Иваныч, правда, не без помощи Лямзина, благополучно забрал с милицейской штрафпло-щадки собственный автомобиль и теперь сидел в нем, неотрывно следя за центральным входом на киностудию «Мосфильм».

Человек, которого ждал Чижов, вряд ли горел желанием увидеться с ним, но дело было в том, что этой встречи жаждал сам каскадер. Именно поэтому он продолжал терпеливо ждать, время от времени поглядывая на циферблат часов.

Можно было, конечно, пройти на территорию студии, но Ване очень не хотелось именно сейчас подвергаться расспросам со стороны многочисленных знакомых, которые были неминуемы после его почти трехнедельного отсутствия. И он решил подождать нужного ему человека в салоне старенькой «шестерки».

В тот момент, когда Чижов уже начал терять терпение, распахнулись стеклянные двери, и в их проеме замаячила глянцевая лысина низенького толстячка. Торопливо перебирая коротенькими ножульками, человек поравнялся с автомобилем каскадера и прошел бы дальше, если бы Чижов не окликнул его:

— Гоша, не торопись, разговор есть.

Толстячок замер на месте, как будто его хватил столбняк, и, удивленно вскинув брови, уставился на вылезающего из машины Чижова.

— Ва-аня?! — искренне удивился он, не в силах скрыть охватившего его ужаса, словно он столкнулся нос к носу с самым настоящим привидением, — а я думал, что…

— Что не увидишь меня больше, по крайней мере в этой жизни, — саркастически договорил за лысого Иваныч.

Гоша замялся, откровенно не зная, что возразить, ведь на самом деле он так и думал, но признаться вслух не решался, опасаясь непредсказуемой реакции собеседника. Слишком хорошо он знал норовистый характер каскадера, чтобы обострять ситуацию.

Вместо этого коротышка озадаченно сообщил, переходя на заговорщический шепот:

— Тут тобой милиция интересовалась, говорили, что ты убил несколько человек, это правда?

Изобразив на лице жуткую, устрашающую гримасу, Чижов сквозь зубы процедил:

— Могу дать тебе возможность проверить, насколько точны эти сведения. Одним больше, одним меньше — какая разница, правда? — кивнув в сторону собственного «жигуленка», он предложил: — Давай прокатимся…

Гоша и без того был человеком осторожным, если не сказать трусливым, но услышанная им фраза просто повергла толстяка в беспросветный ужас.

Оглянувшись по сторонам в поисках возможной помощи, но никого не обнаружив поблизости, коротышка натянуто улыбнулся и как можно дружелюбнее произнес, отчаянно клацая не попадающими друг на друга зубами:

— Й-йа очччень р-р-рад тебя видеть…

Иванычу показалось, что собеседника сейчас хватит удар, и пока тот еще был способен хоть что-то соображать, решил завершить то, для чего вообще затеял весь этот разговор.

— Где мои деньги?

Гоша как-то весь сжался и торопливо полез во внутренний карман роскошного кашемирового пальто. Но трясущаяся рука никак не хотела попадать в достаточно широкую прорезь кармана, и толстячок лишь криво улыбался сведенными от страха губами и настойчиво бормотал:

— Ссейчас, сссейчас… Я давно хотел тебе все о-о-отдать, нн-о…

— Ты что, заикаться стал? — саркастически ухмыльнулся Чижов.

— Дда, то есть нет, — невпопад выпалил Гоша, наконец сумев-таки добраться до толстого бумажника.

Даже не удосужившись раскрыть портмоне, коротышка торопливо сунул его в руку каскадера, на что тот разумно заметил:

— У тебя что, мозг просквозило или ты стал альтруистом? На кой хрен ты мне суешь свой лопатник?

Издав нечто похожее на последний писк подбитой птицы, Гоша тут же забрал кошелек обратно. Он хотел засунуть портмоне в карман, но понял, что делает явно что-то не то, и застыл, окончательно утратив способность соображать.

— Ну ты даешь, артист, — развеселился Чижов и напомнил: — Мне нужны мои кровные, заработанные деньги за прошлую картину. По-ни-ма-ешь? — по слогам закончил он, едва ли не крича в ухо собеседнику.

И только сейчас Гоша понял, наконец, что от него хотят. Торопливо раскрыв бумажник, он отсчитал пять сотенных купюр с изображенными на них портретами президента Франклина и протянул деньги каскадеру.

Недоверчиво посмотрев на собеседника, Иваныч покрутил в руках зеленые купюры.

— Насколько я помню, мне причиталось лишь триста пятьдесят. Откуда остальные?

— А я пересмотрел смету, — торопливо выпалил толстячок, как будто всю жизнь готовился произнести эту сакраментальную фразу, и преданными глазами посмотрел на Иваныча.

Спрятав банкноты в задний карман брюк, Чижов весело подмигнул коротышке:

— Ну что ж, спасибо.

Послушно взревел мотор, и машина резво сорвалась с места, а Гоша еще долго смотрел ей вслед, не веря собственному счастью. В эту секунду он дал себе зарок, что постарается впредь избегать встреч с этим жутким и наверняка опасным человеком.

Больше трех недель Иваныч не видел сынишку и почувствовал нестерпимую тоску. Он бы не стал так долго ждать, если бы ему было с чем приехать. Появись Ваня без денег, не миновать ему очередного скандала с женой, а толстяк Гоша, задолжавший каскадеру энную сумму, как назло все это время находился в командировке, о чем неизменно сообщал его домашний автоответчик.

Теперь же все козыри были у него на руках, и Чижов, оставив машину у подъезда, смело вошел в дом.

Электрический звонок залился привычной трелью, и почти сразу же дверь распахнулась. На пороге стояла Елена — ее взгляд не предвещал ничего хорошего, а с губ были готовы сорваться явно не радостные слова.

Но в этот момент мимо нее проскользнул шустрый мальчуган — точная копия папаши — и с громким, радостным воплем повис на шее Иваныча.

— Папа, где ты был?

Пока Ваня подыскивал слова, послышался властный голос женщины, обращенный к ребенку:

— Ты только что поел, иди вымой руки! Недовольно нахмурившись, мальчонка все же подчинился, хотя и с явной неохотой. Круто развернувшись, он опрометью бросился в ванную комнату, чтобы поскорее покончить с утомительными формальностями.

— Ну, и как это называется? — спросила Елена, не торопясь, однако, пропускать мужа в квартиру. — Тебя не было три недели, где ты шлялся?

Чижов готовился к чему-то подобному, он даже настроился не отвечать на провокации, но все же не выдержал и съязвил:

— По телкам бегал…

Иваныч хотел еще что-то добавить, но жена опередила его:

— Тогда бегай дальше, — дверь с громким стуком захлопнулась перед его носом.

— Твою мать, стерва! — в сердцах выругался Иван и вновь нажал на кнопку звонка.

Какое-то время из квартиры не доносилось ни единого звука, кроме переливчатой электрической трели. Наконец женский голос спросил:

— Ну чего тебе еще?

— Открой дверь, — почти жалобно попросил Иваныч.

— Зачем? — спросил все тот же надменно-грубоватый голос.

— Я деньги принес, — нехотя вымолвил он сакраментальную фразу, надеясь, что после этого Елена хотя бы на время станет более покладистой.

И действительно, защелкали отпираемые засовы, и дверь приоткрылась, но не более чем на длину накинутой цепочки.

— Давай, — она протянула руку, в которую Чижов вложил три стольника.

Однако едва он успел хоть о чем-нибудь подумать, как дверь вновь захлопнулась, на этот раз окончательно.

— Сука! — вырвалось у Иваныча. Он хотел изо всех сил врезать по перегородке, отделяющей лестничную клетку от квартиры, но вовремя вспомнил о сыне и сдержался, обреченно зашагав к кабине лифта.

Почти три часа Ваня бесцельно ездил по городу, нигде не останавливаясь. То и дело ему попадались возможные пассажиры, стоящие у края тротуара со вскинутыми руками; среди них встречались и экстравагантные пассажирки с хорошенькими фигурками и миловидными мордашками. Иной раз Иваныч уже намеревался кого-нибудь прихватить, но не ради заработка, а только для того, чтобы не чувствовать себя одиноким и с кем-то просто поболтать. Однако непонятно почему проезжал мимо, лишь слегка сбавив скорость.

В конце концов ему все это чертовски опротивело, и он вернулся на дачу. Еще издалека Ваня приметил стоящую у самого крыльца дома роскошную иномарку — «Форд-Мустанг» бледно-кофейного цвета с дипломатическими номерами.

В первую секунду Чижов напрягся и нарочно проехал мимо собственного дома. Его мозг напряженно работал, и он пытался понять, что же за гости почтили его неурочным визитом? И почему они не попытались как-то заранее договориться с ним. А если бы он уехал на несколько дней?

Наконец он принял решение. Оставив маг шину в паре сотен метров от дачи, Иваныч извлек из тайника «ТТ», с которым в последнее время не расставался, и крадучись направился к дому.

Обойдя бревенчатое строение с тыльной стороны, каскадер привычно передернул затвор и влез в оставленное незапертым окно спальни.

Из кухни доносились обрывки оживленной беседы. То, что гости не прятались, могло говорить о двух вещах: либо они настолько уверены в собственном превосходстве, что не считают нужным скрывать свое пребывание в доме; либо же их намерения вполне дружелюбны. Так или иначе, Чижову предстояло сейчас все это выяснить

От кухни его отделял коротенький коридорчик и две полуприкрытые двери. Набрав полную грудь воздуха, Чижов резко бросился вперед.

Первая дверь громко ударилась о стенку, но Иваныч уже проскочил ее. Упав на пол, он произвел два головокружительных кульбита и растянулся на полу тесной кухоньки, наведя пистолет на сидящих за столом непрошеных гостей.

До боли знакомый голос заставил Ваню устыдиться собственных довольно дурацких действий.

— Он у меня такой оригинал, — несколько смущенно, явно извиняющимся тоном пропела Елена Чижова, сидя напротив двух модно и со вкусом одетых мужчин.

Иваныч в нерешительности замер на грязном полу, не зная, как поступить. Только сейчас до него дошел весь комизм ситуации: вот он лежит на деревянном полу, наведя ствол на собственную жену и каких-то расфранченных господ, явно не совкового происхождения. И если раньше он не задумывался о своих умственных способностях, то теперь, наверно, пришло время подумать об этом.

Медленно поднявшись на ноги, каскадер заткнул за пояс оружие и смущенно улыбнулся, рассматривая посетителей.

Один из них — маленький, интеллигентного вида сорокалетний мужчина, с вытянутым лицом и близко посаженными глазами — откровенно изумленно взирал на хозяина дома сквозь толстые линзы позолоченных очков.

Второй, более молодой и элегантный паренек с родинкой на остром подбородке, натянуто улыбался. Создавалось впечатление, как будто человека что-то позабавило в происходящем разговоре, но неожиданно влетевший Чижов напугал его, а улыбка так и осталась, застыв на лице.

— Здравствуйте, — запоздало приветствовал гостей Иваныч, а затем посмотрел на смущенную супругу, как бы спрашивая взглядом: что здесь происходит?

Мгновенно оценив его реакцию, интеллигент в очках заговорил на непонятном для каскадера языке, обращаясь к молодому спутнику.

Тот, по-видимому переводчик, согласно кивнул и произнес, но уже по-русски:

— Господин Чижов, позвольте вам представить мсье Серебрянского. Он специально прилетел из Парижа, чтобы иметь честь познакомиться с вами, а также обговорить некоторые, как надеется мсье Серебрянский, взаимовыгодные вопросы.

Господин в очках привстал из-за стола и с улыбкой протянул Иванычу руку: — Поль.

— Ваня, — в том же тоне отозвался каскадер, по-прежнему ничего не понимая.

Поль в очередной раз заговорил, но теперь его глаза, не отрываясь, смотрели в лицо Чижова.

Переводчик почти синхронно переводил:

— Мсье Серебрянский является достаточно состоятельным человеком и хочет предложить вам небольшую сделку.

— Чего делать-то надо? — несколько угрюмо пробурчал Иваныч, усаживаясь на скрипучий стул.

Молодой человек терпеливо перевел вопрос, стараясь облечь его в вежливую форму. Поль снисходительно улыбнулся и опять что-то быстро затараторил — переводчик не отставал:

— Около месяца назад к мсье Серебрянскому обратились представители российского посольства в Париже с просьбой рассказать кое-что о его дедушке, который в свое время эмигрировал во Францию. Насколько понял мсье Серебрянский, в Москве отыскалась картина его деда, который получил в Европе определенную известность как художник в начале этого столетия.

Мсье Серебрянский навел справки и узнал, что картиной на сегодняшний день владеете вы. Ему также известно, что у вас есть на это законное право, так как его дед подарил ее вашему деду.

Отсюда у мсье Серебрянского имеется предложение — он хочет, чтобы вы уступили ему картину, которая займет почетное место в его семейной коллекции.

Мсье Серебрянский является единственным и полноправным хозяином кинопрокатной фирмы, салона высокой моды, а также художественного салона. Поэтому он готов вам предложить достаточно крупную сумму за это полотно.

Французский гость замолчал, вслед за ним замолчал и переводчик. А Иваныч никак не мог сообразить, чего же от него хотят.

Наконец он все же понял, о чем идет речь, и, широко улыбнувшись, произнес:

— Да пусть забирает, я не против.

— Подождите, не переводите, пожалуйста, — поспешно заговорила Елена и укоризненно посмотрела на мужа. — Ты что, с ума сошел? Что значит «пусть забирает», а деньги? Ты же не уточнил сумму.

Чижов выдержал ее прямо-таки испепеляющий взгляд, в котором появился алчный, жаждущий блеск, и вполголоса сказал:

— Эта картина написана его дедом, и я не имею на нее никаких прав, поэтому пусть заби рает без всяких денег. Я ясно выражаюсь? — Ваня не смог отказать себе в удовольствии взять реванш за недавно произошедший инцидент и теперь с удовольствием откровенно наслаждался произведенным эффектом.

Елена же злобно процедила:

— Если ты сейчас упустишь такую возможность, то навсегда останешься неудачником, причем неудачником, которого возненавидит собственный сын. Уж об этом я сумею позаботиться.

— Заткнись, дрянь! — сквозь зубы протянул Чижов и едва слышным голосом добавил: — Пошла вон, дешевка!

Вспыхнув ярко-пунцовой краской, которая залила ее лицо от подбородка до корней крашеных волос, Елена дерзко улыбнулась гостям и выскочила вон, даже не посмотрев на супруга.

Когда за ней с громким стуком закрылась дверь, гость из Парижа неожиданно произнес на чистейшем русском языке с легким акцентом:

— Зря вы так с женщиной… — он немного помолчал, а потом добавил: — Хотя она действительно стерва.

Ваня попытался не выдать собственного удивления, хотя это ему вряд ли удалось. Положив руки на стол, он выразительно посмотрел на собеседника и извиняющимся тоном сказал:

— Простите, семейные неурядицы. Вежливо усмехнувшись, Поль негромко заговорил:

— На вашем месте я бы попытался выкупить у нее сына. Думаю, что огромной цены она не заломит — такие женщины стоят очень дешево.

Иваныч смутился, но промолчал. Посидев несколько минут в нерешительности, он порывисто поднялся и скрылся в спальне. Когда Чижов вернулся, то в его руках было скрученное в трубочку полотно, которое он и протянул гостю.

— Вот, возьмите, — выдавил он, — и еще раз прошу меня извинить.

Разложив на столе картину, Серебрянский на какой-то миг забыл обо всем на свете — его внимание целиком сосредоточилось на грубом, потемневшем от времени холсте.

Наконец придя в себя, он спохватился и произнес:

— Да, она сохранилась гораздо лучше, чем я мог предположить. Скажите, где вы ее хранили?

Привычно пожав плечами, Ваня охотно отозвался:

— На чердаке, где хранятся и остальные картины.

Поль не смог сдержать изумленного вздоха и переспросил, как будто желал удостовериться, правильно ли он понял услышанную фразу:

— На чердаке?

Качнув головой, Чижов запоздало спросил:

— Чаю хотите?

— Нет, спасибо, — вежливо отказался Серебрянский и вернулся к прерванной теме: — Так сколько вы за нее желали бы получить? Но прежде чем вы дадите окончательный ответ, должен вас честно предупредить, что я вряд ли заплачу вам даже третью часть ее настоящей стоимости.

Проведя ладонями по лицу, каскадер медленно, едва ли не по слогам повторил:

— Это картина вашего деда, а значит, по праву принадлежит вам.

— Ну хорошо, — обреченно выдохнул Поль, ставя на стол кожаный кейс с кодовыми замками, — бизнесмен из вас, прямо скажем, никакой… здесь сто пятьдесят тысяч долларов. — Он откинул крышку и повернул чемоданчик к Иванычу, добавив: — Они ваши.

Ваня не мог поверить в реальность происходящего; выкатив от удивления глаза, он не мигая смотрел на невиданную до сих пор кучу денег. Аккуратные пачки зеленых купюр в банковских упаковках заставили каскадера проглотить язык. Он мог предположить, что ему заплатят за картину тысячу, ну две, ну пусть, в крайнем случае, десять — но сто пятьдесят… От такой суммы он просто не в силах был отказаться.

Наконец собрав в кулак всю свою расплавившуюся волю, он оторвался от созерцания банковских билетов и удивленно посмотрел на собеседника.

Тот весело улыбался, не говоря ни слова. На его покатом лбу отчетливо проступили маленькие морщинки, сходящиеся у переносицы.

Как и всякий богатый человек, Серебрянский отнюдь не любил сорить деньгами, но ему было лестно осознавать, что он может доставить кому-то истинную радость; да к тому же Чижов, с дедом которого дружил его далекий предок, весьма понравился миллионеру.

Именно поэтому, вдоволь налюбовавшись произведенным эффектом, Поль произнес:

— К вышеозначенной сумме я прибавлю еще пять тысяч — персонально для вашей жены. Поверьте моему опыту, она охотно уступит вам мальчика даже за меньший выкуп, — саркастически закончил он.

В очередной раз посмотрев на деньги, Ваня с плохо скрываемой дрожью в голосе протянул:

— Спасибо… — Помолчав, он грустно добавил: — Раньше мы могли бы поделить их на три части. Сейчас придется на две…

— Что? — не понял Серебрянский.

Вяло отмахнувшись, Чижов устало выдохнул:

— Да так, долгая история. — Но поняв по взгляду собеседника, что тот остался весьма заинтригован, закончил: — С этой картиной связано очень много и, в основном, трагических событий. Вы знали про клад?

Изумленно вскинув брови, Поль растерянно произнес:

— Нет.

По тому, как было сделано это признание, каскадер понял, что собеседник нисколько не покривил душой. Поразмыслив какое-то время, он предложил:

— Если у вас есть полчаса свободного времени, то я мог бы вам рассказать.

— Я никуда не тороплюсь, — поспешно выпалил Серебрянский и, виновато улыбаясь, попросил: —Все же неплохо было бы выпить чаю, если история окажется длинной…

* * *

Антон буквально валился с ног от усталости — вот уже три недели, как он вернулся к своим привычным обязанностям, сумев несколько сгладить в памяти недавние, весьма трагические события.

Войдя в темную неприбранную холостяцкую квартиру (прибираться дома ему и не приходило в голову), майор сбросил с плеч промокшую от дождя куртку, стянул начинающие расползаться по шву туфли и, тяжело вздохнув, проследовал в кухню. Он хотел согреть чайник, но обнаружил, что закончились спички, поэтому чертыхнулся и вновь вернулся в прихожую, собираясь прогуляться до ближайшего киоска.

В это время зазвонил телефон. Антон изумленно уставился на аппарат, который продолжал настойчиво трезвонить.

За прошедшие три недели его никто не беспокоил, хотя втайне даже от себя Лямзин очень ждал одного звонка. Лишь по прошествии этого времени он понял, что потерял нечто большее, чем просто любовницу — он потерял частичку себя самого. Антону казалось, что он готов все забыть и простить, хотя в действительности вряд ли бы ему это удалось.

А телефон продолжал неистовствовать, как будто хотел свести с ума своего хозяина.

Наконец майор порывисто снял трубку и недовольно прорычал:

— Слушаю.

— Антошка, Антошка, пойдем копать картошку… — весело, но совершенно фальшиво пропел до боли знакомый голос, и Лямзин узнал Чижова.

Невольная улыбка тронула уста комитетчика, и он радостно произнес:

— Ты не представляешь, насколько вовремя позвонил. Мне как раз хотелось с кем-нибудь перекинуться словечком, да и бутылочку раздавить не мешало бы…

— Сейчас поднимусь, — ничего не объясняя, сказал Иваныч, и прежде чем Лямзин успел хоть что-то сказать, дал отбой.

Антон принялся тщательно рассматривать телефонную трубку, как будто хотел убедиться, что ему все это не почудилось.

Не успел он опустить трубку на аппарат, как раздался громкий стух в дверь.

В полной прострации Лямзин открыл дверь и ничего не понимающим взором уставился на статного незнакомца, одетого по последней парижской моде.

Роскошный плащ был распахнут настежь, а под ним красовался кофейного цвета двубортный пиджак. Белая рубашка, строгий галстук, маленький бриллиант в золоченой заколке и аккуратно зализанные волосы — все это никак не гармонировало с простодушным, улыбающимся лицом Ивана Ивановича Чижова.

— Ну ты даешь… — только и смог выдавить Лямзин, пропуская Иваныча в квартиру.

— Собирайся, едем в гости, — тут же заявил каскадер. — Нам еще нужно заехать в магазин и слегка тебя приодеть.

— Погоди, — в том же растерянно-изумленном тоне проговорил Антон. — Что все это значит?

Только сейчас майор смог заметить в руках приятеля модный кожаный кейс.

Ни слова не сказав, Ваня поставил «дипломат» на тумбочку прихожей и, откинув крышку, бросил всего лишь одно слово:

— Вот!

Комитетчик знал, что в природе существуют суммы и покруче, но никогда не видел денег больше, чем в этом навороченном кейсе.

— Да объясни ты, что все это значит? — не выдержав загадочного вида товарища, взмолился он.

Пожав плечами, Иваныч просто сказал:

— Это твоя доля. Я продал ту самую картину. И, как видишь, за довольно кругленькую сумму. Здесь пятьдесят штук, а еще столько же мы сейчас отвезем по одному хорошо тебе известному адресу. Подробности по дороге, поехали…

Почти новенький «Фольксваген-Гольф» мягко затормозил у знакомого подъезда. Лямзин чувствовал себя скованным в только что приобретенной одежде, но изо всех сил старался это скрыть, отчего еще больше смущался и густо краснел.

Однако Иваныч не замечал или делал вид, что не замечает неуверенности друга — в эту секунду все его помыслы занимала новенькая тачка, которой он гордился, не скрывая этого.

Закрыв машину, товарищи направились к подъезду. Поднявшись на несколько пролетов вверх, они замерли перед знакомой дверью и только сейчас ощутили подкатившую к сердцу грусть.

Лямзин посмотрел на каскадера, как будто искал в его глазах одобрения, и нажал кнопку звонка. Квартира отозвалась скупой трелью, но больше не прозвучало ни звука.

— Странно, даже Рекс не лает, — удивился Антон и повторил попытку.

И вновь ничего не произошло. Помявшись несколько минут перед запертой дверью, приятели в очередной раз переглянулись и, не сговариваясь, двинулись вниз по лестнице.

Но едва они успели сделать пару шагов, как им навстречу бросился здоровенный пес. Вопреки ожиданию, кобель не стал рвать на них одежду, а, лишь недоверчиво обнюхав, отошел в сторону.

Вслед за собакой показалась высокая, стройная фигурка в долгополой кожаной куртке. По ступенькам, едва волоча тяжеленную сумку, поднималась Ольга.

Их взгляды встретились, и девушка, позабыв обо всем, бросилась навстречу мужчинам, уронив на пол тяжкую ношу.

— Ваня! Антон! — громко вскрикнула она. — Как хорошо! Как здорово, что вы пришли!

Только сейчас приятели заметили, что во внешности девушки что-то изменилось, как будто она за это время постарела на несколько лет. Ее лицо больше не выглядело таким красивым и привлекательным: у глаз появилась тонкая сеточка свежих морщин, щеки поблекли и лишь глаза по-прежнему светились озорным блеском.

— Что, постарела? — Она как будто догадалась, о чем думают товарищи, чем привела их в немалое смущение.

Антон тут же отвернулся, чтобы не смотреть в ее глаза, а Иваныч нашел себе занятие, подхватив упавшую на пол сумку.

— Ну что же мы стоим, — спохватилась она и только сейчас обратила внимание на их лоснящийся вид: — Вы что, банк ограбили?

— Все гораздо проще, — улыбнулся Чижов — Пойдем, сейчас все узнаешь.

Оказавшись в квартире, мужчины были неприятно поражены тем, как здесь изменилась обстановка. Раньше это было уютное гнездышко одинокой, не обремененной заботами светской львицы. Сейчас же квартира напоминала жилище пожилой пенсионерки.

И тут Антон приметил на вешалке мужскую куртку и две пары мужских же ботинок.

Проследив его взгляд, девушка охотно пояснила, храня на лице несколько натянутую улыбочку:

— Да, многое изменилось за эти три недели. Пришлось расстаться с былой роскошью и машиной, но самое главное, — она на миг замолчала, как бы акцентируя внимание слушателей, — вышла замуж…

Мужчины в который раз переглянулись, как будто отказыватись верить услышанному, а Ольга с независимым видом продолжила:

— Вот, кстати, сейчас я вас и познакомлю… — Сказав это, она скрылась в спальне.

До слуха приятелей донесся приглушенный шепот и скрип какого-то механизма. После чего открылась дверь, и Ольга вышла из спальни, толкая перед собой инвалидное кресло, в котором сидел худой, изможденный болезнью мужчина.

Глядя на этого человека, гости едва сдержались, чтобы не закричать… Перед ними был Гвоздик — собственной персоной.

Правда, от былого, веселого и вместе с тем вечно всем недовольного, подозрительного Юры не осталось и следа. Он постарел лет на десять, а лицо скорее напоминало глиняную маску, чем облик когда-то жизнерадостного вора.

Несмотря ни на что, он улыбался, сверкая фиксами.

— Что, босота, — только голос его звучал по-прежнему вызывающе надменно и озорно, — не ждали увидеть жмурика?

— Юрка, — медленно протянул Иваныч, как будто только что очнулся от наркотического дурмана.

— Юрик! — громогласно взвыл Антон и бросился к другу, обнимая его за узкие, костлявые плечи.

Но тут вмешалась Ольга. Загородив собой своего теперь уже законного мужа, она тихо, но настойчиво произнесла, скрывая в словах потаенную иронию:

— Юрка-то он Юрка, только руками музейный экспонат прошу не трогать. — А затем пояснила, но уже серьезно: — Он очень слаб. Мы вчера прилетели из Германии, где ему сделали три сложнейших операции.

— Значит, все это… — Антон обвел взглядом почти голые стены.

Без малейшей тени сожаления или рисовки Ольга утвердительно качнула головой:

— Да, почти все пришлось продать. Но добро — дело наживное. Правда, любимый? — Наклонившись, Ольга нежно поцеловала Юру в губы.

Первый радостный порыв схлынул так же внезапно, как и налетел; теперь гости грустно смотрели на инвалидное кресло и обездвиженные ноги своего воскресшего друга.

И вновь, как будто прочитав их мысли, девушка произнесла:

— Пуля попала ему в позвоночник… Но врачи говорят, что есть надежда.

Как будто желая отвлечься от неприятных мыслей, она спохватилась:

— Что ж мы здесь стоим, пойдемте в комнату. Я быстро накрою на стол, — и тут она снова заметила элегантный вид гостей, в очередной раз спросив: — Так откуда у вас такой прикид?

Мужчины засмущались — им вдруг стало ужасно стыдно за свои обновки, в которых они выглядели по меньшей мере нелепо на фоне этой бедненькой, если не сказать нищей обстановки.

— Мы думали… — начал майор, — нам хотелось…

— Да что ты тянешь кота за яйца, — в своей обычной нагловато-вульгарной манере вмешался Гвоздик. — Дело толкуй, и нечего буксовать. Если у вас все в шоколаде, то я буду только рад. Ну колитесь, откуда бабки?

Чижов с Лямзиным одновременно нагнулись, чтобы взять в руки стоящий на полу кейс, и сильно стукнулись лбами, громко рассмеявшись.

— Давай ты, — предложил Антон, предоставляя каскадеру рассказать обо всем самому.

Громко откашлявшись, Иваныч, еще не открывая «дипломат», принялся пересказывать подробности неожиданного визита гостя из Франции, упуская, по вполне понятным причинам, отдельные детали. Когда же он приблизился к самому главному, то вместо того, чтобы говорить, Ваня просто распахнул кейс и вывалил деньги на колени Дегтярева.

На какое-то время в квартире установилась почти осязаемая тишина. Наконец Гвоздик, громко сглотнув, прошептал:

— Вот это да!

— Это твоя доля, — улыбаясь, пояснил Чижов и мрачно пошутил: — Хотя мы думали, что бабки пойдут на роскошный памятник из черного гранита.

Пощупав дрожащими пальцами гладкие купюры, Юра посмотрел на онемевшую Ольгу, затем перевел взгляд на друзей и, криво ухмыльнувшись, произнес:

— Хренушки, мы еще потанцуем…

Не договорив, Гвоздик на глазах изумленных товарищей проворно вскочил с кресла и, обхватив за талию законную супругу, закружился с нею в воображаемом вальсе.

Лямзин с Чижовым не мигая смотрели на произошедшее «чудо», не в силах вымолвить ни слова. Наконец шок миновал, и Антон спросил:

— Как это понимать?

— Понимай как хочешь, — бросил через плечо мгновенно поправившийся «инвалид» и, плотнее прижав к себе Ольгу, весело договорил: — Я всегда знал, что деньги способны творить чудеса, просто не представлял, до какой степени.

Девушка же, отстранившись от мужа, просительно произнесла:

— Не обижайтесь, ребята, просто мы хотели вас разыграть и преподнести двойной сюрприз.

— Считайте, что у вас это получилось, — пробурчал каскадер, вмиг становясь обычным, угрюмым и нисколько не сентиментальным Иванычем.

Покосившись в сторону застывших приятелей, Гвоздик весело вскрикнул:

— Да мусор все эти деньги; главное, что у меня есть настоящие кореша! — С этими словами он бросился в объятия друзей, обхватив худыми ручонками их могучие плечи.