Савицкий сдержал обещание и уже назавтра, ранним утром, еще до начала полетов, появился в сопровождении своего ведомого над аэродромом полка. Заложив над едва освещенной просыпающимся солнцем полосой лихой вираж, оба По–пятых сели прямо с разворота, по «гусарски», без лишнего прицеливания. Любого другого пилота, отчебучившего подобный «номер», ожидали бы немалые неприятности, но командир дивизии на аэродроме подчиненного ему полка мог себе такое позволить. Справедливости ради надо заметить, что риска никакого не было — квалификация Савицкого, пожалуй, превосходила совокупный летный опыт всего личного состава авиаполка, включая и Андрея с Федоткиным. Несмотря на относительную молодость комдива — ему исполнился всего тридцать один год, тот уже освоил более десятка типов самолетов и налетал не одну тысячу часов. Причем значительную их часть — инструктором в училище, тренируя курсантов. Так что уж взлетов–посадок у него точно имелось за десять тысяч…
Приземлившись и загнав самолет на стоянку, высокий гость затребовал транспорт. Получив требуемое, прибыл на аэродромной полуторке в штаб полка, расположенный в деревне, в которой был расквартирован летный состав части.
Появление Савицкого в штабе, где комполка как раз ставил боевую задачу командирам эскадрилий, вызвало некоторый переполох. Но полковник только поднял руку и произнес: «Товарищи командиры, продолжайте, пожалуйста, как будто меня здесь нет!» Тихо примостился в углу на грубо сбитой крестьянской лавочке, возле коптилки из сплюснутой снарядной гильзы, едва разгонявшей рассветный полумрак, стараясь не мешать. Федоткин, озабоченно косясь на неожиданного гостя, продолжил:
- Итак, задача — расчистка воздушного пространства над переправой через Западную Двину. Ее, вернее ледовое покрытие, служащее для переправы, должны будут уничтожить пикировщики, чтобы предотвратить отход немецких войск из намечающегося котла через развилку дорог у бывшего моста. В других местах западный берег реки слишком крутой и обрывистый — техника не пройдет, поэтому данная переправа является основной для отступления противника и командование, — тут комполка опять покосился на сидящего с отсутствующим видом командира дивизии, — считает ее уничтожение важнейшим делом. В операции задействованы крупные силы из состава нашей воздушной армии. Сначала новейшие скоростные штурмовики Ил–2 нейтрализуют 88–миллиметровые зенитки, позиции которых вскрыты нашей воздушной разведкой, подойдя на бреющем, чтобы уменьшить вероятность поражения от малокалиберной зенитной артиллерии. После чего новейшие же пикировщики Ту–2 нанесут точные удары тяжелыми бомбами по ледовому покрытию у развилки.
Он отпил глоток горячего чая из металлической кружки и перешел к более конкретным вещам, непосредственно касающимся предстоящей работы:
- По данным разведки, переправа постоянно прикрыта сверху двумя восьмерками истребителей противника, патрулирующими ее окрестности на высоте три–четыре километра. Что указывает на особую важность, которую придает ей немецкое командование. Поэтому, выдвинувшись первыми, мы должны связать эти силы врага боем, позволив, таким образом, штурмовикам и бомбардировщикам спокойно выполнить свою задачу. Приказом командира дивизии полк вылетает на задание в полном составе, за исключением дежурного звена, остающегося на аэродроме в готовности к немедленному взлету. Ударную группу из пяти звеньев возглавит заместитель командира подполковник Воронов. Приказываю группе подойти к переправе курсом двести девяносто на высоте четыре километра на максимальной скорости и обрушиться всеми силами на противника. Я возглавлю дежурное звено, оставаясь на связи.
Решение комполка Андрея не удивило. Чего–то подобного он и ожидал, вполне в привычном уже стиле Федоткина. А вот план атаки ему категорически не понравился. Атаковать сразу всеми силами в непроясненной до конца обстановке — не лучшее решение. Тем более, что у Воронова имелись сильные подозрения о присутствии в районе переправы над дежурными восьмерками еще и группы пресловутых «экспертов». Зачем свободным охотникам искать свои жертвы неизвестно где, когда и ежу понятно, что советские самолеты наверняка будут прорываться к переправе. Вот на отбившихся от строя и можно поохотиться! Поэтому так глупо подставляться под возможный удар не стоит. И так уже в полку осталось чуть более двух десятков боеспособных машин! Часть неисправны, а часть — потеряны в тяжелых боях. Пополнения ни техникой, ни людьми пока не ожидалось. И надо их беречь, особенно людей. Хоть и случились пару раз в полку фронтовые чудеса, когда через несколько дней в часть возвращался сбитый летчик, родным которого уже отправили похоронку, но шестеро пилотов не вернутся, увы, никогда…
Пока Андрей формировал в голове возражения против плана комполка, со своего места поднялся Савицкий:
- Товарищи командиры! Я очень рад, что свой первый боевой вылет на фронте мне предстоит совершить в компании таких опытных воздушных бойцов, как вы, выполняя важнейшее задание. Поэтому считаю необходимым внести коррективы в план товарища Федоткина. Прежде всего, ударную группу возглавлю я сам. Во–вторых, считаю, что командир полка должен быть вместе с большей частью подчиненных ему сил, а не оставаться на земле с одной резервной четверкой!
Федоткин под внимательным взглядом комдива заметно поскучнел. Конечно, неприятно, когда тебя буквально силой выпихивают в неприветливое фронтовое небо, если ты уже привык командовать боем, спокойно сидя в теплом и безопасном штабе. Командир полка молчал и Андрей решил, что пришло время высказаться и ему:
- Товарищ полковник, разрешите… Считаю слишком неосмотрительным одновременную атаку всеми силами сразу. Кроме патрульных звеньев, противник может оставить на более высоком эшелоне засаду из «свободных охотников». Были прецеденты… Предлагаю разделить ударную группу на три: две атакующие и одну прикрытия. Подход к цели выполнить на высоте не четыре километра, а на два–три выше. Вместе с истребителями командира дивизии и его ведомого в нашем распоряжении имеется двадцать машин, не считая остающейся на земле дежурной четверки. Поэтому каждая атакующая группа будет состоять из шести истребителей, а прикрытие — из восьми. Остающееся на высоте прикрытие обеспечит спокойную работу ударных групп и, в случае необходимости, придет на помощь.
- Согласен! — поддержал его Савицкий. — Товарищ Воронов со своим ведомым и еще одно звено составят вместе со мной группу прикрытия, а атакующие возглавит подполковник Федоткин. Кто–то еще хочет высказаться?
Желающих не нашлось. Молчал и командир полка. Теперь, когда ему самому предстояло лезть в пекло, возражать против изменения плана он, видимо, счел излишним.
День обещал быть ясным и солнечным. Летчики переминались с ноги на ногу, поскрипывая утрамбованным возле стоянок снегом, в терпеливом ожидании команды на запуск. Наконец, раздалось долгожданное: «По самолетам!», и толстые, в зимнем обмундировании, фигурки пилотов неуклюже но споро, пользуясь помощью техников, начали залезать в кабины. Машины уходили в небо одна за одной, как бы «выпрыгивая» из бушевавшего на полосе снежного вихря, поднятого мощным потоком воздуха от винтов истребителей. Вслед за парой Савицкого взлетел и Андрей, качнув аэродрому на прощание спешно залатанным после вчерашнего крылом (опять Савельич ночь не спал!). В сопровождении своего верного ведомого Гроховского, без лишних разговоров выпущенного Федоткиным из–под ареста сразу после вчерашнего визита комдива. Так как даже особист части, вначале заинтересовавшийся было делом, разобравшись, сразу же охладел к этому, явно бесперспективному, начинанию командира полка.
Переправа встретила их обманчивой тишиной и спокойствием. С высоты почти семи километров не было видно никакого движения отступающих немецких войск. Дышалось на такой высоте с трудом, поэтому выше не полезли, хотя «эксперты» противника наверняка «сидят» километрах на восьми, не меньше. Раньше спускались и ниже, однако напоровшись пару раз на эшелонированное по высоте построение советских истребителей, быстро прекратили такую практику. Но кислородного оборудования в полку не имелось, а без него в преддверие стратосферы не поднимешься. Ничего, мы их не на высоте ловить будем, тем более, что там у «худого» некоторое преимущество из–за большей высотности мотора.
Ужасный, удесятеренный огромной высотой мороз больно колол тело мириадами иголок, пробираясь и сквозь плексиглас закрытой кабины, и сквозь зимний комбинезон, надетый поверх привычного реглана, и сквозь меховые перчатки. Немного спасало тепло от двигателя, расположенного у летчика буквально между ног, но для обогрева всего тела его не хватало. Хоть форсаж врубай, чтобы повысить мощность «печки»! Но для форсажа еще рано, хотя Андрей подозревал, что через пару минут станет жарко и без него. И не ошибся…
Обе дежурные восьмерки фрицев обнаружились почти одновременно. Да они почти и не скрывались, барражируя на высоте около четырех километров и попеременно проходя над переправой. Находившиеся значительно выше советские самолеты, да еще и подошедшие со стороны солнца, те наверняка пока не заметили. Согласно плана, обе сформированные еще на земле ударные группы, по три пары каждая, склонив книзу широкие носы своих машин, «посыпались» на противника, с каждой секундой набирая скорость. Звено Савицкого и вторая «засадная» четверка остались пока на высоте. Учитывая неожиданность нападения и известную нелюбовь фашистских «орлов» к игре не по собственным правилам, двенадцати наших истребителей должно было хватить для разгона шестнадцати неприятельских. Если все пойдет по плану…
По плану, естественно, пошло не все. Обе группы атаковали одновременно. Пары, для большей эффективности, действовали автономно. Несколько «Мессеров» задымили, два или три сразу пошли к земле, остальные прыснули в стороны, причем не сразу — сказалось отсутствие нормального обзора назад в кабине «Мессершмитта». Андрей уже не в первый раз наблюдал, как опытные, вроде бы, немецкие пилоты в упор не замечают, что их рядом летящий товарищ только что был сбит!
Все пары атаковавших резко пошли вверх, чтобы сохранить превосходство в энергии для следующей атаки. Все, кроме одной. Она пошла по широкому радиусу куда–то вправо–вверх, выполняя что–то вроде косого неправильного виража. Андрей злорадно ухмыльнулся — не надо было видеть номер самолета ведущего, чтобы понять, чья это пара. Только комполка регулярно уклонялся от совместных тренировок и вообще от полетов. Поэтому о причине произошедшего догадаться было нетрудно — отвыкший от подобных нагрузок Федоткин, в результате резкой смены давления из–за стремительного пикирования с высоты семи до четырех километров, маневрируя на выходе из атаки, банально, как желторотый курсант, потерял ориентацию в пространстве. Хорошо еще вниз, к немецким зениткам не ушел!
Ухмылка, однако, быстро сползла с лица Воронова — ведь за комполка обязан был следовать ведомый, который в раздолбайстве своего ведущего виноват не был ни в малейшей степени. А «эксперты», если они здесь, стопроцентно атакуют именно отколовшуюся от основной группы пару. Но не успел Андрей предупредить командира об опасности, как в эфире раздался уверенный баритон командира дивизии, отреагировавшего быстрее:
- Дрозд, твою мать! Здесь Дракон! Немедленно уходи вверх!
/* Дракон — исторический позывной Евгения Яковлевича Савицкого*/
То ли подействовал командирский голос Савицкого, который, как помнил Воронов из мемуаров, тот долго отрабатывал на специальных тренировках, то ли Федоткин уже сам оклемался, но его пара вдруг резко изменила направление движения, рванувшись вверх. Однако запаса скорости, потраченного в злополучном вираже, на набор высоты уже не хватало и комполка перешел в горизонтальный полет. А в высоте, в разрывах редких полупрозрачных облаков, уже блеснули силуэты пикирующих «Мессеров». «Эксперты» действительно оказались тут как тут. Две пары стервятников стремительно падали на ничего пока не подозревающую жертву.
- Дрозд, над вами «худые», приготовьтесь резко отвернуть! — подсказал нерастерявшийся командир дивизии, опять опередив Воронова.
Потекли томительные секунды. Помочь попавшей в переплет паре незамедлительно не представлялось возможным. Смогут ли наши пилоты увернуться? Впрочем, ожидание совсем не было бездеятельным. Савицкий дал газ и, полого пикируя в направлении машины Федоткина, набирал скорость. Его сопровождающие последовали за ним, хотя Андрей и разорвал змейкой дистанцию для лучшего обзора. Теперь его пара двигалась более чем в километре за парой комдива. Но все эти действия совершались автоматически, а внимание было полностью обращено на пару Федоткина. Тот занимался бестолковым перекладыванием самолета с крыла на крыло, видимо в попытках обнаружить угрозу, о которой только что предупредил комдив.
- Дрозд, резко вправо! — в точно рассчитанный момент, ни мгновением раньше, ни мгновением позже, раздался в эфире спокойный голос Савицкого.
Федоткин выполнил приказ на удивление резво. Наверное, жить хотелось. Его ведомый, повторявший маневры командира, слегка замешкался и очередь прошла в опасной близости от его крыла. Четверка «охотников» незамедлительно ушла вверх после промаха. Андрей представлял, какое разочарование царит сейчас в их кокпитах! Практически верная жертва в последний момент извернулась! А ведь они так долго терпеливо ждали в засаде. Но гораздо большее разочарование ожидало немецких асов в ближайшие секунды. Ведь их готовился покусать сам «Дракон»!
Двигатели поршневых самолетов недостаточно мощны, чтобы компенсировать все потери энергии на трение об воздух при больших скоростях полета. Поэтому немцы вышли из горки километра на полтора ниже, чем были в начале атаки. Прямо на той высоте, на которой подходил со стороны солнца разогнавшийся Савицкий. Атака «Дракона» была стремительна — поднырнув сзади под горизонтально летящую и не ожидающую подвоха четверку «худых» тот короткой, но смертельно точной очередью развалил на куски передний «Мессершмитт» и ушел вверх. Шокированные немцы, потерявшие, видимо, своего командира, даже не попытались начать преследование нахала.
Андрей решил тоже поучаствовать в избиении зазевавшихся «экспертов», благо у него имелся необходимый избыток скорости. Но, по привычке, сначала осмотрелся. И ахнул! На пару комдива стремительно заходили еще два «Мессера», оставленные предусмотрительными охотниками на высоте. Воронов решительно двинулся им наперерез.
- Дракон, опасность сзади–слева! — заорал он в эфир. — Пытаюсь отсечь!
Сразу отсечь не вышло — слишком велико оказалось расстояние до вражеских самолетов. Но предупрежденный комдив резко сманеврировал и первая атака противника сорвалась. Обладая избытком скорости, разъяренные немцы выполнили энергичный боевой разворот, заходя в атаку повторно. И тут–то и встретились на пересекающихся курсах с парой Воронова, спрямившей путь. Для пилотов «худых» это стало неожиданностью и довернуть они не успели, а вот у Андрея было время рассчитать упреждение. И результат оказался соответствующим — со стороны было видно, как быстро сблизились четыре силуэта, сверкнула вспышка выстрела, и разошлись только три. Один, со свастикой на киле, горя, направился прямиком к земле.
А ниже, тем временем, события шли своим чередом. Дежурные восьмерки немцев, прореженные после первой атаки, немного посопротивлялись для приличия, но, обнаружив отсутствие решительного преимущества на своей стороне, предпочли ретироваться, оставив переправу без прикрытия. И вовремя! Внизу протянулись яркие дымные полосы — подошедшие в заранее оговоренный момент штурмовики атаковали эрэсами позиции тяжелых зениток. В ответ к ним протянулись густые трассы двадцатимиллиметровых мобильных «Флаков», которым легче было работать по низколетящим целям. Но попасть по скоростным машинам, умело выполняющим противозенитный маневр, не так–то легко! Тем более, что «Илы» не оставляли без внимания и сами грузовики с установленными в них малокалиберными зенитными установками. А с востока приближались со своими тяжелыми гостинцами четверки пикировщиков Ту–2. Праздник только начинался, но время вышло, бензин израсходован наполовину — пора домой. Уже появились «сменщики» из соседнего истребительного полка, взявшие под контроль воздушное пространство над переправой.
Звено, сопровождавшее комдива, задержалось на несколько минут над полем боя — Савицкий хотел понаблюдать за действиями «смежников», также подчиненных ему. Да и просто за ходом интересного боя. Поэтому на аэродром они вернулись буквально на последних каплях бензина, когда все остальные машины полка уже давно сели. Еще на пробеге Андрей заметил, что не все сели удачно — один из истребителей валялся на краю полосы с отломанной законцовкой крыла и погнутыми лопастями винта. За ним тянулся след из разрыхленного снега, как будто какой–то великан провел гигантскими граблями по утрамбованной поверхности аэродрома. Впечатление было такое, что кто–то не очень чисто выполнил посадку на брюхо. «С чего бы это?» — удивился Воронов. «Вроде бы никто в бою повреждений на получал! Или по пути домой нарвались?»
Еще больше он удивился, когда, сдав парашют верному Савельичу, привычно козырнувшему на стоянке вернувшемуся из боя командиру, подошел поближе к месту аварии. Судя по номеру на киле, разбившаяся машина принадлежала не какому–нибудь вчерашнему курсанту, а самому Федоткину. Методом опроса возившихся возле самолета механиков выяснилось, что командир полка жив, получил при посадке несколько ушибов и царапин и находится в лазарете. О причинах аварии они толком ничего сказать не могли — видели только, как истребитель криво зашел на посадку с убранным шасси, проигнорировав знаки прыгавшего у посадочного «Т» аэродромного сигнальщика, пытавшегося флажками просигнализировать ему об этом. Елозя брюхом по снегу и раскачиваясь из стороны в сторону, самолет с диким скрипом выскочил за пределы полосы и задел концом правого крыла за какой–то плохо сровненный бугорок. Слава богу, скорость в этот момент была уже сравнительно низкая.
Андрей со всех ног бросился в лазарет. За ним последовал и сильно удивленный комдив, собиравшийся было направиться в штаб на разбор выполненного вылета, пока его машину обслуживают на стоянке. В лазарете выяснилось, что ничего страшного не произошло. Бледно–зеленый Федоткин, лежа на кушетке с перевязанной головой, рассказал слабым голосом, что, приближаясь к аэродрому, внезапно почувствовал резкую боль в животе и сильное головокружение. Зрение также было смазано. Кое–как, на грани потери сознания, смог плюхнуть самолет на полосу, отделавшись парой ушибов. Сам Федоткин считал, что от переживаний у него опять открылась давно, вроде бы, залеченная язва желудка. Полковой врач после беглого осмотра согласился с таким диагнозом и настаивал на эвакуации подполковника в тыловой госпиталь, ссылаясь на свою недостаточную компетенцию в лечении таких вот заболеваний. Вот переломы или ушибы — совсем другое дело!
Андрей, переглянувшись с комдивом, отдал необходимые указания. Командира полка со всем тщанием погрузили в кузов грузовичка и, в сопровождении фельдшера, отправили в тыл. Нельзя сказать, что Андрей до конца поверил в историю про язву, но Федоткин ему до чертиков надоел и Воронов был рад избавиться от него на время хоть бы и таким способом. Конечно, можно было проявить бдительность и проверить все тщательнейшим образом на предмет уклонения от выполнения воинского долга, но Андрей все же сформировался как личность совсем в другом мире и такая мысль у него даже и не появилась. Баба с возу — кобыле легче! Впрочем, Савицкий, даром что являлся «местным» жителем, был, как оказалось, точно такого же мнения:
- Вот что Андрей! — заявил тот, когда они вышли из лазарета. — Давай–ка принимай полк. Этого пусть после выздоровления в другую часть направляют, я позабочусь…