Пока ехали назад, над хребтом набухла лимонная полоса рассвета. Заря ударила прямо с хребта, алым костром полыхнула в стеклах домика, где жил бывший сапожник. Иванов постучал в окно.

На крыльцо вышел старик — в валенках, в накинутом на плечи длинном пальто.

— Я Иванов, — сказал Иванов. — По делу.

В глазах старичка загорелось веселье.

— И дело такой важности, что не могло потерпеть до утра? — ехидно спросил он.

— Уже утро, — сказал Иванов.

Старичок посмотрел с крыльца. Заря била ему в лицо.

— Тогда прошу. — И распахнул дверь.

В доме было тесно, сумрачно, жарко натоплено. Иванов стал посредине — головой в потолочные балки.

Багровые отблески огня, пылавшего в печке, играли на старом сундуке с горбатой тяжелой крышкой. Сундук был окован медными полосами.

— А ведь я рад, — потирая сухие руки и поглядывая на сундук, весело сказал старик. — Не спится, откровенно говоря, не спится… Жили мы тихо, и вдруг водоворот людей, ревут машины. И все мимо, мимо… Никто не заглянет, кому я нужен?! Только стекла звенят днем и ночью… Но оказалось — все-таки нужен! — воскликнул старик и, задрав голову, лукаво посмотрел в глаза Иванову. — Все-таки дождался — пришли! Вчера был уже один… Вы знаете, весьма обещающий мальчик…

— Это Лева.

— Ах, вот как! Значит, вы тоже историк! — торжествующе воскликнул бывший сапожник. — А Лева ваш ученик?.. Поздравляю! И уверен — из Левы выйдет большой ученый.

— Возможно, — сказал Иванов. — Но я по другому делу.

— Тс-с-с! Ни слова! — старик прижал к губам белый палец. — Я знаю, зачем вы ко мне пришли. Сорок лет собирал. Чувствовал: грянет время, — и оглянется на Сибирь мир. И мои знания о ее прошлом станут нужны и дороги людям… — Старик помолчал. — Сегодня всю ночь не спал. Должно быть, вас ждал, молодой человек. Да-с!

Он внезапно пал на колени, из кармана выхватил ключ и вставил его в медную скважину. В сундуке тонко пропело, щелкнуло, и крышка слегка подскочила. Старик откинул ее совсем и стал в сторонке, чтобы гость без помех восхитился его богатством.

Сундук, как и рассказывал Лева, был полон старых книг, рукописей, географических карт.

— Просьба такая, дед, — сказал Иванов. — Сочини-ка мне сапоги.

Старик опешил. Он сел на край сундука и задрал голову, пытаясь разглядеть лицо Иванова.

— Я должен это понять как шутку?

— Мне сорок восьмой размер. Нигде не могу купить, — пояснил Иванов. — Ни валенок, ни сапог.

Старичок обиженно помолчал, потом засмеялся: он уж лет двадцать не шил сапоги — все покупали сапоги в магазине.

— Не можешь, тогда скажи, — пробасил Иванов. — Мне некогда, я пойду.

— Молодой человек! К вашему сведению, я шил сапоги для графа Татищева. Еще во времена самодержавия и абсолютизма. И граф остался доволен. Табакерку мне подарил. — Старик вынул из ящика и показал замызганный кожаный портсигар. — Правда, заплатить вот граф не успел. Революция произошла. Дал деру в моих сапогах. — Старик развеселился: — Могу из шевра, со скрипом…

— Ладно, — сказал Иванов. — Сшей, как графу Татищеву. Только покрепче. И отдай командиру вертолета Юре Зацепе. Он их сбросит мне прямо на голову.

— Уж не тот ли вы Иванов, — спохватился старик, — о котором по радио говорили, что поведет первый десант?

— Тот, — сказал Иванов.

— Милостивый государь! — торжественно воскликнул старик. — Я собираю историю, а вы идете в нее сами!

— Вот видите, — сказал Иванов. — Не могу же я идти босиком.