Глава 1

В номере мюнхенской гостиницы ничего, разумеется, за время моего отсутствия не изменилось. Да и длилось то оно, судя по наручным часам, часов восемь. Интересно, в какой фазе сна происходит перенос? Ведь обратное возвращение случается вместе с обычным пробуждением. То есть, вместе с «пробоем» в прошлое, здешний мой организм не забывает выспаться. Что, несомненно, радует — я сюда вернулся не затем, чтобы сразу же завалиться спать! Тем более, что это чревато незапланированным обратным переносом.

А еще вдруг подумалось — ведь если я, скажем, буду возвращаться в свое «обычное» время раз в месяц, то за неделю «здесь» я проведу более полугода «там». То есть, за два «обычных» года «там» пройдет пятьдесят! Можно прожить целую «вторую» жизнь и состариться. А то и помереть! Вопрос только, что при этом произойдет? Лучше разобраться заранее, чтобы потом не было мучительно больно…

Вообще-то, пришедшая в голову идея о «параллельной» жизни меня заинтересовала. Если в предыдущее возвращение мысль о том, чтобы провести полвека в крестьянской халупе начала тринадцатого века привела бы в состояние тихого ужаса, то сейчас «там» мой статус резко повысился. И можно рассчитывать на более занятное времяпровождение. Даже, как бы, не занятнее, чем здесь — денег, вроде, у моего нового «друга» в достатке, а новых впечатлений хоть отбавляй. И дурацкого феминизма еще не изобрели… Комфорт, конечно, далек от современного, но при погружении в среду это не так уж и мешает. Особенно, если сознаешь, что издеваешься над «запасным» организмом. Но хватит мечтать, надо бы поработать. Я достал ноут и вошел в Сеть…

После обеда, закачав на ноут кучу информации, смотался на автобусе за город, на ту самую поляну. По пути на автостанцию забежал в какой-то магазин и приобрел обычную садовую лопату. Вот почему на меня косились пассажиры автобуса — странно выглядит человек с лопатой в одной руке и лэптопом в другой! Но зато к месту действия прибыл полностью вооруженным и проверка много времени не заняла. Разметил расстояния и стал копать. С северной стороны от камня ничего не обнаружилось. Через четверть часа оказалось, что и с восточной ничего не закопано. Проверил, на всякий случай, еще и магнитность камня. Отсутствует! Короче, все ясно — «тот» мир параллельный! Или вообще виртуальный, существующий только в моем воспаленном воображении. Впрочем, в чем разница между этими вариантами, я точно не знаю… Выбросив ставшую уже ненужной лопату, вернулся к автобусной остановке…

Вечером, сидя за чашкой такого ароматного, после длительного перерыва кофе, пытался привести в порядок мысли и разложить полученную информацию по полочкам. А то «завтра», с бодуна, особо и не вспомнишь. Это, кстати, проблема — перенос информации туда-сюда. Сначала казалось, что теперь мне в тринадцатом веке доступны все знания двадцать первого. Только «нырни» и возьми из Интернета! Ага, щасс! Способ, которым выполняются эти самые «нырки» накладывает сильные ограничения. Не говоря уже о таких сложных для обычного запоминания вещах, как таблицы, формулы и графики, даже простая «словесная» информация после пробуждения вспоминалась нечетко. Попробуйте, приняв на грудь грамм триста-четыреста не самого качественного сорокаградусного напитка, выучить страницу из какого-нибудь учебника, а наутро — вспомнить ее во всех подробностях. То-то и оно! Так что от мысли пронести в средневековье чертежи автомата Калашникова пока придется отказаться. Тем более что дело тут не столько в самих чертежах — конструкцию упомянутого оружия я, пожалуй, и так бы воспроизвел, — сколько в содержании той сотни справочников, которая потребуется для создания полного цикла производства этого самого автомата. От поиска нужных для получения пороха, детонатора и легирующих компонентов стали сырья и до точных станков. Такую массу информации без «прихода» белой горячки не перетаскать! Если не найдется более «щадящий» способ.

Кстати, чуть не забыл. Ведь завтра с утра мне нужно отправляться в аэропорт — время поездки истекло. После месячного отсутствия можно и не вспомнить. Что наводит на простую, но очень важную мысль: пора бы сделать то, что, вообще-то, рекомендуется сделать любому, занятому разнообразной деятельностью человеку. А именно — завести дневник, куда заносить все события предыдущего дня и памятки для последующих. Иначе через месяц и не вспомнить, с кем была назначена встреча и по какому поводу. Короче говоря, без дневника нормально функционировать в таких обстоятельствах я не смогу!

Однако вернемся к нашим баранам. Что удалось выяснить за сегодня? Во-первых, и это самое главное, Маймонид пока жив и даже, вроде бы, несмотря на почтенный возраст, еще как минимум полтора года помирать не собирается. Если средневековые хронисты не обманули или не запутались в переводе дат между разными календарями. То есть, с одной стороны, встретиться с ним реально, но с другой — сильно откладывать нельзя. До Каира путь неблизкий, а о психическом состоянии старичка перед кончиной исторические источники умалчивают. Может, он последние месяцы невменяемый был? Так что чем раньше я до него доберусь — тем лучше!

Ну, а во-вторых, я получил подробный исторический обзор политического состояния лежащих по пути в Египет территорий и их ближайшего будущего. Особо оптимистическим этот обзор назвать было нельзя. Международное положение являлось на редкость, даже для буйного средневековья, напряженным. Англия в очередной раз сцепилась с Францией. Вернее, это французский король Филипп Август намертво вцепился зубами в северные французские герцогства, откусывая их одно за другим от своего, давшего слабину, исторического противника. Однако события на северо-западе Европы меня не волновали как раз нисколько, так как направление нашего с Цадоком предполагаемого маршрута было совершенно противоположным.

Но там положение радовало еще меньше. Привлеченный идеей так умело распиаренного Папой Иннокентием Третьим Четвертого крестового похода, цвет европейского рыцарства, в сопровождении толп оруженосцев, маркитанток и прочего авантюрного сброда, обычно сопровождающего армейский обоз, собрался в Венеции, рассчитывая переправиться в Палестину морем. Опыт предыдущих походов, а также постоянные трения с оседлавшей сухопутный путь на Ближний Восток Византией однозначно заставляли выбрать именно такой способ. Понимая это, старый хитрый венецианский дож Энрико Дандоло затребовал со своих христианских братьев за перевозку (пользуясь монополией на море) ни много ни мало, а восемьдесят пять тысяч серебряных марок. Бравое, но не очень многочисленное и не особо богатое воинство Христа такую гигантскую сумму собрать не смогло.

Дож, несмотря на увещевания и укоры римского Папы, твердо стоял на своем. И, как оказалось, не столько из-за присущей венецианцам жадности, сколько из долгосрочных соображений. Когда крестоносцы уже совсем отчаялись, кляня жлобов — венецианцев и собираясь разойтись по домам, дож неожиданно предложил им подработать на «стороне». Венецианцы, мол, ради освобождения Гроба Господня согласны перевезти бравое воинство к месту действия, но сначала надо завернуть к хорватскому побережью и отобрать у дерзкого венгерского короля (ревностного католика, между прочим) захваченный им два десятка лет назад далматинский порт Задар (тоже вполне христианский город). Крестоносцы восприняли предложение с воодушевлением и вот прямо сейчас и лезут на стены злополучного городка.

А дальше будет еще веселее! За несанкционированную расправу с католическим городом Папа Иннокентий отлучит недостойное воинство от церкви. На этом очередной крестовый поход смело можно было бы считать завершенным, но несостоявшиеся крестоносцы, хорошо «зарекомендовавшие» себя в Задаре, получат очередное «интересное» предложение. А именно — восстановить на престоле свергнутого византийского базилевса Исаака Второго Ангела. Ангел он там был или не ангел, но на сей раз воины Христовы уже открыто взялись за дело не за какие-то там идеи, а за вполне конкретную сумму наличными. Очень немалую сумму!

В следующем году они возьмут в осаду Константинополь. Сидящий там узурпатор Алексей Третий, взглянув со стен города на расположившиеся внизу уголовные рожи «цвета европейского рыцарства», впечатлится и сбежит от греха подальше. На престол торжественно взойдет свергнутый Исаак, правда, ослепленный во время заключения в соответствии с древней византийской традицией, и его сын, видимо в качестве поводыря. Однако скоро выяснится, что царственная пара не в состоянии выплатить и половины обещанной за помощь суммы, так как вовремя навостривший лыжи узурпатор, не будь дураком, прихватит с собой и казну. Такого кидалова «братки», оскорбленные до глубины души, спустить не смогут и, после череды «наездов» и «предъяв», через полтора года от досады полезут на стены. В прямом смысле слова. Константинополь будет разграблен и сожжен. Так закончит свое существование тысячелетняя Византийская империя. Ее растащат по кускам все, кому не лень. В этом процессе поучаствует, к моему сильному удивлению, даже легендарная грузинская царица Тамара. Вот уж не знал, что я теперь ее «современник»!

Но вывод из всего этого исторического путешествия в Интернете был один — сухопутный маршрут в Египет, видимо, перекрыт. А как можно добраться морем, надо уточнить у Цадока. Доставляет же он как-то шелк с Востока?

Я с трудом привстал на кровати, обхватив раскалывающуюся голову руками. Да, винное похмелье — не подарок! Надо бы поскорее самогонный аппарат сварганить и гнать чистый продукт. Тогда и «побывки» в будущем легче переноситься будут. Хотя винца я вчера слишком перебрал — три кувшина для достижения кондиции переноса явно избыточны, хватило бы и двух. Но дорвался, понимаешь, до нормального алкоголя, и остановиться вовремя не достало душевных сил.

Щурясь от ярких лучей солнца, пробивавшихся сквозь неплотно прикрытые ставни, нащупал на прикроватном столике последний кувшин и, внутренне содрогнувшись от необходимости предстоящего действия, опрокинул в себя мутные остатки, скопившиеся на его дне. Посидел минут пять на кровати, борясь с позывами тошноты. Наконец «лекарство» подействовало, голову немного отпустило и я смог припомнить все детали недолгой командировки «домой».

Повалялся с еще с полчаса, пытаясь привести мысли в порядок. Да, вспоминать узнанное «там» оказалось даже труднее, чем я ожидал! Даты и события смешались, вместо них в угнетенном похмельем мозгу мелькали странные образы — крестоносцы во главе с Папой дружно насиловали царицу Тамару у стен Константинополя… Брр… Только по прошествии некоторого времени информация в голове более-менее разложилась по полочкам, хотя все равно страдала смутностью и обрывистостью.

Наконец, нашел в себе силы выползти из отведенных покоев. Там меня уже ожидал начавший беспокоиться хозяин. Ничего удивительного — время, судя по всему, уже соответствовало позднему завтраку, а то и раннему обеду. При мысли о еде чуть не вырвало. Ужас! Поэтому ограничился холодной водой. В голове еще немного прояснилось и я смог кое-как побеседовать с Цадоком.

Тот пришел в некоторое расстройство от сообщения о предстоящем путешествии в Египет. Видно было, что это мало соответствует его собственным планам. Ничем не могу помочь! Сам заварил, дорогой — сам и расхлебывай! Поняв, что в «лоб» отговорить меня от путешествия не удастся, хитрец начал увиливать другими путями: стращал опасностями дальней дороги, жаловался на отсутствие свободных средств, напирал на невозможность оставить надолго дела и общину.

Пришлось резко осадить его:

— Путешествие состоится в любом случае, даже если ты помрешь при подготовке! И если будешь мне ставить палки в колеса, то так это и случится! — прервав того на полуслове, угрожающе заявил я, сдвинув брови. Потом чуть мягче добавил: — Выезд не позже начала следующего лета. Поэтому на решение упомянутых тобой проблем и подготовку у тебя есть полгода. Успеешь — молодец, нет — меня не интересует. Впрочем, если могу чем-то помочь — обращайся!

Вот последнюю фразу я зря сказал! Чувствую — еще не раз горько пожалею о ней! Потому что Цадок, слегка прибитый предыдущим «наездом», при этих словах заинтересованно поднял голову, мечтательно закатил глаза и уже открыл было рот, собираясь, видимо, огласить весь список дел, в которых я смогу ему помочь. Еще только этого на мою похмельную голову не хватало! Пришлось его опередить:

— Но это потом! А сейчас я хочу узнать твои соображения о путях, которыми можно добраться до Египта.

Тут беседа вошла уже в более конструктивное русло. Мой собеседник подробно рассказал об известных ему способах пересечения моря. Путь через Византию отверг сразу после моих намеков о возможных трениях с крестоносцами. Цадок, оказывается, проезжал через восточное побережье Средиземного моря как раз во время Третьего Крестового похода и имел счастье близко пообщаться с крестоносцами и их окружением. Впечатления эти встречи оставили сугубо отрицательные. А ведь в прошлом походе участвовали еще сравнительно приличные люди!

Так что он однозначно стоял за морской вариант. Но и тут возникали проблемы. Морскими перевозками занимались, в основном, венецианцы и генуэзцы. Ну и в других приморских городах можно было найти, конечно, достаточно крупное судно, способное пересечь море напрямую, но вот безопасность. По словам Цадока получалось, что море битком набито разбойниками и пиратами всех мастей, как самодеятельными, так и действующими с официального разрешения многочисленных приморских князей, графов, шейхов и султанов. Каперство, оказывается, давно изобрели. При этом существовало интересное правило: если корабль принадлежал дружественному правителю, то само судно пропускали беспрепятственно, но это, увы, не распространялось на его пассажиров. Тех вынуждали откупаться самостоятельно. Естественно, такое положение дел открывало широкие возможности для махинаций и преступных сговоров между кораблевладельцами и пиратами. Все это делало путешествия малыми группами крайне опасными. Если верить крайне живописным рассказам Цадока, то без сопровождения эскадры в составе, по меньшей мере, пары линкоров, в море лучше не выходить! Даже если не просто заплатить за проезд, а нанять весь корабль.

— Ну а как же вы товары возите? — задал я резонный вопрос.

Цадок горестно закивал головой, сетуя на резкий спад в торговле с Востоком. Лично он в товарных количествах оттуда сейчас возит только драгоценности и шелк. И если первые, благодаря компактности, провезти можно разными путями, то ткань — либо коротким, но очень дорогим путем через Византию, уплачивая базилевсу грабительский налог («ха-ха, скоро и этого не будет!»), либо длинным — через всю Северную Африку, Гибралтар и Пиренейский полуостров. Оба способа нам, разумеется, не подходили.

Из этого разговора я сделал вывод: надо снимать корабль! Большой, чтобы можно было взять с собой много охраны. (Кстати, где ее взять? Ведь она, учитывая открывшиеся обстоятельства, должна быть предана не капитану судна, а нам? Наемники?). Кроме того, Цадок сильно рекомендовал нанять венецианскую боевую галеру для сопровождения как минимум до выхода из Адриатического моря, а лучше до Крита — то есть, на самом опасном участке. Все это, по его предварительным подсчетам, выливается в такую копеечку, что Цадок, закончив расчеты, проблеял, избегая смотреть мне в глаза:

— У меня, мм, боюсь, нет нужных средств на руках. Это слишком много!

Врет? Само собой, вопрос — насколько? Я отобрал у него листок с каракулями и еще раз бегло просмотрел расчеты. Вроде бы ничего лишнего. Корабль — не меньше четырехсот марок, галера — еще столько же. Плюс охрана, дорожные расходы, да и на обратный путь надо оставить (хотя последний пункт лично меня волновал в гораздо меньшей степени). Короче, получалось, что без двух тысяч марок из дома не стоило и выходить. А это, по нынешним временам, действительно огромные деньги! Поспрошав Цадока, я выяснил, что корова на рынке стоит семьдесят — восемьдесят геллеров, то есть всего около половины марки, профессиональный наемник зарабатывал от двух до четырех марок в месяц, а приличный каменный дом в Мюнхене обойдется в две-три сотни марок. Да уж, две тысячи — не копейки!

Что же делать? Поступиться безопасностью? Не хотелось бы. Да и моего «друга» будет уговорить значительно труднее. Остается, что называется, оптимизировать расходы и изыскивать новые источники дохода. На этой мысли я сделал перерыв на обед, мирно протекший в кампании семьи Цадока, а после него — удалился в свою комнату. Думать.

Расходы можно снизить, если отказаться от слишком многочисленной охраны, не нанимая профессиональных наемников, а ограничившись парой десятков самых подходящих из домочадцев хозяина, а также от сопровождения боевым кораблем. Для этого нужно повысить эффективность ее действий, проще говоря — снабдить более мощным оружием. Каким? Вариантов полно, вопрос — что можно успеть за оставшееся время, располагая имеющейся производственной базой? Порох? Ну, что-то простенькое взрывчатое можно сварганить. И куда его? Ручной огнестрел отпадает сразу — тонкий длинный ствол, да еще в десятках экземпляров, мне быстро не изготовить. Да и, пожалуй, хороший арбалет будет эффективней примитивных мушкетов. А другие у меня не и получатся! Значит — пушка? Или, например, ракеты. Для отпугивания пиратов сойдет. Надо продумать.

Ну а для ближнего боя тогда что? Арбалеты уже сказал? Можно, хотя тоже не самая простая в изготовлении вещь. Но тут уже есть примитивные образцы, надо изучить и улучшить. Что еще? Гранаты! Хорошая идея! Уже кое-что, но мало. Холодное оружие надо посмотреть. Возиться с мечами-топорами не стоит — лучше не поскупиться и купить качественные привозные, а вот с броней можно по-быстрому что-нибудь решить. Тут же пока кроме кольчуг хренового качества и шлемов-ведер ничего толком и нет! И то — только для богатых, а большинство воинов щеголяют в стеганых или кожаных доспехах.

Ну и себе надо бы чего-нибудь придумать. Я-то, в отличие от местных, даже каким-нибудь банальным топором махать не умею! Не говоря уже о мечах и другом профессиональном холодняке. На таком оружии мне даже против самого хилого приказчика из хозяйства Цадока не выстоять, а уж при встрече с рыцарем вообще лучше сразу сделать харакири. Чтобы зря не отнимать времени у занятого человека. Эх, протащить бы сюда хоть один Эм-шестнадцать с парой-тройкой магазинов! Тут бы я был на коне! Ну, помечтал — и хватит. Лучше подумать, какое личное оружие себе подобрать, чтобы подходило под мои навыки.

А насчет второго пункта — изыскания источников дополнительных доходов, тоже стоит задуматься. Вообще-то, тут вариантов — миллион! Я знаю кучу товаров и услуг, неизвестных здесь. Теоретически, в перспективе можно стать мировым олигархом, подмяв под себя всю хиленькую финансовую систему этого мира. Практически же, что ни возьми — либо требует для производства невозможных пока технологий и материалов, либо — времени на раскрутку, либо — в корне противоречит текущим церковным догматам и вообще ментальности средневековых людей. Тут скорее надо думать, как на костер не попасть, а не о мировом господстве!

Короче, с бизнесом лучше сильно не спешить, тщательно все продумав и проделав предварительное «исследование рынка». Даже так сразу не соображу, в каком направлении думать! А может, ну его, этот бизнес! Просто взять на вооружение один из способов Остапа Бендера? Например — обходить в компании Цадока состоятельных евреев, представляя себя Мессией, демонстрировать пару подсмотренных в Интернете дешевых фокусов и стричь купоны на, скажем, восстановление Иудейского царства («заграница нам поможет», ага). Этих лже-мессий за долгую еврейскую историю была не одна сотня, и, что интересно — почти всем поначалу верили! Такой мы, евреи, доверчивый народ! Вот, всего сорок лет назад в Багдаде был один такой. Сам, правда, много не взял, но когда его казнили, то нашлись людишки, передавшие багдадским евреям письмо от чудом спасшегося «мессии», в котором сообщалось о необходимости, оставив свое имущество «почтальонам», влезть на крыши домов и ждать «переноса» прямо в Иерусалим. И ведь отдали и залезли!

Нет, конечно, я пока не настолько опустился, чтобы использовать такие плохо пахнущие способы. Однако это натолкнуло меня на мысль: предложить зажиточным еврейским купцам скооперироваться для организации совместного торгового каравана в Египет. Это же гораздо надежнее — можно не опасаясь, взять много дорогого товара. Интересно, что скажет по этому поводу Цадок?

 

Глава 2

Следующий день решил посвятить знакомству с окружающей обстановкой. С утра Цадок, бросив все дела (впрочем, основную работу по управлению семейным «бизнесом» уже выполнял его старший сын, угрюмый бородач лет тридцати по имени Менахем) повел меня хвастаться своим хозяйством. Двор, огороженный высоким бревенчатым забором, имел немаленькую площадь и являлся самым крупным в еврейском квартале города. Так как Цадок — самый богатый и уважаемый член общины, был ее главой, то он совершенно точно знал ее количество: пятьсот семь душ обоего пола и всех возрастов. Численность же населения всего Мюнхена он затруднялся назвать с такой же точностью, оценивая ее примерно в восемь-десять тысяч. Что для средневекового города было совсем немало.

Кроме самого жилого дома, во дворе находился каменный склад тканей и пристроенный к нему с противоположной от дома стороне (воняло очень) красильный цех. Стоявший отдельно сарай оказался примитивной ткацкой фабрикой, где из привозных шелковых нитей ткали разные виды тканей на его основе. Потом их красили и отправляли на склад. Некоторые, особенно тонкие виды ткани (как я понял, что-то типа парчи — не разбираюсь в этом!) завозили с Востока уже в готовом виде — квалификация местных ткачих изготовить ее не позволяла. Посмотрев на это печальное зрелище — два десятка женщин, сидящих каждая перед установленной на ножках деревянной рамкой с натянутыми на нее нитями (конструкция издалека чем-то напоминала кульман, которым пользовались для черчения инженеры прошлого, двадцатого века — я такие еще застал) и уныло просовывающие сквозь нее заостренную деревяшку — челнок, с прицепленной к нему нитью, понял, что даже примитивный ткацкий станок будет для них хорошим подарком. А особенно — для их хозяина! Может быть и сделаю ему, если останется время.

Заодно поинтересовался у Цадока, не могу ли я затариться у него на фабрике нормальной одеждой, потому что та, которую он мне выдал вместо крестьянского «мешка», не подходила ни по размеру, ни по удобству, да и ни по качеству. Снял с кого-то из прислуги, гад! Да-да, еще вчера я спокойно разгуливал в грубом рубище и не жаловался, а сегодня уже появились претензии. А почему и нет, собственно, если имеется возможность? Ситуацию надо использовать до конца, а то завтра неизвестно что будет…

Хозяин, пойманный врасплох моей просьбой, замычал что-то об отсутствии у него профессионального портного, и что надо за этим обращаться к «соседям». И вообще — шелковые ткани не подходят для повседневной одежды. С этого бы и начал, жмот! Зажал для меня дорогую ткань, да? Ничего, не разоришься! Хотя, в чем-то он прав — вся одежда из шелка это слишком. Не удобно и чересчур напыщенно. Но вот от шелкового белья я бы не отказался! Заодно осчастливим местную цивилизацию идеей трусов. А то одевать штаны прямо на голую задницу мне как-то несподручно. Еще можно из шелка шарфик забацать, чтобы шею не натирало твердым воротничком, а вот этот атлас сгодится на парадный плащ. Крепкий — хоть парашют делай, но последний мне пока без надобности…

Отобрав на глазах у недовольного купца несколько отрезов понравившейся ткани, попросил завернуть. Когда пойдем к специализирующимся на портняжном деле соседям, буду уже со своим материалом. А Цадок пусть не морщится, сам меня Защитником обозвал, я его за язык не тянул, даже наоборот! Вот пусть теперь и спонсирует! Я ему за это, так и быть, ткацкий станок сварганю. Не разгуливать же мне в лохмотьях? Надо соответствовать присвоенному высокому статусу. Главное, чтобы не попросили этот самый статус подтвердить. Я даже и не подозревал, что это случится уже очень скоро…

А пока мы продолжили экскурсию по двору. Рядом с ткацким производством, в специально пристроенном к дому флигеле с массивными железными решетками на немногочисленных окнах, находилась ювелирная мастерская. С десяток мастеров занимались там огранкой импортируемых Цадоком из Азии драгоценных камней и оправкой их в золото и серебро. Хозяин похвастался, что его работники — лучшие в Мюнхене и окрестностях и украшения у него заказывает вся местная знать. Я взглянул на оборудование мастерской. Имелось несколько интересных инструментов, но в основном — довольно грубые. Впрочем, и их изделия на мой вкус тоже были грубоваты. А вот линзы мастерам бы не помешали! Если здесь есть стеклодувы — а они должны быть — то можно попробовать помочь и с этим.

С другой страны огромного дома располагалась хозяйственная часть — конюшни, кухня, сараи с запасами дров и сена. Там же находилась и небольшая кузня. Это открытие обрадовало меня больше всего! Так как со спецификой местного кузнечного дела я уже познакомился вплотную и мне было что сказать по этому поводу. Как-никак — моя основная специальность! Кузня использовалась в основном только для нужд самого хозяйства и общины, не производя товаров на продажу. Подковать лошадей, починить кухонную или другую хозяйственную утварь, изготовить что-то специфическое, как, например, давешние решетки на окнах ювелирной мастерской. Поэтому там работал только один мастер с двумя подмастерьями. Кузнец по имени Давид, дядька возрастом лет сорока, очень походил лицом и фигурой на моего бывшего работодателя Конрада, разве что был черноволос и обладал носом с характерной горбинкой. Надо будет подружиться! Тем более, что, как и его сельский коллега, работал не только с железом, но и с медью. А мне в ближайшее время витые медные трубочки очень даже понадобятся!

Завершив, наконец, осмотр обширного хозяйства главы общины, мы вышли за ворота и направились с визитом к ее наиболее уважаемым членам. Нас принимали очень радушно, причем приветствовали прежде всего почему-то меня! Уже разболтал что-то, гад! Убью собаку! Я бросал злобные взгляды на своего спутника, но тот делал вид, что не замечает. Ничего, вернемся домой…

Начали с купца, занимавшегося импортом пряностей и других деликатесов, не производившихся здесь. Потом перешли к хозяину крупного кожевенного производства. Тот сразу начал жаловаться на нечестную конкуренцию Кожевенной гильдии Мюнхена, добившейся через своих представителей в ратуше налоговых льгот для собственной продукции. Ну чего там, дело-то житейское… Во все времена у одной из противоборствующих на рынке групп находится «рука» во власть предержащих структурах. На данном историческом отрезке недавно возникшие гильдии окрепли настолько, что уже готовы вытеснить как организованных еврейских конкурентов, так и просто независимых ремесленников. Чем и занимаются, используя любые доступные способы. Я уже пытался объяснить это Цадоку, но он отказывается понимать, наивно полагая, что реально вставить палку в колесо исторического процесса! Раздавит и не заметит…

— Ты же хвастался, что вхож к самому герцогу? — поддел я его. — Чего же не заступился за своих?

— Я попытался! — с жаром сообщил Цадок. — Но его высочество ответил, что в решения ратуши не вмешивается.

— Ясно! Не многого твои связи стоят!

Далее мы прошлись по лавкам и мастерским мелких ремесленников. Тут оказались и искомые стеклодувы. Здесь, кстати, мой недоделанный кабаллист и заказывал склянки для своих опытов. Стекло, правда у мастеров выходило мутноватое и цветное. Для посуды вполне подходит, а вот для оптики… Ничего, поработаем и над этим! Я заметил, что стал слишком близко к сердцу принимать технологические проблемы в хозяйстве моего новоявленного компаньона. Подсознательно стал считать и своим?

После добрались, наконец, и до портного. Судя по размерам мастерской, количеству подмастерьев и дорогой ткани у них в руках, он пользовался немалой популярностью, причем у обеспеченной прослойки. Представители которой тоже присутствовали здесь в немалом количестве. Что характерно — почти все христиане. Видимо, слава о еврейских портных разносилась далеко уже и в тринадцатом веке. Завидев дорогих гостей, мастер немедленно закруглил разговор с клиентом, препоручив того одному из подмастерьев и подкатил к нам. После знакомства и традиционных приветствий перешли к делу. Портной по имени Авраам очень обрадовался, когда Цадок сообщил ему о моем намерении сделать заказ и уже даже приготовил какую-то ленту для снятия размеров, когда я озадачил мастера техзаданием на изготовление трусов. С полчаса ушло на втолковывание портному назначения этого предмета и его «конструкции». Потом Авраам долго соображал, как снять нужную мерку. Но, в конце-концов. все проблемы разрешились, и я заказал пять комплектов нижнего белья — в дополнение к трусам, туда вошли еще облегающие штаны типа кальсон и длинная майка, больше похожая на ночную рубашку. Эти предметы, слава богу, тут были известны, и я просто выбрал понравившиеся из предложенных Авраамом образцов. Кальсоны, правда, в местном оригинале состоявшие из двух отдельных штанин, перехваченных пояском, пришлось попросить соединить в одно целое. Да, «до ветру» так ходить неудобнее, зато носить привычнее. Только вместо несуществующей здесь резинки надо что-то придумать.

Потом перешел к выбору верхней одежды. Ну, во-первых, заказал парадный плащ из принесенного с собой атласа с теплым меховым подбоем — зима на носу! И еще один — походный, из кожи и тоже с мехом. Выбрал из показанных портным рубашек и курток наиболее удобные и функциональные образцы, попросив удалить некоторые дурацкие украшения и, наоборот, добавить карманы. Пришлось опять объяснять, что это такое. Но на этот раз объяснение заняло считанные секунды — мастер быстро въехал в идею и она ему понравилась. Внимательно слушавший наш разговор Цадок тоже принял это к сведению и наверняка потребует с Авраама за подаренное тому ноу-хау серьезную скидку при окончательном расчете. А то и вообще ничего не заплатит — с этого жмота станется!

А еще я заказал себе классные штаны из тонкой дорогой кожи! Еще и специально оговорив расположение, размер и количество стильных бронзовых заклепок на них. Мне всегда такие нравились, но в наше время носящий данный предмет одежды человек однозначно относится окружающими к вполне определенному меньшинству. Здесь тоже, но к совсем другому — к меньшинству хорошо обеспеченных людей.

Последним посетили старого еврея по имени Моше, занимавшегося ростовщичеством. К моему удивлению, таковой оказался всего один. На мои осторожные расспросы Цадок ответил, что это занятие не очень-то благовидное и богоугодное, поэтому им занимаются либо неспособные к другому занятию, либо — бессовестные люди. К какой категории мой собеседник относит старика Моше, он не уточнил. Зато сказал, что недавно в городе появился оказывающий те же услуги ломбардиец и у нашего ростовщика наступили трудные времена: все, кто по религиозным причинам не желали иметь дело с евреем, получили альтернативу. Впрочем, кому сейчас легко…

Слегка перекусив, вышли уже за пределы еврейского квартала, в сопровождении пары крепких ребят с ножами за поясом — дальних родственников Цадока. По узким кривым улочкам с грубой и неровной мостовой (там где она была, большинство переулков замощено вообще не было) направились к центру относительно молодого еще — тридцать лет со дня основания — города. Нас обгоняли, по пути к ближайшей реке, вонючие потоки грязной воды из соседних домов, и являющиеся местной канализационной системой. Как им не противно тут жить! А ведь нормальную канализацию еще римляне изобрели, правда с ядовитыми свинцовыми трубами.

На подходах к центральной площади, являвшейся, по сути, просто перекрестком сходившихся туда пяти-шести улиц, последние начали расширяться и на них появились лавочки мелких ремесленников. являвшиеся, в большинстве случаев, и их же мастерскими. Торговых сетей, как в наше время, тут и в помине не было, но большая часть ремесленников уже принадлежала ку соответствующей гильдии. А те, которые пока не согласились войти в нее, уже начинали жалеть. На самом деле, членство в гильдии несло в себе как положительные, так и отрицательные моменты. Конечно, надо было платить взносы и слушаться не всегда справедливых решений руководства этого предка профсоюза, но, с другой стороны, гильдия обеспечивала своим членам защиту и некоторые льготы, а так же давала некую страховку на случай невзгод и бедствий. Сгорела лавка — твой цех выделит из общей кассы помощь на восстановление. Что для составлявших пополнение рядов ремесленников вчерашних крестьян, привыкших к сельской общинной взаимопомощи, было крайне важно.

Расположенные на первых этажах домов лавки иногда «захватывали» также и часть уличного пространства, размещая там прилавки или столы. Причем удобство пешеходов торговцев мало интересовало — некоторые из них приходилось огибать, прижимаясь к стене противоположного дома. В том числе и поэтому телеги двигались только по самым широким улицам. Вышли на центральную площадь. Ни одного здания, стоящего тут в двадцать первом веке еще построено не было, но все общественные заведения, положений по статусу «райцентру» имелись. Слева размещалось самая красивая постройка, увиденная мной за все время пребывания в тринадцатом веке — местный кафедральный собор, хозяйство Мюнхенского епископа. Деревянный, украшенный многочисленными, хотя и несколько грубоватыми статуями. Конечно, он сильно не дотягивал по красоте до будущего каменного, но по сравнению с остальными городскими строениями, являл собой шедевр местного зодчества. С ним не смогли конкурировать ни стоящая на противоположной стороне площади довольно скромная ратуша, ни даже виднеющийся на соседнем холме дворец здешнего герцога (дворец — слишком громкое название, просто небольшая крепостица из грубого серого камня с высокой башней. Настоящие дворцы крупные феодалы смогут себе позволить только лет через триста).

Из всех сходящихся к главной площади улиц одна резко выделялась особенной шириной. Однако была заставлена какими-то столами и даже палатками. Оказалось — здесь начинался местный рынок. Мне стало интересно и мы со спутниками продолжили экскурсию в этом направлении. От современных нам рынков этот отличался разве что катастрофически бедным, на взгляд человека из двадцать первого века, выбором фруктов и просто бедным — овощей. Зато самого разнообразного мяса и птицы тут имелось просто навалом. Кроме привычных свинины и говядины, присутствующих, впрочем, большей частью еще в живом виде, прилавки были заполнены также горами всевозможной дичи, регулярно доставляемой охотниками из окрестных лесов. Названий большей части связанных в пучки за лапки мелких и средних птичек я даже и не знал. Как и то, что их принято есть.

Некоторые охотники шли дальше и на расположенных тут же небольших костерках жарили на вертеле часть добычи. От них по рядам распространялся одуряющий запах жарящегося мяса. Не в силах противостоять соблазну, попросил Цадока приобрести чего-нибудь. Так что дальше наша компания двигалась под аккомпанемент похрустывающих косточек так и оставшейся мне неизвестной птички. Что, впрочем, нисколько не убавляло от ее превосходного вкуса! Так мы и вышли на вторую и, если верить моему экскурсоводу, последнюю большую площадь в городе, имевшую название — Базарная. Внимание сразу привлекла большая толпа, обступившая расположенное на высоком каменном парапете странное сооружение: подвешенный над огнем большой бронзовый чан. От его не прикрытой ничем верхней части валил столб странного желтоватого пара. Это что — бесплатные обеды раздают? Хотя, судя по размерам чана, там и купаться можно. Так может это публичная баня? Принудительно купают самых неисправимых грязнуль? Высказал свою мысль Цадоку. Тот долго смеялся, а, чуть успокоившись, пояснил:

— Ты почти угадал! Здесь действительно купают! Фальшивомонетчиков в кипящем масле, ха-ха! Так положено по закону!

— А, — начал было я, захлопывая отвалившуюся челюсть, но тут со стороны парапета взревела труба, и ей сразу же стала вторить собравшаяся толпа. Действо началось! На парапет влез глашатай, разодетый, что твой попугай, в плащ из разноцветных лоскутков ткани (полная безвкусица, на мой взгляд). Рядом с ним вывели почти голого, связанного по рукам и ногам человека, причем руки были подняты вверх. Глашатай поднял руку и в установившейся относительной тишине быстро огласил список прегрешений виновного и приговор. Да, во все времена любые государства готовы были простить своим поданным многое, но только не подделку денег — основного инструмента власти. За это всегда наказывали по максимуму! Орущего что-то об ошибке преступника поддели за образованную связанными вверху руками «петлю» железным крючком, расположенным на конце вращающейся горизонтальной балки и, подняв в воздух, подвесили над пышущим жаром чаном. Толпа взревела. Я, краем сознания, понимал, конечно, что лучше мне на это не смотреть, но оторваться был не в силах — зрелище казни явно действует на людей гипнотически. Несчастного стали медленно, растягивая «удовольствие» опускать в сосуд. Когда его ноги окунулись в кипящее масло, раздался ужасный крик, заглушивший рев толпы. Тело преступника стало бешено извиваться. При погружении до пояса крик усилился до, казалось бы, невозможной для человека громкости, потом вдруг резко перешел в свистящий хрип и прекратился. Тело несчастного в последний раз дернулось и он безжизненно обвис на крюке.

Я, разумеется, тут же почувствовал тошноту. Только что съеденная птичка настойчиво рвалась на волю, пытаясь вылететь прочь из моего желудка. Ну вот, кошмары на ближайшие ночи обеспечены! Зачем смотрел, дурак? С трудом подавив тошноту — трупы видеть мне, к сожалению, уже приходилось, потащил своих спутников подальше от парапета. Казнь и не думали заканчивать, в запасе имелось еще несколько «коллег» казненного. Видимо, их держали некоторое время в темнице, собирая такое количество, ради которого не жалко будет вскипятить целый котел масла.

От Торговой площади расходились пять улиц, кроме той, по которой мы пришли сюда от ратуши. Как выяснилось, каждая из них принадлежала одной из пяти самых влиятельный городских гильдий — кожевенников, оружейников, мясников, суконщиков и торговцев пряностями. Оказывается, владеть улицей, выходящей на Торговую площадь, считалось чрезвычайно почетно и только самые крупные и богатые объединения мастеров смогли их получить, одновременно дав им собственные названия. Остальные довольствовались второстепенными улочками. Из всех выходящих на площадь «профессиональных» улиц меня прежде всего заинтересовала, конечно, улица Оружейников (улицы так и назывались в соответствии с расположенной на них гильдией). И мальчишеский инстинкт требовал направиться именно туда. Да и неплохо бы, наконец, прикупить себе какое-нибудь личное оружие. А то без него чувствуешь себя в средневековом мире практически голым. У любого встречного на поясе приторочен нож или дубинка, а то и топор или даже меч. И пофигу, что я им умею владеть не лучше, чем местный герцог стрелять из М-16, важен сам факт наличия на поясе чего-то ударно-колюще-режущего! Короче, убедительно попросил Цадока отвести меня в к лучшему оружейнику города. Тот неохотно — явно чувствуя, что этот визит закончится немалыми дополнительными тратами, повел меня вдоль уличных лавок.

Зайдя внутрь, сразу наткнулись на заискивающую улыбку стоявшего за прилавком паренька. Тот, не переставая улыбаться, пихнул ногой совсем уж мальца лет восьми-девяти, примостившегося рядом. Тот немедленно исчез внутри мастерской, с тем, чтобы почти сразу же вернуться в сопровождении бородатого хмурого дядьки, оказавшегося, собственно, самим хозяином заведения и известным мастером, одним из глав оружейной гильдии Мюнхена. Видимо, моего спутника в городе знают, и хорошо. Вряд ли мастер выскакивает к каждому простому клиенту. Значит, ожидает крупной покупки. Ну что же, не постараюсь его не разочаровать!

Потирая руки в предвкушении, я начал осмотр выставленный на массивных деревянных полках образцов вооружения и тотчас все посторонние мысли вылетели у меня из головы. Это был просто праздник, предел детских (да и не только) мечтаний! Куча разнообразнейшего холодняка, на, что называется, любой вкус и цвет, гораздо больше, чем в любом из посещенных мною до сих пор музее. Но в отличие от упомянутых музеев, здесь все можно трогать и даже опробовать на предусмотрительно поставленных по всему залу чурбаках и соломенных чучелах. Сказка! Через некоторое время, вынырнув обратно в окружающую действительность, заметил что мастер закончил говорить Цадоку приличествующие ситуации благоглупости и с интересом следит за мной. Значит, моя наивная восторженность не осталась незамеченной. Надо бы поосторожнее себя вести!

Чего здесь только не было! Ножи, кинжалы, топоры, мечи всевозможных форм и размеров. А также копья, наконечники для стрел, луки и арбалеты. Ну и, конечно, кольчуги и шлемы. Тут уже разнообразия имелось поменьше — пара «моделей» и все. Эпоха навороченной брони еще не наступила, это знал даже такой достаточно далекий от данной темы человек, как я. В детстве можно было на полном серьезе верить, что закованный в полный максимилиановский доспех рыцарь с обложки книги Вальтера Скотта действительно отражает реальное вооружение всадника на границе двенадцатого-тринадцатого веков. Впрочем, и сам Вальтер Скотт тот еще сказочник! У него, правда, под рукой не имелось Интернета, зато были стереотипы человека первой половины девятнадцатого столетия, что является сильным смягчающим обстоятельством…

Однако, пора бы что-нибудь и выбрать. Но глаза-то разбегаются! Хочется решительно все! Пришлось взять себя в руки и напомнить, что оружие я выбираю не для коллекции, мне его придется таскать на себе все время. И даже, упаси боже, возможно, и применять на практике. Так что лучше дважды подумать. Из объяснений подошедшего мастера выяснилось (а неплохо я все же овладел старонемецким за эти два месяца!), что, кроме производства оружия на месте, тот еще и занимается его импортом, привозя дорогие и уникальные образцы издалека. Поэтому на прилавках имелись и совсем странные в этих краях вещи. Например, арабская сабля из дамасской стали. Или, вот, странной формы нож с расположенной перпендикулярно лезвию ручкой. Из-за этого его приходилось держать как кастет. Где-то я его уже видел… Спросил у мастера. Тот туманно заявил, что нож доставлен из далекой восточной страны, но подробностей не сообщил. Под давлением признался, что их и не знает — купил у одного сарацина. Зато я вспомнил — это традиционный индийский нож катар. Случайно недавно (спустя восемьсот лет, ага) попалась на глаза статья о нем. Сообщенные мастеру сведения резко подняли мой авторитет в его глазах и тот стал обращаться еще уважительнее.

Нет, такой экзотики нам не надо, хотя индийская сталь очень неплоха. И дамасская сабля мне тоже ни к чему. Рылом пока не вышел таскать такую ценность. Проще надо быть! Вот симпатичный кинжал, размером чуть больше нашего армейского тактического ножа. То есть что-то, чем я хоть как-то умею пользоваться. Внимательно осмотрел лезвие. Грубовато, но сталь приемлемая. Заметно, что ковался из большого количества прутков. Не дамаск, но что-то типа. И ножны удобные. Сойдет на первое время. Судя по клейму — работа самого хозяина и мой выбор ему явно польстил.

Теперь надо выбрать что-то посолиднее. Мечи-сабли отпадали по понятным причинам. Я колебался между массивной палицей с угрожающе торчащими из шара на ее конце шипами и небольшой изящной секирой, явно не местной работы. Так и оказалось — итальянская. Изогнутое лезвие секиры заканчивалось заостренным навершием, так что ей можно было как рубить, так и колоть. Вес и размеры позволяли работать и одной рукой. Палица все же, наверное, подошла бы под мои навыки лучше, но перед функциональным изяществом форм секиры я устоять не смог. К вящему неудовольствию Цадока — стоила она намного дороже палицы.

Броню решил пока не брать, а вот перед полкой с арбалетами задумчиво остановился. Вообще-то, арбалет я хотел изготовить сам, но, может быть, приобрести местный как образец? Прошелся вдоль ряда выставленных изделий. Только самый крупный из них имел стальную дугу и ворот для натягивания. Это, типа, местный хай-тек. Остальные были поменьше, деревянные и без механизма. Но, при ближайшем осмотре, и навороченный образец меня не впечатлил. Примитив! С разочарованием поставил его на место. Уже собирался было уходить, но тут мое внимание привлек ряд совсем маленьких арбалетов в углу полки. Игрушечные, что ли?

— Детские, — возразил мастер. — Будущих арбалетчиков стоит обучать с младых лет. Тем более, что все члены гильдии составляют городское ополчение и обязаны хорошо владеть оружием.

— Да ну! А этот для грудничков, что ли? — удивился я, указывая на самый маленький образец, размером чуть больше моей ладони.

— Мы начинаем обучать сыновей с восьми лет! — пожал плечами мастер.

Хмыкнув, я взял миниатюрный арбалетчик в руки. Однако, выполнен качественно! Стальная дуга, стальные же защелка и спуск аккуратно смонтированы на изящном деревянном ложе.

— И что, работает? — усомнился я.

— Конечно! — оружейник протянул мне маленький — сантиметров пять в длину, арбалетный болт. Совсем как настоящий! — Испытайте!

Недоверчиво натянул тетиву. Упирать арбалет в пол, как у «больших», конечно, не понадобилось. Когда щелкнул стопор, я тянул с усилием всего килограмм в пятнадцать. Но для восьмилетнего ребенка многовато! Положил болт в прорезь, взял ложе в правую руку и, прицелившись в висящую напротив доску, нажал на спуск. Арбалетик ощутимо дернулся в руке. Болт попал точно в ту точку, в которую я целил, уйдя в доску на половину длины. Однако! Если приделать сюда нормальную ручку, получится натуральный пистолет! Однозарядный, правда, и с убойной дальностью не более десяти-двенадцати метров, но все же… А перезарядка занимает, кстати, секунд пять. Решено — беру!

 

Глава 3

Когда, наконец, вышли от оружейника, солнце уже клонилось к закату. Сокращая путь к дому, пошли переулками. Выйдя из одного из них, оказались на улице пошире. Судя по изображенному на вывесках над лавками, я даже без подсказки догадался, что это улица Ткачей. Удобная система, все-таки! Сейчас здесь, возле расположенного прямо перед выходом из переулка заведения, подозрительно смахивавшего на кабак и, несомненно, им же и являвшегося, кучковалась толпа, состоявшая рыл из тридцати, с большими деревянными кружками в руках. Ну, ясно — хозяева ткацких мастерских и магазинов собрались в конце рабочего дня обсудить за пивом последние события.

Завидев толпу, мой спутник вдруг резко схватил меня за локоть и с неожиданной для такого солидного человека прытью потащил к следующему переулку. Чего это он? Но, каковы бы ни были причины подобного поведения, попытка по-тихому испариться провалилась. Нас тут же заметили и, под одобрительные возгласы толпы, шестеро самых активных перегородили путь к вожделенному переулку. Шедший впереди детина, почти с меня ростом (а я был самым высоким среди своих спутников) и, пожалуй, пошире в плечах, вышел вперед:

— Кто к нам в гости пожаловал! — притворно ухмыльнувшись, начал вожак ткачей. — Неужто сам Цадок, король шелков! Какая честь для бедных ткачей!

В толпе раздались пьяные смешки, не сулившие ничего хорошего. Кажется, мы попали! Сейчас нас будут бить и, возможно, даже ногами. Это, видимо, конкуренты моего «спонсора» и, судя по испуганному выражению его физиономии, между ними имеются некоторые, мягко говоря, трения. Так и оказалось.

— Ты, грязная еврейская тварь! — резко сменивший тон вожак схватил перепуганного Цадока за край плаща и притянул к себе. Его спутники мгновенно схватили за руки обоих сопровождавших нас парней, ринувшихся было на помощь. Я стоял сзади и не двигался с места, к тому же был одет в более бедные и криво сидящие одежды, поэтому на меня внимания не обратили. Просто слуга и все. Вожак, тем временем, распалялся все сильнее:

— Тебя предупреждали, нехристь, чтобы ты более не смел поставлять атласные ткани ко двору герцога? Предупреждали, скотина? А?

А!!! — в экстазе вторила толпа, наблюдавшая за «наездом» не отрываясь от пива. — Бить его!

Блин, а дело-то плохо! Эти полупьяные рожи вполне способны нанести моему спонсору увечья, а то и вообще убить. Да и нам достанется! Что же делать-то? Я, на всякий случай, незаметно достал из под плаща только что купленный арбалетик и быстро зарядил его, держа руки за спиной. Удобная вещь, все же! Ну а дальше события полетели вскачь, как пришпоренные кони! Заводила ткачей занес над Цадоком руку с зажатой в ней кружкой и тот, как будто его петух в задницу клюнул, вдруг как заорал срывающимся голосом:

— Защитник!!!

То ли от этого крика, то ли по другой причине, но мной овладело вдруг странное неестественное спокойствие и появилось понимание того, как надо поступить.

— Я здесь! — достаточно громко, но ровно сообщил я. Громила остановил занесенную уже было руку с кружкой и удивленно воззрился на источник этого заявления. Не сильно даже торопясь и, сам этому удивляясь этому странному спокойствию и механической размеренности движений, без колебаний и лишних соплей, я поднял руку с зажатым в ней арбалетиком, мгновенно прицелился и выжал спуск. В наступившей вдруг абсолютной тишине вожак, с торчащим из глаза хвостиком арбалетного болта, медленно, жалобно хрипя, завалился набок и грохнулся на булыжники мостовой. Чувствуя себя Терминатором, под десятками ошеломленных взглядов, вытащил из под плаща свежеприобретенную секиру и, помахивая ею, спокойным голосом бросил в пространство:

— Убью. Всех!

Ответом стал прокатившийся по толпе вздох ужаса. Люди неосознанно стали пятиться назад. Хорошо, что вы тут, в средневековье, такие впечатлительные! Но времени терять нельзя! Сейчас они придут в себя, и тогда нам точно не уйти живыми… Подхватив своих, тоже обалдевших спутников, я ринулся к переулку. Нырнув туда, мы перешли на бег. Уже немолодой Цадок задыхался, но не жаловался — прекрасно представлял, что будет, если нас догонят. А нас догоняли! Как я и предполагал, уже через полминуты сзади раздался множественный топот ног. Но бежать уже оставалось недалеко, и вскоре прочные ворота захлопнулись за нашими спинами. Из дома выбежали многочисленные домочадцы и подбежавшая толпа, оценив соотношение сил, рассеялась, осыпая нас проклятиями. Но некоторые остались…

«Военный совет», состоявший из меня, Цадока и еще двух его близких родственников, заседал на втором этаже, в кабинете хозяина дома. Мы уже остыли после стычки и могли более-менее спокойно обсудить сложившееся положение. Никакого раскаяния я не чувствовал. Напали — ответил. Интересно, существует ли тут уже понятие «превышение пределов необходимой обороны»? Даже если и нет, то все равно перспективы открывались не самые радужные. Убийство уважаемого горожанина — это не шутки, даже если убийца — христианин. А уж если еврей… Хотя даже в этом случае можно было бы, наверное, отделаться штрафом, но гильдия ткачей такой шанс разделаться с конкурентом не упустит. В пользу чего свидетельствовали группки людей, оставшихся у ворот дома явно для наблюдения и предотвращения нашего побега, пока другие подзуживают народ.

Навидавшийся на своем веку всякого Цадок уверенно предположил, что погром начнется уже сегодня, через пару часов, несмотря на наступившую темноту. На вопрос, могут ли помочь городские власти, он лишь грустно усмехнулся. По общему мнению присутствующих, если нападающие соберут около сотни вооруженных мужчин, то удержать их нашими силами от проникновения через забор не удастся. А ведь они соберут наверняка гораздо больше! В комнате повисло тягостное ощущение полной безнадежности. Один из Цадоковых родственников начал бормотать молитву, второй, помоложе, отправился налаживать оборону. Без сопротивления сдаваться никто не собирался.

А я поймал за рукав собиравшегося было присоединиться то ли к первому, то ли ко второму Цадока и потащил того в «алхимический» уголок его кабинета. Возникла тут у меня мысль продолжить неожиданно удачно начатое вечером представление, раз уж так получилось. Может быть, сработает и во второй раз, только теперь надо продемонстрировать что-либо более внушительное. И это более внушительное я и собирался сейчас по-быстрому соорудить.

Подтащив упиравшегося и не понимающего, чего от него хотят, хозяина кабинета к столу, начал с инвентаризации имеющихся в моем распоряжении химических материалов. Прежде всего достал ранее замеченную глиняную баночку с желтоватым веществом. Присмотрелся — оно! Сера! Полдела уже сделано! Распорядился принести из кузницы древесного угля и растереть его в порошок. Лучше бы, конечно, каменного, но и древесный сойдет. На всякий случай, постарался объяснить Цадоку, что представляет из себя селитра и поинтересовался, не завалялось ли у того случаем пары мешков? Не завалялось. Ну и ладно! Конечно, при большом желании и наличии некоторого времени, можно было бы попытаться добыть селитру из навозной кучи на конюшне, с помощью кое-каких фокусов, но ни первого, ни, тем более, второго, у меня в распоряжении не имелось. Поэтому, вариант с изготовлением пороха остается про запас. И хорошо! Хватит уже на сегодня трупов!

С некоторым замиранием сердца спросил у Цадока: остались ли запасы «солнечного металла», то бишь — магния, который тот добыл для своего дурацкого заклинания? К моему великому облегчению, он утвердительно кивнул. Я требовательно протянул руку — время не ждет. Купец, прогнав из кабинета своего все еще молящегося родственника, отпер замаскированную шкафом дверцу давешнего тайника и извлек из него небольшую крынку, как для молока. Открыв крышку, я обнаружил, что крынка на четверть заполнена порошком так нужного мне сейчас металла. Не много, но для одного представления хватит с избытком. Теперь подобрать нужное соотношение. Если состав дымного пороха мне был известен из справочников с точностью до процента, то с магниевыми вспышками имел дело только в очень юном возрасте. Мелкое хулиганство с доведением прохожих до инфаркта начиненными смесью магния и соскребенной со спичечных головок серы «болтами» осталось лишь в виде яркого воспоминания из веселого советского детства. А вот точный состав подзабылся! Ну ничего, это уже мелочи, сейчас подберем!

Эксперименты, проводимые с маленькими порциями смеси в каменной ступке с помощью каменного же пестика, много времени не заняли. Вскоре нужные пропорции магния, серы и угля в смеси были подобраны. Дело оставалось за выбором способа ее применения. Эх, в том же самом детстве к нашим услугам имелась расположенная неподалеку свалка промышленных отходов. Чего там только не было! При желании, думаю, там можно было собрать даже ядерный реактор! И хотя вход на желанный Клондайк охранял злобный дед с заряженным солью ружьем, остановить отправившихся на «дело» малолетних сталкеров этот Цербер был не в состоянии.

Здесь же выбор ограничивался либо стеклянными, либо бронзовыми сосудами. А как обеспечить воздействие, необходимое для зажигания? Ударный, увы, исключался, так как в состав спичечной серы входила и бертолетова соль, которой у меня не имелось. А чистая сера от удара не возгорается. Поджечь смесь с помощью фитиля? У меня нет селитры для его изготовления и, кроме того, горит он долго и ненадежно. А мне надо, чтобы сработал сразу. После короткого мозгового штурма выход был найден. В алхимическом «арсенале» Цадока обнаружились маленькие продолговатые колбочки почти правильной цилиндрической формы из достаточно толстого стекла. Закрывались они деревянными пробками. Выкинув пробки, я взял колбочки и, прихватив кузнеца Давида, активно, с мощной секирой собственного изготовления в мускулистых руках занимавшегося подготовкой обороны двора, бегом направился в кузню. Там мы с Давидом быстренько отлили бронзовые цилиндрики величиной с мизинец и с выемкой на одном из концов. Подогнали их размер индивидуально под каждую захваченную колбочку — стандартизация здесь отсутствовала как явление, и величина внутреннего диаметра каждой колебалась в довольно широких пределах. Для лучшего скольжения я намазал поверхность получившихся кустарных ударников салом. Теперь засыпать заготовленную смесь (не многовато ли?), залить ее рыбьим клеем и утрамбовать на донышке колбы, вставить цилиндрики, их выступающую часть зафиксировать кусочком грубой ткани, перехваченным нитью у основания колбочки. Это чтобы ударник не вывалился раньше времени. Теперь только вставить уголек перед броском…

Ну, вот и все! По идее, тяжелая бронза должна сориентировать колбочку в свободном полете ударником вниз, а продолговатая форма — исключить беспорядочное вращение. Так ли все это на самом деле — выяснится при применении. Тратить один из трех приготовленных «снарядов» на испытание мне не хотелось, да и времени на это уже не оставалось — за близким и показавшимся вдруг таким низким и ненадежным забором вновь усилился рев разъяренной толпы. Послышались глухие удары по воротам. И на этот раз толпа расходиться явно не намеревалась! Успел лишь согнуть конус из имевшегося в кузне тонкого медного листа. Получилось что-то типа матюгальника без ручки — простая, но неизвестная здесь еще вещь.

Вышел во двор. Там в состоянии крайнего напряжения уже собрались все домочадцы Цадока мужского пола, вооруженные кто чем. В неровном свете факелов выделялась небольшая, но организованная группа крепких мужичков с топорами в руках — приказчики и сопровождающие торговых караванов купца, люди бывалые и к оружию привычные. Это, как я понимал, и была единственная серьезная вооруженная сила в доме. К сожалению, крайне малочисленная — всего чуть больше дюжины человек. Остальные сгодятся только как массовка — большинство держат в руках дубины или кухонные ножи. Но, если у меня получится задуманное, проверять их способности к рукопашной не придется.

Попытался вызвать в себе то спокойное, уверенное состояние Терминатора, которое так помогло в логове ткачей. Получилось, но не очень. Ладно, времени на медитацию уже нет! Я вышел вперед, подозвал Цадока и главного приказчика, отвечавшего за подготовку обороны. Объяснил им, что и как надо делать. Пришлось прикрикнуть, чтобы не задавали ненужных сейчас вопросов, отвечать на которые решительно некогда. Вопросы, кстати, задавал только приказчик, а Цадок, похоже, окончательно уверился, что я тот самый легендарный Защитник и есть, и уже был готов выполнять мои приказы беспрекословно.

Исполняя распоряжения, к забору возле ворот придвинули одну из стоявших возле конюшни телег. Забравшись на нее, я до пояса высунусь над забором. Ну что, пора? Дал знак рукой и, бережно придерживая драгоценные пузырьки, полез на телегу. За моей спиной громко и тревожно завыли шофары. Я, тем временем, взял первую колбочку, вынул цилиндрик и положил в выемку на его конце протянутый помогавшим мне парнишкой уголек. Вставил бронзовый ударник на треть длины в стекляшку и зафиксировал в таком положении тканью. При ударе об землю он зайдет в колбочку до конца и уголек коснется смеси.

Шум удивленной ревом шофаров толпы на мгновение стих, чего и требовалось. В этот же момент моя вооруженная матюгальником голова показалась над забором.

— Кто нарушает мой покой! — заорал я в него со всей силой, на которую был способен. Ближние ряды, на которые обрушился самый мощный акустический удар, испуганно отшатнулись. — Испепелю!

С этими словами первый «снаряд» полетел под ноги толпы. Я предусмотрительно закрыл глаза, но это помогло мало. С количеством смеси я все же заметно переборщил! Сверкнувшей вспышке, легко проникшей сквозь плотно закрытые веки, позавидовал бы любой фотограф, а от раздавшегося за ней грохота я лишился слуха на пару минут. А ведь находился от места падения колбочки достаточно далеко! Осторожно приоткрыв глаза, несколько секунд тупо и бессмысленно лупал ими, пытаясь разглядеть что-либо среди мельтешащих и затмевающих взгляд ярких пятен. Наконец, зрение немного восстановилось, и моему взору предстала картина полного разгрома. Охваченные животным ужасом горожане, натыкаясь друг на друга и, видимо, крича что-то неразборчивое — слух ко мне еще не вернулся, в панике бежали с поля боя, оставив возле сработавшего «магического» заряда десятка полтора лежащих или сидящих в прострации тел. То ли их таки посекло осколками стекла, то ли контузило акустической волной, а, скорее всего — и то, и другое. В любом случае, им необходимо оказать помощь, мы же не звери. Я вообще-то планировал обойтись без жертв, но, кажется, получилось как всегда. Боевые действия на сегодня все равно уже завершились ввиду добровольного исчезновения противника с поля боя, поэтому можно зачехлять орудия. И не забыть отсыпать из двух оставшихся колбочек как минимум половину порошка. А то просто какое-то оружие массового поражения получилось! Интересно, а если в смесь добавить еще и пороха?

Но мысленное испытание усовершенствованного вида вооружения пришлось отложить в сторону — до моих, кое-как прочистившихся, наконец, после применения самодельной свето-шумовой гранаты ушей донесся плач и жалобный вой. Причем, как с той стороны забора, так и с этой. С той понятно почему, а у нас-то кто? Обернувшись, обозрел ряды защитников дома. Они, конечно, стояли абсолютно ошеломленные, но среди Цадоковых бойцов, все же, никто не плакал и не выл. Откуда же? Тут до меня дошло, что звук исходит из глубин дома. Понятно! Это воют от ужаса запертые в подвале женщины и дети, не видевшие, что происходит во дворе, а лишь слышавшие страшный грохот сработавшего «снаряда» и представившие себе неизвестно какие ужасы…

Так, пора выводить народ из шока. Я распихал часть тупо стоящих, как соляные столбы, домочадцев и послал их в дом — успокаивать женскую часть коллектива. Других — за ворота, подобрать раненых и оказать им медицинскую помощь. Что характерно — меня слушались беспрекословно, признавая мое право раздавать приказы как что-то само собой разумеющееся. Пока я был занят организационными вопросами, подошли испуганные соседи по еврейскому кварталу, то того прятавшиеся за оградами своих домов, и сгруппировались вокруг Цадока. Тот начал, размахивая руками, бурно рассказывать о происшедших событиях. Потом вся компания так быстро и целеустремленно направилась ко мне, что я даже от неожиданности немного попятился от этого сборища серьезных бородатых мужиков. Натуральный Талибан, блин! Не дойдя трех-четырех шагов, они все, как один, вдруг бухнулись на колени.

— Приветствуем тебя, Защитник Ариэль! — сказал самый пожилой из них, маленький старичок с длинной седой бородой. Ну, началось! Я еще и, по глупости, назвался именем ангела, теперь, после такой демонстрации возможностей, точно не отвертеться от поклонения!

— Отдаем себя полностью под твою власть! — тем временем с пафосом продолжил старик. — Владей нами и направляй нас, по воле Господа!

Ого, это что, меня сейчас главой общины назначили? Еще не хватало! Так, это надо срочно прекращать! А то я их знаю, быстро договорятся до того, что я ни кто иной, как Мессия. Евреи его настолько устали ждать, что готовы поверить малейшим признакам. Прецедентов была куча, и будет, кстати, еще немало в ближайшие восемьсот лет.

— Встаньте, встаньте, уважаемые, — резко прервал я его излияния. — Хочу сразу расставить все на свои места! Я здесь, в общем, случайно. И вскоре мне предстоит отправиться в дальний путь, скорее всего — навсегда!

По выражениям лиц собравшихся глав составлявших общину кланов можно было легко заключить — это совсем не то, чего они от меня ожидали. Нехорошо как-то получается! Они же, кроме этого козла Цадока, ни в чем не виноваты! А я своими последними действиями поставил всю общину в, мягко говоря, малоприятную ситуацию. Отвечать-то им придется! И, кроме того, вдруг подумалось, что ведь, кроме ответственности, мне вручают и все ресурсы общины. А вот это мне очень пригодится. Поэтому, чуть повысив голос и выпрямившись, добавил:

— Но пока я здесь — вы под моей защитой! А уезжая, оставлю вам кое-какие, э… — тут я запнулся, не в состоянии подобрать нужное слово из известных мне. Не амулет же, в самом деле! Поэтому решил не углубляться в подробности и просто сказал: — Оставлю вам особое оружие! Вроде того, которое использовал сегодня. А пока я не уехал — необходимо восстановить хорошие отношения с горожанами. Думаю, сегодняшние события послужат им хорошим уроком, но вам с ними еще долго предстоит жить бок о бок!

Пока старейшины и присоединившиеся к ним остальные домочадцы и соседи, незаметно набившиеся во двор, осмысливали мои слова, подошел к Цадоку и предложил ему срочно собрать совет общины, в который входили пять самых влиятельных и уважаемых ее членов, для обсуждения сложившейся ситуации. Ведь ясно, что еще ничего не закончилось… По пути на второй этаж заскочил в помещение, где положили раненых горожан. Ими уже занимался местный лекарь. Слава богу — все живы и даже без тяжелых ранений. В глаза стеклянные осколки, чего я опасался больше всего, никому не попали. И вообще, кроме пяти-шести самых неудачливых, получивших ранения или оставшихся, видимо, надолго глухими, остальные страдали только от шока. Тоже не подарок, кстати — уж пострадавших в терактах я видал. Последствия могут остаться до конца жизни. Подойдя к одному из несчастных, увидел его расширившиеся при моем приближении зрачки. Я даже не успел ничего сказать, как тот грохнулся в обморок. Кляня себя за несообразительность — ведь ничего страшнее меня для присутствовавших при испытаниях чудо-оружия горожан нет! Так что лучше им на глаза сейчас не попадаться, а то еще помрут ведь от ужаса!

Новое заседание «военного совета», уже в расширенном составе, начавшееся в полночь, проходило в гораздо более оптимистичной атмосфере, чем предыдущее. Что, конечно, понятно, но расслабляться не стоит. Пройдет ночь, мистический ужас, внушенный горожанам сегодня, потеряет немного красочности, зато ненависть и жажда мщения не только не исчезнут, но и, наверняка, усилятся. Во что это может вылиться — трудно сказать. Лучше заранее продумать превентивные меры. Этим мы и занялись. Обсудили разные варианты развития событий. Ясно было, что просто так замириться с горожанами не получится, даже заплатив большую компенсацию всем пострадавшим. Слишком далеко дело зашло. Значит, нужен посредник! Кто это может быть? Епископ отпадал — с церковной точки зрения все происшедшее сегодня вечером должно казаться крайне подозрительным. Наверняка, уже и в сатанисты меня зачислили! Тем более, что на месте «преступления» явственно ощущался характерный вонючий запах сгоревшей серы. Какие доказательства еще требуются? На городское начальство тоже надеяться не стоило — в ратуше заседали те самые горожане, которые и пришли нас громить. Ну, в крайнем случае — их отцы. Так что оставался единственный реальный кандидат — герцог Баварский Людвиг Первый. По отзывам Цадока — настроенный к евреям хорошо. Дела с ними имеет, ну и, как водится, должен еврейской общине Мюнхена некоторую сумму денег.

— Сколько именно? — поинтересовался я.

— Четыреста шестьдесят марок! — сразу же выдал нужную информацию, даже не заглядывая ни в какие записи, глава общины.

— Не так уж и много. Можно простить! — с нажимом резюмировал я, игнорируя горестное выражение на лице Цадока. — Завтра с самого утра этим и займемся. Иначе займутся нами!

 

Глава 4

Ранним-ранним утром, едва первые лучи солнца озарили высокий шпиль городской ратуши, несколько человек вышли из еврейского квартала и направились в сторону центра, к видневшейся с любого конца Мюнхена каменной башне. Это были я, Цадок и несколько человек охраны. Впрочем, вряд ли для них найдется работа — немногочисленные ранние прохожие, завидев нас, в ужасе шарахались в стороны в попытке забиться в любую подходящую щель. А против отряда городской стражи трое наших парней ничем не помогут. Так что взяли мы их с собой скорее проформы ради и придания внушительности для, вырядив в лучшую найденную в доме одежду.

Его высочество герцог Баварский Людвиг Первый Виттельсбах сейчас, к нашей большой радости, изволил пребывать в своей мюнхенской резиденции, а не в фамильном замке в Кельхейне, о чем свидетельствовал бодро реющий над башней флаг с двумя львами и еще кучей неразличимых снизу, но, несомненно, чрезвычайно важных геральдических деталей. Которые, однако, нас с Цадоком не интересовали ни в малейшей степени. Зато очень интересовало, примет ли нас герцог и не опередили ли с докладом конкуренты. В смысле — представители городского самоуправления или церкви.

Герцог оказался ранней пташкой и ждать у ворот пришлось недолго — всего минут сорок. И вот, после окончания всех утренних процедур его милости, нас пригласили войти в главный зал. Мы прошли через поднятые с жутким скрипом (и не стыдно герцогу жалеть смазки для механизма?) решетчатые ворота, по вильнувшему сразу вправо узкому каменному коридору с прорезанными тут и там ухмыляющимися угрозой темными бойницами добрались до вторых ворот — деревянных с металлической обивкой, скрывавших проход к винтовой лестнице. Поднялись по ней этажа на три и оказались перед гигантскими дверями, в которые, наверное, пролез бы и слон. Не уверен, что африканский, но индийский точно. Если бы, конечно, смог сначала взобраться наверх по винтовой лестнице шириной в метр. На чей рост рассчитывали эти двери строители башни так и осталось неизвестным, но тут их створки с натугой приоткрыли два стражника и мы оказались в большой зале с высотой потолков под стать дверям. Да, явно у зодчего при проектировании здания проскакивала задняя мысль в случае необходимости использовать это помещение в качестве стойла для слонов.

В данный момент прекрасная акустика зала в мельчайших подробностях передавала усиленную работу челюстей герцога и его свиты — от солидного Т-образного стола, где все эти три десятка рыл и размещались, доносилось ничем не сдерживаемое чавканье. Хотя мы и перекусили перед выходом, но звуки были настолько аппетитными, что у меня заурчало в желудке. Взгляд на выставленные на столе блюда еще более усугубил урчание. Так как знать здесь за еду признавала в основном только мясо, то именно оно и составляло основную часть закусок. В самых разных видах. Даже на мой неискушенный взгляд — более десятка различных блюд. Поросенок фаршированный, такой же гусь, разрезанный на куски мясной пирог с начинкой из дичи, зажаренные в чем-то телячьи ножки… Не удивлюсь, если и десерт здесь мясной! Я настолько увлекся гастрономическими наблюдениями, что Цадоку пришлось довольно чувствительно меня дернуть за куртку. Мы обогнули гигантский стол и приблизились, наконец, к герцогу. Поклонились, как вчера учил меня купец.

Людвиг Виттельсбах, высокий, хорошо сложенный блондин тридцати трех лет от роду, как мне было точно известно из интернета, отложил обглоданную кость, вытер руки об шустро подставленное внимательно наблюдавшим за действиями хозяина служкой полотенце. Сыто отрыгнув, неторопливо отпил вина из красивого серебряного бокала и лишь тогда, наконец, повернул к нам свое гладко выбритое, в отличие от большинства окружающих, лицо:

— Мне докладывали, что вы вчера в городе какое-то непотребство устроили? Убивали, колдовали и призывали дьявола! Так? — герцог нахмурил брови, хотя и было заметно, что он пока без особой серьезности относится к этим обвинениям.

— Это все грязные наветы, ваше светлость! Все было наоборот! — воскликнул мой спутник. — На нас напали, когда мы мирно прогуливались по городу, никого не трогая. Меня попытались убить. Только в самый последний момент мой новый глава охраны Ариэль вмешался и убил нападавшего. Мы всего лишь защищались! А потом обидчики вообще собрали вооруженную толпу и собирались устроить погром. Тогда Ариэль испугал их простым фокусом, привезенным им из путешествий по Востоку! — врал Цадок, не запинаясь. Заметно было, что в общении с сильными мира сего многоопытный купец собаку съел и чесал как по писаному. Я пока, со своим знанием языка, скромно помалкивал.

Герцог перевел взгляд на меня. Под его внимательным, оценивающим взором захотелось съежиться.

— Почему я должен верить тебе, хитрый еврей, а не честным ткачам? — местный босс не сильно впечатлился прочувственным выступлением Цадока. — Пока не вижу ни единой причины!

Весьма прозрачный намек трудно было не понять, и мой спутник разразился многословной речью, истинный смысл которой сводился к тому, что в случае вмешательства герцога в конфликт о его мелком долге еврейским купцам никто более не вспомнит и даже возможны новые кредиты. Людвиг покивал головой:

— Ну что же, думаю, можно уладить это дело. Но, кроме всего прочего, — он многозначительно взглянул на нас, — вы должны заплатить, в соответствии с городскими установлениями, компенсации семье погибшего и всем раненым. А также внести специальный сбор в ратушу.

Цадок открыл было рот, чтобы начать торговаться об окончательных условиях сделки, но тут у так и оставшаяся открытой-после нашего прихода двери раздался шум. Ближние к входу стражники вдруг склонились в глубоком поклоне, а в середину зала быстро ворвался человек в характерном, расшитом золотом одеянии. По одежде, а также по странному головному убору с большим крестом на лбу, трудно было не догадаться, что это местный духовный лидер. Епископ Мюнхенский Отто (по другим источникам — Оттон, «домашнее задание» я выполнил тщательно) Второй, собственной персоной. Редкой мерзости тип, если верить сохранившимся отзывам современников. Впрочем, возможно, это навет — за свою долгую и бурную жизнь он многим тут наступил на любимую мозоль, являясь, по-сути, фактическим руководителем города. Герцог-то бывал здесь только наездами. А возможно — и совсем не навет. Сейчас узнаем!

Епископ ждать себя не заставил и сразу же перешел в наступление:

— Эти отродья сатаны уже здесь, я так и знал! — завизжал он таким мерзким голосом, что у меня сразу же добавилось доверия найденным в Сети отзывам имевших с ним дело современников. — Сын мой, как ты допустил их с свой дом?

Слегка ошарашенный вторжением герцог развел руками:

— Ваше святейшество, а что мне было делать? Мои подданные, а евреи Мюнхена — это МОИ поданные, — он сделал ударение на предпоследнем слове, подчеркивая, что, в отличие от христиан, евреи епископу не подчиняются, а вот герцогу — вполне, — пришли с жалобой. И я обязан ее рассмотреть!

— Эти ваши подданные вчера призвали диавола, на глазах сотен добропорядочных горожан! — продолжал с неистовой энергией буйствовать епископ. И это действовало. Некоторые из присутствующих рыцарей положили ладони на рукоятки мечей. Убедительно вещает, гад! Даже внешность очень подходящая! Вот если снять с него эту дурацкую шапку и пририсовать квадратные усики — будет на одно лицо с другим персонажем, тоже убедительно вещавшим в этом самом городе, только на семьсот с небольшим лет позже. Тогда это закончилось (закончится?) не лучшим образом. Да и сейчас к тому идет!

Я обернулся на Цадока. Тот, видимо, растерялся перед лицом епископа, и не готов был сразу ответить. А времени терять нельзя! Пришлось выйти вперед:

— Уважаемый монах! — я специально решил сразу же обострить. — Есть ли у тебя доказательства твоим словам?

— Я не монах! Я, волею Господа, епископ города Мюнхена! — возмущенно заверещал тот.

— Мне все равно! — с подчеркнутым безразличием ответил я. — Я в вашей монашеской иерархии не разбираюсь. Зато разбираюсь с тем, что надо делать, когда тебе бросают ложные обвинения. Я еще раз спрашиваю — готов ли ты ответить за свои слова?

Отто за номером два, почувствовав неприкрытую угрозу в моих словах и вспомнив, видимо, о вчерашних событиях, отступил назад, под защиту стражников герцога. Но сдаваться, разумеется, не собирался:

— Какие еще нужны доказательства? Все видели огонь, дым и чувствовали богомерзкий запах серы после того, как ты взмахнул рукой!

Эти слова вызвали бурное одобрение окружающих. Некоторые уже в открытую вытащили мечи из ножен. Плохо! Одну магниевую «гранату» я с собой, конечно, взял, да вот как поджечь ее — не подумал. Нечем поджечь! А секирой я даже от одного не отобьюсь! Нужно разрулить ситуацию мирно.

— Монах сказал глупость! — пошел я в наступление. — Получается, что в любом доме, из трубы которого идет дым, находится сатана! И любой благочестивый алхимик, использующий серу для богоугодных поисков философского камня — продал душу дьяволу!

Епископ, не готовый встретить такой наглый отпор, вместо того, чтобы поддержать схоластическую дискуссию, для которой наверняка имел навыков не меньше, чем у меня (хотя, участие в наших ученых советах — та еще практика в пустопорожних прениях!), брызгая во все стороны слюной, заорал:

— Не тебе меня учить, грязная скотина! Я прав и все это видят!

— А мне вообще плевать на то что ты лепечешь! В соответствии с буллой вашего Папы евреи подсудны только мирской власти! — выдвинул свой главный козырь я. Такая булла на самом деле была. Только вот, когда и каким именно Папой она была издана, а также — что конкретно в ней говорилось мне было неизвестно. Знал бы — подготовился бы лучше. А теперь получилось — пальцем в небо!

Но, вроде бы, угадал. Епископ, с губ которого уже были готовы сорваться очередные проклятия, вдруг заткнулся и повернулся к герцогу с молчаливым вопросом. Тот неуверенно заерзал в кресле («а чо сразу я?!!»), но деваться было некуда: высшая мирская власть в герцогстве — это он и есть. Задача перед бедным Людвигом стояла непростая. С одной стороны, возражать против слова церкви очень чревато, с другой — от евреев герцог имел немалый личный профит, да и понимал, что их присутствие создает здоровую конкуренцию. Изгнать общину — и городские цеха мгновенно взвинтят цены на свои товары. Кто им помешает — купцов-христиан еще очень мало, непопулярная это пока и не сильно одобряемая церковью профессия, как и ростовщик. Так что альтернативные товары в город будут завозить только от случая к случаю.

Но, однако ж, против церкви не попрешь! Нажалуется епископ Папе — враз отлучат! Это, конечно, не конец света, но очень неприятная ситуация. Герцог наморщил лоб в последней попытке найти компромиссное решение, а я, сжав «гранату», начал озираться в поисках ближайшего источника огня. Помирать — так с музыкой! И тут из-за кресла Людвига выступил парень лет двадцати на вид, судя по всему — один из приближенных герцога:

— Ваша светлость! Я готов на Божьем Суде доказать виновность этого еврея! — приняв напыщенную позу, заявил он.

Блин, это еще что за хрен собачий появился на мою голову? Совсем безбашенный, судя по всему — епископ же прямо объявил, что я страшный еврейский колдун, связанный с сатаной! И после этого он решается бросить мне вызов? Только законченный фанатик на такое способен! А герцог-то как оживился! Еще бы — теперь можно переложить ответственность за решение на другого, а самому остаться «чистеньким» и с прибытком в любом случае. Да еще и развлечься! Соответствует ли такой поединок всем тонкостям рыцарских и церковных обычаев его, разумеется, нисколько не интересовало. Поэтому, остановив движением руки пытавшегося возразить что-то епископа, Людвиг с притворным беспокойством осведомился у инициативного дебила:

— Генрих, ты хорошо подумал? Ты же еще так молод!

— Ваша светлость, мой сеньор, во имя Господа я готов на все! — подтверждая мои худшие подозрения, пафосно воскликнул тот. Настоящий моджахед, блин!

Герцог встал и сделал официальное лицо. Все присутствующие тоже встали.

— Правом, дарованным мне Божьей милостию и подтвержденным императором Священной Римской Империи Оттоном Четвертым, я, Людвиг Первый, сын достославного Отто, герцог Баварии, маркграф Кельхейма, — тут последовало долгое перечисление всех «должностей», в которых я сразу же запутался, — постановляю: решить посредством судебного поединка вопрос о виновности еврея по имени Ариэль в колдовстве и служении диаволу. От имени обвинения будет сражаться достославный рыцарь Генрих фон Везель, вызвавшийся добровольно. Еврей Ариэль! Будешь ли ты сражаться сам или выставишь защитника?

Я, загипнотизированный размеренной речью герцога, встрепенулся. Какой, нафиг, защитник! Где я его возьму? Ни один рыцарь ни за какие деньги не согласится выступить против мнения епископа! Но мне тоже нельзя сражаться! Даже самый неумелый рыцарь вмиг нашинкует меня, как мясник колбасу! А этот Генрих, хоть и молод, впечатления неумелого не производит!

— Сам, ваша светлость! Только я не умею сражаться мечом! — поняв, что не отвертеться, сделал попытку хоть как-то уровнять условия. Безуспешно!

— Но я вижу секиру на твоем плече! Ей и будешь биться! Решено! Еврей Ариэль сражается своей секирой, рыцарь Генрих — своим мечом. Без другого оружия и доспехов! Так будет справедливо! — в предвкушении знатной потехи герцог чуть ли не потирал руки. Тут и до остальных дошло, что это будет за зрелище, и зал заметно оживился. А я понял, что на этот раз попал по-настоящему!

— Но если во время боя запахнет серой или проявится другое колдовство — еврей будет признан побежденным и немедленно убит! — забил последний гвоздь в мой гроб злобный епископ.

— Да, это справедливо! — поддержал его герцог. — Назначаю проведение суда на послезавтра, в полдень, напротив ратуши!

Вот так. Жить мне осталось ровно два дня!

— Ты владеешь секирой? — спросил Цадок на обратном пути.

— Нет, конечно!

— Что же ты будешь делать, Ариэль?

— Подыхать! — ответил я и добавил еще пару соответствующих слов по-русски. А что можно сделать? Бежать? В одиночку, может быть, и удастся, несмотря на то, что герцог приказал следить за мной, но тогда судьба общины предрешена. А у меня есть подозрение, что в случае смерти моего здешнего тела сознание просто вернется в исходное навсегда. К сожалению — это всего лишь подозрение… Но, в любом случае, никуда я не побегу!

Дома я пригласил приказчика, который, по словам купца, сносно владел мечом, и устроил с ним тренировочный спарринг. Я с секирой, он с мечом. Результаты были предсказуемые, хотя и слегка лучше, чем я ожидал. То ли сказалось владение техникой рукопашного боя с винтовкой, которому нас учили когда-то на курсе молодого бойца, то ли просто мое здешнее тело было сильным и быстрым, но в первом спарринге мой противник «убил» меня только с третьей атаки, а во-втором — аж с четвертой. Это означает, что секунд пятнадцать-двадцать я продержусь: рыцарь, хоть и наверняка гораздо лучше подготовлен, чем приказчик, вначале, не зная меня, будет осторожничать. Но после этого все равно убьет! Эх, зачем епископ встрял в конце? За два дня можно было бы много чего придумать! Даже одноразовый пистолет скрытого ношения! И порох, само-собой! Но любое действие будет замечено! Или не любое? Сумасшедшая идея вдруг осенила меня!

Спустился в кузню и взял остатки тонкого медного листа, из которого вчера делал рупор. Лучше бы потоньше, конечно, но и этот сойдет. Испепелять своего противника мне ни к чему, и даже противопоказано, а вот для неожиданного шокирующего удара хватит и небольшого заряда. Теперь пораскинуть мозгами над тем, куда бы это приткнуть… Собственно, приткнуть это необходимо в секиру, куда ж еще, только вот как именно? Поразмыслив и прикинув несколько разных вариантов, взял пергамент и набросал схему. Потом позвал кузнеца Давида и долго объяснял во всех подробностях свою задумку. Тот почесал репу и пошел разогревать горн.

Итак, мой план состоял в следующем: встроить в секиру электрический конденсатор и, в нужный момент, во время соприкосновения нашего с противником оружия, ударить того током. От неожиданности тот должен растеряться или вообще выпустить меч из рук. Этим я и должен буду воспользоваться, другого шанса не будет. А со стороны ничего не заметно, никакого дыма или запаха серы! Вроде бы, я все учел. Еще в замке обратил внимание на меч, висевший на боку моего будущего противника. Он относился к раннесредневековому типу, то есть имел короткую рукоятку, предполагавшую, что ладонь бойца плотно зажата между крестообразной гардой и навершием. Главное тут для меня, что есть хороший контакт между стальной гардой и рукой воина.

Конденсатор решил изготовить из двух прямоугольных тонких листов меди, придав им форму катушки, диаметром примерно как ручка секиры, со слоем глины, в качестве изолятора. Остался нерешенным только еще один вопрос — как зарядить конденсатор? Вспомнив все известные мне способы получения электрического тока, решительно отказался от ненадежных проектов типа химической батареи или экзотических генераторов и, вспомнив, что видел кусочки магнита в «лаборатории» Цадока, остановился на самом простом — обычном вращающемся генераторе с ротором на постоянных магнитах. Вначале ломал голову над тем, как быстро сделать медную проволоку для обмотки, но в один прекрасный момент меня осенило. Прихватив Цадока, побежал вместе с ним в ткацкий цех и экспроприировал там все запасы серебряной нити, используемой для вышивания узоров на роскошных тканях для местных богатеев. Действительно, чего мелочиться — у меня будет уникальный генератор с серебряной обмоткой! Это вам не золотой унитаз, это гораздо круче! Тем более, что серебро по проводимости лучше меди.

Но, приступив к делу, далеко не продвинулся. Прикинув весовые характеристики необходимого конденсатора, изготовленного по доступным мне технологиям из полумиллиметровых медных полос, невесело присвистнул. Меня ждал крупный облом, килограмм на десять-двенадцать. При таком весе не было никакой необходимости его заряжать — можно просто стукнуть противника по голове. Эффект будет даже лучше. Да и конструкцию генератора, учитывая необходимость хоть примитивного, но выпрямителя, простой не назовешь.

Лихорадочное размышление (а помирать отчего-то категорически не хотелось) привело меня к идее получать необходимый электрический импульс прямо на месте, во время удара. С помощью линейного импульсного генератора на постоянных магнитах, встроенного прямо в рукоятку секиры. Вернее, в пристроенный к ней снизу цилиндр. Срабатывал он от удара, после освобождения защелки предохранителя. Больше всего я намучился с навивкой изолированного промасленной тканью и глиной серебряного провода, на что ушел почти весь день.

Кузнец, тем временем, изготовил заказанный мной «апгрейд» для секиры. Он представлял из себя стальную полоску, шириной сантиметра три и длиной около пятидесяти, слегка выгнутую. Дуга присоединялась к секире стальными же креплениями внизу рукоятки и возле основания лезвия, на расстоянии, достаточном для того, чтобы с запасом просунуть руку. Она предназначалась для двух вещей. Во-первых, дуга должна была служить щитом, на который я буду принимать рубящие удары меча противника. Ее толщины миллиметра в четыре для этого должно быть вполне достаточно. Она, конечно, утяжеляла на полкило секиру и меняла ее баланс, но для меня это было не критично. Ну а во-вторых, и в главных: это и был проводник, через который я пошлю электрический импульс. Деревянная рукоятка секиры для этого никак не годилась, тем более, что я сам держусь за нее руками.

Из соображений секретности, никому не доверил собирать аппарат, и все сделал сам. Зато проведенный на подопытном козлике эксперимент показал — вундервафля работает! Извинившись перед с силой врезавшимся от испуга в стенку сарая и жалобно блеющим рогатым амперметром, я пошел спать.

Наутро, вдоволь выспавшись, встал поздно. Плотно позавтракал и оделся в доставленную, наконец, портным одежду. Он оказался действительно мастером! Вся одежда сидела на мне как влитая, даже трусы! Разодетый по местной моде, я, в сопровождении Цадока и «других официальных лиц» из руководства еврейской общины двинулся к площади.

Там уже собралась куча народу. О предстоящем событии были подробно информированы широкие слои городского населения, поэтому недостатка в зрителях не ощущалось. Нас встретили свистом и оскорбительными возгласами, но пока без излишеств. Все таки, Божий суд воспринимался тут людьми на полном серьезе и минимальное уважение к его участнику присутствовало. Поединок должен был происходить на помосте перед ратушей, откуда, обычно, глашатаи объявляли народу решения городского начальства. Оно там все уже и торчало, во главе с роскошно одетым городским главой. Рядом со своей свитой стоял епископ, бросавший на нас злобные взгляды. С другой стороны помоста были приготовлены места для герцога и его людей, которые пока еще не появились. Пришлось подождать минут двадцать. Время вынужденного ожидания я скрашивал тем, что подмигивал стоящему напротив епископу, чем приводил того в тихое бешенство.

Наконец, затрубили трубы и на площадь величественно въехала кавалькада разукрашенных, кто во что горазд, всадников. А горазды те были знатно, стая южно-американских попугаев рядом с ними смотрелась бы бледновато. В глазах зарябило от всевозможных расцветок, а я понял, наконец, что не поделили Цадок с ткачами — бабок на эти одежи у герцогского двора должно было уходить немерено!

Восхождение герцога на помост, торжественная речь и прочее пролетели мимо моего сознания — с детства ненавижу церемонии! Очнулся, только когда снова затрубили трубы и на помост вышел рыцарь Генрих. Из одежды, что называется — один меч. Ну, почти. Тонюсенькая белая рубашечка с нашитым на нее огромным крестом, по-пижонски напяленная моим противником, за таковую на прохладном ноябрьском ветерке считаться не могла. Фанатик, одним словом! Не обращая внимания на меня, он проследовал прямиком к епископу, бухнулся на колени и испросил благословения. И только по получении оного вернулся в центр помоста и впился в меня ненавидящим взглядом.

Опять что-то залопотал разодетый герольд и, наконец, после, видимо, кодовой фразы: «Пусть рассудит Господь» трубы возвестили начало боя. Подавив привычное предбоевое волнение, медленно пошел навстречу своей жертве. Именно так — как жертву — я воспринимал бедного Генриха, и никаких сомнений не испытывал. Сомнения в такой ситуации — верная гибель! Сократив дистанцию я, как учили когда-то на занятиях по рукопашке, мягко ушел в сторону. Мой противник не стал затягивать и с ходу сделал выпад мечом. Проверочный, я его легко парировал. Ступил вперед и тоже махнул секирой. Тот даже не стал отбивать — просто неуловимым движением ушел в бок. Умеет, блин! Нельзя затягивать — как только он поймет, что фехтовальщик из меня никакой, сразу же зарежет, как барана!. Но я и не собирался устраивать здесь длительное цирковое представление. Отшатнулся в сторону, якобы случайно открывая для атаки левый бок. Противник, на что я и рассчитывал, тут же нанес туда сильный рубящий удар. Который я резко парировал уже снятым с «предохранителя» оружием. Глухой звон столкнувшейся стали, небольшая, вряд ли заметная со стороны голубоватая искра и слабый вскрик рыцаря, недоуменно уставившегося на свой вдруг оказавшийся на помосте меч.

Вообще-то, убивать в судебном поединке необязательно, достаточно, если противник признает свое поражение. Но Генрих может потом рассказать о странном ударе в руку, возникнут подозрения… Поэтому он был приговорен. Может быть, жизнь в средневековье на меня так повлияла, не знаю, но колебаний не было — он-то бы меня убил безо всяких колебаний, и я это прекрасно понимал. Поэтому без промедления всадил ему в ничем не прикрытое горло острое навершие своей секиры. Узкий наконечник почти без сопротивления пробил шею насквозь и вышел с той стороны. Только позвонки хрустнули.

Да, это не по-рыцарски. Но и я ни разу не рыцарь! Сами загнали меня в ловушку — получите! Поэтому, без всякого раскаяния взглянув в стекленеющие глаза хрипящего в агонии врага, выдернул секиру. Обливаясь выплеснувшейся из раны кровью, тот мягко осел наземь. Вот и все!

В наступившей гробовой тишине я повернулся к герцогу, низко поклонился. Потом повернулся к епископу и показал тому средний палец. Не знаю, известен ли здесь этот жест, но он явно все понял правильно. Ну и прекрасно, все равно ничего сделать он уже не способен. Божий суд на глазах сотен горожан — более сильного доказательства моей правоты здесь быть не может. Молча повернувшись, я махнул Цадоку и стал спускаться с помоста…

 

Глава 5

После эпохального «сражения» на ратушной площади все более-менее успокоилось, но некоторая напряженность еще оставалась. Хотя население города и удостоверилось своими глазами по результатам Божьего суда, что я не слуга диавола, но, как говорится — осадочек остался. Даже после того, как мы выплатили компенсации пострадавшим в ночном инциденте. Полностью удовлетворенным себя чувствовал только, пожалуй, герцог — конфликт в городе разрулил, в накладе не остался. И то, после боя он высказал недовольство его скоротечностью. Ничего, хочет развлечений — пусть ищет бродячий цирк, я не нанимался!

Но это все меня не сильно напрягало. Не трогают — и ладно! Несколько беспокоил епископ — такие не отступают, но тот пока сидел тихо. Устроить ему, что ли, несчастный случай на «производстве», для профилактики? Да ну его, возни много, а толку… Пришлют другого, ничем не лучше!

А я пока озаботился подготовкой к путешествию. Авторитет мой внутри общины после всех событий поднялся до неимоверной высоты, и любая просьба автоматически получала статус приказа. Тем не менее, ресурсы общины были ограничены, поэтому стоило, как и предполагалось изначально, привлечь к путешествию и купцов из других общин. Цадок уже отправил письма наиболее подходящим кандидатам в соседние города, и мы ожидали ответа. Я же, наконец, плотно занялся тем, чем и положено заниматься каждому уважающему себя попаданцу — безудержным прогрессорством.

Прежде всего, предстояло усовершенствовать «машину времени». Закупив побольше меди (небольшой запас, который имелся в кузнице, ушел на мои эксперименты с вундервафлями), с помощью Давида и его подручных, а также привлеченного в помощь плотника, сварганили змеевик из витых медных трубок. Это оказалась не такая уж тривиальная задача, как мне думалось в начале. Необходимого оборудования в кузне практически не было. Пришлось изобретать на месте и с помощью туповатого, хоть и довольно умелого плотника, а также кузнеца, тут же воплощать в жизнь. В частности, я осчастливил местную технологию появлением тисков. Мы их наклепали сразу несколько штук. Формочки для отливки из бронзы ведущего винта для них я изготовлял сам, потому что объяснить точно кузнецу, что именно требуется, не представлялось возможным. Слишком сложная форма. Ответную резьбу сделать оказалось еще сложнее, но я справился. Разумеется, без долгих подгонок и неоднократных переделок формочек не обошлось, но зато теперь отливки выходили почти идеальные — требовалась лишь небольшая зачистка. Но окончательно понял, что дальше так жить нельзя: если я хочу сделать тут что либо более навороченное, требуются измерительные инструменты, а для массового производства — стандартизация. Надо будет заняться этим при первой же возможности.

Губки и направляющие тисков также изготовили из бронзы, остальные части — из дерева. Давид долго в восхищении ходил вокруг первого изготовленного экземпляра, любовался, зажимал там разные предметы. А его сын догадался даже сунуть туда палец, дважды взвизгнув от боли. Первый раз — из-за тисков, второй — от подзатыльника, которым тут же наградил его отец. Глядя на пострадавшего и объясняя, на всякий случай, присутствующим в мастерской правила техники безопасности при работе с вращающимися механизмами, меня вдруг осенило — ведь это почти мясорубка! Главный элемент — винт Архимеда, как и другие детали, мы можем отливать в любых разумных количествах. Сделать усовершенствованные формочки — не проблема. Нож тоже стоит отлить из бронзы. Пусть он и потребует более частой заточки, зато это серьезно удешевляет сам аппарат.

Я так увлекся новой идеей, что даже отложил доводку самогонного аппарата. Но, продемонстрировав вскоре Цадоку работающую мясорубку, не пожалел об этом. Тот был в полном восторге, особенно попробовав собственноручно приготовленные мной в демонстрационных целях котлеты. И высоко оценил «маркетинговый потенциал» изделия. Но я его предупредил, что так как «ноу-хау» здесь пока не патентуются, а ничего технологически особо сложного в мясорубке нет, то снимать сливки с ее продаж можно будет только ограниченное время. Махнув на это рукой, Цадок немедленно заказал пробную партию для распространения среди городской элиты и трактирщиков.

Вернувшись к прежней задаче, мы завершили сборку перегонного куба. После того, как запаяли последний шов, я принес необходимые ингредиенты. Все участники работы над аппаратом сгрудились вокруг, страстно желая узнать — что же они такое смастерили? Я загрузил аппарат и разжег огонь…

По прошествии положенного времени первые капли заветной жидкости стекли в подставленную емкость. Первый стакан мути я, как и полагается по технологии, вылил в помои и подставил под выходную трубку аппарата фильтр из древесного угля. Подождал, пока наберется граммов двадцать чистой, как слеза, «водички», перелил ее в кружку и, выдохнув, на глазах у ошеломленных зрителей, ожидавших всего, что угодно, только не этого, опрокинул в себя. У-уух, микстура! Жадно запил из заранее благоразумно приготовленной кружки с холодной водой, остужая горящее горло. Нет, я хоть и доктор, но не медицины, поэтому пить ЭТО в неразбавленном виде не буду! Тем более в здешнем, «не тренированном», организме. И, к тому же, стоит прогнать жидкость через аппарат еще раз, для лучшей очистки…

Вечером, набрав нужное количество разбавленной колодезной водой в правильной пропорции жидкости, закрылся у себя в комнате и приступил к процессу перемещения во времени. Процесс, закусываемый свежей колбаской, был, надо сказать, достаточно приятный. Не хватало лишь привычного в такой ситуации собеседника, а лучше — пары, но что ж поделаешь!

Открыв глаза и оказавшись в своем мюнхенском номере, сразу же, даже не позавтракав, достал ноут и стал качать нужные данные — времени до вылета оставалось всего ничего, и надо было успеть запихнуть в комп всю информацию. В самолете интернета нет, а время тикает. Ну, сутки я без сна смогу обойтись, но не более. Да и смысла нет — все равно сонный много не запомню. А информации требовалось немало — об этом я думал все последние дни, а перед запоем даже, для лучшего запоминания, составил список на бумаге, то бишь, на пергаменте, ловко орудуя гусиным пером. Оказалось — не так уж трудно научиться!

Прибыл в аэропорт, прошел все проверки и оказался в отдельном от остального зала закутке, где немцы «складируют» перед вылетом пассажиров израильских рейсов, во избежание, так сказать. Огороженное помещение на задворках аэропорта, вокруг которого патрулируют белобрысые автоматчики с собаками, всегда производило гнетущее впечатление, вызывая определенные ассоциации, но сегодня мне было все равно. Не обращая никакого внимания на окружающую действительность, я погрузился в изучение материала. Тем же занимался и во время полета. Единственное, что отвлекало — очки. Отвык я их носить и это сооружение на носу сильно мешало. Лишь прибыв в Тель-Авивский аэропорт и взяв такси домой, ощутил вдруг сильную ностальгию — по «личному» времени я не был дома уже более трех месяцев!

Следующим утром встал почти нормально. В голове слегка шумело, но вскоре прошло. Вот что значит качественный продукт! Однако радовался я преждевременно. Сев за стол и попытавшись перенести на пергамент узнанное за побывку, опять столкнулся с проблемой «расплывчатости» информации, хоть и в меньшей степени, чем в прошлые разы. Видимо, перенос вкупе с опьянением как-то действовал на кратковременную память. Ну, ничего не поделаешь, тем более, что в общих чертах вспомнить выученное «там» я все-таки мог.

Планов у меня было столько, что не знал, за что хвататься первым делом. Потом, рассудив, что финансовое благополучие — залог успеха, решил прежде заняться вещами, дающими некоторую денежную прибыль. Тем более, что пример был перед глазами: Цадок в считанные дни сбыл первую партию мясорубок (а он их загонял по пять марок за штуку, спекулянт!), заработав приличную сумму и смотрел на меня теперь несколько другим взглядом. Не только как на Защитника, но и как на выгодного торгового партнера. И я постарался его не разочаровывать, тем более, что для остальных моих проектов нужны были немалые деньги, не говоря уже о приближавшемся путешествии в Каир.

Сначала я обустроил ему текстильное производство. Выбрав в интернете наиболее подходящую конструкцию простого ткацкого станка с педальным приводом, сделать который позволяют имеющиеся у меня технологические возможности, воспроизвел его с помощью все тех же кузнеца с плотником. После совместной дегустации продукции нашего последнего изделия те прониклись ко мне совсем уж глубоким почтением, переходящим в поклонение. Только бы не спились!

Испытания станка показали, что производительность труда ткачихи возросла впятеро! Цадок был в восторге. За неделю мои подручные изготовили еще два станка, а я предложил купцу организовать работу в две смены, чтобы ценное оборудование не простаивало. Единственным затруднением оказалось обучение работниц, которые вначале вообще в ужасе шарахались от страшного механизма. Так что пришлось поучаствовать в обучении лично. Особенно меня злила одна, совсем тупая, которая никак не могла освоить новое оборудование. Объясняя ей вновь и вновь, задержался до позднего вечера, когда все остальные уже ушли. Тут она вообще чуть не сломала приводной механизм! Я, в сердцах, замахнулся на дуру кулаком. Она в испуге отшатнулась, согнувшись, и натянувшаяся ткань мешковатого обычно платья вдруг обрисовала очень даже аппетитные контуры. В общем, бить ее я раздумал (да и не собирался вовсе — не настолько еще озверел здесь, в Средневековье), а многострадальный станок на этот раз был использован не совсем по назначению. Что интересно, после «перерыва» ткачиха стала соображать гораздо лучше и, наконец, освоила все необходимые операции. А я понял, что всегда надо стараться находить в человеке его лучшие стороны. Они обязательно имеются.

Хотя способов заработать денег тут было, казалось бы, пруд-пруди — большая часть технологий, окружавших человека двадцать первого века, причем как технических, так и финансовых и политических здесь отсутствовала. Однако, имелись и значительные ограничения. Не говоря уже о неосуществимости множества вещей из-за отсутствия технологической базы, воссоздание которой, даже владея полной информацией, займет годы и десятилетия, имелись еще моральные, религиозные и другие ограничители. Что-то противоречило церковным догмам, другое — мировоззрению людей начала тринадцатого века. А некоторые изобретения мне не хотелось вводить в широкий оборот, потому что они могут привести к кардинальным изменениям в этом мире. Я же еще не определился с тем, стоит ли слишком сильно лезть в здешние дела. Сначала лучше все же прояснить свое положение тут. Да и на данный момент я не располагал большим резервом времени, поэтому требовалось запустить только проекты, дающие немедленную отдачу. Также следовало иметь ввиду ограниченность местного рынка — в нем крутились не такие уж значительные финансовые потоки, и скромные возможности имеющейся у меня производственной базы. Тут как раз вполне было применимо известное высказывание вождя пролетариата: «Лучше меньше, да лучше!» Поэтому я и выбрал путь совершенствования имеющихся внутри общины производств. Текстильное было первым.

Пока в бывшей кузне, превращенной практически в полноценный механо-сборочный цех, продолжали штамповать ткацкие станки для технического перевооружения фабрики Цадока, я прихватил последнего и направился в мастерскую стекольщиков. Там мы быстро составили и подмахнули договор о распределении доходов и сохранении технологической тайны с хозяином стекольного производства Шимоном, подслеповатым, но хватким старичком. После чего я спустился на первый этаж, в собственно мастерскую и занялся реорганизацией процесса получения стекла. Много менять не пришлось — ингредиенты практически те же, что стеклодувы использовали и раньше, но помучился все же изрядно. Кардинально поменял конструкцию печи. Зато раз от разу кусочки стекла выходили все бесцветнее и прозрачнее.

Получившиеся, наконец, заготовки для линз, взял с собой и засадил за их шлифовку высвободившихся из-за внедрения станков ткачих. Первый же монокль опробовал на самом Шимоне. Сдержанный старичок, до этого достаточно критически относившийся к моим начинаниям, чуть не пустился в пляс от восторга. Мелкосерийный выпуск очков и моноклей наладили в принадлежавшей Цадоку ювелирной мастерской, где я также внес ряд усовершенствований в оборудование. Теперь все ювелиры были вооружены миниатюрными тисочками и линзами.

Несмотря на очень ограниченный выпуск оптики (это трудоемкий процесс и огромное количество брака), торговля ею сразу же начала приносить баснословную прибыль. Например, главе гильдии пергаментщиков, собиравшемуся уже оставить свою должность из-за сильного ухудшения зрения, не позволявшего самостоятельно читать документы, Цадок лично сбагрил очки аж за сто марок! Правда, с золотой оправой и украшенные бриллиантами. И тот еще специально приходил благодарить!

Большая часть продукции уходила, конечно, за значительно меньшую цену, но все равно, доход был огромен! Срочно внедрили методику проверки зрения, хотя ничего сложного в ней не было. Только пришлось из-за этого незапланированно сгонять в будущее. В дальнейшем, после расширения стекольной мастерской, можно было бы замахнуться и на оконные стекла, но пока не горит. Минимально необходимые мне суммы я заработаю на уже внедренных ткацких станках, мясорубках и, главное, оптике. Поэтому я, наконец, сосредоточился на своих делах. Для начала, следовало позаботиться об охране, которая будет сопровождать нас в путешествии. Она должна быть немногочисленная, но при этом качественная и, что еще важнее — надежная. Опытных бойцов среди людей общины имелось совсем немного, да и военная подготовка все равно являлась для них побочной — это были, в основном, приказчики и сопровождающие торговых караванов. Хоть и умелые воины — жизнь заставила, но не профессионалы. Да и заняты все время.

Другую, более многочисленную группу наших потенциальных спутников, составляла молодежь, которой шило в заднице не позволяло серьезно заняться ремеслами или глубоким изучением Торы. Поэтому она активно искала приключений на эту самую задницу, присоединяясь к торговым караванам или работая посыльными между общинами. По параметру надежности эта группа подходила идеально, но вот с качеством дело было плохо — воинским искусством мало кто из них владел хоть в минимальной степени. Третья возможность — нанять профессиональных наемников, которых в городе имелось предостаточно. Как дорогих, так и подешевле. Оптом или в розницу, на выбор. К началу тринадцатого века еще не оформились гильдии «солдат удачи», поэтому встречались как вполне классические упорядоченные отряды, численностью до трех-четырех десятков мечей, с капитаном во главе, так и практически неорганизованные банды из нескольких человек, вооруженных вразнобой, кто на что горазд. Ну и не прибившихся ни к кому одиночек также хватало. Разумеется оплата и условия контрактов тоже плавали в широких пределах.

В сложившихся условиях я счел самым разумным выбрать комплексный подход к решению проблемы. Как говорится — не класть все яйца в одну корзину. Основную массу отряда составить из общинной молодежи, усиленной несколькими опытными бойцами. А профессиональное ядро — нанять. Заодно наемники за оставшееся время хоть немного подтянут остальных, в том числе и меня. Так как пришел к выводу, что минимально владеть холодным оружием мне не повредит. Ну и ко всему коктейлю надо будет добавить немного технологических новинок. Этим я буду заниматься параллельно тренировкам.

В один из дней мы с Цадоком и сопровождением пошли в «рейд» по тавернам, где кучковались наемники. Собственно, охрану можно было и не брать: в городе меня узнавали издалека и, либо обходили стороной, либо подобострастно улыбались. Короче говоря — побаивались. Но с охраной солиднее, больше соответствует статусу. Да и среди перманентно перемещавшихся между городами наемников меня знали, вероятно, далеко не все.

Насчет последнего я сильно ошибался. Людская молва — страшная вещь. Даже те, кого при последних событиях в городе не было, при виде меня в панике отодвигались, причем сильнее, чем те, что как раз присутствовали. Ну понятно, страшно даже представить, как разукрасились мои «подвиги» после многократного пересказа. Не удивлюсь, если окажется, что я единственным взглядом испепелил всю гильдию ткачей в полном составе, а мой противник на судебном поединке сам бросил меч и напоролся на мою секиру, которую я даже не поднимал.

Это-то понятно. Удивляло другое — при моем приближении более-менее организованные компании «солдат удачи» молча отворачивались, давая понять, что разговора не будет. Уж они-то не должны слишком верить слухам! Все выяснилось, когда Цадок перебросился парой слов со знакомым трактирщиком. Оказывается, епископ, падла, запретил добропорядочным христианам наниматься к «антихристу». Запрет носил рекомендательный характер, но на последней проповеди эта скотина стращала ослушников разными неприятностями, от будущего вечного горения в аду до немедленного отлучения. Нет, стоило ему, все-таки, организовать несчастный случай! Так что свои услуги нам предлагали только, что называется, совсем деклассированные личности, которые уже не боялись ни бога, ни черта, ни, тем более, какого-то там епископа. Глядя на их уголовные рожи, улыбающиеся мне состоявшими больше из промежутков, чем из зубов ртами, понял, что не доверил бы им охранять даже свалку возле своего дома. Таких только в заградотряд нанимать, чтобы, по контрасту, враг был не так страшен!

С разочарованием уже было решили направиться домой, когда я наткнулся на жесткий взгляд крепкого белобрысого мужчины средних лет, сидевшего в компании еще нескольких за отдельным столиком в углу таверны. Терять мне уже было нечего, подошел. Мужик не отвернулся и не отодвинулся, продолжая смотреть мне прямо в глаза. Взглядом не раз убивавшего человека, я такие хорошо различаю.

— Можно присесть за ваш столик, уважаемый? — спросил я, выдержав паузу.

Человек молча кивнул своим спутникам, которые моментально освободили место мне и Цадоку. Мы уселись и заказали у подбежавшего трактирщика пиво. Буквально через полминуты грудастая девка поставила перед нами большие, литра на полтора, глиняные кружки, полные пенного напитка, который здесь по недоразумению называли пивом.

— Вы, как я понимаю, ищете заказчика? — начал я, когда мне надоело изучать волевое лицо мужика.

— Да, — односложно ответил тот, продолжая на меня пялиться.

— Ну так может, представитесь?

— Я Ольгерт, это мои люди. Нас семеро, все владеют конным боем, у каждого есть меч, секира, щит и кольчуга. Лошадей нет. Двое лучники. Умеем сопровождать караваны, — говорил мужик кратко, отрывисто, и даже мне было ясно, что немецкий ему не родной.

— А что, епископ тебе не указ? — поинтересовался я. — Откуда вы такие?

— То мое дело! — лаконично отрезал Ольгерд.

Я пожал плечами. Не хочет говорить — не надо!

— А рекомендации у вас имеются? — вкрадчиво осведомился Цадок, гораздо более опытный в таких делах.

— Нет! — впервые потупил взгляд командир наемников. — Мы недавно в этих землях.

Купец многозначительно взглянул на меня. Да, согласен, таких брать не стоит, но, во-первых, выбор у нас не богат, а во-вторых — что-то меня заинтересовало в этих людях. Что-то странно знакомое, то ли в говоре, то ли во внешнем виде.

— Сколько хочешь? — продолжил я, несмотря на недоуменный взгляд Цадока, расспросы.

— Десять геллеров в день на каждого. Это немного, но это последняя цена! — сказал, как отрезал, Ольгерд. Я кивнул — расценки уже были известны.

— А если на длительный срок? Скажем, месяцев на восемь?

— Все одно — десять в день!

Торговался я для проформы, затребованная цена действительно была практически минимальной. Для профессионального отряда, разумеется. Вот в их профессионализме как раз и были сомнения. Я в затруднении почесал в затылке. В это время один из людей Ольгерда, толкнув соседа локтем, указал глазами на кувшин пива. Тот подвинул ему запрошенное, и первый поблагодарил спутника. Не по-немецки. И не на иврите. Однако я понял. Через пару секунд, осознав, почему понял, облегченно выдохнул. Теперь я примерно знал, откуда мои собеседники.

— Издалече путь держишь, Ольгерд? Или Олег? — исчерпал одной фразой примерно треть своих познаний в старославянском.

Мой собеседник чуть не подскочил и непроизвольно схватился за рукоятку меча:

— По нашему речешь? Откуду?

— Нет. Но… приходилось бывать разок. В Киеве. А ты откуда?

Ольгерд убрал руку с меча и глухо произнес:

— Мы из Галича. Я Олег, сын Доброслава. Был десятником в дружине князя Владимира Ярославовича. А эти люди — то, что осталось от моего десятка. Когда два года назад князь преставился, не оставив наследника, пришел с войском под стены Галича изверг Роман, князь Волынский. Город взял, прежних бояр изгнал или перебил. Мы защищали стену, но нас предали… Еще повезло, удалось бежать. Остальным повезло меньше. Теперь у нас нет дома! — с горечью закончил Олег, сжав кулаки.

— Понятно, — протянул я. — Что ж, нанимаю вас на восемь месяцев за оговоренную цену. А если нареканий не будет — получите премию.

 

Глава 6

Галицийский десятник с шестеркой своих бойцов оказался довольно ценным приобретением — интуиция меня не обманула. Каждый из них по уровню владением оружия на голову превосходил «любителей» из наших караванщиков. Поэтому я сразу же организовал ежедневные тренировки будущей «гвардии» численностью пока только в двадцать пять молодых лбов, отобранных из добровольцев, которых в общине оказалось немало. Так что выбирать было из кого, и я подобрал не только самых здоровых, но и самых смышленых. Взвод дебилов мне не нужен. И теперь мы по утрам во дворе дружно махали деревянными мечами, копьями и топорами, занимаясь по очереди с инструкторами. К их уровню ни мне, ни остальным за оставшиеся пять месяцев конечно, не приблизиться, но что-то похожее на минимальные навыки, принятые в среде наемников, за этот срок Олег обещал нам привить.

Теперь надо было что-то решить с оружием. У бывших русских дружинников имелись копья, мечи, секиры или палицы и не раз латаные кольчуги. У троих, включая командира — стальные шлемы характерной конической формы, у остальных — кожаные. И двое носили луки — сложные составные, бившие далеко и точно. В общем снаряжение — так себе, средней паршивости. Мечи еще ничего — из довольно приличной стали, остальное — хрень собачья, низкокачественное железо. А у «добровольцев» пока вообще ничего. Я долго ломал голову над проблемой их вооружения. Чтобы было эффективно, практично, единообразно и в рамках бюджета.

От обучения своего отряда атаке в конном строю я отказался сразу. Галицийцы это, разумеется, умели, но обучить за несколько месяцев с нуля такому сложнейшему искусству невозможно. А я вообще, кстати, на лошади ездить не умею! Пришлось после ежедневной утренней разминки с мечом еще и брать уроки «вождения» лошади. Нельзя же здесь настолько быть белой вороной! Кстати, оказалось не так уж и сложно. Очень напомнило управление бронетранспортером: газ — ногой, поворот — соответствующим рычагом, тормоз — оба рычага на себя. Только тут вместо рычагов — уздечка.

Короче, вооружение я решил подбирать в расчете на пеший оборонительный бой. Копья, секиры и кинжалы. Для самых способных — мечи. Это для ближнего боя. Но до него лучше не доводить — значит, арбалеты это оптимальный выбор. Стрельба из лука — слишком сложная вещь, за полгода не научишься. А арбалеты — самое то. Вот с защитным снаряжением я совсем был в растерянности. Здешнее мне ну совсем уж не нравилось. Толком и не защищает ни от чего, а стоит ого-го! Та же дурацкая клепанная кольчуга одинарного плетения из мягкого железа держит только косые или слабые удары. Если даже чудом выдержит полноценный удар секирой, то кости под ней все равно сломаются — силу-то воздействия она по площади тела не рассеивает! А против стрел и вовсе бесполезна — узкие наконечники просто раздвигают слабо соединенные друг с другом кольца в стороны. Бедные рыцари, не мудрено, что жизнь их печальна и коротка! Печальна — потому что за это дерьмо с них сдирают аж по семь-восемь марок, а коротка — до первого не слишком пьяного арбалетчика. Короче — это не наш выбор!

Еще раз посетил лавку знакомого оружейника. Внимательно осмотрел имеющееся в продаже оружие. Сделанным по знакомству в ювелирной мастерской Цадока молоточком с встроенным в его ударную часть правильно обработанным алмазом поударял по режущей кромке изготовленных самим мастером мечей. По размеру оставленных выемок, присовокупив многолетний опыт металловеда и посасывание пальца, определил их твердость в сорок пять — пятьдесят Роквелл Си. Что же, вполне прилично для этого периода, я ожидал худшего. Вряд ли у меня по-быстрому получится достигнуть лучших результатов, при том, что ковка меча — долгий и сложный процесс, безотносительно к качеству исходных материалов. Кстати, не мешает все же изготовить нормальный прибор для измерения твердости, а не заниматься шаманством!

В общем, я решил «ударное» вооружение на всю ораву — копья, секиры, кинжалы и мечи для избранных, в том числе и себя, любимого, заказать у мастера. А вот с защитным — пока повременить. Как и с арбалетами. Тут можно попытаться самому покумекать. Но даже в таком урезанном виде заказ потянул на немаленькую копеечку — почти тридцать марок, и это после оптовой скидки. Да, недешево обходится безопасность! Хотя, казалось бы, у меня в распоряжении гораздо большие суммы, но вот так взять и своими руками отдать постороннему дяде семь кило серебра — психологически нелегко. Так что пока на тренировки для весовой компенсации вместо доспехов одевали набитые песком кожаные жилеты, заодно предотвращавшие получение травм от учебных мечей. А я принялся за создание очередного «чудо-оружия». До этого момента у меня накопился опыт создания двух типов вундервафель: магниевая свето-шумовая граната и электрическая секира. И если первый тип имел перспективы развития в полноценную осколочную гранату или бомбу, то второй, к сожалению, оказался одноразовым. Хлипкий и создававшийся в спешке механизм долго не продержался, отвалившись уже после пары тренировочных боев. Перед своим бесславным концом он еще успел стукнуть меня током, когда во время удара рука соскользнула с древка и коснулась стальной защитной дуги. Но жалеть тут было не о чем. Электрошокер мог эффективно применяться только в очень специфических условиях, оставаясь в большинстве случаев просто тяжелой обузой. Поэтому я с легким сердцем спрятал генератор в дальний ящик. Авось когда-нибудь пригодится!

Что-нибудь этакое для личного использования в ближнем бою я придумаю попозже, а пока надо взяться за самое главное, дающее неоспоримое преимущество перед любым военным отрядом начала двенадцатого века и лежащее на поверхности — порох. Причем лежащее в самом прямом смысле — необходимая для его изготовления селитра выступала в виде белого налета на поверхности навозных ям и окружавших их стенках. Поэтому ее добыча запоминалась, в основном, своеобразным э… амбре, сопровождающим процесс и долго не выветривающимся из одежды Нет, я, конечно, сам собирать ее не полез, но на краю ямы пришлось присутствовать в течении всего времени, направляя и руководя действиями провинившихся в чем-то домочадцев, присланных сюда отбывать наказание. Но мои мучения, к счастью, продолжались недолго. Ученики оказались способными и вскоре уже сами руководили отрядами «боевых ассенизаторов», нанятых из представителей городского «дна» и действовавших в ямах, через которые протекали городские стоки, в трактирных конюшнях и уборных, если таковые имелись, а также в окрестных скотных дворах и голубятнях, так как селитры нужно было много и «внутренних» ресурсов конюшни Цадока категорически не хватало. Для пущей секретности, чтобы враги не догадались, пришлось пустить в городе слух, что это собирают вещество, необходимое для создания «эликсира» удачи. Подозреваю, что после этого сборник народных немецких преданий о жутких, не брезгующих ничем ради прибыли евреях пополнится еще одной красочной страницей, но зато не будет народных умельцев, сожгущих город в результате непродуманных экспериментов. В одном из средневековых манускриптов указывалось, что для лучшей селитры нужна моча епископа и меня подмывало пустить и такой слух, но, по зрелому размышлению, воздержался.

Первую партию селитры, после механической очистки, по способу, указанному, кстати, все в том же манускрипте, обработал смесью воды с древесной золой для вытеснения нитрата кальция и замены его на нитрат калия. Что должно было сделать селитру менее гигроскопичной, уменьшая порчу будущего пороха от сырости. Потом, руководствуясь многочисленными инструкциями, найденными через интернет в монографиях, посвященных вопросу, смешал в нужной пропорции порошки полученной селитры, доступной тут в любом разумном количестве серы и древесного угля, приготовленного, в соответствии с рецептом, из ивовых и ореховых веток. Залил в ступку со смесью немного разбавленного спирта (сколько полезных применений оказалось у продукции моего самогонного аппарата!) для придания влажности — толчение всухую стоило жизни очень многим мастерам пороховых дел. Часа два толок все это пестиком до превращения смеси в мельчайший порошок. Затем слипшуюся массу продавил через мелкое сито для получения гранулированного пороха и выложил для просушки — я решил сразу перескочить через несколько этапов развития технологии производства черных порохов и обзавестись самым продвинутым его вариантом.

Разделил продукт на две части. Одну поджег прямо во дворе. Яркий язык пламени, в несколько мгновений превративший кучку в облачко вонючего дыма, подтвердил горючесть смеси. Для второго этапа испытаний, во избежание ненужных слухов и провоцирования местного епископа на очередную истерику, пришлось выехать на «полигон» в близлежащем лесу. Толстостенный глиняный горшочек с выведенной наружу в качестве запала пропитанной селитрой ленточкой из ткани взорвался с оглушительным грохотом. Расставленные вокруг него на разном расстоянии соломенные чучела, имитировавшие воинов противника, частично были повалены взрывной волной и осколками горшка, а частично — загорелись от разлетевшихся частичек пороха. Видавший разрыв приснопамятной магниевой гранаты Цадок только удовлетворенно покивал головой, а вот присутствовавший на испытаниях Олег, разглядывая результаты применения невзрачного горшочка с его кулак величиной, несколько минут не мог подобрать челюсть. А потом набросился на меня с вопросами, прежде всего заставив поклясться, что тут нет ни малейшего вмешательства нечистой силы. Естественно, его прежде всего интересовал способ применения этого оружия в бою.

Меня этот вопрос, что не удивительно, тоже сильно интересовал. Только, в отличие от бывшего десятника, я уже знал все возможные варианты применения пороха в военном деле и мне надо было лишь выбрать наиболее подходящие. Ручной огнестрел отпадал сразу — производство нормальных стволов мне пока не потянуть, не говоря уже о всей остальной неслабой механике. Не городить же примитивные фитильные ружья? Пушки? По сути, те же грабли, что и ружья, слегка смягченные требованиями к изготовлению стволов. Большой ствол легче отлить из бронзы, чем миниатюрный ружейный, но качество… Не хотелось бы глупо погибнуть от разрыва ствола, а это довольно вероятный сценарий при отсутствии опыта крупномасштабного бронзового литья. Да и кроме дульнозарядного орудия на скорую руку ничего не получится, а городить огород ради многокилограммовой бандуры, раз в час плюющейся на пару сот метров камешком размером в кулак не имело ни малейшего смысла.

Тогда оставалось всего два реальных варианта: ручные гранаты и ракеты. На них, после длительного размышления, я и решил остановиться. В принципе, только что испытанный образец уже мог использоваться в качестве гранаты, но его надежность, эффективность и безопасность, как говорится, оставляли желать… Лучше, конечно, стальной корпус, но на данный момент это было нереально. Использовал литой бронзовый, с внешней насечкой, дающей кучу осколков размером примерно полсантиметра на полсантиметра. В небольшое отверстие в корпусе вставлялся запальный шнур — изготовленная из кожи трубка, набитая порохом с пониженным содержанием селитры для более медленного горения. Так как скорость этого самого горения, несмотря на все принятые меры — точный отвес пороха и его тщательное приготовление, все равно колебалась в довольно широких пределах, будущим гранатометчикам рекомендовалось не затягивать с броском после поджигания запала. Кстати, для быстрой добычи огня пришлось сконструировать спиртовую зажигалку с кремневым запалом. Общую схему слямзил с зажигалок «Зиппо», чего, увы, не скажешь о качестве. Сложное изделие нормально заработало только с четвертого прототипа, зато теперь огонь с большой вероятностью — зажигалка срабатывала, в среднем, четыре раза из пяти — можно было добыть за секунду, пользуясь только одной рукой. С трудом изготовив десяток экземпляров, остановился на этом — на продажу изделие не предназначалось, а для наших целей хватит. Но в связи с резким расширением сферы применения спирта пришлось обучить специальный персонал для поддержания круглосуточной работы самогонного аппарата. На этом я не остановился и сделал маленький, но «высокоточный» боеприпас — модификацию гранаты, встроенную в удлиненную арбалетную стрелу. Она могла доставить заряд дальше и точнее, что компенсировало его малую мощность. Новинка очень понравилась Олегу.

А вот с ракетами все было сложнее. Во-первых, потому что черный порох с его нестабильным горением — не лучший выбор для ракетного топлива, во-вторых — достаточно сложная конструкция. Если, разумеется, делать реальную боевую ракету, а не шутиху. Поэтому решать эту задачу я начал только когда появилась минимально необходимая материально-техническая база.

А появилась она так. Я уже давно обещал себе ввести измерительные приборы и в конце года занялся этим вплотную. Сначала даже встал в тупик: то, что все единицы измерения выводятся из времени, длины и массы, мне, конечно, было известно. Но возникла проблема: где взять эталоны этих трех базовых размерностей. Мы как-то привыкли, что метр, килограмм и секунда (а я собирался, не мудрствуя лукаво, вводить единицы СИ, прежде всего, чтобы свободно пользоваться данными из справочников, которые притаскивал из будущего) это что-то незыблемое, присутствующее в нашем окружении с сотворения мира.

Нет, с килограммом все просто — это вес одного кубического дециметра пресной воды. Но, чтобы отмерить дециметр, надо иметь эталон метра. Который, по одному из первых определений, равен одной сорокамиллионной длины Парижского меридиана. Щас, уже побежал мерить Парижский меридиан! Возникла идея оттолкнуться от своего роста. Но кто гарантировал, что он здесь и там у меня одинаковый? Скорее всего, как раз разный, ведь он зависит не только от ДНК, но и от условий жизни и возраста. Легко получить ошибку процентов в десять, а это меня никоим образом не устраивало.

Оставалась последняя надежда — секунда. Озадачив во время очередной «побывки» интернет, выяснил, что существовало еще одно определение метра — длина маятника, установленного на широте Парижа, полупериод качания которого равен секунде. Широта Парижа — сорок пять градусов северной широты, а Мюнхен находился на сорок восьмой параллели. Можно сказать — то же самое. Теперь только дело за определением секунды. Ее физическое определение, найденное в интернете и привязанное к какому-то там квантовому переходу, мне, разумеется, ничем помочь не могло. Оставалось математическое — одна три тысячи шестисотая часть часа.

Солнечные часы у Цадока имелись. Нанеся на них правильную разметку и зная длину светового дня, определил с достаточной точностью час. Потом изготовил несколько песочных часов разного размера, но с отверстием одинакового диаметра, сделанным по эталону. В самые большие из них загрузил мешок отборного песка (не сразу, а подсыпал по чуть-чуть) и отмерил количество, просочившееся в нижнюю часть за час. Потом взял хорошо откалиброванные весы и с их помощью разделил получившееся количество песка точно пополам. Потом еще раз. И еще. После четвертой итерации у меня должно было получиться песка ровно на двести двадцать пять секунд, то есть около четырех минут. Дальше я решил не делить, чтобы не потерять в точности. Проверил по своему пульсу — похоже на правду. По прикидкам, выходила погрешность не более одного-двух процентов, а с этим уже можно жить.

Ну а дальше уже было дело техники. Построил маятник, после ряда экспериментов получил эталон метра, из него линейку и так далее, до примитивного штангенциркуля. Измерение сотых долей миллиметра ему доступно не было, но десятки он ловил. Чего для меня пока было достаточно. Ну и в конце-концов сделал эталон килограмма и на его основе — гирьки для весов. Вот теперь можно работать!

Следующим шагом стала механизация производства, то есть постройка станков. Ввиду отсутствия у меня других источников энергии, кроме мускульной силы, их размер и количество были ограничены. Тем не менее, для местного уровня технологии это являлось огромным скачком вперед. Первым я построил маленький токарный станочек. Долго возился — ведь все, включая ходовые винты, делалось и подгонялось вручную или с помощью примитивных приспособлений. Зато после ввода его в строй сразу стало заметно легче. Кузнец выковал по моим эскизам токарные резцы и работа закипела. Вооруженные техникой, второй токарный станок, побольше и с педальным приводом, мы сделали даже быстрее, чем маленький. Затем последовали фрезерный с тремя осями, сверлильный и шлифовальный. Все станки были снабжены встроенными линейками и позволяли относительно точные, до десятых миллиметра, передвижения. Завершил техническое перевооружение небольшой пресс. Вот после всего этого можно было и заняться серьезными вещами.

Параллельно с механическим цехом, для которого, кстати, во дворе был построен новый сарай, я улучшал и металлургическое производство. Решил пока не заморачиваться продвинутыми техпроцессами, всякими там домнами и мартенами, а ограничиться тигельной плавкой, с помощью которой можно относительно просто получить более чистый металл. А также контролировать в нем уровень углерода. Подобрал подходящие сорта песка и глины и, после нескольких экспериментов у меня стали получаться неплохие тигли. Делал их цилиндрической формы, в качестве сырья использовал покупные крицы и довел количество получаемой за одну плавку стали до двух с половиной килограмм. Такого куска было достаточно для большинства применений. Заодно откалибровал ртутный термометр, позволявший точно контролировать процесс отпуска закаленной стали. С шаманством в металлургии я более мириться не собирался.

Кузнец Давид, хоть и с самого начала относившийся ко мне с уважением, не слишком одобрительно, со здоровым консерватизмом уверенного в своих умениях мастера, взирал на процесс коренной переделки его кузни. Однако, убедившись в высоком качестве получаемого металла, сменил точку зрения и заинтересовался. Он был неглупым и быстро схватывающим новое человеком, поэтому я стал потихоньку объяснять ему и теорию. Гораздо лучше, если твой помощник знает, что делает, а не слепо следует твоим указаниям!

Таким образом, к марту у меня в распоряжении оказались достаточно продвинутые технологические возможности и время для их использования. Тогда я вплотную занялся экспериментами с ракетами и защитным снаряжением. Корпуса ракет получал вытягиванием круглой стальной заготовки в тонкостенный цилиндр, закрытый с одного конца. К открытой стороне заклепками присоединялось отдельно изготовленное сопло, отделенное уплотнителем из тонкой кожаной полоски, уже после загрузки топливного стержня. А в глухом торце сверлилось отверстие, через которое в опять же присоединенный с помощью резьбового соединения конус боеголовки просовывалась заполненная порохом трубочка запала. Головная часть оканчивалась острым штырем, чьей задачей было втыкаться в цель, удерживая боеприпас там до взрыва. Который, учитывая свойства черного пороха и конструкцию запала, мог произойти как немедленно, так и по прошествии многих секунд. А к корпусу крепились немаленькие стабилизаторы, необходимые для компенсации неравномерного истечения реактивной струи из сопла.

Работало это так: топливный стержень поджигался со стороны сопла и начинал гореть. Спресованный порох, как известно, не взрывается, а горит на поверхности. В данном случае — на поверхности торца стержня. Так и сгорает, отправляя в сопло раскаленные продукты сгорания, до противоположного торца. Там огонь поджигает запальный шнур, рассчитанный, в зависимости от предполагаемого профиля полета, на определенное время горения. Только таким неудобным способом — детонатора-то нету, я мог добиться того, чтобы боеголовка не взрывалась сразу после окончания активной фазы полета. То есть, применяя ракету по позициям противника вкручивали боеголовку как есть, с максимальной длиной шнура, и тогда она летела на полную дистанцию и только там взрывалась. А если требовался взрыв при прямом попадании, например — при стрельбе по кораблю противника, то шнур обрезали почти под корень. Были и промежуточные позиции, размеченные прямо на шнуре.

Испытания показали, что мои способности ракетостроителя на высоте. Только раз изделие взорвалось сразу после пуска, но благодаря принятым мерам безопасности, никто не пострадал. Дефект, вызвавший взрыв, устранили. Точность тоже оказалась удовлетворительной. Большего на этом порохе все равно не добиться. Ракету я спроектировал относительно небольшой — вес три кило, из них полтора весила боеголовка. При пуске прямой наводкой активный участок полета занимал около ста пятидесяти метров. Такая дальность даже являлась излишней, потому что из-за малой устойчивости попасть в цель типа «небольшой корабль» можно было рассчитывать только до дистанции метров в семьдесят-восемьдесят. И то — при удаче. При запуске же по навесной траектории максимальная дальность выстрела составляла около пятисот метров и на этой дистанции все выпущенные ракеты попадали в круг радиусом метров сорок. Что являлось очень неплохим показателем.

Толщину стенок головной части я подобрал с тем, чтобы получить универсальный осколочно-фугасный эффект, более-менее подходящий для любого типа цели. А в порох добавил немного магния, для лучшего зажигательного эффекта. Пуск же осуществлялся с ручной направляющей, оснащенной отражающими реактивную струю экранами и прицельным приспособлением.

 

Глава 7

Но самой первой продукцией нового «завода» стало, все же, менее революционное изделие — арбалет. Его отличал от местных образцов, прежде всего стальной лук из специально изготовленной мной стали с повышенным содержанием углерода, придававшим ей хорошие пружинные свойства. Поверхность его плечиков отшлифовали до зеркального блеска во избежание преждевременного усталостного разрушения. И тетива была сделана из неизвестного пока здесь материала — стекловолокна. Я смог получить его в небольших количествах в стеклодувной мастерской, изготовив у себя стальную пластинку с миниатюрными отверстиями. Это было непросто, но я так подобрал глубину сверления, что вершина конуса инструмента лишь чуть-чуть показывалась с нижней стороны пластины, оставляя отверстие диаметром в несколько сотых миллиметра. Вряд ли тут кто-то сможет повторить подобный фокус, даже если будет знать зачем. Так что стекловолокно останется моим эксклюзивным ноу-хау.

Ложе арбалета выполнил из хорошего дерева, в форме привычного винтовочного, оснастив его нормальным эргономичным прикладом и курком. Все это уменьшило размеры оружия и сделало его более мощным по сравнению с продукцией местных оружейников. Но при натяжении тетивы в сотню килограмм взвести его руками или даже крючком с блоком не представлялось возможным. В одной из ставших регулярными — не менее раза в две недели, «побывок» в своем времени, просмотрел все придуманные за последующие восемьсот лет механизмы зарядки арбалетов, и мне не понравился ни один. Либо слишком сложно и медленно, либо не обеспечивает нужного усилия. В результате долгих раздумий пришел к компромиссному решению — изменив конструкцию плеч, снизил нагрузку до восьмидесяти килограмм — в отсутствие сплошных стальных доспехов должно было хватить и этого. А ставить оптический прицел для стрельбы на максимальную дальность в мои планы пока не входило. Хотя бы потому, что изготовление оптики для него — задача на порядок более сложная, чем выплавка линз для очков. В дополнение к снижению силы натяжения добавил хитрый механизм взвода, состоявший из горизонтального рычага, отклонявшегося влево и встроенной в ложе системы из нескольких блоков, с которой рычаг был связан стекловолоконным тросом. Теперь тренированный боец легко мог делать десять-двенадцать выстрелов в минуту.

На ложе установил простейшее прицельное приспособление — мушку и целик, а боеприпасами служили стандартные четырехгранные стальные болты и уже упоминавшиеся стрелы со встроенной гранатой. Освоить новое оружие я заставил всех, в том числе и наемников. Хотя как раз военные профессионалы приняли новинку с энтузиазмом, кроме двоих лучников, имевших половецкие корни и не собиравшихся расставаться с оружием предков. И я их поддержал — лук в умелых руках не менее страшное оружие, чем арбалет. Тренировки, в отличие от занятий с холодняком, я проводил лично, так как имел именно необходимый в данном случае опыт дистанционного боя. Арбалет не так уж сильно в тактическом смысле отличается от винтовки. Я не счел нужным изобретать новые команды, поэтому мои бойцы дружно жали на спуск арбалетов, услышав странный для местного уха приказ: «Огонь!»

Тут надо сказать, что, хотя я привлекал бывших русских дружинников к освоению всего новейшего оружия, технологии его изготовления оставались для них тайной. Я не настолько пока доверял наемникам, чтобы хотя бы частично открывать им такие секреты. Поэтому хода на «завод» у всех них, включая Олега, не было. И вообще, пока я тут никого в деле не проверил, старался ограничить познания всех задействованных в освоении новых технологий лиц узкой специализацией. Даже мой самый ближайший помощник — кузнец Давид, не имел представления о многих вещах. Например — о производстве пороха. В стоящий отдельно пороховой цех его не пускали. Я не параноик, но мне не надо, чтобы кто-то вдруг начал свою игру. Или помог, пусть невольно, начать кому-либо другому.

Изготовление арбалетов произошло очень вовремя — в середине апреля уже нового, тысяча двести третьего года, нам с Цадоком пришлось отправиться в короткую поездку в Штутгарт. Проживавший там глава местной общины, известный торговец тканями и мехом, заинтересовался нашим предложением о караване в Египет и нам следовало прибыть для того, чтобы окончить переговоры и забрать товар с сопровождающими. Товар-то компактный, но дорогой — как раз то, что надо. Не железные полуфабрикаты, которые нам предлагали тащить через море до этого! Так как у большей части моего отряда защитное вооружение пока отсутствовало и у них имелся плотный график тренировок, а по словам Цадока дорога была сравнительно безопасная, решил взять с собой только семерку галицийцев. Тяжелое оружие, вроде ракет, проходивших последние испытания, тащить тоже не видел смысла, поэтому из новинок взяли только арбалеты, стрелы с пороховым зарядом к ним и ручные гранаты.

Путь до Штутгарта налегке занял всего три дня. Еще день в городе — я сильно спешил, оставалось много нерешенных проблем дома, и, утряся все вопросы, мы, прихватив три телеги с товаром, отправились обратно. До неприличия поспешно, наверное, но в гостях меня по старой, как мир, еврейской традиции попытались женить и, чтобы не оскорблять нового торгового партнера отказом, пришлось сослаться на неотложные дела и ретироваться, пообещав вернуться к вопросу «потом». Хотя дочка купца, которую мне сватали, выглядела вполне на уровне, и глазками стреляла очень завлекательно, но жениться в третий раз я не соглашусь даже на первой красавице мира! Что того, что этого.

Тащились из-за телег медленно, и путешествие грозило растянуться на неделю. На четвертый день, недалеко уже от границ Баварского герцогства, все и случилось. Вначале показался привычный уже таможенный пост, стоявший на границе владений очередного мелкого феодала. Но я сразу заметил среди обычных стражников разодетого типа в сопровождении пары всадников, никак не вписывавшегося в компанию простых солдат, сидевших обычно на таких пунктах. Мы уже собрались заплатить привычный дорожный налог, как этот всадник важно подъехал к нам и заявил, что по новому указу владельца этих земель барона фон какого-то там евреи, везущие товар по его территории, должны уплатить налог размером в пятую часть его стоимости.

От такой наглости я потерял дар речи. А когда тот ко мне вернулся, я высказал все, что думал о том, в каком именно месте видел барона с его указами, а также выдвинул версию об интимной связи мамы вышеозначенного барона с одним из козлов на скотном дворе их родового замка. Благо словарный запас в этой области у меня был сильно обогащен еще во время совместной работы с пахарем Гансом. Действительно, а что делать? Платить глупо, объезжать земли барона еще глупее — круговой путь займет несколько дополнительных дней. И, к тому же, не факт, что объезд поможет: за всем этим явно просматривался «привет» от моего закадычного друга — мюнхенского епископа. Вряд ли провинциальный барон решился бы на такой откровенный грабеж без поддержки.

От моих слов уже потерял дар речи всадник. А потом вдруг как выхватит меч — и ко мне! Надо же, какой впечатлительный! Подумаешь — слегка оскорбил его сюзерена! Под рукой у меня имелся только мой арбалетик, но зарядить его я не успевал. Так же, как достать меч — парень действовал резво, а у меня автоматический навык еще не выработался. Его клинок уже поднимался над моей головой, когда раздался свист и кисть руки с зажатым в ней мечом упала на землю. Это успел среагировать Олег. Баронский посланец заорал, зажимая страшную кровоточащую культю. Командир наемников спокойно, буднично так, обтер меч и убрал его назад в ножны. Я около полугода назад своими руками убил двоих, но, тем не менее, от этого зрелища стало нехорошо. А Олегу — хоть бы хны! Что значит — профессионал! Но, почему-то, в данном случае зависти я к нему не испытывал.

Офонаревшие от развития событий солдаты на посту даже не подумали вступиться за обиженного. Что было не удивительно — они не обладали ни количественным, ни, тем более, качественным превосходством. Так что желания помереть за своего барона не продемонстрировали. Я молча бросил на чурбак, заменявший таможенникам стол, шесть геллеров — обычный дорожный налог за три телеги, и мы спокойно проехали мимо посторонившихся стражников.

Спустя минут десять я, Цадок и Олег собрались у крайней телеги обсудить дальнейшие действия. Было предельно ясно, что такую наглость нам с рук не спустят. Если до этого имелась хоть теоретическая возможность как-то договориться с бароном мирно, то после моей выходки никаких шансов на это не осталось. Тут Цадок укоризненно посмотрел на меня и я потупил взгляд, так как тот был совершенно прав. Да, признаю, меня несколько занесло, возможно потому, что после сокрушительных побед над мюнхенскими противниками у меня возник комплекс превосходства над окружающими. И зря — ситуации бывают разные. Надо бы все-таки держать себя в руках! Теперь сюзерен искалеченного бойца сочтет, что ему нанесена смертельная обида, смыть которую можно только кровью. Как минимум — моей. Уйти мы не успеем, сколько не подстегивай лошадей — эти телеги еле тащатся. Но повода для особой паники я не видел — у нас достаточно средств справиться с отрядом численностью в двадцать-тридцать копий. А больше мелкому феодалу не собрать.

Догнали нас часа через четыре. Когда в паре километров сзади из-за поворота выскочила объятая вырывавшимся из-под копыт пылевым облаком группа всадников, мы, действуя по предварительно согласованному плану, составили телеги треугольником и укрылись в получившемся укреплении. Все члены нашего отряда, кроме меня, были весьма опытны в проведении подобных мероприятий, поэтому оборонительные приготовления завершились задолго до приближения врагов.

Отряд противника, рыл в двадцать или чуть больше, но все в кольчугах, закрытых шлемах и с копьями, притормозил за сотню метров до нас и я не стал давать команду на метание гранат и стрельбу из арбалетов, как собирался вначале. Если барон хочет вести переговоры — пусть. Отчего бы и не поговорить для начала? Так и случилось.

Всадники остановились в метрах тридцати от нас, а рыцарь с веником из павлиньих перьев на шлеме в сопровождении пары спутников подъехал еще ближе. Барон (а это был, видимо он, кто же еще?), не снимая шлема, картинно воткнул копье наконечником в землю и заорал:

— Эй вы, свиньи! Если вы немедленно сдадитесь, то я буду настолько милостив, что подарю злословившему обо мне Артуру легкую смерть, а остальным — возможность заплатить выкуп и остаться в живых! Бросайте оружие!

Действительно, по-божески еще. Мог бы и всех перебить, но решил проявить благородство. Хотя, скорее, просто рассчитывал таким образом больше пополнить бюджет баронства. Вон, такую ораву тяжеловооруженных всадников содержать — одно разорение, наверное! Я бы, несомненно, принял его условия — ловить при таком соотношении сил было особенно нечего. Если бы, конечно, не пахал, как проклятый, последние пять месяцев, создавая новые вооружения. Поэтому я лишь склонился к лежавшему на телеге Олегу и тихо спросил:

— Как ты думаешь, павлиньи перья на шлеме помогут его голове в полете?

Галицийский десятник понимающе улыбнулся и поднес зажигалку к стреле-гранате, давно уже лежащей на его арбалете, замаскированном среди набросанных на телеге мешков. Которым он, надо сказать, владел мастерски. Я повернулся к ждущему ответа барону:

— Ты что-то там говорил о легкой смерти? Тогда держи ее!

Щелкнула тетива арбалета, и стрела, дымя подожженным запалом, мгновенно впилась рыцарю в шею аккурат под срезом ведерообразного шлема. Двадцать метров для такого опытного стрелка, как Олег — не дистанция, а кольчужный воротник для арбалетной стрелы — не препятствие. Поэтому стрела вонзилась глубоко, так, что не только наконечник, но и утолщение гранаты вошли в горло. Всадник пошатнулся в седле, но упасть не успел — через секунду раздался взрыв и голова барона, отделившись от тела и красиво помахивая в полете султаном из изумрудных павлиньих перьев, приземлилась на полпути между остальным телом и нашими телегами. Одного из баронских оруженосцев, сидевшего на коне вплотную к своему сеньору, взрывом выбросило из седла, и он, контуженный и раненый обрывками кольчуги барона, беспомощно копошился на земле. Лошадь второго от испуга понесла, так что ему стало не до нас. Толпившиеся сзади основные силы отряда при виде случившейся с хозяином неприятности, в ужасе попятились. Видимо, их смутило не столько то, что произошло с ним — все мы смертны, и даже сеньоры, кому, как не профессиональным воякам этого не знать, сколько способ, с которым его голова рассталась с телом. Такого они еще точно не видели.

— Кто-то еще желает легкой смерти? У меня хватит на всех! — заорал я им во весь голос. В отличие от отрубленной руки, оторванная голова почему-то тошноты у меня не вызвала. Может быть — из-за расстояния, но скорее, потому что к этому зрелищу был готов заранее.

Никто не возжелал. Наоборот, подбадривая друг друга возгласами: «Это дети сатаны!», баронская дружина развернула коней и в темпе удалилась, позорно оставив обезглавленное тело своего сюзерена на поле боя. Эпическая битва завершилась, по сути и не начавшись. Среди моих «гвардейцев», которым не терпелось лично испытать в бою новейшее оружие, даже разнесся вздох разочарования. Лишь Олег был доволен как слон — он-то как раз опробовать новинку успел!

Домой добрались без приключений — никто более не преследовал. Но, через пару дней после возвращения слухи дошли и до Мюнхена. На нас стали еще больше коситься, однако никаких действий со стороны епископа не последовало. После произошедшего с бароном он, видимо, побаивался напоминать о своем существовании. Мало ли, может быть барон перед смертью ляпнул чего-то об их связях, а мы мстительные. Побаивался не зря — я действительно взвешивал возможность предпринять в отношении этого типа карательную акцию. Но так и не решился — видимо, все-таки излишний либерализм начала третьего тысячелетия из меня до конца так и не выветрился. Как же — прямых доказательств нет, и вообще — духовное лицо… Короче говоря, похороны перетрудившегося на рабочем месте епископа опять не состоялись. А герцог вообще в городе отсутствовал, так что более высказать нам свое мнение по поводу недавних приключений было некому.

Но, предоставив Цадоку отслеживать слухи и контролировать обстановку, я, не отвлекаясь на ерунду, вновь погрузился в работу. До начала нашего предполагаемого путешествия в Египет оставалось всего полтора месяца, а дел было еще невпроворот. Прежде всего, следовало завершить работы с ракетами, а также изготовить защитное снаряжение для?гвардии?. Благо, все технологические возможности для этого уже имелись.

Проанализировав все, что мне было известно о доспехах с древнейших времен и до двадцать первого века, пришел к выводу, что городить сплошной или частично сплошной панцирь, наподобие появившихся через два столетия рыцарских лат — глупо, хотя для моего завода — со скрипом, но реально. Тем более, что против холодного оружия они пока — перебор, а подвижность бойца снижают. Поэтому решил остановиться на другом типе позднесредневекового доспеха — бригантине, во многом напоминающей по конструкции современные бронежилеты высоких классов защиты.

Оригинальная бригантина состояла из двух слоев суконной или кожаной основы, к которой заклепками крепились расположенные между ними стальные пластины. Пластины бывали разных размеров и толщины, от мелких до, практически, цельных кирас и, соответственно, обеспечивали разный уровень защиты. Я хотел сделать легкий и надежный доспех, который можно носить вместо одежды, и, благодаря имеющимся технологиям, это было реально. Хотя и безумно дорого. Но, прикинув баланс доходов-расходов за последние месяцы, понял, что вполне могу это позволить, оставив достаточно средств на саму поездку.

Пластины, толщиной от одного до полутора миллиметров, изготовляли из качественной литой стали штамповкой, затем сверлили крепежные отверстия на станке и, напоследок, закаливали. Всего сделал восемь типов стандартных пластин довольно крупного размера, что обеспечивало хорошие защитные свойства и позволяло, имея с собой запас готовых, быстро ремонтировать в поле доспех любого из воинов. Заодно, пользуясь преимуществом штамповки, «забесплатно» сделал их рифлеными, увеличив этим жесткость. Крепились хорошо зачищенные от заусениц пластины в специальных, нашитых в перехлест кармашках из комбинированной ткани, состоявшей на восемьдесят процентов из шелка и на двадцать — из стекловолокна, подобно современным бронежилетам. Кармашки нашивались на многослойную основу из того же материала, а пластины крепились к ним стеклонитью вдоль кромки. Такая ткань и сама по себе была нехилой защитой, намного превосходящей простой стеганый доспех местных пехотинцев. Хотя за ее цену можно было бы, пожалуй, нанять батальон наемников. Но для своих бойцов мне ничего не жалко.

Внешняя часть бригантины покрывалась дорогой тонкой кожей (чтобы красиво было — здесь этот параметр тоже ценится), а внутренняя — толстой, хорошо гасящей ударные нагрузки. Благодаря всем этим мерам получился относительно легкий — десять килограмм вместе с защищенными на том же уровне рукавами, воротником и короткой юбкой, — и очень надежный доспех. Опытный образец, натянутый на деревянный чурбан, был подвергнут всевозможным издевательствам с помощью всех имевшихся в нашем распоряжении типов оружия и с честью их выдержал. В том числе и обстрел арбалетными болтами. Даже наши мощные по местным меркам самострелы уже с дистанции в тридцать метров пробить его не могли. А распространенные здесь арбалеты с ручным натяжением не пробивали и в упор.

После этого, пользуясь наработанными навыками, изготовили и бронированные штаны. Правда, там защита была уже не сплошная, но это и не требовалось. Зато и вес получился небольшим. Ну и завершили экипировку цельнотянутым полукруглым стальным шлемом с рифлением, гребнем, козырьком и мощным подбоем. Часть лица при этом оставалась открытой, но и обзор не страдал, что, на мой взгляд, было гораздо важнее. Щиты изготовили, как обычно, из дерева, но довольно большую центральную часть — умбон — тоже из штампованной прочной стали. С середины мая ежедневные тренировки нашей дружины проходили уже в штатном облачении.

А я, учитывая последний случай, когда остался в живых только благодаря расторопности моего телохранителя, решил изготовить очередное супероружие ближнего радиуса действия. Которое должно было дать мне решающее преимущество в критических ситуациях. Вначале пытался усовершенствовать имевшийся у меня мини-арбалет или сделать новый, но после углубленного изучения темы понял, что могу либо создать миниатюрное, либо — многозарядное, либо — эффективное оружие. Никак ни все это вместе. Максимум — удастся создать конструкцию, сочетающую два из вышеприведенных качеств. Короче говоря, арбалетная схема — не лучший выбор.

В конце мая, в субботу в очередной раз принял на грудь и оказался дома. Хотя по здешнему счету с начала моих приключений прошло всего двадцать дней, но отпуск уже, увы, закончился и приходилось идти на работу. Что давалось с большим трудом, несмотря на записи в дневнике повседневные заботы двадцать первого века вспоминаться не желали. Тем более — рабочие. Ну как-то мало меня сейчас интересовало исследование свойств титановых наноструктур при близких к абсолютному нулю температурах! Раньше интересовало, а теперь — нет. Поэтому большую часть рабочего дня я внаглую просидел в интернете, чего раньше себе не позволял. И настолько не чувствовал себя на своем месте, что даже послал одного надоедливого лаборанта на старонемецком. К счастью, тот был выходцем из восточной общины, поэтому посчитал, что я ругаюсь на идиш. Но следить за собой надо тщательнее!

Тратил рабочее время на интернет я не зря — натолкнулся на описание пневматического оружия и оно меня заинтересовало. Оказывается, пневматика была довольно распространенной в последние века и даже выпускалась серийно и состояла на вооружении. В том числе и многозарядная. При довольно-таки приемлемых тактико-технических характеристиках! Конечно, для навороченных образцов требовалась технология производства, превышающая мои возможности, но мне хай-тек и не нужен. А нужен маленький, но удобный пистолетик с возможностью выпустить подряд пять-шесть стрелок с убойной дистанцией метров в двадцать-тридцать. И, кажется, я могу такой сделать…

И я действительно его сделал. Всего за две недели, уложившись до выезда. Он представлял из себя револьвер с подпружиненным барабаном на шесть оперенных стальных стрелок длиной миллиметров тридцать. В рукоятку пистолетного типа вкручивался цилиндрический баллон с резьбой. Нужное давление в баллоне определил опытным путем и накачивался он ручным насосом со встроенным манометром. При нажатии на спуск производился удар по шпильке клапана, кратковременно открывавшего резервуар. Сам пружинный клапан и был самым проблематичным узлом во всей конструкции из-за миниатюрных размеров и требуемой точности изготовления. На него большая часть времени у меня и ушла.

Пуля вылетала, а курок на обратном ходу освобождал стопор и пружина проворачивала барабан в следующую позицию. Как ни удивительно, но после тщательной подгонки всех частей это все еще и заработало! Каленые стрелки уверено пробивали с десяти шагов кольчугу и поражали находящееся за ней. А большего мне и не требовалось. Баллон (а я их сделал три) поменять можно было за десять секунд. Еще столько же времени уходило на перезарядку стрелок в барабане — и оружие вновь готово к бою! Жаль, не успел сделать еще несколько штук для «гвардейцев»!

 

Глава 8

Вот и наступил, наконец, тот самый момент, к которому я так напряженно готовился почти полгода. Одним прекрасным июньским утром вереница из десятка телег и полусотни всадников выехала из только что распахнутых утренней стражей ворот Мюнхена. В их числе, кроме меня, присутствовали Цадок, его средний сын Моше и вся наша «гвардия» — семеро наемников и двадцать четыре добровольца. А также два десятка приказчиков, слуг и возниц. Провожающих не было — все прощания закончились внутри еврейского квартала.

Мне было даже как-то жалко оставлять устроенные производства, которым я отдал столько сил и времени. Хотя, во избежание утечки секретов и к великому огорчению кузнеца Давида, большую часть устройств пришлось разобрать и критические элементы надежно спрятать. Пороховой цех был разобран полностью, так что при всем желании воспроизвести технологию невозможно, а в кузне я оставил своему верному помощнику только тигельную плавку. Пусть льет металл на здоровье. А вот станки разобрал. Впрочем, если понадобится (хотя я очень надеялся, что нет), восстановить все можно будет за считанные дни.

Некоторое беспокойство, особенно у Цадока, вызывала судьба остающейся в городе общины — мюнхенский епископ производил впечатление злопамятного. И мое отсутствие могло подстегнуть его буйную натуру к решительным действиям. Опять встал вопрос о физическом устранении инициативного придурка. Я мог, конечно, синтезировать какой-нибудь эффективный яд или просто нанять одного из тех отморозков, которым все равно кого резать, хоть Папу римского, лишь бы заплатили. Но все эти способы несли в себе опасность раскрытия, а в таком случае наше положение точно станет безнадежным. Поэтому, в конце концов, убедив компаньона, что грубая сила — не всегда лучший метод, я решил проблему другим образом.

Вдвоем с Цадоком мы обошли глав крупнейших городских профессиональных корпораций и предложили им крайне выгодную сделку: вложить небольшую сумму из их собственных средств в наше путешествие под гигантскую, для обычных сделок, прибыль. Которую я, в соответствии с заветами отцов марксизма, назначил в триста процентов. Якобы, нам немного не хватает денег для закупки запланированных товаров и времени для получения кредитов от других общин. Сумму вместе с накруткой должны вернуть в течение полутора лет, по условиям сделки — под залог городского имущества Цадока. Почти все с радостью согласились на такую беспроигрышную и прибыльную сделку. На самом деле вся сумма (не такая уж и большая), вместе с процентами, уже лежала в тайнике у Цадокова сына. Фокус был в том, что теперь почтенные купцы сами глотку перегрызут тому, кто попытается нанести вред еврейской общине до истечения срока — ведь это аннулирует договор. Если бы мы просто раздали эту же сумму с просьбой позаботиться об остающихся в городе семьях, то толку было бы чуть — и сумма маленькая, и проконтролировать некому. А так у них имелся пусть небольшой, но шкурный интерес. Ну а герцогу, для напоминания о нашей полезности, как раз без особых изысков был вручен сундучок с несколькими килограммами серебра внутри. Теперь можно было отправляться в дорогу со спокойной душой. Ну а на совсем крайний случай я оставил сломавшему ногу на тренировках и поэтому не поехавшему с нами «курсанту» десяток гранат, а кузнецу с его сыновьями — пяток арбалетов.

Двух с половиной недельное путешествие по будущим немецким, австрийским и итальянским территориям прошло до неприличия спокойно. Никто на нас не нападал, грабительскими налогами за проезд обложить не пытался. Что, в общем, не мудрено — отряд с тремя десятками хорошо вооруженных воинов не такое уж частое явление на здешних дорогах. Далеко не каждый феодал мог похвастаться дружиной такой численности, тем более сейчас, когда многие ушли в очередной крестовый поход. В общем, мы медленно ползли по старым, римским еще, дорогам, некоторые участки которых на удивление хорошо сохранились, хотя в последний раз ремонтировали их самое позднее еще при Карле Великом, преодолевая, по моим прикидкам, от десяти до двадцати километров в сутки, в зависимости от состояния дорог и типа ландшафта. Насчет модифицировать телеги я не подумал, вот и приходится сейчас тащиться, как черепаха, вдоволь дыша чистым, после вонючего городского, воздухом. Казалось бы, наслаждайся себе доносящимися с близкой опушки лесными ароматами и не думай ни о чем — когда еще такой случай выпадет? Но человек — такое животное, у которого всегда найдется повод для того, чтобы загнать себя в стресс. Независимо от окружающей обстановки. Так и я — всю дорогу напряженно думал, все ли учел, и пытался представить, что ждет меня в Каире…

Венеция встретила нас буйством летней, еще не выгоревшей под жарким южным солнцем, зелени и цветов. Остановился наш караван еще на материке, в одном из относительно приличных трактиров, прямо возле пропускного пункта, через который можно было попасть в сам город. Дальше от берега, вдоль единственного ведущего в эту столицу средиземноморского мореплавания тракта, располагались постоялые дворы попроще, а то и откровенные притоны. Там собирались перед отправкой на Святую землю бедные крестоносцы и совсем уж нищие пилигримы. А также всякий сброд, ищущий за морем легкой наживы. Но порядок в окрестностях порта, не говоря уже о престижном районе вокруг дворца венецианского дожа, куда просто так приезжих вообще не пускали, поддерживался жестко. На улицах было полно патрулей отлично вооруженной городской стражи, а возле сгруппировавшихся около въезда в порт дорогих постоялых дворов, в которых останавливались богатые купцы, и вообще стоял постоянный пост с полудюжиной внимательно разглядывающих прохожих стражников.

Трактир «Веселый торговец», который Цадок выбрал для нас, выделялся среди остальных огромной, торчащей на пару метров вперед из карниза над входной дверью железной вывеской с изображенным на ней толстым купцом с кружкой пива в руке, танцующим в компании двух легко одетых девиц сомнительного поведения. Искусство соблюдения пропорций сотворившему это чудо местному художнику известно, видимо, было не в полной мере, поэтому кроме довольно смелого по здешним меркам сюжета и ярких красок более ничего в картине глаз не радовало. Судя по всему, не радовало только мои глаза, разбалованные с детства созерцанием творений великих художников Возрождения и более поздних эпох. У спутников же картинка вызвала вполне положительные эмоции, хотя, по-моему, изображенные там девицы могли вызвать эротические желания только у поклонников импрессионизма пополам с кубизмом, к коим мои «гвардейцы» явно не относились.

Кроме вывески, трактир отличался еще и личностью хозяина. Кстати, глядя на него, становилось ясно, с кого именно художник писал купца на ней. Толстенький кругленький здоровяк в грязноватом кожаном фартуке, надетом прямо на роскошные шелковые одежды, носился по немаленькой трехэтажной гостинице, как метеор, успевая давать ценные указания по всем, даже незначительным, вопросам, еще и не забывая, между делом, щипать пробегавших мимо служанок за оттопыренный зад. Те привычно ойкали, даже не оглядываясь — видимо, и так знали, кто это там пошаливает. Хозяин трактира носил типичнейшее итальянское имя — Авшалом Бен Ицхак, что объясняло выбор Цадока. Хотя никаких выгод происхождение хозяина, кроме возможности заказывать кошерную пищу, не несло. За постой тот, дружески улыбаясь, похлопывая нас по плечам и выражая бурную радость от прибытия дорогих единоверцев и даже, где-то, родственников (как выяснилось вскоре, двоюродная племянница Цадока была замужем за троюродным братом почтенного Авшалома), содрал с нас три четверти марки в день. Причем с уплатой сразу за неделю вперед. Правда, обслуживание в заведении строилось по принципу «все включено»: трехразовая кормежка, два бочонка вина на всю компанию в день и уход за лошадьми. Я даже чуть по-привычке не спросил, что насчет бесплатной сауны и массажа. Как оказалось, вполне можно было и спросить — что-то типа бани в гостинице имелось, а, гм, «массажисток» заказывали в расположенном неподалеку элитном заведении. Всю эту информацию радушный хозяин не преминул нам сообщить, включая цены на услуги. Однако! Если «девочкам» перепадает хотя бы четверть от этой суммы, то за год работы элитной массажисткой в Венеции можно скопить на покупку дома в хорошем квартале Мюнхена!

Поев и помывшись с дороги в построенной по типу древнеримских терм бане (без девочек — Цадока эта тема, видимо, в силу возраста, уже мало интересовала, а я не привык к подобным развлечениям. Да еще фиг знает что тут, на перекрестие мировых торговых путей, можно подхватить от шлюх!), мы заняли выделенные комнаты и хорошо отоспались. А с утра, взяв с собой пятерых охранников, отправились в город…

Да, разумеется, до той прекрасной Венеции, в которой я бывал в своем времени, этот город еще сильно не дотягивал. Домики попроще, без красивой лепнины на карнизах и изящных балкончиков, в каналах, вместо черных лакированных гондол — угловатые лодочки, лишь отдаленно напоминающие по форме будущий символ этого уникального города. Но, с другой стороны, по сравнению с провинциальным Мюнхеном — просто небо и земля, конечно. Не удивительно, что мои спутники глазели по сторонам, разинув рты, хотя еще в гостинице их строго предупредили не щелкать на улице клювом. Несмотря на усиленные меры безопасности, в городе, как и в любом подобном торговом перекрестке, действовала масса карманников и других шулеров. Хорошо хоть я снабдил свою и их одежду, заказанную перед путешествием, потайными карманами, где мы и хранили носимые деньги. Так что воришек, привыкших срезать с поясов зазевавшихся граждан мешочки с деньгами, в нашем случае ждет облом.

Вот и зря я сомневался в квалификации местных воров! Из-за них нам пришлось задержаться на лишних два часа. Дело было так: мы переправились на пароме, регулярно сновавшем между берегом и островами и направились к главному городскому рынку, расположенному вдоль Большого Канала, с которого намеревались начать прогулку. Цадок, бывавший в Венеции не раз и не два, выполнял роль гида. Так как в административный район города на острове Сан-Марко, где находился дворец дожа и торговые палаты, а также жили наиболее богатые граждане, вход с оружием (кроме ножей) был запрещен, то кроме них мы ничего и не взяли. Правда бригантины, без остальных частей доспеха, все же одели, несмотря на довольно жаркую погоду. Ну и я прихватил свой пневматический пистолет, благо на привычное здесь оружие он совсем не походил. Я вообще старался с ним не расставаться, разумно предполагая возникновение непредвиденных осложнений.

И они не замедлили возникнуть. Мы только втянулись в первые ряды шумного, походившего больше на восточный базар, рынка, как к шествовавшему спереди Цадоку, рассказывавшему нам о происхождении представленных на прилавках товаров, даже особо и не торопясь подошел здоровый парень с смугловатой кожей, большими глазами и черными, как смоль, волосами, выдававшими в нем уроженца противоположного берега Средиземного моря. Так же не спеша, он достал острый кривой нож и одним, годами, видимо, отработанным движением, срезал притороченный к поясу нашего гида кожаный кошель. Я упомянул о нашитых на нашу одежду внутренних карманах, но как раз Цадока это и не касалось — парадная одежда, в которую тот вырядился по поводу визита к начальнику порта — весьма высокой шишке в местной иерархии, шилась давно, а «портить» ее всякими дурацкими новинками он наотрез отказался. Так что кошелек у него находился снаружи. И ладно бы там были только деньги! Хрен бы с ними, но в свертке лежало еще и рекомендательное письмо от баварского герцога к начальнику порта, которым тот подтверждал нашу «состоятельность». Без письма нас могут и вообще не пропустить к такому важному лицу!

Ворюга, тем временем, гнусно ухмыльнувшись, отчего его и так кривой нос загнулся еще больше, оттолкнул Цадока и, прошмыгнув между стоявшими прямо на краю набережной прилавками, сиганул вниз. Несмотря на его нарочитую медлительность, на самом деле все произошло очень быстро, мы и глазом моргнуть не успели, не то что помешать. Я подбежал к каменному парапету, окаймлявшему берег канала. Оказалось, что грабитель совсем даже не нырнул в его мутные воды, как виделось со стороны. Внизу его ожидал сообщник с небольшой лодкой. Смуглолицый грабитель прыгнул прямо в нее и теперь налегал изо всех сил на весло. С другого борта бодро греб сообщник — белобрысый гигант со светлыми, «соломенными» волосами, выбивавшимися из под небрежно намотанного грязного полотенца, явный потомок викингов. Криминальный интернационал, короче.

Лодочка резво удалялась в сторону ближайшего разветвления протоков, намереваясь скрыться в одном из них. Было совершенно ясно, что остановить их никто уже не успеет. Пока мы вызовем стражу, пока объяснимся, пока те организуют погоню… За это время преступники давно уже растворятся среди бесчисленных каналов, островков и мостиков. Если бы смуглолицый срезал только кошель с деньгами, то я бы лишь печально помахал ему вслед платочком. Но его угораздило украсть столь важное для нас письмо, и этим он подписал себе приговор. Себе и своему «коллеге».

Я потянул из удобно пристроенной под мышкой кожаной кобуры свой пистолетик. Дистанция до грабителей была метров десять и я, поставив локти на парапет, взял оружие обеими руками, не спеша прицелился и плавно потянул за спуск. Сидевший ко мне спиной «викинг» мягко завалился лицом на дно лодки. Вот в чем еще одно преимущество пневматического оружия — практически полная бесшумность! Выстрел сопровождал лишь короткий негромкий хлопок и в гомоне, доносившемся с рынка, никто ничего не услышал и не понял. В том числе и смуглолицый, тупо уставившийся на окровавленный затылок своего сообщника. Только в последний момент, словно почувствовав свою смерть, он поднял округлившиеся глаза и встретился взглядом со мной. Но я уже тянул за курок. Вор вскрикнул и, выпустив из рук весло, схватился за левую часть груди, медленно сползая на дно лодки. Из-под прижатой к сердцу ладони яркими, хорошо различимыми на фоне почти белой рубахи струйками вытекала кровь…

Часа два заняли разборки с прибывшим на место происшествия нарядом городской стражи. Пока опросили свидетелей, пока выясняли, каким образом лишились жизни грабители (так как «светить» пистолет очень не хотелось, пришлось всеми правдами и неправдами убедить стражей, что я метал стрелки руками. Это стоило пятьдесят серебряных гроссо — местных аналогов немецкого геллера). Потом пришлось «проследовать» для составления протокола, и в участке, расположенном с другой стороны рынка, я с ужасом убедился что бюрократия тринадцатого века не только не уступает таковой из двадцать первого, но и заметно ее превосходит. Если бы не привычный к таким делам Цадок, я бы, наверное, сошел с ума. Но, слава богу, наконец все завершилось, и нас отпустили, даже поблагодарив за нейтрализацию опасных преступников.

За это время мы уже изрядно проголодались, поэтому нашли подходящее место и пообедали. Пробиваться на прием к начальнику порта сегодня уже смысла не имело — как нас предупредили, тот редко появлялся на рабочем месте в послеобеденные часы. Видимо, положение позволяло ему проводить время за более интересными занятиями. Потому мы просто продолжили прогулку по городу, знакомясь с его жизнью и приняв более серьезные меры предосторожности. Теперь меня и Цадока вплотную «пасли» по трое охранников, не перестав, однако, вертеть головами по сторонам.

Пройдясь по рынку, отправились осматривать порт, встретивший нас специфическим ароматом свежей рыбы. Он произвел сильное впечатление даже на меня, не говоря уже о бывших русских дружинниках, и просто моря никогда не видевших. Вся прилегающая к островам лагуна была густо усеяна самыми разнообразными суднами, суденышками, паромами и лодчонками. Мелкие весельные кораблики шустро шныряли по акватории порта, развозя припасы или доставляя людей и товары на разбросанные по разным островкам пирсы.

На рейде стояло несколько охраняющих порт венецианских боевых галер, чьи стремительные обводы и угрожающе выставленные тараны вкупе с длиной в полсотни метров производили сильное впечатление. Сейчас большая часть их многочисленных весел была убрана внутрь, а оставшиеся лишь изредка лениво подгребали, компенсируя, видимо, действие течений так, чтобы корабль оставался на месте. На единственной же мачте развевался лишь флаг — парус был спущен. А у причалов стояли большие пузатые торговые корабли. Им не нужно было резво маневрировать в любых условиях, как боевым, поэтому на гребцах их строители сэкономили, разместив вместо них дополнительные грузы и оставив чисто парусное вооружение. Сравнительно развитое, впрочем, наличествовали даже косые паруса, позволявшие двигаться и при боковом ветре.

У пирсов четко различалась их разная специализация. В восточной части порта явно ощущалась деловая атмосфера: через расположенные там пирсы и шел основной торговый грузопоток между Востоком и Западом. Пришвартованные там корабли загружали и выгружали пряности, шелк, металлы, шерстяные изделия и прочие товары, которые доставлялись в Европу из Азии и наоборот, несмотря на любые политические потрясения и религиозные разногласия. Деньги, как говорится, не пахнут. Вот недавно венецианцы даже вытребовали у Папы специальную буллу, официально разрешающую им напрямую торговать с неверными, под смехотворным предлогом о недостатке продовольствия на континенте. Страшно даже представить, какие суммы раздали венецианские представители в Ватикане, чтобы пролоббировать эту буллу!

Работа на торговых пирсах шла четко, спокойно, без лишней суеты. Чего на скажешь о причалах, расположенных западнее и занимавшихся другим эксклюзивным венецианским бизнесом — доставкой паломников на Святую Землю. Туда мы и направились, тем более, что входы на торговые причалы были перекрыты нарядами из команд кораблей и посторонних в них не пускали. А вот в другую часть порта буквально зазывали. У каждого стоявшего там корабля с видимым издалека большим алым крестом на парусе, находился зазывала, громко перечислявший кучкующимся у пирсов группкам пилигримов преимущества поездки в Святую Землю именно на его судне. В руках он держал эмблему корабля и приглашал подняться на борт и оценить все самостоятельно. Мы, развлечения ради, поднялись. Тяжелый корабль, называющийся уссерией, с широкой палубой и высокими бортами мог перевозить до трехсот человек и пятидесяти лошадей. Но вот условия… На каждого пассажира на палубе или в трюме выделялось меньше места, чем на могилу — прямоугольник размерами чуть больше, чем полтора на пол метра. Лошадям, находившимся в трюме — чуть больше. Грузили лошадей, кстати, через откидывающийся люк в борту, похожий на десантную аппарель. Только после погрузки его наглухо заделывали и смолили для герметичности. А самих лошадей в трюме подвешивали на специальных ремнях, так что те еле касались копытами палубы, для того, чтобы не упали во время качки. После выгрузки бедных животных надо было заново учить ходить. Короче говоря — очень хорошо, что нам не предстоит плыть в таких условиях!

 

Глава 9

Назавтра, часов в восемь утра, мы уже торчали в приемной начальника порта. Передав рекомендательное письмо через его секретаря, уселись на широких дубовых лавках в ожидании. Просидеть пришлось около часа. Скучным, однако, ожидание не было. В противоположных концах приемной, в клетках с золоченными витыми прутьями, сидело два попугая. Один, большой серый жако, все время что-то довольно разборчиво говорил. Я по итальянски не понимаю, но купец, усмехаясь, перевел мне пару фраз. М-да, хозяин этой птички явно не училище для благородных девиц заканчивал! Надо же, какой загиб!

Сидевший в противоположном углу более мелкий, тоже африканский попугай, в ответ на речи первого, все время возмущенно свистел и нервно бегал по клетке из угла в угол. Но ничего не говорил, видимо, был тупой. Зато красивый! Его изумрудно-зеленые сверху и сочно-оранжевые снизу перышки ярко отсвечивали в прорывавшихся между распахнутыми ставнями солнечных лучах. Никогда не видавший таких заморских чудес Олег долго переводил взгляд с одного на другого, потом подошел к клетке с мелким и просунул между прутьями палец, наверное, чтобы убедиться, что птичка настоящая. Убедился. С шипением отдернул руку и долго зализывал кровоточащий после близкого знакомства с острым кривым клювом палец. А нас с Цадоком наконец пригласили войти.

Андрео Сильво, занимавший должность начальника порта и, одновременно, главкома венецианских ВМФ (почему эти функции объединены и какая из них была главнее, мне так и осталось неизвестным), оказался грузным представительным мужчиной с длинными, закрученными вверх усами и бритым подбородком. Здесь так мало кто выглядел, и экстравагантный господин явно опередил моду столетия этак на два. Впрочем, вряд ли он сам об этом подозревал. Начальник порта при виде нас фальшиво улыбнулся, но после вручения слабо позвякивавшего кожаного мешочка улыбка явно стала более искренней. Мы кратко изложили дело.

— О найме военной галеры для сопровождения не может быть и речи! — сразу же оборвал полет нашей мысли господин Андрео. — Да будет вам известно, что еще прошлой осенью его светлость, Энрико Дандоло, милостью божьей дож Венеции, Далмации и Кроации, отбыл, в сопровождении большей части нашего флота — пятьюдесятью галерами, со славными крестоносными силами к берегам Далмации, и далее — в Константинополь. Те галеры, что остались в моем распоряжении, нужны для защиты города и лагуны. Не могу вам выделить ни одной! Да и вообще, вынужден заметить, что вы выбрали не лучшее время для путешествия. Крестоносцы наняли у нас около пятисот грузовых кораблей и галер! Оставшиеся зафрахтованы надолго вперед нашими торговыми гильдиями и я очень сомневаюсь, что вам вообще удастся найти свободное судно.

Да, дела! Нет, я, конечно, знал, что хитрозадый венецианский дож лично отправился проконтролировать, чтобы крестоносцы случайно не промахнулись мимо Константинополя. И что те наняли пятьсот кораблей, тоже заранее выяснил в интернете. А вот сделать из этой информации логический вывод о дефиците свободных кораблей в Венеции не потрудился! Деградирую тут потихоньку, однако! В ответ на вопрос, нельзя ли приобрести прямо на верфи один из находящихся на последней стадии строительства кораблей, начальник порта чуть не подавился от возмущения:

— Продукция нашего Арсенала никогда не продается! — гневно воскликнул тот. — Венецианские корабли можно только зафрахтовать! Неужели вам это неизвестно?

Что передовые, на этот момент, технологии производства кораблей строго охраняются на наглухо закрытом от посещений посторонними легендарном Арсенале — так назывался местный комплекс знаменитых на всю Европу верфей, где опытный плотник-кораблестроитель получал плату, превышающую доход какого-нибудь захудалого баронства на окраине Европы, я слышал. Но что корабли вообще не продаются? Это уже наглость! Зажрались эти венецианцы! Однако зафрахтовать оказалось тоже невозможно — все корабли были заказаны еще на ранних стадиях постройки. Опять дефицит, блин! И даже прозрачные намеки на нашу возможную благодарность действия не возымели — господин Сильво лишь молча разводил в ответ руками.

— Могу только посоветовать обратиться к хозяевам кораблей для паломников. Возможно, кто-то из них, за достойную цену, согласится изменить маршрут. Я дам вам рекомендации…

Следующие несколько дней прошли в бесплодных попытках найти подходящее судно. В порту постоянно присутствовали пять-шесть крупных кораблей, регулярно совершающих челночные рейсы в Святую Землю, но их хозяева даже слышать не хотели о найме. Каждый рейс туда-обратно (длительностью примерно в месяц-полтора) приносил им триста-четыреста марок прибыли. Отказаться же от проверенного и относительно безопасного маршрута, проложенного к Палестине между многочисленных средиземноморских островов, подконтрольных Венеции, где всегда можно было укрыться от непогоды и других невзгод в пользу перехода через открытое море до Александрии, вблизи враждебного арабского побережья они категорически не желали. Помыкавшись, отказались от надежды найти крупный корабль, способный взять на борт всех нас с лошадьми и телегами. Придется их продать и нанять судно поменьше, загрузив на него только людей и товары. А жаль — ведь лошадей мы в дорогу выбирали получше! Теперь же надо от них избавляться.

Пришлось вступать в переговоры с хозяевами швартующихся на дальних пирсах небольших суденышек. Эти, весьма подозрительные рожи, все, как один, в притворном ужасе заламывали руки, услышав о конечной цели нашего путешествия и начинали громко стенать об ужасных пиратах, в огромных количествах бороздящих прибрежные египетские воды и об неприязненном отношении со стороны моряков султана, у которых бесполезно просить защиты. А так же об огромных поборах, которые богомерзкие сарацины накладывают в портах на корабли христиан. Ну, так как из исторических источников и рассказов Цадока мне было известно, что как раз в данный период угроза пиратства в Средиземном море находилась на довольно низком уровне — вошедшая в силу Венеция хорошо проредила базы разбойников в северной части моря, а египетский флот — в южной. Ну а дополнительный налог на «неверных» у арабов всегда, во все времена, составлял десять процентов. Не считая, конечно, случавшихся время от времени эксцессов. Так что я без особого волнения продолжал переговоры.

Путем пробных забросов удалось установить, что стенания хозяев кораблей начинают плавно переходить в деловой разговор примерно на сумме в двести-двести пятьдесят марок. Осмотрели несколько суденышек. Толком не понравилось ни одно из них. Либо совсем утлое, либо хозяин с командой слишком уж сомнительные личности. В конце концов удалось выбрать нечто среднее. Владелец, он же и капитан одномачтового кораблика с многократно штопаным косым парусом, просоленный морями здоровяк лет тридцати пяти по имени Марко торговаться явно любил. И умел. Не уступавший ему в мастерстве Цадок, однако, закусил удила и около часа я имел удовольствие наблюдать битву титанов. В ход шли любые уловки — демонстративные уходы, призывы Господа в свидетели, жалобы на судьбу и прочее, сопровождавшееся причитаниями на трех языках. В ходе торга моему компаньону удалось сбить цену с трехсот марок, запрашиваемых хозяином вначале, до двухсот шестидесяти пяти. Но дальше переговоры явно забуксовали, Марко снижать цену более не намеревался, и стороны погрузились в обсуждение каких-то совсем уж мелких подробностей, вроде спора о количества вина, выделяемого в день на каждого пассажира. Цадок пытался выиграть хоть на этом, а я почувствовал, что у меня сейчас разболится голова. Поэтому, встав между спорщиками, сообщил, что готов заплатить двести шестьдесят марок вообще без кормежки и, тем более, всякого вина сомнительного качества (этого я, конечно, ему в лицо не сказал) со стороны хозяина. Только за перевозку, без обслуживания. Цадок, в пылу спора забывший было и о кашруте и об элементарной осторожности, мгновенно меня поддержал. Марко почесал толстыми пальцами с грязными обломанными ногтями в затылке, внимательно взглянул на меня и потребовал половину суммы вперед. На том и сошлись…

Покинув, наконец, бурлящую жизнью Венецию, за первую неделю путешествия добрались до выхода из Адриатического моря. Медленно проплывающие вдоль правого борта прекрасные итальянские ландшафты, разглядывание которых вносило хоть какое-то разнообразие в унылое плавание, сменились бескрайней синевой моря, и стало совсем скучно. Жизнь на корабле неспешно текла в соответствии с незамысловатым распорядком. Утро начиналось с легкого завтрака, потом следовала уборка палубы — ее поливали морской водой из кожаных ведер и драили каким-то куском ткани неопределенно-грязного цвета. Причем поливали, не сильно заботясь о сохранности имущества пассажиров, лежавшего на палубе. Так что надо было следить за своими вещами, чтобы те не пришли в негодность от контакта с морской водой. Обед состоял из кур, которых мы взяли живьем в деревянных клетях и кормили пшеном, соленых овощей и соленой рыбы. Меню на ужин от обеденного обычно ничем не отличалось. А на следующий день все повторялось вновь.

Питьевую воду я распорядился, к удивлению как команды, так и спутников, кипятить перед употреблением, для чего предусмотрительно еще в Мюнхене изготовил небольшие баки и безопасные горелки на спирту. Любопытный капитан все пытался выяснить принцип их действия, но, разумеется, безуспешно. Зато, в долгих разговорах с ним услышал множество интересных историй из жизни средневекового морского волка. Что хоть немного скрашивало жуткую скуку. Очень хотелось, чтобы появилось какое-то новое развлечение, ну хоть небольшой шторм, что ли! Но, как назло, всю дорогу нас сопровождало лишь легкое волнение. Которого, впрочем, вполне хватило некоторым моим спутникам, чтобы в достаточной мере прочувствовать все прелести морской болезни. Что сильно сказывалось на чистоте палубы. Тем более, что и так она страдала из-за ведер для отправления нужд, стоявших возле спальных мест, которые кто-то все время умудрялся опрокидывать. Ну, с этой антисанитарией я мириться, разумеется, не стал, прекратив ее уже на второй день после ожесточенного спора с капитаном и заставив всех пользоваться гальюном на носу корабля. Мест там было мало и по утрам возникали очереди. Пританцовывающие в них от нетерпения облегчиться люди смотрели на меня не очень добрым взглядом. Ничего, пусть лучше мучаются в очереди, чем от дизентерии!

На двенадцатый день путешествия, когда смутно видневшееся последние двое суток слева побережье острова Крит окончательно пропало из виду и до Александрии, по расчетам капитана, оставалось около недели пути, показалась одиноко торчащая из моря пустынная скала. Увидев ее, Марко улыбнулся.

— Это значит, что я не ошибся с определением нашего места по звездам! — пояснил он.

Я поверил и, как оказалось — напрасно! Когда до скалы оставалось, на глаз, около километра, из-за нее вынырнул невидимый прежде кораблик размером чуть больше нашего, тоже с треугольными парусами, но на двух мачтах, а не на одной, как у нас и хищными обводами корпуса.

— Морской дьявол, это фелюка тунисских пиратов! — сообщил капитан, присмотревшись.

— Мы можем уйти от них? — поинтересовался я. Не зря мне эта скала сразу показалась подозрительной!

— Нет! — покачал головой Марко. — Фелюка и под парусом быстрее, а у них еще и весла есть. Придется заплатить крупный выкуп! Помолитесь своему богу, чтобы им сейчас не нужны были рабы…

— Обязательно помолюсь! Вот прямо сейчас и начну! — заверил я, и, подозвав к себе Олега, объявил боевую тревогу по гарнизону. Первым делом дал распоряжение взять под полный контроль капитана и весь остальной экипаж, насчитывавший пятнадцать человек. Чего-то у меня появились сомнения в честности Марко. Как пелось когда-то в народных куплетах: «А товарищ Берия вдруг вышел из доверия»…

Фелюка уверенно шла по большой дуге и, учитывая наши относительные скорости, становилось ясно, что в конце задуманного ее капитаном маневра пиратский корабль притрется бортом к нашему. После чего последует абордаж и так далее. Связанный моими орлами прямо на своем посту капитан с удивлением взирал на появившуюся в моих руках кустарную подзорную трубу со стильным медным корпусом, блестящим на солнце, изготовленную перед поездкой и хранимую до того в секрете от команды. Насколько было видно в не сильно совершенный прибор, дальнобойного оружия типа катапульт на судне разбойников не имелось, что и не удивительно, учитывая его скромные для боевого корабля размеры. Наличия греческого огня тоже ожидать не приходилось. Ну а луки арабских бандитов для нас особой угрозы не представляли. Тем более, что пираты, кажется, уверены в отсутствии у нас возможности к сопротивлению. Ну-ну…

— Господин Ариэль, вы что, собираетесь с ними сражаться?!! — дошло, наконец, до Марко.

— Нет, я тебя сейчас принесу в жертву морскому богу Нептуну и он их потопит! — ухмыльнулся я в ответ, сделав страшное лицо.

Капитан насколько секунд взирал на меня с животным ужасом, пока до него не дошло, что я шучу. Тогда он насупился и зло бросил:

— Вы пожалеете о своих действиях! Немедленно освободите меня и мою команду, пока еще есть возможность договориться миром!

— Чего это ты так за меня переживаешь? — поинтересовался я. — Тебе же лучше, что ты связан — пираты увидят, что ты сопротивляться отказался. А команда и так свободна, вон, посмотри!

И действительно, матросы в это время бодро спускали парус, кладя судно в дрейф для успокоения разбойников. Команда работала вполне по своей воле. Ну не считать же принуждением нахождение на палубе десятка воинов с обнаженными мечами? Мало ли зачем они оружие достали?

Все-таки морской бой — скучнейшая вещь. Даже с такой незначительной дистанции и при нашей посильной помощи у пиратской фелюки заняло около десяти минут, чтобы завершить маневр сближения. Все это время я нервно мерил шагами помост на корме, заменявший на этой посудине капитанский мостик. Нервничал же потому, что это первый в моей жизни настоящий морской бой, в который я вступаю хоть и с превосходящим, но не проверенным в деле оружием. А вдруг ракеты не подожгут вражеский корабль? Или вообще по нему не попадут?

Обуреваемый такими мыслями, я еще раз перекроил наше боевое построение. Группе из пятнадцати арбалетчиков, которые залегли на палубе у щелей в высоком ограждении левого борта, приказал сменить обычные болты на гранаты и, вместо поражения живой силы противника, как предполагалось вначале, стрелять по пожароопасным местам на корабле противника. Из которых, собственно, деревянное судно практически полностью и состояло. Этим я подстраховался на случай, если группа ракетчиков, вооруженная всеми четырьмя имевшимися у нас пусковыми, промажет. Привязанный к ограждению мостика Марко круглыми от удивления глазами взирал на наши приготовления. Особенно на восьмерых ракетчиков (четверых стрелков и стольких же «вторых номеров», подносивших снаряды) со странными металлическими приспособлениями в руках.

До фелюки оставалось меньше сотни метров, но я медлил с приказом открыть огонь. Далековато для ракет, не попадут! Уже невооруженным глазом была видна толпа готовых к абордажу разбойников, численностью до сотни, большинство с голым смуглым торсом, одетые в грязные лохмотья, и с длинными ножами и топорами в руках. Нищие какие-то пираты попались, типа наших сомалийцев. Видимо, не особо и доходное это дело — морской разбой. У десятка чуть более прилично одетых, чем остальные бандитов, составлявших, наверное, руководящую прослойку, на поясе висели кривые сабли.

Дистанция сократилась до пятидесяти метров и фелюка уверенно продолжала идти на сближение. Послышались воинственные крики разбойников. Некоторые из них уже помахивали абордажными крюками с привязанными к ним толстыми веревками. Высоты бортов наших кораблей не сильно отличаются, так что никаких проблем с высадкой не предполагалось. А вот стоявший на кормовом возвышении в позе хозяина жизни высокий молодой мужчина в украшенном какими-то драгоценностями тюрбане явно заподозрил неладное. То ли увидел у нас на палубе вооруженных людей (полноценно замаскироваться на небольшой площадке было проблематично), либо просто, как и полагается вожаку, коим тот, несомненно и являлся, задницей почувствовал грядущие неприятности. Он уже повернулся к кому-то из своих спутников, вероятно, чтобы поделиться подозрениями, но не успел. Так как за пару мгновений до этого я громко и четко, как на многочисленных тренировках, скомандовал: «Огонь!».

Раздался множественный щелчок арбалетных тетив, и первыми к цели, оставляя за собой беловатый дымок горящих запалов помчались гранатострелы. Не успели они впиться в доски корабельной обшивки и навесы над палубой, как с громким шипением за ними последовали ракеты, окутанные облаком плотного серого дыма. Если после залпа арбалетов невольно наблюдавший за происходящим Марко просто выпучил глаза, то от пуска ракет у него отвисла челюсть. Как бы не обделался от страха! Будет потом вонять на мостике!

Но смотрел я, конечно, не на несчастного капитана. Две ракеты благополучно промахнулись, но две другие застряли в борту фелюки. Две-три секунды после выстрелов на обеих палубах продолжалась немая сцена — у нас ждали результатов атаки, а у них просто люди застыли в шоке от небывалого зрелища. А потом там начался ад. Торчащие из досок заряды стали рваться один за другим и фелюку окутал сплошной покров дыма, сквозь который, однако, уже пробивались первые языки пламени. С вражеского корабля раздался вой ужаса и боли — видимо, многие были ранены осколками. Точно оценить размер нанесенного противнику ущерба сквозь пелену дыма не представлялось возможным, поэтому я скомандовал:

— Ракетчикам — повторный залп! Арбалетчикам — перезарядить болтами!

Вскоре с направляющих сорвались еще четыре огненные стрелы. На этот раз попали три. Куда попали, было не видно, но три взрыва прозвучали четко. Прошло секунд двадцать. Ветер постепенно развеивал поставленную взрывами дымовую завесу и мы, наконец, смогли обозреть происходящее на борту фелюки. Результаты проделанной работы радовали глаз. На корабле фиксировалось, как минимум, шесть очагов возгорания такой силы, что потушить их имеющимися в распоряжении пиратской команды примитивными средствами нечего было и думать. Даже если бы им не мешали. А мы как раз собирались активно мешать!

— Арбалетчики, огонь!

От беспорядочно метавшихся на палубе вражеского корабля разбойников донесся многоголосый вскрик. Десяток бандитов упали, сраженные стрелами. Тут так и торчавший на корме в целости и сохранности (везучий, гад!) пиратский капитан громко подал какую-то команду и все оставшиеся в живых разбойники спрятались от стрел за ограждением борта. Дисциплина, однако, у них в отряде присутствует! Впрочем, это уже не имеет никакого значения — все равно скоро они все пойдут ко дну!

А вот в этом я, неопытный в морских делах, сильно заблуждался! И развеял мои сомнения Марко, к которому, наконец, вернулся дар речи:

— Ариэль! — заорал вдруг он. — Они нас сейчас протаранят!

В замешательстве я взглянул на вражеский корабль. И действительно, было заметно, что тот медленно, но верно приближается к нам! Его парус, хоть и охваченный огнем, продолжал толкать фелюку вперед. А наш парус я, дурак, для маскировки намерения защищаться приказал спустить, тем самым лишив судно маневренности, превратив его в беспомощно болтающуюся на волнах деревяшку. И поднять его мы уже точно не успеем! Теперь либо горящий пират подожжет и наш корабль, либо остававшиеся на его борту достаточно многочисленные разбойники таки возьмут нас на абордаж. А сражаться они будут отчаянно — другого выхода у них не осталось! Остановить сближение кораблей было уже не в моих силах, значит, необходимо хотя бы уменьшить количество противников перед неизбежной рукопашной. От стрел те спрятались, поэтому:

— Ручные гранаты к бою! — заорал я и сам достал рифленый медный шарик на деревянной ручке.

Три десятка гранат запрыгали по палубе подобравшейся к нам уже менее, чем на двадцать метров фелюки, невпопад взрываясь. Вторую порцию бросить мы уже не успевали — слишком близко! Облако дыма и огня надвинулось вплотную на наш корабль. Раздался страшный треск и несколько ржавых абордажных крюков с чмоканьем впились в ограждение палубы. С диким воплем уцелевшие пираты начали перепрыгивать к нам. Их встретил последний залп из арбалетов. Промахнуться в упор было сложно, поэтому первая партия абордажников полегла практически в полном составе. Но за ними полезли следующие. Когда же они кончатся, блин!

На палубе послышался глухой лязг мечей и крики — завязалась рукопашная. А ко мне, на кормовой помост, картинно держась за конец каната, свисавшего с нависшей над нами задней мачты фелюки, перепрыгнул сам пиратский главарь с обнаженной саблей в руке. Тюрбана на его голове уже не было, а когда-то белоснежная рубаха свисала грязными от сажи лоскутами. «Что за дешевые голливудские трюки?» — невпопад подумалось мне. Пират, тем временем, подскочил к связанному капитану:

— Ты кого к нам привел, сын слепого ишака?!! — заорал араб, подтверждая мои худшие подозрения о предварительном сговоре капитана с пиратами. Арабский я знаю плохо, но разбойник говорил четко и простыми словами. Возможно, этот язык был для него не родным.

— Махмуд, я не, — начал было Марко, но закончить фразу не успел — пират взмахнул клинком и голова капитана с широко раскрытыми глазами покатилась по помосту, заляпав его кровью. А главарь повернулся ко мне. Я уже ждал с мечом в руке. Противник, не тратя время на пустые разглагольствования, сразу же атаковал. Уже через несколько ударов я понял, что, несмотря на почти полгода тренировок, долго не продержусь. А после того, как этот гад распорол мне рукав бригантины (будь это просто рубаха — я бы уже остался без руки) решил, что побаловались, и хватит! Вытащил из-за спины левую руку с заранее приготовленным к бою пневматическим пистолетом и выстрелил прямо в голую грудь уже примеривавшемуся, куда бы нанести последний удар, бандиту. Тот, выпустив из рук саблю, недоуменно уставился на меня, пытаясь понять, чем же я его достал? Так, с удивлением на лице, и упал на помост, рядом с отрубленной им же головой Марко.

Взглянул на палубу. Там тоже уже все было кончено. Пиратов оставалось слишком мало, и большинство были ранены осколками, чтобы иметь шансы на победу. Но вот горящая фелюка…

— Руби канаты! — заорал я, спрыгивая вниз.

За несколько минут суматошной деятельности удалось расцепиться с пылающим пиратским кораблем и оттолкнуть его баграми. Потом тушили перекинувшийся к нам в нескольких местах огонь. Хорошо, все же, что парус был спущен! Иначе могли бы и не потушить! Наконец, закопченный и в измазанной кровью (чужой, слава богу) бригантине, присел на бочку с засоленной рыбой. Теперь можно и передохнуть!

 

Глава 10

Итак, морской бой мы выиграли, корабль отстояли. Несмотря на допущенные явные просчеты при планировании сражения. Основная ошибка — спустив парус, я лишил себя главного козыря в бою — инициативы, собственноручно отдав ее врагу. Больше так делать нельзя — битвы в пассивной позе не выигрываются. Моя ошибка стоила нам одного погибшего и трех легко раненых. Вполне можно было избежать при таком преимуществе! Да и обстрел ракетами надо было начать с большей дистанции. Как и арбалетными стрелами.

От раздумий меня отвлек шум на палубе. Я спустился туда. Между бойцами шел горячий спор по животрепещущей проблеме — что делать с четырьмя пленными пиратами и боцманом нашей команды, тоже оказавшим сопротивление и признавшемся в участии в сговоре между бывшим хозяином и разбойниками? В перерывах между пинками, которыми его щедро одаривали мои бойцы, боцман рассказал, что это был стандартный сценарий — если Марко решал, что с его клиента есть что взять, то проводил маршрут корабля мимо скалы. А там всегда ждала пиратская фелюка, так как наш капитан был не один такой, и это место являлось известной в узких кругах точкой встречи. В выигрыше оставались обе стороны. Марко за это получал, например, четвертую долю добычи.

Спор об участи пленников разгорелся не на шутку. Наемники, во главе с Олегом, предлагали отрубить им головы, в то время как вылезший из трюма Цадок и «гвардейцы» настаивали на повешении. Я прекратил их жаркую дискуссию:

— Соратники! — прочувственно обратился я к своим людям. — Нехорошо убивать лишенного возможности бороться за свою жизнь человека, как какую-то поганую свинью! Человек же создан по образу и подобию Господа! Поэтому предлагаю пленников отпустить!

На меня непонимающе уставились. Причем, как свои, так и сами жертвы, безучастно ожидавшие до того окончания спора. Да, недоступна им еще настоящая глубина гуманизма!

— Олег! — подозвал я командира наемников. — Проводи-ка товарищей до выхода, а то что-то они подзадержались в гостях!

Я махнул в сторону борта и Олег, наконец, понимающе улыбнулся. Бандитов, подталкивая остриями мечей, выпроводили с корабля. Все, кроме боцмана, сразу же пошли ко дну. Те еще моряки, блин!

Однако, в эйфории от победы мы упустили одну маленькую деталь — как оказалось, на корабле было всего два человека, умеющие прокладывать курс — капитан и боцман, и оба, увы, уже не с нами. «Отпуская» боцмана, я как-то об этом не подумал. А теперь уже поздно жалеть. Поделился проблемой с Цадоком.

— А разве ты, Защитник Ариэль, не умеешь вести корабль? — искренне удивился тот.

М-да, однако в наших рядах имеет место быть культ личности. Моей личности, блин! Дофокусничался до того, что мой компаньон считает меня умеющим все на свете. Впрочем, так ли он не прав в данном случае? Я развернул пергамент с местной картой Средиземного моря, слегка отредактированной в соответствии в современными мне достижениями географической науки. Хотя, надо сказать, что и здешняя оказалась на удивление точна, подправить пришлось не так уж и много. Еще вчера покойный Марко сообщил, что, после прохождения Крита мы будем двигаться строго на юго-восток, до самой Александрии. Взглянув на карту, убедился, что это так и есть. Парусный корабль строго по прямой, конечно, плыть не может, но ошибка должна быть невелика. А добравшись до окрестностей Александрии, как-нибудь разберемся.

Безвременно почивший шкипер определял стороны света по Солнцу и корректировал курс по звездам. У меня для этого имелся куда более совершенный прибор — компас, изготовленный еще в Мюнхене из остатков магнита. Им я и воспользовался. Так мы и плыли около недели, стараясь выдерживать курс. Команда, под постоянным присмотром моих «орлов», исправно выполняла свои обязанности. На ночь парус мы спускали, не зная точно, где могут находиться земля или опасные рифы. Хотя предыдущий капитан обычно этого не делал. Но он мог себе позволить — ведь вырос на этом море, наизусть знал все течения и отмели, и по цвету воды мог определить глубину. Нам же стоило осторожничать.

На седьмой день после сражения с пиратами, около полудня, на горизонте показалась еле различимая скала. Часа через два стало ясно, что она является частью суши. Скорее всего — это и есть египетское побережье, другого клочка земли здесь, вроде бы, нет. На скале торчала какая-то башня белого камня. Один из членов команды, не раз бывавший в этих водах, опознал в ней маяк Рас Эль-Канаис, от которого до Александрии был день пути. Не подходя близко к берегу — вдруг там мель или скалы, повернули на восток. И уже следующим утром показалась огромная акватория Александрийского порта. Взяли на борт лоцмана с одной из крутившихся для этой цели на рейде лодчонок, и тот благополучно привел нас в гавань. Весь оставшийся световой день — кстати, самый длинный в году, потратили на улаживание бумажных вопросов. Так как Египетский султанат был, на данный момент, одним из мощнейших государств мира, то и бюрократический аппарат у него имелся соответствующий. Размахом, пожалуй, превосходивший еще памятный мне венецианский. Ночь провели на корабле и только на следующий день начали сборы в дорогу. С которыми возникли некоторые сложности. Частично я знал о них еще перед отплытием по рассказам Цадока, с другими столкнулись на месте. Дело в том, что по исламским законам на немусульман — зимми, верящих в Единого Бога, к которым относились евреи и христиане, кроме десятипроцентного дополнительного налога распространялись еще и другие ограничения. Такие, как определенные знаки на одежде, запрет носить оружие и передвигаться на благородных животных — лошадях и верблюдах.

Хотя отец нынешнего султана Саладин, сам будучи турком, изрядно смягчил некоторые ограничения, тем не менее они существовали. Разрешение на ношение оружия нашей охраной удалось получить у таможенной администрации с помощью рекомендательного письма от их венецианских коллег — иностранным купцам, по распоряжению султана, делали послабления «режима». Такой вот экономический протекционизм, пока Аллах не видит. Для усиления действия письма, естественно, к нему прилагался мешочек с парой сотен дирхемов — арабских серебряных монет. Без этого, разумеется, на понимание было рассчитывать трудно. А вот запрет на езду на лошади обойти не представлялось возможным. Поэтому пришлось приобрести два десятка повозок, запряженных мулами и несколько ослов — на них рассекать евреям и христианам не возбранялось. На это все и погрузили привезенные товары. Оставалось еще решить вопрос с кораблем, так как после произошедшего мы автоматически стали его владельцами. По факту, так сказать. Цадок предлагал его продать, но я, переговорив с командой, которая, за исключением покойного боцмана, в грязных делах бывшего капитана замешана не была, решил иначе. Судно, на случай, если оно понадобится для обратной дороги, оставили в порту. Присягнувшей мне на верность команде выдали немного денег и приказали, пока мы отсутствуем, заняться ремонтом пострадавшего во время боя корабля. Угнать они его без капитана не могли, продать тоже — об этом позаботится «смазанная» портовая администрация, так что я оставлял корыто у пирса со спокойной душой.

Лишь на третий день, расположившись, за отсутствием лошадей, на тюках с товарами, уложенных на повозках, мы выехали на каирский тракт. За главными дорогами в султанате традиционно хорошо следили, разбойников на основных торговых путях давно повывели, поэтому, несмотря на то, что мулы и ослы еле переставляли копыта, до столицы добрались довольно быстро, за пять дней. Каир встретил нас шумом и напыщенной роскошью огромного, по местным меркам, города. Центральный городской рынок, куда мы направились, чтобы разместиться в одном из расположенных возле него караван-сараях, предназначенных для приема торговых караванов, был гораздо больше довольно немаленького венецианского базара. И гораздо насыщенней разнообразными товарами. По рассказам Цадока, караваны верблюдов из Ирака, Ирана и Аравии доставляли сюда изюм, урюк, миндаль, финики, «сарацинские» — из стран бывшего халифата и багдадские гладкие и пушистые ковры, готовые одежды. Еще здесь торговали едким индийским перцем, нардом из Лаодикеи, ароматной корицей с Цейлона и из Средней Азии, гвоздикой с Молуккских островов. С Явы и Суматры доставляли алоэ, из Тибета — растительный мускус, из Персии — лазурь, из Аравии — благовония: ливан и душистую смолу мирру. Пока мы ехали вдоль бесконечных рядов, Цадок еще многое перечислил, но я уже не мог запомнить. Причем я сильно сомневался, что тот сам хотя бы приблизительно представляет, где находится большая часть упомянутых им стран. Словом, здесь можно было достать решительно все, что производилось или добывалось в цивилизованном и не очень мире.

Расположившись в караван-сарае, я пресек поползновения Цадока сразу начать реализацию привезенных товаров и настоял на немедленном визите к Маймониду. Слишком долго я ожидал этого дня, чтобы заниматься торговлей! В конце концов, вполне возможно, после встречи финансовые проблемы в этом мире меня вообще волновать уже не будут. Как и все остальные. По крайней мере, очень хотелось на это надеяться.

Однако, оказалось, что так сразу заявиться на дом к такому уважаемому человеку нельзя. Хотя старик, по дряхлости лет, уже не занимал пост главного лекаря султана, которым был долгие годы и при Саладине, и при его сыне, нынешнем египетском султане Аль-Азизе, но, тем не менее, оставался главой еврейской общины страны. Не говоря уже о том, что выдающийся ученый пользовался славой главного еврейского религиозного авторитета и духовного руководителя современности. Поэтому к нему в дом стекалось огромное число заинтересованных его трудами людей из еврейских общин, разбросанных по всему цивилизованному миру. И пробиться на прием оказалось не так уж просто.

Пока, через знакомых Цадоку людей направили записку, пока получили ответ с приглашением… Короче, только на четвертый день после прибытия (мой компаньон давно уже успел продать весь товар и закупить пряности и ткани на обратную дорогу) мы направились в каирский пригород Фустат, где располагался еврейский квартал. Фустат, или, как его еще называли — Старый Каир, отличался совершенно хаотичной застройкой, даже на фоне других восточных городов. Вокруг нескольких крупных мечетей и дворцов в беспорядке громоздились грязные лачуги, построенные без какого бы то ни было плана.

Рабби Моше Бен Маймон доживал свою довольно-таки продолжительную по здешним меркам жизнь — на днях отпраздновал шестидесятипятилетие — в красивом двухэтажном доме. Нас провели на второй этаж где, в душном коридоре, служившем приемной, пришлось прождать с полчаса, пока подошла наша очередь.

— У вас четверть часа времени. Не утомляйте почтенного рабби долгим разговором, он уже устал за сегодня! — дал нам указания строгим голосом открывавший низкую полукруглую восточную дверь в кабинет мужчина.

Вошли. В глубоком кресле, обложенный кучей мягких бархатных подушек, сидел тот человек, которому я, хоть и не по его воле, во многом обязан счастьем присутствовать здесь. Аккуратно подстриженная густая борода, почти без проседи, морщинистое лицо, увенчанная белым тюрбаном голова. И миндалевидные глаза, «выстреливающие» пронзающим тебя насквозь взглядом. Есть люди, чье безоговорочное интеллектуальное превосходство ощущаешь сразу же и Маймонид как раз был из них. Заинтересованным, но быстрым взглядом скользнув по мне, он пристально вгляделся в моего спутника. Мы склонились в поклоне:

— Долгих лет жизни, уважаемый рабби, да укрепит Господь твои силы и твой дух! — произнес купец. Я не силен в витиеватых восточных приветствиях, поэтому предпочел промолчать.

— Я тебя помню! — радостно ткнул скрюченным пальцем в склонившегося торговца старик, продемонстрировав победу духа над склерозом. — Ты Цадок из Мюнхена! Я, кажется, передавал с тобой какое-то письмо?

— Совершенно верно, уважаемый! Ты доверил мне послание к рабби Аврааму Провансальскому, да будет благословенна его память!

— Да, он к сожалению так не вовремя скончался. Но ты же успел передать письмо?

— К сожалению — нет, рабби Моше! Горестная весть настигла меня еще до пересечения границ Прованса.

— Так ты приехал вернуть мне его? Что же, хоть и прошло пять лет, но я не виню тебя. Пересечь море не легко! — он протянул руку. — Давай же его!

Цадок протянул ему свиток. Маймонид с удивлением уставился на сломанную печать и насупил брови.

— Ты что же, прочел его?

— Да, — купец на секунду замолк, склонив голову, но пересилил себя и отважно бросился в пучину признания:

— Я не только прочел его. Я выполнил описанный там обряд! И успешно!

— Да как ты смел! — рабби вдруг совершенно преобразился. Только что обессиленный, уставший от жизни старик сбросил резким движением укрывавший его ноги пушистый плед и, вскочив, грозно навис над съежившимся от страха Цадоком.

— Ты..! Да кто ты такой, жалкий торговец? Что ты понимаешь в высоких материях? Ты понимаешь вообще, что мог натворить?!! — ученый муж, занеся руку с зажатым в ней письмом для удара, надвинулся вплотную на бедного купца, находившегося уже на грани обморока и неуклюже пытавшегося спрятаться за меня. Я решил вмешаться. Цадока один раз уже колотили за это, и позволить избить его повторно будет несправедливо. Тем более, что он честно содействовал мне в попытке исправить последствия своего необдуманного поступка.

— Уважаемый рабби, купец Цадок уже понес наказание за свой проступок! Пожалуйста, успокойся, и я тебе все объясню! — разговор шел на иврите, и, естественно, я называл собеседника на «ты». А в приоткрывшуюся дверь уже обеспокоенно заглядывал торчавший за ней бородатый цербер и надо было срочно снижать обороты беседы.

Маймонид метнул грозный взгляд в сторону двери и та немедленно захлопнулась. После чего его внимание обратилось на меня:

— А ты, юнец, кто такой?

— А я и есть результат заклинания!

Старик обессилено упал обратно в кресло, глядя на меня с некоторым даже ужасом. Потом прошептал, ни к кому специально не обращаясь:

— Этого не может быть! Человек не может создать другого человека!

Я не выдержал и рассмеялся:

— А чем тогда, по-твоему, занимается большинство супругов по вечерам?

— Это другое! — голос рабби вновь обрел твердость. — А создать сразу взрослого человека нельзя! Я не верю!

— Насчет создать не знаю, а вот перенести уже готового — как оказалось, можно!

Рабби Моше внимательно посмотрел на меня:

— Не знаю почему, но я вижу, что твои слова — правда. Расскажи мне все по порядку! Погоди, — он повернулся к притаившемуся, как мышь, купцу. — Пошел вон! Жди в комнатах моих распоряжений!

Цадок мгновенно растворился в пространстве, я принялся за обстоятельный рассказ. О себе, своем мире и обстоятельствах появления здесь. Старик слушал очень внимательно, активно задавая вопросы, которых, конечно, оказалось слишком много.

— Значит, вот как все будет через восемьсот лет! Не слишком радостно! Убивать друг друга миллионами? Оружие, которое может сразу разрушить целый город? Что может быть ужасней! И ты еще утверждаешь, что в вашем мире больше ценят человеческую жизнь?

— Как ни странно — да. Просто нас слишком много, поэтому любое столкновение заканчивается огромными жертвами. А смертоносное оружие — обратная сторона научного прогресса.

— Это. конечно, радует, что люди так сильно продвинулись в познании созданного Господом мира, но приблизило ли это их к Нему?

— Ни в малейшей степени! Даже, скорее, наоборот. Религии погрязли в догмах, а наука способна объяснить многое. Некоторые, как я, например, не ощущают нужды в предположении о Его существовании.

Рабби укоризненно уставился на меня, но орать и размахивать конечностями после такого заявления, как я сильно опасался, не стал. Только покачал головой:

— Не понимаю, как изучение законов, по которым действует созданный Всевышним мир может навести на мысль, что Его вообще нет? Мне кажется, что это не слишком э… мудро.

— Возможно, — не стал спорить я, не чувствуя, как и любой агностик, особой уверенности в своей позиции. Впрочем, и отступать не собирался — просто таких разговоров всегда стараюсь избегать по причине их полной бесплодности.

— Без веры жить нельзя! — убежденно продолжил Маймонид, не видя сопротивления с моей стороны. — Особенно нашему народу!

— Да, — подтвердил я. — Именно неистовое упорство в вере позволило евреям выжить как народу за все эти восемьсот лет. Но какой ценой!

— Какой же? — заинтересовался рабби.

— Ценой полного закостенения закрытых наглухо от внешнего мира общин и доведения до абсолютного маразма всех обычаев и запретов! Мне иногда просто бывает стыдно идентифицировать себя и членов этих общин как представителей одного народа! Это просто секты какие-то!

Я вкратце рассказал об истории евреев за эти века. О том, что преследования загнали общины в гетто, где в условиях нищеты и сильных ограничений на виды деятельности буйным цветом расцвели радикальные религиозные течения мистического толка, практически полностью отрезавшие представителей общин от мирового научного и культурного прогресса. О введении все более жестких и глупых запретов, о вычленении из прекрасных текстов Торы якобы намеков о необходимости тех или иных ограничений и возведения их в абсолют. О неспособности вовремя, в ногу со временем, реформировать устаревающие правовые и другие нормы иудаизма.

— Даже твой главный труд, кодекс еврейских законов «Мишне Тора» несколько раз переписали в сторону ужесточения приведенных там правил! — добил я старика последним аргументом. Тот сидел, понурив голову.

— Это крайне печальное известие для меня. Дело в том, что я и так внес туда очень много строгих правил, не желая слишком шокировать читателей. Но надеялся при этом на рост понимания в массах внутренней логики нашей веры. А вот, значит, как получилось…

— Твое намерение не пропало втуне! — немного успокоил его я. — Многие философы и ученые прониклись духом твоих трудов и развили их далее. Но, к сожалению, большинство из них не нашло понимания среди еврейских ортодоксальных кругов и было вынуждено уйти в христианский мир, полностью ассимилировавшись.

— Но почему?

— У них не имелось другого выхода! Либо отказаться от познания, либо — от еврейской традиции. До тех пор, пока весь западный мир не стал гораздо менее религиозным и перестало быть необходимым переходить в другую веру для участия в его научной и общественной жизни.

— Но ведь, по твоим словам, было создано еврейское государство? Значит, среди еврейства сохранились конструктивные силы?

— Увы, государство было создано силами светских и умеренно религиозных кругов. И именно как средство, дающее им возможность оставаться евреями и вне жестких ультраортодоксальных ограничений. А сами ультраортодоксы государство не признали. Они по прежнему ждут мессию.

Рабби Моше, слушавший последние минут пять, уткнув взор в пол, вдруг поднял глаза на меня:

— Так, может быть, и нет никакой ошибки? И ты прислан сюда не случайно, а с целью изменить такое печальное развитие событий? — произнес он с воодушевлением.

Еще один фанат на мою голову, блин! Все таки мессианская идея настолько укоренилась в еврейском сознании уже в средневековье, что готовы видеть мессию в первом встречном. Хотя, согласен, тут обстоятельства как бы сильно намекают на возможность именно такого варианта, но что делать, если сам потенциальный мессия абсолютно не чувствует никакого призвания? Знак бы какой, подсказка, видение, что ли… Ничего! Чушь, короче! Надо просто воспользоваться бритвой Оккама и проверить сначала более реальный вариант — фокусы инопланетян, например. Или засбоивший артефакт древней исчезнувшей цивилизации, вот!.. Но Маймонид слишком авторитетный дядя, чтобы на него можно было просто прикрикнуть, как на какого-то купца, как я поступил с Цадоком, когда тот тоже начал было развивать эту мысль. Поэтому я лишь мягко сказал:

— Все может быть! Поэтому я и приехал к тебе, чтобы во всем разобраться. Ведь у тебя сохранились другие части этого документа?

Затаив дух, я ждал ответа. Ведь если он скажет, что нет, значит — все концы обрезаны! И что я буду делать дальше?

— Я обнаружил этот пергамент, когда, приехав сюда еще в молодости из Кордовы, разбирал архив еврейской общины Фустата. Ты ведь, наверное, знаешь, что он огромен и документы в нем копятся уже не один век. Причем не только местные. Многие гаоны, чьи общины находились в бедственном положении, присылали сюда на хранение ценные свитки, — старик вздохнул и продолжил: — Я не знаю, откуда и когда прибыл на хранение этот свиток. Но в нем было два листа. Один ты видел. А второй… Он лежал внутри первого и на нем… А, пошли, сам увидишь!

Рабби Моше встал и совсем не старческой походкой направился к полускрытой коврами небольшой дверце в задней части кабинета…

 

Глава 11

Я рассматривал небольшой, пожелтевший от времени кусок пергамента с неровными краями. Да уж, теперь понятно замешательство престарелого ученого. Верхняя часть листа была покрыта сравнительно небольшим текстом — семь аккуратно выведенных древним, «финикийским» ивритом строчек. Буквы этого старого алфавита, которые я и раньше с грехом пополам мог разобрать, после полугодовой тренировки в чтении первого листа под руководством Цадока, давались мне легко. Однако складываться в осмысленные слова напрочь отказывались! Абракадабра какая-то!

— Я бился над прочтением этого текста более двадцати лет! — подтвердил мои худшие подозрения Маймонид. — Безрезультатно!

— Может быть, это не на иврите? — выдвинул гипотезу я. — Финикийский, угаритский, или какой другой древний восточный язык?

Рабби Моше отрицательно покачал головой:

— Нет. Ни один из известных мне языков — а я их знаю не один десяток, не помогает понять написанное. Я давал посмотреть этот пергамент некоторым образованным людям из мусульманской и коптской общин — они тоже не смогли его прочитать. Да и вряд ли это вообще возможно — посмотри, некоторые сочетания букв совсем непроизносимы. Это не язык!

— Значит — шифр! — догадался я.

— Не знаю, что означает произнесенное тобой слово, но ты, видимо, имел в виду скрытый от понимания путем определенной перестановки букв текст?

— Именно!

— Я тоже так думаю! Перебрал множество вариантов, но, увы — не продвинулся ни на шаг!

Да уж, дела! И зачем меня в армии в десантники потянуло? Лучше бы в шифровальщики пошел, может быть сейчас не так тупо смотрел бы на этот листок. Хотя… А почему, собственно, я должен ломать свою голову? Когда в моем распоряжении гораздо более мощные ресурсы…

Двое суток я, закрывшись от остальных в любезно предоставленной мне в доме Маймонида комнате, заучивал текст наизусть. Семь строчек. Двести пятьдесят три знака. Трудно учить абсолютно бессмысленный набор букв, гораздо труднее, чем текст или, тем более, стих. Но выхода не было. Наконец, сумев повторить письмена десять раз подряд без ошибок, счел задачу выполненной и потянул из сумки заветную бутыль с самогоном… Проснувшись у себя дома, первым делом схватил лист бумаги и быстро (насколько, все-таки, удобнее писать шариковой ручкой по сравнению с гусиным пером!) восстановил заученный текст. Потом спрятал лист и, взяв новый, повторил операцию. Закончив, сравнил оба варианта. Совпадение полное! Ну, слава богу, память при переносе, кажется не подвела!

Затем позвонил своему студенческому другу-археологу и тот, слегка удивившись моему новому «закидону», скинул мне на «мыло» файл с древним шрифтом. Теперь я могу набрать эту абракадабру в текстовом редакторе. Что я и сделал. Переведя писанину в электронный вид, с помощью поисковика нашел пару бесплатных хакерских криптографических программ. Вряд ли древний шифр сильно навороченный, скорее, для нас он примитивный. Декодируется методом простого перебора с анализом частоты повторений. Так и оказалось — не прошло и нескольких минут, как среди бесчисленных вариантов расшифровки появился вполне читаемый. Повозившись над ним со словарем минут десять, я получил внятный текст (для удобства восприятия перевел его на русский):

Прочтет достойный!

В году 3175 от сотворения мира, в месяце Аве, угроза захвата нависла над святым Храмом. Языческие полчища проклятого Навуходоносора ворвались в святой город Ерушалаим и ломают стену Храма. Во исполнение своего долга Хранителя и по приказу царя Иосия я привел в действие устройство, которое надежно скрыло бесценный Ковчег Завета от надругательства и сохранило от язычников его Тайну. Отверзлась дыра под Краеугольным камнем в Святая Святых и опустился плавно туда Ковчег, на глубину в четыреста локтей. Туннель был засыпан специально хранимым для этого камнем. А на месте Ковчега остались лишь золотые херувимы высотой в десять локтей, которые язычники, по милости Господа, и примут за главное сокровище Храма. Я, Хранитель Ирмиягу, оставляю это описание вместе с наставлением о вызове Понимающего, которому только и суждено вновь открыть Ковчег. Да пребудет с ним милость Божия!

Я несколько раз перечитал текст. Судя по всему, это сообщение оставил ни кто иной, как довольно известный пророк Иеремия, предсказавший в свое время разрушение Иерусалима вавилонянами. Ему, как водится, не поверили, и зря. А он еще, оказывается, был какой-то там Хранитель! То есть не какой-то, конечно, а хранитель самого Ковчега, где по преданию лежали Скрижали Завета, полученные Моисеем на горе Синай. Ковчег исчез как раз после разрушения Первого Храма. Гипотез было много, но все беспочвенные. Так вот, значит, куда он делся!

Все это, конечно, чрезвычайно интересно, но остается вопрос — при чем тут я? Хотя вот тут что-то про призыв Понимающего. Это я, что ли? Если я Понимающий, то почему же ничего не понимаю? Но, с другой стороны, письмо-то расшифровал! То есть — понял. Однако во втором пергаменте описывается вызов Защитника, а не Понимающего. Составители сами запутались в терминологии? Или Иеремия, пытаясь скрыться от ворвавшихся в Храм вавилонских головорезов, впопыхах перепутал пергаменты и положил в письмо не тот? И, самое главное — дальше-то что делать?

Что-что — Ковчег доставать! Если решение моего вопроса существует, то оно может находиться только там. Прямо как в сказке: игла в яйце, яйцо в ларце, ларец на дереве и так далее. Бесконечный квест! Хотя указания довольно конкретны. Святая Святых — это внутренняя комната в Храме, где и находился на хранении искомый сундучок. А краеугольный камень — кусок скалы, на котором тот и стоял. В комнату мог входить только первосвященник, и то раз в году. И больше в помещение никто не допускался. Это все довольно-таки известные нам вещи. А вот что мы не знали — судя по письму, строители Храма (может даже по личному распоряжению царя Соломона — предусмотрительный, говорят, мужик был) на всякий пожарный вырыли под секретной комнатой глубокий колодец, устроили механизм плавного опускания туда Ковчега и заготовили камни для его засыпки. И вот, через триста с гаком лет после постройки этот самый пожарный и пожаловал. Иеремия, видимо, пророком только подрабатывал, а на основной работе занимался дежурством у красной кнопки в Храме, в числе немногих допущенных в тайну. И когда момент настал, без колебаний эту кнопку и нажал. Может быть там, конечно, и не кнопка была, а рычаг или колесо, но это уже суть второстепенные детали. Главное — хреновина сработала, глупые вавилоняне, увидев в сердце Храма пятиметровые позолоченные статуи херувимов, удовлетворились этой добычей, не став особо искать следы мифического Ковчега, содержавшего непонятной для язычников ценности каменюки с письменами. Иеремия, по дошедшим до нас сведениям, был угнан в плен, где вскоре и скончался. Другие Хранители, видимо, тоже не пережили нашествие. И остался только этот пергамент…

Вроде бы все просто, но… Колодец глубиной четыреста локтей — это раскапывать около ста пятидесяти метров каменистого грунта. Не знаю, как дело провернули неизвестные строители Храма, но без современной техники это гигантской сложности проект. Совсем не то что взять лопату и пойти ночью раскопать! Это занятие для десятков (если не сотен) рабочих на несколько месяцев. Причем копать надо прямо вниз, иначе хрен найдешь! То есть, вниз от краеугольного камня. Который и сейчас на своем месте. Только вот Храма там уже давно нет, ни первого, ни второго, а стоит вокруг него мечеть Омара. По крайней мере — в мое время. Я быстренько зыркнул в поисковик — и в тринадцатом веке тоже уже стояла, увы.

То есть, дело предстояло совсем плевое — приехать в Иерусалим, нанять рабочих, устроить в третьей в мире по значимости для мусульман мечети строительную площадку, а лучше вообще ее разобрать, чтобы не мешала… Учитывая, что Иерусалим на данный момент (тысяча двести третий год, то есть), после бесславно закончившегося Третьего крестового похода и так и не добравшегося до Палестины Четвертого находится в руках египетского султана, можно только гадать, на каком этапе мне отрубят голову: когда я явлюсь к мечети Омара с лопатой в руках или когда только еще объявлю о своем намерении и пойду нанимать рабочих. Я склонялся ко второму варианту. Тем более, что и угнетаемые мусульманами христианская и еврейская общины в данном случае всецело, обеими руками поддержат это решение. Очень уж они все не любят, когда кто-то пытается копать на Храмовой горе. Тем более — в таком масштабе! И никакие взятки в таком принципиальном вопросе не помогут. Печально известные Тамплиеры, они же Храмовники, говорят, сразу после Первого крестового похода что-то копали и даже выкопали. Ага, конечно! Сто пятьдесят метров скальной породы они бы тайно бурили до сих пор!

Что же остается — решиться на опасный эксперимент и лишить жизни своего «дублера» в тринадцатом веке? Только присутствует у меня сильное предчувствие, что добром этот эксперимент не закончится. Не знаю откуда, но присутствует… Так что — продолжать мотаться между двумя временами, как поплавок — то ныряя, то выныривая? Ведь копать в Иерусалиме мне никто никогда не разрешит! Кроме одного случая, пожалуй — когда ни у кого не потребуется просить на это разрешения…

КОНЕЦ ПЕРВОЙ КНИГИ.