ПЕРСОНА НОН ГРАТА

…Долгое время я знал его всего лишь по фамилии. Знал, что есть такой корреспондент газеты «Московский комсомолец» Дмитрий Холодов, который много пишет об армии, о положении дел в Министерстве обороны и Генеральном штабе, в Главных штабах видов Вооруженных Сил и родов войск, в наших научно-исследовательских институтах, конструкторских бюро и учреждениях.

В пресс-службе Минобороны, где я служил, ежедневно выпускался дайджест материалов периодических изданий по военно-политическим вопросам. Практически все корреспонденции Холодова, как и других военных обозревателей газет, попадали в него.

Лишь несколько раз, помнится, были сделаны исключения: те публикации Дмитрия, в которых он слишком едко высмеивал некоторых наших минобороновских руководителей, докладывались им в отдельном порядке. То была своеобразная форма «заботы» помощника министра по связям с прессой о том, чтобы лишний раз не портить настроение и Павлу Сергеевичу, и другим высшим генералам…

Поначалу суть такого финта была мне непонятна. Ведь, казалось, не все ли равно, в какой форме будет доложен Грачеву критический холодовский материал — в виде ксерокопии в дайджесте или министру положат на стол газету? Содержание критики ведь от этого не меняется.

Лишь позже я раскусил эту аппаратную хитрость: исключение критического материала из дайджеста должно было показать солидарное неприятие очередной газетной «скверны» о Грачеве. А с другой стороны, делался расчет на то, что в какой-то мере о ней будут меньше знать на Арбате (не все генералы регулярно читают газеты, многие пользуются лишь дайджестом)…

Большинство материалов Холодова на военную тему были критическими, что часто вызывало раздражение не только у министра, но и у многих других высших чинов нашего «Арбатского военного округа» — особенно тогда, когда упоминались конкретные фамилии. Случались и такие статьи, в которых сообщалось про то, о чем даже генералы и офицеры центрального аппарата МО и ГШ подчас узнавали благодаря публикациям Холодова…

Может быть, так бы и осталась тайной для многих на Арбате позорная кража почти двух десятков пистолетов из комнаты хранения личного табельного оружия высшего руксостава Минобороны. Это ЧП долгое время держалось в строжайшем секрете. О нем знали лишь единицы из ближайшего окружения министра и начальника Генерального штаба. Неведомыми способами Дима выудил эту сенсационную тогда информацию и поместил в своей газете. И министерство ахнуло…

По этому поводу некоторые генералы и офицеры центрального аппарата МО отпускали суровые шутки:

— Даже застрелиться теперь не из чего…

Хорошая осведомленность Холодова о некоторых министерских и генштабовских делах и секретах долгое время поражала и интриговала меня. И уже тогда нетрудно было догадаться, что кто-то из наших снабжает Диму информацией о «семейных тайнах» МО и ГШ…

Своими материалами Дима приносил немало неприятностей не только руководству военного ведомства. Доставлял он немало хлопот и нашему управлению информации: почти по каждой публикации Холодова приходилось запрашивать объяснения у соответствующих должностных лиц Минобороны и Генштаба, которые, естественно, делали это без особого энтузиазма. Особенно тогда, когда от правды некуда было деться и требовалось как-то «реагировать».

В этой связи мне особенно запомнились два эпизода, связанные с появлением в «МК» сенсационных публикаций, касающихся военного ведомства. В первой утверждалось, что один из объектов недвижимости, входящих в систему запасного командного пункта Минобороны, был по умышленно заниженной цене продан, насколько мне помнится, Военно-страховой компании. Во второй шла речь о том, что Военно-космические силы якобы сдают в аренду коммерсантам один из каналов спутниковой связи.

Зная о том, что министр бывает страшно недоволен, когда пресс-служба Минобороны не реагирует на такого рода «клевету», руководство нашего управления информации немедленно распорядилось проверить эти сигналы газеты. Получив задачу от заместителя начальника управления полковника Владимира Никанорова, я обратился к заместителю начальника Генштаба и командованию Военно-космических сил с просьбой дать пояснения по поводу критических публикаций в «МК». Реакция на мою просьбу была бурной и негодующей:

— Этот Холодов размазывает всякое дерьмо, а нам отмываться! Надо немедленно подавать на него в суд!

После таких комментариев у меня не возникало никаких сомнений, что уж на этот раз будут подготовлены соответствующего плана ответы и мы поставим «МК» на место. Но проходило время, а яростное негодование начальства по поводу «дерьма» никак не воплощалось в конкретные письменные материалы-опровержения, с помощью которых можно было бы убедительно развенчать «клевету». Мало-помалу стало выясняться, что одно из зданий запасного командного пункта в ближнем Подмосковье якобы не продано, а всего лишь сдано в аренду. И что Военно-космические силы канал спутниковой связи будто коммерсантам не сдают, а всего лишь «прорабатывают проект»…

Но и в том и в другом случае речь уже шла не о категорическом и полном опровержении публикаций газеты, а всего лишь о несогласии с некоторыми деталями. И хотя они, безусловно, были принципиально важны, становилось совершенно понятно, что, как сострил мой сослуживец, «Димы без огня не бывает». Наша пресс-служба и в тот раз не смогла получить в руки такие козыри, с которыми можно было смело судиться с газетой…

После появления очередной критической публикации Холодова в «МК» Грачев часто приходил в ярость. И объективности ради следует сказать, что возмущение министра бывало справедливым: Дима наряду с соответствующей действительности информацией иногда помещал в газете «мыльные пузыри» (мы к этому еще возвратимся).

Холодов для МО, в конце концов, превратился в персону нон грата: его перестали приглашать на пресс-конференции, его не брали в зарубежные поездки с министром и не включали даже в состав групп журналистов, которые вывозились в войска и на флоты во время так называемых пулов.

Но однажды был случай, когда Диму неожиданно включили в список журналистов, приглашенных на пресс-конференцию. Правда, проводилась она не в здании МО на Арбате, а в Главном штабе ВДВ и была посвящена, насколько мне помнится, отправке очередного миротворческого контингента в Югосла-вию. Однако появление Холодова на той пресс-конференции свидетельствовало вовсе не о резкой смене отношений руководства военного ведомства РФ с журналистом — просто тогдашний начальник пресс-центра ВДВ полковник Евгений Каратаев не делил газетчиков на «своих» и «неугодных», даже если кто-то из них порой и песочил десантников (а со стороны их командования жалобы на газету были).

Так случилось, что на той пресс-конференции наши места с Холодовым оказались рядом и мы несколько раз переговаривались, комментируя югославскую тему. А вскоре один из моих сослуживцев, который видел это и вместе со мной на «рафике» возвращался на Арбат, как бы между прочим заметил:

— Вы рискуете… Как бы не пришлось объяснительную писать, какую информацию сообщили Холодову…

Объяснительной от меня никто не потребовал, но я догадывался, что о моем контакте с Димой будет доложено и пресс-секретарю министра, и начальнику управления. Я догадывался и о том, что уже нахожусь в числе «подозреваемых»…

В то время некоторые помощники министра иногда готовы были, как говорится, землю зубами грызть, лишь бы найти тех в МО и ГШ, кто поставлял конфиденциальную информацию Холодову. Его «пасли» уже не только в Минобороны. Он сам несколько раз говорил мне, что его рабочий и домашний телефоны прослушиваются 24 часа в сутки.

Я уже знал, что отдельные лица в ближайшем окружении Грачева активно ищут «агентов» Холодова у нас на Арбате. Знал я и то, что некоторые мои сослуживцы и офицеры контрразведки, которым это дело тоже поручили, особой ретивости не проявляли. Вычислить тех, кто систематически или время от времени контактировал с Холодовым, для наших спецслужб было сущим пустяком.

Среди контрразведчиков, «курировавших» нашу пресс-службу, был офицер, которого все уважали за особую порядочность. С ним всегда можно было говорить о жизни откровенно, не фильтруя мысли. Однажды я в лоб спросил его, обнаружены ли поставщики информации для Холодова, ведь на это «сверху» дали всего неделю…

Он обиделся и сказал, что «в таком дерьме некогда копаться — есть вопросы гораздо серьезней»…

В наших спецслужбах было и остается много порядочных людей, которым по убехщениям противно «воевать» с теми, кто выводит на чистую воду проворовавшихся или погрязших в коммерческом мухляже арбатских чиновников. Но их лояльность по отношению к Диме имела и еще один интересный аспект…

Материалы Холодова (особенно те, что подкреплялись документами) помогали сотрудникам наших спецслужб получать очень ценную дополнительную информацию, необходимую для работы. Холодов своими публикациями часто давал им очень ценные «зацепки» при раскручивании сложных дел, выводил на нужные следы. Логика тут, думаю, ясна: зачем «закрывать» источник, который активно помогает в работе?..

Позже, когда мы с ним стали хорошо знакомы, он признался мне, что некоторые сотрудники ФСК и ГРУ нередко сами искали контакты с ним, чтобы уточнить новые важные детали дел, которые их интересовали. Иногда бывало и так, что отдельные офицеры спецслужб сами делились с Димой полезной для него информацией.

Шло, так сказать, партнерское сотрудничество. Такой информационный бартер приносил взаимную пользу. Порой доходило до смешного: Диме советовали больше не «копать» наш военный научно-исследовательский институт, занимающийся, скажем, некоторыми специфическими проблемами подлодок (это могло дать иностранцам ценную военно-техническую информацию, граничащую с военной тайной), а Холодов в качестве «взаимной услуги» просил уточнить вопросы, касающиеся, допустим, некоторых деталей уголовного дела, связанного с незаконной продажей оружия в ЗГВ или тайного размещения минобороновских денег на счетах коммерческих банков. '

И все были довольны…

Для меня это было что-то совершенно новое, и я вволю «оттягивался» на Диме различными остротами, порой вводя его в смущение. Простор для подколок был огромный. Мы дружно смеялись, фантазируя над тем, как в «МК» Холодов, допустим, откроет рубрику «Обменный пункт», под которой будут помещаться объявления типа «Меняю контракты Бурлакова на счета Борового»…

Шутки шутками, а однажды (это было весной 1994 года) я был поражен тем, что в «МК» появился материал о структуре и задачах ФСК, проиллюстрированный к тому же подробной схемой… Легко было представить, какую работенку подсунула газета уважаемым людям с Лубянки. Там тоже шла своя внутренняя борьба, связанная с несогласием некоторых специалистов с очередной реорганизацией этого ведомства, личный состав которого был измотан бесконечными реформированиями…

Но, читая этот материал, нельзя было не подумать и о другом: Дима не только обнародовал в некотором роде сенсацию, но и выступал уже в роли человека, участвующего в скрытом противоборстве определенных сил… Его журналистские находки иногда были очень похожи на выполнение чьего-то заказа на сброс компромата…

Материалы Димы о грязных коммерческих операциях бизнесменов в погонах, о преступлениях некоторых высших чинов МО и ГШ довольно часто (особенно летом и осенью 1994 года) подбрасывали немало пищи для размышлений сотрудникам Генеральной и Главной военной прокуратур. Многие материалы Димы давали прямую наводку следователям на конкретные личности не только в Минобороны или ГШ, но и в войсках.

И, казалось, по логике вещей, правоохранительные органы должны были принимать соответствующие меры. Но их часто не было. А если что-то и делалось, то в военном ведомстве об этом почти никто не знал. Никто долгое время не знал, например, как «разбивались» уголовные дела по Западной группе войск, как отстранялись или тасовались следователи по особо важным делам, председатели специальных комиссий, сумевших копнуть глубже других коррупцию в армии.

В 1992–1994 годах в Министерство обороны, в Генеральную и Главную военную прокуратуры, в Главное контрольное управление при президенте РФ мощным потоком шла информация о коммерческих «злодеяниях» в ЗГВ. Однажды в связи с этим Грачев даже направил грозную шифротелеграмму командующему ЗГВ генерал-полковнику Матвею Бурлакову, в которой прямым текстом указал на «разложение» в рядах командного состава и потребовал принять соответствующие меры. Бурлаков ответил, что будут «приняты все меры, вплоть до принуждения» (трудно было понять, о чем это Главком говорит — об арестах или о высылке из ЗГВ).

Даже уборщицы в Генштабе отлично знали, что в Западной группе коррупция, воровство и грязный бизнес приняли угрожающе массовый характер. И когда туда отправился лично и. о. Генпрокурора А. Ильюшенко, многие в МО и ГШ, как говорится, затаили дыхание. Ждали бомбы.

Но Ильюшенко по возвращении в Москву заявил, что в ЗГВ по коррупции «ничего серьезного нет», хотя его подчиненный — следователь Игнатенко накопал в Группе войск столько, что если бы делу был дан ход, то некоторых бывших руководителей ЗГВ встречали бы 1 сентября 1994 года в Чкаловском не с хлебом-солью и цветами с песнями, а с наручниками (тут, в частности, некоторые арбатские офицеры вспоминали случай, когда командование Группы подписало с одной из зарубежных коммерческих фирм контракт, который нанес войскам финансовый урон в 10 миллионов дойчмарок).

У Холодова была какая-то особая любовь к фактам коррупции в ЗГВ — к информации об этом он проявлял жадный интерес. Он не скрывал, что часто обращался к специалистам с просьбой объяснить ему механику заключения контрактов, явно невыгодных Группе войск. От него я и узнал один из секретов: чем дороже контракт — тем больше можно получить навар…

Холодов же установил, что следователь по особо важным делам Генпрокуратуры Игнатенко был в ЗГВ уже четвертым или пятым сыщиком, который основательно взял след и добирался до самых «высоких кабинетов» в Минобороны и ГШ, в коммерческих банках и других структурах, когда его сильно ударили по рукам и «ушли» из Генпрокуратуры. А дела передали другому следователю, который хорошо знал, какую методику «работы» требует использовать руководство Генпрокуратуры…

…У Димы Холодова была небольшая дорожная сумка, набитая разными документами и их копиями. Летом и осенью 1994 года большей частью они касались Минобороны и Западной группы войск. Мне особенно запомнилось, что львиная доля копий была снята с контрактов ЗГВ с иностранными фирмами. Дима как-то разрешил мне просмотреть один из них. Речь шла о закупке ЗГВ угля у какой-то иностранной фирмы. Мне документ ничего не говорил.

Дима пояснил:

— Уголь по гораздо более дешевой цене можно было купить у самих же немцев. Но командование Группы дало распоряжение своим тыловикам подписать контракт с фирмой, которая должна была поставлять уголь из-за пределов Германии.

Для любого журналиста иметь на руках документы или копии документов, на основе которых можно подготовить сенсационный разоблачительный материал, — предел мечтаний. Холодов умел добывать компромат, но никогда не рассказывал, каким именно образом он это делает. Хотя вряд ли мог по этой части изобрести что-то новое: в мире существует только четыре способа получения компромата. Журналист добывает его сам с помощью людей, которые ему доверяют, покупает или получает от «заинтересованных» людей плюс «случайно» находит (нередко — липу).

Обладание компроматом — отличное средство для создания имени и обретения славы, к которой не равнодушен ни один журналист на земле. Не думаю, что Холодов был исключением. И все же копии контрактов руководства ЗГВ с инофирмами, которыми располагал Дима, тоже свидетельствовали о том, что эти материалы кто-то ему добросовестно поставляет, наверняка преследуя свои цели. Холодов, мне кажется, таким образом становился одним из действующих лиц в тайных сражениях бизнесменов в погонах между собой…

В Министерстве обороны и Генеральном штабе фамилия Холодова была на слуху почти все время, пока его материалы появлялись в «МК». У многих генералов и офицеров даже выработался своеобразный читательский инстинкт: беря в руки «Московский комсомолец», мы прежде всего искали фамилию Холодова…

Многие знали: если появляется материал Дмитрия, значит, опять он вставляет фитиль кому-то из наших, у которых рыльце в пушку. Особенно допекал Дима Грачева и Бурлакова. У меня иногда создавалось впечатление, что Холодов работает с ними в одном кабинете, ест в одной столовой, вместе ездит в войска и моется в одних и тех же банях. И это не только у меня порождало элементарные догадки о том, что кто-то из военных очень добросовестно снабжает Диму информацией…

У Димы был какой-то свой, персональный журналистский рефлекс на военных пройдох, воров, бюрократов, протекционистов и мафиози. И поскольку он вел в газете военную тему, с профессиональной точки зрения это было легко объяснимо. Он стремился, на мой взгляд, добыть если не сенсацию, то информацию, граничащую с ней. А это уже показатель профессионального класса журналиста.

Но здесь нельзя было не видеть и более важное — позицию журналиста, не приемлющего бюрократию, ворье, тупость — все, чем серьезно и сегодня болеют Вооруженные Силы. Холодов стремился не только удивлять читателей, но и обнажать язвы армии. И, по-моему, делал это с тем упоением, которое часто заходило за опасную черту…

Некоторым нашим арбатским офицерам и генералам казалось, что Холодов «отрабатывает» чей-то социальный заказ, что он специально охотится только за чернухой в армии. И это лукавое объяснение было понятно: медведю, обворовывающему улей, всегда кажется, что наседающие пчелы в данной ситуации неуместны…

И Дима действительно был пчелой, от которой долгое время у некоторых наших «медведей» были сильно искусаны задницы и морды. Холодов вел свою, персональную тотальную войну против них. Все, что шло вразрез с его представлениями об офицерской чести, об армии как институте нравственности особой пробы, как хорошо отлаженном государственном механизме — все это вызывало у него обостренный интерес и ложилось на бумагу.

Ну, казалось бы, какой был резон молодому журналисту докапываться до истины, где же служит старший сын министра обороны Сергей? Вроде бы профессионального капитала тут особенно не наживешь — есть армейские проблемы гораздо важнее. А Диме все было важно. У него был свой угол зрения, свое поле битвы с протекционизмом, лицемерием и другими пороками людей, наделенных высокой военной властью.

Дима какими-то неведомыми способами прознал все-таки, что Грачев-средний (есть еще и младший) из забайкальских Могочей тайно переместился на передовые европейские рубежи — в Западную группу войск под начало генерала Бурлакова. Судя по материалу в «МК», Холодова это сильно возмутило. Ведь генерал армии Грачев однажды сам с гордостью публично признался: смотрите, все думали, что министерский сынок в Германию рванет. А я его в забайкальскую дыру, к черту на кулички. И напоминал при этом, что «Бог создал Сочи, а черт Могочи»…

Но недолго, оказалось, барабанил летеха Грачев в степях Забайкалья. Когда я читал в «МК» Димин материал, то уже знал, что министр из-за него снова пришел в ярость. Уже вскоре услышал, что вызвана такая реакция якобы «вероломной ложью» автора заметки. Возмущение министра было так велико, что в его искренность невозможно было не поверить.

Прочитав заметку Холодова о сыне министра, я решил проверить, соответствует ли его информация действительности. Позвонил в Главное управление кадров Минобороны. Там подтвердили — офицер Грачев числится в такой-то войсковой части. Звоню в часть. На том конце провода какие-то сумбурные объяснения, перешедшие, в конце концов, в выяснение подлинности моей личности. Так мне тогда и не удалось ничего выяснить…

Звоню кадровикам в штаб Воздушно-десантных войск. Там опять назвали какой-то загадочный номер войсковой части и что-либо еще объяснять отказались. И тоже стали выяснять, имею ли я санкцию на сбор информации такого рода…

А по Министерству уже вовсю ходили разговоры, что Гра-чев-отец настолько возмущен очередной «провокацией» газеты, что намеревается подать в суд. Снова раздались упреки министра и в адрес нашего управления информации. Дескать, почему проявляете пассивность и не даете отпор клеветникам?

Мы всегда болезненно относились к такой критике и стали думать, что делать. Тем более что возмущение министра было таким напористым и бурным, что многие из моих сослуживцев абсолютно не сомневались, что уж на этот раз министра действительно оболгали и оскорбили (и, надо признать, что в «МК» нередко бывали материалы с откровенно хамскими и оскорбительными выпадами в адрес министра — чего стоила, например, только одна реплика «представитель мира пернатых породнился со свиньями»).

Кто-то из наших офицеров предложил дать возможность Холодову слетать на почтовом военном самолете в Забайкалье и лично убедиться, что сын министра действительно служит в тамошних Могочах. И тогда в ответ на такое предложение прозвучал вопрос:

— А кто сынка туда доставит из Германии?

…Я еще раз убедился, что Дима знает гораздо больше, чем того кое-кому очень хотелось у нас на Арбате. Холодов продолжал портить настроение министру, докапываясь до того, где же в действительности служит его сын.

Поначалу я думал, что Дима, как и некоторые другие журналисты «МК», вводят себя в журналистский экстаз, с какой-то слепой, яростной предвзятостью «добивая» неприятного им человека. Банально, но истина: Холодов не любил Грачева, как не любили министра и другие журналисты в «МК» (Павел Сергеевич испытывал те же «обратные» чувства — и в этом его вполне можно было понять).

И как бы мне это ни было печально признавать, но Дима иногда в личных критических оценках министра переступал очень тонкую грань, за которой объективное превращается в глубоко субъективное. И тогда личная неприязнь журналиста часто рядится в дырявую тогу мнимой справедливости суждений и оценок, критика обращается в желчное критиканство, а факты не выстраиваются в естественную и убедительную логическую цепь, а топорно подгоняются под искусственно выстроенную схему.

Грешен: у меня подобные мысли были и о Холодове, который регулярно и едко критиковал министра, других высших генералов и порядки в армии. Иногда почти невозможно было благородное стремление газетчика помочь общему делу отделить от банальной и лобовой предвзятости…

На Арбате по этому поводу шли иногда дискуссии между офицерами. Спорили о том, есть ли у Холодова свои принципы или он работает по чьему-то заказу…

Когда пошли гулять по нашим кабинетам разговоры, что офицер Сергей Грачев вместе с женой (дочерью начальника Главного управления международного военного сотрудничества МО генерал-полковника Дмитрия Харченко) якобы оказался за границей, — Холодов упорно звонил в нашу пресс-службу и просил сказать ему правду.

— Опять помои выискиваешь, — говорил ему дежурный офицер.

— Не помои, а правду, — отбивался Дима.

И в тот раз нужной информации от нас он так и не получил. Но вскоре в «МК» появлялся его очередной материал, и мы снова удивлялись необычайной информированности корреспондента…

Тот, кто регулярно читал материалы Холодова, не мог не задаться резонным вопросом: откуда гражданский журналист, постоянно критикующий положение дел в Вооруженных Силах и явно не привечаемый их руководством, черпал столь обильную и часто очень специфическую информацию, которая к тому же нередко была недоступна другим представителям центральных газет?

По характеру Диминых материалов нетрудно было догадаться, что у него среди военных было много источников. Если, например, Дима печатал материал о глупом подходе к проблеме шумности подводных лодок, то ясно, что информация поступила либо из Главкомата ВМФ, либо из соответствующего НИИ или КБ.

Позже, когда мы с Димой познакомились поближе и мне стало известно о тайнах его умения «проходить сквозь стены», я убедился, что на Холодова работает целая индустрия военных информаторов, рассеянных по всем этажам и закоулкам военного ведомства.

Сеть его «агентов» составляли военнослужащие самых различных рангов — от генералов и адмиралов до рядовых солдат. В его потрепанных записных книжках значились фамилии сотен людей, с которыми он поддерживал связь.

Это был в некотором роде феномен. И на него можно смотреть совершенно по-разному. Те, кого Дима постоянно щипал и бил, были убеждены, что он «развел стукачей» и «лазает по армейским помойкам». Те, кто боролся с военной нечистью, были однополчанами Димы в его сражении за чистоту армии.

Дима часто выступал в роли «морального эколога» армии. И все, кому было противно от разведения «помойки» в стенах военного ведомства, кто хотел большей чистоты в нашем доме, — все были его коллегами.

Дюжие мужики с генеральскими и полковничьими погонами на плечах, многие из которых прошли Афган и другие «горячие точки», не рисковали, не имели храбрости поставить собственную фамилию под разоблачительным материалом для газеты. Ибо тогда — в самом лучшем случае — гражданка. В худшем — легкий хлопок в подъезде, черная рамка на последней странице «Красной звезды», венки от МО, звонкий стук комьев свежей глины по крышке гроба и автоматный салют по команде «Пли!»…

Бессмысленный риск — хуже глупости.

Надо было делать выбор: или пускать службу наперекосяк, или продолжать подпольно бороться с грязью, глупостью и военной мафией с помощью газеты. И тот, кто сегодня утверждает, что некоторые минобороновские и генштабовские «борцы за справедливость» делали это порой руками Димы Холодова, наверное, правы. Порода людей, стремящихся, не поднимая забрала, сводить счеты с неугодными, неистребима. Риск минимальный. Но страшно рискуют те, кто принимается таскать каштаны из огня с чьей-то подачи…

Я знаю некоторых Героев России, которые не боялись ходить под вражеские, пули на войне. Но сказать в газете правду о преступлениях в армии или на Арбате они трусили. Пацан с тонкой ребячьей шеей и честными девичьими глазами не трусил. Его часто предупреждали, что это может плохо кончиться, и даже грозили. Он не обращал на это внимания.

Чего было больше в нем — журналистского азарта? Привычки ходить по проволоке над смертельной пропастью? Неистребимой ненависти ко всему, что наносило уродские краски на военную и всю нашу жизнь? Мальчишеского стремления прославиться дерзким умением «избивать генералов»? Мужской отваги, порой граничащей с безумием? Мне кажется, в нем уживалось все это вместе…

 

ЗНАКОМСТВО

В 1993–1994 годах российская пресса все чаще начинала бить тревогу по поводу нарастающего финансового кризиса в армии. При этом главным виновником такого положения сплошь и рядом называлось правительство, которое несвоевременно и не в полном объеме выделяло деньги Вооруженным Силам. Но то была лишь половина правды.

Имея доступ к конфиденциальным документам МО и ГШ, я стал замечать, что в них идет речь и о другом: армейские и флотские финансовые начальники стали обращать внимание руководства нашего ведомства на то, что по пути из Москвы в войска деньги начинают «пропадать». Естественно, при таком положении уже нельзя было обвинять ни правительство, ни Центробанк. Это было уже сугубо ведомственной проблемой. А из войск на Арбат продолжали идти все новые шифровки, в которых командиры били тревогу…

Однажды я подготовил для публикации материал, в котором шла речь о существовании в Минобороны некоей финансово-военной мафии, о том, что многие десятки миллионов рублей, предназначенных для войск, исчезали из поля зрения войсковых и флотских финансистов на срок от шести месяцев до полутора лет. Где они гуляли? Кто именно был тем стрелочником, который умело направлял гигантские потоки «военных» денег мимо частей и гарнизонов Российской армии в коммерческие банки? В своем материале я называл конкретные миллионные суммы, сроки их отправки из Москвы и сроки получения в военных округах и группах войск.

Когда материал был готов, предложил его своему надежному другу — полковнику Виктору Бадуркину, который в то время работал военным обозревателем «Труда». Главный редактор этой газеты печатать статью не решился. Слишком взрывоопасный был материал. Чтобы он не пропал зря, Бадуркин посоветовал мне показать его Холодову, с которым был знаком.

Я согласился.

В назначенный день мы с Холодовым встретились в условленном месте и представились друг другу. Прочитав материал, он посмотрел на меня пристальным взглядом и спросил:

— Здесь все правда?

— Не веришь — не бери. Я все-таки полковник.

— До публикации, — сострил он.

Материал он взял. По дороге из редакции «Труда» к метро мы шли вместе, и он жадно выпытывал меня о житье-бытье в Минобороны. Мне поначалу показалось, что Холодов действительно «собирает грязь», как иногда говорили у нас в арбатских кабинетах. Его, в частности, интересовало местонахождение строительной организации Минобороны, которая под видом возведения важных военных объектов и ремонта учебно-материальной базы частей МВО строила дачи для высшего генералитета.

Он хотел знать также, почему вместо детей офицеров-афганцев и чернобыльцев на отдых за границу летали здоровые дети минобороновских и генштабовских чинуш. Правда ли, что сынок одного из Главкомов видов Вооруженных Сил прямо под носом у штаба папы поставил в военном городке торговые ларьки и разводит коммерцию, а отец потихоньку отваливает ему для прокрутки военные деньги?

На чеченских пепелищах, у палаток с ранеными и погибшими сослуживцами, российский солдат все чаще задумывался о смысле войны, на которую был послан…

Угрюмые дороги очередной «непонятной» войны…

Тяжкий путь домой…

Кладбища уничтоженной и поврежденной чеченцами боевой техники «федералов» были привычным явлением…

Война беспощадна к военным и гражданским, к взрослым и детям, мужчинам и женщинам… На всю жизнь у чеченцев останется горькая память о том, как русский солдат приходил в их дом наводить «конституционный порядок».

…Бывали дни, когда вертолетам не хватало топлива, чтобы своевременно эвакуировать убитых и раненых…

…Этот чеченский пацан носился среди развалин Грозного с огромным зеленым стягом и радостно орал: «Победа! Аллах с нами!»

…Для многих еще толком не послуживших и необстрелянных пацанов в военной форме дорога на чеченскую войну начиналась с веселых песен под гитару в вагонах, мчавшихся на юг.

А заканчивалась вот так, в цинковом ящике, именуемом «грузом-200»…

Дима спрашивал у меня о командующем войсками Дальневосточного военного округа генерале Викторе Чечеватове, который, служа в Хабаровске, умудрился за короткое время соорудить оригинальную чудо-дачу в ближнем Подмосковье. Но больше всего меня поразил его вопрос о помещении магазина «Ежик» в минобороновском доме на Рублевке, которое было якобы продано руководством МО за несколько сот тысяч долларов одной коммерческой организации…

Конечно, не на все его заковыристые вопросы я мог дать исчерпывающие ответы, но осведомленность Холодова о наших «интимно-семейных» арбатских делах поражала. Было совершенно очевидно, что сбор такой информации был для него любимым видом охоты…

У метро обменялись телефонами. Для пущей конспирации договорились, что Дима будет звонить мне из уличных автоматов (как и я ему в его подмосковный городишко через закрытую АТС), присвоили друг другу клички. Он стал Андреем, я — Владимиром.

Договорились, что при необходимости будем встречаться в парикмахерской напротив «Художественного». Эта парикмахерская станет явкой, на которую м_ы приходили по мере надобности и чаще всего в 12 дня. По паролю «Надо бы постричься»…

Моя статья с заголовком «Когда генералы блефуют» и с подзаголовком «военная мафия крутит деньги» уже вскоре появилась в «Московском комсомольце». Прочитав подпись, я ужаснулся. Дима откровенно засветил меня. Под материалом он поставил фамилию «Баратынов». Этот псевдоним выдавал половину моей фамилии и был прекрасной наводкой. Меня могли элементарно вычислить (некоторые сослуживцы, в частности полковник Владимир Коржавых, в тот же день признался мне, что сразу догадался, кто такой «Баратынов»).

Я срочно пригласил Диму «постричься». И высказал ему свои опасения и недовольство. На лице Димы мелькнул испуг. Он стал по-мальчишески оправдываться. И чтобы хоть как-то отвести возможные подозрения, предложил даже подготовить интервью автора «Военной мафии» с фотографией… со спины и как бы реальной фамилией, совершенно не ассоциирующейся с моей. Все это было как-то по-детски, наивно.

— А что же еще придумать? — пылко выспрашивал он, то и дело извиняясь.

— Не печатать статей с такими разоблачающими псевдонимами.

— А я ведь хотел, чтобы было поблагородней, позвучнее. Был же Баратынский… Офицер, поэт…

На Арбате стали искать автора статьи в «МК»…

На некоторое время я залег на дно.

Однажды Дима вновь предложил встретиться. Увиделись там же — в парикмахерской. Он показал мне материал, поступивший в «МК» от группы офицеров МО и ГШ. Речь шла о том, что якобы любимец министра обороны начальник управления военного строительства и реформ Минобороны генерал Геннадий Иванов вместе с большой группой подчиненных (он был еще и помощником министра по военной политике) в обход земельной комиссии центрального аппарата МО умудрился отхватить сверх меры для своего подразделения земельный участок в одном из районов Подмосковья.

Дима сомневался, не ложь ли это, и попросил меня перепроверить факты. С помощью знакомых офицеров МО и ГШ я быстро установил, что Холодов располагает достаточно достоверной информацией. Ее мне подтвердили в так называемой «земельной комиссии» центрального аппарата МО, которую возглавлял в то время полковник Георгий Дьяченко.

Оказалось, ивановцы еще до сформирования так называемой земельной комиссии центрального аппарата (и до выхода соответствующей директивы министра) сумели в одном из престижных районов Подмосковья с потрясающей быстротой найти общий язык с местной администрацией, оформить документы на землю и начать обустраивать свои участки…

А ведь обычно на такие операции, писали Холодову наши офицеры, требовалась куча нервов и времени. А тут — почти в один момент.

Холодову очень хотелось понять, в чем же была загадка. Только ли в том, что генерал Иванов, как писали арбатские офицеры, «ногой открывал дверь в кабинет министра»? А может, лично Грачев помогал? И такое могло быть. Грачев ведь вполне мог снять трубку, позвонить губернатору Московской области Тяжлову — и все в ажуре. Я проверил эту версию. Она не подтверждалась. А Дима торопил. Ведь речь шла, в сущности, не только о ловко полученных группой генералов и офицеров МО многих десятках соток земли.

— Тут криминал, и весьма серьезный, — говорил Дима, — спекуляция военной землей.

Его разбирал азарт охотника. Но тайна продолжала оставаться тайной. И все-таки он раскрыл ее. Дима поехал в район, где была выделена земля, и глубоко «покопал» там…

От него я позже и узнал, что наши минобороновские шуст-ряки-латифундисты договорились с местной администрацией района полюбовно поделить выделенную министерским и ген-штабовским офицерам землю. Эта «взятка» и была разгадкой того, почему так быстро оформлены документы…

Несколько тысяч генералов и офицеров МО и ГШ оставались без единой сотки положенного по президентскому указу зельного надела, а наши «реформаторы» жировали.

Получив эту информацию, подкрепленную к тому же новыми документами, полученными в районной администрации, Дима торжествовал. Вскоре статья, озаглавленная «Военизированные крестьяне генерала Иванова» появилась в «МК».

В управлении военного строительства и реформ началось что-то похожее на панику. Люди бегали по коридорам и грозили подать на Холодова в суд. К тому времени я уже знал, что у Грачева состоялся нелицеприятный разговор по газетному материалу с генералом Ивановым. Тот возмущался и грозил Диме судом. Для пущей убедительности в таком намерении он даже вызвал к себе следователя.

Следователь позвонил Диме и пригласил его на беседу. Холодов занервничал. Он несколько раз звонил мне и уточнял детали. После нужных подтверждений пошел к следователю. Следователь, получивший задание с ходу «закопать мальчишку», сразу мощно наехал на Диму. Когда же Холодов положил перед ним на стол копии документов, у отправителя правосудия пропала всякая охота давить на парня. На том и расстались. Диму больше не трогали.

После этой своей очередной победы Дима стал особенно откровенным со мной…

 

ЗАГАДКА

Перебирая в памяти многие детали нашего в Димой сотрудничества, я часто возвращаюсь к одной очень странной загадке. Как-то он неожиданно предложил мне бесплатную поездку в Германию на кратковременный отдых. И сказал при этом: «От тебя нужно только согласие».

Я отнесся к этому предложению без особого желания, потому как офицеру выехать за границу без разрешения начальства — вещь невозможная. Нужно было писать рапорт, давать десятки объяснений, выдумывать легенды. Все это неминуемо бы вызвало подозрения у начальства, да и у военной разведки.

Помню, я поинтересовался у него, что за компания полетит в Германию. Он ответил, что она будет состоять из известных предпринимателей. Я рассказываю об этом только потому, что возможно, следствию это может дать возможность зацепиться за какие-то новые нити. Тут есть немало вопросов. Например, с кем из коммерсантов дружил Дима? Почему ему оказывалась такая честь — возможность бесплатно вылететь на отдых в Германию, да еще и взять с собой товарища?

 

ОБЕЩАНИЕ

Мы продолжали сотрудничать вплоть до октября 1994 года. Правда, сотрудничество наше иногда носило импульсивный характер. Димка стал подолгу исчезать из поля моего зрения и появлялся тогда, когда надо было перепроверить «очередную подлянку» или уточнить какие-то детали его материалов на военную тему. В октябре я собирался в отпуск и поехал в ГУМ купить маме подарки.

До этого Дима долго не выходил на связь и, хорошо помню, до своей поездки в Чечню сказал мне в парикмахерской, что скоро выдаст «убийственную сенсацию». Я поинтересовался, о чем именно. Он стал уходить от ответа. Вероятно, боялся спугнуть заинтересованных лиц. А я и не стал докапываться. Спросил только — надежен ли источник.

— Сто процентов, — горделиво ответил он, азартно поблескивая глазами.

…Набродившись по ГУМу, я пил пиво у стойки одного из буфетов. Громко орало радио. Буфетчица подошла к приемнику и стала искать новую волну. И вдруг из радиогама вырвался энергичный и тревожный голос диктора, сообщавшего о взрыве в редакции «Московского комсомольца» и о том, что «тяжело ранен» военный корреспондент газеты Дмитрий Холодов…

Я словно пьяный выбрел из многотысячной толпы, продолжавшей равнодушно покупать трусы и презервативы, пальто и светильники, и поплелся наугад подальше от магазина.

Уже в метро услышал слова:

— Умер?

— Умер.

Димы не стало.

…А дома плакала жена, которая тоже была знакома с Димой. В кармане моей куртки еще лежал потрепанный пригласительный билет на праздник «Московского комсомольца» в Лужниках, где моя жена впервые познакомилась с Димой и он еще так переживал, что уже раздал все пригласительные билеты и для меня не было второго. Начальник пресс-центра Московского военного округа полковник Владимир Гурьянов предложил мне свой пригласительный, но я отказался — было неловко лишать пропуска офицера, который много поработал на фестивале. ·

Дима бросил свой выставочный городок «Караул» и побежал куда-то в своей легонькой спортивной зеленой курточке — выспрашивать для меня второй билет. Прибежал взмокший и виноватый. Кого-то из редакционной администрации фестиваля «МК» так и не сумел найти. Я попросил Диму не беспокоиться и сказал, что на конкурс «самая красивая женская грудь» попаду с женой и с одним билетом. Нет таких крепостей, которые бы не взяли полковники…

— Хочешь, я на спор проведу на твоих глазах десять человек? — говорил я ему, чтобы хоть как-то развеять неловкую ситуацию.

Димка стал любопытствовать, как именно я собираюсь объегорить внушительную охрану у входа в зрительный зал. Он ждал, видимо, потрясающего фокуса, а все было так банально и просто…

Я захожу во Дворец спорта с зонтиком, затем вдруг вспоминаю, что «забыл» отдать зонтик жене, передаю его ей под носом у охраны, жена отходит в сторону, достает из зонтика мой пригласительный и проходит в зал следом за мной. Что и было сделано…

Дима позвонил на другой день, снова извинялся за накладку и спросил о впечатлениях о конкурсе. А потом снова извинялся и извинялся, что не достал второго билета…

Тогда жить ему оставалось всего несколько месяцев.

 

МУКИ

…Что мне было делать в тот черный день 17 октября? Бежать к Генпрокурору и рассказывать о своих контактах с Холодовым? Но что толку, если я еще не знал подробностей покушения на него. Рассказать о своих предположениях? Но то были всего лишь предположения. Тем более что Дима особенно о своих связях не распространялся. Разве что несколько раз похвастался, что у него везде есть надежные люди.

Я понимал: чтобы помочь делу, надо иметь слишком серьезные факты. Досужие догадки мои могли пустить следователей по ложному следу. К тому же, сидя в засаде на Арбате, можно было еще зацепиться за что-то серьезное. Тем более что вовсю стали говорить о «военном следе»…

И тогда я стал перебирать в памяти все наши встречи и разговоры, вспоминать даже малосущественные детали, склеивать из них свои версии гибели Димы.

Таких версий набралось несколько…

Версия первая — чучковская

…Летом 1994 года Холодов стал подолгу исчезать из поля моего зрения. Он каким-то образом сумел прорваться в отдельную бригаду специального назначения Главного разведывательного управления Генерального штаба и дать оттуда несколько материалов (в этом можно легко убедиться, полистав «МК»), Эта внезапно вспыхнувшая любовь Димы к нашим разведчикам насторожила меня, и я даже стал подумывать о сворачивании контактов с Холодовым…

Загадочно все это было: один из самых нелюбимых корреспондентов министра и некоторых других генералов МО и ГШ — и вдруг посватались-породнились. Мелькала догадка: Димку просто таким образом купили, чтобы он перестал бомбить Арбат своей критикой. Предоставление возможности журналистам побывать в «закрытой зоне» или за границей у нас в МО всегда было эффектным способом обретения их лояльности. Целой своре хорошо «прикормленных» журналистов мы постоянно оказывали знаки повышенного внимания. И они всегда писали об армии именно то, что нам хотелось.

И хотя я с трудом представлял себе Диму в роли купленного журналиста, все же репортажи из Чучкова заставили меня сильно насторожиться. А тут еще Дима вдруг стал писать о военных в таких восторженных тонах, что невольно думалось: «Вот и тебе, парень, заткнули рот».

Нет, вы сами подумайте: Холодов, фамилия которого в Минобороны и Генштабе вызывала зубовный скрежет, — и вдруг принимается по высшему разряду не где-то в забайкальской глуши, а в элитной разведывательной части. Что случилось? Мог бы себе позволить такое командир, хорошо знающий, что министр и начальник ГШ не пылают особой любовью к газетчику, который постоянно «лил грязь» на МО?

Следовательно, был какой-то тайный умысел в том, что «персона нон грата» запустили в чучковский спецназ. Нам еще предстоит узнать у соответствующих начальников, за какие такие заслуги ненавистный им Холодов был вдруг запросто допущен в часть, куда до него была закрыта дорога даже самым верным придворным арбатским летописцам…

Что же завлекло Диму в Чучково? А можно спросить и по-иному — кто завлек? Димка мне говорил загадочно: «Свои надежные люди». И наотрез отказывался уточнять — кто же именно. Так, может быть, с этого и начиналась трагедия?

Завлечь, приручить, устранить…

И тут есть еще один принципиальный момент версии. Осенью 1994 года Дима намекал нескольким московским коллегам, что вышел на опасный след: якобы инструкторы из чучков-ской бригады за большие деньги готовили телохранителей шефов богатеньких коммерческих структур и бойцов собственных «спецслужб».

Такая подготовка за большие деньги возможна. Сейчас в армии за большие деньги все можно. А уж такую мелочь, как под видом какого-нибудь кружка молодых патриотов открыть школу подготовки телохранителей или охранников — раз плюнуть. Лишь бы заплатили.

Уже вскоре после трагедии стало известно, что следователи «взяли» чучковский след. Более того, в Минобороны и Генштабе многие поговаривали, что убийца Холодова был взят чуть ли не через месяц после совершения теракта. А тут и сам и. о. Генпрокурора Алексей Ильюшенко принародно пообещал до Нового года закрыть дело. Все сходилось…

То, что Дима продолжительное время «охотился» в чучков-ском спецназе и выведал там сведения не только о высококлассной подготовке специалистов, но и кое-что похлеще — все это попало в рамки следствия. Тем более что именно в чуч-ковском спецназе и именно после смерти Димы была выявлена и арестована группа лиц, занимавшаяся преступной деятельностью. Нельзя исключать, что там Холодов вышел на след этой группы еще до того, как в части появились следователи Генпрокуратуры.

После того как в бригаде были проведены аресты подозреваемых и правоохранительные органы начали расследовать уголовное дело, стали известны некоторые его подробности…

…В ноябре 1994 года в бригаде была разоблачена преступная группировка во главе с полковником Н. (то был на самом деле полковник Владимир Кузнецов, заместитель начальника технического отдела части). Всего было арестовано 9 человек, среди которых б офицеров и прапорщиков и 3 гражданских лица.

Только за неполные шесть месяцев 1994 года со склада в/ч исчезло 300 килограммов взрывчатки, десятки тысяч патронов и большое количество другого военного имущества, включая и комплекты маскировочных сетей.

Хищения в бригаде начались с марта 1993 года. Одна часть боеприпасов списывалась как израсходованная на учениях. Другая часть оформлялась как выданная по распоряжению командования вышестоящего подразделения ГРУ. Непосред-. ственно выдачей боеприпасов по подложным документам занимался прапорщик С. Наряду с обычным тротилом десятками килограммов похищалась и продавалась взрывчатка типа ПВВ (пластит — одно из наиболее мощных взрывчатых веществ. Например, для полного уничтожения атомобиля типа «мерседес» нужно 300–350 граммов тротила, а таким же количеством пластита можно превратить в руины целую хрущевскую пятиэтажку).

Похищенная на складе бригады ГРУ взрывчатка в больших количествах продавалась криминальным структурам Москвы и России. Помимо этого стало известно, что военные обучали «покупателей» приемам обращения с ней. Преступная группировка доставляла взрывчатку и в «горячие точки» страны. Государственная цена пластита за 1 кг (в ценах 1993 года) составляла 2700 рублей. На «черном рынке» он шел в 10 раз дороже. Нетрудно было объяснить, на какие средства организатор преступной группировки в 1993–1994 годах приобрел три иномарки…

В ходе расследования уголовного дела было установлено, что военнослужащие наряду со взрывчаткой систематически похищали из части гранаты РГД-5, штык-ножи разведчика АН-43, резервуары для воды и даже лопаты. 50 тротиловых шашек и 25 электродетонаторов были проданы за 570 тысяч рублей, 20 гранат — за 250 тысяч, а 3 тысячи патронов однажды были проданы за 2 миллиона рублей.

Организатор группы обвинялся по пяти статьям Уголовного кодекса РФ: 218 и 2181 — хранение и и хищение боеприпасов и взрывчатки; 1471— хищение госимущества, 60 — злоупотребление служебным положением и 171— перевозка взрывчатых веществ авиатранспортом…

Материалы уголовного дела были переданы в военный суд. Кое-что зная об их содержании, я пару раз пытался получить у следователей ответ на вопрос: соответствует ли химический анализ взрывчатки, с помощью которой был убит Холодов, — той, что распродавали попавшиеся спецназовцы? Тем более что взрывчатка в роковом «дипломате», принесенном Холодовым в редакцию «МК» из камеры хранения на Казанском вокзале, и та, что похищалась со склада бригады накануне гибели журналиста, поступала с одного и того же завода. Следователи отвечали загадочно:

— Придет время — узнаешь…

Когда же я попытался высказать свои соображения по поводу того, что Дима мог выйти на «пластитовый канал», один из следователей Генпрокуратуры, входящий в группу Леонида Коновалова, во время нашей встречи сказал;йіне:

— Не учи папу детей делать…

И я не обиделся. Следователь до окончания уголовного дела не имеет ни юридического, ни морального права раскрывать какие-либо его детали.

Не только я один был уверен, что полковник Н. (Кузнецов) — вот та ключевая фигура, вот «конец ниточки», который, возможно, мог указать наиболее перспективный путь в разматывании дела о гибели Холодова в русле чучковской версии.

Зная чуть больше, чем положено, я уже имел информацию о том, что в ходе следствия был сделан предварительный вывод: полковник Кузнецов (специалист-подрывник) якобы не виновен в гибели Холодова:

«…Экспертиза не нашла на вещах и в автомашине Кузнецова следов тротила, погубившего журналиста».

И еще: «Кузнецов отрицал свою причастность именно к тому чемодану, который взорвался 17 октября 1994 года…»

Эти выводы смешны: создается впечатление, что опытнейший разведчик должен был обязательно обсыпать свою одежду и сиденья в автомобиле толстым слоем пластитовой или тротиловой пыли. А затем признаться следователям, что именно он изготовил чемодан, который взорвался в руках Холодова…

Весьма настораживающим выглядит и еще один момент — совпадение начала разматывания «пластитового дела» и бурной творческой активности Холодова в Чучкове. Офицеры чучковской бригады в ходе расследования уголовного дела не исключали, что Холодов во время наездов в бригаду каким-то образом мог прознать и про «кружок юных патриотов», и про тайную торговлю пластитом. Он успел со многими пообщаться и о многом ему было уже известно. А если так, то дальше логика подсказывает самые элементарные ходы: Дима ездит в Чучково, пишет о разведчиках хвалебные оды и одновременно сам разматывает «пластит». И об этом становится известно тем, кто долгое время наживался на его продаже…

Группа воров в погонах не могла не понимать, что без разоблачительной публикации в «МК» тут не обойдется. Следовательно, Дима — один из тех, кто может «засветить малину»: Для чучковских дельцов было крайне нежелательно, чтобы из-за Холодова сгорел дававший долгое время огромные доходы пластитовый бизнес…

И районная, и махачкалинская мафии, которым сбывалась взрывчатка (это зафиксировано в деле) в случае появления публикации в «МК» могли лишиться надежного поставщика взрывчатки. Выход? Он очевиден — убрать Холодова. А убрать есть кому: полковник Н. (Кузнецов) не только таскал бандитам взывчатку, но и обучал их искусству взрывного дела (старший офицер являлся ведущим специалистом по этой части и через его руки прошли сотни «минеров»).

Что дальше? Сам полковник или его ученики получают «практическое задание» — на деле продемонстрировать умение соединять теорию с практикой. Объект уничтожения — Холодов…

В Чучкове Дмитрий Холодов к тому времени уже успел «сесть на хвост» еще одной сенсации: он принес в редакцию весть о том, что инструкторы той же чучковской бригады на полигоне Кантемировской дивизии привлекались к обучению боевиков секты «Аум синрике». Холодов стал одним из первых российских журналистов, который получил действительно сенсационную информацию — занятия с японскими боевиками на полигоне Кантемировской дивизии проводились под «крышей» так называемого Российско-японского университета (РЯУ), к созданию которого имел отношение Олег Лобов — секретарь Совета безопасности России.

Холодов стал проявлять большую заинтересованность к тому, чем занимались японские парни и российские военные инструкторы в учебном центре под Москвой (а там прошло несколько занятий, в ходе которых проводились стрельбы из различных видов оружия, организовывалось вождение танков и бронетраспортеров, а в планах было и обучение японцев управлению боевым вертолетом — все это зафиксировано в документах следственных органов, содержащих показания свидетелей)…

Появлением боевиков «Аум синрике» под крышей РЯУ в России, практические занятия по боевой подготовке на полигоне с привлечением наших специалистов уже вскоре заинтересовало не только Холодова, но и ФСК. Здесь принципиально важно отметить, что эта затея сразу попала под колпак наших спецслужб. Но поскольку она реализовывалась под патронажем человека, занимающего столь высокий государственный пост в стране, это и сыграло, на мой взгляд, решающую роль в том, что Олег Лобов и его напарники не были своевременно привлечены к ответственности.

Мне самому довелось видеть документы, в соответствии с которыми через правительство протаскивалась идея создания РЯУ. Под «крышей» Российско-японского университета идеологи этой аферы намеревались реализовать несколько бизнеспроектов, в соответствии с которыми в Москву должны были поступить крупные японские инвестиции (в одном из столичных районов, в частности, намечалось строительство макаронной фабрики).

Любопытно, что только спустя несколько лет после гибели Холодова к теме Лобов — «Аум Синрике» — чучковский спецназ следователи возвратились вновь, а сам бывший секретарь Совета безопасности РФ вызывался в 1997 году в следственные органы для дачи дополнительных показаний (хотя его снимок рядом с предводителем секты боевиков Асахарой давно кочевал по страницам российских газет, а два московских журналиста — С. Соколов и С. Плужников потрясли страну сенсационным материалом, в котором упоминалось и о том, что в свое время одним из первых на тропу расследования этого дела вышел Д. Холодов).

Он знал слишком много тайн, которые были опасны для его жизни. Даже следователи не исключают, что Холодов вполне мог располагать информацией о связи некоторых спецов чуч-ковской бригады с подготовкой боевиков японской секты.

В чучковской версии гибели журналиста все еще многое остается неясным. К этому следу и у сыщиков, и у журналистов разное отношение.

Военный обозреватель «Российской газеты» (1995. 27 дек.) по этому поводу писал:

«…Почти уверен, что и эта версия убийства журналиста лопнет как мыльный пузырь. Основание такой уверенности — приватный разговор с одним из высокопоставленных сотрудников ГРУ. Он сказал мне:

— С Димой мы встречались, беседовали. У нас сложились самые добрые отношения. Мы хорошо знаем все, что было известно ему. Не владел он информацией, которая сколько-нибудь существенна для военного ведомства. Или для кого-то из наших людей. Ищите причину убийства Холодова в другом. Кому-то потребовалось взорвать обстановку в стране…»

Такие доводы по многим позициям ущербны. Они разбиваются элементарно. Утверждать, что наши военные спецслужбы «знали все», чем располагал Дима, — самоуверенная хвастливость. Ибо не однажды офицеры ГРУ и ФСК лихорадочно разыскивали Диму, чтобы «дополучить» у него недостающую информацию по некоторым сложным делам, в тайны которых он успел проникнуть… Но если «знали все», то зачем тогда разыскивали?

Разве не так, например, было, когда Дима начал раскручивать тщательно скрываемое в МО и ГШ дело о попытке провоза через авиабазу Чкаловская стратегических материалов в Германию? А «пропавший» эшелон со стройматериалами из Западной группы войск? А деньги, перечисленные Главным управлением торговли МО в «Мост-банк»? А деньги МО, тайно переведенные бельгийской фирме некоего Брандвайна?

Разве то была «несущественная для военного ведомства информация»? Разве не случалось иногда, что только после публикаций Димы в «МК» сотрудники ГРУ и ФСК бросались разматывать дела?

Военный обозреватель «Российской газеты» (который, кстати, некогда служил, по его же признанию, в этой самой чуч-ковской бригаде ГРУ) явно хочет отвести от бывших сослуживцев хоть какие-то подозрения в причастности к гибели Холодова. И потому он рекомендует искать причины гибели журналиста «в другом».

Позиция офицера ГРУ, самоуверенно отметающего ту же версию, еще более прозрачна: затрагивалась честь подшефного коллектива. Но так или иначе, а решающее слово должны были сказать только следственные органы, ведущие уголовное дело по убийству Холодова. Но следствие еще не было завершено, а некоторые газеты однозначно утверждали: «Холодова убил не полковник ГРУ».

При этом не было никаких ссылок на документы следствия по уголовному «чучковскому» делу. А в нем еще много любопытного и недосказанного. Одна из главных фигур дела — тот же полковник Кузнецов упорно не хотел «колоться» насчет того, кому именно в районной или махачкалинской криминальной группировках продавал пластит. Ответ на этот вопрос мог бы многое прояснить, а возможно, и вывести на непосредственных исполнителей убийства…

Но полковник молчал. Бандиты предупредили офицера и его семью, что в случае, если он проговорится, они в его семье никого не пощадят…

А тем временем по этому делу выплывали все новые и новые сенсационные сведения. Оказывается, минер в полковничьих погонах беспрепятственно садился в самолеты до Махачкалы с сумкой, набитой взрывчаткой, но при этом почему-то не проходил положенного досмотра. И его, оказывается, сажали в самолет по брони, полученной аж в аппарате президента (один из журналистов писал и об этом). А если так, то нельзя было исключать, что данный фактор мог повлиять на ход следствия…

Слишком много осталось еще неясного.

Версия вторая — чеченская

Еще до чеченской войны Холодов вышел на след одной столичной мафиозной группировки, которая занималась поставками оружия на Кавказ. Однажды он проговорился о каком-то начальнике склада, прапорщике, который пообещал ему рассказать «что-то такое убийственное…». На эту историю Диму пообещала вывести знакомая девушка (когда начнется следствие, в «Комсомольской правде» мелькнет об этом информация).

Во время одной из встреч со мной Дима намекал на эту сенсацию. Но как всегда — без деталей. В самом общем виде. Речь, насколько мне помнится, шла о том, что существует канал перекачки оружия из Москвы и других городов России в Чечню.

Это для меня сенсацией не являлось. И все же все выглядело очень странно: ради чего этот загадочный прапорщик решил открыться незнакомому журналисту? А может, прапорщик был родственником девушки? А может, прапорщика и девушки не было вовсе? Но ведь прошла же в печати информация о том, что Холодов со знакомой девушкой ходил «в гости» к прапорщику (в уголовном деле, насколько мне известно, прапорщики фигурируют).

Значит, нить от девушки можно разматывать. Тем более что у Димы знакомых девушек было не так много. Это первое. А второе —. почему именно Холодов и именно осенью 1994 года ездил в Чечню?

Нельзя исключать, что он проверял каналы доставки оружия (причина — полученная информация). В то время о таких каналах было известно. В том же «Московском комсомольце» можно найти не одно подтверждение тому, что мафия оружие в Чечню успешно перекачивала. Вот лишь один типичный пример из той же газеты:

«…Оружие в Чечню поставляла предпринимательница-москвичка. Сразу по трем статьям Уголовного кодекса обвиняется Генеральной прокуратурой РФ москвичка — владелица нескольких частных фирм, специализирующихся в области оружейного бизнеса.

Как сообщили «МК» в Генпрокуратуре, женщина вполне официально возглавляла частные оружейные фирмы в Москве, Ижевске и на Кипре. Однако одновременно ее фирмы, как выяснилось, занимались и нелегальными поставками оружия в Чечню.

Следствие установило, что она заключила два контракта с Ижевским механическим заводом на приобретение 25 тысяч пистолетов. Контракты были заключены от имени зарегистрированной ею кипрской компании «Лоре-трейдинг-ЛТД» с нарушением действующего законодательства.

На заводе предпринимательница получила две партии оружия (4350 боевых пистолетов марки ИЖ 70–01). Оружие на самолетах было переправлено в Грозный и продано чеченцам через тамошнего сообщника, который сейчас находится в розыске…»

Период наиболее бурной и «плодотворной» деятельности этой группировки, как показало следствие, попадает именно на тот период, когда Холодов стал проявлять повышенный интерес к тайным поставкам оружия в Чечню.

Когда я по своим каналам стал наводить справки о технических качествах пистолетов, фигурирующих в деле, одни специалисты сказали мне, что они относятся к разряду стартовых, другие утверждали, что «это еще ничего не значит» и что «эту систему очень просто превратить в боевую путем рассверливания ствола или замены его».

Вся эта загадочная история напомнила мне случай с задержанием в районе одной германской авиабазы (в то время принадлежавшей Западной группе войск) подполковника штаба ЗГВ с 10 тысячами пистолетов, которые тоже по накладной именовались «спортивными»…

Вскоре после гибели Димы в одном из интервью Павел Грачев высказал и еще одну версию: генерал намекнул, что журналист якобы привез из Чечни «опасную игрушку», жертвой которой и стал. Этот намек вызвал остервенелую реакцию со стороны коллег Холодова, в которой эмоций было гораздо больше, чем здравой логики. Но что именно имел в виду министр? Следователи пока ответ на этот вопрос держат в секрете…

Так или иначе, а чеченская версия тоже требовала основательной прокачки. Ибо нельзя было исключать, что Дима слишком глубоко зашел в раскапывании «дела». Если мне не изменяет память, то самое большое интервью газете «Московский комсомолец» Дудаев дал именно Диме Холодову. А в теплой компании окружения президента Чечни, когда хмель кружил голову и развязывал языки, непьющий Дима мог поймать завязки, которые и вывели его на оружейные арсеналы.

Дима был сверхлюбопытным журналистом.

В государстве, криминализированном сверху донизу, такое любопытство все чаще стоит жизни…

Версия третья — ядерная

…То ли в «Шпигеле», то ли в «Штерне» появился однажды материал о том, что на подмосковной авиабазе Чкаловская органы российской контрразведки задержали высокопоставленного генерала, который пытался вывезти в Западную группу войск «стратегические материалы».

Дима показывал мне этот изрядно потрепанный журнал, из-за которого у него случилась очень большая неприятность. Дело могло дойти до суда и взыскания с Холодова многомиллионного штрафа…

Из-за этого журнала не один раз и мне пришлось потом давать кропотливые показания.

Суть этого дела такова.

Дима попросил меня помочь перевести статью из немецкого журнала. Но не всю, а лишь те места, где речь шла о фактах коррупции в ЗГВ и о задержании того самого высокопоставленного чиновника Минобороны. Просьба Димы была выполнена (я попросил сделать это хорошего специалиста).

Холодов получил перевод на нескольких страницах. Но поскольку были переведены на русский только обозначенные Димой места, в процессе работы он запутался в листках и тот абзац, в котором шла речь об одном из бывших замов Главкома ЗГВ Бурлакова, автоматически соединил с абзацем, в котором говорилось о председателе военно-охотничьего общества Минобороны генерале Магонове.

В результате получалось, что именно Магонов был задержан в Чкаловской при попытке вывезти «стратегические материалы». Когда материал в «МК» вышел, разразился скандал. Генерал Магонов грозил Диме подать в суд (хотя, насколько мне помнится, немецкий журналист лишь предполагал, что чиновник МО «мог быть причастным» к какой-то сделке, связанной с доставкой из России в Германию и продажей там охотничьих домиков).

Дима был в панике. И сказал мне, что Магонов после публикации в «МК» якобы пообещал ему содрать через суд 10 миллионов за клевету и моральный ущерб. И дело к тому и шло. Я успокаивал Диму только тем, что следствие еще идет и многое может повернуться в его пользу.

Но никуда нельзя было деться от факта: Магонов отношения к «стратегическим материалам» и пистолетам не имел, а лишь упоминался немецким журналом в косвенной связи с руководителем военно-охотничьего общества ЗГВ подполковником Голубевым.

Мы лихорадочно искали выход из положения и не находили его…

Дима сказал, что звонил в Германию одному из знакомых российских журналистов и тот якобы подтвердил, что журнал располагает сведениями, подтверждающими лишь факт незаконной продажи охотничьих домиков в Германии…

Но и это не спасало положения Холодова. Дима просил помощи и мучился.

И тогда я посоветовал ему обратиться к нашим спецслужбам и честно открыть карты. Тем более что Дима уже располагал некоторыми новыми сведениями по «стратегическим материалам». Они могли представлять большой интерес для наших спецслужб, разматывавших в то время «дело о вывозе» этих материалов в Германию (тогда эта тема шумно муссировалась в немецкой прессе)…

У Димы состоялось несколько встреч с офицерами контрразведки, после чего, как мне помнится, генерал Магонов снял вопрос о взыскании 10 миллионов с Холодова. Что было сделано, как они договорились, я не знаю. Но дело было закрыто.

После этого воспрянувший духом Дима осмелел и стал выходить на следственные органы, чтобы все-таки выяснить, кто именно был арестован в Чкаловской, какие именно «стратегические материалы» пытался вывезти в Германию. И главное, выяснить, чем, в конце концов, дело закончилось. Но тут перед ним оказалась уже непробиваемая стена. Его и близко не подпускали к этому загадочному делу. Но он вновь и вновь бросался на стену. Мало-помалу опять стал хватать концы с помощью своих надежных людей из ФСК.

Однажды он признался мне, что ему позвонили на работу и посоветовали не связываться с «Чкаловским делом» (ему со многими делами советовали «завязывать»). Но он продолжал копать дальше, поехал в Чкаловскую, проник на территорию авиабазы и через таможенников пытался выудить нужную ему информацию. Там ему дали какие-то серьезные наводки, и он продолжал копать. Ему снова звонили и советовали «остыть». Казалось, что его уже нельзя было остановить… Возможно, что 17 октября его и остановили.

Версия четвертая — германская

Я уже говорил, что, пожалуй, никого так не допекал Дима своими разоблачениями, как министра обороны РФ генерала армии Павла Грачева и Главкома Западной группы войск генерал-полковника Матвея Бурлакова. Спуску он им ни в чем не давал. И было очень легко предположить, что зуб они имели на него крепкий.

Холодов, надо признать, не всегда умел «стрелять в десятку». Иногда случалось, что он в погоне за сенсацией публиковал обыкновенную чушь. Ярчайшее тому свидетельство — его «разоблачительная» информация о том, что из Западной группы войск были тайно вывезены и проданы за рубеж 16 тысяч танков. Шум после этого пошел несусветный. Грачеву и Бурлакову пришлось по этому поводу давать немало объяснений. Ясно, что такие объяснения горячих чувств любви к Холодову не вызывали…

И уж совсем, наверное, разозлил Дима Грачева и Бурлакова, когда однажды пронюхал, что летом 1994 года якобы бесследно исчез куда-то чуть ли не эшелон строительных материалов, отправленных из ЗГВ. Плюс ко всему Холодов стал раскапывать дела, связанные с бесконтрольностью вывоза из Германии не только стройматериалов, но и различных ценностей типа старинной мебели, зеркал, картин, скульптур и т. д.

А поскольку все эти вопросы Холодов расследовал незадолго до прибытия Бурлакова в Минобороны на должность зама Грачева, то материалом об исчезнувшем эшелоне со стройматериалами и ценностями Дима наверняка сильно портил праздник души Матвея Прокопьевича. Ясно было, что и у министра появление такого компромата тоже восторга не вызывало…

Но одно дело просто сказать, что стройматериалы или ценности пропали, а другое — разобраться, на что и куда они пошли. И Дима стал копать. И кое-что все-таки выкопал. Он стал упорно интересоваться, где, например, взял примерно 600–700 тысяч долларов сват Грачева на строительство своего загородного храма в несколько этажей. А поскольку оклад свата министра равнялся примерно 276 долларам в месяц, а храм рос не по дням, а по часам, то Дима обратил внимание на неизвестно откуда взявшиеся стройматериалы.

Дима побывал на 21-м километре Можайского шоссе и многое увидел из того, что его поразило. Например, один из громадных генеральских дворцов возводила известная зарубежная фирма. Тогда же ему удалось установить насторожившую его «закономерность»: на многих генеральских дачах сантехника сплошь немецкая…

И когда Холодов побродил по подмосковным Барвихам и Баковкам и по другим райским местам загородной жизни и отдыха приближенного к министру обороны генералитета, то задался естественным вопросом: ну откуда все же и дровишки, и бетонные плиты, и железо, и трубы, и заграничная волшебная сантехника, еще многое-многое другое?

Но ответов не было. А Диме очень хотелось их получить. И стал он задавать разные нескромные вопросы строителям, охранникам, жильцам дачных дворцов, проситься посмотреть «внутренности». Однажды ему крепко надавали по шее (особенно после того, как Дима упорно допытывался, почему на дачах отделочные материалы и сантехника сплошь немецкие, а не американские или испанские. Все это и связывалось с «пропавшим эшелоном»).

Он признался мне однажды, что такое любопытство могло плохо тогда для него закончиться. Свидетели тех его походов по Подмосковью и сейчас есть. И все допекал меня хитрющими вопросами, ответы на которые наверняка уже имел: где же генералы деньги и средства брали на такие дворцы, которые при их-то денежных окладах надо строить по меньшей мере лет 40? А тут растут, словно грибы. И опять про то же: «Что-то все в них немецкое — и унитазы, и обои, и плитка, и карнизы, и светильники, и люстры, и краны. С чего бы это? Словно все генералы в один день в одном дрезденском магазине отоварились…»

В связи с этим Дима рассказал мне об одном забавном случае. Пробравшись в очередной раз в Баковку, он попросил владельца чудо-дачи показать документы, которые подтверждали бы, что ее хозяин все стройматериалы закупил за собственный счет. Охранники выставили Диму за ворота и надавали тумаков. Стали появляться соседи, останавливаться прохожие. Тогда Диму завели во внутренний дворик дома, проверили удостоверение личности корреспондента «МК» и посоветовали:

— Слушай, парень, вот тебе 500 баксов. Но исчезни раз и навсегда. Иначе за твою безопасность не отвечаем.

Дима не согласился. Тогда генерал пообещал ему устроить бесплатную поездку за рубеж. И опять не сошелся с Димой. Так и расстались…

Ранней осенью 1994 года Дима уже конкретно выходил на германские стройматериалы и ценности. В это время в Москву прибывал Матвей Бурлаков. И он наверняка уже знал, что у следователей будет к нему очень много вопросов не только по сомнительным контрактам, стройматериалам, но и по первичным капиталам, которыми располагал Фонд Союза ветеранов Западной группы войск (Холодов никак не мог понять, почему это скупые немцы рвались вкладывать свои личные марки на счета фонда и даже передавать ему автотехнику).

Диме страшно хотелось знать все: какие именно добровольные взносы внесли офицеры-ветераны ЗГВ в Фонд Союза? Сколько тысяч марок дали немцы? Почему они презентовали фонду машины? Почему есть Союз ветеранов ЗГВ и нет союзов ветеранов бывших Южной, Северной, Центральной групп войск? Ему хотелось посмотреть документацию о расходах и проверить ее достоверность.

Вопросов было очень много. Ответов было очень мало…

И злились, очень злились люди из бывшего руководства Западной группы войск на этого «щенка из МК», который так портил обедню…

Злился и министр, к тому времени уже ставший заслуженным ветераном холодовских критических материалов.

А тут еще «щенок» стал раскапывать документы, связанные с результатами голосования по Бурлакову на высшей аттестационной комиссии при президенте, с представлением министра на бывшего командующего ЗГВ на должность зама министра…

Терпение закадычных друзей было на пределе.

Приближался октябрь 1994 года. Однажды Холодову позвонили на работу и спросили:

— Ты еще жив?…

Версия пятая — сокольническая

В 1995 году в «Известиях» появилась статья, в которой были явные намеки на то, что следы убийцы ведут в сокольническую часть ВДВ и что якобы офицер, убивший Дмитрия, уехал из Москвы и воюет в Чечне…

Сообщение газеты имело сенсационный характер. Следствие только-только раскручивалось. На Арбате уже было известно, что действительно в контексте сокольнической версии существует уголовное дело полковника запаса Александра Сидоренко, которое рассматривалось в ходе расследования убийства Холодова.

При задержании у Сидоренко обнаружили 13 запалов, 4 взрывателя замедленного действия, 4 капсюль-детонатора и 2 электродетонатора и еще кое-что. Все 23 изделия — промышленного производства. Плюс — пистолет Макарова и свыше 200 патронов к нему и несколько десятков патронов к другим видам нарезного огнестрельного оружия.

Следователи еще основательно прорабатывали все связи Сидоренко, изучали показания следователей и уже начинали подходить к очень серьезным выводам, когда нервы адвоката запасного полковника, судя по всему, не выдержали…

Информация по уголовному делу неожиданным образом выплеснулась в прессу. Появился материал, в котором яростно утверждалось, что это якобы фальшивый след, на который следствие вывел солдат-сверхсрочник Маркелов, решивший хорошо заработать, когда «МК» пообещал большую денежную награду тому, кто поможет найти убийцу…

Преждевременное обнародование конфиденциальной информации, относящейся к ходу расследования, было очень похоже на попытку заблокировать его и сбить с толку общественность.

Вот копия одного любопытного документа, оригинал которого хранится в документах следствия Генеральной прокуратуры России.

«Командиру в/ч….

Рапорт

По существу письма прокурору Казакову В. Г. докладываю следующее:

Идея дать информацию по факту убийства Д. Холодова возникла у меня в связи с материальными затруднениями. Когда я работал в Воронеже, у меня произошел конфликт с одной из преступных групп, в результате которого они вымогали у меня деньги. В это время очень много говорили об убийстве Д. Холодова, и я решил вопользоваться ситуацией, выйдя на контакт с представителем редакции газеты «МК».

При первой встрече с неким Игорем, корреспондентом (как он мне представился), я дал общую информацию, что знаю человека, который совершил это преступление. Его это заинтересовало, и он предложил встретиться с зам главного редактора газеты «МК». Через некоторое время мы встретились втроем. В процессе нашего разговора эта женщина стала задавать мне наводящие вопросы, подсказывать некоторые нюансы дела, о которых я не знал. В конце разговора она сказал, что даст мне деньги в сумме 2 тысяч долларов США, если я повторю все, что она мне скажет, в присутствии человека, который решит, насколько эта информация достоверна. Вскоре мы встретились, это был следователь прокуратуры Казаков Владимир Иванович, который показал мне свое удостоверение личности. Он попросил, чтобы я тоже предъявил документы. Я предъявил военный билет на имя военнослужащего срочной службы Андриевского.

По факту происхождения данного документа докладываю, что военный билет на имя Андриевского я нашел недалеко от КПП в/ч, на территории, прилегающей к КПП со стороны улицы. Документ я нашел за несколько месяцев до происшедшего. В создавшейся ситуации я решил воспользоваться этим билетом и приклеил туда свою фотографию.

После того как мы предъявили друг другу свои документы, Казаков попросил выйти из машины Игоря и зам главного редактора. Когда мы остались в машине одни, он стал задавать вопросы по существу дела. Я отвечал так, как мне говорила зам главного редактора во время нашей предыдущей встречи, а именно: она рассказывала о времени совершения убийства, как это произошло, некоторые детали об устройстве дипломата; и также другие детали, которых я сейчас не помню. Еще размеры, цвет дипломата; размеры и качество заряда, способ приведения в действие и т. д.

В процессе разговора следователь несколько раз заострял внимание и переспрашивал о вышеуказанных деталях. Также он задавал вопрос о поведении Ожегова (фамилия офицера была изменена в интересах следствия. — В. Б.) в день убийства. Я ответил, как меня сориентировала зам главного редактора, что в этот день Ожегов приехал утром в расположение и до 9.00 он уехал на своей машине с дипломатом в руках.

После этого Казаков сказал мне, что кто-то в декабре звонил в газету «МК» и предлагал дискету с информацией по факту убийства Холодова. Я ответил ему, что в декабре я никак не мог звонить.

Находясь в марте месяце в г. Моздоке, я часто думал о том, что сделал. Я не мог больше держать все в себе и рассказал обо всем моим друзьям ст. л-ту Панову и ст. л-ту Туркову. Они посоветовали мне все рассказать ком. отряда м-ру Петрову. Что я и сделал. М-р Петров посоветовал написать настоящую правду тому человеку, который вел это дело, а именно Казакову В. Г. (в первом случае В.И. — В.Б.), и вернуть полученные деньги. Заявление я написал, а вот деньги вернуть не могу ввиду длительного отсутствия зам главного редактора газеты «МК» на работе.

Я очень сожалею о том, что сделал, и глубоко раскаиваюсь по части содеянного мной.

Ефр. с/сл. Маркелов А.Е.»…

Адвокат Сидоренко — Е. Володин утверждал, что у следствия есть показания Маркелова о том, что именно полковник (Сидоренко) уговорил ефрейтора пойти в «МК» и дать показания на Ожегова…

У Холодова очень непросто складывались отношения с руководством части, в которой служил Маркелов. Сокольнические командиры однажды даже оказывали давление на Диму, уговаривая его поместить компромат на командира бригады связи МЕЮ, которую, в конце концов, удалили из городка, разместив в нем десантников. В чем суть этой комбинации и конфликта, разыгравшегося между связистами и десантниками?

Сразу после трагических событий октября 1993 года наше военное ведомство решило создать в Москве более сильный оперативный кулак на тот случай, когда вновь понадобится наводить «конституционный порядок» (в Кремле остались недовольны тем, что армия не сумела быстро навести порядок в столице). Но связистам страшно не хотелось покидать насиженное место и уступать его десантникам. Между ними начались явные и скрытые свары.

К этой борьбе противоборствующие стороны стали привлекать и московских журналистов, среди которых оказался и Холодов. Его как та, так и другая сторона стали «потчевать» компроматом на «противника» (по некоторым сведениями, именно в тот период и произошли наиболее интенсивные контакты между Димой и полковником Павлом Поповских, занимавшим высокую должность в Главном штабе Воздушно-десантных войск и, естественно, лоббировавшим интересы десантников).

Уже вскоре после начала следствия Поповских попадет в поле зрения следователей, которые будут держать его под колпаком вплоть до ареста в феврале 1998 года.

Хорошо знавший Диму полковник запаса Роберт Быков (бывший сотрудник пресс-службы МО) однажды посоветовал ему держаться подальше от конфликта между десантниками и связистами. То был мудрый совет: журналиста могли превратить в орудие противоборства, подбрасывая ему различного рода «компромат»…

Поначалу казавшаяся десятистепенной, сокольническая версия через некоторое время превратилась в одну из главных…

Многое было еще не ясно, хотя зацепки получались одна серьезнее другой…

И в этот самый период стали появляться люди, имеющие весьма приблизительное представление о деталях следствия по сокольнической версии, но, наслушавшись россказней лиц, «заинтересованных» в защите подозреваемых, запели их голосами и начали давать рекомендации профессионалам.

В одной из московских газет была опубликована статья Марии Дементьевой «Дело спецназа», в которой, кажется, собрана вся грязь, «работающая» против группы следователя по особо важным делам Генпрокуратуры РФ Леонида Коновалова и его подчиненных. Дементьевой все не нравилось. Ей не нравилось, что «…обыск начали не с кабинета задержанного, а с других помещений»… (словно есть какие-то жесткие инструкции, с какого именно края надо следователям начинать обыск).

Дементьева немалый арсенал взрывателей походя называла в своей статье «какими-то капсюлями» и заходилась горьким плачем по поводу того, что следователи придали им слишком уж большое значение (в том числе и боевому оружию, обнаруженному при обыске офиса Сидоренко)… Все это, оказывается, «пустяки»…

Дементьева передергивала факты и легко раздавала обидные ярлыки следователям Генпрокуратуры, обвиняя их в методах следствия 37-го года…

Даже весьма далекому от сути дела человеку сразу становилось ясно, что статья явно заказная.

Но самое опасное, на мой взгляд, состояло в том, что Дементьева своими выводами и комментариями пыталась вмешиваться в процесс следствия. Следователи подвергались ею яростной критике уже за то, что, не выяснив якобы всех обстоятельств дела, держат Сидоренко под арестом. Она восклицает: «Почему все трудности в деле Холодова должен нести на себе полковник Сидоренко?»

А ведь было совершенно ясно: потому и держали, что все детали дела еще не выяснены, — слишком много серьезных улик…

Странным образом вел себя и адвокат полковника запаса Сидоренко Е. Володин. В печати было обнародовано его письмо в ФСБ, в котором он просил сообщить — причастен ли Сидоренко к делу об убийстве Холодова. Как попал этот документ в прессу — догадаться нетрудно…

Конечно, можно возмущаться и с негодованием восклицать: сколько же можно ждать, когда будет названо имя убийцы Холодова?! Но такой же вопрос можно задавать и в отношении следователей, ведущих уголовные дела об убийствах сотен других людей. И здесь совершенно не имеет значения — идет ли следствие по делу об убийстве бизнесмена, журналиста, банкира или дворника Иванова. Перед следствием все равны. А темпы расследований не могут зависеть от должностей, которые занимали погибшие, или от частных пожеланий журналистов.

Из-за заказных публикаций в защиту подозреваемых на расследование налипает много грязи. Самый отвратительный вид журналистики — подрабатывать на смерти убитого коллеги, сбивая следствие с толку и постоянно дергая его за рукава.

Есть заказные убийства. Есть заказные адвокаты. И есть заказные журналисты, которые за определенную мзду стремятся если не «убить» следствие, то хотя бы пустить его по ложному следу…

В феврале 1998 года Генеральный прокурор РФ Юрий Скуратов в одном из интервью подчеркнул, что некоторые публикации явно направлены на то, чтобы увести следствие с нужной тропы…

Даже зная о той колоссальной работе, которая была проведена группой Леонида Коновалова, я не буду хвалить следователей Генеральной прокуратуры. Ибо не только критика, но и похвальба тоже бывает заказной. Да и за что хвалить-то?

Точка в деле еще не поставлена.

Версия шестая — десантная

…4 февраля 1998 года из источников в Генеральной прокуратуре РФ и в Министерстве внутренних дел выплеснулась сенсационная новость: арестован бывший начальник разведки ВДВ полковник Павел Поповских, который якобы имеет непосредственное отношение к убийству Холодова.

В круг подозреваемых, как я уже говорил, Поповских попал уже вскоре после начала расследования уголовного дела. Зацепку следователям дала информация: в сокольническом полку спецназа ВДВ проводились якобы занятия с минами-ловушками, замаскированными в «дипломатах». К тому же Поповских некоторое время консультировал следователей по «ловушке в портфеле». А параллельно вел собственное расследование, желая, как утверждали его сослуживцы, убедиться, что «смертельный кейс» не был сделан в полку…

Следователи все еще прорабатывали информацию ефрейтора Маркелова, который заявил следователю Казакову, что якобы видел, как один из офицеров (тот самый «Ожегов», под которым, судя по всему, подразумевается майор Владимир Морозов) изготавливал мину-ловушку…

В ходе разматывания сокольнической версии и был арестован полковник Сидоренко, который восемь месяцев содержался под следствием, а затем был осужден (условно) за хранение незарегистрированного оружия…

После этого сокольнический след обрывался.

И тогда следователи вновь возвратились к Поповских. Почему? У них была улика. Если верить источникам в Генпрокуратуре, то в распоряжении следователей есть записка, написанная рукой Поповских: «м. б. не бить, но публикации прекратить». В этой же записке значатся фамилии нескольких журналистов, особенно досаждавших своими статьями военной верхушке. В их числе был назван и Холодов. Как заявил полковник следователям, эти слова он написал во время разговора с одним из руководителей ВДВ.

Поповских возглавил десантную разведку в октябре 1990-го. В штабе ВДВ прослужил более 16 лет. В его служебном деле есть такая характеристика: «За время прохождения службы зарекомендовал себя исполнительным и трудолюбивым офицером. Обладал хорошими организаторскими способностями и умело ориентировался в сложной обстановке. Проявлял постоянную требовательность к подчиненным. Лично подготовлен хорошо».

Полковник прошел практически все «горячие точки»: Южная Осетия, Абхазия, Приднестровье, Нагорный Карабах, Баку… У него был колоссальный профессиональный опыт, которым он старался поделиться. Написал три учебника для войсковых разведчиков.

Принадлежность Поповских к ВДВ сразу вызвала у многих журналистов предположения, что полковник каким-то образом был связан с бывшим министром обороны РФ генералом армии Павлом Грачевым, фигурирующим в уголовном деле в качестве свидетеля (хотя некоторые следователи не скрывали, что давно причисляют его к числу подозреваемых. Грачев несколько раз очень неосторожно высказывался о Холодове. Один раз он сказал, что «с этим журналистом надо разобраться». В другой раз в ходе записи передачи Владимира Познера «Мы» то ли в штуку, то ли всерьез назвал Дмитрия «личным врагом». И хотя этот фрагмент был вырезан, в ходе следствия и он попал в материалы дела…).

«Раскручивая» подозреваемого полковника, следователи обратили внимание на коммерческую сторону его «деятельности». И тут действительно было много любопытного.

В 1993 году в нарушение Закона о прохождении воинской службы Поповских стал соучастником коммерческой фирмы, в которой числилась и его жена (она стала соучредителем с 25 процентами капитала). Частная охранная фирма поначалу именовалась «РОСС». В ее составе были и военнослужащие-десантники. Эти сведения невольно начинали связываться с сокольнической версией (Поповских, по признаниям его адвоката, прорабатывал с Холодовым какие-то проекты по рекламе своей фирмы в газете).

Одним из объектов деятельности охранной фирмы «РОСС» стала гостиница «Белград». В конце лета 1993 года во дворе гостиницы под днищем «Жигулей» сработало взрывное устройство. Был убит директор греческой фирмы (это тоже вызвало у следователей вполне понятные подозрения)… В1994 году фирма Поповских исчезла из гостиницы «Белград». Все документы были ликвидированы.

В 1997 году Поповских становится совладельцем торговозакупочной фирмы «Промфинсервис». Доля его там составляла около 20 процентов…

Вскоре после того как Поповских был арестован и, судя по сообщениям прессы, «начал давать показания», Москва стала полниться слухами, что вскоре может быть снова вызван на допрос Грачев.

В те же дни Грачев попал под Рязанью в автомобильную аварию и получил черепно-мозговую травму. Этот случай дал новый повод для разгула журналистской фантазии — аварию напрямую стали связывать с предстоящими арестами «высокопоставленных чиновников Минобороны», о чем не только активно муссировались слухи после ареста Поповских… Сам Генеральный прокурор РФ Юрий Скуратов на одной из прессконференций дал понять, что у следователей еще есть вопросы к некоторым чиновникам Минобороны, занимавшим в период убийства Холодова высокие посты в военном ведомстве…

Вскоре после того как Поповских начал давать показания, в прессе всплыла фамилия майора ВДВ Владимира Морозова, который проходил службу в составе батальона российских де-сантников-миротворцев в Гудауте (откуда его уже давно «таскали» на допросы в Генпрокуратуру).

О профессиональных качествах майора Морозова существовали слишком противоречивые мнения: одни начальники характеризовали его как «самого лучшего разведчика в ВДВ», другие говорили, что «как специалист, он ничего собой не представляет»…

Между начальником разведки ВДВ полковником Поповских и майором Владимиром Морозовым были натянутые отношения. По мнению сослуживцев майора, «Морозов не воспринимал Поповских как спеца». Этот нюанс еще больше запутывал клубок версии…

Удивительная мы страна. Убитые у нас реальные. А обвинения почему-то чаще всего мистические.

Еще ничего не ясно ни с Поповских, ни в Морозовым, а мы уже их «закапываем»…

А ведь, по сути, еще ничего нельзя ни отвергать, ни утверждать. Можно только догадываться…

Нынешний начальник разведки ВДВ полковник Владимир Кравчук говорил в связи с арестом Поповских:

— К сожалению, некоторые следователи представляют работу десантников в основном по голливудским боевикам. А мы не Рэмбо и не Штирлицы. Наша задача вести разведку в условиях боевых действий. Организация же теракта требует совершенно иной подготовки, иного опыта, другой ментальности. Да, каждый из нас сумеет убить врага, но не мальчишку. Мы солдаты, а не мокрушники…

Этим словам можно в одинаковой степени верить и не верить. Точку мог поставить только суд.

Многое, очень многое еще не было ясно, а пресса вовсю муссировала слухи, что вот-вот страна узнает заказчиков и исполнителей убийства.

В те же дни после встречи с Генпрокурором России Борис Ельцин в интервью прессе с твердым оптимизмом заявил, что расследование по делу об убийстве Холодова серьезно продвинулось вперед, и еще раз подчеркнул, что все эти годы оно находилось под его личным контролем.

Это больше напоминало шумную рекламу готовящегося к показу кинобоевика, чем завершение серьезного уголовного дела. Арестовать в подозрении в причастности к убийству можно кого угодно. Но доказать вину арестованных правоохранительные органы часто не в силах…

Было совершенно дико слышать и читать комментарии, в которых говорилось и писалось, что президент распорядился «дожать» уголовное дело. В качестве главного инструмента правосудия выступали не Закон и конкретные факты и доказательства, а всего лишь личные пожелания и распоряжения главы государства.

Российские и иностранные журналисты задавались вопросом: «Почему именно сейчас так дружно двинулись два, казалось бы, совершенно глухих уголовных дела — по Листьеву и Холодову?..»

Размышляя об этом, я вспомнил, как 4 марта 1997 года президент сделал серьезную выволочку Генпрокурору за слишком медленное расследование уголовных дел, находящихся под личным контролем президента. И потребовал «сделать выводы»…

В конце 1997 — начале 1998 года готовилось заслушивание отчета правительства перед Ельциным. Президент заранее предупредил правительственных чиновников, что настроен на очень суровый разговор…

Можно легко понять настроение Скуратова, который наверняка хорошо понимал, что идти на отчет с пустыми руками — слишком рискованно…

Перед февральским отчетом правительства Генпрокуратура резко активизировалась. Пошли аресты по делу об убийстве Холодова. Это было похоже на победный рапорт очередному съезду КПСС…

Судя по всему; на этот раз правоохранительные органы решили сделать Ельцину «подарок» — доложить об успехах… И доложили. Но можно было легко предугадать, что поднявшийся шум стихнет так же, как и начался.

* * *

…Когда я в одной из западных газет прочитал, что Холодов является «нормальной жертвой дикой русской демократии, которая свинцом и толом прокладывает себе дорогу», то при всей кажущейся кощунственности такого выражения подумал, что оно очень верно…

Россия бредет в будущее, спотыкаясь о трупы.

 

СТРАННЫЕ ЛЮДИ

Еще года полтора назад, когда я уже написал большую часть этого материала, — показал его двум корреспондентам «МК», с которыми неплохо знаком лично. Они с интересом его прочитали, поудивлялись многим неизвестным им деталям из жизни Холодова, кое о чем меня расспросили… Я пообещал, что, когда материал будет готов, — предложу его газете, в которой работал главный герой. Наверное, это справедливо.

Затем я просил моих знакомых передать главному редактору «МК» Павлу Гусеву, что сразу после экспертизы собранного мной материала в Генеральной прокуратуре России я могу предложить его «Московскому комсомольцу». И что же? Мне и после этого никто даже не позвонил… И тогда я поклялся, что никогда материал о Диме не отдам в «МК»…

Тем более что меня очень насторожили показания контрактника Маркелова о загадочном заме главного редактора, которая дрессировала ефрейтора в нужной подаче информации по уголовному делу…

И еще я вспоминаю, что Дима жаловался как-то, что у него в коллективе есть жесткие конкуренты…

Жесткие или жестокие?

Главный редактор газеты Павел Гусев дал уже немало патетических интервью в связи с убийством Холодова. Возмущение шефа «МК» можно понять. А меня до сих пор так и подмывает спросить у Павла Николаевича: чувствует ли он хоть какую-то вину за смерть Димы? Ведь пацан таскал в клювике на газетные полосы материалы, которые не только повышали читабельность «МК», но и, в сущности, были игрой с огнем. А сенсация — это ведь часто узенькая, толщиной с лезвие, тропка между жизнью и смертью.

Не знаю, как там у Гусева, а у меня чувство вины за смерть Димы есть. Мне кажется, что она должна быть у каждого, кто не уберег его…

 

О ПОДОЗРЕНИЯХ АДВОКАТА ИВАНОВА

22 июня 1995 года в «Советской России» появилась статья. адвоката Юрия Иванова «О четвертой власти». В ней шла, в частности, речь и о Диме Холодове, и об отношении «МК» к его работе со своими источниками в Минобороны. Тех военных, которые в нашем ведомстве сотрудничали с Димой, Иванов называет «агентами и стукачами». Адвокат писал:

«…Β случае с Холодовым… важно отметить следующее. Сами руководители «МК» неоднократно упоминали об имевшихся у него «источниках» в Минобороны. Давайте задумаемся, а что это такое — источник журналиста в государственном ведомстве. Ясное дело, речь здесь идет не об официальных отделах по связям с прессой. Не случаен и термин из милицейской оперативной терминологии — источник (другие варианты: агент, стукач). Но, как ни называй, суть при этом остается неизменной: если этот госисточник постоянно сдает служебную информацию и берет за это деньги, вывод может быть только один — он подлежит не только удалению, а выметанию». Конечно же, зачастую информация журналистам передается бесплатно. Но это еще не означает, что передающий ее — герой, вынужденный тайно бороться со скверной внутри своей организации. Напротив, более велика вероятность того, что, принимая участие в каких-либо внутренних склоках, информатор использует в своих интересах и журналиста, и газету…

…Мало верится в то, что убийцы Холодова будут установлены. Но вот то, что Генпрокуратура должна самым тщательным образом выяснить все, что связано с агентурой «МК» в Минобороны в целом и Холодова в частности, так это бесспорно. Что за «источники» были там у Холодова? Работали с ним они «за красивые глазки» или продавали ему информацию? Если он расплачивался с ними, то из каких фондов выдавались деньги? Интересы каких групп в Минобороны эти стукачи представляли? Не пытались ли они использовать Холодова? Выяснение этих обстоятельств — составная часть расследования…»

Адвокату Иванову, судя по всему, не приходилось сталкиваться с людьми, которые по собственной инициативе хотят с помощью СМИ бороться с нечистью в армии: протекционизмом, мафией, дилетантством, тупым прислужничеством, коррупцией, воровством, невежеством, просто глупостью. И при этом — не открывать лица.

Наверное, только слишком глупый человек не понимает, чем может закончиться для полковника Генштаба его критическая статья в газете, в которой рассказывается, например, о том, как заместитель министра обороны России дает добро на прокручивание 40 миллионов дойчмарок в известном коммерческом банке. Такой материал я предлагал десятку московских газет. Их корреспонденты поначалу обалдевали от привалившего счастья, а через несколько дней звонили мне по телефону и уныло мурчали о том, что главные редакторы «не решаются»… И я знал, почему это происходит, — слишком громкие фамилии фигурировали в материалах, которые я предлагал редакциям. Причем все эти материалы строились не на досужих вымыслах, а состояли на 99 процентов из документов с фирменными бланками, печатями, росписями, номерами счетов…

Пока мы, к сожалению, живем в такой стране, где часто еще смелость и принципиальность эквивалентны самоубийству.

Пока будет сохраняться такое положение, — слишком опасно идти в бой с открытым забралом.

Мы еще живем при таких условиях демократии, когда можно запросто лишиться головы из-за того, что мешаешь начальнику воровать, заниматься грязным бизнесом, отмывать левые деньги, строить дачу за счет армейских средств, покупать государственного чиновника в правительстве или парламенте.

Наша демократия слишком часто заканчивается контрольным выстрелом в затылок…

Мне бы хотелось спросить у адвоката Иванова вот что. Представим, что ваш сын служит сейчас в армии и пишет, что в его части не выдают уже третий день ни хлеба, ни мяса. Сын обратился к командиру части, а тот ему ответил, что в финчасти нет денег — не поступили. А тут я узнаю, что эти самые деньги начфин части вместе с командиром отдали на прокрутку одной коммерческой фирме, которая не может возвратить их вовремя. Что мне делать? Идти к военному прокурору? Так этот прокурор заставит писать заявление и понесет его командиру, который завтра натравит на меня пару киллеров.

Перспектива незавидная. Но другое дело — дать сигнал в прессе. И хотя далеко не всегда есть гарантия, что сигнал проверят и воров накажут, все равно толку будет больше: если воровать не перестанут, так хоть слегка насторожатся. В такой ситуации может быть только два варианта — или идти в открытый бой и погибать, или избрать скрытую форму борьбы с преступниками в погонах.

В армии даже контрразведчикам и следователям сильно бьют по рукам и головам, если они суются дальше положенного. А ведь чем больше будет знать пресса о преступных деяниях нашей военной мафии, тем беспокойнее будет становиться ее жизнь. Но под некоторыми разоблачительными материалами об этом могут ставить свои подписи только смертники.

…Сегодня я узнал, что большая группа генералов и старших офицеров Министерства обороны и Генштаба тайком получила сразу по нескольку участков земли в Подмосковье. За такое количество наделов они даже пока не в силах рассчитаться. А некоторые даже не знают, где расположены их сотки, взятые авансом на жен, детей, сватов и других родичей…

Что прикажете делать? Писать жалобу в «Красную звезду» или министру обороны? А тысячи наших офицеров, отбарабанивших в армии по 30 и более лет и собирающихся на пенсию, наверное, так и уйдут, не получив и поганой сотки…

И встает неизбежно нравственный выбор: или сопеть в две дырочки и уходить молча, или ударить в громкие колокола, чтоб звон аж до Кремля или до Белого дома долетел?

Бить в колокола — тоже стучать. Но ведь адвокат Иванов говорит, что это плохо. Что ж, наберу в рот воды. Пусть уходят мои сослуживцы из армии без земли, которая положена им по указу президента — Верховного главнокомандующего. Пусть воры в генеральских погонах хапают за наш счет все новые и новые участки земли, продают недвижимость, строят дачи за армейский счет, пусть крутят миллионы долларов из военной казны в банках, пусть продают тайком оружие, пусть воруют стройматериалы, пусть используют солдат в качестве бесплатной рабсилы и кормят их гнилыми консервами, которых не едят даже собаки.

Рассказывать об этом открыто или тайком сообщать журналистам — стукачество. Вы согласны, адвокат Иванов?

Я не согласен.

Я брал телефонную трубку и звал на помощь Диму Холодова. И все ему рассказывал. Теперь мне рассказывать некому. Димы нет. Я теперь все вам рассказываю. Или стучу?