17

Инеж

По ночам казалось, что складской район сбрасывает с себя кожу и принимает новую форму. Трущобы на восточной границе наполнялись жизнью, в то время как улицы самого района становились безлюдными, не считая охраны на постах и городской стражи, патрулирующей территорию.

Инеж с Ниной пришвартовали лодку на широком центральном канале, который протекал через центр района, и пошли по тихой набережной, стараясь красться вдоль складов и не подходить слишком близко к уличным фонарям, выстроившимся у самой кромки воды. Девушки миновали баржи, наполненные лесоматериалами, и огромные ямы, заваленные углем. Время от времени им на встречу попадались люди, работающие в свете фонарей, таскающие бочонки рома или тюки с хлопком. Такой ценный груз нельзя было оставлять без присмотра. Когда они почти дошли до Сладкого Рифа, то увидели двух человек, разгружающих большой фургон, который был припаркован сбоку от канала и освещался лишь одной синей лампой.

– Трупосветы, – прошептала Инеж, и Нина передернулась. Костесветы, сделанные из перемолотых скелетов глубоководных рыб, светились зеленым сиянием. Но трупосветы горели с помощью иного топлива – синее предупреждение, позволявшее людям опознавать плоскодонки телосборщиков, чей груз состоял из трупов.

– Что телосборщики делают в складском районе?

– Людям не нравится видеть трупы на улицах или в каналах. По ночам этот район практически пуст, поэтому, как только солнце заходит, телосборщики собирают мертвых и привозят их сюда. Они работают методично, округ за округом. К утру их вместе с грузом уже и след простынет.

Груз позже сожгут на Барже Жнеца.

– Почему бы им просто не построить настоящее кладбище? – поинтересовалась Нина.

– Нет места. Я слышала, что когда-то давно планировалось снова открыть Черную Вуаль, но все разговоры об этом прекратились, когда началась первая волна «чумы придворной дамы». Люди слишком боятся заразы. Если семья может себе это позволить, они отправляют умерших на кладбище за границей Кеттердама. А если нет…

– Ни траура, – сухо произнесла Нина.

Ни траура, ни похорон. Еще один способ пожелать друг другу «ни пуха ни пера». Но это и нечто большее. Мрачное подмигивание тому факту, что для таких людей, как они, не будет дорогих захоронений или мемориальных досок, чтобы запомнить их имена, не будет миртовых венков или роз.

Инеж вышла вперед, когда они приблизились к Сладкому Рифу. Сами силосы выглядели пугающими и огромными, как боги-дозорные, памятники промышленности, украшенные красным лавровым венком Ван Эка. Скоро все узнают, что значит эта эмблема – трусость и лживость. Силосы Ван Эка стояли по кругу и были ограждены высоким металлическим забором.

– Колючая проволока, – отметила Нина.

– Это не проблема. – Ее изобрели, чтобы не дать скоту выбежать из загона. Для Призрака она не составит трудностей.

Они заняли позиции у красной кирпичной стены склада, проверяя, не изменился ли стандартный распорядок стражников. Как Каз и сказал, у них уходило почти двенадцать минут, чтобы обойти ограждение вокруг силосных башен. Когда патруль будет находиться на восточной стороне периметра, у Инеж останется ровно шесть минут, чтобы перелезть через проволоку. Стоит им пройти на западную сторону, и они с легкостью смогут увидеть ее на канате между силосами, зато ее будет практически невозможно заметить с крыши. За эти шесть минут Инеж должна высыпать долгоносика в силосный люк, а затем отцепить веревку. Если у нее уйдет больше времени, ей просто придется подождать, пока стражники снова уйдут. Она не сможет их увидеть, но у Нины имелась мощная дампа в руке. Она подаст Инеж сигнал короткой вспышкой зеленого света, когда можно будет переходить к следующей башне.

– Десять силосных башен, – сказала Инеж. – Девять переходов.

– Вблизи они выглядят гораздо выше, – ответила Нина. – Ты готова?

Инеж не могла отрицать, что они ее пугали.

– Как бы ни была высока гора, взбираться на нее одинаково сложно.

– Фактически это не совсем верно. Тебе понадобятся веревки, кирки…

– Не будь Матиасом.

Нина ахнула и в ужасе прикрыла рот ладонью.

– Я съем в два раза больше пирожных, чтобы загладить свою вину.

Инеж утвердительно кивнула головой.

– Разумная политика.

Патруль снова выходил из караульного помещения.

– Инеж, – сказала Нина, запинаясь, – тебе стоит знать, что моя сила изменилась после парема. Если мы попадем в передрягу…

– Сегодня никаких передряг. Мы проникнем как призраки. – Она сжала плечо подруги. – И я не знаю более свирепого воина, чем ты, с силами или без.

– Но…

– Нина, стража.

Патруль исчез из виду. Если они не начнут действовать, то придется ждать до следующего круга, и тогда они отстанут от графика.

– Начинаем, – сказала Нина и пошла к сторожке.

За те несколько шагов, которые понадобились, чтобы пересечь дорогу от их позиции у склада к кружку света от фонаря, освещающего караульное помещение, манера поведения девушки полностью поменялась. Инеж не могла этого толком объяснить, но ее шаги стали более осторожными, плечи слегка поникли. Казалось, она уменьшилась в размерах. Теперь Нина была не натренированным гришом, а юной, нервной иммигранткой, надеющейся хоть на толику доброты.

– Пожалуйста, простить? – произнесла она со смехотворным равкианским акцентом.

Оружие охранника было наготове, но он не выглядел сильно обеспокоенным.

– Вам не стоит гулять здесь ночью.

Нина что-то пробормотала, глядя на него исподлобья большими зелеными глазами. Инеж даже не представляла, что она могла выглядеть такой цветущей.

– Что вы сказали? – спросил охранник, подходя ближе.

Инеж принялась за дело. Подожгла длинный фитиль на одной из слабеньких фотобомб Уайлена, затем метнулась к забору, остерегаясь кругов света, и начала тихо взбираться. Сначала она была прямо за охранником и Ниной, затем над ними. Инеж слышала их голоса, пока с легкостью скользила между кольцами колючей проволоки.

– Я пришла за работой, да? – залепетала Нина. – Чтобы делать сахар.

– Здесь его не производят, только хранят. Вам нужно пойти в одно из перерабатывающих предприятий.

– Но мне нужна работа. Я… Я…

– О, ну что ж вы так, только не плачьте. Ну, полно вам.

Инеж чуть не фыркнула и бесшумно приземлилась на землю по другую сторону забора. Через него она увидела мешки с песком, о которых упоминал Каз, сложенные у задней стены сторожки, и уголок того, что, должно было быть сеткой, приготовленной специально для нее.

– Ваш…э-э… дружок тоже ищет работу? – полюбопытствовал охранник.

– У меня нет… как вы сказали? Дружка?

Ворота караульного помещения закрывались снаружи, поэтому Инеж просто толкнула их, оставляя небольшую щель для Нины, и поспешила в тень у основания ближайшей силосной башни.

Она услышала, как Нина попрощалась и пошла в противоположном направлении от их смотровой точки. Затем стала ждать. Шли минуты, и как только она убедила себя, что бомба оказалась неисправной, прозвучал громкий хлопок, и яркая вспышка света затрещала у склада, который они использовали в качестве прикрытия, чтобы следить за стражей. Охранник снова вышел, подняв винтовку, и сделал несколько шагов в сторону склада.

– Эй?! – крикнул он.

Нина выскользнула из тени за ним и прошла через ворота за долю секунды. Потом крепко-накрепко заперла их и направилась ко второму силосу, растворяясь во мраке. Оттуда она сможет подать Инеж сигнал, когда стражники пойдут в очередной обход.

Охранник вернулся на пост, шагая задом наперед на случай, если какая-то угроза затаилась за складами. Наконец он повернулся и потряс ворота, чтобы убедиться, что они закрыты, а затем направился обратно в караульное помещение.

Инеж дождалась сигнала от Нины, а затем поднялась по перекладинам, приваренным к боку силоса. Один этаж, два, десять. Будь она на карнавале, ее дядя развлекал бы публику во время ее подъема. «Дамы и господа, подобный трюк не совершался никогда ранее, и определенно никем столь юным! Узрите над своими головами ужасающий канат!» В этот миг включились бы софиты, направленные на канат так, чтобы он выглядел как самый хрупкий моток паутины, натянутый под потолком шатра. «Джентльмены, возьмите руку своей дамы. Видите, какие тонкие у нее пальчики? Теперь представьте, если сможете, как пытаетесь пройти по чему-то столь же тонкому, столь же хрупкому! Кто осмелится на подобное? Кто осмелится бросить вызов самой смерти?».

Затем Инеж должна была встать на вершину столба, уперев руки в бока, и крикнуть: «Я!»

И толпа дружно ахала.

«Но, подождите, нет, это невозможно, – говорил ее дядя, – маленькая девочка?»

В этот момент зрители всегда начинали безумствовать. Женщины теряли сознание. Иногда один из мужчин пытался остановить представление.

Сегодня у нее не было зрителей, только ветер, холодный металл под ногами и яркое лицо луны.

Инеж добралась до вершины силоса и взглянула на город, простиравшийся внизу. Кеттердам сиял золотыми огнями: фонарики, медленно передвигающиеся по каналам, свечки, горящие в окнах, магазины и таверны, продолжающие ярко светиться в предвкушении вечернего улова. Она могла разобрать мерцающий блеск Крышки, цветные фонарики и эффектные каскадные лампочки Обручей. Всего через пару дней империя Ван Эка разрушится, и она освободится от контракта с Пером Хаскелем. Свобода. Инеж будет вольна жить так, как захочет. Искать прощения за свои грехи. Стремиться к своей цели. Будет ли она скучать по этому месту? По этому людному беспорядку, зовущему себя городом, который она знала вдоль и поперек и который каким-то чудом стал ее домом? Девушка не сомневалась, что будет. Поэтому сегодня она выступит для своего города, для жителей Кеттердама, даже если они не знали, когда нужно аплодировать.

Хоть и с трудом, но ей удалось повернуть колесо силосного люка и поднять его. Инеж достала из кармана закупоренный пузырек с химическим долгоносиком. Следуя инструкциям Уайлена, хорошенько его встряхнула и высыпала содержимое в силос. Раздалось тихое шипение, и на ее глазах сахар зашевелился, словно под ним закопалось что-то живое. Девушка вздрогнула. Она слышала истории о том, как рабочие погибали в силосах, случайно упав внутрь, когда зерно, кукуруза или сахар превращались в зыбучую трясину под их ногами и медленно душили до смерти. Она опустила люк и плотно его закрыла.

Затем потянулась к первой перекладине металлической лестницы и прикрепила к ней намагниченный зажим, который дал ей Уайлен. Он определенно казался достаточно цепким. Когда девушка нажала на кнопку, две намагниченные проволоки выскочили и прицепились к силосу с тихим лязгом. Далее она достала из рюкзака арбалет и тяжелый моток веревки, продела один ее конец через зажим, закрепила и прицепила проволоку. Другой конец был продет через второй зажим, заряженный в арбалет. Девушка нажала на спусковой механизм. Первый выстрел пролетел мимо, и ей пришлось наматывать канат обратно. Второй зацепился не за ту перекладину. Но третий зафиксировался в нужном месте на следующем силосе. Инеж крутила зажим до тех пор, пока веревка не натянулась так, как ей было нужно. Они уже использовали подобное приспособление, но никогда на таком расстоянии или высоте. Это не имело значения. Расстояние и опасность преобразятся на канате, как преобразится и она. На такой высоте она никому ничего не должна – существо без прошлого и настоящего, парящее между землей и небом.

Время пришло. Можно научиться исполнять трюки на трапеции, но для хождения по канату нужно быть прирожденным акробатом.

Мама Инеж как-то сказала, что одаренные канатоходцы произошли от Воздушного народца и что когда-то у них были крылья. При определенном свете эти крылья все еще можно было увидеть на людях, к которым они благоволили. После этого Инеж постоянно крутилась и так и этак перед зеркалами или рассматривала свою тень, не обращая внимания на насмешки двоюродных братьев и сестер, чтобы увидеть, не показываются ли ее собственные крылья.

Устав от ее ежедневных приставаний, отец позволил ей начать обучаться на низкой высоте, босоногой, чтобы она привыкла ходить вперед и назад, сохраняя равновесие. Инеж было до смерти скучно, но она покорно повторяла упражнение каждый день, испытывая свою выносливость и пытаясь прочувствовать кожаную обувь, которая позволяла ей хвататься за более жесткую и менее дружелюбную веревку. Когда ее отец отвлекался, она делала стойку на руках, чтобы, обернувшись, он увидел, как его дочь покоряет канат вверх ногами. Он согласился поднять веревку на несколько сантиметров, разрешил ей походить по настоящему канату, и на каждом уровне Инеж осваивала один трюк за другим – кульбиты, сальто, хождение со стаканом воды на голове. Познакомилась с тонким гибким шестом, который позволял ей сохранять баланс на большой высоте.

Как-то раз ее дядя и двоюродные братья и сестры придумывали новый номер. Ханзи должен был толкнуть Ашу на тачке по канату. День выдался жарким, и они решили сделать перерыв на обед и поплавать в реке. Оставшись в одиночестве в тихом лагере, Инеж забралась на одну из платформ, которую они возвели, и встала спиной к солнцу, чтобы четко видеть веревку.

На такой высоте мир становился собственным отражением, его контуры стирались, тени вытягивались, знакомые по очертаниям, но в то же время не вызывающие доверия, и когда Инеж опустила ногу в тапочке на канат, то почувствовала внезапную неуверенность. Хотя ширина веревки была такой же, как всегда, и девочка неделями преодолевала ее без страха, на сей раз она казалась куда уже, словно в этом зеркальном мире канат подчинялся другим правилам. «Когда приходит страх, что-то должно произойти».

Инеж сделала глубокий вдох, согнулась пополам и сделала первый шаг в воздухе. Трава под ней превратилась в волнистое море. Она почувствовала, как изменяется ее центр тяжести, смещаясь влево, притяжение земли, готовность гравитации воссоединить ее с собственной тенью далеко внизу.

Ее мышцы сократились, колени подогнулись, момент прошел, и тогда во всем мире осталась лишь она и канат. Девочка прошла полпути, когда поняла, что за ней наблюдают. Она позволила своему полю зрения расшириться, но не теряла бдительности. Инеж никогда не забудет выражение лица своего папы, когда он вернулся с речки с дядей и кузенами, поднял голову вверх и пораженно открыл рот; как ее мама вышла из фургончика, прижав руку к сердцу. Они не издавали ни звука, боясь нарушить ее сосредоточенность – первые зрители ее выступления, онемевшие от ужаса, который был ей сродни лести.

Как только она спустилась вниз, ее мама провела целый час, поочередно то обнимая, то крича на нее. Отец был строг, но она заметила гордость в его взгляде и невольное восхищения в глазах кузенов и кузин.

Позже один из них подошел к ней и спросил: «Как у тебя получается быть такой бесстрашной?» Девочка пожала плечами и ответила: «Я просто хожу».

Но это была неправда. Это лучше, чем просто ходить. Когда другие шли по канату, то боролись с ним – с ветром, высотой, расстоянием. Когда Инеж была на канате, он становился ее миром. Она чувствовала его наклон и натяжение. Он был планетой, а она – спутником. В этом присутствовала простота, которой она никогда не ощущала на трапеции, где все контролировали импульсы. Ей нравилась тишина, присущая канату, и это то, что не мог понять никто другой.

Инеж упала лишь раз, и все еще винила в этом сетку. Ее натянули, потому что Ханзи добавил к своему выступлению одноколесный велосипед. Это было одно мгновение – вот Инеж идет и вдруг падает. У нее едва хватило времени осознать это, прежде чем она попала в сетку и отскочила от нее прямо на землю. Инеж ощутила легкое недоумение, обнаружив, насколько твердой была почва, что та не смягчилась и не прогнулась ради нее. Девочка сломала два ребра и заработала шишку на голове размером с большое гусиное яйцо.

«Хорошо, что она такая большая, – пробормотал отец, изучая травму. – Это значит, что кровь не скапливается в мозгу».

Как только с Инеж сняли повязки, она вернулась на канат. С сеткой больше не работала. Знала, что та делает ее беспечной. Но, глядя вниз сейчас, она призналась себе, что не отказалась бы от небольшой страховки. Далеко внизу лунный свет мерцал на бугристой мостовой, из-за чего камни напоминали черные семена какого-нибудь экзотического фрукта. Но сетка, спрятанная за сторожкой, была бесполезна, поскольку ее могла держать только Нина, и что бы там Каз ни планировал изначально, новый план не строился вокруг того, что кто-то будет держать сеть на виду у стражников. Поэтому Инеж пойдет так же, как всегда, когда ее некому ловить, парящая в воздухе на невидимых крыльях.

Инеж вытащила балансир из петли на жилетке и, щелкнув по нему, раздвинула его в полную длину. Затем оценила его вес в своих руках, пошевелила пальцами в кожаных тапочках, украденных из «Цирка Зиркоа» по ее просьбе. Их гладкой подошве не хватало крепкого тактильного сцепления ее любимых резиновых тапочек, но зато так ей было легче скользить по веревке.

Наконец Нина подала сигнал, сверкнула яркая вспышка зеленого цвета.

Инеж ступила на канат. В ту же секунду ветер обрушился на нее, и девушка шумно выдохнула, чувствуя его непрекращающиеся порывы, она использовала гибкий шест, чтобы понизить центр тяжести.

Она согнула колени и слегка подпрыгнула. К счастью, канат почти не прогибался. Инеж пошла дальше, чувствуя под ногами твердую опору. С каждым шагом веревка еле заметно проседала, желая выскользнуть из-под цепких пальчиков ее ног.

Воздух приятно грел кожу. Пахло сахаром и мелассой. Инеж сбросила капюшон и почувствовала, как волосы выбиваются из ее косы и щекочут лицо. Сосредоточилась на канате, ощущая знакомое с детства родство с ним, словно веревка цеплялась за нее так же отчаянно, как она за нее, приветствуя в этом зеркальном мире, секретном месте, в котором жила лишь она одна. В мгновение ока Инеж добралась до крыши второй силосной башни.

Шагнув на нее, она сложила шест и вернула его на место. Затем сделала глоток воды из фляги, лежавшей в кармане, и позволила себе пару секунд поразмять мышцы. Затем открыла люк и сбросила туда долгоносика. Вновь послышалось шипение, и в нос ударил запах жженого сахара. На сей раз он был сильнее, слаще – как густое облако парфюма.

Внезапно девушка снова оказалась в «Зверинце», мясистая рука требовательно хватала ее за запястье. Инеж хорошо наловчилась предвидеть, когда ее может охватить воспоминание, и готовилась к нему, но на этот все случилось неожиданно. Оно обрушилось на нее с большим напором, нежели ветер на канате, и отправило ее разум в грезы. Хоть от мужчины пахло ванилью, под этим ароматом Инеж учуяла сильный запах чеснока. Она почувствовала, как шелка скользят вокруг ее плоти, будто кровать сама стала живым существом.

Инеж не помнила их всех. По мере того как ночи в «Зверинце» сливались одна с другой, она училась погружаться в забытье, да так глубоко, что почти не ощущала, что делалось с ее брошенным телом. Со временем она узнала, что мужчины, приходившие в дом, никогда не присматривались, никогда не задавали слишком много вопросов. Они хотели иллюзию и были готовы игнорировать все, лишь бы сохранить ее. Слезы, разумеется, были под строжайшим запретом. Инеж расплакалась в свою первую ночь. Танте Хелен избила ее плетью, тростью, а затем душила, пока девушка не потеряла сознание. В следующий раз страх Инеж был больше, чем ее горе.

Она научилась улыбаться, чувственно шептать, выгибать спину и издавать звуки, которых требовали клиенты Танты Хелен. Девушка все равно рыдала, но не проливая ни единой слезы. Они наполнили пустоту внутри нее, колодец грусти, в котором она камнем тонула каждую ночь. «Зверинец» – один из самых дорогих домов удовольствий в Бочке, но его посетители не были добрее, чем те, кто ходил в дешевые дома или развлекался с девушками в переулке. В каком-то смысле, как поняла Инеж, они были даже хуже. «Когда мужчина тратит столько денег, – сказала каэлка Каера, – то думает, что заслужил право делать все, что ему заблагорассудится».

Клиенты были молодыми и старыми, красивыми и уродами. Один заплакал и ударил Инеж, когда не смог довести себя до нужной степени возбужденности. Другой хотел, чтобы она сделала вид, будто это их первая брачная ночь, и сказала, что любит его. Еще один с острыми, как у котенка, зубами, кусал ее за грудь, пока та не начала кровоточить. Танте Хелен внесла сумму за испачканную кровью простыню и рабочие дни, которые Инеж пропустила, в ее контракт. Но тот не был худшим. Худшим был равкианец, который выбрал ее в гостиной, мужчина, от которого пахло ванилью. Только когда они пришли к ней в спальню и окунулись в фиолетовые шелка и аромат ладана, он сказал:

– Знаешь, а я ведь уже видел тебя прежде.

Инеж рассмеялась, думая, что это часть игры, в которую он хотел сыграть, и налила ему вина из золотого графина.

– Это вряд ли.

– Это случилось много лет назад, на одном из карнавалов за Карьевой.

Вино выплеснулось за краешек бокала.

– Должно быть, ты меня с кем-то спутал.

– Нет, – яростно возразил он, как маленький мальчишка. – Это точно была ты. Я видел выступление твоей семьи. Тогда я служил в армии и был в увольннении. Тебе не могло быть больше десяти, крошечная девчушка, бесстрашно идущая по канату. На тебе был головной убор с розами. В какой-то момент ты покачнулась. Потеряла равновесие, и лепестки с твоей короны сыпались и сыпались вниз. – Он пошевелил пальцами в воздухе, имитируя снегопад. – Толпа ахнула… и я тоже. Я вернулся на вторую ночь, и это произошло снова, и, несмотря на то, что я знал, что это все часть представления, мое сердце все равно сжалось, пока ты делала вид, что восстанавливаешь баланс.

Инеж попыталась скрыть дрожь в руках. Головной убор с розами был идеей ее матери. «Ты проделываешь каждый трюк с такой легкостью, межа, раскачиваясь, как белка на ветке. Они должны верить, что ты в опасности, даже если это не так».

Это была худшая ночь в «Зверинце», потому что, когда мужчина, пахнущий ванилью, начал целовать ее шею и снимать с нее шелка, ей не удалось покинуть свое тело. Каким-то образом его воспоминание связало ее прошлое и настоящее вместе, пригвоздило ее к месту под ним. Она плакала, но ему, похоже, было все равно.

Инеж слышала шипение сахара, пока долгоносик делал свою работу. Заставила себя сосредоточиться на этом звуке, дышать, несмотря на комок в горле.

«Я буду с тобой, если ты скинешь броню». Эти слова она сказала Казу на борту «Феролинда», отчаянно желая увидеть хоть какой-то намек, что он откроется ей, что они могут стать кем-то еще, а не только двумя настороженными созданиями, объединенными недоверием к миру. Но что бы случилось, если бы он ответил ей в ту ночь? Если бы добровольно предложил ей какую-то частичку своего сердца? Что, если бы он подошел к ней, снял свои перчатки, притянул к себе и поцеловал ее в губы? Прижалась бы она ближе? Ответила бы на поцелуй? Могла ли она остаться собой в такой момент, или раскололась бы на части и исчезла – кукла в его руках, девушка, которая никогда не сможет быть до конца целой?

Это не имело значения. Каз не заговорил, и, возможно, это к лучшему для них обоих. Они могут и дальше жить со своей броней. Инеж получит корабль, а он – свой город.

Девушка протянула руку, чтобы закрыть люк, и вдохнула воздух с угольным дымом, прогоняя из легких сладкий аромат испорченного сахара. А затем покачнулась, почувствовав, как чья-то рука схватила ее за шею и толкнула вперед.

Центр тяжести Инеж сместился, и ее начало всасывать в зияющую пасть силоса.

 

18

Каз

Пробраться в дом оказалось далеко не так сложно, как предполагалось, и от этого нервы Каза натянулись до предела. Неужели он переоценил Ван Эка? «Он мыслит как торговец, – напомнил себе парень, зажав трость под мышкой и ползя по водосточной трубе. – Он до сих пор верит, что деньги обеспечат ему безопасность».

Простейшим доступом к дому были окна на верхнем этаже, подобраться к которым можно было только с крыши. Уайлен не мог ни подняться, ни спуститься, поэтому Казу пришлось идти первым и впустить его внутрь через нижний этаж.

– Две здоровые ноги, а ему все равно нужна лестница! – ворчал Каз, не обращая внимания на боль в ноге, которая таким образом как бы соглашалась с ним.

Бреккер не был в восторге от перспективы очередной работы в паре с Уайленом, но его знание дома и привычек отца должны пригодиться в случае неожиданных сюрпризов, да и с золотой кислотой он справится лучше всех. Каз подумал об Инеж, сидящей на крыше Церкви Бартера, об огнях города, сверкающих внизу. «Я хороша в этом, так что позволь мне делать свою работу». Ладно. Пускай каждый из них делает свою работу. Нина выполнит свою часть, а Инеж выглядела достаточно уверенной в умении ходить по канату – без отдыха и страховки в виде сетки. Призналась бы она тебе, если бы была напугана? Разве ты проявлял когда-нибудь сочувствие по такому поводу?

Каз выкинул эту мысль из головы. Если Инеж не сомневалась в своих способностях, то и ему не стоит. Кроме того, если они хотели заполучить эту печать для драгоценных беженцев Нины, то ему пора побеспокоиться о собственных проблемах.

К счастью, охранная система Ван Эка не была одной из них. Инеж узнала, что замки были работой Шуйлера. Сложные маленькие ублюдки, но стоит взломать один, и сможешь взломать все. Каз завел дружеские отношения с одним слесарем на Клокштрате, который свято верил, что Бреккер – сын богатого купца, высоко ценившего свою коллекцию драгоценных табакерок. Таким образом, Каз всегда узнавал первым, как именно сливки Кеттердама обеспечивали безопасность своей собственности. Однажды он услышал, как Хьюбрект Морен, главный вор Пиила, зачитывал душещипательную речь о красоте качественного замка, пока напивался темным пивом в «Клубе Воронов».

«Замок подобен женщине, – нечленораздельно промямлил он. – Его нужно соблазнить, чтобы он выдал свои секреты». Он был одним из старых приятелей Пера Хаскеля и всегда рад был поговорить о лучших временах и крупных аферах, особенно если это подразумевало, что работать ему не придется. Именно такую пьяную мудрость любили изрекать эти старые прихлебатели. Разумеется, замок и в самом деле подобен женщине. Но он также походит на мужчину, на кого или что угодно – если тебе хочется понять его, разбери на запчасти и узнай, как он работает. Если хочешь овладеть им, то изучи его так досконально, чтобы потом собрать обратно.

Замок на окне открылся под его руками с приятным щелчком. Каз поднял раму и залез внутрь. Крошечные комнатки на верхнем этаже дома Ван Эка были отданы во владения прислуге, но в настоящее время все были внизу и обслуживали гостей хозяина. Представители богатейших семейств, члены керчийского Торгового совета набивали свои животы в обеденном зале на первом этаже и, скорее всего, слушали печальный рассказ Ван Эка о его похищенном сыне, проявляя крайнюю обеспокоенность по поводу банд, контролирующих Бочку. Судя по запаху, доносившемуся с кухни, Каз подозревал, что в меню был окорок.

Он открыл дверь и тихо подошел к лестнице, после чего осторожно спустился на второй этаж. Он знал дом Ван Эка еще с тех пор, как они с Инеж украли картину Де Каппеля, и ему всегда нравилось возвращаться в дом или контору, которые уже доводилось посещать раньше. Дело было не только в знакомой обстановке. Впечатление, что своим возвращением он заявлял о притязаниях на это место. «Мы знаем секреты друг друга, – казалось, говорил ему дом. – Добро пожаловать обратно».

На посту в конце коридора с ковровым покрытием стоял охранник и стерег дверь в комнату Элис. Каз сверился с часами. Из окна в другом конце послышался тихий хлопок и вспыхнул свет. По крайней мере, Уайлен был пунктуальным. Охранник пошел на разведку, а Каз скользнул в коридор в противоположном направлении.

Затем нырнул в старую комнату Уайлена, из которой явно собирались сделать детскую. В свете уличных фонарей он рассмотрел, что стены украсили сложной морской фреской. Колыбель была сделана в форме крошечного парусного судна, с флагами и капитанским штурвалом. Ван Эк планировал всерьез взяться за этого нового наследника.

Каз поколдовал над замком на окне в детской, открыл его, после чего скинул веревочную лестницу и стал ждать. Услышав громкий удар, скривился. Судя по всему, это Уайлен перелез через садовую стену. Оставалось надеяться, что он не сломал контейнеры с золотой кислотой и не прожег дыру в себе и кустах роз. Еще через несколько секунд Каз услышал тяжелое дыхание, и Уайлен вышел из-за угла, суетясь, как нервный гусь. Встав под окном, он осторожно поправил рюкзак, чтобы тот прижался к его телу, и начал подниматься по веревочной лестнице, попутно раскачивая ее влево и вправо. Каз помог ему перелезть через окно, затем затащил лестницу обратно и опустил раму. Уйдут они тем же способом.

Уайлен с круглыми глазами осмотрел детскую и просто покачал головой. Каз выглянул в коридор. Охранник вернулся на место перед комнатой Элис.

– Ну? – прошептал он Уайлену.

– Это медленно горящий фитиль. Я не могу назвать тебе точные сроки.

Шли секунды. Наконец раздался еще один хлопок. Охранник вернулся к окну, и Каз жестом показал Уайлену следовать за ним по коридору. Бреккер быстренько поработал над замком в кабинет Ван Эка, и они тут же скрылись за дверью.

Когда он вломился в дом, чтобы украсть Де Каппеля, то с удивлением обнаружил там роскошное убранство. Он ожидал суровой купеческой сдержанности, но деревянные стены были щедро украшены фестонами с лавровыми листьями; за широким гладким столом маячило кресло размером с трон, обитое красным бархатом.

– За картиной, – прошептал Уайлен, указывая на портрет одного из предков Ван Эка.

– И какой же это из членов вашего священного рода?

– Мартин Ван Эк, мой прапрадедушка. Он был капитаном корабля и первым, кто приплыл к берегам Эймз Чина и плавал по реке вглубь территории. Он вернулся с партией специй и потратил прибыль от них на то, чтобы купить второе судно… по крайней мере, так мне рассказывал отец. Это послужило началом богатства Ван Эков.

– А мы послужим его концом, – Каз достал светильник, и комната озарилась зеленоватым сиянием. – Какое сходство, – сказал он, глядя на изможденное лицо, высокий лоб и суровые голубые глаза.

Уайлен пожал плечами.

– Не считая рыжих волос, я всегда был похож на отца. И на его отца, и на всех Ван Эков. Ну, до сих пор.

Они взялись за картину с двух сторон и сняли ее со стены.

– Ты только посмотри на него, – прокаркал Бреккер, когда перед его глазами предстал сейф Ван Эка. Хотя, слово «сейф» мало подходило, чтобы его описать. Он больше походил на хранилище – стальная дверь, встроенная в стену, которая сама была укреплена сталью. Замок на ней был керчийского производства, но Казу такой никогда не встречался – ряд тумблеров, которые каждый день можно было сбрасывать с помощью случайной комбинации чисел. Невозможно взломать менее чем за час. Но, если не можешь открыть дверь, просто сделай новую.

Снизу донеслись громкие голоса. Торговцы нашли себе тему для спора. Каз не отказался бы от возможности подслушать этот разговор.

– За дело, – сказал он. – Время идет.

Уайлен достал из сумки две бутылочки. Сами по себе они ничем не выделялись, но, если он не ошибся, стоит их соединить, как получившаяся смесь разъест все, кроме контейнера из бальзового стекла.

Уайлен сделал глубокий вдох и убрал бутылочки от своего тела.

– Отойди, – приказал он и вылил содержимое одной бутылки в другую. Ничего не произошло.

– Ну и? – поторопил Каз.

– Уйди, пожалуйста.

Парень взял пипетку из бальзового стекла и набрал в нее немного жидкости, а затем дал ей стечь по стальной двери сейфа. В ту же секунду металл начал растворяться, издавая шумный треск, который казался слишком громким в такой маленькой комнатке. Воздух наполнился резким металлическим запахом, и парни прикрыли лица рукавами.

– Ужас в бутылке, – восхитился Бреккер.

Уайлен работал медленно, осторожно перенося золотую кислоту из банки на сталь, а дыра в двери сейфа постепенно росла.

– Быстрее, – скомандовал Каз, глядя на часы.

– Если я пролью хоть одну каплю, она прожжет дыру в полу прямо над гостями моего отца!

– В таком случае не торопись.

Кислота пожирала металл резкими рывками, быстро разъедая и очень медленно прекращая свое действие. Оставалось надеяться, что она не проест всю стену, когда они уйдут. Каз не возражал бы против того, что кабинет рухнет на Ван Эка и его гостей, но только после того, как они закончат свои ночные дела.

Когда прошла, казалось бы, целая вечность, дыра стала достаточно большой, чтобы пролезть в нее. Каз посветил внутрь и увидел гроссбух, пачки крюге и маленький бархатный мешочек. Парень достал его из сейфа, морщась, когда его рука коснулась края дыры. Сталь до сих пор оставалась достаточно горячей и обжигала.

Он высыпал содержимое мешочка на ладонь, обтянутую кожаной перчаткой: золотой перстень с выгравированным красным лавровым венком и инициалами Ван Эка.

Каз засунул перстень в карман, схватил пару пачек крюге и вручил одну Уайлену.

Затем чуть не рассмеялся, глядя на выражение лица паренька.

– Тебя это смущает, купчик?

– Мне не нравится чувствовать себя вором.

– После всего что он сделал?

– Да.

– Какие мы праведные. Ты же понимаешь, что мы крадем твои деньги?

– Джеспер тоже так сказал, но я уверен, что отец вычеркнул меня из завещания, как только Элис забеременела.

– Это не значит, что у тебя на них меньше прав.

– Мне они не нужны. Я просто не хочу, чтобы они принадлежали ему.

– Какая роскошь – отказываться от роскоши. – Каз засунул пачки в карманы.

– Как бы я руководил этой империей? – спросил Уайлен, бросая пипетку в сейф, чтобы сжечь. – Я не могу прочесть ни гроссбух, ни коносамент. Не могу написать закупочный заказ. Мой отец во многом ошибается, но он прав насчет меня. Я был бы посмешищем.

– Так заплати тому, кто выполгит эту работу за тебя.

– А ты бы так сделал? – поинтересовался Уайлен, выпятив подбородок. – Доверил кому-то знание, секрет, который может уничтожить тебя?

«Да, – пронеслось в голове Каза. – Есть один человек, которому я бы смог довериться. Человек, который, я уверен, никогда бы не использовал мои слабости против меня».

Он быстро пролистал гроссбух и ответил:

– Когда люди видят калеку, идущего по улице и опирающегося на трость, что они чувствуют? – Уайлен отвел взгляд. Люди всегда так делали, когда Каз упоминал о своей хромоте, будто он не знал, кем являлся или каким его видел мир. – Они чувствуют жалость. А что они думают, видя меня?

Уголки губ Уайлена приподнялись.

– Что им лучше перейти на другую сторону улицы.

Каз швырнул гроссбух обратно в сейф.

– Ты слабый не потому, что не можешь читать. А потому, что боишься, что люди увидят твою слабость. Ты позволяешь стыду решать за тебя, кто ты такой. Помоги мне с картиной.

Они вернули портрет на место на зияющей дыре в сейфе. Мартин Ван Эк смотрел на них с осуждением.

– Подумай об этом, Уайлен, – сказал Каз, поправляя раму. – Стыд набивает мне карманы, стыд приводит в Бочку все больше простофиль, готовых натянуть маски, лишь бы получить желаемое, но чтобы никто об этом не узнал. Мы можем перенести все виды боли. Но именно стыд пожирает людей целиком.

– Какие мудрые слова, – произнес голос из угла.

Ребята резко обернулись. Лампы ярко загорелись, наполняя комнату светом, и из ниши в противоположной стене, которой не было там раньше, вышел человек: Пекка Роллинс с самодовольной улыбкой на румяном лице, окруженный группкой Грошовых Львов с пистолетами, кастетами и топорищами.

– Каз Бреккер, – усмехнулся Роллинс. – Философ и жулик.

 

19

Матиас

– Ложись! – рявкнул Матиас Кювею. Шуханец распластался на полу. Воздух сотряс очередной огненный залп, разбивая витражные иллюминаторы с другой стороны.

– Либо им срочно понадобилось избавиться от пуль, либо это предупредительные выстрелы, – сказал Джеспер. Низко пригнувшись, Матиас подкрался к противоположной части гробницы и выглянул в тонкую щель в камне.

– Мы окружены.

Люди, стоявшие между могил Черной Вуали, оказались далеко не офицерами городской стражи, которых он ожидал увидеть. В мерцающем свете фонарей и факелов Матиас увидел пледы и пейсли, полосатые жилетки и пестрые жакеты. Форма обитателей Бочки. Их оружие было не менее разнообразное – пистолеты, огромные ножи и деревянные биты.

– Я не могу разобрать татуировки, – сказал Джеспер. – Но я почти уверен, что впереди стоит Доути.

Доути. Матиас покопался в памяти, а затем вспомнил мужчину, который провел их к Пекке Роллинсу, когда Казу требовался заем.

– Грошовые Львы.

– И их много.

– Чего им надо? – с трепетом поинтересовался Кювей.

Дрюскель слышал хохот, крики, а под всем этим – низкий лихорадочный гул, который появлялся, когда солдаты знали, что преимущество на их стороне, когда они чувствовали в воздухе запах кровопролития.

Толпа радостно заорала, когда Грошовой Лев вырвался вперед и метнул что-то в гробницу. Оно пролетело через одно из разбитых окон и с лязгом упало на пол. Повалил зеленый газ.

Матиас сдернул попону с пола и накинул ее на канистру. Затем швырнул ее обратно через окно, и воздух рассекла новая огненная очередь. Его глаза горели, слезы ручьями стекали по щекам.

Шум начал нарастать. Грошовые Львы перешли в наступление.

Джеспер выстрелил, и один из банды обидчиков упал, потушив свой факел о влажную землю. Джеспер стрелял снова и снова, безошибочно находя цель и сокращая ряды Грошовых Львов. Их строй сломался, и они разбежались по укрытиям.

– В очередь, мальчики, – мрачно произнес стрелок.

– Выходите! – закричал Доути из-за могилы. – Всех не перестреляете!

– Я тебя не слышу! – заорал в ответ Джеспер. – Подойди ближе!

– Мы потопили ваши лодки. Вам не выбраться с этого острова без нашей помощи. Так что выходите спокойно, или мы вернем в Бочку только ваши головы.

– Берегись! – крикнул Матиас. Доути пытался их отвлечь. В окна одна за другой начали залетать канистры. – Катакомба! – взревел фьерданец, и они побежали в противоположный конец гробницы, втискиваясь в узкий проход и закрывая за собой каменную дверь. Джеспер сорвал с себя рубашку и закрыл ею щель между дверью и полом.

Тьма была почти кромешной. На секунду они слышали лишь собственное откашливание и тяжелое дыхание, пока пытались очистить легкие от газа. Затем Джеспер потряс костесветом, и их лица осветились пугающим зеленым сиянием.

– Как они, черт возьми, нашли нас? – спросил он.

– Это неважно, – ответил Матиас. У них не было времени гадать, как рассекретили Черную Вуаль. Он знал только то, что, если Пекка Роллинс послал за ними свою банду, Нина тоже может быть в опасности. – Что у нас имеется в распоряжении?

– Уайлен оставил несколько фиолетовых бомб, на случай, если возникнут неприятности с шуханскими солдатами, и у меня осталась парочка фотобомб. Кювей?

– У меня ничего.

– У тебя чертов рюкзак! – воскликнул Джеспер. – И в нем нет ничего полезного?

Кювей прижал его к груди и шмыгнул носом.

– Мои блокноты.

– А что оставил Уайлен на столе? – спросил Матиас. Никто не потрудился убрать со стола.

– Там какие-то детали, те, что он использовал для фейерверков на Гудмедбридже, – покачал головой Джеспер.

Снаружи раздались громкие крики.

– Они собираются вынести дверь в гробницу, – сказал Матиас. Он бы и сам так поступил, если бы намеревался захватить в плен, а не убить, но не сомневался, что Кювей был единственным из них, кого Грошовые Львы хотели взять живым.

– Там как минимум тридцать громил, жаждущих содрать с нас шкуру, – вынес вердикт Джеспер. – Из гробницы только один выход, и мы на чертовом острове. Нам крышка.

– Может, и нет. – Матиас задумчиво посмотрел на призрачно сияющую зеленую сферу. Хоть он и не обладал талантом Каза плести интриги, его воспитывали в армии. Из этой ситуации должен быть выход.

– Ты с ума сошел? Грошовые Львы наверняка знают, как сильно они превосходят нас численностью.

– Верно. Но они не знают, что двое из нас – гриши. – Они думали, что охотятся за ученым, а не инферном, а Джеспер скрывал свои фабрикаторские способности.

– Ага, два гриша без должного обучения, – саркастично произнес стрелок.

Раздался сильный грохот, сотрясший стены гробницы, и Матиас повалился на остальных.

– Они идут! – крикнул Кювей.

Но они не услышали приближающихся шагов, а снаружи вновь прозвучало громкое перекрикивание.

– Их заряд недостаточно мощный, – изрек Матиас. – Ты нужен им живым, так что они осторожничают. У нас есть еще один шанс. Кювей, сколько жара ты можешь сгенерировать из огня?

– Я могу заставить его гореть ярче, но его трудно контролировать.

Матиас вспомнил фиолетовые язычки пламени, облизывавшие тело летающего шуханского солдата, которые было невозможно потушить. Уайлен сказал, что они источали больше жара, чем обычный огонь.

– Дай мне одну из бомб, – скомандовал он Джесперу. – Я взорву заднюю стенку катакомбы.

– Зачем?

– Чтобы они подумали, будто мы пробиваем себе путь с другой стороны, – ответил Матиас, устанавливая бомбу в дальнем конце каменного прохода.

– Ты уверен, что не подорвешь заодно и нас?

– Нет, – признался фьерданец. – Но если у тебя вдруг не появилась какая-нибудь гениальная идея…

– Я…

– Перестрелять стольких, сколько возможно, прежде чем мы умрем, – не вариант.

Джеспер пожал плечами.

– В таком случае продолжай.

– Кювей, как только бомба взорвется, беги со всех ног к главному выходу. Газ уже должен был рассеяться, но мне нужно, чтобы ты бежал. Я буду прямо за тобой, прикрывать спину. Знаешь гробницу с большой сломанной мачтой?

– Которая справа?

– Да. Направляйся прямо к ней. Джеспер, собери все порошки, которые оставил Уайлен, и беги туда же.

– Зачем?

Матиас поджег фитиль.

– Либо беспрекословно следуй моим приказам, либо будешь задавать свои вопросы Грошовым Львам. А теперь – пригнитесь!

Он толкнул обоих к стене, прикрывая их тела, и в другом конце туннеля раздался громоподобный взрыв.

– Бегите!

Они вылетели через дверь катакомбы.

Матиас придерживал Кювея за плечо, таща его за собой, пока они бежали сквозь остатки зеленого газа.

– Помни, направляйся прямиком к сломанной мачте.

Он резко открыл дверь гробницы и подкинул фотобомбу в воздух. Та взорвалась осколками алмазно-белого света, и Матиас побежал в укрытие за деревьями, стреляя из винтовки по Грошовым Львам и попутно извиваясь между могилами.

Грошовые Львы открыли ответный огонь, и парень нырнул за обломки обросших мхом камней. Увидел, как Джеспер выскочил из гробницы, паля из своих револьверов, и кинулся к сломанной каменной мачте. Матиас метнул последнюю фотобомбу в воздух, когда Джеспер перекатился вправо, и раздался мощный залп, напоминающий гром. Грошовые Львы позабыли обо всех обещаниях о дисциплине, о вознаграждении и стреляли из всего, что у них было. Может, им и приказали сохранить жизнь Кювею, но они были крысами Бочки, а не обученными солдатами.

Матиас пополз на животе через кладбищенскую грязь.

– Все целы? – спросил он, достигнув сломанной мачты мавзолея.

– С трудом, но дышу, – ответил Джеспер. Кювей кивнул, хоть его и сильно трясло. – Кстати говоря, фантастический план! И чем сидеть здесь лучше, чем в гробнице?

– Ты забрал порошки Уайлена?

– То, что от них осталось. – Джеспер опустошил свои карманы, достав три пакетика.

Матиас произвольно выбрал один из них.

– Ты можешь ими манипулировать?

Джеспер смущенно заерзал.

– Да. Наверное. Я делал нечто подобное в Ледовом Дворе. А что?

«Зачем? А что?» Будь он дрюскелем, его бы уже отправили в карцер за несоблюдение субординации.

– Предположительно на Черной Вуали обитают призраки, так? Мы создадим парочку привидений. – Матиас выглянул за край мавзолея. – Они наступают. Мне нужно, чтобы ты перестал задавать вопросы и следовал моим приказам. Вы оба.

– Неудивительно, что вы с Казом не ладите, – пробормотал стрелок.

Используя как можно меньше слов, Матиас объяснил, что он намеревался сделать сейчас и когда они добегут до берега острова – если, конечно, его план сработает.

– Я никогда не делал этого прежде, – испуганно предупредил Кювей.

Джеспер подмигнул ему.

– В этом и заключается все веселье.

– Готовы? – спросил Матиас.

Он открыл пакетик. Джеспер поднял руки, и порошок с тихим шорохом собрался в облако в воздухе и повис там, словно само время замедлилось. Джеспер так сосредоточился, что у него на лбу выступил пот, а затем резко взмахнул руками. Облако утончилось и пролетело над головами Грошовых Львов, после чего, попав в один из факелов, вспыхнуло зеленым.

Бандиты, стоявшие вокруг факела, ахнули.

– Кювей! – поторопил Матиас.

Шуханец поднял руки, и пламя от зеленого факела поползло по рукоятке, обвив руку его носителя волнообразным кольцом огня. Мужчина закричал, отшвыривая факел, упал на землю и начал кататься, пытаясь потушить огонь.

– Продолжай, – наставлял Матиас, и Кювей согнул пальцы, но тут зеленое пламя погасло.

– Прости! – взвизгнул мальчишка.

– Сделай еще! – потребовал фьерданец. У него не было времени нянчиться с шуханцем.

Кювей снова взмахнул руками, и один из фонариков Грошовых Львов взорвался, на сей раз в вихре желтого пламени. Кювей съежился, словно не планировал применять столько силы.

– Не отвлекайся, – рыкнул Матиас.

Кювей покрутил запястьями, и огонь в фонариках метнулся змеевидной дугой.

– Эй! – воскликнул Джеспер. – Неплохо. – Он открыл второй пакетик с порошком и подкинул его содержимое в воздух. Затем махнул руками, посылая его в сторону огня Кювея. Извивающаяся нить пламени окрасилась темно-алым мерцающим цветом. – Стронция хлорид, – тихо промолвил стрелок. – Мой любимый.

Шуханец согнул кулак, и еще один поток огня присоединился к пламени фонарика, а потом еще один, образуя толстую змею, струящуюся над Черной Вуалью и готовую к атаке.

– Привидения! – взвизгнул один из Грошовых Львов.

– Не будь идиотом, – ответил второй.

Матиас смотрел, как красная змея скручивается и раскручивается шлейфом из огня, и почувствовал, как в нем пробуждаются былые страхи. Он привык к Кювею, но, тем не менее, именно огонь инферна поглотил его родную деревню в пограничной схватке. Каким-то образом он забыл, какая сила таилась в этом мальчишке. «Тогда шла война, – напомнил он себе. – И сейчас тоже».

Грошовые Львы отвлеклись, но долго это не продлится.

– Распространи огонь на деревья, – указал Матиас, и, издав тихое кряхтенье, Кювей широко раскинул руки в стороны. Поначалу зеленая листва боролась с натиском жаркого пламени, но затем сдалась.

– У них есть гриш! – крикнул Доути. – Окружить их!

– К берегу! – прорычал Матиас. – Быстро! – Они кинулись мимо надгробий и рассыпающихся каменных святых. – Кювей, приготовься. Нам нужно все, что у тебя есть.

Они сбежали вниз по берегу, спотыкаясь на мелководье. Матиас схватил фиолетовые бомбы и кинул их в корпуса поломанных лодок. Их тут же обволокло скользящее фиолетовое пламя. У него была жутковатая, чуть ли не кремовая субстанция. Матиас достаточно часто отплывал и приплывал к Черной Вуали, чтобы знать, что это самый мелководный участок канала, длинная полоса песка, где чаще всего садились на мель лодки, но противоположный берег, казалось, находился невероятно далеко.

– Кювей, – скомандовал Матиас, надеясь, что шуханцу хватит сил, чтобы осуществить его план, который он изложил всего пару минут назад, – расчисти нам путь.

Тот вскинул руки, и пламя потекло в воду, поднимая огромный столб пара. Поначалу Матиас видел только стену вздымающейся белизны. Затем пар слегка расступился, и он разглядел рыбу, плещущуюся в грязи, и крабов, разбегающихся по открытому дну канала, пока фиолетовые язычки облизывали воду с обеих сторон.

– Ради всех святых и ослов, на которых они ездили, – зачарованно выдохнул Джеспер. – Кювей, ты это сделал!

Матиас повернулся к острову и открыл огонь по деревьям.

– Поспешите! – крикнул он, и они рванули по дороге, которой минуту прежде еще не существовало, стремясь к другой части канала, к улицам и подворотням, которые обеспечат им укрытие. «Противоестественно!» – вопил голос в его голове. «Нет, – подумал Матиас. – Это волшебно».

– Ты же понимаешь, что только что возглавил свою небольшую армию гришей? – поинтересовался Джеспер, пока они вылезали из грязи и быстро передвигались по затененным улицам к Сладкому Рифу.

Понимал. До чего неуютная мысль. С помощью Джеспера и Кювея он орудовал силой гришей. Тем не менее Матиас не чувствовал себя оскверненным или как-то отмеченным ею. Он вспомнил, что сказала Нина о строительстве Ледового Двора – что это дело рук гриша, а не Джеля. Что, если и то, и то – правда? Что, если Джель работал с помощью этих людей? Это противоестественно. Слово пришло к нему с такой легкостью – способ отмахнуться от того, чего он не понимал, сделать Нину и ей подобных менее человечными. Но что, если за праведностью, руководившей дрюскелями, стояло что-то менее чистое или оправданное? Что, если это был не страх или гнев, а просто зависть? Что значило служить Джелю только для того, чтобы увидеть его силу в талантах других, знать, что сам ты никогда не сможешь обладать подобным даром?

Дрюскели присягали не только Фьерде, но и своему богу. Если бы их можно было заставить увидеть чудеса, которые они раньше считали мерзостью, что еще могло бы измениться? «Я рожден, чтобы защищать тебя». Его долг перед богом, его долг перед Ниной. Может, это одно и то же. Что, если это рука Джеля подняла воды в ночь страшной бури, потопившей корабль дрюскелей и связавшей Нину и Матиаса вместе?

Он бежал по улицам чужого города, навстречу опасности, о которых ничего не знал, но впервые с тех пор, как он всмотрелся в глаза Нины и увидел в них отражение собственной человечности, его внутренняя война утихла.

«Мы придумаем способ изменить их мнение, – сказала она. – Их всех». Он найдет Нину. Они переживут эту ночь. Освободятся от этого болота, из этого проклятого города, и тогда… Что ж, тогда они изменят мир.

 

20

Инеж

Инеж извернулась, выбираясь из чьей-то когтистой хватки на своей шее. Затем попыталась за что-то ухватиться, чтобы не упасть. Ее ноги нащупали опору на крыше башни, и она вырвалась, оттолкнувшись от люка. Инеж покачнулась на пятках и достала кинжалы из чехлов, чувствуя их смертоносный вес в своих руках.

Ее разум не мог до конца осмыслить то, что она видела. Перед ней на крыше силосной башни стояла девушка, светясь, как статуя, вырезанная из слоновой кости и янтаря. Ее туника и шаровары были цвета сливок, окаймленные белой кожей и расшитые золотом. В ее толстую косу, цвета янтаря, были вплетены драгоценные камни. Она была высокой и стройной, может, на год или два старше Инеж.

Первая мысль сулийки была о солдатах-хергудах, которых Нина и остальные видели в Западном Обруче, но эта девушка не походила на шуханку.

– Ну, здравствуй, Призрак, – сказала она.

– Мы знакомы?

– Я – Дуняша, Белый Клинок, обученная мудрецами Амрат Ена, величайший убийца нашего века.

– Нет, не припоминаю такую.

– Я новенькая в городе, – не отрицала девушка, – но мне сказали, что ты легенда этих грязных улиц. Если честно, я ожидала, что ты будешь… повыше.

– Какое у тебя ко мне дело? – спросила Инеж, традиционное керчийское приветствие в начале любой встречи, хоть оно и звучало абсурдно на высоте двадцати этажей над землей.

Дуняша сверкнула отточенной улыбкой, какую Инеж часто видела у девушек, улыбающихся клиентам в позолоченной гостиной «Зверинца».

– Грубое приветствие для грубого города. – Она небрежно махнула пальцами в сторону горизонта, признавая и отмахиваясь от Кеттердама одним жестом. – Судьба привела меня сюда.

– И сколько судьба тебе платит? – поинтересовалась Инеж, окидывая ее изучающим взглядом. Что-то ей подсказывало, что эта кремово-янтарная девушка взобралась на такую высоту не для того, чтобы познакомиться. В драке рост Дуняши даст ей преимущество в радиусе действия, но, возможно, и повлияет на равновесие. Ее послал Ван Эк? И, если это так, послал ли он кого-то за Ниной? Инеж кинула быстрый взгляд вниз, но ничего не увидела в густой тени силосной башни. – На кого ты работаешь?

В руках Дуняши появились ножи, их лезвия ярко блестели.

– Наша работа – смерть, и она – священна.

Ее глаза наполнились ликующим светом, – первая настоящая искра жизни, которую заметила в ней Инеж, – а затем Дуняша перешла в наступление.

Инеж поразилась ловкости девушки. Она двигалась со скоростью вспышки света, словно сама была клинком, рассекающим тьму. Ее ножи работали в тандеме – влево, вправо. Инеж позволила своему телу реагировать самостоятельно, уклоняясь, скорее, инстинктивно, нежели как-либо иначе, и пятясь от своей соперницы, но так, чтобы не упасть с края крыши. Она рванула влево и проскользнула мимо Дуняши, впервые сделав собственный выпад.

Дуняша развернулась и с легкостью увернулась от атаки, невесомая, как золотые солнечные блики на поверхности озера. Инеж никогда не видела, чтобы кто-то обладал такими боевыми навыками, – словно она двигалась под музыку, которую слышала она одна.

– Боишься, Призрак? – Инеж почувствовала, как нож Дуняши задел ее рукав. Его кончик жалил, как горящая плеть. «Не слишком глубоко», – сказала она себе. Если, конечно, лезвие не было отравлено. – Думаю, что да. Нельзя бояться смерти и быть ее истинным эмиссаром.

Эта девчонка что, больная? Или просто болтливая? Инеж отпрыгнула назад, двигаясь кругом по крыше силоса.

– Я родилась бесстрашной, – продолжила Дуняша со счастливым хохотом. – Мои родители боялись, что я утону, когда я, еще совсем маленькой, заползла в море, не прекращая смеяться.

– Может, они боялись, что ты заболтаешь себя до смерти?

Дуняша накинулась на нее с новой силой, и Инеж даже задумалась, не игралась ли с ней эта девчонка при первом потоке агрессии, пытаясь прочувствовать ее сильные и слабые стороны, прежде чем воспользоваться преимуществом. Они обменивались ударами, но Дуняша была полна сил. Инеж чувствовала каждый спазм, травму и испытание прошлого месяца в своем теле – ножевую рану, которая чуть не убила ее, подъем по мусоросжигателю, дни, когда она сидела связанной в плену.

– Признаться, я разочарована, – сказала Дуняша, пока ее ноги проворно скользили по крыше башни. – Я надеялась, что ты сможешь бросить мне вызов. И что я обнаружила вместо этого? Сулийскую акробатку-коротышку, которая дерется, как обычная уличная бандитка.

Это была правда. Инеж училась боевой технике от мальчишек, как Каз и Джеспер, в подворотнях и извилистых улицах Кеттердама. У Дуняши же была далеко не одна наступательная стратегия. Она гнулась, как тростник, когда это было необходимо, подкрадывалась, как кошка, и отступала, как дым. У нее не было одного стиля, который Инеж могла бы скопировать или предугадать.

Она лучше меня. От этого знания пованивало гнилью, словно Инеж впилась зубами в заманчивый плод, а он оказался испорченным. Дело было не только в разнице в их обучении. Инеж научилась драться, потому что у нее не было другого выбора, потому что она хотела выжить. Она плакала в ночь своего первого убийства. А эта девчонка явно получала наслаждение.

Но Кеттердам был хорошим учителем. Если не можешь победить – меняй игру. Инеж дождалась, пока ее соперница бросится на нее, а затем прыгнула мимо нее на канат, натянутый между силосами, и безрассудно пошла по нему. Ветер рьяно тянул к ней свои руки, чувствуя удачную возможность. Она подумывала достать шест, но затем решила, что лучше оставить руки свободными.

Инеж ощутила, как канат задрожал. Невозможно. Но, оглянувшись через плечо, она увидела, что Дуняша последовала за ней, встав на веревку. Она улыбалась, и ее бледная кожа сияла, словно девушка проглотила луну.

Дуняша махнула рукой, и Инеж ахнула, когда что-то острое попало в ее голень. Затем наклонилась, схватилась руками за веревку, и повернулась, чтобы встать лицом к противнику. Запястье девушки снова дернулось. Инеж почувствовала новую яркую вспышку боли, и, опустив взгляд, увидела металлическую звезду, торчащую из ее бедра.

Откуда-то снизу раздались крики и звуки битвы. Нина. Кого или что Ван Эк послал за ней? Но Инеж не могла позволить себе отвлечься, потому что была на канате и потому что боролась с этим существом.

– Слышала, ты работала шлюхой на Павлина, – сказала Дуняша, кинув в Инеж еще две звезды. Сулийка уклонилась от них, но третий поймала своим правым плечом. Она истекала кровью. – Я бы убила себя и каждого, кто был под той крышей, но не позволила бы использовать свое тело подобным образом.

– Тебя используют сейчас, – ответила Инеж. – Ван Эк не достоин такого таланта.

– Если тебе так интересно, мне платит Пекка Роллинс. – Инеж замерла. Роллинс. – Он оплатил мой переезд и жилье. Но я не требую денег за жизни, которые забираю. Они – мои украшения. Мой предмет гордости в этом мире и повод для почестей в следующем.

Пекка Роллинс. Нашел ли он Каза? А остальных? Что, если Нина уже лежит внизу мертвая? Инеж нужно избавиться от этой девчонки. Она должна помочь им. В нее метнули очередную звезду, и она наклонилась вправо, чтобы избежать ее, едва не потеряв равновесие. Сулийка протанцевала назад по веревке, заметив блеск металла. Боль пронзила ее руку, и она судорожно втянула воздух.

«Наша работа – смерть, и она – священна». Какому же темному богу служила эта наемница? Инеж представила себе некое огромное божество, нависшее над городом, безликое и невыразительное, кожа натянулась на раздутых конечностях, ожиревших от крови жертв его последователей. Она чувствовала его присутствие, холод от его тени.

Одна звезда впилась в икру Инеж, другая – в предплечье. Девушка оглянулась. Еще десять шажков, и она вернется к первой башне. Может, Дуняша и знает больше боевых техник, чем когда-либо узнает Инеж, но она не знала Кеттердам. Инеж спустится вниз, найдет Нину. Они оторвутся от этого монстра на улицах и каналах, которые Инеж изучила как свои пять пальцев.

Она снова оценила расстояние позади себя. Еще пару шагов. Но когда она обернулась, Дуняши больше не было на канате. Инеж увидела, как та нагнулась и потянулась рукой к намагниченному зажиму. «Нет!»

– Защитите меня, – прошептала она своим святым.

Веревка ослабла. Инеж упала, крутясь в воздухе, и как когда-то в детстве, пытаясь найти свои крылья.

 

21

Каз

В ушах Каза раздался рев. Как обычно, он испытывал странное двойственное чувство, глядя на Роллинса, словно засиделся допоздна и слишком много выпил. Мужчина, стоявший перед ним, был Пеккой Роллинсом, королем Бочки, главарем банд и импресарио. И в то же время он был Якобом Герцуном, предположительно добропорядочным торговцем, который окружил Каза и Джорди заботой и участием, а затем забрал их деньги и бросил беспомощных в городе, который не знал пощады.

Сегодня ничто в нем не напоминало уважаемого Якоба Герцуна. На Роллинсе был полосатый зеленый жилет, плотно застегнутый на животе, и брюки с изумрудным отливом. Судя по всему, он уже нашел замену часам, которые украл у него Каз, и достал новые.

– Эта штука никогда не показывает точное время, – раздраженно вздохнул Пекка, от чего его бакенбарды слегка задрожали, и встряхнул часы, – но я никогда не мог устоять перед блестящими безделушками. Я так полагаю, ты уже избавился от той, что украл у меня? – Каз промолчал. – Что ж, – продолжил Роллинс, пожав плечами, закрывая часы и возвращая их в карман жилета. – Примерно сейчас мои лейтенанты должны окружать твою банду и одного бесценного заложника на острове Черной Вуали.

Уайлен издал огорченный звук.

– Я также приготовил особый подарок для Призрака. Необычайно ценное вложение – эта девушка. Мне не нравилась мысль об этой стреле в твоем колчане, так что я нашел кого-то даже более необычного, чтобы позаботиться о ней.

Каза затошнило. Он вспомнил, как Инеж разминала плечи, ее изящное тело, излучающее уверенность. «Я не работаю с сеткой».

– Ты действительно полагал, что тебя будет так трудно разыскать, Бреккер? Я давно веду эту игру. Все, что мне требовалось, это представить, как бы я поступил, если бы был моложе и глупее.

Рев в ушах Каза начал нарастать.

– Ты работаешь на Ван Эка. – Он знал, что это возможно, но предпочел проигнорировать этот факт. Думал, если он будет действовать достаточно быстро, то они не успеют заключить союз.

– Я работаю с Ван Эком. После того как ты пришел ко мне за деньгами, у меня возникло впечатление, что ему может потребоваться моя помощь. Поначалу он сомневался – в прошлом ему не особо везло в сделках с ребятами из Бочки. Но маленький трюк, который ты провернул с его женой, отправил торговца прямиком в мои любящие объятия. Я сказал Ван Эку, что ты всегда будешь на шаг впереди него, потому что он не может перестать мыслить как бизнесмен.

Каз чуть не вздрогнул. Разве он думал не так же?

– Он, безусловно, человек смекалистый, – продолжал Роллинс, – но с ограниченным воображением. В то время как ты, Бреккер, мыслишь как маленький злодей. Ты – это я, только с куда большим количеством волос и отсутствием стиля. Ван Эк считал, что твоя песенка будет спета на Западном Обруче, и сильно гордился собой за решение позвать городскую стражу. Но я знал, что такого скользкого типа поймать будет не так-то просто.

– И догадался, что я приду сюда?

Роллинс усмехнулся.

– Я знал, что ты не сможешь удержаться. О, я понятия не имел, какой план ты состряпаешь, но не сомневался, что, каким бы ни был замысел, он приведет тебя сюда. Ты не мог упустить возможность унизить Ван Эка, вернуть то, что, по твоему мнению, он тебе задолжал.

– Сделка есть сделка.

Мужчина покачал головой, кудахча, как большая матушка-наседка.

– Ты все принимаешь близко к сердцу, Бреккер. Тебе следовало бы сосредоточиться на работе, но вместо этого ты был слишком занят затаенной обидой.

– Вот тут ты ошибаешься, – ответил Каз. – Я не затаил обиду. Я укачиваю ее. Опекаю. Кормлю ее отборным мясом и отправляю в лучшие учебные заведения. Я лелею свои обиды, Роллинс.

– Рад, что ты сохранил чувства юмора, парень. Когда отсидишь свой срок в тюрьме, – если, конечно, Ван Эк оставит тебя в живых, – возможно, я позволю тебе работать на меня. Жалко смотреть, как такой талант пропадет зря.

– Я предпочту медленно жариться на вертеле и чтоб Ван Эк поворачивал ручку.

Улыбка Роллинса была великодушной.

– Полагаю, это тоже можно устроить. Кто я такой, чтобы отказывать тебе в подобной услуге?

«Просто продолжай болтать», – мысленно просил Каз, засовывая руку в ранец Уайлена.

– С чего ты взял, что Ван Эк не проявит такое же «уважение» к вашему договору, как к нашему?

– Потому что мне хватило ума взять деньги авансом. И мои требования гораздо умереннее. Несколько миллионов крюге за то, чтобы избавить Бочку от помехи, которую мне и самому хотелось убрать с дороги? Вполне приемлемо. – Роллинс поддел большими пальцами карманы жилета. – Факт заключается в том, что мы с Ван Эком понимаем друг друга. Я расту, расширяю свою территорию, мыслю по-крупному. «Каэльский принц» – лучшее заведение, которое когда-либо видел Восточный Обруч, и это только начало. Мы с Ван Эком строители. Мы хотим создать то, что переживет нас. Ты еще дорастешь до этого, парень. А теперь передай мне эту печать и иди без лишнего шума, лады?

Каз достал печать из кармана и поднял ее, подставляя под свет лампы, чтобы притянуть к ней взгляд Пекки. Потом замешкал.

– Ну же, Бреккер. Ты крепкий мальчишка, я это признаю, но тебя загнали в угол и превзошли численностью. Ты не можешь выпрыгнуть из этого окна, Ван Эк расставил городскую стражу вдоль всей улицы. С тобой покончено. Тебя поджарили, развеяли по ветру, так что не делай глупостей.

Если не можешь открыть дверь, просто проделай новую. Роллинса легко разговорить; Каз сомневался, что смог бы его остановить, даже если бы захотел. Затем оставалось только приковать взгляд Роллинса к блестящей золотой печати в правой руке Каза, пока он открывал банку с золотой кислотой левой.

– Приготовься, – пробормотал он.

– Каз… – начал возражать Уайлен.

Каз подкинул печать Роллинсу и в тот же момент плеснул остатки кислоты на пол. Комната наполнилась жаром, и от шипящего ковра начал подниматься шлейф едкого дыма.

– Остановите их! – крикнул Пекка.

– Увидимся на другой стороне, – ухмыльнулся Бреккер. Потом взял свою трость и ударил ею по половицам под их ногами. Пол со стоном просел.

Они рухнули на первый этаж в облаке штукатурки и пыли, прямо на обеденный стол, сломавшийся под их весом.

Подсвечники и посуда покатились по полу. Каз вскочил на ноги, зажав в руке трость, подлива капала с его пальто, и резко дернул Уайлена.

У него была лишь секунда, чтобы посмотреть на удивленные лица торговцев, собравшихся вокруг стола, с широко раскрытыми от шока ртами и салфетками на коленях. Потом Ван Эк начал кричать: «Схватить их!», и Каз с Уайленом перепрыгнули через упавший окорок и помчались по черно-белому плиточному полу.

Два охранника в ливреях встали перед стеклянными дверями, ведущими в темный сад, и подняли винтовки.

Каз набрал скорость, упал и заскользил по полу. Парень прижал трость в горизонтальном положении к груди и проскочил между двумя стражниками, ударив концами трости их по коленям и сбив с ног.

Уайлен бежал за ним, скатываясь по ступенькам в сад. Затем они ворвались в эллинг, перебрались через перила и сели в гондолу, которую Ротти пришвартовал у канала.

В корпус лодки врезалась пуля, и огненные выстрелы изрешетили воду вокруг них. Каз с Ротти взялись за весла.

– Кидай все, что есть! – крикнул Бреккер, и Уайлен выпустил все ракеты, фотобомбу и взрывчатку, которые им удалось вместить в лодку. Небо над домом Ван Эка озарилось вспышками от взрывов, повалил дым, стражники с криками разбегались в поисках укрытия.

Каз начал активно грести, чувствуя, как лодка скользнула в поток, когда они выплыли на сверкающую магистраль Гельдканала.

– А как же «туда-обратно, и чтобы Ван Эк ничего не заметил»? – поинтересовался Ротти.

– Отчасти я был прав, – прорычал Каз.

– Нужно предупредить остальных, – ахнул Уайлен. – Роллинс сказал…

– Там был Пекка Роллинс?! – воскликнул Ротти, и Бреккер услышал страх в его голосе. Канальная крыса не побоялась бы бросить вызов тысяче бандитов и головорезов, купцам и наемникам, но не Пекке Роллинсу.

Каз стал выгребать одним из весел, направляя лодку вправо, и едва не врезался в шлюпку, полную туристов.

– Мы должны вернуться на Черную Вуаль. Остальные…

– Заткнись, Уайлен! Мне нужно подумать.

Джеспер и Матиас были хорошими бойцами. Если у кого и имелся шанс увезти Кювея с острова, так это у них. Но как Пекка смог их найти? Должно быть, кто-то преследовал их до Черной Вуали. Они все рисковали в тот день, держась подальше от своего убежища. Любого из них могли заметить и выследить. Нину и Матиаса? Уайлена и Джеспера? Самого Каза? Как только Пекка нашел укрытие, то мог контролировать их каждую минуту, выжидая, пока они разделятся и станут уязвимыми.

Каз напряг плечи, и Ротти подстроился под его темп, их весла заставляли лодку быстрее плыть по течению. Ему нужно было вывести их на водную магистраль и убраться от дома Ван Эка так далеко, как только возможно. Ему нужно было добраться до Сладкого Рифа. Люди Роллинса наверняка последовали за Ниной и Инеж с Черной Вуали. Почему он отправил их к силосам одних? Все Нина со своими драгоценными беженцами! Сегодня не будет никакого грандиозного спасения гришей. Все их шансы покатились к чертям собачьим. «Я также приготовил особый подарок для Призрака». К черту месть, к черту его замыслы! Если Роллинс сделал что-то с Инеж, Каз украсит Западный Обруч его внутренностями.

Думай. Когда один план проваливается, нужно придумать новый. Когда тебя загоняют в угол, ты проделываешь дыру в крыше. Но он не мог исправить того, чего не контролировал. Его план терял четкость. Он подвел их всех. Подвел ее. И все потому, что у него была некая слепая зона, когда дело касалось Роллинса. Джеспер мог быть уже мертв. Инеж могла истекать кровью на улицах Сладкого Рифа.

Он взялся за весла.

– Плывем в район складов.

– А как же остальные?

– Джеспер и Матиас бойцы, и Пекка ни за что не рискнет ранить Кювея. Мы плывем в Сладкий Риф.

– Ты говорил, что мы будем в безопасности на Черной Вуали! – возразил Уайлен. – Говорил…

– Нет такого понятия, как «безопасность»! – прорычал Каз. – Не в Бочке. Не где-либо еще. – Он вложил все свои силы в греблю. Ни печати. Ни корабля. Все их деньги истрачены.

– Что мы будем делать теперь? – тихо поинтересовался Уайлен, его голос был едва слышен за звуками воды и других лодок в канале.

– Бери весла и сделай что-нибудь полезное, – резко ответил Каз. – Или я окуну твою избалованную задницу в воду и позволю твоему папаше выудить тебя оттуда.

 

22

Нина

Нина услышала их раньше, чем увидела. Она находилась между вторым и третьим силосами, откуда могла следить за продвижением Инеж и приглядывать за караульным помещением.

Инеж взобралась на силосную башню, как крохотный ловкий паучок, двигаясь с такой скоростью, что Нина почувствовала усталость, просто наблюдая за ней. Угол обзора был небольшим, и поэтому Нина едва видела подругу, когда та добралась до вершины, и не могла сказать, получилось ли у нее поднять люк. Но Инеж не стала переходить на следующую башню, когда Нина подала первый сигнал, так что у нее, должно быть, вышла какая-то задержка с веревкой или долгоносиком. После второго сигнала Нина увидела, как та зашагала в пустоте.

С ее места канат был невидим в темноте, и казалось, что Инеж парит в воздухе – каждый шаг точный и просчитанный. Вдруг – едва заметное покачивание. Теперь – небольшая поправка. Сердце Нины билось с бешеным ритмом, пока она наблюдала за напарницей. Ее преследовало абсурдное чувство, что, если она хоть на секунду отвлечется, Инеж может упасть, будто сосредоточенность и вера Нины поддерживали ее на канате.

Когда девушка наконец добралась до второго силоса, Нине захотелось ей поаплодировать, но она удовлетворилась и небольшим бесшумным танцем. Затем стала ждать, когда стражники снова появятся у западной стороны периметра. Они остановились у сторожки на пару минут и двинулись дальше. Нина только собиралась подать сигнал Инеж, как услышала чей-то громкий смех. Стражники тоже его заметили и насторожились. Нина увидела, как один из них зажег сигнальный фонарик на караульном помещении, чтобы вызвать подкрепление – мера предосторожности на случай неприятностей. Периодически местные устраивали мятежи, а после хаоса на Западном Обруче, случившегося накануне, Нину не удивило, что охрана так быстро решила вызвать подмогу.

Похоже, она им понадобится. Нина по одному лишь звуку распознала банду из Бочки, и, судя по всему, эта была довольно опасной – все крупные, мускулистые и вооруженные. У большинства имелись при себе пистолеты – верный признак того, что они пришли не просто ради маленькой заварушки. На том, который шел во главе, был клетчатый жилет, плотно обтягивающий широкую грудь, и он размахивал длинной цепью. На его предплечье виднелась круглая татуировка. С такого расстояния Нина не могла разобрать деталей, но она готова была поставить крупную сумму на то, что там был нарисован лев, свернувшийся вокруг короны. Грошовые Львы. Мальчики Пекки Роллинса. Что, черт возьми, они тут делают?

Нина глянула вверх. Инеж как раз должна была высыпать долгоносика во второй силос. Оставалось надеяться, что она находилась вне их поля зрения. Но чего именно хотела банда Пекки Роллинса?

Ответ пришел незамедлительно:

– Слышал, в Сладком Рифе прячется сердцебитка, – громко произнес парень в клетчатом жилете, все еще размахивая своей цепью.

Ох, святые, дело плохо. Неужели Грошовые Львы проследили за ними от самой Черной Вуали? Тогда остальных тоже ждут неприятности. И что, если Пекка Роллинс и его банда знали о гришах в посольстве? Некоторые из них нарушали свои контракты, пытаясь покинуть город. Их могут начать шантажировать или еще чего похуже. Пекка может продать их шуханцам. «Разберись пока с собственными проблемами, Зеник, – отозвался голос в ее голове. – Хватит беспокоиться о спасении мира и спасай свою задницу». Иногда ее внутренний голос говорил очень мудрые вещи.

Один из охранников шагнул вперед – очень храбро, подумала Нина, учитывая, что Грошовые Львы открыто демонстрировали свою силу. Ему передали бумагу с ярко-красной печатью. Охранник дал ее прочесть своему компаньону. Через пару секунд тот пожал плечами. Затем, к ужасу Нины, стражник открыл ворота. Фонарик на крыше караульного помещения снова мигнул. Они отменяли вызов подкрепления.

Красная печать. Цвет Ван Эка. Это его силосы, и стражник бы ни за что не рискнул открывать ворота тому, кого не одобрил его начальник. У Нины закружилась голова при мысли о последствиях. Мог ли Ян Ван Эк работать вместе с Пеккой Роллинсом? Если это так, то шансы Отбросов на то, чтобы выбраться из города живыми, обратились в прах.

– Выходи, милая Нина. У Пекки есть для тебя работа.

Нина увидела, что на конце цепи, которой размахивал парень, находились тяжелые кандалы. Когда она только приехала в Кеттердам, Пекка Роллинс предложил ей работу и свою сомнительную защиту. Вместо этого она решила связаться с Отбросами. Похоже, Пекке надоело соблюдать контракты и законы банд. Он собирался заковать ее в цепи, возможно, выдать шуханцам или отдать Ван Эку, чтобы тот мог накачать ее паремом.

Нина спряталась в тени второго силоса, но у нее не было абсолютно никакой возможности сделать больше пары шагов, не выдав своего присутствия. Девушка подумала о ядовитой пилюле в своем кармане.

– Не заставляй нас идти за тобой, девочка. – Парень жестами показал остальным Грошовым Львам рассредоточиться.

У Нины было два преимущества: во-первых, кандалы на конце цепи значили, что Пекка, скорее всего, хотел заполучить ее живой. Он не рискнет жертвовать ценной сердцебиткой, так что они не станут стрелять. Во-вторых, это сборище гениев не знало, что парем изменил ее силу. Возможно, у нее получится подарить им с Инеж немного времени.

Нина встряхнула волосами, собрала волю в кулак и вышла на открытую местность. В тот же момент раздались звуки взводящихся курков.

– Полегче, – сказала она, уперев руку в бок. – От меня будет мало проку, если вы продырявите меня, как крышку от солонки.

– Ну, здравствуй, гриш. Повеселишь нас?

Зависит от того, что ты называешь весельем.

– Как тебя зовут, красавчик?

Парень улыбнулся, показав золотой зуб и удивительно симпатичную ямочку на щеке.

– Эмон.

– Милое каэльское имя. Кен йе хом?

– Мама была каэлкой. Я не говорю на этой тарабарщине.

– Ну, как насчет того, чтобы ты приказал своим друзьям расслабиться и опустить пушки, чтобы я смогла научить тебя паре новых слов?

– Нет, что-то не катит. Я знаю, как работает сила сердцебитов. Я не позволю тебе взять власть над моими внутренностями.

– Досадно, – ответила Нина. – Слушай, Эмон, нам необязательно устраивать сегодня разборки. Я просто хочу выслушать условия Пекки. Если я предам Каза, то должна знать, что награда того стоит…

– Считай, что Каз Бреккер уже мертв, дорогая. И Пекка не предлагает тебе никаких условий. Ты пойдешь с нами, с цепями или без.

Нина подняла руки, и мужчины вокруг напряглись, готовые открыть огонь, несмотря на приказы Пекки. Она сделала вид, что лениво потягивается.

– Эмон, ты же знаешь, что, прежде чем ты закуешь меня в цепи, я могу превратить внутренние органы этих джентльменов в жижу?

– Ты недостаточно быстрая.

– Достаточно, чтобы удостовериться, что ты никогда…. – девушка многозначительно покосилась на пряжку его ремня, – …не подымешь флаг на Западном Обруче.

Теперь Эмон побледнел.

– Ты на это не способна.

Нина хрустнула костяшками.

– Разве?

Откуда-то над ними раздался тихий лязг, и все направили дула пистолетов вверх. Проклятие, Инеж, притихни! Но когда Нина подняла взгляд, ее мысли запнулись от ужаса. Инеж снова шла по канату. И не она одна.

На долю секунды Нина подумала, что у нее галлюцинации – по канату за Инеж следовала фигура в белом. Она выглядела как фантом, парящий над их головами. Затем эта фигура рассекла чем-то воздух. Нина мельком заметила блеск металла. Сердцебитка не заметила, куда оно попало, но увидела, как Инеж споткнулась. Затем сулийка восстановила равновесие: поза беспомощная, руки вытянуты для равновесия.

Должен же быть способ ей помочь! Нина потянулась своей силой к девушке в белом, пытаясь нащупать ее пульс, ткань мышц, хоть что-то, что можно контролировать, но снова почувствовала ужасающую слепоту, ощущение абсолютной пустоты.

– Что, не хочешь помочь подруге? – поинтересовался Эмон.

– Она может сама за себя постоять, – ответила Нина.

Парень ухмыльнулся.

– Ты оказалась далеко не такой опасной, как мы слышали. Много трепа и мало дела. – Он повернулся к своей команде. – Буду всю ночь покупать выпивку тому, кто схватит ее первым.

Ребята не спешили. Они были не настолько глупы. Банда начала медленно наступать на нее, выставив пистолеты. Нина взмахнула руками. Все настороженно замерли. Но когда ничего не произошло, она увидела, как они переглянулись, хитро ухмыльнулись и начали окружать ее быстрее, потеряв страх и настроившись получить свою награду.

Нина рискнула поднять взгляд. Каким-то чудом Инеж до сих пор удавалось сохранять равновесие. Похоже, она пыталась вернуться к первому силосу, но, очевидно, ее ранили, потому что шаги девушки были неустойчивыми.

Сетка. Но от нее мало проку с одной Ниной. Будь у нее хоть немного парема, крошечная доза, она бы могла заставить этих круглых идиотов помочь ей. Они бы повиновались, не задумываясь.

Ее мысли тянулись в разные стороны, пытаясь ухватиться хоть за что-то. Она не будет просто беспомощно стоять, ждать, пока ее возьмут в плен, и смотреть, как Инеж умирает. Но все, что чувствовала сердцебитка – это большую черную пустоту. Здесь не было ни вовремя попавшихся под руку кусков костей, ни пыли. Мир, который однажды кипел жизнью, биением сердец, дыханием, кровью, опустошили. Теперь он превратился в черную пустыню, беззвездное небо и бесплодную почву.

Один из Грошовых Львов решился пойти вперед, и тогда все остальные накинулись на нее, хватая за руки и таща к Эмону, лицо которого расплылось от улыбки с ямочкой на щеке.

Нина издала вопль, полный ярости, и забилась, как дикое животное. Она не была беспомощной. Отказывалась такой быть! «Я не знаю более свирепого воина, чем ты, с силами или без».

И тут она почувствовала это – там, в этой черной пустыне, зону настолько леденящего холода, что он обжигал. Там, за силосными башнями, в гребне канала, по дороге в гавань – лодка, нагроможденная высокой горой трупов. В Нине пульсировало чувство узнавания. Она не ощущала сердцебиения или потока крови, но ощущала что-то еще, что-то другое. Девушка подумала о мощах, вспомнила чувство спокойствия, накрывавшее ее на Черной Вуали в окружении могил.

Эмон попытался закрепить кандалы на ее запястье.

– Давайте наденем на нее ошейник! – крикнул еще один из Грошовых Львов.

Кто-то схватил ее за волосы и отдернул голову назад, чтобы было лучше видно шею. Нина знала, что ее мысли граничат с безумием, но разумные варианты закончились. Собрав всю оставшуюся силу, она сильно пнула Эмона, выбиваясь из его хватки. Затем развела руки широкой дугой, сосредотачиваясь на этом новом ощущении, и тела на барже начали вставать. Девушка сжала кулаки. Идите ко мне.

Грошовые Львы схватили ее за руки. Эмон отвесил ей оплеуху, но она продолжала сжимать кулаки и пыталась не отвлекаться. Это не было похоже на то волнение, которое она испытала под действием парема. То было жаром, огнем, светом. Сейчас она ощущала холодное пламя, слабо горевшее синим цветом. Нина чувствовала, как трупы поднимаются один за другим, откликаясь на ее зов. Осознавала, что члены банды схватили ее и теперь пытаются надеть кандалы на руки. Но холод углубился до быстротечной зимней реки, до черных порогов с острыми обломками льда.

Нина услышала крики, грохот стрельбы, а затем скрип металла. Руки, держащие ее, ослабли, и цепи упали на мостовую почти с музыкальным звоном. Нина сжала плечи, погружаясь глубже в морозную реку.

– Какого черта! – рявкнул Эмон, поворачиваясь к сторожке. – Какого черта!

Грошовые Львы начали пятиться, позабыв о своей цели. На их лицах отразился ужас, и Нина видела почему. Группа людей толкала забор, раскачивая его на столбах. Некоторые были старыми, другие юными, но все поразительно прекрасными – щеки красные, губы розовые, волосы блестят и волнами укладываются вокруг лиц, слегка покачиваясь, как водоросли, растущие под водой. Они были красивы и в то же время ужасны, поскольку, если на некоторых из них не было видимых признаков травм, у одной виднелись коричневые пятна крови и рвоты на платье, а у другого – колотая рана, почерневшая от гниения. Двое были голыми, а у одной зиял глубокий широкий разрез на животе, и пухлая розовая кожа свисала лоскутами. У всех глаза сияли черным, как зеркальная цвета грифеля вода зимой.

Нина почувствовала прилив тошноты. Ей было странно и немного стыдно, будто она смотрела в окно, в которое не имела права подглядывать. Но у нее не было выбора. И, по правде, ей не хотелось останавливаться. Девушка сжала и разжала пальцы.

Ограждение рухнуло вниз с суровым скрежетом рвущегося металла. Грошовые Львы открыли огонь, но трупы продолжали наступать без страха и интереса.

– Это она! – крикнул Эмон, пятясь назад, падая и ползя на коленях, пока его соратники убегали в ночь. – Они идут за этой сучкой!

– Спорим, ты уже жалеешь, что отказался от переговоров, – прорычала Нина. Но ей было плевать на Грошовых Львов.

Она взглянула вверх. Инеж все еще стояла на канате, но девушка в белом находилась на крыше второго силоса и тянулась к намагниченному зажиму.

«Сетку – потребовала она. – Живо». Трупы быстро зашевелились, превращаясь в размытое пятно, молниеносно кинулись вперед, а затем замерли, словно дожидаясь инструкций. Нина сосредоточилась и приказала им повиноваться, вкладывая всю свою жизненную силу в их тела. Через секунду в их руках уже была сеть, и они бежали так быстро, что Нина не успевала за ними уследить.

Канат повис. Инеж упала. Нина закричала.

Тело Инеж приземлилось на сетку, высоко подпрыгнуло и снова упало.

Нина побежала к ней.

– Инеж!

Ее тело лежало в центре сетки, испещренное коварными серебряными звездами, и из ран сочилась кровь.

«Опустите ее», – скомандовала сердцебитка, и трупы послушно опустили сеть на брусчатку. Нина кинулась к подруге и села перед ней на колени.

– Инеж?

Она обняла Нину.

– Никогда, никогда больше так не делай! – всхлипнула Зеник.

– Сетка? – раздался веселый голосок. – Так не честно!

Инеж напряглась. Девушка в белом спустилась со второй силосной башни и шагала к ним.

Нина вскинула руки, и трупы выстроились перед ними в линию обороны.

– Уверена, что хочешь этого боя, снежинка?

Девушка прищурила свои прекрасные глаза.

– Я превзошла тебя, – обратилась она к Инеж. – И ты это знаешь.

– Сегодня тебе повезло, – ответила сулийка, но ее голос звучал слабо, как потертая резьба.

Девушка окинула взглядом армию из разлагающихся тел и, похоже, оценила свои шансы. Затем поклонилась.

– Мы еще встретимся, Призрак.

Она повернулась в том направлении, куда побежали Эмон и остальные Грошовые Львы, перепрыгнула через остатки забора и исчезла из виду.

– Кто-то любит дешевую театральщину, – фыркнула Нина. – Идти драться на ножах во всем белом?

– Дуняша, Белый Клинок или как-то так. Она всерьез настроилась убить меня. Или, возможно, всех нас.

– Идти сможешь?

Инеж кивнула, хоть ее лицо и побелело.

– Нина, эти люди… они мертвы?

– Ну, если ты так ставишь вопрос, то звучит жутковато.

– Но ты не принимала…

– Нет. Никакого парема. Я не знаю, что происходит.

– Гриши вообще могут…

– Не знаю. – Теперь, когда страх от засады и падения Инеж проходил, она почувствовала некое отвращение. Что она сделала? Во что вмешалась?

Нина вспомнила, как спрашивала у одного из своих учителей в Малом дворце, откуда брались способности гришей. Тогда она была еще ребенком, восхищенным старшими гришами, которые приходили и уходили с территории дворца на важные миссии.

«Наша сила связывает нас с жизнью такими способами, которых обычным людям никогда не понять, – ответил ее учитель. – Поэтому использование дара делает нас сильнее, вместо того чтобы истощать. Мы соединены с силой самого созидания, творения в сердце мира. Для корпориалов эта связь еще крепче, потому что мы специализируемся в жизни и смерти».

Учитель поднял руки, и Нина почувствовала, как ее пульс слегка замедлился. Остальные ученики ахнули и начали оглядываться друг на друга – все испытывали одни и те же ощущения. «Чувствуете это? – спросил учитель. – Как ваши сердца бьются одновременно, связанные с ритмом мира?»

Это было очень странное ощущение, как если бы ее тело растворялось, будто они не были множеством учеников, ерзающих на стульях кабинета, а одним существом, с единым сердцем и единой целью. Оно продлилось всего пару секунд, но она так и не забыла это чувство единения, внезапное осознание, что ее сила означала, что она никогда не будет одинока.

Но сила, которую она использовала сегодня? Это совершенно другое. Она была продуктом парема, а не творением в сердце мира. Она была ошибкой.

Но об этом можно побеспокоиться и позже.

– Нужно уходить отсюда, – сказала Нина. Затем помогла Инеж подняться и окинула взглядом окружающие их тела. – Святые, они жутко воняют!

– Нина, вдруг они тебя слышат!

– Вы меня слышите? – спросила девушка. Но трупы не ответили, и, когда она потянулась к ним своей силой, они не казались живыми. Но в них было что-то, говорившее с ней таким образом, каким живые уже не могли. Ей снова подумалось о ледяной реке. Нина все еще чувствовала ее вокруг себя, вокруг всего, но теперь ее поток двигался медленными вихрями.

– Что ты будешь с ними делать? – полюбопытствовала Инеж.

Нина беспомощно пожала плечами.

– Верну их на место, наверное? – девушка подняла руки. «Идите, – произнесла она так четко, как только могла, – покойтесь с миром».

Они снова задвигались – внезапная активность, которая заставила Инеж прошептать молитву своим святым. Нина наблюдала, как они исчезают, – нечеткие силуэты во тьме.

Инеж слегка передернулась, после чего достала серебряную звезду из плеча и бросила ее на землю, она упала с громким звоном. Кровотечение, похоже, замедлилось, но сулийка определенно нуждалась в перевязках.

– Пошли, пока городская стража не пришла, – сказала она.

– Куда? – спросила Нина, пока они направлялись к каналу. – Если Пекка Роллинс нашел нас…

Шаги Инеж замедлились, когда она осознала всю реальность их ситуации.

– Если Черная Вуаль под угрозой, Каз… Каз сказал мне, куда идти, если дела будут плохи. Но…

Слова повисли в воздухе, они замолчали. Если на поле вышел Пекка Роллинс, это означало большее, чем просто неудавшийся план.

Что, если Черную Вуаль подорвали? Что, если что-то случилось с Матиасом? Пощадит ли Роллинс его жизнь или просто выстрелит, чтобы заслужить свое вознаграждение?

Гриши. Что, если Пекка проследил за Джеспером и Матиасом до посольства? Что, если они отправились на доки с беженцами и были схвачены? Девушка снова подумала о желтой пилюле в своем кармане. Вспомнила свирепые золотистые глаза Тамары, властный взгляд Зои, дразнящий смех Жени. Они доверились ей. Если с ними что-то произойдет, она никогда себя не простит.

Пока Нина и Инеж возвращались к набережной, где была пришвартована их лодка, Зеник кинула прощальный взгляд на баржу. Оставшиеся трупы как раз укладывались на места. Теперь они выглядели иначе, их цвет возвращался к пепельно-серому и грязно-белому, которые ассоциировались у нее со смертью. Но, возможно, смерть была не так проста.

– Куда мы пойдем? – спросила Нина.

В эту секунду они увидели, что к ним бегут две фигуры. Инеж потянулась к своим кинжалам, а Нина подняла руки, готовясь снова призвать своих странных солдат. Знала, что на этот раз ей будет проще.

Каз и Уайлен появились в свете фонаря, их одежда была помятой, волосы присыпаны кусочками штукатурки… и чем-то похожим на подливу. Каз практически всем весом налегал на трость и двигался с неумолимой скоростью, острые черты его лица выражали решимость.

– Мы будем сражаться за нашу свободу вместе, – прошептала Инеж.

Нина перевела взгляд с подруги на Каза и увидела, что у них обоих одинаковое выражение лица. Нина знала этот взгляд. Он появлялся после кораблекрушения, когда течение сбивало тебя с верного пути, а небо чернело над головой. Это был первый взгляд на сушу, надежда на укрытие и даже спасение, которое могло ждать тебя на далеком берегу.

 

23

Уайлен

«Я умру, и не останется никого, кто мог бы ей помочь. Никто уже не помнит о существовании Марьи Хендрикс».

Уайлен хотел быть храбрым, но ему было холодно, он был весь в кровоподтеках, и хуже всего – его окружали самые отважные люди, каких он только знал, но было видно, что все они перенесли сильное потрясение.

Они медленно плыли по каналам, останавливаясь под мостами и в темных колодцах тени, чтобы переждать, пока сапоги отрядов городской стражи прогремят над головами или вдоль водных путей. Сегодня власти города отправили на патруль все свои силы, их лодки медленно плыли по воде с яркими фонарями на носах. Что-то изменилось за то короткое время после событий на Гудмедбридже. Город ожил, и он был зол.

– Гриши… – попыталась начать Нина.

Но Каз быстро ее оборвал:

– Либо они в безопасности в посольстве, либо мы ничем не можем им помочь. Они сами о себе позаботятся. Мы заляжем на дно.

И тут Уайлен понял, в какой беде они оказались, потому что Нина не стала спорить. Она просто схватилась руками за голову и замолчала.

– С ними все будет хорошо, – сказала Инеж, обнимая подругу за плечи. – И с ним тоже.

Но ее движения были неуверенными, и Уайлен увидел кровь на одежде девушки.

После этого никто не произносил ни слова. Периодически Каз и Ротти начинали грести, выводя их в более тихие и узкие каналы, а потом бесшумно плыли по течению, если была такая возможность. Затем они завернули за поворот у Шунштрата, и Каз приказал: «Останавливаемся». Они с Ротти уперлись веслами в дно, придвигая гондолу вплотную к боку канала, и спрятались за лодкой поставщика. Что бы ни продавал плавучий магазин, его прилавки были крепко заперты, чтобы защитить товар.

На мосту над их головами копошилась городская стража, две их лодки закрывали проход внизу.

– Они ставят блокады, – прокомментировал Каз.

Отбросы бросили свою гондолу и продолжили путь пешком.

Уайлен знал, что они направлялись к новому конспиративному дому, но Бреккер сам сказал: «Нет такого понятия, как «безопасность». Где они могут спрятаться? Пекка Роллинс работал с его отцом. Каждый из них владел половиной города. Уайлена поймают. А что потом? Никто не поверит, что он сын Яна Ван Эка. Может, отец Уайлена Ван Эка и ненавидел его, но у его сына были права, о которых не мог мечтать ни один шуханский преступник. Окажется ли он в Хеллгейте? Найдет ли его отец способ казнить его?

Чем больше они отдалялись от производственного района и Бочки, тем реже встречались патрули, и Уайлен понял, что городская стража, должно быть, сосредотачивает свои силы на менее респектабельных частях города. Однако они все равно двигались рывками, проскакивая переулки, о существовании которых Уайлен не знал, изредка пробираясь через пустые магазины или нижние этажи незанятых домов, чтобы срезать путь к следующей улице. Казалось, у Каза была тайная карта Кеттердама, которая показывала забытые места города.

Будет ли их ждать Джеспер, когда они наконец-то доберутся до нужной точки? Или он лежал раненный и истекал кровью на полу гробницы, и никто не приходил к нему на помощь? Уайлен отказывался в это верить. Чем меньше шансов, тем яростней будет бороться Джеспер. Он вспомнил, как стрелок обращался с мольбами к Колму: «Я знаю, что подвел тебя. Просто дай мне еще один шанс». Сколько раз Уайлен произносил почти те же слова своему отцу, всегда надеясь, что сдержит их? Джеспер должен выжить. Как и все они.

Уайлену вспомнилась их первая встреча со стрелком. Он казался существом из иного мира в своем лаймово-зеленом и лимонно-желтом наряде, двигаясь широкими шагами, слегка подпрыгивая: как будто выскакивал из бутылки с узким горлышком.

В свою первую ночь в Бочке Уайлен бродил по улицам со стучащими от холода зубами, не сомневаясь, что его вот-вот ограбят. Наконец, когда его кожа начала синеть и парень перестал чувствовать собственные пальцы, он набрался храбрости и заговорил с мужчиной, курящим трубку на крыльце дома: «Не подскажете, где можно снять комнату?»

«Да прямо вон там написано «свободно», – ответил он, указывая трубкой на противоположную сторону улицы. – Ты что, слепой?»

«Должно быть, я не заметил», – сухо сказал Уайлен.

Пансионат был грязным, но поразительно дешевым. Он снял комнату за десять крюге и заплатил за горячую ванну. Знал, что не стоит сорить деньгами, но если он заболеет воспалением легких в первую же ночь, то у него появятся проблемы посерьезней, чем недостаток средств. Парень взял небольшое полотенце в ванну в конце коридора и быстро вымылся. Вода была достаточно горячей, но Уайлен не чувствовал себя в безопасности, сидя голышом в комнате без замка на двери. Затем, как мог, высушил одежду, но она все еще была влажной, когда он надел ее на себя.

Уайлен провел ночь, лежа на тонком, как бумага, матраце, уставившись в потолок и слушая звуки, доносящиеся из соседних комнат. На улице Гельштрат ночи были тихими, так что можно было услышать плеск воды об стены эллинга. Но здесь стоял такой шум, будто на дворе царил день. Через грязное окно просачивалась музыка. Люди общались, смеялись, хлопали дверьми. Пара в комнате над ним ссорилась. Пара в комнате под ним определенно занималась чем-то другим.

Уайлен коснулся пальцами синяков на шее и подумал: «Жаль, что я не могу заказать чай». Именно в этот момент он по-настоящему запаниковал. Насколько же он жалок! Отец пытался его убить. У него почти не было денег, и он лежал на койке, вонявшей химикатами для выведения вшей из матраца. Ему бы стоило задуматься, что делать дальше, возможно, вынашивать план отмщения, собраться с мыслями, оценить свои возможности. А что делал он? Ныл, что не может заказать чай. Возможно, Уайлен не был счастлив в доме отца, но ему никогда не приходилось работать. У него была прислуга, горячая еда, чистая одежда. Уайлен не знал, что требовалось, чтобы выжить в Бочке, но он знал, что этого у него нет.

Он лежал и пытался найти какое-то объяснение произошедшему. Разумеется, во всем виноваты Миггсон и Прайор; его отец ничего об этом не знал. Или они не так поняли приказ Ван Эка. Все это просто ужасная ошибка. Уайлен встал и засунул руку во влажный карман пальто. Его документы о поступлении в музыкальную школу Белендта все еще лежали там.

Как только он достал плотный конверт, то понял, что отец виновен. Бумага намокла и пахла каналом, но ее цвет не изменился. Чернила с предполагаемых документов внутри не потекли. Уайлен все равно открыл конверт. Стопка сложенных бумаг слиплась в мокрый ком, но парень отделил каждый листочек. Все страницы оказались пустыми. Его отец даже не потрудился создать убедительную фальшивку. Знал, что Уайлен не попытается прочесть документы. И что его легковерный сын никогда не заподозрит отца в обмане. Какой же ты жалкий.

Уайлен прятался в комнате два дня, испытывая ужас. Но на третье утро он так проголодался, что запах жареной картошки, поднимающийся с улицы, вывел его из норы. Он купил бумажный кулек с картошкой и с такой жадностью поглотил ее, что обжег язык. А затем заставил себя идти.

Его денег хватало только на то, чтобы снимать комнату еще неделю, даже меньше, если он будет есть. Нужно найти работу, но Уайлен понятия не имел, с чего начать. Он не был достаточно крупным или сильным, чтобы трудиться на складах или верфи. Более легкая работа потребовала бы от него навыков чтения. Может ли так случиться, что одному из игорных домов или даже домов удовольствий требуется музыкант, который играл бы у них в гостиной? У него все еще была флейта. Парень прошелся по Восточному Обручу и вдоль более освещенных боковых улочек. Когда начало смеркаться, вернулся в пансион, чувствуя полное поражение. Мужчина с трубкой все так же стоял на крыльце и курил. Насколько Уайлен знал, он никогда не покидал своего поста.

– Я ищу работу, – сказал ему Уайлен. – Вы знаете кого-нибудь, кому требовался бы помощник?

Мужчина посмотрел на него сквозь облачко дыма.

– Такая горка сливок, как ты, может неплохо подзаработать в Западном Обруче.

– Честную работу.

Мужчина так хохотал, что аж закашлялся, но, в конце концов, отправил Уайлена на юг к кожевенным заводам.

За смешивание красителей и чистку чанов платили гроши. Остальными рабочими, по большей части, были женщины и дети, а также несколько таких же худощавых молодых людей, как он. Они мало общались, слишком уставая и плохо себя чувствуя от химических веществ, чтобы делать что-то большее, чем завершать работу и получать заработанные деньги. Им не выдавали ни перчаток, ни масок, и Уайлен был уверен, что умрет от отравления прежде, чем придется беспокоиться, куда идти с его скудными сбережениями.

Однажды днем он услышал, как начальник цеха жаловался, что они теряли галлоны краски из-за испарения от слишком горячих котлов. Он ругался из-за цены, которую ему пришлось заплатить за починку двух из них, и как мало это принесло пользы.

Уайлен замялся, но затем предложил добавить в чаны морскую воду.

«И на кой черт мне это делать?» – поинтересовался начальник.

«Это повысит температуру кипения, – ответил Уайлен, гадая, с чего он вдруг взял, что заговорить будет хорошей идеей. – Краске потребуется больше жара, чтобы закипеть, и тогда меньше будет испаряться. Вам нужно чуть изменить формулу, поскольку физраствор быстро накапливается, и регулярно чистить чаны, так как соль может вызвать коррозию».

Начальник просто сплюнул комок юрды на пол и ничего не ответил. Но на следующей неделе они попробовали использовать соленую воду в одном из котлов. Через пару дней смесь соленой воды уже использовалась во всех котлах, и начальник начал приходить к Уайлену за советами. Как сделать так, чтобы красная краска не затвердевала на шкурах? Как сократить время обработки и сушки? Может ли Уайлен сделать смолу, чтобы краска не смывалась?

Через неделю после этого Уайлен стоял у чанов со своим деревянным веслом, ошалевший от красок, со слезящимися глазами, и думал, можно ли попросить повысить жалованье за помощь начальнику. Тут к нему подошел парень. Он был высоким, долговязым, с темно-коричневой земенской кожей и выглядел до смешного не к месту на этом вымирающем предприятии. Не только из-за клетчатого лаймового жилета и желтых штанов, но и потому, что излучал уверенность, будто не было такого места, где он предпочел бы быть, вместо жалкого, дурно пахнущего кожевенного завода. Словно он только что пришел на вечеринку, которой долго ждал. Он был тощим, но его тело отличалось необыкновенной гибкостью и легкостью. Обычно начальнику не нравилось, когда к ним приходили незнакомцы, но он и слова не сказал этому парню с револьверами на бедрах. Просто почтительно приподнял шляпу и ретировался.

Первая мысль Уайлена была о том, что губы этого парня – самой прекрасной формы, которую он когда-либо видел. Вторая – что отец послал кого-то еще, чтобы убить его. Он впился пальцами в весло. Этот парень что, осмелится застрелить его средь бела дня? Неужели люди так поступают?

Но тот сказал:

– Слышал, ты хорошо знаешь химию.

– Что? Я… да. Немного, – выдавил Уайлен.

– Немного?

У него появилось чувство, что его следующий ответ очень важен.

– У меня была хорошая подготовка. – Он увлекался наукой и математикой и старательно им обучался, надеясь таким образом компенсировать свои недостатки.

Парень вручил Уайлену сложенный листок бумаги.

– Тогда приходи по этому адресу, когда закончишь смену. У нас есть для тебя работа. – Он оглянулся, словно только заметил чаны и бледных рабочих, склонившихся над ними. – Настоящая работа.

Уайлен уставился на бумажку, буквы спутывались перед его глазами.

– Я… Я не знаю, где это.

Парень раздраженно вздохнул.

– Ты не местный, так? – Уайлен покачал головой. – Ладно, я отведу тебя. Мне же совершенно нечего делать, кроме как вербовать новичков в городе. Уайлен, верно? – тот кивнул. – Уайлен кто?

– Уайлен… Хендрикс.

– Что-нибудь смыслишь во взрывчатке, Уайлен Хендрикс?

– Взрывчатке?

– Бум, бам, кремни и фитили?

Уайлен совершенно не разбирался в таких вещах, но догадывался, что признаться в этом будет ошибкой.

– Конечно, – ответил он с напускной уверенностью.

Парень окинул его скептическим взглядом.

– Что ж, увидим. Будь у выхода к шестому удару часов. И не бери оружия, если не хочешь неприятностей.

– Конечно же, нет.

Парень закатил серые глаза и пробурчал:

– Похоже, Каз совсем слетел с катушек.

К шестому удару Джеспер пришел забрать Уайлена в магазин рыболовных товаров в Бочке. Уайлену было стыдно за мятую одежду, но другой у него не имелось, а парализующий страх, что это еще одна хитроумная ловушка, подстроенная его отцом, в какой-то мере отвлек его и избавил от смущения. В задней комнатке магазина он познакомился с Казом и Инеж. Они объяснили, что им требовались фотобомбы и, возможно, что-то более изощренное. Уайлен отказался.

В ту ночь он вернулся в пансион и обнаружил первое письмо. Единственные слова, которые он узнал, были именем отправителя: Ян Ван Эк.

Он не спал всю ночь, ожидая, что в любой момент в дверь ворвется Прайор и сомкнет свои мясистые руки на его шее. Думал о побеге, но у него едва хватало денег, чтобы заплатить за комнату, не то что купить билет из города. Да и на что он мог там надеяться? Никто и не подумает нанять его работать на ферме. На следующий день он отправился к Казу, и той же ночью изготовил свою первую бомбу для Отбросов. Знал, что его деятельность незаконна, но зато получал вдвое больше за пару часов работы, чем за неделю на кожевенном заводе.

Письма от отца продолжали приходить, иногда раз, иногда дважды в неделю. Уайлен не знал, что и думать. Там была угроза? Насмешки? Он собирал их в стопку под матрацем и порой, лежа в кровати, чувствовал, как чернила просачиваются сквозь страницы и матрац прямо в его сердце, словно темный яд.

Но чем больше проходило времени и чем чаще он выполнял поручения для Каза, тем меньше боялся. Он заработает денег, уедет из города и никогда больше не произнесет фамилию Ван Эк. А если отец решит устранить его до этого момента, что ж, ничего не поделаешь. Его одежда потрепалась и износилась. Парень так исхудал, что пришлось проделывать новые дырки в ремне. Но он скорее продаст себя одному из домов удовольствий Западного Обруча, чем будет молить о милосердии своего отца.

Тогда Уайлен этого не понял, но Каз с самого начала знал, кто он на самом деле. Грязные Руки следил за всеми, кто селился в Бочке, и забрал Уайлена под крылышко Отбросов, думая, что однажды сын богатого купца ему пригодится.

Уайлен не питал иллюзий насчет того, почему Каз за ним приглядывал, но также знал, что ни за что бы не выжил без его помощи. Бреккеру плевать, умеет ли он читать. Каз и остальные дразнили его, но они дали ему возможность проявить себя. Они ценили его за то, что он мог сделать, вместо того чтобы наказывать за то, чего он не мог.

Уайлен верил, что Каз отомстит за его маму. Верил, что, несмотря на богатство и влияние его отца, эта банда – его банда – сможет соперничать с Яном Ван Эком. Но теперь его отец нашел очередной способ посмеяться над сыном.

Когда они дошли до финансового района, было уже далеко за полночь. Они прибыли в один из самых богатых районов города и находились неподалеку от Биржи и Штадхолла. Здесь присутствие его отца казалось более осязаемым, и Уайлен недоумевал, почему Каз привел их в эту часть города. Бреккер повел их через переулок к задней стороне большого здания с приоткрытой дверью, и они попали на лестничную клетку, построенную вокруг огромного железного лифта. Ребята зашли внутрь, а Ротти остался позади, предположительно чтобы следить за входом. Ворота лифта захлопнулись, и они поднялись на последний этаж, пятнадцатый, после чего вышли в коридор с полом, выложенным узорами из лакированной твердой древесины, и потолком, окрашенным бледной пенистой лавандовой краской.

«Мы в отеле, – догадался Уайлен. – Это был вход для прислуги и служебный лифт».

Отбросы постучали в белые двойные двери. Им открыл Колм Фахи в длинной ночной рубашке и пальто, накинутом сверху. Они в «Гельдреннере».

– Остальные уже здесь, – устало произнес мужчина.

Колм не тратил время на вопросы, просто указал на ванную и налил себе чашку чая, пока они размазывали грязь и мучения по фиолетовому ковру. Когда Матиас увидел Нину, то вскочил с большого красно-лилового дивана и заключил ее в объятиях.

– Мы не смогли прорваться через блокаду к Сладкому Рифу, – сказал он. – Я боялся худшего.

Все принялись обниматься, и Уайлен с ужасом понял, что его глаза наполняются слезами. Попытался сморгнуть их. Последнее, что он хотел, – это чтобы Джеспер снова увидел его плачущим. Стрелок был покрыт сажей, и от него пахло горелой древесиной, но его чудесные глаза снова блестели, как всегда после драки. Все, что Уайлену было нужно, – это стоять к нему как можно ближе и знать, что он в безопасности.

До этого момента он не до конца понимал, как много эти люди для него значат. Отец скривился бы при виде этих бандитов и воров, опального солдата и игрока, которому все время не везет. Но они – его первые и единственные друзья, и Уайлен знал, даже если бы ему дали возможность выбирать из тысячи товарищей, он бы все равно выбрал именно этих ребят.

Только Каз держался в стороне от всех, молча глядя в окно на темные улицы внизу.

– Каз, – обратилась Нина. – Может, ты и не рад, что мы живы, но мы рады, что жив ты. Иди к нам!

– Не трогай его, – тихо прошептала Инеж.

– Святые, Призрак, – воскликнул Джеспер. – У тебя кровь идет!

– Мне позвать врача? – обеспокоенно спросил отец Джеспера.

– Нет! – ответили все в унисон.

– Ну, конечно. Может, кофе заказать?

– Да, пожалуйста, – кивнула Нина.

Колм заказал кофе, вафли и бутылку бренди, и, пока они ждали, Нина привлекла друзей, чтобы найти какие-нибудь ножницы, порезать гостиничные полотенца и сделать из них повязки. Обнаружив все необходимое, девушка отвела Инеж в ванную, чтобы позаботиться о ее ранах.

Все напряглись, когда в дверь номера постучали, но это оказался всего лишь ужин. Колм встретил горничную в дверях и настоял, что сам может завезти тележку внутрь, чтобы она не увидела странную компанию, собравшуюся в его комнате. Как только дверь закрылась, Джеспер помог отцу затащить тележку с серебряным подносом, нагруженным едой и стопкой таких роскошных фарфоровых тарелок, что они казались почти прозрачными. Уайлен не ел с такой дорогой посуды с тех пор, как покинул отцовский дом. Он понял, что на Джеспере, должно быть, одна из рубашек Колма; та была слишком большой в плечах и короткой в рукавах.

– Что это вообще за место? – поинтересовался Уайлен, рассматривая просторную комнату, почти полностью окрашенную в фиолетовые тона.

– Кеттердамский номер люкс, я полагаю, – ответил Колм, почесывая затылок. – Он значительно лучше, чем моя комната в гостинице университетского района.

Девушки вышли из ванной. Нина навалила себе еды в тарелку и уселась рядом с Матиасом на диване. Затем сложила одну из вафель пополам и откусила большой кусок, шевеля пальцами ног от блаженства.

– Прости, Матиас, – сказала она с полным ртом. – Я решила сбежать с отцом Джеспера. Он обеспечивает меня вкусностями, я к ним уже привыкла.

Инеж сняла тунику и оставила лишь стеганую жилетку, оголив свои коричневые руки. На ее плече, предплечьях, правом бедре и левой голени были перевязки из кусков полотенца.

– Что с тобой случилось? – поинтересовался у нее Джеспер, вручая отцу чашку кофе на тонком блюдечке.

Инеж устроилась в кресле неподалеку от Кювея, сидевшего на полу.

– Завела новую знакомую.

Джеспер распластался на диванчике, а Уайлен занял стул, поставив на колено тарелку с вафлями. В обеденной комнате находился прекрасный стол и стулья, но, судя по всему, никто не проявил к нему интерес. Только Колм ушел туда вместе с кофе и бутылкой коньяка. Каз остался у окна, и Уайлен гадал, что же такого увлекательного он увидел в окне.

– Итак, – продолжил Джеспер, подсыпая сахар в кофе, – что, черт возьми, там произошло, помимо того, что Инеж завела новую подружку?

– Давайте-ка посмотрим, – отозвалась Нина. – Инеж упала с двадцатого этажа.

– Мы проделали огромную дыру в потолке обеденного зала моего отца, – вставил Уайлен.

– Нина может воскрешать мертвых, – добавила Инеж.

Чашка Матиаса стукнулась об блюдце. Оно выглядело нелепо в его огромных ручищах.

– Я не могу их воскрешать. В смысле, они оживают, но не полностью. По крайней мере, мне так кажется. Точно не знаю.

– Ты серьезно?! – изумился Джеспер.

Инеж кивнула.

– Я все видела собственными глазами, хотя и не могу этого объяснить.

Матиас нахмурился.

– Когда мы были в равкианском квартале, ты умудрилась притянуть кусочки костей.

Джеспер сделал большой глоток кофе.

– А как же домик на озере? Ты контролировала ту пыль?

– Какую пыль? – полюбопытствовала Инеж.

– Она не просто убила стражника. Нина удушила его облаком пыли.

– Неподалеку от дома Хендриксов есть фамильное кладбище, – сказал Уайлен, вспоминая огороженную делянку, упиравшуюся в западную стену. – Что, если пыль была… ну, костями? Останками людей?

Нина отставила тарелку.

– Вы почти отбили у меня аппетит, – затем снова взяла ее. – Почти.

– Вот почему ты спрашивал, может ли парем изменить силу гриша? – обратился Кювей к Матиасу.

Нина посмотрела на него.

– А что, может?

– Я не знаю. Ты приняла наркотик лишь раз. Пережила ломку. Ты – редкость.

– Повезло мне.

– Неужели все так плохо? – спросил Матиас.

Нина собрала крошки с колен и вернула их на тарелку.

– Цитируя одну блондинистую гору мышц – это неестественно. – Ее голос лишился радостной теплоты. Девушка просто выглядела грустной.

– Может, и так, – ответил Матиас. – Разве корпориалы не называют себя Орденом Живых и Мертвых?

– Сила гриша не должна работать подобным образом.

– Нина, – ласково позвала Инеж. – Из-за парема ты оказалась на грани смерти. Может, ты прихватила что-то с собой?

– Ну, сувенирчик так себе.

– Или, возможно, Джель погасил один свет и зажег новый, – предположил фьерданец.

Нина покосилась на него.

– Тебя что, по голове стукнули?

Он взял ее за руку. Уайлен внезапно почувствовал, будто он вторгается во что-то личное.

– Я благодарен, что ты жива, – сказал Матиас. – Благодарен, что ты со мной. Я благодарен, что ты ешь.

Девушка опустила голову ему на плечо.

– Ты лучше, чем вафли, Матиас Хельвар.

Губы дрюскеля изогнулись в слабой улыбке.

– Давай не будем кидаться словами, которые не подразумеваем всерьез, любовь моя.

Кто-то легонько постучал в дверь. В ту же секунду все потянулись за оружием. Колм замер в кресле.

Каз жестом показал ему оставаться на месте и бесшумно подошел к двери. Затем посмотрел в глазок.

– Это Шпект.

Все расслабились, и Каз открыл дверь. Отбросы молча наблюдали, как парни быстро перешептываются; потом Шпект кивнул и направился обратно к лифту.

– С этого этажа есть доступ к часовой башне? – спросил Каз у Колма.

– В конце коридора. Я туда не поднимался. Лестница слишком крутая.

Каз ушел, не произнеся больше ни слова. Все с минуту смотрели друг на друга, а затем последовали за ним мимо Колма, наблюдавшего за ними усталыми глазами.

Когда они прошли к концу коридора, Уайлен понял, что весь этаж был под стать роскоши номера. Если он и умрет, то, наверное, это не худшее место, чтобы провести последнюю ночь.

Один за другим они взобрались по винтовой железной лестнице к часовой башне и вышли через люк. Комната наверху была большой и холодной, и большую ее часть занимал гигантский часовой механизм. Четыре циферблата приглядывали за Кеттердамом и серым рассветным небом.

На юге поднимался шлейф дыма от острова Черной Вуали. Посмотрев на северо-восток, Уайлен увидел Гельдканал, лодки пожарной бригады и городскую стражу, окружавшую территорию дома отца. Он вспомнил шокированное выражение лица Яна Ван Эка, когда они приземлились на середину обеденного стола. Не будь тогда Уайлен так напуган, он бы разразился смехом. «Именно стыд пожирает людей целиком». Жаль, что они не подожгли весь дом.

Далеко-далеко гавани изобиловали лодками и фургонами городской стражи. Город был покрыт фиолетовой формой, словно подхватил какую-то болячку.

– Шпект сказал, что все гавани перекрыли и доступ к судам закрыт, – сказал Каз. – Они опечатывают город. Никто не сможет ни приплыть, ни уплыть.

– Кеттердам этого не потерпит, – возразила Инеж. – Люди поднимут бунт.

– Они не станут винить Ван Эка.

Уайлен почувствовал легкую тошноту.

– Они обвинят нас.

Джеспер покачал головой.

– Даже если они всех стражников до последнего ворчуна выведут на улицу, им не хватит людей, чтобы перекрыть город и искать нас.

– Разве? – поднял бровь Каз. – Посмотри внимательней.

Стрелок подошел к западному окну, у которого стоял Бреккер.

– Ради всех святых и тети Евы, – шумно выдохнул он.

– Что там? – спросил Уайлен, пока все напряженно смотрели в окно.

На востоке Бочки, по району Зельвер, шла толпа.

– Что это за сборище? – спросила Инеж.

– Скорее, парад, – ответил Каз.

– Почему городская стража их не останавливает? – удивился Уайлен, когда поток людей беспрепятственно проходил от моста к мосту через каждую баррикаду. – Почему их пропускают?

– Наверное, потому, что так им приказал твой отец.

Когда толпа приблизилась, Уайлен услышал песни, крики и бой барабанов. Действительно похоже на парад. Люди гурьбой высыпали на Хельвербридж, потоком прошли мимо отеля и направились к площади перед Биржей. Во главе марша Уайлен рассмотрел банду Пекки Роллинса. Кто бы ни шел первым, на нем была шкура льва с поддельной золотой короной, вшитой в голову.

– Портовые Лезвия, – сказала Инеж, указывая на людей за Грошовыми Львами. – А вон – Обломщики.

– Псы Харли, – продолжил перечислять Джеспер. – Черные Пики.

– Все здесь, – подытожил Каз.

– Что значат эти фиолетовые повязки? – спросил Кювей.

У каждого в толпе была фиолетовая повязка на левом предплечье.

– Их назначили официальными помощниками, – пояснил Каз. – Шпект сказал, что об этом трубили по всей Бочке. Хорошая новость заключается в том, что теперь мы нужны им живыми – даже Матиас. Плохая – они прибавили награду за шуханских близнецов, с которыми мы путешествуем, так что лица Кювея и Уайлена теперь тоже украшают стены города.

– И ваш Торговый совет это одобряет? – спросил Матиас. – Что, если они начнут мародерствовать или поднимут мятеж?

– Ничего из этого не случится. Роллинс знает свое дело. Если бы городская стража попыталась закрыть Бочку, банды настроились бы против них. Теперь они на стороне закона, а у Ван Эка есть две армии. Кольцо сжимается.

Инеж резко втянула воздух.

– Что? – спросил Уайлен, но, посмотрев вниз на площадь, и сам все понял. В поле их зрения появилась заключительная группа парада. Их предводителем выступал старик в пестрой шляпе, и они каркали во всю глотку – как вороны. Отбросы, банда Каза. Они восстали против него.

Джеспер врезал кулаком по стене.

– Неблагодарные скивы!

Каз ничего не сказал, просто смотрел, как толпа проходит мимо отеля – банды, сгруппированные разноцветными стаями, которые обменивались оскорблениями и радостно повизгивали, как если бы принимали участие в каком-то празднике. Даже когда они ушли, их крики остались висеть в воздухе. Может, они промаршируют до самого Штадхолла.

– Что будет дальше? – спросил Кювей.

– На нас начнет охотится вся городская стража и бандиты Бочки, и они не остановятся, пока не найдут, – ответил Каз. – Теперь из Кеттердама не сбежать. Уж точно не с тобой на буксире.

– Мы не можем просто ждать здесь? С господином Фахи?

– Ждать чего? Пока кто-то не спасет нас?

Джеспер прижался лбом к стеклу.

– Мой отец… Его тоже схватят и обвинят в укрывательстве преступников.

– Нет, – внезапно перебил Кювей. – Нет! Отдайте меня Ван Эку.

– Это даже не обсуждается, – строго заявила Нина.

Мальчишка резко рассек воздух рукой.

– Вы освободили меня от фьерданцев. Если мы не начнем действовать, меня все равно поймают.

– Значит, все было зря? – спросил Уайлен, удивившись собственной злости. – Риск, на который мы пошли? Наши победы в Ледовом Дворе? Все страдания, которые пережили Инеж и Нина, чтобы вытащить нас оттуда?

– Но если я сдамся Ван Эку, вас перестанут искать, – настаивал Кювей.

– Это не так, малыш, – покачал головой Джеспер. – У Пекки появился шанс избавиться от Каза, и его поддерживает вся Бочка. Да и Ван Эк ни за какие коврижки не даст нам свободно бродить по городу, не зная, что мы задумаем. Теперь дело уже не только в тебе.

Кювей застонал и сполз по стене. Затем кинул мрачный взгляд на Нину.

– Зря ты не убила меня в Ледовом Дворе.

Та пожала плечами.

– Но тогда Каз убил бы меня, а Матиас убил бы Каза, и все это вылилось бы в большую бойню.

– Не могу поверить, что мы сбежали из Ледового Двора лишь для того, чтобы попасть в ловушку собственного города, – выпалил Уайлен. Все это казалось неправильным.

– Ага, – кивнул Джеспер. – Нам каюк.

Каз нарисовал пальцем круг на окне.

– Пока нет. Я заставлю городскую стражу отступить.

– Нет, – быстро отозвалась Инеж.

– Сдамся властям.

– Но Кювей… – начала Нина.

– Городская стража не знает о Кювее. Они думают, что ищут Уайлена. Поэтому я скажу им, что он мертв. Признаюсь в его убийстве.

– Ты совсем свихнулся? – полюбопытствовал Джеспер.

– Каз, – обратилась Инеж. – Тебя отправят на виселицу.

– Сначала будет судебное разбирательство.

– Ты сгниешь в тюрьме задолго до него, – сказал Матиас. – Ван Эк ни за что не позволит тебе выступить в зале суда.

– Ты всерьез решил, что их камера сможет меня сдержать?

– Ван Эк знает, насколько хорошо ты управляешься с замками, – сердито произнесла Инеж. – Ты умрешь, не добравшись даже до тюрьмы.

– Все это глупо! – воскликнул Джеспер. – Ты не станешь брать удар на себя. Никто не станет. Мы разделимся. Пойдем парами, придумаем, как проникнуть через блокады, спрячемся где-то за городом.

– Это мой город, – прорычал Бреккер. – Я не покину его, поджав хвост.

Джеспер раздраженно фыркнул.

– Если это и твой город, то что от него осталось? Акции «Клуба Воронов» и Пятой гавани проданы. У тебя больше нет банды. Даже если ты сбежишь, Ван Эк и Роллинс снова направят в погоню городскую стражу и половину Бочки. Тебе не победить их всех.

– Это мы еще посмотрим.

– Черт возьми, Каз! Что ты всегда мне говоришь? Уходи от проигрышной колоды.

– Я даю тебе возможность уйти. Хватайся за нее.

– Почему ты относишься к нам как к кучке желтопузых скивов?

Бреккер повернулся к нему.

– Это ты готов сделать ноги, Джеспер. Ты просто хочешь, чтобы я сбежал с тобой, и потом тебе не было стыдно. Как бы ты ни любил драки, именно ты всегда первым ищешь укрытия.

– Потому что я хочу выжить!

– Ради чего? – спросил Каз, сверкнув глазами. – Чтобы сыграть еще одну партию за столом? Найти очередной способ разочаровать отца и подвести друзей? Ты рассказал ему, что ты – причина, по которой он потеряет ферму? Рассказал Инеж, что именно из-за тебя она чуть не умерла от ножа Омена? Что из-за тебя мы все чуть не умерли?

Плечи Джеспера напряглись, но парень не отступал.

– Я совершил ошибку. Позволил худшему в себе возобладать над лучшим. Но, ради всех святых, Каз, как долго ты будешь заставлять меня платить, чтобы получить хоть небольшое прощение?

– И как, по-твоему, выглядит мое прощение, Джорди?

– Кто, черт возьми, такой Джорди?

На долю секунды лицо Бреккера обмякло, стало недоуменным, в темных глазах мелькнул чуть ли не испуг… а затем все исчезло, так быстро, что Уайлен засомневался, не привиделось ли ему.

– Чего ты от меня хочешь? – рявкнул Каз со своим типичным отстраненным, жестоким выражением лица. – Доверия? Оно у тебя было, и ты размазал его по стенке, потому что не мог держать рот на замке.

– Один раз. Сколько раз я прикрывал твою спину в бою? Сколько раз я делал все правильно? Это не в счет? – Джеспер всплеснул руками. – Мне тебя не победить. Как и любому другому.

– Верно. Тебе не победить. Ты считаешь себя игроком, но на самом деле ты просто прирожденный неудачник. Драки. Карты. Парни. Девушки. Ты продолжаешь играть, пока не проиграешь, так что хоть раз в жизни сделай себе одолжение и просто уйди.

Джеспер замахнулся кулаком. Каз увернулся вправо, и они сцепились в драке. Парни врезались в стенку, бились о нее головами и превратились в размытое пятно из пинков, ударов и захватов.

Уайлен повернулся к Инеж, ожидая, когда она прекратит все это, когда Матиас разнимет их, когда кто-то сделает хоть что-то, но остальные просто отошли, чтобы освободить им место. Только Кювей выглядел хоть немного обеспокоенным.

Джеспер и Каз метнулись по комнате, врезались в механизм часов и быстро восстановили равновесие. Это был не бой, а уличная драка – бесстыдная путаница из локтей и кулаков.

– Ради Гезена, остановите же их! – с отчаянием потребовал Уайлен.

– Джеспер в него не выстрелил, – заметила Нина.

– Каз не использует трость, – добавила Инеж.

– Думаете, они не убьют друг друга голыми руками?

У обоих шла кровь – у Джеспера из пореза на губе, а у Каза откуда-то рядом с бровью. Рубашка стрелка была наполовину натянута на голову, а рукав Бреккера разошелся по шву.

Люк распахнулся, и из него высунулась голова Колма Фахи. Его румяные щеки покраснели еще больше.

– Довольно, Джеспер Луэллин Фахи! – проревел мужчина.

Джеспер и Каз замерли, а затем, к глубокому удивлению Уайлена, разошлись по сторонам с виноватым видом.

– Что здесь происходит? – сердито спросил Колм. – Я думал, вы друзья.

Джеспер провел рукой по затылку с таким видом, словно хотел просочиться сквозь половицы.

– Мы… э-э… у нас появилось разногласие.

– Это я вижу. Я был очень терпеливым, Джеспер, но и у меня есть предел. Считаю до десяти. Если не спустишься к тому времени, я задам тебе такую трепку, что ты еще две недели не сможешь сидеть нормально.

Голова Колма исчезла внизу. Молчание затянулось.

Затем Нина хихикнула.

– У тебя большие неприятности.

Джеспер насупился.

– Матиас, а Нина позволила Корнелису Смиту лапать ее за зад!

Смех девушки оборвался.

– Я выверну твои зубы наизнанку.

– Это физически невозможно.

– Я только что воскресила мертвых. Уверен, что хочешь со мной поспорить?

Инеж склонила голову вбок.

– Джеспер Луэллин Фахи?

– Заткнись, – проворчал тот. – Это родовое имя.

Сулийка торжественно поклонилась.

– Как скажешь, Луэллин.

– Каз? – тихо позвал Джеспер.

Но тот смотрел куда-то вдаль. Уайлен знал этот взгляд.

– Он?.. – начал парень.

– Что-то замышляет? – предположил Джеспер.

Матиас кивнул.

– Определенно.

– Я знаю, как это сделать, – медленно протянул Каз. – Как вывезти Кювея и гришей, забрать наши деньги, обставить Ван Эка и заставить этого сукиного сына Пекку Роллинса поплатиться за все.

Нина подняла бровь.

– Весь список огласил?

– Как? – поинтересовалась Инеж.

– Все это время мы играли по правилам Ван Эка. Мы прятались. С этим покончено. Мы организуем небольшой аукцион. У всех на виду. – Бреккер повернулся к ним лицом, и его блестящие глаза стали бездонными и черными, как у акулы. – И поскольку Кювею так не терпится пожертвовать собой, он будет призом.