…Все, с кем приходилось общаться в Грозном, придерживаются мнения: военный конфликт затягивается, переходит в партизанскую войну…

…Нервы у военных на пределе — им, как правило, не дают довести до логического конца начатые операции: из Москвы останавливают боевые действия в самый неподходящий момент, когда до победы над тем или иным чеченским вооруженным формированием остается чуть-чуть…

…В Грозном — безвластие. Армейцы уходят, их сменяют внутренние войска, ОМОН. О гражданском населении никто не думает.

…Человек, не назвавший свою фамилию из соображений личной безопасности, сказал: «От России мы ждали восстановления здесь, в Чечне, конституционного строя, но не с помощью танков и орудий. Что это дало? Город разрушили, боевики ушли в горы, война продолжается…»

…Простят ли Ельцину эту войну чеченцы? Это ведь не Белый дом в Москве из танков разбить!..

Почему только чеченцы? А русские? Их немало в Грозном и по всей Чечне. От Дудаева они натерпелись, а теперь и вовсе остались без жилья, без средств к существованию.

Вопрос должен звучать иначе: простит ли российский народ правителям Чечни и России эту дикую бойню?

Из газет

Василий Андреевич Барышников, губернатор Придонской области, вызвал к себе в кабинет сразу двух генералов — милицейского и ФСБ.

И Тропинин, и Костырин явились тотчас, минут через десять после звонка помощника Кузнецова, оба в штатских костюмах, в нарядных галстуках, хорошо отдохнувшие за выходные дни, бодрые и веселые.

Барышников, не подав им руки, кивнул — и здороваясь, и приглашая генералов сесть у его рабочего стола, хмуро спросил:

— Вы знаете, что у нас в области происходит?

Генералы переглянулись. Вопрос их озадачил: в области много чего происходит. Конечно, губернатор имеет в виду события, связанные с их службами, преступления, но можно ведь и поконкретней вопрос поставить!..

— А если… уточнить? А, Василий Андреевич? — вежливо спросил Тропинин. Он решил, что вопрос и раздражение губернатора в большей мере относятся к милиции, то есть к нему. Губернатор имеет в виду, конечно же, какое-нибудь преступление, о котором, возможно, он, начальник управления, пока и не знает — мало ли!.. Подчиненные просто не успели еще доложить, а Барышников уже знает.

— Послушайте, господа генералы, а почему вы не носите свою форму? — с прежним раздражением в голосе спросил вдруг губернатор.

Генералы снова переглянулись. Вопрос вообще-то несколько странный — им обоим разрешалось ходить в штатском. А Тропинин, к слову сказать, милицейскую свою форму носил постоянно, не в пример Костырину, который, учитывая прежнюю таинственность своей службы, надел мундир лишь однажды, когда в ресторане обмывали его генеральские звезды. А так офицеры-чекисты и раньше редко щеголяли в погонах и фуражках с синими околышами, разве только во время инспекторских проверок или в День чекиста, который отмечался каждый год 20 декабря. «Дня» этого не стало, слово «чекисты» постепенно забывается, но форма осталась, ее нужно носить!

Губернатор был хмур, чем-то недоволен, и оба генерала волновались, не зная причины внезапного вызова и, видимо, связанного с ним недовольства.

— Я не знал, что вы потребуете от меня… — замямлил Тропинин первое, что пришло ему в голову. И умолк — развивать дальше мысль не было смысла, можно окончательно запутаться.

— Я, честно говоря, собирался поехать сегодня на один из интересующих службу безопасности объектов, а там моя форма была бы неуместной, — туманно пояснил Костырин. — А что все-таки случилось, Василий Андреевич?

— Полагаю, и для вашей службы, и для милиции, да и для всей общественности это теперь будет большим секретом, загадкой! — ехидно проговорил губернатор и ткнул пальцем в клавишу переговорного устройства, где настойчиво мигала сигнальная лампочка, сказал строго: — Валентина Афанасьевна, я занят!

Продолжал:

— Такие вещи, как мы уже убедились, делаются профессионалами и без следов. У меня в доме, в соседнем подъезде, убивают человека, директора завода, Григория Моисеевича Глухова!.. А вы еще спрашиваете, что случилось! На мой взгляд, вся милиция, прокуратура и госбезопасность должны стоять, что называется, на ушах, а вы, извините, генералы, понадевали, понимаешь, гражданские костюмы, выходные проводите на даче, являетесь на работу в понедельник, к девяти часам, хотя убийство совершено в пятницу, спокойно докладываете мне о каких-то своих планах встреч со своими Джеймсами Бондами!.. Это разве работа?

— Что касается Глухова, я узнал об этом тотчас, Василий Андреевич, — сказал Тропинин. — Мне докладывали. Сразу же создана следственно-оперативная группа, она работает, так что…

— Вы хотите сказать, что «ваши претензии несправедливы»? — повысил голос губернатор, и Тропинин втянул голову в плечи, промолчал. Гнев начальства лучше переждать, это проверено на практике.

— Если вы настаиваете, я подключу своих офицеров, Василий Андреевич! — поспешно заявил сильно смущенный Костырин. — Но, насколько я знаю, мотивы убийства пока что неясны, возможно, это чисто уголовное дело, и нашему управлению… так сказать, не по профилю…

— Это убийство крупного руководителя, даже не областного масштаба! — загремел губернатор. — Не по профилю! Что вы такое говорите, Евгений Семенович! Вы что, не знаете, какой завод возглавлял Глухов? Какие у него связи?! Какая продукция?! Оружие! Оружие, которое нужно стране и для коммерческих целей — оно пользуется спросом на международном рынке. Какое тут, к черту, чисто уголовное дело, когда любому понятно, что здесь сработала мафия! Наша ли, московская, зарубежная, но мафия! Надо думать, Григорий Моисеевич… а я ведь хорошо его знал — это прямой и честный человек, болеющий за Россию, настоящий патриот, значит, он принял какое-то решение, неугодное мафии, вот они его и убрали. Убежден в этом.

— Я сегодня же подключу к опергруппе своих офицеров! — поспешно заверил Костырин. — Мы найдем убийц.

— Найдем! — хмыкнул губернатор. — Так легко вы это говорите… Убийство продумано и хорошо организовано, в этом нет сомнения. И киллера, надо полагать, давно уже нет в городе, а то и в живых… Найдем!..

Барышников поднялся — крепкий пятидесятилетний мужичок с высоким лбом и угловатыми резкими движениями, — стал расхаживать по кабинету. Сизая лента сигаретного дыма, как флаг, вилась за ним.

— Это же черт знает что творится! — говорил он. — В подъезде собственного дома! Днем! В упор!.. И никто ничего не видел — ни одного свидетеля! Глухо!.. Следующий кто — я буду, а, господа генералы? Или вы сами? Вы что же думаете, если вы генералы, то вас и не тронут?..

— Мы выставим охрану в вашем подъезде, Василий Андреевич! — сейчас же решил Тропинин. — Я распоряжусь.

— Что охрана? И охрану перестреляют, если надо будет. Охрана не спасет. Вон прицепились же к телефону моему, никто и не знал. Слушают, гады!.. И чего там слушать домашние разговоры?.. Охрана! Себя получше охраняйте!

Генералы не обиделись на губернатора за резкие слова. Конечно, Василий Андреевич прав и как самый главный областной начальник, да и как простой смертный — стало возможным убить в подъезде любого человека. Примеров пруд пруди. А тут к тому же убили соседа, руководителя завода… Запереживаешь и грубостей наговоришь кому угодно, чего там!

— Василий Андреевич, насколько я помню вашу лестничную площадку… там же вполне можно поставить кирпичную перегородку, железную дверь, — предложил Тропинин. — На мой взгляд, это необходимые для вас меры личной безопасности. Это помимо нашего поста.

— Правильно! — поддержал и Костырин. — Вторую дверь надо поставить.

— Может, и надо, — вяло отозвался губернатор, снова садясь к столу. — Про эту перегородку мне и жена уже не раз говорила. Ворья расплодилось, шастают по домам… Никого же нет днем в квартирах, многие на работе. Заходи и бери! У меня дверная коробка хоть и металлическая, а все равно дверь плечом нажми — вывалится. От комаров все эти двери нам понаделали!.. Да, надо перегородку ставить, все лишнюю дверь этим сволочам ломать.

Барышников жалостливо вздохнул, глянул на генералов уже по-другому.

— Что делается-то, а? Кто из нас думал, что до таких времен доживем? Жили ведь при советской власти — пусть земля ей будет пухом — спокойнее. Я хоть и терпеть не могу коммунистов и никогда им не был, но надо отдать им должное — такого бардака в стране, как при Ельцине, не было!

Генералы задумчиво покивали: да, такого бардака не было.

— Грешно говорить, Василий Андреевич, язык бы не повернулся в другое время сказать, но сейчас, думаю, к слову, — набрался смелости Костырин. — Согласен с Жириновским: КГБ нужно восстанавливать. И снова опустить железный занавес, пожить России в изоляции. Иначе пропадем. Рвут ведь на куски со всех сторон. В том числе и по нашему ведомству — очень тревожная обстановка!

Губернатор, у которого болезненно дернулась щека, посмотрел на шефа областной безопасности долгим испепеляющим взглядом. Поджал губы.

— Ну, от чекиста что еще можно услышать. Только это: железный занавес, Феликс Эдмундович, надежные решетки… Матрос с наганом, колхозник с вилами…

Он мрачно двинул от себя какую-то красную папку с бумагами.

— Назад хода не будет, мужики! Не будет, как бы об этом ни мечтали некоторые. Капитализм уже пророс в России, по всем углам расползся. Пятьсот предприятий в стране — в лапах международного капитала. Пятьсот! Треть крупнейших заводов акционированы, многие, например, Уралмаш — в частных руках. Кто назад это отдаст? Кто? Ты свои квартиры и дачи отдашь добровольно, Евгений Семенович?

Костырин опустил голову, промолчал.

И губернатор сделал паузу. Может, в душе он и пожурил себя — резковато с «силовиками» говорю. Мало ли…

Сказал потом вполне дружелюбно, но с укоризной:

— И чего ты с этим фронтовиком, с Коршуновым, сцепился, Евгений Семенович? Зачем? Ну, вякнул он по телевизору, в газетке там написал… Да хрен с ним, пусть пишет! У него должность такая — контроль, работу свою показать нужно. Сказал и сказал. А теперь разнесло по всей области, в Москву они на тебя «телегу» послали. Вот радость!.. Глупо.

Костырин молчал, да и губернатор не ждал от него никакого ответа. В конце концов, репутация — дело каждого руководителя. Иной печется о своем авторитете — имидже, как теперь говорят, — другой стремится обогатиться, пока у руля хоть и небольшого кораблика… Да, пусть сами об этом думают. Не выплывет Костырин, захлебнется в этих дуэлях с общественностью и департаментом контроля — что ж, придется уйти, другого генерала пришлют. Генералов на Руси много, народ им счет уже потерял…

Не стал развивать этот разговор и Костырин. В самом деле, взаимоотношения с Коршуновым — его личное дело. А что касается квартир и дач — никто тут ничего не может сказать о нем предосудительного: строит на свои кровные, получает законно. И для семьи старается, в будущее смотрит. Деньги — вода, а недвижимость — самое надежное вложение капитала…

— Ладно, все эти дачи, квартиры! — махнул рукою губернатор. — Сами разбирайтесь. А убийц Григория Моисеевича мне найдите. Из-под земли их, мерзавцев, выкопайте, а найдите. Лучших своих сыщиков заставьте работать. Лучших! И докладывайте мне регулярно, беру дело под свой личный контроль, имейте это в виду.

— Конечно, Василий Андреевич! — с легкой душой поднялся Костырин, поняв, что разговор на этом окончен.

— Обязательно будем докладывать, — заверил и Тропинин, сожалея, что нет на нем сегодня генеральского мундира. Губернатор прав — форма больше дисциплинирует, что ли, и начальственный глаз успокаивает. Люди в форме всегда были на Руси надежной опорой как для простых граждан, так и для губернаторов. И для царей тоже.

На этот раз Василий Андреевич вышел из-за стола, пожал руки понятливым и послушным своим генералам, отпустил их с миром — пусть едут по своим делам…

Жаль все-таки Григория Моисеевича, жаль! Хороший был человек, настоящий патриот России!

Вернувшись в управление, Костырин вызвал к себе Русанова и Латынина — лучших оперработников, специализирующихся на раскрытии преступлений в сфере экономики. Разумеется, он мог бы вызвать и других офицеров, в его подчинении немало дельных работников; несколько человек пришли в госбезопасность из милиции, из уголовного розыска, но Костырин еще в кабинете губернатора понял, что это дело не только уголовное. Василий Андреевич, не задумываясь, спонтанно выдвинул разумную версию: Глухова убила мафия, торгующая оружием и каким-то образом связанная с заводом № 6. И еще: Глухов чем-то помешал этой мафии. Чем?

Все трое — генерал Костырин, полковник Русанов и майор Латынин — порассуждали на эту тему. Подчиненные Евгения Семеновича были людьми многоопытными, профессионалами в своем деле, строить версии и они были мастаки, и потому за час с небольшим родилось у них этих версий с десяток, но они оставили на бумаге, а значит, взяли в разработку всего четыре:

1. Глухова убили случайно, киллер его с кем-то спутал.

2. Глухова лишили жизни свои, заводские, рабочие — была, оказывается, записка с предупреждением о расправе, подброшенная в почтовый ящик.

3. Убили Глухова те, кто похищал с завода оружие, а он каким-то образом узнал об этом, вмешался.

4. С Глуховым рассчиталась мафия, с которой он и сам был связан…

— Что ж, — сказал Костырин, — давайте пока остановимся на этих версиях. Может быть, мы и далеки от истины, но жизнь покажет — в ходе разработок, возможно, что-то всплывет новенькое, глядишь, и тронем какой-нибудь нерв, потянется ниточка. В общем, докладывайте мне ежедневно. Теперь: работать будете со следователем прокуратуры Крупенниковым. Ему подчиняется и большая группа оперативников из управления внутренних дел. У них свои версии, возможно, некоторые из них пересекутся с нашими — это не страшно. Вы работайте самостоятельно. Все действия необходимо согласовывать со мной. Две головы хорошо, а три, думаю, лучше.

«Особенно если одна из них генеральская», — хотел он пошутить, но не решился: подчиненные могли не принять шутку, подумать, что он лишний раз хвастается своим званием. Конечно, не привык еще к большим звездам, плечи чешутся…

Зазвонил белый телефон из Москвы, Костырин жестом отпустил Русанова с Латыниным, взял трубку…