В седых веках шумели воды Тибра — Векам веков их пляску петь и впредь О славе жизни, в духе беспрерывной, Хотя и разной, в пестрой яви дней… Средь бурь, чьи вихри щедро гонит время, Не дрогнула таинственная нить, Связавшая в один великий жребий Меч Цезаря и белый крест Савойский, И средь лавин, что зиждут мир и рушат, Не пресекалась вещая стезя От Пестума к святым садам Ассизи… Волшебным плугом, видно, к цвету взрыт Весь Лациум, раз жертва не скудеет, И оттого незыблем Капитолий, Что мудрый зодчий клал его ступени… И от него, по замыслу его, В святое имя истины вселенской Воздвиглась в мире, в глубь земли и к звездам, Италия, как некий строгий храм, Что строился и строится от века Тоскующим напевом пастуха Среди безлюдья пущи Апулийской, С душою Данте, думою волхва, Кривой киркой садовника Тосканы И царственным резцом Буонарроти, Безбольною молитвою Франциска, А — тоже — грузным молотом Арнальдо И темной кровью в поле боевом… Велик в красе дворцов своих и башен Бессмертный Рим, но выше Рим незримый, Тот Дух, что двигал кистью Леонардо И тайным чудом звездного огня Пылал в живых виденьях Галилея… Италия, как в сердце Гарибальди, Он дышит в воле всех твоих сынов! И только в нем ты обретешь упорство В своих трудах, свершеньях и надеждах И верный щит величью твоему, Тот щит, что был с тобой на древнем Рейне И не изменит ныне на Пиаве… И не его ль, не дух ли вещий Рима, Далекие, мы чтим благоговейно В часы, когда, волнуя сердце, снится Твой кипарис и серый ряд олив, И пиния, как жертвенная чаша, Воздетая за даром солнца к небу И врытая глубокими корнями В земную грудь, как вечный образ твой?!