Глава 1
Весенний ветер завывал и трепал парусиновые стенки повозки, которая тряслась и качалась на пустынной техасской дороге. Громоздкий фургон скрипел и вздрагивал под проливным дождем на испещренной выбоинами колее, то опасно наклоняясь, то выпрямляясь.
Внутри экипажа Джастин Бьюкенен тревожно вздрогнула, когда болезненные стоны детей перешли в пугающие крики. Напряжение ее не ослабло даже после того, как дети немного успокоились.
Джастин пристально вглядывалась в пылающие лица дочерей. Онести… Пьюрити… Честити… — три маленькие красивые девочки. Она назвала их так в надежде, что, когда дочки вырастут, они станут добродетельными девушками.
Сейчас же, в возрасте четырех, пяти и шести лет, это были неугомонные ангелочки, разные как по характеру, так и по внешности. Перевозить в такую непогоду маленьких детей было очень рискованно.
Джастин смахнула слезы и беспокойно взглянула на парусиновую крышу, когда очередной порыв ветра накренил повозку и девочки снова заплакали.
— Ничего, ничего… Не бойтесь.
Стараясь говорить ласково, чтобы успокоить дочек, Джастин погладила каждую по щеке, ощутив при этом, что девочки горят в лихорадке. Необычайное волнение охватило ее.
— Мне жарко, мама. — Онести смотрела на нее своими ярко-голубыми глазами. — Я хочу пить. У меня болит живот.
— Я тоже хочу пить.
— И я.
Джастин слегка улыбнулась. Это тихое повторяющееся эхо — обычное явление. Ее дочки, несмотря на нередкие детские ссоры, были очень близки между собой. Они так похоже реагировали на происходящее, что порой, когда одна из девочек испытывала недомогание, что случалось довольно часто, мать недоумевала, жалуются девчушки из сочувствия или действительно заболели все одновременно.
Улыбка Джастин увяла. На этот раз сомнений не было. Все три дочери серьезно заболели. Женщину охватил панический страх. Она боялась даже предполагать, насколько высоко поднялась температура у детей и что будет, если они в ближайшее время не доберутся до врача. Три недели назад подружка девочек, пятилетняя Сара Энн Пейн, умерла от подобной лихорадки. Это случилось незадолго до того, как они покинули дом.
— Мама, мое горло…
— Знаю, Онести. — Джастин прервала хриплый шепот дочери, пытаясь предупредить неизбежное повторение жалобы со стороны остальных девочек. — Папа делает все, чтобы мы как можно быстрее приехали к врачу. Нас задерживает гроза, но уже скоро нам удастся добраться до города. Потерпи немного, дорогая.
— У меня тоже болит горло, мама.
— И у меня.
— Тише, девочки. — Джастин, стараясь успокоить дочек, по очереди подносила к губам каждой из них чашку с питьем. Но все было напрасно. Дочери не могли выпить более одного глотка. Их кашель заставлял сжиматься ее собственное горло.
Новый яростный порыв ветра — и повозка угрожающе накренилась. Раздались испуганные крики и стоны детей, и Джастин не сразу сообразила, что фургон остановился. Женщина бросила взгляд на трепещущие брезентовые полы — на фоне грозового неба виднелся муж в насквозь промокшей одежде. Вода струями стекала с его широкополой шляпы на прикрытые плащом плечи. Он тоже с явной тревогой поглядывал на детей. Его обветренное небритое лицо показалось Джастин таким измученным, что у нее невольно защемило сердце.
Стараясь не показывать волнения, Джастин повысила голос, чтобы перекричать шум непрекращающегося дождя:
— Что случилось, Клэй?
Муж не ответил.
— Клэй?
Уставший и окоченевший, Клэй видел, что дочери опасно больны, но ничем не мог им помочь. Он не ожидал такого развития событий.
Перед ним живо пронеслись картины восьмилетней давности, когда он надел кольцо на палец Джастин. Вспомнилось, какой любовью светились ее невероятно голубые глаза. Тогда, несмотря на войну, будущее казалось им необычайно светлым. Они стали мужем и женой. Будучи техасцем во втором поколении, Клэй не желал ничего иного, как растить детей, которых жена должна была родить ему на земле, завещанной отцом.
Джастин поддержала патриотический порыв мужа, когда пришла пора сражаться за Техас и права Конфедерации. В те долгие тяжелые годы Клэй лишь изредка виделся с женой, но этого оказалось достаточно, чтобы она родила ему еще двух дочек, сестренок его первой дочурки Онести. Перенести длительную разлуку и тяготы войны ему помогли непоколебимая вера в справедливость дела, за которое он боролся, и твердая уверенность, что Конфедерация одержит победу.
Темные глаза Клэя увлажнились. Сейчас он мало во что верил. Вернувшись с войны израненным, Бьюкенен узнал, что дом и земля больше не принадлежат ему. Виной всему были пришлые северяне.
Оправившись от ран, Клэй решил начать новую жизнь на золотых приисках. Не желая больше разлучаться с женой и детьми, он собрал пожитки и вместе с семьей тронулся в путь. Будущее снова казалось ему прекрасным, вселяло надежду, однако…
— Клэй, что случилось?
До него наконец дошел смысл слов Джастин. Одна гроза за другой мешали их продвижению вперед с самого начала пути. Все было плохо. Дорога была разбита, и повозка сломалась уже на вторую неделю пути. Вскоре заболела одна из лошадей, и они снова задержались. Затем дочери подхватили лихорадку.
— Клэй…
— Девочкам все хуже?
— Да… Им нужен врач… как можно скорее.
Джастин замолчала, глядя на мужа. Глаза ее были полны слез. Эти большие красивые глаза с темными ресницами, ярко контрастирующими со светлыми волосами, являлись зеркалом ее души. В них отражались любовь и благочестие.
Многие говорили, что его старшая дочь унаследовала глаза Джастин, но он знал, что это не совсем так. Глаза Онести, такие же большие и яркие, как и у матери, имели к тому же пикантную миндалевидную форму. Кроме того, в девочке уже проявлялась независимая личность. Клэй угадывал в лице Онести черты своих ирландских предков. Малышка, несомненно, была похожа на его бабушку, которую он никогда не видел, но о которой мать часто с любовью ему рассказывала. Он помнил певучий, с акцентом голос матери, когда она говорила, что бабушка была очень миловидной, с волосами, черными, как сердце дьявола, и глазами, голубыми, как небеса.
Клэй часто повторял Онести эти слова, ласково подергивая смоляные шелковистые косы дочери. Он знал, что в этот момент она чувствовала себя какой-то особенной, и радовался этому.
Онести оправдывала его ожидания, с каждым днем становясь все красивее, смышленее, бесстрашнее и неукротимее. Правда, она была ужасно упрямой, что также являлось характерной чертой ее прабабушки, и Клэй порой испытывал неудовольствие, когда сталкивался с неподатливым упорством дочери.
Клэй не переставал изумляться, насколько разными были его дочери. В отличие от темноволосой Онести вторая дочь, Пьюрити, имела светлые волосы и глаза, как у родственников со стороны матери. Если не считать веснушек на щеках и переносице, Пьюрити обладала почти ангельским личиком, которое, однако, вводило в заблуждение, потому что она была самой озорной из сестер — этакий маленький чертенок, который доставлял им с Джастин достаточно хлопот и радости.
Самая младшая дочь, Честити, с рыжими волосами и карими глазами, была похожа на самого Клэя. Она, словно маленькая комнатная собачка, следовала за ним по пятам, как только научилась ходить, и он обожал ее.
Однако самой яркой среди трех его звездочек, по мнению Клэя, была Онести. Ее искрометная, ослепительная улыбка зажигала радостью его сердце.
— Клэй, ты пугаешь меня. Пожалуйста, ответь!
Тревога в голосе Джастин вернула Клэя к действительности в тот самый момент, когда в небе над ними полыхнула молния. Затем последовал удар грома, позволивший ему воздержаться от слов, которые он страшился произнести. Когда больше уже нельзя было молчать, Клэй ответил, стараясь перекричать шум бури:
— Мы подъехали к переправе, но ее затопило. Нам придется искать другое место или…
— Что «или»?
— Или дожидаться, когда понизится уровень воды.
— Когда понизится? — В голосе Джастин звучало отчаяние. — Дождь все идет! Сколько это продлится?
— Еще дня три или четыре…
— Но девочкам нужен врач!
— Переправляться здесь опасно, Джастин.
— Клэй…
— Я ничего не могу поделать.
Даже если бы он прожил сто лет, Клэй знал, что никогда не сможет забыть горечи этих слов и боли в сердце при виде единственной слезинки, скатившейся по бледной щеке жены.
В этот момент он понял, что обязан переправиться через реку.
Глухие удары грома снова и снова сотрясали воздух. Темное небо рассекали молнии, и дождь не переставая обрушивался на землю.
Никакого просвета…
Уже вечерело, но Клэй, несмотря на холод, пронизывавший его до костей, продолжал править повозкой, с трудом двигавшейся вдоль реки. Он старался не думать о промокшей одежде и о руках, которые онемели настолько, что не чувствовали поводьев. Клэй искоса поглядывал на берег.
Раздававшиеся в фургоне за его спиной стоны заставляли Клэя то и дело оборачиваться назад. Прошло уже несколько часов, как они оставили затопленную переправу, но в голове его отчетливо звучали недавние слова жены. Хотя Джастин больше не вступала с ним в разговор, было ясно, что, если они немедленно не найдут врача, его дочери могут умереть.
Проклятие… проклятие… Следовало все предусмотреть! Он должен был знать, что там, где часто идут дожди, небольшие речки превращаются в бурные потоки. Ему же было известно, что эти речушки берут начало на равнинах и, значит, все зависит от недавних дождей на западе.
Кто мог предположить, что его дочери заболеют и от того, как быстро они смогут переправиться на другой берег, будет зависеть их жизнь? Чувствуя, что его одолевает дрожь не только от холода, Клэй попытался взять себя в руки. Эта даже не отмеченная на карте речушка, вероятно, почти незаметна при сухой погоде. А теперь она стала препятствием, которое он не мог предвидеть несколько дней назад, когда намечал маршрут на запад, к городу, где сейчас надеялся найти врача. Через речку не ходил паром, потому что обычно в этом не было необходимости. Желая сократить путь, он сделал ошибку, и теперь за это расплачиваются его дочери.
Но теперь не имело никакого смысла заниматься самобичеванием, Клэй подумал, что и раньше допускал ошибки, но всегда находил способ исправить оплошность. Этот случай, видимо, тоже не будет исключением, и он сумеет переправиться через речку.
Однако гроза продолжалась, и вздувшаяся река неистовствовала.
При первых проблесках зари Джастин открыла глаза и пошевелилась. Все тело онемело и ныло. Клэй с небритым измученным лицом неподвижно лежал рядом с ней. Она вспомнила, как он вчера до самой темноты продолжал править повозкой, затем залез внутрь, настолько усталый, что не мог говорить. Молча взглянув на бледные лица спящих дочерей, он отказался от еды, снял мокрую одежду и через несколько минут уснул. Джастин тоже легла, пытаясь успокоиться от ощущения тепла его сильного тела. Невольно она подумала, что никогда прежде не любила мужа так, как теперь, когда не знала, что принесет им завтрашний день.
Постепенно ее сознание прояснилось, и Джастин посмотрела на своих дочерей, лежащих рядышком друг с другом. Они были неподвижными…
От страха у Джастин перехватило дыхание, и она резко села. Пьюрити заворочалась во сне. Стоны других дочерей оказались в этот момент самыми желанными звуками, какие Джастин когда-либо слышала, и она на мгновение закрыла глаза, молча благодаря Бога. Ее дети пережили еще одну ночь.
— Джастин. — Женщина повернулась на голос мужа и хотела что-то сказать, но он прижал палец к губам: — Прислушайся.
Джастин напрягла слух и ничего не услышала.
Внезапно догадавшись, что дождь прекратился, она, не доверяя собственным ушам, подползла к задней части повозки и выглянула наружу.
Все верно! Гроза кончилась! Вскоре уровень воды в реке понизится и они смогут переправиться на другой берег! Они найдут врача, и все будет в порядке!
Повернувшись к мужу, Джастин со слезами на глазах бросилась в его объятия.
Почти все утро Клэй искал самое узкое место реки, где поток воды казался не слишком бурным. Он снова оценивающе посмотрел на ярко-голубое безоблачное небо. Как бы компенсируя свое отсутствие в течение долгих дней, солнышко безжалостно припекало размокшую от дождя землю и вскоре заметно подсушило ее.
Клэя не покидало чувство беспокойства. Он знал: ясное небо над головой еще не означает, что дождь прекратился к западу от них, где постоянные ливни были обычным явлением в это время года, и что иногда из-за этого река может в считанные секунды переполниться и превратиться в бурный поток, который воспрепятствует переправе.
Клэй повернулся к жене, стоявшей неподалеку на берегу в знакомой позе молчаливого ожидания. Смотря на воду, Джастин рукой сжимала медальон, что носила на шее. Это было золотое сердечко, на которое гравер нанес ее имя. Клэй подарил его любимой в тот день, когда предложил ей руку и сердце. Она дорожила им как символом любви мужа. В тяжелые минуты эта вещь приносила ей утешение. Каждая из дочерей имела подобный медальон со своим именем — его подарок в день рождения. Девочки очень гордились своими украшениями, потому что они напоминали материнское и были получены от отца.
Когда Клэй заговорил, Джастин обернулась к нему:
— Это наилучшее место из тех, что мы видели. Вода немного спала, но неизвестно, как долго не будет дождя, поэтому надо переправляться быстрее. Ты подожди здесь с повозкой, а я верхом проверю переправу.
— Течение кажется очень сильным. Может быть, лучше…
Встретившись со взглядом мужа, Джастин умолкла. Ее светлые волосы развевались на ветру, глаза выражали крайнее беспокойство и любовь, их обрамляли темные круги, и выглядела она очень усталой, но Клэю казалось, что она никогда не была такой красивой, как в этот момент.
— Джастин… дорогая… — Клэй обнял жену и привлек ее к себе. — Мы должны переправиться через реку. Не беспокойся. Наш мерин Большой Блю — неплохой пловец, и, я думаю, он справится. Если возникнет опасность, мы повернем назад.
Джастин теснее прижалась к мужу:
— Если бы девочки не были так больны, я ни за что бы не согласилась переправляться, несмотря на все твои слова.
— Если бы девочки не заболели, я бы тоже остался на берегу. — Клэй ободряюще улыбнулся: — Не волнуйся, дорогая.
Отпустив жену, Клэй вскочил в седло и направился к реке. Большой Блю неожиданно задержался перед водой. Его огромное тело охватила нервная дрожь, прежде чем он двинулся вперед. Клэй пришпорил жеребца. Он чувствовал нарастающий страх мерина: тот, вздрагивая и фыркая, старался продвигаться вперед, погрузившись в воду до середины груди. Беспокойство животного передалось Клэю, и он затаил дыхание. Однако спустя несколько минут, выбравшись на песчаную почву на противоположном берегу, Клэй повернулся и радостно помахал рукой Джастин. Та улыбнулась и взмахнула в ответ рукой. Настроение Клэя поднялось: он одолел реку и преодолеет все прочие трудности, он приведет жену и дочерей к новой жизни, где навсегда исчезнут невзгоды, которые им пришлось пережить! Жизнь снова будет прекрасной!
Клэй слегка подтолкнул Большого Блю и снова вошел в воду.
Джастин взглянула на мужа, когда тот сел рядом с ней в повозке и передал ей поводья. Она знала, что он волновался не меньше ее.
— Помни, когда войдешь в реку, старайся, чтобы упряжка все время двигалась. Я буду впереди направлять тебя. На середине течение сильнее, но никаких проблем не будет, потому что я поведу лошадей.
Джастин кивнула. Ее муж рисковал жизнью ради нее и дочерей, когда вошел в реку несколько минут назад. Большего доказательства его любви не существовало. Он не стал бы переправляться, если бы им грозила опасность.
В ответе Джастин прозвучала решимость:
— Не беспокойся. Я не позволю им остановиться.
Клэй почувствовал гордость, любовь и необычайное уважение к жене за ее храбрость. Когда он заговорил, голос его сделался хриплым от волнения.
— Я люблю тебя, Джастин Бейтс Бьюкенен. Ты знаешь об этом?
Не дожидаясь ответа, он крепко поцеловал ее в губы, затем спустился на землю и подошел к задней части повозки.
— Онести… ты слышишь меня, моя сладкая?
Девочка с трудом открыла глаза и увидела лицо отца. Папа улыбался. Он всегда улыбался ей.
— Папа?
Прохладная рука погладила ее по щеке.
— Тише, не разговаривай, — прошептал Клэй. — Только слушай. Мама и я хотим переправить фургон через реку. Это будет тяжелый путь, поэтому, если твои сестренки испугаются, успокой их.
— А мама…
— Она будет управлять повозкой и не сможет сидеть с вами. Ты старшая и поэтому должна позаботиться о сестренках. Могу я положиться на тебя, милая?
— Да, папа.
Отец поцеловал дочку в щеку. Его волосы коснулись ее лица. Это было холодное прикосновение, несмотря на их огненный цвет. Ей очень нравилась окраска волос отца. Она много раз говорила ему о своем желании иметь такие же волосы, но он отвечал, что она нравится ему какая есть, и добавлял, что волосы у нее черные, как сердце дьявола, а глаза голубые, как небеса. Так говаривала ее бабушка.
— Я люблю тебя, папа.
— Я тоже люблю тебя, моя милая. Позаботься о сестренках. Обещаешь?
— Обещаю.
— Я тоже, папа.
— И я.
Улыбка отца стала шире, когда он услышал голоса Пьюрити и Честити.
— Я знаю, что мои девочки любят друг друга, как и я их, — прошептал он. — Они всегда присмотрят друг за другом.
Отец по очереди поцеловал Пьюрити и Честити, однако Онести знала, что он подмигнул только ей, когда закрывал за собой брезентовые полы повозки.
— Куда уходит папа, Онести?
Девочка повернулась к Пьюрити:
— Он повезет нас через речку… к врачу.
— Это хорошо, потому что я больна.
— И я тоже.
— Давайте спать. — Онести закрыла глаза. У нее болело горло, и ей больше не хотелось говорить. Скоро она поправится. Пьюрити и Честити тоже.
Вспомнив о своем обещании, Онести снова открыла глаза и прошептала:
— Не бойтесь, слышите? Папа позаботится о нас.
Повозка двинулась вперед.
Горло Джастин пересохло, руки ее дрожали. Светлая прядь падала на лицо, мешая смотреть, на бледном лбу выступили капли пота, но она не замечала этого. Когда они достигли середины реки, Джастин почувствовала такой страх, какого никогда раньше не испытывала. Течение здесь было очень быстрым. Оно тащило повозку с нарастающей силой, и лошади начали сопротивляться. Ведущая лошадь еще не совсем восстановила силы после болезни и слабела на глазах. Казалось, противоположный берег был еще далеко…
— Не давай им останавливаться, Джастин! — Голос Клэя, ехавшего впереди упряжки верхом на Большом Блю, подбодрил ее: — Вперед, дорогая! Худшее позади. Осталось еще немного.
Джастин крепче сжала поводья, различив нотки нежности в голосе Клэя. Что с ними может случиться? Клэй никогда не подводил свою семью, не подведет и сейчас. Он скорее умрет, чем допустит это.
Лошади начали рывками продвигаться вперед, и Джастин почувствовала уверенность в себе. Клэй был прав. Миновав середину реки, женщина заметила, что течение начало ослабевать и лошадям стало легче.
Но… что это за шум?
Джастин огляделась вокруг. Приглушенный рев становился все громче и громче. Никогда прежде она не слышала ничего подобного и… В следующий момент женщина похолодела от ужаса — огромный вал воды надвигался прямо на них. При виде испуганного лица Клэя она вздрогнула. Шум стал оглушительным. Джастин бросила поводья и устремилась к задней части повозки. Ей показалось, что Клэй звал ее. Его голос звучал в ушах, когда она обняла детей. Но тут водяной вал обрушился на них и увлек в пучину, в которой потонули крики мужа и плач детей.
Золотистые солнечные лучи ярко отражались в быстрых водах реки. Они сверкали на порогах, которые блестели как драгоценные камни. Однако гармонию первородной красоты пейзажа нарушали обломки повозки, уносимые течением, израненное тело мужчины вблизи берега и хрупкое тело женщины, безжизненно плывущее вниз по реке.
Печальное зрелище свидетельствовало о преждевременном конце путешествия супругов, которые начинали его с надеждой и чьи последние слова были проникнуты любовью…
А река продолжала свое течение.
Глава 2
Джуэл Лару сморщила свой короткий прямой носик и недовольно фыркнула, когда повозку резко тряхнуло на разбитой дороге. Она искоса взглянула на ворчливого кучера, сидящего рядом с ней, и подняла руку, чтобы поправить необычайно рыжие волосы, затем гордо расправила плечи. На ней было ярко-золотистое платье, и Джуэл была уверена, что своим видом доставила бы удовольствие каждому, кто увидел бы ее здесь, путешествующую в таких диких условиях в фургоне для переселенцев, набитом до краев их имуществом. Этакая разодетая королева на грубом троне… Увидевшие ее наверняка бы крикнули: «Как можно так опуститься!» — и были бы правы в какой-то степени. Джуэл Лару, самая популярная девушка и крупье в салуне «Одинокий вол», не покинула бы южный техасский городок, где провела последние два года жизни, и не стала бы путешествовать таким образом, если бы у нее был выбор. Она вряд ли бы согласилась и на то, чтобы ее сопровождал в Абилин такой грязный, заскорузлый, заросший щетиной старик, как Сэм Потс, будь у нее выбор. К несчастью, непредвиденное появление пятого туза на карточном столе, где она раздавала карты, восстановило против девушки нескольких важных особ. Причина ее недавней невероятной удачи стала слишком очевидной, и комитет разгневанных и завистливых женщин, воспользовавшись случаем, потребовал, чтобы Джуэл немедленно покинула город. Сэм Потс оказался единственным мужчиной, способным управлять фургоном, когда она вынуждена была поспешно уехать.
Ярко накрашенные губы Джуэл тронула непроизвольная улыбка. Девушка уже выбросила из головы коварного любовника, который в интимные моменты клялся ей в вечной верности, но сразу отвернулся от нее, как только в дверях салуна появилась его разгневанная жена, возглавляющая женский комитет. Этим он только подтвердил истину, которую она давно усвоила: надеяться можно только на себя. Джуэл рассталась с ним так же легко, как стряхнула городскую пыль со своих атласных туфель на высоких каблуках.
Что касается Сэма Потса, то она решила, что должна быть благодарна ему: он был превосходным кучером, честным и надежным.
Джуэл тяжело вздохнула. Беда только в том, что от него исходил неприятный запах.
Протянув руку к саквояжу, лежащему рядом с ней на сиденье, Джуэл вынула из него маленький пузырек с духами и обильно окропила себя. Сирень… Ей нравился этот запах. Она полюбила его с детства. Это были ее духи, потому что напоминали о счастливой жизни в родительском доме: до смерти отца и болезни и кончины матери, вручившей ее заботам Уиллиса Коттера.
Уиллис Коттер… этот мерзкий развратник…
Джуэл задумчиво усмехнулась. Она вынуждена была молча терпеть, когда Коттер лапал ее, чтобы не волновать больную мать. После того как матери не стало, Джуэл едва дождалась окончания похорон, чтобы сбежать в том, что на ней было. Девушка твердо знала: никогда и ни за что она не будет зависеть от такого человека, как Коттер.
Неожиданно карие глаза Джуэл слегка увлажнились, что было совершенно несвойственно ей, и она решительно взяла себя в руки. С тех пор ей пришлось многое познать. Джуэл усвоила, например, что следует винить только себя, если позволяешь кому бы то ни было пользоваться собою, что хорошенькая женщина почти всегда имеет преимущество и что чем лучше выглядишь, тем легче управляться с мужчинами и тем благороднее они ведут себя по отношению к тебе. Она всегда руководствовалась этими правилами и не стыдилась признаться в этом. Конечно, нередко ей было нелегко.
Джуэл поправила изысканную, украшенную бахромой шаль на плечах, прикрывавшую от солнечных лучей упругое белое тело в вырезе платья, и улыбнулась. Ей пришлось достаточно потрудиться, чтобы стать привлекательной и иметь возможность кружить мужчинам головы. Ее светло-каштановые волосы уже давно стали ярко-рыжими, и она взяла за правило каждое утро подкрашивать лицо, чтобы компенсировать имеющиеся изъяны. Стараясь подчеркнуть свою женственность, Джуэл одевалась очень броско, приоткрывая полную грудь — единственное естественное достоинство, которым обладала. Она делала все необходимое, чтобы проложить себе дорогу в жизни, и никогда не позволяла мужчине пользоваться ею, если знала, что в свою очередь не сможет воспользоваться им.
Да, она поступала правильно и не жаловалась на жизнь…
Решив не обращать внимания на трудности, как это ей не раз удавалось делать прежде, Джуэл похлопала по саквояжу, который позволил ей покинуть южный техасский городок без страха за будущее. Она в любом случае собиралась уехать оттуда через год. За десять лет Джуэл накопила достаточно денег и имущества, чтобы открыть свой собственный салун в Абилине. Она много слышала об этом городе и знала, что он является золотым дном для людей ее профессии. Все, что ей придется делать, — так это только сидеть и грести лопаточкой прибыль. Кроме того, она наймет несколько хорошеньких девушек для работы в баре. Что касается игорных столов, то этим придется заняться самой. Через несколько лет она будет прекрасно обеспечена, а значит, окажется в полной безопасности.
Улыбка Джуэл исчезла. Да, после смерти матери ей пришлось навсегда оставить отцовское ранчо и расстаться с маленькой Дженни Ларсон. Теперь она Джуэл Лару и сердцем, и душой. Иногда Джуэл думала, что, если бы жизнь сложилась иначе, она могла бы стать совсем другой женщиной. В такие минуты она сожалела о случившемся, но тут же сдерживала себя и старалась подавить грустные мысли. Девушка не хотела, чтобы кто-то вошел в ее жизнь и стал претендовать на состояние, которое она с таким трудом сколачивала.
Джуэл повернулась к Сэму Потсу, когда тот цыкнул на лошадей, замедливших ход, и стеганул поводьями по их спинам, затем взглянула на безоблачное небо над головой, окрашенное лучами заходящего солнца в розовые и золотистые тона. «Хорошо, что дождь прекратился», — обрадовалась она. С раннего утра Сэм придерживался дороги, извивающейся вдоль реки в северном направлении. Солнце значительно подсушило землю, и теперь они могли продвигаться значительно быстрее, чем в начале путешествия. Скоро появится Абилин.
Повозка дернулась на очередной выбоине, и Джуэл заерзала на сиденье. Ее беспокоила естественная надобность, и вскоре терпеть стало невмоготу.
— Сэм…
Старик не повернул головы.
«Черт побери, неужели он к тому же плохо слышит?!» — мысленно возмутилась Джуэл.
— Сэм! — повысила она голос.
Тот недовольно скосил глаза:
— Нечего кричать! Я хорошо слышу.
— Но ты не отвечаешь мне.
— Уже ответил, не так ли?
Джуэл передернула плечами:
— Я хочу, чтобы ты остановился на несколько минут.
— Опять?
— Делай, что говорю!
Не обращая внимания на ворчание и недовольный взгляд Сэма, остановившего лошадей, Джуэл слезла с повозки и пошла к реке. «У этого старикашки железный мочевой пузырь, будь он проклят!» — думала девушка. Джуэл устала и плохо чувствовала себя от его вони. Она обещала хорошо заплатить ему и потому не сомневалась, что возница будет ждать, когда она вернется.
Радуясь, что спуск к реке был достаточно крутым и образовывал естественное укрытие от любопытных глаз, Джуэл осторожно спустилась к воде. Она была довольна тем, что Сэм почти весь день ехал вдоль реки, но не собиралась говорить ему об этом. Расцвеченные лучами заходящего солнца янтарные воды пробудили воспоминания о светлых днях ее жизни. Однако сейчас ее беспокоило другое.
Отбросив сентиментальные мысли, Джуэл направилась к кустам на песчаном берегу. Облегчившись, она решила умыться. В отличие от Сэма, явно пренебрегавшего водой, Джуэл с самого начала путешествия страдала от невозможности вымыться. «Конечно, хорошо слегка смочить лицо и руки, но освежающий эффект будет временным», — рассуждала девушка.
Джуэл нахмурилась. Меньше всего ей хотелось приехать в Абилин, распространяя вокруг себя такой же неприятный запах, как Сэм. Добравшись до города, она сразу найдет комнату и примет ванну. Затем наденет свое лучшее красное платье и атласные туфли на высоких каблуках, после чего выйдет на улицу, чтобы показать горожанам, что представляет собой Джуэл Лару.
Ее мысли прервались при виде каких-то обломков, зацепившихся за кусты у кромки воды. Джуэл замедлила шаг. Подойдя ближе, она заметила колесо и куски досок, которые, по всей видимости, недолго пробыли в воде. Рядом валялись обрывки одежды и вещи, вероятно, прежде находившиеся в повозке, переправлявшейся через разлившуюся реку.
Джуэл покачала головой. Беда. Ей были известны подобные случаи. Она подошла совсем близко и подняла то, что было похоже на женское миткалевое платье. Рассмотрев лохмотья, девушка бросила их на землю. Она выросла из такого размера несколько лет назад.
Осторожно оглядевшись вокруг, Джуэл подошла к кустам у самой воды. Неожиданно раздавшийся звук заставил ее замереть. Сердце учащенно забилось, а рука потянулась к сквозному карману в юбке, чтобы достать пистолет, закрепленный подвязкой на бедре. Джуэл знала, что Сэм не представляет для нее опасности, однако в пути всякое бывает, и потому всегда имела при себе оружие.
Звук повторился. Держа палец на курке, Джуэл решительно обогнула кусты и резко остановилась, увидев неподвижно лежавшую на земле маленькую девочку. Длинные темные волосы ребенка были спутаны и перекручены, а белая ночная рубашка, облепившая худенькое тельце, покрыта речным песком.
Малышка застонала, и Джуэл опустилась перед ней на колени. Она прикоснулась к щеке девчушки и нахмурилась, почувствовав, что у той жар. В голове Джуэл мелькнула мысль: «Если ребенок находился в повозке, которая перевернулась при переправе, его кто-нибудь разыскивает». Она посмотрела по сторонам, но никого не заметила.
Девочка пробормотала что-то бессвязное, и Джуэл встревожилась. Что делать, пока родители не объявятся? Она не знала, как ухаживать за детьми, к тому же ребенок нуждался в помощи врача. «И как можно скорее, черт побери!» — заволновалась девушка.
Резко поднявшись, Джуэл глубоко вздохнула и крикнула что есть силы:
— Сэм! Иди сюда… скорее! — Подождав несколько минут, она снова закричала: — Сэм, черт побери! Где ты?
В ответ послышался раздраженный возглас:
— Не суетись, иду!
На хмуром лице Сэма появилось выражение тревоги, когда спустя несколько минут он опустился на колени перед неподвижным тельцем ребенка. Старик повернулся к Джуэл. От его раздражительности не осталось и следа.
— Эта малышка серьезно больна, — мрачно сказал он. — Похоже, нам придется заняться ею.
Не дожидаясь ответа, Сэм взял ребенка на руки и понес к повозке. Молча следуя за ним, Джуэл впервые, с тех пор как перестала быть Дженни Ларсон, ощутила радость оттого, что была не одна.
— Мама… Папа…
Онести с трудом вспоминала то, что ей пришлось недавно пережить. Нарастающий грохот, звучащий все громче и громче. Испуганное лицо матери. Крики Честити. Вода… очень много воды! Вода заполнила ее нос и рот, не давая дышать. Стало очень темно, и все вокруг завертелось.
— Мама! Папа!
Девочка вся горела. Болело горло, ломило тело. Однако кто-то смачивал ее лицо и лоб холодной водой.
— Мама?
— Твоей мамы здесь нет.
Онести напрягла зрение и сквозь пелену тумана увидела какую-то леди. Ее волосы были еще ярче, чем у папы, — такие яркие, что глазам стало больно.
Малышка осмотрелась. Она лежала в повозке, но это был не папин фургон.
— Я… я хочу к маме.
— Не плачь! — Выражение лица рыжеволосой леди сделалось жестким. — Это не поможет. Твои родители, вероятно, ищут тебя сейчас, а я не намерена слушать твой плач!
— Папа… Мама…
— Я же сказала: их нет здесь, но мы сделаем для тебя все необходимое.
— Разве можно так обращаться с больным ребенком, черт побери?! — Внезапно раздавшийся голос принадлежал небритому старику, который склонился над Онести и произнес с удивительной мягкостью: — Тебе плохо, детка? Ничего, не волнуйся. У меня была такая же маленькая девочка, как ты, и, когда она болела, я помогал ей выздороветь. Твои родители, наверное, скоро появятся здесь, так что ни о чем не беспокойся, слышишь?
Онести пригляделась к морщинистому лицу над ней. Это было грубое, но очень доброе лицо. Она с трудом прошептала:
— Где Пьюрити… Честити?..
Неожиданно вновь появилась женщина. Она приблизилась и сменила тряпку у нее на лбу. Онести заметила, что, несмотря на свою резкость, женщина выглядела очень встревоженной.
Превозмогая боль в горле, девочка снова прошептала:
— Пьюрити… Честити?..
Женщина закрыла глаза и, удивленно приподняв бровь, сказала:
— Пьюрити и Честити? В этой повозке их нет.
— Проклятие! — Старик снова вмешался. — Что вы говорите маленькой девочке?
— Только правду!
«Правду…» — Это слово как бы отпечаталось в затуманенном мозгу Онести.
Мама говорила, что правда важнее всего на свете. Вот почему она назвала ее Онести.
Страх немного отступил. Маме наверняка понравилась бы эта рыжеволосая леди, потому что она говорила правду. Старик тоже понравился бы маме.
Мама и папа скоро придут и найдут ее.
Онести закрыла глаза.
Джуэл проглотила подступивший к горлу ком. Малышка была такой беспомощной… Она вспомнила другую девочку, постарше этой, которая тоже нуждалась в помощи. Это были горькие воспоминания.
Джуэл отошла назад, внезапно разозлившись оттого, что мысли приняли такое направление. В ее жизни нет места слезливым воспоминаниям, как и этому ребенку, появившемуся так некстати. Проклятие! Если бы Сэм остановил повозку чуть дальше, у нее не было бы теперь проблем.
Девочка заметалась во сне, и мысли Джуэл резко оборвались. Она повернулась к Сэму:
— Вот что я скажу тебе, Сэм Потс. Твои разговоры о том, что ты можешь вылечить малышку, не что иное, как пустая болтовня!
— Не беспокойся. Я не зря жил среди индейцев. Мы остановимся здесь на ночь, и я поищу индейские травы.
— Индейские травы?
— Затем заварю их.
— Заваришь?
— Перестань повторять за мной как попугай, черт побери! — Сэм покачал головой и договорил: — Я скажу тебе, что надо делать потом. Ты перейдешь в повозку и позаботишься о малышке, а я постараюсь как можно скорее добраться до Абилина.
— Постой! — Кровь Джуэл начала медленно закипать. — Это моя повозка, и здесь распоряжаюсь я, а не ты!
— Значит, так?
— Да, так!
— А ты знаешь, как вылечить ребенка?
Джуэл промолчала.
— Знаешь?
«Будь он проклят!» — выругалась она мысленно.
— Знаешь? — продолжал настаивать старик.
— Нет!
— Тогда и говорить не о чем, не так ли?
Сэм спрыгнул с повозки. Проклиная его, Джуэл поняла, что он тоже про себя костерит ее. Ей ужасно не нравилось все происходящее. Сейчас, в критический момент жизни, у нее так мало времени, чтобы решать чужие проблемы. В Абилине все будет зависеть от того, какое впечатление она произведет на его жителей, и от предстоящих знакомств.
С тюфяка рядом с ней раздался стон. Джуэл взглянула на девочку, беспокойно ворочающуюся во сне, и подумала, что именно теперь ей совсем не до больного ребенка.
Проклятие!
Джуэл взяла тряпку и снова смочила пылающий лоб малышки.
Проклятие…
— Мне не нравится это…
— Все равно выпей.
— Нет. — Онести отвернулась от чашки с горьким лекарством. — Я не хочу.
— Посмотри на меня, Онести.
Онести зажмурилась. Она не представляла, сколько дней прошло с того момента, когда ее нашли у реки. Казалось, целая вечность. Все это время повозка с грохотом двигалась вперед и один и тот же женский голос сквозь сон проникал в ее сознание, предлагая выпить противное лекарство. Онести пила его, потому что была не в силах отказаться, но сейчас ей стало лучше, и она больше не хотела принимать эту гадость.
— Я сказала: «Посмотри на меня».
Девочка не шелохнулась.
— Посмотри на меня!
Онести открыла глаза.
Рыжеволосая леди напряженно смотрела на нее. Она заботилась о ней, и Онести была благодарна ей за это. Девочка знала, что эта женщина на самом деле неплохая, просто любит командовать, а ей не нравились властные люди. Мама всегда говорила, что сама склонна повелевать, и потому любители верховодить не вызывали у нее симпатии. Правда, в глазах Джуэл не было злости. Мама учила, что, хотя Онести должна быть вежливой, ей следует помнить: только папа и мама имеют право указывать ей, что делать.
Онести сдержала слезы, которые готовы были вот-вот брызнуть из глаз. Она потеряла родителей, но скоро снова будет с ними и со своими сестренками. Джуэл сказала, что папа с мамой, вероятно, отправятся на поиски ее в Абилин, потому что это самый большой город в округе. Онести уже решила, что, если они не встретят ее там, она будет ждать их, независимо от того, что скажет Джуэл.
Онести засопела. Она старшая из сестер и сама позаботится о себе в городе.
Джуэл стала еще более настойчивой.
— Ты должна выпить лекарство, которое Сэм приготовил для тебя, и ты почувствуешь себя лучше.
— Мне уже лучше.
— Нет еще.
— Да.
— Я скажу, когда тебе действительно станет лучше.
Онести упрямо сжала губы, а потом заявила:
— Мама говорила: никто не имеет права указывать мне, что делать, кроме нее и папы.
— Ты хочешь снова увидеть родителей?
— Да.
— И сестер?
— Да.
— Тогда прими лекарство, иначе не поправишься и не сможешь их отыскать, когда мы прибудем в Абилин.
— Я уже чувствую себя хорошо.
— Онести… — Голос Джуэл стал угрожающим. — Если ты сейчас же не выпьешь целебное снадобье Сэма, я скажу ему и он расстроится.
— Нет! — Онести нахмурилась. Ей вовсе не хотелось огорчать старика. Он нравился ей больше, чем Джуэл, несмотря на то что от него очень плохо пахло. Сэм улыбался и никогда не сердился, хоть она и капризничала.
— Мое терпение на исходе, Онести. Я сейчас позову Сэма.
Онести скривила губы:
— Хорошо, я выпью это.
Стараясь не обращать внимания на мимолетную победную улыбку Джуэл, Онести послушно сделала глоток, сморщилась и закрыла глаза. Наверное, она еще не совсем здорова, раз так быстро устает, — Джуэл все-таки права. Однако эта мысль не понравилась ей.
Девочка тяжело вздохнула. «Мама… папа… где вы?»
Ее душили рыдания.
Онести уснула, а Джуэл все еще продолжала сидеть на корточках, держа в руке пустую чашку и разглядывая ангельское личико своей подопечной.
«Маленькая негодница…» — с нежностью подумала Джуэл о малышке и, удивляясь самой себе, с трудом сдержала улыбку. Онести Бьюкенен очень напоминала ей другую упрямицу, которую она когда-то знала, — девочку по имени Дженни Ларсон.
Джуэл ни разу не задумывалась, каким трудным ребенком была сама, пока не столкнулась с Онести. По правде говоря, она не могла не восхищаться мужеством этой девчушки и ее добротой, которая не позволяла ей расстраивать вонючего старика, всецело поглощенного заботами о ней.
Мысли Джуэл снова вернулись к Абилину, и она почувствовала, как ее сердце сжалось от тревоги. Девушка надеялась, что Онести найдет…
Джуэл прервала свои мысли. Какое ей дело до этой девочки? Никто не позаботился о маленькой Дженни, когда умерла ее мать и ей пришлось самой пробиваться в этой жизни. Сейчас она на пути к финансовой независимости и обязана своим успехам только себе. Джуэл могла бы дать пару уроков Онести Бьюкенен… если та нуждается в этом.
И все-таки будущее в Абилине представлялось ей мрачным.
Не замечая громкого городского шума за дверью приемной, Джуэл с недоверием смотрела на низкорослого седого врача. «Благоухающий» Сэм, ее упрямая подопечная и она недавно прибыли в Абилин, где было полно салунов, борделей, игорных домов и гуляющих ковбоев, только и ждущих, чтобы какая-нибудь разумная женщина опустошила их карманы. Однако все это не было похоже на то, что она себе представляла.
Джуэл содрогнулась. Самый непристойный город на Чисхолмской дороге встретил ее грохотом музыки, доносящейся из конкурирующих танцевальных залов, расположенных вдоль улицы, стуком молотков на строительстве сооружений и криком людей и скотины. Она высунулась из грязной повозки и, забыв о своем внешнем виде после нескольких недель пути, громогласно, как бывалый погонщик мулов, чтобы ее могли услышать, начала спрашивать одного ковбоя за другим, где можно найти врача. Получив наконец ответ, она тут же стала торопить Сэма.
Джуэл скривила ярко накрашенные губы. Никто не мог упрекнуть ее в том, что она плохо заботилась в дороге о своей так не вовремя обретенной подопечной. Мысль о девочке беспокоила ее несколько последних бессонных ночей, ведь она нарушала все ее планы.
Желая покончить с причиной своей бессонницы и более не отвлекаться от намеченного плана, Джуэл решила найти врача, у которого можно было бы оставить больную малышку, пока ее не разыщут родители. Теперь она обдумывала то, что тот рассказал ей.
Понимая, что хмурый доктор ждет ее ответа, Джуэл начала хриплым голосом:
— Вы… вы говорите, что мать и отец Онести погибли, а их тела были найдены в реке?
— По вашим словам, девочка сообщила, что ее фамилия Бьюкенен, имя матери — Джастин, а отца — Клэйтон.
— Да.
— На погибшем человеке обнаружили пояс для денег с надписью: «Клэйтон Бьюкенен». Несчастный был крепкого телосложения, высок, с рыжими волосами.
Рыжими… Джуэл вздрогнула. Все верно: Онести упоминала о цвете волос отца.
— А женщина? Откуда вы знаете, кто она?
— Ее нашли среди обломков повозки, кем еще она может быть?
— Онести говорила, что ее мать небольшого роста и худенькая, со светлыми волосами и голубыми глазами.
Врач ничего не ответил.
— Значит, это она…
— Я же сказал.
— А что с сестрами Онести?
— Тела сестер еще не найдены, но, думаю, это дело времени. — Подождав немного, доктор спросил: — Вы хотите, чтобы я сообщил девочке об этом? Я могу это сделать.
— Нет.
— Хорошо. Тогда сами скажете. — Его воспаленные глаза стали добрее. — В любом случае вы не должны беспокоиться о девочке. Я позабочусь о ней, пока она не поправится и кто-нибудь не захочет взять ее. К нам в город пару месяцев назад приехал замечательный священник с женой. Я уверен, он позаботится о малышке.
Позаботится… Джуэл едва сдержала усмешку. Уиллис Коттер тоже обещал позаботиться о маленькой Дженни Ларсон.
— Нет уж. Он замучит девочку!
Внезапное вмешательство Сэма заставило Джуэл испуганно обернуться: она почти забыла, что он стоит позади нее.
Морщинистое лицо старика побагровело.
— Ты ведь не допустишь этого?
Джуэл молчала.
О чем она думала?
— Они не умерли! Не умерли!
В кабинете доктора Лэнга звенел голос Онести. Девочка закрыла лицо руками, стыдясь слез, которые стекали по щекам. Она никогда не плакала. Плачут только малыши. Это неправда! Мама, папа, Пьюрити и Честити живы!
— Послушай меня. — Джуэл осторожно убрала руки с лица Онести, девочка подняла голову. — Это правда, — прошептала девушка.
Онести в отчаянии замотала головой:
— Это ошибка!
— Никакой ошибки. Врач точно описал твоего отца: крупный мужчина с рыжими волосами и со шрамом на подбородке.
Горестный ком подкатил к горлу Онести.
— С небольшим шрамом…
— У твоей матери были светлые волосы, и она носила медальон.
Онести сжала свой медальон:
— В форме сердечка?
— Имя, выгравированное на нем, почти стерлось, но прочесть все же удалось. Маму звали Джастин.
Онести охватила дрожь.
— Но Пьюрити и Честити! Кто-нибудь подобрал их, как вы меня. Вот увидите!
— Я так не думаю. Доктор Лэнг сказал, что они, наверное…
— Они не умерли! — Выкрикивая слова сквозь рыдания, которые вырвались наружу, Онести заявила: — Я буду ждать их здесь!
— Онести…
— Они живы!
— Пойдем, дорогая. Ничего не поделаешь.
Онести повернулась к Сэму, когда тот заговорил. Ее гнев обратился в горячую мольбу:
— Скажи ей, Сэм! Скажи, что Пьюрити и Честити не погибли!
Сжав ее маленькие ручки между своими мозолистыми ладонями, старик промолвил:
— Я ничего не могу сказать, милая, но всем сердцем желаю, чтобы было так, как ты говоришь.
Не в силах сдержать рыдания, Онести не заметила, как Сэм обнял ее. Когда ее взгляд на какое-то мгновение остановился на Джуэл, ей показалось, что та вытирает набежавшие слезы.
— Вы поступили правильно, позвав меня, доктор Лэнг.
Голос преподобного Хаттона громко звучал в маленькой приемной врача, в то время как его холодные глаза оценивающе посматривали на кровать, где лежала Онести.
Джуэл и Сэм оставили девочку у доктора, и она задремала. Проснувшись, Онести увидела священника, стоящего рядом с ней. Высокий, худощавый мужчина был одет во все черное и походил на огромного ворона со странным пронизывающим взглядом. Его улыбка была так же холодна, как и глаза, и не излучала ни капельки теплоты, когда он с хмурым видом вел разговор с доктором. Онести почувствовала одиночество, а Хаттон продолжал:
— Абилин — логово сатаны. При таких обстоятельствах невинный ребенок нуждается в строгом воспитании. Длительное пребывание девочки под покровительством грешной женщины, привезшей ее в город, уже, несомненно, осквернило малышку. Но вам нечего опасаться. Я изгоню из нее дьявола.
Онести нахмурилась. Она не была дьяволом. Ей вовсе не нравился этот человек. Он не был похож на преподобного Бреттона там, дома, где они жили. Преподобный Бреттон заставлял маму и папу улыбаться, его улыбка согревала.
Мама и папа… Они больше никогда не улыбнутся ей…
Онести с трудом сдержала горячие слезы, в то время как доктор Лэнг ответил:
— Не думаю, что вам следует беспокоиться об этом, ваше преподобие. По-моему, мать, назвавшая своих дочерей в честь добродетелей, дала им хорошее христианское воспитание.
Узкое лицо священника потемнело.
— Дьявол коварен, доктор. Его побеги произрастают из скрытых семян, дающих горькие плоды. Но вы не тревожьтесь: я очищу душу ребенка.
Онести охватила тоска. Она устала и чувствовала себя недостаточно хорошо, к тому же была ужасно одинока. Мама и папа погибли, Пьюрити и Честити пропали.
Неистовый голос преподобного Хаттона прервал ее мысли:
— Я призову могущество Бога, чтобы изгнать дьявола из этого создания!
Онести почувствовала гнев. Мама всегда говорила, что Бог улыбается, глядя на трех ее девочек, а он не стал бы улыбаться, если бы она была дьяволом. Маме не понравился бы человек, говорящий такие вещи о ее дочери. Онести он тоже не нравился.
Ее юный голос прозвучал осуждающе, когда она обратилась к священнику:
— Я не дьявол.
Тот резко повернулся к ней. В его глубоко посаженных глазах неожиданно вспыхнул гнев.
— Тебя никто не спрашивает, девочка.
— Я не дьявол.
Бледное лицо священника покраснело.
— Глупость поселилась в душе ребенка, но с помощью розги она будет изгнана, — монотонно проговорил он.
— Остыньте, ваше преподобие. — Лицо доктора тоже стало красным. — Нет необходимости говорить о розгах, когда малышка еще не оправилась от тяжелой болезни.
— Ваше дело — думать о теле ребенка, доктор, а мой долг — позаботиться о его душе. Кажется, уже нельзя медлить. Завтра я подгоню повозку и заберу девочку.
— Возможно, будет лучше, если она останется здесь еще на несколько дней.
— Я приеду за ней завтра.
Веки Онести отяжелели настолько, что она не могла держать глаза открытыми. Священник вышел. Когда его шаги затихли, она вздохнула. Преподобный Хаттон был нехорошим человеком и не нравился ей.
В номере отеля Джуэл взглянула в зеркало, смочила пальцы духами и слегка коснулась ими шеи. Запахло сиренью. Ей понравилось свое отражение. Рыжие волосы были уложены в высокую прическу, лицо ярко накрашено, пунцовый атлас подчеркивал пышные формы и живо контрастировал с белизной ее полной груди, а черные сетчатые чулки, которые она приберегала для особого случая, плотно облегали обутые в красные туфли на высоких каблуках стройные ноги, от которых большинство мужчин сходило с ума.
«Да, Джуэл Лару сегодня вечером поставит весь город на уши!» — пронеслось в голове девушки.
Накинув шаль, Джуэл с бьющимся от волнения сердцем повернулась к двери. С улицы доносились звуки шумного веселья. Пришло время начать свое дело. Она стремилась к этому с того самого дня, когда навеки распрощалась с Дженни Ларсон. Через неделю она подыщет подходящее помещение для самого большого салуна, какой Абилин когда-либо видел, и привлечет достаточно служащих из других заведений как своим очарованием, так и значительной суммой, положенной в банк сегодня днем. Теперь мечта всей жизни станет реальностью. Ее умение обращаться с мужчинами и картами позволит ей превзойти конкурентов. Она не сомневалась, что будущее будет светлым. Нисколько не сомневалась.
Спустя несколько минут Джуэл была уже в вестибюле отеля, чувствуя на себе любопытные взгляды окружающих. Трепет густо накрашенных ресниц, низкий хрипловатый голос в ответ на вопросы мужчин, покачивание бедер и глубокий вырез платья — все это пьянило ее, и она упивалась своей властью.
На улице Джуэл громко рассмеялась при виде огней салуна «Аламо», видневшихся вдалеке. Ее неукротимый дух слишком долго томился в неволе, но теперь она была свободной…
— Проститутка! Аферистка! Распутница!
Джуэл замерла, напуганная преградившим ей путь высоким человеком, одетым во все черное. Бледное худощавое лицо мужчины исказилось от злобы, когда он снова закричал:
— Наложница сатаны! Ты хотела завладеть душой невинного ребенка и погубить его, но у тебя ничего не выйдет! Я встану на твоем пути, как стою сейчас, потому что я посланник Бога!
Быстро собралась толпа. Джуэл, овладев собой, ответила:
— Я не знаю, о чем вы говорите!
— Ребенок… невинный ребенок… запятнан тенью твоих грехов!
Терпение Джуэл иссякло, и она крикнула:
— Убирайся с моей дороги! Сумасшедший!
— Ты назвала меня сумасшедшим? Меня, наместника Бога на земле?
Джуэл рассмеялась в ответ:
— Сомневаюсь, что Бог позволил такому ненормальному, как ты, говорить от его имени! Прочь с моей дороги сейчас же!
— Нет, ты так просто от меня не отделаешься! — Опасный незнакомец схватил Джуэл за руку, продолжая кричать: — Предупреждаю тебя: завтра ребенок будет моим. Не пытайся увидеться с девочкой и разговаривать с ней. Если не послушаешь меня, пострадаете обе!
Резко отпустив Джуэл, отчего она едва не упала, ее обвинитель повернулся и исчез в вечерней мгле.
«Сумасшедший… Этот человек просто сумасшедший!» — решила Джуэл, дрожа от возмущения. Пытаясь овладеть собой и скрыть огорчение, она неуверенной походкой снова пошла по улице. Вдруг кто-то опять схватил ее за руку:
— Джуэл, он тебе не причинил вреда?
Это был Сэм. В голосе его чувствовалась тревога:
— Я задал вопрос, черт побери, а ты не отвечаешь мне! Что наговорил тебе этот сумасшедший тип?
Испытывая досаду от внезапно возникшего спазма в горле, Джуэл стряхнула его руку и подняла подбородок:
— Нет, он мне ничего не сделал. И с чего ты взял, что я нуждаюсь в опеке такого старика, как ты?
Спокойствие ее восстановилось, когда Сэм фыркнул:
— Да, мне следовало бы знать, что ты не нуждаешься ни в чьей помощи, особенно моей! Но не все такие, как ты!
— О чем ты говоришь?
— Ты знаешь!
Выйдя из себя, Джуэл выпалила:
— Я начинаю думать, что ты такой же ненормальный, как тот незнакомец, и, если сейчас же не объяснишь, что имеешь в виду, я немедленно уйду!
— Я говорю об Онести!
Накрашенное лицо Джуэл сделалось жестким, она молча посмотрела на Сэма.
— Этот человек, пристававший к тебе, — священник. Он собирается завтра забрать малышку к себе, чтобы изгнать дьявола из ее души, — объяснил Сэм.
— Дьявола?
— Да, дьявола, потому что, по его мнению, мы осквернили ее.
— Осквернили ее?
— Перестань повторять за мной, черт побери! Ты поняла, что я говорю?
Джуэл покачала головой:
— Я слушаю тебя, но не понимаю…
— Это тот неистовый священник, о котором упоминал доктор.
Теперь странный незнакомец предстал перед ней в ином свете.
— И он завтра заберет Онести с собой.
Джуэл обомлела. Шум Абилина отошел на второй план, так же как и мысли о красном атласном платье и черных сетчатых чулках. Она с необычайной остротой ощутила запах сирени.
Оцепенение, однако, длилось недолго. Внезапно Джуэл, резко повернувшись, двинулась в противоположном направлении.
Онести снова слышала ужасный рев водяного вала, приближавшегося к ним. Когда гул стих, она почувствовала биение собственного сердца. Стало трудно дышать, и в голове, словно в калейдоскопе, пронеслись отрывочные картины.
Девочка увидела Честити! Пряди длинных рыжих волос сестренки потемнели от воды. Честити лежала у самого берега. Ее ночная рубашка намокла и испачкалась, из-под нее высунулась маленькая ножка, которая была порезана и кровоточила. Честити казалась… совершенно неподвижной.
Не в силах позвать ее, Онести заволновалась. Малышка нуждалась в ее помощи. Папа просил позаботиться о сестрах, но она не могла добраться до Честити, не могла даже пошевелиться!
Кто-то появился на берегу. Онести увидела двух леди в широкополых соломенных шляпах с перьями. Женщины шли вдоль реки. Она наблюдала, как сначала одна из них, а затем другая подбежали к Честити. Они перевернули сестричку и убрали волосы с ее лица. А затем… затем Честити открыла глаза.
Глаза Онести наполнились слезами. Честити жива! Ее нашли!
Девочка громко всхлипнула. Картина внезапно изменилась. Солнце уже садилось. Несмотря на недавно прошедшие дожди, в воздухе стояла густая пыль, потому что два ковбоя гнали огромное стадо крупного рогатого скота. Онести увидела, как рослый мужчина повернул свою лошадь, чтобы вернуть в стадо теленка, который скрылся из виду за высоким берегом реки. Вдруг пастух внезапно остановился, лицо его вытянулось от удивления, и он ринулся к воде.
Из горла Онести вырвался стон, когда ковбой вытащил из воды худенькое тельце в ночной рубашке и с озабоченным видом прижал его к себе. Внезапно малыш дернулся и начал кашлять. Мужчина облегченно вздохнул, когда найденыш громко заплакал.
И тут Онести увидела лицо ребенка.
Это была Пьюрити!
Слезы радости потекли по щекам девочки. Онести знала, что так и случится. Пьюрити и Честити будут найдены. Скоро она увидит их. Никто не сможет убедить ее в обратном. Мама и папа учили ее верить в лучшее. Она снова встретится со своими сестрами.
Видения исчезли так же внезапно, как и появились. На смену им пришло чувство горечи. Девочка вспомнила, что потеряла родителей, и не смогла сдержать слез.
— Милая, проснись, тебе приснился дурной сон.
Знакомый голос Сэма разбудил ее. Она неохотно открыла глаза и поняла, что находится в приемной доктора. Уже стемнело.
— Проснись, — продолжал Сэм. — Джуэл и я пришли сюда, потому что нам надо сказать тебе кое-что.
Доктор Лэнг увеличил пламя лампы, и Онести увидела Джуэл, стоящую рядом с Сэмом. Очень яркая в своем красном платье, она пристально смотрела на нее. Онести вытерла слезы.
— Ну вот, другое дело, дорогая. Доктор сказал… я имею в виду, Джуэл согласилась… Что я хочу сказать…
Джуэл резко прервала Сэма недовольным возгласом, оттолкнула его и подошла ближе к Онести. Внимательно глядя ей в глаза, она проговорила:
— Этот священник, о котором говорил доктор, не тот человек, кому мы могли бы вручить твою судьбу. Хочешь пока остаться со мной?
Онести приподняла подбородок:
— Когда появятся мои сестры, я уйду с ними. Папа просил меня заботиться о них.
Джуэл ничего не ответила. Девочка продолжила:
— Они живы и скоро будут здесь. Я видела их.
Помолчав, Джуэл спросила:
— Так ты хочешь остаться со мной до их прихода?
Онести сосредоточенно смотрела на Джуэл, обдумывая ее предложение. Убедившись в серьезности намерений женщины, она утвердительно кивнула.
Джуэл тоже кивнула в ответ.
Соглашение было заключено.
Улыбаясь своей редкозубой улыбкой, Сэм вышел из-за спины Джуэл, накрыл Онести одеялом и взял девочку на руки. Подмигнув ей, он прошептал:
— Я знал, что ты пойдешь с нами. — Голос его отчетливо прозвучал в тишине комнаты. — Теперь мы самые близкие для тебя люди.
Когда Сэм направился к двери и за ним последовала Джуэл, Онести, уютно устроившись в знакомых объятиях старика, поняла, что решение ее было правильным.
Следуя за улыбающимся Сэмом, несущим девочку, Джуэл размышляла о превратностях судьбы. Ей казалось удивительным, что она, Онести и Сэм стали как бы одной семьей. Тем не менее Джуэл пришла к заключению, что, поскольку это случилось, значит, так тому и быть, и тут же подумала, не придется ли ей пожалеть об этом.