Большой дом поместья Дорсетт стоял тихий и величественный в разгорающемся золотистом сиянии утреннего солнца. Невысокий холм отделял его от бесконечных плантаций сахарного тростника, где с рассвета до заката гнули спину рабы. С изящных веранд и балконов открывался бесподобный вид на сочную тропическую зелень, подножия далеких холмов и ярко-бирюзовое море, что лениво плескалось внизу. Большой белый дом говорил о праздной роскоши, в которой жили его обитатели.

Занавески на окнах слегка шевелились от ласкового ветерка. Всюду царил удивительный покой. Неожиданно сонную тишину нарушил нетерпеливый окрик:

— Я же сказала, Лестер, что ты мне нужен сейчас, а не тогда, когда ты соизволишь прийти!

— Моя уже идет…

Молодой, великолепно сложенный негр, взбежав по лестнице на второй этаж, вошел в спальню и замер при виде стоявшей у открытого окна женщины. Он не шевельнулся и тогда, когда она с легкой усмешкой повернулась к нему. На женщине был только небольшой медальон, уютно устроившейся между ключицами. Блеснув зелеными глазами, она не спеша, направилась к нему, нарочито покачивая гладкими бедрами. Подойдя почти вплотную, женщина подняла руки и лениво пропустила сквозь тонкие изящные пальцы длинные пряди своих распущенных огненно-рыжих волос.

— Тебе нравится то, что ты сейчас видишь, Лестер? — женщина подступила еще ближе и, почти касаясь раба грудями, мягко шепнула: — Так как, нравится?

Лестер промолчал.

— Послушай-ка, — негромко продолжила женщина, — мы сейчас одни. Ты можешь называть меня по имени. Эммалина — очень красивое имя. И мне хочется услышать, как ты его произнесешь.

Молодой негр беспомощно огляделся:

— Масса внизу кончай завтрак. Он приходить сейчас сюда.

Голос Эммалины упал до едва слышного шепота:

— Лестер, да ты вспотел. Даже представить не могу, отчего бы это. Здесь не жарко, особенно когда морской ветерок приятно холодит кожу… — Эммалина улыбнулась. — Хотя, пожалуй, дело в том, что на тебе слишком много надето. Вот именно. — Она помолчала. — Разденься-ка, Лестер.

По щекам негра потекли извилистые струйки пота. Его широкое плоское лицо исказила гримаса отчаяния, и он шумно и тяжело задышал.

Эммалина с улыбкой наблюдала за рабом.

— Мне столько хорошего говорили о тебе, Лестер. Хотя, если честно сказать, — тут же поправилась она, — я скорее подслушала много хорошего. Джуба особенно восторгалась последней встречей с тобой за мельницей. Она сказала, что твоя «палка» самая здоровая и твердая из всех, что она пробовала. — Эммалина прямо посмотрела на застегнутую ширинку его штанов. — И я решила убедиться, не соврала ли она.

Лестер затряс головой, в глазах его застыл ужас.

— Масса… сейчас придет масса. Он уже…

— Раздевайся, Лестер. Ты же не дашь мне повода пожаловаться на тебя хозяину?

Эммалина пристально посмотрела на Лестера. И не отводила глаз до тех пор, пока негр трясущимися руками не начал расстегивать рубашку. Ее глаза вспыхнули, когда обнажилась его крепкая мускулистая грудь. Сощурившись, она внимательно смотрела, как Лестер начал расстегивать штаны.

Губы Эммалины приоткрылись, когда Лестер снял с себя штаны и выпрямился перед ней. Его била крупная дрожь, а женщина неторопливо разглядывала молодое черное тело, задержав взгляд на тугих завитках волос внизу живота и безжизненно свисавшей между мускулистых бедер мужской плоти.

Эммалина медленно подняла глаза.

— Я разочарована. Уверена, что я столь же желанна для тебя, как и Джуба. — Она подошла ближе: — Может, тебе нужно кое-что еще, Лестер? Ты не хочешь меня потрогать, а? Не хочешь сравнить мою кожу с кожей Джубы и узнать, такая ли она гладкая и нежная?

У молодого негра задергался кадык.

— Отвечай же, Лестер. — Тот с трудом выдавил:

— Моя согласен.

Эммалина чувственным жестом провела ладонью по своему гладкому телу.

— Оно такое же красивое, как у Джубы? — Дрожа, Лестер судорожно кивнул. Она накрыла рукой треугольник курчавых рыжеватых волос внизу живота и взглянула ему в глаза:

— И скажи-ка, Лестер… здесь будет так же сладко, как у Джубы, если я дам тебе попробовать?

Негр громко сглотнул. На шее у него запульсировала вена.

— Так как, Лестер?

— Моя согласен… согласен.

Эммалина быстро шагнула назад, взглянула на поднявшуюся мужскую плоть и пренебрежительно пожала плечами:

— Мне кажется, что Джуба преувеличила. Я видела и получше.

На лестнице раздались знакомые шаги, и голова Лестера сама собой резко повернулась к двери. Глаза у него вылезли из орбит.

— Это масса! — На его лице был написан неподдельный ужас. Он показал рукой на свой так и не опустившийся орган: — Масса отнимать этот бешеный штука, если видеть Лестер такой.

— Да что ты, правда? — нарочито удивилась Эммалина.

— Да… да! Пожалуйста! — Улыбка Эммалины вдруг превратилась в презрительную усмешку.

— В таком случае предупреждаю, что если «бешеный штука» тебе дорог, то не стоит трепать своим черномазым потаскухам, что жена у массы слишком тощая, кожа да кости, и на нее у тебя никогда не встанет.

Шаги приближались к двери, и раб просто затрясся от страха.

— А теперь пошел вон! И если ты еще раз распустишь язык, я уж постараюсь, чтобы хозяин наверняка застал тебя здесь!

Лестер подхватил рубашку, штаны и, споткнувшись о ковер, вылетел на балкон и одним махом перепрыгнул через перила.

Эммалина ленивым жестом взяла с кресла золотистого цвета халат, накинула на плечи и, непринужденно завязав поясок, повернулась к входящему в спальню грузному средних лет мужчине с приятным, в сетке морщинок лицом. Он подошел к ней, и Эммалина прижалась к его рту долгим поцелуем, ласково проведя рукой по его седеющим волосам.

— Дорогой, мне так не хватало тебя утром! Я проснулась, а ты уже ушел!

Роберт Дорсетт улыбнулся, откровенно любуясь своей красавицей женой. Она была любовью всей его жизни, его бесценным сокровищем. Он никогда не уставал от нее.

— Правда, дорогая? — Дорсетт оглядел комнату. — Когда я сейчас поднимался по лестнице, мне показалось, что ты с кем-то разговаривала.

Эммалина непринужденно рассмеялась и тряхнула головой. Великолепные блестящие рыжие волосы рассыпались по ее обтянутым тонким шелком плечам.

— Да что ты, Роберт! Я просто напевала. — Она еще раз поцеловала мужа долгим поцелуем. — Этой ночью ты подарил мне столько чудесных минут!

Роберт мягко взял Эммалину рукой за подбородок, чтобы еще раз насладиться непередаваемой красотой ее лица.

— Ты тоже, дорогая. Но ты всегда даришь мне радость. Ты мое величайшее сокровище! — Он чуть грустно улыбнулся. — Не знаю, что бы я делал без тебя.

Эммалина, перестав улыбаться, обвила руками шею мужа и серьезно посмотрела ему прямо в глаза. Каждое ее слово, произнесенное страстным шепотом, дышало неподдельной искренностью:

— Роберт, мой дорогой, ты всегда будешь со мной… всегда. Даже и не думай об этом.

Эммалина продолжала размышлять о том, что сказала, и после того, как муж спустился обратно в гостиную. Она повернулась к зеркалу и принялась внимательно разглядывать себя.

Нет, без нее Роберт ничего бы не добился. По сути, он очень хороший человек. Он буквально с ума сходил по ней и прощал ей все капризы и ошибки. Когда Эммалина впервые увидела его, она тотчас поняла, что он и есть тот мужчина, которого она искала всю жизнь.

… Хотя и был один, которого она по-настоящему любила.

Что-то, напевая себе под нос, Эммалина легким движением сбросила с плеч шелковый халат, чтобы еще раз посмотреть на свое обнаженное тело. Подняв руки, она накрыла ладонями тугие полушария грудей, легонько надавила. Потом с наслаждением погрузила руки в свои густые огненно-рыжие волосы, приподняла их вверх и отпустила. Золотой поток обрушился на ее обнаженные плечи. Эммалина рассмеялась.

Да, она красавица. И он все время будет хотеть ее.

Сердце Эммалины забилось чуть быстрее. Взгляд остановился на какой-то невидимой точке. Он возвращается К ней, теперь она чувствует это. Он плывет к ней на корабле по бирюзовому морю.

Эммалина взяла с туалетного столика кожаную плеть и стала задумчиво поглаживать привязанный к ней небольшой амулет. Нет сильнее оби, чем кость, выкопанная из могилы ведьмы. И нет сильнее заклятия, чем заклятие, наложенное на нее. Она чувствовала зов оби и знала, что он тоже слышит его.

Эммалина улыбнулась, когда налетевший порыв ветра закутал ее в тонкие, просвечивающие занавески, и страстно шептала, словно надеясь, что ее слова полетят на крыльях ветра в открытый океан:

— Дерек, ты слышишь меня? Тебе не спрятаться. Ты все равно будешь мой. Дерек, любимый… вернись ко мне.

Корабль подпрыгнул на очередной волне, и в сон Дерека проскользнул тихий, невнятный голос. Потом он снова услышал это: натужное громкое сопение, шарканье сапог по полу, хруст кости под ударами тяжелых кулаков, дикий вопль боли и тупой стук упавшего тела. Он ясно увидел лужу крови, медленно растекавшуюся по полу… и улыбку Эммалины.

Дерек вскрикнул и проснулся. Посмотрев в иллюминатор, он увидел, что небо все еще скрыто под бархатно-черным балдахином ночи. Он изо всех сил стиснул кулаки и процедил сквозь зубы крепкое ругательство.

Разрази гром эту зеленоглазую ведьму! Когда же, наконец, она оставит его в покое?

От нахлынувших воспоминаний Дерека затрясла знакомая неудержимая дрожь. Он отбросил одеяло и встал. Прохладный воздух каюты приятно холодил кожу, быстро выгоняя из головы сонный морок. Услышав, что Джиллиан, заворочалась, он повернулся к койке. Женщина нахмурилась во сне, потом, натянув на себя одеяло, свернулась калачиком и успокоилась.

Дерек испытал какое-то извращенное удовлетворение. Похоже, она привыкла к теплу его тела. На протяжении этих недель каждую ночь он чувствовал у себя на шее дыхание Джиллиан, когда она крепко прижималась к нему во сне. Он чувствовал, как она, не просыпаясь, легонько перебирает пальцами волосы у него на груди. За эти ночи, божественные, сладкие ночи, он познал тело Джиллиан так же хорошо, как она познала его тело. Тело ее было прекрасно. И с какой страстью оно отдавалось любви!

Дерек сжал губы. Он ни секунды не сомневался, что лежащая в его объятиях женщина принадлежит ему и только ему. Но лишь наступал рассвет, как Джиллиан мягко отодвигалась от него и приходила горькая в своей полноте правда.

Услуга за услугу. Она прекрасно исполняла свою часть договора, и больше ничего.

Знакомое тревожное волнение разогнало остатки сна, и Дерек потянулся за одеждой. Быстро оделся и, стараясь не шуметь, подошел к двери каюты. Обернувшись, посмотрел на Джиллиан, девушка дышала глубоко и спокойно. Ветер за стенами каюты взвыл с удвоенной силой, Дерек поежился и решительно взялся за дверную ручку. Сейчас он оставит это манящее сонное тепло и займется своим прямым делом. Дерек шагнул в коридор и тихо закрыл за собой дверь. Поднявшись на палубу, он глубоко, всей грудью, вдохнул холодный ночной воздух. Начал мерно звонить колокол.

Дерек насчитал семь ударов и взялся за поручни трапа, ведущего на капитанский мостик.

Джиллиан проснулась от какого-то непонятного беспокойства. Увидев, что постель рядом с ней пуста, она оглядела каюту и поняла, что Дерек ушел.

Начал бить колокол. Джиллиан насчитала семь ударов и невидящим взглядом уставилась на серебристую полоску света, пробивающуюся в щелку между занавесками на иллюминаторе.

Джиллиан еще больше встревожилась. Дерек никогда не вставал так рано. Значит, что-то случилось.

Страх ледяной змейкой скользнул вдоль спины. Джиллиан торопливо откинула одеяло и одним движением встала с койки. Наверняка это не связано с Одри. Если бы с сестрой что-то случилось, Дерек обязательно разбудил бы ее. А вдруг нет? Он пристально следит за всем, что происходит в каюте Одри. Каждое утро заглядывает туда и предельно кратко интересуется у Кристофера, как идут дела. Джиллиан знала, что, несмотря на подчеркнутую формальность отношения Дерека к ее сестре, случись что, и капитан приложит все усилия, чтобы помочь.

А что касалось чувств Дерека к ней, то здесь Джиллиан была в явном проигрыше. Она не осмеливалась подолгу задерживаться мыслями на чувственной красоте ночей, проведенных в его объятиях. Пылкий и удивительно нежный, он быстро поддавался страсти, и тогда казалось, что его любовной необузданности не будет предела.

А днем все переворачивалось с ног на голову. Дерек вообще избегал ее, не говоря уж о проявлении какого-то внимания. Однако его обращение с ней, как с собственностью, накладывало печать на их отношения, являясь безмолвным напоминанием о сделке, что свела их вместе.

Сколько раз Джиллиан ловила на себе пристальный, полный страсти взгляд Дерека, который мгновенно становился отчужденным и холодным, едва их глаза встречались. Она осознавала, что он непонятно почему стыдится своих чувств, которые, стоило лишь ему обнять ее, ярко вспыхивали, и нежность, свойственная его душе, проявлялась во всей своей красоте.

Очень часто его властность становилась невыносимой и доводила ее до исступления, заставляя балансировать между неудержимым гневом и другим, пока еще непонятным чувством, которое она…

Джиллиан решительно оборвала мысль, не желая додумывать ее до конца.

Относительно Кристофера все было ясно: Дерек не испытывал к нему симпатии и не доверял ему. Кристофер платил капитану той же монетой.

Одри на самом деле чувствовала себя намного лучше. Уже неделя как прошла горячка, и сестра даже начала понемногу ходить по каюте. Они с Кристофером всерьез подумывали о том, чтобы на короткое время вывести Одри на палубу, когда корабль окажется в южных водах, надеясь, что свежий морской воздух окончательно изгонит болезнь из ее легких.

Непонятное беспокойство вдруг так усилилось, что Джиллиан даже замерла. Вчера вечером, перед тем, как уйти, она заметила, что Одри выглядит бледнее обычного. И она снова начала кашлять. А что, если болезнь вернулась и легочная горячка, несмотря на все их ухищрения, разгорается с новой силой? А если Одри сейчас отчаянно борется за каждый вдох?

Ничего, не соображая от страха, переходящего в панику, Джиллиан бросилась к своей одежде. Лихорадочно натягивая через голову платье, она безуспешно пыталась одновременно всунуть ноги в туфли.

Вылетев в коридор, Джиллиан в тревоге остановилась перед каютой Одри. Из-под двери пробивался слабый свет. Джиллиан рывком распахнула ее.

— Джиллиан? — проснувшийся Кристофер откинул одеяло, приподнялся на локте и тут же вскочил на ноги. — Что случилось?

Девушка не сумела сдержать слез, когда увидела, что Одри приподняла голову от подушки, вглядываясь в полутьму каюты.

— Это ты, Джилли?

Джиллиан быстро подошла к койке и взяла Одри за руку. Рука была сухой и прохладной, а взгляд сестры ясным и спокойным.

Испытав невероятное облегчение, Джиллиан покачала головой.

— Нет, ничего страшного. Все в порядке. Просто я подумала, что… — Внезапно ей стало стыдно за свои бессмысленные страхи. — Я… я даже и не знаю, что подумала. Скорее всего, мне что-то приснилось. — Она наклонилась и поцеловала Одри в щеку: — Спи, дорогая. Прости, что разбудила.

Джиллиан вышла в коридор, Кристофер последовал за ней. Мигающий тусклый свет одинокой лампы осветил его бородатое молодое лицо, на котором было выражение озабоченности.

— Джиллиан… Ты уверена, что все в порядке? — тихо спросил он.

— Конечно, — через силу улыбнулась Джиллиан.

— Если что не так, лучше скажи мне.

— Что ты, все в полном порядке.

— Ты понимаешь, о чем я спрашиваю, Джиллиан?..

— Но я же сказала…

— Я прекрасно слышал, что ты сказала, — Кристофер смотрел ей прямо в глаза. У Джиллиан заныло сердце, переполненное нежностью и благодарностью, и на глаза навернулись слезы, когда Кристофер с неподдельной искренностью прошептал:

— Ты же знаешь, что я твой друг?

— Да, знаю, — ответила растроганная Джиллиан.

— Ты доверяешь мне? Джиллиан кивнула.

— Тогда обещай, что скажешь мне, если что-то будет не так.

Джиллиан заколебалась. Она и так взвалила на него более чем достаточно забот.

— Джиллиан, обещай мне.

— Хорошо, обещаю.

Дождавшись, когда за Кристофером закрылась дверь, Джиллиан вернулась в каюту Дерека. Постель по-прежнему была пуста, и непонятное беспокойство никуда не исчезло.

Поддавшись порыву, Джиллиан схватила плащ, накинула на плечи и снова вышла в коридор.

Дерек шагал по слабо освещенной лунным светом палубе и размышлял под аккомпанемент свистящего ветра. Он глубоко вдыхал морской воздух. Ночной холод его мало беспокоил. Он внимательно осматривал устремленные в небо мачты, реи с гудящими под напором ветра парусами.

Если ветер, сохранится, есть смысл завтра утром добавить еще парусов,

Дерек нахмурился. Часто говаривали, что капитан, прежде всего, оценивается по умению точно определить направление и силу ветра и знанию всех недостатков судна и команды. Если это соответствует истине, тогда он, Дерек, просто бесценен! Потому что во всех ухищрениях ветра для него не было никаких тайн. Так же как не было никаких тайн и в том, что касалось сильных и слабых сторон его судна. Он назубок знал каждый дюйм «Воина зари», и среди его людей не было ни одного, кто бы не был до конца предан ему. Он, конечно, прекрасно понимал, что именно это плавание по многим причинам и будет самой надежной проверкой его как капитана.

Дерек глубоко вздохнул и, отвлекшись на миг от своих мыслей, провел рукой по волосам. Насупив свои густые темные брови, устремив глаза в темноту за бортом, Дерек еще раз перебрал в уме все, что на данный момент его беспокоило.

Первое: состояние судна. Необходимый ремонт сделан, и заплаты на обшивке и парусах держатся крепко.

Второе: положение дел с живым товаром. Каттер взял все в свои руки, и дела внизу поправились. За последнюю неделю никто не умер, и это принесло ему определенное утешение, особенно при воспоминании о том, сколько уже было переправлено за борт.

Третье: запасы продовольствия для ссыльных. Если быть очень бережливыми, то еды должно хватить до конца плавания, правда, паек придется уменьшить.

Четвертое: погода. После первых тяжелейших недель плавания им, наконец, сопутствует удача. Погода стрит на редкость благоприятная. Они наверстали упущенное время и вскоре войдут в теплые воды. Если ветер сохранится, то через неделю они пришвартуются у берегов Ямайки. Да, еще неделя — и Ямайка…

В памяти всплыли прозрачное до бездонности голубое небо, сверкающий солнечный свет, неправдоподобно яркие тропические цветы. Подумать только, он когда-то верил, что этот остров — самый настоящий рай…

Дерек рассмеялся коротким безрадостным смехом. Каким же юным и глупым он был, если сумел разглядеть лишь его потрясающую красоту. Он ничего не знал о том, что остров кормил жестокое развратное общество, которое существовало исключительно за счет разведения сахарного тростника. Торговля сахаром приносила несметные богатства землевладельцам, обогащала приезжих искателей легкой наживы, а самое главное, приносила постоянный доход метрополии. Ему тогда просто не было никакого дела до всего этого. Как и до того, что общество это, в сущности, было таким подлым и алчным, что развращало все, к чему прикасалось, — души, мысли, поступки и жизни. И он тогда не понимал, что в этом раю, правда и закон всегда на стороне тех, у кого власть и деньги.

Его тогда не волновало, что богатства острова нещадно разорялись, что прибыль прямо зависела от труда связанных колониальным контрактом работников и рабов. Они круглый год с утра до ночи гнули спину на плантациях сахарного тростника и нередко там и умирали. Он был настолько наивен, что искренне изумился, когда обнаружил, что на острове вообще не выращивают ничего, кроме тростника. Лишь рабы засевали крохотные клочки земли, чтобы не умереть с голоду. Практически все продовольствие завозилось из американских колоний и Великобритании.

Он отмахнулся тогда и от веры, которую исповедовали рабы, — ото всех этих оби, идолов и заклятий. Он открыто насмехался над могучими силами, которыми, по поверью, обладали куриные косточки, перья, зубы и земля с могильного холмика.

И он совсем не задумывался о тяжком положении тех, кто работал на этих плантациях закованным в цепи, пока в один несчастный день не стал одним из них.

Дерек закрыл глаза, не в силах вынести вернувшуюся муку воспоминаний. Он проклял цепи, что сковывали его, а заодно собственную глупость, по милости которой получил эти оковы.

И он проклял Эммалину…

Эммалину, которая ждала его, когда он вышел из тюрьмы, став на пять лет старше и мудрее.

Эммалину, которая, шутя, нарушила данное другому слово, чтобы снова быть с ним.

Эммалину, которая говорила, что по-прежнему любит его.

Эммалину, которая никогда не понимала смысла слова «любовь».

Эммалину, которая поклялась, глядя ему в лицо своими изумрудными глазами, что заставит его вернуться. Эммалину, чье лицо всегда заслоняло лица всех женщин, которых он держал в своих объятиях.

За одним исключением.

Решительно выбросив из головы все мысли об Эммалине, Дерек заставил себя вернуться к двум последним пунктам своего списка наиболее важных проблем.

Итак, самое неприятное — Джон Барретт. Удивительно, но с тех пор, как Барретт был заключен в карцер, Каттер почти ничего о нем не докладывал. Барретт после своего первого гневного протеста ежедневно исправно делал все, что ему поручалось. И пока Барретт находился за пределами карцера, Уилл Свифт держался от него как можно дальше. Охранник по-прежнему испытывал непреодолимый страх перед суперкарго.

Дерек в задумчивости машинально пожевал губами. За все это время он ни разу не разговаривал ни с Барреттом, ни со Свифтом, но тем не менее прекрасно понимал, что ситуация неизбежно и очень скоро изменится.

И, наконец, самое последнее — и самое трудное. Джиллиан.

Горячая волна прихлынула к сердцу, обдала жаром щеки и заструилась по жилам. Дерек сердито выругался. Черт возьми, эта женщина освободила его от мыслей об Эммалине, но лишь затем, чтобы самой безраздельно завладеть ими! Через неделю они придут на Ямайку, и их договор потеряет силу. И тогда он избавится от своего…

Дерек резко обернулся на негромкий шорох у себя за спиной — к нему подходила Джиллиан.

— Что ты делаешь в такую рань на палубе?

В рассеянном лунном свете нельзя было разглядеть лица Джиллиан, но Дерек заметил, как напряглись ее плечи, когда она ровным голосом ответила:

— Я вышла немного подышать.

Налетевший порыв ветра ощутимо качнул корабль, и молодая женщина пошатнулась. Дерек поддержал ее и почувствовал, что она вся дрожит.

— Подышать? — нахмурился Дерек. — Да ты же замерзла.

— Что ты, мне совсем не холодно! — Ее близость снова начала околдовывать Дерека, и он притянул Джиллиан к себе.

— Выходить одной ночью на палубу очень опасно, Джиллиан.

— Я не одна. — Дерек посуровел.

— Зачем ты искала меня?

Джиллиан подняла голову, и серебристый лунный свет на миг смахнул ночную тень с ее лица. Дерек увидел на нем выражение такого же беспокойства, какое испытывал сам.

— Я не искала тебя. Просто я… — Джиллиан беспомощно умолкла.

Продолжать не было нужды. Дерек все понял. Джиллиан не шевельнулась, когда он поцеловал ее. Ее губы приоткрылись, и он вкусил горячую влажность ее рта.

Он в упоении нежно ласкал языком ее язык, смакуя струившийся ему в рот напиток любви. Он погружал пальцы в ее распущенные волосы и наслаждался их сводящей с ума шелковистостью. Она начала отвечать на его объятия, когда он вдруг резко отстранился.

На щеках Дерека заиграли желваки. Он схватил Джиллиан за руку и повел за собой куда-то сквозь ночную тьму. Она с трудом поспевала за его широкими и стремительными шагами. Они пересекли палубу, спустились по трапу, вошли в знакомый коридор и остановились около капитанской каюты. Тут Джиллиан подняла на него глаза и тихо спросила:

— Ты сердишься, Дерек?

Сердится ли он?

Войдя в каюту, Дерек снял с плеч Джиллиан плащ, расстегнул пуговицы платья и быстро стянул его. Потом буквально сгреб ее своими сильными руками и положил на смятую постель. Непослушными пальцами он торопливо принялся расстегивать свою одежду. Через мгновение он уже обнимал Джиллиан, крепко прижимаясь к ней горячим телом, и только тогда ответил:

— Нет, я не сержусь.

Торопливые шаги в коридоре… громко хлопнула дверь соседней каюты… невнятные голоса…

Тишина.

Одри почувствовала, как по ее щекам побежали неудержимые слезы.

— Кристофер? Ты не спишь?

— Нет, не сплю, — донесся из темноты негромкий голос Кристофера.

У Одри встал комок в горле. Кристофер был так добр к ней! В дни ее долгой болезни всякий раз, когда она выплывала из горячечного бреда, он был рядом, чтобы поддержать ее. Он купал ее, кормил с ложечки, как маленькую, облегчал мучительную боль. Его доброта была безграничной. В чем-то он стал ей ближе и дороже многих людей, которых она когда-либо знала. И если он никогда не смотрел на нее таким же исполненным глубокого чувства взглядом, как на Джиллиан, ну что ж… она все понимает. Ведь таких, как Джиллиан, больше не существует.

— Кристофер… — хриплым шепотом проговорила Одри. — Как ты думаешь, капитан на самом деле заботится о Джиллиан… ну, хотя бы чуть-чуть?

— Поменьше думай об этом, Одри, — напряженным голосом ответил Кристофер. — Мы скоро придем на Ямайку.

В груди заныло еще сильнее.

— А сегодня ночью, и вообще все предыдущие ночи? Я не могу заснуть, потому что постоянно думаю о Джиллиан.

— Тогда не думай! — сердито бросил Кристофер. — Выброси это из головы. С Джиллиан все будет в порядке.

— Откуда ты это знаешь? — сдержав рыдание, спросила Одри. — Даже сейчас этот капитан может…

— Одри, хватит! Давай спать!

От неожиданной грубости Кристофера Одри мгновенно замолчала. Он заговорил снова, и теперь в его голосе были слышны нотки искреннего раскаяния и боли:

— Пожалуйста, Одри… давай немного поспим. Но Одри уже не могла заснуть, потому что в этот миг вдруг с пронзительной ясностью поняла, как же все это время у Кристофера болела душа. И она соединила его страдания со своими собственными.

Тусклый свет раннего утра просочился в трюм и добрался, наконец, до камеры Джона Барретта. Узник проснулся и с кряхтеньем поднялся с койки. Уже хорошо знакомая ненависть незамедлительно начала грызть ему сердце. Барретт подошел к параше, облегчился и, застегнув штаны, с угрюмым видом поддернул их повыше.

Одежда истрепалась донельзя. Она висела на нем, как на вешалке, хотя в свое время туго обтягивала раздобревшее от хорошей жизни тело.

Барретт выпрямился и раздраженно отбросил от лица грязные сосульки давно не чесанных волос. Ему не нужно было объяснять, что выглядит он сейчас омерзительно. Он страшно похудел, от немытого тела несло потом. Отвратительная вонь, которая, несмотря на все усилия, по-прежнему стояла в трюме, окутывала его теперь с ног до головы, впитываясь в поры, пока не стала, наконец, частью его самого. Теперь его нельзя отличить от того омерзительного отребья, что копошилось внизу, в этой вонючей выгребной яме.

Никогда он не станет одним из этих! И уже совсем скоро сполна вернет себе все…

Услышав звук приближающихся шагов, Барретт подошел к забранному толстой решеткой дверному окошку. К карцеру подходил охранник с железной миской и кружкой в руках. Утренняя еда. Барретт впился тяжелым взглядом в трясущегося охранника, не обращая никакого внимания на протянутую ему пищу. Нелишне еще раз напомнить, кто здесь настоящий хозяин.

— Возьмите, господин Барретт, сэр! — умоляющим голосом проговорил Чарльз Доббс. — Я не такой, как вам, может, кажется. Вы увидите, сэр.

Барретт ничего не ответил. Он прекрасно знал Доббса. Этот костлявый хорек работал у него, пожалуй, так же долго, как Свифт. Доббс был весьма сообразительным малым, поскольку знал, что, принося пользу Барретту, он приносит пользу себе. Барретт едва не улыбнулся. Таких людей он любил. Такие люди отлично подходили для его целей.

— Ну, пожалуйста, сэр! Возьмите еду. Если не возьмете, мне придется отнести ее назад, а вы до следующего раза будете голодным.

Барретт продолжал молчать, и Доббс нервно дернул плечом.

— Мы скоро придем на Ямайку, сэр. А кораблику-то досталось будь здоров, при таком-то шторме! И времени столько потеряли! Ничего. Скоро нас здесь не будет, и конец всему, что тут творится, правда, сэр? — Доббс понизил голос до шепота: — Вы же знаете, я с самого начала был в стороне от всего, что с вами сделали, сэр. Я выполнял приказ, а больше ничего. Вы же не будете винить человека за это, сэр? Господин Барретт… сэр?

Барретт продолжал упорно молчать.

— Я понимаю, что вы сердитесь, сэр… Немудрено после того, как вас заставили работать с этим отребьем. Но я-то, сэр, лучше знаю! — Доббс даже шагнул вперед. — Я знаю, какой вы находчивый, и не капитану с вами соревноваться, сэр. Как только мы окажемся в порту, ему, капитану, ох и не сладко придется! Я-то знаю! — Доббс нервно хохотнул: — Я просто хотел сказать, господин Барретт, что Уилл Свифт совсем мне не Друг. Я за него вовсе не держусь, а до того, что он про вас болтает, мне и дела нет. А когда все кончится, я… мне хотелось бы снова служить вам, господин Барретт… коли, конечно, на то будет ваша воля.

Джон Барретт торжествовал. Значит, крысы уже засуетились. Этому можно только порадоваться.

— Господин Барретт… сэр?

Барретт выхватил миску из руки Доббса. Потом взял и чашку. И направился обратно к своей койке. — Сэр, вы не забудете, что я вам здесь сказал, а?

О да, он не забудет.

Доббс еще немного потоптался и ушел.

Барретт уселся на койку и взял ложку. В животе у него заурчало от голода, когда мерзкий запах, исходивший от миски, достиг его ноздрей. Обругав последними словами свой вероломный желудок, готовый продаться за ложку тухлой каши, Барретт быстро проглотил содержимое миски. Одним глотком выпив жидкий чай, он громко шваркнул пустой кружкой о стол.

Не чай, а натуральная моча! Он им и это припомнит. Он… Около карцера снова раздались чьи-то шаги, и Барретт быстро обернулся к окошку. Выпучив глаза, он смотрел, как к карцеру подходит Каттер, а за ним вразвалочку вышагивают два здоровенных матроса. Остановившись возле двери, первый помощник капитана обратился к заключенному:

— Мистер Барретт, вставайте. Капитан хочет поговорить с вами.

Барретт набычился и остался сидеть. Лицо Каттера приобрело решительное выражение.

— Либо вы сейчас встанете, либо Хаскелл и Линден помогут вам это сделать. Они без труда проволокут вас через трюм и доставят наверх, на палубу. Но мне кажется, что вам вряд ли понравится участие в такого рода представлении для тех, мимо кого вас потащат мои люди. — Барретт продолжал молча сидеть. Каттер обернулся к безмолвным матросам:

— Открой дверь, Хаскелл.

Хаскелл поспешил подчиниться.

Как только дверь распахнулась и оба матроса шагнули в карцер, Барретт нарочито медленно поднялся на ноги. Гремя цепями, он молча вышел в коридор и двинулся вслед за Каттером.

Дерек сидел за рабочим столом и с хмурым видом в очередной раз внимательно просматривал лежавший перед ним документ. Он злился из-за того, что Джиллиан все время мельтешила у него перед глазами. Дерек знал, что она была удивлена его присутствием в, каюте, в это время он обычно уже находился на палубе. Но не счел себя обязанным что-либо ей объяснять.

Дерек изо всех сил старался сосредоточиться и не следить за тем, как она неловко застегивает пуговицы на платье, как торопливо ополаскивает руки и лицо из кувшина, расчесывает волосы и скручивает их в пучок на затылке. Как потом начала наводить в каюте порядок — аккуратно застелила койку, подбила подушки и сложила в саквояж какие-то свои вещички, которые, по всей видимости, ей уже не потребуются.

Раздражение его лишь усилилось, когда краем глаза он заметил, как тщательно она укладывает свой саквояж, — безмолвное, назойливое напоминание о том, что наступил день и ей пора перебираться в соседнюю каюту…

…несмотря на то, что он прочитал в ее глазах, когда она поднялась к нему на мостик вчера ночью…

…несмотря на последовавшие затем долгие, удивительные часы любви.

Дерек ясно помнил — даже если сама она и предпочла забыть — страстные стоны, что срывались с ее губ, когда она буквально купалась в его поцелуях, сладостную дрожь ее тела от его прикосновений. Он помнил, как самозабвенно она шептала его имя, вся охваченная любовным трепетом, когда он погружался в ее жаркое лоно. Он все это помнил.

И еще помнил свою непередаваемую радость от любовных объятий нежных рук.

Забыть все это было невозможно.

Дерек еще сильнее разозлился. Нет! Хватит! Он не позволит Джиллиан вертеть собой, не поддастся ее рукам, ее мягким губам, ни тем более вечернему выкладыванию и утреннему укладыванию этого чертова саквояжа!

К чертовой матери! Его так и подмывало сказать Джиллиан, чтобы она забрала свои вещи и убиралась вон, если она этого действительно хочет!

Дерек тут же понял, что сейчас просто солгал самому себе, и от этого его озлобление стало расти как на дрожжах. Сегодня утром у него нет времени на все эти пустопорожние разговоры.

Дерек резко повернулся к Джиллиан и раздраженно поинтересовался:

— Чем ты вообще занимаешься, Джиллиан? — Джиллиан взглянула на него и ответила хорошо знакомым высокомерным тоном:

— Я? Прибираюсь. Я это делаю, между прочим, каждое утро.

Дерек всерьез озлился. Он отодвинул кресло и встал из-за стола. Гордо и с явным вызовом вздернутый подборок Джиллиан подвиг его на такую резкость, которой он и сам от себя не ожидал:

— Я хочу, чтобы ты кое-что запомнила, Джиллиан. Для твоего же блага. Это не твоя каюта. Эта каюта принадлежит мне и больше никому. Ты отвлекаешь меня от дел. Выйди, пожалуйста, отсюда.

Джиллиан замерла на месте. Нежные губы ее чуть дрогнули, когда она молча протянула руку за своим саквояжем.

Дерек не выдержал, и долго сдерживаемый гнев вырвался наружу:

— Черт возьми, клянусь, так просто ты не уйдешь!

Их пререкания прервал неожиданный громкий стук в дверь.

— Войдите? — резко бросил Дерек.

Дверь распахнулась, и в каюту вошел Каттер. Дерек физически ощутил, как потрясена Джиллиан, увидев, что следом за первым помощником ввалился, громыхая цепями, Джон Барретт. Мысленно ругая себя за непростительную глупость, он смотрел на оцепеневшую под ненавидящим взглядом Барретта Джиллиан. Дерек обратился к ней более мягким тоном, в котором звучали нотки сожаления:

— Мы продолжим наш разговор позже. Полагаю, ваша сестра заждалась вас.

Джиллиан, высоко подняв голову и глядя прямо перед собой, с независимым видом прошла мимо Каттера и Барретта, словно их вовсе здесь не было. Она шагнула в коридор и подчеркнуто аккуратно прикрыла за собой дверь.

С тем же независимым видом Джиллиан вошла в каюту к Одри, молча подошла к иллюминатору и невидящим взором уставилась на плещущие за бортом океанские волны. Кристофер и Одри озабоченно переглянулись, но молчания не нарушили. Джиллиан старалась овладеть собой, обрести былое спокойствие, но все произошедшее было еще слишком свежо в памяти. Словесную перепалку между нею и Дереком заслонил страшный, ненавидящий взгляд Джона Барретта.

Она успела взглянуть ему в глаза и в тот же миг с ужасом поняла все.

Джиллиан с трудом сообразила, что ее кто-то о чем-то спрашивает. В ответ раздался хриплый, сдавленный шепот, в котором Джиллиан с трудом узнала собственный голос:

— Это был Джон Барретт. Он сейчас в каюте Дерека. И он… он хочет убить меня.

Кристофер шагнул в коридор, оставив Джиллиан в каюте. Молодую женщину била нервная дрожь. Взбешенный бессердечием капитана, подвергшего Джиллиан такому ужасному испытанию, он решительно направился к капитанской каюте. Но, тут же поняв, что идет совсем не туда, куда бы следовало идти, резко остановился и, развернувшись, направился к трапу, ведущему на палубу.

Кристофер никогда еще не чувствовал собственного бессилия так остро, как сейчас.

Джон Барретт продолжал хранить молчание, потому что был переполнен звериной злобой. Он чувствовал на себе пристальный взгляд Дерека Эндрюса и понимал, что негодяй отлично улавливает то, что происходит сейчас у него в душе.

Эндрюс все это умышленно подстроил! Подлец устроил спектакль специально для него, чтобы еще сильнее унизить! Как будто всего того, что с ним сделали, было недостаточно! Именно по этой причине, когда он, гремя цепями, вошел в каюту капитана, там оказалась распрекрасная Джиллиан Харкорт Хейг! И по той же самой причине капитан позволил ей еще немного побыть в каюте, чтобы он смог заметить неприкрытое отвращение на ее лице, когда она увидела его.

Барретт в ярости заскрипел зубами. Правда, от его взгляда Джиллиан даже в лице изменилась.

Барретт продолжал молчать и тогда, когда Каттер, легонько подтолкнул его в спину, давая понять, что нужно пройти вперед, к капитанскому столу. Отвечая на свои мысли, он несколько раз покивал головой. Да, Джиллиан Хейг было чего бояться. Он еще сполна насладится ее мучениями, он отомстит ей за то, что она отвергла его ради самого распоследнего негодяя, перед которым он и стоял сейчас. А когда он покончит с ней, тогда займется…

— Нам нужно кое-что обсудить, Барретт. — Взглянув на капитана, Барретт еще крепче сжал челюсти. Значит, началось.

Дерек в ожидании ответа Барретта прикидывал в уме возможные варианты развития событий. Каттер информировал его о тех условиях, в которых все это время содержался Барретт. Но все же он не был готов к такому резкому изменению облика суперкарго. Он сильно похудел и грязен он был до безобразия. Барретт получал достаточно пищи, и ему своевременно давали воду и мыло для мытья. Как он смог довести себя до такого состояния, было совершенно непонятно. Разве только все объяснялось ненавистью, что горела в глазах Барретта и глодала его день и ночь.

Хорошо зная изощренный, коварный ум своего врага, Дерек решил кое-что предпринять.

— Если я правильно понял, мистер Барретт, у вас нет желания обсудить положение, в котором вы оказались?

— Вы, капитан, позвали меня не для того, чтобы обсудить мое положение. — Барретт растянул губы в презрительной усмешке. — Вы позвали меня, чтобы поговорить о своем собственном положении.

— Похоже, вы просто сбиты с толку, — заметил Дерек. — В кандалах-то вы, а не я.

— Не волнуйтесь, это временно.

— Ну что ж, если вас это утешает, оставайтесь при своем мнении.

— Дело-то не в том, что меня утешает, капитан! Дело в том, что ситуация хорошо известна нам обоим! — Барретт угрожающе шагнул вперед и злобно оскалился, когда цепи на его ногах громко лязгнули. — Вы изо всех сил стремились уничтожить меня при помощи вот этих кандалов, но ничего не вышло. Неужели вам не приходило в голову, что я с самого начала предвидел нечто подобное? Неужели вам все еще не ясно, что ваша власть здесь, на корабле, в открытом море, обернется полнейшим бессилием, как только мы придем к берегам Ямайки? Неужели вам не понятно, что я прекрасно знаю, насколько хорошо вы осведомлены о том, какой политический вес имеет мое имя? И вы отлично знаете, что, как бы вы ни вертелись, пытаясь оправдать свои действия в отношении меня и груза, мой авторитет все равно возьмет верх? — Барретт громко расхохотался. — Ну и дурак же вы! Я знал, что рано или поздно разговор между нами состоится. Дело было только во времени!

На миг, восхитившись наглой дерзостью этого человека, Который даже в кандалах старается взять ситуацию в свои руки, Дерек холодно взглянул в багровое лицо Барретта и улыбнулся.

— Да нет, дурак-то как раз вы, Барретт. — Он помолчал и продолжил с нарочитой мягкостью, в которой сквозила угроза: — Мой ответ очень прост. Не посещала ли вас вот какая мысль: если бы для меня в этом была хоть малейшая выгода, то вы никогда не доплыли бы до Ямайки?

Барретт замер, как будто натолкнулся на каменную стену:

— Да ты не посмеешь…

— Ну-ну, не надо меня недооценивать.

— Да у тебя кишка тонка для этого, молокосос!

— Вы кое-что, видно, подзабыли, Барретт, — еще тише проговорил Дерек. — Я таскал на себе кандалы. И пойду на все, чтобы не громыхать ими снова.

Барретт прищурил свои жабьи глаза. По губам зазмеилось некое подобие улыбки.

— Значит, ты хочешь убедить меня в том, что будешь делать лишь то, что выгодно тебе. Независимо от ситуации. Так? Что ж, ты ничем не лучше меня.

Дерек не отвел глаз и спокойно заметил:

— Я всего лишь настоятельно советую поверить тому, что я сейчас сказал.

Барретт снова презрительно усмехнулся:

— Я тебе скажу, чему я верю. Ты вызвал меня сюда только потому, что это тебе выгодно. Другой причины нет. Ты, похоже, сообразил, что привезти меня на Ямайку в кандалах будет грубой ошибкой. А согласно условиям договора, который ты лично подписал в Лондоне, за ссыльных отвечаю я. И тут ты ничего не можешь поделать, как бы тебе этого ни хотелось. Нарушить условия договора — значит, потерять причитающееся тебе вознаграждение. А без этих денег твое судно сию же секунду попадет в руки судебных исполнителей, которые тебя ждут, не дождутся.

— Ну, а если я доложу, что вы умерли от лихорадки? — насмешливо улыбнулся Дерек.

— Не делай из меня идиота! На бумагах, удостоверяющих доставку ссыльных, должна стоять моя подпись, заверенная на берегу, что является обязательным условием для выплаты тебе вознаграждения. В любом другом случае тебе придется ждать до скончания века, пока будут выполнены все необходимые формальности. И твой корабль приберут к рукам судебные исполнители задолго до того, как у тебя появится возможность получить деньги. Так что ты сейчас меж двух огней, капитан: впереди дьявол, позади бездонное синее море!

Глаза Дерека превратились в две льдинки.

— Вы правы во всем, но один момент все же упустили.

— Вот как?

— Да. Вы проглядели самое простое решение — обещание, которое я дал самому себе. Хотите узнать, что это за обещание? — Барретт не ответил. — А обещание до смешного элементарное. Если я расстанусь с кораблем, то вы расстанетесь с жизнью.

У Барретта начала дергаться заросшая многодневной щетиной щека. Он посмотрел в сторону Каттера, который в течение всего разговора не проронил ни слова. Дерек с трудом удержался от улыбки. Каттер и бровью не повел.

Барретт медленно повернулся к Дереку:

— Похоже, что ситуация патовая, капитан.

— Не совсем, — возразил Дерек, и к холоду в его глазах добавилась решительность. — Мы как раз подошли к тому моменту, когда вы можете поинтересоваться условиями, которые я собираюсь вам поставить.

— Нет!

— Да.

— Я же сказал, нет!

— Хочу вам напомнить, Барретт, — помолчав, мягко заметил Дерек, — что от этого напрямую зависит ваша жизнь.

Прекрасно понимая, что Барретта трясет не от озноба, а от едва сдерживаемой ярости, Дерек стал предельно внимателен.

— Ладно! — буркнул Барретт и переступил с ноги на ногу. Цепи лязгнули на всю каюту. — Что за условия ты мне предлагаешь?

— Я не предлагаю, а ставлю условия, — поправил его Дерек. Повернулся к письменному столу и взял лист бумаги: — Это ваше признание в организации заговора на борту «Воина зари» с целью убить капитана и взять на себя командование. Каттер заверит документ, а Свифт его засвидетельствует.

— Да ты глупее, чем я думал! — презрительно процедил Барретт. — Это же пристрастные свидетели! Один из них попытался совершить преступление, а, попавшись с поличным, быстренько показал на меня как на подстрекателя. А второй — твой первый помощник. Это просто курам на смех! Свидетельства лопнут как мыльный пузырь!

— Двое ваших людей засвидетельствуют вашу подпись.

— Лжец! Никто из них не пойдет против меня!

— Вы ошибаетесь. Доббс и Найлз уже согласились.

— Да это блеф! Доббс приходил ко мне сегодня утром и сказал…

— Сказал, что не будет на стороне Свифта и не подтвердит ни одного его слова, так? Я переговорил с ним после этого, и он… — Дерек сделал эффектную паузу, — он передумал.

Барретт аж покачнулся. Дерек явственно ощутил опаляющий жар его ненависти и еще немного надавил:

— Так что пусть я и самый распоследний дурак, но, по крайней мере, имею надежного исполнителя.

С трудом, переводя дыхание, Барретт поинтересовался:

— Ну, а если я подпишу признание?

— Тогда вы получите в свое полное распоряжение ссыльных, как только мы пришвартуемся в порту Ямайки. А я верну вам ваше признание, когда получу причитающееся мне вознаграждение.

— Ты же утверждаешь, что я пытался убить тебя и дело у меня сорвалось. С чего ты решил, что на берегу я не попробую еще раз?

— Просто я не считаю вас глупцом, Барретт. Ну, посудите сами, — глаза Дерека сузились и стали еще темнее. — Я без колебания сделаю то же самое в отношении вас, если окажется, что вы всерьез угрожаете мне.

Лицо Барретта приобрело апоплексический оттенок, и он непроизвольно судорожно сжал губы. В каюте повисла гнетущая тишина. Наконец Барретт буквально выплюнул ответ:

— Ладно! Давай это чертово признание и тащи своих свидетелей!

Дерек немного выждал, чтобы все участники этих странных переговоров прониклись сознанием одержанной им победы, и повернулся к своему по-прежнему хранившему молчание первому помощнику:

— Мистер Каттер, пригласите свидетелей.

Барретт, синевато-багровый от прилива крови, обернулся к двери, когда Каттер распахнул ее и приказал ждавшим снаружи войти в каюту.

Быстрый скрип перьев — бумага подписана и заверена. Барретт свирепо посмотрел на Свифта, Найлза и Доббса. Его взгляд обещал, всем троим мучительный конец. Дерек, прерывая эту акцию молчаливого устрашения, твердым голосом распорядился:

— Мистер Каттер, можете увести мистера Барретта.

— Негодяй! — взревел Барретт, потрясая в воздухе скованными руками. — Ты получил, чего хотел! Сними с меня цепи!

— Их снимут, когда мы прибудем на Ямайку, и не ранее.

— Негодяй!.. Подонок!..

В каюте появились Хаскелл и Линден Барретт яростно стряхнул их руки и повернулся к двери.

После ухода суперкарго в каюте повисла тишина, в которой все еще явственно ощущалась не высказанная им угроза мести.

Кристофер глубоко вдохнул соленый воздух, стараясь взять себя в руки. С трудом, справившись с рвущимися наружу чувствами, он подошел к борту и уставился на безбрежную гладь моря. Подгоняемый свежим ветром, корабль резал носом вздымающиеся и опадающие водяные валы, ведомый твердой рукой негодяя капитана. Будь капитаном другой человек, Кристофер, скорее всего, восхитился бы тем, как умело, несмотря ни на что, он справился с этим неудержимо катившимся к катастрофе плаванием.

Но капитаном этого корабля был Дерек Эндрюс, и Кристофер знал о нем правду. Бесчувственный, равнодушный негодяй, у которого даже не хватило ума понять, что, получив Джиллиан, он в определенном смысле получил целый мир.

Воспоминание о страхе в широко распахнутых глазах Джиллиан неотступно преследовало Кристофера. Мука все сильнее сжимала душу, хотя он и понимал бессмысленность своего отчаяния. Неопределенность собственного будущего — а впереди ждали восемь лет каторги по колониальному контракту — очень быстро перестала его волновать перед лицом несчастий, обрушившихся на Джиллиан. В другой ситуации он бы…

Кристофер даже глаза зажмурил, чтобы уйти от череды мучительных мыслей. Прошлого не изменишь. А что касается будущего…

Над его головой раздался оглушительный треск. Кристофер вскинул голову и увидел, что ветер яростно треплет оторвавшийся парус. Он нахмурился, заметив, что полотнище опасно пляшет на ветру, беспорядочно мотая во все стороны оторвавшимся концом линя. Два матроса уже лезли вверх по вантам. Кристофер знал, какая это опасная штука — оторвавшийся линь. Стоит там, на реях, чуть ослабить захват — и хлестнет так, что полетишь вниз, на палубу, навстречу своей смерти. Он уже не мог отвести глаз от двух карабкающихся к реям фигурок. Добравшись наконец до такелажа, они попытались приладить оторвавшуюся оснастку.

Он смотрел, как умело и осторожно матросы передвигались все дальше и дальше по рее, и громко ахнул, когда линь неожиданно со страшной силой хлестнул одного из матросов. Застыв от ужаса, Кристофер смотрел, как человек отчаянно пытается удержаться за рангоут, но руки его неумолимо соскальзывали и соскальзывали, пока он…

Дверь каюты захлопнулась за Барреттом. В воздухе все еще слышался звон его цепей. Гнетущую, напряженную тишину нарушил хриплый голос Свифта, обратившегося к Дереку:

— Он… он достанет вас за это капитан, точно достанет! — Охранник шагнул из угла, куда он предусмотрительно отступил, на середину каюты и, бросив взгляд на стоящих чуть в стороне Доббса и Найлза, сказал: — Он и всех нас достанет, ежели вы, капитан, не сдержите данного слова. Вы ведь не обманете нас, капитан? — В голосе Свифта ясно слышался страх. — Вы поможете нам поскорее попасть на корабль, который пойдет в Англию, да?

Дерек окинул презрительным взглядом троих сжавшихся от испуга охранников. Он нисколько не сомневался, что, если бы эти ребята почувствовали, что им выгоднее принять сторону Барретта, а не его, все было бы совершенно по-другому. В конечном счете, Барретт проиграл по очень простой причине: его люди слишком хорошо знали своего хозяина и ни на йоту не доверяли ему.

Поймав затравленный взгляд Свифта, Дерек мягко сказал:

— Послушайте меня, ребята… И слушайте внимательно, потому что возвращаться к этому я не намерен. Вы выполнили свою часть сделки, а я выполню свою. Но хочу предупредить: если вы нарушите договор, я найду всех вас где угодно. — Дерек выдержал паузу, чтобы его слова хорошенько запомнились всем троим, и закончил деловым тоном: — Возвращайтесь к своим обязанностям.

Что-то с леденящим душу глухим стуком рухнуло на палубу прямо у них над головой. Дерек машинально глянул вверх и тут же бросился к двери. Звук был слишком хорошо ему знаком, чтобы сразу понять — случилось непоправимое.

Дерек вылетел на палубу и задохнулся от ударившего прямо в лицо свирепого порыва ветра. Корабль немилосердно качало. Растолкав людей, стоящих вокруг неподвижно лежащего на палубе матроса, Дерек опустился рядом с ним на колени. Это был Джереми Стайлз, один из самых молодых в его команде. Он был без сознания, лицо ужасно ободрано, каштановые волосы слиплись от крови.

Дерек, борясь с подступившей тошнотой, внимательно осмотрел Стайлза. Юноша неглубоко, но ровно дышал и, самое невероятное, похоже, обошлось без переломов. Внезапно до Дерека дошло, что те самые ванты, которые так немилосердно ободрали лицо Стайлза, скорее всего и смягчили удар.

Дерек поднял глаза и увидел смущенные лица толпившихся вокруг людей. Каждый из них мог оказаться на месте Стайлза. Падение с реи — кошмар, преследующий матроса днем и ночью.

Сверху донесся отчаянный крик, и Дерек хрипло выругался, увидев, что второй матрос висит на рее. Ему захлестнуло руку оторвавшимся концом линя, и он беспомощно раскачивался в воздухе в такт взлетам и падениям корабля на океанских волнах.

За спиной Дерека что-то мелькнуло, но капитан уже вскочил на ноги, сорвал с пояса стоявшего рядом матроса нож и рванулся к вантам. Засунув нож за пояс и не отрывая взгляда от раскачивающегося вверху человека, Дерек быстро полез по скользким, проседавшим под его весом канатам. И тут заметил, что рядом карабкается кто-то еще. Дерек повернул голову и встретил напряженный взгляд Кристофера Гибсона.

Добравшись, наконец, до несчастного матроса, который продолжал раскачиваться в воздухе, Кристофер не сразу, но все же вспомнил, что где-то рядом должен был быть капитан. До него донесся крик, тут же потерявшийся в яростном вое ветра. Кристофер поднял голову и увидел неподалеку капитана, который снова, но уже намного громче, крикнул:

— Поймай его, когда он качнется к тебе, и держи, пока я не залезу наверх и не обрежу линь!

От этих слов Кристофер пришел в ужас. Он что, спятил? К месту крепления линя, захлестнувшего руку матроса, можно было добраться только по такелажу, а это было практически невыполнимо при таком сумасшедшем ветре и оборванных футропах.

— Черт тебя возьми, Гибсон! Ты слышишь меня?"

— Слышу! — стиснув зубы, откликнулся Кристофер. Судно неожиданно ухнуло вниз, и матроса понесло прямо на них. Кристофер потянулся, чтобы поймать его, и промахнулся. Промахнулся он и второй раз. А в это время капитан соскользнул на рею, уселся на нее верхом и решительно двинулся вперед.

Зловещий глухой удар о палубу… Громко хлопнула дверь каюты Дерека… Его быстрые шаги по коридору к трапу… Какие-то невнятные крики…

— Что-то случилось!

У Джиллиан бешено забилось сердце, когда она встретила испуганный взгляд сестры.

— Я слышала, как Кристофер поднялся на палубу. Он был такой сердитый, — пролепетала Одри. Голос ее дрожал. — О, Джиллиан, ты же не думаешь, что он совершил какую-нибудь глупость!

Джиллиан покачала головой, но паника, охватившая Одри, начала передаваться и ей. Нет, не может быть. Кристофер не такой. Он знает, что уже скоро они придут на Ямайку, и тем более знает, что, как только они там окажутся…

Наверху вдруг громко закричали. Джиллиан сама не заметила, как вскочила на ноги, и, уже не слыша отчаянных призывов Одри, бросилась к двери.

Выскочив на палубу, Джиллиан сделала несколько шагов и остановилась как вкопанная при виде распростертого неподвижного тела. Увидеть лицо ей мешали спины толпившихся вокруг лежащего человека матросов.

Вдруг матросы каким-то образом передвинулись, и Джиллиан, ахнув, в ужасе зажала рот ладонью. Вьющиеся каштановые волосы лежащего человека казались красными от крови, а вокруг головы растекалась алая густая лужа.

Господи, эти вьющиеся каштановые волосы!

Джиллиан вдруг перестало хватать воздуха, она сделала несколько неуверенных шагов, покачнулась и почувствовала, что земля уходит у нее из-под ног.

Она потянулась к неподвижному телу, но руки ее безжизненно повисли.

Кровавая лужа делалась все больше. Палуба вдруг полетела ей навстречу.

Свет померк.

И Джиллиан провалилась во тьму.

Сидя верхом на рее, судорожно цепляясь пальцами за малейшую неровность дерева, Дерек медленно полз вперед. Полз и ругался сквозь зубы, потому что оторвавшийся парус продолжал с треском биться на ветру, потому что несчастный Дейви Райт все раскачивался, подвешенный на чертовом лине, потому что Гибсон опять промахнулся и не сумел остановить этот смертоносный человеческий маятник.

Дерек не услышал торжествующих криков, раздавшихся на палубе, когда Гибсон наконец сумел поймать и удержать Райта. Хватаясь за рею, он продолжал медленно подползать к линю, за который зацепился матрос. Мешали налетавшие порывы ветра, готовые сбросить смельчака вниз, на несущие смерть доски палубы. Подобравшись насколько возможно близко, капитан быстро оторвал одну руку от реи и потянулся ножом к линю. Солнце ярко блеснуло на лезвии.

Почувствовав под ножом туго натянутый линь, Дерек даже перестал дышать. Он стиснул зубы, еще немного наклонился вперед и со всей силы резанул снасть. Сплетенные волокна начали медленно расползаться под острым, как бритва, лезвием, наконец перерезанный линь с треском отлетел в сторону, хлестнув напоследок Дерека. От неожиданности и боли у него все поплыло перед глазами, но пальцы по-прежнему цепко держались за рею. Капитан глубоко задышал, и в голове прояснилось. Он посмотрел вниз и увидел, что Райт и Гибсон осторожно спускаются по вантам на палубу. Еще раз, глубоко вдохнув, Дерек пополз обратно.

Когда капитан спустился на палубу, Дейви Райта продолжало трясти от пережитого ужаса, но он, слава Господу, был цел и невредим. Джереми Стайлза осторожно понесли, к, трапу. Дерек нахмурился, заметив вдруг толпившихся в стороне матросов, потом он увидел стоящего на коленях Гибсона, который пытался поднять кого-то с палубы. Дерек напрягся. Джиллиан…

Он невольно шагнул вперед, к ней, но тут же резко остановился, увидев выражение лица Джиллиан, смотрящей на Гибсона. Что она сказала ему, он не расслышал, но откровенное счастье, светившееся в ее глазах, когда она обвила руками шею Гибсона и крепко прижалась к нему, почти сбило Дерека с ног.

Итак, правда, наконец, выплыла наружу.

Лишь когда солнце перевалило за полдень, Дерек вернулся к себе в каюту и раздраженно захлопнул за собой дверь. Он подошел к иллюминатору и остался стоять там, устремив невидящий взгляд на беспокойную пляску волн за бортом.

Джереми Стайлз умер, так и не придя в сознание.

Отвернувшись от иллюминатора, Дерек на негнущихся ногах подошел к своему рабочему столу. Увидев лежащее там признание, подписанное Барреттом, он нахмурился, потом взял бумагу, аккуратно сложил и сунул в бортовой журнал. Вечером надо будет сделать запись о смерти Джереми Стайлза и о том, что Барретт подписал признание. А вот что он наверняка не запишет, так это безжалостную правду, которую больше не может отрицать и которая оставила на его сердце рубец, несравненно более глубокий, чем шрам на щеке.

Угрюмое лицо еще больше посуровело, а изуродованная щека придавала его облику что-то угрожающее. Дерек несколько минут медленно и глубоко дышал, чтобы успокоиться. Джиллиан заключила с ним сделку и до последнего времени выполняла условия договора. Каждую ночь она спала в его объятиях и отдавалась ему полностью, ничего не утаивая.

Дерек постоял в задумчивости и еще больше помрачнел. Каким самонадеянным дураком он был! Убедил себя, что за всем этим стоит нечто большее! Все, хватит? Теперь он не будет таким глупцом.

В дверь постучали. В ответ на приглашение войти в каюту шагнул Каттер, на лице его было написано беспокойство.

— Капитан, Сойер через час приготовит тело Стайлза к похоронам.

— Соберите к этому времени всю команду, — приказал Дерек.

— Есть, сэр!

— И вот еще что. Этот Кристофер Гибсон… Где он сейчас?

Каттер не мог скрыть удивления:

— Гибсон? В соседней каюте с мисс Одри.

— И с Джиллиан?

— Так точно, капитан!

— Скажите ему, что я хочу с ним поговорить… сейчас. — Каттер чуть задержался с ответом. — Я сказал сейчас, мистер Каттер.

Первый помощник молча развернулся на каблуках и вышел.

Несколько минут спустя в дверь снова постучали. Дерек резко отозвался. С настороженным видом в каюту вошел Гибсон. Дерек углядел в этом скрытый вызов. Ему страстно захотелось стереть кулаком этот вызов с лица Гибсона. Сделав над собой усилие, он проговорил:

— Судя по тому, как вы действовали, спасая Райта, у вас есть некоторый опыт… Это так?

— Да, это так, — сузив глаза, ответил Гибсон.

— Настоящий моряк ответил бы «так точно».

— Я не член вашей команды, капитан.

— У вас есть выбор, Гибсон, — жестко бросил Дерек. — Вы занимаете место Стайлза в моей команде до конца плавания или же возвращаетесь в трюм. Что вы выбираете?

— Мисс Одри еще не совсем здорова, — нахмурился Гибсон.

— В любом случае вы немедленно освободите соседнюю каюту, Гибсон. Давайте решайте. У меня нет времени.

— Какой же ты под…

Лицо Дерека потемнело. Он шагнул к Гибсону и негромко, но с явной угрозой произнес:

— Советую не торопиться отвечать, чтобы потом не пожалеть о сказанном.

Большие руки Кристофера Гибсона сжались в кулаки, и Дерек выжидающе напрягся. Он надеялся… он молился… о том, чтобы Гибсон оказался достаточно глуп и пустил эти пудовые кулаки в ход.

На скулах Гибсона заиграли желваки, взгляд стал жестким, и он едва заметно кивнул:

— Я присоединюсь к команде.

— Надо добавить: капитан.

— Капитан.

Дерек помолчал, грудь его тяжело вздымалась, наконец, ровным голосом распорядился:

— Перенесите свои вещи в матросский кубрик. А пока будете собираться, скажите Джи… мисс Хейг, чтобы она зашла ко мне.

Гибсон не двинулся с места.

— Это приказ, Гибсон.

Долгое, пожалуй, слишком долгое молчание в ответ. И, наконец:

— Есть, капитан.

Дерек остался один и стал ждать.

Джиллиан подошла к двери капитанской каюты, и какое-то время постояла, собираясь с силами и пытаясь унять начавшуюся дрожь. Это был действительно страшно трудный день, наполненный малоприятными событиями. Пару минут назад Кристофер сообщил, что ему приказано присоединиться к команде корабля, и это явилось для нее абсолютной неожиданностью. Кроме того, Джиллиан не могла отделаться от предчувствия, что у Дерека в запасе есть еще несколько сюрпризов. Иначе, зачем он приглашает ее к себе?

Джиллиан подняла руку, чтобы постучать, и испуганно вздрогнула, когда дверь резко распахнулась и на нее уставились холодные бездонно-черные глаза капитана. Джиллиан шагнула в каюту и ахнула — на щеке Дерека змеился вспухший багровый рубец. Она невольно протянула руку, чтобы коснуться его, но Дерек резко дернул головой.

Хриплый звук своего собственного голоса поразил Джиллиан, когда она нарушила повисшее в каюте напряженное и тягостное молчание:

— Ты сильно поранил лицо. — Дерек холодно посмотрел на нее:

— Печать горького разочарования. — Джиллиан, смущенная его словами, ничего не ответила, и он продолжил: — Через неделю мы приходим на Ямайку. Я уже распорядился, чтобы Гибсон до конца плавания занял место Стайлза. Так что за вашей сестрой некому будет присматривать… А поскольку здоровье сестры всегда составляло главную вашу заботу, я освобождаю вас от выполнения условий нашей сделки, чтобы вы могли все свое время посвятить уходу за ней. — Дерек поднял с пола маленький саквояж, который сегодня утром он со злостью зашвырнул в угол, и протянул ей: — На этом все. Вы можете оставаться в соседней каюте до конца плавания. На Ямайке вы присоединитесь к остальным ссыльным. — Дерек помолчал, потом, сжав ее руку, добавил: — Есть лишь одно условие, которое вы должны соблюдать неукоснительно: никаких посетителей в каюте быть не должно. Если я узнаю, что какой-нибудь мужчина — любой мужчина — переступил порог вашей каюты, вы со своей сестрой немедленно вернетесь обратно в трюм. Это понятно?

Джиллиан молча кивнула.

Дерек отпустил ее руку.

— Можете идти.

Джиллиан не могла сдвинуться с места.

Дерек повернулся к ней спиной, не оставив ей выбора.

Как будто у нее когда-нибудь был выбор.