Мой первый приезд в Перу был потрясающим, вдохновляющим и определяющим. Покидая эту страну, я знал, где теперь мое место.

Жена встретила меня решением о разводе, вызвав во мне именно те чувства, которые я пережил по этому поводу в джунглях.

По возвращении обыденность казалась тривиальной и скучной. Поделиться пережитым было практически не с кем. Одних мой опыт пугал, других оставлял равнодушным. Третьи, скорее всего, считали меня сумасшедшим. Чувство одиночества возрастало, ведь мир, в который я окунулся в Перу, был невообразимо больше и удивительней, чем тот, в котором я опять оказался. Но случилось то, о чем предупреждал Ховард: пережитый опыт от лекарственных растений раскрывался со временем, приводя к новым глубинам понимания. Я ощущал, что внутри меня теперь появилось нечто, на что я мог опереться в пустынном быту потребительского американского общества. По приезде домой меня не покидала мысль о том, что я должен вернуться в Перу, но на сей раз только к Сан-Педро: к нему меня тянуло больше.

Следует отметить одну деталь в цепочке событий. Дело в том, что именно в Перу во время работы с Сан-Педро я впервые подумал о возможной поездке в Мексику в поисках кактуса Пейота. Деталей не помню, отложилось лишь то, как остро ощутил саму возможность такой встречи. Ведь если я нашел Сан-Педро, о котором на тот момент мне было известно еще меньше, чем о Пейоте, то почему я не мог бы найти и Пейот? Я решил заняться его поиском сразу по возвращении домой.

В Америке я исполнил свое намерение. Я чувствовал, что мир Кастанеды стал ближе и уже досягаем. Долгие годы меня мучил вопрос о том, был ли дон Хуан реальным человеком или лишь собирательным образом многих людей, которых встречал Кастанеда на своем пути? Тогда я даже представить не мог, какой ответ меня ждет.