Маша медленно вышагивала по мокрому тротуару, стараясь обходить наиболее крупные лужи. Она почти не смотрела по сторонам, погрузившись в глубокое раздумье.

Бирюзового цвета коротенькая куртка, похожая на легкомысленный балахон, выгодно подчеркивала стройность ее затянутых в нейлоновые колготки длинных ног и оттеняла белизну роскошных волос.

Было уже темно, поэтому она не узнала шагнувшего навстречу ей массивного человека, внезапно появившегося из-за угла дома. Девушка напряглась, привычным движением расстегнув металлический замочек миниатюрной сумочки, и дотронулась тонкими пальчиками до ребристой рукоятки автоматического пистолета.

Но мужчина, стараясь выглядеть как можно безобиднее, отступил на шаг, как будто хотел дать возможность блондинке спокойно пройти.

На какой-то миг их глаза встретились, и случайный прохожий широко улыбнулся, обнажая два ряда ровных белоснежных зубов.

— Здравствуйте, Маша, — дружелюбно произнес он, протягивая руку для пожатия.

Девушка машинально подала ладонь и ощутила неприятное, едва уловимое покалывание. Правда, оно тотчас исчезло, так что Маша не придала этому особого значения.

А мужчина, видя, что Маша его не узнает, все в том же радостно-миролюбивом тоне продолжил:

— Вы, наверное, меня забыли? Я Паша Аникеев, вы ко мне приезжали с Антоном Лямзиным, а потом жили на моей даче. — Выдержав короткую паузу, он спросил: — Ну, вспомнили?

Естественно, она его вспомнила, но эти воспоминания отнюдь не были для нее такими же приятными, как для этого тучного субъекта с начальственным голосом и боответствующими повадками, присущими сильным мира сего.

Окинув холодным, ничего не выражающим взглядом крепкую фигуру Аникеева, Маша уверенно, с ледяным спокойствием в голосе сказала:

— Нет, простите, я вас не помню. Да и не знаю я никакого Лямзина. Позвольте… — Она слегка оттолкнула мужчину плечом, невольно заставляя его посторониться»

Паша скорчил обиженно-растерянную гримасу и пробормотал:

— Извините, возможно, я обознался, — отошел, уступая ей дорогу.

А девушка, даже не обернувшись в сторону неподвижно застывшего мужчины, грациозной походкой скрылась в ближайшем подъезде многоэтажного дома.

Лифт стоял внизу, и она вошла в распахнувшиеся двери, нажав Кнопку седьмого этажа. Автоматические створки плавно закрылись, и кабина двинулась вверх, вызвав у нее легкое головокружение.

Она сперва не придала этому никакого значения, но вдруг почувствовала, что пол уходит у нее из-под ног — перед глазами поплыли розовые круги, и Маша потеряла сознание…

Спустя несколько минут веселая компания, состоящая из долговязых парней и прыщавых, беспрестанно хохотавших девиц, вызвала лифт.

Кабина послушно опустилась вниз, распахнулись двери, но никто не спешил войти внутрь.

Как по команде смолкли многозначительные смешки; взору подростков предстала неприглядная картина: свернувшись калачиком на грязном, заплеванном полу, в лифте лежала обворожительная красотка, чьи пальцы судорожно сжались на рукоятке пистолета. Красивое лицо блондинки недобро улыбалось, а в глазах застыла непередаваемая боль, животный ужас и фатальное отчаяние.

Не нужно было иметь медицинский диплом, чтобы понять — девушка безвозвратно мертва.

* * *

Аникеев проводил удаляющуюся стройную фигуру красотки плотоядным взглядом, и его губы скривились в саркастической усмешке.

Подождав до тех пор, пока девушка не скрылась в подъезде, Паша неторопливой походкой направился к ближайшему таксофону и вошел в тесную кабинку. Сняв трубку, он набрал номер и лишь потом опустил пластиковый жетон.

Какое-то время в динамике раздавались протяжные гудки, затем послышался хрипловатый мужской голос, который негромко спросил:

— Кто говорит?

— Это я, — отчетливо произнес звонивший, будучи уверенным, что дополнительных представлений не потребуется.

— Слушаю, — жестко произнес его немногословный собеседник.

Плотнее прижав трубку к уху, Аникеев заговорил, но его слова не походили на обычную светскую беседу, скорее это был профессиональный рапорт военного человека:

— Насчет полковника и его агентессы можете не волноваться — все чисто. Таким образом, все участники операции нейтрализованы…

— А небезызвестная троица? — кратко поинтересовался динамик.

— У них ничего нет, а потом — они абсолютно безопасны. Им, конечно, удалось получить компромат, но он относился к полковнику, — Аникеев довольно улыбнулся, — моя роль в этом деле для них является совершенной загадкой. Таким образом, на вас никто не сможет выйти. Последнее звено в цепочке оборвано.

Трубка какое-то время молчала, как будто на том конце провода пытались что-то всесторонне обдумать. Наконец все тот же голос произнес:

— Вы уверены, что это последнее звено?

— Естественно, — несколько небрежно процедил Паша.

— Мне бы ваш оптимизм, — посетовал невидимый собеседник и продолжил: — Все же я думаю, что это еще не все.

Наморщив лоб, Аникеев тупо уставился на металлический диск набора номера, как будто разговаривал именно с ним, и переспросил:

— Что вы имеете в виду, говоря, что это не все?

Человек упорно хранил молчание; до Паши доносилось только его прерывистое дыхание.

И в этот момент Аникеев скорее подсознательно ощутил, чем услышал, в привычном смысле этого слова, пронзительный свист, вслед за которым последовал звон разбитого стекла — маленькая конусообразная пуля, пробив прозрачную, едва ли существенную для нее преграду, легко вошла в его округлый затылок.

Ноги Паши подкосились, и он медленно осел на пол, разжав онемевшие пальцы. Там, где только что был мясистый нос, зияла громадная зловеще-кровавая дыра, а в широко открытых глазах навечно застыл немой вопрос.

Трубка глухо откашлялась и, сказав:

— Вот теперь все, — запищала короткими гудками.

* * *

Антон стоял у широкого окна, безучастно глядя на первый по-настоящему зимний снег. За его спиной послышался деликатный стук в дверь.

— Войдите, — не оборачиваясь, отозвался Лямзин, продолжая наблюдать за падающими снежинками.

— Товарищ подполковник, — обратился к хозяину просторного кабинета вошедший, — к вам посетитель. Он настойчиво требует, чтобы его принял лично начальник отдела.

Поразмыслив какое-то время, Антон согласно кивнул:

— Хорошо, пусть войдет.

Вернувшись к столу, Лямзин с деловым видом принялся перебирать какие-то совершенно бесполезные бумаги.

Спустя пару минут на пороге появился седенький старичок с плутоватыми, беспрестанно бегающими глазками.

— Здравствуйте, — кивнул посетитель, плотно прикрыв за собой дверь, я к вам по важному делу.

— Присаживайтесь, — весьма благодушно предложил подполковник и, вопросительно вскинув брови, спросил: — Так какое же у вас ко мне дело?

Усевшись на предложенный стул, старичок загадочно зашептал:

— Видите ли, я пенсионер и большую часть своего времени посвящаю старой, сохранившейся еще от отца библиотеке. Вчера, — нараспев продолжал визитер, — мне в руки попался потрепанный томик Вольтера издания конца прошлого века, и вот что я в нем обнаружил.

Посетитель извлек из кармана аккуратно сложенный лист пожелтевшей бумаги и протянул его собеседнику.

Антон не спеша развернул перед собой документ и едва не подпрыгнул в кресле. Дернувшись всем телом, он отшвырнул от себя листок, как будто тот был пропитан смертоносным ядом, и раздраженно выпалил:

— Послушайте, уважаемый! Сколько раз можно повторять одно и то же: вопросами поисков кладов занимается милиция, или не знаю… — он на несколько секунд замялся, — муниципалитет, в конце концов, но уж никак не наше ведомство.

Старичок буквально опешил от такой реакции и извиняющимся тоном забормотал:

— А я думал…

— До свидания, — сурово прервал его Антон и; указав на дверь, произнес: — Желаю всего хорошего, живите долго и не болейте…

Медленно поднявшись, посетитель опасливо засеменил к выходу, то и дело оглядываясь на странного подполковника.

Лямзин успокоился лишь тогда, когда за старичком закрылась дверь.

Положив на стол слегка подрагивающие руки, Антон скользнул взглядом по обилию скопившихся бумаг и отрывисто вскрикнул:

— Е-мое!

Уходя, посетитель оставил на столе у подполковника пожелтевший листок, который мирно покоился между папками.

Лямзиным овладело непроходимое отчаяние — ему жутко захотелось изорвать эту бумажку в клочья, а обрывки немедленно сжечь. Но он огромным усилием воли подавил в себе этот порыв, нажав кнопку на селекторе внутренней связи.

Тотчас из динамиков послышался голос:

— Дежурный, слушаю.

— Пришлите ко мне кого-нибудь из лаборатории, срочно.

— Слушаюсь, — отозвался офицер и тут же отключился.

Антону пришлось ждать минут двадцать, пока не раздался вкрадчивый стук в дверь. И все это время он не мог оторвать глаз от аккуратного, пожелтевшего листка.

— Войдите, — недовольно пробурчал Лямзин, уже готовый отчитать нерадивого служаку за столь долгую задержку.

Однако вместо ожидаемого офицера в кабинет вошла высокая, грациозная девушка лет двадцати с огромными, широко открытыми глазами и резко очерченным ртом с томным изгибом чувственных губ. Сказать, что она была красивой, — значило не сказать ровным счетом ничего. Она была восхитительна.

Подполковнику было бы гораздо проще справиться с собой, если бы она не улыбалась. Эта улыбка, полная гордого осознания своей красоты и вместе с тем такая открытая и манящая, была способна свести его с ума.

Антон на миг забыл, кто он и зачем вообще пришла эта нимфа, чьи волосы, казалось, были сотканы из солнечных лучей, а глаза могли растворить в себе бескрайнюю синеву океана.

— Вы меня вызывали? — спросила девушка глубоким, грудным контральто.

— А кто вы? — в свою очередь переспросил Лямзин, осознавая, что выглядит весьма глупо с выпученными глазами и отвисшей челюстью.

— Меня зовут Маша Валеева, — представилась она, — я новая лаборантка,

Встряхнув головой, как будто желая отогнать от себя наваждение, подполковник резко сказал, может, даже чрезмерно резко:

— Идите, вы свободны! И, пожалуйста, постарайтесь впредь не попадаться мне на глаза.

Надменно хмыкнув, девушка круто развернулась, подставив взору Антона упругую округлость аппетитной попки, и направилась к выходу. Но прежде чем за ней закрылась дверь, она произнесла:

— Не думаю, что это у меня получится.

Лямзин хотел еще что-то сказать, но не успел — она уже весело отстукивала мерный такт тонкими каблучками.

Достав из сейфа початую бутылку водки, Антон сделал пару добрых глотков и вернулся к столу. Несколько секунд он задумчиво смотрел на телефоны цвета слоновой кости, а затем принял решение.

— Машину к подъезду, — отдал краткое распоряжение новоиспеченный начальник отдела дежурному офицеру.

Черная «Волга» остановилась в нескольких метрах от старенькой, хотя и ухоженной дачи. Оставив шофера в машине, Антон неторопливо вылез из салона и побрел по протоптанной в снегу дорожке.

Вокруг дома, в котором жил Чижов, царило необычное оживление. Сновали какие-то неизвестные люди, то и дело перетаскивая с места на место хитроумную технику, двор был заставлен множеством самых разнообразных автомобилей, от которых тянулись длинные провода, уходящие внутрь строения.

Уже ступив на крыльцо, Лямзин услышал, как его кто-то окликнул. Повернувшись, он обнаружил рядом с собой здоровенного, накачанного парня с типичным лицом киноартиста.

— Ты, что ли, помреж? — нагловато спросил тот и, не дожидаясь ответа, настойчиво затараторил: — Так вот, я в этой рванине сниматься не буду, найдите мне что-нибудь поприличнее. В конце концов у меня одна из главных ролей…

— Извините, — прервал его Антон, — а где я могу найти Иваныча?

Какое-то время парень недоуменно пялился на него, а потом переспросил:

— Чижова Ивана Ивановича, вы хотели сказать?

— Ну да, — улыбаясь, подтвердил подполковник.

У паренька заметно поубавилось спеси, и он уважительно посмотрел на Лямзина:

— Он в доме, выстраивает «батальную» сцену. — И тут в глазах артиста промелькнул радостный блеск и он весело спросил:

— Скажите, а вы случайно не Антон?

Лямзин изумился такой своей популярности и смущенно сказал:

— Да, а откуда вы меня знаете?

— Извините, — произнес паренек и мгновенно исчез куда-то, по-видимому, разыскивать ненавистного помрежа.

Подполковник неторопливо вошел в дом и в коридоре лицом к лицу столкнулся с Гвоздиком, за которым неотступно следовала заметно похорошевшая, сияющая Ольга.

Против обыкновения Юра не бросился в объятия друга, а лишь, хлопнув его по плечу, сказал:

— Смотри, что Иваныч вытворяет — блеск, — он от удовольствия причмокнул и, улыбаясь, добавил: — В натуре, век воли не видать.

И тут перед Лямзиным возник каскадер. Крепко обняв друга. Ваня произнес:

— Тебе, значит, передали?

— Что? — не понял Антон.

— Ну как же, — удивился Иваныч, — я приготовил вам сюрприз и час назад звонил тебе, но ты куда-то уехал. Молодец, что смог выбраться.

— Да что, в конце концов, происходит? — не выдержал Лямзин, обводя недоуменным взглядом присутствующих.

Каскадер весело заржал, но видя, что товарищ по-прежнему пребывает в откровенной растерянности, принялся объяснять:

— Помнишь, я встречался с мсье Серебрянским?

— Ну, — промычал Антон.

— Так вот, — Чижов явно торжествовал, — тогда я вам не сказал, что Поль, услышав нашу историю, предложил профинансировать фильм. Сценарий мы писали вместе с Артемом Белецким — журналистом из американской телекомпании. Ты его, надеюсь, тоже не забыл? Сейчас я буду делать первый трюк, когда меня пытаются убить в моем собственном доме и я убегаю через окно…

Иванычу не дал договорить громогласный бас, принадлежащий худому и длинному мужчине, на куртке которого красовалась пластиковая карточка с надписью «Режиссер».

— Ваня, все готово, пошли! — скомандовал тот.

Чижов бросил короткое:

— Я сейчас, — и скрылся за дверью. Спустя несколько минут появилась девушка с плоской киношной «хлопушкой», на которой мелком были начертаны какие-то загадочные цифры.

Прежде чем громко щелкнуть ею, она скороговоркой крикнула:

— «Империя страха». Кадр девятый, дубль первый…

— Пошел! — раздалась громкая команда.

И в ту же секунду из дверей выскочил Иваныч, — высоко подпрыгнув, он стремительно, головой вперед, полетел к застекленному окну…