Пошатываясь под тяжестью рюкзаков, мы медленно бредем по раскаленному белому песку волжской косы от пристани Громки к турбазе. На полпути решаем отдохнуть и садимся рядом со стариком волгарем, что раскинул донки.

Вдруг колокольчик одной из них громко зазвенел, струной вытянулась толстая леска. Рыболов долго вытягивал снасть. И пока мы закуриваем с устатку, у берега на тугой леске выплыл желтой лопатой лещ. «Ничего себе, штучка, везет же людям!..» — позавидовал я, зная, что сегодня мне рыбачить вряд ли придется — полно других важных дел. Разговорились с рыболовом.

— На что взял, дед?

— На червя, а на что еще? Аль у вас в Москве по-другому рыбалят?

Я рассказываю про манную кашу, «геркулес», про хитрый «бутерброд» мотыля с опарышем. Дед хмурится, что-то мучительно обдумывает и наконец говорит откровенно:

— У нас так рыбалить ни к чему. Зачем мудрить-то? Червь есть — будет рыба. Только вот закид делай подале. Хорошая рыбка в полную воду стоит на фарватере. Здесь-то он рядышком. Однако на метров пятьдесят-шестьдесят закидывать донку надо.

…Конечно, утреннюю зорю проспал: с тяжелой дороги трудно подняться вовремя. И, как ни торопился, на берегу оказался только часам к одиннадцати. «О хорошем клеве в такую жарынь нечего и мечтать», — думал я, закидывая первую снасть. На каждый из двух ее крючков насадил червя. Пошел разматывать вторую леску, и вдруг — ушам своим не верю — зазвенел колокольчик на первой донке. Да как зазвенел: того и гляди удилище из песка вылетит!

Подбежал, конечно, поздно. Забрасываю вторую снасть, бегу опять к первой, насаживаю червя и впопыхах закидываю груз совсем рядом с берегом. И только было взялся за леску, чтобы перекинуть, как колокольчик забился в какой-то неистовой судороге. Леска то вытягивалась до предела, то провисала до самой воды.

Все произошло мгновенно: резкая подсечка — и тупая тяжесть в глубин? — Тяжесть типично лещевая: вес, чувствуется, солидный, а идет рыба не упористо. Лишь у берега чуть оживает и как бы для приличия немного сопротивляется. А потом всплывает на поверхность — есть у леща такая привычка. Мне она на руку. Легко вытягиваю добычу поверху — будто лист фанеры идет.

Свой нрав — и довольно буйный для леща — рыба показывает уже на береговом песке. Она прыгает так, что я, еле поймав ее, хватаю и на всякий случай уношу на самый верх. Там я сажусь и любуюсь трофеем.

Для меня был гигантом этот двухкилограммовый красавец, похожий скорее на карася, а не на леща — до того толст в спине и кругл в боках. И рубиновые капли, уже покрывшие его сильное тело, казалось, выбрызгивали из-под золотистой чешуи.

А потом началось испытание на прочность: поклевки то и дело — подсечь невозможно. Менял крючки, насадку, дергал леску резко и плавно, подсекал после первого звонка и тогда, когда рыбьи рывки становились постоянными, но результат был один — пустые крючки. Только одну чехонь да небольшого подъязка и сумел поймать за три часа этого странного клева.

А, впрочем, что здесь странного: редкая рыба берет днем верно. И, конечно, я должен был об этом помнить. Но… охота пуще неволи.