Был конец сентября 2007 года, когда в третий раз мы с приятелем поехали в Аризону, взяв с собой еще троих друзей-сектантов.

Наша третья поездка для моего друга стала судьбоносной. Мы пили с ним вместе, когда остальные разбрелись кто куда. Мой друг выпил всю банку практически сразу, я – половину. Какое-то время мы разговаривали, потом замолчали, затем опять заговорили. В процессе общения я заметил, что в нем разворачивается глубокая драма. Тогда я и понял, что все три раза в Аризону я приезжал ради него. Мое понимание и присутствие помогали ему разобраться в себе. Говоря о своем пребывании в секте, в какой-то момент он произнес, что бежать ему некуда, на что я тут же ответил, что бежать и нужно в никуда, потому что, если было бы куда, туда бежали бы все. После мы оба рассмеялись, думая о чувстве юмора Пейота.

Мы веселились до тех пор, пока он почему-то не вспомнил, что на нем надет свитер, подаренный учителем (лидером секты), который тот купил для него в Беверли-Хиллз за восемьсот долларов. Взглянув на моего приятеля, я начал видеть намерения, с которыми ему был подарен этот свитер. Оно извивалось вокруг него нитью, переливаясь темными цветами, обворачивая его в энергетический кокон. Разглядывая это, я «увидел» лица других людей, приближенных к учителю, которые гордо носили на шее золотые цепочки и разное барахло из Беверли-Хиллз, также купленное на взносы студентов. Все эти вещи висели на них кандалами, удерживающими их в секте.

Опешив от удивления, я посоветовал другу сжечь его свитер. Замешкавшись на мгновение, вероятно, задумавшись о цене, он снял его и кинул в огонь. Оттуда потянуло страшным зловонием. Нас обоих тошнило и пришлось закрывать носы. Свитер не то чтобы горел, а, скорее, плавился, превращаясь в некое подобие черепа и скрещенных костей. Мой друг взял палку и начал дробить остатки сгоревшей одежды.

Я не знал, о чем он думал в тот момент, но у меня в голове возникли картины предстоящего развала всей секты. Тогда еще авторитет учителя был нерушимым, а секта существовала уже тридцать пять лет, и никто не мог себе представить развала столь четко отлаженного механизма.

Вонь становилась невыносимой, мы отошли от костра, присели на землю и поделились друг с другом возникшими мыслями. Я сказал, что увидел, как секта «трещит по швам», и понял, что скоро оттуда побегут люди. Он со мной согласился, очевидно, почувствовав то же самое.

Утром, когда в доме собрались все, ребята спросили нас, что мы там ночью такое жгли. Мы ответили, что это был подаренный учителем свитер. Нам не поверили и удивленно качали головами.

По приезде в Калифорнию мой друг не вернулся домой, а остановился у меня. Он старался реализовать видение, пришедшее к нему в Аризоне, предприняв ряд действий, обеспечивающих ему юридическую защиту. Его внезапное исчезновение вызвало шок у многих сектантов. Дело в том, что там он был фигурой заметной: вместе с женой они играли каждый день на скрипках во время обедов учителя, которые снимали на видео и крутили потом всю неделю за меньшую плату для тех, кто не мог себе позволить пообедать с ним. Резкий уход моего друга в секте восприняли настороженно. Люди недоумевали и, как уже выяснилось потом, на протяжении первого месяца только об этом и говорили. Никто ничего не знал, кроме того, что он уехал со мной в Аризону. По приезде он просто исчез, скрываясь в моем доме в Сакраменто.

Подробности того, что было дальше, я опущу: это уже детали его личной жизни. Скажу только, что после полуторамесячной драмы жизнь его стала заметно меняться в лучшую сторону – это касалось и его отношений с женой, которые разлагались под эгидой «высших сил». В секте его пробовали удержать иммиграционными угрозами. Но дело уже было сделано, и предприимчивость юридического характера моего друга, воодушевленного пейотным видением, успешно завершилась победой. В результате они с семьей покинули секту и переехали жить в Сакраменто, где тогда жил я.

Вскоре мы узнали, что в конце октября, через месяц после нашей поездки в Аризону, секту покинула группа из шести человек с сектантским стажем более двадцати лет – некоторые из них входили в состав администрации. Это было шоком для всех, кроме нас. На последней церемонии, говоря о секте, мы оба «увидели» учителя так, словно бы после окончания спектакля в театре теней на сцене пред нами предстал карлик, который несколько мгновений назад за ширмой при свете софитов казался очень большим. Это зрелище было смешным и грустным одновременно. Большой и страшный «просветленный» учитель в свете Пейота оказался просто злобным карликом!

На протяжении всего года люди уходили из секты группами. Ровно через год количество их составило около семисот человек, более половины ушли именно из Аполо. Правда полилась из всех щелей, и «Ноев ковчег» стал походить на «Титаник». Люди открыто делились своим опытом в интернете, на сайтах, созданных бывшими студентами. Все усилия администрации перекрыть информационные потоки окончились полным провалом. Интернет делал свое дело. Люди общались, рассказывали правду и этим помогали просыпаться другим.

Интересно было смотреть на вышедших из состава школы, тех, кто еще пару лет назад мне говорил, что причина моего несогласия с «учением» и учителем была во мне и что мне нужно было больше отдавать себя школе и работать над собой. Кому-то было за себя стыдно, и они избегали общения, кто-то был посмелее и искренней и просил прощения. Таких людей я уважал, и мы забывали старое. В первый год после ухода бывшие студенты собирались вместе и делились пережитым. Это было большим прогрессом, так как раньше люди просто исчезали, боясь возмездия. Я поддерживал это движение бывших студентов весь первый год, потом, когда их социальная жизнь наладилась, и они стали постепенно понимать, что жизнь их не закончилась, а даже, напротив, только начинается, перестал ездить к ним и занялся своими делами.

В ту последнюю ночь в Аризоне, уже где-то под утро мой друг, совершенно изнеможенный, лежал у костра, я мысленно благодарил Пейот за все и просил его помочь мне продвинуться дальше, вывести меня на людей пейотной традиции, с которыми бы вместе мы могли пить. Работать с Пейотом самостоятельно на тот момент я был не готов.