В начале августа Олег, чувствуя, что силы практически вернулись, а новый удобный протез давал ему возможность ходить без палочки, попросился на приём к Савушкину. Понимал, что начальник управления уголовного розыска вряд ли решит такой важный вопрос, но Юрия Николаевича он знал теперь как отзывчивого человека, который… ну, хотя бы посоветует что делать.

— Товарищ полковник, это Александров. Можно к вам зайти? — спросил он Савушкина с домашнего своего телефона.

Тот живо и радушно откликнулся:

— Конечно, Олег! Что за вопрос?! На пятнадцать ноль-ноль устроит? У меня вроде бы ничего срочного…

— Да, устроит.

Точно в назначенное время Олег постучал в дверь знакомого кабинета. Бывал здесь раз или два, давно, ещё до поездки в Чечню, привозил по поручению Шайкина документы.

Савушкин — в голубой, с коротким рукавом рубашке и чуть приспущенным галстуком, с внимательным, цепким взглядом серых глаз — встал из-за стола, шагнул навстречу лейтенанту, смотрел, как тот шел по кабинету, подал ему руку. Улыбнулся:

— Вижу, вижу, — молодцом!… Ну, садись, рассказывай. Как самочувствие?

Савушкин вернулся за стол, ответил кому-то по телефону, вторую трезвонившую трубку брать не стал, махнул рукой — подождите, мол, занят.

— Всё хорошо, Юрий Николаевич. Нога к протезу привыкает, инвалидом себя не чувствую.

— Так-так, хорошо. — Полковник проявил чисто человеческое любопытство: — Как протез-то держится? На ремне?

— Нет, это другая конструкция, немецкая. На вакуумной присоске.

— А-а… Мой дед, Олег, на деревяшке прыгал. Вернулся с фронта, в сорок третьем, также вот, без ноги. Правда, фриц ему культю пониже колена оставил, ступню деду миной оторвало. Ну вот, сначала на костылях вышагивал, вроде как на трех ногах, а неудобно, конечно, руки-то всё время заняты! Ну, деду надоело так скакать. Он мастеровой у нас был, столярным делом до войны занимался. Короче, надоело ему с костылями маяться, он себе деревянную ногу сделал, протез. Такой, знаешь, на бутылку похож, только вниз горлышком перевёрнута. Ремнём его к поясу пристегнул и — вперёд!… Я маленький ещё был, а помню: дед доволен был, что руки у него теперь свободны. Правда, натирал культю, я ему помогал перебинтовывать…

Снова зазвонили, Савушкин выслушал кого-то с серьезным лицом, сказал: «Хорошо, я не возражаю. Пусть занимается».

Вернулся к разговору:

— У тебя какие проблемы, Олег? Ты, ведь, на больничном ещё?

— Да, на больничном. Но самочувствие вполне уже, Юрий Николаевич. Работать хочу, на питомник вернуться.

Савушкин озадаченно смотрел на лейтенанта.

— Олег, одно дело мой дед: село, частный дом, верстак с рубанком. Постругал доску, отдохнул-перекурил, курам зерна сыпанул, по двору прошелся… Но — розыск! Твоё желание продолжать службу я по-человечески приветствую, но сам понимаешь: бегать с собакой по вызовам?… Не представляю.

— Я выдержу, товарищ полковник!

— Гм.

Савушкин задумался. Барабанил пальцами по крышке стола, смотрел за окно. Олег смотрел на его руку — как хорошо, послушно работали пальцы! А его правая рука ещё не того, не совсем…

Олег спрятал её под приставной столик, у которого сидел перед Савушкиным. Впрочем, полковник всё знает, читал же, наверное, заключение врачей — перебиты нервы, рука пока что полностью не восстановилась, но Юрий Николаевич — не чванливый чинуша, равнодушный к горестям других людей. Стал бы он про деда своего, прыгающего на деревянном протезе рассказывать, если бы не сочувствовал ему, Олегу?!

Савушкин спросил:

— А как там, на питомнике? Знают о твоём желании вернуться на службу?

— Знают.

— Ну и?…

— Шайкин против.

— Вот, видишь. Значит, будут проблемы.

— Я жаловаться не приду, товарищ полковник.

— Да я знаю, ты не из жалобщиков. Но, может, о чём другом будем с кадровиками говорить, Олег? В милиции много разных служб и кабинетов. Ты институт окончил?

— Нет пока, четвертый курс.

— Давай я тебя в управление к себе возьму. Компьютер знаешь?

— Знаю. У меня дома есть.

— Ну вот. Статистикой будешь заниматься, ходить никуда не надо.

— Я кинолог, Юрий Николаевич. Меня Линда ждет. И вообще…

— Собака, что ли? — Савушкин совсем по-детски рассмеялся.

— Ага. Мы с ней в Чечне вместе были. Боевой друг, можно сказать.

— Ну хорошо, про друга не забывай, можешь её время от времени проведывать. Дома можно пса завести.

— Я хочу служить по своей специальности, Юрий Николаевич! Прошу меня понять. Я же к вам не просто так пришёл!

Савушкин крутнул головой. ещё раз внимательно глянул на Олега, взялся за телефон.

— Виктор Михайлович, приветствую тебя… Знаешь, кто у меня сейчас сидит? Лейтенант Александров. Да, тот самый, кому ты орден с Тропининым вручал… Вот тебе и «А-а…» Он на работу выходить собирается, по старому месту службы… Я ему то же самое говорю: как будешь с собакой на протезе бегать? А он заверяет — сумею… От инвалидности отказывается, да. Поблажек не просит… Хорошо, я понял.

Полковник положил трубку.

— В общем так, товарищ лейтенант. Барьеров тебе много придется преодолеть. Милиция — та же армия, бюрократов пруд пруди. Прежде всего, конечно, медики. Никто из них в восторг от твоей просьбы не придёт, знаю. Уголовный розыск и офицер без ноги. Нонсенс!

— Маресьев без обеих ног на боевом самолёте летал и немцев бил, Юрий Николаевич! — дрожащим голосом, отвечал Олег. — И дедушка ваш, фронтовик, без дела не сидел, сами рассказывали. А если бы с Вами такое случилось — Вы бы в инвалидную коляску пересели? Или по вагонам электрички с шапкой ходили: пода-а-айте пострадавшему в чеченской войне-е… Так, что ли?

— Ну, ты загнул! — Савушкин снова засмеялся. — Утрируешь, Олег. Я же не против, сразу тебе сказал… Давай вот как решим: ты пишешь рапорт с просьбой оставить тебя на службе…

— Вот он. — Олег выхватил из куртки вчетверо сложенный лист бумаги, подал.

— Хорошо. Моё принципиальное согласие ты получил, с Черняевым я сейчас говорил, ты слышал. Тропинин, думаю, поддержит твою просьбу… Словом, проходи комиссию, убеждай врачей. Они будут тебе палки в колеса ставить. И министерство. Там, на самом верху. Надо кого-то в Москве подключать.

* * *

Олег знал, кого именно: Колчина, начальника кинологической службы МВД. От него многое зависело.

… Познакомились они летом девяносто четвертого года в Петербурге. Олег с Линдой в составе сводного отряда кинологов МВД обеспечивали безопасность Игр Доброй Воли. Там, на трибунах спортивного комплекса, в куче мусора, Линда и обнаружила фальшфейер в пачке из-под сока.

Заложили его, как потом выяснилось, московские чекисты: решили проверить работу служебных собак.

Отличилась Линда.

Олега, тогда ещё сержанта милиции, наградили знаком «За отличную службу в МВД», а начальник кинологической службы министерства, полковник Колчин, «положил на него глаз», понравился ему этот серьезный, парень, воспитавший такую классную собаку.

Потом они встретились в Москве, когда отряд кинологов летел под началом подполковника Даурова в Чечню.

Потом был Гудермес, шоссе, «Урал»…

С бьющимся сердцем Олег набирал сейчас московский номер. Как ещё отнесётся Колчин к его просьбе?

Тот о ранении Олега знал.

Полковник выслушал просьбу о помощи, сурово спросил:

— Олег, ты твёрдо решил остаться на службе?

— Я бы не звонил, Сергей Викторович.

— Ладно… Я попробую тебе помочь. Придется идти к министру, ниже никто такой вопрос решать не будет. Собирай документы — ходатайство вашего УВД, заключение врачебной комиссии, характеристики. И присылай всё это мне.

Начались для лейтенанта Александрова новые, нервные хлопоты.

Сколько он кабинетов прошагал на своем протезе, сколько видел удивлённых глаз — зачем тебе это нужно, парень? Жил бы себе спокойно, пенсию получал…

Нужные бумаги постепенно, одна к одной, ложились в заветную папку.

Теперь у него были на руках:

— заключение кадровиков: «Об оставлении на службе лейтенанта милиции Александрова О.М.»;

— заключение военно-врачебной комиссии;

— ходатайство главного управления уголовного розыска;

— ходатайство генерала Тропинина;

— ходатайство губернатора Придонской области;

— заключение ГУОШ МВД «О результатах проверки факта гибели и ранения сотрудников органов внутренних дел в районе г. Аргун Чеченской республики»;

— личный рапорт.

На сбор всех этих жизненно важных для Олега бумаг ушло почти два месяца.

Бюрократическая машина потом ещё столько же времени приглядывалась к этим бумагам. Может быть, этим бы всё и закончилось — случай был из ряда вон, требовалось высочайшее разрешение, кому-то надо было взять на себя ответственность.

Полковник Колчин лично пошёл к министру.

Судьбу Олега Александрова решил В.И. Колесников, в то время исполнявший обязанности министра. Размашисто написал на официальной бумаге: «Просьбу удовлетворить».

В декабре 1996 года, ровно через год после ранения, Олег вышел на работу.