Вся явь земли живому Богу И звездной Вечности цветет… Час, обреченный на тревогу, И миг, что тишь забвенья пьет, Раскрыты тайною одною… Вскипев нежданною волною, Восторг и боль, вражда, любовь Поют в крови и молкнут вновь… Восторг — на миг, и скорбь — на годы! Сиротство сердца в смене лет, Упорный сев и чахлый цвет, — Вот неизбывный чин природы, Где беглый час ведет в века Неутомимая тоска!

Здесь все тоскующее знанье, Что я собрал на нивах дней, Влачась, один, стезей изгнанья, Средь снов, обманов и теней… Но я приемлю жизнь без пени И, славя трепет всех мгновений, Их скудный дар в груди храню И, зная слезы, верю дню… И уповаю непреложно, Что, как суровый час ни глух, К пыланью зорь восходит дух, И песня радости возможна, Хоть мне средь всех псалмов милей Призыв бездомных журавлей!

Есть в этом зове весть живая Всему, что здесь, в слезах, в пыли Под ношей жизни изнывая, Не знает торжества земли! Вот почему в осеннем поле Грудь разрешается от боли И реет дух — из мира лжи — За неземные рубежи… И пусть напевный плач вечерний Прольет на трудный путь людской Свет умиленья и покой, Что в мире праха, мире терний Раздумье скорбного чела Цветами юность обвила,

Но полно мудрствовать лукаво… У жизни много светлых чаш, Где слита вся земная слава, И наше утро, полдень наш, Как знойный вихрь, взрываясь, рея, Лелеет нас, не вечерея. Пылает время, жизнь пестра, И в звездных искрах дым костра, Где мчит забвенье хороводы, И миг, что шумная волна У скал морских, не зная сна, Поет молитвенные оды, Как я, бездомный пилигрим, Как я, наперсник снов людских, Молюсь — пою у ног твоих.