Тетя Шура, местная праведница, она же крепостница, имея в виду ее суровость по отношению к мужу, дяде Коле, узнав, что я развелся со второй женой, переполошилась не на шутку.

— Да что это тебя угораздило, такая женщина хорошая, я ее очень жалею. Тебе жениться надо, Вовунчик, — решительно прошамкала она, — негоже мужику одному. Верно, Коль? Вот я помру скоро — помаешься один.

Им обоим под семьдесят, старые и больные люди, без зубов, она мучается ногами, а дяде Коле в прошлом году отняли желчный пузырь. “Скорая” не могла доехать до деревни, так его с жесточайшим приступом каменно-желчной болезни три километра трясли в тракторной тележке. Ничего, выжил и даже бросил курить. Тетя Шура женщина крупная и сильная, я видел, как она косит и таскает на себе траву, перекинув веревку через плечо, а дядя Коля маленький, еле достает ей до плеча. Он мастер на все руки; что косу отбить, что по плотницкой части — все мигом сделает и улыбается довольный. Хороший характер!

— Есть тут в Березниках одна женщина, — говорит тетя Шура, — аптекарша, не простая, как раз под тебя. Схожу-ка я завтра за хлебом. А ты когда пойдешь в магазин?

— В субботу.

— Ну и ладно, — соглашается она.

Я и забыл об этой болтовне. В субботу утром по непролазнейшей грязи тащусь в Березники за белым хлебом. И повезло: купил три батона, на неделю хватит.

В магазине никого нет, за мной, пока я разглядываю витрины, пристраивается такая плотная бабец, лет эдак шестьдесят, может, с гаком и так игриво на меня косится.

— Это вы что ли один живете в Верзине? — спрашивает продавщица.

— Да, — говорю.

— А вот у нас женщина, тоже одна. В аптеке работает.

— Вдова, — говорит о себе в третьем лице аптекарша, — баба-огонь.

— Нет, говорю я, — с меня довольно. Я этот номер уже дважды проделал, теперь сыт по горло.

— Баба-огонь, — гнет свое свое аптекарша. Она хоть и не простая, но словарный запас могла бы и пополнить.

— У ней свой дом, — “козыряет” продавщица.

— И корова, — нажимает сбоку аптекарша.

— И корова, — переводит мне продавщица, ибо общаемся мы через нее. Глядеть аптекарше в глаза я, честно говоря, боюсь, мне кажется, у нее взгляд удава перед жертвой.

Нет, надо что-то делать, иначе они меня сейчас под белы рученьки поволокут под венец в ближайший сельсовет.

— У меня повышенные требования к женщинам, — говорю я серьезно.

— Какие? — в один голос спрашивают обе.

— Мне нужно, чтобы она пила, курила и шлялась по мужикам, — отвечаю я.

— Зачем вам это? — разевает рот продавщица, но в глазах у нее уже видны искорки смеха.

— В женщине должна быть изюминка, — говорю я мрачно и со злобой, — женщина не должна быть пресной. Иначе жить будет скучно и неинтересно.

Первая претендентка сразу отпала, она не проходила ни по одному требованию.

— Таких баб навалом, — смеется продавщица, — у нас в деревне с десяток наберем.

— Не скажите, — уточняю я, — бывает, что курит и шляется или, допустим, пьет и шляется, а то и вовсе не шляется, а пьет и курит. А мне надо, чтобы букет был.

— Водку брать будете? — спрашивает продавщица.

— Денег нету, я на пенсию живу.

— А почему не работаете?

— Не хочу.

Думаю, что на этот летний сезон претенденток больше не будет.

Ну и тетя Шура! Ну и крепостница!