Университет был окончен. Что делать дальше? Вопрос этот помог решить Н. П. Вагнер. На кафедру зоологии был нужен прозектор (должность, соответствующая теперешнему лаборанту). Зная искусство Богданова в приготовлении музейных препаратов и хорошее знакомство с коллекцией кафедры, Вагнер пригласил его на эту должность. М. Н. Богданов остался в Казанском университете.

Два с половиной года, с января 1866 по июнь 1869 г., он проработал прозектором. В 1868 г. вышла в свет первая научная публикация Богданова «Биогеографический очерк тетерева полевого Tetrao tetrix L.». Дополнительные материалы, собранные уже после окончания университета, дали возможность сделать полное описание годового жизненного цикла тетерева и распространения его в Симбирской губернии. Большой интерес представляло описание случаев окраски с совмещением признаков обоих полов («гермафродитная окраска», как назвал ее Богданов). Очерк о тетереве написан живо и ярко, почти беллетристическим стилем.

В эти годы русское естествознание переживало большие сдвиги, отразившиеся на всей его дальнейшей судьбе. Борьба за самостоятельность отечественной науки, за возможность ее независимого развития побуждала ученых России объединить свои усилия. Назрела необходимость организационно оформить свое идейное единение, совместно выработать программу все расширявшихся научных исследований.

Еще в начале 60-х годов ученые России предпринимали попытки созвать общероссийский научный съезд. Однако царское правительство упорно препятствовало этому. И только упорная борьба привела к тому, что наконец в 1867 г. разрешение было получено.

Первый съезд русских естествоиспытателей проходил в Петербурге в декабре 1867 г. Организатором и председателем его был видный зоолог, профессор Петербургского университета К. Ф. Кесслер. Первый съезд был настоящим форумом русских ученых-натуралистов. На его шести секциях (математики и астрономии, физики и химии, минералогии и геологии, ботаники, зоологии, анатомии и физиологии) обсуждались все важнейшие проблемы русского естествознания того времени — от проблемы вида в трудах Дарвина до развития отечественного воздухоплавания и введения десятичной системы измерения. Большое количество докладов было посвящено роли естественных наук в жизни общества, их воспитательному, идеологическому и практическому значению.

На съезде было принято важное решение о создании при университетах обществ естествоиспытателей, оказавшее непосредственное влияние на дальнейшее развитие русского естествознания. Инициатором этого решения был К. Ф. Кесслер. Он подчеркнул, что Россия крайне плохо изучена в отношении своих природных ресурсов, что для организации планомерных исследований в этом направлении недостаточно усилий энтузиастов-одиночек. Такая задача по плечу только целым коллективам исследователей, а для этого необходимо создание ученых обществ.

Было решено при всех русских университетах создать общества естествоиспытателей, в задачу которых входило развитие различных отраслей естествознания не только в университетских городах, но и в областях, эти города окружающих, проведение геологических, ботанических и зоологических исследований, помощь натуралистам-любителям и молодым ученым в собирании коллекций по зоологии, ботанике и геологии.

Подводя итоги работы съезда, председатель его К. Ф. Кесслер призвал всех русских ученых «работать всеми силами, соединенными силами, для широкого развития естественных наук в пользу и честь русского народа» (III, 20, стр. 15).

Решение съезда о создании обществ естествоиспытателей было претворено в жизнь в последующие два года (1868—1869 гг.). В это время такие общества возникли при всех русских университетах.

При Казанском университете общество естествоиспытателей возникло в мае 1869 г. Организаторами его были Н. П. Вагнер и Богданов. Вагнер стал председателем, Богданов— секретарем. С этого времени Модест Богданов делается одним из самых деятельных его членов.

Казанский университет в те годы был крайним форпостом русской науки на востоке страны. За Казанью простирались малоисследованные волжские степи, далее Урал, а за ним и вся необъятная Сибирь. В «Отчете о деятельности Общества естествоиспытателей при Казанском университете в течение первого (1869—1870) года его существования» М. Н. Богданов писал о широких задачах общества по исследованию Восточной России и Сибири и о небольших его возможностях в этом отношении при недостатке научных сил. На первых порах предполагалось ограничиться частными обследованиями отдельных районов Поволжья, Урала и Арало-Каспийских степей. Богданов считал первоочередной задачей общества проведение геологических и ботанических исследований в Поволжье. Сам он хотел заняться био-географическим изучением зверей и птиц в этом же районе.

Молодой ученый становится популярным не только в Казани, но и в среде петербургских зоологов. Работа Богданова «Биогеографический очерк тетерева полевого», представленная Н. П. Вагнером Первому съезду русских естествоиспытателей, получила одобрение на съезде и была напечатана в его трудах. Сам Богданов с огромным увлечением отдался исследованию фауны Поволжья, вкладывая в это все свои силы и время.

Как оценивал Богданов роль естествознания .и какие цели ставил перед собой в собственном научном творчестве?

Несмотря на то что Богданов только начинал свой путь в науке, он уже совершенно ясно определил свое научное credo. На одном из заседаний общества естествоиспытателей он выступил с заявлением, которое можно считать программным для всей его деятельности. Критически оценивая состояние русского естествознания в прошлом, он указал, что «исключительно фактическое направление, так долго тяготевшее над естествоиспытанием, разбивало и разрознивало рабочие силы, а вместе с тем терялась в мелочах общая цель знания, исчезала его утилитарность». Такое направление Богданов считал бесплодным. Он видел настоятельную необходимость объединить научные силы, приблизить науку к практике. Наука, подчеркивал Богданов, должна прежде всего принести «практическую пользу социальному и экономическому развитию общества вообще» (I, 8, Протоколы, стр. 13).

Понимание социального значения науки помогло Богданову с самого начала сочетать разработку научных вопросов с постоянным стремлением к их практическому приложению и с широкой пропагандой естественнонаучных знаний.

Исследования Богданова в годы пребывания в Казани были в основном посвящены изучению фауны Поволжья. Материалы, собранные в 1869 и 1870 г., пополнили прежние сборы. Они легли в основу большого труда, который стал магистерской диссертацией Богданова. Работа эта составила заметный этап не только в творческой биографии ее автора, но и в развитии русской зоологии. Именно поэтому следует подробнее остановиться на истории ее создания.

Летом 1869 г. общество естествоиспытателей направило Богданова в путешествие по Волге. Задачей поездки было изучение жизни, нравов и привычек животных в их естественной обстановке, зависимости их от условий внешней среды, отношений между собою, определение границ распространения животных форм, уяснение исторического хода их расселения и связанных с ним изменений типа.

В записке, поданной обществу перед отъездом, Богданов формулировал выводы, которые ему удалось сделать на основе предшествующих восьмилетних наблюдений над фауной Среднего Поволжья. По его мнению, на расселение, жизнь, привычки, а следовательно и на изменение типа животного более всего оказывает влияние пища. Границы областей отдельных видов почти никогда не бывают неподвижны, а постоянно и неравномерно передвигаются. Между прочим, Богданов уже тогда отметил общее движение степной фауны на север, где жители степей акклиматизируются в полях. Лесные виды по мере уничтожения лесов в средней полосе России отступают еще далее на север. История расселения животных, утверждал Богданов, тесно связана с геологическими изменениями страны в послетретичный период, чем он объяснял прохождение пограничной линии средне- и южнорусских форм и северных лесных форм через Казань и Киев (I, 9, стр. 10—11).

Богданов стремился проверить свои выводы на большом материале и предпринял изучение фауны всей черноземной полосы Поволжья от северных до южных ее границ. Он просил общество естествоиспытателей направить в экспедицию совместно с ним ботаника, так как считал, что только сочетанием зоологических, ботанических и геологических исследований можно основательно изучить историю и ход органической жизни страны.

Казанское общество естествоиспытателей командировало вместе с Богдановым ботаника О. О. Баумана. Путешественники направились вниз по Волге, делая остановки в отдельных пунктах правобережья. Богданов предполагал спуститься до южных пределов Самарской и Воронежской губерний и проникнуть в бассейн Дона, с тем чтобы проследить южную границу чернозема и распространение связанных с ним животных и растений. Но так далеко пройти им не удалось. Было изучено распределение чернозема на западном берегу Волги между 49 и 55° с. ш. и около низовьев Камы, определены границы распространения типичных представителей фауны и флоры.

Собранный Богдановым обширный материал давал возможность составить карту распространения лесов на западном побережье Волги и выделить основные зоогеографические районы, сделать определенные выводы об историческом движении фауны и впервые набросать общую картину хода органической жизни на Русской равнине в послетретичное время.

Зиму 1869/70 г. Богданов посвятил сдаче магистерских экзаменов, а летом 1870 г. вновь отправился вниз по Волге, чтобы исследовать птиц, населяющих ее долину. Он поплыл на лодке один. Дождливая погода, бури и ветры задержали его и заставили пересесть на пароход. Он писал выдающемуся химику и своему большому другу А. М. Бутлерову из Саратова 4 июля 1870 г.: «Относительно моей поездки по Волге могу сказать, что не ожидал встретить столько препятствий, как это оказалось на деле. Во-первых, вследствие бурь и противных ветров. .. я едва только 2-го июля добрался до Саратова; во-вторых, комаров такая пропасть, что буквально не было возможности сомкнуть глаз в тихие ночи. Все эти прелести отнимали так много времени, что я здесь продал лодку и завтра еду прямо в Астрахань, с тем чтобы ознакомиться в течение июля с волжской долиной в нижнем течении реки».[1 Арх. АН СССР, ф. 22, оп. 2, № 30, л. 1—1 об.]

Богданов подробно исследовал фауну дельты. Наблюдения, сделанные во время поездки, убедили его в еще большем разнообразии видового состава птиц волжской дельты, чем он предполагал. Он насчитал здесь до 195 видов. Но самое интересное было то, что долина Волги оказалась как бы торной дорогой, по которой проходит основной путь передвижения фауны как с юга на север, так и с севера на юг. «Некоторые представители арало-каспийской фауны по долине Волги идут так далеко на север, как нигде в Европе, — писал Богданов в своем отчете о поездке, — а фауна лесов черноземной полосы в лице некоторых ее представителей спускается по долине Волги до самого взморья» (I, 16, Протоколы, стр. 16). Впервые в русской зоогеографии устанавливался факт, что реки и их долины являются основными путями движения не только для водной фауны, но и для наземной.

Летом 1870 г. Богданов завершил сбор материала для магистерской диссертации. К весне следующего года она была закончена. Под названием «Птицы и звери черноземной полосы Поволжья, долины средней и нижней Волги» диссертация была напечатана в первом томе «Трудов Казанского общества естествоиспытателей» в 1871 г. Она представляла собою первую в России попытку историко-географического анализа фауны большого района. Богданов нарисовал картину изменений фауны Поволжья с конца третичного периода до современности, связав ее с геологическими сдвигами, происшедшими в этих местах и определившими ход процессов почвообразования и распределение растительного покрова.

По его мнению, в конце третичного периода территория Европейской России была покрыта лесными массивами более равномерно, чем теперь. Граница леса спускалась значительно южнее, охватывая часть современной области распространения чернозема. В период оледенения большая часть современной территории Поволжья была погружена под воду. В результате сильной морской трансгрессии воды сравнительно небольшого морского бассейна, располагавшегося на территории Средней Азии и юго-западной Сибири, разлились на запад, заняли всю Каспийскую котловину, территорию Северного Кавказа и Южной Украины и слились с водами Черного моря. Вследствие этого возвышенности Алтая, Кавказа и Крыма оказались отрезанными от более северных земель значительным водным пространством.

Одновременно холодные воды Северного океана спустились далеко на юг, так что под водою оказалась вся центральная часть Русской равнины. Над водой оставалась только полоса суши в виде более или менее широкого перешейка, протянутого с юго-запада на северо-восток, от Карпат к Уралу. Морская трансгрессия на юге отделила Кавказ, Крым и Алтай от Русского плато и Урала, разорвав ареалы ранее единого фаунистического комплекса на Европейско-Азиатском материке.

Под влиянием погружения низменных участков суши сухопутные животные, как степные, так и лесные, должны были отступить в глубь материка и на горные хребты, и фауна сконцентрировалась на небольших пространствах, где типы северной и умеренной полос смешались. Такую смесь фауны Богданов отметил для Уральского хребта, а позже — для Кавказа.

Правобережную часть Поволжья Богданов разделил на зоологические области. Он различал черноземную ковыльную степь на юрских отложениях, пограничные области чернозема (на севере — глинистая полоса с дубовыми и липовыми лесами, на юге — ковыльные степи на глинистых почвах), еловые леса бассейна бывшего Ледовитого моря и Арало-Каспийские степи.

Значительное место в работе Богданова отведено вопросу о происхождении чернозема. Он считал, что чернозем является продуктом трансформации остатков степной и лесной флоры.

Профессор геологии Казанского университета Н. А. Головкинский писал в рецензии на этот труд Богданова: «Результаты этой работы и вся общая часть статьи полны живого интереса не единственно для зоолога, но в равной степени и для ботаника и для геолога. Она дает читателю отчетливую картину приволжской страны, с характерными для нее географическими чертами и взаимными отношениями растительного и животного населения, картину, не ограничивающуюся фотографическим изображением настоящего, но стремящуюся схватить самый процесс стройного движения, в котором настоящее составляет один краткий момент» (I, 12, стр. 116).

Вывод М. Н. Богданова, что Ледовитое море в послетретичную эпоху простиралось по долине Волги по крайней мере до Казани, тогда как с юга Арало-Каспийский бассейн доходил примерно до устья Камы, совпал с предположениями Н. А. Головкинского и с мнением академика Яупрехта. Интересно отметить, что Богданов при этом основывался на данных зоогеографии, Головкинский — на геологическом материале, а Рупрехт — на геоботанических исследованиях. Мысль о связи между древним Арало-Каспийским бассейном и Ледовитым океаном через систему Волги разделяется и современными геологами и зоогеографами.

Работа М. Н. Богданова была представлена к защите в Петербургский университет. Она вызвала большой интерес в кругах столичных ученых. Профессор зоологии Петербургского университета К. Ф. Кесслер, основоположник зоогеографии русских рыб, писал: «Господин Богданов поставил себе задачею выяснить зависимость, в которой находятся явления жизни животных и географическое их распространение от внешних условий данной страны. Первым трудом подобного рода на русском языке было известное сочинение Н. А. Северцова „Периодические явления в жизни зверей, птиц и гад Воронежской губернии", ... но Богданов ввел в число внешних условий, влияющих на фауну данной зоологической области, новый и весьма важный фактор, а именно — относительную геологическую древность страны, оказав этим отменную услугу зоогеографии России».[2 ГНАЛО, ф. 14, оп. 3, д. 14803, л, 34 об.] Действительно, исторический подход к русской зоогеографии с учетом геологического прошлого страны впервые осуществлен М. Н. Богдановым, и в этом его большая заслуга перед русской наукой.

6 мая 1871 г. Богданов успешно защитил диссертацию и получил степень магистра зоологии.

К моменту защиты диссертации изменилось служебное положение Богданова. До июня 1869 г. он оставался прозектором кафедры зоологии. Но после смерти профессора Эверсманна Казанский университет нуждался в специалисте по зоологии позвоночных. Общий курс зоологии, который читался студентам физико-математического факультета, стал очень громоздким благодаря обилию влившихся в него новых научных фактов. Назрела необходимость разделить его на два самостоятельных курса — зоологию беспозвоночных и зоологию позвоночных (во всех русских университетах такое деление произошло во второй половине прошлого столетия).

Н. П. Вагнер видел в Модесте Богданове молодого и очень быстро растущего исследователя, и естественна была мысль о передаче ему в дальнейшем чтения курса зоологии позвоночных. По рекомендации Вагнера с 1 июля 1869 г. Богданов был зачислен на стипендию для подготовки к профессорскому званию. Оценили молодого ученого и другие профессора факультета, в первую очередь геолог Н. А. Головкинский и математик Э. П. Янишевский.

Среди профессоров было много страстных охотников. В 1868 г. по инициативе Богданова и Янишевского в Казани возникло охотничье общество, ставившее себе целью охрану дичи от чрезмерного истребления. Инициаторы, в частности, возражали против старинной «барской» псовой охоты с загонами.

Членом этого общества был и А. М. Бутлеров, с которым у Богданова сложились тесные дружеские отношения, несмотря на разницу в летах и общественном положении (один — недавно окончивший студент, второй — прославленный ученый, ректор университета).

Однако вскоре во вновь организованном обществе руководство захватили люди совсем другого направления. Проведя в почетные члены целый ряд лиц из казанского «высшего света» и заручившись их поддержкой, руководители общества перестали считаться с мнением остальных членов, по своему усмотрению распоряжались общественными средствами и полностью пренебрегали уставом. Богданов писал по этому поводу А. М. Бутлерову, находившемуся в то время в Петербурге: «Не знаю, при Вас ли было годичное заседание здешнего общества охоты, которое, то есть общество, большая часть из нас бросила. Посылаю Вам наши брошюрки (Янишевского и мою), как образчик того, что сделали немцы, заручившись поручительством почетных членов, о которых они так хлопотали... Грустно, Бригадный (дружеское прозвище, данное А. М. Бутлерову в кружке казанских охотников,— Н. Б. и Г, К.), что холопство всосалось у нас в плоть и кровь и не можем мы быть свободными людьми даже в таком деле, как охота... Написал я эту брошюрку единственно, чтобы показать немцам, что не все же мы холопы и что не всякая мерзость может пройти им даром, — и, кажется, добился цели, — немцы порядком оплеваны в общественном мнении».[3 Арх. АН СССР, ф. 22, оп. 2, № 30, л. 6 об.]

Брошюры, о которых идет речь в письме к Бутлерову, были написаны Богдановым и Янишевским для разоблачения деятельности руководителей общества, в частности его председателя Блюменталя, пресмыкавшегося перед губернским начальством. Резкое выступление Богданова характеризует его как человека прямого и принципиального, который не боялся высказывать свои убеждения «невзирая на лица». Особенное возмущение вызвало у него низкопоклонство и угодничество перед «сильными мира сего». Такие черты его личности вызывали к нему симпатии людей прогрессивно настроенных. Однако круг друзей и единомышленников Богданова в Казани не был многочислен.

В середине прошлого столетия Казань представляла собою далекую окраину России, захолустный губернский город, в котором сословные границы выступали очень резко. «Высшее общество», группировавшееся вокруг губернского начальства, ревниво охраняло свои ряды от вторжения извне людей «не своего круга». Внутренняя жизнь этого общества была крайне пустой — «пили, ели, играли в карты, амурничали, сплетничали», — писал в своих воспоминаниях П. Д. Боборыкин, бывший студентом Казанского университета почти в одни годы с М. Н. Богдановым. «Наперечет были в тогдашней Казани помещики, которые водились с профессорами и сохраняли некоторое дилетантство по части науки, почитывали книжки или заводили порядочные библиотеки» (III, 4, стр. 107).

Другие сословия города — купечество, духовенство, мещанство — были крайне далеки от науки, а подчас и враждебны ей. Интеллектуальная жизнь сосредоточилась в основном в университетской среде, которая представляла собою узкий замкнутый мирок.

Профессора университета жили своим обособленным кругом, в некоторой изоляции. Но не было единства и в среде профессоров. 

Многолетняя неприязнь разделяла две профессорские группировки, которые волею судеб сосредоточились на двух родственных факультетах естественного цикла — медицинском и физико-математическом. Физико-математический факультет во главе с А. М. Бутлеровым объединял наиболее прогрессивные и преданные науке профессорские силы. К концу 60-х годов не остался без изменения и медицинский факультет. Там работали такие крупные ученые, как А. О. Ковалевский, П. Ф. Лесгафт. Но они составляли на факультете меньшинство, а старая консервативная группировка еще сохранила свои позиции. А. М. Бутлеров характеризует эту группировку как остатки сильной когда-то «немецкой партии», против которой выступали студенты и прогрессивные профессора. Около этого центра на медицинском факультете группировались люди, которые, по словам Бутлерова, были сильны своими связями, но значили «очень немного сами по себе».

Глухая борьба на протяжении ряда лет не принимала острых форм благодаря умелому и тактичному руководству А. М. Бутлерова на посту ректора университета. Однако и ему немало неприятностей причиняли происки «немецкой партии».

Студенческие волнения, вспыхнувшие в Казанском университете, осложнили отношения между А. М. Бутлеровым и университетским начальством в лице попечителя Ф. Ф. Стендера. Этому сильно способствовала активная «деятельность» декана медицинского факультета А. А. Соколовского и профессора И. И. Зедерштедта, возглавлявших консервативную группировку профессоров-медиков. В течение 1862—1863 гг. студенческие выступления не прекращались.

18 февраля 1863 г. казанский губернатор писал в шифрованной телеграмме министру внутренних дел: «Беспорядки, не прекращенные довольно своевременно, при настоящем начальстве (имеется в виду А. М. Бутлеров как ректор,— Н. Б. и Г. К.) неминуемо поведут к более серьезным».[4 ЦГИАЛ, ф. 733, оп. 48, № 136391, д. 3.]

Дело дошло до царя. Александр II поручил расследование этого вопроса попечителю Петербургского учебного округа И. Д. Делянову. 

12 марта 1863 г. А. М. Бутлеров писал в докладной записке Делянову: «В разладах физико-математического факультета с медицинским кроется не случайный спор, возникший по поводу горячности одних и желания других провести вперед покровительствуемого во что бы то ни стало. Корень несогласия лежит глубже; дело идет о первенстве того или другого из двух принципов: принципа личного произвола, взаимной угодливости, стремления окружить себя людьми, сочувствующими защищаемым началам, и другого принципа — принципа правды и соблюдения пользы университета прежде всего» (подчеркнуто Бутлеровым, — Н. Б. и Г. К.), и далее: «... большая часть (профессоров,— Н. Б. и Г. К.) предпочитает, пока не совсем прошла молодость, пока живо чувствуется темная сторона всякой аккомодации с совестью и не дожилось до апатии, бежать из университета — дорогого и родного некоторым, но которому нельзя помочь. Вот почему многим не было здесь места при обстановке, подобной теперешней, и большей части из нас приходится также, обождав несколько для сохранения приличия, понемногу, поодиночке расстаться с университетом» (III, 6, стр. 104—105).

В 1869 г. А. М. Бутлеров покинул Казанский университет и перебрался в Петербург. С его уходом обстановка в университете еще более осложнилась. Враждебность и конкуренция между группировками разгорелись с новой силой. Следом за Бутлеровым из Казани уехал А. О. Ковалевский (перевелся в Киевский университет).

В начале 1870 г. была организована травля и обструкция П. Ф. Лесгафта. Поводом послужили созданные им женские акушерские курсы, которые проводили свои занятия в стенах университета, а некоторые слушательницы допускались к работе на кафедре анатомии. В период реакции конца 60-х годов женщины были изгнаны из университетов России, куда они пытались проникнуть во время общественного подъема в начале десятилетия. Присутствие женщин на занятиях и на кафедре П. Ф. Лесгафта было расценено как преступление «против законов и нравственности». В результате Лесгафт был уволен из Казанского университета без права преподавания в высших учебных заведениях России.

История увольнения П. Ф. Лесгафта ярко характеризует всю тяжесть обстановки, создавшейся в Казанском университете.

П. Ф. Лесгафт позже писал, что в университете нарушался принцип гласности, протесты профессоров отвергались начальством, мнения игнорировались, поддерживались незаконные действия. Все это вызвало бегство из университета передовых профессоров.

Эти события совпали с подготовкой и защитой М. Н. Богдановым магистерской диссертации и началом его педагогической деятельности.

Уход из университета Бутлерова, Лесгафта, Ковалевского сильно затруднил положение и деятельность оставшихся. Но и в этих условиях Вагнер и Богданов много делали для развития научных исследований, плодотворной работы общества естествоиспытателей, улучшения преподавания. С осени 1870 г. Модест Николаевич начал читать курс зоологии позвоночных животных на естественном отделении физико-математического факультета. Лекции его с самого начала вызвали большой интерес у слушателей и получили высокую оценку членов факультета. Уже в октябре 1870 г. совет университета специальным постановлением признал курс, читаемый Богдановым, обязательным для посещения наравне с курсами штатных профессоров, хотя он был лишь приват-доцентом.[5 Приват-доценты в дореволюционной России — внештатные преподаватели высших учебных заведений, читавшие курсы лекций по специальным предметам.]

В архиве Казанского университета сохранилась подробная программа этого лекционного курса.[6 ЦГИА Тат. АССР, ф. 977, оп. ф.-м. ф-та, д. 510, лл. 16—17.] Интересно отметить ее своеобразное построение. Большинство зоологических курсов того времени представляли собою систематические обзоры групп животных с более или менее подробной анатомо-морфологической характеристикой и краткими сведениями о распространении и образе жизни. Богданов строил свой курс по другому плану.

Систематический обзор позвоночных занимал лишь половину курса. В характеристике каждого класса большое место уделялось биологии, географическому распространению, роли животных в природе. Стремление Богданова связать изложение материала с практикой человеческой деятельности заставило его обратить особое внимание на значение отдельных классов позвоночных в жизни человека. При этом он рассматривал такие отрасли хозяйственной деятельности, как искусственное  рыборазведение, акклиматизация промысловых животных, скотоводство и птицеводство. Таким образом, слушатель получал представление о классе как о естественной группе организмов, занимающих строго определенное место в экономике природы. Этот дополнительно введенный Богдановым материал значительно расширял рамки обычного зоологического курса, делал его глубже и интереснее.

Богданов ввел в программу также два самостоятельных раздела—«Эпохи жизни индивидуума» (обзор основных моментов онтогенеза) »и «Отношение позвоночных к внешнему миру и между собою» (взаимоотношение с внешней средой, жизненные циклы и вопросы эволюции).

При (изложении закономерностей эволюции Богданов особое внимание уделил зоогеографическим явлениям и их связи с геологией ареала, т. е. тем фактам, которые были непосредственным объектом его собственных исследований. Кроме того, он вынес на суд студенческой аудитории вопросы классификации позвоночных. Это был смелый педагогический прием — освещать на лекциях студентам-первокурсникам спорные научные проблемы. В то время принципы естественной классификации даже такой разработанной группы, как позвоночные, были еще далеко не ясны. Обсуждение такого материала в лекционном курсе будило критическую мысль и любознательность слушателей.

К этому времени относится первая попытка М. Н. Богданова прочесть курс популярных лекций по зоологии для жителей города Казани.

Одной из задач Казанского общества естествоиспытателей было распространение естественнонаучных знаний. Для этого оно организовало курсы популярных лекций по широкому кругу естественных наук (математике, химии, космографии и метеорологии, геологии, ботанике, зоологии, анатомии человека, гистологии и физиологии). В чтении лекций принимали участие выдающиеся ученые университета — химик В. В. Марковников; геолог Н. А. Головкинский; анатомию человека читал П. Ф. Лесгафт. Чтение зоологии было поручено Богданову.

Популярные лекции имели очень большой успех у слушателей, которых было более 600 человек, среди них немало женщин. Все это показывало, насколько нужны и полезны были такие лекции в условиях Казани — провинциального города, где возможность получения научных знаний для огромного большинства жителей полностью отсутствовала, несмотря на наличие университета. А тяга к знаниям была очень большой.

В 1871 г. Богданов разработал и опубликовал в «Протоколах» Казанского общества естествоиспытателей программу популярного лекционного курса, посвященного истории развития русской фауны: «О былом и настоящем высших (позвоночных) животных Европейской России». Программа представляет большой интерес, так как является попыткой обрисовать не только историю русской фауны, но и картину ее современного состояния, ее хозяйственное использование и воздействие человека на ее настоящее и будущее. Специальный раздел программы посвящался домашним животным и положению русского животноводства.

Чтение лекций Богданова должно было начаться в январе 1871 г. (по другим наукам они уже читались в 1870 г.). «Волжско-Камская газета» оповещала об этом своих читателей: «Судя по программе, опубликованной лектором, заслужившим уже почетную известность своими работами и сочинениями по зоологии, — эти чтения обещают быть особенно интересными» (III, 11, стр. 3). Однако чтения не состоялись. Лекции были запрещены губернатором Казани под предлогом того, что общество естествоиспытателей своевременно не испросило специального разрешения Министерства просвещения на продолжение их чтений в 1871 г. А билеты на весь лекционный курс уже были распроданы. Богданову пришлось в той же газете поместить обьявление: «По распоряжению г. Казанского губернатора чтение публичных лекций Богданова „О былом и прочее животных России “ — остановлено (подчеркнуто Богдановым,— Н. Б. и Г. К.). Поэтому имею честь известить, что читать означенные лекции я не буду.. .».

После защиты магистерской диссертации весной 1871 г. Богданов продолжил свои исследования. Теперь его внимание привлек Кавказ с богатой и очень слабо в то время изученной фауной. Планируя свою летнюю поездку туда, Богданов писал в заявлении обществу естествоиспытателей: «Зоогеографические исследования, которыми я занимался в предыдущие годы в Поволжье, привели меня к убеждению, что распределение животных на земной поверхности зависит не только от местных современных условий среды, но очень многие особенности распределения форм находятся в связи с геологическими явлениями, именно с колебаниями материков в последние геологические эпохи; так, между прочим, изучение приволжской фауны выяснило мне значение черноземной полосы России, как сравнительно древней суши, пережившей ледниковую эпоху. Имея намерение продолжить последовательно разработку тех же зообиогеографических вопросов, я считаю особенно важным для моей задачи посвятить лето настоящего года изучению фауны позвоночных животных Кавказа.

Не говоря уже о том, что эта недавно лишь покоренная страна слишком мало известна в этом отношении, — для моих исследований знание ее фауны имеет то огромное значение, что Кавказ как самый высокогорный хребет Европы должен представлять поэтому остатки наиболее древней фауны, здесь же должны находиться центры расселения многих видов, которые распространились потом на окрестные равнины, между прочим на русскую» (I, 18, стр. 85—86).

На Кавказе Богданов стремился проверить свои выводы о зоогеографических закономерностях, сформулированные им в диссертации.

Фауна Кавказа оказалась столь богата, что при первом знакомстве с нею Богданов сумел только наметить первоначальные ориентиры в ее распределении. Тяжелая форма тропической малярии, поразившая Богданова во время поездки, заставила прервать работу. Казаки вывезли его чуть живого, в беспамятстве, с черноморского побережья в Грозный. Но едва Богданов немного оправился, как снова вернулся к исследованиям.

Ему удалось посетить северные склоны главного Кавказского хребта и долины крупнейших кавказских рек — Терека, Кубани, Сулака и Куры. Общие выводы о фауне Кавказа Богданов сформулировал в своем отчете обществу естествоиспытателей. Характеризуя вертикальное распределение животных в горах, он отметил присутствие типичной кавказской фауны только на значительных высотах (в поясе высокогорных хвойных лесов и еще выше). В нижележащих поясах фауна была смешанной, сходной как с алтайской, так и с европейской. Равнинные части речных долин оказались населены очень пестро и разнообразно.

Материалы, собранные Богдановым на Кавказе, были им обработаны и систематизированы значительно позже, уже в Петербурге.

При всех успехах Богданова в научной деятельности, доставивших ему известность в кругах русских зоологов, при весьма успешно начатой педагогической деятельности служебное положение его в Казанском университете оставалось неопределенным.

Место приват-доцента не давало твердого материального обеспечения, а Модест Николаевич был уже женат. После ухода А. О. Ковалевского из университета в конце 1869 г. освободилась должность второго профессора по кафедре зоологии. Совет физико-математического факультета постановил сохранить ее для замещения специалистом по зоологии позвоночных, имея в виду Богданова. На этом настаивал и Н. П. Вагнер, подчеркивавший необходимость разделения курса зоологии. Но медицинский факультет выставил своего кандидата на эту должность — ученика А. О. Ковалевского, гистолога Н. М. Мельникова.

В течение зимы 1870—1871 г., пока Богданов завершал работу над магистерской диссертацией, вопрос о замещении профессорской вакансии по зоологии не был решен. Он продолжал оставаться предметом ожесточенных дебатов в совете университета между представителями медицинского и физико-математического факультетов. Профессора-медики настойчиво предлагали кандидатуру Н. М. Мельникова, физико-математический факультет вновь подтвердил свое решение сохранить вакантную должность за Богдановым.

Весной 1871 г. Н. П. Вагнер находился в заграничной командировке. По окончании ее он должен был перейти по приглашению К. Ф. Кесслера в Петербургский университет вторым профессором на кафедру зоологии. В этот период М. Н. Богданов с тоской и тревогой писал А. М. Бутлерову: «Новости здешние сообщать Вам нечего, так как вероятно они уже сообщены, но вместе с тем нельзя не пожалеть о будущем естественного разряда Казанского университета. С Вашей легкой руки начинается такая миграция профессоров, что, по меткому выражению одного моего знакомого, скоро останутся уже не сапоги, а только подошвы. Головкинский, Ковалевский и Вагнер! Кто еще останется после отъезда их? Судите сами. С отъездом этих лиц и мое положение принимает новый оборот».[7 Арх. АН СССР, ф. 22, оп. 20, № 30, л. 4 об,]

Положение дел действительно обернулось очень неблагоприятно для Модеста Николаевича. В то время, когда он в Петербурге защищал диссертацию, совет университета баллотировал Мельникова на должность профессора зоологии. Это было сделано вопреки протестам физико- математического факультета, отстаивавшего свое первоначальное решение. В защиту кандидатуры Богданова выступил также П. Ф. Лесгафт, записавший по этому вопросу свое особое мнение. Но поддержка попечителя округа решила вопрос в пользу Мельникова.

С уходом Н. П. Вагнера из университета в августе 1871 г. освободилась еще одна вакансия профессора зоологии. Но по предложению Мельникова на эту должность был приглашен В. В. Зеленский, специалист в области эмбриологии беспозвоночных.

Таким образом, Модест Николаевич Богданов остался при Казанском университете в качестве приват-доцента, без всяких перспектив дальнейшего служебного продвижения. Факультет попытался выхлопотать Богданову командировку за границу для подготовки к профессорскому званию в качестве стипендиата Министерства просвещения. Но и эта попытка не удалась. В течение четырех месяцев М. Н. Богданов дожидался решения министерства. В середине февраля 1871 г. пришел отрицательный ответ: за отсутствием средств в командировке ему было отказано. Возникли и другие препятствия к дальнейшему развитию научной деятельности Богданова в Казани. С уходом из университета Н. А. Головкинского, президента общества естествоиспытателей, состав руководства общества изменился и деятельность его приняла иное направление. В связи с этим Богданов был лишен средств на продолжение исследований в левобережном Поволжье летом 1872 г. Все это создавало совершенно нетерпимую обстановку для работы Богданова в Казанском университете. Он принял решение уехать из Казани и перебраться в Петербург. В марте 1872 г. Модест Николаевич с тяжелым сердцем покинул Казань, чтобы более туда не возвращаться.