Планета кочующих городов

Балмер Кеннет

Дуглас Марсден — известный спортсмен на планете, которую уже давно заселили выходцы с Земли. Планета Парсла — это мир, в котором города время от времени меняют свое местоположение, перелетая с одного участка на другой. Перемещают их, конечно же, люди.

 

I

ПЕРЕЕЗДЫ

Он решил, что сможет подремать часа два, пока передвигают остаток города. Спать ему не очень хотелось; но и пропустить такую возможность было жалко. Постоял у постели, думая — какой дрим запрограммировать: «Дримосхему» или «Дриматику»; наконец решил положиться на старый надежный «Дайал-дрим».

Вызов сделал сам, не пользуясь роботом, и расписался так же, как на своих чеках: Д. Ку-Зет Марсден. «Ку-Зет» не означало ничего. Набрал что-то неназойливое, мягкое и спокойное, с солнечными лужайками, с отдаленным журчанием воды, гудением жуков, с полным ощущением безмятежности и счастья. Система Сновидений позаботится о его психике — она отыщет в каталоге нужные впечатления, чтобы проснулся он здоровым и уверенным в себе.

Он повалился на низкую кровать — и тут вспыхнул его персональный видеоэкран. Вот невезение! Если бы можно было не заметить… Но зуммер не умолкал, и пришлось вставать. На экране появилась Флора Вальдесей. Он быстро распахнул дверь, и Флора, излучая свой обычный шарм, вошла в комнату. Вслед за нею ввалился человек, чье лицо — жесткое, с тяжелой челюстью и резкими чертами — было знакомо Марсдену. Хотя, кажется, они никогда не встречались.

Небрежно кивнув, Флора сразу устремилась к окну-экрану на западной стене; прихватила по пути стул и уселась, сбросив движением плеч свою любимую теплую куртку с золотыми звездами на голубом поле. Проделав все это, она напряженно уставилась на экран:

— В прошлый раз я не посмотрела, как двигали Лоаден.

— Ну так будь моей гостьей.

Она усмехнулась:

— Дуг, кровати-то у тебя для секса, а не для сна.

— Поговорим об этом часа через два, Флора.

Пол под ними вдруг накренился.

— Сегодня они решили начать пораньше. — Пришедший мельком взглянул на Флору и повернулся к Марсдену. — Раз наша дама так занята, я уж сам представлюсь. Мэсон Уормлей.

Они пожали руки друг другу. Да, о Мэсоне Уормлее ходило много странных слухов. Доверенное лицо мистера Эр, он вращался в недоступных для Марсдена сферах; впрочем, Уормлей не мог не знать о спортивных увлечениях Дугласа.

Пол снова дернулся, на этот раз так сильно, что со стола упал стакан.

— Команды работают все хуже и хуже, — усмехнулся Уормлей. Он был настроен на вежливую беседу. Марсден налил ему рюмку и встал за спиной у Флоры. Он никак не мог понять, зачем явился этот незваный гость. Комната опять двинулась, экраны качнулись и с угрожающим стуком ударились о стены. Флора почему-то засмеялась.

— Ты здесь как старый обросший краб, Дуг, — сказала она Марсдену. — Зачем ты забрался в этот Хейлет-Вилладж?

— Это мой дом.

Уормлей подошел к ним, и все трое принялись наблюдать, как последние дома города поднимались в воздух.

Хейлет-Вилладж и его сосед Чиппинг-Хамлет — были последними районами Лоадена, подлежащими передвижке. Хай-стрит и парк плыли по воздуху на фоне восходящего солнца. Лучи его отражались от экзисенсных антенн и шпилей и просвечивали сквозь плющ, свисающий с ровно посаженных деревьев. На тротуарах толпилось несколько человек. Когда Хай-стрит покачивало, они теряли равновесие и хватались — кто за столбы и стенки, кто друг за друга. Флора снова засмеялась. Видно, ей очень нравилось это зрелище.

Когда дом Дугласа оторвался от земли, чтобы занять свое место в лётном строю, Уормлей, желая польстить хозяину, сказал:

— Я видел по TV фехтовальный чемпионат. Вы были хороши, Марсден. Наверно, иметь такую мощь — огромное счастье.

Марсден удивился:

— Вот уж не думал, что кто-то еще смотрит TV.

— Да, я из последних могикан. Что поделать, телевидение постепенно вымирает.

— Подумаешь!.. — усмехнулась Флора. Глаза ей слепило солнце, но она все же пыталась рассмотреть транспортные команды, копошащиеся в своих антигравитационных ячейках. — Эксцесс — это гораздо смешней.

— Считают, что новости и текущие дела — это слишком эфемерно. Но когда Эр вернется к власти, — многозначительно объявил Уормлей, — будет много перемен.

— Не надо политики! — отрезала Флора. — Смотрите-ка! Спорим, они не поймают этот гараж!

К парапету платформы были причалены два скиммера, и незакрепленный гараж свалился прямо на них. Пустые, неуправляемые скиммеры камнем полетели к земле и бесшумно исчезли в буйных зарослях городской окраины. Листья и ветки сомкнулись — и теперь было бы бессмысленно искать там упавшие машины.

— Бездельники! — кратко оценил Уормлей качество работы транспортной команды.

Гараж передвинули на место. Хейлет-Вилладж и Чиппинг-Хамлет — две беспорядочные кучи домов неопределенного возраста, два огромных кирпичных лайнера плавно скользили в утреннем воздухе.

Странное дело, этот Уормлей — и привлекал, и отталкивал Марсдена. Дугласу захотелось прощупать гостя.

— Видимо, Эр разделяет взгляды Гоббса, — сказал он. — Классик говорит в своем «Левиафане», что права отдельных личностей должны быть признаны суверенными. Я правильно говорю?

Уормлей повернулся к нему:

— Эр разрабатывает философию управления. Мы ждем со дня на день его свежих решений. А все эти доатомные, докосмические системы — для нас просто мусор.

Марсдену пришлось согласиться.

— Новые ценности изменили общество, — сказал он, стараясь казаться спокойным, но чувствуя в глубине души, что не простит Уормлею его презрительного тона. — Однако вы забываете о Томе Пэйне, а ведь его слова — это непреходящие истины. Даже здесь, на планете Парсло, люди остаются людьми, как и на Земле.

При слове «Земля» Флора оторвалась от зрелища летящего города.

— Земля, — повторила она. — Мэсон сказал мне, что мы надолго застрянем на Парсло. Галактика, мол, неспокойна. — Она усмехнулась. — Когда она спокойна-то бывает, хотела бы я знать…

— Сейчас нельзя разбазаривать транспорты и стар-лайнеры на экскурсионные поездки, — с холодной казенностью разъяснил Уормлей. — Теперь, на Парсло, мы должны полагаться главным образом на самих себя.

— Да всем известно, что инопланетяне — тупицы, — оживилась Флора. — Настоящие дубины. Пока не пообвыкнут на Парсло — на них смотреть смешно. Даже моя сестрица Полли была сначала как дурочка деревенская… Но в их культуре есть что-то такое… У них ведь разрешительное общество…

— Парсло покончила со всем этим, — жестко сказал Уормлей.

Из окна было видно, как внизу по полям скользит огромная тень летящего города. Они пролетали над расчерченными фермами, где, не разгибая спины, трудились роботы. Пролетели над обширной безлюдной зоной, где бушевало море дикой зелени: покинутый сайт — отсюда когда-то улетел такой же город. Уормлей глубокомысленно озирал окрестности, на лице его было написано недосягаемое превосходство над простыми смертными. Но вот он дернул застежку воротника, кожаные нашивки блеснули золотом, и Дуглас вспомнил все, что он знал об этом человеке.

Несколько лет тому назад в ресторанах, спортклубах, спартанских кругах поползли первые слухи о некоем деятеле, известном под инициалом «Эр». Мэсон Уормлей был в числе приближенных этого лица, а Марсден никогда не лез в практическую политику. Хватало того, что феноменальная память позволяла ему в любой компании приводить подходящие цитаты. Кстати, он даже не гордился этим даром, а просто считал его частью своей натуры.

— Встретиться с Эр?.. Неплохо придумано, — сказал вдруг Уормлей. — Полагаю, что смогу это устроить.

— Да, конечно… — подтвердил Марсден, застигнутый врасплох: ведь он не просил об этом.

Перелет подходил к концу, и механики транспортного контроля уже выстраивали Хай-стрит над тем местом, где ей надлежало располагаться. Сначала посадили гараж — видимо, он, после этой аварии, вызывал у них особое беспокойство. Опустили пару драг-сторов, вертолетную стоянку и универсам — аккуратно, прямо на позицию; потом поставили библиотеку и сад. Остальная часть города — деревни-микрорайоны и муниципальные комплексы — простерлась на добрых пять миль. Марсдену повезло: он выбрал удачное место для жилья. А заработок преуспевающего спортсмена позволял прилично жить в этом перелетном обществе.

— Спасибо за прогулку, Дуг. Прекрасное зрелище! — Флора поставила на стол пустую рюмку, поправила волосы перед зеркалом и собралась уходить. — Мэсон берет меня на вечер в честь Мелвилла. Ты там будешь?

В этом вопросе не было никакой издевки. Ведь Флора при жизни его матери так дружила с ней. Но в голове ее всегда гулял ветер. Она и не догадывалась, какую отравленную стрелу воткнула в душу Марсдена.

— Нет, я, пожалуй, не смогу прийти.

Уормлей взял ее под руку:

— Ты забыла, Флора? Мелвилл же победил Марсдена в финале.

— Ой, верно! — спохватилась Флора. — Ну, Дуг, ты в другой раз победишь. У тебя ведь это здорово получается.

Марсден отвернулся к окну. Кто такая Флора Вальдесей? Легковесное существо, «своя девчонка» порхает от мужчины к мужчине, хохочет не смолкая и потягивает через соломинку — словно коктейль в баре — дни своей безоблачной жизни. Что от нее требовать? Марсден повернулся к гостям.

— Верно, Флора, иногда получается. Может, когда-нибудь получится сразу все…

Уормлей прервал его; он не грубо, но внушительно заслонил Флору своим крупным телом, как бы защищая от возможной обиды:

— Ручаюсь, что уже чувствую разницу в воздухе. Легче дышать. Ягоды на этом сайте очень хорошие.

— Тони сам его выбрал — он на это мастер! — Флора поспешила к двери. — На сайтах у Мандрэйка ягода всегда хорошая. Мы с ним ходили на вечер к Мифлинну, и он мне там такой гороскоп показал!.. Просто чудо! Правда, пока что ничего не сбылось…

Марсден ударил по тумблеру, открывая им дверь. Напоминание о Тони вдруг привело его в ярость. Захотелось раздавить их дверью. Или стать великаном, схватить их за горло и душить, как котят… Но он сдержался. Правда, мысленно, все же выпустил в обоих по целой обойме. Почувствовал явственно, как течет по пальцам липкая кровь. И крикнул им вслед:

— Славно погостили!.. До встречи!

— До встречи! — Они забрались в свой флайер, отчалили — и взмыли прямо против солнца.

Разумеется, Уормлей никак не мог уловить усиления Парсло-Радиации. Эффект слишком тонкий, чтоб так сразу «задышать». Марсден понимал, что Уормлей совершал ритуал — общепринятое лицемерие. Каждый мечтает о свежих сайтах. Каждый старается показать, что именно в него Папа-Рад — радиация родной планеты — бьет сильнее, чем в прочих. Те же, кто чувствует себя неважно, терпит неудачу, — говорят: «Ягода, должно быть, повяла». Дуг вспомнил: он и сам что-то такое сказал, когда Мелвилл победил его в фехтовальном финале. И всем было ясно, что он хочет сказать.

Все друзья и знакомые считали, что Дуглас Марсден — красивый, здоровый молодой спортсмен, щедро одаренный физической силой и ловкостью, мастер всех видов спорта, беззаботный и наивный, этакий счастливец: в общем, славный молодой человек, не привыкший много думать. И, кажется, никто на свете — кроме Паулы — не подозревал в нем бурной натуры, со страстными желаниями и глубокими депрессиями — припадками мрачного отчаяния от неверия в свои силы.

Он как раз собирался позвонить Пауле. Вот только сперва надо поспать, посмотреть заказной сон, а уж потом, после переезда города, можно будет и пригласить ее. Марсден боялся, что Паула откажет ему, но в глубине души сам желал этого. Теперь Лоаден был перемещен на подготовленное плато, где Парсло-Радиация била мощными импульсами из земли. А ему вдруг совершенно расхотелось ее видеть. В последнее время он почему-то избегал всяких контактов, охваченный новыми, незнакомыми раньше желаниями. Жил он хорошо. Знал, что ему завидуют. Здесь, на планете Парсло, — за тысячи парсеков от Земли, — жизнь улыбается только тем, кто имеет деньги, талант или просто способен жить так, как придется, — без претензий. Собственно говоря, все это верно для любой планеты, населенной людьми, да и для самой старушки Земли во все времена ее истории. Но по ряду причин именно эта планета — Парсло — уникально подходила к вышесказанному.

А почему это Уормлей так хотел свести его с Эр? Беспокойство овладело Марсденом. Ведь он привык обходить острые углы, избегать бурных сцен и проблем, от которых расстроишь желудок. Его волновала лишь одна проблема — как стать самим собой, как оставаться самим собой, — и, решая эту задачу, он отвергал всякое чужое вмешательство: знать не хотел ни Эр, ни Уормлея, никого из этих типов.

Правда, была еще Паула.

Он теперь не засыпал, не поговорив с ней. И перед тем как окунуться вдвоем в непристойную яму страсти, он мучительно пытался хоть как-то проанализировать свое отношение к этой женщине. Они питали друг друга жгучей энергией, терзаясь своим мучительным обладанием; и, обессилев в ненасытной схватке, проваливались еще глубже — в забытье сна.

В том «разрешительном» обществе, о котором болтала Флора, едва ли испытывали что-нибудь подобное.

…Она не стала зажигать экран, когда он позвонил. Так что Марсдену пришлось говорить с безликим голосом.

— Дугги? — Когда-то он невольно засмеялся, услышав такое имя из ее уст. — Дугги, ты? Я жду твоего звонка. Что ж ты раньше не позвонил? Мой-то Глен: нарочно купил мне новый флайер, а сам махнул в Боростац. — Паула говорила громко. — Я совсем одна. Он наверняка улетел к той мышке, к блондиночке из столичного архива.

— Так, так, — пробормотал Марсден. — Ладно, дорогая. — Его раздражало, что видеотелефон не показывает ее лица. — А Глен не знает…

— Флайер называется «Экспрессон-Вертиго». С виду — так себе…

— Ого! Из лучших моделей года. Скорость — Мах-три. Нет, за твоего Глена стоит заступиться: он у тебя не жмот…

— Дугги, дорогой, хочу тебя видеть. Я не могу без тебя жить. Я еще не в порядке — вот почему не включаю свет. Прилетай прямо сейчас!

— Но, знаешь… — начал Марсден.

— А зачем тогда ты звонишь? Не будь так жесток, Дугги!

— Буду, буду сейчас, дорогая. До встречи.

— Ты еще меня любишь?

— Ты сама знаешь.

Чуть подождав, он отключил связь. Посмотрел на постель, на подготовленный аппарат снов. Вспомнил, что сказала Флора… Взял куртку и вышел к ожидавшему его флайеру.

 

II

АМАЗОНКА

На Планете Парсло верность старой родине — Земле — была законом. Существовал и другой нерушимый закон: жить здесь можно только по разрешению Управления Радиации Парсло, которое никогда не ошибается. Вскоре после завершения строительства первых поселений, происходившего под командованием Патриарха Парсло, ученые окончательно отказались от всяких попыток понять природу Радиации; а ведь вначале они активно занялись измерениями и опытами, желая найти ей место в каталогах многочисленных уже известных излучений. Старый друг Марсдена, университетский доктор Пер Карлквист часто горевал об этой всеобщей покорности: теперь для любого исследования, для любой свежей мысли шлагбаум закрыт. Долгими ночами они беседовали об этом, да что там они — весь народ требовал от правительства и науки: соедините свои силы и узнайте наконец, что такое эта дающая нам жизнь Радиация!

Паула Лейден жила в городе Черекровец. Это был город пастельных тонов, город шпилей и куполов, лежащий меж серебристых пальцев речной дельты у Спокойного моря. Под ярко-красным флайером Марсдена проплывала земля — дикая и фантастическая, полная буйной зелени. А частые оспины давно покинутых сайтов колыхались самыми густыми зарослями. Он пригляделся к местности и нажал кнопку автопилота, но скорость на максимум не поставил: не хотелось слишком спешить. Зависимость от этой женщины начинала тяготить его. Да, Паула дарила ему моменты высшей страсти, но резкие смены настроения, глубина ее депрессий — с некоторых пор просто пугали его. Он уже прикоснулся к регулятору скорости — но рука не послушалась его.

По всей юго-восточной части континента землю усыпали покинутые сайты городов… Мятежное изобилие зелени стелилось там, где шли проспекты и высились живые комплексы. У самого Марсдена мать родилась на севере, в Стирольной зоне. Там рано выпадал снег; Дуглас еще помнил материнские рассказы о зимних кострах — так странно было слушать о них на солнечном пляже юго-востока, в аромате садов. Теперь ее нет. Умерла и встретилась — там — с его отцом… Они были хорошими родителями, не стоило ждать от них большего — в тех невероятных ситуациях, которые налагали на них самые неожиданные требования…

Флайер летел стрелой — прямо на Черекровец.

С той роковой встречи уже прошло четыре года — Лейден тогда по-дружески пригласил его к себе на вечеринку. А может, четыре дня, или четыре века? Порой он совсем терял чувство времени, попадая в ауру Паулы… в ауру Паулы? или в пауру Аулы?.. Ум за разум заходит… Терял даже рассудок… терял сознание… все терял… но так много получал потом — ее дивные прелести, ее чудеса, ее сокровища. Да, тело Паулы он завоевал без труда. Но он завоевал больше, чем просто обладание ею. После всех потерь — он получил свежесть ощущений и острое чувство красоты. Все стало обращаться к нему острыми гранями. Он все время был погружен в воспоминания о Пауле — в чувственные, осязательные воспоминания о ней, сразу возбуждавшие его, он жил и дышал, чтоб увидеть ее снова… Это длилось четыре года, а может — всего четыре секунды…

Его вдруг охватило желание музыки. Оно все росло и наконец заставило набрать номер на циферблате. Теперь в его домашней кассетной библиотеке засуетился робот — рычаги перебирают кассеты и нажимают на клавиши. И вот уже вертится бобина. Изящный темный квадрат приемника сначала тихо, потом все громче наполняет кабину звуками. Это льются первые торжественные аккорды Дворжака — симфония «Из Нового Света». Марсден слушал эти вступительные такты, позволял музыке втекать в свое сознание и обволакивать его… И вдруг — словно удар топора обрубил мелодию — раздался голос Паулы:

— Дугги! Дугги! Отвечай мне, Дугги!

Его дернуло, как от удара кулаком:

— Паула? Да, Паула!

— О Дугги, дорогой! Глен пришел домой! — Ее охрипший от волнения голос перешел в шепот заговорщицы: — Я знаю, он подозревает! Сейчас тебе нельзя сюда!

— Ну ясно! Нельзя.

— Но ты правда любишь меня, Дугги?

— Конечно, люблю!

— Я должна лететь! Думай обо мне, дорогой!.. Я уверена — Глен хочет сделать что-то страшное! Как вошел, сразу спросил меня про новый флайер. Я не смогла даже выйти — позвонить тебе. Это было ужасно!..

Марсден слышал ее тяжелое дыхание на том конце связи — но щелчок тумблера разорвал контакт. И сразу Дворжак с величественным равнодушием снова полился в кабину…

Дуглас в раздражении вырубил музыку. Это — в духе Паулы. Она же просила… На мгновение он ощутил, как смыкается черная вода над головой… все! Он наклонился и щелкнул тумблером, переключаясь на другой канал, чтобы тут же услышать заразительный, булькающий смех Стива Уинкэма.

— Дуг! Собачий сын! Я тебя по всему свету ловил эти два дня!

— Понимаешь, только что передвинули наш Лоаден. А ты бы, Стив, роботов получше поставил себе на связь.

— Хорошо, что я еще живьем тебя не ловил — на моих старых летучках. Тогда бы ты посоветовал мне купить новый флайер.

— А что, ты не можешь себе этого позволить?

— В общем-то могу… Видишь ли, я сделал дело с Куллифордом.

— Наконец-то! Это здорово, Стив! А сейчас ты где?

— Не слышу в голосе жажды встречи! Я на векторном курсе. Черекровец будет через 16 минут 10 секунд.

— Я тебя встречу в «Красном дереве». — Это была скромная таверна, где Дуг часто бывал с Паулой.

— Ну нет, Дуг. Давай лучше в «Ампи Майка»? Подойдет?

— Ладно. Слушай! Ты не введешь снова меня в Спартанские круги?

— Это можно. Я как раз придумал для тебя кой-что. Не поверишь — именно сейчас обмозговывал, а тут твой робот мне кричит, что ты — на Черекровце. Уладим. Люблю четкую договоренность.

— О чем это ты?

— Сам увидишь.

Стив Уинкэм часто темнил, скрывая свой очередной фокус. Это, наверно, было связано с его профессией — импресарио. Как мифологический герой, он поднимал зыбь — внезапно, чтобы насмешить богов.

Такие мысли пришли к Марсдену, когда он вылезал из флайера, припаркованного в тесноте около «Ампи», и увидел, как Стив Уинкэм уже потягивает у стойки «Кровавую О'Хару». У Стива был острый подбородок, но в первую очередь все замечали его глаза — светло-голубые, выпуклые, излучавшие тонкий добрый юмор. Он запоминался: его живость и румянец, возбужденная речь — все это говорило о глубокой увлеченности Стива всеми гранями жизни.

— Дуг! Что ты пьешь в эти алко-дни? Заказывай ужин.

— Что и всегда. Мне, Стив, крепкий цитрус с каплей джебаля.

— Твоя история с Таккатом — это здорово!

Пожали руки. Марсден сам устраивал свои любительские матчи, но обычно толку выходило мало. Поэтому для профессиональных схваток и состязаний, за счет которых он жил, Дуг предпочитал нанимать Стива Уинкэма. Чутье спортивного импресарио у Стива было что надо.

— Почему здорово?

— Тренировка у тебя еще хорошая.

— Куллифорд, — напомнил Марсден, сделав глоток. — Вот это для тебя, Стив. Когда?

— Старик! Важнее — где!

— Ну?

— Парень настаивает — в экваториальной зоне.

— Мне подходит. Планетное вращение даст чуть больше баллона — ты же знаешь теорию. А он-то почему так хочет?

Куллифорд родился в Поляр-сити, на севере Стирола, где уран добывают.

— Ясно. И ты думаешь — экваториальный баллон поможет ему против меня? — усмехнулся Марсден. — Ну, Стив, и хитрый же ты лис. Я это могу оценить. Но ведь смотри — декатлон сведет на нет всю разницу. Бери Куллифорда. Где и когда ему вздумается. — Он погасил усмешку. — В бруто все решает дубина.

Уинкэм громко чмокнул губами:

— Порядок, Дуг. Как скажешь. Я всегда стараюсь: все к услугам клиента.

— Так и будет, старина! Лучшие в мире экзисенсы. Люди заплатят, чтоб увидеть находку Стива Уинкэма. Вот — ирония наших дней… А почему ты хотел в «Ампи Майка»?

Уинкэм допил свою «Кровавую О'Хару» и встал:

— Пошли, покажу.

Марсден тоже встал и пошел за Стивом. На момент они отразились в высоком зеркале бок о бок. Уинкэм расхохотался, и его ослиный гогот прозвучал куда громче обычного.

— Ух, Дуг, и здоровый же ты, черт! Вот сейчас ты в зеркале — как башня надо мной. А лицом к лицу — как-то не замечал!

— Называй меня: «тактичный Ку-Зет!» — сказал Марсден, отходя от зеркала.

«Ампитеатр Майка» был построен в форме огромной миски; гордо поднимались крутые бетонные стены с отгибом наверху — их поддерживали включенные в бетонную толщу антигравитационные блоки, иначе такое сооружение не устоит. Этот гигант считался весьма привлекательным для шоу-бизнеса: на такой сцене что угодно можно поставить.

Под полом огромной главной аудитории заключался целый лабиринт отдельных, но соединяющихся комнат, рингов и сцен; они обычно были заняты. Уинкэм вел Марсдена к «Восьмому желтому» рингу. Горизонтальные и эскалаторные ленты несли их через комплекс, а из помещений слышались выкрики, звон металла, глухие удары боксерских перчаток, легкий топот изящных ножек, резкие удары колокола. Все эти звуки и запахи канифоли, пота, пыли; невольное ощущение вкуса крови во рту — это были для Марсдена как старая, но незабвенная любовь. Люди, проходившие и скользившие мимо — боксеры, борцы, фехтовальщики, амазонки, футболисты и гирокларисты, одетые в цвета своих клубов, — вся эта смесь оттенков и стилей всех видов спорта планеты — все эти атлеты олицетворяли выбранный им жизненный путь. Марсден давно уже перерос уровень местных Спартанских кружков, но память юных лет не угасла в нем…

«Восьмой желтый» был невелик, даже тесноват. Места — человек на двадцать шесть — обычно бронировались на время особенно интересных схваток: за счет казны для всяческих знаменитостей или за собственные — и хорошие! — деньги для особенно ярых болельщиков. В переднем ряду сидела пара; они позевывали, развалясь, — сразу было видно компетентных профессионалов. Марсден кивнул им: «Джек, Молли! Привет, рад видеть!» — и сел рядом с Уинкэмом.

Шла пробная схватка. Дуглас рассмотрел подготовленный к бою ринг. В безжалостном свете лучей кружили две девушки — словно кошки перед дракой.

— Это Феникс Поппи, — тихо сказал он Стиву, устраиваясь в кресле. — Помню ее. Она еще в хорошей форме.

— Да нет, старик, смотри на другую! Мы из-за нее пришли. Валяй свое профессиональное мнение. Если ручаешься мне за нее — заплачу без всяких, и считай, что договор готов.

Марсден сердито взглянул на веселого импресарио:

— Не надо, Стив! Бизнес есть бизнес, а мне не хотелось бы ломать ей жизнь.

И Стив, развалясь в кресле, сосредоточил внимание на сопернице Феникс Поппи.

Иные профаны сочли бы, что у мужчины нелепо спрашивать мнения об амазонке. Но Уинкэм и Марсден знали лучше. Женщина, даже если она сама — классная амазонка, никогда не даст объективного ответа.

— Ее зовут Шари Арруза, — шепнул Уинкэм. — А сама она величает себя «Алое Пламя» — дурочка еще.

Амазонки эти сражались с умом. Шари Арруза скользила по рингу в хорошем ритме. Марсден быстро измерил ее темп в секундах. Она была быстрей, чем Феникс Поппи. Одетая в алое — шорты и туника, обнажавшая ее правую грудь, — она двигалась более уверенно. Ее стандартные черные сапожки до колен блестели в лучах света, твердо постукивая по брезенту ринга. Плетеный щиток, диаметром двадцать четыре сантиметра, так и плясал в ее левой руке, парируя электрические укусы бича Феникс Поппи.

Маски девушек сверкали бижутерией под лучами юпитеров.

Каждая из двух амазонок пыталась достать до тела противницы своим электрическим бичом, свистя и щелкая им. Круглый щиток отбивал удары этого змеиного жала. Удар — отбой, удар — отбой, и хлыст опять готов для нового удара… Иногда бичи переплетались, и девушки отскакивали назад, чтоб разделить их. Победить должна ловкость и быстрота.

Уже дважды Алое Пламя была близка к победе, и Феникс Поппи лишь в последний миг удавалось поставить щиток. Марсден не мог не увлечься зрелищем — он наклонился вперед, следя за качаниями девичьих тел и взмахами бичей, мерцавших радужными отблесками ярких огней.

Сердцем бойца он хорошо понимал этих девушек — их сложные маневры, их преданность боевому искусству амазонок, моральный груз, лежащий на них. Глядя на ринг, он не мог быть судьей — слишком живо сочувствовал он обеим соперницам…

Вдруг, Поппи, уже казавшаяся усталой и неспособной продолжить схватку, взметнула свой бич в воздух. Как живое змеевидное существо, хлыст закружился, вибрируя и набирая силу. И вот посыпались удары — как прыжки ядовитой кобры. Шари, застигнутая врасплох, выбилась из ритма — ей осталось только отбиваться щитом. Было слишком поздно. Электрическое жало вонзилось в ее обнаженную грудь. Дуглас ясно видел искру разряда и уловил сдавленный стон девушки. Красное пятно, словно второй сосок, выступило на белой коже груди.

Молли в первом ряду встала. Она показалась Дугу жестокой и неприятной; на лице ясно виднелись следы старых шрамов, залатанных пластическими операциями.

— Хватит, дочка, — обратилась она к Поппи. — Иди оботрись. И ты, милочка! — это относилось к Шари Аррузе.

Алое Пламя сошла с ринга, держа в левой руке опущенный бич и щиток, а правой потирая ужаленную грудь. Дуглас хорошо понимал, что главная боль у нее внутри — ощущение раненой плоти было ничто в сравнении с горечью поражения.

— У тебя третий удар! — отметила Молли сухим тоном бывалого тренера. — Сегодня, милочка, ягоды тебя подвели.

— Завтра я постараюсь! — быстро возразила Шари, переводя дыхание. Ее большие темные глаза с мольбой обратились к наставнице. Марсден смотрел, как мускулы перекатывались на ее удлиненных бедрах. Молли покачала головой. Шари сняла с головы алмазную диадему, освободив массу упругих темных волос. Молли продолжала:

— Жалко, милочка.

— Но это все ягоды. Я уверена, — торопилась сказать Шари, тяжело дыша и продолжая массировать грудь. — Скоро ведь Черекровец будут передвигать. Все говорят.

— Может быть, милочка, все может быть. Иди-ка теперь умойся, приди в норму.

— Ну? — спросил Стив Уинкэм, когда девушка шла к раздевалке, волоча по полу бич. Ни разу она не взглянула ни на Стива, ни на его друга.

— Хорошо, — определил Марсден с уверенной легкостью эксперта, говорящего о том, чего он сам никогда не сможет испытать. — Но не слишком. Не высший класс.

Молли повернулась к нему с недовольным, но все же любезным выражением лица и согласно кивнула:

— Застыдилась. Но так всегда бывает. Поппи через это уже прошла. А у этой еще и не было настоящей беды.

В душе Марсдена росло раздражение. Для чего Стив притащил его сюда? Ну ладно: бедняжка пытается получить звание амазонки. Высокооплачиваемый спорт, тут тебе и деньги, и самоутверждение. Но явно проваливается. Зачем тут профессиональная компетентность Марсдена? На таком уровне вполне достаточно опыта Молли.

— Пошли допьем! — встал Уинкэм. — С нами, Молли? А Шари не захватишь?

Медленно угасало то возбуждение, которое Дуглас неизменно ощущал при виде любой спортивной схватки. Он достаточно разбирался в тайниках души спортсмена, и ему были понятны мотивы действий Стива: тому были нужны не победы, не победители — ведь все лавровые венки все равно когда-то пойдут в мусор. Дуг сам предпочел бы, чтоб все были победителями — без побежденных. Он чувствовал, как в его тело впитывается сок ягоды… Нет, ерунда, Радиация Парсло слишком тонка для этого… Но он вдруг ощутил страстное желание сойтись в бою с Куллифордом — прямо здесь и сейчас!

Вернулись в бар и стали ждать женщин. Тут Стив Уинкэм неожиданно заявил, с необычайной для него трезвой ясностью:

— Дуг! У меня не случайный интерес к Шари Аррузе. Я не хочу, чтоб она прохлестала всю свою жизнь в амазонках…

— Вот как? А что она сама об этом думает?

— …и я помогу ей. Ну, про твои дела с Паулой я знаю. Слушай сюда. Ты ведь устраиваешь все свои любительские выходы сам. Сам себе антрепренер. Прекрасно! Профессионал, не буду критиковать. Но ведь тебе нужна секретарша, такая…

— Бог с тобой, Стив! Какая еще секретарша? У меня для такого дела роботы.

— Да. И сколько раз твои роботы сажали тебя в лужу? Бери-ка лучше Шари своей секретаршей: фактотум шефа, твой заместитель по всем делам, исполнитель всех поручений. Такую работу она будет делать с закрытыми глазами. Она — бакалавр по компьютерам. И сил у нее хватит — я знаю… — Стив замолчал, думая о чем-то своем.

Да, Источник Жизни в Черекровце, видимо, слабел. Радиации Парсло здесь, похоже, уже не хватало. Марсден наклонил голову, соглашаясь. Возражать не хотелось: каким-то образом он почувствовал облегчение.

— Ладно, Стив! Так и сделаю. Но если она все мои дела запутает? Тогда ты будешь своей шкурой отвечать!

— Не запутает, Дуг! Я ее знаю, а она — меня. А тебе нужен кто-то, чтобы вправить тебе мозги.

Марсден подумал о Пауле Лейден: «Мои мозги? Это — самая неразрешимая загадка Вселенной».

 

III

РАУТ С ЯГОДОЙ

После встречи Марсдена с Шари Аррузой у «Ампи Майка» прошло уже четыре дня. Но Дуглас с тех пор сумел перехватить лишь пару двухчасовых сеансов интенсивного сна и так и не смог погрузиться обратно, в нормальную рутину веселого общества богачей Планеты Парсло. Вновь, словно ложноножки амеб, распростер Хейлет-Вилладж свои эскалаторы, движущиеся тротуары и висячие мосты — к окрестным поселениям, к предместьям Лоаден-сити.

Жители Хейлета восстанавливали прерванный ритм своей жизни и вновь окунулись в поток вечеринок, балов, раутов, дискотек. Впрочем, все они, как и положено, усердно работали, но зато потом — большую часть времени — развлекались еще усердней. И Марсден в работе и отдыхе усердствовал не меньше своих соседей.

Профессиональная сторона его спортивной жизни обеспечивала ему приличный доход. Да и вообще в этом мире не было бедняков: нищета отдалилась от него во времени и пространстве, вместе с дифтеритом, раком, чумой…

У себя в библиотеке, где Дуг хранил призы, ему пришлось не раз укреплять полки красного дерева — чтоб не сломались под тяжестью трофеев, этой воскрешенной старины: тяжелой листвы лавров, массивных щитов, мускулистых валькирий с коронами, венков, копий в руках, — все это было сделано из драгоценных металлов и нестерпимо блестело в солнечных лучах. Сам-то Марсден редко смотрел на свои трофеи. А если взглядывал, то каждый раз горькое чувство досады перехватывало ему горло.

Ставя на положенное место свой новый кубок финалиста по шпаге (в том финале его победил Мелвилл), — он едва бросил косой взгляд на выстроенные по полкам протуберанцы прежних кубков, ряды щитов и статуэток.

«Финалист Турнира Кооператоров по астротеннису».

«Вице-чемпион (четвертый год подряд) шахматного турнира „Паладин“».

«Вице-чемпион пятиборья по сирийским правилам».

«Парсло-Марафон, второе место».

Он резко повернулся, свалив рукой только что поставленный вице-чемпионский кубок по шпаге. И не стал поднимать — быстро пошел к столу.

Включил тумблером схему и приказал одному из роботов приготовить чай. Плюхнулся в широкое кресло (точно по форме спины), уронил руки на пластик обивки и задумался.

Свет в кабинете включался автоматически при закате солнца: яркость лампы росла по мере того, как снаружи сгущалась темнота. Однако то светило, которое люди Планеты Парсло именовали «солнцем», — вовсе не было тем Старым Солнцем, что светит где-то там на Старой Земле. Нет, та космическая пара Солтерра (Солнце-Земля) плыла где-то в космосе за много световых лет отсюда, далекая, как позабытый сон, окутанная мифами, уже мало трогающими душу. Планета Парсло давно порвала связь с главным потоком галактической экспансии.

Одни воспринимали Дугласа Марсдена как простого комика, другие же — как разумного человека. Всегда готовый к смеху и шутке, он, казалось, обладал неким даром — попадать в самый центр космических ситуаций. Но в последнее время ему стало как-то не хватать веселья. Он без особого успеха пытался вернуть себе прежний настрой. Депрессия расшатывала его нервы. Если он собирается победить Куллифорда в декатлоне, то ему нужно стоять на высшем уровне. Куллифорд — нынешний чемпион — должен быть побит! И осмеян штампами спортивных репортажей.

Если б только Паула позвонила!

После того памятного разговора на флайере он звонил ей четыре раза. Дважды ему отвечал Глен Лейден, и Дуглас сразу нажимал кнопку; один раз ответа не было совсем, а напоследок запрограммированный робот выразил вежливое сожаление.

Марсден не впервые испытывал такой психический вывих из-за своей влюбленности в Паулу Лейден. Но он любил эту женщину, вот и все — больше тут нечего сказать.

Если сейчас запрограммировать подходящий сон, то удастся вздремнуть полчасика. Может быть, это взбодрит его.

Конечно, он всегда может окунуться в эти экзисенсные штучки… «Дайте мне эксцесс!» — как сказал бард. С этой мыслью он нехотя заказал сводку последних программ. И экран исправно прокатил перед ним весь ролик — названия эпосов вперемежку с клипами о культурной и общественной жизни планеты.

Так что сказал тогда Стив Уинкэм?

— «Угроза из космоса» — ничего себе космоопера, есть там парочка смешных эпизодов. Тебе нужно послушать, Дуг! — Он пробежал стрелкой указателя по списку, выбрал нужное название, развернул на экране аннотацию. «Угроза из космоса». Главный герой — трабл-шутер, искатель неисправностей, направленный Галактическим бюро помогать нео-йовианцам — поселенцам на спутниках Юпитера в старой Солнечной системе. Время действия: тысячу лет назад. Темп действия: быстрый; напряженность: электризованная… Марсден не стал читать дальше. Он знал этот жанр. Главный герой будет менять, как перчатки, свои желания и даже — черты характера; он сам и будет тем агентом Галакт-бюро, сражающим одной левой нео-йовианцев и закручивающим любовь с героиней — некоей мисс Ширан… Марсден улыбнулся этому продолжению своих мыслей. Что ж — он выходит из депрессии: мысль о банальности какого-то экзисенса вызвала у него хоть слабую, но все же улыбочку.

И тут пришла следующая мысль — о Мэсоне Уормлее. Мэсон — человек, что в век Избытка не отказался от телевизора; человек, желавший встречи Марсдена с Эр. Слава Эр росла, как скорость стар-лайнера, вырывающегося из объятий звезды — красного гиганта. Марсден не скоро забудет тот день, когда Мэсон с Флорой зашли к нему.

Вот только бы Паула позвонила!

Как бы в насмешку над его мыслями — или это телепатия? — раздался гудок внешней линии. Дуглас щелкнул тумблером.

Это была Флора Вальдесей: мысли передались, но не те.

Поморщившись, он приветствовал ее:

— Хелло, Флора. Что нового?

— Я тут в Монтерре с Мэсоном, у нас вечеринка! Ты будешь, Дуг? Пожалуйста!

— Ну…

— Но ты же нигде не бываешь эти дни! И ведь не сплошные же у тебя тренировки! Ты и так в хорошей форме. Ну, скажи, что будешь! Пожалуйста!

— Буду ради тебя, Флора! — И он осторожно осведомился: — Кто еще там будет?

Она хихикнула, принимая неискренность комплимента с подобающим юмором:

— Тони приведет кучу своих друзей из Разведки. Мэсон здесь, конечно. Ну, и Мартин Крошей, Диана Персиммон, Глен Лейден… И этот божественный скульптор — маленький, как его зовут… ну, который сделал Лалу в бетоне…

— Рандимон Лайон, — подсказал Марсден; его память автоматически выдала информацию.

Глен Лейден!

Ему так хотелось спросить… но не посмел, никто не знает — и никто не должен знать! Во всяком случае, никто кроме..

— Дуг! Ты будешь?

— Буду там, Флора. А… ну, спасибо.

— Глупый мальчик! До встречи.

Связь разомкнулась.

Паула будет там! Должна быть. Паула, Паула, Паула…

Если бы его память не была столь плюсквамперфектной, он мог бы надеяться забыть Паулу Лейден. Но теперь ему казалось, что Паула существовала всегда — до всех других событий. Плюсквамперфект — предпрошедшее время… Он проснулся лишь в тот день, когда они встретились. А до этого он был только массивным телом с мощными мускулами — машиной для чемпионов. С тех пор… Он быстро набрал на циферблате «сновидение быстрой поездки» — короткую серию: лунный свет, кипарисы на берегу пруда с лотосом, звон гитары в отдалении… И продремал с полчаса.

Он проснулся, чувствуя свежесть в теле и покой на душе. Умылся, тщательно оделся, выпил бутылку молока и вышел к своему флайеру. Снова он вылетал на встречу с Паулой, и снова мир окрашивался в розовые тона.

Если Паула будет ласковой и теплой, если их связь уцелеет, не разрушится сейчас, — тогда он рванет в тренировке, он все-таки расколотит Куллифорда в декатлоне, завоюет первенство! Он станет наконец чемпионом, станет наконец Номером Один, поставит наконец на свои полки, в самый центр — настоящий кубок, где не будет — на потеху всему свету — ненавистных слов «второе место», «финалист» — побежденный финалист!

Бездельники давно исчезли с Планеты Парсло. Автоматика и кибернетика вместе с неистощимой, всех воодушевляющей энергией излучения позволили достичь весьма высокого уровня жизни.

Жители планеты трудились спокойно, невозмутимо; ходили чинно, экономя движения. Но развлечения их были разнообразны, экзотичны и порой доходили до дерзкого гротеска. Старые уравнения труда-отдыха, затасканные вечным бесплодным спором, — в омолаживающей купели Парсло-Радиации приобрели новую значимость, уникальную для Галактики, — здесь это знали все.

Марсден в последнее время не бывал в Монтерре — городе, заброшенном на западный берег континента, а значит — оторванном от центрального массива страны. Ученых очень беспокоила эта удаленность города, но Дуг сразу почувствовал, что радиация здесь сильная и свежая. Монтерр передвигался недавно, не прошло и года. Как сказала Флора, искренне радуясь встрече:

— Ягода чудесная, Дуг!

— Да, Папа-Рад здесь хорош! — согласился он.

Белокурая грива волос Флоры светилась холодным огнем — постарались ее косметороботы. Как всегда, она предпочла звездный жакет — серебро на изумрудном фоне. Что ни говори, красивая женщина: округлые формы, горячая кровь… которая, впрочем, не слишком обильно омывает сосуды головного мозга.

Сегодня Флора была еще свежей, веселей, чувственней, чем обычно. И, видно, заставила изрядно потрудиться свой блок косметороботов БО.

Этот раут — Марсдену удалось профильтровать вьющуюся вокруг отрывочную информацию — устраивался на берегу озера, на вилле некоего Патрика О'Монаган-Линга, в честь Тони, чей Развед-отряд только что открыл свежий сайт — новую посадочную площадку для города.

Собственно, для вечеринки не требовалось особого предлога, но как не отпраздновать такое важное открытие! Подходящие сайты с каждым годом найти все трудней.

Гости разгуливали по саду, исправно обслуживаемые роботами-официантами, на чьих подносах был большой выбор прохладительных напитков. Темные высокие кусты очерчивали тенистые аллеи. Дорожки из гравия разрезали изумрудные газоны на строгие геометрические фигуры. Над головами порхали, распевая, белые и золотистые птички. С приближением сумерек в каждом дереве и кусте замерцали разноцветные огни. Сама вилла была залита светом. Здесь царили роскошь, богатство, утонченность. Да, даже на Планете Парсло еще сохранилось деление людей по размеру доходов: радиация делится на всех поровну, а вот богатство — нет.

Болтая с Флорой, Марсден оказался в гуще гостей. Он решил чуть позже подойти к этому самому Патрику О'Монаган-Лингу и поблагодарить его за приглашение. Но, может, Флора пригласила его сама, без спросу? Это — дело обычное; ведь рауты для того и устраивают, чтобы людям одного круга пообщаться друг с другом.

Двое мужчин, негромко разговаривая, стояли под рукой беломраморного Аполлона. На одном было украшенное алмазами домино и голубой плащ; на другом — плотно облегающее трико из оранжевой синтетики. У этого человека лицо казалось изможденным и измученным какой-то тревогой.

— …Частную яхту. Ситуация гораздо хуже, чем признает Президент.

— Согласен. Если только Эр сможет…

Они увидели Марсдена, приближавшегося к ним, внезапно прекратили разговор и в полном молчании проводили его глазами. Это не понравилось Дугласу. Он понятия не имел, о чем они говорят; но он почувствовал на расстоянии их явную неприязнь.

Он взял с подноса у робота бокал для себя — цитрус с привкусом джебаля — и вопросительно взглянул на Флору. Она кивнула, засмеявшись:

— Шампанского мне, Дуг!

— Шампанского… Надеюсь, этот Патрик Линг запрограммировал твой любимый год, Флора!

— Милый мой, я люблю шампанское всякого года!

Смеясь, они прошли дальше к беседке, где голубые синички суетились вокруг кормушки. Обнявшаяся парочка, тоже стремившаяся туда, повернула в сторону, не показывая лиц. Вдруг навстречу шедшей впереди Флоре из темной беседки шагнул мужчина, вытирая губы салфеткой.

— Глен! — воскликнула Флора. — Я ищу тебя целый вечер. Где ж ты прячешься, противный мальчишка?

Глен Лейден ответил как-то неохотно:

— Хелло, Флора. Я тут гулял, видами любовался.

— А моим видом, что ж, нельзя любоваться?

Она сделала кокетливый пируэт. Лейден неопределенно улыбнулся, теребя в пальцах салфетку.

Марсден стоял сзади. Он уже хотел было уйти. Лейден — гладкий, грузный, одетый в модный темно-синий костюм с золотым отливом на воротнике и обшлагах, — представлял ту сторону жизни, с которой Дуглас сталкиваться не желал. Преуспевающий, высоко ценимый — этот Лейден, не будь Планета Парсло такой безнадежной периферией, — мог бы сделаться одним из Первых в галактике, разящим мечом среди звезд… Впрочем, он и на Парсло своего не упустит… Глен кивнул Марсдену — демонстрация дружелюбия; улыбнулся — уже свободней, и швырнул скомканную салфетку в урну.

— Хелло, Марсден. Слушай, Флора, ты случайно не видела здесь мою жену? На ней практически ничего нет, а Линг не умеет программировать свои нагревалки. Чертовы лодыри, а не роботы, скажу я вам.

— Паулу? Нет, Глен. Ни разу не видела. — Флора хихикнула: — Наверно, нашла там у озера какого-нибудь славного юношу.

Марсден стоял молча.

— Ну и денек! — Лейден огляделся кругом, словно искал глазами свою жену. Похоже, что он намеревался ни за что на свете не сходить с этого места, навеки загородив вход в беседку. — Вы куда-то шли?.. По каким-то своим делишкам, верно? А в доме, между прочим, идет Эврипид.

— Эксцесс потом. — Флора взяла Марсдена под руку и мягко потянула его в сторону от озера, по дорожке из гравия. — Подумаешь, супермен!.. Встал тут, как статуя… Мы лучше пойдем к озеру и поищем Паулу. Пошли, Дуг! — Она потянула его сильней.

Марсден подчинился и последовал за ней. Когда Глен уже не мог их слышать, Флора ехидно шепнула:

— Послушай, что он делал в беседке? Диана? Это — не его вкус. Бетти — хм! — может быть. Слушай, а давай вернемся!.. Хочется поглядеть.

Не найдя, что ответить, Дуглас промолчал. Флора продолжала:

— Это очень нечестно! Перед тем как у нас случился этот дурацкий перерыв в галактической связи, я получила длинную телеграмму от Полли, — она моя кузина, прелестная девочка, рыжие волосы, длинные ноги, в теннис чудесно играет. В общем — смерть мужикам!.. Так что я говорила?

— Ты говорила, что это нечестно.

— Правда? Ну да, именно так. Полли говорила, что брак — это такой анахронизм!.. А мы тут все еще женимся…

— Ну, Флора, к тебе-то это не относится.

Она снова хихикнула.

— Что я — дура, что ли? Да, они требуют сохранить эту архаическую систему — один мужчина с одной женщиной, пока смерть не разлучит. А я голосую против. Хочу сказать: брак — это все очень хорошо, но это же страшно старомодно.

В иное время Марсден бы посмеялся. Но сейчас он сказал:

— А если нет брака, то нет и адюльтера. И тогда пропадет все возбуждение от любовной игры. Они ведь именно это говорят!

— Они? Ну конечно, ты прав, Дуг. Да, когда имеешь дело с женатым, это всегда немного пикантнее… Но все равно…

— Парсло сохранил институт брака на своей планете, и мы его сберегли. Когда-нибудь, полагаю, мы сможем это изменить.

— Если ягоды нам позволят.

— Да…

— Ах, этот удивительный Папа-Рад! Он дает нам жизнь и все прочее! Без него мы умрем, умрем! — Вдруг она бросила руку Дугласа, закричала и замахала руками:

— Вон Паула! Паула! Паула!!!

Увлекаемый Флорой к берегу озера, Марсден шел прямо туда, где, окунув в воду свой желтый шелковый шарф, стояла Паула Лейден.

 

IV

ПАУЛА

Она не повернулась и не двинулась с места, хотя Флора позвала ее еще раз.

Опущенный в воду безвольной рукой, желтый шарф покачивался на легкой набегающей волне. Гравий дорожки громко скрипел под их ногами. Рука Флоры тянула Марсдена вперед. Он шел за ней, отставая на шаг, — не готовый, застигнутый врасплох, в страхе от мысли, что сейчас выдаст Паулу и себя этой веселой тараторке.

Он мог тут же, одним словом, все это разорвать. Он мог даже представить себе, как это случится: резкий жест, решительный вид — и прочь отсюда, прочь — навсегда. Потом Паула будет кричать, упрекать, оправдываться, плакать… Но он может покончить со всем этим прямо сейчас.

— Паула! Ты уши себе заткнула, дорогая?

Паула Лейден наконец повернула — медленно и вяло — свое стройное, сводящее многих с ума тело, столь изящное под полупрозрачным серебристым покровом, сверкающим алмазными блестками, — нереальное, будто пульсирующее.

— Флора… Я смотрела на огни в воде… такие яркие, дрожат на черном…

В тот день у Марсдена вечер наступал дважды. Быстроходный флайер — Max-три — одним прыжком перенес его через континент к западу, и снова, после сумерек, окунул в солнечный свет; и солнце — не то Старое Солнце Солтерры — еще раз зашло за горизонт в полосах охры и багрянца. Когда-то, на той Земле, под тем Солнцем, страдали люди, пока не поняли глобальный закон человеческой природы. Страдание происходило от чего-то такого, что они называли «болезнью зонального времени», — от некоего смещения чувства времени. Современный межзвездный человек не мог себе представить таких примитивных суточных расстройств…

— Мистер Марсден? — холодно сказала Паула. Не протянула руки для поцелуя, но этот жест чувствовался в ее позе, в ее словах.

— Миссис Лейден? — деревянно кивнул и Марсден.

Флора переводила взгляд с одной на другого:

— Глен тебя ищет, дорогая. Боится, кажется, что ты простудишься. А надо сказать, твое платье — довольно-таки…

— Изысканное, — слишком быстро подсказал Дуглас.

— Благодарю за комплимент, мистер Марсден. Боюсь, что Глен не понимает таких вещей… А ты, Флора, сегодня обворожительна. — Холод, вежливость дежурных фраз, спокойствие и плотная броня самоуглубленности — вот что окружало Паулу Лейден. В мужчинах она пробуждала средневековую преданность, она привыкла требовать и получать. Сейчас ее пепельные, гладкие волосы мягко блестели в слабом свете праздничной иллюминации, двумя сходящимися потоками спадая к алмазному колечку за шеей и растекаясь оттуда по плечам и спине.

Нежная красота ее бледной кожи с ясными дорожками голубых жилок затопила Марсдена воспоминаниями. Паула показалась ему старинной восковой свечой, горящей ясным, немигающим пламенем, — свечой, что горела и будет гореть целую вечность все тем же бездымным небесным огнем…

Все трое стояли в сгущающихся сумерках. Развешанные по деревьям фонарики бросали разноцветные блики на воды озера. Высокие темные кипарисы обрамляли тот берег; три белых лебедя безмолвно скользнули по глади и, как призраки, исчезли в густой тени…

— Еще бы шампанского! — весело крикнула Флора, все еще держась за локоть Марсдена.

— Да, это было бы славно, — тихо и четко ответила Паула.

Ни намека, ни дрожи в голосе — где же та женщина, что так безумно молила его о встрече, жаловалась на мужа с его подарком — новым флайером?.. Ни тени того капризного, взбалмошного существа. Нет, это была не Паула, а миссис Лейден, сдержанно-вежливая миссис Лейден.

Они медленно пошли вверх по склону берега. В кронах деревьев, готовясь ко сну, суетились птицы, Шорох набегавших волн уже был не слышен с берега. А впереди все громче звучали голоса гостей, хохот, шум веселых игр — этих глуповатых забав для людей, решивших во что бы то ни стало веселиться до упаду. Их окружал сад, утонувший в бархатном мраке ночи, мягко освещенный в тихих аллеях и залитый музыкой на террасах и площадках.

— А кто это, — оживилась вдруг Флора, — сказал в древности, что сидеть в саду — грех? Какой глупый старикашка!

— Святой Ансельм, — дал справку Марсден. — В двенадцатом веке по старому календарю Солтерры. Только он не говорил про грех. Он сказал, что это опасно для духа.

— Все равно — хитрый старый лис! Не нашел ничего лучше, чем приравнять сады к греху!

— Не забудь о Еве, — заметила Паула. Не смеясь, она искоса взглянула на Дугласа. — Как это: «Ни один мужчина не достоин женщины, воистину так, и сады… сады…»

— Сады окружены пустынями, горами и реками смерти. — Марсден осекся. Он не должен терять самообладания, пока не окажется наедине с Паулой. Тогда — тогда, конечно, прощай и самообладание, и гордость…

— Дуг! Ты просто старый мусорщик со своей историей!

— Звезды для меня сегодня несчастно сошлись, — Паула будто не расслышала шутки Флоры. — Мой гороскоп напугал меня сегодня утром… И у меня болит голова.

— Да не должна ни у кого болеть голова! — сердито оборвала ее Флора. — Ты, наверно, в последнее время брала мало снов! Это просто глупо и опасно — не получать сна сколько нужно! Жили бы мы в старые времена — тебе б дали таблетку от головы. — Она всплеснула руками: — Представь себе эту старину: все глотают то пилюльки, то таблетки, и вся эта дрянь потом разрушает внутренности. Они даже чтобы детей не иметь таблетки пили! Можете себе представить?

— Ты, Флора, — заметил Дуглас нахмурясь, — находишь удовольствие в нашем Избытке, ну, признайся!

Она согласно кивнула, смеясь:

— А ведь и вправду тогда было прелестно, если не считать их ужасной медицины и диких идей по гигиене. Но я однажды по-настоящему вела машину — в смысле автомобиль. В общем это грязная, вонючая развалина. Но, слушайте, было удивительное, архаическое ощущение мощи! Совсем не то, что на флайере, тут чувство легкости и свободы. А там…

— Машина? — спросила Паула. — О да, вспоминаю. Я видела раз такую модель — в Черекровецком музее. Меня брали в детстве. Это было… гм, смешно.

— Благодари свои счастливые звезды, что живешь на Парсло.

Паула сделала гримаску: в первый раз за вечер живое чувство нарушило гладкую гармонию ее лица.

— Не говори мне о звездах. Я же сказала, что сегодня утром мой гороскоп был ужасен.

Марсден понял, что эти слова предназначены для него. Он знал, что Паула истово верит в предначертания судьбы, в предсказания астрологов. И понял: нехорошо получится, если он не ответит прямо на ее молчаливый призыв.

Он сказал:

— «Сегодня» уже почти прошло, миссис Лейден. Ваш астролорист принесет вам прогноз получше.

— Конечно, Паула! Мне на сегодня такой кошмар предсказывали!.. Скорее бы завтра настало. Ты знаешь, я — Овен! — Флора явно была из тех непреклонных, что упорно называют знаки Зодиака их старыми сольтерранскими именами; причем связывают их с каким-нибудь похожим расположением звезд, видимых с Планеты Парсло, а вовсе не со старинной астрономической номеклатурой. Она болтала без умолку, пока они шли через широкий цветочный партер туда, где разливались яркий свет и добродушный хохот: — Ты знаешь, у меня обе Луны, верхняя и нижняя, были в оппозиции; а Ланселот царил в Рыбах — понимаешь, что это значит? — в квадратуре с Солнцем в Близнецах, и с Бельпуэнтом в Стрельце — тоже в квадратуре. Дорогая! Я сегодня боялась нос наружу высунуть!

— Скоро будет завтра, — снова не без юмора напомнил Дуглас. Паула держалась хорошо; ни долгих томных взглядов, ни горьких вздохов. Что с ней случилось за эти четыре дня? Почему она не позвала его?

— Я не буду тебе рассказывать мой гороскоп, — проговорила Паула без улыбки. — Хотелось бы, конечно, больше верить астрологу. — Она склонила голову, приветствуя проходящих мимо мистера и миссис Антони Клейн — смеющихся от счастья, раскрасневшихся от шумных игр этого вечера. — Всем нам очень нужен Мастер-астролог. У нас ведь нет практика высшего ранга, а Трэси Зимбабве давно умер…

— Ты права, Паула, ты права, — вздохнула Флора. — Возьми на заметку: я была у Афродиты в Пятом Доме — вроде бы неплохо.

— Вы встретите высокого, красивого брюнета-иностранца, — вдруг со смехом «спрогнозировал» Марсден; ему внезапно стало очень легко, появилась уверенность — все будет в порядке! Паула растает в его объятиях, как только они останутся одни. Он побьет Куллифорда в декатлоне; он сможет, наконец, положить настоящий чемпионский венок к ногам Паулы! Они вошли в покрытый тентом дворик-патио, где под взрывы смеха и шипение шампанского мужчины и женщины плясали и пели, собираясь веселиться всю ночь под звездами, столь чуждыми Старой Солтерре.

— Хелло, Марсден, — Мэсон Уормлей вышел наперерез со стаканом бренди в руке. — Полагаю, встречу с Эр мне удалось устроить. Он хочет вас видеть. Я дам знать.

Застигнутый врасплох Дуглас смог лишь пробормотать:

— Да, да. Хорошо. Буду ждать звонка.

— Намечаются большие дела, — многозначительно бросил Уормлей. Он кивнул Флоре, и она подбежала к нему, шепнув Пауле на прощание какую-то смешную глупость. Марсдену же послала воздушный поцелуй. И вот они с Уормлеем пошли в танце по дворику: он со своим бренди, она — с бокалом шампанского.

— Паула! — глухо, с яростью, проговорил Марсден.

— Не сейчас, Дугги! Пожалуйста, дорогой, не сейчас!

— Где ты была?

Она пошла в сторону, пожимая такими знакомыми пышными, гладкими плечами — в серебряных блестках. Она избегала смотреть ему в глаза. Вокруг плясали, резвились, пили незнакомые гости. Марсден ощутил какую-то непонятную слабость. «Возможно, так чувствуют себя импотенты», — решил он и поспешил за своей спутницей.

— Паула! Что случилось? Что это, скажи, Бога ради?

— Что ты имеешь в виду? — Она смотрела на него искоса. Дуглас явственно чувствовал ее отчуждение и напряженность. Он огляделся. За ними никто не следил.

— Ты знаешь, что я имею в виду, Паула. Когда я смогу тебя увидеть? Обычное место…

— Нет! — И уже мягче добавила: — Не сейчас, Дугги. Кто-нибудь увидит. Позови меня потом.

— Я зову сейчас! Почему ты такая злая?

— Я? Вовсе я не злая…

Он оборвал ее в начале какого-то бессвязного обвинения, а потом оборвал и себя, понимая бессмысленность всех слов. Паула есть Паула. Пора бы привыкнуть к смене ее настроений. Он заметил за последним столбом, держащим навес патио, полуоткрытую дверь. За ней — не выход, а темный провал, со смутными серыми тенями… — значит, комната с какой-то мебелью… Марсден изобразил на лице широкую глупую улыбку — совершенно, впрочем, нейтральную, никому конкретно не адресованную… и стал маневрировать меж гостями, увлекая Паулу к той открытой двери. Громкий смех, стрельба шампанских пробок, музыка — все это сразу смолкло, когда он ногой захлопнул за собой дверь.

— Дугги! Ты идиот!

Она рванулась к двери. Он схватил ее, оторвал от пола и притянул к себе, ощущая сквозь тонкое газовое платье ее тело.

— Паула!!!

Она боролась еще несколько мгновений; потом обхватила его так крепко, что он ощутил ее груди, придавленные к его ребрам… вцепилась в него, обдала все его лицо своим горячим дыханием, впилась в его губы, их языки переплелись… ее пальцы все сильнее вонзались в его спину…

Послушный робот при входе людей включил свет. Когда вспыхнула лампа, Марсден слегка отодвинул Паулу от себя. Увидел ее широко открытые зеленые глаза, яркость губ с блестками слюны, мелькание языка за ровными белыми зубками… Она вновь прильнула к нему, вздрагивая и всхлипывая с сухими глазами.

— О Дугги!

— Почему ты не звонила?

— Не могла! Глен был как зверь… а я хотела тебя!.. Мне нужно у тебя вот это!.. — Ее рука опустилась вниз.

— Я знаю… мы не сможем так дальше.

— Нам придется. Ты это знаешь.

Они снова слились в яростном, горячем, беспорядочном поцелуе…

Но Паула вырвалась из его объятия. Она провела рукой по гладким волосам, расправила белый газ на груди, поправила юбку, не удержавшись от недовольного восклицания: юбка помялась…

— Полечу, Дуглас, дорогой… Глен — он ведь ищет меня… Я… я хочу сбежать от него…

Она открыла дверь, выглянула наружу — как испуганная птичка с гладкой головкой, бросила через плечо отчаянный взгляд — и исчезла.

Будучи все-таки джентльменом в современном обществе, Марсден предоставил ей добрых пять минут, и лишь тогда покинул комнату ради дурацкого веселья этого раута.

 

V

НОВАЯ СЕКРЕТАРША

Стив Уинкэм привел Шари Аррузу на квартиру Марсдена, в Хейлет-Вилладж, через два дня после того проклятого раута у Патрика О'Монаган-Линга — или как там звали этого богача. Марсден так и не встретился с хозяином виллы, ибо уехал сразу, как только Паула вернулась к своему супругу. А ведь Лейден был раньше его другом, — обстоятельство, придающее всей истории привкус какой-то пошлой комедии, — вдвоем они повидали лучшие времена; да и сейчас дружба не совсем еще заглохла, как бы ни избегал Марсден Лейдена… Ситуация становилась просто нелепой.

— Эй, Дуг, старый живодер! — Уинкэм, в прекрасной форме, важно выступал, ведя за собой Шари.

Марсден расхохотался. Ему в общем было не до смеха; но Стив Уинкэм такой уж парень — заставит смеяться в любых обстоятельствах.

В это яркое утро Шари Арруза надела скромный костюм цвета листвы, не портивший, впрочем, ее великолепной фигуры. Дуглас живо представил тот красный рубец на ее правой груди. Эта темноволосая девушка со многообещающими губами, с глазами на мокром месте — она была потеряна как амазонка, и он не был уверен, что она станет идеальной секретаршей, но уж если кто-то должен проверить ее на профессиональную пригодность, то Дуглас был рад, что такая задача выпала ему.

Он усадил их, заказал тумблером напитки и — странное дело — почувствовал какую-то предательскую расслабленность.

— Шари бросила эти амазонские дела, Дуг. Она — слишком добра для этого, вот увидишь, Дуг, помяни мое слово.

— Вы все время долбите одно и то же, Стив, — Шари усмехнулась, и этот жалобный смешок не показался Марсдену слишком искренним. Девушка отчаянно хочет стать знаменитой амазонкой. Он знал это чувство. Хотя сам никогда не разбирался в амазонском спорте. У него хватало других дел.

— Я могу лишь сказать, Шари, что рад работать с нами. Мои дела в ужасном состоянии.

Ее взгляд потеплел:

— Я вам очень признательна, мистер Марсден. — Она пробежала глазами по трофейным полкам. — У вас репутация надежная… не думаю, что на всей нашей планете есть более знаменитый атлет, чем вы… Я хочу сказать… — Она не покраснела, но опустила глаза. Что ж, почитание всегда волновало Дугласа Марсдена.

— Конечно, я всегда твержу Дугу, что он — ас! Сколько перваков нахватал!

Марсден резко встал и заказал роботу свежего питья — хотя и это еще не допили. Стив не понимает, что несет. В этом парне не было ни капли злорадства, он говорил бездумно. Но его «перваки» ужалили Дугласа, вечного вице-чемпиона.

— Можно мне посмотреть ваши трофеи, мистер Марсден?

Он кивнул.

— И зовите меня просто Дуг. Инициалы мои Ку-Зет — но это лишь для деловых партнеров.

— Благодарю вас, Дуг.

Пока девушка изучала столь нелюбимые хозяином трофеи, Уинкэм наклонился к другу:

— Все улажено и все в этом мешке, Дуг! Куллифорд. — Он подмигнул. — Время — один месяц. Календарь местный. Так что малость отдохни и навались на работку. У тебя ведь вхождение в форму много времени не берет, тем более — для такого дела. — И вдруг спросил ни с того ни с сего: — Как у тебя с бруто?

Марсден скривил лицо:

— Ты же знаешь, Стив, — это у меня самое слабое место. Колотить соперника дубиной… у меня другое представление о спортивном искусстве.

— Это — тоже искусство, Дуг, это захватывает людей. А сам ты, между прочим, в бруто не силен.

— Я помню.

Да, после последнего поражения он плохо спал целую неделю. Никакие программы дримов не помогали — ни «Дримосхема», ни «Дриматика»…

— А в общем у тебя весьма неплохие шансы. Ребята уже загребают большие ставки на ничьих.

— Так рано? Неплохо. Куллифорд должен начать… ну, 3:2 по крайней мере.

— У тебя было 2:1 против него, Дуг, пока Куллифорду не помогла эта дама.

Уинкэм посмотрел в глаза Дугласу.

— Все в порядке, Стив. Я Паулу не видел.

Уинкэм, добрый старый Стив Уинкэм — единственный на этой планете, кго знает о них.

— Ладно, с этим — о'кэй. Надеюсь, ты не станешь прерывать тренировки? По крайней мере, сейчас не станешь?

— Она вела себя очень странно…

— Другого нашла?

Уинкэм мог так говорить. Имел право. На то он друг и товарищ, чтобы говорить жесткие, обидные, но часто справедливые слова.

— Не думаю. Нет, нет, я уверен. — Дуглас вспомнил их близость в той дальней безымянной комнате на рауте…

— Ты уж постарайся, — Уинкэм помолчал, выпил глоток и продолжал: — Хреновая ситуация, что говорить. Она баба что надо. Но добра тебе не принесет.

— Оставь это, Стив.

Шари вернулась к ним.

— Какая коллекция! — Она восторженно глядела на Марсдена. — Другого такого трофейного набора нет на всей Парсло!

— Скажите это еще раз, — попросил Дуглас с горечью в голосе.

— Мы назначили сборы в одном милом пустынном местечке — у экватора. Там с неделю назад передвинули город — называется Упландс. Папа-Рад довольно эффективный; для поддержания города не хватает, а нам — на время матча вполне достаточно. Цену билетов назначим по максимуму.

— Ты все обеспечил для моей победы, Стив.

Уинкэм усмехнулся:

— Я делаю свое дело.

— Теперь, мне кажется, передвигают города куда чаще, чем обычно, — сказала Шари. — Ягоды, видимо, держатся не долго.

— Это бабушкины сказки.

— Да нет, Дуг, — покачал головой Уинкэм. — Возьми, к примеру, Черекровец. Там я все время слышу разговоры о новой передвижке.

— Да быть того не может! — подскочил Марсден. — Они ж двигали его совсем недавно… ну ведь… ягода была чудесная, когда мы там побывали прошлую неделю.

— Не знаю. Знакомый парень из правительства рассказывал. Президент не делает никаких заявлений; но думаю — они там беспокоятся.

Шари нервно засмеялась:

— Я полагаю… — и осеклась. — Нет, — сказала она, хихикнув. — Нет, конечно нет.

Марсден знал о любви Уинкэма к Старо-Земным временам — по обычным экзисенсам Стива; это, естественно, сказывалось на стиле его речи. Выходцы из семей колонистов — они стремились сохранить как можно больше связей с Солтеррой. Нет, о разрыве с Планетой Парсло не могло быть и речи; но в культуре — и в астрологии в том числе — они признавали свое земное происхождение.

Обговорив все детали тренировок, оплату спарринг-партнеров и участников декатлона, Уинкэм отбыл. Уходя, он послал Шари воздушный поцелуй. Марсден же немедля посадил девушку за работу. Нужно было переворошить массу дел, и ей пришлось восстановить отключенную связь с центральным компьютером. Дуглас не мог вспомнить, когда он последний раз использовал выходной терминал. Что же касается входа, то Шари даже пришлось вытирать пыль, которую прозевали роботы-уборщики.

Он решил урвать часок, чтоб насладиться дримом, и спал хорошо.

Вечером, после ужина по программе робота из Центральных кухонь, — они побывали у экзисенса, которого рекомендовал Стив. На этот раз — уже не «Угроза из космоса». Они выбрали из каталога «Звезды — наши», и на время Марсден стал Клифтоном Руджем, научным репортером газеты «Дэйли Метеор» — в смертельной схватке с человекороботами — те безжалостно подавили все человечество и приковали его к одной единственной планете — Солтерре. А спокойно сидящая рядом Шари Арруза обратилась в Лиз Ричмонд, объединенную телепатической связью с Клифтоном Руджем, его соратницу по борьбе с гарпиями.

Чисто первобытная забава.

Наконец они стали возвращаться в настоящее, телепатически объединенные еще звучащими в ушах словами: «Смотри на нас, галактика! Человек — в пути, и звезды — наши!» Дуглас Марсден свистнул, потягиваясь:

— Теперь такого никто не напишет.

— Скажите это еще раз, — усмехнулась Шари, повторяя фразу Дугласа.

— Я думаю: люди всегда находили себе какие-то развлечения, пока не изобрели Эксцесс, но это, должно быть, было скучно.

— А знаете, что нам рассказывают в университете? Люди ходили в театр, кино и получали большое удовольствие; но не могли полностью включиться в действие, стать персонажем по своему выбору. И вот представьте: человек сидит, ерзает на своем стуле — а вступить в экзисенсы и стать Гамлетом не может. Как ему понять мотивы действий Гамлета, если он только смотрит и слушает?

— А вам бы хотелось стать леди Макбет или Клеопатрой?

Она прищурилась, задумчиво сложила бантиком свои подвижные пухлые губы:

— Этими двумя… гм… скорее, обеими, Дуг. А я больше всего люблю Селимену — ну, часть ее натуры. — Закрыв глаза, она продолжала мечтательно: — Когда девушке двадцать, а она все еще одинока, ее кругозор страшно сужается. Если бы брак со мной мог удовлетворить ваши желания…

Подумав о Стиве Уинкэме, Марсден воздержался от грубых комментариев, сказал лишь:

— Женщины Мольера — не такие, как у Шекспира, которого мы должны благодарить за разнообразие характеров. Но если я когда-нибудь видел копию Клео, то это вы, Шари.

Она взглянула на часы и удивленно расширила глаза, заинтриговав Марсдена. Ее губы дрогнули, но она сдержалась и скрыла от него улыбку.

— Мэгги мне позвонит через пять минут. Как раз успеем посмотреть новости…

Она включила телевизор. Дуглас уже забыл, где у него размещаются дистанционные кнопки для разных приборов. Вспыхнул миниатюрный телеэкран и робот-диктор стал зачитывать какую-то ерунду об утверждении Президентом разных биллей и законоположений, которую Марсден, вместе с 99 процентами своих соотечественников, не понимал и понимать не желал. Его удивил неподдельный интерес Шари Аррузы к новостям: значит, она входит как раз в этот единственный процент… Он прошел к бару и заказал стаканчик.

Вызывной экран вдруг вспыхнул и зазвонил: какая-то девушка ждала снаружи. Шари встрепенулась, выключила телевизор и засуетилась, ища свой кошелек.

— Не понимаю, зачем это правительству субсидировать TV, — проворчал Марсден. — Пустое это дело. Лучше бы они вложили эти средства в расширение разведочных полетов. Народ ведь смотрит TV только во время выборов.

— Но вот это и оправдывает вложенные средства.

Шари повертелась перед зеркалом, проверила свой вид, заглянула в кошелек, одернула костюм — и вот она готова к выходу.

— Сейчас иду, Мэгги! — сказала она вошедшей девушке. Марсден увидел классический профиль, лицо цвета темного махагони, широкие брови, пышную массу платиновых волос, платье в горошек — розовый по красному, и длинные стройные ноги, которые он автоматически оценил как «первый класс». Красотка Мэгги, назвал он ее про себя.

— Хелло, мистер Марсден. Она грациозно протянула руку, и Дуглас пожал ее холодную ладонь.

— Шари — уникальная девушка. Она может заботиться о другом человеке больше, чем о себе самой, — объявила Мэгги. — Вам повезло, мистер Марсден. Она за пару дней заведет вас и ваши дела как ядерный таймер. Обещаю вам.

«Что за черт, — подумал Марсден, — посторонние люди настолько в курсе моих дел!..» — однако улыбнулся, кивнул и говорил какие-то банальности, пока обе девушки не ушли. Эх, всегда ему это трудно давалось — завязывать прочные знакомства. И виной тому в первую очередь — его феноменальная память. Ведь умение пробиваться в обществе — во многом зависит от способности забывать прошлые неприятности.

Спортзал, примыкающий к его квартире, содержал почти все снаряды, нужные для поддержания формы. Впрочем, для усиленных тренировок всегда можно слетать в «Стефан-Ампи» или в любой другой спортодром. Итак, он пару часов потолкал штангу, повертел педали, поколотил груши, засек время на подъем и спуск по скользкой, утыканной остриями полосе препятствий и с досадой на самого себя отметил, что добавил две секунды к своему лучшему результату. Наконец он поднял дубину для бруто-спорта. Взвесил ее в руке. Пять футов длины, пятнадцать сантиметров в окружности — массивность этой штуки как бы бросала ему вызов. Глубокие выемки для пальцев. Концы тупые; тыкать не разрешается. Нужно колотить, дубасить противника. Марсден правой рукой раскрутил бруто-дубину над головой. Мышцы его напряглись. Со всей силы хватил по боксерской груше. Несчастный кожаный мешок треснул, вылетело облако мелкого песка. Дуглас отступил назад, отмахиваясь от пыли и кашляя. Отбросил в сторону бруто-дубину. Вышел из зала. Нет, это неправда, что он никогда не будет чемпионом! Неправда, что он никогда не достигнет вершины! Неправда, что он никогда и ни в чем не станет Номером Первым!

 

VI

В ЛОВУШКЕ ПСИХЕИ

В то самое утро, когда Марсден развязался наконец со всеми делами и собрал вещи, чтоб лететь на бывший упландский сайт близ экватора, — в то утро позвонила Паула Лейден.

Шари Арруза быстро перевела взгляд с экранного лица Паулы на Дугласа — и отправилась на кухню. Марсден молчал, пока за ней не захлопнулась дверь:

— Паула! Что это? Почему ты не звонила?

— О Дугги, дорогой! Это что-то страшное! Глен подарил мне поводок для Артатеркса — представляешь? С рубинами! Он стоит целое состояние! Ну просто какой-то ужас!

— Вот как?.. — заметил Дуглас, захлопывая чемодан с ружьями. — Ну что ж, пусть Артатеркс попользуется.

— Не будь свиньей, Дуг!

— Да нет, Паула! Дело в том, что…

— Ты больше меня не любишь! Когда я в тебе так нуждаюсь, ты только смеешься! — Она заплакала.

— Ну, Паула! Ты же знаешь — я тебя люблю. И не думаю, чтоб Глен что-то имел в виду.

Она вспыхнула, как спичка:

— Нет! Конечно, имел! Я знаю его лучше, чем ты! Сейчас он просто ужасен!

Марсден взялся за пластиковую ручку ружейного чемодана. Эта женщина может его наизнанку вывернуть, сделать калекой! Облизал губы и снова попробовал ее утешить:

— Все в порядке, Паула. Не волнуйся. Подумай спокойно. Нам придется…

Она смотрела на него с экрана — прекрасное лицо в сверкающей оправе гладких белокурых волос; спокойное до бессмысленности, хотя иногда в ее глазах вспыхивали искры панического бешенства, — это ее свойство всегда поражало Марсдена.

— Прилетай сейчас, Дуг! Глен куда-то убрался, наверно к той рыжей хохотушке, помнишь — такая дура из Юстиции… Ты мне нужен, Дуг! — Она протянула к нему руки. По щекам покатились крупные слезы.

— Мне нужно в лагерь, — начал Марсден. Но еще до того, как в ответ на эти слова глаза ее то ли умоляюще, то ли негодующе расширились, он малодушно заторопился: — Я буду, Паула! Сейчас!

— О Дугги, как я тебя люблю!

Она прервала связь. Он тоже погасил экран и стоял, сердито глядя на свои сумки, чемоданы, ремни. Да, теперь они грызлись, причиняли друг другу боль, но она и впрямь нуждалась в нем — это несомненно. Впрочем, во всем этом столько всяческих подвохов!..

Он позвал Шари и, когда девушка — со странной нерешительностью — вошла, сказал резко:

— Вот, кое-что изменилось. Вы летите в лагерь. А я подъеду туда завтра.

Она ответила не сразу, и он взглянул на нее, оторвавшись от своих чемоданов. Секретарша уставилась на него так, словно он у нее на глазах превратился в дракона.

— Шари?

Медленно и тяжело, будто слова делали ей больно, она спросила:

— Это… та женщина… Лейден?

Он разозлился — что ей надо?

Чтоб не показать дрожи в руках, он начал затягивать ремень на чемодане. Но проглотил злобу и не знал, что сказать, чтоб не разрушить завязавшуюся дружбу.

— Вы, верно, не захотите после этого со мной и разговаривать, Дуг. Но я знаю. Мне, конечно, следовало бы промолчать… Она вам добра не принесет. Да вы и сами об этом догадываетесь. Вот что скверно.

— Пожалуйста, Шари! — только и смог он пробормотать. Закрыв глаза, помотал головой. — Нет, Шари! Не надо. Отправляйтесь-ка к Стиву в лагерь. Я буду там завтра.

— Но вы губите себя! — закричала она с какой-то обидой.

— Я ее люблю. Вот и весь сказ! — Он подхватил чемодан и выбежал из комнаты. Шари смотрела ему вслед, прижав руку к губам, лицо ее побледнело…

На этот раз флайер всю дорогу летел на одной скорости. Дуглас с размаху посадил машину на крышу и вбежал в дом — в розово-бежевый салон: всюду ленты и хрусталь, экзисенсный альков и в нем — изящный диван, обивка пурпурная с розовым. Никакие телевизоры не портили этот уютный уголок. Бар-робот уже приготовил ему любимый напиток — джебаль-цитрус. Глядя на Паулу, Дуглас автоматически взял стакан.

Она раскинулась на диване. Фигуру облекал серебристый газ; белокурые волосы, строго уложенные, в виде двух крылышек, спадали на обнаженные плечи. Глаза ее были сегодня чрезмерно подчеркнуты косметикой. На пальцах сверкали кольца… Паула протянула руку:

— О Дугги, дорогой!..

Ему показалось, что он движется словно в замедленной съемке или под водой, что он плывет к ней над ковром. Стакан с напитком выпал из его руки. Он упал у ее ног и сгреб ее всю разом в свои объятия. Лихорадочно она прильнула к нему, трепеща и задыхаясь, напрягаясь и выгибая спину.

— Глена не будет всю ночь… мы сами по себе… у нас целая вечность!..

Он же говорить не мог. Он давил всей своей тяжестью. Она застонала. Она ждала именно этого, и он мог ей это дать — он и сам больше всего на свете хотел того же. Дуглас снова видел себя со стороны — наблюдал, клинически регистрировал, как его руки, тело, губы выполняли заданные движения — то, что связывало их двоих в единый узел. Он, может быть, так и не станет чемпионом, но сейчас можно забыть глупые вселенские амбиции. Теперь для Дугласа Марсдена вся жизнь сосредоточилась здесь — в этом розовом дамском салоне Паулы Лейден.

После первого приступа страсти она вдруг спросила:

— Ты припарковал свой флайер, дорогой?

— Клянусь Папой! Нет!..

Она присела в клубке оборванных драпировок.

— Ты идиот! Соседи!.. Это мы можем быть «разрешительными». Терпимыми. Но ты же знаешь деревенских соседей!..

Он выскочил на крышу, проклиная свою глупость. С Паулой он совсем потерял голову..

Загнав флайер в гараж и поручив роботу надзор за ним (Глен Лейден содержал превосходную квартиру с удобствами по высшему классу), Марсден на секунду задержался: оперся о парапет, чтобы бросить взгляд на Черекровец. Он еще ощущал теплую, мягкую плоть Паулы в своих объятиях… На город опустился вечер. Многочисленные щупальца — водные протоки дельты — вились меж домов и строений, отражая мириады огней, стремясь к морю. Еще целая ночь до возвращения мужа Паулы… Солнце садилось за крыши предместий, и тени быстро ползли по улицам и сереющим полоскам рек… Почувствовав холод, он ушел в дом.

Потом они пообедали в «Красном дереве». Марсден ел лихорадочно, быстро, не отводя глаз от Паулы. Она же забавлялась едой, находя огрехи у роботов-официантов и требуя, по малейшему поводу, свежих порций. Он почувствовал облегчение, когда они вновь оказались в ее салоне. А ведь он уловил обрывки разговоров с соседнего столика: «…Серьезная ситуация. Везде ходят слухи. — Ты знаешь, откуда эти слухи. — Президент скоро будет действовать…» Но Дуглас думал только о возвращении на пурпурно-розовый диван.

Полуобнаженная, она лежала на спине, лукаво улыбаясь ему, спрятав в волосах скрещенные за головой руки. Он склонился над ней:

— Ты все еще вертишься в этих противных Спартанских кругах?

— Паула! Ты же знаешь, что я бросил их много лет назад.

— Я хочу, чтоб ты не бился в декатлоне. Глен говорил, что только двое могут там победить: Чэнгтон и Куллифорд.

— Ну, это его дело.

— Когда он ко мне ласков, то уж ласков, Дугги.

— Ласковей меня?

— Что спрашивать! — Она приподнялась, обняла его голову и поцеловала, медленно скользя языком по губам Дугласа, — это заставило его вздрогнуть от страсти.

— Нас в этом году одиннадцать участников. Потому только и потребовался Куллифорд. Декатлон — это как раз для меня! — Он с трудом разжал невольно сжавшиеся кулаки. — Я могу побить их всех! Я знаю, что могу.

— Конечно, можешь, дорогой. Разве я не знаю?

— Это значит — я не увижу тебя больше месяца.

— Тогда нужно заставить эту ночь послужить за целый месяц!

Вспомнив что-то, она добавила:

— А кстати, я думаю — Глен возьмет меня в Гартерсфорд. У его матери там какое-то глупое судебное дело. Как хорошо, что в наших условиях нельзя заводить всякие там усадьбы, имения… Знаешь, на Земле когда-то страшные были времена — выбирали, кому что иметь. И как они делили землю. Даже войны вели! — Она сделала гримаску. — Нет, ты только представь!

— Экзисенсы о войнах очень популярны.

— Только среди мужчин. Это потому, что все вы — звери!

И Дуг показал ей, что в какой-то степени она права. Потом он присел, тяжело дыша. Освеженным он себя не чувствовал…

— Если ты уезжаешь — то что ж плохого, если и я уеду тоже?

— Конечно. Я буду скучать по тебе, Дугги… страшно!

— И я буду скучать.

Артатеркс — прандрианский кот-гигант с длинной, шелковисто-мармеладной шерстью — прошел по комнате, выражая всем своим видом презрение. На нем был надет ошейник с рубинами. При виде животного Марсден почувствовал резкое отвращение. Даже подтянул ноги на диван. Паула изогнулась, и они очень комфортно соединились. Ночь продолжалась…

Под утро Паула проговорила лениво:

— Глен говорит — они, верно, скоро опять передвинут Черекровец. Я скажу тебе — ягода в эти дни какая-то вялая. Папа-Рад вроде бы совсем пропадает. Вот это самое неприятное.

— Президент держит это дело в своих руках, — сказал Марсден, думая о тех туманных слухах, что летают по всей Планете Парсло, как осенние листья. — Не ломай ты над этим голову.

— О нет. Это вам, мужчинам, решать. — Когда роботы начали тушить лампы и отдергивать шторы, впуская ранние солнечные лучи, Паула выскользнула из его объятий и села со странной и — для Марсдена — умилительной серьезностью перед компьютерным терминалом, чтоб вызвать свой ежедневный гороскоп. Загорелся экран — на нем заранее были выставлены жизненные циклы, рассчитанные от дня и часа рождения; здесь же — ее начальный гороскоп. Компьютер принялся изучать фактические позиции небесных тел — тех, которым астролористы Парсло разрешили влиять на судьбы человечества. Звездное небо над планетой весьма отличалось от того, что видели люди с Земли, а потому самые уважаемые астролористы заново провели расчеты местоположений зодиакальных созвездий. Это, как знал Марсден, могло запутать все астролорические выкладки, заваливая компьютеры всевозможными переменными. Имея богатый выбор из двадцати планет и двух лун (не говоря уж о солнце, оно не было Старым Солнцем Солтерры), — астролория располагала богатейшим ассортиментом знаков и предсказательных комбинаций, — о таком астрология древних могла лишь мечтать.

— Кого ты используешь сейчас, дорогая?

— Ах!.. С тех пор как умер Трэси Зимбабве, я все подбираю… Это ужасно! Я пробую Рамазона Пребэдли. Он по крайней мере верен двенадцати знакам Зодиака.

Дуглас рассмеялся. Он ощущал необычайную бодрость и прилив новых сил.

— Ну, дорогая моя, это ведь было там, на Солтерре. Я часто думаю, что с этими нашими подозрительными астрономическими вариациями куда выгодней был бы Зодиак из шестнадцати знаков.

— Правда, Дугги? В самом деле? — Она оживилась. Ее руки лежали на клавиатуре компьютера. — Интересно…

— Вот оно, — показал он на экран, усыпанный символами и знаками. Молча они стали изучать эту картину.

На экране появился и заговорил Рамазон Пребэдли, поясняя свои слова движениями «указки» — тонкого луча света. Марсден слушал не без интереса, но лишь потому, что видел, как благоговейно затаила дыхание Паула. Он никогда всерьез не увлекался астролорией. Признавал, что были сделаны кое-какие замечательные предсказания. Здесь, конечно, что-то есть, даже с точки зрения нынешних скептиков, — если, конечно, отвлечься от суеверия, которое он презирал.

Звучал записанный заранее голос Рамазона Пребэдли:

— Это значит, что вы должны проявить осторожность в выборе компаньонов. — И, после паузы: — А теперь я должен сообщить вам, что Верхняя Луна и Афродита, соединенные в Раке, в оппозиции к Жнецу в Козероге, — предъявляют высокие требования к вашей духовности и будут действовать против ваших сексуальных потребностей, хотя для особы со слабой сексуальностью эти аспекты могут и не быть столь неблагоприятны…

Паула страстно вздохнула. Она откинулась ближе к Марсдену — он положил руку ей на талию. Услышал биение ее сердца.

— Вот… — проговорила она еле слышно. Продолжать не могла.

Дуглас вырубил голос астролориста.

— Даже я понимаю, что это вовсе не плохо, — сказал он, придавая убедительность своему тону. — Это всегда связывалось с Сатурном… с оппозицией… Верхняя Луна и Афродита… ну, это не очень много обещает… — Он крепче обхватил ее, поднял и уложил на диван, ослабевшую, податливую, как воск… — Смотри, Менуэттер во Льве в секстилии с Корнукопией в…

— Рамазон бы сказал…

— Менуэттер — его обычно ассоциируют с Меркурием. Так что это — хороший знак, очень хороший. И, смотри сюда, вот Эдем в Девятом Доме — это очень хорошо… Ты ведь говорила, что вы отправитесь в дорогу, — это подтверждается. Духовная сторона — тоже сильная. Все это вовсе не так плохо, как толкует твой Рамазон, Паула.

— О Дугги, ты правда так думаешь?

Она взяла его руку своими дрожащими пальцами.

— Конечно! Может, ты задолжала Рамазону за прошлый месяц?

— О Дугги! Астролористы никогда так не делают!

Он усмехнулся ее наивности.

— Ну, разумеется. — Пошел к экрану выключать. — А смотри-ка. Солнце в твоем гороскопе. Можно ли просить чего-нибудь получше? Что тебе еще требуется?

— Ты правда думаешь?.. — Она лежала на спине, приложив пальцы к губам. — А ведь ты здорово разбираешься в астролории, Дугги, а я и не знала!

Он погасил экран.

— Так, кое-что. Ты же знаешь, какая у меня память. Мне трудно забывать. Нет, я не эйдетик, спасибо Папе, — то, что мне нужно забыть, я забываю моментально. А здесь — выбираешь знаки, решаешь, как они действуют на субъект, — вот и все дела.

— Я уверена — ты умеешь это делать, Дугги! — Она старалась вернуть себе уверенность. — Ты мог бы стать большим астролористом!

— Что ты, Паула, брось! Я же атлет.

— Да. И мне кажется… ты много потерял.

— Паула!

И они снова слились в объятиях друг друга, — пока солнце не поднялось над городом Черекровец, не посеребрило протоки дельты, не заблестело на многочисленных чашках антенн экзисенсной системы.

 

VII

ДЕКАТЛОН

С обнаженного тела Дугласа Марсдена капал пот — он стоял под палящим солнцем, широко расставив ноги. Бруто-дубина в его руках крутилась то так, то этак; сухая пыль клубилась из-под ног. Он прыгнул вперед — обманный маневр — мощный удар — нырнул, избегая ответного — отскочил назад… Куллифорд ловок. Слишком ловок — больше, чем ожидалось… Ответная атака едва не сразила Марсдена. Дубина Дугласа зазвенела от удара Куллифорда сверху. Он ощутил, как железное дерево выворачивается из его рук. Сумел удержать дубину, чуть не вывихнув кисти; и с тупым звуком прошелся ею по ребрам Куллифорда.

Но некогда чувствовать удовлетворение — черная дубина Куллифорда кружила над ним, как грозная туча в небе. Дуглас уклонился влево и закрутил свою дубину. Две бруто-палки со звоном столкнулись. Дубина Куллифорда, получившая удар по концу, соскользнула и прошла грифом по пальцам, причиняя невыносимую боль… Марсден схватил воздух ртом, бросился вперед, пригнулся и, вскинув дубину, опустил ее туда, где должна была находиться голова Куллифорда, — точнее рассчитать удар он не мог: мешало бьющее в глаза солнце.

Это была последняя схватка. Решающая. В этом декатлоне Куллифорд и Марсден уже провели все свои встречи друг с другом. В соревнованиях по бегу Куллифорд победил на миле, Марсден — на стометровке. В прыжках Куллифорд взял себе «в длину», Марсден — «с шестом». И очков здесь набрали поровну. В стрельбе на скаку навскидку Марсден легко победил; Куллифорд уступил на одно очко Чэнгтону и оказался третьим. Но Куллифорд победил в борьбе кудзё, а значит — обходил Марсдена со счетом 3:2. В боксе Марсден победил столь легко, что этот вид остался позором для Чэнгтона с Куллифордом. Этот последний был наголову побежден заносчивым, быстрым как молния, с кофейного цвета кожей дансинг-дервишем — платным партнером из Миссанджаро по имени Рональд Активанс Спенс. Зато Куллифорду удалось — не без труда и не без везения в жеребьевке — победить по штанге. Очки теперь ясно говорили, что Дуглас — впереди. Оставалось только бруто — оно обещало нужные для победы очки. Если Куллифорд выиграет бруто, то он выиграет и чемпионат. Если победит Марсден — или любой другой, — то Куллифорд опустится на второе место за Дугласом.

Как подсказывало само название, бруто было брутальным спортом. Почти обнаженный — в одних пропитанных потом плавках с полоской электростатического экрана вокруг талии, — Марсден прыгал, нырял, крутил бруто-дубину в горячем воздухе. Экран, закрепленный у него на пояснице, излучал электромагнитное поле — оно хоть частью, но защищало тело от костоломных бруто-ударов; но все равно толстая дубина, крепко приложенная к ребрам, свободно могла вышибить из него дух и уложить навзничь на песок.

Если Куллифорд выиграет эту единственную схватку, то у него «будет схвачено»… Марсден тряхнул головой — волосы выбивались из-под пластиковой ленточки и лезли в глаза. Да, он чувствовал силу противника, ощущал энергию и игру мускулов врага, когда их дубины сталкивались. Куллифорда не подавить, он крупнее Дуга. Значит, надо играть с ним, победить его уменьем, вымотать его силы. Дубины крутились в жарком воздухе.

Стадион — быстро сляпали строители — отзывался эхом на вопли болельщиков. Те прекрасно понимали, что происходит здесь, на прожаренном солнцем песке. Были и такие времена, когда песок обагрялся кровью. Теперь не то — только пот во все стороны брызжет от обоих соперников. Они делали круги, ища бреши во вражеской обороне, нанося удары, делая финты. Непрерывный стук дубин поэт назвал бы «барабанным боем Смерти»…

Марсдена осенило: вот как он сделает. Пойдет в атаку рубящим ударом, но изменит направление, нырнет и врежет Куллифорду по колену. Гигант сам прыгнул на Дуга, тот рванулся навстречу, высоко подняв бруто-дубину обеими руками. Теперь он достанет Куллифорда! Провести задуманный прием… Но перед его глазами — голова и плечо врага, без защиты, открытые, уязвимые… Хотел быстро изменить направление удара, обрушить его на кости плеча… И эта заминка решила дело — ведь дубина у него над головой! Как будто захлопнулась крышка черного котла — только «алое пламя» (Шари?) успело блеснуть в глазах. И он лежит на песке. Бруто-дубина вылетела из рук. Двинуться не может. И видит — прямо перед глазами — расставленные ноги Куллифорда. Бугры мышц измазаны грязным песком… Ноги человекообразного самца возвышаются, как монумент.

Краем глаза Марсден заметил, как безжалостная бруто-дубина подымается в небо. Он четко видел движение вражеской руки. Вот она опускается — он попытался шевельнуться, достать свою дубину, вскочить — но поздно… Удар — и Дуглас Марсден надолго потерял всякий интерес к декатлону.

 

VIII

НИЗКАЯ ВОДА

— Боже мой! Дуглас Марсден! — в ужасе воскликнула Флора Вальдесей. — Ты хочешь сказать, что даже не позаботился свой гороскоп проверить перед турниром?!

Прежде чем ответить, Марсден повернулся в своей постели и глотнул из трубки:

— Это не важно, Флора. Главное — мускулы и уменье.

— Пригодились тебе и мускулы, и умение! Законченный идиот! Ох, ты меня доведешь!..

— Какая разница? — Медики залатали Марсдена, и сейчас он уже почти поправился. Только что он принял хорошую порцию Снов и чувствовал, как постепенно возвращаются силы. Вот только голова… Череп ему починили, но боль ушла куда-то глубже.

— Этот парень — как его зовут — ну, голова бритая и зад большой…

— Дейтон?

— Да, Дейтон. Он вышел из игры — отказался, потому что Рамазон выдал ему страшный гороскоп на время соревнований. Он послушался!

— Так вот почему нас было только одиннадцать. Значит, я должен был сделать то же самое — так ты считаешь?

Она фыркнула:

— У меня хватает здравого смысла, чтобы прислушиваться к советам астролористов.

Марсден раздраженно отвернулся к стене. Спасибо, конечно, Флоре за визит, но…

— Стив еще не показывался?

Она сморщила нос:

— Шари только что узнавала. Ты на втором месте, Дуг… Так что у тебя кубок и призовые деньги — вице-чемпион.

Марсден едва не рванулся душить ее.

Но вместо этого сказал неожиданно охрипшим голосом:

— Это анахронизм — делать такой упор на бруто.

— Идея, дорогой! Надо изменить правила.

— Найди, пожалуйста, Шари — она хорошая девушка. — Дуглас почувствовал, что разговор становится все более и более невыносимым.

Он думал: вдруг позвонит Паула? И как он сумеет объяснить это Флоре? Флора — женщина чуткая. Может, она и сама обо всем догадалась?.. От нее ничего не скроется.

— Ну, в общем, я пошла. — Она встала и, изящно склонившись, поцеловала его. — До встречи! — В дверях повернулась и заметила, слегка нахмурившись: — Ты мог бы заняться астролорией, Дуг. Память у тебя — что надо, да и с виду ты — симпатяга… Я знаю массу девушек — они прямо набросятся на тебя.

— А… пустое дело.

Она усмехнулась:

— И не забудь: Мэсон устроил тебе встречу с Эр. Ну, веди себя хорошо.

Он был так подавлен, что даже не включил дистанционный замок за ней.

Чувство горькой обиды, выраставшее в нем наперекор спортивному инстинкту, грозило поглотить его. По-настоящему это он выиграл декатлон. Куллифорд взял пять первых мест — и он взял пять… и у Куллифорда было только три секунды — на две меньше, чем у него. Если б это проклятое бруто не было гвоздем всего турнира… — он в раздражении заворочался на постели. В законах везения нет процентной нормы.

Слухи продолжали виться по Планете Парсло. Марсден получал свою долю этих слухов. Смутные, туманные, они тем не менее предостерегали каждого, кто продолжал как ни в чем не бывало развлекаться на шумных раутах; отныне такое поведение напоминало танцы на палубе гибнущего корабля. Для чего хотел Эр видеть его? Президент еще не сделал никакого публичного заявления. Когда-то Эр намекнул: Президент и сам не знает, что сказать. Проклятая политика, проклятые политиканы! Дуглас закрыл глаза, думая о Дриме или Эксцессе — что-нибудь резкое, острое, пикантное…

Горячая вершина лета легла на юго-восточную часть континента. Смена времен года была тем немногим, в чем Планета Парсло сходилась со старой доброй Землей. Дальше к северу, за Стирольной зоной, реки уже освободились ото льда, деревья в полной зелени, о снеге и думать забыли. На Парсло имелся лишь один континент, большинство же отколовшихся от него островов и целых архипелагов — давно исчерпали Парсло-радиацию. «А что делает Тони?» — подумал Дуг.

И еще он вспомнил — с благодарностью — о своих родителях. Всегда стараясь жить легко, они привили ему любовь и уважение к жизни и к тому хорошему, что несет с собой богатая жизнь. Свою физическую силу и спортивную удаль он унаследовал от отца — отличного фехтовальщика и превосходного боксера. Музыка, спорт-экзисенсы не выходили из нижнего ящика комода, уменье ценить и театр, и дикую жизнь на природе — все это сформировало ему крепкую основу… И снова он раздраженно заворочался в постели. Говорят, Папа-Рад лишил людей способности спать так, как в старину на Земле, только получение дрима может дать вам здоровый отдых. Пилюли — все знают — стали архаикой, вместе с исчезнувшими болезнями и недомоганиями. Наконец, не выдерживая этого бездействия и подумав, что оно продолжается уже две недели, — он встал, побрился, принял душ, оделся, потом уселся поесть — вернее, слегка заморить червячка, но он почтил свою трапезу званием завтрака.

Появился Стив Уинкэм и объявил, что наконец уладил все гонорарные дела. Добавил: Марсден получит свой вице-чемпионский кубок на церемонии через несколько дней. Но Дуглас не хотел тратить время на унизительную для него процедуру.

— Пришли мне эту штуку почтой, — резко сказал он. В конце концов, подумал он, закрывая тумблером дверь за гостем, он всегда сможет переплавить все накопленное добро и продать как драгоценные металлы.

Теперь единственное, ради чего стоило жить, была Паула. Как ни болезненны, даже безнадежны были их отношения, — она все же оставалась с ним..

Никогда еще он не ощущал так ясно бесцельность своего существования.

С необычайной ясностью он вспомнил слова матери… тогда он расколотил свою новую модель флайера с изотопным двигателем — вдребезги, пытаясь усадить его на лесистый склон за их многоэтажкой:

— Бери новый старт, Дуг. Начинай сначала. Будь как река: когда встречает препятствие — ищет обход, размывает камни. Набирает силу, чтоб прорвать запруду. Не позволяй себя запрудить, Дуг!

— Клянусь, не дам! — ответил он. Ему тогда было четырнадцать. Как раз половина его истекшей жизни. Ему всегда хватало намека. Сейчас — Флора Вальдесей. И Паула Лейден.

Они не только намекали. Он почувствовал с приятным удивлением, что, набирая номер, невольно улыбается.

Он будет, как та река, — со змеиной хитростью обогнет и разрешит центральную проблему всей своей жизни.

Уладить детали — оказалось до смешного просто. Он всего лишь зарегистрировался в Центральных Архивах и настроил свои роботы на программирование ежедневных эфемерид — на выход своего персонального компьютера. За это время поступил деловой звонок от Шари Аррузы — она все еще работала у Стива, — и Дуглас отверг ее предложение о матче с Б'Лонгом Кройлем, нынешним чемпионом по рапире. Он однажды победил Кройля — когда шел на подъем, но потом проиграл — когда в прошлом году Кройль завоевал свой титул и принял вызов Дуга. Память об этом, еще режущая и жгучая, теперь — странным образом — не наполнила его желчью, как это было бы еще вчера.

— Скоро вы мне опять понадобитесь и именно здесь, в Лоадене, — сказал он Шари. — Кончайте эту муру со Стивом как можно скорей. Скажите ему: в обозримом будущем никаких вызовов я не приму и не пошлю.

Шари ахнула:

— Как это?

— Я решил заняться кое-чем другим. Но вы мне нужны, особенно на компьютере. Я займусь астролорией.

— Вы шутите!

— Отнюдь. Уверен, что смогу действовать лучше, чем любой практикующий нынче астролорист. Гораздо лучше.

— Если вы серьезно… — в ее голосе звучало сомнение.

— Давайте мне ваши даты, времена, места — я вам составлю гороскоп с гарантией девяносто девяти процентной точности.

— Да ведь такого просто не бывает, Дуг!

— Ну, ладно — восемьдесят пять процентов. Я сделаю лучше, чем любой работающий нынче астролорист — с их жалкими семьюдесятью пятью процентами. Увидите сами. Я это чувствую в себе.

— Что ж, вы — мой босс. Так и передам Стиву. Что еще?

— Все. А как вы?

— Ничего… ну, одна не очень приятная мелочь. Кажется, два города запрограммировались на один и тот же новый сайт — получился конфликт. Где-то на северо-западе. Они уже помирились, но придется сносить часть зданий и удвоить плотность заселения.

— Некомфортно им будет. Но ведь в городах всегда много свободного места — оставляют в расчете на ягоду.

— Я буду рада вернуться в Лоаден. Здесь Папа-Рад заметно ослабляется… ну, вы знаете.

— Значит, они там скоро передвинутся.

Да, насчет Парсло-Радиации — это верно. Раньше город на хорошем сайте мог существовать несколько лет, радиация била из-под земли, равномерно даруя жизнь, а потом она внезапно слабела, затухала, и сайт быстро превращался в пустую, безмолвную зону. За все это люди искренне благодарили Папу Парсло. Только здравый смысл удерживал их от его обожествления. Религии процветали, как им и положено в любом здоровом, склонном к религиозности обществе: Марсден путался в вероучениях новых диссентеров и предпочитал общаться с Богом один на один — без духовных посредников.

В приливе бодрости он начал собирать орудия своего нового ремесла: ведь предстоит еще учиться, чтоб стать лучшим астролористом на Планете Парсло.

Ему нравилась новизна всего этого. Почему раньше он не сделал такой шаг?

Несколько дней прошло в напряженных усилиях, в организации и планировании работы, и наконец он обрел некоторую уверенность в себе и был готов идти вперед. Он работал с Флорой Вальдесей — узнав о его решении, она издала громкий вопль восторга; она помогла ему составить целое досье на людей, которые готовы дать ему первый шанс. Если он докажет им свои возможности, то станет их астролористом на исключительных условиях. Он смело смотрел в будущее. Знал, что у него есть уменье — дар? гений? интуиция? — правильно читать звездные аспекты и выдавать гороскопы; они, основанные на широком использовании искусства и науки, будут точны до малейших деталей, пусть проверяют любые авторитеты. Для этого он использует все преимущества своей великолепной памяти. Если есть хоть какой-то смысл в астролории, то Дуглас Марсден отыщет его и использует во благо.

— Я отношусь к этому очень серьезно, — сказал он Флоре. — Безо всякого цинизма. Наука творила чудеса, тому свидетельство — наше присутствие на планете в стольких парсеках от Земли. А потом, когда речь зашла о вещах, не поддающихся непосредственному измерению, наука потеряла уверенность в себе.

— Это верно, Дуг! Я знаю — это так!

— Если ты даешь астролории заглавную букву «А», а Науке — заглавную «Н», то дай мне заглавную «Ц» для Цельности!

Впрочем, Шари Арруза как-то заметила ему, что ученые, в отличие от астролористов, не очень-то много имеют от своих занятий наукой.

Позвонил Мэсон Уормлей. Марсден предложил Флоре подключить второй телефон, чтобы поговорить втроем, но девушка вдруг завизжала:

— Нет, Дуг! Мэсон со мной… ну, ты знаешь, что у нас с ним!.. Мне нужно лететь — пока!

— Хелло, Марсден! — сказал Уормлей. Его жесткое, тяжелое лицо загадочно смотрело с экрана. — Вы можете завтра заглянуть в мой столичный офис? Часов в одиннадцать?

Марсден согласился и отключил связь. Шари, оторвавшись от своей напряженной работы, рассмеялась:

— Итак, Флора и этот парень — Уормлей — отпали. Но Стив и не рассчитывал на него.

— Если мне повезет и Эр будет в хорошем настроении, — размечтался Марсден, — я предложу составить ему гороскоп бесплатно — в качестве рекламы. Как насчет этого?

Она фыркнула:

— Президент — вот это было бы удачней.

— Вы же знаете, что говорят о Президенте.

— Да, но кто это говорит, и что именно они говорят! — ее глаза вспыхнули.

В 10.45 по земным часам, которые Парсло великолепно приспособил к своей планете, Марсден входил к Уормлею.

— А, это вы — прошу, прошу! — холодное радушие Уормлея не обрадовало Дугласа, но он почувствовал за ним некую мощь. — Я не могу ничего гарантировать. Дело движется вперед. Мы взялись за великую задачу — вовлечен лично Эр. Нас всех спасет правильная политика.

— Очень благодарен, — Дуглас сел в указанное ему кресло. — Но для чего же именно Эр хотел меня видеть?

Уормлей постарался сдержать свое удивление:

— Я думал, вы слышали! Слухи и новости так сложно переплетаются в наши дни. — Он перелистал бумаги. — Я видел результаты декатлона. Блестящий парень этот Куллифорд, блестящий. Я думал, бруто…

— Марсден прервал его спокойным тоном:

— Мне не хотелось бы касаться этой темы. Сейчас я занимаюсь…

— Не хотелось бы? Эр будет весьма удивлен.

Вспыхнул экран видеосвязи, и Уормлей включил хашфон — беззвучный телефон. Марсден мог видеть движение губ Мэсона, но догадаться, о чем говорит хозяин офиса, не мог. Экран переливался всеми цветами радуги. Дважды Уормлей бросал долгий тяжелый взгляд на Марсдена, сидящего вне сферы слышимости хашфона. Наконец он отключил связь, повернулся лицом к Дугласу и, изобразив улыбку, произнес:

— Боюсь, Эр занят более, чем мы рассчитывали. Дело, знаете ли, движется вперед.

— Так он не сможет меня принять?

Уормлей развел мощными руками:

— Вы знаете, как обстоят дела. Я еще раз поговорю с ним. Он будет доволен. Может, вскоре мы сможем устроить другую встречу. — И Уормлей встал, массивный, как монумент: — Ну, извините меня; видите, сколько здесь… — он указал на стол, заваленный бумагами, компьютерными распечатками и заезженными кассетами.

— Понимаю, понимаю, — Марсден встал, пожал руку хозяину и вышел.

«И это все?» — спросил он себя за дверью.

В коридоре Дуглас прошел мимо бедно одетой пары — лица мужчины и женщины, склоненные друг к другу, были отмечены печатью тревоги. Он услышал слова мужчины:

— …в зоне кончилась, а никаких признаков передвижки еще нет.

Женщина начала было:

— Эр будет составлять квоты… — но осеклась, увидев проходящего мимо Марсдена.

Оба искоса смотрели на него, пока он не удалился на достаточное расстояние. Звук его шагов по мраморному полу гулко отдавался в пустом коридоре. В огромном многоэтажном здании — собственности Эр — было как-то неуютно, и, лишь выйдя на улицу и увидев сияющее над столицей солнце, он немного приободрился.

«Похоже, ягода здесь ослабла», — решил Дуглас, ощущая какую-то необычную вялость. Может быть, просто плохая форма из-за прекращения тренировок? Да нет. Несмотря на обилие работы, он всегда выкраивал часок-другой для занятий в спортзале. А за последние несколько дней принял и пару хороших Дримов.

 

IX

АСТРОЛОРИЯ

Паула вернулась из Гартерсфорда.

Мать Глена Лейдена умерла, несмотря на сверхчеловеческие усилия медиков. Как было сказано: «Что поделать — иссяк ее собственный, персональный Папа-Рад».

Паула оставила Глена совершать скорбный обряд в одиночестве, и оправдываясь беспокойством, заразившим теперь каждого на Планете Парсло, улетела в Тропет. Сейчас этот город был расположен на крайнем юго-западе, за экватором. Дуглас Марсден получил вызов Паулы, и теперь выжимал максимум скорости из своего флайера «Мах-три».

Пальцы его охватила знакомая мелкая дрожь. Болели суставы. С трудом удавалось удерживать сжимающиеся в судороге челюсти и кулаки. Значит, она его не бросила! Радость была так велика, что кружилась голова.

Шари Арруза была недовольна. С тех пор как Марсден повесил на своих дверях табличку астролориста, Шари проводила долгие часы за компьютером и системами файлов и еще столько же времени тратила на прием посетителей. Роботы, сказал ей Марсден, хороши, но они не для него. Может быть, со временем они и смогут приобрести этот знаменитый электроплазменный компьютер, который, по слухам, изобрели в Галактике, но это случится лишь в том случае, если торговые пути станут более открытыми.

— Вот как!.. — вспыхнула Шари. — Да это еще вилами по воде писано! Славные порядки мы завели — поражаюсь, как я только выдерживаю. Что же я — всякой дырке затычка — что ли? Стив так и сказал, и, по-моему, он прав. А вы, вместо того чтобы заниматься делом, бегаете за этой бабой, как собачка за…

— Шари! Пожалуйста…

Видя, как расстроена его секретарша, Марсден расстроился сам. Он ласково потрепал ее по плечу, но она вывернулась из-под руки.

— Я буду работать дальше. — Девушка тяжело вздохнула. — Еще один день выдержу. Но — не больше.

— Я вернусь, Шари, обещаю.

— А как же проблема Русса?..

— Потом, потом!

Она улыбнулась:

— Другого я от вас не ожидала. — Ее улыбка была похожа на солнце, просвечивающее сквозь дождь, она обезоруживала и смущала привыкшего ко всему Марсдена. Он не мог понять — как это Шари Арруза так сильно вошла в его жизнь? Разве она — не девушка Стива Уинкэма?

Выходя к своему флайеру, он обдумывал ситуацию с Руссом. Один клиент попросил Марсдена сфальсифицировать гороскоп, который Дуглас составлял для друга этого клиента. Дело пахло деньгами. Был затронут также и престиж, ибо этот клиент хотел устроить жизнь своего друга по образцу, который он давал Дугласу. У Марсдена не было никакого желания сталкиваться с Руссом. Этот человек не имел никакого представления о морали — он даже не предполагал, что нравственные правила нельзя менять по своему усмотрению, что они едины для всех. Конечно, с тех пор как люди оставили Солтерру, мораль сильно изменилась — пусть это и не признано официально. Даже брак теперь подвергается атаке. Но ведь какие-то основные принципы сохранились и продолжают играть очень важную роль, — что не способен видеть этот Русс.

И, подумал он со снисходительным смешком, Русс слишком практичен, слишком здравомыслящ, чтоб выслушивать предсказания. Так что пусть Русс отправляется к дьяволу.

Впереди была Паула Лейден — жена его друга, так что неразрешимых моральных проблем у него самого хватает.

Предвкушая бурное и страстное свидание, он предоставил роботам запарковать свой флайер и вошел в лифт первоклассного отеля. Апартаменты, выбранные Паулой, отвечали ее вкусу: гладкие шелковые портьеры медового цвета, мебель обтянута мехом, широкие окна беспрепятственно открывали вид на окружающие пустоши и дальше — на сплошную пустыню.

— Паула, дорогая! — приветствовал он ее, врываясь в комнату с раскрытыми для объятия руками. В одной руке у него был неловко зажат подарок для нее — большой опал в античной броши, он купил его по чудовищной цене в универмаге «Спейсфэрерс-маркет» — «Рынок для космонавтов». Глупым легендам об «опасности» опалов Дуглас не верил. Астролория лучше разбирается в этом.

Она не поднялась с формфита — дивана, принимающего форму тела, — а лишь подставила свою безупречную щечку для поцелуя. Ее сдержанность удивила Марсдена, эта странная самоуглубленность подействовала на него как-то усыпляюще, как медвяная роса на деревьях в жаркий день. Он неловко присел рядом с ней. Она откинулась назад.

— Глен был страшно потрясен, когда мать умерла. Она была ужасная женщина — я от нее… Но она умерла, и не будем плохо говорить о покойниках.

— Это им не может повредить, — возразил Марсден, кладя руку на ее талию. На Пауле был траурный наряд модного фасона — желтый с черным, с глубоким вырезом и кружевной оборкой. Дуглас повел руку вверх.

— Нет, Дугги? Потом. Глена не будет до вечера — мы поужинаем в восемь.

— Как я рад, что снова вижу тебя, Паула.

— Что там за ерунда у тебя с Руссом, дорогой?

— С Руссом?

— Я хочу сказать: никто не ждет, чтобы астролористы говорили стопроцентную правду. Впрочем, и восьмидесятипроцентную тоже. Я, во всяком случае, не жду. А ты не захотел даже изменить гороскоп.

— Паула!

— Ну!.. — она подмакнула глаз листочком папиросной бумаги, — я хочу сказать… конечно, я ничего в этом не понимаю. Но простая услуга для друга… Ты не любишь меня, Дугги.

— Ты знаешь — я тебя люблю, Паула. А Русс мне вовсе не друг.

— Легко тебе так говорить!

Он попытался на деле показать ей свою любовь. Но в разгар их короткой схватки формфит принял свою первоначальную форму; Марсден, выброшенный толчком, шлепнулся на пол. Паула устояла на ногах. Падение Дугласа не согнало с ее лица хмурую гримаску.

— Ох, Паула!

— Русс говорил…

— Пошли этого Русса к… Послушай, Паула, дорогая: это — дело этики. Морали, если хочешь. Нельзя просто так менять полученный гороскоп. Я умею интерпретировать его, и мои дела идут все лучше с каждым днем. Но если я хоть раз умышленно сфальсифицирую то, что вижу, то уже на другой день у меня в глазах замутится. Что я вкладываю, то и вынимаю. И если я злоупотреблю своей силой…

— Так у тебя есть особая сила?

— Да, я уверен в этом. Мне уже давным-давно надо было заняться астролорией.

Они обсудили проекты на будущее и составили перечень перспективных клиентов. Паула обещала связаться с Марсденом, как только сможет:

— Только, Дугги, мне придется быть очень осторожной. Если Глен… нужно будет сдерживаться.

— Скажи только слово. Ты же знаешь… Ты добра ко мне, Паула.

— Конечно, дорогой, как же иначе. А ты любишь меня, правда?

На этот раз доказательству не помешали ни формфит, ни упреки.

Алого цвета «Max-три» вспорхнул с крыши отеля Паулы еще до возвращения Глена Лейдена. Марсден чувствовал приятную расслабленность. Жизнь улыбалась ему. Теперь он должен окунуться с головой в свой новый бизнес и стать лучшим астролористом на Планете Парсло.

Весь остаток этого жаркого лета Дуглас Марсден добросовестно занимался получением гороскопов и их интерпретацией, прилагая все свое умение и таинственную силу. Он чувствовал, что с каждым днем эта сила росла. Но необходимо было признать, что без постоянной помощи Шари Аррузы он мало преуспел бы в своих стараниях. Когда Стив Уинкэм или Флора Вальдесей ехидно замечали, что дружба шефа и секретарши все крепнет, Дугласа и Шари охватывало смущение. Марсден редко видел Паулу; она втянулась в движение суфражисток — работала в местном женском отделении партии «Регнанси», требующем равного избирательного права для женщин. Марсден не вмешивался в политику Парсло, мало интересовался галактическими делами. Но он достаточно ясно видел, что Паула просто развлекается своим участием в «Регнанси» — этой галактической организации мистиков, что на самом деле она тоскует по какому-нибудь серьезному делу здесь. К Шари же он оставался по-прежнему любезен, ценя ее и вклад ее в свое дело.

Пришла осень, дни укоротились. К северу от Стирольной зоны дни будут еще короче, и толстая ледяная кора покроет реки, повалит густой снег, голыми и черными станут окоченевшие деревья…

Всю зиму Марсден вдохновенно работал, не обращая внимания на пролетавшие праздники — Новый год, Рождество. Сатурналии, День Солнцестояния — Сансетрайз, — он забыл о них. В гости он не ходил, отвергая все приглашения, и наконец Шари заявила:

— Вам нужно отдохнуть, Дуг. Мы все едем в Ноттингли — побеситься немножко. Вы не составите нам компанию?

— А зачем? Там ведь…

— Экзисенсы устроили новую серию праздничных экскурсий на Сансетрайз. Я говорила с Хеди Арленом. Он мне рассказал про «Империю Хаоса». Это — большая скоростная экскурсия с потрясающими образами. У них — постоянный процесс изменений и экспериментов, говорит Хеди. Некоторые эффекты — просто ослепительны. Они их называют «умовзрыватели». А вам нужна передышка. — Она посмотрела ему в глаза. Марсден заметил, что она дышит несколько тяжелей, чем обычно. — И еще: мистер и миссис Лейден тоже будут там.

— Я поеду, Шари, — он попытался улыбнуться. — Но, знаете, толку будет мало. Я сказал Стиву — он понимает.

— Стив… — Что она хотела сказать, Дуглас так и не узнал, так как Шари внезапно замолчала, отвернулась и начала быстро работать на клавиатуре компьютера.

Правду ли говорила Шари? Это было бы вполне в духе ее переменчивой натуры: соврать только для того, чтоб оторвать его от ежедневной рутины и окунуть во что-то совсем новое, — но лишь для того, чтоб ускорить завершение дела. А теперь этот Хеди Арлен. Она уже говорила, подражая ребятам Эксцесса, — такими же резкими фразами.

Она сказала о «потрясающих образах». Один такой образ он никак не может забыть — тот воспаленный багровый шрам на белой коже маленькой, идеально вылепленной правой груди…

Перед самым Сансетрайзом позвонил Мэсон Уормлей. Эр сможет принять Марсдена, если тот поспешит в Столицу, на ее новый сайт — в Шефферовых Горах. Тони нашел этот сайт, неожиданно оказавшийся среди целой россыпи покинутых городских площадок. И теперь все правительство, гражданские службы и администраторы Капитал-сити (Столицы) испустили глубокий коллективный вздох облегчения. Парсло-Радиация била из-под земли хотя и слабыми, но устойчивыми и непрестанными импульсами, давая жизнь и бодрость, внушая новую уверенность в своих силах.

Через знакомые входы, по тем же самым холлам и коридорам с облицовкой из яркого твердого мрамора — Марсден снова прошел по уже проделанному раньше пути. Мэсон Уормлей был куда-то вызван, как сказал Дугласу робот-привратник. Не будет ли мистер Марсден так любезен подождать? Здесь предусмотрен терминал системы экзисенсов, и мистер Уормлей будет доволен, если мистер Марсден совершит экскурсию в Эксцесс.

Мистер Марсден набрал на клавишах свое согласие.

Через три часа, поплавав среди парусников и китов, он вернулся в реальный мир и сделал запрос роботу.

Мистер Уормлей оставил Дугласу сообщение. Он сожалеет, что не смог сегодня увидеться с мистером Марсденом. Он будет поддерживать контакт.

Мистер Марсден встал — немного быстрее, чем хотел. Мистер Марсден вышел, в чем-то раздосадованный, в чем-то заинтригованный.

— Этот человек вызывает у меня чесотку! — резко сказала Шари, когда Дуглас вернулся домой. — И звонила Флора. Она говорила что-то о призе — выиграла большую сумму.

— Добрая тетя Флора, — заметил Марсден.

Однако не все жители Парсло безоговорочно верили астролористам. Иные высмеивали их как претенциозных шарлатанов. Дуглас придерживался того взгляда, что светила в своих перемещениях действуют как простые часы, отмеряющие периоды человеческих судеб. Ключ к ним давало точное измерение. Если сегодня единственный способ прочесть показания этих часов есть изучение подробно разработанной псевдонауки зодиакальных знаков, — то Марсден, лично он, будет идти этим путем, пока не предложат другой, более правильный. Его уже считали многообещающим астролористом, попадающим в цель лучше большинства практиков. Но Марсден задался целью обогнать всех.

Стремление Дугласа к превосходству могло толкнуть его на путь мелкой подтасовки фактов, но нет — чем больше он работал, тем больше росло в нем убеждение, что существует скрытая, ждущая разгадки истина. Люди, родившиеся в разные времена года, различаются весьма знаменательным образом, и — что еще интересней — их характеристики группируются вокруг неких типовых структур, связанных с датами их рождения. Но Планете Парсло с ее непрестанным перемещением городов — сложность обстановки требовала свежих решений, свежих замыслов, свежих откликов. Если и вправду в основе всех этих астролорических наблюдений лежат биоритмы, то измерение их космическими часами имеет немалый смысл.

Когда в следующий раз зашел Стив Уинкэм (он рассказал Марсдену о своем участии в организации приближающегося чемпионата по подводному поло, причем деликатно намекнул, что Дуглас мог бы вернуться на свое былое место левого крайнего), — он привел с собой Мэгги Карстэрс. Когда девушка вошла, ее бронзовое лицо и электрическая масса платиновых волос как будто осветили комнату.

— Хэй, Шари! Ну как твой дружок? Уже ест у тебя из рук? Впрочем, сама вижу!

И снова Дугласу пришлось подавить инстинктивное ощущение, что он должен возмутиться блестяще-развязными манерами этой девушки, ее претензиями на долгое знакомство. Он лишь улыбнулся, подыгрывая ее тону; с Уинкэмом он был тактично тверд и отклонил его предложение насчет подводного поло.

Мэгги обратилась к хозяину:

— Не составите ли вы мне гороскоп, мистер Марсден? Пожалуйста! Я слышала — у вас очень хорошо получается.

— Это точно! — подтвердил Уинкэм, бросив на Мэгги такой взгляд, что Дуглас обиделся за Шари. — Из-за него страдает сам Рамазон.

Шари выдавила смешок:

— Обслужите ее по всем правилам! — произнесла она с едкостью, которая Марсдену показалась неубедительной. — Все подделки обнаружатся в длительном процессе. Помните это, Стив!

Уинкэм вышел, оставив Мэгги обсуждать с Дугласом нужные ему детали и избегая глядеть на Шари; он выбрался на террасу, чтоб полюбоваться видом на Чиппинг-Хамлет, отделенный от города полосой маленьких, ютившихся друг к другу ферм. Шари занялась компьютером. Марсден сосредоточился на беседе с Мэгги.

Он записал все данные, встал, потянулся — и только тут ему пришло в голову, что следует показать гостям, как они желанны и почетны: заказал напитки, завязал разговор о перспективах выборов, футбольного чемпионата, праздника Сансетрайз — словом, вел себя как истый хозяин, болтая и смеясь, пока они не ушли. Мэгги хотела попрощаться с Шари, но та у шла в задние комнаты — чинить соединение с терминалом темпераментов для очередного гороскопа, так что Стив и Мэгги ушли, более с ней не повидавшись.

Вернувшись в комнату, бросив чемоданчик с набором инструментов и посасывая исцарапанные пальцы, Шари сказала с жаром, который показался Марсдену очаровательным:

— А когда-то я мечтала стать амазонкой! Бывают же такие затмения!

— Ваши родные приедут в Ноттингли?

Она тряхнула головой:

— Нет — они предпочитают другое время года. И кстати — моя младшая сестренка сейчас готовится к финальным экзаменам. Очень важно, чтоб она получила хороший диплом.

— Как у вас.

— Да. Я не знала, что вам это известно. Программирование и стат-анализ — очень важные вещи, мне всегда это долдонили. Может, поэтому я бросила дело и занялась своим дурацким амазонством.

— Я рад, что вы здесь, Шари. Я не смог бы обойтись без вас.

Она прошла в кухню и заказала чай с бисквитами.

— Обошлись бы. Нашли бы кого-нибудь.

По неясной причине — он сам хотел, чтоб причина была ему неясна, — Дуглас не стал возражать, изобретая какую-нибудь фальшиво-галантную плоскость. Он удовлетворился тем, что сказал:

— Мы больше не верим в черную магию. Но астролория важна для Планеты Парсло — значит, и вы важны для меня и для целой массы людей, Шари. Я думаю — мы делаем хорошую работу.

Когда Парсло открыл планету, получившую впоследствии его имя, и положил начало колонизации (это опозоренное слово «колонизация» еще употреблялось первопроходцами), — природа дающей жизнь радиации была неизвестна, но эффекты ее исследовали довольно быстро. Хорошо еще, что погода на планете не выкидывала никаких штучек, и не было необходимости создавать дорогостоящее Бюро погоды, для контроля климатических изменений. Следовательно, Марсден мог ждать Солнцестояния и гадать: будет ли нынешнее Рождество Белым, или снег все же не выпадет.

Раут назначили в апартаментах Клэйтона Мифлинна, в Дромедари-Вилладж (Верблюжьей Деревне). Для Дугласа это был другой конец города. Мифлинн, крупный полный мужчина с вьющимися, искусственно — до белоснежности — осветленными волосами, оделся для этого празднества «под Диккенса» и вышагивал по комнате, размахивая своим цилиндром и сверкая лакированными ботинками. Шари в восхищении заулыбалась. На ней было одеяние из одного куска прозрачной материи, цвета слоновой кости; оно спадало классическими складками, напоминавшими о благородной греческой простоте.

— Подоткни себе подушку под джемпер, Клэй! — крикнула она хозяину. — А то животика не хватает!

— Неплохая идея, дорогая!

Марсден, неловко кутаясь в длинную пурпурную мантию со звездами и полумесяцами, нахмурился и потянул Шари за руку. Она засмеялась и ускользнула прочь. Дуглас услышал лишь ее смех, сливавшийся со смехом Мэгги (чье платье было уже на волосок от полного неприличия) и Стива (он не придумал ничего лучшего, чем скафандр космонавта химической ракеты).

Вся компания с шумом и гамом, крепко надеясь на предстоящее веселье и с трудом удерживаясь в границах пристойности, загрузилась в ожидавшие флайеры и умчалась в Ноттингли. Праздники Солнцестояния — Рождество, Сатурналии, Ночь костров — сулят очень много, когда ты молод и беззаботен, когда в твоих руках целая планета…

Они наконец добрались до Ноттингли — после нескольких промежуточных остановок, где обменивались подарками, выпивали по рюмке и, похохотав и подурачившись, снова садились в аппараты. Марсден никак не мог расшевелить себя. Шари, во всем своем блеске, в одиночестве порхала мотыльком от группы к группе, от одного мужчины к другому, и при этом заливалась смехом. Скрепя сердце, Дуглас вел бессмысленную беседу с какой-то пухлой девицей; у нее были золотистые кудряшки и такое декольте, что казалось — не укрепи его немедленно мощными антигравитаторами, и все тотчас вывалится наружу. Он вежливо терпел ее речи, пока флайер не приземлился на площадку Хеди Арлена в Ноттингли. Тут, невнятно извинившись, он поспешил выскочить наружу. Имя девицы было — Анна. Как все современные люди, Дуглас привык узнавать имена собеседников и — с его памятью это не было проблемой — запоминать их. Ведь мы далеко ушли от кучки варваров в мехах, сидящих вокруг костра. Глобальные коммуникации вынуждают иметь большое число знакомых. А чтобы считаться вежливым, нужно запоминать имена.

Флора Вальдесей — очаровательная в платье из черного шелка, молодившем ее лет на десять, — подлетела к нему, кружась в танце и поднимая неизбежный бокал шампанского. Под большим навесом звенел смех, хлопали пробки бутылок, люди танцевали и пели — в общем, веселились по добрым старым обычаям.

Марсден смахнул с мантии пену шампанского и осторожно поцеловал Флору. Она принялась бранить его:

— Я уже заждалась, Дуг! Где тебя носит? — Она зашипела, как шампанское в ее бокале, предупредительно добавленное подошедшим роботом, и стукнула его кулачком в подбородок. Марсден слегка смутился.

— Ты неплохо выглядишь, Флора.

— А как же иначе, драгоценный мой! Я ж говорила, что приготовила тебе сюрприз, забыл? Так вот, получилась удивительная, ну просто потрясающая, сногсшибательная вещь!

— А… — Дуглас понял и начал оглядываться кругом.

— Вон там, Дуг, — Флора указала бокалом, самозабвенно смеясь, охваченная странным восторгом. — Разве не за-ме-ча-тель-но? — Марсден подумал, что «замечательно» — это еще слабо сказано. Он согласно склонил голову:

— За-ме-ча-тель-но, Флора, ты — чудесное создание! Как ты… — Он чуть было не сказал: «Как ты ухитрилась это сделать?» Но это было бы грубо. Флора сделала правильно, абсолютно правильно. И он сказал: — Как это ты его направила ко мне?

Гримаса, которую можно было счесть недовольной, промелькнула на ее лице:

— У Тони — бедняги — большие проблемы. Скажу по секрету — из-за Мэсона. Ах, этот Мэсон — что-то они там придумали с этим Эр… Что-то ужасное. А Тони — ему нужна твоя помощь, Дуг, серьезно говорю тебе. Идем туда!

Марсден поспешил за ней, скользящей словно змейка между гостями; он огибал локти и бокалы, извинялся, отшучивался, выдергивал длинные полы своей нелепой мантии из-под острых дамских каблучков… И, случайно повернувшись, увидел входящих под навес супругов Лейден.

Он ощутил нечто подобное удару кулаком в грудь. Не зря говорят старые люди — что-то передается от сердца к сердцу… Он налетел на полуголую фею в серебристом газе, и каскадик холодного шампанского обрушился ему за шиворот.

Паула смотрела на людей, крепко держась за руку мужа. Ее лицо было неподвижно. Она ни бровью не двинула, ни носик не сморщила, не позволила своим точеным губкам даже намека на улыбку. Царственно прошествовала она мимо Дугласа.

— Дуг! Где ты, Дуг! Идем!

Очнувшись от своего оцепенения, он неохотно пошел За Флорой.

 

X

САНСЕТРАЙЗ

— Сначала они испугались, что ягода — идиографическая, — рассказывал Тони небольшой группе слушателей. — Следующие разведки установили, что это не так. Но ребятам так и не удалось объяснить, почему ягода не номотетическая. И до сих пор это неясно.

— Правда — ослепительный мужчина? — шепнула Флора на ухо Марсдену.

Почему она так безразлично проплыла мимо него? Сделала вид, что не узнает? Чувство одиночества больно сжало сердце Дугласа. А Флора все шептала, — он заставлял себя прислушиваться и в то же время вежливо улыбаться продолжавшему речь Тони Мандрэйку:

— …удивительно умный — и никакого чванства! Распределение ареалов — произвольное. Мы проделали интенсивную работу по прогнозу, но Папа-Рад совершенно непредсказуем. Все, что мы можем сказать наверняка, — это что архипелаги выдохлись, с островами покончено. Вся оставшаяся на планете Радиация Парсло сконцентрировалась на континенте.

— Удивительную работу ты делаешь, Тони, — с искренним восхищением сказал пышный Клэйтон Мифлинн.

— Это точно! — вставил какой-то бизнесмен, одетый под разбойника с большой дороги — с двумя пистолетами у пояса, лучевым и лазерным.

Беседа продолжалась, — восхищенные слушатели, разинув рты, пожирали глазами разведчика. Марсден ощутил укол зависти. Тони был признанным лидером в своей сфере. Из всех разведчиков он был самым удачливым. Ему удавалось разнюхать сайт там, где десяток его товарищей проходили, не замечая ни малейшего колебания стрелки на своих детекторных аппаратах.

У Тони на его летной куртке из пластиковой кожи красовался большой железный крест, формой напоминающий мальтийский, а в петлице — ленточка ордена «За заслуги». Кожаный летный шлем и защитные очки лежали рядом на столе. Ноги разведчика были затянуты в узкие сапоги. В каждом дюйме Тони сквозила уверенность и даже лихачество. Отыскивая сайты, он носился на алом «Фоккере ДР-1 Трифан», на носу которого воинственно красовались спаренные девастаторы («уничтожители») типа «Шпандау». И Марсден не без зависти представил на мгновение самого себя в кабине флайера SE5a: он смотрит в прицел и нажимает гашетку своего девастатора «Виккерс-Льюис»…

Он видел Паулу в другом конце зала. Она с безразличным видом участвовала в беседе с группой операторов из студии Экзисенсов. Что они говорили — он не мог слышать, но все эти мужчины показались ему роем черных мух, жужжащих над медом.

Потом Флора ловким маневром увела Тони Мандрэйка от восхищенной толпы, странным образом похожей на группу поклонников Паулы, — и ухитрилась завести обоих мужчин в маленькую гостиную. Роботы подали шампанское. Марсден потребовал цитруса и джебаля, хотя он и не держался уже строгого тренировочного режима. Увидев входящего к ним Клэйтона Мифлинна, Флора поморщилась, но было уже поздно, — без откровенной грубости его не выставишь, а на такое Флора просто не была способна. Все четверо расположились в этой зеленой с розовым, комнате, мягко освещенной скрытыми лампами, расселись в комфортабельных формфитах, автоматически подстраивающихся к контуру и весу человеческого тела.

— Так если ты составишь для Тони гороскоп, то сделаешь нам большую честь, Дуг.

— Это верно, Дуг! — подтвердил Мифлинн с комически-покровительственным видом. — Разведчики заслуживают самого лучшего отношения.

— Есть еще Рамазон.

— Да, верно… Но все же, Дуг, как насчет того, чтобы обслужить меня без очереди? Мне предстоит крупная сделка. Хотелось бы знать расклад звезд на этот случай.

— Дуг будет счастлив оказать вам услугу, Клэй, — сказала Флора, вымучив любезную улыбку. — Но не сейчас — вы же понимаете важность ближайшего изыскания Тони.

Тони Мандрэйк молча кивнул. Он выглядел старше своих лет, очевидно, заботы его профессии быстро его старили. На его виске пульсировала жилка, а челюсти разжимались неохотно, словно он разгрызал слова, не желая их произносить.

— Ты права, Флора, моя дорогая. Делается все трудней… — Он рассеянно обвел всех глазами и, остановившись на Мифлинне, поднес бокал к губам.

— Конечно, Тони! Понимаю, как вам туго приходится, — Мифлинн похлопал рукой по своему диккенсовскому сапогу. — Даже в моем бизнесе — вертись, вертись, вертись, день и ночь. Если в две недели хоть раз перехватишь Дрим — то и это счастье, поверьте мне.

— Ну, значит, улажено, Дуг?

Он кивнул. Не мог отказать Флоре. А бизнес есть бизнес. Да и куш неплохой. Флора сделала очень хорошее дело. В силу особенностей жизни на Планете Парсло — рейтинг разведчиков был выше, чем у любой другой профессии, и их чествовали восторженней, чем президентов и фирменных магнатов. Люди здесь жили почти что на головах друг у друга — частой сетью деревень, объединенных в города. Новости разлетались быстро, как и положено новостям.

Разговор перешел на предстоящие выборы — стали обсуждать шансы Эр. Никто не решился дать прогноз — кроме Мифлинна, который презрительно обругал Эр и твердо высказался за нынешнего Президента. Правда, выяснилось, что с Эр он никогда не встречался.

Вдруг дверь распахнулась, и с криками, визгом и смехом ворвалась целая орда полуголых девиц, убегавших от своих кавалеров. Марсден воспользовался этим и встал, решив, что с него достаточно. Он смешался с толпой и принялся разыскивать Паулу. Кавалеры — именно так называли себя эти одетые в соответствии с таким старомодным словом молодые люди — поспешили на террасы, где и растворились в густом ночном тумане. Освещение было приглушено — из уважения к возможным желаниям гостей. Марсден вспомнил рассказы о старом «разрешительном» обществе — тогда любовь была открытой — не то что сейчас… В обеих системах есть свои преимущества. Быть может, его внуки — если родятся — снова, как прежде, будут со смехом заниматься любовью на открытом солнцепеке…

А сейчас — он выслеживал жену другого и, преступая писаные законы Планеты Парсло, в сущности следовал ее неписаным законам. Старый Папа Парсло был скорее пуританином, и его этика так или иначе удержалась… Тени мелькали меж кустов. Он слышал взрывы смеха и визг. Вдруг на бетонной плите тротуара он увидел клочок шелка. Рядом лежал разбитый бокал, и шелк пропитался шампанским.

Паулу он найти не смог…

После полуночи его разыскали Хеди Арлен и Шари.

Шари, как обычно, выглядела изящной, прохладной и сдержанной. Хеди Арлен приветствовал его как многолетний закадычный друг, это был диковатый растрепанный молодой человек с острым носом и быстрым взглядом хорька — судя по всему, парень себе на уме… Его отрывистая, не совсем связная речь почему-то казалась всем чрезвычайно глубокомысленной, а мысли — свежими, не затасканными. Марсдена покоробило, когда он увидел, как этот парень из Эксцесса держит Шари за талию — чересчур, чересчур фамильярно.

— Пару длинных, Дуг, старина! Пошли к черпалке. В прошлый раз мы там нехило заквасили! — И дальше в таком же духе — многого Дуглас вообще не понял: у каждой профессии свой жаргон. Но тем не менее покорно присоединился к ним: слоняться бесцельно вне сферы тяготения Паулы, ему уже надоело. Как хотелось Дугласу броситься к ней и рассказать о Тони! Она была бы счастлива за него, гордилась бы его успехами. От этих мыслей Марсдена оторвали слова Шари:

— Я говорила с миссис Лейден, Дуг. Она волновалась за своего мужа, — я не поняла почему.

Это вполне в духе Паулы…

Часть гостей решила, что пора немного отдохнуть от шумного веселья, и тут же заработала система экзисенсов. Арлен управлял водоворотом заказов: всем хотелось удовольствия — и как можно больше. Никто не хотел вялых, лирических дримов, чье действие растягивалось на две недели.

Да, нужен был именно энергичный Арлен, чтобы выкрикивать: «Террор! Конфликт! Угнетение! Галактика в цепях!» — он называл популярные серии. Марсден был слишком удручен, чтоб сопротивляться. Он расположился поудобней и стал капитаном Лансом: старый звездолетчик, недовольный квартальным окладом, уволился из Солтерранского Космического Флота и связался с бандой головорезов Варки в их коварном заговоре против Империи Гат. Дуглас читывал исторические сочинения о гатианцах, о чужеземном племени «сплочи», — и сомневался, так ли было дело, как ему показывали во сне. Но он дал включить гром и молнию Эксцесса, расслабился и… начал пробиваться сквозь строй врагов, обняв свободной рукой обольстительную Русти Перселл. Когда удалось расправиться с архипредателем Ван-Кликом, Марсден соединился с Русти — и проснулся на подушке Хеди Арлена: терминал экзисенсов прекратил накачку Эксцесса в его трепещущий мозг.

— Как вы заметили, Шари, — сказал он с ласковой улыбкой, — теперь так уже не пишут.

— И очень жаль, — сказал Хеди Арлен. Он отключил аппарат и сделал широкий пригласительный жест: — Пойдемте выпьем, потом я бы отвел вас на нижний этаж — вздремнем немножко на «Космическом спасении». Это, вы знаете, капитан Форд.

— Я не буду, — сказал Марсден. Встал с экзисенсовской кушетки и потянулся. — Если вам все равно, я лучше прокачусь в дрим прямо сейчас. — Увидя обиду в глазах Шари, он добавил: — Мне нужно составить гороскоп — для Тони Мандрэйка.

— Тони! — почти испуганно вскрикнула она. — Что ж вы раньше не сказали?!

Дуглас с сожалением отметил, что Шари слишком заразилась манерностью Арлена и его Эксцессной компании.

— Я думаю на этом закончить вечер — если вы не возражаете. — И быстро повернулся к Арлену: — Было прекрасно, Хеди. Но бизнес есть бизнес, и астролория не останавливается из-за Солнцестояния.

— Я вам понадоблюсь, — Шари встала, и греческое одеяние заструилось своими белоснежными складками.

— Нет, Шари. Вам здесь так хорошо. Если серьезно запутаюсь — вызову вас. — Он быстро пошел к двери, чтоб не дать им времени на возражения. — До встречи.

Всю дорогу в своем флайере он думал: что было бы, столкнись он с Паулой. Но этого не произошло…

В общем, Сансетрайз получился не очень удачный — разве что для Флоры и Тони Мандрэйка, им-то было хорошо…

 

XI

СЛУХИ

Празднества зимнего Солнцестояния миновали, и люди снова вернулись каждый к своему привычному образу жизни. Парсло-Радиация била под городами этого мира слабой, но устойчивой струей. Репутация Марсдена как асторолориста росла; но, хотя Шари Арруза была вполне этим довольна, Дуглас не мог остановиться на достигнутом. Рамазон Пребэдли по-прежнему казался недосягаемой вершиной — для всех, кроме близких знакомых и друзей Марсдена.

Паула так и не позвонила. На все его запросы роботы отвечали вежливыми отказами со своей механической бодростью в голосе. Он не смел позвонить от собственного имени, и ему было нестерпимо гадко придумывать эти вечные цепи извинений и псевдонимов.

Гороскоп Клэйтона Мифлинна был составлен в одно время с гороскопом Тони Мандрэйка. Дуглас был удивлен тем, что Мандрэйк — лев. По его виду об этом трудно было догадаться. Мифлинн, как Скорпион, представлял собой более интересный букет особенностей и аномалий, и Марсден потратил немало времени, оценивая дурные предзнаменования для будущей крупной сделки Мифлинна. Выходило, что неблагоприятные знамения пойдут бесконечной чередой. Странно: то ли он теряет свои навыки, то ли компьютер не в порядке. Третичные и шестичные аспекты выползали как раз оттуда, где Марсден меньше всего рассчитывал их найти, и поэтому ему приходилось искать знаки, не имеющие троек и шестерок.

В конце концов, он вывалил всю кучу бумаг на стол Шари и сказал, чтоб она сделала заново свежую распечатку.

Слухи продолжали жужжать по деревням Лоадена и других городов планеты. Эр составил какую-то новую, небывалую схему. Президент заболел, и операция оказалась неудачной. Цены на основные продукты питания выросли сверх всякой меры. Фермеры требовали больше денег за свою продукцию, жалуясь, что сельскохозяйственные роботы стали гораздо чаще ломаться. Один исследователь вернулся из безмолвных зон с тяжелым нервным срывом, и спасло его лишь усиленное лечение.

Марсден все работал над гороскопами Мандрэйка и Мифлинна, когда позвонила Паула:

— О Дугги! Это было ужасно! Но я не могла раньше. Глен порвал с той рыжей — ужас, что тут началось! Но сегодня он прислал мне меховую шубу — куницу, до самых пяток — чудовищно красиво. И улетел в Ноттингли. Он нашел себе какую-то там, на Сансетрайзе, я точно знаю…

Марсден попытался ее утешить; но когда он предложил залететь к ней — она отказалась. В ее рыданиях чувствовалась какая-то мучительная боль — он понял это; а когда страдала она, и его охватывали тоска и злость.

— Может, через недельку, Дугги! Мне нужно будет слетать в Боростац, на праздники.

Они договорились встретиться в Боростаце — не в эту среду, а в следующую.

Шари вошла с чайным подносом — рядом с чайником лежала стопка компьютерных перфокарт. Увидев женское лицо на экране, она с шумом уронила все это на пол. Марсден вскочил. Паула издала тихий — чисто бабий — визг и прервала связь. Когда экран потух, Дуглас сказал покорно:

— Ладно, Шари. С этим хватит. Займемся работой.

Она стала собирать рассыпанные перфокарты.

— Так я оставлю вас — поживите один, Дуг. Я обещала навестить Хеди.

— О'кэй! — Он с трудом сдержался, чтобы не прикрикнуть на нее. — Ладно. Пока!

Как ему удалось пережить эти дни — он и сам не понял. Когда позвонила Флора, он с радостью сообщил ей, что гороскоп Тони — самый благоприятный и будущее обещает разведчику много хорошего. Намек был весьма прозрачен.

Когда на экране появился Клэйтон Мифлинн, такой же здравомыслящий и искренний, но теперь одетый в костюм бизнесмена — консервативного темно-синего цвета с золотой искоркой, — Марсдену пришлось быть особенно тактичным.

Он сделал свой отчет обтекаемым:

— Колесница — в квадратуре со Жнецом. Указания на опасность из-за опрометчивости, потери какого-то рода и намек на насилие.

— На Солтерре это звучало бы иначе, — заметил Мифлинн, которому нравилось знать кое-что обо всем. — Колесница приравнивается, я полагаю, к Марсу, а Жнец — к Сатурну?

— Не совсем так. Не забудьте — здесь намного выросло число планет, не говоря уже о двух лунах. Но даже так — ясное указание на опасности. Далее — Менуэттер в Рыбах — в оппозиции к Бельпуэнту…

Мифлинн поморщился:

— Оппозиция? Юпитер с Меркурием, полагаю?

— Да, но…

— Ясно. Можете не расшифровывать.

— Это — указание на плохое судебное решение; вы пойдете в суд в неудачном расположении духа — против вас будут лень и распущенность… — Марсдену казалось, что он ковыряет ножом в открытой ране.

— Спасибо, Дуг… Вы настроили меня нужным образом — для этого и нужен астролорист. Теперь я предупрежден. Пусть Пэчакок и Слански обожгут себе пальцы, — он подул на свою ладонь для пущей наглядности. — Дело стоящее, очень крупная сделка…

— Я лишь указываю, что предсказывают звезды. — Дуглас представил себе, что слышит свои слова со стороны, и они ему не понравились.

Еще немного побеседовали — Мифлинн отметил, что слышал о передвижке Боростаца, — и тут неожиданно прервали связь. Марсден так и застыл. Боростац! Он сразу попытался позвонить Пауле, — но проклятые сверхэффективные роботы прочирикали, что хозяйка ушла, не сказав, куда направляется.

Ноющее ощущение в груди не покидало его весь день.

Потом он вдруг сообразил, что давно не принимал дрима — не это ли причина его необычной раздражительности? Не слетать ли в Боростац? Если город уже передвинут, Паула даст о себе знать. Он хотел было набрать код «Дримо-Схемы», но тут поступил вызов от бизнесмена Мартина Крошэя. Этот Крошэй, клиент Дугласа, был крупной фигурой в областях пластиков и электроники. Общее впечатление у Марсдена было таково, что они с Клэйтоном Мифлинном отнюдь не друзья.

— Не задержу вас, Дуг, — хочу только сказать спасибо за последний прогноз. Здорово!

— Прекрасно, — ответил Марсден, изо всех сил стараясь быть любезным. — В любое время…

— Как раз сейчас и время, Дуг. У меня есть шанс на крупную сделку. Так вот. Дайте мне прогноз на ближайшие несколько дней. Буду очень обязан — и для вас найдется кое-что приятное, так и знайте.

Марсден перестал набирать «Дримо-Схему». Нет, так не долго и сорваться. Флора нагружает его все больше и больше…

— Ладно, Мартин. Пока! — Он работал над гороскопом со всем прилежанием, отрываясь только для разминки да для все более частых глотков виски. Джебаль был крепкий, но виски ему был больше по вкусу. Джебалевый сок — дар Галактике от планеты Таккат; ее жители избавили эту жидкость от неприятного запаха — и напиток стал любим всеми. И вот гороскоп закончен. Он сам сел за компьютер. Шари… что ж, она теперь с Хеди Арленом — где-то там в толпе ребят Эксцесса…

Он подумал: как это астрологи старого времени управлялись без компьютеров? Должно быть, годы уходили у них на минутную работу… Он закончил, проверил результат, вызвал Крошэя и передал ему свои находки. А они были хорошими для заказчика: солнце и обе луны в соединении, что весьма благоприятно… И теперь он наконец мог набрать дрим.

После хорошего отдыха чувство раздражительности, бесцельности существования исчезло; и он решил, что нужно строже следить за своим физическим состоянием. За последнее время он выпал из спортивной формы. Шари не делала никаких замечаний; в эти дни она казалась очень занятой. Дуглас давно догадался, что у нее нелады с Арленом.

В будущем для него существовала только среда — день, когда он полетит в Боростац.

У него еще оставался телевизор, и он включал его с ощущением человека, подкладывающего бомбу под гробницу фараона. Единственный действующий телеканал был заполнен политическими речами — их обычно читали роботы-дикторы; а живые люди — авторы — включались только в стратегически важных местах своих выступлений.

Появилось лицо Президента, удрученное заботами. Эр, конечно, никогда не показывался на телеэкране собственной персоной. Его подсказки фильтровались в умы с гораздо большим эффектом — через вездесущие слухи.

Шагая взад-вперед по комнате, Марсден в нетерпении поглядывал на экран — ждал новостей о Боростаце. Но их все не было. Наконец, когда в сводке новостей снова дали стереоповтор сюжета из вчерашней программы о выставке ковров — в пятый раз за четыре часа! — Марсден выключил телевизор и заказал себе выпивку. Ни слова от Паулы и ни слова о Боростаце. Он было вызвал Флору, но на экране появилась надпись: «Не прерывать!» Это заинтриговало Дугласа, ибо Флора, как никто на свете, всегда готова была отозваться на внезапный звонок и сколь угодно долго болтать.

Что-то резкое, свежее чувствовалось в воздухе, и кровь бросилась ему в лицо, когда он выскочил к своему флайеру. Да ведь скоро весна. Пора выходить из спячки, время жить!

Почему он так спешил? Времени было вагон. Совсем недавно его телесные ритмы толкали его на резкие, причудливые движения — он бросался очертя голову на дело, а в следующую минуту остывал к нему и смутно желал лишь погрузиться в дрим. Он мог понять себя, если спешил к Пауле. Мужчина всегда летит к своей возлюбленной на крыльях любви. Однако — он сел во флайер и защелкнул дверцу — ягода, должно быть, переработала свой срок. (Старая шутка.) Он стартовал и взял курс на Боростац. Вот чего не хватало Одиссею — флайера «Max-три»! В каком восторге, держа штурвал, древний герой любовался бы этим темным, бурным морем, как хохотал бы, сверкая зубами в обрамлении черной бороды!..

Века пролетели — казалось ему — с тех пор, как он последний раз летал к Пауле, а может быть, он летел к ней все это время! За этот супервременной сдвиг ощущений отвечала гоогология. Иных людей приводила в трепет сама мысль о полете над землей — может получиться пересечение безмолвной зоны, выход из сферы влияния Радиационной Купели Жизни. Давались различные оценки того отрезка времени, который можно безопасно просуществовать без Парсло-Радиации. Некоторые слишком нервные особы могли выйти из строя в пределах восьми часов. Другие — более флегматичные — могли и целый день продержаться.

Робот-штурман издал приятный музыкальный звук — сообщая, что Боростац уже появился из-за горизонта. Марсден вгляделся вперед. Внизу разворачивался город — проспекты, виллы, многоквартирные дома, энергоблоки и офисы; они белели и искрились под солнцем.

Так они вовсе и не передвигали город!

Навстречу летела его мишень — плоская крыша отеля. Флайер сел легко, как птичье перо. Марсден выскочил, вдохнул свежего воздуха, огляделся. Странно-в небе ни одного флайера; а улицы, теперь он видел их близко, были необычно пусты. Он подошел к парапету, посмотрел вниз. Нигде ни движения, ни звука. Город был пустынен, покинут, безжизнен.

Он оглянулся на свой флайер, одиноко стоявший в середине кровельной стоянки. Облака пролетали высоко над головой. Резкие солнечные тени, прохладный ветер. И опять он взглянул на город. Никого. Пусто. Мертво. Коллекция образцов архитектуры. Бессмыслица.

Значит, слухи были неточными. Ягода кончилась здесь, в Боростаце, и вместо передвижки города — власти убрали отсюда весь народ. Почему так произошло — Дуглас понять не мог. Все как положено — звучали погребальные элегии, черные крылья развевались траурными завесами, белые лилии изящно поднимали свои восковые цветы… Он вздрогнул: город мертв, а ведь Паула встречает его здесь!

Он позвонил. Как и следовало ожидать, роботы Паулы кратко объявили: она сегодня в отъезде.

— Я знаю, проклятые железяки! — он яростно щелкнул тумблером. — Она в отъезде в Боростац — веселенькая поездка!

Данте и Беатриче, Антоний и Клеопатра, Ромео и Джульетта? Он увидел ее флайер, вырвавшийся к нему из пелены облаков. Наполеон и Жозефина, Нельсон и Эмма Гамильтон? Он вспомнил обо всех этих влюбленных парах. Он, Дуглас Марсден, не считал нескромными такие сравнения. Паула Лейден летит к нему, и они будут владеть этим пустынным, покинутым городом!

Здесь не будет любопытных соседей, на назойливость которых она может сослаться в оправдание своего отказа. Они будут одни, только вдвоем, и столько времени, сколько они смогут любить друг друга в отсутствие Парсло-Радиации.

А можно ли в самом деле чувствовать, что ягоды уже не пульсируют вокруг вашего тела?

А как вянет и умирает сама любовь? Как она выглядит, если отлучена от излучающей Купели Жизни?

Да, но этот флайер не был марки «Экспрессон-Вертиго». Правда, той же фирмы «Экспрессон», но всего лишь прокатная летучка — «Экспрессон-Джендайн». Это вовсе не стиль Паулы. Ему стало не по себе — так сильно, что даже прихватило желудок. Он закрыл глаза. В этот момент флайер замер на лету и приземлился. Раздался скрежет — неловкая посадка. А когда открыл глаза — увидел, что к нему бежит Шари Арруза.

— Шари? — произнес он с глупым видом.

— Дуг! Вам нельзя здесь оставаться!

— Вот те на! Какого черта вы здесь делаете? Я не просил вас прилетать!

— Звонила Паула — она услышала про Боростац.

Так вот в чем дело… О чем же говорили без него эти две женщины?

— Вы могли бы и позвонить.

— Дело не терпит отлагательств. Потом, это не телефонный разговор. И к тому же я подумала… мне показалось, что это хорошая идея… — Тут она запнулась. Тонкая белая материя летнего, не по погоде костюмчика облегала ее фигуру. Он мысленно прикоснулся к тому алому шраму… нет — это невозможно!

— Клэйтон Мифлинн говорит, что вы — шарлатан. Что вы составили ему катастрофически неверный гороскоп, и он собирается отсудить у вас все, что вы получили. С вашей карьерой астролориста, Дуг, покончено!

 

XII

ЭКЗИСЕНСЫ

Та подавленность, что охватила Дугласа Марсдена на крыше отеля в Боростаце, продолжала действовать, правда, уже не столь сильно, во время затяжных переговоров, которые он вел всю весну. Благодаря посредничеству заботливой Флоры Вальдесей, он сумел убедить Мифлинна не начинать судебное преследование. Факты было легко установить. Мифлинн отказался от выгодной сделки. Пэчакок и Слански, с активной помощью Мартина Крошэя, вмешались в дело и подчистили все весьма эффектным образом. Мифлинн был уничтожен. Но нет — всем известное бычье упорство побудило его требовать немедленного возмещения. Речь шла о грандиозных суммах.

Хоть и немало пота пролил Марсден, разрабатывая ходы, задуманные Флорой, — он не мог не видеть и комическую сторону всего происходящего. Клэйтон Мифлинн надувался и пыхтел, что твой индюк. И лишь его природная честность позволила Дугласу сорваться с крючка, когда говорливая Флора с ее чисто женской настойчивостью все же убедила Мифлинна образумиться. Чтоб перехитрить Флору Вальдесей, требовался куда более тонкий дипломат, чем Клэйтон Мифлинн.

— Не знаю, почему ты так нянчишься со мной, Флора! — Сказал Дуглас, покорно признавая себя кругом ей обязанным. Она только что выложила ему все новости и отдыхала в молчании.

— Я и сама не знаю. Я не могу считать тебя простым постельным компаньоном. Я для этого слишком высоко тебя ставлю. И не желаю ничего знать о твоих личных делах. Считай, что все мои старания — это дань уважения и восхищения твоими родителями.

Теперь после встреч с Хеди Арленом на ум Марсдену все время приходили экзисенсные клише. И для Шари открылось новое поле деятельности.

— Вы могли бы попробовать, Дуг! — сказала она ему, и Флора согласно кивнула. — Смотрите сами: астролория теперь для вас закрыта навсегда. Вам нужно идти в экзисенсный бизнес.

— Да! — с энтузиазмом подхватил Марсден. — Прекрасная идея. Я готов. И если я смогу обойти Хеди Арлена, то…

— Не загадывайте наперед, Дуг, — сухо заметила Флора. — Время покажет.

— Флора! — воскликнула Шари с упреком в голосе.

Дуглас усмехнулся:

— На этот раз я знаю, что это мне по силам.

Флора, улыбнувшись, ткнула его пальчиком в бицепс:

— Ну ладно, только не позволяй себе терять форму!

И он последовал ее совету. Изучая технические детали экзисенсного бизнеса, он действительно держал форму. А изучать пришлось многое. И снова неоценимой оказалась Шари Арруза. Имея контакты со студийцами, она быстро сколотила готовую группу, которой нужны были лишь сценарии, чтобы тотчас запустить производство.

Всякие угрызения совести из-за нелояльности к Арлену у Шари быстро отпали: он сам разорвал с ней, начав ухаживать за некой девицей из Спартанских кругов.

— Клянусь Папой! — воскликнул однажды Марсден, перебирая с ней сценарии и старые ленты. — Мы покажем этой планете, что такое Эксцесс!

— Вашими устами да мед пить! — заметила она.

Паула, узнав о новом повороте событий, заинтересовалась и пожелала ему удачи.

— Я уже почти решился снимать «Я борюсь за Марс». Это киносценарий. Джон Дельмар — это просто идеальный мужчина, супермен.

— Звучит прекрасно, Дугги, дорогой! Глен говорил вчера, что последний каталог Эксцесса — скука смертная.

— Правда?

— Я теперь очень часто его вижу. У него что-то на уме. Он полагает — Президент скоро скажет речь.

— Я слышал, что Эр…

— О Дугги! Будь осторожен!

Не поняв ее беспокойства, он все же замолчал.

— Я так волновалась, когда ты улетел в Боростац. Эта мисс Арруза, кажется, славная девушка. Она тебе, конечно, очень нравится, так ведь, Дугги?

— Ну что ты, Паула!

— Я должна лететь. Глен пригласил на обед министра. Это будет так скучно! Когда я тебя увижу?

— Скоро… когда смогу…

— Я позвоню тебе, Дугги, дорогой! Я ухожу — скажи, что любишь меня!

— Ты знаешь, я тебя люблю!

— Пока, дорогой, до встречи.

Экран погас.

Паула, конечно, не думает, что он?.. Нет, разумеется, Шари… ну, Шари это Шари. С этим все. Все!

Он узнал, что горожане Боростаца получали новые разборные дома из города Паланцано. Плотность населения была велика в обеих этих общинах, и жизнь в них стала не очень приятной. За последнее время он не получал никаких известий от Тони. Интересно, почему разведчики так необычно безмолвны в эти дни?

Беспрестанные слухи носились повсюду, и никто больше не верил ни одной телепередаче. Непрерывно возникали все новые вопросы; но никто не имел представления, как отвечать на них.

Марсден слышал, что несколько других городов были покинуты так же, как Боростац. Шепот все ширился — назывались имена, места, даты. И на фоне этого он усиленно готовил свою первую экзисенсную постановку.

Какая-то безжалостная сила не позволяла ему успокаиваться на достигнутом втором месте. Теперь она заставляла его выискивать новый сюжет, который бы не только соответствовал его талантам, но и вывел бы его — безоговорочно! — в первые ряды Эксцесс-бизнеса. Он жаждал только первого места! Быть номером первым хотя бы в одном деле! Разве это слишком трудная задача? Разве это грех — ставить себе такую цель?

Он пробежал глазами по заголовкам превосходных сценариев: «Мужчина, женщина, андроид»; «Иное пространство — иное время»; «Измерение ужаса»… Да, они превосходны; но они не выбьют искры. Он решил было взяться за Шекспира или Мольера; но, увы, они повторены в таком обилии версий, что добавлять новую — просто нелепо. Но, может быть, это только отсутствие уверенности в своих силах? Как долго он колебался над Гамлетом — он не хотел доверять этой тайны даже Шари.

Если бы удалось найти тот легендарный потерянный сценарий — «Минимэн»! Именно сейчас — или никогда — пришло время его отыскать.

Шари робко предложила Марсдену материал по Джэйн Остен, по Джордж Элиот, по Грэйс Пеннефадер. Он поблагодарил секретаршу; но чувствовал, что сюжеты писательниц у него не пойдут, он сможет работать только на мужском материале.

— Тогда как насчет вот этого? — спросила Шари, извлекая еще одну рукопись из нижнего ящика стола.

Больше чтоб доставить ей удовольствие, Дуглас начал читать. И сюжет сразу же захватил его; он понял, что здесь и заключен нужный ему ответ.

Этот сценарий — «Амазонка» — рассказывал о меценате из Спартанских кругов, о его сделках, неудачах, приключениях, любовных историях с розовощекими амазонками.

— Вот оно! — сказал он Шари. — Мы можем сверить детали со Стивом Уинкэмом. Вы, Шари, просто молодец.

— Так уж получилось.

— Чья это работа?

— Вы уверены, что будете снимать?

— А это — окончательный текст?

— Это — современное… про Парсло…

— Все равно. Говорите, Шари! Кто?

Он уже догадался.

— Я, — ответила она. — Это я написала.

Он сжал ее в объятиях. Она оказалась теплой, крепкой и удивительно приятной в его руках. Он выпустил ее и отступил назад. Рассмеялся, переключился на другой настрой.

— Хитрая девчонка! Мы начнем снимать сейчас же.

— Вы не сердитесь?

— Сержусь?! Шари! Если вы можете такое!..

— Но ведь не в сценарии суть, Дуг. Суть в том, что сделает из него экзисенсный продюсер.

— Не скромничайте!

Часть денег Флоры Вальдесей пошла на оплату студийной группы; Стив Уинкэм удивил Дугласа, внеся свой вклад. В дело пошла почти вся наличность самого Марсдена. Шари настояла, чтоб и ее взяли в долю.

Они использовали студию «Эксцельсиор» в Лоадене.

Студийный персонал и техники относились к ним терпимо и даже благосклонно. Поразительным было то мастерство, тот опыт, который они проявили. Благодаря им Дуглас мог всецело заниматься только художественной стороной дела.

Студии помещались в легких, открытых корпусах ангарного типа. Каждый работник выполнял свои обязанности с видом непревзойденного в своей области аса. Использовался весь персонал — вплоть до практикантов. Дуглас не мог отказаться от них. Работа им была не в тягость: они знали свои задачи и выполняли их с холодным профессионализмом.

В начальных сериях Дуг использовал музыку Баха, Стравинского, Бартока и Бетховена; в самых патетических же местах он вводил Лелианберга и Голдсофского. В своем музыкальном вкусе он был уверен.

Они провели репетиции под зорким глазом эмпатического транскриптора — этой ощущающей камеры, следившей за ними и улавливающей все оттенки эмоций. Шари надела свой старый амазонский комплект, и взгляд Марсдена, против его воли, притягивался к ее обнаженной правой груди. Безукоризненно белая, она не сохранила и следа того алого шрама, что столь глубоко запечатлелся в воображении Дугласа. Он знал, что этого шрама там нет, но невольно искал его глазами, испытывая к себе самому злость и отвращение. Он мучил бедную девушку репетициями. Но перед ним встала проблема главной мужской роли — мецената амазонок из Спартанских кругов: он понимал, что весь успех постановки зависит от этого персонажа, с которым будут себя отождествлять все читатели. Да, он быстро привык называть «читателями» абонентов экзисенсной сети, как это принято у профессионалов. Такой перенос значения забавлял его.

Он решил сам сыграть эту роль.

Стив Уинкэм обрадовался и сразу принялся поучать Дуга:.

— Запомни, Дуг: я уже перестал быть спартанским парнем. Это — люди без сердца. Зверски эксплуатируют девушек. Весь их интерес — деньги. А для этого нужны смазливые девчонки, достаточно проворные, чтобы хлестаться электрокнутами.

Разжигаемый честолюбием актера-новичка, Марсден ответил:

— Не бойся, Стив. Я тоже заставлю их попрыгать. Войду в роль.

Шари усмехнулась и сверкнула молнией своего амазонского бича в дюйме от носа Дугласа.

— Не забывайте, Дуг, здесь только я — настоящая амазонка!

Производство фильма шло на всех парах. Марсден старался разъяснить партнерам свои взгляды:

— Материала масса, а ведь читатель разделен по отсекам. Как раньше говорили — по жанрам литературы. Вестерн все еще процветает. Другие отсеки требуют иного. И если при подаче таких сценариев на экзисенсные розетки принять за литературную норму великие трагедии английской литературы, то вы поступите нечестно с любителями легкого жанра. — Он сделал энергичный жест. — Я думаю, что джокер в нашей колоде — это интуитивное восприятие. Я жду драматической иронии и не столь поверхностной мотивации и характеров.

Один оператор, бесцельно катавшийся взад-вперед в своей тележке, прислушиваясь к беседе, вмешался в разговор с циничной улыбкой на лице:

— У нас здесь было полно таких великих, непризнанных гениев. Все пытались развернуть свой материал, придать ему значимость, иронию, полнее изучить условия человеческого восприятия. — Он криво усмехнулся. — У них не пошло. Завязло. Читатель просто не хочет хорошего материала. А тот читатель, что привык к великим традициям литературы, — он запутался, ему никак не приспособиться к требованиям отраслевых специалистов. Вы сами это увидите.

— Это все дело воображения, — упрямо возразил Марсден.

— Если вы не разжуете смысл для среднего читателя — лучше бросайте это дело. Утонченность здесь не пройдет. А если будете ставить свои экзисенсы для ограниченного рынка — наверняка разоритесь.

— Не унывайте, Дуг! — вставила Шари, щелкнув бичом. — Амазонки сейчас популярны.

Да Марсден и не поддавался сомнениям:

— Я сделаю такой Эксцесс, что их до самых печенок проберет! — заявил он, искренне веря сказанному.

Ему доставляло огромное удовольствие показывать Флоре декорации своей постановки. Она охала и ахала во всех нужных местах.

— Я так мечтала узнать что значит быть амазонкой, с тех пор как встретила Шари. Она такая милашка! Как она вышагиваег в своих сапожках! Почти совсем нагая! Даже внутри все переворачивается!..

— Что ж, Флора, вот закончим наш Эксцесс, тогда ты подключишься к аппарату и будешь амазонкой.

— Обязательно! — обрадовалась она. — Замечательный способ усваивать жизненный опыт. Только, надеюсь, ты не будешь слишком жесток со мной. Я этого не люблю.

 

XIII

ОПАСНОСТИ ПОСТАНОВКИ

Все быстрее и быстрее вел Марсден постановку своего суперэпоса, будущего шедевра экзисенсого искусства — «Амазонки».

Мэгги Карстэрс со своей электроплатиновой шевелюрой прилетела принять участие. Стив Уинкэм не покидал площадки, добродушно пошучивая над всеми участниками съемок. Примчалась и Феникс Поппи — не упустила возможности с небрежностью мастера похлестать бичом по торсам своих противниц. Все работали с большой охотой, и производство шло полным ходом. Шари вписала пару эротических любовных сцен с экзотическими позами. Марсден счел невозможным сыграть эти сцены с самой Шари. И вырезал их совсем. Он чувствовал, что начинает вырабатывать в себе щепетильность истинного продюсера. А коль скоро экзисенсный читатель будет вовлечен в придуманные переживания двух главных героев — его самого и постановки.

Студийный персонал то и дело отрывался от работы, чтобы передохнуть. Питье текло рекой. Веселились вовсю. Беспорядочно мчался безумный темп жизни Лоадена. Не стихали слухи о покинутых городах. По-прежнему не было надежных известий о действиях разведчиков. И все же из земли под Лоаденом продолжал — слабо, но устойчиво — пробиваться Папа-Рад.

Дуглас чувствовал, что скептически настроенный оператор, который когда-то усомнился в его успехе, был в общем не прав. Читатель, подключаясь к экзисенсам, был способен улавливать тонкие различия в характере героев, глубинную сущность мотиваций, понимание затронутых человеческих проблем. Разве этого мало? Конечно, нет!

В самый разгар одного съемочного дня его вызвал Мэсон Уормлей. Дугласу стало не по себе. Уормлей выглядел нездоровым, казалось, он постарел на несколько лет, и был чем-то весьма озабочен.

— Вы можете приехать прямо сейчас, Марсден? Эр ждет.

— Боюсь, что не смогу.

Уормлей медленно поднял свою тяжелую голову. Сейчас он был похож на вылезающего из болота носорога. Весьма озадаченный, он повторил:

— Эр хотел бы видеть вас, Марсден. Мне стоило больших трудов это устроить. Я буду ждать в три часа дня.

И пока Дуглас колебался, Уормлей выключил свой экран. Марсден разозлился — его отчитали, как какого-нибудь школьника.

График этого дня содержал «ид-процессинг» и некоторые другие новинки — они могли бы вырвать экзисенсы из накатанной колеи рутинных съемок.

Обработку их можно было предоставить техникам. Но Марсден хотел лично наблюдать за их работой. Однако Уормлей, очевидно, не шутил. Видимо, что-то случилось. Ответом на все сомнения может стать встреча с Эр. И Дуглас решился. Он прокричал сквозь шум несколько слов Стиву и Шари, проглотил ленч и влез в легкий скиммер для междеревенских перелетов. На место он прибыл точно в 14.45.

Щеки Уормлея пополнели. Жесткие складки остались; но появилась в этом человеке некая елейность, не замеченная Дугласом утром на экране. Как всегда, Мэсон не терял времени:

— У Эр в данный момент масса текучих дел. Я слышал, что вы вошли в эксзисенсный бизнес?..

— А что, это меняет дело?

— Видите ли… Астролория — это одно, экзисенсы — другое. Извините, я на минуту. — Уормлей вышел из комнаты. Марсден остался ждать.

Вернувшись, Уормлей сказал с порога:

— Эр не сможет вас принять сегодня. В Паланцано случилась беда.

— Там, кажется, поселились горожане из Боростаца?

— Именно так. Президент явно не способен владеть ситуацией. Избирательная кампания тянется слишком долго. — Дуглас еще никогда не видел Уормлея в таком состоянии.

— Я уверен, что со временем все выправится. — Марсден встал. Что ж, Эр неуловим, как всегда. — До встречи.

На этот раз, покидая знакомый разукрашенный жилой корпус в Капитал-сити, шагая по полированному мрамору, Дуглас заметил, что никто не встречается ему по пути. В прошлый раз какие-то люди с важным видом постоянно ходили из комнаты в комнату, держа в руках мотки перфолент или длинные полосы компьютерных распечаток. Теперь же только одна женщина с густой копной волос выглянула из двери, а увидев его — отшатнулась назад. Марсден успел заметить, что ее лицо посерело от страха. Он не понял, что в нем так напугало ее. Видимо, это — растущий страх перед провалом Эр. Слухи об этом уже ходили в политических кругах.

Он вернулся на свою экзисенсную студию как раз вовремя, чтоб закончить ид-процессинг и оценить сделанное без него. Эр и Мэсона Уормлея он тотчас выбросил из головы.

— В нашем экзисенсе не должно быть никакой пошлятины: ни убийств, ни грабежей, ни поджогов, ни содомии, — говорил Марсден Стиву Уинкэму. — Так или иначе, но мы стоим на голову выше всей этой сенсационной муры.

— Однако, Дуг, иным читателям это нравится.

— Показ преступления — это призыв, обращенный к преступному рассудку.

— Ну, всех все равно не развратишь!..

Они рассмеялись.

После работы они зашли в известный Стиву маленький тихий бар: сюда не ходил ни Эксцессный сброд, ни буйные молодчики из Спартанских кругов.

— А как любовные дела, Дуг?

Марсден улыбнулся:

— В общем — как всегда. Паула говорит, что у Глена какие-то неприятности.

— Глен! Я только про него и слышу, когда спрашиваю тебя о твоей возлюбленной! — Уинкэм рассердился не на шутку. — Муж любовницы! Тебе-то до него какое дело?

— Не надо так громко.

— К чертям, Дуг! Или брось эту бабу, или возьми ее в законные жены! Ты знаешь, что я о ней думаю? Это просто-напросто мороженая рыба! Но если тебе нравится такой сорт…

Дуглас проглотил эти слова.

— Да, Стив, чертовски нравится. Но что делать, раз на этой планете так силен институт брака? Так что мы влипли. Паула никогда не разведется с Гленом.

— Это гнусно!

— Ну а что делать?

— А если б я, Дуг, женился на Мэгги, зная, что парень вроде тебя целых два года держит ее за трусы? Как это?

— Тебе виднее… но ты, верно, не Мэгги имел в виду?

— Ясно — нет, идиот! С тех пор как Шари дала мне отлуп…

— Шари? Тебе?

— Ну да! Думаешь, я б отдал такую девушку? Это мне до сих пор как изжога…

Так вот что за беда была у Стива! Своими шутками он старался залечить скрытую рану… Марсдену было не по себе, он нажал кнопку на столе, заказывая новую порцию — виски с цитрусом.

— Ты слышал насчет Паланцано? — спросил он, чтоб сменить тему разговора.

— Конечно. И про Ноттингли тоже. У них вышел какой-то скандал. Не знаю, из-за чего. Президент поставил там специальный комитет — «гражданский наблюдательный». Даже забавно.

— А что он делает?

— Полицейскую работу, как я понимаю. Если роботы не могут справиться, так должен же хоть кто-то…

— Ну, меня это не касается. Мне нужно кончать наш экзисенсный сериал.

В баре уже шумела группа юнцов: скакали с места на место, орали, хохотали — так ведет себя молодежь, когда не знает, что будет с ней завтра. Роботы шевелились медленно. Марсден понял, что напряжение сети здесь понижено. Вот один коротко стриженный парень прикрикнул на робота: «Быстрей!» и поддал ему ногой. Питье пролилось на пол, зазвенели разбитые рюмки. Кое-кто из посетителей обернулся — без тревоги, лишь с любопытством. Бедный робот вышел из строя. Он закачался, размахивая руками и щупальцами шлангов, рассыпал все рюмки; из его краников хлынули струи напитков. И с треском свалился на пол. Раздался легкий взрыв, и электронная начинка несчастного разлетелась по всему залу. Ребята ржали в восторге.

— Не нравится мне такое, — мрачно сказал Стив.

— Молодежь! — Дуглас был настроен терпимо. — Ягода на них сегодня подействовала.

— Наверное. Сейчас ее много.

Другие роботы быстро убрали останки своего товарища. Он будет отремонтирован или сдан в утиль. Буйным подросткам налили по новой, и они продолжали громко обсуждать свои дела, рассевшись по стульям и табуретам.

— Пойдем-ка отсюда, — поднялся Марсден.

Они вышли в сквер. Ночной ветерок шептался с листьями деревьев. Марсден не знал, в каком месте Лоадена они находятся. Междеревенский скиммер сам доставит их домой. Еще долго они слышали в ночной тишине шум веселья из бара.

— Откуда все-таки эти ребята? — задумчиво спросил Стив.

Дуглас сначала не подумал об этом. При словах Стива он вдруг ощутил неприятный холодок в душе. С тревогой вспомнил о Паланцано и Ноттингли.

Были когда-то такие люди — они просили вживлять им электрод в мозг, чтоб стимулировать центр наслаждения. И потом умирали от голода, испытывая высшее счастье. Закон запретил эту милую забаву. А разве экзисенсы не возрождают это былое запретное занятие, накладывая на мозг то же клеймо наслаждения? И он станет Номером Первым экзисенсного бизнеса, и будет счастлив этим?

Со всех сторон до них доносились ароматы наступившего лета. Они шли пешком, наслаждаясь чистым воздухом ночи, крупные — даже жирные — звезды дружески подмигивали им. Эта планета начисто отрезана от всей галактики, и лишь ночные светила напоминают жителям об их происхождении… Когда Стив вызвал с карманного пульта пару скиммеров, Марсдену не хотелось с ним прощаться. Но нужно заканчивать производство — утром он должен быть на студии. Надо принять хороший дрим, подумал Дуглас, как только уложу готовые экзисенсные ленты в коробки.

— До встречи, Стив!

— До встречи, Дуг!

Сидя в скиммере, он поразился сам себе: ему вдруг захотелось произнести то архаическое выражение, солтерранский пережиток: «Доброй ночи!»

 

XIV

ПРЕ-СТУП-ЛЕ-НИ-Е

«Амазонка» провалилась.

Марсден не мог этого понять. Он просто не верил этому.

Лишь когда Флора Вальдесей, со всей дружеской серьезностью на располневшем лице, сказала ему, что не могла выдержать и отключила терминал задолго до конца, — лишь тогда он осознал всю степень постигшего его несчастья.

— Но почему? — умоляюще вопросил он. — Флора! Бога ради — почему?

— Не могу это объяснить, Дуг. Все это… ну… не то, чего я хотела. Мне было противно выпячиваться в этом диком костюме… в этих сапогах… с голой грудью… А потом Феникс Поппи хлестнула меня кнутом…

— Да, да! Но ведь ты победила!

— Я не получила удовольствия, Дуг.

— Но разве ты не получила ощущения всего этого, скрытой драмы и трагедии, того, что так важно для амазонки…

— О да. Конечно. Но я прокатилась вместе с Тони — и у него было такое же впечатление. Ему совсем не понравилось эксплуатировать тело девушек.

— Да что ты, Флора!

— Честно, Дуг, именно так.

— Да нет во всем этом ничего злого или грязного.

— Я уверена — Шари написала великолепнейший сценарий. Извини, меня, Дуг. Право, жаль твоих родителей — они так верили в тебя. А Тони, бедный — он и без того замучен в последнее время. Ему нужно было как следует расслабиться. Тот гороскоп, что ты ему составил, — он его так поддержал! Но сейчас ему ужасно, дьявольски не везет. Нет новых сайтов. Конечно, каждому встречному он этого не скажет. Но у меня плакал на плече — бедняжка!

Разведчик — плакал? Дугласу показалось, что земля закачалась у него под ногами.

Впрочем, все это — пустяки. «Амазонка» провалилась. Никто не подключался к терминалам «Амазонки»; только слухи продолжали виться кругом…

Все средства Дугласа испарились. Он продал свой флайер «Max-три» — с тоской похлопал его на прощанье по ярко-алому боку. Флоре и Стиву оставалось лишь стиснуть зубы и признать свои убытки. Им не грозило разорение: Флора была хорошо обеспечена, получив наследство, о котором на всякий случай говорила весьма туманно; Стив же немедленно провернул несколько успешных матчей.

Марсден пошел в свой любимый гимнастический зал и, прощаясь с ним, постарался извлечь все, что мог, из всех снарядов. Он переезжал в квартиру поскромней. Отпустил и часть своих роботов, оставив лишь необходимый минимум. И, наконец, попросил Стива что-то сделать для устройства какого-нибудь матча.

— Пойми, Дуг: ты сейчас выведен из игры. Люди подумают, что ты совсем опустился. Впрочем, посмотрим…

— Сделай, пожалуйста, старина! Ты сам видишь, в какой я дыре.

Шари настаивала, чтоб он оставил ее помощницей, и отказалась от оплаты. Дугласу было стыдно. Но все же пришлось признать, что Шари стала для него незаменимой.

Последний позор он испытал, когда Паула — он ее так долго не видел — позвонила и рассказала, что была в гостях у родственников Глена — где-то в Монтерре. В конце разговора она добавила, с трудом подбирая деликатные слова:

— Мы с Гленом прокатились на «Амазонке», Дугги. Глену, кажется, не понравилось — он выключил очень быстро.

— А ты?

— Это ведь ты делал, Дугги, так что я прошла все до конца.

Он не стал заострять. Получив от него клятвенное заверение, что он ее все так же любит, — она прервала связь. Итак, Паула доказала свою верность; Он почувствовал в себе вспышку прежней страсти к ней. Ему захотелось получить дары ее любви — прямо сейчас и здесь…

Он начал усиленные тренировки в общественных залах и, благодаря искренней помощи Стива, сумел выиграть несколько коротких турниров по боксу — без особого для себя напряжения. Но в Спартанские круги Дуглас вступить отказался. После «Амазонки» эта мысль его отталкивала. За все лето он ни разу не повидался с Паулой, и только поздней осенью — уже чувствуя, что втянулся в новый ритм жизни, — он смог урвать с ней несколько тайных, мгновенно пролетевших уик-эндов.

— Глен с головой ушел в работу Департамента. Там что-то жуткое случилось, — говорила она Дугласу, гуляя по садам или прижавшись к нему за столиком в их любимом ресторанчике.

Все новые волны слухов набегали на Парсло. Темп жизни общества поддерживался непрерывным поиском наслаждений во всех его слоях. Повальное увлечение какой-нибудь причудой охватывало за одну ночь целый континент — и так же быстро умирало, чтоб уступить место новой прихоти.

Однажы Дуглас объявил Шари и Стиву:

— Я иду на преступление.

За окном было мрачно, шел дождь. Снова приближались дни Солнцеворота.

Стив издал неопределенный звук. Он был занят мыслями о молодом крокфайтере — борце «крокодильего» стиля, — которого он сейчас продвигал. Шари повернула голову к Дугласу.

— Неужели? — спросила она. — Как тебя понимать?

— Гм? — промычал Стив.

— Понимай буквально, — голос Марсдена звучал вполне уверенно.

— Грабеж банка? В век кредитных карточек и компьютерных расчетов? — Шари попыталась рассмеяться, но холодная уверенность Марсдена беспокоила ее. Смешок прозвучал неестественно, как звон треснувшей рюмки.

— Нет. Похищение шедевров искусства. Если точнее — Галерея Данекопского. А если еще точнее — «Мадонна» Джордано. Это принесет нам больше пяти миллионов — прямо в руки.

Стив Уинкэм вдруг понял, что Дуглас Марсден, может быть, и не шутит.

— Брось это, Дуг! Преступление — это… ну, устарело в наши дни. Я хочу сказать: зачем вообще воровать? Старина, какой смысл?

Марсден не ответил. Он начал ходить по комнате, ставшей вдруг необычайно тесной для него. Стив и Шари смотрели на него с беспокойством; он это видел, и в нем нарастало некое неприятное сознание собственного превосходства, мрачной силы.

— Ты забыл, как Доккерги провернул то нашумевшее дело с «Юнайтед Пластике»? Он получил чистых пятьдесят миллионов.

— Да, но можно ли назвать это преступлением?

— Конечно. Он обработал их книги, сделал деньги и вышел из игры, а отдуваться оставил кого-то другого. Так что я проявляю большую скромность, ограничиваясь «Мадонной» Джордано.

— Но зачем, Дуг, зачем? — не понимал Уинкэм.

Марсден и сам не мог бы ответить. Заговорила Шари.

— Не спрашивай его, Стив. Если он считает эталоном пятьдесят миллионов Доккерти, то у него займет некоторое время…

— Что вы хотите этим сказать, Шари? — резко спросил Дуглас с жаром человека, видящего себя разоблаченным публично.

Шари хотела возразить, но закрыла рот. Отошла к окну и раздраженно махнула рукой:

— Ничего, Дуг. Не обращайте внимания, — голос ее звучал бесцветно.

Так они стояли в разных углах комнаты, возбужденные и напряженные, не зная, что говорить дальше, — и очень обрадовались, когда на сцену вихрем ворвалась Мэгги. Она рассказала им новейшие сплетни, в своем оживлении даже не заметив признаков бури. Стала хлопотать с чаем. Стив и Шари сумели повернуть беседу в нормальное русло; Марсден остался недоволен. Он ждал протестов против своего плана. Ждал, что друзья громогласно обрушатся на него. Он был готов к этому… А они всего лишь посмеялись и отмахнулись от него. Это было непохоже на Шари. Дуглас скорее страдал, чем злился.

Наконец все гости ушли; Шари отправилась со Стивом и Мэгги смотреть работы нового художника, выставленные в одной из галерей деловой части города. Не случайно они заинтересовались галереями, подумал Марсден. Они настроились на его волну — он почувствовал это. И еще кое-что он почувствовал.

«Пятьдесят миллионов Доккерти как эталон».

Он представил себя забирающимся ночью в галерею Данекопского, отключающим сигнализаторы, снимающим «Мадонну» и уносящим ее — а как? Под мышкой?

Марсден почувствовал, что его лицо против воли расплывается в улыбке. Ничего себе бизнес! Не зря говорят, что Дуг Марсден — настоящий комик; его чувство юмора помешало ему стать преступником — величайшим преступником на всей Парсло. Он ясно увидел, что идея его была чистейшей фантазией, призраком в лунном свете. Шари и Стив это сразу увидели, они не были ослеплены жаждой превзойти всех. Быть первым в чем-то. Они могли быть довольны своим заурядным положением.

Так почему же он не может?

…Дуглас продолжал боксировать за деньги и стал восстанавливать утраченные позиции: но он лучше всех понимал, что остаться навсегда боксером — это не ответ.

Он выехал из тесной квартиры и нанял просторную — почти на том же уровне, что его прежние апартаменты. Он открыл для себя, что повысился спрос на жилую площадь; выбор квартир был ограничен; видимо, город заполняли какие-то новые люди. Слухи вились повсюду. На орбите радарами были обнаружены чужие космические корабли. Чужие огни в ночном небе, необъяснимые шумы… Не пробудился ли у Галактики интерес к существованию Парсло?

На соседней улице открылась новая школа. Сначала Марсден был в восторге от их непрерывных потасовок, от рева, свиста, воя, лая, мяуканья и прочих звукоподражаний, чем увлекались школяры; однако вскоре он стал сожалеть о нарушенной тишине и наконец смирился.

В одной вещи Дуглас при этом убедился: он продолжал любить детей, несмотря ни на что.

То, что он любил замужнюю женщину, вовсе не исключало для него желания иметь детей и завести семью.

Вошла Шари в новом костюме: он скрывал ее плечи и грудь, ноги до щиколоток, но полностью обнажал живот. Это было изобретение Марсдена, но устаревшая аппаратура не смогла справиться с таким заданием и результаты оказались плачевными. Шари выбранила его за неудачное приобретение, включила телевизор и прошла на кухню готовить чай. Ни он, ни она не доверяли роботу выполнять этот священнейший обряд цивилизованного человека.

— Не взорвите все это, Дуг.

— Нам придется вернуть это к чер…

Нам! Шари оставалась ему верна! Он понять не мог, почему. Ведь он любил Паулу. А Паула — он в этом был уверен — любила его. В Шари он видел лишь верного друга и уже никак не мог обходиться без нее.

С телеэкрана начал читать свое страстное обращение некий бородач — изможденное лицо с резкими, аскетическими чертами; лихорадочные глаза, блестевшие в студийном свете фанатическим огнем. Моджендро Дхавара — пророк катастрофы. Человек, поклоняющийся своему собственному Богу, Богу, решившему поразить за нечестие всех сынов Парсло. Марсден погасил экран. Развелось множество религиозных и мистических кликуш. Предвестие несчастья висело в воздухе, как некая завеса, и из этой ткани не получалось иной одежды, кроме власяницы.

Прихлебывая с видом знатока чай, приготовленный Шари, Марсден стал отвечать на вызов видеофона.

Это был Глен Лейден. Марсден едва не подавился глотком, пролил чай. Вытер рот и включил экран.

— Марсден? Позвольте вас на пару слов. Паула — моя жена — устраивает небольшое собрание на Солнцеворот. Я хотел бы, чтоб вы прибыли. Я понимаю — поздно вас предупреждаю, у вас в планах может стоять что-то другое…

— Нет, — Марсден собрался с духом, — отнюдь. Прибуду с удовольствием… на Солнцеворот.

— Очень хорошо. Буду ждать вас.

Экран потух. Марсден взял свою чашку чая. Шари смотрела на него расширенными глазами, с полуоткрытым ртом, не решаясь заговорить. Марсден тоже не смел взглянуть ей в лицо. Что задумал Лейден?.. Надо узнать у Паулы, но как?.. Придется терпеть эту неизвестность до самого Солнцеворота.

 

XV

ЗАГОВОР РАДИ ПЛАНЕТЫ ПАРСЛО

Готовясь уезжать к Лейдену, Дуглас Марсден побросал одежду в чемодан и помедлил перед оружейным шкафом. Он смотрел на ряды пустых гнезд — когда-то здесь стояли ружья и пистолеты, но большую часть своего арсенала он распродал. Оставалась еще спортивная винтовка калибра 2–5. Сохранил он и «карпентер» — новейшую модель семьдесят шестого калибра, стреляющую горстями микроиголок. Едва ли она могла считаться спортивным оружием; но хозяин не раз использовал ее на стрелковых соревнованиях. Оружие на Парсло существовало ради охоты и спорта.

О войнах тут никогда не слыхивали.

Теперь он взял в руки свой «карпентер». Щелкнул механизмом затвора. И поставил обратно в шкаф. Ведь раньше они с Лейденом были большими друзьями — да и теперь считаются ими…

— Бога ради, будьте осторожны, Дуг! — сказала вдруг Шари.

Обиженный и в то же время тронутый ее заботой, он сердито сказал:

— Что за неприличные намеки, дрянная девчонка! Уши надеру!

Вздохнув, она сменила тему беседы:

— Я слышала, ученые в Университете начинают целую серию новых экспериментов с ягодой. Интересно!

— Зачем это им нужно?

— Откуда я знаю. Просто все только об этом и говорят.

Об Эр так давно не было слышно, что иные горожане уверяли: он окончательно ушел от всей этой политической сумятицы и начал писать свою «Всеобщую историю философии», как давно уже грозился. Мэсон Уормлей сохранял молчание.

До Черекровца Марсдену пришлось добираться общественным транспортом.

Рукава дельты сверкали под лучами бледного зимнего солнца. Падал легкий снежок, подбеливая землю, деревья, крыши, башенки, экзисенсные антенны. Одни мостовые остались чистыми от снега. Ветерок посвистывал и скрипел флюгерами. Какое-то заунывное уханье послышалось невдалеке: это встревоженные чем-то совы вылетели из окна башни Каджахинни и вслепую закружились на ветру, медленно хлопая мощными крыльями. Дуглас открыл дверцу и выпрыгнул из скиммера на посадочную полосу Лейдена, ведущую прямо к портику виллы. Робот взял у него вещи. Одергивая свою темно-синюю куртку, помятую в полете, он вошел внутрь.

Его встретила теплая волна вкусных запахов: пряный аромат пунша, дух сочного мяса, жарящегося на решетке, тонкая прелесть ликера — и тут же опьяняющая утонченность дамских духов и волна крепкого сигарного дыма. Он потер руки в предвкушении удовольствия, собрался с силами и вошел в гостиную. Навстречу ему с приветствием шагнул Лейден, покинув остальных гостей, — те продолжали болтать и смеяться.

— Марсден! Прекрасно! Входите, входите! Не знаю, знакомы ли вы с Лотти Станковиц… — Поведение Лейдена как радушного хозяина было идеальным — это был Клэйтон Мифлинн, но куда более изящный и умный. Неужели с того памятного вечера прошел целый год?

Паула выступила вперед, протянув Дугласу руку. Восхитительная в своем обтягивающем платье цвета «синей ночи», — она была истинной царицей собрания, хозяйкой, в совершенстве знающей свои обязанности. Та же, что и год назад, прическа — два крыла, рассыпающиеся по изящной шее; спокойное, без улыбки, лицо; губы чуть подрагивают — может быть, презрительно? — белая рука в легчайшем пожатии — вот такова сегодня была Паула. Это прочное внутреннее чувство самоудовлетворенности создавало вокруг нее определенную ауру. Такова была Паула. А ему представлялась эта женщина обнаженной на измятой постели, жарко обнимающей его… шепчущей ему на ухо страстные речи… ее зубы яростно впиваются в его тело… ведь та женщина в его объятиях — тоже была Паула!..

— Я так рада, что вы смогли прийти, мистер Марсден. — И дальше: — Мой муж очень хотел поговорить с вами. — И дальше: — Мы все много слышали о вашей спортивной доблести.

Он едва не разразился взрывом искреннего хохота:

— Я счастлив быть здесь, миссис Лейден.

Среди гостей были люди, прекрасно известные Марсдену в лицо: высокопоставленные правительственные чиновники, профессора Университета, сотрудники разных гражданских служб. Он увидел профессора Арминсло: ученый горячо доказывал слушателям, что теперь Радиация Парсло интенсивно исследуется самыми современными способами и ее тайны вскоре будут раскрыты. Дуглас увидел миссис Троинг Ломбарди с бокалом шампанского — главу телевизионной службы. Увидел он и Мартина Крошэя, веселившегося в кругу друзей-бизнесменов; к счастью, среди них не было Клэйтона Мифлинна.

И Тони Мандрэйк был здесь.

Марсден сразу стал искать глазами Флору Вальдесей, обдумывая: подбежать к ней как к родному человеку или лучше избегать ее…

— Хелло, Марсден! — крикнул Тони. — Флора сейчас придет. Застряла — раздает подарки в женской школе. Она ведь там попечительница. Сует свой нос во все дела. — Это звучало одобрительно, хотя и с некоторым укором.

— Да, это у нее есть. — Дуглас надеялся, что тема астролории сейчас не всплывет.

Внезапно Глен Лейден призвал всех к молчанию. Он встал в середине зала, сильный и властный, с бокалом в руке; лицо его слегка покраснело, но он полностью владел собой. Ясно было: он скажет нечто, имеющее огромную важность. Марсден вздохнул и стал ждать. Он старался не смотреть на Паулу, стоявшую рядом с мужем и глядевшую на него преданно и серьезно.

— Все вы, должно быть, уже поняли, что наше Солнцеворотное собрание несколько отличается от обычных празднеств. Я собрал вас здесь в час кризиса, грозящего Парсло.

По залу прокатилась волна недоуменного шепота; Лейден продолжал:

— Я вполне серьезен. Возьмем для начала политику: все вы знаете, что Президент после своей операции — уже далеко не та сила, какой он был некогда. Эр тоже слишком долго пребывает в молчании. Мы существуем в политическом вакууме. Новые выборы будут пустым фарсом, если не… — Он остановился, хлебнул из бокала и продолжал: — С научной точки зрения — мы столкнулись с тяжелыми проблемами. Едва ли я должен их перечислять. Мы отрезаны от галактики и не можем ждать помощи с этой стороны. У Солтерры есть свои собственные проблемы. Существующее правительство сделает все, что сможет; но политика антикризиса была четко изложена нами, и она будет эффективна, леди и джентльмены! — Он оглядел слушателей, как бы вызывая желающих противоречить. Но никто не открывал рта.

— Поэтому я предлагаю, — произнес Глен Лейден веско, но с воодушевлением, — сформировать новую политическую партию. Такую, что подметет пол на предстоящих выборах. Партию простых людей, партию спасения Планеты Парсло.

Снова зашуршал шепот, но Глен резким движением руки восстановил тишину.

— Я пригласил вас сюда объединиться со мной. Я верю, что пробил наш час. Да славится Папа Парсло!

Началось бурное обсуждение. Марсден слушал: вначале с некоторым интересом, потом — равнодушно, то и дело заставляя себя не смотреть на Паулу Лейден. Все, чего он хотел, — это прижать ее к себе и уйти от всего остального мира. Но она продолжала впитывать в себя речи своего супруга. Она была с ним всем сердцем, всей душой. Марсден впервые ощутил, что его истинное место — в дальнем углу их треугольника.

Опасения Дугласа насчет внезапного приглашения развеялись, но это принесло ему не облегчение, а наоборот — обиду и раздражение. Он понимал свою роль в готовящемся заговоре. Раз речь шла о всеобщих выборах, то в игру втягивались все регионы, все профессии. Дуглас будет заманивать в загон тех, кто интересуется спортом: как популярный атлет, он сможет собрать немало голосов. Несомненно, Глен сделал хороший выбор. Мелвилл, например, ничего бы ему не дал. Итак, теперь любая обида будет рассеяна обаянием Лейдена…

Лейден даже набросал грубый контур своего первого правительства: Кабинет, службы, главы департаментов, — причем состыковал его с рекомендациями влиятельных чиновников, присутствующих здесь, — тех, что устали от недомолвок Президента, с презрением отвергали и пустословные посулы Эр.

— Конечно, Марсден, я очень рад, что атлет с такой репутацией, как ваша, будет с нами, — Лейден все еще варился в пьянящем бульоне конспиративных планов и дискуссий. — Я знаю и о других ваших стремлениях. Но я помню вас на Пятиборье по сирийским правилам — тогда я понял, что вы — человек с сильным характером.

— Я не выиграл тогда… второе место… — заставил себя выговорить Марсден.

— О да, но ведь чемпион — Микрович, что ли? — это же просто тумба из мышц и костей. Что я имею в виду? Мне нужен — партии нужен, миру нужен — человек, умеющий думать, способный разделить наше бремя!

Однако с Лейденом Марсден желал разделить лишь одно бремя. Нет, не разделить! — поправил он себя мысленно. Он желал обладать ею один.

Детали были улажены; теперь партийная машина, управляемая такими людьми, пойдет вперед на полных оборотах. Сферы действия были разграничены и поделены. Денежные суммы — вложены. Программы разработаны вплоть до предпоследнего этапа. Как и все присутствующие, Марсден ощутил уверенность, что новая партия, созданная Гленом Лейденом, станет локомотивом победы.

Как бы в виде окончательного мазка к обещанному триумфу, вошел Мэсон Уормлей, извиняясь за опоздание — масса работы.

— Эр выходит с совершенно новой программой. Очень дельные предложения! Могу вас в этом уверить… — и далее в том же духе.

Уормлей был приглашен на празднество в качестве дымовой завесы. Он вошел вместе с Флорой Вальдесей. Она улыбнулась — продолжительно и таинственно — Тони и послала воздушный поцелуй Марсдену.

Марсдену пришлось засмеяться в ответ.

Приватные беседы могут идти и при Уормлее — за ним будут усердно ухаживать. Он нашел момент, чтоб тихо сказать Марсдену:

— А кстати, я хотел бы получить от вас мой гороскоп. Как можно скорее. Есть шанс, что сам Эр заинтересуется. Он никогда не пропускает случая исследовать каждый путь.

— Прошу извинить, — ответил Марсден. Он был лаконичен и серьезен, так что его слова внушали уважение. — Я отказался от любых поползновений в этой области.

— Правда? А я и не слышал.

Наконец вечер закончился, гости покинули виллу Лейдена в Черекровце. Началась работа. В нужный момент новость прорвалась в эфир. Вал пропаганды помчался по Планете Парсло — перед самым началом избирательной кампании. В первый день весны состоялись выборы, голоса были подсчитаны роботами, результаты объявлены.

Новая партия Глена Лейдена не зря шумела: ее победа была сокрушительной. Обещания новых политиков несли новые надежды всей планете. Президент был выставлен из своего дворца. В назначенный день Глен Лейден будет введен в президентскую должность.

Партия Эр не посмела даже высунуться. Сам Эр через роботов-дикторов сделал сообщение о том, что работает над новой философией управления. Что ж, подождем результатов… Тем временем победители не оставили камня на камне от старого аппарата. И Дуглас Ку-Зет Марсден был избран в ассамблею от Хэйлет-Вилладжа.

 

XVI

ТЕРМИНАЛЬНЫЙ ЭФФЕКТ

Теперь Дуглас Марсден знал, что грозит Планете Парсло; и он не мог понять, как это раньше ему не приходило в голову, ведь все было на виду — только смотри. Видимо, он так окунулся в свою личную жизнь, что не счел нужным заметить прямо-таки кричащие признаки… Никакой тайны не было. Это было неизбежно с момента первого заселения. Это должно было произойти. И сейчас происходило.

Шари, конечно, была в восторге от победы Дугласа. Она горячо и — на взгляд Марсдена — слишком бесцеремонно обняла его:

— Теперь вы заняли подобающее вам место, Дуг!

— Я — слуга народа, не более того. С мозолистыми руками — да; подвержен влияниям — может быть; но мне предстоит работа, Шари, и не пустяковая. — Он освободился от ее объятий. — И почему вы решили, что место депутата более почетно, чем место спортсмена?

— Да я не это имела в виду! Вы ведь… вы знаете, что я хотела сказать!

— Я знаю лишь то, что мне вы теперь еще больше нужны, милая Шари. Ваш умственный компьютер должен теперь раскалиться добела.

— Да! И… — она вдруг оборвала себя и бросилась вон, обольстительно сверкнув бедрами — теперь она носила костюм самого наступательного фасона. Марсден усмехнулся. Он увидит Паулу сегодня вечером — причем по деловой линии! Как члену партии Лейдена, ему теперь гораздо легче видеться с Паулой, чем прежде. Жизнь изменилась к лучшему… Тут он вспомнил, что после Паулы у него встреча с Тони, — и помрачнел. Вот где загвоздка. Всем бедам беда…

Вечер с Паулой пролетел быстро. Она была — страсть и огонь… Соблазняла и поглощала… Свидание происходило в отеле, в центре города. Выходя оттуда и вызывая скиммер с карманного пульта, Дуглас ощущал мощный подъем. Секс, подумал он, служит неизмеримо более эффективным стимулятором для административной деятельности, нежели коктейли и беседы…

Трезвые лица деятелей, собравшихся на встречу, одним рывком вернули его в действительность.

Профессор Арминсло, сидевший справа от Глена Лейдена, кивнул Марсдену. Дуглас ответил легким вежливым поклоном. Тони Мандрэйк беспокойно осматривался. Марсден хорошо узнал всех этих людей за время кампании; из двенадцати человек, сидевших здесь, в секретном кабинете скромного правительственного здания в Капитал-сити, он вполне мог сработаться со всеми — кроме разве двоих-троих. Итак, Подкомитет по Парсло-Радиации засел за работу. Повестка дня для этого важного собрания содержала лишь один пункт. Он гласил: «Будущее размещение городов в свете неутешительного прогноза относительно Парсло-Радиации».

— Ясно, что прошлое правительство все об этом знало! — взорвался Мартин Крошэй, трахнув по столу кулаком. — Нам теперь приходится подтирать грязь за ними!

— Было бы полезно выслушать мнение разведчиков, — заметил Лейден вкрадчивым голосом. Крошэй удивленно взглянул на него. Марсден должен был признать, что Лейден хорошо справляется с председательскими обязанностями. Тони пересел вперед. Говоря, он нервно поигрывал своей авторучкой.

— Я буду рассматривать вопрос с двух сторон. Потребность в срочной и интенсивной программе исследований Папа-Рада сейчас более неотложна, чем когда-либо раньше. Нам нужны новые поисковые приборы, новые инструменты, которые повысят шанс найти новые сайты.

Простая речь Тони Мандрэйка не могла скрыть обуявшего его отчаяния — отчаяния от мысли о провале самого важного задания, какое может получить мужчина на Планете Парсло.

— С другой стороны, — продолжал Тони, терзая авторучку, — просто не осталось больше сайтов, нечего находить. Я старался. Старались все разведчики. Мы в лепешку разбивались… — Он бросил на стол ручку и сжал кулаки. — Как вы себе представляете наши чувства? Мы провалили весь наш мир!

Все сидели молча. Ждали еще чего-то. Но Тони сел и вдавился в кресло, как пилот, готовый встретить свою судьбу.

— Мы, конечно, продолжаем искать. Ягода встречается разбросанно, в непредсказуемых местах: маленькая полянка здесь, маленькая полянка там. Закон распределения — полная произвольность. Если только ученые смогут нам выдать какие-то ответы… — Он обратился к профессору Арминсло: — Что делает Университет?

Арминсло — у него полки ломились от кассет с материалами, имеющими хотя бы отдаленное отношение к данной теме, — прокашлялся и положил руки на стол перед собой. И начал популярную лекцию — беседу ученого с профанами. Марсден подавил желание прервать его. Чем серьезней становилась ситуация, тем чаще нападали на него приступы истерического веселья. Ведь если планета все равно обречена, то не лучше ли смеяться, чем рыдать? Доктор Пер Карлквист, помощник Арминсло, понял бы это; но он сейчас отсутствовал.

— Ионы проникают в ткани и производят различные эффекты — это показано на кроликах, а управлять этими эффектами можно с помощью стрихнина и других вазодилатаров, то есть сосудорасширителей. — Марсден видел: Арминсло завелся и может крутить свою пластинку весьма долго. — Университетом проделана очень большая работа. Во всяком случае, мы установили, что параметры Парсло-Радиации не меняются при любых воздействиях со стороны хомо сапиенса в ходе исследований Галактики. — Он начал объяснять, что такое ангстрем; рассказал о различных шкалах измерения длин волн. И отправился в путешествие по всему диапазону электромагнитного излучения — от радиоволн до гамма-лучей; прошел через инфракрасный и видимый свет, ультрафиолет и рентген. Все эти виды излучения, сказал он, хорошо известны и поддаются измерению.

— Но почему же, — вдруг хлопнул он ладонью по столу, — мы не можем ни измерить Парсло-Радиацию, ни определить ее природу?!

— Именно этот вопрос мы и задаем вам, профессор, — спокойно заметил Глен Лейден.

— Да, конечно, — Арминсло вновь прокашлялся и потянул свой пиджак. — Закон Гроттгуса устанавливает: чтобы произвести свои эффекты, лучи должны быть поглощены. Скрытая теплота вещества — это теплота, потребная для измерения состояния этого вещества без повышения его температуры…

— Потребная для чего? — спросил Эркол Фларан, коренастый человек с утиным носом, сидевший с другой стороны стола. — Повторите!

Но Арминсло продолжал:

— Если теперь мы вспомним закон Вант-Гоффа, устанавливающий, что ускорение любого процесса воздействием тепла сопровождается ростом температуры…

— Пососать бы чего-нибудь, чтоб не тошнило! — прокомментировал вполголоса Эркол Фларан, воздев глаза к небу.

Мужественно проигнорировав его, Арминсло бубнил еще долгие полчаса.

Марсден хотел было вмешаться, но потом махнул рукой.

Профессор Арминсло обещал, что новые эксперименты в Университете будут иметь большую ценность, расширяя наши познания в данной области. Но увы — все сказанное и сделанное им не приблизило всех собравшихся ни на шаг к ясному пониманию Папа-Рада. Купель Жизни сохраняла свою тайну нетронутой.

Тони подвел черту, сказав:

— Если у нас не будет принципиально новых инструментов, мы ничего больше сделать не сможем.

Участники Совещания расходились в подавленном настроении, некоторые пожимали руки друг другу на прощанье.

Использование Радиации людьми вело к тому, что в один прекрасный день она ослаблялась, интенсивность ее становилась слишком мала для поддержания жизни. И люди просто передвигались на новый сайт. Континент на доброй половине своей площади был запятнан брошенными сайтами городов.

После ухода людей местность всегда принимала иной, более мрачный вид… Марсден ответил вежливой улыбкой Лейдену, которому он сегодня наставил основательные рога, — и вышел. Вид Капитал-сити производил на него тягостное впечатление.

Как это еще за все это время общество сохраняло цивилизованность, здравомыслие и приличия? Никто не шумел, не скандалил. Никто не сошел с ума…

В конце этой недели Дуглас решился и позвонил Лейдену:

— Послушайте, Президент, мы должны сказать всем. Слухи становятся все тревожней. В Чиппинг-Хамлете вас уже называют «горе-президентом».

Лейден успокоил его:

— Имеется целая программа — ее составили старый Президент и его правительство, она должна вас заинтересовать. Я над ней поработал. Паула — моя жена — сообщит вам подробности (Марсден при этих словах присвистнул от неожиданности). Все друзья согласны. Но мы относимся к этой программе прохладно, ею занимаются дамы. Это все на сегодня. До встречи.

Экран потух. Марсден пережевывал услышанное. Что намерен делать Лейден? Шари подшутила над ним — сказала, что Паула на телеконтакте, и он так резко дернулся к экрану, что Шари пожалела его:

— Вы в ужасном состоянии, Дуг. Что-нибудь плохое?

— Хуже, чем вы думаете, Шари. Но я не могу вам рассказать. Это касается Лейдена как Президента. И если хотите, здесь какая-то мрачная ирония…

Через несколько дней Марсдена разбудил шум — крики и ругательства, стук молотков — в общем, сущий бедлам. Он вскочил с постели, подбежал к окну и, выглянув, не поверил глазам. На какое-то мгновение ему показалось, что дрим все еще длится. Он протер глаза, как это делают внезапно разбуженные герои водевилей.

Вдоль всей Хай-стрит, по скиммерной стоянке и игровому парку с его потрепанной зеленью, до края судомодельного пруда, — какие-то палатки, бесформенно пузырясь, оскорбляли красоту яркого утра. Вокруг них муравьями кишели люди. Жужжали генераторы. Вопили брошенные дети. Лаяли собаки, устанавливая между собой новые территориальные границы. Непрерывный грохот взлетал к небесам. Наконец Марсден различил, что уродливые пузыри — это пластиковые шары-палатки, временное жилье. Натягивались электрокабели. Роботы прилежно укладывали водопроводные и канализационные линии. Передвижной буфет работал в полную силу — выдавал завтраки. Мужчины и женщины, закатав рукава, спорили, махали руками — отстаивали себе новое жизненное пространство, стараясь выбрать местечко получше…

Марсдену не нужно было объяснять, что происходит. Это уже случилось в Паланцано, в Ноттингли. Теперь это пришло и в Лоаден. Его долг успокоить волнения и подавить в зародыше любую попытку мятежа. Он ощутил комок в горле. Вот что значит — быть членом правительства. Он вспомнил о попытке прежнего Президента — учредить специальный «Комитет наблюдения за гражданами». Быть может, именно сейчас подобный комитет стал необходим? Экран его видеотелефона уже загорелся: посыпались жалобы разгневанных горожан на «гнусную наглость этих гнусных бездельников — ворвались сюда и захватили наш город, будь они трижды прокляты!»

После трех повторений он переключил аппарат на автоматическую запись, а для автоответа вставил видеопленку, где он сам вежливо обещал «принять все необходимые меры». Теперь можно было взяться за настоящую работу. Явилась Шари и доложила, что все эти люди нахлынули из Вазорконда, города внутри страны, на краю Квэйкинг Дезерт — Пустыни Землетрясений, где ягода стала увядать с пугающей быстротой. Туда прибыла группа ученых, надеясь получить свежие данные для исследования Радиации. Но Шари, похоже, считала их дело безнадежным.

— Это начало катастрофы, Шари. Я еще раз позвоню Лейдену.

— Смотрите, Дуг, мне не хочется вам это предлагать… но… я вижу, что вы что-то задумали, что-то не очень приятное… И я думаю — смогла бы угадать, что это такое… насчет Президента, Эр, Тони и всех прочих… Но я считаю — это невозможно. Так что…

— Так что же я, по-вашему, задумал?

— Достать Лейдена через его жену.

Он покачал головой и не сразу ответил:

— Я уверен — она уже знает. Не то чтобы я не хотел вам говорить, но все-таки… — Он взглянул ей в лицо. — И все-таки, видимо, нет. Иногда в неведении — счастье. Я не буду заглядывать в будущее.

— О Дуг!

Он обидел ее. И мог, во всяком случае, это предвидеть. Поднял руку инстинктивно, пытаясь ее удержать: но она ответила ему вымученной улыбкой и вышла, пробормотав что-то неразборчивое насчет школы.

В течение дня Марсдену сообщили, что людей из Вазорконда расселяют по квартирам Лоадена. Поднималось общее возмущение. Квартиру самого Дугласа чиновники, ведавшие размещением беженцев, в списки заселяемых не внесли. Но он сразу же отдал распоряжение — подобрать ему жильцов в соответствии с площадью жилья.

Между многочисленными официальными звонками пробился один — от Паулы. Паула сохраняла комическую официальность, и Марсден подстраивался под нее, с трудом удерживаясь от смеха. Как ни серьезна была ситуация — он не мог уронить себя до стонов и жалоб; и перед самым концом он смеялся бы в глаза смерти. Что смерть? Либо это есть конечная нелепость бессмысленной жизни, либо — финал величайшего опыта, какой может предложить человеку жизнь; и он не видел во всем этом причины для слез…

— Значит, мы увидимся в Акваспорт-сфере в шестнадцать часов, мистер Марсден.

— Прекрасно, я буду там, миссис Лейден.

Кто бы ни подслушивал на ее конце линии — заподозрить что-либо было невозможно. Ясно, что она звонила из офиса. Он улыбнулся, когда она отключила связь: представил множество маленьких, уединенных приватных комнаток в задней части Акваспорт-сферы — огромного дворца водного спорта. Замечательно сочетались у них в эти дни дела и наслаждения!

Одной из многочисленных льгот правительственных служащих был бесплатный вход в такие места, как Акваспорт-сфера. Марсден, все в том же немного игривом настрое, натянул яркие плавки и приладил акваланг. И вот он внутри огромной сферы, заполненной прозрачной водой. Он сразу нашел плывущую Паулу далеко внизу под собой и сильными гребками помчался к ней, оставляя хвост пузырей воздуха. Увидев его, она стала ускользать. Ее длинные соломенные волосы казались сине-зелеными — словно ленты водорослей. Они порезвились, совершая замысловатые пируэты и перевороты, и наконец одновременно вынырнули из воды. У него замерло сердце при виде ее, упругой и обольстительной, серебрящейся каплями воды… Она не улыбнулась. Они прошли прямо в приватную комнату, где растерли друг друга и сели греться перед рефлекторами, нагие и трепещущие в ожидании грядущего пира любви.

— Подожди минутку, Дугги, дорогой! — Паула удержала его порыв, уперев ладони ему в грудь. — Сначала я должна рассказать тебе новость. Жизненной важности! Кстати, в команде Глена многие передают свои распоряжения через жен. Так что ничего подозрительного в этом нет… Мы полагаем, что какие-то религиозные группы подозревают нас…

— Подозревают — в чем? — засмеялся он. — Или ты имеешь в виду…

— Да нет! Слушай, Дугги! Президент — не Глен, а тот, старый Президент, — уже знал ситуацию. Он понимал, что скоро не останется ни одного свежего сайта. И он составлял планы. Правительство тратило огромные суммы. Они снарядили космические корабли…

— Так эти слухи были верны!

— Да, да. Но ведь ты же не вывезешь все планетное население. Это в принципе невозможно, так говорит Глен.

Улыбка сошла с лица Марсдена.

— Всех эвакуировать трудно, да. Но сделать это можно. Конечно, секретность нужно соблюдать. Может начаться паника. Хоть мы на Парсло и цивилизованы…

— О Дугги! Очнись! Не будь ребенком! Мы не можем взять всех. Правительство заключило договор с прежним Президентом и Эр. Они заодно с нами. Корабли заберут только элиту, знатных людей. — Она обвила его еще влажными теплыми руками, привлекла к своему нагому телу. — Это значит — самых лучших людей, Дугги, дорогой! Таких, как ты и я. Мы будем спасены!

— А остальные?

— А не все ли равно. Важно, что у нас с тобой все будет хорошо! Ты и я, Дугги, — мы будем жить!

 

XVII

ПРОРОК ГИБЕЛИ

Дуглас Ку-Зет Марсден информировал Глена Лейдена, Президента правительства Планеты Парсло, а затем сделал публичное сообщение о том, что Парсло-Радиация на планете иссякла. Он объяснил, что разведчики уже не способны найти свежие сайты. Он сказал населению, что ученые не надеются узнать о Радиации больше, чем уже известно. Затем он раскрыл план спасения на космических кораблях нескольких людей, объявивших себя элитой и решивших бросить огромное большинство граждан на верную гибель.

Он сделал это объявление по телевидению и отправился на митинг. Сейчас он целыми днями мотался из города в город, забыв о дримах и истратив массу денег.

Увы! Везде его встречали со скептицизмом, насмешкой, раздражением. Люди говорили ему, что не желают слушать таких злых шуток, да еще за счет своих налогов. Все и так знали, что в данный момент Разведчики вошли в полосу неудач. Это время от времени случалось. Что ж, скоро они начнут нападать на свежие сайты. «Сурвей-офис» — Управление Разведки — выпустило прокламацию, подтверждающую это. Там предсказывалось, что обширные новые зоны Парсло-Радиации лежат наготове, как целина, и только ждут своего открытия.

Никто не мог себе представить смерть целого мира. Это просто не имело смысла. Люди спокойно изучали свои астрологические гороскопы, путешествовали с новейшими экзисенсами, ели, пили, плясали — словом, жили обычной жизнью. Иногда то здесь, то там возникали пробки — чрезмерное скопление людей, очереди… Но вскоре эти тромбы рассасывались. Жизнь не может остановиться, она идет вперед…

И только члены религиозных групп поверили Марсдену. Общественное мнение отождествило его с фаддистами — сектой Ожидания конца, теми, кто всегда готов оплакивать грядущий конец света. Он с презрением отвергал такие сравнения. Сектанты своими параноидальными рассуждениями разрушали впечатление от его речей. Этого он никак не предвидел; и он снова оказался в проигрыше…

Флора позвонила и выбранила его: зачем он злится, зачем пугает всех такими страшными вещами?

Рамазон Пребэдли опубликовал гороскоп Марсдена, злонамеренно подчеркивая в нем отсутствие принципов, отказ от порядочности… Получалось, что Дугласу невозможно доверять, — его убежденность в грядущей гибели планеты происходит из саморазрушительной природы его собственной психики!

Паула отказывалась с ним разговаривать.

Стив Уинкэм и Мэгги Карстэрс звонили ему, выясняя, «ради какого дьявола он все это затеял». Он так и не смог убедить их ни в чем.

— Старина Тони спасет нас, вот увидишь…

Лишь одна Шари Арруза верила в него. Но что с того, мрачно говорил себе Марсден, что потом? Да, она работает с ним и знает — у него нет резона лгать. Но что она может сделать, бедняжка? Она потеряла всех своих подруг, как и он своих друзей, стала нервной и раздражительной. Яркое, живое лицо ее потускнело, глаза перестали искриться…

Лето воцарилось на земле, словно издеваясь над Марсденом. На закате каждого солнечного дня обрывался еще один листок беспощадного календаря. Всеми избегаемый, осмеянный, подвергнутый остракизму, Дуглас Марсден тщетно пытался найти хоть какой-то ключ к сознанию несчастных невежд — увы, ни одной положительной идеи! Он ощущал полное духовное опустошение, истощение. А ведь на Парсло никто и никогда, в сущности, не уставал: физическое утомление, изнурение стали лишь историческими понятиями. Сон был не физиологической, а психологической потребностью. Конкурирующие агентства Дримов стремились усладить своих абонентов приятными переживаниями…

Отчаявшись во всем, Дуглас решил опробовать своего нового робота. Он назвал его «Куллифорд Младший» и запрограммировал на все лучшие приемы и движения настоящего Куллифорда, взятые с видеозаписей прошлых выступлений соперника. Дуглас включил робота, разделся и встал перед ним, натянув статический экран-щит и перебрасывая из руки в руку тяжелую бруто-дубину.

Вошла Шари — у нее теперь был свой собственный ключ от его квартиры. Девушка присвистнула, увидев Марсдена в боевой позе, заметила: «Я б справилась с ним амазонским бичом!» — и прошла через комнату готовить чай.

Дуглас изгибался, прыгал во все стороны, наносил и парировал удары. Он включил все параметры робота на максимум, чтоб робот бил его со всей силой Куллифорда. Марсден получил мощный удар по ребрам, но потом, нырнув, едва ушел от той самой атаки, что сразила его в незабываемом декатлоне. Тогда он остановил робота и заставил его повторить всю серию из двадцати последовательных движений. В конце этой серии ему уже гораздо легче было избежать этого последнего града быстрых колотушек и финального чудовищного удара. Было, правда, совсем невероятно когда-нибудь снова встретиться лицом к лицу с Куллифордом.

…Они не потрудились вызвать хозяина через телеэкран. Они просто взломали его секретный замок ультразвуковым аппаратом и распахнули дверь. Ворвались в квартиру — длинноногие, крепкие, затянутые в кожу, в мотоциклетных шлемах со щитками. Кое-кто держал в руках какое-то разнобойное оружие — спортивные винтовки, пистолеты. У одного парня был даже арбалет. И весь этот арсенал был нацелен прямо в грудь Дугласа Марсдена.

Его охватил ужас — началось! Впрочем, он давно ждал от людей такой реакции. Но когда он увидел это своими глазами — ему стало плохо.

— Наденьте на себя что-нибудь, Марсден!

Он подчинился. Инстинкт заставил его выбрать брюки и куртку из пластик-кожи, такие же, как у бандитов. Он вспомнил о своем оружейном шкафе.

Но эта мысль лишь огорчила его. Если это — картина из будущей жизни на Парсло, то стоит ли быть свидетелем деградации планеты? И еще одна мысль осенила его: вот чего ему не хватало! Он всегда желал быть Номером Первым. Так вот, он будет жертвой Номер Один. Первый человек, который умрет за смутные идеалы свободы и честности, — умирать за них на Планете Парсло давно разучились. Он пошел к двери, подталкиваемый холодными дулами ружей. Тут из кухни выбежала Шари с кипящим чайником в руке. Не долго думая, она применила маленький заварной чайник как ручную гранату — запустила им в ближайшего шлемоносца. Парень нагнулся, и чайничек живописно разлетелся вдребезги, ошпарив голову одного из двоих людей, державших Марсдена за руки. Его напарника Дуглас свалил молниеносным ударом ноги в пах. Шари же, используя носик чайника как шланг, окатила агрессоров кипятком, Клубы пара наполнили комнату. Несколько человек навалились кучей на Марсдена, но он без труда расшвырял их. Схватив одного за горло, он собирался размозжить ему голову о стену, но то, что он вдруг увидел краем глаза, заставило его разжать руку. Парень сполз на пол.

— Так-то лучше, Марсден! — сказал вожак налетчиков. Он упирал дуло винтовки в живот Шари, с силой вжимая его в живую плоть.

— Ладно, ладно! — Марсден понял, что они будут стрелять. — Бросьте это дело! Девушка здесь ни при чем!

Чайник лежал на ковре, выпуская из носика последние струйки пара. Вот и они кончились…

— Дуг! — закричала Шари, это было ее первое слово после вторжения. Больше она не смогла ничего вымолвить. Марсден кивнул ей головой:

— Веди себя хорошо, моя малышка! Присмотри за корреспонденцией.

Парни толкнули его к двери. Шари бросилась за ним. Но вожак спокойно, как куклу, швырнул ее на ковер, где она и осталась лежать без движения.

— Нам нужен только ты, Марсден! Ты предатель!

Предатель… Марсден понимал, что смеяться в его положении — явно неуместно. Но чем, кроме презрительного смеха, мог он ответить на обвинение в предательстве? Лейден знал всю биографию Марсдена не хуже его самого… Серо-коричневый туман начал застилать глаза Дугласа, плотной завесой отделяя его сознание от остального мира. Какой-то мох со всех сторон наползал на глаза. Тихое жужжание в ушах все росла… Неужели это от страха? Парни потащили обвисшее тело Марсдена. Маленький робот-уборщик выскочил из буфета возле двери, защелкал, выпуская струйки шампуня и взбивая ворс ковра. Издаваемые им звуки звучали упреком за небрежность… Приведя ковер в полный порядок, робот вскочил на свое место в шкаф. Дверь захлопнулась за Дугласом Марсденом и его похитителями.

Только похитителями? Или убийцами?

Их ожидал десятиместный флайер. Марсдена швырнули на заднее сиденье. В полуобмороке лежал он, чувствуя упиравшееся в грудь ружейное дуло. Разумеется, эти люди не были профессиональными убийцами. Откуда они взялись на Планете Парсло? Несомненно, нахватались экзисенсов про гангстеров и хорошо заучили свои роли.

Флайер взлетел. Марсден постепенно приходил в себя. У него было ощущение, что он играет роль в какой-то сценической шараде. Наверное, нужно выглядеть естественнее? Рыдать, умолять их, просить пощады? Он знал — это ничего не изменит, а кроме того, он не сможет прочесть сценарий, если снова займется экзисенсами… Полная нереальность происходящего подтверждала верность его наблюдений…

Под летящим флайером раскручивалась бурая, желтая, зеленая поверхность земли. Вновь бушевало лето, сбрасывая с себя скорлупки весны. Пилот не делал попыток подняться в разреженные слои, где можно выжать больше «махов». Дуглас вначале ожидал, что его привезут в Капитал-сити и представят пред очи Лейдена. Но теперь он видел, что думать так было наивно. Эти люди имеют приказ уничтожить его, избавить планету от его надоедливого присутствия. Просто-напросто убийцы.

— Скажи Полю — добавить газу! — приказал вожак тоном, не допускающим возражений. — Я всегда считал: где нет ягоды, там задерживаться не стоит.

— Аминь мужику! — проговорил вдруг парень, упиравший винтовку в грудь Марсдена.

Дугласу стало ясно, что его ждет. В его сознании мелькали смутные мысли о бегстве. Увы, путешествия по экзисенсам давали лишь ощущения — и никаких настоящих навыков. Между тем флайер вздрогнул на лету, взмыл, развернулся и помчался к земле. Приземлился, и облако пыли закрыло окна, внутри стало темно.

С Дугласом вышли только вожак и человек с ружьем. Все трое закашлялись от пыли. Парень подталкивал пленника, пока они не выбрались из оседающего пыльного облака. Впереди, сколько хватало глаз, расстилалась красновато-коричневая пустыня — камни и пески дрожали в струях горячего воздуха. И было совершенно ясно, что здесь нет и следа Парсло-Радиации.

Он обтер пыль с лица; поморгал, чувствуя застрявшие на ресницах песчинки. Повернулся к флайеру. Оба его спутника стояли на подножке. Винтовка все еще была нацелена в Дугласа. Пыль улеглась совсем. Солнце жарко палило.

— Прощай, Марсден! — крикнул вожак. — У нас приказ не убивать тебя. Времена меняются и скоро будут отдавать другие приказы. Но все равно ты сдохнешь здесь, предатель Марсден! Тут никакой ягоды — ни черта! А ближайший город — за сто миль!

Они влезли во флайер. Аппарат подскочил, рванулся в небо и растаял.

Дуглас Марсден огляделся. В одну сторону — пустыня, в другую — джунгли, над головой — палящее солнце, под ногами — безжизненная пыльная земля… Из этой земли не струился источник Жизни — не было здесь Папа-Рада, Парсло-Радиации, не было никаких ягод.

Лишь безумием и смертью веяло от этой земли…

 

XVIII

БЕЗМОЛВНЫЕ ЗОНЫ

Он пошел по пустыне к полосе деревьев. Потыкал землю ногой. Бесплодная, безжизненная глина… Под деревьями отыскал тень. Он был вымотан и в то же время взвинчен. Какой-то неведомый ранее страх вызывал в нем желание бежать, биться головой о дерево, выть, подняв голову к небесам, — молить их унести его из этого Богом забытого места…

Он попытался не думать. Ведь известно: тот, кто проведет в Безмолвной зоне тридцать шесть часов, — становится бесчувственным бревном, «кочаном», как принято говорить. Словом, до смерти — рукой подать. Его смерти — Дугласа Марсдена…

Он пошел между деревьями. Какие-то странные шумы рождались в листьях. Густая трава пружинила под ногами. С ветвей свисали лианы. На них трепетали лепестками странные цветы — Дуглас и не знал о существовании таких диковин. У него начали болеть ноги. Ощущение было странного свойства — смесь онемения и мышечных болей. Во всяком случае — стало трудно идти. Зачесалась голова — как будто волосы начали вдруг усиленно расти. Глаза болели — он все время моргал. Решил вернуться из-под деревьев на полосу, где жесткая трава сходила на нет и начиналась зона пустыни, — там кое-где возвышались изъеденные ветрами остатки скал, похожие на статуи динозавров. Боль во всех частях тела все росла. Или это — уже агония? Он непроизвольно раскрыл рот и шел так, тяжело дыша, в отчаянии чувствуя, как все мускулы тянет и перекручивает эта странная боль. Провел рукой по глазам — и только хуже стало, ужасная резь от попавших в глаза пыли и песчинок. Он свалился на землю и остался лежать, раскрывши рот до предела, как рыба на суше. Боль понемногу стихла, сменяясь онемением тела. Оно просачивалось, растекалось по телу, будто теплая вода из ванны — через кожу, вдруг ставшую проницаемой. Дуглас закрыл рот, закрыл глаза и начал сдаваться на милость смерти…

То, что он испытывал, было теперь похоже на дрим. Или, может, просто на сон — он отвык спать без дрима…

Чернота…

Вдруг — снова свет. Он открыл глаза, поморгал. Почувствовал прохладу. Солнце скатилось низко к горизонту, его косые лучи окрашивали валуны пустыни в розовый цвет. Ему показалось, что камни влажны. Да, появилась роса. Дуглас задрожал от холода. Черт возьми, где же именно он находится? Он не верил в «божественные круги» и «уровни кары». В этот момент ему хотелось только уютного камина и доброго горячего завтрака. Да, ему хотелось есть, он просто умирал от голода. Он кое-как встал, чувствуя, что все его тело продолжает испытывать тягучую боль; простонал, стал ощупывать себя — на спине пальцы наткнулись на пристегнутый бруто-генератор. Снова раскрыл рот в жутком оскале. Заставил себя закрыть рот, щелкнув зубами… Брр, холодно! Он потряс головой, пытаясь избавиться от давления воздуха в ушах.

Да, он пока еще жив; но, видимо, переходит в состояние «кочана». Однако, пока суд да дело, он голоден, и надо поесть. Дуглас стал разыскивать себе пищу. Раньше ему было не до того, и богатый выбор еды поразил его. Он узнал среди множества плодов на ветвях и те, что, бывало, заказывал в хороших ресторанах. Но здесь плоды были огромны, в три-четыре раза больше тех, и гораздо сочней — он убедился в этом, впиваясь в их мякоть. Что ж, по крайней мере, он не будет страдать от голода перед потерей рассудка. Как всякий житель континента Парсло, Дуглас хорошо знал его географию. Однако определить, где конкретно он очутился, было весьма трудно.

Он бесцельно брел весь день и на закате солнца испытал возвращение тех вчерашних симптомов, хотя на этот раз — в меньшей степени. Ему все так же приходилось часто открывать рот, чтоб не задохнуться. С каким удовольствием он набрал бы сейчас «Дримо-Схему» или «Дайал-Дрим» — перехватить полчасика освежающего сна, наверное, это намного улучшило б его самочувствие. И вот, сам не заметив своего падения, он увидел себя лежащим на траве. Непреодолимая сила заставила его закрыть глаза, стало уютней… и он снова провалился в беспробудный сон, похожий на смерть.

На следующее утро, открыв глаза и разминая окоченевшее тело, он увидел, что все вокруг — он сам, деревья, валуны — покрыто тонким белым налетом, тускло переливающимся в лучах солнца. Должно быть, это и есть жизнь «кочана»? Смотри-ка, сказал он себе, чавкая сочным фруктом, самочувствие-то у меня ничего. Он, как ни странно, чувствовал себя освеженным. Он был жив, — но жил особым, странным образом, и, если честно признаться, это его волновало. Окоченение тела прошло, и он сделал быструю пробежку в глубь пустыни и обратно. Проверил свои силы. Что ж, скорость неплохая. Пожалуй, так можно добраться и до ближайшего города.

На третий и четвертый день он отыскал на ветвях новые фрукты и, распознавая по листьям съедобные клубни, выкапывал их себе на обед. Он шел все в одном и том же общем направлении, сверяясь по солнцу. Он уже составил себе мысленно карту этой местности и шел вперед хотя и медленно, но неуклонно. Вот уже пустыня осталась позади. Он с радостью видел, как изменился вид зелени вокруг. Ведь он знал, что на месте пустыни уже давно не размещали городов, а теперь он входил в более перспективные зоны.

Ежедневный закат и восход были для Марсдена моментами чуда. Он сознавал, что спит всю ночь, когда тьма покрывает землю, без всякой потребности в дриме. На закате он снова свалится и заснет, чтоб проснуться освеженным на восходе солнца. Он чувствовал себя подлинно живым — гораздо более живым, чем во всю прошлую жизнь. Но сознавал совершенно иное качество этой своей живости, бодрости — кровеносная система гнала ток жизни по его телу с куда более сильным и стойким ритмом… Он шел вперед к тем горам — их очертания он уже стал узнавать, у их подножия должен лежать известный ему город. А вокруг него расстилалась страна, открытая солнцу и дождю, ветру и звездам, — как она лежала до того годы, никем не видимая, ибо люди боялись здесь появляться…

К этому времени он начал страдать поносом — в весьма неприятной степени. Сказалось питание одними свежими фруктами, но ведь другой еды не было. Он ослабел. Это ощущение для него тоже было новым и странным. И вот теперь он понял, что те боли во всем теле, что мучили его по вечерам, — это же и есть «усталость», «утомление», «изнурение» — те слова, значения которых были известны на Парсло только по историческим трудам и путешествиям экзисенсов. А сами эти состояния никто еще не испытывал. Он решил, что возвращается в прежние века — становится обезьяно-человеком. Подбородок и щеки у него покрылись щетиной. Он купался в ручьях, смывал грязь, но, конечно, не мог достичь привычной чистоты цивилизованного человека, привыкшего к горячей ванне с паром, игольчатому душу, мылам, кремам и лосьонам после бритья…

Иногда он видел пролетающие высоко в небе флайеры. Замечал инверсионные следы. Он все ковылял по прямой линии, надеясь, что она приведет его в город, лежащий у подножья гор. Желудок его теперь болел по-настоящему. Его беспрерывно поносило, приходилось останавливаться на каждом шагу. Он захромал, еле двигался вперед. Ноги тряслись. Трудно было сосредоточиться. Один раз — он уже не помнил, в который день — он добрел до открытой лужайки, где с одной стороны бежал ручей, с другой — стояла группа деревьев. Похоже было, что в отдаленные времена земля здесь была возделана рукой человека. Да, так и есть — развалины домика обещали ему укрытие. Он сумел добраться до дверей, ступил на порог. Трухлявое дерево затрещало, и он упал вперед лицом — в непроглядную черноту.

Следующими его ощущениями были такие: его поднимают, несут — не очень бережно, куда-то заталкивают — он догадался, что это флайер. Его бросают на сиденье: шум, суета, возбужденные голоса, галдеж перебранки; флайер делает рывок, теперь он летит. Эти впечатления прерываются отключениями сознания… Один из голосов перекрывает другие… а, это динамик. А другой голос — он кажется знакомым… тот, кому этот голос принадлежит, — он возится с Марсденом, приподнимает его, укладывает поудобней, обрызгивает водой, подпихивает подушку под голову на спинке откинутого кресла, пытается чем-то кормить, пропихивая в рот… Он пытается возражать, сжимает зубы… Наконец он начинает что-то смутно видеть. Все кажется таким странным… Нет, внутренность большого флайера была обычной. Это прокатный скиммер, каких много… а вот кто этот человек — он не сидит на месте, невозможно рассмотреть его лицо… Да это же Шари Арруза! Почему она здесь?

Клянусь Папой! Хоть бы остановилась на миг!

Ее голос казался ему несколько странным, как у зверят в детских фильмах-сказках, когда обычную звукозапись пускают с увеличенной скоростью. У него раскалывалась от боли голова, он хотел только покоя, чтоб не трогали… А Шари все хлопотала над ним, поправляя, подталкивая, подтягивая его тяжелое тело…

Наконец они приземлились у его квартиры в Хэйлет-Вилладже, в городе Лоаден. Перед посадкой он успел заметить дым в окне — черные шлейфы по небу. Но он счел это невероятным, наверное — показалось… Противопожарные роботы никогда не позволяли разгореться пожарам. Шари, двигаясь резкими и сильными рывками тигрицы, толкнула его в постель, завалила одеялами, подоткнула их немилосердными толчками. И снова стала насильно вливать ему в рот какие-то питательные жидкости. Несколько раз принималась его умывать… Устроила ему бритье — не слишком это было ему приятно: обмазала его лицо кремом-депилятором и довольно жестко ободрала подбородок. Набрала ему дрим, и он покорно заснул.

Проснувшись, он сразу осознал, что уже не тот человек, кто вчера пошел спать. Во всяком случае, он мог понимать то, что говорит Шари. Вчера он слышал ее голос, но ее слова сливались в непрерывный шум — высокий, дерущий уши. Он потряс головой. Да, нельзя сказать, что он совсем поправился. Общая слабость в теле. Но он мог встать, пройтись — на это сил хватает: беспокойство понемногу утихало.

Шари закричала на него:

— Тебе-стало-лучше? Боже-мой-я-думала-ты-уже-кочан! — так он воспринимал ее речь.

— Подожди, подожди! — он поймал ее за руку. — Шари, помедленней! От тебя у меня голова кружится!

— Ты-такой-медлительный-стал!

Да, у них сейчас был различный темп восприятия. Они общались, как заяц с черепахой, — он отставал от нее. Марсден стал производить переучет своему израненному телу. Обнаружил волдыри на ногах, шрамы и ссадины на руках, шишки на голове. Только теперь осознал он, что вырвался из объятий смерти.

Необычайно громкий взрыв на улице заставил его вздрогнуть. Весь дом тряхнуло. Шари подбежала к окну, взвизгнула, отскочила назад, заметалась по комнате — так воспринимал ее поведение Марсден.

— Что это за пальба у нас идет? — проговорил он с трудом.

Шари открыла рот и дала пулеметную очередь слов. Он понял только про «этих несчастных из Мальборо-сити». Еще одно мощное сотрясение воздуха. Он сам поплелся к окну. Ведь Мальборо-сити был расположен милях в двухстах от Лоадена. Он стал понимать, что происходит в стране. Вырисовывалась страшная картина — оправдались его самые мрачные предчувствия…

Шари подбежала к нему, принесла все их оружие: спортивную винтовку и «карпентер». Было видно, что она вполне освоила оружие. Марсден узнал и в этом болезненные симптомы разлагающейся цивилизации: пока он был в пустыне, мир изменился.

Да, Планета Парсло поверила наконец в то, что он говорил, и результатом стало вот это варварство…

В окно можно было видеть Хай-стрит и парк — там уже не было походных палаток. На их месте чернели кострища, кое-где они еще дымились и даже догорал огонь. Между кострами бегали мужчины и женщины, стреляя друг в друга, бросая самодельные гранаты — бутылки с горючей смесью. Дрались врукопашную ножами и железными прутьями… Лужи крови на земле… Послышались новые взрывы. Рушились фасады домов, и люди разбегались, как муравьи из разоряемого муравейника… Он не мог разобраться в этой страшной картине.

— Люди из Мальборо-сити!

Шари металась по комнате, открывала окна, стреляла навскидку, захлопывала окна… Сейчас Дуглас заметил, что два окна у него разбиты и зашиты досками. А вот и еще одно стекло разлетелось вдребезги, и они чудом избежали ранения осколками. Сюда тоже стреляли! Марсден бросился на пол. Храбрая Шари осталась у окна — стреляла с колена, пока не кончились патроны. И лишь тогда, спасаясь от ответного обстрела, присоединилась к Дугласу — они спрятались под стол. Девушка тяжело дышала, черные кудри прилипли ко лбу и вискам, блестели от пота.

— Мне еще в это не верится! — но Марсден уже поверил в то, что видит: другого просто не оставалось…

— Они начали позавчера! — Речь Шари уже замедлилась. С каждой минутой Дуглас все лучше мог ее понимать, и двигалась она уже не так суматошно. Марсден не обманывался. Он знал, чьих это рук дело.

— Правительство? — начал он расспросы.

Шари издала непередаваемое восклицание отвращения.

— А что случилось с нашим квартиросдатчиком?

— Его убили в первый день…

Невероятно! Это было страшнее кошмара из запрещенных экзисенсов… А меж тем Марсден знал, ягода просачивалась в его тело… Постепенно шум снаружи стихал. Очевидно, жители Лоадена отбили попытку разоренных жителей Мальборо-сити изгнать хозяев из города и захватить этот сайт с богатыми запасами Парсло-Радиации.

— Будем надеяться, что они уйдут по-хорошему. Пусть атакуют какой-нибудь другой сайт. — Шари стала перезаряжать оружие. Заряженный «карпентер» она вручила Марсдену. — Хотелось бы, чтоб нам больше не понадобилось, но, наверное, придется еще стрелять. Все города с ягодой атакуются людьми из брошенных городов. Хаос наступил, Дуг, абсолютный хаос!

Вспыхнул экран. Это была Паула. Шари включила связь, показав себя как есть — растрепанную, потную, с налипшими на лоб волосами. Паула, наоборот, выглядела собранной, с аккуратной прической своих соломенных волос, все в той же плотной оболочке полного равнодушия ко всему, кроме собственного светлого образа.

— Шари? Это вы?

— Да! Он тоже здесь. Дуг! — Девушка повернулась к нему.

Он встал и подошел к экрану, чтобы Паула лучше видела его лицо. Посмотрел ей в глаза.

— О Дугги! Я думала… думала, что больше тебя не увижу!

— Скажи мне, — спокойно начал он. Время гнева или уже прошло, или еще не наступило. Он ощущал в себе пустоту и тоску. Если б эта женщина была здесь, что он сделал бы? Схватил бы в объятия, забыв про весь свет?

— Я слышала, что они с тобой сделали, Дугги! Я сходила с ума! Это было ужасно! Я умоляла Поля — он мне сказал, что случилось, куда они сбросили тебя. Я не могла лететь сама. Но Шари… она… она…

— Я искала везде, — вмешалась Шари. Она причесывалась, приводила в порядок налипшие на лицо волосы. — Мне нужен дрим, я потом тебе все расскажу. Мы долго искали твои следы… но я считала, что даже кочан, если его имя — Дуглас Ку-Зет Марсден, нужен для цивилизации!

— Так это ты спасла меня, Паула?

— Нет, Дугги, дорогой! Шари. Я не могу долго быть в воздухе. Мы все улетаем! Тебе надо прибыть в Капитал-сити, дорогой — я могу взять тебя на космолет!

— А Шари? А все наши друзья — Флора, Стив, Карлквист, Хеди, Мэгги?

— Нет, нет, нет, Дугги! Ты не понял! Это твой последний шанс! Если Глен узнает…

— А что Глен?

Шари странно посмотрела на Марсдена.

— Не спрашивай! Он ужасный! Конечно, бери Шари, дорогой! Конечно! Там будет, я думаю, место…

Он внезапно вспомнил тот момент на вечере, в Монтерре, когда он шел с Флорой по берегу озера, увидел Паулу, игравшую шарфом на поверхности воды… Вспомнил те, показавшиеся столь банальными силуэты кипарисов и на их фоне — трех белых лебедей… Паула увидела, что он не слушает ее, и отключила звук, ее лицо в ореоле соломенных кудрей с немым призывом обращалось к нему с экрана. Итак, скоро космолеты отправятся. Но он представления не имел, где они сейчас спрятаны. Паула спасла его руками Шари. Значит, она еще любит его. Ведь без ее помощи он лежал бы сейчас трупом в той развалине, в Безмолвной зоне… Значит — она еще любит его!..

— Я люблю тебя, Паула, — сказал он с улыбкой. — Я остаюсь здесь.

— Как ты можешь! Я не хочу умирать! Я не могу оставаться!

— Но я был в безмолвных зонах и не умер! Я все понял, Паула, я знаю теперь все про ягоду! Поверь мне, Паула! Теперь нет нужды покидать наш мир!

— Но ведь ты сказал… Ты же сказал, что любишь меня!

Ее рыдания растапливали его волю. Он боролся:

— Есть другой путь. Оставайся со мной — молю тебя! Поверь мне! Мы сможем жить на Парсло, безопасно и счастливо!

— Ты безумный! Мы все станем кочанами и умрем!

— Нет, Паула, нет!

— Ты не любишь меня! Никогда не любил! После всего, что я сделала?..

— Я знаю, Паула, поверь мне! Но ты должна выслушать!

— Как я могу слушать твои выдумки? Мы опоздаем! Ты помешался, должно быть! Сумасшедший, говоришь, что любишь меня, и хочешь, чтоб я превратилась в животное, умерла! О Дугги!

— Я знаю — ты запугана, как все. Но…

— Я любила тебя, Дугги, по-настоящему, верно. Но я вижу — ты плохой, злой человек! Глен прав… и теперь некогда…

— Паула! Паула!!!

Но экран потух, чернота. Она исчезла.

 

XIX

ИСХОД

Теперь единственной надеждой Планеты Парсло были наука и техника. Да, именно наука и техника, но не сами по себе, а на службе у интеллекта, вдохновения и интуиции. В это искренне верил Дуглас Марсден. Предстоящая ему программа действий требовала абсолютной преданности и непоколебимой верности своим глубочайшим убеждениям — и не оставляла времени для передышки.

В быстро коллапсирующей цивилизации городов, посаженных на высыхающие лужицы Парсло-Радиации, — внешнее подобие нормальной жизни сосуществовало с анархией и хаосом. Сервис кухонных роботов развалился, и голодные люди грабили супермаркеты, а потом стали копаться в развалинах автоматических кухонных центров, — ища остатки пищевых запасов. В то же время фирмы сервиса дримов продолжали поставлять свою разнообразную продукцию. А экзисенсы процветали как никогда, давая очумевшим горожанам допинг, отвлекающий от ужаса предстоящего распада.

Флора Вальдесей уже не рыдала в страхе, как это было с ней неделю назад. Она, как и все друзья, все время оглядывалась на Марсдена, ожидая, что он скажет, — чтоб повиноваться ему. Стив Уинкэм, со смешным выражением на лишенном подбородка лице, так таращил глаза, словно пытался увидеть скрытую в Дугласе силу. Он сидел рядом с Мэгги Карстэрс, чьи платиновые волосы, увы, теперь были явственно черными у корней, не до них было хозяйке. Хеди Арлен, дерганье которого когда-то так раздражало Марсдена, теперь, как и все, сидел тихо и смиренно, готовый впитывать каждое слово.

На собрании были и другие граждане Лоадена. Этот митинг происходил среди развалин взорванного Стефан-Ампи — спартанского стадиона. Все были подавлены. Они уже приняли неизбежность того, что предвидели в страхе.

— Вы не должны умереть! — кричал им Марсден. — Вам незачем умирать! Вы не будете умирать!

Они ждали, не говоря друг другу ни слова. Шари, сидевшая сбоку от Дугласа, задрала голову, не сводя с него глаз. Люди сидели на остатках разгромленных рядов амфитеатра и ждали продолжения его речи.

Они ждали. Это «они» были компактным отрядом сильных, готовых к действию людей.

Он рассказал им о своих экспериментах в Безмолвной зоне. Сказал, что намерен делать:

— Но мне нужна ваша помощь. Мы должны действовать безошибочно: ведь у нас остался только один шанс. Вспомните трагическую историю с людьми из Мальборо-сити. В любой момент может возникнуть новый кризис — стычка с другими беженцами, у которых пропала ягода.

И он повел их за собой мимо городских боен Лоадена. Из Хэйлет-Вилладжа, Чиппинг-Хамлета, через другие деревни, составляющие этот большой город, — они шли к массиву экзисенсных студий. Они были вооружены. Вахтеры студий пытались заградить им дорогу, приняв их за новых агрессоров — искателей Папа-Рада.

— Этот Эксцесс должен прогреметь у зрителей, — усмехался Дуглас, вспоминая былое. — Или мы все пропадем!

Ягода в Лоадене была еще сильна. Жители еще могли обходиться без дримов и сна. Телевизионная сеть продолжала качать в эфир правительственную пропаганду. Но все антенны были расстроены, безжизненные экраны молчали. Никто ничему больше не верил. Лишь группа, ставшая под знамя Марсдена, еще верила во что-то. Но главное — они верили в Дугласа Марсдена. Он сам не понимал, почему они верят ему. Но он принял их веру и использовал для дела.

На стадии озвучивания нового экзисенса — доктор Пер Карлквист с радиационной кафедры Университета детализировал сухие научные факты, которые могли бы генерировать новое понимание, а значит — создать новую жизнь.

Он излагал аккуратно и методично, иллюстрируя свои слова наглядными, понятными всем опытами.

Он остановился, чтоб вытереть пот со лба. Марсден одобряюще кивнул ему. В это время Хеди Арлен ругался над непослушными тумблерами пульта. Когда он привел в порядок электронику, доктор Карлквист продолжил свою лекцию.

— Я все же не верю, чтобы люди могли жить без Папа-Рада, — заметил Хеди Арлен, с профессиональной уверенностью манипулируя клавишами своего контрольного пульта, — но все равно: если кому-то удалось поверить, помогите мне!

— Здесь требуется большая вера, Хеди! — строго сказала Шари.

— Это значит, — проговорила Флора, — что мы мудрим, хитрим, прячемся в городах, — когда нам открыт весь материк!

— Легко понять, как это началось. Когда-то кто-то жил — в него просачивалась ягода… и прежний образ жизни перестал нравиться, потом стал пугать… Неудивительно, что выросли города, а потом стали передвигаться…

— Теперь твоя очередь, Шари! — Марсден отдавал приказы спокойно, без суеты, зная, что им немедленно подчинятся. Ведь он боролся за спасение народа целого мира!

Шари уселась перед эмпатическим транскриптором. Она могла следить за вспомогательным экраном, на котором светился еще не законченный гороскоп. Она начала весьма убедительно показывать на гороскопе, где поочередно вспыхивали зодиакальные знаки, — каковы аспекты конфигурации планет, как нужно интерпретировать различные сочетания знаков и светил. У нее был готовый текст, не попадавший в поле зрения эмпа-транскриптора. Марсден всю ночь работал над этим сценарием. Туда вошел весь опыт, накопленный им в бытность астролористом. Все, что он узнал, складывалось теперь, в момент нужды, в его уме, давая ему инструменты и орудия. Общее применение гороскопов Шари излагала, разбивая рассказ по типам личности и по планетарным влияниям, — это подчеркивало необходимость освобождения психики. Они настаивали на неотъемлемости главного права человечества — на свободу. И если Марсден то тут, то там соединял материал грубыми швами, то он знал — игра стоит свеч. Он не забывал, что от его успеха зависит судьба мира.

— А сработает это? — спросила его Флора. Вопрос был риторическим. Ее живое лицо выдавало борьбу между старанием сохранять подобие жизнерадостности и пробивающимся сквозь наигранную веселость, искажающим черты страхом.

— Люди верят в то, во что хотят верить. Значит, это для них сработает. Астролория всеми принимается почти без сомнений. Я знаю астролорию. Я могу действовать на мозги людей, как астролорист, и я буду обрабатывать их мозги дримами и Эксцессом. Да, Флора, — это сработает!

Сидевшая рядом Шари Арруза твердо сказала:

— Да, Дуг, это сработает! Я знаю, это так!

— Пленка уже в банках, Дуг! — крикнул им через всю студию Хеди Арлен. — А здесь Куллифорд! И остальная компания — Чэнгтон и все они!

— Смотри-ка, из Спартанских кругов ребята тоже пришли! — вскочила с места радостная Шари. И побежала навстречу толпе амазонок, борцов и театральных работников, созванных ею по своим и Стива Уинкэма каналам. Эти люди, видевшие впереди лишь жалкую смерть, с радостью ухватились за шанс сделать хоть что-нибудь, что могло бы помочь планете. Они получили краткие и четкие инструкции у Дугласа Марсдена, который даже не вспомнил о своих поединках — главная идея стерла в его сознании все постороннее.

— Мы будем действовать по принципу «инфекции», — он вызывающе глядел в глаза этим могучим атлетам. — Начинайте здесь, в Лоадене, потом — в соседних городах. Вы можете и силой захватывать вещательные студии экзисенсов. Но лучше действовать мирно.

Одобрительный рев, которым спортсмены встретили его слова, отбил бы у любого охоту им противостоять. Их энтузиазм согрел сердце Марсдена.

— Как только новость будет передана, людские контакты будут распространять ее дальше, как в предгоогологические времена. Нам нужно охватить весь континент. Подумайте: каждый день мужчины и женщины убивают друг друга в борьбе за то, что они ложно считают необходимым для жизни!

— Мы наделаем копий, — вмешался Хеди Арлен. — Я выдам достаточно Эксцесса, чтоб затопить континент!

Сначала спартанцы поверили ему сознательно, рассудком, ибо эта вера, в сущности, приносила им столь необходимое утешение. Получив дримы и прокатившись в экзисенсах, они поверили ему на подсознательном уровне, своими сердцами, как это когда-то называлось. Наблюдая, как они улетают с упаковками новых экзисенсов во флайерах, реквизированных по этому случаю у населения, — Марсден ощутил большой прилив оптимизма. Они были подобны рыцарям, бросающим вызов силам тьмы и невежества.

— Это должно сработать! — с жаром сказала Шари. Она рядом с Дугласом провожала взглядом спартанцев.

— Да, хорошо сработает, Шари. Мы убедим всех, что жизнь возможна на Планете Парсло вне городов и вне сферы влияния ягоды.

— Ты чем-то подавлен! — резко заметила она.

— Нет, право, нет. Просто мы спасаем им жизнь. Но они будут теми же людьми. Менее быстрыми, менее сообразительными, менее нервными. Но теми же самыми людьми, с теми же слабостями, пороками, склонностями. Не думай, что мы всем этим, Шари, изменяем человечество. Ведь род людской уже долго эксплуатирует планеты. И если особые обстоятельства на Парсло немного отличаются, то все равно остаются извечные проблемы человечества — загрязнение среды, перенаселение, — как в предгоогологические времена.

— Тебе нужно выпить и взять дрим, Дуг.

— Нам не понадобятся дримы, когда мы будем снаружи, Шари!..

Дни текли.

Когда Стив Уинкэм сказал ему: «Никто больше не сообщал об огнях в небе». — Марсден поинтересовался:

— А Куллифорд нормально добрался до Лос-Палатоса?

Лос-Палатос, город внутренней зоны, откуда были противоречивые сообщения о кровавой бойне, требовал более жестокого, чем обычный, подхода. Агитация шла хорошо, и лишь некоторые непокорные города, вроде Лос-Палатоса, требовали больших усилий от сторонников Марсдена. Везде он находил у тех, кто верил ему, поддержку и бесспорное принятие указаний. Медленно, но верно поступали от тех, кто вернулся в покинутые города, обнадеживающие отчеты об адаптации людей к новым условиям жизни.

— Лос-Палатос? — переспросил Стив. — Там дела идут слабовато, как и ожидалось. Экзисенсные студии разгромлены. Хеди пришлось туда лететь и все строить заново. Но я говорил с ним…

— Строить заново! — прервал его Марсден. — Вот что мы делаем! Строим новый мир. Когда кончится последняя ягода, мы сможем считать, что прошлое целиком осталось позади!

— Есть такие вещи, — заметила Шари, — которых никто никогда не забудет…

— Одну вещь нам придется забыть навсегда — на что похожа жизнь с Папа-Рада. Теперь уже скоро все переберутся в наши новые дома. Я уверен — нам придется это сделать, даже если какая-то ягода еще останется в городах.

— Если ты решишь так делать, Дуг, то все согласятся!

Слова Шари смутили Марсдена — он сам не ожидал такого, занятый по горло повседневными проблемами. Туманный отзвук забытых целей, стремлений прозвенел в их душах. В это занятое время пропагандирования и организации будущего устройства мира — ему казалось нелепым вспоминать о том, как пережидать ураган в «сердце бури», в спокойном пространстве в середине циклона. Однако те мысли вернулись к нему, захлестнули сознание…

Только один раз сомнения коснулись его сердца. Почему же нет сообщений об огнях в небе? Почему космолеты не отправились?

— Да-а, — протянул он недовольно. — Все действовали необычайно правильно, когда положение дел им объясняли. Но ведь, в конце концов, мы здесь цивилизованные люди! Умеем направлять и канализировать лишние страсти.

Он, собственно, не это хотел сказать. Удивленное лицо Шари и выпученные глаза Стива заставили его пожалеть о сказанном. Он знал, что они думают. Но его собственные чувства они ведь понять не могли? Собравшись с мыслями, он резко сказал:

— Куллифорду и Спартанским братьям придется обрабатывать Капитал-сити. Мы оставили его напоследок. Бог знает, что там сейчас происходит.

— Они недавно передвинулись, — отметил Стив. — Ягода, должно быть, еще сильна.

— Всякая связь отсутствует. Удивляюсь, — проговорила Шари с нескрываемой злобой, — как они все там еще держатся.

— Трясутся за собственные шкуры! — вставил Стив.

— К чему твой цивилизованный подход, Дуг? А если они начнут воевать за города с ягодой?

— Ладно, ладно, — прервал Марсден неприятный ему разговор. — Проинструктируйте свои команды. Увидимся вечером.

И вот, приняв короткий дрим из старого каталога, свободного от его собственной пропаганды, Дуглас вечером принимал Стива, Мэгги и Шари. Они устраивали прощальную выпивку перед отлетом в Капитал-сити. Все были возбуждены, нервно взвинчены. Ведь им предстояло разгадать тайну Столицы и окончательно решить всю проблему. Стив и Мэгги, видя настроение Дугласа, поболтали и ушли, Шари стояла у окна в последних лучах заката. Красный свет, пронизывая прозрачные складки ткани, ясно очерчивал формы ее тела.

— Шари!.. — начал он и замолчал. Язык не повиновался ему. Она повернулась, дрожа в страсти. Вытянула руки:

— Дуг! Мы были такие дураки! Но теперь все будет как надо! — и с улыбкой двинулась к нему. — Ты помнишь — ты хотел быть Номером Первым в чем-нибудь одном на всей планете? Как ты пробовал все пути… И вот теперь — теперь ты Номер Первый!

Она охватила его руками и крепко прижала к себе:

— Но для меня ты всегда был Номером Первым! Я люблю тебя, Дуг! Только это мне теперь важно!

Дуглас ощутил глубокое потрясение. Он отодвинулся назад, освобождаясь от ее рук. Дрожь ее тела передалась ему. Его сердце сжалось. Он не хотел изменить Той — не Шари! Но все же, все же…

— Нет, Шари!.. — он пытался сказать, изложить свои чувства словами, но ничего не получалось. — Это — Паула…

Она отдернулась и замерла, будто он ударил ее по лицу.

— Эта стерва! — вырвалось у нее. — Она не на добро тебе, Дуг! Она злая, бессердечная, корыстная! Ей всего мира не жалко — лишь бы ей хорошо. Как ты можешь? Не верю, Дуг! А я люблю тебя! Мы здесь, вместе, на заре нового века! Неужели ты…

Он схватился рукой за свой пылающий лоб. Да, он не понимал тогда, что он делает с этой девушкой.

А что делать теперь, что ей сказать? Он не мог себе представить… Вдруг вспыхнул экран вызова.

Шари рванула обеими руками мягкую ткань платья, обнажая девственные груди.

— Дуг, ты не хочешь меня?

Он отвернулся к экрану, вздрагивая. Это был робот-оповеститель. Бесчувственные линзы сканировали комнату. Металлический голос проскрежетал:

— Безопасен ли вход?

Марсден ощутил толчок — приземлился флаейр. Ну… да! Он был захвачен врасплох. Яркая, болезненная краска на щеках Шари, ее тяжелое дыхание, ее поза, заломанные руки — все это жгло его сердце…

— Входите!

Дверь распахнулась. Вошла Паула. Она остановилась на пороге, держась рукой за шею. Ее фигура, обтянутая кожей летного костюма, со спадающими складками плаща, замерла в неловком положении, когда она увидела Шари. Соломенные пряди ее длинных волос были сложены под фибровую скорлупу космического шлема. Ее лицо было бледным и бесконечно отрешенным.

— Мисс Арруза, — тихо и насмешливо выговорила она.

Марсден понял, что он должен сказать, сделать, почувствовать.

— Паула! — вскрикнул он и одним прыжком пересек комнату, схватил ее в объятия.

— Она вырвалась.

— Сейчас не до этого, Дугги! Глен созывает всех лететь. Корабли наконец готовы — было ужасно трудно их подготовить!

— Желаю им всем разлететься на куски и тебе вместе с ними! — выкрикнула Шари. — Раздув ноздри, забыв про свою обнаженную грудь, она двинулась на соперницу, протянув к ней хищные пальцы, как когти тигрицы.

— Шари! Умоляю!

Ее ответное рычание было для Марсдена ножом по сердцу. Он смотрел на Паулу, отбросив все, кроме мысли о том, что она здесь, она вернулась к нему!

— Мы делаем дело, Паула! — пробормотал он, пытаясь сложить что-то внятное из научно-технического и любовного сумбура, что вертелся в его голове. — Парсло-Радиация — ерунда, она не нужна. Прими Эксцесс — ты почувствуешь это и поверишь. Паула! Мы сможем остаться здесь и будем жить в безопасности, вместе!

Но она находилась в другом мире.

— Я не могла улететь, не повидавшись с тобой, Дугги. Рамазон отговаривал меня.

— Я могу доказать астролорией, что ты принадлежишь нашей планете — мне!

— После Клэйтона и Тони? Оставь, Дугги!

— Эго была просто путаница — ты сама знаешь! Тони не мог найти ягоды, и его плохой аспект попал на Клэйтона…

— Мы теряем время. Если ты меня вправду любишь — ты сейчас пойдешь со мной!

Он сбросил свою оболочку брутальной гордости:

— Но я сделал свое дело, Паула! Все верят мне. Я — Номер Первый! Я — главный человек на планете, и в будущем, когда мы будем строить новый мир, я останусь главным!

— Даже если б поверила — все бесполезно. Глен понимает. Он знает расклад. Ты принадлежишь мне, Дугги, дорогой, а не этой толпе немытых крестьян.

— Но, Паула, дорогая!

— Все это — нецивилизованно. Я всегда уступала страсти. Я должна была б отказаться от тебя… Я всегда хотела только «л'амур де тет»! Ты всегда говорил, что любишь меня, и я верила тебе. Теперь ты должен доказать мне свою любовь! Глен ждет. Корабли отлетают. Времени осталось только чтобы добраться до них, идем, Дугги! Идем со мной!

Марсден всегда считал, что его любовь — не самообман, не безумие. Он любил даже недостатки Паулы. Мысль о жизни без нее была ему невыносима. Теперь, когда она говорила с ним, он жаждал только присвоить ее. Он не желал верить в ее отъезд. Он вспомнил страсть, с которой она встречала и поглощала, принимая в себя его собственную страсть… Он не желал, чтоб она уходила из его жизни, — он не мог без нее…

— Паула, умоляю, если любишь меня, то пусть Глен один летит на своем космолете!

Шари засмеялась злобно и жестоко.

— Шари! — По-бычьи наклонив голову, он бросил девушке: — Убирайся!

Она отскочила назад, прижалась к стене. Ее лицо исказилось ненавистью.

Дверь опять распахнулась — за ней стоял серебристый робот.

— Пора, миссис Лейден! — заявил он металлическим голосом.

Вспыхнул экран — это он, Стив Уинкэм со своим лицом без подбородка и выпученными глазами:

— Мы все собрались, Дуг! — С экрана в комнату излучалось возбуждение, одушевление участников великого проекта спасения. — Пора лететь в Капитал-сиги и объяснить им «кривизну их путей»!..

Паула двинулась к двери. Запахнула плащ, скрыв блестящую кожу костюма. Она покидала его…

— Подожди, Паула! Я иду с тобой! Я иду!..

— Алло! Что у вас происходит? — голос Уинкэма донесся откуда-то издалека.

— Тогда скорей, прошу тебя, Дугги! Глен не будет ждать.

Дуглас Марсден пошел к двери. Он сделал один шаг за Паулой, другой шаг… Движение сзади, звук открываемого затвора, щелчок… Он оглянулся. Шари, подняв ружье, целилась в Паулу. Ее глаза яростно сверкали над смертоносным стволом, палец нажимал на спуск… Абсолютная уверенность, неумолимая ненависть… дьявольская решимость…

— Нет! — вскричал Марсден и бросил свое тело вперед. Пуля ударила его в плечо и заставила повернуться вокруг оси. Он видел, как робот хватает Паулу в свои защитные металлические объятия и выскакивает с ней через дверь, прямо на платформу флайера. Дуглас пытался подняться с пола, следовать за ней… Пальцы его вцепились в ковер… Красный туман в глазах… Потом — тьма.

И вот они все в комнате стоят вокруг него — Стив, Флора, Мэгги, Куллифорд, доктор Карлквист, еще люди… Шари все еще сжимает в руках винтовку.

— Шари… — пытается сказать Марсден. — Ты не понимаешь…

Она нежно качает головой:

— Я все понимаю, Дуг. Я понимаю, что значит будущее для меня… и для тебя!..

Потом события перемешиваются в сознании Дугласа Марсдена… Его поднимают, перевязывают. Стив Уинкэм громко рассказывает что-то о Комитете Общественной Безопасности… Вот они уже все во флайере, берущем курс на Капитал-сити, где лишь розовые шлейфы, рассеиваясь, тянутся за космолетами, стремящимися вверх, к далеким звездам. И вот он уже чувствует, как ягода оставляет его тело… лихорадочная хватка Парсло-Радиации ослабевает на его нервах и мышцах… Усталость наползла на него.

— Я утомился, — проговорил он, глядя в полные слез глаза Шари, склонившейся над ним. А под летящим флайером расстилалась новая планета, которой уже не понадобятся искусственные стимуляторы. — Я очень устал, — повторил он. — Ведь это замечательно, правда?..

КОНЕЦ

Ссылки

[1] Аптеки-рюмочные.

[2] Утроенная скорость звука.

[3] Легкость прыжка.

[4] Десятиборье.

[5] Доверенное лицо.

[6] Оппозиция — противостояние.

[7] Корнукопия — Рог Изобилия, секстилия — отстояние на 60°.

[8] «Любовь головой», рассудком (фр.).