В местном отделении профсоюза водителей грузовиков преобладало мнение, что Чарльз Карсон обязан своим прозвищем Дизель весу (260 фунтов) и тому, что в драке его невозможно остановить, что твой локомотив. На самом деле его так прозвали в исправительной колонии, за то, что он однажды вышел играть в американский футбол без шлема. Прозвище прилипло, хотя жена называла его Чарльзом.
Он вышел из колонии девятнадцать лет назад, а три года назад был условно-досрочно освобожден из тюрьмы Сан-Квентин. Теперь полицейское наблюдение было с него снято. У него была жена Глория, сын Чарльз-младший и типовой домик на три спальни в пригороде Сан-Франциско. Он ходил в любимцах у боссов местного отделения профсоюза, потому что оказывал им услуги, отутюживая всякого, кто не соглашался с их действиями. Он был послушен. Кто еще дал бы работу вчерашнему зэку? Любую работу, даже похуже этой?
Кроме этого, Дизель подряжался выполнять поручения Джимми Морды. Но не убивать. Что-нибудь поджечь, сломать кому-нибудь руку. Убивать за деньги («пробивать билетик», как это называлось) он отказывался, потому что за это ему автоматически светил смертный приговор, а кто поручится, что человек, давший ему такое задание, не проговорится, если полиция припрет его в укромном местечке к стенке и пообещает отпустить, пусть только подтвердит то, что ей, полиции, и так уже известно? Мало ли что можно наболтать в таком положении… Некоторые от убийств слетают с катушек, ими овладевает жажда сознаться. Как Бобби Батлер, сознавшийся, что двумя годами раньше пришил одного в тюряге. Его, ясное дело, замели и засадили пожизненно. Поделом болвану! Или взять основателей «Арийского братства», у которых тоже поехала крыша. Один из них, Джек Махоун, три года после освобождения из Фолсома гулял на свободе, а потом заявился в полицейский участок и говорит: «Хочу рассказать об убийстве, которое мы с Танком Ноем совершили восемь лет назад». Бедняга Танк схлопотал за это вышку. Тюрьмы Дизель не боялся, но газовой камеры… Глупо ведь туда загреметь, учитывая, как мало народу действительно в ней оказывается и как много шлет прошения, надеясь ее избежать. Дизель, может, и убил бы кого-нибудь, но так, чтобы об этом не знала ни одна живая душа — за исключением Троя. Трою он доверял безоглядно.
Дизель вышел из душа и надел свежее белье, чистые полотняные штаны. Теперь он был доволен жизнью. Он прошел через католический сиротский приют, спецприемник для несовершеннолетних, исправительную колонию, тюрьму. Любой, кто за три года снова не попадает на зону, уже считается везучим, даже если ходит без гроша, а уж если он обзавелся новой машиной и собственным домом, туг и говорить нечего… Он носил костюмы «Хики-Фримен» и туфли «Джонстон и Мэрфи», а на матчах по боксу сидел у самого ринга. На следующей неделе генеральный секретарь профсоюза собирался заплатить ему по ведомости искусственно раздутых штатов. Прицепы с новыми автомобилями развозились по стране на железнодорожных платформах, а ему платили зарплату водителя и сверхурочные. Такого обращения удостаивались только настоящие любимцы профсоюза.
На путь успеха его направил Джимми Морда. В ответ он оказывал Морде услуги. Нынче вечером его ждала поездка в Сакраменто, где требовалось поджечь несколько грузовиков. Какой-то дурень вздумал перейти Морде дорогу, перехватить у него транспортный контракт. После того как Дизель сделает свое дело, дурню придется вообще закрыть лавочку.
Дизель взял с полки шкафа чемоданчик, открыл крышку. Внутри лежали револьверы. «Сорок пятый» предназначался для серьезных дел, но был тяжеловат, оттягивал одежду. Рядом лежал «двадцать второй», «Кольт-Вудсмен», приспособленный под глушитель, — идеальное оружие убийства. С навинченным глушителем он стрелял почти бесшумно, а пуля застревала в черепе, а не вылетала вон, не заляпывала всю стену кровью и осколками кости. Наконец, третья пушка — тупорылый пятизарядный «Смит-Вессон» тридцать восьмого калибра, небольшой и легкий, притом безукоризненно отправляет на тот свет. Идеальное оружие самозащиты. Дизель удостоверился, что оно заряжено, и пристроил кобуру на поясе, под полой пиджака. Револьвер вряд ли ему понадобился бы, но лучше иметь его на всякий пожарный, чем остаться безоружным в случае заварухи. Если сознательный гражданин застукает его в момент совершения противоправного деяния и захочет сдать его полиции в духе выполнения гражданского долга, то немедленно схлопочет пулю в живот.
Он вернул чемоданчик на место, достал желтовато-коричневую кожаную куртку и изящные ботинки от «Бэлли». То и другое он собирался захватить с собой, потому что хотел на обратном пути завернуть в центр города. Жаль, конечно, что он не успеет на бокс, но после матча ребята будут сидеть в баре «Чарли».
Он натянул низкие кроссовки «Рибок» и надел ветровку на молнии. Револьвер под одеждой не выпячивался, сидел плотно. Теперь не вывалится, когда нужно будет прыгать через забор. Однажды такое случилось — конфуз да и только… Он еще немного покрасовался перед зеркалом. Отличный вид, славный здоровенный парень, вылитый полицейский-ирландец. От этой мысли Дизель улыбнулся. Он встал в боксерскую стойку, замурлыкал нечто ритмичное, нанес несколько ударов в воздух. Для своих габаритов он боксировал неплохо. На тренировках ему льстили, что он двигается как во втором полусреднем весе, но на ринге получалось по-другому. Шум зала и удары гонга сводили на нет все боксерские навыки, он размахивал руками во все стороны, как ветряк, и неизменно терпел поражение. Мечту стать «великой белой надеждой» и заработать на ринге миллионы пришлось оставить. Он снова добывал хлеб насущный ремеслом водителя и вора.
А теперь ему предстояло совершить преступление.
Он оглядел спальню. Кажется, ничего не забыл: заточенная отвертка, молоток-гвоздодер и бутылка с керосином лежали в багажнике машины, перчатки — в бардачке.
Открыв дверь, он получил в лицо оглушительный шумовой заряд в стиле «рэп».
— Выруби это черножопое дерьмо! — крикнул он в сторону кухни. Не получив ответа, он в ярости бросился туда, бормоча на бегу, что в этом грохоте не слышит даже собственных мыслей.
Кухня оказалось пустой. Через заднее окно он увидел, как Глория вешает на веревку рубашки. Чарльз-младший сидел рядом в коляске.
— Что случилось с долбаной сушилкой, мать ее? — крикнул Дизель в заднюю дверь.
— Что за выражения, Чарльз? Твой сын…
— Мне насрать! Он еще ничего не понимает.
— Он быстро научится.
— Ладно. Мне пора. Не пойму, как ты можешь слушать этот поганый «рэп». Вот ведь дурость! Не музыка, а сплошной пердеж.
Жена махнула рукой в знак несогласия и прощания и продолжила свое занятие. Когда она привставала на цыпочках, ее ноги казались еще длиннее; когда вскидывала руки, груди натягивали майку. При всех своих недостатках она могла похвастаться превосходной фигурой. Может, он еще успеет с ней?.. Нет, не успеет.
— Почему ты не пользуешься сушилкой?
— Я накрахмалила твои рубашки, как ты любишь. Сушилка вытягивает из них крахмал.
— Умница. Все, мне пора, детка.
— Когда вернешься?
— Точно не знаю. Вечером.
— Будь осторожнее.
— Я всегда осторожен.
— Позвони мне, если задержишься за полночь.
— Обязательно, — пообещал он, подумав: «Если не забуду».
Шагая к новому красному «мустангу» с откидной крышей, Дизель чувствовал себя великолепно. После бегства из католического приюта для мальчиков в десятилетнем возрасте и первой «посадки» — в спецприемник для несовершеннолетних, за кражу из магазина — он ни разу не протянул больше полугода без нового ареста. Не всегда за уголовщину и не всегда дело кончалось сроком, но иногда приходилось смотреть на небо в клеточку. А за последнее время — ни-ни. Может, он перерос тюрьму? Он познакомился с людьми, не знавшими другой жизни, кроме преступной: они гребли деньги лопатой, но в тюрьму не попадали. Может, и у него тоже так получится, особенно когда главным у них станет Трой. Дизель улыбнулся, представив себе радость Троя, когда тот узнает, как здорово он, Дизель, подготовился к его возвращению. В гараже его дожидались средства технического обеспечения: генераторы для отключения охранных устройств, сканер для перехвата полицейских переговоров, даже флотская ацетиленовая горелка.
Дизель сел в машину, завел мотор, опустил крышу, начал разворачиваться. И тут приоткрылась дверь дома. Глория высунула голову. Он затормозил.
— Телефон! — крикнула она.
— Кто звонит?
— Маккейн.
— Бешеный Пес? — Жена кивнула. — Что ему надо?
— Он не говорит.
— Скажи, что я уже уехал.
Глория захлопнула дверь. Уезжая, Дизель пробормотал вслух: «Что он звонит, этот вонючий урод?» Последний раз они общались год назад, когда взяли кассу торгового судна. Подружка Бешеного Пса работала в судоходной компании и была наводчицей, поэтому при дележе добычи Бешеный Пес потребовал доли и для нее. Раньше он об этом не заговаривал.
«Конечно, — сказал тогда Дизель. — И для Глории тоже».
«Это с какой же стати?»
«Раз Шейла, значит, и Глория».
«Что за херня!»
Их разделял кухонный стол. Момент был напряженный. Дизель привстал и навис над столом. Он был тяжелее Бешеного Пса на все сто фунтов, а то и больше. У Бешеного Пса был при себе пистолет, но он бы не успел его выхватить — сперва Дизель свернул бы ему челюсть. До драки не дошло, но Дизель знал, что в безумном мозгу Бешеного Пса посеяно семя ненависти. С тех пор он избегал Маккейна. Трой утверждал, что умеет держать этого психованного недомерка в узде. Время покажет, так ли это. Трой должен был освободиться досрочно примерно месяца через два, и у него уже был готов план действий для шайки из трех человек: они будут грабить сутенеров, торговцев наркотиками, гангстеров — всех, кто не посмеет заявить в полицию. В оправдание Бешеного Пса Дизель мог сказать одно: что тот не стукач. Но зачем он звонил?
Спустя три часа Дизель стоял в тени дуба, на высохшем лугу. В тридцати ярдах виднелась насыпь — полоса отчуждения железной дороги, за ней — забор транспортной компании «Стар Картедж». Когда из-за туч появилась луна, он разглядел силуэты больших грузовиков и офисные бараки. В окнах было темно. Джимми Морда позаботился, чтобы сторож в последний момент сказался больным. Морда всегда держал нос по ветру.
За территорией транспортной компании пролегала федеральная автострада номер 99. Машин было мало: ночью по шоссе проносились только грузовики с продукцией местных ферм. На расстоянии нескольких сот ярдов виднелась неоновая вывеска придорожного винного магазина. Проблем не предвиделось.
Дизель свернул потуже брезентовую сумку с инструментами и керосином. Удобнее было взять ее под мышку, как футбольный мяч, а не нести в руке. Пригнувшись, чтобы быть незаметнее, он заторопился через луг, потом через рельсы. Гремя гравием, он съехал с насыпи с другой стороны и оказался под забором.
В сумке лежали кусачки, но Дизель смекнул, что проще перелезть через забор, чем проделывать в нем дыру. Постройки заслоняли забор от шоссе, поэтому можно было не опасаться, что его заметят. Он перебросил сумку через забор, подпрыгнул и ухватился за верхнюю перекладину. Забор задрожал по всей длине, но Дизелю не было дела: насторожиться все равно было некому. Спрыгнув на землю с другой стороны, он на миг замер — на случай, если все же поднимется шухер.
Ничего. Тишина, не считая грузовика на дороге, переключающего передачу. Похоже, дельце и впрямь — проще некуда. Он заранее принял три капсулы дексамила и теперь сгорал от радостного возбуждения. Приближаясь к грузовикам, он старался, чтобы постройки заслоняли его от дороги.
По пути он снова остановился и прислушался, но не услышал ничего тревожного. Большой заточенной отверткой он стал легко протыкать бензобаки — не понадобился даже молоток. На земле образовались темные лужи солярки. Пробив все пять баков, Дизель соединил пять луж дорожками из керосина. Он немного запыхался — оттого, что смолил «Мальборо» как паровоз.
Он приготовил спички. Вдруг рванет? Ничего не поделаешь, будь что будет. Он чиркнул спичкой и бросил ее в керосин. Синее пламя побежало в одну сторону, он бросился в другую.
Взрыва не произошло, но пожар вспыхнул будь здоров. Он чувствовал его спиной, когда, не оборачиваясь, опять перелезал через забор; снова оказавшись под дубом на сухом лугу, он увидел пламя до самого неба.
Он отъехал уже на полмили, когда мимо него пронеслись, надрываясь сиренами и вращая мигалками, пожарные машины. Он послушно съехал на обочину и проводил пожарников взглядом.
— Удачи, ребята! — проговорил он с усмешкой.
На автостраде его охватил восторг. Напряжение прошло. Джимми Морда оценит его работу. Дизелю нравилось устраивать фейерверки. Дело было нехитрое, трудность заключалась в том, чтобы найти надежных клиентов. Не мог же он дать рекламу: «Услуги поджигателя». А жаль. Такая работенка — редкий подарок. Как сказал бы Трой, «птичье гнездо на земле».
В половине четвертого ночи Дизель уже сидел у себя на кухне и утолял голод кукурузными хлопьями с молоком. Когда раздался телефонный звонок, он взглянул на часы и поднял трубку.
— Алло.
— Это я, Бешеный Пес.
— Здорово, старина.
В кухне появилась Глория.
— Он звонил уже три раза.
— Мне нужна помощь, брат, — сказал Бешеный Пес. — Я сильно влип. Дело вообще-то плевое, подумаешь, кредитные карточки, но если я не внесу залог до понедельника, офицер по надзору отменит мое условное освобождение. Сам знаешь, как это бывает.
Дизель знал.
— Какой залог?
— Всего тысяча пятьсот. И полторы сотни поручителю, чтобы помалкивал.
— А Шейла?
— Она в Колорадо, у родных. Не знаю их телефон. У меня в хате есть эти деньги…
— Вот и отправь туда поручителя. Пусть заработает. Заплати ему сверху.
— Нет, я им не доверяю. Украдет и скажет, что ничего не нашел.
Дизель промолчал. Все это ему сильно не нравилось, но он знал, что выполнит просьбу Бешеного Пса, если тот попросит. Так и вышло.
— Бабки у меня есть, падла буду! Что мне лажу лить! Я с тобой расплачусь и прибавлю столько, сколько скажешь.
— Говоришь, деньги у тебя есть?
— В натуре, земляк, век свободы не видать!
— Как не поверить такой клятве, — хохотнул Дизель.
— Слушай, я серьезно, не бросай меня в закрытке!
Дизель с радостью бросил бы Бешеного Пса Маккейна гнить в тюрьме, но что скажет Трой? Трой наверняка велел бы привезти залог.
— Мне нужно пятьсот на расходы.
— Лады! Дай мне только добраться до денежек.
— Не вздумай мне яйца крутить, Пес. Если ты тюльку гонишь, будут серьезные проблемы. Усек?
— Да, Ди. Мы ж друг друга знаем. Я с тобой как на духу.
— Ладно, помощь на подходе. Считай я уже в пути. Завтра будешь на свободе.
— Я на тебя рассчитываю.
— Мое слово твердое.