Картина первая
Поздний вечер, магазин закрыт, помещение еле освещено. Элька сидит за своим столом и что-то подсчитывает на калькуляторе. Голова ее постепенно клонится на грудь, она незаметно задремывает. Арон входит через заднюю дверь, с дорожной сумкой через плечо, видит мать, застывшую в странной позе, приближается к ней в некоторой тревоге, хочет коснуться ее, но в эту минуту она вдруг начинает смеяться во сне и вслед за этим вскрикивает. Он успокаивается и отступает в глубь помещения. В магазин – тоже через заднюю дверь – входит Песах, но не замечает брата. Песах в испуге приближается к матери.
Элька (пробудившись). Что? В чем дело? Нельзя уже капельку вздремнуть? Не бойся, я еще не умерла. Не так скоро!
Песах. Это твой сахар…
Элька. Это не сахар, это другое. Ничего. Врач этот – таблетки, что он мне дает, – боль-то они забирают, но и силы тоже забирают… (Хочет приподняться, не может.) Слышишь, завтра пойдем к этой тетке, поглядишь там девушку, родственницу ее. Ты меня слышишь?
Песах не отвечает.
Так что, сам себе найдешь жену? Яичницу ты сам себе не можешь зажарить!
Песах не отвечает.
Детей ты ведь хочешь, правда? Еще бы! Только увидишь какого-нибудь замарашку, вся физиономия, как солнышко, расплывается! Как блин на сковородке. Чтобы были дети, нужна жена. Стол смастерить или стул – нужна мастерская, верно?
Песах молчит.
А денежки откуда возьмутся? Я не вечно жить буду. После меня кто тут станет горбатиться? Ты для этого не годишься: купить-продать – это не по твоей части. У тебя сердце чересчур жалостливое. Что станешь делать?
Песах как будто хочет что-то сказать.
Ну, говори!
Песах. Найду себе работу по профессии. Буду столярничать.
Элька. Да? Целый месяц один стул чинить? Кто-нибудь станет тебе за это платить? Думаешь, это тебе мать…
Песах пытается ответить.
Ну? В кои-то веки решился раскрыть рот, так и тут молчит!
Песах. Рахамимов…
Элька. Не слышу я!
Песах. Рахамимов из антикварного магазина…
Элька. Продолжай, я слушаю.
Песах. Он хочет, чтобы я у него работал. Со старинной мебелью… Так он мне сказал. Он знает, что я работаю медленно. Он видел эту этажерку, которую я починил.
Элька (встает, принимается медленно, затрудненно ходить по свободному от мебели пространству). Я рада, ужас как рада! Глядите, сын мой устраивается, хорошую работу нашел. Прямо как его старший брат. Тоже в Америку едет. Замечательно! А что вы думали, они тут останутся? С этим алте захен? В грязи этой? Как бы не так! Для этого мать имеется, для алте захен! У нее сил хватит! Болит у нее что-то? Ничего, есть таблетки. И то правда – зачем мне дети? Приму таблетки, усну и не встану! Самое лучшее. Они и знать не будут – в своей Америке!
Песах. Я не в Америке, этот Рахамимов, тут – за углом.
Элька. Да ну? А я-то позабыла! Верно, Рахамимов – куда как хорошо! Тут, близко. Сын мой станет работать у Рахамимова, главного моего конкурента, чем не прекрасно?
Песах. Он тебе не конкурент, у него антиквариат, это совсем другое.
Элька. Разумеется, совсем другое! У него, у Рахамимова, антиквариат, а у меня так – старье, дрянь, рухлядь, верно? Ты это хотел сказать? Братец твой драгоценный вещает твоими устами! И когда же ты начинаешь у него работать, у Рахамимова? Завтра утром? А может, вчера уже начал? Что это ты вдруг замолчал?
Песах. Ты просто так говоришь. Ты сама понимаешь, что это пока не актуально.
Элька. Не актуально?.. Нет, вы послушайте, вы на него поглядите! Как же – начал работать с антиквариатом, интеллигентом заделался!
Песах. Я не сказал, что теперь работать, я сказал: после… Потом… Когда…
Элька. А, понятно! Когда я сдохну, да? Ну, это совсем другое дело, это замечательно! Теперь я буду знать, что мой сын дожидается моей смерти. Позабуду вдруг о ней, о своей смерти, гляну на него и сразу вспомню! В твоих глазах буду видеть свой скорый конец!
Песах поворачивается, чтобы выйти.
Погоди!
Песах останавливается.
Это все пустое, он просто так морочит тебе голову, Рахамимов. Лишь бы меня позлить, ты что, не понимаешь?
Песах (страшась снова не угодить ей). Да.
Элька. Что – да? Говори!
Песах. Просто морочит мне голову. (Старается улизнуть.)
Элька (усаживаясь на прежнее место). Подойди сюда. Сядь на минутку. Сядь!
Песах неохотно возвращается и садится.
Это все твое! Ты не должен работать ни у какого Рахамимова. Ничего, поищем, найдем тебе подходящую женушку. Не такую, как та вдовушка, с которой ты крутился, – ты видел, чем это кончилось. Эта девушка, которая у тети, она как раз годится – как раз под стать нашему предприятию. Я ее введу в курс дела, всему научу. Она будет торговать, покупать-продавать, а ты сможешь работать себе потихонечку, как ты привык, как тебе нравится: аккуратно, добросовестно. Деньги от меня останутся, но деньги рано или поздно кончатся. А золото ты береги! Понимаешь? Только на самый крайний случай, если уж действительно понадобится… У человека должно быть что-то такое – про запас, чтобы вообще не касаться…
Песах поднимается.
Бежишь? Погоди! Я сегодня получила как раз письмо от моего брата, вашего дяди Якова. Часть золота его, я тебе говорила. Когда он сюда приедет, он должен получить свою долю. Ты это запомни!
Песах. Да.
Элька. Ты про это золото никогда не забывай! Ты не какой-нибудь нищий неизвестно из какой подворотни, ты из хорошей, состоятельной семьи. И детям своим так скажи! Ты, когда был маленький, любил про это слушать… Можно сказать, наизусть знал. Вы оба… Я, бывало, рассказываю, а вы себе засыпаете, личики так и сияют, так и светятся… Помнишь?
Песах. Да.
Элька. Что ты помнишь? Скажи.
Песах молчит.
Я ведь столько раз вам рассказывала! А тебе один разочек жалко мне рассказать?
Песах (усаживается возле нее, помолчав, начинает говорить). У вас, у вашей семьи, до войны было золото. Много золотых вещей. А немцы уже приближались. И вы, вся семья, пошли это золото спрятать. Чтобы все знали, где оно. На всякий случай. Неизвестно, что случится. У вас была хорошая, дружная семья. Вы пошли на кладбище, это самое надежное место. Отец ваш хотел спрятать на могиле дедушки, под памятником, в изголовье. Но ваша мама сказала: нет, это не годится, они станут искать, выворачивать памятники. У нее была голова на плечах…
Элька. Это верно. Я в нее пошла. Продолжай…
Песах (с явной неохотой продолжает). Тогда ваш отец приметил одно деревце между могилами, кустик такой… Там деревья росли. Вот он и вырыл яму под этим деревцем, между корнями, и спрятал в ней все золото. А после снова засыпал землей. «Поглядите на это дерево, – он вам сказал, – и запомните его хорошенько!» Было очень темно, но вы запомнили, еще как запомнили! Но когда война кончилась, от всей семьи остались только вы двое – ты и твой брат, наш дядя Яков…
В продолжение рассказа Элька незаметно для самой себя склоняет голову на грудь и задремывает. Заметив, что она спит, Песах осторожно поднимается и потихонечку выходит.
Арон, все время остававшийся в тени, направляется к спящей матери, старается ступать бесшумно, но натыкается на какой-то предмет. Элька мгновенно просыпается, хватается за валяющуюся рядом ножку стула и готовится отразить нападение проникшего в магазин грабителя.
Арон. Что, с дубиной? Думала, вор? А если бы и вправду вор? Полагаешь, у тебя еще хватит сил одолеть вора?
Элька не отвечает, бросает свое оружие.
Что это я вдруг слышу – принимаешь какое-то новое лекарство?
Элька. Кто тебе сказал?
Арон. Как же – по радио объявляли, в «Новостях».
Элька. Притаился тут, вынюхивал! Каким был, таким и остался.
Арон (открывая холодильник). Без изменений. Мороженое на месте. Первая помощь. Как говорится, заветный стаканчик…
Элька захлопывает холодильник.
Ты ни о чем не спрашиваешь? Я ведь не здесь, я сейчас в Нью-Йорке. Нью-Йорк! Не интересуешься, каким образом, что, зачем? Почему, что я тут делаю?
Элька молча усаживается на свое место за столом.
У тебя что, нет дома, постели? Должна спать в этом сарае, посреди всего этого хлама? Да… Непременно какой-нибудь такой стул о трех ногах… Сторожишь, а? Что тут, интересно, можно украсть?
Элька. Ты ни одного грамма, ни единой крупицы не получишь от этого золота!
Арон. Ну, наконец-то заговорила! Золото! Разумеется, не получу! А я-то был уверен, что ты мне его так и отвалишь, целиком и полностью, в мгновение ока – даже и просить не придется. Возьмешь и отсыпешь – как ты крупу в суп высыпаешь! С крупой это проще… Все дело в том, что на этот раз мне действительно нужно. Мне, мать, сейчас нужно много денег!
Элька (хохочет). Вот чудо, вот прелесть-то – приехал из Америки искать денег в Яффе!
Арон. Смеется! Тебе это смешно…
Элька. Конечно, смешно. Я не ты. Как это из меня только вышло такое? Даже когда маленьким был, не смеялся, не кричал, не плакал. Только поесть и поговорить! Говорить ты, чтобы не сглазить, складно говорил – но все как из бочки, не разжимая губ. Мне, поглядеть даже, сколько у тебя зубов, силой приходилось рот твой раскрывать.
Арон. Как лошади.
Элька. Думаешь, ты такой страшный, всех напугал?
Арон. Иногда это привлекает.
Элька. Других за нос води, не меня! Скоро тридцать пять, а все дурью маешься… Голову людям морочишь.
Арон. На этот раз мне это золото действительно нужно! Я в Америке познакомился с одним. Верное дело! Шанс всей моей жизни. Изобретение: надежное, редкостное. Инженер из России. Он долго ждать не станет.
Элька. Из России! Из Израиля, верно. Прохиндей, вроде тебя. Америку ему подавай! Тихо сидеть не может, поганец, мышь чумная!
Арон. Вложить придется не так уж много. А прибыль будет огромная. Купим наконец-то тебе настоящую хорошую квартиру. Ты сама погляди: кто тут сегодня остался – на рынке, посреди всей этой вони? Кто еще тут торчит, в этой дыре, на помойке, в заднице этой? А из берлоги этой сделаем настоящий приличный магазин. Для Песаха.
Элька. Гуси-гуси, га-га-га! Чушь пороть – вот что ты умеешь!
Арон. Погоди, а что тебе снилось? Ты смеялась во сне…
Элька. Еще что тебе требуется узнать? Сны мои тебя волнуют? Скоро кожу с меня сдерешь, чтобы и туда заглянуть! Ночь, да будет тебе известно, для того и существует, чтобы спать и посмеиваться. Спать потихоньку в своей постели, и чтобы никто не смел ничего спрашивать!
Арон. Я же не спросил, отчего ты кричала, я спросил, чему ты смеялась. Знаешь, когда я впервые услышал, как ты кричишь? Когда у тебя диабет начался. Ты однажды среди дня уснула на стуле. Я перепугался, думал, тебе плохо, сознание, думал, потеряла. А это инсулин у тебя упал. Когда закричала, как-то даже успокоился – раз кричишь, значит, жива.
Элька. Ступай домой. У тебя там жена. Хорошая жена, всегда дома сидит.
Арон. У нее есть телевизор!
Элька (с внезапным раздражением). Любовь ваша, как же!.. Кто сказал, что ты должен ее любить? Она твоя жена. Руку свою ты любишь? Откуда ты выдумал эту свою любовь?
Арон. Почему вдруг – любовь? Кто тут говорит о любви или нелюбви? Устал я… (Ложится на старый бугристый диван и тут же вскакивает.) Опять пружина? Что за проклятье – где ни сядешь, обязательно какой-нибудь гвоздь ржавый или пружина вопьются тебе в зад!
Элька (поднимается, чтобы уйти). Пошли, хватит.
Арон (возвращается и ложится на тот же диван). Ничего, мне и тут достаточно удобно.
Картина вторая
Тот же магазин, утро следующего дня. Лили сидит перед телевизором, Арон и Песах пристроились возле старого пианино, Арон играет, Песах отбивает такт на крышке.
Арон (продолжая играть). То самое пианино, и по-прежнему расстроено!
Лили. Не может быть, то мы продали.
Арон. Да? А фальшивит точно так же. (Обрывает мелодию.)
Песах. Что, я не так?..
Арон. Нет, братишка, ты в полном порядке, просто надоело. Хватит.
Песах продолжает отбивать такт.
(Подходит к старому сейфу, затесавшемуся среди прочей рухляди.) С каких это пор у нас тут завелся сей гроб?
Лили. Давно уже, никто его не хочет – такой громадный.
Арон. Неплохое местечко для фамильного золота… (Песаху.) Ты когда-нибудь заглядывал внутрь?
Песах продолжает отбивать такт, даже громче.
Ты что, сердишься на меня? Перестань, мы с тобой еще поиграем, только не сейчас. В другой раз, ладно?
Элька заходит в магазин с улицы с двумя увесистыми базарными кошелками в руках, опускает их на пол, с трудом разгибается, не может отдышаться, хватается за какой-то комод. Песах и Арон оборачиваются к ней.
Элька (стараясь скрыть свою немочь и слабость, накидывается на Песаха). Играешь средь бела дня! Что я, не слышала? Верно, братец твой распрекрасный будет тут работать, стулья чинить! (Едва не падает.)
Арон (подхватывает ее). Что такое? Иди, сядь. (Подводит ее к стулу.)
Песах. Это у нее сахар…
Лили. Я сейчас! (Подбегает к холодильнику, вытаскивает оттуда пачку мороженого, накладывает в вафельный стаканчик.)
Арон. На рынок ходишь? Подешевле купить? У тебя нет денег? Не на что жить?
Лили протягивает Эльке мороженое, та хватается за него, будто это лечебный эликсир.
Нарочно, да? Сначала тащится на рынок, натощак, не евши, лишь бы хлопнуться в обморок. Потом лопает свое мороженое! Пачками.
Между тем в дверях магазина возникает Покупатель.
Лили (обращаясь к Эльке, тихо). Это тот! Который утром был. Хотел холодильник купить, а после передумал.
Элька (наслаждаясь мороженым, оборачивается к Покупателю). Вот как? Передумал? А теперь вернулся?
Покупатель. Нет, извините… Я ошибся. (Хочет уйти.)
Элька (поднимается со стула, решительно направляется к нему, не выпуская из рук мороженого). Еще бы! Беги, удирай, прячься!
Арон. Уймись, отдохни, приди хотя бы немного в себя.
Покупатель. Да, да, я уже ухожу! (Пытается улизнуть.)
Элька (кричит ему вслед, не забывая о мороженом). Да? Иди, иди! Думаешь, убежишь? Это тебе так кажется! От Эльки никто еще никуда не убежал. Спроси всю Яффу, все тебе скажут. Вздумал посмеяться над Элькой? Над Элькой никто еще никогда не посмел смеяться! Сперва согласился, сказал: по рукам, а после передумал? Что тебе не понравилось? Ржавчина? Я что, новый холодильник тебе продаю? Почему сразу не смотрел? Сказал «да», значит, да! Зачем заставил тащить его, чистить? Я тебе что, девчонка на побегушках?
Покупатель. Нет, я не… (Исчезает за дверью.)
Элька (не желает угомониться). Нет? Я тебе покажу: нет! Кто вздумает со мной умничать, тот кончит с чертями в преисподней! Погоди, будешь у меня искуплением всей общины Израиля! Будет тебе Судный день! (Воодушевляясь все больше, обращается к публике в зале.) Вы тоже хороши! Чего уставились? Холодильника не видели? Давайте, смотрите! Чтоб у вас у всех глазелки повылазили! (Поворачивается к Песаху, который топчется у нее за спиной в тщетной надежде утихомирить ее.) Да? А ты чего? Тоже захотел?
Песах. Что ты кричишь? Он давно ушел, нет его!
Элька. Да ну? Правда? Ушел? До чего умен, до чего смекалист! А то я сама не вижу, что он ушел!
Арон. Не обращай внимания. Это мой скандал, мне причитается. Она на меня орет. Но про мороженое, отметим в скобках, не забывает! Осторожно, оно у тебя уже течет!
Элька (облизывает стаканчик и собственные пальцы и тотчас продолжает, обращаясь к сыновьям). А, вы оба вместе! Скандалы мои вам не нравятся? Стыдитесь такой скандальной матери, да? Ничего, с моими скандалами вы у меня жирных курочек кушали, когда тут вся Яффа еще на яичном порошке перебивалась! С моим шматьем! Да, такая наша жизнь – алте захен! Вонь, грязь, ржавые холодильники, шкафы трухлявые, кровати тоже не лучше. Стулья о трех ногах! Сегодня покупаем, завтра продаем. Зато, если что остается, золотишко приобретаем! Никаких банков, никаких акций, никаких распрекрасных русских изобретателей в Америке! Только золото! Чистое золото.
Лили (тихонько, словно про себя). Но никто тут ничего не сказал против золота…
Арон. Это я вчера кое-что сказал. Мама сейчас расправляется не с нынешним днем – со вчерашним.
Элька (усаживается за стол). Золото – надежная вещь. Честная. Золото своей матери не стыдится. Золото над матерью не насмехается. Золото не бросает ни с того ни с сего жены и не мчится в Америку. (Снова поворачивается к выходу на улицу, словно уловив там какое-то движение.) Беги, удирай, драпай! Поумнее тебя я некоторых кушала на завтрак с кашей! От румын, от украинцев, от немца ушла, всех обвела! (Обращается к залу.) Вас тоже обведу, уж будьте спокойны! Будьте уверены… (Без малейшего перехода сует Арону в руки лист бумаги.) Тут есть одна дама, хочет продать – все! В дом престарелых уходит. Иди, ступай к ней, погляди, что к чему…
Арон. С какой стати? Чего это вдруг? Я в ваших гешефтах не участвую. Не успел еще, можно сказать, вернуться!..
Элька. Пожрать ты уже успел! Два сына у меня – одному стул починить целый год требуется, другой за один год все успел: медицину начал изучать – бросил! Архитектуру начал – бросил! Кино – бросил! Целый год для этого нужен – бросить столько вещей?!
Арон. Три года, мать… И вообще, это было давно. Ты ничего не помнишь…
Элька. Честь и слава! Выучился до трех считать! (Указывает на Песаха.) Этот, по крайней мере, начнет чинить стул, так через год обязательно кончит.
Тем временем к магазину подходит с колясочкой Малия . Останавливается в дверях и склоняется над младенцем – поправляет что-то в коляске, вытаскивает одеяльце, вешает его на ручку. Песах, сам того не замечая, подходит поближе, заглядывает в коляску. Арон, воспользовавшись тем, что на него никто не смотрит, принимается крутиться возле сейфа.
Малия (Песаху). Ему жарко… Весь вспотел, крошечка моя. Уберу я это все, пусть лежит себе свободно. Так лучше, правда?
Песах. Да…
Лили (обращаясь к Эльке, которая наблюдает эту картину). Это та – я тебе рассказывала, – которая с ребеночком без мужа! Она уже один раз заходила сюда, тоже вот заводила всякие разговоры с нашим Песахом…
Малия (Песаху). Не понимаю, зачем я вообще напихала сюда все эти тряпки!
Песах. Я не знаю…
Малия. Ни за чем. Просто потому, что все так делают. Вечно наваливают на ребенка кучу одеял. Так ведь?
Песах. Возможно… Да.
Малия. Все сбито, все перевернуто! Куча-мала… (Вытаскивает младенца из коляски.) Можешь подержать его минутку?
Песах. Я?.. Вы… даете его мне?
Малия. А что тут такого? Ты что, украдешь его? Или обидишь?
Песах (смеется). Нет!
Малия. Ты хорошо смеешься. Славно. (Передает ему ребенка.) Держи. Тяжелый?
Песах. Нет, нисколечко не тяжелый.
Малия (с гордостью). А пять кило! Никак не меньше. Если бы ты держал пять кило железа или картошки, почувствовал бы, правда?
Песах. Я думаю, да.
Малия (приводя коляску в порядок). А с детишками – вес совершенно не чувствуется. (С нежностью.) Особенно когда они так вот улыбаются… Потому что все их любят. Моего особенно! Правда. Иногда сидит такая рожа, кислая, сморщенная, как выжатый лимон, а как увидит его – как он смеется, – ну, просто не может удержаться, обязательно улыбнется. Ничего не поделаешь, правда. Есть, конечно, такие мужчины, что только вид делают, будто бы на него глядят: «Какой прелестный ребеночек, какой сладенький!», а сами так и шастают по мне глазами, так и впиваются, особенно когда кормлю. Это ж мясо и молоко вместе! (Хохочет.) Хорошо я сказала, правда?
Песах. Я не знаю…
Малия. Ты покраснел!
Лили. Ничего удивительного! Это ж не просто младенчик!
Малия (оборачивается к ней). Как это понимать – не просто младенчик?
Лили. Сама знаешь. Ты даже не скрываешь, сама всем рассказываешь, что не замужем, что у него нет отца!
Малия (закончив устройство коляски, забирает малыша у Песаха, целует его, ласкает, смеется). Слыхал? Я тебя не скрываю! Что ж ты, вошка какая-нибудь, что ли, чтобы тебя скрывать? А если нет мужа, так что – ты уже не такой сладенький, не такой хорошенький? Только услышать разок, как ты гукаешь, как смеешься – ангелы так гукают, ангелы так смеются! Медовый ты мой, ананасик ты мой! (Песаху.) Ты знаешь, что этот ребенок сделал с моей душой?
Элька (не может больше сдерживаться). Хватит, госпожа хорошая, достаточно! (Песаху.) У тебя, кажется, работа есть, ступай, займись делом!
Малия (только теперь догадывается заглянуть внутрь магазина). Ой, вы продаете холодильники? Я как раз ищу холодильник. Мой перегорел, у меня все его питание портится.
Лили (Эльке тихо). Она купит, такая хорошо заплатит. Ты сиди, я с нею займусь. (Приглашает Малию зайти в магазин.) Вот, пожалуйста…
Малия. Так много? Мне нужен только один!
Лили. Возьмите этот, он изумительный, я даже хотела оставить его для себя. И не дорого, всего пятьсот лир.
Малия. Можно посмотреть?
Лили. Ну конечно, разумеется, пожалуйста!
Малия (смотрит, кому бы ей передать ребенка, протягивает его Эльке). Подержите минуточку, хорошо?
Элька смотрит на нее, не двигаясь в неподдельном изумлении.
Чего вы испугались? Вам что, никогда не приходилось держать детей?
Лили. Как это – не приходилось? Ей – не приходилось?..
Элька (Лили). Тихо ты!.. Хватит! (Малие.) Мы не продаем холодильников. Уходи, сделай милость. Иди, иди давай, покупай в другом месте! Блошиный рынок велик, весь полон такого товара!
Малия. Почему? Только что, минуту назад, вы соглашались. А может, я как раз хочу купить тут, никто не вправе мне запретить! Раз вы магазин, то обязаны продавать. Сколько, вы сказали, он стоит?
Элька. Семьсот!
Малия (вытаскивает кошелек, смеется). Я сама не так давно продала один такой за пятьдесят! Смешно, правда?
Лили (весьма неуверенно). Да, смешно…
Малия. Сколько же это мне придется работать за семьсот лир? И какая работа! Эти мои украшения – я еще, видите ли, должна приплачивать за то, что их делаю. Да, чтобы они согласились, чтоб только позволили мне изготовлять для них украшения!
Песах. Лили прежде сказала: пятьсот.
Всеобщее молчание, Элька и Лили смотрят на него, будто не верят собственным ушам, Арон отрывается от изучения сейфа и принимается разглядывать Малию.
Малия. А ведь правда!
Лили. Ну, я не знала… Я ошиблась. Это вообще-то не обычный холодильник… За такой и семьсот не дорого. Это только ради ребеночка…
Песах. Я тут по соседству видел холодильник за триста. В хорошем состоянии.
Элька, пораженная, без сил опускается на стул.
Малия (ничуть не смутившись, обращается ко всем присутствующим). Большое спасибо, по-моему, это с вашей стороны очень порядочно. Это редко встречается, чтобы в одном магазине подсказали про другой…
Лили. Да, действительно… Но я не уверена, что там такое же качество…
Элька. Там будет гораздо лучше!
Малия (укладывает ребеночка в коляску, собирается уйти, останавливается, оглядывает с любопытством все семейство). Кто вы такие?
Все молчат, будто застигнутые ее вопросом врасплох. Арон отходит от сейфа, садится за пианино и начинает играть.
Лили (немного оправившись). Что значит – кто? Мы – семья. Это мама, это ее сыновья… Дети…
Малия. Дети?..
Лили. Да. (Указывает на Песаха.) Это вот мой деверь… (Указывает на Арона.) А это – мой муж…
Малия. Но что вы все тут делаете?
Лили. Что за странный вопрос! Мы торгуем…
Малия. Все вместе?
Лили. Да.
Малия (указывая на Арона). И этот, который играет, тоже?
Арон (раскланиваясь). И этот, который играет, тоже!
Малия. Я пойду домой. (По ошибке пытается выйти через заднюю дверь.)
Элька. Куда, куда это?..
Малия (задирает голову, видит окошко, выходящее на лестницу). Ой, что это? Господи! Вы только посмотрите, какое небо! Там, в этом окошке! А на улице я даже не обратила внимания… Странно, правда? Как будто нужно было забиться в эту темень, чтобы вдруг увидеть небо! Понять вдруг, что оно существует. Это как после пожара какой-нибудь зеленый клочок в поле – тогда только и видим, какое оно было сочное и цветущее!
Элька (поднимается со своего места, направляется к Малие, по дороге отодвигает Песаха от Лили, берет Малию под руку). Ступай в другое место, хорошо? К морю иди, на набережную – там глядят на небо!
Малия. А вам никогда не случается так вот нечаянно взглянуть на небо?
Элька. Скажи мне: ты больная? Ты кому – мне ты задаешь такие вопросы?!
Малия. Правда… Как вы узнали? Я… Мне сегодня с самого утра нездоровится…
Элька. Если больная, ступай к своей матери. У меня, слава Богу, собственных идиотов хватает! Я холодильниками торгую, плитами, небесами я не торгую, поняла? У меня небо может всю жизнь оставаться на своем месте. Оно там и без меня прекрасно обходится! (Настойчиво подталкивает Малию к выходу.)
Малия (пытается освободиться). Я не знаю, что со мной… Вдруг так душно сделалось… (Прижимает руку к горлу.) Ой, цепочка…
Лили. У вас была цепочка? Золотая?
Малия. Да… Вообще-то я золото не люблю, но к ней как раз привыкла. (Наклоняется, начинает искать на полу, но вдруг, плохо себя почувствовав, распрямляется.) Нет, я правда должна лечь в постель…
Лили. Уходите? Не хотите искать?.. Золотую цепочку?!
Малия (обращаясь к сыну, лежащему в коляске). Пойдем… Пойдем домой. (Выходит.)
Лили (ползает по полу, ищет цепочку и обращается к Эльке). Я найду и отдам тебе! А что? Это твой магазин. Так ей и надо! Мало того, что потеряла, так еще и искать не желает!
Песах тоже всматривается во всякий мусор на полу, но старается делать это незаметно для остальных.
Элька (идет закрыть магазин). Я сегодня не работаю! (Останавливается на полдороги, оборачивается к Арону, сидящему возле пианино.) Я тебя, кажется, посылала поглядеть, что там есть у старухи. Что ты сидишь тренькаешь?! Нашел время дурака валять. Уезжает и возвращается, уезжает и возвращается! Если уж уехал, мог бы и не так скоро возвращаться!
Арон. Спасибо, мамочка, благодарю за теплый прием.
Входит Покупатель.
Элька. Закрыто! Мы сегодня не работаем.
Покупатель. Вы… не помните меня?
Элька. Я сегодня никого не помню. Не тех, что помню, не тех, что не помню!
Лили. Это он – который с холодильником!..
Элька (Покупателю). Что ты хочешь? Передумал, сбежал…
Покупатель (не знает, как сказать). Вы тогда стали кричать… браниться… Всякие угрозы… В мой адрес… Проклятия… (Вдруг с отчаянной решимостью.) У себя в Карпатах так орите! В Сибири у себя так проклинайте! Тут Израиль, просвещенное государство!..
Элька. За этим ты и явился?
Покупатель. Я покупаю этот холодильник! Да, я его куплю!
Элька. Так делай это побыстрее, я и так еле жива…
Покупатель. Вы меня проклинали, вы сказали, что я кончу с чертями в преисподней! Вы сказали, что я буду искуплением всей общины Израиля! Возьмите свои слова обратно, немедленно отмените их!..
Все смотрят на него в недоумении.
Что вы смотрите? А, понятно: современный образованный человек не должен этого опасаться, не так ли? Разумеется! Но когда заболеешь, становится не до современности! Не до научности. Я три инфаркта перенес, мне хватает страха и без ваших проклятий!
Элька (негромко). Я не ведьма.
Покупатель. Не знаю, тут про вас всякое говорят. В моем положении нельзя рисковать.
Элька. Оставь меня в покое. Ступай отсюда.
Покупатель. Я вас прошу! Вот деньги, возьмите. (Сует ей в руки деньги.) Повторяйте за мной: беру все свои слова обратно, аннулирую все проклятия, произнесенные здесь ранее!
Элька. Беру все свои слова обратно, аннулирую все проклятия, которыми ранее тебя проклинала!
Покупатель (протягивает ей руку). Мир!
Элька (уклоняясь от рукопожатия).…и благословение.
Покупатель. Нет, так не годится! Если мир, то надо пожать друг другу руки. Почему вы не хотите? Вы не окончательно аннулировали? Не от чистого сердца?
Элька (с неохотой пожимает его руку). Будьте себе здоровы!
Покупатель облегченно вздыхает и усаживается в кресло.
Элька. Что такое? Расселся мне тут! Еще, чего доброго, окочурится в моем магазине! Вставай, вставай, иди, зови носильщика.
Покупатель (оглядывается). Такая же в точности мебель была у моей матушки, там, у нас в доме… И запах такой же… (Поднимается.) Знаете, я его заберу в другой раз. Мне что-то нехорошо. (Продолжает в тревоге.) Слабость какая-то… Как будто вся кровь отлила от сердца… Как будто спитой чай у меня в жилах вместо крови… (Уходит, пошатываясь.)
Элька (опускается в кресло-качалку, но тут же в раздражении поднимается). Продайте его наконец! Думаешь, кресло, садишься, а оно под тобой скачет! (Усаживается на стул.) Голова у меня кружится. Что за чертова карусель вдруг, что за морока… Начинают с холодильника, а под конец… Этот с его проклятиями, та со своим младенцем. С небом своим!..
Арон. Она ведь правильно спросила: кто вы такие? Торгуете? Все вместе?
Лили. А ты сказал, что тоже торгуешь.
Арон. В присутствии врага следует сплотить ряды, не так ли?
Элька. Умник, балагур! (Поворачиваясь к Песаху.) Ты тоже хорош! Собственные дети – туда же… Холодильники уже идут на меня войной!.. Бывают же такие дни – гнилые… Помидор гнилой выкидывают, а день гнилой куда прикажете деть? День гнилой пристает, липнет… (Смотрит на деньги у себя в ладони.) А деньги эти откуда ко мне приклеились?
Лили. Ты что, забыла? Это он дал…
Элька. Сунул деньги и улизнул! Теперь выходит: я у него в долгу. Ненавижу быть кому-то должна! И больных ненавижу – одна только зараза от них! (Арону, тренькающему на пианино.) Что ты там барабанишь? Ночной клуб решил мне тут открыть? Цыганский табор? (Встает, покачивается от слабости.)
В эту минуту Песах замечает наконец на полу золотую цепочку Малии, украдкой поднимает ее и зажимает в кулаке. Распрямившись, видит Эльку, с трудом удерживающуюся на ногах, пугается ее вида.
(Уцепившись для равновесия за какую-то мебель.) Это ничего… Со мной все в порядке. (Вытаскивает из кармана какую-то таблетку.) Принеси мне воды.
Песах стоит, не в силах сдвинуться с места.
Ну, чего испугался? Сейчас в обморок хлопнется! Я здорова. Почти… Это мне плохо, а не тебе! Ты-то чего обмираешь? Не бойся, жену я тебе найду, успею. Пока не найду, не помру.
Песах делает какое-то движение, Элька замечает его судорожно сжатый кулак.
Погоди-ка, погоди! Поди сюда!
Он приближается.
Покажи, что у тебя там? Этого только не хватало – чтобы собственные дети кулаки мне под нос совали!.. (Разжимает его руку, видит цепочку.) Ее цепочка! От меня спрятал!..
Лили. Как это? Когда же он успел ее найти?
Элька. Ах она стерва!
Арон. Что ты злишься? Ты тоже была мать – я имею в виду с детьми, без мужа… Кричит, ругается…
Элька. Мать, которая отдает своего ребенка любому и каждому, для меня не мать! Мать, которая разбрасывает свое золото, для меня не мать! Что она ему скажет, когда нечего будет есть, когда он у нее начнет подыхать от голода?
Арон. Сегодня, мама, детей не крадут и от голода сегодня не подыхают.
Элька. Да? Вы дураки. Слепые!
Лили. Я сразу заметила, что у нее в голове не все в порядке. Не все дома! Разговаривает так, будто хочет удивить кого-то, а у самой ногтей вовсе не осталось. Сгрызла до самого мяса! Я слышала об одной, тоже вот грызла-грызла ногти, совсем уже сгрызла, ничего уже не осталось, так она стала пальцы грызть. Не могла остановиться. Так у нее от этого пальцы прямо начали гнить. Потом пришлось отрезать все до одного – по полпальца…
Арон. Хватит, заткнись!
Элька. Я сегодня не работаю. (Запирает двери магазина.)
Картина третья
Ночь, горит лампа. Песах играет с ребеночком Малии, лежащим в коляске, тявкает перед ним собакой, потом рычит медведем. В помещение заходит Элька. Увидев ее, Песах умолкает.
Элька. Что это? Что такое?
Песах. Что?
Элька (указывая на коляску). Это!
Песах. Просто… мальчик.
Элька. Да ну? А то я мальчиков не видала! Я тебя спрашиваю, что ЭТО?
Песах. ЭТО этот мальчик!..
Элька. Вот именно – этот мальчик! Теперь ты, по крайней мере, сказал правду – этот! Своим уже его числишь? Если ты уже числишь его своим, то, значит, и моим. Как же я рада! Поганая бабенка – недостаточно ей, что ты к ней бегаешь, чинишь ей все подряд, имеет еще наглость сюда являться! Только я за порог, пихает своего поганца! Бандита этого! Засовывает его мне в дом, будто тут ночлежка, двор проходной. Ничейная территория!
Песах хохочет.
Очень смешно! Развеселился…
Песах. Это я позвал ее зайти. Она просто проходила по улице.
Элька. А!.. Выходит, если кто позовет меня зайти, так я тут же так и кидаюсь, да? Еще бросает тут этого… Бросила и плясать поскакала!
Песах. Она не поскакала плясать.
Элька. Вот как? Ты уже знаешь, куда она поскакала и куда не поскакала? Разумеется, веришь каждому ее слову!
Песах. Это я попросил ее, чтобы она его оставила.
Элька. Ничего не скажешь – выучился говорить! И не просто говорить – языками! Думаешь, я не слыхала? Гав-гав! Бу-бу-бу! (Усаживается.) Сядь!
Песах продолжает стоять.
Ты знаешь, где я была, с кем встречалась?
Песах. Да.
Элька. Так почему ничего не спрашиваешь?
Песах молчит.
Хорошая девушка, я с ней целый час говорила. Как раз такая, как тебе требуется. Ты должен пойти, еще разок поглядеть на нее… Тогда уже скажешь: да или нет. Еще одна встреча не повредит. Согласен?
Песах не отвечает.
Что тебе в ней не нравится? Не слишком красивая?
Песах молчит.
Я с тобой разговариваю! Я еще жива, не умерла еще! Отвечай мне. Недостаточно красивая?
Песах. Да. Почему бы и нет?
Элька. Что – да? Какое «да»?
Песах. Красивая.
Элька. Красивая?..
Песах. Красивая, почему бы и нет?
Элька. Ах, вот как! Почему бы и нет!
Песах. Ну да, почему бы и нет?
Элька. Так в чем дело? Что в ней не годится? Не особенно умна? Нога ее тебе не нравится, да? Подумаешь, хромает немного… Что в этом плохого? Допустим, не хватает какого-то сантиметра. По-твоему, лучше, когда всего хватает и все гнилое? А?
Песах. Мне это не мешает, что она хромает.
Элька. Вот как? Так что же тебе мешает? Что сирота? Это, наоборот, даже лучше! Мы будем ее семья. По крайней мере, некуда будет удирать, если вдруг вожжа под хвост попадет.
Песах. Нет, мне не мешает, что сирота.
Элька. Так что тебе мешает?
Песах. Мне ничего не мешает.
Элька. Вот и прекрасно! Ничего не мешает, значит, можно жениться!
Песах отворачивается от нее и смотрит на ребеночка в коляске.
Ты ее не любишь, да? Конечно, а как же! Туда же – за своим замечательным братцем! Как мартышка… Тот не любит, этот тоже не любит! Если хочешь знать, это самое лучшее – взять такую жену, которую не любишь. С женой – это, мой милый, как с товаром. Дурочки всякие, балаболки, заходят, видят какую-нибудь тряпку, сразу восторги: ах, какая прелесть! Ах, какое чудо! Ах, как мне это нравится! А я тут же назначаю двойную цену. Нравится тебе? Плати! Когда я задумаю что-нибудь купить, я первым делом на эту вещь плюю: это товар? Тьфу! И можешь мне поверить, плачу половину. Любовь – это как тухлая рыба. Дают одну на двоих и велят съесть. Кто больше любит, тот больше и съест, а после и животом будет больше маяться. Можешь быть уверен, она тебя не пожалеет, что ты животом маешься, и уважать за это не станет. Пускай лучше она любит, а ты получай себе удовольствие! Жену надо брать как лекарство – если уж приходится, так с умом и с пользой.
Песах берется за коляску и хочет выйти.
Куда это ты?
Песах. Разве мы еще не закончили?
Элька. Я еще не закончила. Иди сюда.
Песах (поворачивается тем не менее к коляске). Он обкакался. Я должен вымыть его.
Элька. Да ну? Мать твоя тебя зовет – тебе это ничто, тьфу! Этот засранец обкакался – как же, ты должен бежать мыть его!
Песах. Чего ты от меня хочешь?
Элька. Это не жена для тебя, это для тебя яд! Отрава! Ты не понимаешь?
Песах. О чем ты говоришь?
Элька. Ты думаешь, я не вижу, что тут творится? Тебе нужна настоящая жена, не такая вот фифа с красивыми разговорами! Разговоры эти гроша ломаного не стоят! Прямо как бабочки они у нее изо рта вылетают – всякие слова красивые. Пестроты много, а смысла ноль! Да еще позволила нам себя обмануть. Ты ей потребовался на помощь, чтобы защитить ее, бедняжку! Тебе нужна такая, которая сама тебя защитит. Золотыми цепочками разбрасывается! Эдак она скоренько все наше золото расфуфыкает. Без гроша тебя оставит.
Песах как будто собирается что-то сказать.
Ты что-то хочешь сказать?
Песах. Нет, ничего.
Элька. Может, тебе ребенок этот нужен? Не твой ребенок? Никто даже не знает, кто его отец! Она и сама, верно, не знает. Ребеночек со вторых рук, это то, что ты хочешь?
Песах смотрит на нее как будто с внезапным интересом.
Что ты смотришь? Смотрит, как будто убить меня собирается!
Песах. Дай мне пройти.
Элька. Ты мне не приведешь в дом такое! Алте захен я держу на складе, а не в доме!
Песах. Это и мой дом или нет? Это не мой дом? Может, ты хочешь, чтобы я ушел отсюда?
Элька. А, уйти – вот что ты задумал! Жениться на ней и сбежать. В другое место! Будешь работать где захочешь, да? В другом месте! У Рахамимова! Это то, что ты хочешь, да?
Песах. Дай мне пройти. (Идет с коляской в квартиру.)
Элька остается одна, с трудом опускается на стул, стонет от боли. Кто-то стучит в дверь магазина. Она поднимается, плетется открыть. На пороге стоит Покупатель, смертельно бледный. Элька с раздражением смотрит на него.
Покупатель. Вы меня не помните? Я был в больнице. Я ужасно выгляжу, да?
Элька. Я не приемный покой. Магазин закрыт!
Покупатель. Я увидел у вас огонь. Ни одно окно уже не светится – я имею в виду здесь, на рынке…
Элька. Так что – запрещено мне зажигать свет в собственном магазине? Что тебе надо?
Покупатель. Только чтобы вы знали, что я не умер. Мой холодильник… Я ведь должен забрать его. Вы его никому не продавайте!
Элька. Я не собираюсь продавать. Иди себе…
Покупатель (уже почти уходит, возвращается). Можно посмотреть на него?
Элька. Что смотреть? Холодильник – он и есть холодильник.
Покупатель. Я хочу посмотреть… (Заходит внутрь.) Который мой? Я уже не помню…
Элька. Этот.
Покупатель (присматривается). Правильно. Весь ржавый.
Элька. Ну все, ступай домой.
Покупатель. Домой? (Собирается как будто выйти, но задерживается в дверях.) Меня только на один день отпустили из больницы… (Уходит.)
Снова стук в дверь, Элька не собирается больше открывать. Стук повторяется еще и еще.
Малия (протискивается в двери с чемоданом в одной руке и букетом цветов в другой). Здравствуйте!
Элька. Это что же, твой магазин, что ты так вот без спросу врываешься?
Малия. Извините… Но я постучала. Три раза.
Элька. Ну и что, что постучала? Ты постучала, я не открывала!
Малия. Я… Извините, но я тут оставила своего мальчика – с Песахом. Где он?
Элька поднимается, подходит к ней, смотрит на нее в упор.
Что такое?..
Элька отворачивается от нее, чувствуя вдруг, несмотря на всю свою злость, странную неуверенность.
Вам нехорошо? У вас что-то болит?
Элька. Мне очень хорошо. Ты – вот что у меня болит!
Малия. Я не понимаю… В чем дело? Где они?
Элька (снова возвращается к ней с внезапной решительностью). Сядь!
Малия. Извините…
Элька. Сядь. Пожалуйста.
Малия. Спасибо, но вообще-то я к Песаху… Я должна забрать ребенка. Где он?
Элька. Они там, в квартире – оба. Я хочу поговорить с тобой.
Малия. Поговорить со мной? О чем?
Элька (передумав вдруг). Ни о чем… Забирай своего ребенка и ступай отсюда прочь. И быстро!
Малия. Спасибо. (Хочет пройти в квартиру.)
Элька (останавливает ее). Погоди! Я тебе скажу, о чем. (Усаживается.) Садись!
Малия. Если вы не против, я лучше постою. (Садится.) Я только что встречалась с хозяйкой галереи. Неделями я за ними бегаю, наконец она назначает мне на сегодняшний вечер. Ну, чтобы все хорошенько рассмотреть, в тишине, не торопясь. Прекрасно. Я тащусь со всеми своими драгоценностями, полный чемодан изделий, а она едва соизволила взглянуть на пару сережек! Сидит и дремлет от усталости. Она, конечно, не виновата, но мне-то каково? Мне что делать? В конце концов, если на то пошло, я тоже устала и тоже хочу спать!
Элька не то не успевает ответить, не то вообще не считает нужным.
Чего еще я не сделала ради этих побрякушек, чем еще не пожертвовала? Только о них и думаю, можно сказать, мыслю ими, во сне их вижу, питаюсь ими! Ничего не вижу, кроме этих несчастных стекляшек! (Помолчав.) Не знаю, может, не так уж много я в них вложила, просто слишком многого от них ожидала? Попробуй пойми… Всякая идиотская серьга вынимает из тебя всю душу, а в результате ничего не выходит. А ребенок? Ребенка я вообще не хотела, он так, сам собой, нечаянно получился. Случайность. И такой чудесный вышел, я с ним так счастлива!
Элька (решается наконец приступить к тому, что ее действительно мучает). Да… Так что там у вас слышно?
Малия. Спасибо, все в порядке. А у вас?
Элька (с раздражением, каждое слово дается ей с трудом). Я насчет вас обоих… Ты… и он…
Малия. Я… и кто?
Элька (не знает, как продолжить). Цветы покупаете, милая барышня…
Малия. А, да! Это Песаху. Я хочу поблагодарить его. Он столько для меня делает, во всем мне помогает.
Элька. Нету у нас тут лошадей. Коров тоже.
Малия. Извините?
Элька. Лошади любят траву. Коровы.
Малия смотрит на нее, ничего не понимая.
Что смотришь? У нас в доме цветов никто не ест.
Малия. А!.. (Смеется.) Я понимаю. Песах мне рассказывал: вы много готовите. Вкусно. Это для вас важно – еда. Мне это как раз нравится. Хотя сама я не особенно умею… Мы жили в деревне, в мошаве, – курятник, огород… Но моя мама почти никогда не готовила – у нее, знаете, вечно была депрессия. У нас даже куры частенько оставались голодные…
Элька. Сколько это стоило? (Кивает на цветы.) Сколько ты заплатила?
Малия. Я не помню. Я вообще не спросила. Я люблю цветы…
Элька. Эти твои «не помню» мне дорого обходятся! Как та цепочка, которую ты потеряла. Прямо как море у меня тут разлилось под ногами – в собственном моем магазине. Забрасывают в него наживку – червячка маленького, а вытаскивают большую рыбу. Ты неспроста разбрасываешь золото! Бросаешь, говоришь: ничего не надо – а сама только и ждешь, как бы выудить побольше!
Малия. Я ничего не понимаю…
Элька. Ты не очень-то мне нравишься.
Малия (усмехается, хотя и обижена ее словами). Правда? (Становится серьезной.) Уже, так быстро?
Элька. Ребенок твой без отца – не очень-то мне нравится. Всякие слишком красивые слова, которые ты говоришь, – тоже не очень-то мне нравятся. И золотая цепочка потерянная, и цветы в подарок – даже не знаешь, сколько заплатила… И все остальное тоже – не очень-то мне нравится. Не очень-то!
Малия (с прежней усмешкой). Что ж… (Снова серьезно, едва не со слезами.) Что я вам сделала, что вы…
Песах входит в помещение магазина. Малия и Элька, взволнованные разговором, не замечают его. Он останавливается в стороне, в какой-то момент хочет, как будто подойти и вмешаться, но что-то его останавливает.
Элька (гневно). А ему ты нравишься! Уж не знаю, чем, но нравишься!
Малия. Он мне тоже.
Элька. А!.. Ну!..
Малия. Простите?
Элька. Нравятся… Оба… Друг другу…
Малия. Вы меня извините, но это личное дело каждого. И его в том числе.
Элька. Я своим детям даю все, что им требуется. Ронка, старший мой, когда пришло его время – я даже семнадцати не стала дожидаться, шестнадцать тоже достаточно, – я наличными заплатила одной… Подходящей, чтобы чистая была… Ты меня понимаешь?
Малия. Заплатили?.. Как это? Дали деньги?! Я не верю!
Элька. Когда наши дети хотят есть, мы им покупаем хлеб за деньги, верно? А когда они хотят женщину, так нет, нельзя? Отчего это? Женщина – это меньше, чем хлеб? Песах – это, конечно, другое дело, ему нужно больше…
Малия. Извините, но он… Он не ребенок! Это его жизнь… Как же так?!
Элька. Его жизнь! Ты знай: если ты только сделаешь что-нибудь моему Песаху – пеняй на себя! Моли тогда Бога, чтобы он над тобой сжалился, ты меня поняла?
Малия ничего не отвечает, смотрит на нее в полнейшем испуге и изумлении.
Что ты смотришь? (Со злобой, быстро, словно старается поскорей освободиться от того, что ее мучает.) Три ночи я не сплю! Женитесь, хорошо, пусть! Но чтобы жить здесь, со мной, в этом доме! Никаких «других мест»! И ты будешь глядеть, как я делаю, учиться, поняла?
Песах порывается вмешаться в разговор, но потом все же отступает.
Малия. Я… Я не… Кто вообще говорит о свадьбе? Мы просто… Мы недавно познакомились… Нельзя так сразу… Нужно постепенно… В этом все дело!
Элька. Ты хочешь замуж? Или нет? С этим твоим ребенком, с этим твоим приданым… У тебя ведь ничего нет, верно?
Малия. Да. Но вообще нет… Я еще не уверена, что я его люблю. Он тоже. Это безумие какое-то! Он что, любит меня? Так вдруг?
Элька. Любит тебя?
Малия. Он вам сказал… что-нибудь такое?
Элька. Никакого «любит», забудь об этом и думать! Люби сама, сколько тебе влезет, а его оставь в покое. В этом доме этого не ищи! Цветы тоже – никаких цветов! Никаких покупать! Каждую вещь спрашивать, сколько стоит. Брать только, что дешевле. Если тебе нравится «дороже», продавай дороже! Золотых цепочек не терять! Тут нет нищих, у которых ни гроша за душой! Живут как покойники, не важно им, можно терять, можно разбрасывать. Тут все есть, тут ничего не теряют! Это мои условия, ты поняла?
Малия (смеется, но так, что кажется: вот-вот заплачет). По какому праву вы ставите мне условия? Я у вас что-нибудь просила? (В самом деле плачет.)
Элька. Что это? О чем это ты убиваешься?
Малия. О вас!
Элька. Обо мне?..
Малия. Да. Так, как вы рассуждаете, это как будто вы говорите: у нас вообще нет любви! Не бывает такого, не может быть – она везде есть! Я всю жизнь мечтала – найти такую любовь…
Элька. Ну, и нашла?
Малия не отвечает, смотрит на нее.
Не нашла!
Малия. Я не знаю. И вообще, это еще не значит…
Элька. Выдумывает мне тут! Болтает… Обо мне она плачет!
Малия (уже не плачет, говорит тихо-тихо). Скажите, это он просил вас поговорить со мной?
Элька. Я не слышу.
Малия. Он просил вас поговорить со мной?
Элька. Он мой сын!
Малия (по-прежнему тихо). Ответьте мне! Он?..
Элька. Что?! Ты еще будешь орать на меня в моем собственном доме?
Малия. Я не ору, я только…
Элька. Не орет! По мне, говорить так, чтобы человек ничего не слышал, не мог слов разобрать, это еще хуже, чем орать!
Малия. Я хочу знать, это он вас просил или нет. Мне кажется, я имею право…
Элька. Конечно, он! А ты тут не будешь на меня поднимать голос в моем доме. И вообще, хватит, пошла отсюда!
Песах (подходит к ним, говорит Эльке не спеша и как будто спокойно). Это ложь, ты лжешь!
Элька. Ты?.. Она разевает на меня рот в моем собственном доме… Орет на твою мать, а ты!.. Вместо того чтобы заступиться, ты еще мне… Говоришь мне такие вещи?.. При ней?!
Песах. Ты лжешь, ты лжешь, ты лжешь! Я не просил тебя говорить с ней. Ничего не просил!
Элька. Я тут перед ней унижаюсь, расстилаюсь, превращаю себя в тряпку, а ты!..
Песах. Не делай ничего! Вообще! Не касайся, не пачкай!..
Элька (хватается за горло). Ты в жизни так со мной не разговаривал…
Песах (Малие, указывая на дверь в квартиру). Пойдемте, вы можете зайти…
Малия (в сомнении). Может, лучше… в другой раз?
Песах (с мольбой в голосе). Сейчас! У меня есть своя комната. Это мой дом! У меня…
Малия поднимается и идет с ним, Элька идет следом. Песах и Малия скрываются в дверях, Элька кидается вдогонку, но потом останавливается, возвращается. Постояв, снова бросается к задней двери и снова отступает. Сникает вдруг, охваченная внезапной слабостью, едва не падает, с трудом добредает до холодильника, накладывает себе мороженое в вафельный стаканчик, садится, разбитая и подавленная, ест мороженое.
Арон (входит снаружи весь помятый и растрепанный, на лице кровь и грязь, увидев мать, останавливается в некотором смущении, сменяющемся удивлением). Ты? Что, и сегодня собралась спать в этой берлоге?
Элька не отвечает, продолжает грызть мороженое.
А, мороженое!.. Что стряслось? Ну да, понятно – сбегала ночью на оптовый рынок! Можно достать еще дешевле, верно?
Элька всматривается в его лицо.
(Утираясь.) Что? Это чепуха, так – грязь… Машина проехала, окатила…
Элька с остервенением грызет мороженое, будто стараясь задавить рвущиеся наружу слова.
В чем дело? С кем ты воюешь? Мороженое свое кусаешь, будто с собаками грызешься! Полегче, а то еще кровь оттуда брызнет! (Усаживается.) Ну, если это тебе помогает… Кстати, это дельце со старухой я тебе устроил. Чудненько все обделал! Четверть цены. Меньше, чем ты бы сама дала.
Видно, что это сообщение радует Эльку, хоть она и продолжает грызть стаканчик.
Красивая старушка. Вся белая, почти прозрачная… Божий одуванчик. Под девяносто, а как в кино разбирается! Мы с ней целый час говорили. Тоже больше любит Бакстера, чем Чаплина. Даже не заметила, как я ее надул. Искусство кино… А ты говорила, что у меня одна дурь в голове! Видишь, даже дурь моя в конечном счете работает на тебя.
Элька хочет, как будто что-то сказать.
Ну, в чем дело?
Элька молчит, снова принимается за мороженое.
Если по правде, так она поняла, что я ее обдурил. Так вдруг посмотрела, будто хотела сказать: ну пусть, пусть тебе будет на здоровье! Если уж ты так стараешься меня обмануть, значит, тебе это очень нужно. Ты понимаешь? Я ее провел, обманул, но в конечном счете это она надо мной посмеялась! Пожалела меня. Но с другой стороны, это уже само по себе достаточная причина ее обмануть, не так ли? Зачем, в сущности, мне потребовалось так ее обставить?
Элька оставляет мороженое и смотрит на него так, словно собирается что-то сказать.
Действительно, нашел кого спросить! Помнишь мой первый бизнес? Облапошил какого-то мальчугана. Что ты мне сказала? Одобрила! Положила ладонь на голову: молодец, у тебя хорошая головка! И никаких сомнений, верно? Мороженое твое течет.
Элька все так же смотрит на него.
(Проводит рукой по лицу, видит кровь.) Это, что ли? Пустяки, немного расквасили физиономию. На рынке подрался. Перед закрытием. Какой-то прохвост орал на старуху, толстую такую, обзывал ее всячески. Странно: две старухи – одна красавица, вся белая, воздушная, я ее обжуливаю. Другая жирная, грязная, противная, я из-за нее дерусь. (Помолчав.) Кто я такой? Один и тот же человек? Знаешь, когда мне было семнадцать, я однажды хотел содрать себе кожу с лица, поглядеть, что там под низом…
Элька снова принимается за мороженое.
(С внезапной злостью.) Мне в самом деле нужны эти деньги! Я пытаюсь достать везде, где только возможно, но ничего не получается. Времени нету. Этот русский – он не станет ждать бесконечно!
Элька откладывает мороженое, как будто собирается заговорить.
Ну скажи же наконец!
Элька. Песах… Он меня беспокоит. У меня сердце разрывается!
Арон. Да, понятно: Песах, сердце… Кстати, где он? Я его почти не вижу.
Элька. В том-то и дело! Он с ней, с этой бабой! И теперь тоже. В своей комнате.
Арон. Он?.. С бабой? Какая же это? Та, с ребеночком?
Элька. Ты знал!
Арон. Да нет, просто так сказал. (Встает.)
Элька. Куда?
Арон. Поглядеть. Он когда-то любил подглядывать за мной, теперь моя очередь.
Элька (останавливает его в раздражении). Тут не до смеха! Ты должен что-нибудь сделать. Он не такой, как ты – со всеми твоими потаскухами. Они там с ее ребенком. Я его совсем не узнаю. Никогда в жизни он не смел так со мной разговаривать! Есть одна девушка – хорошая, подходящая, я все устроила. А он даже слышать не хочет! Не подступись!
Арон. Это действительно опасно. Такой мальчик, только недавно тридцать стукнуло, и уже своевольничает – не желает жениться на девушке, которую мама ему подыскала!
Элька. Еще и издеваешься?!
Арон. Почему же? Я ведь женился на той, которую ты мне устроила. Я – да, а он – нет!
Со стороны квартиры доносятся звуки аккордеона. Песах поет «Тихо лодка скользит…».
Эта песня!.. Ты помнишь? Его на второй год оставили, но все-таки пожалели – беженец, война, Катастрофа… Дали роль в школьном спектакле: он был капитан судна с нелегальными репатриантами. И пел эту песню. Ты ему купила аккордеон – самый большой, какой только нашелся, больше его самого! Все ему подтягивали, он был счастлив, такой серьезный, такой гордый! А теперь он ей поет – единственную песню, которую знает. (Приближается к двери, заглядывает внутрь, в квартиру, но тут же возвращается.) Он поет, а она спит. Задремала. (Садится за пианино и играет.) Гляди-ка: он знает всего одну песню, да и ту с грехом пополам, – как и все остальное, впрочем, – но он стоит на своем – он себе сам выберет жену! Ему даже не важно, что она спит, когда он поет.
Элька. Он должен ее бросить! Ему надо жениться на этой, которую я нашла. Тебе тоже лучше будет. Она будет тут заправлять всеми делами… Когда я уже… не смогу… Ты себе уедешь обратно в Америку, будешь делать что хочешь. Может, я даже сумею помочь тебе деньгами… Немного.
Арон. Да ну? Потому-то ты мне до сих пор не дала ни копейки – чтобы я продолжал торчать тут в этом хлеву? Ради него?
Элька. Я даже умереть не смогу спокойно. Он слабый. Ты сам знаешь, какой он…
Арон. Может, не такой уж и слабый… Не настолько… Похоже, что так.
Элька (тянет его с силой прочь от пианино, сама не в себе). Прекрати! Перестань бренчать! Нельзя оставлять его одного. Он такой… Он ведь как дитя малое. А эта – подлая бабешка, замарашка уличная! Она вмиг его окрутит. Не он ей нужен, не его она хочет, она мое золото хочет!
Арон. Правда? Твое золото?
Элька. Сделай ты что-нибудь!
Арон. Что ты хочешь, чтобы я сделал?
Элька. Ты меня спрашиваешь? Ты их знаешь, мерзавок этих – у, дрянь! Ребенка своего сует кому ни попадя! Себя тоже сует каждому, кому не лень! Кто захочет – приходи и бери. Ты с ними умеешь… Ты старший брат, помоги, открой ему глаза, чтоб он увидел, что это за птица! Чтоб она пропала, исчезла с наших глаз!
Арон. Как ты сказала? Ну-ка, еще разок…
Элька. Не знаю я, что я сказала. Не помню. Я тебе не магнитофон – еще раз!..
Арон. Я что-то не совсем понимаю… Ты мне предлагаешь, чтобы я….
Элька. Я тебе не румынская газета! Мне не нужно, чтобы ты меня понимал, мне надо, чтобы ты сделал, что от тебя требуется! Когда ты был мальчишкой, ты был мужчиной, а теперь вдруг весь запал из тебя вышел!
Арон (медленно подходит к ней, говорит с угрозой). Хочешь еще раз толкнуть меня в то же болото? В ту же грязь? Я, к твоему сведению, уже не малолетний, мне тридцать пять! Недостаточно было с тебя?
Элька (отступает в испуге). Ты что, что?..
Арон. Почему я облапошил эту старуху, ты думаешь? Ее, всех! Чтобы не предать тебя. Да, чтобы не оставить тебя одну, на этой помойке, на задворках! Я могу уйти – быть, как все: порядочный, чистенький, а ты останешься одна – грязная, вонючая, на рыночных задворках! Но тебе этого, видно, мало? Ты хочешь еще, больше?
Элька (отступая, наталкивается на кресло-качалку и падает в него). Нет! (Пытается встать.) Пусти, помоги мне!
Арон (подталкивает кресло, чтобы оно раскачивалось сильнее, склоняется над ней, смеется). Почему бы вместо этого тебе не дать мне что-нибудь хорошенькое? Золото твое, например? Почему бы – нет? Мне хватит половины. Почему ты не хочешь мне дать? Ты ведь обещала, не правда ли? Я был скверным мальчишкой, но я был хорошим сыном. Чего я только не делал для тебя! И за это в конце пути меня ждало золото, твое золото. Где оно? Я хочу наконец разочек взглянуть на него!
Элька. Не валяй дурака!
Арон. Не буду. (Оставляет кресло и выходит.)
Эльке удается наконец выбраться из качалки. Песах и Малия выходят из квартиры, Малия катит перед собой коляску.
Малия. Ой, я забыла там чемодан! Мои украшения… (Оставляет коляску с ребенком посреди магазина, возвращается вместе с Песахом в квартиру.)
Элька (обращаясь к коляске). А ты что смеешься? Подкидыш… Дурачок… Такой же, как твоя мать… (Подходит, поправляет одеяльце.) Еще наплачешься у нее, это уж точно – мамаша называется! Без отца… Бросает тебя одного… Божье дитя. Ничейное… Я-то видела, что бывает с такими ничейными… Кошкам бездомным и то слаще живется… Крысам и подавно. Красивая колясочка… Не поможет! (Садится, принимается катать коляску, качает и бормочет.) Мои дети росли… без колясок… Без кроваток… Я была их коляска… На себе тащила… День за днем… Грязь, снег… А ночью, бывало, положу их на себя и качаю – вот так, так… Они, глядишь, и уснут… Хорошо спали, крепко. Я была их авейгеле!.. (Сама незаметно опускает голову на грудь.)
Песах и Малия возвращаются, Малия пытается высвободить ручку коляски из Элькиной руки. Элька держит мертвой хваткой. Малия не знает, что делать. Песах слегка касается руки матери, та вскидывает голову, на секунду очнувшись, отпускает коляску. Песах с Малией забирают ребенка и выходят.
Конец первого действия