Вечером нам позвонили. Отца попросили к аппарату. Кто был на том конце провода, я не знаю, но разговор был тихим и недолгим. После него родители перешли на идиш. Это означало высшую степень секретности. Иначе бы они говорили по-русски. Тайн от меня было мало.

На следующий день папа пришел домой поздно. Он был молчалив, угрюм, и от него пахло водкой. Я не любил его таким.

– Я был с Теплухиным в ресторане. Извиняюсь… Потом… Завтра…, – только и сказал он.

Отец пошел в ванную, а оттуда, спать.

На той неделе папа работал на заводе во вторую смену. Это значило, что уходил он на работу тогда, когда я еще был в школе, а приходил тогда, когда я уже засыпал. Поэтому поговорить с ним получилось только на выходных. В воскресенье мы пошли по «трассе здоровья» – дороге, идущей вдоль моря от Лонжерона до Аркадии. Понятно было, что родителям нужно поговорить. За неделю случилось много чего. И я им не мешал.

Сначала они говорили на идиш. Но потом папа что-то сказал маме, и они перешли на русский. Со мной никто не говорил, но из разговора я понял, что «конторе» не нравится папино рвение по делу Аксельмана, и Теплухин встретился с папой, чтобы об этом сказать. Маму эта новость не обрадовала. Она не испугалась, нет. Её трудно было испугать. В 1941 году, когда ей было 13 лет, она осталась сиротой, воспитывалась в приемной семье евреев Гориных, и работала на заводе. После отъезда Аксельмана маму назначили начальником швейного цеха, и в ее подчинении оказалось 250 женщин, большинство из которых без мужей воспитывали своих детей. За возможность заработать, эти люди не щадили никого. Так что маму было трудно испугать. Просто в случае с Аксельманом, мы оказывались меж двух огней. С одной стороны – «контора». Она мелочами не занималась. Она занималась всем. Раз они решились «показать свои уши», значит, дело Аксельмана было не таким простым. С другой стороны, как мы могли простить убийц Мишки? Он же моим родителям был, как сын. Да и перед Давидом Яковлевичем с женой у нас были моральные обязательства. Об этом даже излишне говорить.

Родители шли молча. Я плелся рядом. Даже боялся дышать. Но оттого, что задерживал дыхание, выдох становился только громче. В конце концов, папа не выдержал:

– Не балуйся! Шё ты там делаешь?

Я притих, но мама пришла на помощь:

– Дома не балуйся, здесь тоже нельзя. А где можно? Пусть делает, что хочет. Оставь его!

Папа ничего не ответил, и шел какое-то время молча. Тишину прервала мама.

– Знаешь, что я тебе скажу?

– Нет. Не знаю.

– Я тебе вот, что скажу. Твоим там что-то не нравится, и мы что? Должны поджать хвост и броситься в кусты? Пошли они к черту! Мы у себя дома! Чего это я буду бояться? Тут что – не советская власть!? Если надо будет, я до Москвы дойду!

Папа ответил не сразу:

– Шё ты хочешь этим сказать?

– Что я хочу сказать? Я хочу сказать, что пошли они к черту!

– Да, я уже это слышал. Шё, конкретно?

– Конкретно? Ты начал это дело? Доведи его до конца!

– Ну, хорошо. Не кричи… Я думал, примерно, также. Просто хотел твое мнение узнать.

– Ну, вот. Ты его знаешь.

Опять наступила тишина, но она была другой. Чувствовалось, что нет уныния, а есть творчество. Родители думали не о том, как отступить, а о том, как это сделать.

– Я думаю вот что, – сказал, наконец, папа. – Встречусь еще раз с Теплухиным.

– Зачем? – спросила мама. – Разрешения спрашивать?

– Да нет! Разрешения… Какое разрешение? Оно мне не надо. Просто скажу ему всё, как есть. Хочу, мол, все-таки разобраться. Извини.

– Зачем тебе это надо?

– Увидим… Они ж все равно узнают. Так? Так лучше пусть узнают от меня самого.

– Ну, смотри. Тебе виднее.

– Но, в общем, это правильно? Как ты чувствуешь? А, мама?

Мама взяла папу под руку, и сказала:

– Чувствую, что ты все делаешь правильно.

У папы глаза покраснели, но он бодро сказал:

– Ну, шё? Пора бы и покушать, а?

Вскоре на горизонте появился силуэт ресторана «Глечик». Это было очень кстати. Коллектив ресторана еще не знал, что его ждет. Мы застали их врасплох. Но «Глечик» быстро пришел в себя, и на столе появилось их фирменное блюдо – жаркое в горшочке. У-у-у! Вкуснота! Да еще в совокупности с их собственным хлебом…! Нет! Все-таки есть в жизни приятные моменты! Может быть, именно в такие моменты и возникает у некоторых людей желание писать книги? Не знаю. Тогда я не думал об этом. Тогда все было здесь. Родители, море, счастье!

Спустя пару дней папа встретился с Теплухиным. Отец сказал ему, что планы не изменились. Самостоятельное следствие он вести не будет. Но ради памяти о погибшем и обязательств перед его родителями, постарается выяснить все, что сможет. На удивление, Теплухин понял. Даже предложил посильную помощь. Но напомнил еще раз, что карточные шулеры, или «игровые», находятся в сфере интересов «конторы», и просил папу об этом не забывать. Для его же блага. Таким образом, Теплухин дал понять, что смерть Миши Аксельмана не была случайной.

Обо всём этом папа рассказал мне как-то вечером, во время вечерней прогулки перед сном. Когда ему нужно было о чем-то подумать, он любил пройтись до Соборной площади. В такие моменты он мысленно уходил в такие высокие дали и далекие выси, что начинал разговаривать сам с собой. Редкие прохожие перебегали на другую сторону дороги. Может быть, поэтому папа иногда меня брал на прогулку? Тогда получалось, что отец говорит со мной. И это уже выглядело не так странно.

К папиным странностям я привык. Ну, говорит иногда человек сам с собой, ну и что? Может быть ему так лучше думается? Зато результаты этих размышлений и разговоров с самим собой, были зачастую поразительными. Тот вечер не был исключением. Вне всякой связи с ожидаемым, отец вдруг заговорил о времени. О времени, как о физическом явлении:

– Я, вот, себе иногда думаю… Вот, время. Да? А шё такое время? Я с тобой говорю, и как только шё-то сказал, или сделал – это уже в прошлом. Если я шё-то скажу через минуту, так это будет уже в будущем. Шё же тогда настоящее? Понимаешь? И где начало времени, и где его конец? Вот мы говорим: «Прошел 1 год», например. А шё такое один год? Ты знаешь?

– Ну, один год – это оборот Земли вокруг Солнца.

– О! Правильно! Молодец! Один год – это полный оборот Земли вокруг Солнца. Кроме того, Земля еще вращается вокруг своей оси. Так? Ты это знаешь? Один оборот Земли вокруг своей оси – это сутки, 24 часа. И, вот, говорят: «Человек прожил год». То есть, человек прожил один оборот Земли вокруг Солнца? Так?

– Да.

– Ну, а где связь между продолжительностью жизни и оборотами вокруг Солнца? Другими словами можно сказать, что человек прожил, допустим, 50 лет, то есть 50 оборотов Земли вокруг Солнца? Но это же ерунда! Какая связь между двумя этими событиями? Никакой! Нет связи между старением организма и оборотами Земли. Во всяком случае, наука пока об этом ничего не знает. Поэтому, один человек выглядит в 20 лет, как в 50, а другой выглядит в 50 лет, как в 20. Понимаешь? У каждого свой механизм старения. И он никак не связан с оборотами Земли. То есть, не связан со временем. Он связан с чем-то другим.

– А с чем он связан?

– О! Вот это вопрос! Если подумать, то ответ найти не так просто. Было бы просто, его бы уже давно нашли. А так… Придумали время. Чтобы людям было проще ориентироваться в событиях. Когда кушать, когда спать, когда родиться, когда умирать. Время – это одежда событий. Не время течет, а течет река событий. Постоянно что-то происходит. Нет никакого перерыва. Если бы мы могли взглянуть как-то по-особенному на всю Землю сразу, то увидели бы, что идет поток событий. Кто-то рождается, кто-то умирает, где-то война, а где-то битва за урожай, и так далее. Поэтому, никогда никакой машины времени не сделают! Потому что времени нет, а событие ушло безвозвратно. Оно случилось, закончилось! Всё! Это, как в кино. Можно посмотреть кино еще раз, но влиять как-то на события в кино ты не можешь. Артисты уже всё сыграли… Кстати! Фотография и кино – это способ фиксации событий. Большего результата, я думаю, человечество, добиться не сможет. Понимаешь меня?

– Да. Понимаю. Интересно… Но ты не сказал, с чем связан возраст человека. Если не с оборотом Земли вокруг Солнца, тогда с чем?

– Да… С чем…? Мы тут подходим к одному очень большому вопросу. К вопросу о существовании бога. Ведь события происходили, происходят, и будут происходить независимо от существования человека. Ну, не было человека, и что? Ничего не происходило? Происходило. События шли своим чередом. Создавались и рушились миры, образовывались планеты и галактики. Вселенная жила! Может быть, даже, где-то были и люди! Только некому было это отмечать. Поэтому я пришел к выводу о том, что есть бог.

– Ты это серьезно!?

– Конечно.

– Ой, па! Ну, какой бог! Нет никакого бога. Это же известно. Сказка для бабушек.

– Ну, нет… Не сказка… Я тебе так скажу: «Бог есть».

– Та ну, па! Вы же коммунисты!

– Ну и что? Одно другому не мешает.

– Как не мешает? Ленин же говорил, что бога нет.

– Да. Ленин говорил так. Это правда. Писал, например, что электричество заменит крестьянину бога. Вместо бога крестьянин будет молиться электрической лампочке. Говорил также и о том, что пролетариат не нуждается в такой сказочке, как бог. Но мы же сейчас не о Ленине речь ведем, а о боге. Ленин – человек. А человеку свойственно ошибаться. Кроме того, я думаю, что Ленин не признавал того бога, о котором рассказывало духовенство. То, что они рассказывают, так то действительно сказка.

Но есть другая сторона медали. Она в том, что многие события в жизни просто так не объяснишь, так это говорит как раз о том, что есть что-то или кто-то наверху. То есть бог. Это же очевидно. Я думаю, что Ленин в конце жизни это тоже понял. Он был очень умный человек. И, вот, вопрос о жизни и ее продолжительности – как раз один из таких вопросов, на которые так просто не ответишь.

– Как это?

– А так. Если мы определили, шё нет связи между старением и оборотами Земли вокруг Солнца, то от чего же тогда зависит продолжительность жизни? Один человек живет 30 лет, а другой 100. И дело здесь не в том, что один делает зарядку утром, а другой – нет. Это влияет, конечно, но не всегда. Можно ж просто попасть под машину, не дай бог, или утонуть. Так в чем же дело? Чего один живет столько, а другой – столько?

– Да. В чем же дело?

– А дело в том, шё каждому определена своя роль в жизни. Каждый имеет свою задачу. И для решения этой задачи дается определенная продолжительность жизни. И где тут обороты вокруг Солнца? При чем тут это? Роль в жизни определяет не Солнце, и не обороты вокруг него. С таким же успехом можно ходить и вокруг костра. Я думаю, все дело зависит от того, исполнил человек свою роль, или не исполнил. От этого зависит, когда человек умрёт. А шё значит на практике, исполнил или не исполнил свою роль человек? Это значит, участвовал ли он в каких-то событиях, или нет? Сделал шё-то или нет? Вот шё бога интересует. А не какое-то там время. На черта оно ему надо? Понимаешь?

– Да… Понимаю… Интересно…

– Интересно? Это хорошо, шё интересно. Значит, ты сам начнешь задумываться о жизни. А это всегда полезно.

– А как ты стал думать о боге?

– Ну, у меня же мама была из религиозной семьи. Ее фамилия была Вайсблат. Мама молилась каждый день, папа – нет. Если мы шё-то были голодные или недовольные чем-то, так она всегда говорила: «Не гневите бога! Скажите спасибо за это!» Вот такой она была человек. Умерла, бедная, вот так, шё могилы не найдешь. Немцы…

Отец глубоко вздохнул, и мы некоторое время шли молча. Неожиданно он продолжил разговор:

– Я еще, когда мама была жива, думал: «Как она, такая умная женщина, может верить во всякую ерунду?» В школе же нам рассказывали, сам понимаешь, шё. Шё бога нет, и не предвидится. Партия тебе и бог, и царь, и герой. И мы в это верили! Такие стройки кругом шли! Такая жизнь была! Всё кипело! А тут, мама с своими молитвами… Какой там бог? Смешно, честное слово… Но ты знаешь, постепенно, я все равно стал как-то об этом задумываться. Уже не помню, почему. Но стал об этом думать. Ну, а потом… война. Там всякое происходит. Я видел, как люди молятся. Даже члены партии! По-секрету, тихо, чтоб никто не видел, а то будут крупные неприятности. Всем хотелось жить… Так что, вот так у меня с богом сложились отношения поначалу. Главное, шё я понял – шё он есть. Это самое главное. А потом от этого уже можно плясать.

– А что было потом?

– Потом ничего не было. Закончилась война, и я стал работать в органах. Там не до бога. Там бога нет. А если и есть, так очень мало.

– А чего? Плохих людей много?

– Там плохих людей много? Ты так думаешь? А где их мало? Нет… Там не в этом дело. Не потому там бога нет, шё плохих людей много. Там бога нет, потому шё в органах знают о людях всё. Знают людей такими, какими они есть на самом деле. От этого почти всегда становится неприятно. Люди годами живут в семьях, в коллективе, а семья и коллектив их и не знают по-настоящему. Узнают, когда случается шё-то такое, из ряда вон выходящее. А такое ж бывает не всегда. Вот люди и живут неизвестно с кем. А у нас о человеке быстро всё узнают. Пусть только попадет на карандаш!

– А как попадают на карандаш?

– Ну, смотри… Система так организована, шё стоит любому человеку чуть-чуть чем-то отличаться от толпы, он сразу попадает в поле зрения органов госбезопасности.

– Даже школьник?

– Именно школьник! Со школы все и начинается в большинстве случаев.

– Я что-то не видел, чтобы за нами кто-то следил.

– Ну, еще этого не хватало! Ты не видел… Если бы ты увидел, то тогда вообще надо всех уволить. Тогда, дело – труба! Органам сообщают сведения много народу. Граждане рассказывают обо всем, и обо всех. Был бы слушатель. Сплетничают люди с удовольствием. Но нас интересуют не все. Если бы госбезопасность занималась всеми, то тогда некогда было бы в туалет пойти. Не то, шё иметь отпуск и выходные.

– Но ты же сказал, что органы интересуются всеми!

– Не всеми, а теми, кто чем-то выделяется из толпы.

– Ну, например.

– Например, школьник хорошо учится, побеждает на олимпиадах. Или хороший спортсмен. Или задает много лишних вопросов на уроках истории. Всё! Он уже попал в поле зрения. За ним начинают присматривать.

– Каким образом?

– Чаще всего через комсомольскую организацию, или пионерскую. В зависимости от возраста объекта. Ну и администрация школы, конечно, не остается без дела.

– А зачем за такими учениками присматривают?

– Причин несколько. Прежде всего, нас интересуют семья, взгляды, разговоры. Это выясняют для того, чтобы понять, не врагом ли такой школьник станет в будущем, как он использует свой талант? Другая причина в том, шё такого парня, или девушку можно потом использовать на благо нашей советской родины.

– На работу взять?

– На работу взять, или использовать его талант как-то иначе. По назначению. Может он талантливый физик, или математик. Можно ему помочь поступить в институт, а потом он станет делать какие-то открытия в науке и технике. Понимаешь?

– Угу.

– Главное здесь, шёбы человек вреда не принес, а наоборот, принес пользу. Тогда страна будет процветать.

– А если человек в школе ничем не выделялся? Зато потом стал артистом или инженером? Что тогда?

– Да. Бывает такое, шё не все в школе – гении. Человек может раскрыться и позже. На потом у нас тоже люди есть, которые присматривают за остальными. Это и в институте, и в армии, и на производстве. Словом, везде. Люди живут, и не знают, шё за ними наблюдают.

– Ого! Это ж, сколько людей надо, чтобы в органах работали!?

– Да нет. На самом деле в органах работает немного. Главное в этом деле – организация. Организуешь дело правильно – и всё! Дело пошло. Всё начинается с организации.

– А у нас дело организовано правильно?

– Конечно! Сталин организовал. Поэтому всё и работает.

– Мы начали с бога, а перешли опять к Сталину.

– Ну, так разговор пошел… А о боге, если хочешь, можем продолжить. До дома еще есть время.

– Все интересно. И о боге, и о Сталине. Просто о Сталине мы уже говорили.

– И будем говорить еще не раз. Он оставил свой след в любой области, за какую не возьмись.

– А я знаю область, в которой Сталин свой след не оставил!

– Да? И какая же это область?

– Бог!

– Вот в этом как раз ты и неправ! Шёб ты знал, Сталин в молодости учился в духовной семинарии. Так что, о боге он, как раз, знал много.

– Сталин учился в семинарии!? Это, наверное, секрет?

– Да нет! Ну, какой секрет? Сталин сам об этом говорил, и не раз. И в биографии его это написано.

– Ничего себе!? Сталин учился в семинарии!?

– А шё здесь такого?

– Ну, как? Сталин и семинария?

– А ты думал, шё Сталин откуда? Или где он учился?

– Ну, не знаю…

– А Ленин – из дворян. Вам об этом говорили?

– Да, говорили.

– Ну, так, почему Сталин не мог учиться в семинарии?

– Ну, не знаю… Как-то не представлял себе этого.

– Хотя, ты прав. Сейчас я сам об этом подумал. Представляешь, товарищ Сталин мог стать попом! С ума сойти…! Но, как бы там ни было, Сталин знал о боге много. И, все-таки, стал революционером.

– Да… Интересно. И как бог на это все смотрит?

– На что?

– Ну, на революционеров? Они же говорят, что бога нет?

– Да богу, я думаю, все равно, шё они говорят. Главное, шёбы они делали то, шё ему надо.

– А ты думаешь, что все эти революции, войны, бог устраивает?

– Бог не устраивает. Устраивают люди. Но по плану бога.

– И как ты это понял?

– Как я это понял…? Я как-то задумался о том, шё все планеты, и наша Земля в том числе, как-то висят в воздухе, и не падают. Ты никогда не задумывался об этом?

– Нет. Но, действительно, как это получается?

– С точки зрения физики все объяснимо. Все планеты, во всей Вселенной, взаимосвязаны друг с другом. Какие-то планеты притягиваются одна к другой, какие-то – отталкиваются. Поэтому есть какой-то баланс. Ну, например, если бы мы могли взять достаточной массы несколько магнитов, и поместить туда какой-то железный шарик, то этот шарик мог бы висеть просто в воздухе, между этими магнитами. Понимаешь? Одни полюса магнитов этот шарик притягивали бы, а другие – отталкивали. Так и планеты. Одни притягиваются, другие отталкиваются. Вот они и висят в безвоздушном пространстве. Никаких ниточек к ним не привязано. Сами висят.

– Да… По-моему, все правильно. Только причем здесь бог?

– А бог здесь при том, сынок, шё кто может во всей Вселенной так уравновесить все силы воздействия на все планеты, а? Вселенная же бесконечна! Кто может все силы притяжения и растяжения учесть? Только тот, кто стоит вне этого! Тот, кто может знать массы всех планет! К тому же Вселенная не стоит на месте. Она движется. Да еще и всякие метеориты летают. То есть, еще надо учитывать и это! Представляешь себе эту силу!? Невозможно представить. Так кто этим всем занимается? Ответ напрашивается сам собой – бог!

– Да…! Тебе надо об этом написать.

– Кому? Давай Брежневу напишем? Он точно поймет.

– Да нет! Зачем Брежневу? Надо написать в какой-нибудь научный журнал.

– В научный журнал…? Про бога…? Ты шё, смеешься? Какой научный журнал про бога напишет?

– Да… Точно… Ну, а что же тогда делать? Оставить такое открытие просто так?

– А кто сказал, шё это открытие? Это я так просто думаю. Но это же ничего не значит. Расскажешь какому-то настоящему физику, а он засмеёт. Так шё, не горячись. Но подумай о том, шё я сказал.

– Я подумаю.

Мы подходили к нашему дому. Было жаль! Хотелось много еще о чем поговорить. И о боге, и о войне, о планетах, и о времени. Хотелось знать, что отец решил по Мишке. Но обо всем этом мне придется спрашивать в следующий раз. Время, надеюсь, будет. Время, которого оказывается, вообще не существует.

И вновь папа предстал передо мной в каком-то новом свете. Всякий раз он меня удивлял. Есть бог… А времени, наоборот, нет… Чудеса! Наверное, я просто ничего не знаю, хотя и учусь хорошо. А может быть моя реакция – это только возраст, и больше ничего? Когда тебе 13, наверное, всё удивляет? Я ответа не знал. Но дал себе слово больше не удивляться, еще не зная, что уже на этой неделе я его не сдержу.