Джиллиан сидела совершенно неподвижно, неспособная произнести ни слова из-за комка в горле, который ей все никак не удавалось проглотить. Она посмотрела на Одри, пристроившуюся рядом с ней на узкой кровати в тесной обшарпанной каморке, куда недавно привел их Чарльз Хиггинс. Джиллиан все не могла сообразить, как давно они ждут его возвращения. Им принесли еду и воду, но все так и стояло нетронутым. А утро уже перешло в день, потом день стал клониться к вечеру… В душе у нее начали расти самые мрачные предчувствия.

У Джиллиан не было никаких сомнений в том, куда они попали. Она поняла это в тот самый момент, когда они подошли к неопрятного вида деревянному дому, расположенному недалеко от порта. У распахнутых окон верхних этажей сидели женщины, вызывающе и броско одетые, которые игриво обменивались с проходившими по улице мужчинами похабными замечаниями.

Когда Хиггинс распахнул дверь и ввел их внутрь, в ноздри ударил тяжелый дух, которым здесь было пропитано буквально все. От висевшего в воздухе густого запаха дешевых духов и пота к горлу Джиллиан подступила тошнота. Но то, что она увидела, пока они проходили через вестибюль к лестнице на верхний этаж, потрясло ее сильнее всего. Здесь толпилось множество полуодетых женщин, открыто поощрявших находившихся там мужчин и с явным удовольствием позволявших лапать себя.

Джиллиан, не решаясь повернуть голову к Одри из-за боязни увидеть выражение ее лица, вздернула подбородок и начала подниматься по лестнице следом за Хиггинсом, глядя прямо пред собой. Из-за дощатых дверей по обеим сторонам коридора доносились звуки, не оставлявшие сомнений в том, что там происходит. Джиллиан случайно бросила взгляд в широкую щель между досками одной из дверей и с трудом подавила приступ тошноты от увиденного.

Их привели в узкую комнатку, где они сейчас и сидели. Каморка была частью борделя. Она читала о таких заведениях, но никогда по-настоящему не верила в их существование.

Пока они с Одри ждали решения своей участи, Джиллиан думала, не станет ли этот бордель их с сестрой судьбой. От одной только мысли об этом можно было сойти с ума.

Одри вдруг начала дрожать. Джиллиан быстро повернулась к ней и увидела, как побелело ее лицо с широко раскрытыми глазами. С трудом, сдерживая тошноту, Джиллиан схватила сестру за руку и зашептала успокаивающие слова, которые в тишине комнаты показались криком:

— Одри, милая Одри, все будет хорошо. — Одри бросила на нее гневный взгляд:

— Я уже не ребенок, Джиллиан! Я знаю, куда мы попали.

Джиллиан без особого успеха попыталась улыбнуться

— Да, это ясно с первого взгляда.

— Неужели здесь нам и суждено окончить наши дни, Джиллиан? Неужели нам никто не поможет? Может быть, Кристофер…

— Нет. И не тешь себя напрасными надеждами, Одри Кристофер такой же подневольный, как и мы. Мы не можем надеяться на него. Мы можем надеяться только на самих себя.

— На самих себя? Но мы же совершенно беспомощны, Джиллиан!

— Как ты можешь так уверенно об этом говорить! Нам надо подождать и присмотреться. Может быть, когда вернется мистер Хиггинс…

— О да, когда вернется мистер Хиггинс, он возьмет да и отведет нас к посетителю этого заведения! — Глаза Одри наполнились слезами. — Я скорее умру, Джиллиан! Я скорее умру!

Дверь с треском распахнулась, и девушки испуганно обернулись. В комнату с вальяжным видом ввалился Чарльз Хиггинс. Джиллиан подумала, что он выглядит сейчас еще хуже, чем несколько часов назад. Сальные волосы, прежде прикрытые мятой шляпой, неопрятными прядями липли к голове. Лицо его было багровым от жары, а одежда пропотела еще больше, и несло от него еще сильнее.

Позыв к рвоте стал просто непреодолимым. Побелев и покрывшись испариной, Джиллиан неимоверным усилием сумела его подавить. Хиггинс обратился к ним подчеркнуто вежливо, и этот тон так не вязался с его отталкивающей манерой держаться, что все происходящее начало казаться просто нереальным.

— Прошу прощения, что заставил вас так долго ждать, милые леди. Но появились кое-какие срочные дела, которые потребовали моего внимания. — Хиггинс улыбнулся, в очередной раз, обнажив свои желтые, редко посаженные зубы. — Я полагаю, что будет нелишним еще раз напомнить вам пункты вашего колониального контракта. Я также думаю, что вам необходимо ясное понимание вашего положения.

Хиггинс сделал паузу и стал скорее похож на адвоката, заботливо дающего советы своим клиентам, чем на владельца борделя. И от этого ощущение нереальности происходящего стало еще сильнее.

— Уважаемые леди, — продолжил Хиггинс, — условия колониального контракта написаны ясно и точно. Они таковы: вы были приговорены судом к принудительным работам на четыре года. В течение этого времени вы являетесь собственностью вашего хозяина. Работа, которую вы исполняете, и даже ваша одежда целиком и полностью принадлежит ему. Вы можете сдаваться внаем на его условиях и с выплатой ему всех получаемых доходов. — Хиггинс сделал эффектную паузу. — По его желанию вы можете быть перепроданы. На наказание, которому он может вас подвергнуть за непослушание или за плохое исполнение работы, не накладывается никаких ограничений, за исключением преднамеренного убийства. Попытка к бегству наказывается увеличением назначенного вам срока. Здесь я чувствую себя обязанным разъяснить, что побег практически невозможен, особенно на этом острове. А когда побег все же происходит, по всему острову расклеивают объявления о розыске, где подробно описываются приметы беглецов. А так как принудительные работы по колониальному контракту являются основной и узаконенной частью эмиграционной и уголовной системы, установленной Короной, содействие со стороны населения просто великолепное. Я также чувствую себя обязанным упомянуть, хотя это может показаться проявлением бесчувствия с моей стороны, — что здесь принято клеймить каленым железом особо упорных беглецов, с тем, чтобы с их поимкой не возникало трудностей.

Джиллиан непроизвольно прерывисто и хрипло задышала. От духоты, наполненной отвратительными запахами, от дикой несуразности всего произошедшего с ними с того момента, как они с Одри вступили на помост и были проданы, Джиллиан была близка к обмороку.

Нарочито не обращая внимания на состояние девушек, Хиггинс неторопливо продолжал:

— Милые леди, я думаю, нет необходимости объяснять вам, что это за дом. — Он ухмыльнулся. — Но заверяю вас, все мои дамы здесь очень счастливы. Их хорошо одевают и кормят. И развлекают! Они никогда не обращаются ко мне с жалобами на усталость, потому что большую часть своего рабочего дня, как правило, проводят в постели.

Чарльз Хиггинс громко расхохотался собственной шутке. Хохот его заметался по каморке, ударами тяжелого молота отдаваясь в голове Джиллиан. Ни она, ни Одри не поддержали веселья Хиггинса, и тот, оборвав смех, грустно покачал головой:

— Какие же вы обе серьезные. На мой взгляд, даже слишком серьезные. Я был бы рад любой благоприятной возможности помочь вам научиться радоваться жизни. Но, увы, такой возможности мне не представится. Дело в том, что большую часть сегодняшнего дня я провел в тяжелейших переговорах, касающихся перепродажи ваших договоров третьей стороне. Переговоры закончились лишь недавно. И сейчас я жду возвращения покупателя с соответствующей суммой, на которой мы сошлись. Сделка оказалась исключительно выгодной, и мне подумалось, что будет справедливо, если разъяснения по остальным пунктам колониального контракта я предоставлю вашему новому хозяину. — Мистер Хиггинс помолчал, его толстая физиономия приняла искренне печальное выражение. — Боюсь, что у нового хозяина вам не будет так хорошо, как могло бы быть у меня. У него довольно крутой нрав, и он не склонен к проявлениям любезности. Но, увы, своей решимостью он просто ошеломил меня, и я счел делом чести довести сделку до конца. — Тут Хиггинс шутливо подмигнул: — Довести до чьего-то конца — в этом есть изюминка, а?

Джиллиан безмолвствовала.

Снаружи раздались тяжелые шаги. Хиггинс обернулся к двери и впервые за все время разговора нахмурился.

— Похоже, что сей малоприятный господин уже здесь. Как мне кажется, вы с ним прекрасно знакомы.

У Джиллиан вдруг остановилось сердце. Комната начала наполняться ярким светом.

Ручка двери повернулась, и Хиггинс произнес:

— Мистер Джон Барретт…

Услышав это имя, Джиллиан невольно прижала руку ко рту. В голове у нее как будто взорвалось солнце. И все вокруг исчезло во тьме.

— Прочь с дороги!

Дерек, оттолкнув Хиггинса, бросился к соскользнувшей на пол Джиллиан. Одри в ужасе ахнула и начала приподниматься, беспомощно протягивая к сестре дрожащие руки. Но капитан, не обращая никакого внимания на Одри, склонился над Джиллиан, неподвижно лежащей на полу. В лице ни кровинки, безупречные черты застыли, как восковая маска. Леденящий страх сжал сердце Дерека.

— Джиллиан. — Дерек подхватил молодую женщину на руки и положил на кровать.

— Это надо же, — осклабившись, пробормотал Хиггинс. — Как это вы ловко разобрались, которая ваша! Они ж похожи друг на дружку как две капли воды. А впрочем, какая разница, та или эта, — обе лакомый кусочек…

От этих слов у Дерека потемнело в глазах. Он резко поднял голову и бросил испепеляющий взгляд на безучастно наблюдающего за происходящим толстяка и бессмысленно топчущуюся рядом с ним Одри.

— Дайте воды, черт возьми! — рявкнул Дерек. Одри опрометью кинулась к столу и налила воды в стакан. Она еле слышно рыдала. Эти звуки отчего-то действовали ему на нервы почти так же, как и тон, которым обратился к нему Хиггинс:

— Надеюсь, вы понимаете, что во всем этом моей вины нет. Вот эта юная леди подтвердит, что я приложил массу усилий, чтобы хоть как-то поддержать их. Я с исключительной добротой объяснил им их положение и как раз собирался сказать, что мистер Джон Барретт с ума сойдет от ярости, когда узнает, что я продал договоры этих двух дам да еще с такой выгодой. Тем более что в этом деле у него был личный интерес. Но едва я сказал…

— Да заткнешься ты, в конце концов, или нет! — Выплеснув в этой вспышке ярости остатки своего терпения, Дерек выхватил стакан с водой из руки Одри и рявкнул: — Пошли вон отсюда! Оба!

— Но моя сестра…

— Я сказал вон!

— Сэр, это мое заведение, и я…

— Вон, черт возьми! Вон!

Дверь за Хиггинсом и Одри захлопнулась, и Дерек повернулся к лежащей на кровати Джиллиан. Он с тревогой вгляделся в ее мертвенно-бледное лицо. На лбу и над верхней губой проступили капельки пота. Губы были слегка приоткрыты. Он склонился еще ниже и почувствовал на щеке легкое дуновение — она дышала. Дерек осторожно убрал со щеки девушки прилипшую прядку волос. Веки Джиллиан затрепетали, и Дерек подсунул руку ей под затылок, помогая слегка приподняться.

— Попей воды, Джиллиан… — сказал он охрипшим от волнения голосом. — Всего один глоток. Этот идиот должен был понять, что в комнате ужасно жарко и нельзя держать вас здесь столько времени.

Джиллиан открыла глаза. Она посмотрела на него странным взглядом, но ничего не сказала, и он повторил:

— Попей немного. Пару глотков, не больше. — Губы Джиллиан приоткрылись. Она послушно отпила из стакана и снова посмотрела ему в глаза.

— Тебе лучше?

Джиллиан кивнула. Дерек наклонился еще ближе и утонул в бездонной голубизне ее глаз.

— Мистер Хиггинс сказал… — выговорила она тихим шепотом.

Но Дерек не дал ей договорить:

— Плевать я хотел на то, что сказал этот чертов сводник!

— Он сказал, — упорно продолжала она, — что продал наши колониальные контракты.

— Да, он их действительно продал, — напряженным голосом ответил Дерек.

— Джону Барретту…

— Я не желаю, чтобы ты произносила имя этого гнусного негодяя! — прошипел Дерек.

— Но он сказал, что Джон Барретт…

— Пусть Джон Барретт катится ко всем чертям! Посмотри на меня, Джиллиан, и послушай, что я тебе скажу. — Дерек заглянул в кристально чистую голубизну ее глаз и увидел там смятение… боль. Когда он снова заговорил, голос его выдавал пережитую душевную муку, что терзала его весь этот день: — Ты принадлежишь мне.

Он заглушил сорвавшийся с ее губ изумленный вскрик долгим поцелуем, но отзвук этого вскрика остался в его сердце вместе с мучительной болью, которой не было конца. Он пробудил в нем чувство, с которым Дерек сначала безуспешно боролся, а потом убедил себя, что справился. Ничуть не бывало. Оно снова поднялось во весь рост, и остается только признать полное свое поражение. Пожалуй, это признание пришло слишком поздно, когда у него уже не оставалось выбора.

Дерек оторвался от губ Джиллиан, вгляделся в ее порозовевшее лицо и, запинаясь, проговорил:

— Ты достаточно побыла в этом мерзком месте. Он резко выпрямился, наклонился и одним движением, не обращая внимания на слабые протесты, поднял девушку на руки. В коридоре он бросил взгляд на взволнованную Одри и изумленного Хиггинса.

— Иди за мной, или я оставлю тебя здесь! — приказал он, проходя мимо до смерти перепуганной Одри.

Мгновение спустя с Джиллиан на руках Дерек вышел на улицу.

Эммалина, все еще окутанная негой послеполуденного сна, лениво открыла глаза. Она потянулась, наслаждаясь ласкающими прикосновениями к коже тонких простыней. Накрыла ладонями груди, с удовольствием ощущая их округлую мягкость, и слегка сдавила пальцами упругие полушария. Груди откликнулись на чувственное прикосновение, и от нахлынувшей горячей волны Эммалине захотелось раздвинуть бедра. Женщина рассеянно улыбнулась, но тут же вдруг вспомнила обо всем, и улыбку как ветром сдуло.

Эммалина с раздражением бросила взгляд в окно, за которым день уже начал клониться к вечеру. Потом посмотрела на стоящие, на туалетном столике часы, села на кровати и выругалась.

Черт бы побрал Роберта с его ненасытностью! Все утро она, как могла, старалась ублажить мужа, надеясь обессилить его. В конце концов, в голове у нее забрезжила мысль, что ее стареющий, располневший, благодушный супруг, который чуть ли не поклонялся ей и опрометью бросался исполнять любую ее прихоть, догадывается, куда она собиралась отправиться.

Эммалина в задумчивости покачала головой. Да нет, пожалуй. Она всегда была очень осторожна. В его присутствии она ни единого взгляда не бросала в сторону другого мужчины. Когда она выходила замуж за Роберта, то думала, что все будет намного труднее из-за страстности ее натуры. Но во многом получилось наоборот. За исключением снов, в которых ей продолжал сниться Дерек, муж с изумлявшей Эммалину неустанностью удовлетворял ее сексуальные аппетиты, порой даже превосходя самого себя, как, например, сегодня утром.

Женщина скорчила злую гримасу. Черт бы побрал Роберта с его мерзкой расчетливостью!

Перед ее мысленным взором вновь на мгновение всплыло темноглазое лицо Дерека, и ее сердце тут же застучало как сумасшедшее. Злость на Джубу вернулась с новой силой. Корабль Дерека стоял в порту уже целых два дня, а она ничего не знала! Пары дней более чем достаточно, чтобы он прервал свое вынужденное целомудрие с любой из портовых девок. Ревность ядовитым жалом пронзила сердце. Она хотела добраться до Дерека до того, как он нарушит воздержание. И ее уязвляло, хотя она не решалась признаться в этом себе самой, что после всех этих лет разлуки такая встреча во многом была ей необходима. Эммалина была уверена, что, заполучив его после длительного воздержания, она с незримой помощью Пуку на этот раз навсегда завоюет его сердце.

Что же касается Роберта… Эммалина нахмурилась. Она не могла не признать, что за эти годы по-настоящему привязалась к мужу, а Дерек никогда не сумеет окружить ее той роскошью, к которой она привыкла в доме Роберта. Но Роберт уже стар. А она будет еще достаточно молода, когда он умрет. И если она до этого времени подержит Дерека в резерве, то потом жизнь действительно наполнится смыслом.

Эммалина выскользнула из-под одеяла и замерла, услышав в соседней комнате какое-то движение. Кто-то чихнул — она сразу узнала, кто. Потом раздался знакомый звук льющейся струи. Роберт имел привычку облегчаться в фаянсовый ночной горшок, они стояли для удобства во всех комнатах. Черт бы его побрал вместе с ночными горшками! Она-то надеялась, что, как рачительный хозяин, он уже давно проверяет всходы сахарного тростника на плантациях!

Эммалина накинула халат, что лежал на краю постели, и смачно выругалась про себя, увидев в дверях мужа. Он был голый, если не считать полотенца вокруг бедер. На жирной белой груди курчавились седые волосы, и в свете раннего вечера казалось, что их кто-то поперчил. Она стала торопливо засовывать руки в рукава халата, но в глазах мужа уже загорелся знакомый огонек вожделения. Роберт с улыбкой двинулся к ней. Боже, только не сейчас.

— Ты хорошо отдохнула, дорогая? — Сердце Эммалины тяжело забилось, но она попыталась улыбнуться как можно естественнее.

— О, просто замечательно! — Она потуже затянула на талии поясок халата, одновременно раздраженная и довольная похотливыми огоньками в его глазах. — Этот неурочный сон прекрасно освежил меня, милый, и я подумала, что еще не поздно переодеться и съездить в Кингстон, чтобы все-таки посмотреть новые платья у мадам Луизы.

Роберт благожелательно улыбнулся.

— А не поздновато ли для такой поездки?

— Что ты, конечно, нет! — невольно напряглась Эммалина. — Но если тебя волнуют мои траты… или если тебе кажется, что я слишком экстравагантна…

— Боже мой, дорогая, все, что ты делаешь, всегда экстравагантно! За это я и обожаю тебя, любовь моя.

— Тогда ты не будешь против, если я… — Роберт, продолжая приближаться к ней, дернул за обернутое вокруг бедер полотенце, и оно соскользнуло на пол. Эммалина, вопреки своему желанию, почувствовала, как откликнулось ее женское естество, и знакомая дрожь пробежала по телу. А когда Роберт, подойдя к ней вплотную, развязал пояс и халат распахнулся, Эммалина задрожала еще сильнее.

— Роберт… — проговорила женщина, прерывисто дыша, — я… у меня был такой тяжелый день. И уже темнеет. Я проголодалась. — Роберт спустил халат с ее плеч. — Я сейчас позову Джубу.

— Позови ее чуть позже, дорогая, хорошо? — Роберт опустился перед женой на колени, и Эммалина невольно застонала. В ней начал разгораться голод, не имеющий никакого отношения к урчанию ее пустого желудка. Руки Роберта легли ей на талию, и Эммалина закрыла глаза. Он обхватил ладонями ее ягодицы, притянул к себе, и она не сдержала тихого вскрика. Его рот прижался к низу ее живота, язык скользнул по набухшей горячей плоти…

— Роберт, послушай…

Он оторвался от нее и поднял голову:

— Да, дорогая?

Неистовый стук сердца так громко отдавался у нее в ушах, что Эммалина едва расслышала свой тихий лепет:

— Я… Я съезжу завтра. — Роберт не удостоил ее ответом.

Тяжело дыша открытым ртом, Одри изо всех сил спешила вслед за капитаном, который буквально летел по улицам Кингстона в направлении пристани. Страшный дом остался позади. Ей пришло на ум, что капитан, продолжая нести ее сестру на руках, хмурится не из-за того, что Джиллиан такая тяжелая. И хотя только что он обошелся с ней грубо и неуважительно, Одри искренне восхищалась его физической силой.

Они все шли, и вслед им смотрели многочисленные прохожие. Она слышала возгласы изумления, откровенные насмешки, грубые шутки, но, несмотря на страх и растерянность, Одри почти не обращала на них внимания.

Обморок Джиллиан буквально ошеломил ее. Господи, Джиллиан, всегда такая сильная, такая мужественная, такая надежная…

До смерти напуганная неожиданным появлением капитана, Одри почти бессознательно выполняла все, что он говорил. И только когда ее бесцеремонно выставили из комнаты, мистер Хиггинс объяснил ей, что капитан-то и купил их колониальные контракты.

Это принесло мало утешения.

Когда капитан вышел из комнаты с сестрой на руках, опасения Одри усилились. Она понимала, что Джиллиан зажгла в этом огромном сердитом человеке пламя любви. Капитан возмущался, злился, презирал себя, но был бессилен потушить это пламя. Одри, однако, боялась, что, в конечном счете, Джиллиан и будет той, кого сильнее всего опалит его любовь.

Капитан прошел через ворота на территорию порта и неожиданно обернулся к Одри. Лицо его было мрачным и суровым.

— Если хотите благополучно добраться до корабля, советую не отставать!

Одри бросила взгляд вокруг, и никаких дополнительных объяснений ей не потребовалось. Солнце уходило за горизонт, и пристань начала заполняться весьма своеобразной публикой. Девушка физически чувствовала на своем теле жадные, похотливые взгляды. От этих взглядов она невольно ускорила шаги, стараясь не отставать от капитана. Впереди показался знакомый борт «Воина зари». Мгновение спустя они уже поднимались по трапу.

Одри облегченно всхлипнула, почувствовав под ногами палубу. Она услышала, как Джиллиан прошептала капитану:

— Опусти меня, пожалуйста. Со мной все в порядке. Мне надо помочь сестре.

Дерек еще сильнее помрачнел и твердо ответил:

— Твоя сестра — взрослая женщина. Пора ей и вести себя по-взрослому.

Щекам Одри вдруг стало жарко. Она продолжала торопливо идти за капитаном, который стремительно продвигался по знакомому коридору, и чуть не налетела на его спину, когда тот резко остановился около двери ее бывшей каюты.

— Это ваша каюта, — приказным тоном сказал он Одри.

Одри в панике пролепетала:

— А Джиллиан?

Бросив на нее выразительный взгляд, капитан прошел еще несколько шагов вперед по коридору к своей каюте. Через мгновение за ним громко захлопнулась дверь.

Одри получила ответ на свой вопрос.

О, Джиллиан, Джиллиан…

Одри продолжала стоять, не в силах отвести глаз от двери, за которой исчезли Джиллиан и капитан, как вдруг у нее за спиной раздались шаги. Девушка обернулась. Из ее груди вырвалось рыдание, когда ее ласково обняли руки Кристофера.

— Пусти меня на пол, Дерек. Пожалуйста. — Дерек захлопнул ногой дверь, посмотрел на Джиллиан и ничего не ответил. Взгляд его был тяжелым, на скулах играли желваки. Таким взбешенным она еще никогда его не видела.

Но в глазах капитана было и что-то еще. Джиллиан заметила это, когда он подошел к койке и осторожно положил ее на одеяло. Она попыталась сесть, но он не дал ей этого сделать.

— Нет, лежи.

— Я хочу встать.

— А я хочу поговорить с тобой.

— Мы можем поговорить и после того, как я встану. — Дерек пристально вгляделся в ее лицо.

— Джиллиан, ты что, боишься меня?

— Боюсь? Тебя? — Джиллиан, удивляясь самой себе, задумалась. — Да нет, пожалуй. Нет, я тебя не боюсь.

— Тогда лежи.

— Да почему я должна…

— Потому что сегодня у тебя был мучительный день. Потому что ты все еще бледна как смерть. Потому что я хочу, чтобы ты лежала. — Замолчав, он присел на край койки. Она ясно видела его напряженный взгляд, нервно поджатые губы. Ей вдруг вспомнился вкус этих губ, которые всего несколько минут назад жадно приникли к ее рту.

Но ей совсем не хотелось вспоминать вкус его губ! Ей хотелось вспомнить слова, что произносили эти губы, холодные, колючие слова, острыми иглами раз за разом безжалостно пронзающие ей сердце.

Все кончено.

— Я хочу встать.

— Джиллиан, послушай…

— Моя сестра одна. Я должна быть с ней, — твердо проговорила она.

— Твоя сестра не маленький ребенок, в конце концов! Пока ты будешь обращаться с ней как с маленькой девочкой, она ею и останется! Пусть она, наконец, отвечает сама за себя!

— Что ты вообще знаешь об этом? Она моя сестра, а не твоя!

У Дерека на скулах заиграли желваки.

— Она может быть твоей сестрой, но следующие четыре года она принадлежит мне! Так же, как и ты, между прочим!

Джиллиан тяжело задышала.

— О да, покупка оформлена должным образом, и цена заплачена более чем достаточная, если верить тому, что сказал мистер Хиггинс как раз перед твоим приходом! — Джиллиан замолчала на секунду и со страстью закончила: — Не значит ли это, что с настоящего момента я должна обращаться к тебе со словом «хозяин»?

— Возможно, — напрягся Дерек.

— Этого не будет никогда!

— Ты уверена?

Джиллиан выдержала взгляд Дерека и язвительно поинтересовалась:

— Ты заплатил непомерную цену за двух невольниц. Что, собственно говоря, ты намерен получить за эти деньги?

У Дерека дернулась щека. Джиллиан поняла, что он кипит от гнева.

— Отлично, мадам! — взорвался капитан. — С меня хватит! Пора внести ясность! — Дерек схватил Джиллиан за плечи и с силой прижал к койке. — Я перекупил твой колониальный контракт только потому, что не смог забыть возникшую между нами близость. Ты вольна, думать что угодно, но не можешь не согласиться, что лучше быть связанной обязательствами со мной, чем с Чарльзом Хиггинсом! — взгляд Дерека стал жестким. — Как бы ты ко всему этому ни относилась, могу сказать, что возле заведения Хиггинса уже выстраивалась очередь из возможных покупателей твоих услуг.

Джиллиан содрогнулась от омерзения.

— В самом деле? — пробормотала она.

— Да, в самом деле! Но теперь это не имеет значения! Ты принадлежишь мне. И будешь принадлежать все четыре года. А твои обязанности будут весьма необременительными. У тебя уже есть опыт в этом отношении. Жить ты будешь у меня, и спать будешь в моей постели. Твоя сестра пойдет работать. Я разрешу вам видеться друг с другом настолько часто, насколько сочту необходимым.

— Негодяй…

Дерек на миг запнулся, голос его стал тише, наполнился откровенной угрозой:

— Возможно, я и негодяй. Но с этого момента я запрещаю тебе называть меня этим словом.

— О да, простите, я запамятовала. Вы, конечно, хотите слышать от меня слово «хозяин»? Оно как-то лучше ласкает слух, верно?

Наступила долгая напряженная тишина.

— Джиллиан… — с болью в голосе выговорил, наконец, Дерек.

Эта неожиданная мягкость застала Джиллиан врасплох, так же как и неприкрытая мука в его глазах.

— Послушай, Джиллиан. Гнев не принесет пользы ни тебе, ни мне. Я прошу тебя на какое-то время усмирить его, чтобы ты могла запомнить то, что я сейчас скажу. Разные обстоятельства осложняли наши отношения, но когда мы были вместе… нам было хорошо, больше, чем хорошо. В моих объятиях ты была так нежна, Джиллиан, так нежна, что забыть об этом невозможно. Все, о чем я прошу сейчас, не больше того, что ты по доброй воле уже дала мне. — Дерек замолчал и нежно поцеловал ее. Она почувствовала, с какой неохотой он прервал поцелуй, чтобы продолжить еще более мягко: — Ты мне нужна, Джиллиан. Ты так мне нужна, что я готов на все. Да, я заплатил сумасшедшие деньги, и теперь ты моя. Что бы ты ни чувствовала, я тебя не отпущу. Но обещаю, что между нами все снова будет хорошо… так же, как раньше. Я обещаю, что наши ночи будут таким же чудом, каким были. И еще я обещаю, что, если наши чувства изменятся, ты никогда не пожалеешь о времени, проведенном со мной.

Джиллиан тихо спросила:

— А если наши чувства изменятся, то ты продашь мой колониальный контракт обратно мистеру Хиггинсу?

Дерек резко отпрянул.

— Нет, черт возьми! Ты разве не слушала, что я тебе сейчас говорил? Когда между, нами уже не будет прежней страсти, ты освободишься от близости со мной.

Джиллиан глубоко вздохнула, стремясь привести в порядок мысли. Потом посмотрела Дереку в глаза и прошептала:

— Ну, а если я скажу тебе, что я хочу освободиться от этой близости прямо сейчас?

Дерек, не мигая, смотрел ей в лицо. Его проникновенный голос слегка дрожал от сдерживаемой страсти, которая эхом отзывалась в ее сердце.

— Я знаю, что ты лжешь.

И он снова поцеловал ее. Поцелуй все не кончался, и Джиллиан поняла, что ложь с позором отступила.

— Не плачь, Одри.

Кристофер ласково обнял девушку. Они стояли в хорошо знакомой им обоим маленькой каюте. В том месте на его шее, куда она уткнулась лицом, было мокро от слез. Он чувствовал, что она вся дрожит, и крепче прижал девушку к себе. Прекрасная Одри, ребенок… Ребенок, которому нужна помощь…

— Одри…

Она порывисто отпрянула и взглянула ему в лицо. Кристофера вдруг потрясло внезапное озарение. Следы перенесенной болезни за то время, что они не виделись, полностью исчезли. Одри снова была точной копией Джиллиан — те же мерцающие белокурые волосы, те же прозрачные голубые глаза, безупречная кожа…

Кристофер сглотнул. Было так легко поверить, что в объятиях он сейчас держит Джиллиан… что это губы Джиллиан почти касаются его губ…

Он решительно отогнал непрошеные и опасные мысли. Начать с того, что Одри не Джиллиан. Она милый ребенок и во многом зависит от него. Эта зависимость не приводила его в восторг, но игнорировать ее он не мог. Как не мог не замечать ужаса в дрожащем голоске:

— Кристофер, что же мы теперь будем делать? — Знакомое чувство крушения всех надежд обдало холодом его душу.

— Единственное, что мы можем сделать, так это ждать, Одри. Ждать, что приготовил для нас капитан.

— Но Джиллиан…

Кристофер бессильно уронил руки. Глядя ей в глаза, он хрипло проговорил:

— Это моя ошибка, это я во всем виноват.

— О чем ты говоришь? — Девушка непонимающе посмотрела на него.

— Одри, выслушай меня… — Кристофер глубоко вздохнул. — Это я посоветовал Джиллиан отдаться капитану. — И, не обращая внимания на отчаянный вскрик девушки, он договорил едва слышным шепотом: — Я сказал ей, что есть только один способ спасти тебя. Я сказал ей это, потому что так оно и было, но мне и в голову никогда не приходило, да что там говорить, и в самом страшном сне я никогда…

Глаза Одри наполнились слезами.

— Кристофер, пожалуйста… Не вини себя. Я хорошо понимаю, что ты сейчас чувствуешь.

— Ты не можешь этого понять, Одри, — покачал головой Кристофер.

— Нет, я понимаю, — горячо возразила Одри. Она подняла руку и ласково погладила его по щеке. Он столько раз утешал ее; а теперь пришел и ее черед. — Я понимаю, Кристофер. Поверь, я очень хорошо понимаю. — Голос Одри упал до шепота: — Ведь я тоже очень люблю ее. — Значит, Одри все знала…

Но не знала Джиллиан. Кристофер интуитивно чувствовал это. А Одри, несмотря на всю свою слабость, никогда не положит на плечи сестры еще и эту тяжесть.

Увидев неприкрытую симпатию в голубых глазах, Кристофер снова обнял Одри и прижал ее к своей груди. Он был бессилен защитить Джиллиан, но мог защитить и защитит Одри. Он защитит ее ради Джиллиан, ради самой Одри… и ради себя.

Да… и ради себя. Это для него единственное утешение.

— Слушай, ты, убери руки, в конце концов! — Свифт резко обернулся, сбросив с плеча руку Доббса. Он был в дурном расположении духа. Шум в портовом кабаке с каждой минутой становился все громче, и это тоже не улучшало его настроения. Сегодня днем он увидел, как капитан Дерек Эндрюс на руках вынес Джиллиан Харкорт Хейг из борделя Хиггинса.

Где-то в глубине дома раздался визгливый женский смех, к которому присоединился грубый мужской гогот. Потом весь этот гам перерос в громкую непристойную песню. Взбешенный Свифт, процедив сквозь зубы ругательство, снова повернулся к стойке. Этот разодетый во все черное и с таким же черным сердцем мерзавец пер по улице с девкой на руках, а за ним поспешала ее малохольная сестрица.

Сволочь!

Свифт обхватил рукой стоявший перед ним стакан. За несколько часов, проведенных здесь, он уже не раз успел опустошить его. Это было заметно по тому, как неуверенно он поднес стакан ко рту и, закашлявшись, проглотил остатки содержимого.

Конечно, сволочь! Он уже готовился к триумфу, заказав для себя эту стерву, и на тебе! А отделал бы он ее столько раз, сколько захотелось, вот и было бы, что вспомнить на обратном пути в Англию! Но его наглым образом обобрали, можно сказать, выдернули из-под него бабу!

— Какой же ты идиот, Свифт! — Доббс снова схватил его за рукав и развернул к себе лицом. С горящими ненавистью глазами он прошипел; — Свою жизнь ты можешь пустить прахом из-за того, что не попробовал белокурой потаскухи, но разрази меня гром, если я позволю тебе сделать то же самое с моей жизнью!

— Трусливая шавка! Весь обделался со страху! Ну и вали отсюда, коли боишься, что люди Барретта тебя отыщут! Спасай свою вонючую шкуру и оставь меня в покое!

— Это еще, с какой стати? Чтобы ты привел сюда людей Барретта и нам с Найлзом перерезали бы глотки? А потом и тебе тоже?

— Да я же тебе говорил, что им нас не найти! Барретт напрочь забыл про нас. Ему сейчас не до этого, понимаешь? Я ж его знаю, как свои пять пальцев… Его башка занята шлюхой, что снова выскользнула у него из рук! Он сейчас рвет и мечет, а если и нет, то ему ни в жисть не додуматься, где мы прячемся, понял? Мы ж сидели тихо и не высовывались, так? Пока он докопается, мы уже будем в открытом море. Так что до отплытия ему нас не найти.

— Он все равно найдет.

— Ни за что не догадается… — Свифт поднял голову и увидел, как в дверь вошел Найлз и с мрачным видом начал пробираться к ним по битком набитому залу. Свифт ткнул в его сторону пальцем и коротко хохотнул:

— А это чего такое? Подкрепление? Собрались затащить меня в свою вонючую нору, чтоб люди Барретта до нас не добрались?

— Коли надо будет, затащим, — пообещал Доббс. Свифт замолчал, собираясь с мыслями, даже малость протрезвел.

— Я так понимаю, вам плевать, что стерва снова вышла сухой из воды, что подлец капитан забрал ее к себе в каюту и теперь она нежится там, как королева?

Доббс нервно огляделся вокруг и прошипел:

— Да, и мне, и Найлзу на это совершенно наплевать. Мы оба ни разу не пробовали этой шлюхи, как и ты, между прочим! В этом твоя ошибка — вбил себе в голову, что в один прекрасный день ты ее поимеешь!

— Да я почти ее поимел! — взвизгнул Свифт. — Я почти поимел ее, дурачье!

— Поимел, поимел… — рассеянно пробормотал Доббс и едва заметно кивнул подошедшему Найлзу. Они с двух сторон подхватили Свифта под руки, рывком подняли на ноги и с такой поспешностью потащили его к выходу, что тот расхохотался во все горло:

— Да вы боитесь своей тени, парни! Барретт никогда…

— А ну заткнись! — рявкнул Найлз. Когда они, наконец, выбрались на темную улицу, Свифт снова громко захохотал. Он наслаждался их суетой почти так же, как сознанием того, что ему не нужно никуда идти, его и так донесут.

Не обращая внимания на тычки своих приятелей, Свифт принялся горланить песню, которая далеко разносилась в тишине ночи. Он закрыл глаза, не мешая Доббсу и Найлзу тащить себя в порт, в маленькую укромную каморку, в которой все они жили с первого дня. Они свернули в узкий темный проулок, и Свифт начал было снова насмехаться над страхами приятелей, как их руки вдруг разжались и он упал на землю.

— Да что же вы делаете, поганые мошенники! — Свифт с трудом поднялся на ноги. — Вы мне за это заплатите, сволочи…

Увидев лежащие на земле неподвижные тела Доббса и Найлза, Свифт замолчал и замер на месте. Он не заметил, как из темноты бесшумно метнулись к нему две расплывчатые фигуры.

У Свифта остановилось дыхание, когда над его ухом кто-то хрипло прошипел:

— Мистер Барретт шлет тебе поклон… — Лезвие ножа полоснуло по горлу… из страшной раны хлынула горячая кровь… Ругательство так и не слетело с его губ.

На далеком берегу мигали огоньки, шлюпка, наконец, замерла, покачиваясь на ленивых волнах залива. Плохо различимые в темноте фигуры перекинули через борт в темную воду сначала один мешок, потом второй, а за ним и третий.

В тишине раздались три громких всплеска.

По воде разошлись круги.

И все скрыла под своим темным покрывалом южная ночь.

Ночь наполнила каюту призрачными тенями, которые слегка двигались вместе с легким покачиванием корабля. Джиллиан, лежа в объятиях Дерека, прижавшегося к ней мускулистым горячим телом, закрыла глаза, чувствуя одновременно и горечь, и радость. Теплые губы прикасались к ее губам, горлу, груди, снова и снова проверяя искренность ее чувств. И, наконец, она ощутила его в себе, глубоко-глубоко, услышала страстные любовные слова.

Она крепко обняла его. Этих слов вполне достаточно… сейчас… до утра… до тех пор, пока…