Артем знал, был просто уверен, что должен отомстить этому человеку. Когда он был моложе, то просто хотел его увидеть. Посмотреть в глаза. Отец оставил его малым ребенком. Бросил и его и мать, когда они так нуждались в его помощи. Артем долго не мог узнать ничего об этом человеке. Мать упорно не рассказывала, бабушка тоже молчала. Артем и хотел увидеть отца и боялся этой встречи. К двадцати трем голам он не страшился встречи, он хотел ее. Но уже ненавидел отца, думал, как отомстит ему. Однажды бабушка все же проговорилась. Тогда у него появился шанс найти отца. И нашел его. Отец все эти годы жил недалеко. Был рядом, но не захотел увидеть сына, узнать, что женой. Забыл, выкинул из своей жизни. Владимир Николаевич Серегин. Преуспевающий бизнесмен. Владелец загородной турбазы. Центральный коттедж и несколько гостевых домиков, лыжная база и лодочная станция. Конюшня. Отдыхающие туда ездили и зимой и летом. Был женат второй раз и опять развелся. Артем решил, этот человек за все з-аплатит ему. Он его убьет. Владимир Николаевич жил на своей турбазе, в коттедже, где занимал пару комнат. Остальные использовались для отдыхающих. На рынке Артем купил охотничий нож. Он рассчитал, приедет на базу под видом отдыхающего. Ночью зайдет в комнату отца и накажет его. Но расчет провалился. В те два дня, что он гостил на этой базе, отца не было. Уехал куда-то. Месть пришлось отложить. Это позволило обдумать детали. На этот раз все должно получиться. Бабушку и мать он предупредил, что вернется поздно, пусть ложатся спать без него. Артем с детства занимался спортом, словно компенсируя инвалидность матери. После аварии та долго не могла ходить. Несколько тяжелых операций, инвалидность. Им было очень тяжело. А родной отец не интересовался его жизнью, не захотел помочь. Ему было всего три года, мать прикована к постели. И только старая бабушка рядом. Первая поездка не была напрасной. Он осмотрел дом, обдумал как добраться до дома незамеченным и войти внутрь. Лыжи он хранил в кладовке в подвале дома, их достал незаметно. Сел на электричку, доехал до станции, откуда мог легко добраться до владений отца. Кто обратит внимание на парня в черной спортивной куртке и черной вязаной шапочке. Лыжи в глаза не бросаются. Многие ездят к себе на дачу покататься и отдохнуть. Дорогу от станции он изучил по карте. К ночи он доберется, выждет время и войдет в дом. Предварительно Артем позвонил по телефону, попросил Владимира Николаевича.
— Его нет. Что передать? — Спросила секретарша.
— Ничего. А когда он будет? — Мало ли кто звонит по делам. Потом и не вспомнят.
— После пяти часов.
На этот раз они встретятся.
Поначалу парни ругали Антона. Особенно Леня. Не самое дешевое местечко выбрал. Коттедж, одно и двухместные номера. Хорошо, но дорого.
— Место там райское, — оправдывался Антон. — Там и лыжи на прокат дадут. Кто хочет, на лошадях может прокатиться. Я видел в интернете, там здорово. И в коттедже обеденный зал. Нам готовить и мыть посуду не надо. Там все приготовят. Нам на себе тащить ничего не надо. Автобусом довезут до места. Мы ж первый раз после сессии своей компанией. У них в выходные не пробьешься, нет свободных мест.
— Что сделано, то сделано, — согласились ребята. — Гулять, так гулять.
— Так сбор в девять утра. Не опаздывать. А на следующий день уедем в город.
Утром загрузились в автобус, полтора часа дороги, и они на месте. Коттедж оказался замечательным. Приличные комнаты, душ. На первом этаже охрана. Большое фойе, где можно посидеть вечером. Каминный зал. Обеденный зал на втором этаже. Парни быстро устроились в комнатах. Даня в одной комнате с Гришкой. После им предложили завтрак. Развлечения по интересам. Кто-то решился прокатиться на лошади, но большинство отправились на лыжах. Подготовленная трасса по лесу и возле озера. Они катались до обеда. Когда обед закончился, предложили сауну. Свежий морозный воздух и лес действовали расслабляюще. Перед ужином они отдыхали в своих комнатах, приводили себя в порядок. Стол был хорошим, Антон постарался.
— Рыба хорошая…
— А отбивные из чего?
— Крокодила под нож пустили.
— В озере местном выловили…
— Декан у нас крутой мужик…
— Мне понравилось, как Даня Нелю Николаевну на хор раскрутил…
Обычный студенческий треп. Вспоминали преподавателей, забавные происшествия.
Разошлись ближе к полуночи. Свежий воздух и вино подействовали. Данька выпил полбокала сухого вина.
— Кто первым в душ пойдет? — Спросил Гриша.
— Иди ты. Я в каминный зал загляну и приду.
Каминным залом служила комната метров двадцать пять, тридцать по площади. Диваны и мягкие кресла. Несколько шкафов с книгами. Все для удобства гостей. Над камином висел бронзовый герб, на каминной полке фарфоровые статуэтки. На полу ковры и дорожки. Данька подумал, так, наверно, бывает в средневековом замке. Перила на лестницах сделаны под дерево ценных пород. Доспехов и мечей не хватает. И привидений. Последнее вызвало у него тревогу. Привидений он не боялся. Пусть гремят цепями и тихо воют. Как у Оскара Уайльда. Тревогу вызывало что-то другое. Пробежался по корешкам книг. Детективы, любовные романы. То, что любит широкая публика. Пора идти в свою комнату. Гриша закончил принимать душ. Прислуга ушла в свои домики. Внизу только охранник. Тишина. Хозяин предупредил, в случае чего обращаться или к охраннику, или, на крайний случай, к нему. Его комната на втором этаже, рядом с гостевыми.
Артем оставил лыжи в лесу не далеко от дома. Огляделся. Свет в окнах погашен. Он натянул маску. Так не опознают. Стена дома, пожарная лестница. По ней можно добраться до веранды на втором этаже. Летом в жару веранду используют как продолжение обеденного зала. Главное перебраться на нее. Артем дотянулся ногами до перил веранды, перелез. Спрыгнул на пол. Большая стеклянная дверь. Вырезал кусок стекла, что бы пролезла рука, выдавил его, открыл дверь. Стекло, падая, звякнуло. Охрана на первом этаже, не услышит.
Даня поднялся по широкой лестнице на второй этаж. Полутемный коридор. Ковровая дорожка на полу. Он проходил возле обеденного зала, отгороженного от коридора затемненным стеклом. Услышал звон падающего стекла. Кто-то или что-то в обеденном зале. Он замер, посмотрел, где можно укрыться. Ниша. В этом углублении хранили огромный пылесос. Данька скользнул в эту нишу, замер. Из своего укрытия он видел силуэт мужчины в куртке и шапке. Вор. Мужчина остановился на освещенном участке возле двери хозяина, достал из-под куртки нож.
Артем думал тихо постучать в дверь. Хозяин решит, постоялец. Откроет. В этот момент он ударит его. Несколько секунд, и он уже на веранде, спрыгнет и убежит в лес. Все будет закончено.
— Куда идем мы с Пятачком? — Спросил Даня выходя из ниши. — То есть с ножичком?
Артем обернулся. Парень. Откуда он взялся в этот час? Не стоит поднимать шума. Отогнать этого непрошенного свидетеля и выскочить из дома. Артем бросился на противника, размахивая ножом. Убивать он не собирался, только отогнать. Даня увернулся, но не отступил.
— Уйди, убью! — Тихо прошипел Артем. Он надеялся, парень струсит.
— Не получится. — Боцман Дэн был бойцом.
Артем сделал выпад ножом. Дэн, ученик капитана Свена, помнил, на войне, как на войне. Это не спорт, правил здесь нет. Он увернулся и от этого удара, упал, как учил Свен, подкатился под ноги противника, сбил его. Мгновение, и он сидит на спине упавшего парня. СС размаху ударил по затылку. Вырубил. На звук падающих тел выглядывали ребята. Вышел и Владимир Николаевич.
— Что здесь происходит? — Спросил он.
— Ребята, забирайте ночного гостя. — Велел Данька. — А я его ножичек возьму.
— Надо вызвать полицию, — сказал хозяин, — Я сейчас позвоню.
Ребята уже поднимали Артема с пола.
— А мы и есть полиция, — Сообщил Гриша. — Мы что, так просто отдадим нашего громилу?
— Мы полиция! — Это уже Антон. Он сообразил, они сами раскрутят это дело. Первое дело в их жизни. Такая удача! — Свободная комната здесь есть. Мы его допросим.
С Артема сняли маску, самого завели в комнату.
— Антон, обыщи, — Даня приказывал на правах старшего. Он задержал бандита.
Антон вытащил все содержимое карманов преступника, передал Даньке.
— Тут бумажник, деньги. Банковская карта.
Даня прочитал на карточке: Артем Владимирович Серегин.
— Вот это да! — Он удивился. — Так ты сын? Пришел убивать отца?
— Не твое дело! — Буркнул Артем.
— Владимир Николаевич, вы его знаете?
— Нет.
— А он вас знает. Судя по возрасту и по банковской карте, он ваш близкий родственник. И за что ты, Артем, батю решил к дедушке отправить?
— Не твое дело. Он знает за что! — Парень не хотел разговаривать.
— Парни, дело это семейное. Оставьте нас. И Гриша останься. Мы все выясним. Без свидетелей он, может, захочет говорить. Гриша, встань у окна.
Свидетели неохотно вышли.
— Что, будешь говорить? — Данька подошел к Артему. Тот отрицательно мотал головой.
— У меня будешь. — Дэн вспомнил пиратские романы. — Берем веревку, смочим в масле, и пропустим фитиль между пальцев. Подожжем.
— Может, полицию вызвать? — Растерянно говорил Владимир Николаевич.
— Успеем. Парень, а ты убивал когда-нибудь? Нет? Я убивал. Как это убить человека в первый раз? Без защитного. Зарезать человека во сне? — Глаза Дэна потемнели. В их черной глубине ожила смерть. Он все помнил. — Бери нож. Ударь меня, убей. Сможешь?
Артем склонил голову. Он не собирался убивать этого парня. Не мог убить человека.
— За что ты ненавидишь своего отца.
— Он…. Он бросил мою маму. Мне было три года. Мать после аварии нуждалась в лечении. Она так и осталась инвалидом. Он бросил нас. Он ни разу не пришел. — Этот взрослый парень, мужчина, был готов заплакать от обиды.
— Так ты мой сын? — Владимир с ужасом смотрел на сына.
— Почему?! Почему ты нас бросил?! — Артем кричал. — Ты был нам нужен! Маме сделали три операции, нужны были лекарства. Ей нужен был уход. Мне три года, бабушка старая.
Артем закрыл лицо руками, опустился на пол.
— Прости, Артем. Я был молодой, глупый. Я испугался.
— А потом?
— Я боялся. Мне было стыдно. — Владимир сел, сжал голову руками. — Я — подлец. Прости, сын.
Гриша стоял в растерянности. Впервые он столкнулся с такой историей, столкнулся не в кино, а в жизни.
— Что делать, Гриша? — Даня знал, что делать. Он спросил, не ожидая ответа. — Та, Артем, убил бы сейчас отца. А ты уверен, что твоя мама больше не любит его? Ты, сын, убил ее мужа и своего отца. Получил бы лет двадцать. Оставил бы мать? Тогда чем ты лучше его? Ты должен его простить или забыть, лучше и то и другое. А ты, Владимир Николаевич, ты готов сейчас из страха и стыда посадить своего сына в тюрьму? Ты уже разрушил жизнь той женщине, что любила тебя. И ты ее любил. Ты и сыну уже исковеркал жизнь. Хочешь еще? Или простишь?
— Я прощаю его. И прошу прощения. Я готов помочь.
— Нам не нужна твоя помощь, не нужна твоя жалость. Поздно. Я не хочу тебя знать. Я прощаю.
— Но я хочу помочь, сынок.
— Нет.
— Вопрос решен. Артема закроем до утра в какой-нибудь чулан. Утром он уезжает с нами домой. Вы расстаетесь навсегда.
Артема закрыли в подвале. Гриша рассказывал об этом разговоре ребятам.
— Молодец наш Данька, — такой вывод сделали все.
Сам Даня продолжил разговор с Владимиром Николаевичем.
— Вы позвоните своей бывшей жене. Просите прощения. Не оставляйте ее. Обещаете?
— Обещаю. Я виноват. Я буду всю просить прощения у нее и сына.
Утром Артем уезжал вместе со студентами. В сторону отца он даже не посмотрел.
Рэм обдумывал свои планы. Вступать в открытую схватку с братом он не собирался. Достаточно открыть глаза на этих двуногих тварей. И Роман будет с ним заодно. Соблазны так сильны в них. Даньку переманить на свою сторону. Этого главного врача в хирургическом отделении. Предательство близких людей оставляет рану в душе. Можно настроить медицинских сестер против Романа. Уничтожать род людской рано. Заставить их начать войну? Одно туземное племя воюет с другим. Это мелко. Рома в своем благородном порыве выведет людей за пределы Солнечной системы. Неплохо. Тут и помочь можно, а затем Галактические войны. Остальные Древние не останутся в стороне. Тут и можно получить всю полноту власти, разогнать этих стариков. Кайроса, придурка, безумного бога удачи, обуздать. Людям можно и сейчас устроить неприятности. Землетрясения, ураганы. Пусть разбираются. Надо подготовить почву, что б двуногие почитали его. Подкупить политиков, журналистов. Клуб "Ротердам" подходящее место. Приказать Денису приглашать просвещенных идиотов в это заведение. Учредить премии, гранды. Объявить о пожертвованиях. Старая шутка Бернарда Шоу. Королева бранила его за то, что он утверждал: все женщины продажны. Ее величество возмутилась: "И ваша королева тоже?" Увы, Ваше Величество. И во сколько вы оцениваете свою королеву? Вот видите, Ваше Величество, вы уже начали торговаться. Продажны все люди. Особенно, политики. С этой мыслью Рэм поехал в клуб. Там интеллектуальные лакеи будут восхвалять его.
Утреннее ласковое солнце поднималось. Оно помедлило, словно боялось коснуться кого-либо своей заботливой материнской рукой, лучиком света, давая своим земным детям оставаться в сладкой дреме. Помедлить перед пробуждением. Вот луч солнца коснулся лица Дэна. Данька открыл глаза. Утро. Пора вставать. Лежа в постели, он прислушался: что там в доме. В коридоре он услышал шаги. Да, это капитан. Что-то странное почудилось ему в этих шагах. Данька почувствовал тревогу. Эта тревога разливалась по всему дому. Беспокойство. Он поспешно встал, умылся, оделся. Вышел в коридор. Еще прислушался. Кажется на кухне… Это Жаннетта. Она встала раньше всех. Скоро поднимется Леон, Хуан побежит. Начнется обычная дневная суета. Но капитан встал очень рано, или вовсе не ложился спать. Что его тревожит. Данька решил зайти в комнату отца. Приоткрыл дверь, зашел. Свен сидел за столом, опустив голову, держал в руках лист бумаги. Он даже не сразу заметил, что тишину его комнаты нарушил Дэн. Отложил бумагу. Посмотрел на сына.
— Заходи, Дэн. Проходи. Ты тоже уже встал? — Вид у капитана усталый.
— Да, отец. — Данька прошел, сел на стул. — Папа, что-то случилось? Что-то серьезное?
— Нет, Даня. Ничего. Все нормально. Пустяки. — Улыбка на губах капитана выглядела фальшиво.
— Папа, ты же не ложился спать этой ночью. — Это бросается в глаза.
— С чего ты взял? Даня, я хорошо выспался. — Свен устало вздохнул.
— Папа, зачем ты меня обманываешь? Что случилось?
— Даня, я говорю, сущие пустяки. — Он не хочет делиться своими бедами.
— Капитан, скажи, что это за бумага? Это письмо? — Дэн умеет настаивать, от него трудно просто так отмахнуться.
— Письмо, Даня, письмо. — Капитан скомкал бумагу.
— От кого, что пишут? — Так, он сразу почувствовал, дело в этом клочке бумаги.
— Какая разница, Даня, — заявил капитан. Бумагу он сунул в карман сюртука.
— Папа, я вижу, это тебя тревожит. Ты ночь не спал, — настаивал Данька.
— Ладно…. - капитан не знал, как рассказать сыну. — Это письмо… Я скупил все долговые расписки Гастона Леруа, и отправил их все к нему домой.
— Он пишет, что получил их? Или нет? — Отец поступил правильно. Он просто иначе не может.
— Он получил, сынок. — Свен улыбнулся. — Это не он пишет.
— А кто? — Дэн не может понять, в чем дело.
— Это Мишель. Она мне написала.
— Что пишет, благодарит, наверно?
— Благодарит. Пишет, спасибо. Я всегда буду помнить вашу доброту, капитан, но я принадлежу Всевышнему. Я хочу служить небу. Я буду молиться за вас, господин капитан.
— Вот это да! — Сказал Данька. — Но я другому отдана и буду век ему верна.
— Что-то наподобие, Даня. Я ее не виню, это я старый дурак, поверил…. Размечтался. Надо же быть таким идиотом. Кому я нужен, старый пират. Она поступила правильно, честно. А то бы мы мучились вдвоем. Я должен даже благодарить ее за это. Она молодец. Нашла в себе силы сказать всю правду. Просто, я убедил себя… Ладно. Все это ерунда. В жизни и не такое бывает. Я пойду на "Скиталец", уроню слезу на палубу. — Усмехнулся капитан. — Вытру слезы парусом. Все образуется, сынок. Давай. Ван дер Даккен не заслужил прощения.
— Какой Даккен? — О чем это отец.
— Капитан "Летучего голландца". Раз в десять лет он может сойти на берег. Если за одну ночь он найдет благочестивую женщину, и если та согласиться выйти за него замуж, проклятие будет снято. Мне это не удалось.
— Ты позавтракал, папа? — Дэн не знал, что сказать, как утешить.
— Я не хочу. Спасибо. — И капитан ушел.
Ах, какие мы нежные! Не плохо у меня получилось щелкнуть по носу капитана. Рэм был доволен собой. Рассмеялся. Страдает, как он страдает. Он, Рэм, ничего дурного не сделал. Добавил перчику в жизнь Свена. Еще благодарить будешь. Забавно, у двуногих есть сердце. Роман, тебя в детстве эти ничтожные потомки обезьяны обижали. Я знаю. В детском доме. Их не прощать надо, надо наказывать. Кто, как не родная душа, я, воздаст им?
Что-то надо делать, решил Данька. Но что? Надо как-то встряхнуть капитана. Чем-то его отвлечь. Данька почти машинально пошел на кухню. Жаннетта встретила его, как всегда, приветливо.
— Дэн, садись завтракать. А капитан где? — Жаннетта заботилась обо всех в доме, что б поели, что б чистота была и чаще собирались у родного очага.
— Капитан уехал на корабль. — Дэн был расстроен.
— Даже не позавтракал. Что-то случилось? — Она почувствовала, не все хорошо в доме.
— Случилось, Жаннетта.
— Что? Что-нибудь серьезное? — Господи, ты скажешь, Дэн? Как ты можешь молчать.
— Жаннетта, получилось так…. В общем, Мишель предпочитает уйти в монастырь.
— Господи! — Жаннетта грузно опустилась на стул. — Что же она делает. Глупая девчонка.
— Жаннетта, все нормально. — Не хватало, что бы Жаннетта почувствовала свою вину в случившемся.
— Ой, ой! — Охала Жаннетта. — Капитан, конечно, расстроен. Как нехорошо получилось.
— Ничего, Жаннетта….. Свен сильный, он все выдержит. — Даня помнил: матросы не плачут.
— Бедный Свен. Не ждала я такого. Такое несчастье.
— Жаннетта, все нормально. Капитану надо развеяться. Ему надо устроить отдых. Может, уехать куда-нибудь. Сменить обстановку.
— Да. Конечно. Ему надо все это забыть. — Жанетта искренне расстроилась.
Даня позавтракал. Вышел. Поймал себя на мысли: отпуск, каникулы. У него, у Даньки. Каникулы. А если устроить каникулы отцу. Может быть сейчас, прямо сейчас. Да, он должен, должен уговорить…. Данька бросился в свою комнату, запер ее. Лег на кровать, что бы сосредоточиться. Вот она, струна перемещения. Легкий звон, и он в своей комнате на Тракторной улице. Скорее собраться. Данька посмотрел на часы. Девять утра. Он должен быть на работе. Одевшись, Данька выскочил на улицу. Резкий зимний ветер ударил в лицо. Данька бежал к троллейбусной остановке. Заскочил в троллейбус. Ему не терпелось. Он ехал на ту остановку, где встретил Романа. К госпиталю. Хотелось решить все сейчас, разом. Он вышел на остановке. Решимость угасла. Потоптался на месте. Он должен. Должен, ради отца, поговорить с Романом. Потом вспомнил, о подношении. Вот большой магазин. Даня зашел. Отыскал полки с кофе. Он говорил о кофе и шоколадных конфетах. Подношение. Данька торопливо переходит улицу. Больничный городок. Остановился возле первого корпуса.
— Не скажете, — спросил он мужчину, — хирургия здесь где?
— Не знаю, молодой человек.
— А это какой корпус?
— Терапевтический.
Даня пошел дальше по дорожке. Наконец, встретил женщину, под пальто белый халат.
— Вы не скажете, где здесь хирургия?
— Завернешь за это розовое здание. За ним коричневый корпус с колоннами. Это хирургия.
Данька помчался туда. Он вошел в здание. Старая постройка, высокие потолки. Пошарпанные стены, широкая лестница. Данька подошел к дежурной.
— Здравствуйте. А где мне найти Скворцова Романа? Мне бы к нему пройти.
— К Роману Алексеевичу. Пройди. Бахилы одень и халат накинь. — Сказала санитарка.
— А где его там найти, девушка? — Не плутать же по кабинетам.
— На второй этаж поднимешься. По правую руку третья дверь. Там его и найдешь. Если нет, спроси у дежурной сестры. Он с раннего утра здесь.
— Спасибо, — Данька поспешил на второй этаж.
Первая. Вторая, третья дверь. Даня постучал, открыл дверь, переступил порог. Роман сидел за столом, разглядывал бумаги.
— Заходи, Даня. Заходи. Здравствуй.
— Привет, Рома. Я тут зашел… — Данька подумал, ты хромоногий дьявол, знал что я сейчас к тебе приду. И зачем приду, знаешь.
— Чаю выпить? — Хозяин посмотрел на тумбочку, где стоял чайник.
— Чаю попить. И с подношением. Жертву принес. — Робость у Дани прошла. Роман не кажется здесь Древним. Санитар при костыле и только.
— Это хорошо. Проходи, клади подношение. На алтарь. — Роман, улыбаясь, показал на свой письменный стол.
Данька сел на стул и поставил на алтарь подношение.
— Хорошее подношение. Хорошее. — Рома взял конфеты и кофе и убрал в стол.
— Подношение я принял. Сейчас чайник поставлю. — Опираясь на костыль, он поднялся, что бы включить электрочайник. — Это я убрал от соблазна.
— От какого, Рома, соблазна? — Не понимал Данька.
— Как от какого? Ты полицейским будешь, а древнего преступления не знаешь. Классику не читал. — Роман рассмеялся.
— Какого преступления, просвети. — Попросил Данька.
Роман сел за свой стол.
— Вспомни, Авель и Каин, брат его.
— Причем они здесь?
— Они оба принесли жертву богу. Жертва Авеля была принята лучше. Каин позавидовал и убил брата. А если кто заглянет, увидит и позавидует. Каин сказал богу, что он не сторож брату своему, не знает, где тот. А ты этим завистникам даже не брат. И сторожить они тебя не будут.
— Так сразу и убьют?
— Убьют, не убьют, но просигналят куда следует. Все чужими руками сделают. Тебе отвечать за то, что дал, мне — за то, что принял. — Ромка забавлялся. — Это было одно из первых преступлений. Сейчас ходит Каин, ждет судного дня. Рассмотрение обстоятельств дела отложили.
Они помолчали. Потом Роман спросил:
— Ты ведь не просто пришел. Не чаю попить. Спасибо, что принес кофе, конфеты. Это пригодится.
— Я поговорить хотел. Спросить кое о чем.
— Так спрашивай.
— А ты любые чудеса можешь? С троллейбусом я видел. А может, что другое?
— Другое? — Задумался Роман. — Можно и другое. Был такой Фома. Не верил он в воскрешение. Персты в раны Божьи хотел вложить. Отчего мы не верим в чудеса. Обманывали нас много раз. Я и сам не поверил в то, что я — Древний.
— Так ты не с самого начала не знал правду о себе? — Еще одно открытие.
— Я преемник, аватар Древнего. До времени я и не подозревал ни о чем. Не в один миг я понял сам себя, свои возможности. Даже сейчас. Но есть, что и без этого можно.
Роман поднялся. Подошел к железному ящику.
— Если ты о том, что бы воду в вино превратить, так какое это чудо. У меня здесь спирт медицинский. Без всяких чудес обойтись можно. У меня там пять литров чуда.
— Я, Рома, не о таком чуде.
— А, — Роман явно забавлялся, — что бы ты хотел?
— Не знаю, оживить кого-нибудь. — Вот и развеется миф о твоем могуществе.
— Это немного сложнее, но можно. Не всегда это возможно, не всегда следует делать. Не стоит судьбу менять.
— Но ты можешь? — Не выкручивайся, отвечай. Данька не хотел отступать.
— Могу.
— А еще что можешь?
— Я на днях чудо свершил мимоходом. Пойдем, палата здесь есть с несчастливым числом. Тринадцатая. Лежат там двое. Бедолаги. Плохо им было. Поглядишь. С парнями поговоришь, а то вижу, ты сомневаешься.
— Рома. Я не сомневаюсь. Никаких сомнений. Иначе, зачем я подношение принес. — Ой, Даня, лукавишь. — "Фома" верил, но перста в раны Иисуса вложить не постеснялся.
Они пошли по коридору. Казенный коридор, окрашен в унылый синий цвет. Тоскливый запах больницы. Ходят медсестры. Ковыляют выздоравливающие больные. Тягостная атмосфера, подумалось Даньке. Палата номер тринадцать.
— Давай зайдем. — Сказал Роман, и они зашли в палату.
Небольшая, на одно окно. Грязноватое, мутное. Пара тумбочек, вешалка, две кровати. Двое больных. Какой-то особый запах болезни. Беды.
— Рома! — Обрадовались парни. — Заходи.
— Ну, как вы, ребята? — Сразу видно, Роман здесь частый гость, и желанный.
— Хорошо, Рома. — У ребят в палате отличное настроение.
— Я думал, мамка приедет, ножки мне оттяпают. Она меня домой заберет. А ты все по-другому повернул.
— Ну, а ты? Удохлики! Ты как? — Спросил Роман у второго.
— Я? Нынче сам до туалета добрел. Бревном лежал, ниже пояса себя не чувствовал. Сегодня и ноги и таз мой, я чувствую. И это, ну, сам знаешь… — Парень чуть покраснел. — Утром почувствовал. Это ли не чудо. За мной не едут, ни дядька, ни сеструха. Не нужен им был такой. А я сам приду, на своих ногах. Им некогда, так я время найду. Оно и правильно, у них свои семьи. А еще на такой девчонке женюсь, все завидовать будут.
— Хватит болтать. Посмотрю на вас. — Роман подошел к постели первого парня, откинул одеяло. Припухшие синие ступни. — Вот, уходит гангрена. Думаю, к вечеру все в норме будет.
Как же это, думал Даня, такой молодой, полный сил и мог остаться калекой.
— Видишь, Данька, Роман-шаман камлал. И вылечил.
После осмотра больных они вышли из палаты.
— Так ты, Рома, шаман.
— А как я по-другому объясню? Как рассказать. Не поверят. Шаман — это что-то знакомое. В это и поверить можно. Как в воду, что заряжают на расстоянии. Пойдем кофе пить.
Они вернулись в кабинет Романа. Чайник пришлось заново подогревать. Роман выложил конфеты. Достал чашки.
— Разливай, выпьем кофе.
Роман снова спросил:
— Теперь веришь? — Сам Роман к своему могуществу относился легко и не требовал особого к себе отношения.
— Верю. Я и раньше верил.
— Ой, Даня, не за тем ты пришел. И подношение неспроста принес. — Роман улыбался. — Выкладывай, зачем пришел.
— Я хотел попросить. — Он не знал, как лучше объяснить, что хочет.
— Проси, коль пришел.
— Я хотел попросить насчет отца. Плохо ему, понимаешь, плохо. Может быть, он мог бы на каникулы, хоть на одну неделю вернуться сюда. — Данька с волнением ждал ответа.
— Навсегда нельзя. Он принадлежит тому миру. На недельку можно. Ничего не случится. Ты просишь, для тебя сделаю. Пусть вернется на неделю. Возьмешь его за руку и приведешь в этот мир.
— А как, Роман?
— Я сказал, возьмешь за руку. — Рома улыбнулся. — Когда услышишь звон струны, ответь ей: Роман. Произнесешь, и вы окажетесь на своей улице. Думаю, не замерзните, до дома дойдете. А через неделю назад. Не выдержит он здесь, погибнет. Я пока не стану его здесь оберегать. Не могу. Не проси. Сейчас не могу. И не спрашивай почему, не отвечу. Это дело великого Все-Ничто.
— Хорошо, Рома, спасибо и на этом. Правда, можно?
— Конечно.
— Так я побегу. Ромка. Я побегу! — Данька соскочил со стула, подпрыгнул. Добежал до двери, оглянулся. — Ромка, ты молодец. Ты настоящий друг, Ромка.
— Ты погоди бежать, Даня. Ты и отсюда можешь попасть в мир Тортуги. Тебе не обязательно осуществлять перемещение из одной точки. Со временем ты сможешь сам управлять точками входа. Сейчас я помогу тебе.
Капитан вернулся поздно. Он старался быть веселым. Не показывал никому виду, что расстроен. Домочадцы не спрашивали его ни о чем. Не хотели бередить рану.
— Устал я нынче, Жаннетта. Ужинать не стану. Дел на корабле было много.
— Хорошо, капитан. — Она с трудом удержалась, не подошла к капитану, что бы обнять.
— Пойду я к себе.
— Отец, — сказал Данька, — я к тебе на минутку зайду.
— Заходи. — Голос усталый, бесцветный.
Они закрылись в комнате капитана.
— Папа, я знаю, кто во всем виноват, — начал Даня.
— Ты о чем, Даня? Никто ни в чем не виноват. Если Мишель не хочет, чья тут вина. Если и виноват кто, так я сам.
— Папа, я не об этом. — Дэн думал о разговоре Романом.
— Тогда о чем? Что случилось, сынок?
— Я хочу сказать в том, что ты в этом мире и то, что я перемещаюсь из одного мира в другой, я нашел, кто виноват.
— Кто? Я, наверно, опять же. — Свен горько усмехнулся.
— Погоди, папа. Есть один парень. Его зовут Роман. Он там, в том мире. Он молодой. Прихрамывает. Он на костыле.
— И что не так с этим парнем?
— Мы с ним встретились на троллейбусной остановке. Он мне все рассказал. Он себя богом называет.
— А у него с головой все в порядке? — Обычная реакция.
— С головой у него все в порядке. Я все тебе сейчас расскажу.
И Данька рассказал все отцу о том, что было связано с Романом, все, что знал о нем.
— Самое главное, папа, он разрешил тебе ненадолго, на неделю, вернутся в наш мир.
— На недельку, — Свен улыбнулся. — Вот это да! На недельку, до второго, я уеду в Комарово. Здорово. Сколько раз я мечтал хоть на денек, хоть одним глазом увидеть вас. А тут, целая неделя. Это ж надо, на целую неделю.
— Свен, ты скажи Леону, что мы срочно уезжаем. Развеяться. И мы с тобой прямо сейчас отправимся домой.
Капитан вышел, потом вернулся, видимо, переговорив с Леоном.
— Ну, давай, Даня. Поехали. Я, честно говоря, боюсь. А вдруг…
— Ни какого вдруг, папа, тут не должно быть, слышишь.
— Да, Даня.
Они взялись за руки. Стояли рядом. Данька прислушивался. Звон струны. Он произнес:
— Роман.
Они вдвоем, отец и сын, стояли на родной Тракторной улице. На заснеженной темной улице. Неяркий свет фонарей.
— Снег, — произнес Свен. — Даня, это снег?
— Да. Это снег, папа.
— Господи, как давно я его не видел. Снег. — Свен наклонился, взял пригоршни снега, начал растирать им свое лицо. Вновь загреб снег, слепил из него снежки, и начал откусывать от этого комка небольшие кусочки. Он ел этот снег, как величайшее лакомство в жизни.
— Как я отвык от всего этого. Забыл, совсем забыл, что это такое. Забыл нашу улицу, эти дома, деревья. Данечка, пойдем. Только не торопись. Ты слышишь?
— Что, папа?
— Ты слышишь, как снег скрипит под ногами. Этот морозный воздух.
Было прохладно, но капитан не тропился. Шел медленно. Хотя одеты они были по летнему. Они вошли в подъезд родного дома. Капитан задержался.
— Вот он, воздух родного дома. Я не думал, что когда-нибудь вновь смогу войти в этот подъезд.
— Пойдем, папа.
Они поднялись на второй этаж. Капитан остановился.
— Даня, ты матери сказал, что я приду? — Свен остановился на ступенях. Возможно, и сам боялся этой встречи.
— Нет, не говорил.
— Ты представляешь, что с ней будет. Открывается дверь, а тут я. С того света. Тут кому угодно будет плохо. Ты не предупредил. Ты что делаешь, парень?
— Папа, ты поднимайся потихоньку. Я забегу, предупрежу мать.
Данька открыл входную дверь своим ключом. Вошел и крикнул:
— Мама! — Ну, где же она!
— Да, Даня. — Мария направилась к прихожей.
— Это я, мама.
— Я слышу, что ты, Даня. — Всегда с ним так. Что там случилось. У куртки петелька оторвалась.
— Мама, я не один.
— А ты с кем? — Мать вышла в прихожую.
— Мама, ты только не волнуйся. Пожалуйста. — Данька понял, что поторопился. Надо было предупредить раньше.
— Что случилось. Ты меня пугаешь.
— Мама, ты не волнуйся. Все хорошо. — Повторял Даня.
— Говори, Даня.
— Мама, папа приехал. — Наконец, он решился сказать.
— Что? — проговорила Мария Петровна. Она оперлась рукой о стену.
— Папа приехал. — Тихо повторил Даня.
— Где он? — Мария тихо выдохнула вопрос.
— Он там, в подъезде. По лестнице поднимается.
Мария Петровна выскочила на лестничную площадку. Остановилась. Там внизу. Всего в одном пролете стоял Саша. Сашка, ее Саша. Она замерла. Пытаясь запечатлеть этот момент в своем сознании. Вот он, Саша. Не отрекаются любя, ведь жизнь кончается не завтра, я престану ждать тебя, а ты придешь совсем внезапно.
— Саша, — шептала Мария, — Саша.
Александр стоял там. Внизу. Смотрел на нее. На свою любимую, такую близкую и далекую. Родную и потерянную. Он оставил ее на миг, а получилось на всю жизнь. С любимыми не расставайтесь, врастайте им корнями в кровь, и всякий раз на миг прощайтесь, как — будто вы прощаетесь на век.
— Маша, — тихо проговорил он. Побежал вверх по лестнице, обнял ее. Прижал к себе. Она обняла его. Гладила его волосы, плакала на его плече.
— Саша, как ты? Ты навсегда, правда?
— Нет, Маша. Я ненадолго. На неделю. Больше не получится. На целую неделю, Маша. Я буду здесь целую неделю. — Если б каждый миг мог длиться век.
— Что мы стоим. Саша, заходи домой.
И вот через столько лет он снова преступил порог своего дома. Навстречу Аркадий.
— Александр, ты? Я рад. Рад, что ты пришел.
— Я ненадолго, Аркадий. У меня всего одна неделя. Потом я должен вернуться.
— Проходи. Все расскажешь не спеша. Ведь это твой дом.
— Спасибо, Аркадий. Теперь это ваш дом. Я хочу поздравить вас с ожидаемым прибавлением семейства.
— Ты садись, Саша. — Сказал Аркадий. — Ты, Маша, хоть чая поставь. Ведь они издалека, устали. Легко одеты, а на улице зима. Им согреться надо.
Мария пошла быстро на кухню, поставить чайник.
— Как вы там, как ты, Саша? — Спрашивал Аркадий.
— Нормально. Я привык за эти годы. Обустроился. Свой дом. Корабль, свое дело. Разбоем занимаюсь.
— Наслышаны. — Улыбался Аркадий.
— Данька говорит, что у меня ОПГ Карибы, а я пахан, местный авторитет.
— Ну, его, Даньку. Другое время и другие обстоятельства. Сам-то он кто? Боцман. А еще отцу такие вещи говорить.
— Ладно, — отмахивался Данька.
— А дом на кого оставили?
— У меня есть кому заняться домом. Леон, мой бывший матрос, Жанетта, кухарка. Они присмотрят. Жаннетта души не чает в этом паршивце. Любит его. Раскармливает. Скоро в дверь не пройдет. Под ним рей гнется. Еще Хуан, испанский мальчишка. Он не морской человек. Ему земля больше подходит. Сейчас в моем доме живет Брайан. Наш корабельный плотник. И друг Дэна.
В этот момент Мария входила в комнату.
— Брайан? Это тот паршивец, тот изувер, который твоего сына ножом ковырял, вытаскивал пулю, а потом иголкой зашивал. А ты где был? Ты — отец. Куда смотрел?
— Маша, — начал оправдываться Александр, — в море это было. Там скорую помощь не вызовешь. Вертолетов нет. И как быть?
— Хоть как! Ты отец, — сердилась Мария.
— Маша, успокойся, — вмешался Аркадий, — он и так сделал все, что мог. Радоваться надо. Даня то там, то тут. И с тобой и с отцом. Здесь мы за ним приглядим, а там отец. И, надо будет, по отцовски там приструнит его.
— Да я уже большой мальчик, — смеялся Данька. — У Свена другие методы воспитания. Хуана собирался сжечь. Меня обещал повесить.
— Сын, кто старое помянет, тому глаз вон.
— Вот и глаз обещает вырвать. Я не сержусь, папа. Все было правильно.
— Пойдемте. Я вас покормлю, — Мария прервала их шуточки.
Позже Свену постелили диван в зале. Капитан лег. Закинул руки за голову, долго смотрел в потолок, глядел в окно, где на улице горели фонари. Он дома. Наконец. Дома. Скрипнула половица. Этот пол помнил шаги своего хозяина. Звякнула посуда в шкафу. Вздохнуло кресло. Они переговаривались, обменивались воспоминаньями о своем хозяине. О нынешнем капитане Свене. Обсуждали, как он изменился. На улице Тракторной тихая спокойная ночь.