И снова милиция забросила в криминальный мир города свой «невод».

…Оперативная группа Левобережного РОВД была на месте преступления через десять минут.

Чуть позже приехал следователь прокуратуры этого же района.

К тому времени место происшествия было уже оцеплено, вызвана «Скорая помощь», опрашивались свидетели.

Свидетелей в этот раз была масса. Преступление совершалось на глазах многих. Главными свидетелями-пострадавшими были, конечно, инкассаторы.

Но водитель Королев от полученных ран скончался. Инкассатора-сборщика Рудакова увезли в больницу в бессознательном состоянии: он получил три тяжелых ранения. Меньше всех пострадал старший инкассатор Швец: пуля попала ему в правую кисть, раздробила рукоятку «Макарова», из которого он вел огонь, затвор заклинило.

До последнего момента сражения с бандитом отстреливался лишь Рудаков. Пока не потерял сознание и «УАЗ» заглох — некому было больше нажимать на педаль газа. Швец в этот момент стрелять не мог, да и нападавший прекратил огонь по машине — он палил теперь по витражам магазина, по людям, мешавшим его отступлению.

В ту самую минуту, когда и «Скорая помощь», и оперативная группа Левобережного РОВД с включенными сиренами подъезжали к месту преступления, Койот спокойно входил в подъезд своего дома, поднимался по скрипучей деревянной лестнице наверх, на второй этаж, а потом быстро, словно кот, забрался по железной лестнице на чердак. Здесь он, подсвечивая себе спичками, закопал стволы в шлаковую засыпку, не вынимая их из пакета, а шапочку сунул в карман.

Через несколько минут спустился на лестничную площадку, позвонил в дверь — ключи от квартиры забыл, кажется, у Марины.

Открыла ему Валентина.

— А вы с Людкой не встретились? — спросила она.

— Нет. А что, она приходила?

— Да, только что была. С Костиком. Шум тут устроила. Или, говорит, пусть живет с семьей, или вещи приходит забирать.

— Ладно, заберу, — буркнул Павел. — Отец дома?

— Дрыхнет. Пьяный пришел.

— Поесть дашь?

— Иди на кухню, я как раз рыбу жарю.

Койот поел, сказал мачехе, что отдохнет у себя в комнате, и удалился. Лежал в одежде поверх одеяла, вспоминал в деталях случившееся, анализировал. Кажется, и в этот раз ему удалось уйти. Его видели, да, но одежда многих собьет со следа, внешность доподлинно вряд ли кто мог запомнить. Все-таки и шапочка и куртка свою роль сыграли. Это он хорошо придумал с переодеванием. Хоть и не ново, но главное — успел в первую же минуту отступления изменить свой облик, это важно. А сюда пришел — правильно. В любом случае Валентина подтвердит, что вечером Павел был дома. А назвать точное время, высчитать минуты она вряд ли сумеет. Да и зачем ей это, точное время? Разговора у них на эту тему не было, а набавить пятнадцать-двадцать минут в свою пользу он сможет.

Машинально глянул на будильник, стоявший на подоконнике: часы показывали 19.30. Можно идти к Марине.

Снова у него было неплохое алиби.

…К 19–30 на Дмитровскую примчались несколько машин из управления внутренних дел.

Голубой «рафик» привез старшего уполномоченного по особо тяжким, Сидорчука, криминалистов. На своих служебных «Волгах» прикатили начальник управления генерал Тропинин и его зам по оперативной работе полковник Васильев. Словом, начальство собралось здесь почти в том же составе, что и у Дома офицеров, когда были убиты два постовых милиционера.

Оперативно-следственные действия развернулись по той же схеме: осмотр места происшествия, изъятие стреляных гильз, опрос свидетелей, фотографирование мертвого водителя, полувывалившегося из кабины «УАЗа», работа по горячим следам.

Следов на этот раз было множество. Оперы теперь знали, что нападавшему примерно двадцать пять — тридцать лет, что это мужчина худощавого телосложения, одет он был в коричневую куртку, в черной шапочке, надвинутой на самые глаза, что на нем были джинсы, что вооружен был двумя пистолетами и что это хладнокровный, умеющий владеть собою преступник.

Жильцы дома, где расположен магазин и чьи балконы выходят сюда, на Дмитровскую, те, кто в тот момент оказался на своем балконе, заявили, что нападавший с места преступления не убегал, а просто зашел за угол магазина, а куда потом делся, никто не видел, что никакая машина в этот момент от магазина не отъезжала, и за домом, в частном уже секторе, молодой человек в коричневой куртке и черной шапочке не появлялся…

Ценным свидетелем оказалась продавщица «Сельхозпродуктов» Богданова: она уверяла Сидорчука, что, кажется, видела этого парня за день-два до нападения на инкассаторов, он покупал у нее яблоки. Но утверждать это стопроцентно не может, надо бы взглянуть на этого человека еще разок, тогда бы она сказала точно.

Узнал бы парня и раненый рабочий магазина, Хорошильцев: он видел убийцу метрах в шести от себя, хорошо его запомнил.

Запомнила бандита и еще одна женщина, торговка из Ростовской области. Они с мужем привозили на Дмитровский рынок арбузы, вон стоит их зеленая «Волга» с пустым прицепом. Они находились метрах в пятидесяти от магазина, муж менял переднее левое колесо, а она стояла по эту сторону машины, смотрела как раз на магазин, видела, как подъехал инкассаторский «уазик», как откуда-то взялся парень с пистолетами и стал стрелять. Молодой этот бандит почти все время был обращен к ней лицом, и лицо это она довольно хорошо рассмотрела, запомнила. Хотя действительно он прятал лоб, шапочка съехала ему на самые глаза, но в процессе перестрелки она ему видно мешала, и он сдвинул ее повыше. Рыбальченко — такая была у женщины фамилия — подтвердила, что парень — брюнет, лет двадцати пяти — двадцати семи, не больше, худощавый, среднего телосложения, был одет… да, в коричневую куртку из болоньевого материала, в черную вязаную шапочку без помпончика, в синие потертые на коленях джинсы и белые кроссовки. В обеих руках у него было по пистолету, в марках она не разбирается, сказать, что было за оружие, не может.

Стрелял сразу из двух стволов, бегал вокруг инкассаторского «УАЗа», стрелял по стеклам, в кабину, старался, видно, остановить машину, а она все двигалась. Потом, когда машина все же остановилась, парень ничего больше предпринимать не стал, а быстрым шагом пошел за угол магазина. Тут из дверей выскочили несколько человек, наверное, сотрудники этого магазина, и парень стал стрелять в них. Рыбальченко видела, как бандит на ходу снял с себя куртку и шапочку, сунул все это в полиэтиленовый пакет и ушел, скрылся вон за тем углом дома…

Сидорчук, а с ним еще два опера из УВД, ринулись в указанном направлении, но, обогнув угол девятиэтажки, убедились, что преступник хорошо продумал пути своего отступления — идти тут можно было куда угодно: хитросплетение переулков частного сектора давало ему возможность выбирать массу маршрутов — как пеших, так и на транспорте. Вполне возможно, что все-таки здесь нападавшего ждали сообщники на легковушке, и уехать на ней можно было на все четыре стороны.

Однако опрошенные жители всех этих переулков, прилегающих к тылу магазина «Сельхозпродукты», в один голос заявили, что никакой чужой машины они в это время, около семи вечера, не видели, никто отсюда, с Репина и Артуровской, на больших газах не выезжал, было еще светло, и машину бы заметили. А стояла ли она там, дальше, на Ленинской… да Бог ее знает! Это уже магистральная, транспортная улица, машины там стоят и движутся стаями, какая из них могла бы быть интересной для милиции, даже предположить трудно… Скорее всего парень этот был «безлошадный»…

Снова более десяти опергрупп всю ночь рыскали по городу, снова в квартирах бывших зеков и ненадежных с точки зрения милиции элементов раздавались звонки, снова тормошили агентуру…

Никто ничего не знал.

И никаких особых зацепок у уголовного розыска не было и в этот раз.

* * *

Немного отдохнув в предрассветные уже часы, подремав дома в тревожном полусне, в восемь утра Сидорчук снова был в своем рабочем кабинете. В восемь тридцать его вызвали к генералу.

Там, в просторном светлом кабинете с громадным, подковообразным столом для совещаний, сидел уже и заместитель Тропинина Васильев. И начальник управления, и главный опер области были, конечно, удручены вчерашним чепе, тем, что в который уже раз преступнику удается уйти с места происшествия, и работа по горячим следам снова не дала результатов. Практически бессонная ночь, сотни опрошенных людей, сотни же прокрученных на компьютере управления информационных карточек — все впустую. Пусть и пока.

Более или менее надежных зацепок, которые вывели бы их на преступника, у сыщиков не было.

За минувшую ночь никто интересныйв сети розыска не попал, «невод» вытаскивал на берег мелкую рыбешку. Снова уходило драгоценное время, снова оно работало на этого дерзкого, неуловимого гангстера…

— Какие имеете соображения, Алексей Иванович? — спросил Тропинин.

Сидорчук помедлил с ответом. Общих слов говорить начальству не хотелось, хотя версий родилось множество.

— Прежде всего нужно дождаться экспертизы баллистиков, товарищ генерал. Хотелось бы знать, что за стволы были у этого мерзавца. Возможно, это подскажет нам какие-то новые ходы.

— Так. Дальше?

— Как всегда, нам следует обратиться к помощи населения, через телевидение и газеты. Составить фоторобот, попросить нашего художника сделать рисованный портрет преступника. Снова поработать на компьютере, уже с фотороботом.

Ну и работа с агентурой — это главное. Если это залетный…

— Разрешите, Владимир Ильич? — Васильев дождался начальственного кивка генерала, сказал:

— Мы начали широкомасштабную операцию в городе и в прилегающих к областному центру районах. Я вам докладывал, что в Новоусманском и Хохольском районах группой лиц совершены сходные по почерку нападения на кассы совхозов и колхозов, ограблены строительный трест, несколько граждан под угрозой применения оружия — это обрез ружья и пистолеты. У граждан отнимаются машины, деньги, ценные вещи. За Животинным в лесу найден труп Роговцева, машина его пропала. Есть версия, что Роговцев занимался частным извозом, его, видно, заманили приличной суммой, уговорили ехать поздно вечером в направлении Животинного… Там, в лесу, и убили. Под угрозой применения того же обреза отнят автомобиль у Дунцева — его сначала усыпили газовым баллончиком, потом связали, бросили у шоссе, в лесопосадке. Примерно так же поступили с Казариным…

— Вы хотите сказать, Николай Михайлович, что все это время в городе и районах области действует одна и та же банда? — уточнил генерал.

— Да, как версия, Владимир Ильич. Вспомните: наших ребят убили именно из обреза, обрез всплывает и в случае с Дунцевым, при ограблении колхозных касс.

— Ну, как версия, годится. — Генерал был, несмотря на свой чин и высокое положение, мягким человеком, работа в милиции не ожесточила его, не приучила давить на подчиненных, заставлять их думать так, как думает он. В милиции, как и в любом другом учреждении, есть специализация, а спец всегда знает больше любого руководителя, Тропинин это помнил.

— Только непонятно… с инкассаторами, на Дмитровской… — продолжал он в раздумье. — Другие участники группы никак не проявились. Никто же других людей у магазина не видел. Или хотя бы там, на Репина, Артуровской…

— Мы не знаем их замысла, Владимир Ильич.

Возможно, планировалось, что этот, нападавший, убив инкассаторов, даст возможность другим беспрепятственно подбежать к «УАЗу», схватить деньги. Сообщники могли ждать где-то поблизости, возможно, их машина стояла вот здесь, на Дмитровской, напротив школы, — Васильев положил перед генералом нарисованную от руки схему. — Может быть, тачку они поставили вот тут, за забором… Надо сказать, что и время, и место нападения на инкассаторов преступники выбрали грамотно — путей отхода здесь много, удобно скрываться. Но у них что-то сорвалось, не вписалось в план, какой задумали. Видимо, нападавший упустил момент, на две-три секунды вышел из телефонной будки позже, чем следовало по замыслу.

Инкассатор уже успел сесть в машину, захлопнул дверцу. Ну, дальнейшее вы знаете. «УАЗ» был заблокирован и телом водителя, и запорами изнутри.

Задние дверцы не открывались, доступа к мешкам с деньгами преступник не получил. Время было упущено, и банде ничего не оставалось, как сматываться. Вполне допускаю, что нападавшего машина ждала на Ленинской, вот тут, у хозяйственного магазина, и машина эта двинулась к Чернавскому мосту, к дамбе, навстречу опергруппам из Управления и Левобережного РОВД… Дерзко, нахально, но это самый выигрышный вариант.

— Может быть, может быть, — думал вслух генерал. — Продолжайте, Николай Михайлович.

— Мы проводим сейчас ряд криминалистических экспертиз, Владимир Ильич, я хочу убедиться прежде всего по оружию — что за стволы у этой банды.

— Вы все же думаете, что это действует одна и та же группировка?

— Думаю. Почерк схожий, Владимир Ильич.

Оружие — одно и то же: обрез, теперь пистолеты.

Выбираются примерно одинаковые объекты нападения.

— Ну, объекты все преступники выбирают схожие, — возразил генерал. Как и мотивы преступления: быстрое обогащение. Потому и нападают на кассиров, инкассаторов… Им кажется, что это самый короткий и надежный путь. Рискованный, да, они это очень хорошо понимают, и тем не менее… Что ж, Николай Михайлович, разрабатывайте эту версию. Может быть, действительно одни и те же сволочи действуют.

— Я бы предложил и другие версии, товарищ генерал, — сказал Сидорчук, когда начальник управления снова перевел на него взгляд. — Думаю, не стоит нам отказываться и от мысли о возможности нападения на инкассаторов их сослуживцев…

— А почему нет? — согласился Тропинин. — В жизни всякое может случиться. Цель нападения тут ясна, завладение деньгами и оружием инкассаторов. Человек, хорошо знакомый с их работой, с графиком инкассации… Да, как версия, годится, Алексей Иванович. Хотя интуиция подсказывает мне, что сработали тут не бывшие инкассаторы или действующие сослуживцы потерпевших. Скорее люди извне, из той же банды, о которой докладывал Николай Михайлович.

— Мог быть и одиночка, товарищ генерал. — Сидорчук высказал это мнение, но что-то в голосе его особой уверенности не было. Да и практика говорила о том, что на инкассаторские машины, как правило, нападают все же группы из двухтрех человек.

Тропинин вздохнул:

— Мог, конечно, но маловероятно, Алексей Иванович. Представьте другую ситуацию: водитель был сразу убит, нападавшему удалось проникнуть в машину, взять мешки с деньгами. И куда бы он с ними двинулся?.. Разгуливал по городу?

Сама логика заставляет преступников как можно быстрее скрываться с места преступления, заметать следы. А тут без машины не обойдешься…

Да, скорее всего действовала банда, была где-то машина… Надо искать. Торопите криминалистов, Николай Михайлович, — снова обратился генерал к своему заместителю. — Художника попросите побыстрее сработать, информационную службу. Если надо, я вмешаюсь.

— Не нужно, Владимир Ильич, — возразил, поднимаясь, Васильев. — Люди работают, я держу на контроле. И здесь, в управлении, и опергруппы в городе. Отрабатываются все, схожие по фотороботу. Мы с Алексеем Ивановичем на острие событий.

— Хорошо, свободны, — генерал потянулся к настойчиво звавшему его телефону. — Доложите мне потом, как только будут результаты у баллистиков.

…Баллистическая экспертиза показала: в инкассаторов стреляли из пистолетов Макарова, которыми были вооружены милиционеры Косарев и Кривцов. Это их оружие.

Обрезы — тот, из которого убили старшину и сержанта, и тот, что на руках у банды, действующей в районах области, — разные.

Со слов очевидцев преступления (их оказалось семнадцать) составлены композиционные и рисованные портреты нападавшего.

Фоторобот был сейчас же растиражирован: физиономия, отдаленно напоминающая Павла Волкова, появилась в информационных выпусках местного телевидения, в газетах, на стендах «Их разыскивает милиция», у оперативного состава и постовых милиционеров.

Оперативники расставляли вокруг Койота красные флажки.

Но пока что они стояли довольно далеко от того места, где обитал Койот.

* * *

Прокуратура Левобережного района города возбудила по факту нападения на инкассаторов уголовное дело, но когда стали известны результаты баллистической экспертизы, областная прокуратура забрала это дело в свое производство.

Дела об убийстве милиционеров и нападении на инкассаторов были объединены в одно, под общим номером.

Возглавила группу следователей и оперативных работников УВД следователь областной прокуратуры по особо важным делам старший советник юстиции Эмма Александровна Крайко.

В группу вошли следователь прокуратуры Валентин Костенкин, а также подполковник милиции Алексей Иванович Сидорчук со своими людьми.

…Некоторое время спустя, когда горячечный запал сыщиков поубавился, когда необходимые и неотложные следственные действия были выполнены, а результаты по установлению убийцы (или убийц) милиционеров и инкассатора попрежнему оставались на нуле, когда стало ясно, что, видимо, управлению внутренних дел области не справиться с тяжкой задачей, у генерала Тропинина состоялся важный разговор с другим генералом — Николаевым, начальником управления ФСБ. Надо понять чувства милицейского генерала, идущего на поклон к коллеге-сопернику, люди которого также теперь занимались борьбой с организованной преступностью, стать на место начальника областного УВД, который страдал вдвойне: из-за убитых подчиненных и из-за того, что своими силами, увы, милиция не смогла раскрыть это преступление, на которое теперь наложилось другое, не менее зверское, с применением ми лицейского оружия.

Но интересы дела были превыше всего, и генерал Тропинин отправился в управление ФСБ, в кабинет, в который он редко захаживал, но где его встретили любезно и с пониманием.

Генералы договорились о совместной работе в принципе.

О деталях договаривались их подчиненные.

Прокуратура области взяла их будущий совместный труд под своей патронаж.

Такую вот тяжелую, изматывающую нервы работу задал преступник-одиночка большой группе оперативников УВД, ФСБ и следователям прокуратуры.

Потом круг сыщиков заметно сузился. Дело, кажется, переходило в разряд нераскрываемых.

* * *

Хорошо выспавшись, Койот долго не поднимался с постели, размышлял. Цели — добыть деньги — он не достиг, тщательно подготовленная им операция практически провалилась. И людей побил, и деньги не взял. Брак в работе, и брак серьезный. Придется исправлять. Придется пистолетам полежать, пусть пройдет время. Время играет на него. Сейчас, в ближайшие месяцы, нечего даже думать о новом нападении на инкассаторов. Милиция стоит на ушах, инкассаторы напуганы, приняли, видно, какие-то новые меры предосторожности, к ним сейчас не подступишься. Все, конечно, понимают: инкассаторов грабили и будут грабить, слишком уж заманчивой и легкой кажется добыча, она манит преступников всего мира. Это теоретически. А практически — его, Койота, фоторобот размножен, за ним охотятся. С психологической точки зрения все должны со временем успокоиться, подзабыть историю с неудачным нападением на инкассаторов у магазина на Дмитровской. Люди, в общем-то, беспечны, забывается даже смерть близких, а уж про коллег по работе и говорить нечего. Водитель-инкассатор убит, двое инкассаторов ранены… Время залечит боль, оно же выветрит память. Во всяком случае, острота случившегося спадет, притупится. Разумеется, нападать на инкассаторов вторично в том же самом месте глупо. Инкассаторов, которые ездят к этому магазину вместо выбывших из строя, проинструктировали теперь будь здоров, запугали и работников магазина. И те и другие, наверное, на каждого покупателя смотрят сейчас как на потенциального убийцу, настороженны и бдительны, и стбит, к примеру, снова появиться кому-либо подо зрите л ьн ому у той же телефонной будки в момент приезда инкассаторской машины, как продавщицы кинутся к телефону в кабинете заведующей, инкассаторсборщик под любым предлогом задержится в помещении, не станет выходить, зато прискочат менты…

Нет-нет, об этом магазине и думать нечего, хотя там почти идеальные условия для нападения и отступления.

Самое разумное теперь — снова выждать. Время все расставит по местам. Если его не поймают — а его же ищут, это ясно! — то через год-полтора акцию можно и повторить. Не для того он убивал ментов и завладел их оружием, чтобы тайно любоваться им. Стволы должны работать, приносить деньги.

Подумав о спрятанных на чердаке «Макаровых», Койот решил, что пистолеты надо рассредоточит ь, то есть хранить их раздельно. Мало ли какая ситуация может возникнуть! Вдруг случайно наткнутся на оружие пацаны или ремонтники из домоуправления. Лазали же летом по крыше, несколько листов шифера заменили. Потом, осенью, у кого-то воздушную пробку в отоплении искали, воду сливали, опять на чердак поднимались. Правда, он, Койот, выбрал там такое загаженное голубями место, что к нему и подойти-то противно, не то что руками ковыряться, искать что-нибудь. И все же любую случайность надо исключить, лишиться сразу двух стволов совсем глупо.

Он встал, оделся. Дома никого не было — и отец, и мачеха ушли на работу. Павел даже не слышал, как они уходили. На столе в кухне стояла тарелка с жареной рыбой, бутылка пива. Отец, видно, позаботился. Впрочем, рыбу жарила Валентина, пиво и у нее могло отыскаться, она баба запасливая и, чего надо мужику, знает.

Койот вспомнил про визит жены, Людмилы: она по-прежнему была законной ему супругой, на развод не подавала. По сути своих претензий она права: или живи в семье, или уходи.

Койот вдруг захотел увидеть сына, отцовские чувства все же не покинули его. Он помнил, чувствовал, что сынок тянулся к нему, был рад общению, нуждался в отцовском внимании и мужской ласке.

Рядом с желанием повидаться с Костиком родилась вдруг неожиданная идея.

«Ствол!» — подумал Койот.

Да, один из пистолетов надо спрятать в квартире тещи. Надо помириться с Людмилой, пожить там. Формально он, Павел, имеет право появляться в этом доме. Соседи знают, что они лишь поссорились с Людмилой, что он вроде бы вернулся к отцу, а про то, что живет с Маринкой, знают лишь они двое. В семье же всякое случается: разошлись, сошлись, поссорились, помирились… Муж и жена — одна сатана (хотя именно эта пословица, может, и не совсем к месту, но более подходящую Койот вспомнить не смог). Словом, молодые семьи — сотни проблем. Перебесятся, образумятся. Да и ребенок у них, его воспитывать-кормить надо. Как тут не вернуться?!

Плотно позавтракав, Койот со всеми мерами предосторожности снова поднялся на чердак, раскопал тайник, извлек пистолеты. Один из них он вернул на прежнее место, а другой, завернув в тряпицу, сунул в пакет, спустился вниз. Так, с пакетом, в котором лежали еще плитка шоколада и с килограмм апельсинов, он и отправился в гости к сыну.

…Теща, открывшая ему дверь, глянула на Койота какими-то больными, воспаленными глазами.

— Проходи, Паша, — сказала она довольно слабым голосом, запахивая на груди халат.

— Вы что, болеете? — спросил он Веру Ивановну, входя в прихожую и закрывая за собою дверь.

— Ой, не знаю, но так мне плохо, так плохо! — отвечала она, и губы пожилой женщины дрожали. — За вас душа болит, сердце заходится. И кордиамин пила, и нитроглицерин принимала. Вроде отпустит, а потом как подумаю…

— Людмила дома?

— Нет, она в центр поехала. Костику рубашку поискать. Потом надо, говорит, насчет работы на биржу труда заехать. Обещали ей место в какойто фирме, копировальщицей на этот… как его… ну, на чем бумаги размножают.

— На ксерокс, что ли?

— Во-во! На ксерокс! Я это слово никак не могу запомнить.

— Какая же это копировальщица? Копировальщица — это на заводе, кажется, чертежница такая, какая копии делает… Хотя я тоже точно не знаю.

— Ну ладно, сама разберется, ты проходи, Паша, проходи! — Вера Ивановна засуетилась возле зятя. — Давай поговорим, пока Люды нет.

— Костик что делает?

— Да он спит. Проснулся нынче рано, поел, поиграл, а потом говорит мне: «Бабуска, я байбай…» Ну, я его снова положила.

— Я ему вот гостинцев принес. — Койот стал выкладывать шоколадку и апельсины.

— Спасибо тебе, Пашенька, спасибо! — Теща слезящимися глазами смотрела на него. Села потом напротив, у кухонного стола, сжала на груди руки. Паша! Вернись домой, как сына тебя прошу! Ну что вам не хватает? Умру я скоро, здоровья совсем не стало… Живите с Людой, квартиру вам оставлю, у меня же больше никого нет. Все, что нажила. Денег у меня никаких, кроме пенсии, ты уж извини, да и ту нерегулярно получаю. Но не в деньгах счастье, Паша! У вас семья, ребенок, квартира. У других и такого нету. А Костика лечить надо, растить. Нельзя родное дитя бросать, Паша! Он — плоть твоя, кровинушка. Как можно?!

— Да я что, Вера Ивановна, — Койот прятал глаза. — Это все Людмила, дочка ваша. День и ночь ведь пилила, деньги требовала. Помешалась на них. А где я их возьму? Зарабатывал как умел…

— Ну… я поговорю с ней еще. Я понимаю: и тебе трудно, и всем сейчас нелегко. Я ей уж сто раз говорила. И тебя всегда защищала, ты уж поверь на слово. Люду я знаю, она девка с норовом. Но и ты не уступишь, вот и нашла коса на камень. А плохо всем… Не надо вам расходиться, сынок! Помиритесь, очень прошу!.. А с работой как-нибудь, может, и устроится. На биржу вот походишь, поищешь местечко. Другие же работают, устраиваются как-то.

— Да я сейчас работаю, Вера Ивановна. С отцом, в магазине. Не каждый день, но иногда шабашки хорошие сшибаем. Вот, видите, гостинец Костику принес.

— Молодец, Паша, правильно. Я знаю, у тебя добрая душа… А Костик у нас подрос, поглядика, папа! — Вера Ивановна поднялась, увлекла зятя за собой, в свою комнату, где на диване раскинувшись спал действительно заметно подросший малыш. — Скоро в школу.

— А что это он здесь?

— Да пусть. Лежал-лежал, играла я с ним, а потом и заснул. Видишь, у него и руки стали получше, пальчики выпрямились, говорить хорошо начинает… Лапушка моя! — нежно проговорила Вера Ивановна и поправила под головой ребенка подушку.

Попросила:

— Паша, ты бы кроватку ему поправил, а? Гляди, качается вся, я уже и бояться стала его сюда класть — вдруг развалится под ребенком. А что мы с Людой сделаем?

— Ладно, поправлю.

Вера Ивановна озарилась счастливой улыбкой.

— Ну и умница. Ты есть хочешь? Я оладьи утром пекла.

— Нет, спасибо, ел только что. Потом, может быть.

— Ну хорошо. Паша, ты посиди дома, а я пока в поликлинику схожу, ладно? Укол, наверное, надо сделать… Таблетки не помогают.

— Давайте я «скорую» вызову.

— Не надо, не надо, я ведь ходячая! — Вера Ивановна замахала руками. По свежему воздуху пройдусь, погуляю. А ты побудь с сыночком, побудь. Проснется — дай ему каши, я рисовую сварила, она на плите. А молоко подогрей немного, ладно?

Теща быстренько собралась, ушла, а Койот подошел к кроватке сына, покачал ее туда-сюда.

Кроватка действительно готова была развалиться. Конечно, купили ее в комиссионке, она и тогда вся шаталась, а теперь уже столько лет прошло, Костик вырос в ней, в весе прибавил.

Койот взялся за отвертку и гаечные ключи, подтянул винты. Тут, конечно, надо бы вот эту планку заменить, фанерное дно еле держится…

Сняв фанерку, Койот вдруг увидел, что в кроватке сына можно устроить великолепный тайник. Дно было двойным, рама обшита с двух сторон, верхняя фанерка была плохо закреплена, болталась на двух винтах и нижняя. А это же основа всей кроватки. Если все это хорошенько стянуть…

Кому придет в голову, что в детской кроватке спрятан «Макаров»?

Он заново осмотрел кроватку. Да, тайник тут получался великолепный! Фанера — надежная, толстая, лежит в пазах плотно, без отвертки или ножа ее не выковырнуть. А закручивать винт сверху нет смысла — фанера должна быстро и легко сниматься.

Койот принес из прихожей свой пакет с «Макаровым» (сунул его в сапог Людмилы, спрятал от тещи), еще разок полюбовался его вороненой сталью, пощелкал спуском. Потом вставил обойму, передернул затвор. Все. Пусть лежит. Так вот в пакете, завернутый. Ствол может понадобиться в любой момент, и его надо будет быстро извлечь из кроватки. Не будешь ведь возиться тут с отверткой — приподнял фанеру вместе с матрасиком и… бери.

— А.

Койот потренировался — удобно ли? На «операцию» уходило секунд двадцать. Надо только иметь с собой ножик или ту же отвертку. И чтобы в комнате в этот момент никого не было, чтоб никто не помешал. Иначе второй раз тайником уже не воспользуешься.

Да, ему сейчас никто не мешал. Он думал, что его и не видел никто. Но из соседней комнаты, из бабушкиной спальни, в щелку чуть-чуть приоткрытой двери за отцом внимательно следил давно уже проснувшийся Костик.

Он все запомнил, этот сообразительный, хотя и не совсем здоровый малыш. И понял также, что папе сейчас не надо мешать…

…Несколько дней Койот пробыл в доме тещи, помирился с Людмилой, а потом, когда она снова распаковалась, ушел, вернулся к отцу, к Марине…