– Ну, здравствуй, фронт! – Андрей аккуратно зарулил свой лобастый истребитель на замаскированную стоянку фронтового аэродрома, рядом с такими же машинами располагавшегося здесь Первого истребительного авиаполка Резерва Главного Командования. На первый взгляд – с такими же. Полк РГК, укомплектованный летчиками-испытателями – давними знакомцами Воронова, имел на вооружении первую партию серийных И-185, получивших наименование По-7 и проходивших тут заодно войсковые испытания. Самолет же Андрея от них серьезно отличался. Эта машина представляла собой, по сути, до предела затюнингованный вариант По-7, ведущим конструктором которого, по договоренности с Поликарповым, был сам Воронов. Самолет собирался не на заводе, а силами Экспериментальной базы ОКБ Поликарпова, имевшей высококлассных специалистов и оборудование. То же касалось и двигателя – М-82ФН с инжекторной системой впрыска топлива, в отличие от обычных По-7, на которых стоял серийный М-82. Экспериментальная система впрыска, повышавшая мощность двигателя на сто пятьдесят лошадиных сил, как и сам двигатель, были изготовлены в единичных экземплярах и вылизаны вручную до полного совершенства квалифицированными механиками ОКБ Швецова. Сама конструкция самолета претерпела значительные изменения. Он был полностью цельнометаллический, из дорогих дюралюминиевых сплавов и высококачественных сталей там, где это требовалось. Достигнутая этим экономия веса и повышенная мощность двигателя позволили вооружить машину тремя мощными авиапушками и усилить бронирование. Вместо одного лобового бронестекла, как на серийных По-7, добавили еще и боковые. Бронеспинка кресла пилота из композитной брони выдерживала попадание 20-мм снаряда, локальной защитой были прикрыты и наиболее уязвимые узлы двигателя.

Серийное производство этой машины, естественно, не планировалось. Чтобы вообще обосновать ее создание, Андрей предложил Сталину награждать особо отличившихся асов не только звездой Героя, но и кое-чем более нужным на войне – личным самолетом, намного превосходящим по характеристикам любой истребитель противника. Заодно вызывая здоровую зависть у остальных пилотов, особенно возможностью установить конфигурацию вооружения машины в соответствии с индивидуальным заказом награжденного. Кому-то хочется побольше стволов, а кому-то – покрупнее калибр. Дело вкуса, лишь бы уложились в довольно немаленькие весовые ограничения. Пяти-шести самолетов, собираемых в месяц силами Экспериментальной базы, для этого вполне достаточно. Вождю идея понравилась, и он дал Воронову карт-бланш, посоветовав подумать также и о наградных танках и другом вооружении – чем танкисты хуже летчиков? Андрей обещал, хоть и не очень представлял как. Поликарпова же долго уговаривать не пришлось, и уже в начале июня два первых образца поступили на испытания в Летно-исследовательский институт ЦАГИ. Теперь же все четыре готовых экземпляра находились здесь. На втором летел постоянный напарник Андрея Марк Галлай, на еще двух – выделенные Рычаговым для охраны Воронова опытные летчики-истребители.

Шла уже четвертая неделя жестокой бойни на западных границах СССР. После задержки первого дня немецкие ударные группировки все-таки переправились на восточный берег и рванули вперед. Вернее, попытались рвануть, но блицкриг получался какой-то неправильный. С одной стороны – сильного сопротивления острия танковых групп Гота, Гудериана, Клейста и Гепнера, за исключением регулярно сокрушаемых ими заслонов на дорогах, не встречали. С другой – разрушенные мосты, заминированные дороги, неожиданные засады и ожесточенные штурмовки советской авиацией сильно замедляли движение, а постоянные нарушения снабжения, вызванные действиями подвижных групп советских войск в тылу танковых дивизий и той же авиацией, и вовсе приводили к многочисленным остановкам в ожидании подвоза горючего и боеприпасов. Люфтваффе, хоть и не оправились полностью от урона первого дня боев, сумели наладить активное патрулирование в воздухе, перебросив к тому же истребительные резервы с запада. Что, разумеется, ослабило ПВО Рейха, но, видимо, Гитлер решил, что Восточный фронт сейчас важнее. Поэтому, хотя бомбардировочная авиация немцев пока сильной активности все еще не проявляла, но истребительная вела ожесточенные бои за господство в воздухе на направлении главных ударов. В результате в воздухе пока сохранялся паритет, говорить о чьем-либо превосходстве было нельзя. Советская штурмовая и бомбардировочная авиация несла значительные потери, но свою задачу – ослабление немецких ударных группировок – выполняла.

В итоге изрядно уже потрепанные группы Гудериана и Гота к началу третьей недели боев вышли к «Линии Сталина» в районе Минска, где и остановились, не в силах прорвать ее с ходу. В ожидании отставших пехотных дивизий они время от времени тыкались в советскую оборону в разных местах, пытаясь нащупать слабую точку, но пока безрезультатно. А вот группа армий «Север», пользуясь более благоприятными условиями Прибалтики, продвинулась дальше. Танковая группа Гепнера достигла линии советской обороны, проходившей по Западной Двине и, приложив немалые усилия, прорвала ее, форсировав реку и устремившись к Таллину. Правда, ликующий, на фоне неудач своих коллег, Гепнер не знал, что это была не основная линия советской обороны в Прибалтике. Основная, в которую ему предстояло уткнуться через пару дней, проходила чуть дальше – от Чудского озера, через Тарту, к Рижскому заливу. И пропустили его туда не случайно. Советский Генштаб во главе с Василевским готовил операцию на окружение группы армий «Север», хотя многие, включая Воронова, относились к ее проведению скептически. Но решение Ставкой было принято, и сейчас четыре советских мехкорпуса, а также вспомогательные подразделения стягивались к городку Идрица, из-под которого и планировалось «подрубить» танковый клин Гепнера.

С начала войны Андрей регулярно, хоть и безрезультатно, напоминал Сталину о своей просьбе отправить его на фронт. Наконец вождю надоело, и тот, ухватившись за представившийся повод – необходимость присутствия инспектора Ставки при начинающемся наступлении – просьбу удовлетворил. Обставив это, разумеется, многочисленными условиями, главное из которых – линию боевого соприкосновения не пересекать ни при каких обстоятельствах. Соответствующие инструкции были доведены и до летчиков сопровождающего Андрея звена.

Советское наступление началось двадцатого июля. После авиационно-артиллерийской подготовки около тысячи танков и самоходок четырех мехкорпусов взломали полевую оборону пехотных дивизий Десятого армейского корпуса, прикрывавшего правый фланг ушедшей вперед Четвертой танковой группы Гепнера. Два из них двигались вдоль шоссе на Ригу, другие два – несколько восточнее его, заходя в тыл танковой группе. За мехкорпусами тянулись остальные восемь стрелковых дивизий ударной армии под командованием Ватутина, осуществлявшей контрудар. Еще два мехкорпуса входили в состав армии, возглавляемой генералом Захаровым, пока остающейся в резерве. Одновременно отвлекающий удар был нанесен одним мехкорпусом из района Тарту по левому флангу Четвертой танковой группы. По плану Ватутин должен был выйти к Рижскому заливу, преодолев около двухсот километров, на девятый день наступления, полностью отрезав немецкую ударную группировку. А возле моря его ждал Балтийский флот, не допустивший в первый день войны минирования выхода из Финского залива и потому сохранивший свободу передвижения.

Операция началась превосходно. Раздавив танками находившуюся на марше и потому не готовую к обороне ближайшую немецкую пехотную дивизию, мехкорпуса продвинулись за первый день почти на сорок километров – вдвое против запланированного. Судя по радиоперехватам, это привело штабы группы армий «Север» в состояние, близкое к панике. Особенно на фоне посыпавшихся туда от полевых частей истерических воплей о ужасных, непробиваемых русских танках – с начала войны это был первый случай массового применения Т-34 и тяжелых самоходок.

На второй день командование притормозило мехкорпуса – стрелковые дивизии не поспевали за ними, что создавало угрозу флангам. Решение правильное, но давшее противнику, проникшемуся серьезностью ситуации, время на организацию обороны. Поэтому на третий день мехкорпуса столкнулись с сильным сопротивлением окопавшихся пехотных дивизий, усугубленным тем, что советское наступление вынуждено было развиваться вдоль единственного имевшегося там шоссе. «Непробиваемые» танки при правильном подходе к делу оказались не такими уж и непробиваемыми. Немцы эффективно использовали против них тяжелую дивизионную артиллерию и большое количество 88-миллиметровых зенитных пушек, имевших по штату и бронебойные боеприпасы. Появление такой массы зениток оказалось неприятной неожиданностью – по данным разведки, их тут должно было быть намного меньше.

Но особенно досаждала немецкая авиация, действовавшая гораздо активней, чем ожидалось, исходя из известных сведений о силах Первого воздушного флота Люфтваффе, поддерживавшего группу армий «Север». К вечеру появились неподтвержденные сведения от летчиков о встрече в воздухе с самолетами, несущими обозначения частей, входящих в Восьмой авиакорпус фон Рихтгофена – самое элитное соединение Люфтваффе. Это многое могло объяснить, в том числе и количество зениток – корпус имел в своем составе многочисленные зенитные части. Но откуда он тут взялся? По имевшимся данным, корпус должен быть на совсем другом участке фронта. Андрей, четвертый день протиравший штаны в штабе руководившего всей оперативной группой Жукова, решил, что пора посмотреть ситуацию на месте. Заодно и понюхать, наконец, пороху…

…Под крылом истребителя тянулось шоссе, забитое советскими войсками. В направлении острия главного удара двигались подразделения стрелковых дивизий и колонны снабжения, в обратную сторону – санитарные машины и пустые грузовики. По обочинам дороги чернели остатки подбитой, еще чадящей дымом техники, свидетельствующие о проходивших здесь буквально только что ожесточенных боях. Даже с высоты полета заметно было, что узкое, усеянное воронками от взрывов шоссе с трудом справляется с транспортной нагрузкой. Повсюду виднелись заторы. От созерцания неразберихи на шоссе Андрея отвлек доклад от пары прикрытия, летевшей выше на километр:

– Прямо по курсу наблюдаю воздушный бой!

Воронов присмотрелся. Впереди, километрах в пяти-шести, мельтешил рой черных точек, изрыгающих цветные, причудливо закручивающиеся в стороны жгуты трассеров. Судя по динамике боя, там сошлись в схватке истребители. А где же бомбардировщики? Андрей переключил рацию на частоту передового командного пункта, управлявшего боем. Вызванные тем для усиления дежурные звенья тоже искали бомберов и не находили. Не может быть, чтобы немецкие истребители прилетели только порезвиться высоко в небе над советскими войсками. Нет, они должны были связать боем прикрывавшие шоссе советские самолеты.

Андрей тронул органы управления, заставив машину выполнять широкую змейку с небольшим креном, чтобы обеспечить себе хороший обзор в стороны и вниз. И вовремя! Над лесом, в нескольких километрах левее шоссе, он заметил низко подкрадывающиеся на бреющем силуэты «лаптежников», пробравшиеся незамеченными к нашей транспортной артерии. Времени на раздумья не было. Еще минута-полторы – и стервятники окажутся над плотно забитой советскими войсками дорогой.

Воронов нажал удобно расположенную под левой рукой кнопку передатчика и сообщил на командный пункт о своем открытии.

– Атакуем одновременно! – Это уже своему ведомому Марку Галлаю.

Быстро прикинул тактику боя. Тройка бомберов шла практически перпендикулярным курсом. И слишком низко, чтобы атаковать их с пикирования – не хватит высоты на вывод. Значит – либо, снизившись, зайти им в лоб, либо, пропустив противника под собой, переворотом зайти в хвост. Но там ждут бортовые стрелки. Снизу у Ю-87 стрелка нет, но свою нижнюю полусферу немецкие пилоты обезопасили полетом на бреющем. В лоб тоже нехорошо – у пилота есть курсовые пулеметы, которыми тот не замедлит воспользоваться. Значит… Выбор оптимального варианта занял не больше секунды – сказался опыт тысяч виртуальных боев, – и в следующее мгновение самолет Андрея уже выполнял сложную вертикально-горизонтальную змейку с расчетом сойтись с противником на встречно-пересекающемся курсе. Среди неоспоримых достоинств такого решения затесался один «небольшой» недостаток – прицеливание с такого ракурса было крайне сложным, а на стрельбу по стремительно проносящейся мимо цели оставались доли секунды. Поэтому требовалась максимальная концентрация внимания.

Вот истребитель уже несется на бреющем, уравняв высоту с противником. В десятке метров под крыльями в бешеном темпе мелькают верхушки деревьев. Одно неверное движение ручкой – и в следующее мгновение лес станет могилой незадачливого пилота. На лобовом стекле вырисовывается стремительно увеличивающийся силуэт бомбера. Теперь выбор упреждения. Рассчитать его на таком ракурсе нереально, остается только положиться на интуицию, основанную на опыте. Рука сама чуть двигает ручку управления, а нога давит на правую педаль, вынося перекрестие прицела примерно на полтора корпуса перед носом «лаптежника». Пора! Короткая очередь из трех мощных пушек заставляет самолет сильно вздрогнуть. Около десятка снарядов ушли к цели.

Удивительно, но за ту секунду, в течение которой машина противника проносилась мимо, глаза Андрея успели увидеть многое. Например, зарегистрировать два попадания. Первым у «лаптежника» оторвало правую «лапу», кувыркнувшуюся в воздухе прямо перед носом у истребителя Воронова. А вот второе пришлось прямо по кабине стервятника.

А еще Андрей успел заметить нарисованные на борту фашиста, слева от фюзеляжного креста, две буквы, обозначавшие принадлежность ко второй штурмовой эскадре Люфтваффе, входившей в состав авиакорпуса фон Рихтгофена. Значит, он таки действительно здесь!

Заложив боевой разворот, Воронов осмотрелся. Врагов оставалось двое – о судьбе третьего красноречиво свидетельствовал черный столб дыма в конце пробитой падающим самолетом в ветвях деревьев просеки. Следовавший за ведущим на дистанции в полкилометра Галлай, видимо, промазал – сказался недостаток боевого опыта. До шоссе оставалось еще километра полтора – надо успеть атаковать второй раз, потому что оставшиеся немцы сворачивать с боевого курса из-за гибели товарища явно не собирались. Разворачиваясь, самолет Андрея на несколько секунд попал в сектор обстрела бортстрелков «Юнкерсов», чем те не преминули воспользоваться, дав пару очередей из своих спаренных пулеметов. Но на такой угловой скорости шансов попасть у них практически не было – трассеры прошли далеко в стороне.

За счет большой разницы в скорости Андрей обогнал в боевом развороте медлительных «лаптежников» и заходил теперь справа, почти перпендикулярно их курсу. Так он был недосягаем для бортстрелков.

Еще очередь! Теперь попадание получилось более полным – немецкая машина еще в воздухе развалилась на несколько кусков. Марк тоже не подвел – последний бомбер рухнул в сотне метров от шоссе. Успели! Уйдя горкой в высоту, Андрей заметил вдалеке еще несколько троек «лаптежников». Но их уже атаковали наведенные с поста управления дежурные звенья истребителей…

После того как вместе с механиками опрокинули по сто граммов «за почин» на фоне двух свеженарисованных на борту самолета звездочек – наземные войска подтвердили факт сбития почти сразу же, Андрей поспешил в штаб. И прибыл туда очень вовремя – Жуков устраивал разнос командующему авиацией Северно-Западного фронта генерал-лейтенанту авиации Кравченко:

– Вы нам срываете все сроки наступления! Под трибунал пойдете! – орал разбушевавшийся генерал. – После того, как вам придали такое количество авиационных соединений, вы не способны обеспечить господство в воздухе на направлении главного удара?!!

– Активность немецкой авиации оказалась гораздо выше, чем ожидалось. Наши данные об их авиационной группировке были неполны. Требуется усиление резервами… – попытался оправдаться тот.

– Ерунда! – перебил его Жуков. – Это пустые отговорки!

– Он прав, – вмешался Андрей. – Наши войска штурмует авиакорпус фон Рихтгофена, которого здесь быть не должно.

– Что?! С чего вы это взяли? – Гнев командующего группировкой обратился теперь на Воронова. – Пытаетесь прикрыть своего подельника? Вместе с ним отправитесь под трибунал!

– Товарищ Жуков! – Андрей намеренно не обратился к командующему по званию, чтобы привести того в чувство. – Прошу на меня не орать и тем более не грозить трибуналом! Я не ваш подчиненный!

Жуков, которого поначалу ввел в заблуждение летный реглан Воронова, так и не снятый Андреем после вылета, вспомнил, что этот молодой человек – инспектор Ставки и, по слухам, личный советник Самого. Поэтому резко сбавил градус разговора.

– Откуда у вас такая информация? – поинтересовался он уже почти спокойным, деловым тоном.

– Только что сбил двоих, – похвастался Андрей. – У них на бортах опознавательные знаки частей, принадлежащих Восьмому авиакорпусу. Это неспроста. Немцы тут явно что-то планировали, корпус Рихтгофена где попало не появляется.

Жуков озабоченно задумался:

– Хорошо, я обращусь в Ставку с просьбой усилить нас авиацией. И срочно ко мне начальника разведотдела штаба фронта! Посмотрим, что задумали немцы.

Ответ пришел на пятые сутки наступления. За день до этого ценой значительных усилий советские войска перерезали главную транспортную магистраль, по которой шло основное снабжение Четвертой танковой группы. Теперь та оказалась практически окруженной. Оставшиеся севернее небольшие проселочные дороги не могли полностью удовлетворить ее потребности, тем более что и они вот-вот будут перекрыты. В тот же день арьергард группы Гепнера, развернувшись на сто восемьдесят градусов, попытался деблокировать шоссе, но увяз во встречном бою с правофланговым мехкорпусом советской ударной армии.

А на следующее утро все перевернулось. Из лесов около Двинска, совершенно неожиданно для советского командования, выскочила Третья танковая группа Гота, которая, по всем данным, должна была сейчас топтаться у оборонительной линии чуть севернее Минска. Ясно было, что ее скрытый поворот на север начался еще до начала советского контрнаступления и имел совсем другие задачи. И хотя планы немцев были нарушены, но наличие целой, пусть и немного потрепанной в предыдущих боях, танковой группы у основания советского «клина» пришлось очень кстати. Прикрывавшие его левый фланг стрелковые дивизии не были готовы к противостоянию с таким сильным противником. И к вечеру Гот, разметав их оборонительные порядки, вклинился в советскую оборону настолько, что угрожал перерезать теперь уже основную транспортную артерию армии Ватутина. А сложная ситуация в воздухе не позволяла остановить его авиаударами.

Андрей примчался в штаб Жукова к вечеру, сразу после последнего вылета. В небе сегодня было жарко, с самого утра немцы пытались блокировать советские аэродромы, чтобы не допустить штурмовки наступающих порядков группы Гота. На борту его самолета добавилась еще одна звездочка, заработанная тяжелым трудом. Распаренный после боя Воронов попал на не менее жаркое совещание в штабе. Еще в полдень Жуков отдал приказ находившейся в резерве армии Захарова нанести удар по флангу Третьей танковой группы, не допустив блокирования коммуникаций ударной армии. Теперь же обсуждались распоряжения, которые следовало отдать Ватутину. Мнения разделились: одна часть генералов высказывалась за прекращение наступления и переход к обороне или даже за отступление к старой границе. Другая же, во главе с самим Жуковым, была категорически против, считая, что Захаров в состоянии обезопасить фланги и операцию на окружение Четвертой танковой группы следует продолжать.

Резоны в этой позиции были. Кроме уже введенной в сражение армии Захарова, включавшей в себя два мехкорпуса и пять стрелковых дивизий, заканчивала сосредоточение еще одна резервная армия. Она, состоявшая из шести стрелковых и одной кавалерийской дивизий, по первоначальному плану должна была уплотнить кольцо окружения немецкой группировки. Итого, две резервные армии, и это не считая сидевших на оборонительной линии многочисленных частей. Войска Жукова имели значительное численное преимущество над противником, даже с учетом внезапно появившейся Третьей танковой группы, что позволяло ему считать возможным продолжение операции.

«Ага, преимущество! Пока твои стрелковые дивизии развернутся, Гот десять раз успеет им в тыл зайти!» – думал Андрей, но вслух ничего не сказал – его дело наблюдать и докладывать в Ставку.

Конец спорам положила пришедшая поздно ночью директива Ставки за подписью Сталина, Тимошенко и Василевского. Она категорически предписывала прекратить наступление и немедленно начать отвод частей ударной армии на исходные, перед контрнаступлением, позиции. Недовольный Жуков, бормоча что-то про перестраховщиков в Генштабе, скрепя сердце отдал Ватутину соответствующий приказ.

Последовавшие за этим события полностью подтвердили своевременность этого приказа. Один мехкорпус Захарова уперся в плотную оборону немецких пехотных дивизий, ожидавших флангового удара и хорошо к нему подготовившихся. Второй же, вступивший во встречное сражение с танковыми дивизиями Гота, понес серьезные потери и под конец еще и подвергся фланговому удару с востока от скрытно сманеврировавшей внутри «котла» танковой дивизии из состава группы Гепнера. После чего практически прекратил свое существование как боевая единица. Так как основное сражение происходило не совсем у основания советского «клина», а несколько севернее, малоподвижные стрелковые дивизии обеих резервных армий не успели добраться до места действия. Только благодаря вовремя полученному приказу на отход Ватутин успел развернуть свои мехкорпуса и прорвать с севера только что захлопнутое соединившимися частями Третьей и Четвертой танковых групп кольцо окружения. Из-за понесенного ими в последние дни ущерба, а также из-за действий советской авиации, завоевавшей наконец, после длительных усилий и ценой тяжелых потерь, господство в воздухе в районе боевых действий, эффективно противодействовать немецкие части были не в состоянии. Армия Ватутина вышла из несостоявшегося «котла» организованно и в полном составе.

После возвращения Андрея из командировки на фронт Сталин поинтересовался у него впечатлениями от действий советских войск.

– Общее впечатление – маневренная война против немецких танковых групп нам пока не по зубам. Не тот еще уровень координации действий войск, связи и способности многих командиров своевременно реагировать на резко меняющиеся обстоятельства. Решение Ставки о прекращении операции было, безусловно, верным. Но войска получили бесценный опыт, который очень пригодится нам при следующих контрнаступлениях.