После отъезда семьи Аксельман из Одессы, мы неделю дома почти не разговаривали. Все были в подавленном состоянии. Маму часто можно было увидеть с покрасневшими глазами. Папа молчал, и напряженно о чем-то думал. Я сам был впервые в таком положении. Со мной раньше подобного не случалось. Жадность к жизни всегда клокотала во мне. Все время я куда-то стремился, куда-то спешил. Жизнь, ведь, уходит! Но тут я впервые почувствовал запах смерти. Вот был человек, и нет его. Раз, и все! Первое время я был в уверенности, что этого не может быть. Это какая-то ошибка. Ерунда. Сейчас раздастся звонок, и в трубке прозвучит Мишкин голос. Он, слегка картавя, скажет:

– Привет! Мороженого хочешь?

Я даже знал, что отвечу:

– Привет! А сказали, что тебя убили!

– Да ты их больше слушай. Собирайся. Я сейчас зайду, – ответит Мишка.

Но дни шли за днями, а Мишка не звонил. В один из таких дней, папа вдруг спросил меня:

– Ты сейчас чем занят? Не хочешь прогуляться?

– Хочу.

– Ну, тогда пошли. Пройдемся.

– А куда?

– Да пошли. Тут недалеко. По парку погуляем.

Мы вышли из дома и направились в сторону Греческой площади. Папа все молчал. Видно было, что он напряженно что-то обдумывает и рассчитывает. В такие моменты он мог разговаривать сам с собой или неожиданно ускорять шаг. В одном месте отец резко свернул. Я еле поспевал за ним.

– Па! Что такое? – спросил я.

– Ша! Тихо! – коротко ответил отец.

Мне показалось, что папа нюхает воздух. Он вертел головой, осматривался. Потом стал буравить взглядом асфальт.

– Пойдем! – неожиданно сказал папа.

Вскоре мы вышли на Проспект Мира. На скамьях под деревьями сражались шахматисты. Мы прошли мимо них, и через несколько метров папа остановился. Он смотрел себе под ноги, шел вперед, потом пятился, натыкался на прохожих и забывал извиняться. На нескольких досках прервалась игра. Папу это не волновало. Это был тот редкий случай, когда ему было все равно, что о нем подумают люди. Он напоминал мне охотничьего пса, взявшего след. На самом деле, почти так оно и было. Папа, каким-то только ему известным чувством, безошибочно нашел место убийства Миши. Милиция этого не смогла. Она ориентировалась на следы крови, на показания свидетелей. Но это все было рядом, но не там.

Папа подошел к шахматистам. Казалось, что он интересуется игрой. Молча, переходя от скамейки к скамейке, от доски к доске, он наблюдал. Это было странно, потому что папа в шахматы не играл. Мне оставалось только прикрутить дыхание, и смотреть. Наконец папа что-то решил, или нашел. Он замер возле одной из шахматных досок. Партия завершилась. Отец с улыбкой подошел к победителю.

– Я очень извиняюсь! – сказал отец. – Поздравляю! Красивая была игра.

– Да, – с гордостью ответил шахматист. – Сицилианская защита!

– Я так и понял, – сказал папа. – А скажите, вы тут часто играете?

– Ну… пару раз в неделю. Я знаю…? А что такое?

– Да нет. Ничего. Просто интересуюсь.

– Может, хотите сыграть?

– Не. Спасибо. Я не умею.

Шахматист был обескуражен. Ему уже казалось, что он нашел человека, понимающего толк в игре. Тем более, папин нос и картавость давали к этому все основания. Но, нет. Он ошибся. Возникла неловкая пауза.

– Меня зовут Моисей Аронович, – протягивая руку для приветствия, сказал шахматист.

– Абрам, – представился отец. – А это – мой сын. Младший.

Я подошел к человеку и поздоровался.

– В какую школу ты ходишь? – спросил он меня.

– В восьмидесятую.

– А-а! Знаю. Неплохая школа. Как учишься, не спрашиваю. Вижу. Молодец! Умеешь играть?

– Нет, – ответил я.

– Это плохо. Надо научиться. В жизни может все пригодиться. Присаживайся.

Моисей Аронович повернулся к отцу.

– Скажите, Абрам, а чего у меня такое ощущение, что вы мне хотите что-то сказать? Не знаете?

– Знаю. Я таки хочу вам шё-то сказать. И не то, шёбы сказать, а спросить. Если вы не против, конечно.

– Да, да. Прошу. Я весь здесь.

Папа присел с ним рядом на скамейку, и начал разговор.

– Моисей Аронович! Я сразу оговорюсь, шё мои вопросы вам могут показаться удивительными. Так я очень извиняюсь.

– Не извиняйтесь. Я когда-то был учителем в еврейской школе. Надо еще что-то объяснять?

– Уже нет, – смеясь, сказал отец.

– Ну, так, прошу.

Отец сделал паузу, и начал.

– Я перейду сразу к делу. Не будем, как говорится, тянуть кота за хвост. Тут пару дней назад случилось несчастье.

– Вы, какое несчастье имеете в виду?

– Я имею в виду убийство. Тут парня молодого убили пару дней назад.

– Так вы что, из милиции? – опешил Моисей Аронович.

– Нет. Я не из милиции. Просто родители погибшего – наши друзья. Они попросили меня опросить тут людей, кое-что выяснить. Может, кто-то шё-то видел, или слышал.

– Теперь я уже извиняюсь, – сказал шахматист. – А чего это они именно вас попросили? Вы что – Шерлок Холмс? Тут милиция уже ходила, спрашивала. Что-то там мерила, фотографировала.

– Нет, нет. Я – не Шерлок Холмс. Меня даже зовут по-другому. Люди меня попросили, потому что они уезжали. Некому ходить в милицию, и узнавать, что да как.

– Люди уехали, в смысле… уехали?

– Ну, да.

– Понятно. Ну и раз вы задаете мне такие вопросы, так значит что-то тут не то. Милиция, видно, не очень быстро ищет. Или вообще не собирается искать? Или ищет, но не может найти. А?

– Моисей Аронович, вы, наверное, математику преподавали?

– …и астрономию.

– Я так и подумал. Что и астрономию.

– Чего?

– Логика и хватка.

Математик пристально посмотрел на отца.

– Вы знаете, а вы мне нравитесь. Скажу вам даже больше. Я, кажется, догадываюсь, кто вы. Я о вас, возможно, слышал. Одесса ж город маленький. Все друг друга знают. Вы мне скажите, а вы случайно не работали в одном сером доме, тут недалеко?

– Работал. Но… давайте об этом не будем. Поговорим лучше о том, шё тут случилось.

– Конечно! Всегда рад помочь, Абрам! Задавайте любые вопросы.

– Вы были тут в тот день?

– Да. Играл, дышал воздухом. Я ж на пенсии.

– Видели что-нибудь?

– Что-нибудь? Я видел всё!

– Что именно?

– Ну, как всё случилось.

– И как все случилось?

– Этот мальчик… Ну… тот.

– Понимаю.

– Да, так вот. Он шел с девочкой.

– Откуда они пришли? С какой стороны?

– Они пришли со стороны Кирова, вон оттуда, – и он показал рукой направление. – Потом дошли до того перекрестка, и повернули. И так несколько раз. Гуляли.

– Как они себя вели?

– Вели себя так, как все в таких случаях. Красивая пара. Я поэтому и обратил на них внимание.

– Вы сказали «вели себя так, как все».

– Да, сказал.

– Как именно, «как все»? Все ведут себя по-разному.

– Ну, они шли, не спеша, разговаривали. Парень что-то говорил девочке. Она смеялась.

– То есть, не чувствовалось, что парень как-то напряжен, чего-то боится?

– Нет. Ну, что вы!

– Хорошо. Что было дальше?

– Дальше я обратил внимание на то, что за ними увязались каких-то два шкета. То есть, подростка. Такие, знаете, на вид… пэтэушники. То, что не одесситы – точно.

– Что значит, «увязались»?

– Увязались, значит, что увязались. Они стали ходить за ребятами туда-сюда. На некотором расстоянии.

– А с чего вы взяли, что они ходили за ребятами? Может быть, они тоже просто гуляли?

– Послушайте! Я ж не первый день на земле живу. Такие, как те из ПТУ, просто так никогда не гуляют. Еще и по проспекту, где в шахматы играют. Что им тут делать? Им место в пивной.

– Как отреагировал на них парень?

– Никак. Он на них не смотрел. Зачем они ему нужны? Мало, кто ходит по аллее?

– То есть, он не обратил внимания на то, что за ним кто-то ходит?

– Ой, я вас умоляю! Рядом с ним такая девочка… Надо еще по сторонам смотреть на каких-то жлобов?

– Верно, верно. Но потом, он все же заговорил с ними?

– Кто вам это сказал? Никого не слушайте! Все было не так. Эти жлобы… точнее сказать, один из них, сам подошел к парню.

– И что?

– Ну, я как раз тут готовил мат человеку. Так что, был занят. Когда я обратил на них внимание снова, так они мирно о чем-то разговаривали. Потом, раз! Крик девушки. Парень, смотрю, упал.

– Здесь подробнее, пожалуйста. Не спешите.

– А я не спешу. Куда мне спешить? Я же вам уже сказал. Этот пэтэушник и тот парень стояли, о чем-то говорили. Потом парень протянул пэтэушнику руку. Видно хотел попрощаться. И тут, все это и случилось.

– Что именно?

– Крик, и парень упал.

– Вы испугались?

– Я? Я после войны уже мало чего боюсь. Был командиром батареи. Так что, посмотрел на всякое.

– Понимаю… Вы видели, как он падал, тот парень?

– Ну, да. Раздался крик девушки. Я смотрю, парнишка как-то неестественно стоит. Как-то держит руку у груди, плечи подняты. А потом стал, как будто воздух руками хватать, и упал. Могу показать.

– Не надо. Спасибо. А, вот, скажите мне лучше, он стоял вот так, как вы сказали, согнувшись, здесь? – При этих словах, отец встал и направился к тому месту, которое он почувствовал.

– Именно. Вот именно там, где вы стоите, – ответил шахматист. – Милиция там даже не смотрела. Хотя… Она смотрела место, где парень уже лежал. А это всего пару метров в сторону. Какая разница?

Папа ничего не ответил. Он вновь присел на скамейку, рядом с Моисеем Ароновичем.

– Скажите, а чего он упал? Просто так? Стоял, стоял, и, вдруг, падает?

– Не знаю. Я сказал то, что видел.

– Может быть, он споткнулся, или его ударили?

– Да нет… Не знаю… Не видел… Никто его при мне не бил. Я так думаю, что его ударили до того. Иначе, чего бы он стал падать?

– Логично. А где в тот момент были те двое, «пэтэушники», как вы говорите?

– Они были рядом с парнем. Потом когда началась суета, быстренько оттуда ушли.

– А где была девушка?

– Она стояла рядом со своим молодым человеком, чуть сзади.

– Не обратили внимания на то, как она себя вела во время разговора? Может быть, как-то нервничала, или была спокойна? Может быть, принимала участие в разговоре?

– Нет, нет! Она не была спокойна, это точно. Я не все время туда смотрел. Но как посмотрю, так вижу, что она была неспокойна.

– А в чем это выражалось?

– Ну, как-то руки она держала… Ссутулилась… Не знаю. В общем, чувствовалось, что человек нервничает. Переживает. Я так думаю, что она испугалась. Я же учитель. Вижу, когда люди не уверены в себе, боятся или нервничают.

– Ну, да. Ну, да. Понятно. А кто вызвал милицию?

– Кто вызвал, я не знаю. Но когда парень упал, девочка закричала. Стала кричать: «Вызовите скорую!» Ну, тут началось!

Отец вздохнул. Молча оглядел еще раз место. Потом протянул руку учителю.

– Хорошо, Моисей Аронович! Спасибо вам большое! Вы мне очень помогли. Но, пора, как говорится, и честь знать. Не буду вас больше задерживать.

– Ой, что вы! Всегда рад помочь. Знаете что? А вы запишите мой телефон. Мало ли что? Это кушать не просит. А если, вдруг, что-то надо будет опять, так вы мне позвоните. Не надо будет меня тут искать. Правильно я говорю?

– Конечно! Спасибо большое! Давайте номер.

Папа записал номер на пачке папирос. Еще раз сказал «спасибо», пожал руку, и мы стали уходить. Но, к моему удивлению, мы не пошли домой. Отойдя на некоторое расстояние, отец сел на скамейку. Достал «Беломор», и закурил.

– Щас, – сказал он. – Посидим пару минут. Присядь.

Не успел я, как следует устроиться на скамейке, как к нам подсел какой-то тип. Меня это разозлило. Кругом было много других скамеек, пустых. Нет! Надо было сесть именно рядом с нами! Вот, зараза! Теперь не поговорить! Но тут неприметный тип вдруг сам заговорил с нами первым. И заговорил он не со мной, а с папой.

– Здравствуйте, Абрам Самуилович!

– Здравствуйте!

– Вам привет от товарища Теплухина.

– Спасибо.

– Вы меня, наверное, не помните?

– Ну, почему же? Помню. Поэтому и решил присесть, покурить. Понял, шё вы мне хотите ше-то сказать.

– Может ваш сын пойдет, погуляет?

– Нет. Не пойдет. С нами посидит. Он мне не мешает.

– Мне тоже. Я просто так спросил.

– Вот и хорошо. Так, как там Теплухин поживает? Как служба идет?

– Все хорошо. Он теперь зам. начальника отдела.

– Молодец! Толковый парень.

– Он хотел бы с вами встретиться, поговорить. Если вы не возражаете, конечно.

– Я не возражаю.

– Вот и отлично! Я ему передам. Тогда с вами свяжутся.

– Хорошо. Это все?

– Да, да, Абрам Самуилович! Это – всё.

– Тогда мы пошли. Будьте здоровы!

– И вам всего хорошего.

Мы поднялись, и не спеша, пошли. Через какое-то время я не выдержал:

– Па! Это кто был?

– Человек с бывшей работы.

– А как он узнал, что мы тут будем?

Папа ухмыльнулся:

– Да, как-то узнал…

– А как ты догадался, что он хочет поговорить? Ты его узнал?

– Слушай. Поживешь с моё, и ты будешь догадываться о многом.

Этот ответ ничего не объяснял. Но другого ответа всё равно не было, и мы молча пошли домой. Каждый наедине со своими мыслями и чувствами. Меня они переполняли. В тот день отец открылся мне еще с одной стороны. Таким я его еще не знал. Случившееся напоминало детектив или фильмы про шпионов. И я оказался в центре событий! Вот это да! Класс! Но только это было не в книге, и не в кино. В жизни все выглядело довольно буднично, но от этого не менее ярко.