Лучи солнца, проникавшие сквозь пышные кроны огромных деревьев, падали на землю изящным кружевным узором и давали достаточно тепла, чтобы окончательно высушить последние капли воды на широкой загорелой груди Адама Карстерса. Пронзительные зеленые глаза, слегка прищуренные от солнечного блеска на поверхности воды, лениво скользили по густой листве, уже начавшей краснеть в середине августа. Пару минут назад Адам искупался в маленьком безымянном озерке — одном из многих, что питали своей водой озеро Георг, — и наконец-то почувствовал себя ожившим и посвежевшим впервые с тех пор, как покинул форт Карильон. Однако стоило надеть замшевые штаны и мокасины, и подавленное настроение вернулось, поэтому Адам не спешил одеться — ему нужно было продолжать путь в форт Уильям Генри, а там его наверняка ждала плачевная картина запустения и разрухи. Молодой человек предпочел еще немного поваляться на солнышке с закинутыми за голову руками — свободная, расслабленная поза, ничем не выдававшая смятение. Впервые в жизни Адама лес не мог помочь ему вернуть душевный покой — случилось слишком много важных событий, забыть о которых на время было невозможно даже среди этой волшебной безмятежности нетронутой природы. Юноше было не до красот окружавшего леса — мрачные воспоминания упрямо маячили в сознании и терзали душу.

Его родители… Адам грустно улыбнулся. Ведь он вырос в этих лесах. Но счастливые времена безвозвратно канули в прошлое, оборванные безжалостными ударами томагавков. С горьким смешком Карстерс вдруг вспомнил, как мальчишкой, в шестнадцать лет, впервые самостоятельно отправился в поселок. И повстречал там Долли. Она была ненамного старше его, зато значительно опытнее. Долли, такая милая, так сладко пахнувшая летней лужайкой, поросшей клевером, — она открыла Адаму совершенно новый, незнакомый мир… Адам снова хмыкнул и буркнул себе под нос:

— Спасибо тебе, Долли…

А потом папа с немного растерянным и смущенным лицом отозвал его вечером в сторонку, чтобы потолковать. Он до сих пор помнит, как замерло все внутри, когда тот грубовато начал:

— Адам, что касается Долли…

— Но откуда ты знаешь, папа?! То есть кто тебе наболтал?.. — Он замолчал, так как понял, что отпираться бесполезно и от этого будет только хуже. Сплюнув в сердцах, Адам уселся на бревно рядом с отцом, с трудом переводя дух в ожидании его решения.

— Не важно откуда — просто знаю, и все тут. Ты наверняка вообразил себя настоящим мужчиной после того, как Долли показала тебе пару штучек, но я все же хочу убедиться, что ты понял кое-какие веши. — В поисках нужных слов отец снова взъерошил свои короткие, тронутые сединой волосы, и нерешительно продолжил: — Зная, какова эта Долли, я полагаю, что это не ты, а она тебя соблазнила. Я не вижу ничего дурного в том, чтобы двое сошлись по доброй воле, но… — Голос Карстерса-старшего окреп, и Адам до сих пор помнит, как мучительно стыдно было ему смотреть в проницательные, серьезные глаза отца, — …но стать мужчиной — значит принять на себя ответственность. И ты, Адам, заруби себе это на носу. Я не потерплю, чтобы ты ради удовольствия нагуливал с кем-нибудь незаконнорожденных детей, и пеняй на себя, если я услышу хоть одну жалобу на то, что ты причинил неприятности невинной девице!

Адам ни минуты не сомневался, что отец выполнит свои угрозы, и с еще большим уважением стал относиться к человеку, имевшему решимость высказать это вслух. Судорожно сглотнув, мальчишка лишь кивнул, не сводя глаз с раскрасневшейся физиономии своего отца. И когда отец улыбнулся, у Адама на душе стало сразу так легко, что он вскочил, не в силах усидеть на месте, и обнаружил, что ноги почему-то стали ватными. До самой смерти он будет помнить, как отец дружески обнял его за плечи и сказал:

— Что ж, Адам, пойдем-ка ужинать. Мать, должно быть, нас заждалась.

Да, Адам на всю жизнь запомнил сделанное отцом внушение, хотя мог бы признаться, что оно не очень-то повлияло на его последующие поступки. Он довольно быстро обнаружил, что рядом всегда найдется немало сговорчивых красоток, особенно если парень успел туго набить кошелек за целый сезон охоты. Не нужно было иметь семи пядей во лбу, чтобы сообразить, что унаследованные от отца привлекательность и высокий рост также играют ему на руку. По первой или по второй причине — Адам знал, что успел заслужить в округе репутацию заправского сердцееда, и хотя понимал, что не очень-то ее заслуживает, тем не менее находил это приятным.

Совсем по-другому относилась к этому его мать. Как только Адам стал достаточно взрослым, она не упускала возможности напомнить ему, что он ее единственный сын и что его прямая обязанность привести в дом невестку и нарожать внуков. Для нее были нестерпимы завистливые взгляды других мужчин, их лукавые перемигивания и похлопывания по плечу после очередных похождений в поселке, служивших причиной их приподнятого настроения и тайной гордости. Всякий раз его возвращение домой завершалось одинаково: отец улыбался с нарочито безмятежной миной, а мать горячо старалась внушить сыну свою точку зрения.

— Адам, я уже начинаю думать, что ты так никогда не остепенишься и не обзаведешься семьей и хозяйством! Милый, пожалей хотя бы нас с отцом. Я бы хотела увидеть своих внуков, прежде чем умру.

Даже теперь Адам болезненно морщился, вспоминая эти слова, продиктованные женской интуицией, хотя прежде всякий раз весело смеялся, обнимал мать и кружил по комнате.

— Даю тебе слово, мама, я обязательно об этом подумаю!

Ах, как бы ему хотелось, чтобы на этом его воспоминания заканчивались и не пришлось переживать снова и снова ту боль, что терзала его уже больше года — с того дня, когда он в последний раз побывал у родительского дома. В ту зиму выдался на редкость тяжелый охотничий сезон, к тому же Адам устал от одиночества и захотел вволю полакомиться материнской стряпней и насладиться своеобразным юмором отца. Он еще не успел добраться до родного порога, когда почувствовал запах гари и тошнотворную вонь разложения. Адам бежал что было сил, он едва не задохнулся, сделав последний рывок, и все же опоздал, опоздал на несколько месяцев. Во дворе, рядом с развалинами их дома, лежало то, что осталось от его родителей, — и даже теперь можно было догадаться, что с изуродованных черепов были содраны скальпы.

Адаму до сих пор становится не по себе, когда он вспоминает об этом. Он один похоронил родителей и на свежей могиле поклялся отомстить за них. Он позаботится о том, чтобы французы получили сполна за то, что настраивали, провоцировали индейцев на набеги и убийства британских поселенцев, лишь бы вернуть эти земли Франции. Много ли они заплатили этим дикарям за пару седых скальпов? Хотя прошло уже больше года, острота потери не притупилась, и жажда мести стала сильнее.

Адам почувствовал нервную дрожь, и его сильное, мускулистое тело аж передернуло, когда он вспомнил, что так и не сумел вовремя сообщить в форт Уильям Генри о том, что французы готовятся к атаке. Причиной была неуемная ревность капитана Моро. Заподозрив, что его жена испытывает слишком горячий интерес к симпатичному Адаму, француз запер его в камере вместе с другими «опасными» пленными — до самого начала штурма. Адам получил свободу и смог благополучно убраться из форта лишь благодаря мольбам прекрасной Мари. И вот теперь, когда до форта Уильям Генри осталось каких-то два дня пути, у него не хватало решимости поторопиться, чтобы воочию увидеть результат собственных неудач.

Резкое движение в соседних кустах мигом заставило бывалого охотника насторожиться. Он медленно потянулся за ружьем, лихорадочно соображая, что ни индейцам, ни французам здесь делать нечего: объединенный отряд должен быть в другой стороне, либо на пути к форту Карильон, либо к форту Эдуард. Но тогда кто же это мог быть?

Держа палец на спусковом крючке, Адам весь превратился в зрение и слух, как вдруг раздался короткий крик, и женский голос завизжал:

— Она кусается! Кусается! — И на прогалину выскочила миниатюрная фигурка.

Адам моментально вскочил, решив, что перед ним девочка. Но откуда здесь взяться девочке?

Она тихо причитала:

— Нога, моя нога…

Осмотрев ее ногу, Адам обнаружил над лодыжкой след змеиного укуса. Из ранки сочилась кровь, а вокруг уже образовалась красная опухоль. Он на секунду оставил девочку и тут же вернулся с ножом, которым решительно сделал крест-накрест два надреза. От боли девочка дернулась, вцепилась в его густые светлые волосы, а Адам наклонился, припал ртом к ране и стал отсасывать яд. Не обращая внимания на то, что маленькие кулачки молотят его по чему попало, он раз за разом набирал в рот горькую, смешанную с ядом кровь и выплевывал ее на траву. Удары по спине и плечам ослабели и совсем прекратились — девочка потеряла сознание. То ли от боли, то ли от змеиного яда.

Адам оторвал от нижней юбки полоску ткани и перевязал рану. Затем он подхватил на руки безвольное тело и направился к озеру.

На берегу Адам оторвал от безнадежно испорченной нижней юбки еще кусок, намочил его в холодной воде и стал обтирать девочке лицо. Скоро она пришла в себя — распахнула огромные синие глаза и испуганно уставилась на своего спасителя. Потом бедняжка отвернулась, и Адам увидел ужасную рану на затылке — такую можно было нанести сзади чем-то широким и острым, скорее всего томагавком. В следующий миг несчастная снова потеряла сознание. Адам был поражен. Не может быть, чтобы девчонка добралась сюда прямо из… нет-нет, ведь до форта еще целых два дня пути! Не желая тратить время на догадки, Адам принялся осторожно выбирать из спутанных волос комки грязи и запекшуюся сгустками кровь, чтобы хоть немного прочистить рану.

Девочка так и не пришла в себя, пока он старательно очищал волосы и, достав из мешка мыло, промывал рану водой. Потом Адам сделал компресс из целебных трав, о качествах которых когда-то узнал от индейцев. Наконец он снова взялся за лицо, все еще покрытое грязью. С необыкновенной нежностью он водил по бледному личику мыльной тряпкой, сновали снова промывая ее в воде, пока не застыл, пораженный: его глазам предстала неземная юная красота! Адам благоговейно разглядывал мягкую белую кожу. Длинные темные ресницы слегка загибались на концах. Он замер как зачарованный — веки задрожали и распахнулись, а губы раздвинулись в дивной улыбке, отчего в уголке рта появилась милая забавная ямочка. Прелестная незнакомка тихо прошептала:

— Роберт, я так и знала, что ты придешь мне на помощь. Слава Богу, ты здесь…

Она протянула руку, чтобы погладить Адама по щеке, и снова провалилась в забытье.

Эта невинная девичья ласка вызвала в душе прилив нежности, и Адам тут же отругал себя за то, что испытал удовольствие, предназначенное кому-то другому. Он проверил состояние раны и решил, что жгут пора снимать. Короткий отдых, который он позволил себе на берегу озерка, явно заканчивался. Появились новые заботы, связанные с юной незнакомкой. Либо змеиный укус, либо тяжелая рана на голове — а скорее всего и то и другое вместе — наверняка станут причиной сильной лихорадки и воспаления, и если все это окончится благополучно и девочка выживет, ей потребуется еда для восстановления сил. Ясно, что в ближайшие несколько дней о продолжении пути к форту Уильям Генри не может быть и речи.

Скоро Адам действительно обнаружил, что у девочки начался сильный жар. В очередной раз склонившись над опухшей лодыжкой, он почувствовал на себе взгляд, поднял голову, чтобы посмотреть на лицо незнакомки, и впервые испытал колдовскую силу ее синих глаз. Опешив при виде столь совершенной, потрясающей красоты, он не произнес ни слова, ожидая, пока она заговорит первая.

— Что вы делаете? — спросила она тихо.

— Тебя укусила змея, и я надрезал ранку и отсосал яд. Разве ты не помнишь? А теперь я пытаюсь что-то сделать, чтобы исчезла опухоль. — Адам старался говорить как можно спокойнее и изо всех сил сдерживал волнение. — Меня зовут Адам Карстерс. А как зовут тебя и что с тобой случилось? Откуда у тебя рана на голове?

Девочка в смущении потеребила прядь волос, упавшую на лицо.

— Меня зовут Аманда Старкуэдер, — нерешительно начала она, — и я жила вместе с родителями в лагере поселенцев возле форта Уильям Генри. — Тут ее голос задрожал и стал едва различим: — Но я не помню, как оказалась здесь. — Огромные, испуганные синие глаза наполнились слезами. Адаму захотелось утешить несчастную. Повинуясь сердечному порыву, он ласково привлек ее к себе.

Светловолосая девочка доверчиво прижалась к его груди и тихо проговорила:

— Я ведь такая трусиха. Я бы напугалась, если бы здесь был кто-то другой, но с тобой, Роберт, мне нечего бояться.

Устроившись поуютнее в объятиях Адама, девочка снова впала в забытье, а Адам думал, стоит ли ему сердиться, что его уже во второй раз спутали с каким-то неведомым Робертом.

Постепенно стемнело, наступила ночь, но Адам по-прежнему ничего не мог поделать с сильным жаром, от которого мучилась Аманда. Она больше не приходила в себя, только бредила — лихорадка делала свое дело. Адам не на шутку испугался. Ему уже приходилось видеть, что делает такой жар не только с детьми, но и с сильными взрослыми мужчинами: у больных начинались страшные судороги, приводившие либо к мучительной смерти, либо к безнадежному слабоумию. Не сводя глаз с хрупкого изящного тела Аманды, с ее лица, казавшегося по-прежнему милым и прекрасным, несмотря на ужасный жар и бред, Адам снова и снова повторял, что не позволит болезни взять верх. Однако ни отчаянные попытки разжать сведенные судорогой зубы, чтобы напоить несчастную девочку, ни постоянное обтирание холодной водой ее лица и шеи не приносили облегчения.

В бреду Аманда говорила, и постепенно из обрывков фраз Адам сумел восстановить душераздирающую историю осады форта Уильям Генри и ужасы резни его обитателей, захваченных в самом начале пути к форту Эдуард. От криков Аманды у Адама в жилах стыла кровь:

— Стойте! Не смейте! Смотрите, у нее кровь! Мама! О Господи, что с твоей головой! Папа, папа, помоги нам! Нет, он тоже мертв! — Белокурая головка бессильно поникла. — Как много крови… Как много крови… Роберт, помоги мне, пожалуйста!.. Он убьет меня, Роберт!

Внезапно дикий, беспорядочный бред прекратился, и Аманда затихла — видимо, впала в более глубокое забытье. Жар стал еще сильнее, чем прежде. Адам понимал, что надо действовать решительно, иначе будет поздно.

Трясущимися руками Адам повернул больную на бок, расстегнул пуговицы на платье и, как только справился с этой работой, стащил его через голову. Затем снял с Аманды нижнее белье и обувь. Она лежала совершенно голая на расстеленном заранее одеяле. Поспешно скинув с себя рубашку, Адам поднял легкое, полыхавшее жаром безвольное тело и шагнул прямо в озеро, держа девочку на руках. Холодная вода тут же обожгла разгоряченную кожу, Аманда вздрогнула всем телом, открыла глаза и стала вырываться изо всех сил. Адам все дальше заходил в воду и приговаривал спокойным голосом:

— Аманда, не надо бояться. У тебя сильный жар, и его можно снять только таким способом. Вот видишь, разве тебе не стало немного легче? — Она все еще продолжала вырываться, но уже не так сильно. — Аманда, милая, я стараюсь помочь тебе поправиться. Успокойся, и пусть вода снимет жар. Вот так, хорошо, скоро тебе станет легче.

Через четверть часа Адам мог с уверенностью сказать, что жар спадает, но вдруг у Аманды начался сильнейший озноб. И снова Адам до смерти перепугался.

— О Господи, — шептал он, впервые в жизни испытывая такое отчаяние, — не дай Бог, я сделал ей хуже!

Он осторожно положил Аманду на одеяло, потом схватил ее платье и стал растирать обнаженное тело. Сделав все, что можно, он завернул больную в одеяло как маленького ребенка.

Однако Аманду по-прежнему била дрожь, озноб не прекращался. Адам испугался, что переусердствовал с холодной водой: жар стал намного слабее, но девочка могла успеть простудиться — а в ее состоянии малейшая простуда неизбежно привела бы к тяжелейшему воспалению легких. Густые влажные волосы в беспорядке лежали вокруг головы, и Адам попытался вытереть их краем платья. Ему стало страшно.

Не отрывая глаз от беспомощной девочки, закутанной в одеяло, Адам встал и повесил мокрое платье на ближнюю ветку. Затем стянул с себя штаны из замши, накинул их на ту же самую ветку и развернул одеяло.

При виде нагого тела юной Аманды он замер, пораженный ее красотой. Адам любовался миловидным лицом, стройной белой шеей, хрупкими плечами и долго не мог отвести взгляд от белых мягких грудей, поражавших своей совершенной формой и розовыми бутонами сосков, выглядевших более чем соблазнительно. Наконец он перевел взгляд ниже, на неправдоподобно тонкую талию, на слегка округлившиеся бедра, на влажные завитки волос, казавшиеся более темными, чем локоны на голове, и на стройные, длинные ножки. Адам почувствовал, как все внутри сжалось от напряжения. Нет, это создание уже не было маленькой девочкой!

В следующий миг, когда ее тело скорчилось в новом приступе судорог, Адам поспешно улегся рядом, привлек к себе Аманду, крепко прижавшись к ее нежному, податливому телу своим — сильным и мускулистым, — и получше закутался вместе с ней в одеяло. Хотя и не сразу, но живое тепло от его тела подействовало — озноб, сотрясавший Аманду, мало-помалу унялся, и она затихла и расслабилась в объятиях Адама. А он не спешил разжать объятия, уверяя себя, что иначе судороги возобновятся, Зажмурившись, он осторожно прижался щекой к влажным волосам у нее на макушке. Как приятно, как естественно было вот так сжимать в объятиях это милое существо! Осторожно отстранившись, он заглянул в сонное личико — и был сполна вознагражден, увидев, как доверчиво Аманда прижалась щекой к его груди, покрытой завитками золотистых волос. Пробормотав что-то во сне, она слегка улыбнулась. От этой улыбки сердце юноши затопила незнакомая горячая волна. Она снова что-то забормотала, но Адам нарочно не стал вслушиваться, не очень-то желая вникать в ее слова, — вряд ли он сумеет оставаться спокойным, если его опять назовут Робертом, особенно в такой момент.

Весь остаток ночи Аманда крепко спала у него в объятиях, и это был глубокий, здоровый сон вконец измотанного юного организма. Зато самому Адаму было не до сна. Всепоглощающая нежность к беспомощной милой девочке, спавшей у него на груди, была для него чем-то новым. И хотя тело взрослого мужчины совершенно определенным образом реагировало на близость нагого и прекрасного женского тела, сила охвативших Адама эмоций весьма смущала его. Он не удержался, поцеловал ее в макушку и принялся осторожно ласкать, слегка прижимаясь губами к теплому виску.

— Несчастная, невинная малышка, — прошептал он и прижал ее еще сильнее, отчего Аманда заворочалась во сне. При виде этого Адам снова не удержался: осторожно расслабив руки, он приник губами к соблазнительным розовым губкам. От этой ласки Аманда на миг приоткрыла глаза и посмотрела на него. Даже такой сонный, мимолетный взгляд потряс Адама настолько, что у него захватило дух. Потом он все же заставил себя закрыть глаза и скоро заснул, по-прежнему не выпуская Аманду из объятий.

Щебетание птиц нарушило чуткий сон Адама, стоило первым лучам зари коснуться края небес. Он очнулся и вздрогнул от близости нагого юного тела — Аманда прижималась к нему во сне в поисках тепла. С мягкой, нежной улыбкой он полюбовался ангельски невинным личиком, прежде чем отвел с чистого лба прядь серебристых волос, чтобы пощупать, нет ли жара. Пожалуй, у больной все еще держался небольшой жар, но ее состояние было гораздо лучше, чем накануне. Аманда лежала спокойно, расслабившись, и довольный Адам счел это несомненным признаком того, что дело идет на поправку.

Погруженный в раздумья, он несколько минут рассеянно смотрел на ее лицо, пока его внимание не приковал нежный рот: розовые губы были слегка раздвинуты во сне, обнажая полоску ровных белых зубов. Медленно, едва осознавая, что он делает, Адам наклонился и припал к этим неотразимым розовым губкам. Он невольно застонал, отведав их восхитительный чистый вкус. Тело отреагировало мгновенно и бурно, и из-за необходимости сдерживаться юноша испытал мучительную боль. Где-то в уголке сознания билась соблазнительная мысль о той легкости, с которой он мог бы добиться своего. Вот же она, у него в руках, прижимается к нему голым телом — прекрасная, милая, юная, желанная и невинная. Почему-то Адам ни на минуту не усомнился в ее невинности.

Упрямо тряхнув головой, словно это должно было помочь избавиться от ненужных мыслей, он подумал: «Пожалуй, лучше мне поскорее встать да одеться, пока она не проснулась. Даже полностью одетым мне будет не так-то легко описать все, что случилось ночью».

Осторожно, бережно он вытащил из-под неподвижной головки свою руку, задержавшись, чтобы полюбоваться неземной красотой, от которой он добровольно сам себя отлучал. За те недолгие минуты, пока он смотрел на ее нежные черты, Адаму снова пришлось выдержать болезненное сражение со своими чувствами — он даже пожалел, что покойному отцу удалось так прочно внушить ему уважение к девичьей невинности.

Юноша выбрался из-под одеяла на утренний холод, зябко вздрогнул, торопливо, мучаясь от невольной вины, накинул одеяло на спящую и, сняв с ветки свои штаны, быстро натянул их. Затем, радуясь тому, что Аманда так и не проснулась, Адам стал собирать сушняк для костра. Он задумал приготовить чай и добавить в него рому, чтобы помочь Аманде поскорее накопить силы. Содержимое его дорожного мешка оказалось весьма скудным — ведь из форта Карильон он сбежал. Теперь у него оставалось несколько щепоток чая, немного леченья, пара ломтей вяленого мяса и самая главная драгоценность — бутылка рома. В конце концов, он ведь не собирался устраиваться на долгую стоянку где-то посреди дороги. Впрочем, Адам не особенно волновался. Для опытного охотника не составит труда раздобыть достаточно дичи, а чтобы не выдавать себя выстрелами, можно воспользоваться силками. Через некоторое время Адам развел небольшой костер. Сидя на корточках спиной к Аманде, он снова, как и раньше, почувствовал на себе ее завораживающий взгляд. Быстро оглянувшись, он увидел, что Аманда, натянув одеяло до самого носа, не спускает с него широко распахнутых испуганных глаз. При виде скорчившейся под грубым одеялом крошечной фигурки с бледным лицом, обрамленным живописной копной растрепанных волос, Адам невольно улыбнулся.

— Ну что ж, позволь пожелать тебе доброго утра, моя красавица! Как ты себя чувствуешь сегодня?

Аманда явно с трудом приходила в себя — затуманенный ужасом и болезнью рассудок не сразу восстановил последние события. Первое, что она увидела ясно, — кроны деревьев высоко нал головой, слегка колыхавшиеся от утреннего ветра. Аманда не могла вспомнить, как здесь очутилась. Поэтому пугалась все сильнее. Она обнаружила, что лежит на земле, закутанная в чье-то одеяло. «Да я же голая!» — чуть не взвизгнула Аманда. Да что же это такое с ней происходит?!

Внезапно ее внимание привлек треск ломаемых сучьев: она повернулась в ту сторону и увидела светловолосого парня. Он подкладывал хворост в небольшой костер. Разглядев мужчину получше, Аманда поняла, что не знает его. Правильный красивый профиль, коротко остриженные курчавые светлые волосы, сильное тело. Почувствовав, что за ним наблюдают, он повернулся и посмотрел ей в лицо. Живые зеленые глаза показались Аманде добрыми.

Мужчина встал и направился к ней. Она поразилась его высокому росту. Даже замша, из которой была сшита его одежда, не могла скрыть мощных мускулов, и Аманда решила, что видит перед собой настоящего гиганта, огромного, сильного мужчину, доброго великана. Вот он приблизился, сел на корточки и внимательно заглянул ей в глаза, а широкая ладонь осторожно легла на лоб, проверяя, есть ли жар.

— Ты так и не ответила мне, Аманда. Как ты чувствуешь себя сегодня? По-моему, лихорадка прошла.

— Ты знаешь, как меня зовут?! — удивилась она, еще сильнее смущаясь от того, что совершенно не представляет, с кем имеет дело, тогда как этот человек знает ее имя.

— Конечно, я знаю, как тебя зовут! Да ты разве совсем ничего не помнишь из вчерашнего? Меня зовут Адам Карстерс.

Услышав его имя, Аманда вдруг вспомнила: холодная вода ласкает разгоряченное тело, и где-то вверху маячат вот эти зеленые глаза, а звучный голос повторяет снова и снова:

— Аманда, я стараюсь помочь тебе поправиться.

Поправиться…

Теперь Аманда слегка успокоилась, поняв, что ей нечего бояться.

По просьбе юноши она показала ему больную ногу. Он внимательно осмотрел место укуса. Аманда призналась, что нога болит, но она не помнит, что случилось. Адам опять заговорил своим красивым, полным заботы голосом, от которого становилось легче на душе:

— Тебя укусила змея, и ты вывалилась откуда-то из кустов прямо на меня. Ты не помнишь, как это было, Аманда? А еще тебя ранили в голову, и прошлой ночью у тебя поднялся сильный жар. Мне пришлось окунуть тебя в озеро, чтобы снять лихорадку.

Аманда со стыдом покосилась на свое платье, висевшее прямо над головой, и Адам спокойно пояснил, заметив этот взгляд:

— Платье все еще мокрое. Как только оно окончательно высохнет, ты его получишь. Не хватало еще, чтобы ты простудилась!

Покраснев от смущения, Аманда кивнула, полностью смирившись со своим положением и отдавая должное Адаму, сумевшему смягчить самые неловкие моменты событий прошлой ночи.

— Похоже, я здорово вам обязана, мистер Карстерс.

— Аманда, меня зовут Адам! — напомнил он с неожиданной горячностью — ему самому не хотелось признаваться, как ранил душу взятый ею тон.

Аманда не хотела обижать молодого человека. Просто она еще не привыкла к нему. И была очень смущена.

— По всему выходит, что ты спас мне жизнь… Адам, — тихо произнесла она и хотела еще добавить слова благодарности, но спаситель, широко улыбнувшись, перебил ее:

— Ну ты ведь наверняка поступила бы так же на моем месте!

— Пожалуй, что так, но все же я рада, что этого не случилось. Иначе, — она лукаво глянула на своего спасителя, — вряд ли удалось бы окунуть тебя в озеро!

В ответ на эту шутку Адам громко расхохотался, а потом в душевном порыве наклонился и чмокнул ее в щеку, весело блестя глазами. Все еще звеневшим от смеха голосом он сказал, поднимаясь на ноги:

— Твой чай уже почти готов.

Через пару минут ей предложили подкрепиться горячим чаем с печеньем.

Аманда приподнялась на локте, взяла кружку и осторожно сделала несколько глотков, наслаждаясь крепким ароматом и теплом, растекавшимся по всему телу.

Очень быстро она почувствовала, что устала. Адам сидел рядом. Он поддерживал больную за плечи, пока она пила.

— Аманда, я добавил в чай капельку рому, чтобы ты поскорее окрепла. Ты должна выпить все до конца. И обязательно съешь печенье.

Адам с улыбкой следил, как Аманда выполняет его просьбу — старательно допивает чай и жует засохшее печенье. Потом он помог ей улечься и заботливо подоткнул края одеяла.

— От рома тебя наверняка потянет в сон, — пояснил он, заметив, как отяжелели ее веки. — Спи, сколько захочешь. Ничего не бойся. Я буду охранять тебя.

Действительно, Аманда заснула буквально через минуту.

Во сне она снова увидела индейские томагавки, рассекавшие головы беспомощных жертв, услышала жалобные предсмертные стоны и пронзительные воинственные вопли измазанных кровью дикарей, сдиравших скальпы. Бедняжка увидела залитое кровью бездыханное тело отца, искаженное лицо убитой у нее на глазах матери и Роберта, падавшего на землю в тот миг, когда за ней погнался озверевший от крови индеец. Снова слышалось его тяжелое хриплое дыхание, и его ужасный томагавк взметнулся у нее над головой. Аманда закричала изо всех сил, стараясь вырваться из этого кошмара — и обнаружила, что ее обнимают ласковые, сильные руки. Обливаясь слезами, она доверчиво уткнулась лицом в широкую, теплую грудь.

Мягкий голос Адама лился бальзамом на истерзанную душу:

— Не плачь, Аманда, это всего лишь сон. А теперь ты проснулась, ты со мной, и тебе нечего бояться.

— Нет-нет! — возражала она, содрогаясь от рыданий. — Это не было сном! Этот кошмар был наяву — самый ужасный, страшный кошмар! Да, я уже проснулась, но они все равно мертвы! Мама, и папа… — Она все еще не могла считать погибшим и Роберта. — Как я их всех ненавижу: и французов, и индейцев…

Адам по-прежнему прижимал ее к себе и ласково гладил по голове, дожидаясь, пока душераздирающие рыдания затихнут. Аманда наплакалась, помолчала, чтобы набраться сил, и едва слышным, охрипшим от плача голосом поведала всю историю падения несчастной британской крепости, а под конец добавила, не в силах сдержать ярости:

— Они убийцы — все, все до одного! Они убивают беззащитных, без причины и без жалости!

Не сводя глаз с искаженного мукой милого лица, Адам всем сердцем разделял ее гнев.

— Я не знаю, что сказать тебе в утешение, Аманда. Да, ты права, но бессмысленными же сто костям и успели запятнать себя обе враждующие стороны. Иногда мне даже кажется, что все мы стали заложниками ненасытной алчности Англии и Франции, развязавших эту войну. Форту Уильям Генри особенно не повезло — ведь он стоял у озера Георг и перекрывал французам путь на север, в Канаду. Ты должна уже понимать, что в этой глуши путешествовать по воде проще всего, а значит, форт был обречен заранее: его должны были либо захватить, либо вовсе уничтожить. К несчастью, французы оказались более дальновидными в своих отношениях с индейцами, чем мы, британцы. Им удалось внушить индейским вождям, что их Людовик XV — это Великий Белый Отец. И теперь дикари вообразили себя его детьми и надеются на поддержку и щедрые дары в награду за помощь в войне против нас… Да будет тебе известно, Аманда, что до начала войны мы с родителями прекрасно жили в этих лесах в мире и дружбе с индейцами. По большей части это были добрые и порядочные соседи. Но после того как французы настроили здешние племена против мирных поселенцев, однажды, я вернулся домой и обнаружил остывшее пепелище и мертвых родителей, с которых содрали скальпы — точно так же, как и с твоих.

Адам долго молчал после этого признания. Аманда смотрела на него с печалью и сочувствием. Юноша ободряюще пожал ей руку и продолжил:

— Самое страшное заключается в том, что все эти жестокости и разрушения совершенно бессмысленны, не так ли, Аманда? Вот почему я так долго избегал участия в этой бойне, однако был вынужден принять окончательное решение после того, как негодяи убили моих родителей.

Мое мнение таково: если уж здешними землями должна править одна из европейских стран — хотя мне и непонятно, почему мы не имеем права сами заниматься своими делами, — я бы предпочел считаться подданным Британии.

Адам взглянул на Аманду, тихонько отвел светлые пряди от ее заплаканного лица и вытер нежные щеки своей сильной, загрубевшей от мозолей ладонью. Она благодарно улыбнулась ему. Понимая, как ей сейчас нелегко, Адам постарался заговорить о другом.

— Аманда, по-моему, твое платье уже высохло. Ты не хотела бы одеться?

На миг она опешила от стыда. Измученная, истерзанная горем, она совершенно не помнила о своем более чем неприличном виде. Залившись краской, она выпалила:

— Да, Адам, я очень хочу!

Он поднялся на ноги, подал девушке платье и поспешил отвернуться, чтобы дать ей спокойно одеться. Не прошло и минуты, как сзади раздался тихий стон. Испуганно обернувшись, Адам увидел, что девушка падает навзничь. И без того бледное личико стало белее мела, на высоком чистом лбу и нижней губе заблестели мелкие капельки пота. Адам понял, что у бедняжки не хватило сил даже надеть платье.

— Ах я дурак! — обругал себя Адам, подхватил Аманду и осторожно положил обратно на одеяло. — Мне следовало тебе помочь! — Стискивая безвольные холодные руки, он с тревогой всматривался в ее лицо, к которому медленно возвращалась краска, пока наконец взор синих глаз не стал осмысленным.

— Адам, — в ее слабом голосе явно прозвучал стыд, — я не могу сама застегнуть платье. — Щеки, только что испугавшие его мертвенной бледностью, моментально порозовели, бедняжка смущенно потупилась и прошептала: — Пожалуйста, ты не мог бы мне помочь?

Адам молча помог ей сесть, уселся рядом, привлек к себе, как будто собирался обнять, откинул с плеча ее длинные густые волосы. Его пальцы коснулись гладкой, нежной кожи — расстегнутое платье едва прикрывало ей спину, — и тут же вспыхнуло сильнейшее желание ласкать и ласкать ее без конца, чтобы почувствовать эту дивную кожу всей ладонью.

Испугавшись, что не сможет справиться с собственными чувствами, Адам как можно быстрее трясущими руками застегнул все пуговицы и отодвинулся от Аманды, едва переводя дух и стараясь не замечать, как бешено колотится сердце. Как ни странно, но болезненная, неестественная бледность лица нисколько не умаляла ее красоту. Даже темные круги под глазами не портили Аманду, а делали синеву огромных глаз настолько густой, что Адам готов был вот-вот утонуть в их загадочной глубине. Мысленно проклиная про себя эту ее милую детскую невинность, он отвел глаза, спасаясь от лукавого колдовского взгляда, и снова уложил больную.

— Ты бы лучше поспала, — грубовато заявил он, старательно избегая смотреть ей в лицо. — Я буду тут, поблизости. Нужно проверить силки.

С этими словами он встал и отошел, предоставив Аман-де гадать о причинах столь неожиданной резкости. Однако ей так и не удалось ни до чего додуматься, так как уже через минуту ею овладел глубокий сон.

Немного времени спустя Аманда проснулась и ощутила аппетитный аромат жаркого. Девушка осторожно уселась, и в тот же миг Адам, возившийся у костра, быстро обернулся. Аманда с радостью убедилась, что напугавшая ее резкость исчезла без следа и на суровом лице снова сияет дружеская улыбка. От ее ответной улыбки у Адама сильнее забилось сердце, и он как завороженный уставился на удивительные ямочки на щеках. Несомненно, эта маленькая шалунья при желании могла бы вить из него веревки — причем не особенно утруждаясь. Юноша встал и подошел поближе.

— Адам, что это за чудесный запах?

— Сегодня, сударыня, у нас на ужин будет жаркое из фазана!

Весело хохоча, Адам легко, словно ребенка, поднял Аманду и, не желая признаваться даже самому себе, что прижимает ее слишком сильно, отнес к костру. Он ловко усадил девушку на бревно. Оторвав от сочной золотистой фазаньей тушки мясистую ножку, протянул Аманде. Он стоял рядом и придерживал ее за плечи, пока она ела.

Нежное, ароматное мясо было съедено быстро — Аманда даже сама удивилась проснувшемуся вдруг аппетиту. Она поглядывала на доброго великана, сидевшего рядом. Наконец Адам заметил ее взгляд и пристально посмотрел ей в лицо. Она нерешительно промолвила, отвечая на его немой вопрос:

— По крайней мере в одном мне здорово повезло. Хорошо, что меня нашел ты, а не кто-то другой!

Юноша смущенно отвернулся к костру, а внутренний голос еще долго радостно повторял: «Это тебе, тебе повезло!»

Яркий солнечный день догорал, унося тепло. Вместе с темнотой на лес опускалась прохлада. Аманда вздрагивала, лежа на постели, великодушно устроенной для нее Адамом. От его внимательного взгляда не укрылось, что больную бьет озноб, и он стал щупать ей лоб, опасаясь возобновления лихорадки.

— Нет, Адам, я не заболела снова. Просто немного озябла, вот и все.

Адам торопливо налил горячего чаю в их единственную кружку, не забыв добавить туда рому, и вложил ей в руки;

— Вот, выпей-ка это. Сразу согреешься.

Пока Аманда пила, он вытащил из мешка второе одеяло и закутал ее потеплее. Непривычная к спиртному, девушка почти моментально почувствовала действие крепкого напитка и задремала. Лениво приподняв веки, она вдруг обнаружила, что Адам пододвинул бревно к самому костру и устраивается рядом с огнем в надежде согреться от его тепла. Оказывается, она все еще лежала, закутанная в оба одеяла, и в смущении от такой беспечности Аманда поспешила окликнуть нового друга:

— Адам, ночь будет очень холодной. Пожалуйста, возьми у меня одно из этих одеял! Я и так не почувствую сырости, вот увидишь!

— Нет, Аманда, тебе оно нужнее, чем мне. А я старый бродяга. И привык спать на голой земле, не боясь сырости.

Понимая, что это Адам говорит нарочно, Аманда неловко приподнялась и стала стаскивать с себя одеяло. Адам вскочил и направился к ней. Он наклонился и поправил одеяло, приговаривая:

— Аманда, я же сказал, что тебе оно нужнее. Лучше поскорее засни.

— Я не собираюсь спать под двумя одеялами, когда у тебя нет ни одного! — Ее голос звучал тихо, но твердо.

— Ну а я не собираюсь забирать у тебя ни одно из этих одеял! — не менее упрямо возражал Адам, глядя в полыхавшие возмущением синие глаза.

Аманде стало ясно, что дальнейший спор ни к чему не приведет. Она на миг задумалась и как ни в чем не бывало заявила:

— Ну тогда тебе придется просто разделить со мной оба одеяла. Иди сюда. Укроемся вместе. — Она приподняла край одеяла. — Нам обоим будет тепло.

Он выглядел настолько огорошенным, что Аманда рассмеялась.

— Адам, я понимаю, что это выглядит ужасно неприлично, но не сомневаюсь, что тебе можно доверять, и к тому же вряд ли мне есть что от тебя скрывать, — мучительно покраснев от стыда, она все же продолжала с прежней решимостью: — Если ты согласишься разделить эти одеяла со мной, я с радостью это сделаю.

Заметив, как растерянность на его физиономии снова сменяется упрямством, Аманда торопливо добавила:

— Если уж на то пошло, Адам, я вообще согласна воспользоваться твоими одеялами только на таком условии!

Адам пытливо разглядывал ее несколько долгих минут, пока не понял, что не сумеет переубедить, и наконец улыбнулся.

— Как прикажете, сударыня!

Адам быстро забрался под одеяло и прижал к себе Аманду чтобы обоим было потеплее.

— Ну, теперь ты будешь спать?

— Как прикажете, милорд, — послышался тихий ответ. Она лукаво подмигнула Адаму и тут же закрыла глаза, все еще улыбаясь.

Аманда заснула в ту же минуту и не видела его ответной улыбки, а Адам не мог заснуть еще целый час — чувства, что порождала в нем эта дружеская близость, были намного сильнее, чем он мог предположить.

Ром, щедро добавленный в чай, оказался превосходным успокоительным, однако на протяжении ночи Аманда несколько раз просыпалась. И всякий раз приходила в замешательство, обнаружив возле себя мужчину, даже во сне не разжимавшего объятий. Не сразу она вспоминала, что сама предложила ему спать вместе. Но как ей вообще могло прийти в голову такое предложение?.. Наверняка и мама, и папа пришли бы в ужас, узнав про такое. Но теперь они оба мертвы, а стало быть, не способны расстраиваться из-за поведения своей дочери. Зато Роберт, тот бы разозлился не на шутку, если бы узнал, что Аманда проспала ночь в объятиях другого мужчины! Но скорее всего Роберта также не имело смысла считать живым — ведь она видела своими глазами, как он упал. Впрочем, как ни крути, но ее нынешнее состояние все равно не вписывалось в рамки приличий, которые ей внушали.

Да, благовоспитанным барышням не полагается спать так, как спит она. Но ведь этот человек спас ей жизнь!..

Аманда приподняла голову, чтобы взглянуть на лицо Адама, освещенное полной луной.

Она снова подумала, что ее спаситель весьма привлекателен. Волосы были, как у мальчишки, взъерошены. Аманда залюбовалась красивым лицом. Ей нравилась ямка на подбородке. Она впервые познакомилась с мужчиной, у которого на подбородке была такая ямка. Рука как бы сама потянулась потрогать эту ямку, пока Адам спит. Тот беспокойно заворочался, и Аманда виновато прикрыла глаза; а вдруг он сейчас проснется и рассердится на нее? Но прошло несколько минут, все было спокойно, и она решилась глянуть сквозь полуопущенные веки. Адам спал все так же крепко. Набравшись храбрости, Аманда продолжила разглядывать обращенное к ней лицо. Ее взгляд скользнул ниже, на мощную шею, и надолго задержался на необычайно широких и сильных плечах. Сквозь расстегнутый ворот рубашки виднелись колечки золотистых волос у него на груди. У Аманды вырвался невольный смешок — эти самые волосы ужасно щекотали нос, пока она спала, прижимаясь к его груди, всего лишь пару минут назад. И тут наконец память вернулась к ней полностью. Что бы сейчас было, если бы она не предложила поделиться одеялом? Ее спаситель, так самоотверженно отказавшись забрать у нее одно одеяло для себя, был бы вынужден ежиться от холода всю долгую ночь, безуспешно пытаясь согреться у костра, который давно уже еле тлел. А ведь этот чудесный, щедрый человек уже дважды успел спасти ей жизнь за последние сутки! Нет, она поступила правильно, предложив вместе укрыться одеялами, и как бы странно это ни выглядело, ей нечего было бояться — в этом Аманда нисколько не сомневалась! При желании он мог бы давно воспользоваться своим превосходством, чтобы причинить ей вред, однако неизменно проявлял уважение и сочувствие. Аманда знала, что родители поняли бы ее, если бы были живы Ей оставалось лишь надеяться, что и Роберт тоже поймет ее.

Аманда снова перевела взгляд на загорелое лицо: брови сурово сошлись в одну черту — видимо, из-за тревожного сна — и улыбнулась, впервые за долгое время чувствуя себя спокойной и умиротворенной. Приподнявшись, она легонько поцеловала Адама в ямку на подбородке и шепнула:

— Спасибо тебе, Адам!

Затем она опустила голову ему на грудь, заснула и проспала до самого утра.

Проснувшись, Аманда поняла, что день уже давно наступил — солнце высоко сияло в лазурном небе. Адама нигде не было видно. Она позвала его, но он не отозвался. Лесная тишина стала казаться ей угрожающей. Аманда крикнула громче, так что под сводами леса прокатилось гулкое эхо, — ответа не последовало. Внутри все сжалось от страха. В памяти возникли налитые кровью черные глаза и занесенный над ней острый томагавк. Где же Адам? Надо немедленно его найти!

Аманда попыталась выбраться из одеял, но, услышав чьи-то шаги, замерла от ужаса. Она оглянулась, как затравленный зверь, и увидела Адама. Он вышел на поляну с добытым кроликом в руках.

— Похоже, что у нас сегодня будет пир, Аманда, — похвастался он с добродушной улыбкой. Но уже в следующий миг отбросил в сторону добычу и кинулся к девушке, заметив, что она чем-то встревожена. — Что такое, Аманда? Что случилось? — спрашивал он, заботливо щупая ей лоб. Может, у нее снова лихорадка? Нет, лоб прохладный. — Ты увидела что-то и испугалась? У тебя что-то болит?

Но Аманда не отвечала, и Адам в отчаянии схватил ее за плечи и сильно встряхнул. Широко распахнув полные ужаса глаза, несчастная несколько раз громко сглотнула, прежде чем обрела дар речи:

— Я проснулась, а тебя нигде нет. И я подумала, что ты меня бросил…

Девушка потупилась под его возмущенным, пронзительным взглядом. Он переспросил, не веря своим ушам:

— Что… что ты подумала?

Последовала долгая, мучительная пауза, наконец с его уст слетел горький смешок. Он крепко прижал к себе Аманду своими сильными, загорелыми руками и прошептал:

— Ах ты, маленькая дурочка. Да как такое могло взбрести тебе в голову? Разве ты не видишь, как я привязался к тебе? — Его голос как-то странно задрожал и прервался, и он добавил что-то невнятно, уткнувшись в теплую макушку.

Аманда обмякла у него на груди — за несколько минут паники она израсходовала те жалкие силы, что успела накопить. Адам встал, не выпуская ее из объятий, отнес поближе к огню, усадил и торжественно промолвил:

— Пора завтракать, сударыня!

Остаток утра Аманда провела в полудреме, наблюдая за тем, как Адам готовит пойманного кролика. Время перевалило уже за полдень, когда она попыталась встать, не в силах оставаться равнодушной к сверканию золотистых солнечных лучей на водной глади прозрачного озера. Как только Адам заметил, что Аманда поднялась, он быстро подошел к ней.

— Что ты делаешь? Если тебе что-то нужно — просто скажи мне. Я подам. Тебе вовсе ни к чему зря расходовать силы. Они еще понадобятся, когда придется пешком возвращаться в форт Эдуард.

Поначалу Аманда разозлилась на Адама из-за его чрезмерной опеки. А когда вспомнила, что он упомянул о форте Эдуард, растерялась. Возвращаться в форт Эдуард! Адам сказал правду — им непременно придется вернуться. И впервые за эти дни Аманда задала себе вопрос: а ради чего ей возвращаться? Она потеряла родителей, дом — она потеряла вес. А Роберт!.. Мысли о нем все еще причиняли невыносимую боль, ведь в глубине души она начинала верить, что он тоже погиб! Так куда ей податься? Может, к тете Маргарет? Но ей и так едва удается сводить концы с концами. И Аманда вовсе не желает становиться «лишним ртом». Нет, пожалуй, ей просто пока не стоит думать о будущем.

Прервав размышления, она обнаружила, что Адам по-прежнему не сводит с нее сердитого взгляда в ожидании ответа, И с чего он так разозлился?

— Адам, я только хотела пойти к озеру и умыться.

Юноша нахмурился. Он опять сорвался и повел себя непростительно грубо. Почему его так возмутила ее первая попытка сделать что-то самостоятельно? Ответ быстро нашелся — ясный и недвусмысленный. Его радовало, что Аманда была зависима от него из-за болезни. И он очень хотел бы продлить эту зависимость. Хотя ему доставляло удовольствие видеть, как она выздоравливает. Однако в то же время он приходил в отчаяние от того, что она поправляется так быстро, а значит, скоро перестанет нуждаться в его постоянной опеке.

— А ты не слишком спешишь, Аманда? Ты даже ходишь еле-еле! И я боюсь, что ты ослабеешь и свалишься в воду, а чего доброго, еще и простудишься.

— Я не такая неженка, как ты считаешь, Адам. И прекрасно со всем справлюсь. — В ее звонком голоске послышалось упорство.

Адам помог Аманде подняться на ноги. Она постояла, покачнулась, но все же потихоньку пошла к озеру. Сделав «сколько шагов, она почувствовала резкую боль в ноге, в месте змеиного укуса. Девушка непременно упала бы, если бы сильная рука Адама не легла ей на талию, что помогло удержаться на ногах. С его помощью она все же добралась до кромки воды и бессильно опустилась на песок.

Едва слышно пробормотав «спасибо», Аманда нарочно потупилась, не желая отвечать на укоризну, которая наверняка была в его взгляде. Она нерешительно выпрямила ноги и погрузила их в воду, нагревшуюся на отмели до температуры парного молока. Потом зажмурилась и подставила лицо солнцу.

Придя к выводу, что в его услугах пока нет нужды, Адам решил вернуться к костру. При взгляде на миниатюрную фигурку у воды он слишком живо вспомнил ту первую ночь, помнил ощущение гладкой, нежной кожи, прижатой к его разгоряченному телу в те минуты, когда он держал в воде.

— Позовешь меня, когда кончишь. Не вздумай сама идти обратно, — бросил он через плечо и поспешно ушел. Аманда машинально кивнула, занятая какими-то своими, неведомыми ему мыслями.

Адам крепился, не позволяя себе оборачиваться. Он шел обратно к костру, несмотря на сильнейшее желание любоваться без конца прекрасным созданием. Опустившись на бревно, лежавшее у костра, юноша замер, уперев локти в коленки и сжав ладонями лицо, раскрасневшееся от стыда. Да что с ним творится? Да, она прекрасна и невинна, но она еще совсем ребенок — особенно для такого опытного взрослого мужчины, каким считал себя Адам. Плотское желание было хорошо знакомо Адаму. Он испытывал его много раз по отношению ко многим женщинам, однако глубокая, невероятная нежность, разбуженная в нем Амандой, вкупе с потрясающим по силе желанием и порывами постоянно опекать и защищать ее от всего плохого буквально раздирали его на части. Стоило ему увидеть эту малышку, как ослабело даже то нестерпимое пламя ненависти, что побуждало его выполнить клятву, данную на могиле родителей, — все подавили чары прекрасного чистого создания, которое увлеченно плескалось сейчас на берегу, что-то приговаривая себе под нос.

«Держи себя в руках, парень!» — говорил ему внутренний голос. Да, конечно, он все понимал. Не пройдет и недели, как девчонка окрепнет настоль» о, что сможет отправиться в форт Эдуард, а там его опекунство наверняка закончится. И он постарается забыть эту красотку. Одни мучения от нее! Глубоко вздохнув, он поворошил угли и снова занялся приготовлением еды. Пока Аманда дремала, ему удалось насобирать даже пару горстей сочных, спелых ягод. Это должно было внести какое-то разнообразие в их меню. Он припрятал их в надежде преподнести Аманде сюрприз и поднять аппетит. Теперь Адам не смог удержаться и мысленно высмеял свое поведение. Прямо как мальчишка, очумевший от первой любви. Адам даже потряс головой — ну кто поверит, что он еще способен на такие глупости?

Тем ни менее юноша ничего не мог с собой поделать и постоянно следил за тем, что творится на берегу озера.

Аманда обтирала шею и плечи влажным куском ткани, Адам тут же вспомнил, с какой осторожностью сам не так давно вытирал ее хрупкое тело, молочно-белое в лунном свете: округлые, юные груди с чудесными розовыми сосками, даже тогда показавшимися необычайно соблазнительными, невероятно тонкая талия, стройные бедра, еще только начинавшие приобретать женственную округлость, и там, между ними… Черт побери! Адам отругал самого себя и пересел так, чтобы не видеть Аманду. Он ведет себя как дурак!

Прошла целая вечность, прежде чем Адам услышал голос Аманды:

— Адам, я умылась. Ты велел, чтобы я тебя позвала. Хотя ему хотелось помчаться к ней со всех ног, он не спеша двинулся к берегу: на хмуром, озабоченном лице невольно отразилась терзавшая его внутренняя борьба.

Это удивило и даже напугало Аманду. Да, он сам просил позвать его, потому что считает себя ответственным за нее, но вряд ли испытывает радость от такой обузы. И девушка мысленно пообещала себе с еще большей благодарностью и почтением воспринимать все, что Адам для нее сделает. В результате ответом на его мрачную мину были признательная улыбка и искренний взгляд синих глаз, поразивший его в самое сердце.

После этого он просто не в силах был позволить ей передвигаться самой, а просто подхватил на руки и понес к костру — к тому же это давало ему возможность снова прикоснуться к ее прекрасному телу, прижать к себе.

— Адам, если ты так и будешь носить меня на руках, я разучусь ходить, — шутливо возмутилась она.

— Ты еще успеешь нагуляться, — ответил он грубо, затем опустил ее на одеяло и отвернулся к огню.

Но не прошло и нескольких минут, как он снова посмотрел, что же делает Аманда. Девушка запустила пальцы в волосы и старалась привести в порядок спутанные пряди. Заметив, что за ней наблюдают, она пожаловалась:

— С моими волосами произошло что-то ужасное. Если я их не распутаю, то придется постричься.

Остричь такие волосы?! Эти чудные шелковистые волосы?! Никогда! Он ни за что такого не допустит!

Адам молча полез в мешок. На самом дне был спрятан слегка пожелтевший костяной гребень — одна из немногих мелочей, чудом уцелевших в развалинах отцовского дома. Он часто с любовью и болью вспоминал, как его мать не спеша расчесывала на ночь свои длинные седеющие волосы вот этим самым гребнем, и не расставался с этой вещицей с того самого дня, как подобрал ее на пепелище. Теперь он решительно подошел к Аманде и вложил гребень ей в руку. Девушка раскраснелась от смущения, разглядывая неяркий цветочный узор по краю украшенного искусной резьбой гребня, — совершенно ясно, что такая вещь могла принадлежать только женщине. Может, Адам хранит ее как память о прошлой любви? Поняв, о чем она думает, он тихо произнес:

— Это мамина.

Аманда покраснела еще сильнее, осознав, как глупо ошиблась, и с чувством призналась:

— Адам, для меня большая честь пользоваться этой вещью. Юноша явно собирался что-то сказать, но в последний момент передумал, снова резко отвернулся и поспешил к огню.

С преувеличенным старанием он стал переворачивать тушку кролика, нанизанную на длинный прут. Вскоре он снова стал поглядывать в сторону Аманды, которая терпеливо расчесывала пряди одну за другой. Дотронувшись до затылка, она громко вскрикнула от боли: оказывается, рана еще не зажила. Из прекрасных синих глаз едва не хлынули слезы. Адам моментально оказался рядом. Он взял у Аманды гребень и внимательно осмотрел рану.

— Слава Богу, заживает хорошо, — буркнул он себе под нос и уже громче сказал Аманде: — Но ее покрывает кровяная корка, в которой засохли волосы. Мне придется помочь тебе.

И он тут же перешел от слов к делу, удивляясь своему поведению. Ведь ни о ком прежде он так не заботился. Но вот все волосы были аккуратно расчесаны и уложены роскошным серебряным облаком ей на плечи. Благоговейно проведя по ним рукой, Адам прошептал:

— Аманда, у тебя дивные волосы. Наверное, я не первый тебе об этом говорю.

— Роберт… он тоже часто хвалил мои волосы.

При упоминании этого имени Адам почувствовал острый укол ревности и слегка вздрогнул, но все равно продолжал гладить пушистые пряди и как бы из любопытства спросил:

— А кто он — Роберт?

Синие глаза наполнились слезами, и она смущенно ответила:

— Он мой же… жених. — Она запнулась на последнем слове, показавшемся ей каким-то чужим.

— Твой жених?! Да этого не может быть! Аманда, сколько тебе лет?

— Мне уже шестнадцать. Вполне достаточно, чтобы выйти замуж, — запальчиво ответила она.

— Ну а сколько исполнилось малышу Роберту?

— Он не малыш — он взрослый мужчина! Ему двадцать шесть лет!

Насмешливый тон Адама сердил Аманду все сильнее. Адам в изумлении приподнял брови. Это надо же — двадцать шесть!

— Ну и где же он сейчас? — продолжал он расспрашивать.

Слезы, давно уже стоявшие у нее в глазах, вырвались на свободу и хлынули блестящими дорожками по щекам. Рыдая, она наконец решилась впервые произнести это вслух:

— Он погиб. Я знаю. Он погиб. Я сама видела, как он упал!

Словно прорвав какую-то плотину, слезы полились ручьями, и Аманда головой уткнулась Адаму в грудь, содрогаясь от плача. Адам крепко прижимал ее к себе. Он шептал что-то утешительное, гладил ее волосы и плечи. Вдруг до него дошло: да ведь он улыбается!!!

Господи Боже, да как только он мог позволить себе такое?! Он обрадовался, когда узнал, что этот человек мертв! Мучаясь от болезненного чувства вины, Адам испуганно размышлял над тем, какой скотиной надо было стать, чтобы порадоваться гибели человека, который мог бы оспорить его право заботиться об Аманде. Готовый провалиться сквозь землю от стыда, он решил вообще не думать на эту тему. Ведь пока Аманда одна, и она нуждается в его помощи. Значит, он не оставит ее.

Аманда наплакалась, успокоилась и расслабленно затихла у него на груди.

Слегка отстранившись, Адам посмотрел в грустные синие глаза, блестевшие от слез, улыбнулся и сказал:

— Послушай-ка, Аманда! Я столько времени возился с кроликом. Не хочешь ли попробовать?

Адам встал и помог подняться Аманде. Он ласково обнял ее за плечи, и они медленно пошли к костру.

От кролика, покрывшегося золотистой корочкой, исходил чудесный аромат.

— Ну, что скажешь? Он уже готов? — При виде того, как милое грустное личико осветилось улыбкой, а на щеках появились знакомые обворожительные ямочки, у Адама, как всегда, екнуло сердце.

Девушка взяла предложенное ей мясо, откусила большущий кусок и, прожевав, воскликнула:

— Адам, он просто превосходный!

Когда на лес снова опустилась ночная мгла, уже не было споров из-за одеяла. Адам поправил в последний раз костер, подошел к Аманде и быстро улегся рядом. Обнимая Аманду, он прошептал в душистые волосы:

— Спи спокойно, Аманда, и не пугайся, если утром меня не окажется возле тебя. Я не уйду далеко.

Она покорно закрыла глаза и быстро заснула. Последующие несколько дней, пока больная набиралась сил, между ними царили все те же непринужденные дружеские отношения. Отдых и золотые летние деньки вернули румянец на бледные щеки и добавили живых искорок в лучистые синие глаза. Адам и не думал, что такое возможно, глядя, как по мере выздоровления девушка хорошеет с каждым днем. Под конец он вообще стал всякий раз вздрагивать от острого, незнакомого наслаждения, глядя на ее красоту. Бесконечные ночи, которые он проводил почти без сна, держа в объятиях это восхитительное юное, невинное создание, становились таким мучением, какого не знал ни один грешник на земле. Но по мере того как девушка набиралась сил, Адам не мог не испытывать все большего беспокойства. Он разрывался между желанием как можно дольше просидеть в этой глуши наедине с Амандой и стремлением поскорее вернуться в форт. Прошло еще четыре дня, и стало ясно, что больше тянуть с ращением невозможно. Аманда успела поправиться настолько, что уже могла перенести тяготы пути — если время от времени будет как следует отдыхать. Скрывая собственную неуверенность, он как бы между делом заметил:

— Аманда, завтра утром мы оставим это место и отправимся в путь. — По тому, как она напряглась всем телом, можно было судить о нежелании бедняжки возвращаться в тот мир, где продолжается война, где были убиты ее родные и жених и где она должна была остаться совершенно одна. Ах, с какой радостью Адам готов был развеять эти страхи! Однако инстинктивно он понимал, что девушка не имеет ни малейшего представления о его истинных чувствах и что в ответ она способна предложить своему спасителю всего лишь горячую признательность — не более того. Любая поспешная попытка объясниться не принесет пользы, а еще сильнее осложнит и без того неловкую ситуацию. Бедняжка все еще не оправилась от постигшего ее удара и не способна обратиться лицом к будущему.

Адаму уже не сиделось на месте: он поднялся еще в сумерках, когда рассвет не успел рассеять ночную тьму, и как можно старательнее уничтожил все следы их долгой стоянки на берегу озерца. Оставалось лишь позавтракать, собрать вещи и отправляться в путь. В дороге он не сможет охотиться, и питаться им придется вяленым мясом, захваченным из форта Карильон. Тропа до форта Эдуард была сухой и удобной. Если им повезет и Аманде хватит сил, они не спеша доберутся до места через три дня.

Ласково погладив Аманду по плечу, он окликнул ее и сказал, что пора вставать. Его нетерпение поскорее сняться с места она заметила. Девушке стало любопытно, что могло вызвать столь разительную смену настроения. Скорее всего молодой человек торопился избавиться от нее. Это было весьма обидно для Аманды, однако она решила не подавать виду и вообще ни в чем его не винить. Она старалась урезонивать себя тем, что Адам давно заслужил отдых, он так ей помог. И вместо того чтобы дуться, ей следует без конца благодарить доброго юношу за то, что он спас ей жизнь. Но пока она поднималась и сворачивала одеяла, ее не оставлял тревожный вопрос: что же теперь делать с той самой жизнью, которую так самоотверженно спас Адам?

В пути он стал чрезвычайно молчалив из-за привычки экономить силы и постоянно быть начеку, обследуя их тропу и окружающий лес. В принципе он не ожидал встретить кого-то во время их краткого перехода, но не следовало полагаться на удачу. Можно было наткнуться на индейцев, которых теперь полно бродит в округе. В то же время Аманда постоянно ощущала его неослабное внимание и на себе: он не забывал следить, не утомлена ли она, и на каждом привале внимательно всматривался в лицо и щупал лоб, проверяя, не возобновилась ли лихорадка.

От этой трогательной заботы ей становилось теплее на душе, и она отвечала искренней, хотя и усталой улыбкой. Адам жалел Аманду, а его влечение к ней обострилось до предела. Он боролся с сильнейшим желанием схватить ее в охапку и крепко-крепко прижать к себе.

Аманда, погрустнев, отвернулась, совершенно неправильно истолковав ту внутреннюю борьбу, что отразилась на его лице. Она решила, что кажется Адаму слишком легкомысленной особой, не способной оценить серьезность их положения. И остаток дня оба провели в мрачном молчании.

Второй день начинался примерно так же: едва перебрасываясь словами, путники готовились начать новый переход. Однако где-то после полудня внимание Аманды привлек витавший в чистом лесном воздухе некий странный запах. В тот же миг Адам оглянулся и посмотрел на нее. Он также уловил запах горелого дерева, становившийся все сильнее с каждой минутой.

Аманда постаралась выбросить из головы все мысли об окружающем и просто шагала за Адамом след в след. Она не желала размышлять над тем, откуда идет этот запах.

Но вскоре она заметила, что Адам замедлил шаги и все чаще оглядывается на нее. Наконец он замер на месте.

— Аманда, нам нельзя сворачивать с тропы. И через пару минут мы подойдем к форту Уильям Генри. — Взгляд зеленых глаз снова был теплым и дружеским, он с участием всматривался в ее бледное, измученное лицо. — Постарайся собраться с силами, прежде чем ты это увидишь.

Обняв Аманду за плечи, он пошел рядом — и она не в состоянии была потом вспомнить, как долго и как далеко они шли тогда бок о бок. Но внезапно оно предстало перед ее потрясенным взором — черное, пустое пепелище на месте некогда величавого, неприступного форта Уильям Генри. Даже в своем подавленном состоянии девушка не сдержала удивленного возгласа. От крепости не осталось совершенно ничего! Обгорелые руины кто-то не поленился сровнять с землей!

Из груди Аманды вырвался тоскливый, прерывистый стон, и она помчалась, не разбирая пути, мечтая лишь об одном — вырваться из цепких когтей воспоминаний, которые овладели ею с прежней силой, пока она стояла и смотрела на этот кошмар. Так она бежала все вперед и вперед, задыхаясь на бегу от рыданий, пока наконец не споткнулась в своей отчаянной попытке убежать от прошлого. Она не заметила торчавший на тропинке корень, но не успела долететь до земли, как сильные руки подхватили ее и прервали это безрассудное бегство. Обливаясь слезами, она спрятала лицо у Адама на груди и плакала, плакала без конца, не в силах совладать с болью и горем. Он прошел еще немного по тропе, а потом уселся на бревно, по-прежнему держа Аманду на руках, и зашептал, вслушиваясь, как постепенно затихают отчаянные рыдания:

— Ну, Аманда, ты готова идти дальше? Самое худшее позади. Осталось совсем немного. Завтра утром мы уже дойдем до форта Эдуард.

Заглянув в его напряженное лицо, Аманда поняла, что ее новый друг думает лишь о том, как бы поскорее добраться до места. Она тяжело вздохнула, вытерла слезы и молча кивнула в знак согласия. В ответ Адам посмотрел на нее как-то странно. Он опустил руки и выпрямился — все так же напряженно, — поджидая, пока она будет готова следовать за ним.

Около полудня третьего дня Адам обернулся к спутнице с ободряющей улыбкой, взял ее за руку и сообщил:

— Мы почти пришли.

Через несколько минут они уже могли видеть форт Эдуард, и в душе Аманды, нерешительно разглядывавшей высокие стены, нарастало смятение, которое она уже не в силах была скрывать. Адаму пришлось поддержать ее за талию, чтобы подвести к открытой площадке перед воротами. Аманда машинально отметила про себя, что их не окликнули часовые. Значит, здешние военные отлично знают Адама — с этой мыслью она шагнула в ворота и оказалась внутри крепости.

Она не смела оглядываться и не сводила глаз с Адама, лицо которого вдруг озарилось счастливой улыбкой. Да, он явно был рад концу путешествия — вон с какой охотой юноша отвечал на добродушные приветствия солдат, хлопавших его по плечу.

— Кого это ты раздобыл на сей раз, Адам? Ого, смотри-ка, ты с каждым днем становишься все разборчивее! — воскликнул один из солдат.

Но не успел Адам ответить своему приятелю, в воздухе зазвенел пронзительный женский крик:

— Аманда! — И рослая женщина с гладкими, песочного цвета, волосами кинулась обнимать девушку прямо-таки с материнской нежностью.

— Бетти! — Аманда была безмерно счастлива увидеть ближайшую подругу своей мамы.

— Слава Богу, ты жива! — радовалась Бетти Митчелл. — Ах, дорогая моя, а вот твоих родителей больше нет с нами, — грустно добавила она.

— Знаю, — так же грустно ответила Аманда и немного отстранилась, чтобы заглянуть в доброе, полное искреннего сочувствия лицо.

— Бетти, я хочу тебя познакомить… — Но представление так и осталось незаконченным. Ее прервал дрожащий от избытка чувств мужской голос;

— Аманда?! Это ты?!

Она обернулась на этот голос, и раздался невероятный, полный восторга крик:

— Аманда!

Адам обернулся и увидел высокого молодого человека с каштановой шевелюрой, крепко прижавшего Аманду к груди и заглушившего жадным поцелуем ее радостный возглас:

— Роберт!