— Бросай поводья, сдавайся и все такое, — протянул разбойник небрежно, при этом его арбалет смотрел Хэлу прямо в живот.

Хэл приподнял руки, бросив поводья на спину лошади.

Из-за кустов выехало еще с полдесятка грабителей с оружием на изготовку. Вел их тощий разбойник с тщательно напомаженной козлиной бородкой.

Место для засады было выбрано лучше некуда — приблизительно в двух лигах не доезжая сэйджинской крепости Бедаризи, в достаточной близости от нее, чтобы путник, считая себя почти в безопасности, слегка ослаблял бдительность.

Козлобородый, прищурившись, взглянул на Хэла.

— Ага. Это тот малец, который работает у дирейнского покорителя драконов, что был у нас прошлым летом?

— Да, это я, — сказал Хэл.

— Ты позабыл заплатить пошлину, когда вчера уезжал во Фречин. Или не так?

— Я не увидел никого, кому отдать ее, Черсо.

— Значит, мы друг друга помним! — довольно заметил разбойник. — Когда люди знают по имени того, с кем ведут дело, — это хороший знак. Что же касается того, почему никто не поприветствовал тебя вчера, так это оттого, что мы встретили одного торговца коньяком, а он принялся сопротивляться, так что нам пришлось забрать все. — Он ласково улыбнулся. — Коньяк оказался превосходным, так что мы все слегка вздремнули. Хэл выдавил улыбку, вытащил из-за пазухи небольшой кошелек и бросил его собеседнику. Черсо взглянул на своих спутников.

— Гляньте, этот парень умен не по годам, знает, что дешевле заплатить, не то что тот торговец, чьи близкие никогда больше не увидят даже его костей.

Черсо раскрыл кошелек, заглянул внутрь и недоуменно нахмурился.

— Здесь только серебро, парень.

— У нас сейчас не лучшие времена, — честно сказал Хэл. — В этом году всюду полно всадников из Дирейна, и все дают представления.

— Не говоря уже о рочийцах, — заметил рябой разбойник. — Только что в Бедаризи притащилась целая уйма. У них пять огромных ящериц, и все в клетках. Таких здоровущих я еще никогда не видел!

Второй добавил:

— Их еще и солдаты охраняют, так что пришлось пропустить бесплатно.

Хэл скривился. В Роче тоже поняли выгоду полетов на драконах. Он не видел пока ни одного из этих зрелищ, но ходили слухи, что отлично выученные рочийские всадники, выступающие строем и в одинаковой униформе, затмили большинство драконьих представлений, включая и аттракцион Афельни Драконьего, у которого теперь остался всего один зверь.

Черсо уловил промелькнувшее на лице Кэйлиса выражение и спрятал кошелек в карман.

— Теперь я верю твоим словам о плохих временах, парень. Люди должны доверять друг другу и никогда не брать больше, чем другой может дать, верно?

Хэл выдавил улыбку.

— Возможно, если бы я придумал какую-нибудь байку получше, ты вообще не стал бы брать с меня дань?

— Ну-ну, — сказал Черсо. — Не будем испытывать судьбу. Каждый из нас делает, что должен, и, думаю, я снисходительный, очень снисходительный, взяв эти гроши не только за твою безопасность, но и за безопасность твоего хозяина и его труппы тоже. Полагаю, они проедут здесь в ближайшие несколько дней?

— Обязательно, — подтвердил Хэл. — Я ездил клеить афиши во Фречин, как ты сказал, и Афельни думает, что мы выедем через день-два. Знаешь, Черсо, если времена станут еще более трудными, может быть, ты и твои люди будете брать дань бесплатными полетами?

Грянул презрительный хохот, и Черсо сплюнул себе под ноги.

— Мы что, похожи на полоумных? Кому захочется покинуть эту замечательную твердую землю и куда-то лететь на драконе? Мы не болваны, которые по доброй воле подвергают себя опасности.

— Но вы же бандиты!

— Это наше ремесло, — пожал плечами Черсо. — У многих из нас отцы и братья тоже были разбойниками.

Он отвел взгляд, не желая получить от Хэла сам собой напрашивающийся вопрос: что же положило конец их карьерам — веревка или топор палача.

— Кстати говоря, — сказал он, демонстративно меняя тему, — времена сейчас становятся все более опасными, если ты не заметил.

— В этом сезоне куда больше народа ходит с оружием, — сказал Хэл. — А торговцы теперь ездят с охраной почти все. И несколько знатных семейств перебрались за границу.

— Они чуют опасность, как и я, — сказал Черсо. — Тут приходил один, недели две назад, рассказывал об амнистии.

— Вы собираетесь принять ее? — спросил Хэл.

— Ну уж нет, — отрезал рябой.

— Только не на таких условиях, которые нам ставят, — согласился Черсо. — Это не обыкновенная общая амнистия, вроде той, какую барон может объявить, когда выдает дочь замуж или когда баронов колдун одолеет его врагов. Похоже, бароны собрали совет, и некоторые поговаривают, что они собираются избрать одного из них королем. Слыхал что об этом?

Хэл покачал головой.

— Я не слишком интересуюсь политикой.

— Мы тоже, — сказал Черсо. — Хотя, похоже, стоит этим заняться. Совет объявил амнистию разбойникам и наемникам на условиях, что мы все вступим в армию, которую они собирают.

— Армия! — фыркнул другой бандит. — Ты дерешься, рискуешь своей задницей, но должен делиться добычей с каким-нибудь жирным слизняком, который сидит на горке, раздувшись от гордости в своих доспехах. Чихать я хотел на армию.

— Но, что еще хуже, у них есть колдун, который заставляет всех, кто соглашается на амнистию, поклясться своей кровью, так что если ты сделаешь что-нибудь разумное, к примеру сбежишь от них после первого жалованья, то тебя сожрут огненные черви или что-нибудь в этом роде, — добавил третий. — Не думаю, что союз этих баронов просуществует дольше чем до того момента, когда все они перебьют друга со спины и оставшийся в живых заполучит корону. Но эти ублюдки могут продержаться достаточно долго и обдерут окрестности так, что нам ничего не останется. Я уже говорил, это недобрый знак.

Хэл задумчиво покусал губу, гадая, имеет ли все это какое-то отношение к нему, но так и не решил какое.

— Скажи-ка, — спросил рябой разбойник, — а в Дирейне есть разбойники, как в Сэйджине?

— Есть, но не слишком много, — ответил Хэл.

— Что, трусоватый народ в вашем королевстве, да?

— Нет, — не обидевшись, сказал Хэл. — Просто у нас есть законы.

Рябой ухмыльнулся, побарабанив пальцами по рукоятке меча.

— И у нас тоже они есть.

Это вызвало у остальных разбойников приступ хохота. Когда он умолк, Черсо спросил:

— Насколько я помню, в прошлом году вы зимовали в Паэстуме. В этом году твой хозяин собирается поступить так же?

— Пока не знаю, — ответил Хэл. — Вообще-то он хотел пораньше отправиться на зимовку и поехать на побережье Роче, чтобы найти замену тому дракону, которого мы потеряли в прошлом году. Но рочийцы отказали ему в разрешении, а в свои новые планы оп меня не посвящал.

— Один совет, — сказал Черсо. — Я не стал бы сейчас слишком рваться в Паэстум. Чересчур близко к Роче, а эти ублюдки во главе со своей проклятой королевой плачутся в своих листовках, что их обманом лишили прав на город.

— Мне на это плевать, — сказал Хэл.

— И мне тоже, — согласился Черсо, снимая стрелу с арбалета. — Жизнь продолжается, и мы стараемся извлечь что можно из того, что она нам преподносит.

Хэл кивнул.

— Тебе лучше возвращаться в Бедаризи, пока не стемнело, — сказал Черсо. — Слышал, тут завелись какие-то парни, которые рыщут у самых стен, никому не подчиняются и вообще не признают никаких законов. Удачи тебе, маленький летун. Увидимся следующей весной.

И так же бесшумно, как и появились, бандиты исчезли, и дорога опустела.

* * *

Хэл раздумывал о том, что ему рассказали разбойники. Вооруженные люди на дорогах, возможная амнистия, чтобы собрать армию, да и Черсо говорит, будто рочийцы вынашивают какие-то темные планы. Нет, это никак не может его касаться, по крайней мере, пока он держит ушки на макушке.

Эх, не повредило бы, если бы в потайном кармашке, пришитом к его штанам с внутренней стороны бедра, было чуть больше денег. Афельни не был скрягой, но у него была одна слабость — кости. После каждого представления начиналась гонка — кто раньше доберется до кассы, он или Гаэта.

Она была единственной, кто остался из труппы, в которую Хэл вступил в тот незабываемый день. Остальные ушли за большими деньгами в другие труппы — цирки, странствующие зверинцы — или просто устали от бродячей жизни.

Хэл до сих пор оставался с Афельни, потому что даже после трех прошедших лет все еще хотел стать всадником на драконе, но хозяин пока не слишком охотно учил Кэйлиса этому искусству.

— Только не думай, что я выжил из ума, — как-то разоткровенничался Афельни, будучи навеселе, — но если я научу тебя всему, что знаю, ты ведь просто сбежишь, найдешь себе собственного дракона и станешь моим конкурентом, так ведь? — Он засмеялся своим странным визгливым смешком.

Хэл вынужден был признать, что в этих словах была доля правды. Афельни вовсе не был совсем уж сквалыгой и кое-чему все же его обучил. Хэл мог бы найти какого-нибудь другого всадника, но у него не было никакой гарантии, что новый хозяин станет делиться с ним своими знаниями щедрее.

Что же до того, чтобы расстаться с бродячей жизнью, так это было вообще невозможно, поскольку Хэл не встретил ни одного столь же соблазнительного ремесла. Не говоря уж о том, как здорово было путешествовать по неизвестным дорогам, заходить в незнакомые деревни и встречать новых людей, и даже просто возвращаться в какое-нибудь место, где не был целый год, и видеть произошедшие там перемены.

По меньшей мере один раз в каждом представлении Афельни катал Хэла, а не так давно даже позволил ему сидеть впереди и начал обучать его основам летного дела.

Полеты так и не утратили для него своей притягательности, начиная от неловкого, сопровождаемого хлопаньем тяжелых крыльев взлета и свободного скольжения на воздушных потоках, подобно паруснику, несущемуся по воздушному морю, и заканчивая стремительным нырком под облака, всегда казавшиеся ему восхитительно похожими на сахарную вату, которой торговали на деревенских ярмарках. В такие моменты он напрочь забывал и об их сырости, и о внезапном дожде, и об опасности, которую они могли представлять для полета.

Даже опасность притягивала его — ему нравилось смотреть сверху на приближающуюся грозу, едва успевая в последний момент нырнуть куда-нибудь в укрытие. Или, если облака были низкими, лететь прямо над ними, точно над сугробами только что выпавшего снега. И драконы тоже, как казалось Хэлу, наслаждались радостью полета, безмолвно скользя навстречу ветру, чтобы вспугнуть выискивающего добычу орла или внезапно вынырнуть где-нибудь над стаей уток и наблюдать, как они, хрипло крякая, несутся к земле, прочь от грозных когтей и клыков.

Теперь у Афельни остался всего один дракон, зеленая самка по имени Красотка.

Молодой дракон по имени Красный, любимец Хэла, однажды умудрился сорваться с привязи, когда их караван стоял высоко в горах. В небе мельтешили дикие драконы, и Афельни сказал, что у них сейчас как раз брачный сезон.

Драконы в эту пору точно с цепи срывались. Потом они выбирали себе пару из тех, с кем спаривались, и оставались с ним в течение четырехмесячного периода высиживания и еще год после того, как детеныш вылуплялся из яйца.

Они смотрели — Афельни при этом непроизвольно ругался шепотом, — как Красный понесся к самке. Два самца бросились на него. Он сражался изо всех сил, не щадя когтей и клыков, но самцы были старше, крупнее и яростнее его.

Один налетел на Красного сверху, и его когти сомкнулись у него на шее. Он дернулся в сторону, уходя от когтей Красного, и Хэл даже с земли, в сотнях футов от него, услышал, как хрустнула шея молодого дракона.

Возчики начали было пререкаться, когда Афельни велел им похоронить дракона, но, увидев выражение его глаз, замолкли и принялись за работу.

Когда вокруг тела Красного вырос холм, на вершине которого навалили камней, Афельни просидел на его могиле целый день и целую ночь.

И Хэла, к его удивлению, тоже терзала тоска, какой он никогда не испытывал ни по одному человеку.

Потом караван отправился дальше, и Афельни больше ни разу не упомянул имени Красного.

Что он намеревался делать теперь, когда рочийцы отказали ему в разрешении отправиться на Черный остров за заменой, Хэл не знал. Драконы всегда были исключительно дорогим товаром, а сейчас в особенности. Поговаривали, будто рочийцы покупали всех обученных и полуобученных самцов и самок, не брезгуя даже детенышами.

Афельни сказал Хэлу, что предпочитает покупать только что вылупившихся дракончиков.

— Чтобы вырастить хорошего дракона, нужно знать всего один секрет, — сказал он. — Нужно быть ласковыми с этими маленькими засранцами, даже если они ободрали тебе руку до самой кости. Возненавидь их — и они уловят твои чувства, и в один прекрасный день... В общем, или они улетят, или дело для тебя окровавленной рукой отнюдь не ограничится.

Теперь Хэл мог похвастаться и собственными шрамами, большинство из которых оставил Красный, но некоторые — и сравнительно смирная Красотка. И он обращался с этими зверьми именно так, как учил Афельни, поскольку поднять руку на животное, даже на столь грозное, как дракон, казалось ему немыслимым.

У него хватало и своих хлопот, думал Хэл, без того, чтобы еще беспокоиться о королях, королевах, армиях и прочей ахинее.

«Да ну их всех к дьяволам!» — сказал он себе, решив прислушаться к совету Черсо и не задумываться о том, что находится за его горизонтом.

Рочийские летуны обосновались прямо у городских ворот и явно не беспокоились ни о каких «ребятах, которые рыщут у самых городских стен, никому не подчиняются и не признают никаких законов». Хэл насчитал вокруг распряженных фургонов не меньше двадцати тяжеловооруженных солдат в незнакомой форме. Рочийцы вывели своих драконов из клеток и репетировали.

Хэл, которому еще ни разу не доводилось видеть их представление, присоединился к полусотне бедаризийс-ких зевак, наблюдавших за этим зрелищем.

Он никогда еще не видел ничего подобного, и Афельни уж точно ни за что не смог бы показать представление, хотя бы отдаленно напоминающее это.

Пять драконов были обыкновенными: темными, зелеными, синими и коричневыми. Они были огромными, ничуть не меньше остальных драконов, виденных Хэлом, за исключением нескольких диких великанов, и рочийские всадники превосходно управлялись со своими зверями.

Они летели тесным строем, совершая различные маневры — делая виражи, пикируя, взмывая в воздух, кувыркаясь через спины друг друга. Потом настал черед игр: полет цепочкой за маневрирующим лидером — «делай-как-я», потешные сражения, а в довершение всего всадник из труппы даже принялся перепрыгивать с одного дракона на другого прямо в воздухе.

В труппе было и двое колдунов, расхаживавших в толпе и наводивших на драконов разнообразные иллюзии.

Все это время зазывалы с лужеными глотками без устали напоминали собравшимся, что это лишь малая толика тех чудес, которые привезли им рочийцы, что завтра и еще три полных дня труппа ки Ясина покажет им такое, чего они даже представить себе не могут.

Хэл, слышавший, как один из солдат обратился к Ясину, назвав его «ки», сделал вывод, что это, должно быть, титул, а не имя.

Кэйлис был потрясен — и это всего лишь репетиция! Да труппе Афельни еще повезет, если им удастся завлечь на свои представления достаточно сэйджинцев, чтобы окупить хотя бы свои расходы здесь, в Бедаризи.

Примерно половина солдат отделилась от строя, и маги, вытащив из сундука пару крошечных ивовых корзиночек, пробормотали над ними какие-то заклинания, после чего корзины принялись расти. Они росли до тех пор, пока не стали величиной примерно пять на десять футов.

По команде в каждую корзину запрыгнула четверка солдат. Рядом с корзинами приземлилось по дракону. Корзины крепкими ремнями привязали к кольцам, продетым сквозь драконью чешую. Чудища, подгоняемые криками своих всадников, заколотили крыльями, взметая пыль, и медленно-медленно взмыли в небо.

Там драконы развернулись и сделали вид, будто собираются напасть на толпу. Сидевшие в корзинах солдаты выпустили в землю тучу стрел, пролетая почти над самыми головами собравшихся.

Из толпы послышались жидкие аплодисменты, но большинство собравшихся безмолвствовало. Возможность использовать драконов в военных целях, в особенности учитывая поведение рочийцев в последнее время, была совершенно очевидной.

И снова Хэл подумал о том, что не слышал ни о чем подобном ни от одного всадника из Дирейна или Сэйджина.

Драконы приземлились, и солдаты высыпали на землю. Теперь зазывалы принялись соблазнять собравшихся полетами за полцены, поскольку шоу официально еще не открылось.

Мгновенно выстроилась очередь из нескольких человек.

Хэл с любопытством подметил, что пара драконов, катавших публику, носила пассажиров не на спинах, а в плетеных корзинах, по трое или четверо за один рейс, в зависимости от веса пассажиров.

Хэлу показалось, что эти драконы были старше, а следовательно, и менее норовистыми, чем остальные.

То, как они взлетели, и сам полет подтвердили его правоту. Эта парочка очень неторопливо поднималась футов примерно на пятьсот в высоту, делала круг над Бедаризи, после чего по длинной дуге возвращалась обратно, плавно приземляясь. Разумеется, никакой акробатики и никаких трюков.

Репетиция подошла к концу, и наземные служители принялись кормить великанов и чистить снаряжение.

Похоже, толкущиеся в лагере зеваки ничуть не мешали им, поэтому Хэл оставил коня на привязи и отправился бродить по заведению ки Ясина.

Кэйлису все казалось роскошью — у каждого всадника был небольшой фургончик и прислуга. Грузовые фургоны — по два на каждого дракона — были новенькими и нарядными, как игрушечные. Кроме того, там еще были фургоны для солдат и служителей, походная кухня и экипажи, а уж лошадей и волов с избытком хватило бы на целый полк.

Хэл не мог похвастаться опытом Гаэты, но достаточно долго помогал ей вести учет, чтобы иметь кое-какое представление о том, во сколько обходится подобное представление. Он никак не мог взять в толк, как труппа может окупить свои расходы, если только рочийцы не требовали минимум по десять золотых монет за один полет, а ведь он видел афиши с ценами — они были даже ниже, чем у Афельни.

Возможно, этот Ясин был богачом и доплачивал труппе из собственного кармана.

Возможно.

«Или, — подумал Хэл, поразившись изворотливости собственного ума, — возможно, Ясин со своими всадниками действительно были шпионами, как шептались в толпе».

Возможно.

Размышляя об этом, он проходил мимо небольшого фургона, дверца которого стояла нараспашку. До него донеслась грубая брань, потом послышался смех.

Он узнал этот пронзительный смешок, и сердце у него окончательно упало, когда он услышал чей-то голос, произнесший на ломаном сэйджинском:

— Видите, ки Афельни, как я и обещал, удача начала поворачиваться к вам лицом.

Хэл поднялся по ступенькам, на ходу пытаясь выдумать какую-нибудь историю поправдоподобней.

Внутри за столом, на котором валялись игральные карты и кости и было столбиками сложено серебро и золото, сидели четверо мужчин. На одном из них, невысоком и очень худом, был роскошный шелковый костюм сэйджинского вельможи; второй, пухлый и весь какой-то уютный, был облачен в серую замшевую куртку и молескиновые бриджи.

Третьим был совсем молодой — года на три старше семнадцатилетнего Кэйлиса — парень с аккуратно и коротко подстриженными бородкой и волосами. На нем были черные кожаные бриджи и такая же куртка, небрежно расстегнутая до пояса и демонстрирующая белую рубаху без воротника. На шее у него красовался алый шарф, а на ногах — высокие сапоги. Он явно был всадником. Несмотря на свою бросающуюся в глаза молодость, парень держался с властностью, граничившей с высокомерием. Хэл задумался, уж не сам ли перед ним ки Ясин.

Четвертым был Афельни. Лежавшая перед ним кучка денег была самой скромной и в основном состояла из серебра. Он явно добрался до кассы первым, и, памятуя, сколько денег там было, когда Хэл выезжал во Фречин со своими афишами, ему не слишком везло.

Афельни был несколько навеселе, но что это меняло? Вино никогда не влияло ни на его карточное чутье, ни на его удачу — ни в ту, ни в другую сторону.

Он поднял глаза, увидел Хэла, и лицо его вытянулось от удивления. На секунду на лице его мелькнуло виноватое выражение, а затем оно побагровело от гнева. Он попытался сохранить достоинство.

Вот уж не ожидал тебя здесь увидеть. — Афельни нарочито растягивал слова, пытаясь казаться аристократом.

— Э-э-э... да, сэр, — отозвался Хэл. — Я только что вернулся из Фречина и подумал, что вы захотите выслушать мой доклад.

— Не сейчас, парень, — отмахнулся Афельни. — Сомневаюсь, чтобы этим джентльменам: благородному Бэйли Ясину, его управляющему или лорду Скэйру — были интересны наши дела.

— Но, сэр...

— Можешь подождать меня снаружи. Я недолго. Скэйр, щуплый коротышка, бросил взгляд на ставку

Афельни, ухмыльнулся, но ничего не сказал.

— Я... есть, сэр! — выдавил Хэл и вышел наружу. Он прислонился к стенке фургона, сам не понимая, почему ему так тошно. Ну да, Афельни играл на деньги. Так этот грех водился за ним и раньше. Ну, он проигрывал. Так это случалось почти всегда, причем иногда положение их становилось настолько бедственным, что им приходилось воровать зерно для Красотки, которую еще нужно было заставить питаться чем-либо отличным от мяса, а чтобы добыть еду для себя — побираться.

Он пытался не прислушиваться к выкрикам игроков, но не мог. Афельни по мелочи выиграл еще несколько кругов, потом начал проигрывать, раз за разом.

В душе Хэла вспыхнула искра надежды, когда он услышал, как Ясин спокойно спросил:

— Ки Афельни, вы точно хотите сделать такую высокую ставку? А не тешите ли вы себя ложными иллюзиями?

— Большое спасибо за благоразумное предостережение, — чуть резковато ответил Афельни, — но я еще могу взять две карты. Лорд Скэйр, ставлю все, что у меня есть в наличности, если вы возьмете столько взяток, сколько заявили.

Послышался смех.

— Значит, открываем карты, — сказал Скэйр.

До Хэла донесся стук карт о деревянную столешницу. Кто-то ахнул.

— Говорят, удача любит тех, кто рискует, — сказал Скэйр. — Кто мог ожидать, что ваша последняя ставка окажется поистине золотой.

— Я — пас, — сказал Ясин.

— Я тоже, — подхватил другой голос, по всей видимости, — рочийского управляющего.

На миг стало тихо.

— У меня нет ничего, кроме моего честного имени, — сказал Афельни. — Полагаю, вы примете мою расписку?

— Боюсь, что нет, — отозвался Скэйр. — Не принимайте этого на свой счет, но тем, кто не из Бедаризи... В общем...

— Ладно, — сказал Афельни. — Вот. Дайте мне бумагу и ручку.

Послышалось царапанье пера по бумаге.

— Полагаю, эта купчая на мое представление позволит мне продолжить игру?

— Ки Афельни, — сказал Ясин. — Вы уверены, что действительно хотите это сделать?

— Он не ребенок, — сказал Скэйр. — Хотя обычно так не делается, я приму эту ставку. Карты, пожалуйста.

Хэл вскочил на ноги. Во рту у него пересохло от панического страха. Афельни — по крайней мере, насколько ему было известно — никогда не заходил в своем безумии так далеко.

Он взбежал по ступенькам, но стук карт по дереву прозвучал как приговор.

— Пожалуйста вам, — сказал Скэйр. Послышался стон, который мог издать лишь Афельни.

— Значит, теперь я владелец летающей ящерицы и нескольких фургонов, — заключил Скэйр с торжеством в голосе.

— И что же вы станете с ними делать? — осведомился Ясин.

— Разрази меня гром, если я это знаю. А вы хотели бы приобрести этого зверя?

— Боюсь, что нет, — покачал головой управляющий Ясина.

— Что же мне теперь сделать? Пожалуй, посажу его в своем парке в клетку, пусть ребятишки подивятся. Или привяжу на длинную веревку, чтобы стража попрактиковалась в стрельбе из лука.

— Вы не можете... — ахнул Афельни.

— О, еще как могу, — возразил Скэйр. — Я пришлю своих солдат за зверем и остальным вашим скарбом завтра с утра. Я не такой уж бессердечный, поэтому даю вам и вашим людям времени до завтра, чтобы собрать свои личные вещи. А вы в качестве ответной любезности дадите моему главному конюху несколько советов, как содержать и кормить драконов. А?

Кресло проскрежетало по деревянному полу, и из фургона показался Афельни. Как слепой, он сошел по ступеням вниз. Увидев Хэла, Афельни отвел взгляд.

Хэл, разрывающийся между побуждением от души врезать ему и желанием выпустить кишки этому проклятому Скэйру, в растерянности пошел за ним.

Они добрались до пятачка расчищенной земли, совсем крошечного, прямо за городской стеной, где расположились их оборудование и скарб, прежде чем Афельни смог взглянуть в лицо Хэлу, плетущемуся за ним по городу с лошадью в поводу.

— Мне... мне очень жаль. Просто когда я вижу карты... и серебро... я совершенно не могу сдерживаться, и... Прости.

В голове у Хэла вихрем пронеслись все слова, которые он собирался высказать и которые, пожалуй, и вправду стоило высказать, но его охватила жалость. Хэл покачал головой.

— Что сделано — то сделано.

Он позвал Гаэту, двух других возчиков и их единственного зазывалу и рассказал им, что произошло.

— И что нам теперь делать? — уныло спросил один из возчиков.

Хэл взглянул на Афельни, но тот ничего не сказал.

На Кэйлиса что-то нашло. Если никто не может взять на себя ответственность, значит, придется ему. Он порылся в кармане штанов, вытащил оттуда кошель. Ему удалось накопить двенадцать золотых и еще немного серебра. Он дал двум возчикам и зазывале по золотой монете.

— Соберите свои пожитки и уходите. Можете увести лошадей, если хотите, но тогда делайте это до ночи.

— И куда нам идти? — жалобно спросил возчик. Хэл покачал головой.

— Будь я проклят, если знаю. Мы с Гаэтой отправимся в Паэстум, попытаемся наняться куда-нибудь на работу и переправиться через пролив обратно домой. Наверное.

— А с ним что будет? — другой возчик ткнул локтем в направлении Афельни, который стоял, понурившись, с таким видом, как будто его жизнь закончилась.

Прежде чем Хэл смог что-либо ответить, их пятачок окружил десяток солдат.

Увидев их, Афельни прокричал что-то такое, чего Хэл так и не разобрал, и помчался к фургону, к которому была привязана Красотка.

— Эй ты! — заорал один из солдат.

— Это его дракон! — крикнул в ответ Хэл.

— Да ничего подобного! Теперь он принадлежит лорду Скэйру, а мы здесь затем, чтобы убедиться, что все будет честь по чести.

— Так оно и будет, — сказал Хэл, бросившись к солдатам, потому что внезапно сообразил, что затеял Афельни.

— Это уж как пить дать, — проворчал солдат. — Эй! Старик! Ну-ка прочь от этого чудища!

— Он сейчас натравит своего зверя на нас, — предостерег другой солдат.

— А вот уж черта с два! — отрезал первый. — Луки на изготовку! Стрелять по моей команде!

Афельни уже отвязал Красотку, и она расправила крылья, трепещущие в предвкушении полета.

— Эй ты, стой! — крикнул солдат. Его пальцы привычно выдернули из поясного колчана стрелу, натянули тетиву и подняли лук.

Хэл кинулся на него, сбил с ног, свалился сам и уже собрался было вскочить, как вдруг обнаружил, что второй солдат упирается острием меча ему в горло.

— Не двигайся! — приказал он, и Хэл счел за лучшее подчиниться.

— Давай, Красотка, — крикнул Афельни, забравшись на спину зверя.

Крылья Красотки снова заходили ходуном, и она оторвалась от земли, набирая высоту.

Солдат выхватил из колчана другую стрелу и прицелился. Запела тетива.

Афельни вскрикнул от боли, и Хэл увидел, что у него из бока торчит стрела.

Но ему как-то удалось спрятаться за костяной панцирь, а Красотка только сильнее забила крыльями.

Туча стрел полетела вверх, но дракон уже был высоко в воздухе, четко вырисовываясь на фоне неба. Он летел на север, к Паэстуму, к Дирейну. К дому.

Гаэта и Хэл шагали вдвоем по той самой дороге на Паэстум, над которой Афельни совсем недавно промчался по воздуху. Они останавливались в каждой деревушке, расспрашивали каждого встречного.

Лишь один человек — а вид у него был не слишком заслуживающий доверия — сказал, что несколько дней назад видел в воздухе зеленого дракона. Но всадника на нем не было.

Никто не упомянул и о том, что видел где-нибудь на дороге мертвое тело с раной от стрелы.

Через две недели, дойдя уже почти до того, чтобы начать побираться, они вошли в Паэстум.

Там были и другие всадники. Но никто из них ничего не слыхал ни об Афельни, ни о Красотке.

На закате Хэл отправился на утесы на краю города и долго стоял там, глядя на пролив.

Хэл очень переживал за Афельни, желая от всей души, чтобы ему с Красоткой удалось преодолеть пролив и добраться до родины Афельни — если она вообще у него была.

Внезапно Хэл осознал, что за два года, что он был знаком с покорителем драконов, тот ни разу не упоминал ни о доме, ни о семье.

Все, что у него было, все, чем он жил, были драконы. «Возможно, — подумал он с грустью, — Красотка унесла его в страну, о которой Афельни мечтал, в страну невиданных, сильных и свирепых драконов, в ту страну, что лежала далеко за Черным островом и за границами людских знаний».

Хэл Кэйлис отправился обратно в Паэстум. Теперь у него начиналась новая жизнь — жизнь, о которой он не имел никакого представления и даже не мечтал.