– Не думаю, что вам понадобится, но на всякий случай вот в этом сейфе лежат папки со всеми телефонными номерами и адресами, – сказал, вручая ключ, Александр Николаевич Поскребышев, новый «шеф» Андрея. Лысая голова «шефа» при этом слегка покачивалась из стороны в сторону, словно бы говоря о неуверенности своего обладателя в том, что он делает.

– Понятно. А нет ли у вас укороченного списка «горячих» номеров, для повседневного использования?

– Нет. Мне он не нужен, я все номера наизусть помню. Можете составить себе сами. Но выносить это отсюда нельзя. – Говоря это, Александр Николаевич с интересом разглядывал умными, глубоко посаженными глазами своего новоиспеченного сотрудника.

Официально должность Воронова называлась довольно длинно: «помощник по специальным вопросам заведующего особым сектором ЦК». Звучало солидно и пугающе для неосведомленного уха. На самом деле за грозным названием «особый сектор ЦК» скрывался личный секретариат Генерального секретаря ЦК РКП(б) И.В. Сталина. А его заведующим и был Поскребышев. Так что можно было смело определить нынешнее положение Андрея как «секретарь секретаря секретаря». Вот такая тавтология. Фактически же круг обязанностей Воронова определялся лично Сталиным и, поэтому Поскребышев, у которого и без того было три помощника и значительное количество второстепенных сотрудников секретариата, не совсем понимал смысл этого назначения. Но с распоряжениями Хозяина он спорить не привык и покорно взял на себя обустройство этого странного, неизвестно откуда появившегося около Сталина молодого человека в хозяйстве секретариата. Кабинета, естественно, Воронову не выделили, не по чину, да и неоткуда было взяться в довольно ограниченных, сгруппированных возле приемной Сталина на втором этаже Сенатского корпуса владениях секретариата свободному помещению. Поэтому Андрею пришлось ограничиться письменным столом и личным сейфом, приткнутыми в угол соседней с приемной Хозяина комнаты, рядом с еще двумя столами работников канцелярии Вождя. В тесноте да не в обиде, так как только здесь, в помещениях секретариата, расположенных после поста, проверявшего и разоружавшего всех входящих в приемную Сталина, Андрей избавлялся от обязательного сопровождения своей охраны, приставленной вождем. Пара охранников сопровождала его теперь везде, сменяясь каждые сутки второй парой. Кроме этой постоянной четверки наверняка было еще и негласное сопровождение. Ведомственную принадлежность «своей» четверки Воронов затруднялся определить. Ходили они в гражданских костюмах, имели, как выяснил Андрей, чекистские звания, а приказы получали непосредственно от Сталина. Выяснить, были ли эти молчаливые люди работниками какого-либо отдела НКВД, подчиненными начальника охраны Сталина генерала Власика или вообще сотрудниками пресловутой личной спецслужбы вождя, не представлялось возможным. Да и не имело особого значения. В любом случае они были особо доверенными людьми вождя, так как по его распоряжению обязаны были присутствовать при каждом разговоре Андрея с любым человеком, кроме самого Сталина и, что не удивительно, Рычагова. То есть тех людей, которые знали о настоящем «облике» Воронова. Как и предполагал Андрей, вождь решил не делиться с товарищами по партии новым источником информации, отсюда и все ограничения. Охрана не выпускала Воронова из внимания даже в квартире, которую выделил ему Сталин. Квартира в доме новой постройки была разделена на две части: спальню и небольшой салон, где обитал Андрей, соединялись они с большой прихожей, по размерам не уступавшей спальне. Оттуда же была дверь на кухню. Охрана постоянно находилась в прихожей, где для ее удобства были поставлены диван и стол. Комнаты Андрея прослушивались, причем охранники демонстративно не скрывали этого. «А если я захочу девку привести?» – чуть было не стал выяснять у Сталина Воронов, но вовремя себя одернул, вспомнив недавний «урок». Вообще-то даже «квартира усиленного режима» вначале показалась Андрею счастьем, он ожидал после своих дурацких выходок более строгого отношения. Но, видимо, Сталин решил не перегибать палку, лишь указав Воронову, хоть и несколько малоприятным способом, на границы его поведения. Так что сидение взаперти отменялось, что чрезвычайно радовало Андрея.

И еще Сталин дал ему понять, что дальнейшие послабления режима и вообще его карьера и влияние здесь будут теперь зависеть исключительно от него самого. Вернее, от его успехов в работе. «То, что вы хороший рассказчик, вы уже доказали. Теперь посмотрим, какой вы работник», – прямо сказал ему вождь.

Направления деятельности, указанные Андрею Сталиным, удивления не вызывали – этого Воронов и ожидал. Устранение известных технических недоработок в военной технике, определение направлений ее развития и организация «стратегических» проектов – атомного и ракетного.

К этому Андрей, закончив с обустройством в секретариате, и приступил.

Первым, самым насущным заданием, полученным от вождя, была подготовка к совещанию высшего военно-политического руководства страны, срочно назначенному Сталиным на завтрашний день. Повесткой дня совещания являлось, само собой, обсуждение подготовки страны к обороне в свете резкого изменения внешнеполитической обстановки. Это то, что сообщили приглашенным на совещание. Андрею же предстояло несколько обострить дискуссию сообщением о якобы полученном по неким каналам плане германского нападения на СССР. Каковой план ему и предстояло сегодня в срочном порядке изобразить. На том, чтобы эту информацию представлял сам Андрей, настоял Сталин, руководствуясь какими-то своими соображениями. Поэтому, разрешив все организационные вопросы, Воронов, усевшись за свежеобустроенным письменным столом, принялся вычерчивать с помощью импортного набора цветных карандашей на найденной в недрах секретариата карте средних размеров план «Барбаросса», первый вариант которого уже месяц как рожал в недрах ОКВ немецкий генерал с абсолютно не подходящей для этого фамилией Маркс. Работа шла медленно. Андрей напрягал память, как мог, но выжать из нее больше, чем примерную схему очередного «Drang nach Osten», не получалось. С трудом вырисовались стрелки трех основных немецких ударов плюс действия их финских союзников. О точном количестве войск противника, не говоря уже про номера частей, и речи не было. Тем не менее, обозрев после часа напряженной работы свое вымученное творение, Воронов решил, что общая картина вроде бы получилась более-менее верной. С этим уже можно было идти на доклад.

Совещание проходило в кремлевском кабинете Сталина. Народу собралось не очень много, только основные «игроки». От военных присутствовали: нарком обороны Тимошенко, недавно назначенный начальник генштаба Мерецков, заместители наркома обороны Шапошников, Кулик, Буденный, начальники – ГРУ Голиков, Главного автобронетанкового управления Федоренко, Главного управления ВВС Рычагов, Оперативного отдела генштаба Ватутин и его заместитель Василевский (приглашенный Сталиным по «наводке» Андрея как самый перспективный стратег из «молодых»), Нарком РККФ Кузнецов, ну и, конечно, председатель Комитета обороны Ворошилов. Из гражданских – только Молотов и Берия.

Пока собирались участники, Андрей, в гражданском костюме, который он теперь по праву носил, как официально уволенный из «рядов», тихо сидел на стуле в углу кабинета, держа в руках свернутую в трубочку схему. Входящие тихо здоровались с ним, не обращая никакого особого внимания и ни о чем не спрашивая. Сидит себе человек в кабинете вождя, значит, так надо, случайно зашедших тут не бывает. Дисциплинка среди сталинских наркомов впечатляла, все прибыли ровно в назначенное время, ни на секунду не опоздав.

Совещание открыл Сталин. Кратко осветив ситуацию, он обратил особое внимание собравшихся на то, что сухопутных противников в Европе у Германии не осталось.

– Развитие войны в воздухе и на море в последние недели указывает и на уменьшение вероятности высадки немцев на Британских островах. У них нет для этого ни сил, ни средств, а летний сезон заканчивается, скоро в Ла-Манше начнутся шторма. Есть основания предполагать, что к следующему году ситуация для немцев лучше не станет. Британия не намерена прекращать эту войну, а значит, Германия попадает в стратегический тупик, блокированная с моря и зависящая от поставок из СССР. В этой ситуации ее руководство может решиться устранить фактор неопределенности, нависающий над ее восточной границей, то есть напасть на нас.

Легкий шумок пронесся среди слушавших. Слишком уж новая сталинская оценка ситуации отличалась от прежней. Сталин положил погасшую трубку на стол и продолжил, предупреждая возражения:

– К нам в руки попал документ, представляющий собой предварительный план разгрома СССР. Сейчас товарищ Воронов представит его вам. Кстати, кто с ним незнаком, – вождь при этих словах хитро улыбнулся в усы, – это новый работник секретариата, занимающийся подбором материалов по специальным вопросам.

Начальник ГРУ Голиков недоуменно посмотрел на Берию. Тот, в свою очередь, незаметно пожал плечами. Руководителям обеих конкурирующих разведслужб было, разумеется, известно, что у Сталина имеются свои источники информации, но чтобы обе разведки прошли мимо такого важного документа, было просто невероятно.

– Товарищ Сталин, а это не дезинформация? – не выдержал Голиков, не обращая на Андрея, вешавшего на доску свою схему, никакого внимания. Видимо, считал его просто техническим работником. Более опытный Берия, к тому же кое-что знавший о странных обстоятельствах появления Воронова в окружении Хозяина, напротив, с интересом рассматривал его.

– Сведения получены от не вызывающего сомнений источника, – загадочно ответил Сталин. – Сам документ не является точным, план нападения пока еще находится на начальной стадии разработки.

Новость вызвала довольно бурные эмоции у генералов. Лишь Рычагов, единственный, кому был известен истинный «источник» документа, сохранял спокойствие. Что тоже не укрылось от внимательного взгляда Лаврентия Павловича.

– Итак, товарищи, – начал Андрей. – Германское руководство предполагает возможным разгром Красной Армии в течение одной летней кампании, за три-четыре месяца. Для этого развертывание ударной группировки в составе порядка 200—250 дивизий должно быть закончено к середине-концу мая следующего года. Крайняя дата начала операции – 22 июня. Ситуация на континенте позволит сосредоточить на советской границе почти все танковые и авиационные подразделения и большую часть пехотных дивизий Германии и ее союзников. Предполагается также одновременное вступление в войну Финляндии. Для прикрытия развертывания войск будут предприняты беспрецедентные меры дезинформации. Операция начнется с массированного авианалета на советские аэродромы, штабы и военные заводы. После чего подвижные ударные группировки всех трех групп армий наносят удары по сходящимся направлениям с целью окружить советские войска, выдвинутые к новой границе.

Андрей с помощью указки продемонстрировал на карте соответствующие стрелки и продолжил рассказ. Расписав все основные этапы операции, он закончил. В кабинете царила напряженная тишина.

– Это вообще-то творческое развитие плана Шлиффена, с учетом новейшей техники, – первым решился нарушить молчание «главный» советский военный теоретик, бывший царский полковник Шапошников. – Это нереально. Я бы сказал, попахивает дезинформацией.

– Я же сказал, что нет! – буркнул Сталин. – Предлагаю дальше обсуждать именно в этом русле.

– Если это правда, тем хуже для немцев! – воскликнул старейший сталинский соратник маршал Ворошилов. – Мы нанесем контрудары по флангам их ударных группировок. Только идиоты могут рассчитывать уничтожить Красную Армию за три месяца! С таким планом они не дойдут даже до Минска, не говоря уже о Урале!

– Французские генералы тоже так считали! И где теперь Франция? – возразил Сталин и злорадно добавил: – А еще, один советский маршал гарантировал уничтожить финскую армию за две недели. Не надо недооценивать противника!

Ворошилов после прозрачного сталинского намека сразу скис. Зато очнулся нарком обороны Тимошенко:

– Германская армия, несомненно, серьезный противник. Но, если мы опередим их в развертывании, то можем значительно повысить плотность прикрытия границы стрелковыми дивизиями с усилением, а планируемые к созданию подвижные мехкорпуса использовать для э… контрударов.

– После чего немцы решат не нападать, а мы останемся без урожая, так как вы мобилизуете людей и технику, – хмуро заметил глава правительства Молотов.

– А иначе останемся без страны! – сразу же вступил в перепалку Тимошенко.

– А если нанести превентивный удар? – примирительно предложил Ватутин.

– Это нежелательно по политическим соображениям, – сказал Сталин. – Да и с военной точки зрения довольно сомнительно. Я предложил товарищу Воронову сделать анализ всей имеющейся информации и спрогнозировать возможное течение войны. Давайте послушаем его выводы.

Это предложение Сталина обрушилось на Андрея, мирно слушавшего дискуссию у доски с картой, абсолютно неожиданно. Никакого предварительного предупреждения о необходимости выступления с каким-либо анализом не было. «Эээ… мы так не договаривались! Я же не готов! Это что, очередной сталинский экзамен?»

Присутствующие удивленно-заинтересованно повернулись к Воронову. Что это еще за аналитик такой появился? Деваться было некуда.

– Пожалуй, начнем со сравнительного анализа сильных и слабых сторон Вермахта и Красной Армии, – приступил к делу Андрей. – Прежде всего, все части немецкой армии имеют внушительный опыт боевых действий. Это уже само по себе значительный плюс. Тактическая подготовка германских командиров и даже простых солдат намного превышает таковую в нашей армии. Кроме того, в Вермахте поощряется инициатива, низовой командир имеет право действовать по обстановке, не запрашивая каждый раз разрешения. Это способствует более быстрому реагированию на изменившиеся обстоятельства. Германские механизированные части представляют собой практически идеальный и, что самое главное, уже успешно опробованный инструмент для проведения глубоких операций, или, по немецкой терминологии, – «блицкриг». Они состоят из подобранных в удачной пропорции танковых и мотопехотных подразделений, умеющих действовать совместно. Танки, стоящие на вооружении Вермахта, имеют высокую надежность и прекрасные боевые качества, во многом превосходящие даже наши новые опытные танки, еще только готовящиеся к серийному производству. Да, у нас танков намного больше, но их боеспособность, техническое состояние и методика применения значительно уступают немецким. Кроме того, немцы увеличивают производство бронетехники, а также вводят в строй большое количество трофейных французских танков, так что наше количественное преимущество постепенно уменьшается. Вообще, механизация Вермахта гораздо выше, чем у нас. Немцы имеют, в расчете на каждую тысячу военнослужащих, в три раза больше автомашин и тягачей, а по грузоподъемности – в пять раз. Так как сегодняшняя война имеет мобильный характер, это может являться решающим преимуществом. Наши части просто не успеют за немецкими.

Андрей промочил горло водой из стоявшего на столе стакана и продолжил:

– Самолетов у нас тоже больше, но с качеством и умением их применять дело обстоит еще хуже, чем в танковых войсках. Мы задержались с разработкой нового поколения боевых машин, и поэтому все наши самолеты значительно уступают немецким аналогам по тактико-техническим характеристикам, особенно по максимальной скорости. С надежностью тоже не все хорошо, до культуры производства немецкой авиапромышленности нашей далеко. Индивидуальная и тактическая подготовка летчиков Люфтваффе, прошедших за последний год три сложные кампании, также на высоте. Наш средний пилот значительно уступает им.

Но самое главное преимущество немецкой армии – во взаимодействии частей. Прежде всего это обеспечивается развитой системой связи, особенно радиосвязи. Насыщенность радиостанциями во много раз превосходит нашу, они установлены практически на всех танках и самолетах, имеются почти во всех пехотных частях, вплоть до взвода, что позволяет добиться слаженности действий всех видов войск, реагировать на изменение обстановки, вовремя вызывая артиллерийскую и авиационную поддержку и оперативно корректируя их огонь. К этому можно добавить прекрасно организованную разведку, включая авиационную с использованием специально сконструированных для таких целей самолетов. Все это в комплексе позволяет, действуя относительно небольшими мобильными силами, нанести поражение пусть и превосходящим, но медленным, «слепым» и «глухим» силам противника, разбивая его части поодиночке, одну за другой.

Воронов закашлялся и опять отпил воды. В кабинете стояла глухая тишина, генералы удивленно смотрели на него, слегка обалдев от неожиданности и откровенности ТАКОГО анализа.

– Есть у немцев и недостатки. Во-первых, это наличие огромного количества штабов, иногда с перекрывающимися полномочиями, что часто ведет к неразберихе. Чем выше уровень, тем больше это проявляется. Второй недостаток вытекает из достоинств, а именно мобильности и моторизованности. Передовым, удаленным от баз и постоянно маневрирующим частям требуется постоянное снабжение большими количествами горюче-смазочных материалов, то есть они очень чувствительны к перебоям в снабжении. Это их слабое место, и надо это использовать. В-третьих, мобилизационный потенциал Германии достаточно низок. Это касается всего и в первую очередь самых квалифицированных специалистов – пилотов. У немцев нет системы быстрой подготовки большого количества летчиков, и поэтому после потери подготовленных до войны они столкнутся с острым дефицитом качественных летных кадров. Это только один из факторов, показывающих неготовность Германии к длительной войне.

В связи со всем этим я предполагаю, что полученный нами немецкий план может быть успешен до определенного этапа. Если мы не предпримем никаких дополнительных мер, то практически все имеющиеся у нас на западе кадровые части погибнут в приграничных котлах в первые две-три недели войны, окруженные и лишенные снабжения и управления. Оборонительную линию на новой границе мы достроить не успеем, более того, из-за ее строительства будет значительно ослаблена старая, поэтому вырвавшиеся на оперативный простор бронетанковые кулаки легко ее прорвут. Достижение этого этапа означает, по мнению немецких стратегов, практически выигрыш войны. Они, видимо, недооценивают наш мобилизационный потенциал и волю к сопротивлению. Тем не менее мобилизация резервистов и переброска частей из Средней Азии и Дальнего Востока позволят в лучшем случае замедлить продвижение уже потрепанных немецких войск и остановить их с наступлением холодов на линии Ленинград – Москва – Харьков – Таганрог, а возможно, и за ней. В любом случае мы теряем основные промышленные и сельскохозяйственные центры. Дальнейший ход войны уже трудно предсказать.

Андрей перевел дух. Присутствующие, в массе, с неприязнью смотрели на него. Некоторые поглядывали на Сталина, пытаясь угадать по его лицу отношение к сказанному. Но вождь с отсутствующим видом пыхтел трубкой, ни на кого не глядя.

– Мне кажется, вы сгущаете краски. Преувеличиваете мощь германской армии, – опять первым мягко отреагировал Шапошников.

– Да это вообще клевета на Красную Армию! Из какого пальца ты высосал этот дурацкий анализ? – гораздо грубее возмутился маршал Кулик.

– Действительно, – поддержал их Тимошенко. – У Красной Армии тоже есть боевой опыт. Испания, Халхин-Гол, ммм… Зимняя война, наконец.

– Не так уж много частей имеют этот опыт, и не такой уж он положительный, – огрызнулся Андрей. «Вот подставил, усатый! А я теперь должен отдуваться!»

– И это не компенсирует остальных недостатков, – добавил он.

– Германия слаба ресурсами. В условиях блокады с моря она не выдержит затяжной войны, – высказал свое мнение Молотов.

– На первое время заберут у нас. Да и не так уж мало у них есть. На пару-тройку кампаний хватит. Сможем ли мы столько продержаться? – парировал Андрей.

Берия, протиравший пенсне, вдруг резко поднял голову и, пристально посмотрев на Рычагова, спросил:

– А почему вы молчите, товарищ Рычагов? Вы что же, согласны с нелицеприятным мнением товарища Воронова о нашей авиации?

«Хитер! Что-то подозревает наверняка. Почему Сталин решил не делиться тайной хотя бы с ним? Или все-таки частично рассказал?» – задумался Андрей.

Рычагов мрачно оглядел с нетерпением ждущих ответа генералов и лаконично сообщил:

– Полностью согласен. Так оно и будет.

Признание Командующего ВВС подействовало на сразу притихших собравшихся отрезвляюще. Призрак военной катастрофы, от которого они до этого лениво отмахивались, вдруг обрел зримую плоть.

Внезапно поднялся из-за стола Сталин:

– Так как будем оборонять страну, товарищи военачальники? – строго спросил он, возвращая разговор в деловое русло.

Встал Мерецков:

– Присоединяюсь к мнению Ватутина о необходимости превентивного удара. Это самый верный вариант – взять инициативу в свои руки.

– Согласен. Только решительный удар по врагу приносит успех! – поддержал его маршал Буденный, наверняка вспоминая свои лихие кавалерийские броски.

Андрей взглянул на Сталина, который опять изображал из себя сфинкса, и понял, что тот снова предоставил ему отбиваться в одиночестве.

– Нельзя. Будет только хуже. Ударные группировки завязнут в обороне пехотных дивизий Вермахта в то время, как его подвижные части нанесут эти ваши пресловутые контрудары по флангам. В итоге – то же окружение, только на 50—70 километров западнее. И части, которые на нашей территории могли бы еще вырваться из котлов и продолжать сопротивление, там погибнут наверняка. Поймите же, РККА в нынешнем состоянии не соперник Вермахту в мобильной войне.

– Так что же нам, сдаваться, по-твоему? – возбужденно прокомментировал Кулик. – Ты сам что предлагаешь, аналитик хренов?

Андрей, конечно, много размышлял об этом. Еще ТАМ. Но высказываться было немного страшновато. Все-таки огромная ответственность. Вдруг он ошибается? Не такой уж специалист. Немного поколебавшись, он решился:

– Заранее отступить к старой границе, оставив минимум войск прикрытия. Закрепиться стрелковыми дивизиями на линии УРов, укрепив и расширив их. Она короче, чем новая граница, и лучше оборудована. Будет выше плотность прикрытия. Дополнить мощной полевой обороной. Все это, соблюдая секретность и создавая у противника впечатление, что наша основная группировка находится у границы.

– Оставить советскую территорию? – возмутился Ворошилов. – Это преступление! Чего мы этим добьемся?

– Вот именно, – согласился с ним Мерецков. – Просто так отступить? Это потеря инициативы, а противника никак не задержит.

– Нет, не просто отступить. Вспомните войну с Наполеоном. Слабое место Вермахта – коммуникации. По ним и надо бить. Для этого достаточно действовать малыми группами, с заранее подготовленной инфраструктурой. Кроме того, все железные и просто дороги, мосты и важные здания тоже должны быть заминированы заранее. Так что легкой прогулки для немцев не будет. Они не готовы противостоять такому типу войны. Поэтому не надо жертвовать почти всей кадровой армией, чтобы задержать противника на те же пару недель. Прочно закрепившись на старой границе, мы сможем парировать возможные прорывы врага подвижными мехкорпусами, находящимися в резерве каждого фронта, но не такими, как планируется, а раза в четыре меньше, но полностью укомплектованными.

– Может, получится, – сказал Шапошников. – А если все же прорвут и линию УРов?

– Иметь значительный мобильный резерв Ставки, оперативно перебрасывать авиацию. Кроме того, нужно создать и вторую линию обороны. По левому берегу Днепра.

– Как план первоначального сдерживания подходит, – решился вступить Василевский. – Но на каком-то этапе надо перехватывать инициативу и переходить в наступление. Хотя бы на отдельных участках. Иначе, в конце концов, противник прорвет любую оборону.

Высказался и Тимошенко:

– Кадровой армии не хватит на все это. Будем проводить мобилизацию? Когда и сколько?

– Чтобы не спугнуть немцев, придется проводить ограниченную мобилизацию. Часть кадровых дивизий заранее перебросить с Дальнего Востока.

– Нельзя. Угроза вступления Японии в войну достаточно велика, – возразил Молотов.

– Не очень велика, – наконец принял участие в дискуссии Сталин, знавший, естественно, гораздо больше остальных. – И мы ее еще уменьшим политическими методами. Еще есть существенные возражения против предложенного плана? Нет? Тогда через неделю жду вас всех с детальными соображениями.

Кабинет опустел. Андрей почувствовал, как напряжение, наконец-то, начало отпускать. Сталин грузно сел в кресло и устало развалился в нем.

– Что, тяжело? – спросил он, глядя на Воронова.

– Да.

– А мне каково, а? Ведь ответственность за все на мне…