивает по бескрайнему ландшафту с картин Дали, всаживая огромные, истекающие влагой солнечные часы, будто кинжалы, в расплавленный песок.

Керанс прислонился к окну, ожидая, пока прошедшие минуты оставляли позади застывшие на 11:35 часы — обгоняли их, словно стоящую на обочине машину по быстрому ряду. Или, быть может, часы эти не были неподвижны (хотя сама неподвижность гарантировала, что дважды в сутки они показывали время с абсолютной, безусловной точностью — точней большинства хронометров) — а просто столь медленны, что их движение казалось неразличимым? Чем медленнее шли часы, тем плотнее они приближались к бесконечно последовательной и величественной прогрессии космического времени. По сути, переменив направление хода часов и направив их вспять, человек мог изобрести хронометр, который двигался бы медленнее самой Вселенной и тем самым являлся частью еще более великой пространственно-временной системы.

Наслаждение Керанса от шлакования таких понятий было прервано, когда среди нагромождений мусора на противоположном берегу он обнаружил небольшое кладбище, косо уходящее под воду, где наклонные надгробия поднимались вверх подобно компании купальщиков. Тут Керанс снова вспомнил одно жуткое кладбище, над которым они как-то пришвартовались, — витиеватые флорентийские надгробия там растрескались и раскрылись, и завернутые в саваны трупы выплывали к поверхности, будто бы на мрачной репетиции Судного Дня.

Отводя глаза от кладбища и отворачиваясь от окна, он вдруг потрясенно осознал, что позади него в дверном проходе стоит высокий чернобородый мужчина. Керанс в шоке уставился на фигуру, прилагая колоссальные усилия, чтобы собраться с мыслями. Здоровяк держался несколько сутуло, но расслабленно, его мощные руки свободно свисали по бокам. Черная грязь запеклась на его лбу и ладонях, а также заляпала ботинки и ткань форменных брюк, отчего он на мгновение напомнил Керансу один из воскресших трупов. Бородатый подбородок утонул между широких плеч, а впечатление скованности и усталости еще больше усиливалось синей хлопчатобумажной курткой дежурного по лазарету, настолько неподходящей по размеру, что нашивки капрала оказывались у мужчины натянутыми на бугор дельтовидных мышц. Выражение его лица отличалось голодной напряженностью, однако разглядывал он Керанса с мрачным безразличием — глаза здоровяка напоминали надежно укрытые валежником костры, и еле-еле заметный огонек интереса к биологу оказывался единственным проявлением таящейся внутри энергии.

Керанс выждал, пока его глаза приспособятся к царившему в задней части комнаты полумраку, невольно поглядывая на дверной проем спальни, откуда вышел бородатый мужчина. Затем он осторожно протянул к нему руку, словно опасаясь рассеять околдовавшие их чары, предостерегая мужчину от лишних движений, и в ответ добился необычно отзывчивой симпатии — почти как если бы они поменялись ролями.

— Хардмен! — прошептал Керанс.

В судорожном прыжке Хардмен бросился на Керанса, мощной фигурой разом перекрывая полкомнаты, и увернулся перед самым столкновением, стремительно проносясь мимо. Прежде чем Керанс смог восстановить равновесие, лейтенант выскочил на балкон и перебрался через ограду.

— Хардмен! — Когда один из солдат на крыше поднял тревогу, Керанс уже добрался до балкона. Будто опытный акробат, Хардмен спускался по водосточной трубе к лежавшему внизу парапету. Риггс и Макреди нырнули в комнату. Придерживая фуражку, Риггс перегнулся через ограду и изрыгнул проклятие, когда Хардмен скрылся в квартире нижнего этажа.

— Молодцом, Керанс! Вы чуть было его не взяли! — Они вместе выбежали в коридор и бросились вниз по лестнице, увидев, как Хардмен скачет вдоль перил четырьмя этажами ниже, одним-единственным прыжком перебираясь с одной площадки на следующую.

Достигнув нижнего этажа, они оказались в тридцати секундах позади Хардмена, а с крыши доносилась разноголосица возбужденных воплей. Риггс вдруг замер у балкона.

— Боже милостивый, он снова пытается стащить на воду свой плот!

В тридцати метрах от них Хардмен, обмотав буксировочным тросом плечи, волок свой катамаран по запекшейся массе ила, с дьявольской энергией выдергивая его нос из липкой грязи.

Грустно покачивая головой, Риггс расстегнул кобуру. До водной кромки было добрых пятьдесят метров, и Хардмен по колено утопал во влажном иле, не замечая глазеющих на него с крыши людей. Наконец он бросил буксировочный трос и, обеими руками ухватив остов кровати, медленными мучительными рывками принялся протаскивать его дальше. Синяя куртка у него на спине разошлась по шву.

Риггс вышел на балкон, жестами веля Уилсону и Колдуэллу спускаться.

— Вот бедняга. Похоже, он совсем не в себе. Держитесь рядом, доктор; может статься, вы сумеете его усмирить.

Они принялись осторожно окружать Хардмена. Пятеро мужчин, Риггс, Макреди, двое солдат и Керанс, продвигались по наклонной корке ила, прикрывая глаза от слепящего солнечного света. Подобно раненому буйволу, Хардмен продолжал бороться в грязи в десяти метрах перед ними. Керанс жестом предложил остальным остановиться, а затем выдвинулся вперед вместе с Уилсоном, светловолосым юнцом, который когда-то был дежурным при Хардмене. Думая, что сказать Хардмену, Керанс гулко откашлялся.

И вдруг позади, на крыше, разом нарушая тишину, раздался прерывистый рев выхлопа. Оказавшийся в нескольких шагах позади Уилсона Керанс заколебался, потом заметил, как Риггс в раздражении смотрит на вертолет. Судя по всему, полагая, что теперь их миссия закончена, Дейли запустил мотор, и лопасти медленно закружились в воздухе.

Отвлеченный от своей попытки добраться до воды, Хардмен взглянул на окружившую его группу, отпустил катамаран и припал к земле позади своего судна. Уилсон начал осторожно продвигаться вперед по мягкому илу вдоль водной кромки, держа карабин у груди. Погрузившись по пояс, он что-то крикнул Керансу, но голос его потерялся в нарастающем реве вертолета, чей выхлоп вырывался резкими хрипами у них над головами. Внезапно Уилсон покачнулся, и прежде чем Керанс смог его поддержать, Хардмен высунулся из-за катамарана со здоровенным кольтом 45-го калибра и выстрелил. Выплеск пламени из ствола вонзился в слепящий воздух, и Уилсон со сдавленным воплем упал на свой карабин, а затем перекатился на спину, прижимая к груди окровавленный локоть. Ударная волна выстрела сбила с его головы пилотку.

Когда остальные мужчины начали отступать назад по склону, Хардмен сунул револьвер в кобуру на поясе, развернулся и побежал вдоль водной кромки к зданиям, что сливались с джунглями в сотне метров оттуда.

Преследуемые нарастающим ревом вертолета, они бросились вслед за Хардменом. Риггс и Керанс помогали раненому Уилсону, то и дело проваливаясь в рытвины, оставленные бегущими впереди людьми. На краю ильной отмели джунгли вздымались высоченным зеленым утесом, ярус за ярусом древовидные папоротники и гигантские плауны тянулись с террас. Без малейших колебаний Хардмен нырнул в узкий проем меж двух древних булыжных стен и скрылся в проулке. Макреди с Колдуэллом держались в двадцати метрах позади.

— Не отставайте от него, сержант! — проревел Риггс, когда Макреди помедлил, чтобы дождаться полковника. — Мы уже почти его взяли — он начинает уставать. Проклятье, что за бардак! — посетовал он Керансу, указывая на уносящуюся длинными скачками фигуру Хардмена. — Что движет этим человеком? Черт возьми, я уже готов отступиться и плюнуть на всю эту затею.

Уилсон уже достаточно пришел в себя, чтобы передвигаться без поддержки. Тогда Керанс оставил его и перешел на бег.

— С ним будет все в порядке, полковник. Я попытаюсь поговорить с Хардменом. Быть может, я сумею его удержать.

Из проулка они выбежали на небольшую площадь, где группа степенных муниципальных зданий XIX века окружала затейливый фонтан. Дикие орхидеи и магнолии обвивали серые ионические колонны старого здания суда — миниатюрной симуляции Парфенона с массивным, украшенным скульптурами портиком, однако по всех прочих отношениях площадь была никак не затронута набегами прошедших пятидесяти лет, ее первоначальная мостовая по-прежнему оставалась достаточно высоко над уровнем воды. Рядом со зданием суда, над которым к тому же торчала безликая часовая башня, располагалось второе сооружение с колоннадой, библиотека или музей, чьи белые колонны сияли на солнце, будто ряд громадных выбеленных костей.

Приближаясь к полудню, солнце заполнило этот древний форум резким палящим светом.

Хардмен вдруг остановился и оглянулся на преследующих его людей, затем заковылял вверх по ступенькам здания суда. Махнув рукой Керансу и Колдуэллу, Макреди подался назад, меж статуй на площади, и занял позицию за чашей фонтана.

— Доктор, теперь слишком опасно! Он может вас не узнать. Подождем, пока жара усилится; ему оттуда не выйти. Доктор…

Керанс проигнорировал предостережение сержанта. Обеими руками прикрывая глаза, он медленно прошел по растрескавшимся каменным плитам и неуверенно поставил ногу на первую ступеньку. Откуда-то из теней доносилось изнуренное дыхание Хардмена, закачивавшее обжигающий воздух в его легкие.

Сотрясая площадь своим гулом, вертолет медленно проплыл в небе, и Риггс с Уилсоном поспешили вверх по ступенькам ко входу в музей, наблюдая, как хвостовой несущий винт разворачивает машину по уменьшающейся спирали. Рев мотора и жара дружно барабанили по голове Керанса, как тысяча дубинок, а вокруг вздымались густые облака пыли. Внезапно вертолет начал терять высоту, с агонизирующим ускорением мотора скользнул из неба на площадь — и снова подобрался вверх перед самым соприкосновением с мостовой. Отскочив в сторону, Керанс вместе с Макреди укрылся за фонтаном, пока тяжеловесная машина дергалась у них над головами. После оборота вращения хвостовой несущий винт сцепился с портиком здания суда, полетели осколки мрамора — и вертолет, подпрыгнув, тяжело нырнул к булыжной мостовой, разбитый хвостовой пропеллер эксцентрично вращался. Вырубив мотор, Дейли оторвался от рычагов управления и откинулся на спинку кресла, ошеломленный ударом о землю, беспомощно пытаясь отстегнуть ремни безопасности.

Разочарованные этой второй попыткой изловить Хардмена, они расселись в тени под портиком музея, ожидая, когда полдневная жара немного уляжется. Словно оказавшись под прицелом громадных прожекторов, серый камень зданий на площади был залит ослепительно-белым сиянием, отчего зрелище походило на передержанную фотографию, напоминая Керансу белую как мел колоннаду египетского некрополя. По мере того как солнце взбиралось к зениту, камни мостовой начинали мерцать отраженным светом. Время от времени, обрабатывая рану Уилсона и умеряя его боль несколькими крупинками морфина, Керанс бросал взгляд на других членов отряда — как они несут свой дозор за Хардменом, вяло обмахиваясь пилотками.

Десятью минутами позже, вскоре после полу дня, Керанс окинул взглядом площадь. Полностью замутненные прямым и отраженным светом, здания по ту сторону площади были заметны лишь временами, словно повисая в воздухе и исчезая подобно архитектуре города-призрака. В центре площади, у края фонтана, стояла высокая одинокая фигура — пульсирующие температурные перепады каждые несколько секунд искажали нормальные перспективы, ненадолго ее увеличивая. Опаленное солнцем лицо Хардмена и черная борода стали теперь белыми как мел, а заляпанная грязью одежда поблескивала в слепящем солнечном свете, словно золоченые полотна.

Керанс с трудом поднялся на колени, ожидая, когда Макреди бросится за Хардменом, однако сержант, стоя вместе с Риггсом у колонны, тупо таращился прямо перед собой — то ли во сне, то ли в трансе.

Отойдя от фонтана, Хардмен медленно направился через площадь, то возникая, то вновь скрываясь за изменчивыми завесами света. Он прошел в каких-то шести метрах от Керанса, который, скрытый за колонной, стоял на коленях и держал руку на плече Уилсона, утихомиривая ворчливые жалобы солдата. Обойдя вертолет, Хардмен добрался до дальнего конца здания суда и вышел с площади, неуклонно поднимаясь по узкому скату к ильным отмелям, что простирались вдоль берега в сотне метров от портика музея.

Словно оповещая о его бегстве, интенсивность солнечного света слегка уменьшилась.

— Полковник Риггс!

Макреди сбежал вниз по ступенькам, прикрывая глаза от солнца, и указал автоматом Томпсона на ильную отмель. Риггс, без фуражки, последовал за ним, худые плечи полковника устало и удрученно сгорбились.

Останавливая Макреди, он взял сержанта за локоть.

— Пусть уходит. Теперь нам его никогда не поймать. Да и смысла, впрочем, уже нет.

В безопасных двухстах метрах от преследователей Хардмен по-прежнему энергично двигался, словно адское пекло никак его не сдерживало. Он добрался до первого гребня, частично скрытого за плотной пеленой пара, что висела над центром ильной отмели, — и пропал в ней, как человек, исчезающий в густом тумане. Бескрайние берега внутреннего моря простирались перед Хардменом, сливаясь по краям со сверкающим небом — так что Керансу показалось, будто лейтенант шагает по дюнам раскаленного добела пепла в самое жерло солнца.

Следующие два часа Керанс тихо сидел в музее, ожидая прибытия катера и прислушиваясь к раздраженному ворчанию Риггса и жалким извинениям Дейли. Измученный пеклом, он пытался уснуть, но периодический треск карабина обрушивался на его измочаленный мозг, словно удар кожаного ботинка. Привлеченный шумом вертолета, к ним приблизился выводок игуан, и теперь рептилии деловито прохаживались по краю площади, пронзительно крича на рассевшихся на ступеньках музея людей. Их резкие визгливые голоса вселяли в Керанса тупой страх, который не исчез даже после прибытия катера и обратного путешествия на базу. Сидя в относительной прохладе под проволочным колпаком, пока зеленые берега канала скользили мимо, он по-прежнему слышал их хриплый лай.

На базе Керанс пристроил Уилсона в лазарет, а затем разыскал доктора Бодкина и описал утренние события, постоянно ссылаясь при рассказе на вопли игуан. Бодкин с загадочным видом кивнул, а потом заметил:

— Будьте настороже, Роберт. Вы снова можете их услышать.

По поводу бегства Хардмена он никаких комментариев не сделал.

Катамаран Керанса по-прежнему был пришвартован на другой стороне лагуны, так что он решил провести ночь в своей каюте на экспериментальной станции. Там он провел остаток дня в постели, пытаясь справиться с легким приступом лихорадки, размышляя о Хардмене и о его странной одиссее на юг, а еще об ильных отмелях, сияющих, как лучистое золото, под солнцем меридиана — подобно потерянным и недостижимым, но вечно манящим берегам амнионического рая.