Они встретились утром у подъезда двухэтажного старинного особняка, отгороженного от улицы чугунной решеткой и тополями.

— Здравствуйте, Василий Васильевич! — закричала издали Валя. — Мы спасены! Я пришла раньше, я видела: есть собаки!

— Да ну! Откуда? — обрадовался Василий Васильевич.

— Вы произнесли вчера пророческие слова: бродячие собаки. Не надо тратить денег, не надо ссориться с бухгалтером.

— Вот теперь я слышу лай! — довольно произнес Василий Васильевич.

Они вошли в подъезд, поднялись по лестнице и в маленькой комнате надели белые халаты. Потом по коридору проследовали до обшитой черной клеенкой двери.

Навстречу им несся отчаянный лай. В длинном зале стояли в два ряда клетки. Еще вчера были они пустые, а сегодня за железными прутьями крутилась, визжала, гавкала, выражая свой протест, собачья стая.

Беспаспортные бродяжки были недовольны. Они привыкли к вольной жизни, привыкли с лаем мчаться по улицам, бросаясь под ноги прохожим, привыкли устраивать азартные бои в подворотнях. Что и говорить, вольная жизнь была сурова: голод, дожди, зимой мерзнут лапы. Но зато как великолепно было чувствовать себя совсем свободными и видеть, как дрожат при встрече изнеженные домашние собаки!

— Лают, Василь Василич, просто отчаянно, — пожаловался сторож-служитель.

— На то они и собаки, чтобы лаять.

— А в шестой клетке, наоборот, послушная собака, — продолжал служитель. — Хоть и бродячая, но до чего ласковая! Меня уже узнаёт…

— «Козявка»! — прочла радостно девушка табличку, привешенную к клетке. — Какая хорошенькая!

Миловидная юркая Козявка прыгала за прутьями, вставала на задние лапы и виляла хвостом, явно желая понравиться.

— Что, здесь уже был профессор? — осведомился Василий Васильевич.

— Был, рано утром приходил, — подтвердил служитель. — Как посмотрел на эту красавицу, так сразу и сказал: «Козявка».

Человек в белом халате не спеша переходил от клетки к клетке и, щуря близорукие глаза, осматривал каждую собаку. Пленницы тоже разглядывали его из-за решеток.

Внимательней всех наблюдала за вошедшими белая собачонка с длинной мордочкой. Как и все здесь, она была бродяжной. Но, до того как по воле случая превратиться в безымянную скиталицу, эта дворняга имела хозяев и кличку Тяпа.

Она узнала человека в очках и девушку. Вчера днем, удирая от них, Тяпа подлезла под забор, но там ее схватили какие-то люди, накинули веревку на шею и сунули в тряский, полный воющих собратьев фургон. Ночь Тяпа провела в общей клетке собачьего приемника, и на рассвете грузовой автофургон привез ее в этот дом.

Она не лаяла, как другие собаки, она ничего не хотела и никому не верила.

— Посмотрите-ка, Валя, вам не кажется, что это та самая, с выставки? — сказал Василий Васильевич, остановившись перед Тяпой.

Валя внимательно посмотрела на бродяжку:

— Вы думаете? Да, да, конечно! Я ее узнаю: похожа на шпица! Только вчера она была погрязнее.

Тяпа глухо заворчала из своего угла, когда человек взялся за дверцу.

— Поосторожнее, товарищ Елкин, — сказал служитель. — Эта собака озлобленная.

Василий Васильевич только улыбнулся и вошел в клетку:

— Мы ведь старые знакомые…

Не успел он протянуть руку, как Тяпа цапнула зубами ладонь.

— Ой! — вскрикнула Валя, словно укусили ее.

А Василий Васильевич только поморщился от боли:

— Ах ты, кусачка!

— Безобразие! — закричал служитель. — Кусается! Я вот ее сейчас метлой!

И он замахнулся метлой.

Дворняжка отпрянула в угол, шерсть на ее загривке встала дыбом. Короткое рычание, а потом такой лай, что казалось, собака вот-вот захлебнется. Ее разом поддержала вся стая. Вид метлы вызвал у бродяг необычайное раздражение.

— Уберите метлу! — строго сказал Василий Васильевич сторожу. — Виноват я сам. И, пожалуйста, не кричите на собак. Вообще спрячьте лучше метлу. Нам нужны тишина и спокойствие.

Валя перевязала врачу руку носовым платком. Они ушли.

Сторож еще долго рассуждал вслух о том, что есть собаки, которые не ценят деликатного обращения и совершенно не разбираются в людях, они даже позволяют себе кусать уважаемых ученых докторов.

Ворча, он помыл клетки из шланга, налил каждой собаке воды, постелил солому, а потом стал разносить в мисках вкусно пахнущий овсяный суп. В клетку Тяпы он тоже поставил миску и сразу же ушел к Козявке.

— Ну как, Козявка, нравится тебе у нас? — спрашивал он, поглаживая свою любимицу, а она с удовольствием грызла в это время кость. — И повезло же тебе! Прямо с улицы в институт попала, на содержание государства. А всё почему? Потому что маленькая. Маленькие у нас в почете.

Странные речи говорил этот человек. До сих пор в собачьем мире считалось, что счастлив тот, кто самый большой. У него всегда меньше царапин и больше вкусных костей. Какая маленькая собака не мечтает быть догом или овчаркой? А у сторожа все выходило наоборот…

Тяпа съела свой суп, но не успокоилась. Да и как она могла успокоиться! Она ждала расплаты за свой поступок. А ее вместо того накормили. Тяпа ничего не понимала. Может быть, ждали наступления темноты, чтобы схватить ее, связать веревкой и избить метлой?

Незаметно она уснула. И, хотя сон ее был чутким и тревожным, Тяпа не слышала, как сторож вывел на ее клетке мелом: «Кусачка».