После двух одиноких ночей в компании двух пузырьков фармацевтического кокаина, по одной унции в каждом, Бешеный Пес Маккейн стал полностью соответствовать своей кличке. Кокаин оказался гораздо лучше того, что продавался на улице. Происходил он из медицинского чемоданчика, который Бешеный Пес стащил из машины на больничной стоянке. Сперва он собирался его толкнуть, употребив только самую малость, но немногие его портлендские знакомцы, которым он предлагал купить товар, либо требовали подтверждения подлинности зелья, либо обзывали кокаин «паранойей в порошке», «двадцатью минутами до безумия». Всем им требовался героин — наркотик, навевающий покой, а не грозящий сумасшествием.

От самой малости он классно себя почувствовал, добавил — и змей вонзил в него ядовитые зубы. Сначала он мельчил порошок бритвенным лезвием, выкладывал его дорожками и втягивал в ноздри. Получалось недурно, но он знал способ получше. В медицинском чемоданчике нашлась упаковка одноразовых шприцев со вставленными иглами. Для растворения чистого кокаина хватало нескольких капель воды. Собрать раствор ваткой размером со спичечную головку, вытянуть его из ватки иглой, а иглу всадить в густую сеть вен на внутреннем сгибе локтя. Тут не промахнешься. Рука уже превратилась в сплошной синий кровоподтек с чешуйками коросты от прежних инъекций. Майка на Бешеном Псе была выпачкана кровью — он то и дело вытирал изнанкой кровь с руки. Ну и что? Все херня в сравнении с кайфом. Когда игла проникала в вену, шприц наполнялся кровью. Он надавливал еще, потом снова впускал в шприц кровь.

Почувствовав внутри жар, он опять нажимал на шприц. Что за кайф! Если бы можно было немного его продлить… Боже, ооо… Как здорово! Тело и мозг пронзал клинок охуительного наслаждения.

Стоп. Наполнить шприц, вколоть опять. Повторить, пока шприц не останется пуст.

Он зажмурился, тихо застонал, возносясь к небесам. Сейчас он сливался со всем сущим.

Взяв из пепельницы на тумбочке окурок, он расправил его, чтобы засмолить. Взгляд упал на письмо от Троя из тюрьмы Сан-Квентин, лежавшее на куче нераспечатанной почты. Хорошая новость. Через три месяца Трою светило досрочное освобождение. Как только Трой выйдет, у них быстро заведутся денежки. Трой был самым хитроумным преступником из нескольких тысяч, знакомых Бешеному Псу. Да, котелок у Троя варит, что и говорить. Отлично придумано — грабить торговцев наркотиками и шушеру, корчащую из себя гангстеров: эти ни за что не побегут в полицию. Здорово будет заиметь деньжат. Он бы купил Шейле тряпки, которые она вечно разглядывает в женских журналах и каталогах. Можно даже подарить ей открытый «мустанг». Вот радости-то будет! Неплохая телка, и собой недурна, особенно если сбросит фунтов пятнадцать — двадцать. Хотя сам он далеко не Том Круз… От этой мысли он мелко захихикал, как смеются под кокаиновым кайфом. Зубы у него были щербатые, а там, где раньше красовался вставленный в тюрьме протез, зияла дыра — последствие удара бутылкой из-под пива «Будвайзер» в баре для сезонных рабочих в Сакраменто. Тот вечер, ясное дело, этим не завершился. Он дождался на стоянке, когда заведение закроется, пряча в рукаве нож аквалангиста. Когда придурок, размахавшийся в баре бутылкой, отпер дверцу своей машины, Бешеный Пес вышел из тени с пустыми руками, будто бы предлагая выяснить отношения на равных. А когда они сошлись, два или три раза всадил нож противнику в брюхо. Тот побежал, пытаясь удержать руками внутренности, чтобы не вывалились наружу…

Бешеный Пес ухмыльнулся приятным воспоминаниям. Славно он проучил того засранца — будет знать, к кому цепляться. Если выживет. На всякий случай Бешеный Пес перебрался после этого в Портленд, а там повстречал Шейлу.

Он оглядел комнату. Она находилась на втором этаже, окна выходили на лестницу, дальше шумела улица. Обстановка была классическая для берлоги наркомана: месиво из газет, носков, одежды, постельного белья. Белье он сорвал с кровати, когда выронил сигарету и поджег матрас. Он смотрел по телевизору, как «трейл-блейзеры» надирают задницу «лейкерсам», когда почуял дым. Воды из аквариума оказалось недостаточно, чтобы потушить огонь, — пришлось разодрать матрас и выковырять тлеющую вату. Он заткнул дыру полотенцем, но в комнате по-прежнему воняло. Что скажет Шейла, когда вернется?

Велика важность, подумал Бешеный Пес. Да пошла она на хер, жирная сука. Куда, кстати, она запропастилась? Должна, кажется, припереться вечером домой со своей пышкой-доченькой.

Бешеный Пес провел рукой под мышкой — мокрой, скользкой, зловонной. Наркотик выходил наружу через поры с мерзкой вонью. Ему требовалось принять душ. Черт, ему много чего требовалось, но первым делом — новый впрыск кокаина.

Спустя полчаса, еще через две дозы, он выключил свет и застыл, глядя на уголок шторы и дальше, в дождливую ночь. Сначала от одной-единственной дозы кокаина он целых полчаса, а то и дольше парил на седьмом небе, дальше происходило медленное, легкое приземление. Теперь цикл убыстрился. Радость гасла в то мгновение, когда игла покидала вену. Через считанные минуты возобновлялся голод, нарастал страх, паранойя, ненависть к самому себе. Средство против всего этого было одно — новая доза.

Он пялился на улицу из окна старого каркасного дома, торчавшего на склоне холма, у железнодорожного моста. Из-за склона и подпорной стенки от его взгляда был скрыт тротуар на этой стороне улицы, виден был только верх лестницы.

Проехала машина, и снова бесконечный хмурый дождь, мгновенный проблеск дождевых капель в свете уличного фонаря. Кокаиновый голод превратился в нестерпимое страдание, выдавливающее глазные яблоки. Он держался сколько мог, растягивал паузы, и вот кокаин почти иссяк. Две унции фармацевтического кокаина за сорок часов — виданное ли дело! От героина он давно застыл бы в наркотическом оцепенении. У героина есть предел, другое дело кокаин: его всегда хочется еще и еще.

Он нашел вену, стал наблюдать, как шприц наполняется кровью. Потом, вопреки привычке впускать понемножку, то и дело прерываясь, впрыснул все разом.

Это было как удар током. Все содержимое желудка мигом выплеснулось наружу через рот. Господи, сердце! Сердце! Неужели он убил себя? Он завертелся юлой, потом забегал по комнате, опрокинул стул, врезался в стену, в комод. Что же это, черт? Ооооо!

Постепенно он остыл, страх прошел. Он закрыл глаза, наслаждаясь ощущением. Больше он такого ни за что не допустит.

По шторе скользнул луч автомобильных фар. Бешеный Пес подошел к окну. Машина развернулась и остановилась у тротуара. Подпорная стенка закрывала все, кроме бампера и фар. Кого еще черт принес на ночь глядя?

Он выключил свет и стал смотреть.

Машина уехала. Такси. Шейла и ее семилетняя дочь Мелисса — имя, подсказанное песенкой, — показались на лестнице. Шейла задрала голову, Бешеный Пес различил ее белое лицо. Он замер, уверенный, что она увидит только черный квадрат окна и решит, что он уехал, потому что у дома нет его машины. Машина дожидалась в мастерской, пока он заплатит за новый генератор, но Шейла этого не знала. Вот и хорошо, он еще успеет вогнать в себя последнюю дозу кокаина, прежде чем она заведет свою волынку. Недавний прилив нежности забылся, вместо этого он вспоминал, как она пилит его за кокаин и за все прочее.

Бешеный Пес слышал, как они топчутся перед входной дверью, как бродят по первому этажу. До него доносилась дробь детских шажков, скрип задней двери. Девчонка кормила кошку. Никудышная малявка не любила его и не слушалась, пока он не грозил ее отшлепать. Тогда она обижалась, дулась, волочила ноги. Одно в ней было хорошо — любовь к кошке. О ней она всегда помнила, всегда была с ней щедрой, однажды даже истратила свой последний доллар на банку кошачьих консервов. Бешеный Пес ворчал, но не мог не оценить такую верность.

Когда снизу раздался механический смех из телевизора, он включил ночник, и тот залил желтым светом наркоманские прибамбасы. Он впрыснул немного воды прямо в пузырек, закрыл его крышечкой, встряхнул. Так он ничего не потеряет. Потом набрал смесь в шприц, надавил и дождался, пока на кончике покажется капелька. Это значило, что в шприце не осталось воздуха. Он медленно ввел в вену дозу, наслаждаясь как можно дольше. Он хотел одного — длить это ощущение без конца.

Но уже через считанные минуты радость стала свертываться, поглощаемая мукой, жалостью к себе. Господи, почему я? Почему жизнь, едва начавшись, превратилась в сплошное, непролазное дерьмо? Самые ранние его воспоминания относились к четырехлетнему возрасту, когда мать попыталась утопить его в ванне. Его спасла шестилетняя сестра, будущая лесбиянка, шлюха и наркоманка: она орала, пока не прибежали соседи. Те не позволили его матери совершить задуманное и вызвали полицию. Детей определили в приют, а мамашу судья отправил на освидетельствование в психушку. Потом, в приюте, медсестра нашла на его теле множество рубцов: мать его щипала, оттягивала и крутила кожу. Боль была ужасной, на теле оставались синяки. Даже теперь, через тридцать лет, при воспоминании об этом он весь покрывался гусиной кожей.

Мать после этого еще дважды попадала в психушку, один раз на целых восемь месяцев, пока не умерла, когда ему было одиннадцать лет. К тому времени он жил уже не с ней, а в исправительной колонии. Тамошний священник вызвал его, чтобы сообщить о смерти матери, потом посмотрел на часы и сказал, что он может погоревать минут двадцать один в кабинете. Как только за священником закрылась дверь, Бешеный Пес принялся шарить в ящиках письменного стола в поисках сигарет — здешней универсальной валюты.

В ящиках ничего не оказалось, пришлось заняться шкафом. Ура! В кармане пиджака он нащупал едва початую пачку «Лаки Страйк». Вот это везуха! Он спрятал сигареты в носок и снова уселся, донельзя довольный. Таким его и застал вернувшийся священник. Прежде чем заговорить, он заглянул в дело, нахмурился и пробормотал: «Твой отец…»

Бешеный Пес встал и покрутил головой. Этой темы он не желал касаться. Об этом ему нечего было сказать. Об отце он ровно ничего не знал, даже имени. В его свидетельстве о рождении в графе «отец» стоял прочерк, а сестра, у которой эта графа в метрике была заполнена чин-чином, дразнила его «чудо-ребенком». Глядя на себя в зеркало, он удивлялся, какой же он урод и насколько не похож ни на кого в семье. Остальным тоже нечем было хвалиться, так, ни то ни се, но все-таки они были высокие, белокожие, с прямыми прядями, не то что он — малорослый, смуглый, с вьющимися, почти что курчавыми волосами. Однажды вредный мальчишка старше его предположил, что его мамаша перепихнулась на поленнице с негром. Вот умора-то! Весельчак был слишком силен и зол, чтобы поквитаться с ним в открытую, поэтому Бешеный Пес дождался, пока в спальне погаснет свет и обидчик захрапит. Тогда он подполз к его койке и врезал ему по башке луисвилльской битой. Шутник выжил, но был уже не тот: говорил через пень колоду и тронулся рассудком. Тогда-то Джерри Маккейна и прозвали Бешеным Псом. В последующие годы он только и делал, что подтверждал справедливость этого прозвища.

Эффект от последней дозы проходил, за глазницами опять пульсировала головная боль. Аспирин? Нет, от него не будет толку. К тому же за аспирином пришлось бы спуститься вниз, а ему хотелось подольше протянуть без занудства Шейлы. Ее пронзительный голос действовал на него как скрип ногтей по классной доске. Будь у него деньжата, он бы собрал манатки, отвалил и дождался Троя в Калифорнии, может, прямо в Сакраменто. Там его уже не искали. У него даже были кое-какие задумки, но он не любил ходить на дело один, а единственным кандидатом в сообщники поблизости был Дизель Карсон. С Дизелем Бешеный Пес был знаком еще с исправительной колонии. Они даже провернули вместе одно дельце. Именно поэтому он не хотел снова брать его в долю, пока не выйдет Трой.

Головная боль была ужасной, не лучше была и источаемая им вонь. После выпивки и кокаина бросает в особенно вонючий пот. Нет наркотика хуже кокаина. Страшное дерьмо. Как же он его ненавидел! И при этом изнывал по новой дозе, чтобы оттянуть быстро приближающиеся адские муки. Что ему действительно требовалось, так это доза героина — лучшее снадобье от нарастающей депрессии. Он уже ощущал начало ломки. Если бы можно было уснуть…

Он вовремя вспомнил про валиум, такие здоровенные голубые таблетки. Во флаконе еще оставалось таблеток восемь. Вот он, способ вовремя забыться! Ночной жар и кошмары можно было перенести. Он подошел к комоду, выдвинул ящик. Среди шариковых ручек, пустых зажигалок, желудочных таблеток и прочего мусора он нащупал флакончик из коричневого стекла, открутил крышечку и высыпал на ладонь содержимое. Всего шесть штук. Эта стерва тоже угощалась из флакончика!

От злости головная боль стала еще сильнее. Он запил все шесть таблеток глотком холодного кофе, бросил пустой флакон в мусорную корзину и хотел было улечься. Но тут открылась дверь, в лицо ему ударили все сто ватт света. При виде его глаза у Шейлы сделались как блюдца. Она удивленно вскрикнула и заткнула себе рот кулаком.

— Что ты здесь делаешь?

— А ты как думаешь? Убирайся, оставь меня в покое.

До чего он ненавидел сейчас ее круглое, как блин, лицо с нечистой кожей! И как только он мог считать ее хорошенькой? Хотя недавно вышедшему из тюряги даже крокодилица покажется королевой красоты.

— Говорили тебе не входить без стука?

— Я не знала, что ты дома, — ответила она. — Внизу нет машины, ты не спустился, чтобы поздороваться. Где твоя машина?

— На заправке, чинится.

— Не говори со мной таким тоном. Мне это не нравится.

— Ей это не нравится! — передразнил он ее с издевкой. — Ты только посмотри! — Он шагнул к ней из тени. — Мне насрать, что тебе нравится, что нет, сука! — Кровь так сильно пульсировала в голове, что она шла кругом. Он бы врезал этой стерве как следует, если бы не детский голос: «Мамочка, мамочка!» Сначала послышались детские шаги, потом в дверном проеме появилась сама девчонка. Она бросилась к матери. Стоя перед ним, они были на одно лицо.

— Пойдем вниз, детка, — сказала Шейла, обнимая дочь за плечи и выводя из комнаты.

— Можно я посмотрю «Звездный путь»? Серия только началась.

— Конечно. Только чур, потом сразу в постель. Иди. — Шейла отправила ребенка вниз и снова повернулась к Бешеному Псу Маккейну. Она уже взяла себя в руки.

— Выметайся! Не желаю тебя больше здесь видеть.

— Отлично. Только заберу машину из ремонта — и вперед.

— Не вздумай заплатить за ремонт моей карточкой. А вообще, отдай-ка ее мне. — Она протянула руку и щелкнула пальцами.

— Если хочешь, чтобы я уехал, мне надо сначала забрать машину.

— Нет, давай сюда!

Он видел, что ей не страшно. Почему? Потому что она слишком много знает об ограблении кассы торгового корабля. Она работала в конторе судоходной компании и донесла ему, что морякам торгового флота по-прежнему платят наличными после окончания рейса. Она сказала, какой корабль, когда и куда пристанет. Они с Дизелем Карсоном огребли восемьдесят четыре тысячи. Шейла все знала. Несмотря на то что она была сообщницей Дизеля Карсона и Бешеного Пса Маккейна, конченых рецидивистов, власти наверняка сняли бы с нее обвинение, если бы она дала против них показания. Вот стерва и считает, что держит его за яйца. Угораздило же его ей довериться!

Он достал из бумажника кредитную карточку «Шеврон» и швырнул ей. Карточка упала на пол.

— Мерзавец! — сказала она, подобрала карточку и ушла, хлопнув дверью.

Он, моргая, смотрел на дверь, погружаясь тошнотворными кругами в ад кокаиновой ломки. Внутри нарастал безмолвный вопль отчаяния и яростной злобы. Без кредитной карточки он не мог забрать машину, а без машины не мог раздобыть денег. У него был револьвер «Питон» калибра 0.357 и автомат АК-47 с тридцатью патронами в магазине. С таким арсеналом ему был под силу любой грабеж, но на своих двоих много не награбишь. Угнанная тачка тоже не годилась: это транспорт черномазых молокососов, не способных украсть ничего стоящего. Потребность в машине превышала все, что мог бы вообразить человек в здравом уме. Это граничило с наваждением, а то и с паранойей.

Через закрытую дверь было слышно, как Шейла и ребенок заходят в соседнюю комнату. Мелиссе было пора спать. Тонкая стенка пропускала звуки, и ему нетрудно было представить происходящее. Соплячка бормотала молитвы. В задницу их гребаного Иисусика! Он ненавидел религию. Ненавидел Бога. Зло он любил больше добра, лгать любил больше, чем говорить правду. Он решил, что прямо сейчас завладеет кредитной карточкой.

Он открыл дверь спальни и выглянул в коридор. Дверь спальни справа осталась распахнутой. Мать и дочь были там. Лестница находилась слева. Он стал спускаться, изо всех сил стараясь не шуметь. Обычно она оставляла свой кошелек в прихожей, прямо перед входной дверью. На сей раз его там не было.

В кухню! После прихожей она побывала там. И верно, кошелек лежал на раковине. Он открыл его, достал купюры. Восемь долларов и никакой кредитной карточки! Он вернул деньги на место и огляделся. Куда она ее дела, когда спустилась?

На спинке стула он увидел ее жакет. К нему в комнату она поднималась в нем. Он ощупал карманы и нашел то, что искал.

Шейла появилась в дверях, когда он теребил ее вещицу. Он показал ей кредитную карточку.

— Лучше не лезь ко мне, Шейла. Мне надо забрать машину.

— Не лезть к тебе? Это ты ко мне не лезь. Ну-ка, отдай!

И опять она протянула руку и пощелкала пальцами. Это было равносильно пощечине и вызвало у него ярость. Он бросился на нее. Она уже разинула рот, чтобы закричать, но он успел заехать ей левой рукой в висок и оглушить. Правая рука потянулась к ней, пальцы сомкнулись на горле.

Она лягнула его и вывернулась. Он ударил ее открытой ладонью, она врезалась в стол. Стол проехался по полу, цветочная ваза свалилась вниз и разлетелась вдребезги.

Шейла налетела на него, молотя обеими руками и зажмурив глаза. Костлявый кулак заехал ему по рту, и он больно прикусил губу, почувствовав соленый вкус собственной крови. Он согнулся, чтобы сплюнуть и не испачкать себе одежду.

Шейла воспользовалась передышкой и бросилась в прихожую, к телефону. Она задыхалась, ей казалось, что его железные пальцы по-прежнему сжимают ей горло. Возмущение сменилось у нее ужасом.

Он выдвинул один из кухонных ящиков и вооружился мясницким ножом. Она услышала звон, потом стук закрывшегося ящика. Телефон был дисковый. После набора девятки диск невыносимо долго возвращался назад. Она набрала первую единицу. Вторую она набрать не успела.

— Настучать решила, сука? — зловеще прошипел он из двери, держа в руке отрезанный телефонный шнур. Здоровенный нож он спрятал внизу штанины.

Она бросила трубку и бросилась бежать, но смогла сделать только два шага. На третьем коврик поехал по паркету, она потеряла равновесие и грохнулась, успев подставить под себя руку.

Он прыгнул ей на спину, как разъяренный кот. Его пальцы превратились в когти. Они впились ей в волосы и повернули ей голову, чтобы обнажилось горло. Потом он занес мясницкий нож и всадил его в основание шеи.

Впечатление было такое, будто он проколол бурдюк с вином. Вслед за вырванным из плоти лезвием вверх ударила тугая струя, настоящий гейзер крови, залившей руку, которой он держал ее за волосы. Бешеный Пес посторонился, чтобы не вымазаться, но кровь хлестала, как из отвернутого до отказа крана, и теперь заливала ему спереди штаны. Шейла еще сопротивлялась, как безумная, била его локтем в бедро, борясь за стремительно покидающую ее жизнь.

Он ударил снова. Теперь она подставила под нож руку, и лезвие вспороло ей кисть до кости. Удар, нацеленный в сердце, она сумела отвести, но нож пробил ей правую грудь и заскрипел по ребру. Рукоятка ножа стала такой скользкой, что его пальцы соскользнули на лезвие, и он сильно порезался. Оставив нож торчать в женском теле, Бешеный Пес отпрянул.

Силы покинули ее, Шейла обмякла, растянулась на полу. Минута судорог — и она испустила дух. Труп буквально плавал в луже артериальной крови.

Бешеный Пес опустил глаза и обнаружил, что стоит босиком в этой луже. Он приподнял одну ногу. Кровь оказалась липкой. Как муха в варенье, подумал Бешеный Пес. Он сделал шаг, другой, опустился в кресло перед телефоном, глядя на свои кровавые следы. Все это придется замывать. По следам ног наверняка можно опознать убийцу, как по отпечаткам пальцев.

Пока он сидя изучал учиненный им кошмар, им стала овладевать невыносимая дремота. Это ощущение вызвало у него ужас. Вдруг эта тварь каким-то образом успела его отравить?

— Мамочка, мамочка! — Расшатанные ступеньки издали тошнотворный скрип: девчонка спускалась вниз. — Что с тобой, мамочка?

— Не ходи сюда! — рявкнул он, подпрыгивая.

Но было поздно. Он увидел ее ноги, потом голову — она нагнулась, чтобы посмотреть на происходящее внизу. Он метнулся ей наперерез. Он надеялся, что Мелисса будет спать и он успеет спрятать труп и убрать в доме. Завтра он бы зарыл Шейлу в бескрайней чаще Северо-Запада. Кто бы что потом ни спросил, он бы все начисто отрицал.

Но теперь этот план не годился. Девчонка все видела. Он взбежал по лестнице и кинулся следом за ней в спальню. Она обежала кровать и встала по ту сторону.

— Ты убил маму! — раздался ее визг.

Он метнулся к ней, она попыталась убежать. Но он был проворнее: одной рукой схватил ее за кисть, другой сгреб подушку.

Не обращая внимания на ее крики, он подтащил ее ближе, чтобы заглушить подушкой. С головой, накрытой подушкой, она отчаянно молотила по кровати руками и ногами. Он уперся в подушку обеими руками и напрягся, словно отжимаясь, вдавливая подушку в ее лицо, ее голову — в кровать. Ее ноги не то что его били, а так, щекотали, как лапки бабочки.

— Подохни! Ну, быстрее! — просил он.

Казалось, этому не будет конца. Наконец сопротивление прекратилось. К этому времени у него самого все плыло перед глазами, он из последних сил боролся с обмороком, не сомневаясь, что пришла и его смерть. Потом он сообразил, что дело не в яде, а в валиуме. Он вырубался от снотворного, а не сдыхал. Догадавшись, он тоже прекратил борьбу. Валиум свалил его с ног. Он закрыл глаза и заснул на кровати, рядом с детским телом.

Наутро, проснувшись с раскалывающейся головой, он сначала понадеялся, что все это было ночным кошмаром. Но тут же увидел трупик — восково-белый, потому что вся кровь отхлынула вниз. Реальность оказалась хуже кошмара.

Он сел и увидел на полу кровавые отпечатки своих ног. Предстояла долгая, тщательная уборка. Надо было где-то спрятать трупы, чтобы потом увезти их в горы и закопать так, чтобы никто никогда их не нашел.

Деньги. Ему нужны деньги. Кредитные карты. Он знал пин-код кредитной карточки «Мастеркард» и мог снять полторы тысячи наличными. Еще можно сбывать за полцены купленное по карточке по предварительным заказам. Хорошо, что у него есть кое-какие бабки, иначе пришлось бы прибегнуть к отчаянному средству, например ограблению. А так он переедет в Сакраменто и дождется Троя.

Он встал. Любое движение усиливало головную боль. Он нашел аспирин, потом спустился в гостиную, взглянуть на Шейлу. Лужа крови загустела. Он не мог поверить, что в человеке помещается столько крови.

Не появилось ли запаха? Он принюхался. Пока что не разберешь, но он знал, что долго ждать не придется. При комнатной температуре трупы быстро начинают гнить.