Работу на «Электроне» Андрей Воловод делал с тревожным сердцем. Позиция Битюцкого была непонятной, на завод он посылал его без каких-либо особых инструкций и вроде бы с неохотой, в глазах Альберта Семеновича легко читалось: вот если бы не чекисты, можно было бы и не лезть на «Электрон». Стоит ли принимать в расчет какие-то ложные сигналы, сигналов этих в наше время пруд пруди, все куда-то сигнализируют, пишут, требуют… Короче, хотя Битюцкий и послал его на завод, но каких-то результатов не ждал, это Воловод понял четко. То ли сомневался в них, то ли вовсе не жаждал их иметь. И в этом была для Андрея загадка. С другой стороны, Битюцкий по мог ему приказать: чтоб ты мне, капитан, обязательно раскрыл преступную группу. Или наоборот: смотри, глубоко не копай, не нужно. Ясно одно: он должен провести соответствующую проверочную работу, а уж остальное… Одну темную бляшку на своей совести он уже имеет — это прошлогоднее задержание бабенки с «Электрона», невозбужденное уголовное дело. Хотя он и подчиненный Битюцкого, а все же… Да, вляпался он в зависимость к Альберту Семеновичу, вляпался. Если б не квартира, долг… Хотя и вернул уже почти все, а все равно, принципиальность в служебных делах как-то не с руки проявлять. У Битюцкого свой счет, сразу на личности переходит. Я тебе, дескать, Воловод, помог, а ты мне вот чем платишь, нехорошо. Конечно нехорошо. Куковал бы он, Андрей, до сих пор в милицейском общежитии, а там мужики и по пять, и по шесть человек в комнате живут. Сейчас же — сам себе хозяин и господин, и отдохнуть и поработать, никто слова не скажет. Квартира есть квартира.

Андрей вздохнул, поглядел в окно, на скучный заводской пейзаж (отсюда было видно лишь переплетение каких-то толстых труб да обшарпанную кирпичную стену с метровой надписью: «НЕ КУРИТЬ! ГАЗ!»), снова взялся за документы.

Проверку бухгалтерской документации в этот раз он решил все же сделать попридирчивей. Бог с ними, с мыслями, работа есть работа, ее нужно сделать хорошо. А там видно будет. Если он какую-нибудь ниточку нащупает, а ниточка потянет клубок — доложит в первую очередь Битюцкому, посоветуется с ним. Альберт Семенович, вероятно, свяжется с Русановым, расскажет ему о результатах проверки, пусть чекисты делают вывод.

«А если Битюцкий ничего не скажет чекистам? — спросил себя Воловод. — Тогда как?»

«Ну что ты, Андрей? — урезонил он свое второе «я».— Скажет — не скажет… Ничего еще не сделал, а мучаешь себя такими вопросами. Твой долг не только проверить сигналы о хищении золота, но и сообщить начальству. В данном случае проверкой мы занимаемся совместно с госбезопасностью. Значит, я обязан доложить о ее результатах и Битюцкому, и Русанову».

«Хорошо. А если вдруг всплывет та, прошлогодняя, бабенка, как ее?… Да, Долматова? Теоретически ведь это возможно».

«Да, возможно. Всплывет — скажу. А за прошлый год пусть Битюцкий сам отвечает. Все, что от меня зависело, я в тот раз сделал. Воров задержал, протокол составил, начальнику доложил. А катить бочку на Альберта Семеновича… Нет уж, это непорядочно, начальник на то и начальник, чтобы принимать решения. Если он даже и решил не привлекать Долматову к уголовной ответственности, то опять же это его право. В конце концов, меры наказания могут быть самые различные…»

Несколько успокоившись, Воловод с охотой взялся за кипы документов, которые по его требованию разложили перед ним работники бухгалтерии. Нужно проследить цепочку движения деталей и отходов с золотым покрытием — от гальванического цеха до изолятора брака и отправки деталей с завода. Работа большая — придется вникать в тонкости технологии изготовления многих деталей (одних шифров на них сотни три), условий их переработки, хранения, движения по заводу и тому подобное. Каждое изделие состояло из десятков, а часто и сотен деталей, некоторые детали были унифицированы, то есть шли на разные изделия и с разной комплектацией, особенно это касалось микросхем.

Чтобы облегчить себе задачу, Воловод взял деталь одного шифра, с максимальным золотым покрытием, и вычитал в технологии, что это покрытие, оказывается, имеет допуски по весу, на тысячу деталей плюс-минус двадцать пять граммов. Факт сам по себе был любопытным, но, что с ним делать дальше, Воловод не знал, а просто запомнил. Он проследил путь этой микросхемы по цехам: вот здесь ее вырубают из рамки, здесь ставят в электронно-вычислительную машину, отходы собирают в полиэтиленовые мешки и отправляют на склад, в изолятор брака, к Долматовой, где все тщательно взвешивается, заколачивается в ящики и отправляется в Москву, на перерабатывающий завод. Все цифры приема-отправки сходятся, в этом Андрей убедился.

«Тогда каким же образом у нее оказался мешок с «лишними» деталями?» — задал он себе вопрос и но смог получить на него ответа, а прошлогодний лепет, какой ему пересказывал Битюцкий со слов Долматовой: «Мастер ушла в отпуск, детали не сдала вовремя, а они-де с Сапрыкиным решили попробовать снять с этих деталей золото. Спасибо милиции, вовремя остановила», он сейчас в расчет не принимал.

Может быть, это и так, а может, и не так. Битюцкий поверил задержанной, — значит, должен верить ей и он, Воловод. Конечно, воровать детали может кто-то еще, не обязательно Долматова, заведующая изолятором брака; лазейка, возможно, существует в каком-нибудь сборочном цехе, а скорее всего, в гальваническом: почему гальваники не могут покрывать детали по минимуму, а в отчетности писать максимальную цифру золотого покрытия?

— Ну что вы, Андрей Николаевич? — добродушно возразил Воловоду главный бухгалтер. — Детали тщательно взвешиваются, на документах ставится несколько подписей, люди ответственные. Приписками в гальванике не занимаются, боже упаси! Это все очень просто проверяется. Если, скажем, цеху выдается три килограмма золота, то на эти три килограмма должны потяжелеть детали. Нет-нет, тут ничего не спрячешь.

Воловод, не отводя глаз от насмешливого и ироничного взгляда главбуха, снова спросил: а не было ли претензий от завода по вторичной переработке драгоценных металлов из Москвы?

— Нет и не может быть никаких претензий, — твердо сказал главный бухгалтер. — Повторяю, Андрей Николаич, учет на заводе строгий, все хорошо понимают, что имеют дело с валютными ценностями, потому отношение к сохранности деталей серьезное. Золото мы доверяем на предприятии людям надежным, проверенным. А что, в милиции есть какие-нибудь сигналы?

Главбух — мясистый пожилой человек, расплывшийся к своим шестидесяти годам словно перестоявшая квашня — был чем-то озабочен, говорил неохотно, слова из него хоть клещами вытягивай. Он смотрел в стол, на свои медленно шевелящиеся, перебирающие бумаги руки, черкал что-то синим толстым карандашом на белом листке бумаги. Весь его вид говорил: мне некогда, уважаемый, вопросы ваши дилетантские и наивные, и хотя вы у нас уже бывали, но ходите сюда зря, мы и сами тут за всем следим очень внимательно.

— Нет, проверка плановая, — сказал Воловод как можно равнодушнее. — Служба.

Он, разумеется, не имел права говорить что-либо еще, и о прошлогоднем случае не стал упоминать — Битюцкий же предупредил его об этом, сказав, мол, все там с этой бабенкой нормально, не надо напоминать. Да, похоже, что у нее все нормально. Документы, проходящие через заводской изолятор брака, можно сказать, образцовые. И похоже, воров надо искать в каком-то другом месте.

Воловод, поблагодарив главного бухгалтера за разъяснения, снова забился в свой угол (ему отвели в общей комнате бухгалтерии старый, расшатанный стол), углубился в накладные, сопроводительные чеки, ярлыки и другие мелкие бумажки. Внимание его все больше привлекала цифра допустимой разницы между максимальным и минимальным весом золотосодержащих деталей, он интуитивно почувствовал, что именно здесь может существовать лазейка для расхитителей. Но где и когда именно можно обратить эту разницу в свою пользу? Ведь детали проходят тысячи рук! Но как бы там ни было, рук, подгребающих к себе золото, может быть всего две. Вполне возможно, что на заводе действует и группа лиц — одни воруют, другие оформляют документы. В таком случае к хищениям причастны и работники бухгалтерии, случаев таких в практике Воловода было сколько угодно.

«Очень уж рьяно защищает честь мундира главный бухгалтер, — размышлял Воловод, мрачно покуривая в коридоре. — Так уверен, что и теоретически не допускает возможности хищений. А хищения есть. Значит, ему невыгодно или опасно признаваться в фактах. Спрашивается: почему?»

Головоломка эта, так или иначе, должна была разрешиться, строить версии на пустом месте Воловод просто не имел права, нужны были какие-нибудь зацепки, доказательства. А их у капитана милиции не было.

Ладно, подозревать всех конечно же не годится, нужно искать концы преступления, искать терпеливо, скрупулезно. Объем работы большой, и в принципе Битюцкий мог бы дать в помощь кого-нибудь из молодых сотрудников, лучше женщину, а такие в их управлении БХСС были. Но скорее всего, что и сам Альберт Семенович в сигналы не верил, потому и послал его, Воловода, одного, для формальности.

«Начну-ка я с конца, — сказал себе Воловод. — С отправки деталей и отходов с завода. Так или иначе, но задерживали мы Долматову, а она как раз и имеет отношение к отгрузке».

Еще он при этом подумал, что особенно не будет подчеркивать свой интерес к заводскому изолятору брака, проверит его работу в числе других подразделений предприятия, скажет об этом Битюцкому мимоходом: мол, проверял и Долматову, Альберт Семенович, помните, наша знакомая?

Воловод подробно расспросил бухгалтера из группы учета материалов, каким образом организована работа в изоляторе брака, как учитывается движение деталей, кто несет персональную ответственность, как часто проводится проверка и тому подобное. Женщина спокойно и охотно рассказала, что у них в бухгалтерии претензий к Валентине Долматовой нет, это честная и принципиальная работница, учет у нее образцовый. Что же касается отправки отходов на переработку и Москву, то они тщательно взвешиваются, часто в присутствии работников контроля, упаковываются в деревянные ящики, пломбируются и отправляются в транспортный цех. В ящик кладется сопроводительный ярлык, копия его — в бухгалтерии.

«Надо бы мне самому на все эти процедуры посмотреть, — подумал Воловод. — Рассказывают одно, а на деле может обратить на себя внимание какая-нибудь мелочь. Ладно, пару педель еще посижу с документами, а потом пойду в цеха, да и в изолятор брака загляну».

Об этом своем решении он сказал бухгалтеру, женщина пожала плечами: пожалуйста, ваше право. И занялась своими делами.

А Андрей продолжал свои, даже не предполагая, как повернутся события с этой самой фразы.

* * *

Нинка Соболь пришла в бухгалтерию за бланками. Приемосдаточные чеки у них кончились, вот Долматова и послала ее. Нинка отправилась в путь, предупредив Валентину, что зайдет еще в заводскую поликлинику, нужно записаться к терапевту.

Соболь шла по заводу, поглядывая по сторонам, особенно не спешила: бланки взять — минутное дело, записаться к врачу — тоже не проблема, сейчас в регистратуре никого нет, это по утрам там толпа. Хоть прогуляться в такой солнечный денек, свежим воздухом подышать.

Изолятор брака располагался в одном из дальних цехов, до заводоуправления топать да топать, но Нинка даже радовалась такой возможности побыть наедине со своими мыслями. С того момента как увидела в ящике пояс с карманами, принадлежащий Долматовой, она потеряла покой. Надо было что-то делать; знать и делать вид, что ничего не происходит, что она не в курсе, — нельзя, молчание для них со Светланой может выйти боком. Неизвестно еще, как повернутся дела, махинации их вечно продолжаться не могут, где-нибудь да прорвется правда, что тогда? Тогда выяснится, что они, то есть Валентина, Светлана и она, Нинка, не только потворствовали производственным мастерам, по и сами «приложили руку», а уж если про пояс Долматовой узнают, то вообще… Но если Валентина таскает детали с завода и это обнаружится, то она ведь может часть вины свалить и на них со Светланой!

Нинка даже остановилась от этой суровой мысли и какое-то время стояла столбом, ошарашенная предположениями. Вот так та-ак… В будущем их со Светланой ничего хорошего не ожидает, это уж точно, одни неприятности, а может, чего и похуже.

«Поговорю сегодня же со Светкой, — решила Соболь. — Это касается нас обеих. А в две головы мы придумаем чего-нибудь путное».

Малость повеселев, Нинка прибавила шагу. Скоро она уже была в бухгалтерии, набрала целую кипу бланков, поболтала со своей приятельницей Иркой Лачужниковой. Обратила внимание на молодого мужчину, одиноко сидевшего в углу их довольно просторной комнаты, поинтересовалась: кто такой? Лачужникова ответила вполголоса, что мужик этот из управления БХСС, сидит уже неделю, чего-то ищет. Предупредил Марию Ивановну из группы материального учета, что собирается потом сделать кое-какую проверку в цехах, где работают с золотом, и в изолятор брака пойдет.

— Да?! А зачем? — деланно рассмеялась Нинка, а сердце ее так и оборвалось.

— Подойди и спроси, — усмехнулась Лачужпикова.

Нинка поскорее сгребла свои бланки, распрощалась с приятельницей и припустила к себе на работу, забыв о враче и болячках.

На всех парах она влетела в изолятор брака, бросила на стол бланки, и, с трудом сдерживая себя, выпалила Валентине:

— Довыручались мы мастеров, Валя!

— Что такое? — у Долматовой опустились руки — она взвешивала только что привезенные из цехов мешки с отходами.

— Да что… Милиция в бухгалтерии сидит, документы проверяет. Ирка Лачужникова сказала, что и к нам собирается.

— Не знаешь, кто такой?

— Да откуда же я знаю, Валь?! Молодой такой, кудрявый… — и Нинка подробно описала внешность представителя БХСС.

«Это опять он, Воловод, — поняла Долматова. — И копает, наверное, по указке Битюцкого. Мало тебе, гад ты этакий. То сам в кабинет вызываешь, теперь Воловода подослал, чтобы нервы мне помотать. Надо денег, так лучше бы снова позвал…»

Привлеченная напряженным разговором, пришла из соседней комнаты Светлана, втроем они пообсуждали новость, лица их помрачнели. А Долматова — та вообще стала туча тучей. Работа у них пошла с пятое на десятое. Валентина раздражалась, кричала на грузчиков, дергала Нинку со Светланой — словом, все они в тот же час перессорились.

«А может, ты, Нинок, беду накликала? — зло раздумывала Валентина, косясь на Соболь. — Кто тебя знает? Пояс ты могла видеть, могла и сообщить в милицию. Ну да ничего, меня голыми руками не возьмешь, документы в порядке, а пояс ты больше не увидишь. И детали в изоляторе все одна к одной, по отчетности, будут, попробуй, Воловод, придерись».

Временное облегчение эти мысли принесли. Действительно, никакая, даже самая квалифицированная комиссия не смогла бы сейчас упрекнуть ее, Долматову, в чем-либо противоправном. Другое дело подозрения, но подозревать можно кого угодно, это бабушка надвое сказала, а нужны доказательства.

Продолжая работу, Валентина просчитывала варианты — где и как она могла «проколоться». С чем все-таки связано появление Воловода на «Электроне»?

Версия первая: да, Воловод занимается формальной плановой проверкой документации. Это неопасно. Она не даст повода БХСС для какой-то особой проверки у себя в изоляторе брака.

Версия вторая: Битюцкий решил попугать ее, требует новой пачки денег. Если это так, он деньги получит. Или сувенир, который обещал сделать Сапрыкин. Нужно Семена поторопить.

Версия третья: в милицию «капнула» Нинка Соболь. Проверить это невозможно, но спросить надо. И пригрозить. За этот только год Нинка со Светланой получили от нее по семьсот тридцать рублей. Как это они объяснят следствию?

Версия четвертая: в милицию сообщил Анатолий. После «визита» Михаила Борисовича со своими парнями Анатолий стал пить, ругался с ней по вечерам, грозил, что «сообщит куда следует». Неужели это он сделал?!

Валентина решила не пускать дело на самотек, повела свое следствие. Первым делом она зазвала в дальнюю комнатку-кладовую Нинку, плотно заперла дверь, придавила ее спиной. Сказала строго:

— Рассказывай, Нинок.

— Что? О чем? — сделала Нинка вид, что не понимает.

— Ты в ящик ко мне лазила?

— Нет, Валя, я же сказала: увидела ключ, закрыла ящик, ключ отдала тебе. Думаю, еще кто-нибудь из грузчиков…

— Ладно! — перебила ее Валентина. — Это я слышала. Не лазила так не лазила. Я просто спросила. Вообще, Нинок, держи язык за зубами. Если что со мной случится, то и вам со Светкой не поздоровится.

— А что с тобой может случиться, Валь? — Нинка сделала наивные глаза.

«Дурочкой прикидываешься. Ну-ну. Пожалеешь».

Сказала Валентина другое, заставив себя улыбнуться:

— Нинок, с каждым из нас что-нибудь может случиться. Но это я так, к слову. Греха на нас троих особого нету. Мы выручали мастеров, они нас благодарили. Разве что деньги не стоило брать… Но что было, то было. Я и говорю: держи язык за зубами. Люди нас благодарили, мы их выручали.

— Так это понятно, Валь. Что ж я, дурочка, не понимаю ничего?!

— Вот и хорошо, что понимаешь, — Валентина обняла Нинку за плечи. — Когда человек не понимает или не хочет понимать, с ним сама знаешь, как поступают.

— Да нет, Валя, ты не беспокойся, — стала горячо говорить Нинка. — Милиция свою работу делает — и пусть себе делает. У нас все в порядке, я же вижу, знаю. Чего так разнервничалась?

Валентина махнула рукой:

— Да ничего я не нервничаю. Так просто… Неприятно ведь, когда тебя проверять собираются. Вроде как не доверяют. Мы тут втроем каждую деталюшку на учет берем, строгости какие, ты же сама говоришь! А к тебе милиция…

Они поговорили еще минуту-другую, все более спокойно и расположенно по отношению друг к другу. Валентина, глядя в честные Нинкины глаза, окончательно поверила ей, что та в ящик не лазила и пояса не видела. Значит, ни в чем ее подозревать не может. А грозой, скорее всего, дохнуло со стороны мужа. «Ну, не дай бог, Анатолий, если ты это сделал, не дай бог!»

Нинка же не только укрепилась во мнении, что ее начальница нечиста на руку, но и в том, что им со Светланой грозит беда и надо что-то предпринять.

Анатолия долго не было, и Валентина изнервничалась: где он да что с ним? Нынешние события на работе пробудили в ней твердую решимость поговорить с мужем всерьез. Во всяком случае, для себя ей нужно твердо уяснить: имеет ли Анатолий отношение к появлению на заводе капитана милиции Воловода? В зависимости от этого она и повела бы себя. Неизвестность — хуже наказания.

Мысли Валентины путались, потом выстраивались в четкий логический ряд и снова путались. Чтобы избавиться от навязчивых, изнуряющих размышлений, Валентина включила телевизор, посидела несколько минут у экрана, ничего не видя и не слыша, и вскоре бросила это пустое занятие, пошла на кухню, решив, что приготовление ужина ее больше отвлечет.

Было уже темно, когда наконец явился Анатолий. Она пошла ему навстречу, вытирая на ходу руки, смотрела, как он раздевается, умывается. Спросила как бы между прочим: где был? Он ответил неохотно: мол, задержался на службе. Но она не поверила: от мужа попахивало вином. Значит, что-то случилось, не иначе.

От ужина Анатолий отказался, ушел в гостиную, где по-прежнему одиноко работал телевизор, сел на диван. Но по лицу его было видно, что передачу он не смотрит, думает о своем. «Настучал в милицию, а теперь мается, — предположила она. — Ишь пригорюнился».

Валентина села рядом с мужем, спросила ровно:

— Что-то случилось, Толя? Ты что-то квелый… А?

Он, не отрывая взгляда от телевизора, пожал плечами:

— Да что теперь еще может случиться? Теперь конец один. Это уж как пить дать.

Валентина внимательно посмотрела на него: к чему бы эти его слова? Что он имеет в виду? Она стала тормошить его вопросами, требовать пояснений, но Анатолий ответил односложно: «Да так я…» И замкнулся.

Ей вдруг пришла в голову мысль: а не ходил ли он в прежнюю свою семью? Спросила осторожно, и оказалось — попала в точку.

— Ну, был, — ответил Анатолий неохотно. — Что же мне, и дочерей своих увидеть нельзя?!

— Да нет, почему же, — в тон ему сказала Валентина, и от души у нее малость отлегло. Все-таки мысли его заняты, оказывается, не стукачеством. С одной стороны, это хорошо. А с другой… Нет-нет, поговорить об этом надо. Если он так переживает по поводу встреч с прошлой семьей, то рано или поздно может прийти к мысли, что их брак был ошибкой, и не лучше ли…

— Толя, — притворно-ласково сказала она. — Ну зачем ты так мучаешь себя? Девчонкам своим алименты аккуратно платишь, заботишься о них, а ходить к ним, я считаю, не нужно. Это и тебе плохо, и им. Поверь мне, как женщине. Я бы, к примеру, не разрешила бывшему мужу навещать детей, это их травмирует. Да и на тебе лица нету.

— Лицо я свое давно потерял, — усмехнулся Анатолий. — Потому и сказал, что конец один.

— Ох-ох-ох! — игриво придвинулась к нему Валентина. — Нагнал на себя страху. Люди и не с такими проблемами живут. А вообще, муженек, мне неприятно, что ты туда ходишь, имей это в виду.

— Мало ли, что мне неприятно, — буркнул он и лег на диван, закрыл глаза, давая этим понять, что говорить больше ни о чем не хочет. Но Валентина все же спросила его:

— Толя, как ты думаешь, почему это милиция снова на нашем заводе рыщет? Тот же Воловод, помнишь?

— Им деньги за это платят, — не открывая глаз, ответил Анатолий и отвернулся к стене.

«Ладно, пусть спит, — решила Валентина. — Кажется, Толька к этому визиту никакого отношения не имеет. Ну и слава богу. Но я еще поговорю с ним завтра».