Гарри обещал мне потревожить шефа полиции Мартина и обращаться с моей информацией пока конфиденциально. Разумеется, её нельзя было скрыть надолго, но чем позже узнает публика, тем лучше. Если мы хотели поймать Ги Кетлера, следовало как можно дольше скрывать тот факт, что полиция его подозревает и уже разыскивает.
Когда входная дверь с шумом отворилась и захлопнулась, я попрощался с Гарри и положил трубку. Впрочем, я ещё успел шепнуть Доннеру, чтобы он не заикался о моем звонке при Лесли и, услышав торопливые шаги по коридору, подбежал к двери. Я хотел избавить Лесли от вида застывшей, прикрытой ковром фигуры на ковре и преградил ей дорогу.
Лесли нетерпеливо сорвала с головы шелковый платок и тряхнула темными блестящими волосами, приводя их в порядок. На ней был тонкий белый дождевик, а под ним, очевидно, только пижама, так как она дрожала от холода. Ее легкие лодочки совершенно промокли и без своих обычных высоких каблучков она казалась необыкновенно маленькой и беспомощной. Бледное лицо было охвачено ужасом, а большие, неестественно блестящие глаза ещё более подчеркивали её бледность.
Я задержал её жестким, неуклюжим жестом.
— Останься здесь, Лесли. Лучше подождать пока приедет врач.
Расстегнул верхнюю пуговицу её мокрого плаща, попытался расстегнуть вторую. Она небрежно оттолкнула мою руку и сама расстегнула плащ. Я помог ей снять его и бросил на стул в коридоре.
— Ты говоришь, врач? — резко спросила она. — Так значит, папа не… Она запнулась, лицо озарилось надеждой. В глазах вспыхнула нежность. «- Она любит его,» — подумал я про себя. Несмотря на все их разногласия, она любила отца, и это открытие меня обрадовало.
— Увы, дорогая, — торопливо пробормотал я. — Доннер оказался прав. Он умер. Но это, должно быть, произошло очень быстро. Он наверное, ничего не почувствовал.
Она смотрела на меня широко раскрытыми невидящими глазами. Потом молча прошла мимо меня к двери.
Я ласково взял её за руку.
— Не входи туда, Лесли. Лучше тебе подождать здесь, снаружи, пока его не осмотрит врач.
Лесли опять безмолвно уставилась на меня и казалось, только теперь осознала, кто я такой и чего от неё хочу. Она удивительно умела владеть собой.
— Это мой отец, Джон, — тихо сказала она. — Ты не имеешь права меня удерживать. Оставь меня.
Я дал ей пройти. В дверях она на мгновение остановилась и устремила свой взгляд к письменному столу, словно надеясь увидеть его сидящим за коллекцией сувениров. Затем она вдруг отвернулась, шагнула вперед и как сомнамбула опустилась на колени рядом с трупом. Торопливо откинув край настенного ковра, Лесли всмотрелась в неподвижное, окоченевшее лицо отца. Ее плечи были судорожно скованы. Темные пряди волос закрывали опущенное лицо. Она не шевелилась. Еще никогда она не была так далека от меня, не казалась такой одинокой.
Мне так хотелось утешить её, но горло перехватило спазмами. Она во мне не нуждалась. Доннер растерянно посмотрел на меня, и я предупреждающе покачал головой. Потом позвонили, и Доннер исчез в прихожей. Я подошел к Лесли, чтобы дать знать, что я здесь, на тот случай, если понадоблюсь.
Она не обращала на меня внимания.
Врач оказался молодым, энергичным мужчиной. Он быстро прошагал по коридору, держа в руке шляпу и сумку с инструментами и разговаривая через плечо на ходу резким, сердитым тоном с Доннером, печально шедшим следом.
— Ведь я его предупреждал. Вновь и вновь повторял, что ему следует обращать внимание на свое здоровье. А что делал он? Бодрствовал по ночам, как…
При звуках его голоса Лесли подняла голову и поспешно откинула волосы назад.
— Почему вас не было здесь, когда это случилось? — закричала она. В своем страдании, не думая, она выплеснула все, что ей сейчас пришло в голову. Потом опять прикрыла лицо своего отца и встала. Черты её лица исказились, глаза сверкали. — Почему вы позволили ему умереть?
— Прошу тебя, Лесли, — прошептал я, пытаясь её успокоить. Я подозвал врача поближе, не обращая внимания на его хмурое лицо. — Доктор ничего не знал. Здесь ведь никого не было, чтобы вовремя его вызвать. Доннер услышал шум и заглянул. Но уже поздно было что-либо предпринять.
Я взял её за руку.
— Пойдем, нам лучше подождать в гостиной. Доннер позаботится о бренди и горячем кофе. Ты ещё простудишься, малышка. Действительно, ты вся дрожишь.
Лесли непонимающе взглянула на пораженного молодого врача, затем послушно кивнула.
Доннер повел нас по коридору в так называемый красный салон, уютное помещение с гарнитуром мягкой мебели, обитой красным, уже несколько потертым, бархатом. В парадной части дома были ещё два официальных помещения для светских приемов, к которым я всегда испытывал особую неприязнь, в то время как красный салон любил с давних пор. В камине горел огонь. Доннер подложил ещё два полена и удалился, пообещав, что мы тотчас же получим кофе.
— Преданный старый холостяк, — сказал я и сел рядом с Лесли на диван перед камином.
— Доннер? — рассеянно спросила она. — Да…
— Хочешь, чтобы он служил у нас? Было бы хорошо иметь его рядом, как ты считаешь? — Я хотел отвлечь её, вызвать на разговор. Ее странная глухая безучастность меня угнетала и пугала.
— Нет! — резко сорвалась она. Потом бросила на меня испытующий взгляд и повторила более сдержанным тоном: — Нет, Джон, он нигде больше не приживется. Не сердись на меня, но сейчас я не могу об этом говорить.
Закрыв глаза, она шепнула:
— Я знаю, ты желаешь нам добра, но я так плохо себя чувствую. Ну почему он должен был умереть? Почему именно сейчас?
Сколько людей уже задавали себе этот вопрос, не находя на него ответа.
— Почему, Джон? Есть какая-то особая причина?
— У него был сердечный приступ, Лесли. После его первого тяжелого приступа мы ясно представляли себе, что однажды это должно произойти внезапно, словно гром среди ясного неба. Он тоже знал это и примирился. — Я обнял её за плечи и прижал к себе. Но она быстро вновь взяла себя в руки и выпятила подбородок.
— Ты абсолютно прав, Джон. Это просто нервное потрясение, и только. Сейчас я снова в полном порядке. В конце концов, мы уже несколько лет знали, что он болен и в любой момент может что-то случиться. Но все-же… все-же…
— Конечно, дорогая. Отдохни немножко. Такое нервное потрясение страшно изматывает.
Она немного отодвинулась. Моя рука все ещё обнимала её плечи. Я замер в неловкой позе, ощущая какую-то нелепость положения. И не мог отделаться от мысли, что оба мы разыгрываем какую-то комедию. Я утешал её, а она принуждала себя терпеть и переносить мои жалкие попытки утешения, потому что в такой ситуации так принято. Но оба чувствовали себя при этом в высшей степени неловко. Когда появился Доннер, я с облегчением убрал свою руку и встал.
Он поставил большой поднос и взял кофейник и чашку.
— Некий джентльмен хочет поговорить с вами, мистер Джон. Он говорит, что его прислал сюда некий мистер Мартин. Я пока проводил его в западную приемную.
— Хорошо, тогда, пожалуй, я прямо сейчас выясню, что ему нужно. Оставайтесь здесь, Доннер.
Главный инспектор Мартин был умным человеком. Он явно не намеревался спешить с каким-то окончательным решением. Вероятно, сотрудник должен был ненавязчиво и неофициально выпытать все подробности. Если выяснится, что мои опасения обоснованны, тогда Мартин сможет утверждать, что он с достойной похвалы инициативой принял меры. Если же мои подозрения окажутся ложными, ему официально ничего не придется предпринимать, и не будет основания для упреков в превышении служебных полномочий.
Сотрудник, который при моем появлении в комнате поднялся из глубокого кресла, в точности соответствовал моим ожиданиям. Высокий, могучего телосложения, седовласый, одетый в штатское, он производил впечатление спокойного и сдержанного человека. Взгляд настороженный. Он приглушил голос, чтобы нас не было слышно за стенами этой комнаты.
— Я лейтенант Куинн, мистер Брайнерд. Меня прислал шеф. Он сказал, вам может потребоваться совет.
— Верно, лейтенант. Мне действительно нужен… совет. Здесь за последние два — три часа много чего произошло. Дворецкий обнаружил моего тестя мертвым. Вероятно, сердечный приступ. Как раз сейчас врач его осматривает, и наверняка подтвердит этот диагноз. Но речь не об этом. Когда я осмотрел помещение, в котором лежал покойный, то обнаружил, что одно из высоких окон позади письменного стола открывалось снаружи. Я убежден в том, что это было сделано сегодня ночью или, скорее, под утро, вскоре после того, как начался дождь.
Лейтенант Куинн степенно кивнул.
— Если я не ошибаюсь, вы также чего-то недосчитываетесь, верно?
Очевидно, Гарри Баттен передал все очень подробно.
— Да. Серебряного портсигара, который много лет лежал на столе губернатора. Вчера во второй половине дня я его ещё видел. Когда около часа назад я вошел сюда, его уже не было.
— Этот портсигар так важен? Почему?
Я на мгновение задумался, затем покачал головой.
— Пока я не хотел бы говорить об этом. Если окно действительно открывали снаружи, то портсигар, конечно, послужит важной уликой против предполагаемого взломщика.
— О'кей, — равнодушно ответил Куинн. — Отложим объяснение на потом. Теперь вы можете мне показать то помещение, где…
Я перебил его.
— У меня ещё одна просьба, лейтенант. Мне бы хотелось, чтобы никто не узнал, почему вы здесь. Полагаете, это получится?
Куинн пожал плечами. Он взял свою шляпу и плащ и посторонился, пропуская меня вперед.
— Конечно, мистер Брайнерд. Ведь речь все равно идет о неофициальном поручении. Я на сегодня службу закончил и, собственно говоря, направляюсь домой. Шеф велел мне заглянуть к вам и при необходимости доложить ему.
— Сюда, пожалуйста, — сказал я и повел его по коридору в библиотеку.
— Ну, наконец-то и вы! — воскликнул врач, увидев меня. — Я закончил. Вот свидетельство о смерти. — Он оторвал заполненный бланк и подал его мне.
— Сердце? — спросил я, не заглядывая в документ.
— Естественно, — ответил он. — Откровенно говоря, я удивлен, как долго продержался старый джентльмен. Его неосторожность была безгранична, и он принципиально не выполнял моих предписаний. Очень трудный пациент.
Врач, замолчав, покинул библиотеку. Я обернулся, когда лейтенант Куинн осторожно потянул из моих пальцев свидетельство о смерти.
— Действительно, — пробормотал он, — Сердце. — И вернул мне документ.
— А где же то окно, о котором вы упоминали?
Я положил свидетельство о смерти на письменный стол, прижав его одной из многочисленных безделушек, и снова прикрыл труп стенным ковром, который врач откинул при осмотре. Широко раскрытые глаза покойного смотрели на меня невидящим взором, а перекошенный рот, казалось, выражал возмущение тем унижением его достоинства, которое причинила ему кончина. Осторожно разгладив покрывало, я встал, обошел вокруг письменного стола и раздвинул шторы.
Дождь ослабел. Я молча указал на крайнее окно слева и отступил в сторону.
Лейтенант сразу же заметил промокший под дождем кусок войлока. Он исследовал его с таким же интересом, как и я, только подошел к делу более основательно и внимательно. Прежде чем открыть окно, он осмотрел медную задвижку под всеми мыслимыми углами зрения. Потом открыл створку окна, осмотрел разрезанную полоску войлока, осторожно её ощупал, хмыкнул и выпрямился.
— Закройте за мной окно. Я постучу в стекло, когда закончу.
Выполняя его просьбу, я закрыл окно и напряженно стал следить за узким лучом света карманного фонаря. Тот зигзагом скользнул по каменным плитам террасы и по лужайке, блуждая, прыгнул на выступ стены и, наконец, исчез в темноте.
Оставшись в бездействии, я мысленно бился с той массой проблем, которые стояли передо мной в то утро. Нужно известить похоронное бюро. Следует позаботиться о траурной церемонии и о подготовке к похоронам. Для такого видного общественного деятеля, как губернатор Эмблер, нельзя было ограничиться обычной скромной процедурой. Я представил себе шум в прессе, бесчисленные соболезнования, некрологи, траурные речи, и у меня на душе стало совсем тоскливо. Потом я задал себе вопрос, что там снаружи делает лейтенант Куинн, нашел ли он что-нибудь, и, если да, то что это позволит доказать.
Пожав плечами, я оставил бесцельные размышления, вместо них сосредоточившись на предрассветных сумерках за окном, пока вдруг не увидел слабый отблеск света в самом конце сада. Он скользнул по гравийной дорожке, прыгая в разные стороны, скрылся за кустами, мигнул ещё раз, пересекая террасу, и погас. Лейтенант постучал в стекло, я отступил назад и впустил его.
— Что-нибудь нашли? — взволнованно спросил я.
— Минутку. — Он снял плащ, положил его на кресло, а него бросил свою шляпу. Затем сел за письменный стол, стиснул руки и наклонился вперед. Лицо его оставалось в тени, но я чувствовал, что он испытующе смотрит на меня.
— Вы осматривали это окно, верно? — спросил он как бы между прочим. До того, как позвонили?
— Да.
Он не шелохнулся.
— После этого вы вылезли наружу и осмотрели сад, так?
— С какой стати? Нет. Мне бросилась в глаза мокрая полоска войлока, и тогда я — в присутствии дворецкого — открыл створку окна и заметил, что полоска была разрезана. Но ни на террасу, ни в сад я не выходил. Дождь шел настолько сильный, что у меня даже мысли такой не появилось. А мне следовало это сделать? вылезть?
— Счастье, что вы этого не сделали, — сухо ответил Куинн.
— Снаружи, на стене рядом с окном и на стекле есть два испачканных места. Отпечатки неотчетливые. Должно быть, кто-то задел мокрым рукавом. След на засохшей пыли хорошо виден. Следы ног, конечно, за это время размыло дождем, но снаружи, на дорожке, очевидно, кто-то споткнулся. Из земли вывернуто несколько камешков, а прямо рядом с ними довольно глубокий круглый отпечаток, как будто от колена. Точное время его происхождения я не могу определить, но появиться здесь давно он не мог. Эта дорожка тянется через сад, а затем идет параллельно стене, такой низкой, что через неё может перемахнуть любой ребенок.
— Я понимаю. Какой же вывод сделали вы из всего этого, лейтенант?
Он покачал головой и улыбнулся.
— Выводы делает шеф, мистер Брайнерд. — Он протянул руку и разжал пальцы прямо под лампой. — Вы знаете, что это такое?
Я обошел вокруг письменного стола и с любопытством осмотрел его находку. Речь шла, очевидно, о своего рода спичке. Она была значительно короче тех, что применяются у нас, имела странную бледную, тускло поблескивающую окраску. Один её конец был обуглен.
— Возьмите её. — Он положил палочку на поверхность стола. Я взял её двумя пальцами, осторожно поворачивая в разные стороны. Она была сделана из воска, имела настоящий фитиль и походила на миниатюрную копию обычной свечи.
— Мне эта вещь знакома, — произнес я. — Это восковые спички, насколько мне известно, они называются «вестас».
— Они имеют ещё целый ряд названий, — пояснил Куинн. В некоторых европейских странах они довольно широко распространены. — Он бросил на меня зоркий взгляд. — Впрочем, в Мексике тоже. Здесь у нас их редко увидишь, но ближе к границе их как песка на морском берегу. Там они называются «сериллос».
Он откинулся назад и кресло заскрипело под его тяжестью.
— Шеф намекал, что в этом расследовании Мексика может играть определенную роль. Это действительно так?
Я, пораженный, кивнул.
— Да. — и положил восковую палочку на письменный стол. — Где вы её нашли, лейтенант?
— Снаружи на террасе, прямо под окном с разрезанной полоской войлока. Она закатилась в щель между каменными плитами. Похоже, совсем свежая. Обгоревший конец ещё даже не осыпался.
— Из чего можно заключить, что кто-то недавно использовал её, чтобы осветить окно. Вероятно, хотел определить, куда вставить нож.
— Во всяком случае, это выглядит очень правдоподобным, — согласился Куинн. — В результате ситуация несколько меняется. Я подозреваю, шеф не рассчитывал на то, что я найду что-нибудь достойное внимания, и потому его инструкции были довольно неопределенными. Вы не хотите объяснить мне, в чем здесь, собственно, дело?
— Нет, — не раздумывая ответил я. Затем тихо добавил:
— Простите, лейтенант. Я не хотел вас обидеть. Главный инспектор Мартин в курсе дела. Он знает ровно столько, сколько я. С вами дело обстоит несколько иначе. Если я дам вам пояснения, вы вынуждены будете представить письменный отчет, а я хотел бы как можно дольше избегать этого.
Куинн указал пальцем на прикрытый труп перед письменным столом.
— Я понимаю, что вы имеете в виду, мистер Брайнерд, но, боюсь, так не получится. Как только шеф получит мой доклад, он направит сюда своих людей — экспертов по отпечаткам пальцев, фотографов, техников, которые во всем разберутся. — Куинн поднялся и приблизил лицо вплотную к моему. — Я достаточно ясно выразился, мистер Брайнерд?
— Конечно, лейтенант, — холодно согласился я. — Я отнюдь не намеревался что-то утаивать. Разумеется, вы должны известить своего начальника. Однако я не думаю, что он заинтересован в разглашении обстоятельств смерти губернатора. — Я успокаивающе поднял руку. — Не хочу этим сказать ничего обидного. Но у шефа могут иметься убедительные причины ещё некоторое время подождать с оглаской этой новости. Полагаю, будет лучше, если вы позвоните ему немедленно, лейтенант.
Прищурив глаза, я проследил за сердитым, недовольным выражением его лица и уже резче добавил:
— Пока вы не сказали что-нибудь, в чем потом, возможно, будете раскаиваться.
Куинн судорожно сглотнул, отошел назад, повернулся и уставился на труп, лежавший у его ног. Потом слегка пожал плечами и вернулся к письменному столу.
— Вам было бы благоразумнее действовать совместно с полицией, пробормотал он.
— Не вам судить об этом.
Он присел на угол письменного стола, окинул меня свирепым взглядом, снял телефонную трубку и торопливо набрал номер.
— Может быть, шеф объяснит вам, почему мне так важно сохранить тайну, — сказал я. — Не могли бы вы передать ему, что я отвезу жену домой и там буду ждать его звонка?
Куинн прикрыл трубку ладонью и проворчал:
— Вы останетесь здесь до тех пор, пока я не поговорю с шефом, ясно? Убрал руку, он бравым тоном сказал: — Алло, шеф. Это лейтенант Куинн…
Он доложил шефу о своих открытиях примерно теми же словами, что и мне. При этом он ни на секунду не спускал с меня глаз. Следил за мной бдительно и с подозрением, пока я беспокойно бегал взад — вперед по комнате. Когда он положил трубку, я выжидающе уставился на него.
Куинн глубоко вздохнул. Лицо его ничего не выражало, голос звучал ровно и нейтрально.
— Я, пожалуй, несколько поспешил, мистер Брайнерд. Забудем об этом. Вы можете отправляться домой в любое время. Шеф позвонит вам позднее.
— Он посылает сюда людей?
Куинн кивнул.
— Да. И сам прибудет с ними.
— Прекрасно. Тогда, может быть, вы его впустите? Я хотел бы отправить Доннера в постель, как только отдам все распоряжения. Потом отвезу жену домой. Вот, пожалуй, и все. — Я медленно пошел к дверям. — Большое спасибо, лейтенант.
— Рад был познакомиться, — ответил Куинн, не спуская с меня взгляда до тех пор, пока я не закрыл за собой дверь.