В кабинете розыскников народу нынче поменьше, многие отправились по делам, телефоны звонили реже, и Тягунов мог спокойно поговорить с начальником отделения подполковником милиции Косовым. Собственно, говорил Тягунов, а Умар Асланович слушал, курил, щуря правый глаз, изредка кивал, одобряя ход мысли старшего оперуполномоченного. А ход мысли у Вячеслава Егоровича был такой:

— С Морозовым случилось нечто неожиданное. Убили его или заезжие гастролеры, которым срочно понадобился транспорт, или он случайно налетел на банду.

— Ну, вариантов может быть много, — высказался Косов. — Подвез кого-нибудь, не сошлись в цене, заспорили, поругались. Могло и какое-нибудь «чэпэ» на дороге случиться, Морозов мог на минуту оставить автомобиль без присмотра, этим воспользовались, а тут и он появился. Но скорее всего, мужик соблазнился хорошими деньгами, повез кого-то за город…

— Версия, конечно, жизненная, — согласился Тягу-нов. — По жена категорически утверждает, что не мог он этого сделать. Извозом вообще никогда не занимался, очень редко кого-нибудь подвозил, на деньги не зарился.

— Ну вот взял и подвез в этот раз! — стоял на своем Косов. — И не обязательно двоих-троих. В машину мог и один сесть, а там дело техники: попросил остановиться, еще двое сели. Или брызнул в лицо из газового баллончика, а потом и эти, остальные, подоспели.

— Да, конечно, — спорить Тягунову было тут не с чем.

— Фотографию Морозова отвезли на телевидение?

— Да, и на. телевидение, и в областную газету. Может, кто и откликнется!

Косов замял окурок сигареты, хотел было начать новую, но передумал.

— Так-то оно так, — сказал он. — Но люди часто ненаблюдательны, равнодушны друг к другу. Наверно, кто-то видел, как Морозов посадил пассажиров в машину, но кто теперь об этом вспомнит? Кому надо было запоминать этот факт? С агентурой придется хорошо поработать, Слава, с агентурой. И на авторынке, у автомагазина. Краденое все равно надо сбывать.

— Сайкин уже две недели на обоих авторынках работает, — Тягунов смотрел в окно, на голубя, спланировавшего на карниз откуда-то сверху и с любопытством сейчас заглядывающего в их кабинет. — Машины Морозова на рынке конечно же нет, а запчастей — море. Я и сам три дня назад толкался на рынке, видел. Правда, ничего интересного мне в глаза не бросилось.

— Можно и год толкаться, и два… — Косов ответил по телефону на чей-то ошибочный звонок, с недовольным лицом бросил трубку. — Без помощников мы тут не обойдемся, Слава. Поговори со Звонарем. Пообещай ему денег, я с начальством договорюсь. Он же там промышляет, на Северном?

— Нет, в автомастерскую ушел. Где-то на Транспортной пару боксов открыли, иномарки ремонтируют, там он и пристроился. Костоправ он известный, руки у него золотые.

— Надо тебе туда съездить. Поинтересуйся, кому и какие машины там в последнее время ремонтировали, что случилось? С ГАИ потолкуй. Ну и сам что-нибудь придумай. Скажи, что надо одному приятелю «форд» подремонтировать — багажник помяли, крыло.

— Что-нибудь придумаю, не учи. Время только жаль. Мерзавцы гуляют на свободе.

— Да и я хотел бы побыстрее на эту сволочь посмотреть. — Косов сурово сдвинул густые черные брови. — Голову человеку отрубить!..

Он выругался.

— Да, кстати, Слава, — сказал он после небольшой паузы, во время которой из сейфа, стоящего у него за спиной, что-то вынул. — Почитай-ка свежие ориентировки. Может, что и пригодится. — С этими словами он положил перед Тягуновым пачку телеграмм.

Вячеслав Егорович взялся за привычную работу. Ориентировки приходили в управление во множестве, из разных мест — как о пропавших без вести, так и на лиц, совершивших преступление. Запомнить все, что в них сообщалось, не смог бы никакой, даже самый памятливый оперативник — очень уж много совершалось в России преступлений и данные о них мог держать в памяти только компьютер.

Внимание Тягунова привлекла одна из ориентировок:

2 ЯНВАРЯ 1995 ГОДА ИЗ ВОЙСКОВОЙ ЧАСТИ № 98765, КОМАНДИРОВАННОЙ В ГРОЗНЫЙ, ВОЗМОЖНО ДЕЗЕРТИРОВАЛ РЯДОВОЙ ПЕТУШОК АНДРЕЙ ВЛАДИМИРОВИЧ 1974 ГОДА РОЖДЕНИЯ, РУССКИЙ, УРОЖЕНЕЦ ГОРОДА ПЕРМИ. ДО ПРИЗЫВА ПРОЖИВАЛ ПО АДРЕСУ: ГОРОД ПЕРМЬ, УЛИЦА КРУПСКОЙ, ДОМ 55, КВ. 121. ПЕТУШОК ВООРУЖЕН АВТОМАТОМ КАЛАШНИКОВА (АКСУ), ДВА ПОЛНЫХ МАГАЗИНА БОЕПРИПАСОВ. ЕГО ПРИМЕТЫ: РОСТ 187 СМ, ШИРОКОПЛЕЧИЙ, СПОРТИВНОГО ТЕЛОСЛОЖЕНИЯ, КОРОТКО СТРИЖЕН, ЛИЦО УДЛИНЕННОЕ, НОС С ГОРБИНКОЙ, ГЛАЗА СЕРЫЕ. О МЕСТОНАХОЖДЕНИИ ПЕТУШКА ПРОСИМ СООБЩИТЬ: ПЕРМЬ, КОМСОМОЛЬСКАЯ ПЛОЩАДЬ, 1, УВД ИЛИ НЕПОСРЕДСТВЕННО В ЧАСТЬ, ГОРОД ГРОЗНЫЙ, П/Я 1234.

— Ну, в наши-то края зачем этого Петушка занесет? — сам себя спросил Тягунов. — Такие обычно бегут поближе к дому, к мамочке с папочкой. Тем более, написано, что он «возможно дезертировал». Может, он в плену у Дудаева, может, еще где-нибудь в Чечне.

— Отца в ориентировке не указывают, — не поднимая головы, заметил Косов. — Безотцовщина, как пить дать. Мама вырастила одна, это ясно. А занести его сюда, в Придонск, случай какой-нибудь может, почему нет? Мало ли что взбредет в голову этому Петушку-Курочке!

— Да, конечно. — Тягунов листал уже другие бумаги. Ориентировку он положил в память, — жизнь полна неожиданностей, пригодится. Но он был согласен с Косовым: беглецы рано или поздно (и преступники в том числе) появляются все же вблизи родного дома, а от Придонска до Перми тысячи полторы километров. Чего, в самом деле, занесет сюда Петушка? К кому он тут приедет? Автомат, скорее всего, продал, а теперь гуляет где-нибудь на югах, там его надо искать.

Вячеслав Егорович отодвинул телеграммы в сторону, занялся текущими делами; вызвал по телефону Павла Сайкина, попросил его приехать в управление.

— А ты чего мрачный такой, Умар? — спросил он Косова, повнимательнее глянув на своего начальника.

— Отчего веселиться?! — грустно вздохнул тот. — Кровь у меня на родине рекой льется. Ты же читаешь газеты, телевизор смотришь.

— Смотрю. И правильно, думаю, все понимаю. Есть бандиты, а есть порядочные люди, как у всякого народа. И чеченцы не все одинаковы. Тебя, например, мы знаем не первый год. Ты, по-моему, тут, в Придонске, всю жизнь?

— Да, с семьдесят второго года, скоро уже четверть века. На заводе сначала работал, потом по комсомольской путевке в милицию пошел. На русской, на Валентине, женат, двое детей у нас. Ты же знаешь!

— Знаю, да, — подтвердил Тягунов.

— Ну вот, — продолжал Косов. — Жил все эти годы и радовался, что в России, среди братьев. Никогда на себе косых взглядов не замечал. А тут еду на работу, в троллейбусе… — Он поперхнулся в этом месте рассказа, торопливо выпил воды, немного спокойнее продолжил. — Даже смотреть на меня стали по-другому, Слава! Морда, конечно, выдает — человек «кавказской национальности»! Этим все сказано.

— Мерещится тебе все это, Умар. Преувеличиваешь.

— Да какой преувеличиваю! — отмахнулся Косов. — Я же тебе свои подлинные ощущения рассказываю, — переменилось отношение к нам, кавказцам. Вчера, вон, по телевизору в Москве какого-то старика спрашивали — ну, одного из прохожих. Кто, мол, такие, по-вашему, чеченцы? Старик и рубанул, не задумываясь: «Бандиты!» И попробуй его переубедить. Бандиты мы и все тут. На всю страну сказано. Трупы русских ребят там, в Грозном, показывают, изувеченные, в разных позах — кто не содрогнется? Беженцы о себе рассказывают, как над ними дудаевцы еще до войны измывались… Хочешь не хочешь, а вывод сделаешь однозначный: чеченцы — изверги. А мне, чеченцу, каково все это слышать?

— Ну, ты же не с дудаевцами, с нами, — мягко возразил Тягунов. — По эту сторону.

— По эту, да.

Косов снова повернулся к сейфу, вытащил из него смятый небольшой листок бумаги, подал Вячеславу Егоровичу. На нем твердой рукой, большими печатными буквами было написано:

КОСОВ!

ЕСЛИ ТЫ НАСТОЯЩИЙ ЧЕЧЕНЕЦ, НЕ ПРЕДАТЕЛЬ СВОЕЙ РОДИНЫ, БРОСАЙ ВСЕ И СРОЧНО ПРИЕЗЖАЙ В ГРОЗНЫЙ. ДЖОХАР ЗОВЕТ ТЕБЯ И ЖДЕТ. НЕ ПРИЕДЕШЬ — ПЕНЯЙ НА СЕБЯ. НЕ ЗАБЫВАЙ, ЧТО У ТЕБЯ РОДСТВЕННИКИ В АССИНОВСКОЙ. РОССИЯ БУДЕТ КУПАТЬСЯ В КРОВИ, ТАК СКАЗАЛ ДЖОХАР. ПОМНИ ЭТО! ПРИЕЗЖАЙ!

Твои земляки.

— Да, крепко написано! — Тягунов крутнул головой. — А кто же это такие, знаешь?

— Да знаю, — без особого желания отвечал Косов. — Из станицы Ассиновской это ребята — Рустам, Аслан, Саламбек. Они бывали здесь, в Придонске, знают, где я работаю. А люди это Лабазанова, если прямо сказать. Знаешь, кто такой Руслан Лабазанов?

— Еще бы! Начальник охраны у Дудаева. Или был. Я что-то читал потом, забыл уже — они вроде рассорились.

— Да, так, — кивнул Косов. — Когда в Грозном все это началось — мне домой звонили. Ну, смысл тот же, что и в записке: бросай все и приезжай. Спасать Родину. И табельное оружие прихвати, пригодится. Я им сказал: с Дудаевым и Лабазниковым мне не по пути. Это преступники. А я с ними двадцать с лишним лет уже воюю. Тогда они пригрозили мне, писульку эту в почтовый ящик подбросили.

— Когда это было?

— Ну… пятнадцатого или шестнадцатого декабря, в прошлом месяце, сразу после того, как боевые действия в Грозном начались.

— Начальству говорил?

— Нет, что ты! Зачем?! Меня это лично касается. Тебе одному говорю, Слава. А ты, пожалуйста… Ну, сам понимаешь. Я не из трусливых, но и лишних разговоров не хочу. И с дудаевцами у меня ничего общего, кроме, разумеется, Чечни. Но я же милиционер, Слава, до мозга костей милиционер! Как я могу быть с ними? Я их всю жизнь ловил и в тюрьмы сажал. А теперь что — в обнимку с бандитами, против России, против тебя? Русских мальчишек убивать?! А мои дети кто — русские? Чеченцы?

— Успокойся, Умар. Я никому не скажу. Это действительно твое личное дело. И спасибо тебе за доверие. Но если нужна будет какая помощь — скажи. Давай Валю твою с детьми отправим пока на время, а? Пусть у моей родни побудут, в Калаче. Да, кстати, а как с твоими родственниками? Они-то на чьей там стороне?

— На стороне Дудаева никого нет, Слава. Все в горы ушли, к старикам. Два племянника в российской армии служат, может, и воюют в Грозном, я не знаю. А дети, женщины, старики — в горах.

— Ну вот, и слава Богу. А точнее, вашему Аллаху!

— Спасибо тебе, Славик! — У Косова дрогнул голос. — Я всегда понимал, что тебе можно довериться. Fla душе легче стало. Спасибо!

— Да ладно, ладно, чего тут слюни разводить, — улыбнулся Тягунов. — Свои люди, сочтемся, я тебя не первый год знаю. А Россия наша все правильно рассудит, всех на места свои расставит. По заслугам, конечно. В том числе и нас с тобой… Давай делами заниматься, хватит политикой заниматься. Мы, милиция, вне политики, не так ли?

Они глянули друг на друга, рассмеялись. Правда, у обоих стало как-то легче на сердце.

Тягунов спросил минут через пять:

— А земляки твои не беспокоили больше?

— Пока нет.

— Ну и хорошо. Может, их и в живых уже нет?

— Все может быть.

Косов вздохнул освобождение, легко, кинул обратно в сейф послание земляков, закурил. Лицо его постепенно розовело, успокаивалось, принимало свой обычный будничный вид делового человека, который только что отказался от мыслей, отвлекающих от главного. Его черные ухоженные усы, и те как-то приободрились, веселее стали топорщиться, что ли…

…Северный авторынок в городе — обширная, наспех оборудованная территория бывшего пустыря, огороженная хлипким проволочным заборчиком. Стада разномастных машин облепили эту площадь. Еще больше автомобилей за самим заборчиком, и перед каждой, на земле, лежат запасные части: колеса, крылья, стекла, радиоприемники, шатуны и поршни, тормозные колодки и шланги, подшипники, вкладыши, рулевые тяги, антенны и лампочки — словом, тысячи и тысячи деталей, из которых и состоит современный автомобиль. Здесь же торговцы пивом и горячими чебуреками, киоски с батареями бутылок и видеокассетами, порножурналами и жвачками. Товару — на любой вкус!

Оперуполномоченный Сайкин третий час бродил по авторынку, приглядывался к запчастям и их продавцам, спрашивал при этом вполне конкретную вещь, — блок цилиндров для «Жигулей» одиннадцатой модели. Блоков было в продаже несколько, два новых и четыре бывших в употреблении — к ним-то Паша больше всего и приглядывался. Торговался он со знанием дела, щупал гладкую поверхность цилиндров, уточнял у продавцов, сколько блок отработал, был ли в расточке, а сам внимательно разглядывал номера, выбитые на плоской фрезерованной бобышке-прилизе. Один блок его насторожил: цифры были явно перебиты, причем, наспех, небрежно, а поверхность бобышки обрабатывалась при этом скорее всего напильником — сдирали старые номера.

Сайкин повертел блок так и сяк, стал задавать вопросы двум парням, продававшим этот блок, спросил о номерах.

— Номера заводские, чего ты?! — насторожился один из парней. — Как на ВАЗе сделали, так и есть. Просто кузов у меня сгнил, движок на запчасти продаю. У меня новый есть.

— Тебе блок нужен или чего? — напустился на Сайкина второй парень, угрожающе как-то держа руку в кармане кожаной меховой куртки.

— А как я буду движок регистрировать, если цифры на блоке перебиты? — намеренно-запальчиво спрашивал Сайкин.

— А с чего ты взял, что они перебиты?

— Не слепой, вижу.

— Это не твоя забота. Съездим в комиссионку, в ГАИ, сделаем все как надо. Не переживай. У тебя что с блоком-то? Зачем покупаешь?

— Шатун оборвался, стенку пробил.

— А… Это, конечно, хана, выбрасывать. На нашем ты сто лет будешь ездить. Блок, глянь — ни царапинки на цилиндрах, ни зазубринки — зеркало!

— Да я вижу, блок хороший. Хотя и прошел он, судя по всему, прилично. Его все равно скоро растачивать и гильзовать. А вы чего движок не в сборе продаете? Я, может, взял бы.

— Ну, головка самим нужна, да и коленвал уже толкнули.

— Понятно. Ладно, ребята, я похожу еще, посмотрю. Может, потом у вас возьму.

— Хозяин — барин.

Паша отошел, спрятался за киоск, стал наблюдать за парнями. Они о чем-то переговорили, потом быстренько сунули блок в багажник потрепанного, видавшего виды «Москвича», захлопнули крышку. Спустя четверть часа Сайкин снова подошел к ним.

— А где же блок?

— Продали уже, земеля, — лениво отвечал тот, в кожаной куртке. — Говорили тебе — бери. А ты ковыряться стал. Налетел тут один, взял не глядя.

— Жаль. Цена у вас была сносная.

Паша повнимательней посмотрел на парней, глянул и на номер «Москвича», дважды повторил его про себя. А минуту спустя, за киоском с видеокассетами, записал его себе в книжечку.

— Что-то тут не так, — рассуждал он сам с собой. — Блок спрятали, наврали… Проверим.

Серега с Вадиком заподозрили неладное. Конечно, любой покупатель вправе спросить о цифрах на блоке, но парень этот, похоже, совал нос куда ему не следует совать, а это уже плохо — подозрительно.

— Легавый? Как думаешь, Вадь? — спросил Серега, сплевывая надоевшую ему жвачку.

Вадик оглянулся.

— Хрен его знает. Мандат свой не предъявлял. Но что-то вынюхивал, и мне так показалось. Мужики, вон, прежде всего в цилиндры нос суют, щупают, а этот сразу: почему номера перебиты?

— Мотаем! — принял решение Серега. — От греха подальше. Блок пусть полежит, вполне возможно, что легавые уже что-то пронюхали. Завтра на Дмитровский рынок маханем. А блок потом, я с ребятами из комиссионки поговорю.

Приятели потоптались еще некоторое время у разложенных своих деталей, потом побросали железяки в багажник и, как им показалось, незаметно, уехали с рынка.

Но Сайкин не спускал с них глаз.

Час спустя он звонил Тягунову:

— Вячеслав Егорович, на Северном рынке два подозрительных парня были. Продавали блок цилиндров с одиннадцатой модели. Номера на блоке перебиты, причем, недавно. Вели себя нервозно. На вопросы толком не отвечали. Потом блок спрятали, мне сказали, что продали. И тут же смотались.

— На чем они были?

— Красный «Москвич» четыреста двенадцатой модели, номер я записал.

— Ну-ка, продиктуй!