На острове они работал до позднего вечера. Потом засиживались у костров. Вставали рано, чуть свет. Просто так исчезнуть на какое-то время Дэн не мог. Не мог же он оставить этих парней, когда они восстанавливают корабли. Понимал, мать волнуется. Ремонт закончен, флот Свена вышел в море. Они покинули этот маленький зеленый клочок земли. Если смотреть на карту, крохотная точка среди волн. Даня про себя назвал этот остров Баунти. Они пересидели на острове штиль, который предсказывал боцман Брин, и небольшой шторм. Сейчас они шли домой, шли победителями. Во главе с капитаном они одолели мощь Испании. Было чем гордиться. Парни называли Свена не иначе, как мой император. Даня думал, это такая игра. Пусть тешатся. Капитан тоже думал, дети резвятся. Он говорил сыну:

— Господи, когда им надоест это? Придумали, император.

Но вышли они в море уже не под флагом Веселого Роджера. Новые знамена с белым коронованным лебедем. Что-то в одночасье произошло с этими ребятами. Они держались по-другому. Дисциплина на корабле стала жестче. Ее установили сами матросы. Они ревностно следили за чистотой на корабле и за своим внешним видом. Они больше не разбойники, не пираты, они — подданные его величества императора. Они превращались в регулярную армию. В осанке и взгляде этих парней появилась особая гордость, словно произошел перелом в сознании. У них появилась цель, они были связаны ей. Они могли гордиться собой. Все сокровища теперь не имели для них никакого смысла. В них росло чувство единства, необыкновенного братства. Данька шел по палубе, проверял порядок. Все отлично. Брин и старпом Колин теперь держались как-то особо. И они подходили к капитану, как к императору, стараясь на людях показать, как они уважают своего повелителя. Только в каюте капитана, оставаясь с ним один на один, они позволяли себе проявлять простые дружеские чувства. Обычную сердечность. Сол идет совсем не так, как раньше. Совсем недавно этот парень разгуливал по палубе, засунув руки в карманы. На всех поглядывал свысока. Сейчас просто не узнать.

— Дэн, — сказал Сол, — у нас все в порядке.

— Вижу, Сол. Вижу, дружище. Вы молодцы.

— Я тут подумал, император прав.

— В чем?

— Всех холостых за борт.

— Чего?

— Ты сам сказал, капитан приказал, что бы все матросы женились. Я согласен. Всех, кто не женится за борт, спишем на берег. Придем в порт, я обязательно женюсь.

— Сол, ты женишься? — Если этот парень решил обзавестись семьей, дело серьезное.

— Да, что б у меня семья была, дом. Детей заведу, непременно сына рожу. Потом можно девчонку, но сначала сына. Вот так. Я ему расскажу о наших походах. О нашем капитане. Когда он подрастет, я приведу его на наш корабль, на "Скиталец". Сам буду обучать морскому делу. Пусть учится у отца. Матросом будет. Если что, я его по родительски наставлю на путь истинный. Пусть знает…

— Сол, погоди, ты чего. Еще не родил сына, а уже собрался ему мозги вправлять. Драть.

— А как же, он должен стать настоящим моряком, как его отец. Что б не позорил меня, наш корабль и императора.

— Так нельзя, Сол. Представь, он вырастет, женится и у него родится свой сын. Вот он сидит в вашем доме, посадил сынишку на колени. А тот спрашивает, а дед где? Вон, сидит возле дома, трубку курит. А дед у нас старый? — будет спрашивать твой внук. Нет, сынок, дед у нас еще хоть куда. Он моряк, он не раз выйдет в море. И ты с ним пойдешь. Правда, я с дедом пойду? Конечно, с дедом. Он тебе покажет, что такое море.

Сол улыбался, довольный.

— Ты думаешь, Дэн, мой внук тоже пойдет в море? Со мной?

— Спрашиваешь. С тобой пойдет. Ты дед, кто его еще научит морской премудрости. Отец, твой сын, поможет. Но основатель рода ты. Твой долг показать им, что такое настоящий моряк.

— Да. Да, — Твердил Сол. — Я научу внука, непременно научу. В первый поход он пойдет со мной.

Сол пошел дальше, мечтая о том, что выйдет на этом корабле со своим внуком. Вон Брайан. С молотком в руке. Прилаживает дощечку. Дэн подошел к другу. Тот ворчал:

— Как это так. Руки то у них где были. Косо прибили. Это ж не какой-то корабль, это "Скиталец". Дэн, это же наш "Скиталец", уроды, кто их этому учил.

— Не брани их. Это ты у нас мастер, а они даже не подмастерья.

— Я когда работал на верфи, — продолжал Брайан, — корабль, как ребенок. Он на твоих глазах растет, а потом ты его провожаешь. Разве так можно. Дэн, ты думаешь, это палуба скрипит под ногами. Мачты скрипят, паруса хлопают. Нет, это корабль с нами разговаривает. Это его песня. У него хрипловатый голос, у нашего корабля. Вслушайся в этот голос, в голос нашего "Скитальца". Он поет такие песни. Я хочу сочинить что-то этакое. Про наш корабль.

— Ты сочинишь, Брайан. Ты не просто плотник, не просто матрос. Ты поешь. Ты поешь, как никто другой. В тебе талант. Ты сочинишь песню о ветре, о волнах. О парусах, что над головой.

— Думаешь, — оживился Брайан. — Я спою про нас. Это будет лучшая песня этих морей.

Даня шел дальше. У этих ребят появилась мечта. Они ожили. Им есть для чего жить. Каждый из них получил свою мечту, свою новую надежду. Данька поднялся на капитанский мостик к Свену. Капитан обернулся к сыну.

— Как дела, Даня?

— Нормально. Ребята у нас замечательные. Мне кажется, после того, как мы одержали победу, они стали другими. В них гордость появилась. Настоящая гордость за себя, за этот корабль. У них, отец, мечта горит в глазах. Их души оживают. Думаю, это они из-за тебя, папа.

— Нет, это они сами. Они сумели сами одолеть все. Сбросили груз прошлого, этот камень былого. Я тут думаю… Как нам удалось одолеть врага? На победу я надеялся. Было бы глупо вести ребят на смерть. Без тени надежды. Хотя шансы наши были не велики. Я думал, мы хотя бы достойно погибнем. Умрем, как люди. А мы победили. До сих пор не пойму, как нам это удалось. Повезло.

— Папа, я тебе говорил перед боем. Про вещий сон.

— Ты о чем, сын?

— Накануне ночью я видел Романа.

— Романа?

— Да. Он был на корабле. Стоял вон там. Опирался на костыль и курил.

— Зачем он приходил, Даня?

— Пришел посмотреть, как мы тут. Я думал, он пришел сказать, что мой час пробил. Роман сказал… Помнишь, я рассказывал про нашу с ним первую встречу. Про троллейбус и аварию. Он сказал, что у нашего троллейбуса счастливый номер. И у нас неплохой водитель троллейбуса, ты.

Свен улыбнулся.

— Троллейбус?

— Да, и кондуктор выписал счастливый билет.

— Даня, оказывается, Роман наблюдает за нами все время. Надо было догадаться об этом раньше. Конечно, наблюдает. Это он помог нам. Если б ты не рассказал, я все списал бы на везенье. Увидишь Романа, передай ему спасибо не только от меня, но и от остальных ребят. Большое спасибо.

— Я передам ему, папа. На острове мне не удалось побывать дома. Может, здесь я смогу вырваться. И к Роману забегу.

— Нашим передай привет.

Данька пошел в каюту.

Какое-то предчувствие терзало Гришу. Не хорошо они попрощались в последний раз с Даней. Что скрывалось за этим прощанием. Может ничего страшного. Но эти предчувствия. Все будет нормально. Конверт. Гришу терзало любопытство. Что там? Он помнил, обещал другу заглянуть не раньше, чем через десять дней. Но любопытство было очень сильным. Оно одолевало его. Силы были не равными. Наконец, он вскрыл конверт. Прочитал. Боль в сердце. Неужели Данька… его уже нет. Просто так, Даньки нет. Этого веселого парня, его друга. Да, нет, черт возьми. Данька, ты не можешь. Ты вернешься. Данька, ты вернешься! Я не отпущу тебя! Ты не можешь оставить своих друзей, своих родителей. Гриша ждал возвращения друга.

Мария Петровна сидела дома. Ее основной заботой был Лешка, маленький Лешка. Славный карапуз. Аркадий уходил на работу, а они оставались вдвоем с сыном. Мария вглядывалась в Лешкины черты и вспоминала старшего сына. Даня, где он? Когда он вернется? Скорее бы. Где ты задержался, Даня? Ее от этих мыслей отвлекали заботы о младшем сыне. Когда Лешка засыпал, а Аркадий уходил на работу, она находила себе дело. Хлопотала на кухне. Стирала белье, пеленки, подтирала пол. Мыла дверные панели, стирала пыль с мебели. Придумывала себе работу. Ничего, Лешка подрастет, пойдет в ясли, потом в садик. Она вернется на работу. Она будет провожать Лешку в садик, а своего старшего, Даньку, в плаванье. Встречать их, встречать обоих своих сыновей. Мария намочила тряпку, отжала ее и пошла протереть пыль на столе мужа. Протирала пыль и приговаривала.

— Какой же он не собранный. Можно было сложить все ручки в стакан. Ножницы убрать. Никакого порядка. Ох, эти мужчины. Эта книга пусть лежит. А что тут делает этот большой блокнот. Не место ему здесь. Она сама не знала, почему не место ему тут. Переложила его на другую сторону стола, на книгу. Нет. И тут этот блокнот ей мешал. Можно же убрать этот огромный блокнот в стол, в шкаф. Она выдвинула ящик стола и увидела конверт. Одно слово, написанное ровным красивым почерком Дани: маме. Сердце в груди замерло, потом гулко ударило. Она взяла конверт, держала в руках.

— Господи! Что в нем? Что?

Она разорвала конверт. Достала оттуда лист бумаги. Помедлила. Страх охватил ее. Но заставила себя развернуть его.

Любимая мама, Лешка, Аркадий. Меня уже нет в живых, но не надо печалиться, грустить, лить слезы по этому поводу. Я сам выбрал такую судьбу и не хотел бы другой. Я прожил отличную жизнь. Такой жизни позавидовали бы многие. Я прожил не одну жизнь, а две. Здесь с вами, и там, на Тортуге. Не надо грустить, мама. Если будет очень тяжело, будет грустно… Я помню, как ты говорила мне, что у тебя не будет даже могилы, на которую можно принести цветы. Не отчаивайся, не надо. Пойди к нашей речке. Я нашел покой на дне Карибского моря. Опусти четное количество цветов в воды нашей реки. Они непременно принесут их ко мне. Я буду знать, что вы помните меня и по-прежнему любите. Расскажи брату обо мне. Расскажи всю правду. Пусть он знает. Пусть вырастет большим и сильным. Сильным и храбрым. Не знаю, будет ли он гордиться мной. Я желаю ему счастья. Большого счастья. Испанцы обложили нас. Их военный флот должен был закрыть выход из нашей гавани. Губернатор позволил нам уйти. Не думаю, что только из благородства. Он прекрасно понимал, что если он выдаст нас, это не понравится вольному братству. Они могут отомстить или навсегда уйти с острова. Тогда пересохнет река денежных поступлений. Мы вышли в море, вышли, что бы принять свой последний бой. Этот бой будет нашей песней. Мы не сдадимся просто так. Каждый из наших парней стоит сотни испанских солдат. Это гордые, сильные ребята. Ни один из них не остался на берегу. Никто не струсил. Мама, ты же понимаешь, я не мог уйти. Я должен был остаться на нашем корабле. Прости. Прости и помни меня. Перед нашим выходом в море, капитан пытался Брайану приказать остаться для защиты нашего дома. Он не остался. Он взбунтовался. А мог бы остаться, ведь ему приказал капитан. Он сказал, капитан не вправе распоряжаться его честью. Жизнью — да, но не честью. Отец не вправе распоряжаться моей честью. Он не может решить за меня, пусть он и мой отец. Мы не сдадимся. Не думай, мама, я не сдамся врагу. Моя шея не узнает позорной веревки. Я погибну в честном бою. Это не страшно, мама. Это большая честь. Можешь гордиться мной. Но я не об этом хотел сказать, мама. Не об этом. Я просто хотел сказать еще раз, что очень любил вас. Тебя, брата, Аркадия. Любил. Нет, люблю и буду любить. Помни об этом. Я всегда буду любить вас. Я хочу пожелать вам счастья. Будьте счастливы, мои любимые. Мама, матросы не плачут, а ты мать матроса. Слезы тебе не к лицу. Не плачь. Люблю. Целую. Ваш сын и брат, Даня.

Слезы текли по щекам Марии Петровны. Она держала в руке листок бумаги и не видела ни одной буквы за стеной слез. Губы шептали:

— Даня, Даничка. Сынок. Да, матросы не плачут, ты прав, сын. Но я мать, прости. Прости мне эти слезы.

Она сидела, опустив голову и, как заклинание твердила: матросы не плачут. Матросы не плачут. Матросы не плачут.

Когда Аркадий вернулся домой, он застал жену возле стола с листом бумаги в руках. Он сразу догадался, она нашла это письмо. Нашла! Он бросился к ней.

— Маша! Маша. — Та посмотрела на мужа невидящим взором. И снова повторила:

— Матросы не плачут. — Уронила голову на стол и вновь зарыдала.

Аркадий гладил ее волосы, плечи.

— Маша, все не так. Он сказал, не отдавать тебе письмо. Еще рано, Маша. Он вернется, поверь. Он вернется. Мы должны его ждать, должны верить.

— Да, Аркадий, мы будем его ждать, ждать сколько нужно. Я буду ждать, пусть пройдут годы.

Данька появился в своей комнате, когда за окном уже стемнело. В комнате тоже царила темнота. Тишина, она билась тягостным набатом в комнате. Темнота повисла черным саваном. Даньке захотелось разорвать этот саван. Разорвать любым способом, одолеть эту темноту. И он громко запел лихую песню.

— Нам бы, нам бы всем на дно. Нам бы, нам бы пить вино. Там под океаном, трезвый или пьяный. Не видно все равно. Эй, моряк, ты слишком долго плавал, я тебя успела позабыть. — Данька пританцовывал. — Мне теперь морской по нраву дьявол, его хочу любить. Дьяволу морскому пошлю бочонок рома, ему не устоять.

Мария и Аркадий услышали эту песню, фальшивый Данькин голос. Бросились в комнату сына. Аркадий включил свет. Данька, живой. Он стоял здесь. Мать кинулась к сыну. Обняла его, прижалась к нему. Плакала.

— Даня, Даничка.

— Мама, что случилось? Я же здесь.

Аркадий тоже подошел к пасынку. Обнял его и жену, начал оправдываться.

— Даня, она сама нашла это письмо. Я не отдавал.

Данька вздохнул.

— Я жив. Я говорил, через десять дней. Ну, зачем? Все прошло хорошо.

— Даня, ты как?

— Ты видишь, мама, я даже не ранен. Свен жив, здоров. Почти все ребята живы. Мы победили, мы их одолели.

— Маша, ты видишь, Даня с дороги, устал, наверно. Ему бы перекусить.

Мария бросилась на кухню, что бы накормить сына. В это время в другой комнате заплакал Лешка. Даня быстро пошел к брату. Вошел, склонился над ним. Лешка замер, с любопытством смотрел на своего старшего брата. Данька водил рукой перед глазами братика, тот следил взглядом за рукой. Хныкать он престал. Только забавно чмокал губами.

— Леша, я вернулся. Ты же видишь. Твой брат пришел. Отдыхай, малыш.

После Мария, Аркадий и Данька долго сидели за столом. Дэн рассказывал о сражении.

— Свен настоящий флотоводец. Он адмирал. Ребята потом, когда мы подошли к маленькому острову, встали ремонтировать корабли, так веселились, так радовались нашей победе. Тут самое смешное, они провозгласили отца повелителем Карибского моря. Императором. Вы бы видели Свена, как он пытался от них отбиться. Не тут то было. Они схватили его и подбрасывали в воздух. Царская потеха. Что еще парни выдумали. Они сшили флаги. Веселого Роджера сняли, повесили синие знамена с белым лебедем и короной. Под этим флагом мы идем на свой остров.

— Даня. Император! Вы там дети, мальчишки.

— Мы дети, мама.

— Иди, Даня, отдыхай. Тебе завтра в институт.

— Хорошо, будем спать.

Данька лег поздно, а вставать пришлось рано. Он немного проспал. Побежал в юридическую академию. Там встретился с Гришей. Тот сразу же набросился на друга.

— Ты совсем очумел. Сдурел. Ты куда делся? Думал, вообще не увижу тебя.

— Но я здесь. Конвертик отдай.

— Не отдам.

— Это почему?

— Ты прости, но не смог я удержаться. — Бурчал Гриша. — Распечатал я его, прочитал.

— Что же вы такие нетерпеливые! — Всплеснул руками Данька.

— Что? Ты что мне написал? Все, погиб.

— Я думал, что такое может случиться. А я и не попрощаюсь. Но все обошлось.

— Расскажешь мне потом.

После лекций они шли по заснеженной улице, болтали. Данька в очередной раз рассказывал о битве. Здорово, повторял Гриня. И с флагом хорошо получилось. У вас свой император. Теперь можно строить империю.

— Гриша, какая империя. Одно название. Но ребятам нравится. Пусть забавляются.

— Пойдем ко мне. — Предложил Гриша. — Посидим, кофе выпьем, поболтаем.

Они пришли домой к Грише. Отца у того еще не было, не пришел с работы. Мать, как сказал Гриня, ушла в поход за красотой. Гриша расспрашивал о событиях на далеком Карибском море. Спрашивал о ребятах, которых знал только по рассказам друга. О Соле, о Сайрусе. Что там Брайан.

— Ранили его. Я его бинтовал. Хотел, как он меня, иголкой позашивать. Не дал.

Гришка смеялся.

Даня без труда учился в академии. И в спецшколе. Трудно было сказать, что дает ему стимул, занятия в академии для спецшколы или наоборот. Ему нравились все предметы.

— Гриша. Химия — это песня.

— Шутишь, это — мука.

— Нет, песня. И органическая химия. Не рассчитаешь с количеством — предоза. Нам с тобой это потом пригодится при ведении дел.

— Согласен.

— И физика.

— Что в ней, в физике.

— Даже обычная механика. Выстрел, тут зависит много от ветра, его направления, от начальной скорости. Все надо учесть. Важно, оружие было нарезное или гладкоствольное. Когда пуля вращается в полете, она меньше отклоняется.

— Учтем, Даня. Когда стрелять будем.

— То тоже. Мне и математика нравиться.

— Что тебе в ней понравилось?

— Теория комплексного переменного.

— Чего ты в ней нашел?

— Смотри, единица мнимая, а какие кренделя функции выписывают. Если из под коряги (так он называл квадратный корень) вытащить минус единицу, то получим мнимую единицу. Что это значит? Или то, что она есть, или она мнит о себе, что она есть.

— Данька, не морочь голову.

— Не буду. Ты давай, английским занимайся. Открывай грамматику английского языка и читай. Тебе надо словарный запас пополнять.

— Даня, не получается у меня. Не могу всего запомнить. У меня ячеек в памяти не хватает.

— Врешь. Если ты на этот раз опять…. Неля Николаевна нас задавит.

— Не задавит. — Гриша и сам не верил своим словам.

— Задавит. Ты видел, с какой здоровенной дамской сумкой она ходит.

— Причем тут сумка? — Гришка нахохлился. Снова Данька голову морочит.

— А что в сумке? — Даня сделал большие испуганные глаза.

— Косметика, помада. — Что еще может быть в сумочке женщины.

— Нет, там гаротта.

— Что?

— Гаротта. Если тебя повесят, это позорно. А гаротта совсем другое дело. Для благородных. Это такой металлический ошейник. На шею оденут, а после винтики закручивают. Медленно, медленно, пока ты не сдохнешь.

— Шутишь?

— Не шучу. Испанцы такое делали. Вот Неля Николаевна будет медленно нам перекрывать кислород.

— Буду учить твой английский.

— Мы с тобой иногда будем по-английски между собой разговаривать. Сейчас я дам тебе книгу и ты начнешь читать.

Он достал из сумки книгу. Толстенькую.

— Это что?

— Как? Не видишь, Барбара Самюель. Любовный роман. Прочтешь, и мне перескажешь.

— Мне этого хватит до конца учебы в институте.

— Через месяц.

— Ты с какого дуба упал? — Возмущался Гриша.

— А произношение у тебя. Кто тебя поймет, что ты говоришь.

— Обычное произношение.

— Я могу показать, на примере русского языка. Мая мыта ралу.

— Это что? — Вот вредный Дэн.

— Мама мыла раму, в твоем произношении. У тебя невозможно понять, что ты говоришь.

Гриша только вздыхал.

Почти каждый вечер Данька ездил на ту троллейбусную остановку, где встретил Романа. Оттуда он шел на занятия в спецшколе. Нынче он выкроил время, что бы добраться до остановки пораньше. Он обещал отцу, что зайдет к Роману. Он сошел с троллейбуса, осмотрелся. Надо зайти, купить чего-нибудь этому крохобору. Называет себя верховным божеством. Обыкновенный крохобор. Поначалу хотел обойтись малым, но передумал. Взял коробку кофе пятьсот грамм и два килограмма шоколадных конфет. Ромка заслужил. Сложил все в пакет и потопал в госпиталь. Вот знакомый корпус хирургии. Женщине на вахте сказал:

— Я к Роману Алексеевичу.

— Помню, ты уже заходил. Бери бахилы. Халат. Иди. Он у себя.

Данька поднялся на второй этаж. Дверь знакомого кабинета. Он вошел в каморку Романа без стука. Тот сидел за столом, учитывая и переучитывая простыни и халаты.

— Так, приперся, — заявил Роман.

— Не ждал, что ли, — также грубовато откликнулся Данька. — Я к тебе в гости.

— Проходи, садись. Здорово. — Сказал хромой бог.

— Я тебе кое-что принес. — Данька вытащил из пакета кофе и конфеты.

— Клади, я готов принять жертвенные подношения. А то у меня все на исходе. — Роман кивнул в сторону тумбочки, где стояла почти пустая банка кофе.

— Я, как чувствовал, Ромка, поэтому и прихватил.

— Спасибо, Даня, — поблагодарил Роман.

— Это тебе, Роман, спасибо. Свен просил поблагодарить от себя и от ребят.

— Так это мелочи. Я сказал, что помогу. — Роман поднялся, доковылял до тумбочки, включил чайник.

— А я подумал, что мне приснилось, что ты приходил. Показалось все.

— Если кажется, то крестись.

— Как дела у тебя, Рома?

— Тружусь. Все нормально. Как заведено. У вас там тоже все на лад пошло. В этом мире перемены грядут. И без тебя не обойдутся. Но рано об этом.

— С твоей помощью пошли на лад, — улыбается Данька. — А ты и здесь чего замыслил?

— Рано о том. Не будь любопытным.

— Я хотел к тебе с пустыми руками прийти. Не буду ничего брать этому крохобору.

— Даня, опомнись. — Начал Роман. — Ты о ком говоришь. Нет в тебе страха. Я же высшая сила. Я владыка смерти.

— И думаешь, я буду перед тобой лебезить? Я боцман, а ты — санитар. В чинах вырастешь, тогда посмотрим.

— Ты охальник! Матросня неотесанная. — Но было видно, Древний вовсе не обижается на Даньку.

— Каков есть, извини.

— Я тебя костылем шабаркну.

— Не догонишь, хромоногий! — Заявил Даня.

— Я тебе кофе не налью.

Они еще долго шутливо бранились. Смеялись.

— Даня. Ты — стервец.

— А ты что, лучше. Ты лучше скажи, как у меня получается любой язык понимать. А Гришка, я ему объясняю, а он словно пень.

— Может он и есть пень. Языку надо по-особому учить. Ты знаешь, мозг человека на малую толику задействован. Все остальное в резерве. Нет чуда в том, что бы подключить эту часть. Но вы этого не умеете.

— А ты научи, как включить.

— Всех учить не стану. Я вам не Прометей. Разожги огонь, а меня за это к скале прикуют. И напустят на меня ворона.

— А могут напустить? — Очередные тайны Древних.

— Есть некоторые ограничения. Но не настолько. Тебе подскажу одну вещь. Будешь заниматься с Гриней, сядь напротив него. Начни говорить на том языке, который он должен понимать. Сам в глаза ему смотри. И ты включишь дополнительные его возможности. Не все, но включить получится. Это поможет. Такие способности у тебя есть.

— Спасибо, Рома. Я знал, что ты настоящий друг.

— Ты меня не ценишь. Не балуешь подношениями.

— Ты вымогатель.

— А как без этого. Вся жизнь такая. Хочешь, что б тебя, к примеру, врач хорошо полечил, ты ему от щедрот своих и заплати. Хоть шоколадку сунь в карман халата. Вот дело и пойдет. Тебе за спасибо и аппендицит не вырежут.

— Понял. Мне бежать пора на занятия.

Даня попрощался и отправился на курсы. Вышел из больничного городка, а там по лесной дороге. Позади остались три синих барака, в одном из которых жил скромный работник военного госпиталя. Надо будет зайти, посмотреть, как живут простые боги.

Данька миновал проходную, направился в здание, где обычно проходили занятия. Сегодня у них рубежный контроль по авиаподготовке. За его плечами было несколько десятков прыжков с парашютом. Он мог поднять в воздух спортивный самолет. Несколько часов отлетал на "цесне". На тренажерах отрабатывали управление большим самолетом. На них они не летали, но навыки приобрели. На тренажерах отрабатывали полет на истребителе. Это было дело. Это не компьютерная игра, все близко к реальности. Вот ты поднимаешь в воздух самолет, а инструктор вдруг уменьшает длину взлетной полосы. Инструктор постоянно дает новые вводные. Погодные условия, неисправности вводит. После таких занятий ты вылезаешь из кабины тренажера весь мокрый от пота. С трудом держишься на ногах, голова кружится, в ней шум. Вот это тренировка. Сегодня у них воздушный бой. Они разделились на две команды, синие и зеленые. Будут сражаться друг с другом. Даньке по жребию выпало быть ведущим в звене. Надо думать о других ребятах.

— По кабинам! — Крикнул инструктор, и ребята залезли в свои тренажеры. Надели шлемы, закрыли кабины. Данька разгоняется по взлетной полосе. Поворот элеронов, он набирает высоту. Противник. Он уходит от противника, кричит ведомым: Сзади, сзади! Сзади приклеился синий. Сейчас выстрелит. Уходи! Ушли. Данька заваливается на крыло, пошел. Уходит вниз. Вражеская ракета прошла мимо. Они в полете. Сражение шло больше часа. Вот инструктор приказал идти на базу. Перед Данькой посадочная полоса. Самолет встал. Можно выходить из кабины тренажера. После вместе с инструктором они разбирали весь бой.

— Вы прошли тест, парни. На днях на аэродром. Настоящий полет. Свободны. Ребята пошли переодеваться. Они еще мокрые от пота.

— Арлекин, подожди.

— Есть. — Ничего хорошего от этого разговора Данька не ждал.

— Тебя бы я к полету не допустил, если быть честным. — Инструктор смотрел на этого паренька. Способный, это не отнимешь. Но сажать его за штурвал самолета…. Это обезьяна с гранатой. Женщина за рулем автомобиля. Хуже. От тех знаешь какой беды ждать.

— Почему? — Начал Данька заунывно.

— Ты опять что-нибудь вытворишь. Смотри у меня со своими шутками.

— Я буду хорошо себя вести. Как Валерий Чкалов.

— Иди, клоун. — Зря инструктор не придал значения этим словам. Забыл первые опасные полеты знаменитого летчика.

Данька ушел. Вышел за проходную. Вокруг высокие ели. Надо протопать полтора, два километра. Вот и улицы родного города. Троллейбуса пока нет. На остановке топчется невысокаяпжилая женщина.

— Ой, где же он? — Женщина очевидно ждет давно.

— Ты чего ждешь, гражданка?

— Троллейбус жду.

— Тебе далеко ехать, бабушка? — Может подсказать, на маршрутке доедет.

— До центра бы мне. Я к сыночку приехала, поправедать. Он в госпитале лежит.

— А что с ним? — После знакомства с Романом госпиталь стал Дане ближе.

— Я ехала, думала совсем беда. Долго собиралась. Денег понабрать. У кого заняла, что б сыночка из госпиталя забрать. С Матреной договорилась. Она из наших мест, здесь у дочки живет. Где мне еще остановится. Они разрешили, у них и ночую. Сыночку должны были ножки отпилить.

— Так он в тринадцатой палате лежит? — Данька догадался о ком речь.

— Да, в тринадцатой, — махала рукой женщина. — Я ж с собой кой-че привезла. Врачей отблагодарить. Как положено. У нас к нашей врачихе не подкатишь так, без подарка. Вот я с банками с соленьями и притащилась. А сыночка на ноги поставили, ноги сохранили. Скоро выпишут.

— Ну, и что? Радоваться надо.

Тут подошел троллейбус. Они сели. Бабка продолжала рассказывать.

— Вот какое чудо врачи сотворили. Я хирургу, доктору, банки отдать хотела. Там еще Роман Алексеевич. Он лечил. Народными средствами. Старое-то вернее. Шаман, колдун, говорят. Так они банки не берут, ни в какую. Я и денег предлагала. Роман Алексеевич меня отругал. Ни копейки не взяли. Мне теперь обратно тащить. Так я им в кабинете все составила. Не попру обратно. Так и сказала, не поволоку назад, не чего надо мной измываться.

Даня посмеивался. Вышел из троллейбуса, думал, вот Ромка бы увидел сейчас эту женщину. Какая благодарность светится в ее глазах. Молодец, Роман. Даня пришел домой, было довольно поздно. Мать кормила Лешку. Аркадий сказал:

— Даня, ты сам на кухне покушай. Маша на плите оставила.

— Хорошо, Аркадий. Как думаешь. Если я пойду в авиашколу, спортивные самолеты буду учиться водить.

— Да ты, в начале, машину научись водить. Тебе, Даня, земли мало. Там у тебя море, тут небо подавай.

— Можно и небо. — Даньке хотелось все рассказать родителям, так шум поднимется. Переполох будет.

— Ты машину купи. Деньги у тебя есть. Но тебя разве заставишь водить машину. — Аркадий махнул рукой.

— Ну, ее, машину. Я за руль не сяду. — Уверял отчима Данька. Естественно, врал. Машину он водил и довольно лихо. Многие гонщики позавидовали б ему. И в двигателях разбирался. Школа. На следующий день Данька отправился в академию.

— Гриша, — сообщил он другу, — у меня есть новая методика изучения иностранных языков.

— Даня, ты уймешься когда-нибудь. Я не могу слышать это слово, иностранный язык.

— Новая методика поможет. Заговоришь, как на родном.

После лекций они пошли к Грише домой.

— Давай свою методику. Что ты выдумал. Опять веза, зе веза. Ту геза?

— Это новая продвинутая методика. Обучение при помощи гипноза.

— Ты будешь меня гипнотизировать? — С даней не скучно. Опять выдумывает.

— Да. Садись. Смотри мне в глаза, и начнем разговор по-английски.

Даня произносил одну фразу за другой, требуя. Что б друг их повторял. Тот старательно выполнял указания. Через полчаса Даня прекратил "гипноз".

— Сейчас займешься самостоятельной работой. Попытайся сказать мне на английском какую-нибудь фразу.

— А что сказать? — Гриша и сам не заметил, что говорит это на английском. Вышло это само собой.

— Получилось! — Обрадовался Данька. — Теперь берем учебник физики. Любой абзац, читаешь и переводишь на ходу.

— Я таких слов не знаю. — Гришка растерялся. Не мог он сам выучить.

— Попробуй.

И у Гриши получилось. Он с легкостью переводил сложные объяснения из учебника на язык, которым раньше не владел. Гришка отбросил учебник, вскочил на ноги.

— Даня, получилось. Ты загипнотизировал меня. А по-русски я смогу говорить?

— А ты и говоришь сейчас по-русски. У тебя переключения между языками происходит, как переключение раскладки клавиатуры в компьютере. Практически на автомате.

— Так ты можешь так каждого обучить? — Вот гений.

— Ты никому не рассказывай. Методика в стадии освоения, это коммерческая тайна. Это золотое дно.

Гриша поклялся, что не расскажет об этой тайне.

Данька взгромоздился на крышку своего сундука в каюте капитана. Свен сидел по обыкновению за столом в кресле.

— Я поблагодарил Романа от всех нас. Он доволен.

— Вот и правильно. — Свен разглядывал карты. Опять капитан замыслил?

— Ромка мужик нормальный, наш. — Дэн не стал спрашивать о чем думает отец. Хароактер у него такой, пока все не обдумает, не скажет.

— Хорошо, если так.

— А когда мы будем на Тортуге?

— Еще не время. Они не готовы принять нас. Им нужно время, что бы переварить нашу победу, осмыслить. И нам надо подумать, какими мы придем. Чего хотим, захватить город или быть их союзниками. Я об этом думал. Пусть до острова дойдут вести о нашей победе. И наших ребят надо подготовить, дать им возможность определиться. Нам надо осознать себя как регулярная сила.

— Папа, а ты будешь императором?

— Какой император, Даня. Это чушь! Придумали. Зачем мне это надо, и вам?

— Ребятам это надо. У них появилась мечта, цель. Неужели ты, Свен, не понимаешь. Кем они были раньше? Просто бандой. У них не было будущего, они боялись прошлого. Если у них есть военный вождь, император, у них будет будущее, будет цель. Помазанник божий. И они действуют по закону. Дура лекс, ет лекс. Плохой закон, но закон. И они научаться уважать себя. У них будут семьи, дети.

— Государство хочешь сколотить. Но у государства должна быть идея. Оно должно для чего-то существовать. Например, во имя свободы. Так вернемся на Тортугу, в порту из гипса поставим бабу с факелом. Свобода. Примем декларацию, не знаю о чем, но примем.

— Нет, Свен, не так. Свобода не может быть безграничной, она не девка на площади, что торгует собой. Нужен закон, порядок, император, которые не дадут скатиться в хаос вседозволенности, анархии. Мне кажется, ты, отец, можешь дать им свободу, сможешь разумно ограничить свою власть. А бабу на берегу мы ставить не будем. У нас будет другой символ.

— И какой, Даня?

— Символ единства. Сродства. Люди родные друг другу. Поставим фигуры двух парней, смотрящих на море. Они обнимают друг друга за плечи. В руках мечи. Они опустили их к земле. Они не нападают, а защищают эти земли. И зовут других к объединению. И это будет памятник тем, кто погиб, памятник нашим товарищам. Я так думаю.

— Мне надо подумать над твоими словами.

— Батя. Я вспомнил, в свое время Редьярда Киплинга у нас считали апологетом фашизма. Его стихи, бремя белого человека, баллада о востоке. Восток есть восток. А запад есть запад. И с места они не сойдут, пока не предстанут небо с землей на божий последний суд. Но нет Востока и Запада нет. Что племя, Родина, род, когда сильный с сильным лицом к лицу у края Земли встают. Они встали не для битвы, а перед тем, как пожать друг другу руки. Так ты будешь императором?

— Зачем мне это надо? И тебе?

— У меня прямая выгода. Я наследный принц. — Дэн слез со своего сундука, подбоченился.

— Шалопай ты наследный.

— Так ты будешь императором?

— Буду. Достали вы все меня. Буду почетным, по нечетным в море ходить буду, корабли грабить. Останусь простым пиратом.

— На все воля императора. У них бывают причуды, а народ обязан терпеть. Кто себя великим артистом считает, кто ефрейтором прусской армии.

— Я тебя выпорю. Нет, в темный сундук посажу.

— Батя, я побежал, мне некогда.

— Топай!

Даня выбежал на палубу. Прыгал от радости. Уговорил! Нашел Брайана.

— Эй, рыжий! — Дэн подпрыгивал возле друга.

— Чего тебе, боцманенок? Опять цепляешься.

— Я не цепляюсь. У меня настроение хорошее. Я Свена уговорил стать императором.

— Слава тебе, Господи! Так я ребятам скажу. — ОТул искренне обрадовался. Вот и ребятам будет радость.

— Ты потихоньку. Не сразу. Ему к этой мысли надо привыкнуть. А то вы его из каюты вытащите, в воздух будете подкидывать. Он передумает, отречется от престола.

— Мы осторожно. Ты скажи Колину, порадуй его.

Данька пошел к старпому, что бы донести до него благую весть

Марсель сидел в своей комнате. В голову приходили тяжелые мысли. Там, в Европе, он мог бы устроиться на какой-то корабль. А здесь, на этом заброшенном острове он не видел для себя выхода. С уходом Свена тут многое изменилось. Его никто не хотел брать на корабль. Много матросов слонялось в порту без дела. Сидели без работы и портовые рабочие. Некоторые купцы еще задержались здесь. Они приходили. Что бы продать свой товар втридорого, а взять дешевый товар. Это объяснялось просто, с уходом пиратов пути возле острова остались без защиты. Местные пираты не трогали корабли, идущие к острову. Они защищали их. Раньше сюда пираты из других мест не ходили на промысел. Это были воды местных разбойников. Теперь это были воды, где мог охотиться любой. Опасность возросла. Товар подешевле раньше можно было перекупить у тех же пиратов. Ушел не только Свен, ушли и другие. Рынок оскудел. Об этом говорили и в городе и на плантациях. Хозяйство острова скудело на глазах. Марсель подсчитывал, надолго ли ему хватит денег. Он сомневался, что граф, его отец, пришлет бастарду денег. Господа побогаче перебирались в глубь острова. Не ровен час, на город нападут пираты из других мест. Искали места поспокойнее. В простых горожан это вселяло беспокойство. Во дворце губернатора царило уныние. Если поступление денег упадет, то и в Париж нечего будет отправить. В столице считают, что место губернатора приносит большие доходы. Правительство не получит желаемых денег, а претендентов на пост губернатора в Париже достаточно. И пришлют нового губернатора. Это крах, крах карьеры. В порту стоят не больше двух, трех пиратских кораблей. Остальные ушли в море. Вернутся ли они? Землевладельцы поговаривают, если не удастся выгодно продать урожай, то и собирать его не к чему. Не нужны рабочие руки, только лишние рты. Рабочих надо увольнять. Беспокойство росло, надежда таяла. В дверь комнаты постучали. Жена хозяина таверны принесла обед.

— Покушайте, сударь.

— Спасибо, хозяйка. Что слышно в городе?

— Ничего хорошего. Нынче один из купеческих кораблей ушел, не взяв ничего на борт. Ему показалось, что товар у нас слишком дорог. Купит в других портах. Тяжелые времена ждут нас.

Женщина ушла. Марсель остался наедине со своими печальными мыслями.

Не весело было и в доме Леона. Жаннетта все дольше задерживалась возле распятья. Молилась о своих моряках. Ужин проходил в глубоком молчании. Жаннетта вздыхала. Хуан сидел с поникшей головой. Леон пытался их успокоить.

— Никто не одолеет нашего капитана. Вот увидите. — Он пытался уверить в этом себя.

Тягостные дни. На рынке Хуан видел, торговцы хмурые, лица без радости. Цены на товары упали. Не было былого спроса. Торговцу рыбой, Чекомо, отдавал Хуану рыбу за полцены Этому хитрецу пришла мысль.

— Господи Хуан, а если я сам буду привозить вам товар домой? Вы купите? Мой старший сын привезет. Как вы скажете, ежедневно или через день. Зачем вам, такому знатному господину ходить по жаре на рынок.

— Привози, — согласился Хуан.

Чекомо тут же сообразил, что можно не только рыбу развозить, можно брать у других торговцев их товар и развозить. Хоть какие-то деньги. Можно возить и в другие дома.

Сержио то же был в беспокойстве. Только жизнь начала налаживаться, а вдруг Леон его уволит. Сейчас многие теряют работу. Он мучился сомнениями, но решил спросить.

— Господин Леон, а вы меня уволите? Выгоните?

— Не волнуйся, Сержио, в нашем доме все будет по-прежнему. Тебя никто не уволит.

Сержио немного успокоился. Ронни тоже приехал к Леону. Посоветоваться. Слухи об увольнениях на плантациях дошел и до их поселка.

— Что делать, — спрашивал он у Леона. — Увольнять не хочется, может оплату уменьшить. Это тоже выход.

— Нет, Ронни. Все оставим, как прежде. До конца года. Я верю, что капитан вернется. Мы будем платить по-прежнему.

Ронни увез эту радостную весть в свой поселок. Он въезжал в поселок, люди выглядывали из домов. Смотрели с тревогой и надеждой. Он распрягал лошадей. А они собирались возле его дома. Молчали, не смея спросить, боясь услышать самое страшное. Он посмотрел на этих людей.

— До конца года увольнений не будет. Все будут получать прежнюю оплату.

Люди перешептывались, улыбались, благословляли Ронни и капитана.

— Свен вернется. Все будет по-старому. Надо только молиться о его возвращении.

Хуан вспомнил, что обещал Дэну позаботиться о французе. О Марселе. Он пошел в "Красную черепаху"

— Хозяин, твой постоялец дома? — С порога начал Хуан. Хоть Свена не было в порту, а к испанцу относились, как и прежде, с трепетом.

— Да, господин, он у себя.

Хуан поднялся на второй этаж, постучал в дверь. Услышал приглашение войти, открыл дверь

Марсель не ожидал увидеть самого домоправителя. Друга Дэна.

— Чем могу служить, сударь? — Спросил Марсель.

— Позвольте пройти. — Сказал Хуан, не дожидаясь ответа, прошел в комнату, присел на стул. _ Я Хуан. Я пришел по просьбе Дэна.

— Дэн вернулся? — Оживился Марсель.

— Нет, они еще в море. Он просил позаботиться о тебе. — Хуан по хозяйски устроился на стуле.

— Спасибо, господин Хуан. Я не совсем…

— Я думаю, Марсель, вам лучше вечером к ужину прийти в дом Свена. Надеюсь, вы найдете нас. Там все и обговорим.

— Я обязательно буду. Спасибо.

— Тогда я пошел. Ждем вас. — Хуан встал и вышел из комнаты.

Марсель Делакруа думал, неужели удача не оставила его. И для него всходило солнцею.

Данька предупредил Гришу, что сегодня его не будет на занятиях. Сегодня он ехал на аэродром. Первый полет на новой машине. Их доставил туда микроавтобус. Им предстояло поднять в воздух могучие машины. Инструктор, капитан Зверев, подсел к нему.

— Арлекин, ты можешь хоть сегодня обойтись без фокусов?

— Могу. Я буду себя хорошо вести. — Заверил Данька. Одно дело обещать, другое — сделать.

Они приехали на аэродром. Курсантам приказали переодеться. Зверев пошел к своему старому знакомому, к летчику Денисову.

— Денис — Так он по привычке называл друга. Знали друг друга с юности. — Ты пойдешь следом за Арлекином.

— Хорошо. Мне без разницы.

— Ты за ним последи. Ты летчик опытный. От этого парня можно ждать чего угодно.

— Такой не предсказуемый? — Денисов полагал, справится с любым начинающим пилотом.

— Да. Его зовут Арлекин. Имя ему подходит. Совершенно не знаешь, что он сделает в следующий миг.

— А что вы его держите? Отчислили бы. — Куда начальство смотрит.

— Способный он парень. Очень способный. Но энергии в нем. Ты уж не подведи.

— Постараюсь.

Данька в кабине истребителя. Разрешение на взлет получено. Машина разбегается на взлетной полосе. Машина оторвалась от земли, Данька поднимает ее в небо, высоко. Высоко. За ним сопровождающий инструктор.

— Как идет полет, Арлекин?

— Отлично, шеф. Машина прекрасно слушается.

Денисов задал курс.

— Отличная машина, шеф. Хочется попробовать, на что она способна.

Денис не успел ответить. Самолет курсанта пошел в бок. Залег на крыло, падает вниз. Минута. Машина вошла в крутой штопор. Курсант не может ее удержать. Денис кричал по рации: прыгай!

— Все под контролем, шеф, — отвечал Данька. Самолет с воем шел к земле. В считанных метрах от земли, пилот вывел машину из штопора, пронесся брюхом у самой земли. Даня рванул рули высоты. Надсадно воя, самолет устремился вверх.

— Арлекин! — Кричал Денис.

— Отлично, шеф. Подо мной были такие ромашки. Такие цветы. Вам нарвать?

— Я тебе нарву!

— А на нейтральной полосе цветы необычайной красоты!

Двигатели выли на пределе своих возможностей.

Денис думал, парень угробит самолет на таком режиме. Опытный испытатель прежде подумает, чем вытворять такое. Перегрузка, которую сейчас должен испытать пилот, выше возможностей организма. Потеря сознания. Какие цветы на нейтральной полосе! Ему не удержать машину. Но Данька играючи поднял самолет к облакам.

— Отличная машина! — Кричал в рацию курсант.

В следующую минуту Арлекин поставил машину на хвост. Завис в воздухе. Самолет сорвался в очередной штопор. Машину крутило вокруг горизонтальной оси.

— Арлекин. На базу! — Какая база. Пилот уже мертв.

— Есть, шеф. — Откликнулся Арлекин, словно все шло по плану.

Крутой разворот. Самолет идет навстречу машине Дениса. От столкновения уходит, завалив вновь машину на бок. Идет на базу. Взлетная полоса. Даня приземлился. Вылез из кабины. Стоит и улыбается. Денис подбежал к курсанту. Он сам не знает, чего хочет больше, врезать в эту улыбающуюся морду или обнять курсанта. В первый полет вытворить такое. Денис размахнулся, но только обозначил удар кулака в плечо.

— Ой, — закричал парнишка, — Дяденька, как больно. В глазах и на лице боль. Словно ему сломали кости.

— Рука! Ты мне ключицу сломал. Голова закружилась.

Ноги парня слабеют, левая рука висит плетью. Левой рукой курсант цепляется за Дениса.

— Держи меня. Я упаду.

Денис опешил. Он так и не понял, что произошло. Подбежал Зверев.

— Что происходит?

— Он убил меня. Заройте меня в эту землю. Возле взлетной полосы, что б я слышал рев самолетов.

— Арлекин, я тебя зарою! Прямо сейчас, здесь. И в бетон укатаю! — Кричал Зверев.

— Ой. Дяденька. Не надо. — Курсант ожил и отпрыгнул в сторону.

— Пашивец!

Денис смотрел на это. Начал смеяться и Зверев вместе с ним. Когда смеяться перестали. Зверев сказал:

— Иди, переодевайся. Что б глаза мои тебя не видели. Даня ушел. Офицеры тоже.

— Что это было? — Спрашивал Денис у Зверева.

— Что? Арлекин. Его шуточки. Теперь ты видел, что это такое.

— Видел. Я не пойму, при таких перегрузках он должен был потерять сознание. И разбить машину.

— Это Арлекин. Не знаю. Откуда у него такие способности, но ни один из курсантов не сможет сделать то, что делает он. Поразительная выносливость.

Домой они снова ехали в микроавтобусе. Зверев сидел рядом с Данькой.

— Ты что, парень, творишь? Ты мог потерять сознание от перегрузки.

— Со мной все в порядке. Я могу и не такое выдержать.

Данька знал, его мозг обеспечивает особую устойчивость всему телу. Это было влияние Романа. Он пробудил в нем скрытые возможности человеческого организма.

Данька вернулся домой пораньше.

— Мама, это я пришел. — Он ураганом влетел в комнату.

— Даня. Ты сегодня рано.

— Да. Я нынче устал. Не стал задерживаться в институте. Что там Лешка?

— Безобразничает. Своевольничает. — Мария покачала головой. Устал? Не заметно.

Даня зашел в комнату к брату. Тот лежал в кроватке. Махал ручками, дрыгал ногами, Гукал. Пытался что-то сказать. Остановил взгляд на старшем брате и вновь заулюлюкал.

— Молодец, брат. — Данька дал ребенку руку. Тот схватил за палец и потянул в рот.

— Нет. Нельзя. Руки грязные. Все, бывай.

Даня перекусил и стал отпрашиваться у матери.

— Мама, я пройдусь. Немного проветрюсь.

— Пойди, сынок.

Даня отправился на прогулку.

Иринке пришлось на время переехать к бабушке. Ту сегодня выписали из больницы. Она чувствовала себя хорошо, но оставлять старушку одну пока опасались. Ездить каждый день из другого района города не близкий путь. А если старушке станет плохо поздно вечером или ночью. Было решено на семейном совете, что Ирина поживет недельку у бабушки. Пусть немного восстановится. Ирина распаковала свои вещи.

— Как ты, бабуля? — Ирина заканчивала раскладывать свои вещи в шкафу.

— Хорошо, деточка. Видишь, хожу. Вы зря беспокоитесь.

— Тогда я к Сабине съезжу. Договорюсь, что б она меня на работе заменила.

— Езжай. У меня все хорошо. Не беспокойся.

Ирина после школы пыталась поступить в медицинский институт. Но не прошла по конкурсу. Еще в школе она закончила курсы косметолога. Решила, что год поработает в косметическом салоне. Будет готовиться. А в следующем году попытается снова поступить. Она вышла из квартиры. Начала запирать дверь ключом, как услышала сзади голос.

— Так. Среди белого дня домушники лезут. Кража со взломом.

Она обернулась. Двумя ступенями выше стоял молодой симпатичный парень. Улыбался.

— Я не домушник. Я к бабушке приехала. Ее из больницы выписали. Я ее внучка.

— Так все поначалу говорят, — парень улыбается. — В полицейском участке ты нам все расскажешь.

— Я не домушница. А вы полицейский? — Вот привязался.

— Не совсем. Меня зовут Даня. Учусь в юридической академии. Будущий полицейский. А ты- внучка?

— Внучка.

— Но все равно, мне придется задержать тебя до выяснения обстоятельств. Мне придется пойти с тобой. Связи установить, подельников выяснить.

— Куда пойти?

— С тобой. Надо выяснить все связи предполагаемого преступника. — Девчонка понравилась Даньке. Он давно был не прежним нерешительным мальчишкой.

— Какой же я преступник. Я к подруге иду.

— Прекрасно, я тоже иду к подруге. — Смеется Данька.

— Я вас не приглашала. — Ирина сверкнула глазами. Хотела показать, что сердится, но была довольна.

— Тогда я установлю за тобой слежку. Так положено. Я полицейский.

— Сам говорил, что будущий. Следить за мной не надо. А улица не купленная. Хочешь, иди.

И они пошли к подруге.

— А подруга твоя, где живет?

— Не близко. Надо на автобусе ехать.

Они сели в автобус. По дороге Данька расспрашивал.

— А ты учишься или работаешь?

— Работаю в косметическом салоне. Хотела в медицинский поступить. Не получилось. Отложила на год.

Мало по малу, они разговорились.

— Мой друг тоже врачом хочет стать, — рассказывал новый приятель. — Славка, он в Москве учится. У меня еще есть хороший друг. Максим. Он в морское пошел, в Мурманске. У тебя получится, Ирина. Тут главное характер. Я по Славке сужу. Он, если захочет, все может одолеть. Свои страхи. Он высоты боялся. Вот мы в наш парк пошли. Решили сесть на колесо обозрения. Это я решил. Я высоты не боюсь. Макс тогда внизу остался, а Славка свой страх победил. Со мной полез. А на верху мы застряли. Вниз решили спуститься. Славка не струсил, со мной спускался, хоть и боялся высоты. Если хочешь, можно все одолеть.

Ирина вспомнила. Она видела их в парке.

— Так это ты с колеса обозрения с другим парнем спускался? Я была тогда в парке.

— Я со Славкой. — Данька тоже вспомнил девчонку. — Мы со Славкой были.

— И это ты… Синий, синий иней лег на провода, пел?

— Я. В небе темно синем, — запел Даня, — синяя звезда. Облака качнутся, поплывут назад, тольо б окунутся в синие глаза. Это я.

Они смеялись. Данька сказал:

— А у тебя глаза не синие, но все равно, красивые.

Они дошли до дома Сабины.

— Ты подождешь меня здесь? Я быстро.

— Подожду. — Данька сел на скамейку во дворе, а Ирина быстро побежала к подруге.

Сабина открыла дверь. Она видела через окно Ирину.

— Заходи. Чай будешь?

— Нет. Я на минуту. Договоримся. Когда ты меня подменишь, и я побегу. А то бабушка одна. Вдруг ей плохо станет.

Сабина улыбнулась.

— Бабушка. Похоже, твоя бабушка выздоровела. Вон во дворе на скамейке сидит. — Сабина отдернула штору, что бы показать подруге, сидящего на скамейке парня.

— Это мой сосед. Он просто вызвался проводить. Он в нашем подъезде живет, этажом выше.

— Ну, ну! А ничего, хорошая у тебя бабушка. — Смеялась Сабина.

Они обговорили замены на работе. Ирина выскочила из подъезда. Данька ждал ее.

— Замерз я тут, пока ты там. Может зайдем куда, погреемся, кофе выпьем.

— Извини, я задержалась. Замерз, а вроде не холодно.

— Я к этому климату не привык.

Они зашли в кафе, заказали кофе, пирожное.

— К климату не привык. Ты не местный? Здесь родился?

— Родился здесь. Но я сейчас чаще в другом месте обретаюсь. Я все больше на Карибах. Там и загорел. Там зимы нет.

Ирина смеялась.

— А то ты делаешь на Карибах? — Любят парни заливать. Рассказывают сказки, лишь бы пыль в глаза пустить.

— Пиратствую. Я пират, на полставки. Боцман на корабле. Купеческие корабли грабим. — Он, имел ввиду не полставки, а полжизни. Половина жизни там, половина здесь. — Догоним купца, барыг прирежем, трупы за борт, деньги с братвой делим.

— Ясно. — Вот врун. — Ножичком по горлу и в колодец.

— Не в колодец. А за борт.

— Врун ты, Даня.

— Я правду говорю. — В лице его искренность. — Никто мне не верит. Никто не сочувствует. Поэтому я одинок. Никто меня не пожалеет.

— Так никто и не жалеет? — Все парни такие. Пожалей, посочувствуй.

— Никто! — Данька пропел — Милая. Милая, сядь и послушай. А если поймешь, пожалей. Будь для меня ты не самою лучшей, так будь же хорошей моей. А самая лучшая странствует где-то и кто-то ласкает ее. Может, ласкают достойные люди, а может хмельное ворье.

— Как вы все любите девчонкам морочить голову. С три короба рассказать. Я ни одному твоему слову не верю.

— Как хочешь, как знаешь. Но я на этот раз говорил правду.

Потом они пошли домой, благо жили в одном доме.

Марсель к ужину отправился в дом Леона. Он помнил, как Дэн объяснял, где этот дом. Нашел он его быстро. Постучал. Ему открыл незнакомый мужчина. Улыбнулся.

— Вы, должно быть, Марсель?

— Да.

— Заходите. А я Леон.

— Очень приятно, господин Леон.

— Можно немного подождать до ужина. Посидим в тени, во дворе дома. — Потом крикнул. — Хуан!

Тот выбежал на зов.

— Хуан, Марсель пришел.

— Добрый вечер, Марсель.

— Хуан, попроси Сержио подать кофе во дворе. И сам подходи.

Они сидели во внутреннем дворике, пили кофе.

— Дэн просил позаботиться о тебе.

— Я благодарен вам, господин Леон.

— Подожди благодарить. Денег дам сколько надо, что б ты мог дождаться, когда Дэн вернется. Это его деньги, с ним и будешь все решать. Тебя они с собой не взяли на этот раз. Не стоит тебе рисковать. Ты не ответчик перед испанцами.

— Как-то неудобно, господин Леон. Я не привык.

— Это ерунда. Если Дэн сказал, так мы и сделаем. Все, как он просил. И не стоит возражать.

После ужина Леон вручил Марселю кошель с деньгами и пригласил заходить в дом, когда сам захочет. Марсель удивлялся щедрости и доброте этих людей.

Когда Данька прощался с Ириной возле ее двери, он спросил:

— А можно я в воскресенье зайду? Сходим куда-нибудь.

— Можно.

— Только я во второй половине дня или чуть позже освобожусь. У меня тренировка. Надо поддерживать спортивную форму. Служба будущая требует.

— Да, конечно.

Даня никому не говорил, что в воскресенье у него прыжки с парашютом. Прыгал он уже не раз. Но это были особые прыжки.

Ирина прикрыла дверь. Счастливо улыбалась. Она встретила его, того, кто в то лето в парке так взволновал ее сердце. Он снился ей.

В воскресение рано утром, точнее ночью, часа в три, Данька вышел из дома. Оставил записку, что уехал на тренировки. За ним заехали. Все курсанты ехали на аэродром отрабатывать прыжки с большой высоты. Навык не лишний для будущего разведчика. Никто не знает, как придется высаживаться для выполнения задания. Девять с половиной тысяч метров. Они надели специальные костюмы, кислородные маски. Готовы к выполнению учебных прыжков. Самолет набирает высоту. Парни ждут приказа. Когда они один за другим будут вываливаться из самолета, проходя через специальный шлюз. Дане надоело молчание курсантов.

— Парни, я что-то боюсь. Как в первый раз. Это альтофобия у меня вернулась.

— Какая, к черту, альтофобия. После стольких прыжков.

— И я о том. Мать на днях попросила лампочку поменять в люстре. Залез на стрмянку, поменял лампочку. И вниз посмотрю, спускаться собрался. Голова закружилась, страх во мне. Я за люстру ухватился и повис на ней. Стремянку уронил. Пока отчим домой не вернулся, я все и висел на люстре.

Инструктор строго посмотрел на Даньку.

— Арлекин, брось мне эти шутки. Я тебя сейчас от прыжков отстраню.

— Нет, не надо. Альтофобия прошла.

Даня натянул кислородную маску. Шагнул в шлюзовую камеру, открылся люк, и он ушел в бездну. Свободный полет. Он смотрит на счетчик высоты, когда раскрыть специальный парашют. В полете он должен достичь скорости звука. Открыть парашют и начать управляемый полет. Вот он дернул кольцо. Раскрыт парашют. Он парит над землей. Точное приземление. Потом разбирали результаты. И путь домой, по дороге они еще говорили о своих прыжках.

Флот Свена подошел к небольшому острову. Здесь жило два, три десятка рыбаков. Не больше. Здесь обосновалась маленькая община, оторванная от мира. Бедная. Жили эти люди своими скудными промыслами. Жители поселка были напуганы, когда увидели, что к берегу идет целый флот. Бежать, спрятаться, бросить жалкие пожитки. И куда прятаться на этом острове. Они остались, ожидая своей участи. Свен, Колин и Дэн сошли на берег. Данька чуть слышно под нос себе бубнил: хотели кока, а съели Кука. Навстречу Свену шли местные жители.

— Не бойтесь. Мы пришли с миром. Кто староста?

Вышел обросший бородатый мужик.

— Мы просим вашего гостеприимства. Мы остановимся на несколько дней. Нам нужна только питьевая вода. Мои люди не причинят вам вреда.

Старосте не оставалось ничего другого, как принять эти заверения.

— Укажите нам часть берега, где мы можем расположиться. Мы не станем вторгаться на ваши земли.

Место высадки было согласовано. Моряки высадились. Капитаны строго запретили своим людям ходить в деревушку и тревожить местных жителей. Впервые они выполняли волю своего императора. На этом тихом берегу было решено провести обряд коронации. Коронацию провели в свете костров. Походили капитаны, их помощники, боцманы. Все приносили клятву верности своему вождю. После каждый матрос принес клятву верности. Это закончилось утром. Несколько дней, которые меняли облик этого района, а может и всего мира.