Я сидел за своим письменным столом и ломал голову над годовым отчетом, не замечая, что дверь в кабинет открыта. Глаза я поднял, только когда она захлопнулась, и Сандра Донен уже стояла передо мной. Держалась она как всегда корректно и сдержанно. Сандра почти никогда не теряла самообладания. Только однажды я видел боль в её темных глазах, и воспоминание это было все ещё очень живо. На этот раз я прочел на её лице нечто вроде спокойного презрения.

— Я… я не думал, что ещё когда-нибудь увижу вас, мисс Донен, — сказал я, запинаясь.

— Вы не хотите называть меня Сэнди? — спросила она с укором. В её пальцах я заметил бланк чека, из тех, что мы использовали в фирме. — В последний раз, Джон? На прощание? Ведь была ночь, когда вы называли меня Сэнди, вы ещё помните? Тогда вы говорили, — если я ошибусь, поправьте, тогда вы говорили: «- Красавица Сэнди, Сэнди с большими темными глазами, мягкими руками и теплым голосом. Сэнди, мой тропический остров с белым пляжем и…»

— Извините меня, Сандра, — подавленно пробормотал я, отодвинул кресло и вышел из-за письменного стола. Тропические острова, белый пляж? Я ничего не помнил, и казался сам себе полнейшим дураком.

— Не нужно извиняться. — Прищурившись, Сандра испытующе взглянула на меня. — Или вы не можете обойтись без этого? Ведь Джон Брайнерд никогда себе не изменяет. Он всегда остается истинным джентльменом, верно?

— Чушь! Конечно, я поступил скверно. Я был… я в тот вечер слишком много выпил. «- После ссоры с Лесли», — добавил я про себя, жаркой, ожесточенной ссоры, когда мы оба не стеснялись в выражениях. В чем, собственно, была её причина, я уже забыл. Помнил только, что тогда был совершенно убежден, что Лесли, которую я любил, не отвечала мне взаимностью и оставалась холодна, когда я страстно желал её. Может быть, из-за того, что я устал и был издерган, но ещё до обеда я выпил больше, чем обычно. Я был возбужден, слово за слово, и все завершилось отвратительной сценой, после которой я покинул поле боя. Хлопнул дверью, выскочил из дома и оказался в некоем баре, расположенном совсем неподалеку от моей конторы. Затем вдруг появилась Сандра Донен. Она закончила работу сверхурочно и перед тем, как отправиться домой, зашла перекусить и немного выпить. Сандра была мила, привлекательна, и полна сочувствия. Потом…

— Не знаю, как я должен извиняться, Сандра, — безрадостно промямлил я.

Она поджала губы, сложила голубой фирменный чек, убрала его в сумочку и решительно сунула её подмышку.

— Вы были очень щедры. Вы мне нашли новую работу, которая мне нравится. Кроме того, вы, — пожалуй, здесь подойдет слово «компенсировали», верно? Вы компенсировали мои услуги и притом не поскупились.

Я беспомощно пожал плечами. А что ещё мне оставалось? Ситуация и без того была достаточно неприятной.

— Простите, — повторил я.

Получил по заслугам. Правда, Сандру не в чем упрекнуть. Я вел себя как идиот, и теперь приходилось расхлебывать ту кашу, которую сам заварил. Хуже всего при этом было то, что я блуждал в полном неведении. Тогда в баре мы просидели довольно долго, пока Сандра не предложила сменить место. Она знала одно уютное местечко; как позже оказалось, это была её квартира, хотя я не мог припомнить ни то, как я там оказался, ни то, что там происходило. И в памяти осталось только то, что я проснулся там на следующее утро в ужасном похмелье. Все остальное представляло одним-единственный большой провал. Пожалуй, не найдется такого мужчины, который признался бы в подобном случае и подтвердил свое полное неведение. Но и спросить не у кого. Впрочем, это ничего не меняет. Все доказательства против тебя, и ты, так или иначе, виноват автоматически.

— Ваша жена, вероятно…

— Лучше не вмешивать в это мою жену, — поспешно сказал я. — Лесли…

Лесли прелестна; у неё ясные серо-голубые глаза; её голос никогда не звучал резко или неуверенно, она всегда находит правильное слово и нужное ударение, чего нельзя сказать об элегантной, ухоженной мисс Донен. Они происходили из двух разных миров. Я ненавидел себя за то, что знал это и думал об этом в такой момент.

— Лесли — ребенок, — объяснил, я и тут же задал сам себе вопрос, почему я выбрал именно это выражение.

Сандра пристально взглянула на меня.

— Ребенок? — недоверчиво повторила она. Раздумывая, помолчала и, хмыкнув, презрительно пожала плечами. — Можете так думать, если хотите, Джон Брайнерд. — Теперь во взгляде её больших темных глаз не было ни тепла, ни сочувствия. Они смотрели холодно и оценивающе. — Вы, видимо, ещё не знаете, каким жестоким и неумолимым может стать избалованное, эгоистичное существо, если оно не получает того, чего ему хочется. Вы совсем не знаете свою жену, Джон Брайнерд. Вы это лишь себе воображаете.

Разговор постепенно становился невыносимым. Нужно было как-то заставить Сандру замолчать и выпроводить её. Но я чувствовал, что это будет не так-то просто сделать.

— Я не намерен разговаривать с вами о моей жене и должен попросить вас…

— А как вы думаете, каким образом она узнала обо всем? — спросила Сандра, игнорируя мои слова.

— Не собираюсь даже ломать голову. Вероятно, кто-нибудь увидел нас и дал ей знать.

Сандра ткнула себя в грудь.

— Это я ей рассказала, — коротко фыркнула она. — Я, Сандра Донен.

Я заморгал и, сбитый с толку, уставился на нее. Это было выше моего понимания. Зачем же Сандре… Дрожащими пальцами я с трудом закурил.

— Почему?

Сандра пожала плечами.

— Потому что я думала, что она уйдет от вас. Вот почему!

«— Лесли от меня уйдет? — Мысль была просто смехотворной. — Да никогда она этого не сделает.»

— Это вы ребенок, Джон Брайнерд, а не ваша жена. Она оказалась хитрее меня. И вас простила. Но как-нибудь она уж возместит свои убытки, будьте уверены. И вы за все заплатите.

Сандру так переполняла ненависть к Лесли, что вразумлять её было бессмысленно.

— Но я все же не могу понять, зачем вы все рассказали Лесли, Сандра. Какая вам от этого польза?

Она оттолкнулась руками от письменного стола и медленно направилась к двери.

— Я-то надеялась, что вы, быть может, возьмете в жены меня, Сандру Донен. О да, я все очень хорошо обдумала. И уже давно выжидала своего шанса, но когда он, наконец, появился, все вышло не так. — Она остановилась спиной ко мне. — Раз уж я решилась на откровенность, хочу сказать вам кое-что еще, Джон Брайнерд. Ведь я действительно была бы вам хорошей женой. Лучше, чем та… чем так называемый ребенок, на котором вы женаты.

Ее голос сорвался. Она торопливо пошла к двери.

— Если хотите, пожалейте меня, Джон. Мне жаль вас куда больше!

Я попытался её окликнуть, но она только хлопнула дверью.

Ошеломленный, я вернулся к своему креслу, сел и положил руки на стол перед собой. Такое ощущение, как будто твердая почва внезапно обрушилась под моими ногами. Впрочем, зачем мне было себя обманывать? В последние недели она и без того не казалась мне такой уж непоколебимо твердой.

Прошедший месяц стал для меня настоящим адом, как совершенно правильно предположила Сандра. Лесли было тяжело и обижаться на неё не приходилось. Но куда хуже были мои собственные угрызения совести. Больше всего мне хотелось вскочить и догнать Сандру, задержать её, прежде чем она покинет здание. С другой стороны, уже слишком поздно и для этого, и для всего… Я ведь не мог сделать для неё ничего кроме того, что уже сделал. Она была прекрасной, разносторонне одаренной девушкой и действительно первоклассной секретаршей. О превосходных рекомендациях я позаботился. Кроме того, у неё в сумочке лежал чек на солидную сумму. Разумеется, всего это ничтожно мало в сравнении с тем, что я ещё был ей должен.

Пришлось решительно взял себя в руки. Хватит об этом. Меня ждала работа. Я снова положил перед собой годовой отчет и углубился в колонки цифр.

Однако сосредоточиться не удавалось. Я отодвинул кресло. На одной из стен висело несколько витрин с некоторыми образцами весьма обширной коллекции оружия, собранной моим отцом. Подлинной коллекционной ценности они не имели. У них было несколько иное назначение. Я не раз бывал свидетелем, как имея дело с особо трудными клиентами отец переводил беседу на коллекцию, демонстрировал свои пистолеты, делал о каждом небольшой доклад и таким образом незаметно направлял переговоры в нужное русло.

Еще со времен нашего деда под окном сбоку стоял низкий шкафчик с приличным запасом хереса, изящными графинами и маленькими тонкостенными рюмками. Мой дед любил ежедневно перед ленчем выпить капельку хереса. Отец перенял у него и сохранил этот торжественный маленький церемониал и, в конце концов, передал его по наследству мне, также как и свою коллекцию оружия. Я подошел к шкафчику, вынул пробку из графина, налил рюмку хереса и подошел к окну.

Далеко внизу лежала Брод-стрит. До меня доносился лишь приглушенный уличный шум. Близился полдень. Сейчас пробьют часы на здании мэрии, а следом за ними взвоют заводские сирены. Затем настанет тишина. Начнется перерыв на ленч, нескончаемый поток людей хлынет из контор на улицу и растечется по окрестным кафе и закусочным. Я отпил небольшой глоток из рюмки и попытался убедить себя, что я голоден и рад перекусить.

Мисс Харкорт оторвала меня от размышлений. Она с деловым видом вошла в комнату, как всегда элегантная, от седой стрижки до цокающих каблуков просто с иголочки.

— Мистер Джон, у вас в двенадцать часов ленч с мистером Эрмори в Юнион-клубе, — сказала она. — Только что звонила секретарша мистера Глендона. Мистер Глендон болен. Ничего серьезного, грипп или что-то вроде того, но он не сможет встретиться с вами и мистером Эрмори.

Я буркнул себе под нос, повернулся и поставил рюмку на шкафчик.

— А почему, собственно говоря, я с ними завтракаю? — раздраженно осведомился я.

— По предложению мистера Глендона. — У мисс Харкорт была фантастическая память. Отец был без нее, как без рук, я принял её по наследству и уже не мог представить нашу фирму без нее. — Я думаю, он хочет всучить вам пакет новых акций «Уайтекер-стил». Вы их, конечно, не берите, но обойдитесь с ним поласковее. Мистер Эрмори попал впросак с этими акциями, и я слышала, что он охотно сбыл бы их с рук.

Я ухмыльнулся. Мисс Харкорт принадлежала к старому типу секретарш, была очень проворна и осведомлена. Глазами и посадкой головы она напоминала птицу. Она все знала, обо всем слышала, а её мнение имело в фирме, по меньшей мере такой же вес, как и мое собственное. Свыше тридцати лет она была секретарем и доверенным лицом моего отца, а год назад стала тем же и для меня.

— Не знаю, что бы я без вас делал.

— Довольно скоро узнаете. Никто не вечен. — Она принялась за мой письменный стол и несколькими уверенными движениями рук навела на нем порядок. Затем взглянула на меня. И чуть заметно улыбнулась.

— Это верно, но вы будете ещё бодры и веселы, когда я уже давно буду лежать в могиле, — пробормотал я. — Чему вы смеетесь?

Она подала мне шляпу, положила руку на плечо и подтолкнула к двери.

— Поторопитесь, иначе опоздаете. Но не воспринимайте слишком трагично историю с Сандрой. Это не самое страшное.

— Что?! — Я разинул рот и вытаращил глаза.

— Не смотрите на меня с таким ужасом. Я все знаю. Вы можете спокойно немного спустить пар. Это только пойдет вам на пользу, если в меру. Вашему отцу это тоже всегда было полезно. Вы молоды и неопытны, но со временем это пройдет.

— Боже мой, — прошептал я. — Значит, в этом доме ничто не остается тайным?

— От меня — ничего, — уверенно ответила мисс Харкорт. — Идите же, мистер Джон. У вас уже нет времени.

Я кивнул, однако, не двинулся с места.

— Вы думаете, Сандра с этим справится?

— Конечно. Сандра хотела подцепить себе богатого мужа и обожглась при этом. Но она девушка честная и здравомыслящая. И наверняка не станет тратить свое время на бесполезные переживания. Когда-нибудь она найдет то, что ищет. Будьте уверены!

Я надел шляпу и покинул кабинет.

Юнион-клуб располагался в трех кварталах дальше на той же стороне улицы. Здесь царило обычное полуденное оживление, самые давние члены клуба, пожилые жизнерадостные джентльмены, вели себя как расшалившиеся школьники. Я протиснулся к бару и наткнулся там на Гордона Эрмори, сидевшего в углу с остатками «мартини» в руке и свирепо смотревшего на штабеля соленых крендельков и сырных палочек.

— Пошли поедим, Гордон. — Я взял у него стакан и поставил на стойку бара. — Еще раз то же самое для мистера Эрмори, Генри. Но пришлите, пожалуйста, к нашему столу. — Я потащил Гордона в обеденный зал.

— Куда подевался Глендон? — спросил Гордон. Он смахнул крошки с рукава и подтянул галстук.

— Болен. Секретарша сказала, что у него грипп. — Я протянул ему меню и взглянул вверх, когда официант принес мартини, кивком указав на Гордона.

— Этот напиток не для вас? Предпочитаете херес из запасов ваших деда и отца? Хотел бы я когда-нибудь получить от вас бутылочку. — Гордон сделал порядочный глоток.

— Мне ростбиф — хэш, — сказал он официанту. Затем обратился ко мне: Как ваши дела, старина? Вы несколько бледны. Неважно себя чувствуете?

— Годовой отчет, — коротко ответил я. Гордон кивнул. Будучи маклером он знал муки ежегодных объяснений по поводу налогов на собственном опыте. Я тоже возьму хэш, но только поменьше. Здешние гигантские порции меня так утомляют…

— В еде нужно находить удовольствие, мой мальчик. Оглянитесь вокруг. Здесь по меньшей мере полсотни старых холостяков, которые давно уже отметили свой восьмидесятый день рождения. Члены Юнион-клуба никогда не умирают. Они думают только о приятных вещах, хорошо обедают, затем несколько часов спят…

Я пробормотал в ответ что-то невнятное, и Гордон продолжал жевать и болтать. Намазав маслом хлеб, я откусил кусочек. Вкус показался каким-то странным. Я отложил его и подцепил вилкой салат. Вкус салата оказался немногим лучше, но я заставил себя съесть ещё немного. Тем временем речь Гордона лилась водопадом, теперь он рассказывал тонким фальцетом, почему хочет уступить мне пакет акций «Уайтекер-стил» и какую громадную любезность тем самым оказывает. Я дал ему возможность говорить, пока официант не принес ростбиф, потом мягко заметил:

— Уайтекер приходил ко мне с этим предложением ещё шесть месяцев назад. Я выслушал его и отказался.

— Так значит это были вы? — удивленно спросил Гордон. — Ах, хитрая лиса! Хотя я знал, что кто-то наводил справки о предприятии, но не узнал, кто именно. Почему же вы его завернули?

— Эта компания представляется мне слишком несолидной, она состоит лишь из самого Уайтекера и нескольких бухгалтеров. С такими мы принципиально не связываемся. Я не хочу иметь дела с Уайтекером и его акциями. Вам ведь, прямо скажем, тоже не слишком повезло с этим хламом. Как говорила мне мисс Харкорт, вы бы с удовольствием от него избавились. Верно?

Гордон слегка покраснел.

— Эта старая дева видно слышит даже, как блохи кашляют.

— Чаще всего она бывает права, — резко заметил я. — Итак, в чем дело?

Гордон пожал плечами, неловко заерзал на стуле и вдруг наклонился вперед:

— Ну, дело вот какое: я немного задолжал и не хочу, чтобы об этом пошли разговоры. Поэтому хотел обратить несколько акций в наличные, вот и все.

— Акций я ваших не возьму, но в долг охотно дам, если это вас выручит.

— Благодарю, Джон, благодарю, — пробормотал Гордон и покачал головой. — Так скверно, как теперь, со мной ещё не было.

— Не стоит думать лишь о самом худшем. Вам нужно было просто мне сказать.

Я подцепил на вилку ещё мяса и судорожно проглотил, хотя нутро мое бунтовало против этого. Внезапно на лбу выступил холодный пот, мне стало дурно. Прижав ко рту салфетку, я вскочил и бросился из зала. Как удалось успеть добраться в туалет, не знаю.

Все тело покрывал мерзкий липкий пот, кружилась голова, во рту появился отвратительный металлический привкус. Меня рвало снова и снова, пока осталась только желчь. Ноги подламывались, я вцепился в умывальник, а Гордон, последовавший за мной, полотенцем вытирал мне лицо.

— Ах, парень, парень, быстро же ты бегаешь. Вероятно, грипп. Пошли, возьмите себя в руки. Я отвезу вас домой.

Я выпил немного холодной воды и с большим трудом удержал её в желудке. Гордон провел меня через зал, потом на улицу, где уже ожидало такси. Я опустился на заднее сиденье, борясь с повторяющимися приступами тошноты. Когда такси остановилось у нашего дома, мне стало совсем плохо, и Гордон вытащил меня на тротуар.

Мальчик-лифтер в бешеном темпе доставил нас на двенадцатый этаж. Этот стремительный подъем привел в круговое движение раскаленные свинцовые глыбы в моем желудке, так что удивительно, как у меня хватило сил извлечь из кармана брюк связку ключей и передать её Гордону.

Когда я, шатаясь, стоял в дверях, появилась Лесли, поначалу холодная и отчужденная, затем слегка встревоженная, и, наконец, испуганная. Через её плечо я увидел в гостиной стайку сверхмодно одетых женщин с безумными шляпками на тщательно уложенных прическах — опять какой-то благотворительный комитет. Лесли ужасно серьезно относилась к подобным своим затеям. Я попытался улыбнуться, но мускулы лица меня не слушались.

— Что с тобой случилось? — озабоченно спросила Лесли.

— Не знаю, — простонал я. Зачем пугать Лесли? Пожалуй, будет лучше, представить все в шутливой форме. — Должно быть, меня кто-то отравил.