Предисловие

Если у меня и есть пожелание относительно книги «Любовь втройне», то оно одно: заинтересовать вас другими персонажами, которых нет в «Черешнево-красном лете» и в «Зиме цвета морской волны». Мой девиз остаётся прежним: рассказы надо не только читать, но и чувствовать.

Я хочу поблагодарить своих читателей, вы навели меня на мысль переписать эти короткие рассказы и опубликовать их в виде электронной книги. Ваша заинтересованность в том, чем я занимаюсь, и особенно в вещах, которые я люблю всем сердцем, очень много для меня значит. Я больше не хочу обходиться без вас. Спасибо, что вы есть.

С наилучшими пожеланиями,

Карина.

 

Если бы цвета можно было попробовать

Ледяной поток ветра коснулся бледного лица Тобиаса Шиндлера, заставляя его вздрогнуть. Кто-то, должно быть, открыл окно в классе. Якоб Дюрлинг, его сосед по парте, уже примерно пять минут шуршал бумагами, постоянно дёргая ногой. Тобиас чувствовал это по шатанию парты.

Господин Хальбэк, находящийся в нескольких метрах от Тобиаса, читал своим скрипучим, а иногда и слишком высоким голосом лекцию о Второй мировой войне. Он не стоял на месте, а спокойно ходил туда-сюда, о чём говорил тихий скрип его ботинок по полу.

Слева от Тобиаса ученик боролся с заложенным носом, однако вместо того, чтобы высморкаться, он шмыгал каждые тридцать секунд. Неприятный звук.

Хоть Тобиасу и не удавалось полностью игнорировать весь этот шум, он всё равно не обращал внимания ни на что из этого. Его лицо было слегка наклонено в сторону, где, как он догадывался, сидела девушка. Единственное, что парень знал о ней — это её мягкий и обычно немного дрожащий голос и прекрасный запах. Тобиас не знал, как выглядит девушка: тёмная или светлая у неё кожа, худая она или толстая, даже не знал, симпатичная она или уродина. По правде говоря, Тобиас даже не знал, что значит симпатичная, а что — уродина.

Конечно, за все эти годы он создал собственные стандарты красоты, но они не имели ничего общего с внешним видом. Парень был вынужден судить по другим критериям.

Тобиас сразу же узнавал её по запаху, если девушка находилась в непосредственной близости рядом с ним; если шёл в облаке её аромата — цветочного, как благоухание свежесрезанного жасмина. Когда около года назад молодой человек приехал с родителями в этот маленький городок, директор поручил девушке показать ему школу. Во время этой короткой и крайне напряжённой экскурсии Тобиас чувствовал себя неловко, боясь быть для этой девушки обузой. Он ненавидел это чувство, и всё же, ввиду обстоятельств, ему приходилось каждый день доставлять неудобство окружающим.

С тех пор они так и не поговорили, и всё же её цветочный аромат, который он почувствовал, когда девушка до него дотронулась, и её мягкий голос были незабываемы.

С того времени Тобиас каждый день с нетерпением ждал момента, чтобы снова услышать этот голос. Но девушка, к сожалению, очень редко отвечала на уроках. В общем, она казалась очень тихой и ненавязчивой, ведь даже в суете во дворе школы он её никогда не слышал.

Её зовут Анна. И Тобиас считал, что не существует имени, которое подходило бы ей больше, чем это. Анна. Это слово было для него подобно густому сиропу, который сладко ложится на язык.

Анна Бахманн сидела через один ряд слева от него. У Тобиаса не было возможности видеть, что девушка слегка повернула голову в его сторону. Собственно говоря, он не мог видеть ни её, ни что-либо ещё, потому что Тобиас жил в мире, полном темноты.

Это была одна из многочисленных причин, почему Анна, полностью погрузившаяся в свои мысли и жующая конец карандаша, и даже не заметившая, что опять смотрит на молодого человека, так им восхищалась. «Слепота, — снова сказала она себе. — Интересно, каково это?» Девушка имела об этом представление, знала, что это значит на словах. Но знала ли она это в действительности? Могла ли она хоть немного представить, каково это — жить без зрения? Просто не обладать чувством, на которое она и все остальные люди полагаются больше всего. Нет. Анна была уверена, что не может себе этого представить. Она слишком мало знала об этом и принимала эту ситуацию, особо не задумываясь, пока впервые не встретилась с Тобиасом. Он был того же возраста что и она, и это больше всего её шокировало.

Анна предполагала, что люди, скорее всего, посмеялись бы над ней, если бы узнали, что она ещё в день их первой встречи завязала себе глаза шарфом и с тонкой палочкой из бамбука попыталась пройтись по дому. В результате у нее на лбу появилась большая шишка, а на полу — разбитая ваза. Видимо, этому делу с палкой надо учиться, а девушка была в этом не особо талантлива.

Однако Анна не собиралась сдаваться — напротив. До сегодняшнего дня она повторяла эту процедуру как минимум дважды в неделю.

Девушка хотела почувствовать себя так же, как чувствовал себя Тобиас. Она хотела узнать, как он воспринимает окружающий мир; как воспринимаются вещи, когда ты не можешь их видеть, а только чувствуешь. Эти открытия были для неё непривычными, местами даже пугающими. Тем не менее, ей снова и снова хотелось испытать это чувство. Но ощущения от неудач накатывали на Анну, словно лава. Она никогда не сможет почувствовать то, что чувствует Тобиас, потому что в любой момент может снять с глаз повязку. Что для Тобиаса до конца жизни останется невозможным. Эта мысль расстраивала девушку, по крайней мере, с одной стороны... а с другой, не обладал ли Тобиас невероятным даром? Он мог судить, опираясь на своё сердце и свои инстинкты, не поддаваясь влиянию внешних факторов. Если говорить начистоту, то Анна из-за этого ему даже немного завидовала.

Теперь девушка уже немного стыдилась жалости, которую изначально испытывала к Тобиасу. С любым другим парнем она бы познакомилась с совершенно нейтральными чувствами, однако  Тобиаса она сразу же начала жалеть. «Как глупо», — подумала она. Она не дала ему даже шанса показать себя, вместо этого сразу же причислив его к несчастным парням. Как он должен был себя чувствовать, если к нему так относятся практически все? Анне казалось это ужасным — быть особенным. Особенным не потому, что ты обладаешь какими-то невероятными способностями, а потому, что отличаешься от других из-за отсутствия какого-либо чувства. Особенный, потому что «Ты не такой, как мы, поэтому нам тебя очень жаль».

При этом Тобиас был не просто слепым парнем — по крайней мере, Анна так думала, даже больше — она это чувствовала. Неважно, где он появлялся, девушка провожала его взглядом, рассматривала его тело, следила за его движениями, мимикой и бледной кожей его лица; ласкала взглядом его скулы, подбородок, глаза, всегда скрытые чёрными солнцезащитными очками, его орехово-коричневые волосы длиной до висков. Анна спрашивала себя: какого цвета его глаза, какие у него желания и мечты, что он делает в свободное время, о чём он может рассказать, и как прошёл его день. Анне встречалось уже невероятное количество парней её возраста, но никто так не восхищал её и не вызывал столько любопытства, как Тобиас. В нём было что-то, что отличало его от других. Что-то, что не давало ей отвести от него взгляд.

Иногда, как бы абсурдно это ни звучало, Анне казалось, что Тобиас тоже «смотрит» в её сторону. Девушка не смогла бы с уверенностью сказать, смотрит ли он на неё сквозь солнцезащитные очки, но лицо Тобиаса частенько было обращено к ней. Прямо как сейчас, когда они оба сидели в одном классе и нисколько не слушали господина Хальбэка, обладающего невероятным талантом делать из любой интересной истории очень скучную.

«Подло так думать», — промелькнула мысль в голове Анны, но иногда она спрашивала себя: действительно ли Тобиас незрячий? Вообще-то, девушка совершенно точно знала, что он слепой — никто бы не стал притворяться. Но она просто не могла понять, почему ей иногда кажется, что молодой человек смотрит прямо на неё.

«Может быть, — предположила она, — Тобиас просто лучше слышит правым ухом и поэтому слегка повернул голову?». Это было бы самым логичным объяснением. По крайней мере, Анна чаще всего сидела слева от него.

Как часто она собиралась подойти к нему и сказать «привет», но в последний момент всегда трусила. Анне непросто давалось общение с незнакомцами, а с Тобиасом это становилось только труднее. Как начать разговор с кем-то, на чьём лице почти не отражаются какие-либо чувства, а всегда что-то наподобие бесстрастной маски, из-за чего ты не уверен — стоит ли начинать разговор, или всё же лучше отступить?

Анна даже не могла ни с кем посоветоваться по этому поводу, потому что Тобиас был одиночкой. Сначала люди осыпали его вопросами, по большей мере по поводу его слепоты, что Тобиасу, Анна была в этом уверена, было неприятно. Однако со временем интерес к его персоне сошёл на нет, и теперь молодой человек был постоянно один. Даже в столовой он сидел отдельно, за другим столом. Хотел ли Тобиас этого или же просто не нашёл никого, к кому можно было бы присоединиться, девушка не знала. У Анны было немного друзей. Если быть точным, она бы только Нору и Жасмин обозначила как друзей. Но каково это, когда у тебя вообще никого нет?

Анне стало больно от этой мысли, и она сильнее прикусила кончик карандаша. Как бы ей хотелось пообщаться с этим парнем! Хотя бы разок поговорить с ним, даже если этот разговор будет о погоде. Это желание не отпускало девушку ни днём, ни ночью. Но Анна просто не знала, как это сделать. Проблема была не только в её застенчивости, но и в том, что она понятия не имела, что сказать Тобиасу. Любая тема, что приходила ей в голову, казалась именно такой, какой и была на самом деле: неуклюжим предлогом для того, чтобы заговорить с ним.

— Фройляйн Бахманн?

Анна вздрогнула, когда слегка раздражённый голос учителя вернул её в реальность. Она отвернулась от Тобиаса и устремила свой испуганный взгляд на господина Хальбэка, стоявшего у доски с укоризненно поднятыми бровями.

— Я знаю, Якоб Дюрлинг весьма привлекательный молодой человек, но, может, вы всё же соизволите на последние пять минут урока обратить своё внимание на меня?

Щёки Анны слегка покраснели, когда она пристыженно сползла на стуле немного вниз под тихие смешки одноклассников.

— Эм... Извините, — тихо сказала Анна. «Как раз именно Якоб Дюрлинг был бы последним, кого я стала бы разглядывать», — подумала она.

Несмотря на то, что Якоб Дюрлинг вот уже как два с половиной месяца встречался с Клаудией Бург, он всё равно питал слабость к Анне Бахманн, поэтому от мысли о том, что та тайком за ним следила, он самодовольно улыбнулся. Голова его слепого соседа, напротив, едва заметно опустилась, но никто не обратил на это никакого внимания.

Класс снова успокоился, и господин Хальбэк продолжил лекцию. Анна старалась не смотреть на улыбающиеся лица одноклассников, поэтому её взгляд все оставшееся время урока был устремлён на доску, пока не прозвенел звонок с урока. Так как у неё не было никакого желания разговаривать с Якобом, она спешно надела куртку, повесила на плечо сумку и поспешила на парковку сквозь толпу учеников. Но как только девушка до неё добралась и почувствовала на своём лице холодный ноябрьский ветер, то поняла, что забыла свой шарф.

Тобиас сидел на своём стуле и ждал, когда все ученики уйдут из класса и воцарится тишина. Это был его ежедневный ритуал, потому что он не хотел быть ни задетым людьми, ни мешать движению. И как всегда по пятницам, сегодня Тобиас ждал, пока все уйдут, тем самым соблюдая дистанцию. Только потом молодой человек собрал свои вещи, повесил на плечо сумку, разложил трость для слепых и поднялся с места. Ему нужно было развернуться на девяносто градусов, пройти ровно шесть шагов вперёд, прежде чем повернуть налево и пройти ещё пять до двери. Молодой человек знал это как дважды два.

Чтобы лучше ориентироваться, когда куда-то шёл, Тобиас отсчитывал количество шагов. К этому времени он уже освоил школьное пространство, поэтому в основном ему больше не приходилось считать, а только для безопасности слегка водить своей палочкой слева направо, чтобы знать, идёт ли кто-то перед ним.

Анна была очень разочарована, ведь она изначально хотела избежать этой встречи, а теперь ей предстояло пройти мимо широко улыбающегося Якоба Дюрлинга, идущего ей навстречу по коридору, но винить в этом девушка могла только свою забывчивость. Она пристыженно опустила голову и ускорила шаг, чтобы как можно быстрее пройти мимо него, и практически пробежала последние метры до класса. Анна проскочила через открытую дверь и неожиданно врезалась во что-то твёрдое. Это «твёрдое» потеряло равновесие под достаточно сильным напором девушки. Анна же, чьё сердце от испуга стучало в горле, смогла устоять, однако ей пришлось наблюдать за тем, как Тобиас сильно ударился спиной о стол и, беспомощно махая руками, вместе со стулом, который он задел, со всей силы упал на пол. Девушка рефлекторно протянула парню руку, но так и не смогла до него дотянуться. Шокированная тем, что натворила, она зажала ладонью свой разинутый рот.

— О боже! — воскликнула Анна с широко распахнутыми глазами, обращаясь скорее к себе, чем к Тобиасу. Она стояла, словно приросшая к месту, с побледневшим лицом. Только болезненный стон парня через пару секунд вывел девушку из оцепенения.

— О боже, мне так жаль, — заикалась она, присев рядом с ним на колени, неуверенная, стоит ли до него дотрагиваться или лучше не надо. — Я не хотела этого... Я… Я тебя не заметила, просто хотела через дверь... И тут ты неожиданно. Это не специально. Мне так жаль! С тобой что-то случилось? Тебе больно?

Тобиас пытался сориентироваться, не зная, где низ, а где верх, и затруднялся осмыслить, что произошло. Только что он ещё стоял, ничего не подозревая, как в следующий момент уже оказался на полу. Все произошло так быстро. Что голос принадлежал девушке, его девушке, которая так отчаянно ему что-то объясняла, Тобиас понял только спустя пару секунд.

— Я… — пробормотал он растерянно и замолчал, ощупывая рукой спину, где все ещё чувствовал боль от удара о парту. В этом месте ощущалась пульсация и тепло.

— Очень плохо? Может, отвезти тебя в больницу? — Анна была озадачена вопросом: что ей стоит делать, а что — нет, и беспомощно осматривалась вокруг. Из трёхсот учеников этой школы её угораздило столкнуться именно с Тобиасом. «Отлично, завалила слепого» — это точно не принесло бы карме дополнительных баллов. Совершенно точно.

Тобиас всё больше и больше приходил в себя, всё лучше осознавая своё бедственное положение. Анна, именно Анна врезалась в него так, что он упал. Парень даже не смог устоять на ногах. Каким же, должно быть, смешным он ей показался. Это был далеко не первый раз, когда Тобиас падал, но ещё никогда он так этого не стыдился, как сегодня.

— Нет, ничего не случилось, — ответил коротко молодой человек и начал торопливо подниматься. Анна отпрянула от него, смущённая и испуганная одновременно. Она тоже поднялась на ноги, что для неё было сделать значительно легче, чем Тобиасу, который должен был для начала ощупать пространство вокруг себя. Поскольку молодой человек показался беспомощным, Анна дотронулась до его предплечья, желая помочь, но парень отмахнулся от её прикосновения, скинув руку. Тобиас не привык к телесному контакту. До него дотрагивались только его родители.

— Всё в порядке, — выдавил он сквозь сжатые зубы и наконец смог подняться на ноги.

Анна заметила его злость, но даже понятия не имела, что та была направлена не на неё, а злился парень на самого себя. Совершенно озадаченная этой сложившейся ситуацией, девушка наблюдала, как Тобиас на ощупь искал свои вещи, которые потерял при падении.

— Подожди, — быстро сказала Анна и наклонилась, чтобы поднять его трость для слепых, сумку и куртку. Одну за другой, после короткого «вот», девушка подала молодому человеку его вещи, стараясь не прикасаться к нему. Анна даже не подозревала, что от того, что она делала, Тобиас чувствовал себя ещё более беспомощным.

— Спасибо, — коротко поблагодарил Тобиас. Он хотел извиниться за то, что стоял на её пути и вёл себя так глупо; слова вертелись у него на языке, но он промолчал. Не в состоянии находиться в её обществе ещё хоть секунду, испытывая соответствующие ситуации чувства, парень быстро сориентировался. Тобиас нащупал за собой ряд стульев, так что дверь, должно быть, находилась напротив. Опустив трость, он начал медленно, шаг за шагом, продвигаться вперёд, пока не отыскал дверной косяк и не исчез в коридоре.

Анна осталась стоять в классе, глядя ему вслед. Ни одно слово мира не могло описать, как невероятно хреново она себя чувствовала. Тобиас злился на неё, и вполне заслуженно. Её поведение было непростительным, такого не должно было случиться.

Девушка ещё немного постояла, прежде чем схватилась за волосы и, ссутулившись, проскользнула к своему месту, чтобы забрать зелёный шарф, который висел на спинке стула. Она несколько раз обернула его вокруг шеи, и когда уже хотела было покинуть класс, её взгляд внезапно упал на книгу, лежащую на полу. Анна наклонилась, чтобы поднять её, и тут же заметила, что это не просто книга. Это книга Тобиаса.

Особо не задумываясь по этому поводу, девушка побежала, в надежде, что ещё сможет его догнать. Однако, добравшись до парковки, она увидела, как вдалеке Тобиас садится в серебристую «Шкоду» своей матери, на которой она с понедельника по пятницу забирала его из школы. Анна, замедлившись, остановилась, глядя машине вслед, пока та выезжала из парковки.

Это был не последний раз, когда Анна смотрела на эту машину за этот день. Несколько часов спустя она снова стояла перед этим автомобилем. На этот раз он был припаркован в гараже перед домом родителей Тобиаса. Бежевый дом с большим садом и теплицей предназначался для проживания одной семьи. В зимнем ландшафте сейчас преобладал коричневый цвет, но летом, вероятнее всего, эти места засажены красивыми растениями и цветами. Анну так поразил тот факт, что она впервые стоит перед домом Тобиаса, что на какой-то момент даже забыла, насколько взволнована. Однако совсем скоро храбрость, которую девушка ощущала прежде, пока ехала сюда, её покинула.

Повернувшись спиной к своему старому заржавелому красному велосипеду и прижав книгу Тобиаса к животу, Анна ещё пару секунд постояла перед домом, прежде чем медленно приблизиться к входной двери. Она поднялась по немногочисленным ступеням на крыльцо, решив, что если дом содержится в такой же чистоте внутри, как и снаружи, то лучше ни до чего не дотрагиваться, и постучала в дверь.

Прошло совсем немного времени, прежде чем ей открыла высокая худощавая женщина средних лет. Её длинные тёмно-каштановые кудри каскадом лежали на плечах, а лицо выражало доброжелательное любопытство. До сих пор Анна видела маму Тобиаса только издалека. Вблизи она выглядела моложе.

— Да? — спросила госпожа Шиндлер.

— Я... — Анна посмотрела на обложку книги. — Тобиас потерял книгу, и я подумала, что лучше занести её, так как не знала, пригодится ли она ему до понедельника. — Госпожа Шиндлер последовала за взглядом Анны, и удивление чётко отразилось на её лице, прежде чем её глаза засветились.

— Ох, это очень мило с твоей стороны. Как тебя зовут?

— Анна.

— Приятно с тобой познакомиться, Анна. Я мама Тобиаса, можешь называть меня Надин. — Женщина протянула девушке руку, и Анна, смущённая таким сердечным приветствием, пожала её.

— Тобиаса нечасто навещают, — сказала Надин, вспоминая, каким живым, открытым и весёлым был её сын в детстве. Однако с годами пришла печаль, которая затмила прежние его качества и оставила после себя задумчивого, спокойного и замкнутого молодого человека. При этом Тобиас был очень даже привлекательным. Не проходило ни дня, чтобы женщина не мечтала о том, чтобы люди наконец-то проснулись, пришли в себя и, не обращая внимания на его инвалидность, заметили это. Надин и её муж надеялись, что с переездом из такого большого города, как Кёльн, в малонаселённый городок для их сына начнётся новая жизнь. Казалось, это то самое место, где он может оставить все неудачи и несправедливость позади. Но ничего не вышло. Тобиас всё чаще и чаще стал запираться в своей комнате и теперь совершенно перестал искать какого-либо контакта. Но сегодня в школе, видимо, что-то случилось. Он забрался в машину, отказался от еды, а после, не говоря ни слова, исчез в своей комнате. На вопрос, случилось ли с ним что-то, он только опустил голову и ответил, что не хочет об этом говорить. Она, как мать, была самым близким ему человеком, которому парень доверял, но ей все реже и реже удавалось достучаться до него и пробиться сквозь стену. Как раз в тот момент, когда мать Тобиаса, стоя на кухне, в очередной раз гадала, что же случилось в школе, позвонили в дверь. И теперь перед ней стоит эта милая темноволосая девушка, которой хочется увидеть её сына. Анна казалась немного стеснительной и не выглядела как одна из тех рано повзрослевших и слишком сильно накрашенных девочек-подростков. И Надин это понравилось.

— Я рада, что ты пришла специально ради этого. Это очень мило с твоей стороны, — сказала она и открыла Анне дверь, чтобы та вошла. — Ну же, не стесняйся, входи.

Анна потопталась немного на месте, прежде чем переступить через порог. Вообще-то, она думала, что просто отдаст книгу, а теперь уже стоит посреди дома, который оказался довольно светлым и просторным, и, как она и предполагала, очень чистым и аккуратным. «Вероятно, это из-за Тобиаса», — подумала она. Ведь если бы на пути молодого человека что-то было, то оно мешало бы ему двигаться. Анна снова вспомнила, как несколько часов назад врезалась в него и вздрогнула.

— Тобиас наверху, — сказала Надин и указала темноволосой девушке следовать за собой. Анна пошла за ней, не зная, как себя чувствовать оттого, что врывается в его комнату без приглашения. Может быть, ему это не понравится? Скорее всего, он на неё всё ещё злится.

Его мама, которая ей постоянно улыбалась, напротив, выглядела уверенно. Знала ли она, что перед ней стоит та самая виновница такого состояния Тобиаса? «Скорее всего, нет, — подумала Анна. — Иначе она не была бы такой милой.».

Молодой человек сидел, облокотившись на спинку кресла-качалки и притянув к себе правую ногу; левая осталась на полу. Он медленно качался туда-сюда в такт акустической музыке. Тобиас, казалось, находился в некой прострации, потерянный между музыкой и реальностью, и постоянно прокручивал в голове столкновение с Анной. Он вёл себя как последний идиот и даже не спросил, не ударилась ли она.

Надин постучала в дверь и заглянула в комнату.

— Тобиас? — спросила она. Молодой человек повернул голову на голос матери. — К тебе пришли.

Пришли? Он нахмурился. Ещё до того, как он догадался, о ком говорит его мама, по трению дерева о ковёр молодой человек понял, что дверь ещё немного приоткрылась.

Анна стояла за Надин, теребя рукава своей куртки, и через маленькую щель могла видеть такую же светлую просторную комнату.

— Конечно, чаще всего он выглядит свирепым и мрачным, но он не кусается, — сказала Надин, подмигнув Анне, прежде чем развернуться и покинуть комнату, зная, что иначе будет им мешать.

— Можно войти? — спросила Анна осторожно. В следующий момент она осознала всю тупость своего вопроса. Она даже не могла представилась, откуда Тобиасу знать, кто пришёл? Как раз в тот момент, когда девушка набрала воздуха, чтобы сказать ему это, её прервал голос Тобиаса:

— Анна, — вырвалось у него. Мышцы молодого человека напряглись, он выпрямился. Что эта девушка здесь делает? Тобиас почувствовал, как его сердце забилось быстрее.

— Да, правильно, Анна. Привет, — сказала она немного запоздало, не зная, как расценивать его испуганную реакцию. — Когда мы... Когда я тебя... Короче, ты потерял книгу, и я захотела тебе её занести.

Тобиас не ответил, а просто повернул лицо в её сторону, от чего Анна еще больше занервничала. Девушка сжала книгу в руках, чуть сильнее прижав к животу. На протяжении трёх предыдущих часов она сидела на своей кровати с открытой книгой на коленях и снова и снова проводила пальцем по маленьким круглым выпуклостям шрифта для слепых. Как это читается для Анны было загадкой. За годы практики у Тобиаса, вероятно, очень развилась чувствительность кончиков пальцев. Интересно, она бы тоже смогла научиться так читать?

Тобиас откашлялся.

— Ох... Спасибо, — выдавил он. Его голос был тонким, как лист бумаги.

— Мне положить её на стол? — спросила Анна, сделав шаг вперёд, но тут же шагнула обратно. Можно ли ей войти в его комнату?

Тобиас кивнул и только сейчас догадался, что Анна, вероятно, все ещё стоит за порогом комнаты. После всех событий сегодняшнего дня, она, должно быть, считает его самым неприветливым человеком в мире. Он слышал медленные приближающиеся шаги Анны, а последующий короткий звук сообщил ему, что девушка положила книгу на стол.

Вновь воцарилась тишина.

И чем больше времени проходило, тем громче она становилась.

Анна нервно окинула взглядом комнату Тобиаса, которую он, как девушка прекрасно знала, никогда не видел, и снова начала теребить рукава своей куртки.

Что ей следует ему сказать? Анна несколько раз прикусила губу, но ответа на этот вопрос никак не находила, только чувствовала, как с каждой секундой на неё всё сильнее давит тишина. Больше не в силах выдерживать молчание, она наконец собрала всю свою храбрость, какая только у неё была, и произнесла:

— Я хотела извиниться перед тобой. Это было не специально. Мне так жаль. Надеюсь, ты не сильно ударился.

— Нет, всё в порядке, — тут же ответил Тобиас. — Напротив, это я должен перед тобой извиниться.

Анна нахмурилась.

— Зачем же тебе извиняться? Это я в тебя врезалась.

— Ничего страшного, я часто падаю, — ответил молодой человек, пожав плечами, но при этом он чувствовал себя далеко не таким расслабленным, каким пытался казаться.

Анна не знала, как ей реагировать на это высказывание, особенно если учитывать, что она заметила насколько неудобно было Тобиасу. Казалось, ему неловко это признавать. Как это может его смущать, если это она сбила его с ног?

— Но это не имеет ничего общего с тем, что ты... потому что ты... — девушка осеклась. Она не хотела сказать ничего обидного, поэтому попробовала ещё раз: — Я часто врезаюсь в людей, знаешь ли. К тебе это не имеет совершенно никакого отношения. Когда мне было три года, я думала, что меня зовут «Осторожно!». — Она закатила глаза, обдумывая своё следующее предложение. — Отец всегда говорит мне, что я «сногсшибательна». Но к сожалению, в отличие от других людей, он говорит это в буквальном смысле.

Анна задержала дыхание. Наверное, это была жалкая попытка развеселить Тобиаса? Но потом случилось это. Чёрт возьми, это было впервые, когда Анна увидела его улыбку. И та ей понравилась. Понравился каждый миллиметр его губ, растягивающихся в улыбке. Его лицо казалось более мягким. Анне так хотелось увидеть его глаза, но тёмные очки скрывали его взгляд.

И всё же того, что она видела, хватило для того, чтобы девушка от всего сердца пожелала, чтобы эта улыбка была не последней.

И ей повезло.

В понедельник, когда они снова встретились, Анна, собрав всю свою смелость, поздоровалась с Тобиасом, и он ответил тем же.

Они делали так целую неделю, до тех пор, пока спустя восемь дней не состоялась лабораторная работа по химии, которую, благодаря болезни Якоба Дюрлинга, они должны были выполнить вместе. Первые пятнадцать минут прошли в неловком молчании, но из-за непростого опыта, который в итоге не получился, им пришлось начать робкий разговор.

С того момента они всё больше и больше узнавали друг друга. Анне нравился спокойный характер Тобиаса; молодой человек так отличался от остальных парней его возраста. Его манера речи и такая черта характера, как вежливость, столь непривычная для нашего времени, очаровывали Анну и заставляли её восхищаться им. Тобиас много читал и был невероятно умён. Каждый раз, когда он что-то говорил, его слова казались продуманными до последней детали. Анна ловила каждое его слово и наслаждалась и его голосом, и смыслом сказанного. Молодой человек, без сомнения, был очень образован. Но он не казался ботаником или что-то в этом роде. Тобиас казался мудрым и… притягательным, сексуальным. Даже если, как предполагала Анна, он сам этого не осознавал.

Если честно, не всё всегда было безоблачно. В первые дни между ними возникали небольшие сложности и частые недопонимания. Поскольку Тобиас не мог видеть мимику, то часто не понимал, что имела в виду Анна под теми или иными словами, и при этом не мог видеть лёгкую улыбку на её губах. У девушки же не получалось правильно распознавать выражение лица Тобиаса. Теперь она знала, что лёгкое опускание головы у него означает, что он внимательно слушает, а не скучает от её слов, как она думала поначалу. Благодаря общению с Тобиасом, Анна поняла, насколько сильно язык тела влияет на разговор между людьми.

Да и об остальном она тоже узнала много нового. При общении с Тобиасом на многое нужно было обращать внимание. Когда, например, она показывала в одну сторону, а он не мог проследить за этим взглядом; а если протягивала ему что-то и не хотела, чтобы рука затекла, ей нужно было его предупредить.

Насколько важен для слепого порядок, Анна осознала, когда Тобиас примерно через два месяца после их столкновения впервые побывал у девушки дома и споткнулся о коробку из-под обуви. Анну нельзя было назвать невнимательным человеком, особенно когда речь шла о Тобиасе. Но было просто невозможно за секунду избавиться от подсознательных привычек, выработанных годами. Было много мелочей. Мелочей, которые для Тобиаса могли быть очень значимыми.

Но со временем они привыкли к новым обстоятельствам, научились наблюдать друг за другом, и количество неудач, которые для них были более чем неприятными, уменьшилось. Впервые за всю свою жизнь Тобиас в присутствии другого человека, не относящегося к семье, почувствовал себя уютно. Честно говоря, большую роль в этом сыграло и то, что Анна как минимум столько же раз, сколько и сам молодой человек, проливала свой напиток, и то, как она на школьном празднике села на что-то грязное. Постоянная грусть немного отступила. Ведь если у видящего и тем более такого невероятного человека, как Анна, случаются такие же промахи, как и у него, то, возможно, он не настолько уж и безнадёжен. В случае Анны всё это даже казалось немного милым, так же, как и всё в ней. Нет, вообще-то, слово «мило» не подходило. Эта девушка была очаровательна. Она обогащала его жизнь и привносила в неё краски, которых ему с рождения недоставало.

Поначалу Тобиас жутко нервничал, когда Анна задавала ему какие-то личные вопросы, но спустя некоторое время оттаял, начал доверять девушке и всё чаще разрешал ей заглянуть в такой закрытый для остальных мир. Не то чтобы ему всегда было так легко, но у него было чувство, что это правильно, что Анна — та самая.

В такие моменты открытости Анна ловила каждое его слово, и для неё больше не существовало никаких посторонних звуков. Она хотела узнать о нём всё: каждую незначительную деталь. Со временем, его поведение, которое часто удивляло Анну, стало для неё понятнее. Тобиас был очень строг по отношению к себе; в отличие от окружающих людей, он не позволял себе никаких ошибок. А если они всё же случались, то чувствовал себя последним неудачником. Он никогда не говорил этого вслух, но Анна это чувствовала. Чувствовала, как молодой человек себя осуждал. Иногда, когда она тайно за ним наблюдала, девушка видела на его лице выражение глубокой печали, которая ранила её сердце.

И она не могла с этим ничего поделать. Единственное, что Анна могла — это поговорить с ним. И они говорили. Часами.

В конце концов, эти грустные моменты так же являлись частью их дружбы, как и те, когда они смеялись, словно дети. Всё это только сближало их, и каждый день отношения Тобиаса и Анны становились только крепче. Сближение не проходило быстро, это было множество маленьких шагов. Маленькие шаги, которые навсегда оставили свои следы. Анна и Тобиас были разными — и все же одинаковыми. Они дополняли друг друга: восполняли достоинствами все недостатки друг друга; вместе они были идеальными, чего не смогли бы добиться по отдельности. У Анны развивались чувства, о существовании которых девушка даже не подозревала. Притяжение, которое она изначально испытывала и уже тогда осознавала, усилилось до чего-то ещё более мощного, чего-то более сильного, над чем она уже давно потеряла контроль. Анна пристрастилась к нему. На других парней она больше даже не смотрела. Они для неё не существовали.

Были ли эти чувства взаимными, девушка не знала. Иногда она думала, что да, а в следующий момент — нет. Для признания ей не хватало храбрости, ведь время, проведённое вместе, было замечательным, а страх испортить всё своим признанием — слишком большим. Проходили месяцы. Холодная зима, первая, которую они провели вместе, забрав с собой леденящий холод и увядшие краски, освободила место светло-зелёному цвету, который вуалью накрыл мир и заставил его засиять другим, более красивым цветом. И уже скоро весна превратилась в жаркое начало лета, и эти двое нашли место, о котором знали только они.

Цветочная поляна перед большим лесом, с одной стороны окружённая деревьями и резвым ручейком. Небольшой клочок земли, полный идиллии, отрезанный от всего мира и ограждённый от всех земных забот. В этом месте существовали только Тобиас и Анна.

Поляна была залита мягким сверкающим светом, из-за чего Анне, лежащей рядом с Тобиасом, казалось, что она запечатлена на одной из тех слащавых картин Томаса Кинкейда. Вместе с Тобиасом и маленькими разноцветными дикими цветочками в мягкой траве, она чувствовала себя будто в сказке. Нежные лучи солнца ласкали её кожу, пока девушка прислушивалась к дыханию лучшего друга.

Тобиас никогда не видел этого места, но Анна так описала ему каждую незначительную деталь, что ему казалось, будто всё, до чего он дотрагивается, ему знакомо.

Анна невероятно много делала для него. Она была рукой, которая вывела его из темноты. С тех пор как Тобиас узнал её, он ни разу не чувствовал себя слепым. Анна видела за них двоих, делила своё зрение с ним и открывала ему новый мир.

Эта девушка перевернула всю его жизнь, а он этого даже не заметил. Дружба с ней — это намного больше, чем то, о чём он когда-либо мечтал для себя. Тобиас был бы доволен всем, что бы ни дала ему Анна, не требовал бы чего-то ещё, а просто был счастлив тем, что у него есть. Анна делала Тобиаса богатым человеком.

— О чём ты думаешь? — спросила Анна, больше не глядя на небо и уже какое-то время разглядывая задумчивое лицо Тобиаса.

Молодой человек услышал, как близко звучит её голос, и повернул голову, чтобы быть к девушке лицом. Обычно они всегда держали некую телесную дистанцию, почти не притрагиваясь друг к другу. Но сегодня Анна легла к нему намного ближе, чем обычно, и даже иногда гладила его по руке. Такой лёгкий контакт, может, и был для других незначительным, но не для Тобиаса. Особенно когда речь шла об Анне.

— Я думал о том, как ты красива, — признался он тихо. Хотя Тобиас и не мог видеть, что лицо Анны находится на расстоянии нескольких сантиметров от него, но очень чётко это чувствовал. Его сердце забилось быстрее, прежде чем он почувствовал её тёплое дыхание на своей коже.

Анна опустила взгляд. Но в этот раз не отвернулась от него, как это обычно бывало, когда молодой человек делал ей комплимент.

— И откуда же тебе знать, что я красивая? — спросила девушка тихо.

— Я, быть может, и не вижу этого, но чувствую. — Его голос был таким ясным.

— Если бы ты мог видеть, то считал бы симпатичными таких девушек, как Юдит Грубер. Точно так же, как и любой другой в школе и, вероятнее всего, во всём мире.

Юдит Грубер носила юбки, которые нравились всем парням школы. Тобиасу, скорее всего, они бы тоже понравились, поэтому Анна хотела быть честной по отношению к нему.

— Юдит Грубер? — Тобиас сморщил лоб, думая о новой старосте школы. — Юдит высокомерна, поверхностна, глупа, и у неё неприятный голос. Почему она должна мне нравиться?

— Если бы ты её видел, то знал бы.

— Анна, — сказал Тобиас, — я бы никогда не считал тебя уродиной.

Девушка понимала, что молодой человек ничем не мог доказать своих слов, ведь он никогда не воспринимал мир с помощью зрения. И все же от сказанного в груди потеплело... Что-то было в его словах, что-то, что не позволяло ей не поверить ему.

Тайная улыбка расплылась на её лице, и даже губ Тобиаса коснулась лёгкая улыбка, как будто он видел выражение лица Анны в своём сердце и не мог ничего поделать, кроме как ответить ей на это взаимностью. Девушка не знала об этом, но они оба думали об одном и том же, что и вызвало такие эмоции.

Тобиас повернулся на бок, полностью развернувшись к Анне, и подложил себе под щёку руку. Девушка повторила за ним и просто смотрела на парня; их окружила приятная тишина. Не существовало человека, которому бы Анна доверяла больше. Она настолько сильно доверяла молодому человеку, что это даже пугало.

Если бы у Тобиаса была возможность осуществить всего одно желание — всего лишь на несколько секунд обрести зрение, то он бы хотел увидеть Анну. Он смотрел бы на неё до тех пор, пока тьма снова не настигла его, чтобы сопровождать до конца жизни. Всего лишь увидеть Анну. Один раз. И он бы никогда её не забыл. Эта девушка стала бы первым и последним, что увидел Тобиас.

Но его желание так никогда и не осуществится.

Узнал бы он Анну? Не считая объятий, у него было весьма размытое представление о том, как выглядят окружающие его люди; молодой человек обладал только смутной картиной того, как выглядят лицо и тело Анны. Когда он попросил, девушка описала ему себя. Но как Тобиас должен был соединить все эти маленькие кирпичики, если он не знал даже такого элементарного, как цвета?

Если быть точным, его с людьми связывали только чувства. Настоящей картинкой, как бы выразился зрячий человек, он не обладал. Для этого Тобиасу не хватало фантазии; не было даже отправной точки. Это то же, что попытка физика объяснить зрячему мир наночастиц. Доказать, например, что скала на самом деле не такая уж и твёрдая постоянная масса, как нам это изначально кажется, а состоит из миллиардов отдельных частиц. Однако эти частицы невидимы для человеческого глаза, а потому мы можем воспринимать только полную картину. Невозможно представить, как выглядел бы мир, если бы мы могли видеть каждую мельчайшую деталь. Именно так и чувствовал себя Тобиас, с той лишь разницей, что привычные для нас вещи для него были целой утопией.

Животные, например. Тобиас знал таких домашних животных, как собаки и кошки. Он знал, что у них мягкая шерсть и странные уши, что они меньше людей и ходят на четырёх лапах. Но что насчёт остальных? Как же слоны, жирафы, птицы, насекомые, крокодилы, тигры, львы и остальные животные? Их нельзя просто поймать и потрогать. Тобиас знал их только по игрушечным пластиковым фигуркам. А описать ему этих животных, когда ему не с чем сравнить, было просто невозможно. Клюв, изогнутая шея, рога или панцирь — эти слова ему ни о чём не говорили.

Мысли Тобиаса ещё какое-то время кружили вокруг этой темы, пока он не набрался храбрости поговорить об этом с Анной.

— Анна? — спросил он тихо, думая, не уснула ли она.

— Хм? — ответила девушка с довольным выражением лица.

— Что такое цвета?

Сильно задумавшись, Анна выпустила воздух через рот. Как объяснить кому-то, кто с рождения слепой, что-то подобное? Даже неизвестно, все ли одинаково воспринимают цвета, или же, например, красный для Анны — это зелёный для кого-то другого.

Тобиас не имел даже малейшего представления о цветах. Даже во снах, как рассказывал молодой человек, он ничего не видел, даже схематично. Ему очень часто снились сны, но там было всё точно так же, как и в обычной жизни. С той лишь разницей, что в своих снах Тобиас был намного свободнее; был почти таким же, как и любой другой человек. Только передвигаться в своих снах молодой человек мог без трости, ни на что не натыкаясь — в этом было главное отличие сна от реальности. Иногда во сне Тобиас даже катался на машине; поступал так, как в обычной жизни никогда бы не смог. Однако о том, что в своих снах молодой человек также очень часто целовал Анну, он умалчивал.

Девушка долго думала, но не знала, как ей это объяснить. Она могла только рассказать, с чем у неё ассоциируется тот или иной цвет. И она хотела попытаться.

— Ты можешь вспомнить вкус клубники? — спросила девушка Тобиаса; тот через пару мгновений кивнул.

— Хорошо, — сказала она. — Подумай о сладком, сочном вкусе и запахе клубники, черешни и спелых фруктов. Почувствуй их на языке.

— Такой красный цвет на вкус, — продолжила девушка с закрытыми глазами. — Красный — очень тёплый цвет, он обозначает любовь, страсть, жару и огонь. Он ни тёмный, ни светлый, находится точно посредине. Наша кровь и наши губы красного цвета, точно так же, как и предупреждающие знаки. Боль и желание я тоже связываю с красным. Думаю, этот цвет очень важен. Он может обозначать одновременно великолепные и ужасные вещи. Красный — очень интенсивный цвет, чувственный.

Тобиас слушал Анну; то, что она рассказывала, звучало очень красиво.

— Сделай глубокий вдох, Тобиас, — спокойно сказала ему Анна. — Чувствуешь свежую траву, цветы и растения? Это — зелёный.

— В природе зелёный означает жизнь, — вновь заговорила она. — Старое сказание гласит, что зелёный означает «надежду». Не знаю, правда ли это. Но если после долгой холодной зимы возвращается весна, и вся природа: листья, поляны, окрашиваются в различные оттенки зелёного, то это действительно так. Зелёный цвет всегда дарит мне ощущение жизни, успокаивает меня.

Тобиас опять глубоко вдохнул и выдохнул, он очень хорошо чувствовал и понимал, что Анна имела в виду под словом «живой».

— Синий для меня как солёный и свежий морской воздух, — продолжила девушка. — Прозрачное горное озеро холодным зимним днём, небо при хорошей погоде, чистые и хорошо пахнущие вещи, бесконечная даль. — Она на мгновение закрыла глаза. — Синий означает мужественность, в нём есть что-то грубое, прохладное и сильное. Но всё равно этот цвет великолепен, это мой любимый цвет, и я думаю, что он был бы и твоим любимым.

Тобиас улыбнулся, услышав это, благодаря ей он почувствовал, что тоже является частью этого.

Заражённая его улыбкой, Анна продолжила:

— Жёлтый — один из самых тёплых цветов из всех существующих. Он очень светлый и всё равно очень сильный, как и солнце — символ этого цвета. Подумай о стойком аромате лимонов, о запахе подсолнухов, бананов и дынь. Жёлтый цвет ассоциируется у меня с хорошей погодой, тёплым летним днём. Он настраивает на радость, оптимизм; придаёт хорошее настроение и действует умиротворяюще.

Тобиас зачарованно слушал знакомый голос, по описанию пытаясь себе что-то представить, но ему не совсем это удавалось. Но всё равно... то, что говорила Анна, было великолепно. Она, может быть, и не могла нарисовать в его воображении картинку, однако вместо этого позволила ему почувствовать эти цвета.

— Какого цвета твои глаза, Анна?

— Карие, — ответила она, — достаточно скучный цвет, у многих такие глаза.

— Можешь мне описать этот цвет, как и остальные? — попросил Анну молодой человек.

Девушка подумала пару секунд, прежде чем ответить.

— Коричневый скорее тёмный, однако, всё равно тёплый цвет. Подумай о запахе земли, свежего дерева, глины, коры, осени и шоколада. Это естественный цвет, он дарит ощущение уюта и тепла.

— Что же в этом скучного? — спросил Тобиас. — Например, шоколад. Я обожаю шоколад.

Анна тихо засмеялась. Тобиас был живым доказательством того, что шоколад — не только женское пристрастие. Вокруг них снова воцарилась тишина, во время которой каждый мысленно перебирал цвета.

— Тобиас? — спросила Анна через некоторое время спокойно, но решительно. — Покажи мне свои глаза.

Тобиас напрягся. Он никогда и никому их не показывал.

Анна оглядела его задумчивым взглядом. Это была не та реакция, на которую она надеялась, но всё же предсказуемая. Ведь не носил же он эти очки постоянно, хотя Анна до сих пор не видела его без них; такого просто не может быть. Нет, наверное, Тобиас просто не хотел, чтобы кто-либо видел его глаза.

Девушка не была наивной и очень даже хорошо понимала, что глаза слепого человека очень часто бывают бледными или даже неразвитыми. Она и не ждала, что глаза Тобиаса окажутся исключением. Это она поняла ещё в самом начале. И сейчас Анна была уверена — ей всё равно, как выглядят его глаза; на неё это никак не повлияет. Ничто не могло изменить того, что девушка испытывала к Тобиасу.

— Почему ты не хочешь показать мне их? Ты боишься меня отпугнуть? — спросила она. — Тобиас, ничто не сможет меня отпугнуть. Это всего лишь я, Анна, и никто другой.

— Я… я… — запинался молодой человек, не зная, что сказать. Тобиас так плохо себя чувствовал; они всё рассказывали друг другу, ничего не скрывая. Но его глаза — не тот случай. Они не видели. Его глаза были причиной того, что он отличался от других людей.

Анна заметила внутреннюю борьбу Тобиаса и не смогла выдержать больше ни мгновения.

— Ты мне доверяешь? — Её голос был спокойным, наполненным любовью и проник в Тобиаса до самых костей. Всё равно он был неспособен дать ей единственный правильный ответ на вопрос. Страх, постоянно растущий внутри него, был слишком сильным.

— Ты очень много для меня значишь, Тобиас, никто никогда не станет столько для меня значить, — сказала Анна. Тобиас понял каждое слово, даже если его разуму ещё требовалось время, чтобы обработать эту информацию.

Анна медленно подняла руку, издав успокаивающее тихое: «Ш-ш-ш-ш-ш», и кончиками пальцев дотронулась до очков. Сердце Тобиаса застучало как бешеное, дыхание ускорилось. Всё в нём кричало от желания остановить Анну, но он не мог. Просто лежал и чувствовал, как все его конечности одеревенели.

Анна обхватила дужку очков и, миллиметр за миллиметром, сняла очки. Даже теперь, когда этот момент был так близок, она не боялась. Ведь это глаза Тобиаса. Они принадлежат ему, это всего лишь ещё одна его часть. Анне было всё равно, что она увидит. Девушка хотела лишь посмотреть Тобиасу в глаза. Не было причины прятать их от неё. Анна хотела показать молодому человеку, что ему не нужно бояться; что он может полностью ей доверять.

Тобиас замер, одновременно дрожа всем телом, и чувствовал, как стёкла — его последняя защита — всё больше и больше от него отдаляются. Всего пара секунд, и ничего нет, больше ничего не давило на носовую перегородку. Очков больше не было, их заменило лёгкое дуновение летнего ветерка, к чему Тобиас совершенно не привык. Он знал, что в этот момент Анна, скорее всего, видит его глаза. От этого и так было достаточно дискомфортно, но ещё хуже была тишина, которая грозилась сожрать его живьём. Анна не произнесла ни слова; он даже не слышал её дыхания. Паника, едва зародившись, тут же завладела телом Тобиаса.

Как парализованная, Анна смотрела в глаза молодого человека, в то время как сердце её, казалось, остановилось. Чёрные зрачки были окружены светло-зелёным ободком, который постепенно рассеивался и превращался в изумрудный. Взгляд Тобиаса не был устремлён прямо на Анну, а проходил немного мимо.

Глаза молодого человека не были изуродованы, но они точно были необычными. Ещё никогда в жизни Анна не видела таких глаз. Так много страха и беспомощности отражалось в них, от чего Тобиас казался очень ранимым.

— Они зелёные, — прошептала Анна еле слышно, все ещё восхищаясь. Словно в тумане, она вытянула руку и аккуратно убрала со лба Тобиаса прядь волос и погладила его кожу. Молодой человек перестал дышать под лёгким как пёрышко прикосновением кончиков её пальцев. Значит ли это, что его глаза её не оттолкнули? Тобиас не был в этом уверен, в то время как нежные поглаживания успокаивали его.

— Мне нравятся твои глаза, Тобиас, — сказала Анна, медленно проводя пальцами по его виску. — Если ты отведёшь их немного правее, то будешь смотреть прямо на меня. Попробуешь?

Тобиас не знал, как это сделать, однако всё равно попытался выполнить просьбу. Он только представил, что будет смотреть на неё, а его желудок уже стянуло в узел. Когда их взгляды встретились, Анна почувствовала все нервные окончания в своём теле. Она всматривалась в каждый мельчайший узор радужки его глаз, всё глубже и глубже погружаясь в этот зелёный омут, пока всё вокруг не перестало существовать.

Тобиас не мог видеть глаза Анны, но он чувствовал её, чувствовал силу того, что происходило между ними.

Все случилось само собой, когда лицо Анны миллиметр за миллиметром приблизилось к лицу молодого человека, пока кончики их носов не соприкоснулись. Девушка не в одиночку преодолела оставшееся между ними расстояние; Тобиас подался ей навстречу, будто видел её. Больше не нужны были никакие слова, все сомнения в чувствах рассеялись.

Их горячие, слишком быстрые дыхания столкнулись, и сердца забились в одном ритме. Тобиас слегка поднял руку, положив её там, где шея Анны переходила в челюсть. Он впервые коснулся пальцами её изящного и нежного лица. Кожа Анны была мягкой, намного мягче, чем его собственная. Большим пальцем Тобиас погладил её щёку, её губы, желая изучить каждый сантиметр её тела. Анна закрыла глаза, желая, как и Тобиас, прочувствовать этот момент, хотела почувствовать то, что чувствовал он, и сосредоточилась на ощущениях. Анна робко коснулась своими губами губ Тобиаса, почувствовав, как он нежно ответил на этот поцелуй. Медленно, они нашли общий ритм, и Тобиас улыбнулся в губы Анны. Так вот какой красный цвет на вкус. 

 

Недосягаемый противник

Холодный прибрежный ветер раздувал мою одежду. Я вдохнул свежий воздух в лёгкие, как будто это был мой первый вдох за долгое время. В двадцати метрах от меня бушевало море. Волны разбивались о скалы в тщетных попытках охватить их. При свете полумесяца пена отбрасывала белые блики, обрамляя волны. Сосредоточившись на шуме прибоя, я смог даже расслышать потрескивание. Вокруг меня было шумно и одновременно тихо.

— Пожалуйста.

Я закрыл глаза, слыша звук её слабого голоса, как если бы она стояла рядом со мной. К тому же с каждой секундой, проведённой вдали от этой женщины, у меня всё больше и больше сосало под ложечкой. Ещё полчаса назад я сидел у её кровати, наблюдая, как её грудная клетка медленно опускалась и поднималась, пока она уплывала в страну снов, а я никак не мог справиться с этим чувством удушья. Уйти. Просто уйти отсюда. На короткий момент сбежать от всего этого. Глотнуть свежего воздуха, привести мысли в порядок и просто в течение какого-то времени не видеть её.

— Ян, пожалуйста...

Моя жена. Вообще, она бы хотела быть здесь со мной, как и мечтала — вместе смотреть на небо. Но долгая поездка её слишком утомила. Ровно на этом месте девять лет назад мы и познакомились. Я встретил женщину, хоть тогда ещё боялся привязаться к кому-либо достаточно сильно. За несколько дней она пробудила во мне совершенно другой страх: страх больше никогда не увидеть кого-либо.

Сначала виной тому, что я каждый раз чувствовал себя глупо, хотя всегда считал, что в состоянии контролировать свою жизнь, были её милые ямочки, тёмные миндалевидные глаза и чувственные формы тела. Когда она показала мне свой прекрасный и стойкий внутренний мир, я был окончательно потерян, как маленький мальчик на крыше многоэтажного дома.

И по сей день моё сердце принадлежит ей. Даже болезнь не смогла изменить моих чувств, пусть у неё получилось разрушить все остальное. Сейчас, так много лет спустя, все, возможно, закончится там же, где и началось. Я не мог и не хотел осознавать, что мы проиграли эту битву. И все же я знал это, чувствовал каждой клеточкой своего тела.

Соня поняла это намного раньше, чем я.

— Ян....

Я вцепился пальцами себе в волосы.

— Ты хоть представляешь, чего от меня требуешь?

Я никогда не хотел детей. Боже, эти маленькие создания казались мне ужасными. Постоянные подгузники, крики, плач, так к тому же они еще и не слушаются. Так зачем же добровольно на это подписываться?

После пяти лет отношений с любовью всей моей жизни я вдруг узнал ответ: потому что хочется иметь семью и быть счастливым.

Мы переехали в более просторную квартиру, а два с половиной года назад она наконец-то подарила мне сына. Финн. У него её глаза и такие же нежные черты лица, только нос как у меня.

Как оказалось, все мои предположения подтвердились: ровно каждый час ему надо было менять подгузник, ребёнок шумел весь день напролёт и не слушался. И все же, каким бы он ни был, он был прекрасен. Теперь вся наша жизнь крутится вокруг этого малыша. Мою спортивную машину сменила универсальная; пол превратился в пищащее минное поле игрушек, а дорогая стереосистема стала идеальным местом, где можно вытереть запачканные мармеладом руки; не успев моргнуть, мы втроём стали настоящей семьёй и ни за что не променяли бы настоящую жизнь на прошлую.

Я бы никогда не подумал, что нашей идиллии так быстро придёт конец, и что уже очень скоро мы будем больше времени проводить в холодной больнице, чем в нашей гостиной. Даже в своих самых ужасных кошмарах я и представить не мог, что мне когда-нибудь придётся сказать этим карим детским глазкам, что мама больна.

— Ян, думаю, я представляю, чего от тебя требую. И все же я прошу тебя об этом.

Глядя в чёрное ночное небо, я чувствовал, как по моим щекам катятся слёзы. Я ощущал на своей коже контраст горячей жидкости и холодного ветра. Мы с Соней никогда не были верующими людьми, считали, что непорочное зачатие и теория сотворения мира — вздор, а представление о загробной жизни хоть и красивое, однако кажется невозможным. Единственное, во что мы верили, так это в нас самих и в то, что человек после смерти становится частью природы. Что травы, цветы и деревья питаются останками, что насекомые съедают последние оставшиеся клетки и распространяют по миру, и так до тех пор, пока мы не станем с землёй одним целым.

Но теперь, когда её последний вздох всё ближе и ближе, мне уже казалось недостаточным, что Соня станет частью этого круговорота. Я хотел ошибаться, хотел, чтобы существовало место, куда навсегда отправится её душа, чтобы ждать там нас с Финном.

Я не хотел её отпускать. Особенно зная, что больше никогда её не увижу.

— Я не могу, Соня, я просто не могу.

Как часто мы себя спрашивали почему. Почему судьба не дала нам быть вместе? Как такое возможно, что кто-то такой молодой должен умереть?

Но ответов не было. Только бурлящая ярость и сожаление о том, как несправедлив этот мир. У нас никогда не было шанса. Рак — недосягаемый противник. Это проклятое чудовище не играет по правилам, распространяясь по всему телу. Тихо, тайно и незаметно. Он раскрыл себя только тогда, когда уже наполовину выиграл эту войну.

— Я знаю, что ты сможешь, Ян.

— Нет, — качал головой я. Снова и снова. — Нет.

Я опять посмотрел на море, теряясь в шуме волн. Каждое лето в день нашего знакомства мы приезжали сюда, в это маленькое местечко в пустыне. Только с тех пор, как родился Финн, это изменилось. Климат здесь слишком суровый для маленького ребёнка, а отдать малыша на пару дней на попечение бабушке казалось неправильным. Поэтому наши вылазки на выходные прекратились. Мы всегда планировали когда-нибудь взять его с собой и показать, где его родители познакомились. Место у берега, где папа пролил пиво на белую блузку мамы, только чтобы как-то начать разговор.

Я до малейшей детали представлял, как однажды мы втроём вернёмся сюда. Но теперь даже я понимал, что этого никогда не случится.

— Ты меня не понимаешь?

— Нет. Понимаю. Конечно же, я тебя понимаю. Возможно, даже лучше, чем ты думаешь.

С тех пор как она заболела, я оттеснял будущее. Я хотел будущего, где мы с женой будем вместе, и других вариантов не было. Мы вместе, втроём — вот моё будущее.

Но позавчера, когда мы приехали в наш маленький домик, последний лучик надежды, что светил во мне, погас.

Я вынес жену из машины и аккуратно положил на ту же самую постель, где девять лет назад мы впервые занялись любовью. Глаза Сони тогда были полны жизни, в них мерцали тысячи мыслей и желаний. Её образ был объят светом, в который я хотела погрузиться, а её стеснительный, но душевный смех закрадывался ко мне в сердце и согревал его изнутри.

Остановившись рядом с постелью, я, посмотрев на неё, впервые заметил разницу между моими воспоминаниями и реальностью. Увидел правду, которую так долго не хотел принимать. Свет вокруг моей жены был будто бы задут ветром, блеск в её глазах погас. Только это тёплое чувство в моём сердце распознавало в этом исхудавшем сломленном существе всё ту же женщину. Мою женщину. Распознавало даже чётче, чем когда бы то ни было.

— Ян, я не хочу ждать до тех пор, когда от меня ничего больше не останется, — плакала она. — С каждым днём становится только хуже. Я больше не могу выносить эту проклятую боль! Больше нет дороги назад, а дорога вперёд становится с каждым шагом невыносимее. Все, о чём я мечтаю, — это умереть с достоинством.

Я схватил её руки, держась за них и пряча в них своё лицо.

— Я вообще не хочу, чтобы ты умирала.

Это было просто нечестно. Вселенная не слушала наши мольбы, не оставляла нам выбора и не давала ответов на вопросы о том, смогу ли я переступить свой эгоизм, как можно дольше поддерживая в Соне жизнь; был ли я в состоянии сделать так, чтобы ей стало лучше, даже если меня это разрушит окончательно, и мог ли я однажды посмотреть в глаза моему сыну и сказать, что из-за любви убил его маму.

— Я не хочу уходить, Ян, поверь мне, я этого не хочу. Мне так хочется остаться с вами, и я не мечтаю ни о чём больше, кроме как смотреть, как растёт Финн. Я не хочу умирать, Ян. Но правда в том, что я уже давно мертва.

Я покачал головой, всё сильнее прижимая её костлявые пальцы к себе.

— Сокровище моё, — сказала она, проводя свободной рукой по моим волосам. — Дай мне возможность попрощаться с вами, пока я ещё способна мыслить ясно. Из-за морфия я только и делаю, что сплю. Я ужасно боюсь, что когда-нибудь просто не смогу открыть глаза и впаду в кому. Я не хочу заходить так далеко.

— Ты не знаешь, как это будет!

— Нет. Я знаю. И ты тоже.

Я закрыл глаза, закрываясь ото всех звуков вокруг меня, и заставил все замолкнуть, пока не почувствовал, будто меня несёт ветер.

Время — это то, чего в нашем с Соней мире не существовало. Каждая секунда могла стать для неё последней, а я уже слишком много из них провёл здесь. Я должен был вернуться к ней и мог только надеяться, что она продолжит дышать, пока я не приду.

В последний раз вдохнув в лёгкие воздух, я прочувствовал то короткое мгновение, которое принадлежало только мне. Открыв глаза, я отвернулся от обрыва и покинул это место с чувством, что уже давно всё решил.

 

Забытые дети Бруклина

Пролог

Нью-Йорк. Город, который никогда не спит, город, в котором мечты являются фундаментом реальности. Город, в котором легенда «от уборщика до миллионера» распространена как нигде в Америке. Люди узнают о Нью-Йорке с картинок и невероятных фотографий, сделанных с высоты птичьего полёта, где утопают в солнечных лучах небоскрёбы, а башни устремляются в ночное небо Манхэттена. Этот мегаполис всегда был скоплением современности, богатства и изящества. Вечно спешащие по делам люди, как всегда одетые с иголочки в свои безупречные костюмы, с портфелями из натуральной кожи и со стаканчиками кофе изо дня в день плавно и высокомерно, как газели, пересекают Таймс Сквер, чтобы попасть на очередную встречу. Их всегда сопровождают громкие сигналы клаксонов и возгласы недовольных водителей такси, чьи жёлтые автомобили буквально захватили власть над городом. Некоторые люди даже утверждают, что Нью-Йорк — это не просто город, а живой организм со своим дыханием и пульсом. Возможно, это правда. На первый взгляд, прекрасное описание, однако уже скоро стало понятно, что у любого организма есть свои недостатки и предрасположенность к болезням.

Если не позволять великолепному виду горизонта и красивым картинкам себя ослепить, то можно увидеть мелкую пыль выхлопных газов и грязь, что накопилась по углам, как смола в лёгких заядлого курильщика. Если же заставить исчезнуть все звуки, то можно услышать, что дыхание города постоянно прерывается сухим кашлем, что сердечные клапаны сужены, а пульс бьётся в ритме власти и денег. Глаза, скрытые пеленой невежества, что не даёт замечать что-либо кроме своего отражения, обращены в пустоту. А уши, оглушённые шумом и звоном быстрого темпа жизни, разучились обращать внимание на тихие звуки и крики.

Нью-Йорк — это город, вмещающий восемь миллионов людей, целых восемь миллионов потерянных душ. И Джоэл Морган был одним из них. Старый склад, находящийся где-то на границе между Бруклином и Куинсом, вонял мочой и кисло-сладкой рвотой. Посреди склада стояла девушка в чистой одежде и с ухоженными золотисто-рыжими волосами, потирая предплечья и неуверенно осматриваясь. Джоэл, парень с жирными тёмно-русыми волосами, окинул её таким взглядом, что невольно думалось, будто эта вонь исходит от неё.

— Шерли, — сказал Джоэл, глядя на маленькую брюнетку. — Ты её притащила, вот и заботься о ней. — Он повернулся к Шерли и рыжеволосой девушке спиной и поправил ногой лежащие на полу коробки.

— Это же всего на пару ночей. Что мне оставалось делать? Оставить её одну на улице?

— А это наша проблема? — Джоэл  обернулся и указал вытянутой рукой на девушку. — Да ты посмотри на неё! Мы не какой-то приют для избалованных, которые из-за какого-то пустяка сбежали из дома и считают, что с ними ой как несправедливо обошлись.

— Джоэл, — сказала брюнетка. — Я понятия не имею, что случилось. И это, если честно, не имеет значения. Факт в том, что сегодня ночью она нуждается в постели.

— В постели? — повторил Джоэл с безрадостным смешком. — Замечательно, если найдёшь её, то прихвати и мне тоже. — Он опять отвернулся и растянулся на потёртом чёрном спальном мешке, лежащем на коробках. Шерли вздохнула.

— Нэйт, а ты что скажешь?

Её парень, лежащий под большим пледом в клеточку, открыл глаза.

— Джоэл, я хочу спать. Пускай остаётся здесь на пару дней, кого заботит-то?

— Меня не заботит, пока она не лежит со мной!

— Но у Шерли и у меня нет места.

— Мне пофиг, пускай она идёт к Луису.

Сощурив глаза, Луис выглянул из своего спального мешка.

— Т-ты прекрасно з-знаешь, что здесь спит С-Сиси.

— Сиси может спать на чёртовом полу! — ответил Джоэл, на что заикающийся парень сел с широко открытыми глазами.

— Н-н-н-нет! — Он прижал рукой белоснежную кошку поближе к себе и одарил Джоэла злым взглядом.

— Я не хотела вас ссорить... Я могу и обратно…

Все взгляды обратились на девушку с золотисто-рыжими волосами, чьи губы мгновенно сжались.

— Ерунда, — прервала Шерли. — Я тебе пообещала, что ты сможешь остаться здесь. Так оно и будет. Джоэл всегда сначала говорит «нет», чисто из принципа. Но уже скоро он вспомнит, что бы случилось с ним, если бы мы тогда его не приняли.

Джоэл и Шерли не отрывали друг от друга взгляда, пока он в итоге снова не занялся своим спальным мешком, что-то бубня себе под нос. Внешне у него было тело молодого мужчины, но если посмотреть в глаза, то можно было различить детскую невинность, что жила внутри них, и его истинный возраст.

— Мне всё равно, — сказал Джоэл раздражённо. Когда вскоре огни свечей были задуты, и шуршание спальных мешков умолкло, девушка легла спать спиной к Джоэлу. Сегодня сон к нему шёл намного дольше, чем обычно. Девушка не могла лежать спокойно. Она двигалась, ворочалась и всё время толкала его своей задницей. Он постоянно вздыхал, немного отодвигаясь от неё, а потом всё начиналось с начала. Он всё время чувствовал её задницу. Там, где она ну вообще не должна была быть. Вот, опять... И ещё раз... Толчок. Застонав, Джоэл сосредоточился на громком стуке проезжающего недалеко поезда, который как королевский питон двигался под городом и то тут, то там выплёвывал в ночь несколько пассажиров. Пассажиров, которые уже с нетерпением ждали, когда лягут в свои тёплые кровати, и не видели или не хотели видеть, что существуют дети, которые эту ночь, как и любую другую, проведут на холодном полу полузаброшенного склада. Забытые дети Бруклина.

Конец пролога.

 

Вообще-то, на улице существует не так уж и много правил. Точнее, только одно: не задавай вопросов, на которые сам не хочешь отвечать. Так эта девушка жила с этими ребятами уже неделю, и никто не знал причин её ухода из дома. Хотя бы своё имя назвала, да и то заикаясь.

— К-Кэти.

Кэти была самым неприспособленным к жизни на улице человеком, которого только встречал Джоэл. Все, действительно все знали, что если стал случайным свидетелем сделки с наркотиками, то нельзя просто стоять как вкопанный и наблюдать за происходящим с «ой, а это разве не противозаконно?» взглядом. Кэти этого не знала.

— Опусти голову и иди дальше, — прошипел он ей сквозь сжатые зубы, схватив девушку за руку.

Попытка разрешить спор на улице, может быть, и имела смысл, но сохранению собственной задницы, даже если спорят две женщины, не очень-то способствовала. Только в последнюю секунду, когда Кэти уже была в трёх шагах от дерущихся проституток, ему удалось поймать её и увести. При мысли об этой девочке Джоэл только качал головой. На самом деле, чудо, что у неё до сих пор зубы на месте, да ещё и белые.

Кэти влилась в компанию: молчала, когда все молчали, ела, когда все ели, голодала, когда все голодали. И все же большую часть времени она проводила в одиночестве, сидя в углу и о чём-то думая. По крайней мере, Джоэл предполагал, что она думала, но никто из ребят не знал наверняка, так ли это было на самом деле. Пожалуй, только когда подходило время ложиться спать, девочка была последней, кто оказывался в постели. Иногда Джоэлу везло, и когда она приходила, он уже спал, однако вскоре уже встречался в тесном мешке с её задом. На протяжении двух ночей он держал язык за зубами, но на третью слова всё-таки сорвались с его губ:

— Я знаю, что здесь тесно, но не могла бы ты, по крайней мере, до тех пор, пока я не засну, полежать спокойно?

Кэти, ворочающаяся рядом с ним, тут же превратилась в статую, и Джоэл какое-то время сомневался, дышит ли она. Пять минут. Затем её задница снова коснулась его.

Уже неделю он чувствовал себя разбитым. Вопреки всем ожиданиям, спустя два дня Кэти не вернулась со слезами туда, откуда пришла. Однако в то, что девушка навсегда останется с ними, Джоэл не верил, так как рано или поздно мрачные улицы перевесят причину её побега и сделают её самой незначительной пустышкой в мире. Так случается со всеми беглецами. При условии, что до этого они не встретят сутенёров и других тёмных личностей, которые перевернут их жизни.

Громкое урчание его желудка прервало размышления Джоэла и привело к первоначальной теме. Позавчерашние консервы съедены, суповая кухня открыта только по воскресеньям, а украденные продовольственные талоны больше нигде не принимают, не говоря уже о запрете на вход в нескольких магазинах.

Взгляд Джоэла обратился к Луису, который лежал на полу на животе и с блеском в глазах смотрел на Сесиль. Эта кошка с пушистым белоснежным задом сидела перед ним и лизала свои лапки, настолько поглощённая этим занятиям, будто её не касается грязная среда вокруг, как если бы она на самом деле живёт в позолоченном пятизвёздочном отеле и ждёт своего богатого владельца, который сейчас придёт и скормит ей лучшие деликатесы. Сесиль — самое заносчивое существо, с которым Джоэл когда-либо сталкивался. Его взгляд скользнул дальше, мимо Кэти к Нэйту, который сидел на поддоне и вёл тихую беседу с Шерли.

— Нэйт? — спросил Джоэл и посмотрел на своего друга твёрдым взглядом. Парень поцеловал черноволосую малышку в губы и с трудом поднялся на ноги.

— Идём? — спросил он, и Джоэл кивнул.

— Будьте осторожны, — сказала Шерли им вдогонку.

Парни направились к центру города, в окружении обычных людей, и все же вскоре свернули на Чамберс-стрит, где начали искать богатых. Чем толще и короче ноги, тем лучше. Опыт накопился со временем, однако окончательное решение всегда давалось тяжело. У них будет только несколько секунд, но при этом стоит учесть все детали, в том числе и непредвиденные обстоятельства. Через полчаса Нэйт кивнул Джоэлу на лысого круглолицего мужчину в тёмно-зелёном костюме, приблизительно сорока лет. Джоэл проследил за его взглядом, и решение было принято. Словно незаинтересованные прохожие, они проследовали за полным мужчиной, пока он не остановился перед витриной с костюмами, выполненными на заказ. Нэйт подошёл слева, распрямил плечи и начал активно жестикулировать:

— И это вы называете мастерской по пошиву одежды? Какое нахальство! Эти неквалифицированные шарлатаны испортили мой последний костюм!

Лысый мужчина повернул голову в сторону рассерженного парня, посмотрел на его дырявую одежду и нахмурился. Джоэл, тихо подкравшийся с другой стороны, замер на секунду, а затем, как будто случайно, наткнулся на человека.

— Простите, — пролепетал Джоэл и пошёл дальше. Никто ничего не заметил, только Джоэл чувствовал, что теперь его карман был гораздо полнее.

На самом деле, плёвое дело. И обычно всё было хорошо.

Обычно.

— Где мой... Что за черт? Ты, противный бродяга, меня ограбил!

Этот крик для Джоэла и Нэйта был подобен вонзанию тысячи игл в мозг. Они посмотрели через плечо и увидели трёх грузных полицейских, которые уже обратили на них внимание, и побежали.

Чёрт! Чёрт, чёрт, чёрт!

— Куда? — крикнул Нэйт и чуть не сбил маленькую азиатскую женщину. Джоэл пробрался сквозь группу туристов, споткнулся, спохватился и ускорился, однако всё ещё слышал твёрдые приближающиеся шаги за спиной.

— Ты налево, я направо! — крикнул он и бросил Нэйту кожаный кошелёк. — Встретимся на складе, когда я от них избавлюсь!

Нэйт запихнул кошелёк в свитер, огляделся и побежал в переулок. Джоэл же бросил взгляд через плечо, убедившись, что полицейские не разделились, а по-прежнему сидят у него на хвосте, и снова ускорился. Он всегда хорошо бегал, до сих пор его ещё никто не догнал. Тем не менее, на углу Гринвич-стрит звук шагов стал отчётливо громче. Сил не хватало. Сказывалось двухдневное голодание. Джоэл врезался в прохожего, пошатнулся и, задыхаясь, повернул на улицу в надежде, что сможет скрыться где-то там. Слишком поздно он понял, что это тупик.

От удара по почкам и последующей за ним боли у него перехватило дыхание, а перед глазами поплыли чёрные точки. Пожар распространился по телу Джоэла и с каждым ударом становился только сильнее. Крепкие руки били его по лицу, от чего голова металась из стороны в сторону, а во рту появился металлический привкус.

Когда полицейские поняли, что этот вшивый кусок грязи перед ними без кошелька, то разозлились ещё больше.

— Чертов бродяга! Асоциальный мудак! — заорали они низкими голосами наперебой, и Джоэл почувствовал на себе всю их накопившуюся ненависть благодаря новой порции ожесточённых пинков.

— Нужно работать, слышишь?

Носок ботинка попал по желудку.

— Вместо этого ты грабишь трудящихся честных людей!

Плевок попал Джоэлу в лоб, блестящим шариком стекая по веку и собираясь на щеке.

— Запереть тебя надо! Но ведь у так называемой полиции есть дела и поважнее!

Джоэл, как деформированный пакет муки, лежал на земле, принимая удары.

Когда мужчины наконец оставили его в покое, крики были поглощены стенами, и в переулке наступила тишина. Щека Джоэла покоилась на холодной брусчатке, а тело больше не чувствовало боли. Он ощущал себя невесомо. Как вода, что мягко просачивается сквозь пальцы. Он думал о своей матери, об обрамлённом светлыми волосами лице с большими голубыми глазами, которое он создал в своём воображении. Джоэл вспомнил о тех нескольких строчках на смятом листке бумаги, который нашёл в своём измятом костюме.

Он заслуживает лучшего, у него должен быть тёплый дом и все возможности этого мира, которые я не могу ему предложить. Пожалуйста, позаботьтесь о моём сыне, подарите ему ту жизнь, которую я не смогу ему дать. Он этого заслужил.

Его зовут Джоэл.

Глаза Джоэла остекленели. Казалось, они бесконечно долго смотрели в пустоту, но это длилось всего мгновение, после чего его объяла темнота, и парень потерял сознание.

Жгучий кашель пронзил тело Джоэла, и стон слетел с его губ. Небо над Нью-Йорком было чёрным, а день проиграл войну с наступающей ночью. Понадобилось несколько минут, прежде чем Джоэл пришёл в себя, постепенно вспомнив, что произошло и где он находится. Острая боль лавиной накрыла его тело, подчиняя себе каждую клеточку организма. Джоэл свернулся в клубок и вцепился ногтями в асфальт, дрожа от холода и одновременно от знойной жары.

Так он пролежал несколько часов. Вдалеке шумели машины, приглушенные сигналы клаксонов доносились до его ушей, однако все это казалось бесконечно далеким. Была примерно середина ночи, когда Джоэл принял первую попытку встать на ноги. Он пытался подняться, наверное, раз двадцать, прежде чем у него получилось твердо встать на ноги. Джоэл передвигался сантиметровыми шажками, опираясь рукой о каменную стену. Трижды за этот отрезок пути его вырвало. Чистой желчью.

Уже приближался рассвет, когда он все-таки дотащился до склада. Здание находилось в тени, на улице вокруг царила тишина, а из помещения не доносилось ни звука. Все было как всегда. Словно Джоэл, как и всегда, ночевал со всеми, а не стоял здесь, снаружи, еле держась на ногах. Его снова настигли тошнота и головокружение, поэтому пришлось прислониться спиной к стене. Колени под собственным весом дрожали, так что Джоэл сполз по стене и свернулся, как младенец, на холодном полу. В этот момент он осознал, что на улице существует еще одно правило: каждый сам за себя.

Приближающиеся шаги и тихий голос девушки были первыми звуками, которые он услышал за продолжительное время.

— Джоэл?

Кэти.

— Что случилось? Ну и вид у тебя!

Девушка подошла к нему, села на колени и дотронулась до его лица, покрытого синяками. Когда Джоэл застонал, она отпрянула.

— Прости, пожалуйста, я не хотела причинять тебе боль. Ты холодный как лёд. Тебе нужно срочно зайти внутрь. Сможешь подняться? Я тебе помогу. — Кэти подошла к Джоэлу, каким-то образом подняла его на ноги и положила его руку себе на плечи. Постоянно врезаясь в стену, эти двое медленно пробирались сквозь перекошенную, наполовину открытую дверь и наконец дошли до спальника Джоэла.

Нэйт проснулся от шума и поднял голову.

— Ах, а вот и он. Видишь? Я же тебе говорил, Кэти, сорняки просто так не сходят. — Он потер лицо и сел. — Боже мой, — сказал он довольно. — А ты здорово получил, братан.

— Ты что, не видишь, что ему нужна помощь? — прошипела Кэти, стараясь как можно мягче положить Джоэла на спальный мешок.

— Ах, да всё с ним будет в порядке. — Нэйт зевнул, кинув взгляд на свою мирно спящую девушку. Он потянулся, лег на спину и прижался к ней. — Немного сна, и Джоэл будет в порядке, — только и добавил парень.

Кэти фыркнула, посмотрела на храпящего Луиса и, проклиная всех, взяла одну из бутылок с водой и футболку из своего рюкзака. Намочив ткань, она села рядом с Джоэлом и начала аккуратно очищать лицо парня от засохшей крови.

— Ты голоден? Или хочешь чего-нибудь попить? — поинтересовалась Кэти.

Джоэл еле заметно покачал головой.

— Батарейки, — прошептал он.

— Батарейки?

Парень кивнул.

— Нэйт... купил батарейки?

— Я не знаю. Не думаю. А что?

Джоэл со стоном поднял руку и указал на покрытый пылью проигрыватель кассет, который, если бы не был таким уродливым, то мог бы сойти за антиквариат.

— Музыка, — прошептал он.

Кэти проследила за его взглядом.

— Немного денег еще осталось. Я куплю батарейки завтра, ладно?

— Ладно, — тихо сказал Джоэл, завороженный золотым мерцанием ее карих глаз. Но уже через мгновение его веки закрылись, и он уснул.

~~~

Раны заживали. Такое вот преимущество молодости. Даже если состояние тела было далеко не идеальным, оно всё равно постепенно восстанавливалось. Пожелтевший синяк под глазом Джоэла и тонкая красная полоска над губой, превратившаяся в шрам, спустя две недели были единственным, что напоминало о неудавшемся побеге.

Джоэл лежал на боку на своём спальном мешке, прислушиваясь к тихим звукам радио, по которому уже второй раз за этот час крутили старую песню «Down Under». Кэти сидела в ногах у парня, подтянув колени к груди и прислонившись к стене, а в пальцах крутила тоненький брусочек дерева. В нескольких метрах от них Луис сидел на корточках и пытался переубедить Сесиль поиграть с клубочком шерсти. Пока его попытки были тщетны, но он не сдавался. А Шерли и Нэйт вот уже несколько часов где-то бродили.

— Я совсем забыла, как приятно пахнет постиранная одежда, — сказала Кэти.

Один раз в неделю им разрешалось бесплатно стирать вещи в одном из филиалов Сообщества бездомных. Сегодня утром они все там побывали, и сейчас Джоэл наслаждался исходившим от него приятным запахом.

Он повернул голову в сторону Кэти, наблюдая за девушкой, а затем перевёл взгляд на радио.

— Хм-м, — произнёс он.

— Думаю, мне этого не хватает больше всего, — продолжила она. — Хуже голода может быть только отсутствие душа и нехватка свежих вещей, — попыталась улыбнуться Кэти.

— Привыкнуть можно ко всему, — ответил Джоэл.

— Может быть, — пробормотала Кэти, и вокруг снова воцарилась тишина.

Против желания, Джоэл снова задался вопросом, почему эта девушка оказалась на улице. И так как в ту ночь, когда его избили, Кэти нарушила второе правило улиц, он решил нарушить правило номер один.

— Почему ты не возвращаешься домой? — спросил Джоэл.

Кэти опустила взгляд, продолжая вертеть деревяшку в руках.

— Это невозможно, — ответила она.

— Почему?

Девушка пожала плечами, и Джоэл не стал больше задавать вопросов.

Когда по радио зазвучали первые аккорды старого классика «One love» группы «U2», Джоэл поставил кассету на запись. Рядом с его импровизированной кроватью стояла старая коробка с кассетами, заполненными песнями.

— Ты любишь слушать музыку? — спросила Кэти.

Поначалу Джоэл хотел съехидничать, ответив, например: «Как видишь» или «Очевидно же», но в итоге тихо произнёс:

— Да.

— У тебя есть любимая песня? — задала очередной вопрос Кэти.

— Я бы так не сказал. Мне нравятся песни, которые подходят моему настроению.

Кэти кивнула, и между ними снова повисла тишина.

Обычно Джоэлу больше нравилось молчание, чем разговоры, особенно если они были ни о чём. Но с Кэти у него всегда складывалось ощущение, что она хочет поговорить, и это придавало молчанию неприятную нотку.

— Ещё мне нравится слушать классическую музыку, — решил продолжить разговор Джоэл. — Например, скрипичные произведения.

О том, что он с детских лет хотел научиться играть на этом инструменте, парень решил умолчать.

— Скрипичные произведения? — повторила Кэти. — Мне кажется, я никогда их не слушала.

Джоэл нажал на паузу, и запись остановилась.

— А хочешь? — спросил он.

— Да, конечно, почему нет?

Джоэл открыл коробку с кассетами, провёл пальцами по надписям. Но именно той, что искал, не было.

— Луис? — нахмурив лоб, спросил Джоэл с гневными нотками в голосе. — Ты что, опять копался в моих кассетах?

Луис на мгновение замер.

— Н-н-н-е-ет!

Джоэл вздохнул.

— Луис, где она?

— Я... я... я...

— Луис, просто скажи мне, где она, и я не буду злиться, хорошо?

— Н-н-н-но... Но...

— Просто скажи мне!

Луис перевёл взгляд с Джоэла и посмотрел на пол.

— Ты её сломал? — снова задал вопрос Джоэл.

— Я-я-я не специально! П-п-пожалуйста, не злись!

— Поверить не могу! — Джоэл прислонился к стене. — Я же тебе говорил не приближаться к моим вещам?

— Н-но это ведь только потому, что С-с-сесиль так любит слушать м-музыку, вот я и хотел ей что-н-нибудь поставить, а потом к-к-коробка упала.

Джоэл потёр переносицу и попытался глубоко вдохнуть. Эта чертова кошка!

— Т-ты очень на м-меня злишься? Дж-дж-джоэл? — Голос Луиса надорвался.

Не проронив больше ни слова, Джоэл встал с пола и пошёл по направлению к двери. Ему срочно нужен был свежий воздух.

— Мне… Мне... Мне так жаль, — прохныкал ему вслед Луис.

— Джоэл, он же не специально, — крикнула Кэти, но и её окрик, и восклицания Луиса остались без ответа.

Кэти не могла этого понять. Она не имела ни малейшего представления, каково это — безвозвратно потерять что-то из пожиток, которых и так немного.

Джоэл стоял посреди Бруклинского моста, уставившись на Гудзонский пролив, который подобно свинцовому дыму протекал под ним. Солнце уже давно зашло за горизонт; в чёрной водной глади отражались огни ночного города. За его спиной шумел транспорт — в общем-то, как и обычно в Нью-Йорке, а волосы и пальто раздувал прохладный южный ветер.

Злость Джоэла потухла, как искра на ветру, и превратилась в тоскливое принятие. Его мысли кружили вокруг всего того, что он в этой жизни уже успел потерять, и что теперь, как растёртый пепел, хранится в его памяти.

Когда над молодым человеком сгустились тучи, а капли дождя всё чаще стали падать на поверхность Гудзонского пролива, Джоэл, втянув голову и засунув руки в карманы, отправился домой. Даже его спальное место было в прошлом. Теперь половину его мешка занимает девушка.

Склад погрузился в темноту. Нэйт, Шерли и Луис уже спали, и только оттуда, где спал Джоэл, исходил слабый свет от свечи. Кэти лежала на боку, но не так, как обычно, а спиной ко входу, и читала книгу. Джоэл взял полотенце, протёр мокрые волосы и надел сухую одежду.

Когда он залез в спальный мешок, Кэти повернулась к нему лицом. Девушка захлопнула книгу, когда он лёг рядом с ней.

— Привет, — прошептала она.

— Привет, — ответил Джоэл.

— Я оставила тебе часть своей еды, на случай, если ты голоден. Крекеры.

— Не сейчас. Может, позже. Спасибо.

Кэти положила голову на согнутый локоть и проследила глазами за своими пальцами, поглаживающими корешок книги. Сейчас её волосы были далеко не такими прямыми и ухоженными, как в день её появления, и все же длинные пряди ещё не полностью потеряли свой блеск, заметил Джоэл. Черты лица её были мягкими и нежными, так же, как и она вся казалась мягкой и нежной, а свет свечи придавал её коже бархатистость, которую Джоэл мог ощутить под своими пальцами.

— Должно быть, очень тяжело что-то потерять, когда практически ничего не имеешь, — прошептала Кэти.

Джоэл оторвал взгляд от её лица.

— Ты уже на пути к тому, чтобы узнать, каково это.

— Что ты имеешь в виду?

— Ещё месяц на улице, и ты ничем не будешь от нас отличаться.

Кэти снова уставилась на книжный переплёт.

— Но я не могу вернуться, — сказала Кэти.

Джоэл опять повернулся в её сторону.

— Почему, потому что ты не можешь себя заставить? Кэти, — обратился парень, — жизнь не приходит с инструкцией по применению. Мы все совершаем ошибки. Но всё же самая большая ошибка — не осознавать своих ошибок. Ты должна хорошенько подумать, действительно ли твоя гордость стоит того, чтобы встречаться с такими последствиями.

Кэти на мгновение заглянула в голубые глаза, а потом вновь перевела взгляд на свои пальцы.

— Дело не в моей гордости.

— А в чём?

Девушка открыла было рот, но тут же его закрыла.

— Ты не хочешь об этом говорить, — догадался Джоэл.

— Нет, да, просто... Ты посчитаешь это незначительным, — пробормотала она, на секунду взглянув на него.

Джоэл пожал плечами.

— А может, и нет.

Кэти глубоко вдохнула, замешкавшись на мгновение, но всё же начала рассказ:

— Моя мама, у неё новый мужчина... Адам. Он повар, и я никогда ещё не видела её такой счастливой, как с ним. Она этого заслуживает, действительно заслуживает. Но теперь мама почти не появляется дома. Адам владеет сетью ресторанов в разных городах, и она постоянно с ним путешествует. Уже несколько месяцев я как пятое колесо в телеге. А недавно... — Кэти на мгновение замолкла. — Недавно я подслушала их разговор. Мама разговаривала с моим биологическим отцом и попросила его меня забрать.

— А ты не любишь своего биологического отца? — спросил Джоэл.

Кэти вымученно улыбнулась.

— Чтобы любить или не любить его, мне надо для начала его узнать. В последний раз мы виделись, когда мне было шесть лет. Он живёт отшельником в какой-то дыре на севере Техаса. Моя мама тогда сбежала от него, потому что не могла больше находиться так далеко от цивилизации.

Джоэл узнал тонкие морщинки беспокойства на лбу девушки.

— Тебе не кажется, что тебе следовало бы поговорить об этом со своей мамой?

— Я не знаю, — пробормотала она. — По телефону она казалась очень решительно настроенной. И я не хочу ни переезжать к мужчине, которого не знаю, ни оставаться с женщиной, у которой больше нет в жизни для меня места.

Прошло какое-то время, прежде чем Джоэл ответил:

— Но это… это окружение, улица — это ведь не то, чего тебе хочется. Может быть, сначала с отцом и будет тяжело, но это всё же лучше, чем ты думаешь. Ты найдёшь друзей в новой школе и... встретишь парня, который тебе понравится.

— Сомневаюсь, — ответила Кэти. — Мы с отцом даже не знаем, о чём по телефону поговорить. А друзей я даже после стольких лет, прожитых в Нью-Йорке, почти не нашла. Только две девчонки, с которыми я иногда встречаюсь после школы. В моей жизни был только один парень, которому я понравилась. — Кэти состроила кислое выражение лица.

— Что же случилось? — захотелось узнать Джоэлу.

Кэти закатила глаза.

— Я случайно подожгла его во время школьного эксперимента.

Джоэл в течение нескольких секунд смотрел на Кэти, а потом вдруг рассмеялся; так чисто, что даже в животе у него разлилось тепло.

— Ну, он посчитал это не таким уж смешным, — ответила на это Кэти. На её щеках заиграл лёгкий румянец.

— Ну, тогда у него проблемы с чувством юмора, — заметил Джоэл.

Кэти вздохнула.

— Но на секунду возвращаясь к теме разговора, — напомнил Джоэл, — посмотри на это с другой стороны. Твои мама и папа, скорее всего, сейчас с ума сходят от волнения. Конечно же, переезд принесёт с собой изменения, возможно, не очень приятные, но у тебя будут перспективы. Если же ты останешься здесь, то у тебя не будет возможности для развития. Не забывай об этом и хорошо подумай.

Джоэл взглянул Кэти в глаза, ища в них доказательство того, что она его поняла. Девушка кивнула.

— Хорошо, — сказал Джоэл. — Тогда давай теперь поспим, ладно?

— Ладно.

Джоэл задул свечу, и оба легли набок. Спина к спине, как и каждую ночь. И, к сожалению для парня, вскоре попа к попе.

~~~

— Она н-н-икогда больше не вернётся, — всхлипывал Луис, вытирая рукавом слёзы с лица.

— Вернётся. Я уверена, что она вернётся, — утешала Кэти, поглаживая парня по плечу. — Может быть, она просто заблудилась или провела ночь где-то в другом месте.

— А е-е-если нет?

— Наверняка это так. Вот увидишь.

— О-о-она такая замечательная, знаешь, К-к-кэти?

Луис посмотрел на рыжеволосую девушку заплаканными глазами.

— У неё характер как у человека, и-и она оч-чень л-л-любит детей, знаешь? Очень л-любит детей.

Джоэл сидел в противоположном конце склада, стараясь не обращать внимания на представление Луиса, и пытался сосредоточиться на Шерли. Она лежала перед ним, свернувшись в клубок, глаза девушки были почти закрыты.

— Я могу что-нибудь для тебя сделать, Шерли?

Она медленно покачала головой.

— Нет, сегодня утром Нэйт ушёл за таблетками.

Джоэл перевёл взгляд на разбитое окно; осеннее солнце стояло совсем высоко в небе, должно быть, сейчас было время обеда.

— Видимо, пока неудачно, — пробормотал он. — Послушай, Шерли, в нескольких домах от нас сегодня проходит ярмарка. Я достану тебе немного фруктов и овощей.

— Но у нас больше нет денег, — ответила девушка.

— Я что-нибудь придумаю.

— Но будь осторожен, постарайся, чтобы ничего не случилось...

— Не волнуйся, все уже зажило, — успокоил девушку Джоэл. — И, может быть, мне улыбнётся удача и продавщица что-нибудь подарит. Не волнуйся, я что-нибудь придумаю.

Шерли кивнула.

— Хорошо.

Парень со светлыми волосами встал и направился к двери. Положив ладонь на ручку двери, он замер.

— Кэти? — позвал Джоэл.

Никакой реакции.

Он заметил, что иногда ему приходится окликать её дважды, чтобы она отреагировала.

— Кэти?

Девушка испуганно обернулась к нему.

— Да?

— Ты со мной?

Она что-то сказала Луису, но Джоэл не расслышал, поднялась и последовала за парнем на улицу.

— Куда мы идём? — поинтересовалась Кэти.

— На ярмарку.

Рынок на Мур-стрит походил скорее на праздничную церемонию, чем на уличную ярмарку. Независимо от цвета кожи, все друг друга приветствовали, болтали, торговались вполголоса и несли покупки в тонких полиэтиленовых пакетах. Джоэл и Кэти протискивались через пёструю толпу и спрашивали у каждого прилавка, могут ли продавцы им что-нибудь отдать. Удача улыбнулась им только у третьего прилавка с конца. Маленький полный пожилой мужчина бесплатно вручил им пакет овощей и фруктов. Джоэл смотрел в пол, не решаясь взглянуть на мужчину, и Кэти впервые почувствовала, как унизительно просить милостыню. Именно по этой причине Джоэл и взял её с собой.

На обратном пути оба шли молча. Пакет болтался в руке Джоэла и сопровождал их шаги тихим шуршанием.

— Шерли... Она уже несколько дней такая бледная, — начала Кэти. — Она нехорошо себя чувствует?

— Цинга.

— Прости?

— Цинга. Болезнь, которая появляется из-за недостатка витаминов.

Кэти на мгновение остановилась и посмотрела на Джоэла широко открытыми глазами, прежде чем продолжить путь.

— Это что-то серьёзное?

— Для нас серьёзнее, чем для других людей. Кости болят, постоянная усталость, высокая температура, понос. Некоторые теряют зубы. У Шерли это уже шестой раз. Её иммунная система очень ослабла, поэтому Шерли не может полностью выздороветь.

— Так вот зачем овощи, — пробормотала Кэти.

— Да, но Шерли надо их есть тоннами, чтобы это хоть как-то подействовало. Ей нужно очень много витамина С. И Нэйт раздобудет ей его. А пока немного яблок и перца — это лучше, чем ничего.

Когда они добрались до склада, ничего не изменилось. Шерли лежала, сжавшись в своём спальном мешке, а Луис сопел и плакал.

— О-оставьте д-д-дверь открытой! Иначе он-на не сможет в-в-в-войти! — крикнул Луис ребятам, на что Джоэл закатил глаза, однако сделал, как было сказано. Сразу после этого он стал ухаживать за Шерли. Достав нож, начал нарезать на маленькие кусочки принесённые овощи. Кэти же в это время пыталась успокоить Луиса.

Нэйт вернулся только поздно вечером. На его правой руке была небольшая кровоточащая рана. Никто даже не спрашивал, откуда она взялась. Он достал витамин С, остальное было неважно.

Чуть позже Кэти умостилась рядом с Джоэлом, который, как обычно, сидел перед своим проигрывателем и выборочно записывал песни. Рыдания Луиса к этому времени превратились в непрекращающиеся всхлипы.

— Что если с Сесиль действительно что-то случилось? — тихо спросила Кэти.

— Ой, да ничего с ней не произошло. Она часто уходит гулять по окрестностям на несколько дней, — ответил Джоэл. — И каждый раз Луис устраивает по этому поводу огромную драму, а вечером кошка уже стоит у двери с настолько набитым животом, что он касается пола.

— Она идёт к людям?

— Понятия не имею. Где-то же она наедается. Где и как, никто не знает.

— Хм-м, — промямлила Кэти и замолчала. От внимания Джоэла не ускользнуло, что взгляд девушки всё равно то и дело возвращается к Луису.

Час спустя произошло то, чего все так боялись. Заикающийся парень энергично поднялся на ноги и зашагал к двери.

— Я-я-я пойду её искать!

— Луис, — вздохнул Джоэл, — ты никуда не пойдёшь.

— П-п-п-пойду!

— Ты опять заблудишься, оставайся здесь.

— Н-но я должен её найти!

Джоэл поднялся с коробок и подошёл к Луису.

— Послушай, если кошка к завтрашнему дню не вернётся, я сам пойду её искать. Обещаю. Но эту ночь мы ещё подождём.

— Я... Я... Я не могу больше ждать! — Маленькие солёные капли текли по щекам Луиса, добегая до подбородка. Он сделал шаг вперёд, обнял Джоэла и сжал его так сильно, что тот практически перестал дышать.

— М-м-может быть, она п-п-поранилась и теперь где-то л-л-лежит, — просопел парень в свитер Джоэла. Тот же пытался с силой избавиться от стальных тисков.

— Ой, это бред, Луис. Наверняка с ней все в порядке. Вот увидишь, сегодня вечером она опять будет спать рядом с тобой.

Луис покачал головой и потёрся лбом о грудь Джоэла.

— Луис? — окликнула парня Кэти, внезапно оказавшись рядом с ребятами. — Мы с Джоэлом сейчас пойдём её искать, правда, Джоэл?

Даже если Джоэл пытался ничего не показывать, то его выдавали глаза, которые выказывали, что же на самом деле творится в его душе. Держа руки в карманах штанов, он молча шёл рядом с Кэти, пиная перед собой камешек. Только на Гринпойнт-Авеню девушка с золотисто-рыжими волосами нарушила тишину.

— Можно кое-что спросить?

— Спрашивай.

— А Луис?.. — Девушка замолкла.

— Какой? Отсталый?

Кэти потупила взгляд и пожала плечами.

— Да, скорее всего. По крайней мере, теперь он точно не совсем нормальный.

— Теперь? — уточнила Кэти, подняв взгляд. — Что это значит?

Джоэл глубоко вдохнул.

— Я знаю Луиса ещё со времён приюта. Он никогда там надолго не оставался, каждый раз всего лишь на пару недель. Отношения в его семье были ужасными, и властям всё время приходилось вмешиваться. Когда мы познакомились, с ним всё было в порядке.

Кэти втянула руки в рукава свитера.

— Но как это могло произойти? Не может же такого быть, чтобы вот так вдруг... Такое.

— Нет, просто так таким не становятся. Наверное, это из-за того, что его отец был полным мудаком и часто не контролировал себя, особенно когда выпивал, понимаешь?

Кэти понимала, поэтому больше вопросов не задавала.

Когда через пять улиц они добрались до перекрёстка, Джоэл остановился и нажал на кнопку переключения светофора.

— Давай обыщем следующие четыре улицы, а потом пойдём домой. Мы всё равно её не найдём.

— Ты действительно думаешь, что Сесиль сама вернётся домой?

Джоэл пожал плечами.

— Раньше она всегда возвращалась. К тому же, у меня ноги болят.

— Давай тогда хотя бы на обратном пути пойдём другой дорогой, ладно?

Джоэл вздохнул.

Как и ожидалось, от Сесиль не было и следа. Обратная дорога по другому пути не имела смысла. Постепенно начало смеркаться, зажглись первые фонари, и температура воздуха постепенно понижалась.

До склада оставалось недолго, может, около десяти минут, когда в узком переулке, окружённом высокими домами, Джоэл что-то заметил возле мусорных мешков и магазинных тележек. Не произнеся ни слова, он замедлился и, словно на автопилоте, пошёл в ту сторону. Его притягивал цвет, который он так хорошо знал. Цвет, который он так часто видел. Белый, как выпавший снег.

На расстоянии одного метра Джоэл остановился. В нежной шёрстке кошки гулял ветер, но само маленькое тельце лежало неподвижно. Голова повёрнута в сторону, глаза едва открыты и не моргали. Когда-то такой чистый мех теперь был покрыт алыми пятнами, склеен серой пылью улицы. Джоэл нашёл Сесиль.

Он вспомнил вчерашний день, как кошка сидела на подоконнике и, греясь на солнышке, умывалась. Часами. Так тщательно, слишком усердно для грязного склада.

А теперь она лежала перед ним, сбитая каким-то автомобилем и выброшенная, как мусор. Грязная и потускневшая шелковистая шёрстка, остекленевший взгляд, словно в пустоту. Теперь в Сесиль не было ни капли былого изящества, с которым ещё вчера она передвигалась на своих мягких лапках. Теперь её ничто не отличало от других кошек.

Все равны перед лицом смерти, подумал Джоэл. И на него вдруг снизошло странное чувство умиротворения.

— Джоэл? Ты что-то нашёл?

Он не двигался. Руки как свинцом налились, он просто стоял и смотрел на останки смысла жизни Луиса.

— Джоэл? — подходя к нему, позвала Кэти.

Она остановилась, как только поравнялась с парнем. Не веря своим глазам, девушка зажала рот рукой и замотала головой.

— Нет, боже, нет... Нет!

Словно в трансе, она хотела было подойти к кошке, но Джоэл схватил девушку за руку.

— Она мертва не десять минут, — констатировал он.

Кэти взглянула в эти голубые глаза, которые так уверенно, но в то же время без выражения смотрели на неё, и всё-таки позволила Джоэлу увести себя на другую сторону улицы, где они в полной тишине сели на бордюр.

Уткнувшись лицом в ладони, Джоэл слышал тихое сопение рядом и чувствовал, как холод наступающей ночи всё больше пробирается под одежду. Перед глазами стоял образ друга, его карие глаза, которые без слов будут спрашивать про Сесиль. Эта картинка бесконечной лентой мелькала в его голове, постоянно прерываясь на том моменте, где Джоэлу нужно будет все рассказать Луису.

Парень чувствовал, как дрожит Кэти; это отвлекло его от того факта, что и сам он уже продрог. Джоэл взглянул на Кэти. Она сидела с заплаканным лицом и утирала рукавом нос.

— Нам нужно возвращаться, — сказал Джоэл.

Кэти всхлипнула.

— Что ты ему скажешь?

Парень опустил взгляд на ноги.

— Правду.

— Что? — Девушка покачала головой. — Нет, ты не можешь, он этого не вынесет!

Джоэл провёл пальцем по линиям на ладони.

— Я знаю, — прошептал он.

— Ты не можешь этого сделать, придумай что-нибудь другое.

— Он имеет право знать правду, — ответил Джоэл.

— Но иногда ложь лучше правды.

— Нет, Кэти, — настаивал он тихо. — Правда, может, и принесёт боль. Сильную боль. Но ложь отравляет.

Девушка уставилась на свои пальцы, но ничего не ответила. Через какое-то время Джоэл поднялся на ноги и подождал, когда Кэти присоединится к нему. Не поднимая глаз, он молча шёл с ней рядом. Иногда их плечи соприкасались, и Джоэл чувствовал, насколько тёплым было это прикосновение, по сравнению с холодной ночью.

Перед складом они постепенно замедлились, пока их шаги и вовсе не сошли на нет.

— Может быть, ты всё-таки передумаешь? — спросила Кэти.

— Я бы с удовольствием передумал, но не могу. Он мой друг. — Джоэл на мгновение посмотрел Кэти в глаза, а затем нажал на ручку двери, ведущей на склад.

Луис сидел в позе лотоса на своём спальном мешке, подняв заплаканное лицо к потолку. Выражение его глаз было именно таким, каким Джоэл себе и представлял. Он подошёл к другу и присел, избегая при этом взгляда Луиса.

— Т-ты не нашёл С-с-сесиль?

Джоэл почувствовал руку, что опустилась на его плечо и мягко его сжала. Кэти. Он глубоко вдохнул.

— Дж-дж-Джоэл?

— Нашёл, — ответил он севшим голосом. — Мы её нашли.

— Правда? — Луис засветился и немного оживился. — Г-г-где она?

Джоэл откашлялся.

— Она...

— Да? — с надеждой в голосе спросил Луис.

Что-то словно застряло в горле Джоэла, что-то, что он никак не мог сглотнуть. Более того, это что-то с каждой секундой становилось всё больше.

— Она... — Язык будто приклеился к небу, а во рту стало сухо, как после прогулки по Сахаре. — Она...

— Ч-что она?

Взгляд Луиса пронзал Джоэла, словно тысяча маленьких ножей. Он почувствовал, как давление на его плече усилилось, и наклонил голову в сторону Кэти.

— Здесь её нет, — вдруг произнесла она.

— А г-где тогда?

Перед глазами Джоэла снова появилось маленькое кошачье тельце, лежащее в грязном переулке. Он накрыл своей ладонью руку Кэти и опустил голову.

— У девочки, — ответила девушка.

От этих слов у Джоэла перехватило дыхание.

— Мы были в Проспект-парке, — продолжила Кэти. — Там была маленькая девочка, и она… Она играла с Сесиль. Эти двое явно друг другу понравились. Ты бы только видел счастливую мордашку Сесиль. А девочка... Она больна. Очень больна. Но она так широко улыбалась благодаря Сесиль. — Кэти сглотнула. — Мы подошли к ним и сказали, что должны забрать Сесиль... И девочка начала плакать. Она так расстроилась, Луис.

На глазах у парня выступили слёзы, он замотал головой.

— Ты… Ты... Ты лжёшь!

— Нет, Луис, я не лгу. — Кэти вытерла слёзы с лица.

— Ты-ты-ты плачешь, — заметил он. — Джоэл, почему Кэти врёт?

Желудок Джоэла стянуло узлом.

— Кэти не врёт, — ответил он. — Кэти плачет, потому что скучает по Сесиль. Так же, как и все мы по ней скучаем. У Сесиль теперь новый дом, Луис, и он намного лучше, чем этот. Она должна помочь девочке выздороветь.

Луис плакал до поздней ночи. Кэти и Джоэл сидели с ним, гладили его по спине, успокаивали, но это не помогало. Все же рана внутри него оказалась слишком глубокой.

Позже он всё-таки заснул, совсем как ребёнок после потрясения.

Джоэл и Кэти оставили его, легли в спальный мешок напротив. Они не спали, просто лежали и молчали. Кэти взяла его за руку и крепко сжала в своей ладони. Джоэл почувствовал её маленькие пальчики, переплетённые с его, и не смог оторвать взгляда от этого зрелища. До этого момента он всегда только что-нибудь делал, носил, держал или писал этими руками, но ещё ни разу не держал никого вот так.

— Ты сказал, — прошептала Кэти, — что любишь музыку, которая подходит твоему настроению. Какую песню ты бы послушал сейчас?

Джоэл посмотрел Кэти в глаза. От этой девушки исходил такой свет, что, казалось, тьма не наступит, пока она будет рядом.

— «Creep», — ответил он, — «Creep» группы «Radiohead».

— О чём эта песня?

Джоэл вглядывался в черты лица Кэти: заметил мельчайшие неровности её кожи, прямой носик, проследил за изогнутой линией её губ. И вдруг между ними как будто поставили зеркало. Джоэл увидел самого себя. Увидел молодого человека с испорченной жизнью, испорченной душой, неосуществимыми желаниями и мечтами, скрывавшегося под внешне уродливой маской непостоянства.

Кэти лежала рядом с ним, касалась его, но всё равно была дальше, чем космос.

— Я забыл, о чём эта песня, — сказал он тихо. — Давай поспим, ладно?

Кэти не делала вид, что всё как обычно, но всё же ничего не ответила. Через какое-то время Джоэл убрал свою руку и повернулся к ней спиной. Он ждал привычной возни рядом, знака, что Кэти тоже перевернулась, но этого не произошло. Девушка лежала неподвижно на протяжении достаточно долгого времени. Потом Джоэл почувствовал, как Кэти прижалась к его спине, а лицом уткнулась ему в шею, отчего её дыхание согревало его кожу, и как она обняла его за бедро.

Джоэл всю ночь не мог сомкнуть глаз.

~~~

На следующее утро, пока все спали, Джоэл выбрался со склада. Снаружи воздух был намного свежее и проникал в лёгкие гораздо глубже, поэтому создавалось такое ощущение, словно это его первый нормальный вдох за последние несколько часов. Под глазами залегли тени, выражение лица пустое, как взгляд статуи. Распрямив плечи, Джоэл отправился в путь. Куда угодно. В никуда. В памяти было то тепло, что он чувствовал, когда был рядом с Кэти. От этого невозможно было сбежать. В глазах Луиса, подобно грозовой туче, отражалось детское разочарование. А Джоэла то и дело преследовал образ мёртвой кошки.

Парень с каждым шагом всё больше исчезал в тумане, который грозился вот-вот скрыть под собой весь город, но несмотря на это, у него было такое чувство, будто он не сдвинулся и на сантиметр.

Ему встречались люди. Сначала это были бегуны, час спустя проснулись рабочие, а где-то в полдень улицы оживились как никогда. Туман выпустил город из своих цепких пальцев, уступая место выхлопным газам. Мысли Джоэла рассеялись в океане шума голосов прохожих.

После полудня он незаметно стащил булочку. Одну половину он съел сам, другую скормил голубям. Вечером молодой человек попал в район Шипсхед-Бея, через управление рыбного городка отправился к порту и уселся там на ограждение.

Ветер создавал на воде рябь, и Джоэл невольно засунул руки в рукава. Ещё немного, и осень попрощается с городом, а на смену ей придёт зима. Это будет четвёртая зима, которую он проведёт на улице. Джоэлу казалось, что зимы с каждым разом становятся все суровее, температуры все ниже, а сердца у людей все быстрее превращаются в сосульки.

Джоэл вспомнил то время, когда ещё был ребёнком. Тогда он проводил зимы в приютах или приёмных семьях и не знал, что от холода синеют губы, а конечности и вовсе могут отмёрзнуть. Как случилось у Нэйта в прошлом году с пальцами на ногах.

Если бы только Джоэл не вёл себя так в приёмных семьях... Может быть, тогда какая-нибудь из семей и оставила бы его у себя.

Может быть, сейчас у него было бы хоть какое-то будущее.

Джоэл опустил голову и устремил взгляд в водные глубины.

По небу плыли облака, ветер стал холоднее, а солнце с уже почти негреющими лучами спешило покинуть небосвод. В гавани стало спокойнее: туристы исчезли, рыбацкие лодки были аккуратно привязаны на местах стоянок. Вскоре Джоэл остался единственным, кто по-прежнему сидел у воды в свете фонаря. Он думал о Кэти, о её нежном образе, голосе, о её попке, которая постоянно его задевала. Он думал о Луисе, о Сесиль, и ему хотелось остаться здесь на всю ночь, но становилось холодно. От мороза начали болеть суставы, а конечности онемели.

Даже то, что Джоэл гулял по городу, не помогало согреться. Внезапно он остановился напротив одного из фонарей. На тёмно-сером столбе висел пожелтевший и смятый ветром листок бумаги. На нём была изображена девушка, а прямо под изображением — отчаянные слова её матери. Джоэл долго стоял перед этим листком, даже дольше, чем требовалось, чтобы прочитать текст. Его, наверное, даже можно было бы спутать со статуей.

В какой-то момент Джоэл просто сорвал листок, аккуратно свернул его, засунул в карман штанов и продолжил свой путь. Его шаги, казалось, стали ещё тяжелее, чем прежде, если такое вообще было возможно.

Склад утопал в серебряном свете луны. Нэйт и Шерли с головой укрылись клетчатым покрывалом, Джоэл слышал их учащённое дыхание и характерные движения под ним. Он, как обычно, сделал вид, что ничего не заметил и направился к своей постели. В углу Луиса уже было темно, единственным источником света в зале была свеча рядом с радио Джоэла. Он видел силуэт лежащей девушки и почувствовал, как в его животе стало одновременно нехорошо и приятно.

— Привет, — поздоровалась Кэти.

— Привет, — ответил он, ложась рядом с ней.

В спальном мешке было так же холодно, как и вокруг. Пальцы у Джоэла промёрзли до костей. Взгляд Кэти упал на его покрасневшие лодыжки.

— Где ты так долго был?

Парень пожал плечами.

— Нигде. Гулял.

— Тебе нехорошо? С тобой всё в порядке?

Так странно было снова слышать эти слова. Ему так давно их не говорили.

— Вроде того, — пробормотал Джоэл.

Девушка внимательно на него посмотрела, но больше ничего не сказала.

— Прости, что оставил тебя с Луисом.

Кэти покачала головой.

— Нет, не извиняйся. Со мной была Шерли, и... Я понимаю, почему ты ушёл.

Его понимают. Это было так же странно, как и вопрос о его самочувствии.

— Как Луис? — спросил Джоэл.

— Не очень. — Девушка выдохнула. — Вчера я мечтала о том, чтобы он прекратил плакать, а сегодня я мечтала, чтобы он всё-таки поплакал. Он просто смотрит в одну точку перед собой. Сегодня днём Луис вбил себе в голову, что должен навестить Сесиль. — Кэти опустила взгляд. — Я сказала ему, что у нас нет адреса той девочки и... Как же он тогда глянул на меня, Джоэл. Я себя так ужасно чувствую.

Он посмотрел ей в лицо и почувствовал то же щемящее чувство в горле, что и вчера.

— Я знаю, — ответил он. — Знаю.

Снова воцарилась тишина, и девушка, потерявшись в мыслях, крутила в пальцах собачку от молнии на спальном мешке.

— Хейли? — позвал Джоэл через некоторое время.

— Да? — Девушка подняла голову.

В её глазах запоздало промелькнуло понимание.

— Что? Откуда ты... — осеклась девушка.

Джоэл оперся щекой о свою руку.

— У тебя такое красивое имя, а ты его от меня скрываешь, — прошептал он.

В глазах Хейли за секунду отобразились всевозможные чувства.

— Как ты узнал? Я имею в виду...

Девушка опять закрыла рот, так и не закончив предложения.

Джоэл долго смотрел на неё, будто пытаясь запомнить каждую чёрточку её маленького личика, а затем достал из кармана листок. Взгляд Хейли метался от листка к Джоэлу и обратно.

Девушка аккуратно взяла его и расправила. Не прошло и двух секунд, как её пальцы из-за дрожи едва удерживали бумажку.

Джоэл наблюдал за её реакцией. Наблюдал, как она прикрыла рот рукой, как часто стала вздыматься её грудь; наблюдал, как девушка шмыгнула носом, а потом вдруг отложила листок и уткнулась лицом в ладони. Её всхлипы пробирали Джоэла до костей. Он открыл спальный мешок и, обхватив Хейли за талию, прижал её к своей груди. Убрал с её лица волосы и прижался подбородком ко лбу. Долгое время оба молчали, тишину нарушал только тихий горький плач Хейли. Когда девушка немного успокоилась, Джоэл приблизился губами к её уху.

— Твоя мама очень волнуется за тебя, — прошептал он.

Всхлипы Хейли снова стали громче, и она кивнула.

— Здесь написано, что она не сердится, а ты же наверняка этого боялась.

Девушка снова кивнула и шмыгнула носом.

— Теперь тебе нечего бояться, — сказал Джоэл.

Парень долго смотрел в одну точку за её спиной, но на самом деле он смотрел сквозь неё.

Джоэл думал о приближающейся зиме и чувствовал, что это нежное тельце в его руках к ней не готово. Он закрыл глаза, прижался губами к плечу девушки и произнёс слова, которые буквально душили его изнутри:

— Возвращайся домой, Хейли.

Он так крепко прижал её к себе, как будто из последних сил пытался удержать то, что уже давно потерял.

~~~

Как неумолимо бежит время. И совершенно неважно, что порой хочется продлить некоторые моменты нашей жизни, время всегда непрерывно движется вперёд, лишь за один миг превращая моменты настоящего в моменты прошлого.

Джоэл сидел на полу, уставившись на дверь, туда, где несколько часов назад скрылась Хейли. Она вошла в его жизнь, тихо скрепя подошвами, и так же тихо исчезла. Ещё никогда склад не казался Джоэлу таким пустым, как этим утром. И чем дольше он пристально смотрел на дверь, тем сильнее осознание того, что эта пустота останется в нём навсегда, вгрызалось в его сознание. Он никогда больше не увидит Хейли. Теперь все, что было связано с ней, как и многое другое в его жизни, навсегда останется в прошлом. Он потерял её, так же как уже много раз терял дорогих людей.

Дни тянулись, словно дым сигарет в летнюю ночь. Это второе коварное качество времени: когда хочется, чтобы оно шло быстрее, происходит всё с точностью до наоборот.

Во вторник Джоэл впервые после ухода Хейли покинул склад. Он вернулся в переулок, завернул мёртвое тело кошки в газетную бумагу и отнёс его в Проспект-парк. Туда, где предположительно больная девочка играла с Сесиль. Джоэл нашёл красивое место: тихое, отдалённое от тропинки, прямо под большим старым дубом. Там молодой человек вручную выкопал яму, набросал туда осенних листьев и положил Сесиль. После того как Джоэл закопал маленькую могилку, он посадил на ней веточку, которая, как он надеялся, весной зацветёт.

Всякий раз, когда Джоэлу на складе не хватало воздуха, он возвращался на это место. Иногда он мог просидеть там часами, прислонившись к дереву, при этом ощущая странное умиротворение. Казалось, только там он мог вдохнуть полной грудью. Может быть, потому, что Сесиль была последним существом, которое связывало его с Хейли? Может быть, потому что он, как и следовало, попрощался с питомцем своего друга, который был для него смыслом жизни? А, может, всё-таки потому, что он осознал, что ничто не вечно, и у всего есть конец?

Зима в этом году оказалась поздней и довольно суровой. Снежное покрывало накрыло город уже в конце ноября. Нэйт и Джоэл с помощью украденных инструментов пытались утеплить окно. Состояние Шерли опять ухудшилось. Ей всё время становилось то хуже, то лучше. К сожалению, лекарства, что находил Нэйт, больше не действовали.

В глазах друзей Джоэл видел те же неутешительные прогнозы, о каких и сам думал, однако вслух никто ничего не произносил. Настроение Нэйта с каждым днём становилось все хуже, и если не хотелось попасть под горячую руку, то следовало держаться от него подальше. Было время, когда Джоэл и Нэйт во всём друг другу доверяли и в сложные времена являлись друг для друга опорой. Джоэл спрашивал себя: куда ушло то время? Сейчас он смотрел на своего друга, но не находил в нём того парня, с которым когда-то целыми ночами с полупустыми бутылками пива философствовал о красоте и уродстве этого мира.

Луис же сделал то, что сделал бы, наверное, каждый горячо любящий человек: он поставил счастье любимца превыше собственного горя. Несколько дней назад Луис просто сидел с блаженной улыбкой на губах, а потом вдруг сказал Джоэлу:

— С-сесиль с-с-сейчас, наверное, играет с девочкой в с-с-саду, прыгает с ней по высокому с-с-сугробу и р-р-радуется. Она наверняка сможет помочь девочке, Джоэл, и скоро та полностью в-в-в-выздоровеет.

Джоэл впервые с тех пор снова посмотрел в эти карие детские глаза, которых так боялся. Боль оказалась сильнее, чем он ожидал.

— Да... Наверняка, — согласился он тихо. — Наверняка, Луис.

Декабрьским утром Джоэл сидел на обветшалом подоконнике, который когда-то был любимым местом Сесиль, и смотрел на улицу, на заснеженные переулки. Шерли спала, как и обычно в последние дни, а Луис и Нэйт отправились на поиски еды.

Лицо Джоэла было уставшим. Его спальный мешок последние четыре недели казался ему большим, слишком большим для него одного. Не было той попки, что мешала ему спать по ночам. Ничего не было.

Белые пушистые снежинки, падая, укрывали те немногочисленные, ещё не укрытые снегом места, и, как маленькие кристаллики, приклеивались к единственному целому окну. Джоэл провёл пальцами по стеклу, словно через него мог прикоснуться к кристаллам и почувствовать аккуратные узоры подушечками пальцев.

Тихий внезапный стук отвлёк его внимание. Он поднял голову и посмотрел на дверь. Через какую-то секунду та, скрипнув, открылась. Когда Джоэл увидел, кто вошёл, то не поверил своим глазам. Но на складе как будто вдруг стало светлее.

Держа перед собой пару покрывал, девушка медленно осмотрелась вокруг и направилась к Джоэлу. Она точно не знала, куда деть глаза: то смотрела в пол, то украдкой на Джоэла.

Хейли остановилась в метре от парня, облокотившись плечом об оконную раму, и неуверенно улыбнулась.

— Привет, — поздоровалась девушка.

Джоэл почувствовал, как что-то в его груди ожило.

— Привет, — ответил он.

Хейли перевела взгляд на окно, опустила голову и нарушила повисшую паузу:

— Я вам покрывала принесла.

Джоэл улыбнулся лишь уголком рта.

— Спасибо.

В волосах Хейли осталось несколько снежинок. Джоэлу так хотелось протянуть руку, ощутить мягкость её волос и смахнуть с них снег.

— Я думал, ты уже давно уехала, — произнёс он, глядя на старую оконную раму.

— Нет, я остаюсь в Нью-Йорке. Я не поеду к своему отцу. Мама согласилась, что я уже достаточно взрослая, чтобы самой решать, где мне будет лучше. Но мы были у него в гостях целых две недели.

Джоэл кивнул.

— Значит, дома у тебя все в порядке?

— Думаю, да. Когда я вернулась, обошлось без скандала. Но мама почувствовала облегчение. Единственное, что осложняет мне жизнь, так это то, что мама винит себя в том, что произошло. Её воля, так она бы меня вообще никогда из дома не выпустила. Даже сегодня она настояла на том, чтобы меня отвезти. — Хейли посмотрела в сторону двери. — Мама сидит снаружи в машине и ждёт меня.

— Ох, — вздохнул Джоэл и почувствовал, как защекотало в горле.

— Да, — пробормотала Хейли. — У меня не так уж и много времени.

Джоэл попытался улыбнуться, но у него ничего не вышло. Они вместе посмотрели в окно.

— У меня ещё кое-что для тебя есть, — сообщила загадочно девушка и, повернувшись, начала искать что-то в кармане штанов. Лёгкий ветерок от её движений донёс до Джоэла аромат её шампуня, геля для душа и стирального порошка. Но, помимо этих запахов, парень ощутил и её запах, запах Хейли.

Девушка достала из кармана чёрный приборчик с проводом и передала ему.

— Это мой MP3-плеер. — Она посмотрела на свои опустевшие руки. — Я не разбираюсь в скрипичной музыке, но собрала все песни, которые только нашла, и которые красиво звучат.

Джоэл пристально посмотрел на плеер и закашлялся.

— Ты мне записала песни?

— Да, я подумала, что, может быть, ты этому обрадуешься, но... Наверно, это была глупая идея.

— Нет, это не так. Я не знаю, что сказать. Ты даришь мне свой плеер? Он тебе что, больше не нужен?

— Мне будет лучше, если он будет у тебя, — ответила Хейли.

Джоэл сглотнул, но комок в горле не исчез.

— Спасибо, — только и удалось выдавить парю. Он так часто видел прохожих, которые носят с собой эти CD-плееры нового поколения. Маленькие наушники, свешивающиеся из свитера, мысли, полностью погруженные в музыку. Когда-то он заворожённо наблюдал за этими людьми и завидовал, а теперь... Теперь он сам держит такой же плеер в руках.

И не просто какой-нибудь плеер. Этот плеер ему подарила Хейли. Теперь у него всегда будет напоминание о ней.

— Я только одну песню не скачала, — продолжила Хейли.

Джоэл поднял голову.

— Какую?

Пальцы Хейли пробежались по краю оконной рамы.

— «Creep» от «Radiohead». Я её послушала. — Девушка покачала головой. — Мне кажется, у тебя не должно быть такого настроения. Никогда.

Джоэл наблюдал за её лицом, позволил себе очароваться румянцем её щёк и потерялся в глубине её взгляда.

Даже если бы он смог добиться мира во всём мире, найти лекарство против СПИДа и честно поделить все деньги и ресурсы на этой планете, то рядом с Хейли он всё равно чувствовал бы себя недостойным.

Раздался сигнал клаксона, и Хейли бросила взгляд на дверь.

— Мне пора, — сказала она.

Джоэл, вероятно, должен был кивнуть, но он этого не сделал. Вместо этого он молчал, поглядывая на плеер. Его пальцы прошлись по слегка шершавому пластику.

— А куда вставлять батарейки? — спросил он.

— Никуда. Он работает через аккумулятор, который надо заряжать.

На его лбу появились едва заметные складки.

— Но как мне это сделать?

Раздался ещё один сигнал. Хейли прикусила нижнюю губу, перевела взгляд с двери на Джоэла и достала из кармана сложенный лист бумаги. Девушка какое-то время разглядывала листок, а потом взяла руку Джоэла, вложила бумагу в его ладонь и закрыла, при этом она не спешила разрывать это прикосновение. Только когда снаружи снова посигналили, Хейли опять взглянула на парня.

— Если захочешь его зарядить, тебе нужно будет прийти ко мне.

Её взгляд был таким пронизывающим, что Джоэл не мог даже моргнуть. Хейли медленно попятилась к двери, с каждым шагом всё больше отдаляясь от него. Когда она натолкнулась на дверь, с улицы снова раздался сигнал клаксона. Остановившись лишь на секунду, Хейли с поникшими плечами нажала на ручку двери и скрылась на улице.

Джоэл смотрел ей вслед, как уже делал это четыре недели назад. Только спустя вечность он вдруг почувствовал теплоту, которую оставила Хейли в его руке. Он открыл ладонь, взял записку и медленно её развернул.

Хейли Майлз

7314 192-я улица

Фреш Медоус, Нью-Йорк 11366

Пожалуйста.

 

Послесловие

Так как меня часто спрашивают, как именно я создаю свои истории, я хочу ответить всем, кому это любопытно, сразу в послесловии.

«Если бы цвета можно было попробовать»

Слепота — тема, которая меня интересует. Наблюдая за собой, я замечаю, как сильно полагаюсь на своё зрение. Именно это заставляет меня постоянно задаваться вопросом: что бы было, если бы я ничего не видела, и как живут люди, когда у них с рождения или из-за несчастного случая отсутствует зрение.

Я хотела не просто поразмышлять на эту тему, но и попробовать представить себя на месте слепого человека. Но лучше всего у меня это получится, если я проведу с таким человеком много времени.

При написании именно это и происходит. Выдуманные персонажи, как близкие друзья, разрешают мне пробраться к ним в голову и понаблюдать за их жизнью. «Если бы цвета можно было попробовать» для меня что-то вроде современной сказки, которая как бы отображает то, чего я желаю всем людям, которые отличаются от других.

«Недосягаемый противник»

Несколько лет назад у моей мамы обнаружили рак груди. Ей очень повезло, и она смогла победить болезнь.

Такая удача, к сожалению, улыбается не всем.

Однажды, когда я посещала её в больнице, в коридоре мне встретилась молодая семья. Молодой мужчина с маленькой девочкой на руках, а рядом его жена, максимум тридцати лет, и, видимо, помеченная раком настолько сильно, что шансов на выздоровление практически не было. Этих троих я ещё несколько раз видела в комнате для посещений, и случайно, так как сидела рядом с ними, слышала отрывки их разговоров. Вскоре я увидела мужчину в коридоре, плачущим. Несколько недель меня преследовали воспоминания об этом случае, и в итоге я загорелась идеей написания рассказа про Яна и Софию.

«Забытые дети Бруклина»

Нью-Йорк — невероятно захватывающий город. Кажется, так думают многие, кто представляет себе светящиеся небоскрёбы на противоположной стороне Атлантического океана.

Но, как известно, свет существует только в сопровождении тени, и именно к этой тени я хотела обратиться. Образ Джоэла появился в моей голове, и было такое чувство, как будто он взял меня за руку и повёл сквозь свой мир.

При написании мне становилось все сложнее оставить эту историю коротким рассказом, так как я очень живо могла себе представить, каково это — сопровождать Джоэла и его друзей на протяжении целого романа.

Я благодарю вас за чтение трёх моих историй и очень надеюсь, что они вам понравились.

Всего наилучшего,

Карина.