Раньше Брюс жил в Петрограде, да царь Петр выслал его в Москву за одну его провинность: на царском балу, во дворце, он устроил насмешку. А эта насмешка такая. Приехал на этот бал Брюс, а уж был хватемши, да мало-мало до настоящей припорции недоставало. Вот он подошел к буфету, взял бутылку вишневки и давай прямо из горлышка сосать. Сейчас лакузы [т. е. лакеи], разная эта шушера-мушера побежали царю жаловаться.
– Брюс, говорят, пьяный напился и безобразничает: прямо изо всей бутылки наливку вишневую пьет, а тут дамский пол, генералы…
Вот царь подходит к Брюсу и говорит:
– Ты что же хамничаешь? Нешто рюмок нет, что ты из бутылки прямо тянешь?
Ты вот, говорит, вместо того, чтобы охальничать, устроил бы какую-нибудь потеху, а гости посмеялилсь бы…
– Ну ладно, – говорит Брюс, – устрою тебе потеху. И устроил. Понятно, с пьяных глаз…
Эта публика, разные там графы да князья, генералы, женский пол, эти барыни под музыку плясали-танцевали… Все одеты хорошо, все шелка да бархат, одним словом, шико… Вот Брюс махни рукой. И тут видят эти самые господа, которые по паркету кренделя выделывали, что на полу отчего-то стало мокро… По первому-то разу подумали, что беспременно грех с кем-нибудь случился… И-и пошло у них тут «хи-хи» да «ха-ха»… Но только видят – идет вода из дверей, из окон, падает с потолка… И завизжали, загорланили…
– Потоп! Потоп!
Они думали, что это петербургское наводнение. Нева из берегов вышла, весь город потопила. И началась тут потеха! Эти госпожи барыни платья задрали, а генералы да князья кто на стул взобрался, кто на стол, кто на подоконник… И все вопят, орут, – думают, что им конец подошел. Только царь знал, что это Брюс сделал отвод глаз, и кричит он ему:
– Брюс, пьяная морда! Брось свои штуки!
Вот Брюс опять махнул рукой – и смотрят все: нет никакой воды, везде сухо. Но только господа эти стоят на столах, на стульях, а барыни задрали подол… Тут все поняли, что Брюс над ними шутку подшутил, и стали жаловаться царю, дескать, Брюс на нас такую срамоту нагнал – разговор на весь столичный город Петербург выйдет. А Петр им говорит:
– Вы как веселились, так и веселитесь, а я с Брюсом расправлюсь.
Подозвал Брюса и принялся ему выговаривать:
– Нешто, говорит, я такую потеху приказывал делать? Ты, говорит, моих гостей осрамил.
А Брюс в ответ говорит царю:
– Не велика, говорит, штука русский квас: копейка стакан! А что касается твоих гостей, то, по мне, они есть собрание сволочей.
Тут Петр осердился:
– Не смей, говорит, выражаться! Я, говорит, с улицы не собираю всякую сволочь.
Ты, говорит, напился, ты пьян!
А Брюс смеется:
– Немножко, говорит, заложил за галстук. Но только, говорит, скажу, что пьяница проспится, а дурак никогда!
Тут Петр и спрашивает:
– Так это, по-твоему выходит, что я дурак?
А Брюс отвечает:
– Я тебя не ставлю в дураки, а только меня досада берет, что ты взял под свою защиту этих оглоедов.
Ну, слово за слово. В голове-то Брюса зашумело, он и наговорил много лишнего. Тут еще больше рассердился царь.
– Я, говорит, вижу, ты чересчур много о себе понимаешь: все у тебя дураки, одного себя ты умным выставляешь. Ну, ежели, говорит, все дураки, а ты один умный, то нечего тебе промежду дураков жить. Завтра поутру пришлю тебе подводу и отправляйся в Москву, живи в Сухаревой башне.
Вот после такого приказа Брюс и отправился домой.
– В Москву, так Москву, – говорит Брюс.
А царь все-таки думал, что Брюс проснется и придет прощения у него просить. Только утром ждет – Брюс не приходит. Вот он сам к нему направляется. А Брюс забрал с собой свои книги, бумаги, подзорные трубы и все свои причиндалы, которые нужны по его науке, и сел в свой воздушный корабль. А у него такой корабль был, вроде как теперь аэропланы… Ну, сел в этот корабль. А Петр бежит и кричит:
– Стой, Брюс!
Только Брюс не послушал, надавил кнопку, корабль и поднялся. Взяло тут Петра большое зло, выхватил он пистолет – ба-бах! в Брюса… Но только пуля отскочила от Брюса и чуть самого царя не убила. А Брюс кричит с корабля:
– Ваши пули для нас ничего, а вот от наших, говорит, мыслей вы покоробитесь!
И взвился корабль его птицей. А народ собрался, смотрит и крестится:
– Слава тебе, Господи, – говорит. – Унесли черти Брюса от нас.
Невежество, понятно. Ведь у этого народа какое понятие про Брюса было? За колдуна его почитали, и думали, что он все болезни на людей насылает. Теперь дури в России много, а раньше еще больше было. Ну, только какое дело до этого Брюсу? Колдун? Ну и пусть. А он свой путь исправно на Москву направляет. И вот прилетел, закружился, как коршун, высматривает, где Сухарева башня стоит… Высмотрел и опустился. Тут полны улицы, полны площади народа… Кто радуется, а больше все ругают:
– Не было, говорят, печали, черти накачали: нелегкая Брюса принесла.
А Брюс принялся в башне работать. Тут один генерал приходит и стал выпытывать, что тот приготавливает. А Брюс говорит:
– Да тебе-то что? Ну, приготавливаю. Можешь ли это понять? Я, говорит, в твои дела не вмешиваюсь, ничего от тебя не выпытываю.
А генерал говорит:
– Мое дело иное – я генерал.
– Ну, и я генерал, – говорит Брюс. А генерал смеется:
– Какой, говорит, ты генерал? Ты кудесник. Тут Брюс и разъяснил ему:
– Ты, говорит, по аполетам генерал, а я по уму генерал. Сорви, говорит, с тебя аполеты, кто скажет, что ты генерал? Дворник, скажут.
Тут генерал рассердился и давай его ругать.
– Ежели, говорит, на то пошло, я твою башку к чертям разнесу! Наставлю, говорит, орудии, да как тресну, так от тебя, стервы, только клочья полетят.
Брюс на это отвечает:
– Ежели я стерва, так зачем ты пришел ко мне? Пошел, говорит, прочь! – и в шею выгнал генерала.
Вот этот господин генерал, его превосходительство, и распалился, помчался в казарму и отдал приказ, чтобы немедля разбить из орудий Сухареву башню. И сейчас привезли пять орудий, наставили на башню… Вот скомандовали: «пли!» И ни одна пушка не выстрелила. Принялись солдаты мудрить и так, и этак – ничего не помогает, словно это не пушки, а бревна. А Брюс стоит на башне, смеется и кричит:
– Вы – дураки! Зарядили песком орудия и хотите, чтобы они дали огонь.
Генерал приказал разрядить одно орудие. Разрядили. Смотрят – вместо пороха песок и в других то же самое. А народ, который тут собрался, говорит генералу:
– Вы, ваше превосходительство, лучше увозите свое орудие, не то, говорят, Брюс того вам наделает, что век не человеком будете.
Тут генерал и того… испугался и скомандовал, чтобы уводили орудия в казарму. А как привезли, смотрят солдаты – порох настоящий в орудиях. Доложили генералу. А он и руками машет:
– Ну его к чорту, этого Брюса, говорит, с ним только грех один. – И отступил от Брюса.
Да мало ли еще проделывал Брюс… Вон Лев Толстой говорил: «Брюс на всю Россию был самый чудесный человек». И верно. Ведь иной-то и не поверит, какой он был искусник.
У него служанка была, сделанная из цветов: подавала, комнату убирала. Теперь вот доискиваются до этого секрета и дойти никак не могут: локомотив плохо действует.
А Брюс-то вон как шагал: на тысячу лет вперед погоду предсказывал. А теперь эти самые барометры. Посмотришь – одно только смехотворство. Указывает стрелка: «ясная погода». А на дворе-то жарит дождище как из ведра. По мостовой реки бегут. Что же это, мол, ваш инструмент врет? Говорит: «ясная погода», а вон какой хлещет дождь! Или, по-вашему, называется это прекрасная погода?
– Да тут, говорит, что-то винтик в каприз ударился.
– И примется крутить этот винтик. – Теперь, говорит, в полной исправности.
– А что, спрашиваю, показывает?
– Да теперь, говорит, на завтрашний день предрекает: «пасмурно, а к вечеру дождь».
Ну, утром встаешь… Солнце – и ни единой тучки!.. Ну, думаешь, к вечеру дождь соберется… И вечером хорошая погода, и заря ясная… – Что же это, мол, наше здоровье, механизм-то ваш подгулял? Вы бы салом его смазали, что ли…
– А чорт его знает, что он врет! Только, говорит, зря деньги загубил на такую дрянь! – да обземь его… И вылетели винты, стрелки, пружинки дурацкие, крючочки – этот поганый механизм…
А почему он действует с обманом? А все по единственной причине: слаба гайка – дойти не могут и только пыль в глаза пускают. На словах – мастера: все теория-матушка отдувается, а как практики коснется, то и примутся выдумывать эти стрелки, стержни. Понятно, без теории практики не бывает, но практика теорию побивает. А у Брюса всегда теория с практикой сходилась. Вот от этого самого и ошибки не выходило… Ну, и голова на плечах была, а не тыква!
А вот насчет смерти его не знаю, как и сказать: тут надвое рассказывают. Одни говорят, что лакей не полил его живой водой. Это будто он выдумал живую и мертвую воду, чтобы стариков превращать в молодых. Вот взял, изрубил в куски своего лакея. А тот лакей был старый… Ну, изрубил, перемыл мясо, полил мертвой водой, все тело срослось, полил живой водой – лакей стал молодым. Потом Брюс сам захотел помолодеть. Научил лакея. Вот изрубил его лакей, полил мертвой водой – тело срослось. А живой водой не полил. Ну, видит – умер, похоронили…
А вернее всего он улетел, потому что ежели бы он умер, то остался бы воздушный корабль, а то его нигде не могли найти. Это так и было: сел на корабль и полетел, а куда – неизвестно. И трубы забрал с собой. Вот начальство видит – нет Брюса, и написало царю: «Брюс неизвестно куда девался, какое распоряжение будет насчет его книг, порошков?» А Петр написал: «Не трогать до моего приезда». Через сколько-то времени приезжает. Заперся в башне и трое суток рассматривал книги, порошки. Туда ему обед и ужин подавали. А народ собрался, ждет, что будет. Вот на четвертые сутки приказывает царь вылить в яму все эти Брюсовы жидкости, а порошки сжечь на костре, книги и бумаги замуровать в стену этой самой башни.
– Но, говорит Петр, главных-то книг нет. Должно быть, спрятал в потаенном месте.
Ну, замуровали. И приказал царь запереть башню на замок и сам печати к двери приложил сургучные. И приказал поставить часового с ружьем. И уехал царь, и тут вскорости помер.
После него другие царствовали. А только у Сухаревой башни все ставят часового. Вот стала царствовать Екатерина Великая. Докладывают ей насчет Сухаревой башни. Она говорит:
– Не я ее запечатывала, и не мне ее распечатывать. А часовой, говорит, пусть стоит. Как, говорит, заведено, так пусть и будет.
Ну и другие цари такой же ответ давали.
Вот взошел на престол Александр Третий. Был он на коронацию в Москве. Едет осматривать город и проезжает мимо Сухаревой башни. Часовой встал на караул – честь отдает. Вот царь спрашивает генерала:
– А что хранится в этой башне? А генерал отвечает:
– Не могу знать.
Царь приказал кучеру остановиться, выходит из коляски, спрашивает часового:
– Что ты, братец, караулишь?
– Не могу знать, ваше императорское величество, – говорит часовой.
Смотрит царь – висит замчище, может, фунтов в пятнадцать, и семь печатей сургучных со шнурами привешены. Стал спрашивать генералов – ни один не знает, что в этой башне хранится. Время-то прошло много, как она запечатана была. Которые знали, те давно поумирали, а новым эта башня без надобности. Вот царь требует ключ. Кинулись искать. А где его в чертях найдешь, когда его и в глаза никто не видел, какой он есть! Тут генерал объяснил:
– Это, говорит, по неизвестному случаю башня запечатана, а где находится ключ, тоже никому не известно.
Рассердился царь.
– Что за порядки, говорит, такие дурацкие: не знают, что в башне хранится! Тащи лом, командует, тащи молот!
Живо притащили. Засунули лом… Только не поддается замок.
– Бей молотом! – командует царь. И принялись наяривать молотом по замку.
Насилу сбили с двери. Ну вот, отворили дверь, входит царь, смотрит – все пусто кругом, стоят голые стены и больше ничего. Тут царь опять рассердился:
– Какого же, говорит, чорта здесь караулили? Пауков, что ли? Только, говорит, это не такая драгоценность, чтобы из-за такой сволочи ставить караул!
Да тут пришло ему в голову постучать в стену. Постучал – слышит, будто отдает пустое место. Приказал позвать каменщика. Притащили их целый десяток.
– Выламывай стену! – приказывает царь.
Ну, выломали. Смотрят – лежат книги, бумаги. Царь удивился.
– Что же это за архив такой секретный? – спрашивает. Генералы в один голос отвечают:
– Не можем знать!
Посмотрел царь, что напечатано, – ничего понять не может. Смотрели и генералы – тоже ни в зуб толкнуть. Посылает царь за профессорами. Набралось их много. Принялись разбирать. Уж как они ни старались, чтобы перед царем отличиться, – ничего не выходит, не действует механизм!
– Это, говорят, какие-то неизвестные книги. А царь сердится.
– Неужели, говорит, ни одного не найдется, который бы разобрал?
Тут говорят ему:
– Есть еще один старичок-профессор: если он не разберет, так никто не разберет.
Послал царь за этим старичком. Привозят его. Как глянул, так сразу и сказал:
– Это, говорит, книги Брюсовы, и бумаги тоже его.
А царь и не знал, какой-такой Брюс был, и спрашивает старичка:
– А что за человек был Брюс, что его книги и бумаги беспременно нужно было замуровать в башню?
Старичок и говорит:
– А это, говорит, вот какой был человек: такого, говорит, больше не рождалось, да и не родится. – И стал рассказывать про Брюса.
А царь слушает и удивляется.
– А ну-ка, говорит, почитай хоть одну книгу.
Вот старичок начал читать. Все слушают, а понять ничего не могут, потому что на каком-то неизвестном языке написано. Чорт знает, что за язык! Царь говорит:
– Хоть ты и читал, а понять ничего невозможно.
Тут старичок и стал объяснять эти слова. И все насчет волшебства. Вот царь и говорит:
– Ладно, теперь я понял, в чем тут дело, – это тайные науки. Только ты не читай их здесь, а поедем со мной – там мне одному прочитаешь.
– Это все, – говорит, – волшебство тут описано. Это Брюс разные волшебные составы делал.
Царь спрашивает:
– Откуда ты научился книги такие читать? Сколько, говорит, профессоров, ни один не знает, а вот ты выискался, что и про волшебство знаешь.
А старик говорит:
– Я до всего доходил.
– Значит, говорит царь, ты много знаешь? Ну так, говорит, поезжай со мной – послушаю я твою премудрость. – И забрал все книги Брюсовы, бумаги и того старика…
Уехал, и ничего неизвестно, что стало с этим стариком и книгами – и приказал забрать эти книги и бумаги, положить в коляску.
Взял старичка с собой и поехал. И где теперь эти книги, бумаги, где старичок – никто не знает, нет ни духу, ни слуху.
Записано в Москве 8 сентября 1924 г. Рассказывал старик-печник Егор Алексеевич, фамилию не знаю.