Запели петухи. Значит, скоро деревня проснется, и ко мне придут. А пока стоит проанализировать имеющуюся информацию, чтобы быть хоть как-то готовым к этой, надо полагать, малоприятной, встрече. И лучше пока забыть о том, что весь этот мир, возможно, лишь плод моего больного воображения. Потому что, если это все же не так, то могут случиться большие неприятности в случае неправильного поведения. Какие такие неприятности могут быть больше тех, которые уже имеются, представить было трудно. Хотя... Разыгравшееся воображение тут же услужливо нарисовало соответствующие красочные картины -- видел как-то в музее экспозицию, посвященную методам проведения средневековых казней. До чего же изощренны были предки! М-да, забыл старое правило: если кажется, что положение хуже некуда - значит, ты просто не владеешь всей полнотой информации о происходящем. Вот и надо попытаться данную информацию пополнить, а не растекаться мыслью по древу - не на ученом совете, чай!

   Начнем с начала. То есть с момента возвращения в свой мир. Которое произошло после того, как меня огрели палкой по голове. Значит ли это, что обратный перенос возможен только в бессознательном состоянии? Или, может быть, достаточно простого сна? Ведь провал сюда оба раза случился во сне! Надо бы проверить. Эта простая мысль привела меня в возбуждение - вот прямо сейчас засну и окажусь дома. В смысле - в номере гостиницы. К сожалению, первые лучики света уже пробивались сквозь плохо заделанные щели между составлявшими стены моего узилища необструганными бревнами. Резерва времени не оставалось, да и не засну я в таком состоянии. Что же, остается попытаться дожить до вечера, чтобы проверить данную гипотезу.

   Интересно, а если меня тут таки до смерти убьют - вернусь ли я назад или...? Что-то совсем не хочется проверять. В снах, бывает, тебя убивают, но все как-то неудачно, не до конца. Видимо, срабатывает какая-то защита в мозгу, не позволяющая ощутить собственную смерть. Вопрос, однако, действует ли такое правило и здесь. Никакой гарантии, разумеется, нет, поэтому от действий, могущих привести к летальному исходу, стоит всеми силами воздерживаться.

   Кстати, еще один важный сопутствующий вопрос - почему меня не добили, а притащили сюда? Внезапный приступ гуманизма у местного населения по отношению к непонятному субъекту, нагишом вываливающемуся внезапно из леса, маловероятен. О полезных изобретениях нашей эпохи, вроде закона о превышении самообороны, здесь и не слыхивали. Есть угроза - надо ее ликвидировать. То-то давешняя тетка долго не раздумывала. Хотя, если увидели, что я уже в отключке, а первый испуг прошел, могли решить и не добивать, а разобраться, что за птица такая. Может, от бандитов человек бежал, например?

   Судя по тому, что меня бросили сюда в том же виде, в котором я пред ними появился - даже какой-нибудь завалящей тряпкой не накрыли, особых надежд на доброжелательное отношение со стороны аборигенов питать не стоило. Вполне вероятно, что меня оставили в живых исключительно для того, чтобы назавтра же торжественно повесить на глазах всех жителей деревни как разбойника с большой дороги или даже сжечь на костре как одичавшего колдуна, одержимого Сатаной. Впрочем, последнее маловероятно - сжигание ведьм практиковалась, насколько помню, только в городах, куда их свозили со всей округи. Тут и священника в нужном для вынесения такого приговора сане не сыскать. Хотя, что я достоверно знаю об этой эпохе? Практически ничего. Так что, может быть, и обойдется, зря себя пугаю. Проблема только в том, что объясниться с местными жителями я не смогу. Хм, а зачем, собственно? Сказать мне им все равно особо нечего, зато у меня ведь есть прекрасная отмазка! И как я сразу не додумался? По головке дубиной стукнули? Стукнули. Вот после этого я, дорогие товарищи колхозники, дар речи и потерял! Вместе с памятью. Сами виноваты, не надо было быть такими агрессивными. Так я и выиграю немного времени.

   Снаружи послышались приближающиеся шаги, и я быстро лег на пол, изображая из себя тяжелобольного. Вот и пришло время проверить свои теоретические построения на практике.

   Послышался грохот снимаемого запора, и после того, как закрывавшая вход криво сбитая доска была отодвинута в сторону, в мою "темницу" ворвался поток яркого утреннего солнечного света. Тотчас же в появившийся проем просунулась круглая упитанная морда, обрамленная копной густых рыжих волос, и, мигая зенками, уставилась на меня. Я глухо застонал и приоткрыл глаза. Морда удовлетворенно ухмыльнулась и радостно сообщила новость кому-то снаружи. После чего подалась вперед, увлекая за собой остальное, довольно-таки внушительное широкоплечее тело. С некоторым трудом протиснувшись сквозь входное отверстие, "рыжий" остановился в метре от меня, опираясь на немаленьких размеров дубинку. Надо полагать, это охранник. Значит, сейчас заявится евойный босс.

   Так и произошло. В проеме появилась еще одна морда, на этот раз бородатая, в которой я сразу же признал давешнего "председателя". С некоторой настороженностью косясь на меня, он также проследовал внутрь, впрочем, не выражая желания приближаться к пленнику вплотную. Этим составом, как оказалось, высокая комиссия по контакту с гостем из будущего не ограничивалась. Вслед за дедком в конуру вплыла весьма дородная бабища, в опрятном длинном платье из тонкого сукна - довольно сильно отличавшемся в лучшую сторону от виденных мной тут ранее одеяний крестьянок. Небольшая проблема тетки заключалась лишь в принципиальном отсутствии даже намека на талию, посему характерное средневековое приталенное платье смотрелось на ней не лучше, чем на любой корове из местного стада. Жена "председателя"? Очень может быть. Тогда понятно, почему тот по девкам бегает!

   Итак, собравшись в полном составе, члены комиссии обменялись короткими репликами и принялись буравить меня изучающими взглядами. Я решил перехватить инициативу, не дожидаясь, пока те придут к каким-либо, возможно, неприятным для меня, выводам, и принялся играть роль сильно ударенного по голове:

   - Где я? Кто вы такие? - вопросил я как можно более слабым и измученным голосом на немецком, стараясь, тем не менее, произносить слова по возможности четче и медленнее. Авось поймут.

   Судя по оживлению в рядах комиссии - поняли. Дедок приосанился и выдал короткую фразу. Скорее всего, название деревни, но разобрать ничего не удалось - слишком быстро он говорил. Выдержав небольшую паузу, "председатель", в свою очередь, задал какой-то вопрос, в котором я понял только слово "ты". Хотя смысл вопроса, естественно, лежал на поверхности: "Кто ты сам-то такой?" Так что я мог бы и продолжить эту милую светскую беседу, но, во-первых, отвечать мне было нечего - не рубить же правду-матку о межвременном переносе, во-вторых - даже если бы мне было что сказать, то все равно сложные фразы на столь далеком от нынешнего языке они не поймут, ну а в третьих - у меня совсем другие планы насчет дальнейшего течения разговора. Поэтому вопрос я проигнорировал и жалобно простонал:

   - Пить! Воды! - пить действительно очень хотелось.

   Видимо, как минимум одно из этих слов соответствовало местному аналогу, так как коровоподобная тетка сразу же полезла в принесенную с собой плетеную корзинку и достав оттуда деревянную флягу, приложила ее горлышко к моим губам, наплевав на предостерегающий жест "председателя". Когда я напился, тот, как попугай, повторил в точности свой вопрос. Вот привязался! Не видишь - человеку плохо! Пришлось разыгрывать следующую заготовку:

   - Не понимаю! Ничего не помню! - на всякий случай я повторил эти же фразы и по-английски, со стоном трогая голову. Если не поймут значения, то хоть убедятся, что я иностранец. Не уверен, правда, что это пойдет мне на пользу - немцы всегда славились неприязненным отношением к чужакам, а уж в те времена - и подавно. Еще не хватало объявить, что я - еврей! Тогда моя участь будет предрешена. К счастью, благодаря способу моего попадания сюда, никаких внешних следов, указывающих на этот факт, не осталось.

   Тут же получил и подтверждение своих опасений. Настороженно переглянувшись с мужем, тетка перекрестилась сама и неуверенно перекрестила меня, второй рукой держась за висевший на шее медный крестик. Нужно было срочно отреагировать соответствующим образом. Призвав на помощь все имевшееся в наличии лицедейское искусство (когда-то в юности недолго занимался в театральном кружке), я сделал вид, что пытаюсь нащупать якобы с детства висящий на шее крестик. Естественно, не преуспев в этом, я сделал опечаленную физиономию ("разбойники, гады, даже крестик отобрали!") и, по возможности точно, повторил жест бабенции. Еще бы сказать что-нибудь соответствующее. Кто они тут - католики? Надо что-то про божью матерь, кажется...

   Я лихорадочно порылся в памяти. На ум лезла почему то только "Матка Боска". Польский-то тут причем, блин! Мне немецкий нужен. Стоп! Почему немецкий? У католиков же все на латыни! Как там это.., а - "Аве, Мариа!" Так как продолжения этой молитвы я, само собой, не знал, то после этих слов сделал вид, что поперхнулся.

   Мое дилетантское представление имело, тем не менее, оглушительный успех у зрителей. Настороженные выражения их лиц в один момент поменялись на благожелательные. То есть, если я после крестного знамения не сгорел, корчась, синим пламенем, значит - свой. Вот такие нюансы средневекового мышления.

   Теперь все изменилось. Дедок, панибратски похлопывая меня по плечу, принялся что-то втолковывать, а вот тетка, взглянув на мои ступни, проворно достала из корзинки коробочку с каким-то снадобьем и принялась их смазывать. От неведомой мази в исколотых ступнях начался зуд. Так она тут еще и доктор, оказывается. Будем знать. Я благодарно улыбнулся тетке. Та тоже добродушно улыбнулась в ответ. Вот и пошел налаживаться контакт! Только вот "председатель" мне уже все уши прожужжал. Пришлось еще раз напомнить ему, что я "не понимаю" и "ничего не помню". Тот прервался на полуслове, махнул рукой и вместе с рыжим поволок меня к выходу. Судя по развитию событий - явно не на виселицу...

   Меня вынесли наружу, и тут, наконец, представилась возможность впервые рассмотреть деревню - ведь в первое свое "посещение" я сюда так и не добрался. На человека, привыкшего видеть опрятные и красивые, словно сошедшие с рекламного плаката, современные немецкие деревни, это зрелище производило удручающее впечатление. Большая часть лачуг - а иначе язык не поворачивался их назвать, имели покрытые трещинами глиняные стены грязно-серого цвета и соломенную крышу. К некоторым из них были пристроены сараи из кое-как соединенных между собой необработанных стволов, типа того, из которого меня только что извлекли. В центре деревни, куда мы и направлялись, группировалось несколько домов побогаче - из более-менее ровно отесанных бревен, щели между которыми залеплены тоже чем-то вроде глины. Кровли же были крыты не соломой, а узкими деревянными планками. Сразу видно - тут обитает местная деревенская элита, к которой относится, разумеется, и "председатель". Еще в самом центре, на пересечении обеих имевшихся в деревеньке "улиц" (на самом деле - кривых бугристых тропинок шириной метра два) стояла деревянная же часовня. Более общественных строений в поселке не наблюдалось. Не говорю уже про трактир - возможно, деревня находилась в стороне от торговых путей, и проезжих было не густо, но хотя бы банальный кабак могли бы себе построить! Скукотища же тут, в глуши!

   Что меня поразило больше всего, так это практически полное отсутствие окон в домах! В тех, что победнее, их не было вообще - глухие стены со всех сторон, только в фронтальной вырезан проход, прикрытый грубо сколоченной дверью. Хуже, чем тюремная камера, честное слово! Интересно, а как же они топят зимой? Понятно, что по-черному, но куда выходит дым? Только когда меня проносили совсем рядом с такой хижиной, я заметил крупные, ничем не прикрытые щели между крышей и стенами. Вот, значит, как устроена у них вентиляция. Жуть! В богатых домах окно имелось. Одно. Закрытое не стеклом, понятное дело, а каким-то полупрозрачным холстом. Надо будет потом рассмотреть поближе, что это такое.

   Окружавшая нашу процессию толпа зевак тоже ничуть не скрашивала окружающий пейзаж. Большинство, как мужчины, так и женщины, были одеты только в грубые мешкообразные рубахи неопределенного грязно-серого цвета, спускавшиеся ниже колен и перехваченные веревкой у талии. Головы их прикрывали широкополые соломенные шляпы или тряпичные чепчики, а ноги (далеко не у всех) - плетеные башмаки с деревянной подошвой. Детвора же поголовно бегала босиком, а совсем мелкая - и вовсе голышом. Более зажиточные индивидуумы одеты в холщовые блузы и штаны, а их жены - в длинные платья, из-под подвернутого по случаю жаркого дня подола которых виднелись белые (очень относительно) нижние юбки. В кожаных штанах тут щеголял, видимо, только один "председатель".

   Вся эта картина ввела меня в некоторое уныние. Ведь, вполне вероятно, мне придется здесь провести достаточно долгое время. Безотносительно к тому, является ли это все плодом моего больного воображения или происходит на самом деле, скучать предстоит по-настоящему. Я-то и в современных мне деревнях никогда не жил, а тем более - в такой убогой. Для жителя информационного века это, наверняка, хуже тюремного заключения. Там хоть газеты с телевизором имеются.

   Возле одного из "богатых" домов процессия остановилась, и меня, к разочарованию зевак, внесли внутрь. Жилых помещений в казавшимся довольно большим снаружи доме на удивление оказалось всего три - центральный зал и прилепленные к нему две маленькие комнатушки, отделенные лишь легкими внутренними стенками, сделанными из плотно пригнанных друг к другу тонких ошкуренных веток. Проем для входа в комнатки закрывался пологом из толстых потертых шкур. Единственное окно находилось в центральном зале.

   Внутренний интерьер помещений тоже не радовал глаз. Мебель, как явление, тут практически отсутствовала. В центре зала стояли большой, грубо сколоченный стол и несколько таких же табуреток. Кроватей не было. Спальные места для детей располагались на больших прямоугольных сундуках с плоской крышкой, в которых хранилась, видимо, домашняя утварь. Остальные спали прямо на полу - на покрытых соломой шкурах. На такую же уложили и меня. Только хозяин с хозяйкой имели что-то вроде кровати - в одной из маленьких комнат виднелся небольшой деревянный помост с чем-то похожим на привычные мне подушки. И это дом "председателя"! Страшно даже подумать, как выглядит внутреннее убранство лачуг!

   Так как день только начинался, все взрослые вскоре покинули помещение, отправившись по многочисленным крестьянским делам, оставив меня на попечение старой глухой бабки и полудюжины детей, резвившихся в доме и около него. Правда, перед этим, жена хозяина предприняла попытку накормить меня завтраком. Несмотря на одолевавший голод, я, памятуя о вчерашних последствиях поедания ягод, от крынки молока отказался наотрез. Нетрудно было себе представить результат от его поглощения - до туалета бы вряд ли успел добежать, учитывая, что его местоположение мне пока не известно. Не говоря уже о том, что ни ходить, ни, тем более, бежать я пока не в состоянии - ступни все еще и не думали заживать. Так что пришлось ограничиться лишь куском черного хлеба, то ли ржаного, то ли ячменного - ну не разбираюсь я в злаках. С аппетитом разжевывая довольно твердую краюшку, я подумал вдруг, что такой органический хлеб грубого помола имел бы успех и в моем времени. Надо же, любит История посмеяться - в то время, как, образно говоря, космические корабли где-то там бороздят, люди готовы переплачивать втрое за буханку хлеба, по сути изготовленную по древней примитивной технологии. И которая даже тут вряд ли является пределом мечтаний.

   С сожалением, под недоуменными взглядами настороженно пока посматривающих на меня детей, отодвинул от себя вторую краюху хлеба - надо дать новорожденному желудку привыкнуть к приему пищи. Надо полагать, микрофлора восстановится быстро, в течение нескольких дней, и вот тогда можно будет побаловать себя, любимого. Правда, сомнительно, что в средневековой крестьянской семье, пусть и зажиточной, меня будут потчевать особыми разносолами. Тем более, что непонятно, какой тут у меня будет статус. А ведь в эти времена человек обязательно должен был принадлежать к какой-либо социальной группе. Насколько я помню, в раннем Средневековье их было всего три: духовенство, феодалы и простолюдины. Ни в первую, ни во вторую, по понятным причинам, мне не попасть. Но и с третьей группой все не так уж и просто. Внутри ее тоже присутствовала дифференциация: имелись лично несвободные крестьяне - кажется, назывались "сервы", полузависимые - "вилланы" и еще какие-то. Кроме того, существовали наемники, торговцы, ремесленники. И к какой категории меня отнесут - большой вопрос!

   Ладно, это дело будущего. Пока неплохо было бы попрактиковаться в языке. Насчет разузнать подробности местной жизни еще думать рано - не пойму. Я улыбнулся мальчишке лет десяти, давно, с осторожным любопытством на грязноватой мордочке, рассматривавшем меня. Тот несмело улыбнулся в ответ.

   - Артур, - назвался я, тыкая себя в грудь указательным пальцем. Имя у меня вполне европейское, так что удивления вызвать не должно.

   - Хельмут, - после некоторой задержки неуверенно сообщил мальчуган.

   Ну вот и познакомились. А дальше о чем говорить? Начнем, пожалуй, с простейших вещей. Я обвел руками вокруг:

   - Дом!

   - Дом, - кивнул мой собеседник. Произношение слова практически не отличалось от современного. Это меня ободрило. Я стал указывать на окружающие предметы, называя их. Если ответ отличался, то заставлял мальчика повторить еще раз. Постепенно подключились и другие дети. Эта игра всех настолько увлекла, что продолжалась, с небольшими перерывами, вплоть до вечера, когда вернулись с поля старшие. Потом был ужин, во время которого, к недовольству толстой хозяйки, я опять ограничился хлебом и водой. После еды "председатель" снова пристал ко мне с какими-то вопросами. Тут я уже более уверенно, опираясь на опыт общения с детворой, попытался объяснить, что после удара по голове ничего не помню и вообще приехал издалека. Не уверен, что тот понял все, но важно кивнув головой, ободряюще похлопал меня по плечу и, к моему облегчению, удалился в спальню. Хозяйка вынесла наружу деревянную миску, которую утром дала мне для применения в качестве "ночного горшка". Поставив опустошенную посудину около моего ложа, она пожелала мне, видимо, доброй ночи (по крайней мере, слово "ночь" я понял) и погасила и так едва освещавшие комнату пару лучин. Дети к тому времени давно уже заняли свои спальные места, и ничего не мешало мне, наконец, погрузиться в сон. Напряженное ожидание - случится ли во сне обратный перенос или нет, некоторое время не давало расслабиться. Но усталость взяла свое и я заснул...

   Проснувшись с первыми лучами солнца, даже на секунду не засомневался - где я. Окружающая обстановка не давала повода для различных трактовок - никакого переноса и близко не произошло. Я все еще в средневековье. Этот факт меня так сильно расстроил, что слезы чуть было не навернулись на глаза - настолько я, видимо, подсознательно надеялся увидеть себя после пробуждения в гостиничном номере. Увы, механизм обратного переноса пока мне не известен. Если он вообще существует, кроме того брутального варианта, с которым уже пришлось познакомиться.

   Вокруг сновали пробудившиеся от сна аборигены. Донесся запах разогреваемой пищи. Местная жизнь шла своим чередом. Я сел на постели и потянулся. Раз так все обернулось, значит, будем вживаться!