Прелестна шлюха из Клозинтауна, прелестна. Черны волосы у шлюхи из Клозинтауна, черны. В ее комнате на втором этаже салуна десятки книг, она читает их, когда ждет, истории с началом и концом, если попросишь, она расскажет их тебе. Совсем молода шлюха из Клозинтауна, совсем молода. Сжимая тебя коленями, она шепчет: любовь.

Шатци говорила, что ее услуги стоили как четыре кружки пива.

Вожделение к ней шевелится в штанах у всего городка.

Если придерживаться фактов, то она прибыла туда, чтобы стать учительницей. С тех пор, как уехала девица МакГи, из школы сделали склад. Так что она прибыла сюда. Она все устроила, и дети начали покупать тетради, карандаши и все остальное. По мнению Шатци, она знала свое дело. Она все делала просто, и у нее были книги, понятные книги. К тому же старшие мальчики вошли во вкус, они приходили когда хотели, учительница была красива, и наконец тебе удавалось прочесть надписи под головами бандитов, тех, что вывешивались в конторе шерифа. Это были те мальчики, которые уже стали мужчинами. Она сделала ошибку, оставшись с одним из них наедине, как-то вечером, в опустевшей школе. Она прижала его к себе, она занялась с ним любовью и вложила в нее все вожделение мира. Позже, когда это стало известно, мужчины тоже пошли бы наверх, но жены сказали, что она шлюха, а не учительница.

— Верно, — сказала она.

Она закрыла школу и отправилась в другую часть улицы, в комнату на втором этаже салуна. Тонкие руки у шлюхи из Клозинтауна, тонкие. Ее звали Фанни.

Все любили ее, но только один — по-настоящему, это был Пэт Кобхэн. Он оставался внизу, пил пиво и ждал. Когда все было кончено, она выходила.

— Привет, Фанни.

— Привет.

Они ходили вперед и назад, от начала городка до его конца, прижавшись друг к другу во мраке, и говорили о ветре, который никогда не кончался.

— Спокойной ночи, Фанни.

— Спокойной ночи.

Пэту Кобхэну было семнадцать лет. Зеленые глаза у шлюхи из Клозинтауна, зеленые.

— Если хочешь понять их историю — сказала Шатци — ты должен знать, сколько патронов в одной пистолетной обойме.

— Шесть.

Она говорила, что это прекрасное число. Подумай. Заставь этот ритм звучать. Шесть выстрелов, один два три четыре пять шесть. Прекрасно. Слышишь тишину после этого? Вот это и есть тишина. Один два три четыре. Пять шесть. Тишина. Это как вздох. Каждые шесть выстрелов — вздох. Ты можешь дышать быстро или медленно, но каждый вздох прекрасен. Один два три четыре пять. Шесть. Теперь: вздох, тишина.

— Сколько патронов в обойме?

— Шесть.

— Тогда я расскажу тебе эту историю.

Пэт Кобхэн смеется внизу, на бороде у него осела пивная пена, руки пахнут лошадьми. В салуне играет скрипач, владелец дрессированной собачки. Люди бросают монеты, собака подбирает их и приносит хозяину, становясь на задние лапы, опускает монеты ему в карман. Скрипач слепой. Пэт Кобхэн смеется.

Фанни трудится наверху, между ног у нее сын пастора. Любовь. Сына пастора зовут Янг. На спину он набросил рубашку, у него мокрые от пота черные волосы. И что-то похожее на ужас в глазах. Фанни говорит ему: трахни меня, Янг, но он твердеет и лишь слегка касается раздвинутых бедер — белые чулки с кружевами чуть выше колен, а потом — ничего. Он не знает, куда смотреть. Она берет его руку и кладет у себя между бедер. Вот так, Янг, говорит она. Ласкает его. Ты красивый, Янг, говорит она. Проводит языком по ладони, смотрит ему в глаза, затем поворачивается и ласкает его легчайшими прикосновениями. Давай, говорит Янг. Давай. Тогда она охватывает ладонью его член и сжимает его. Он закрывает глаза и думает: я не должен думать. Ни о чем. Она рассматривает собственную руку, пот на лице Янга, на его груди, потом снова смотрит на руку, которой слегка проводит по его члену. Он мне нравится, Янг, я хочу его, хочу твой член. Янг лежит на боку, опираясь на локоть. Локоть дрожит. Иди ко мне, Янг, говорит она. У него закрыты глаза. Иди же. Он поднимается над ней и входит меж раскрытых бедер. Вот, Янг, вот так, говорит она. Он открывает глаза. В глазах что-то похожее на ужас. С гримасой на лице, он соскальзывает с нее. Подожди, Янг, говорит она, обними меня за шею, поцелуй. Подожди, говорит он.

Пэт Кобхэн смеется внизу и бросает взгляд на часы с маятником позади стойки. Он заказывает еще пива и играет серебряной монетой, пытаясь удержать ее в равновесии на краю пустого стакана.

— Хочешь за меня замуж, Фанни?

— Не говори глупостей, Пэт.

— Я серьезно.

— Перестань.

— Я тебе нравлюсь, Фанни?

— Да.

— И ты мне нравишься, Фанни.

Монета падает в стакан, Пэт Кобхэн переворачивает стакан, вытряхивает монету на деревянную стойку, выливается немного пива, немного жидкости, немного пены. Он берет монету и вытирает ее о штаны. Смотрит на нее. Он хотел бы ее обнюхать. И снова кладет ее на край стакана. Бросает взгляд на часы. Думает: Янг, ублюдок, ты кончил? Сладко пахнет шлюха из Клозинтауна, сладко.

Фанни соскальзывает вниз и касается Янга губами, он смотрит на нее, ему это нравится. Он запускает руку ей в волосы и проводит по ним. Она берет его за руку и отводит, продолжал целовать. Он смотрит на нее. Он снова кладет руку ей на голову, она останавливается, поднимает к нему глаза и говорит: не волнуйся, Янг. Молчи, говорит он, и притягивает к себе ее голову, Она берет в рот и закрывает глаза. Она скользит вперед-назад, все быстрей и быстрей. Да, шлюха, да, говорит он. Вот так. Она открывает глаза и видит блестящую от пота кожу на животе Янга. Видит мышцы, которые сокращаются рывками, точно в агонии. Давай, требует он. Не останавливайся. Точно в агонии. Он смотрит на нее. Ему нравится. Смотрит на нее. Потом кладет руки ей на плечи, сильно сжимает и неожиданно отталкивает назад, укладываясь на нее. Потише, Янг, говорит она. Он закрывает глаза и наваливается на нее. Тише, Янг. Она ищет рукой его член, но он отталкивает ее. С силой вдвигается между бедер. Дерьмо, говорит он. Дерьмо. Ко лбу прилипли волосы, вымокшие от пота. Дерьмо. Снова внезапно соскальзывает с нее. Она поворачивает голову, на мгновение поднимает глаза к небу и вздыхает. И он видит. Видит это.

Пэт Кобхэн поднимает глаза и глядит на часы за стойкой. Потом смотрит на широкую лестницу, ведущую на второй этаж. Потом смотрит на стакан с пивом, стоящий перед ним.

— Эй, Карвер.

— Да, Пэт.

— Остуди немного.

— Ты уходишь?

— Вернусь.

— Все в порядке, Пэт?

— Все о'кей, да, все о'кей.

— Ну ладно.

— Остуди немного.

Он остается, облокотившись на стойку. Поворачивается, чтобы бросить взгляд на дверь салуна. Сплевывает на пол, растирает плевок сапогом и смотрит на повлажневшую пыль на полу. Вновь поднимает голову.

— Смотри, чтобы кто-нибудь не нассал здесь, — и улыбается.

— Почему ты не идешь домой, Пэт?

— Сам иди, Карвер.

— Ты должен пойти домой.

— Не указывай мне, что я должен.

Карвер качает головой. Пэт Кобхэн усмехается.

Поднимает стакан с пивом и делает глоток. Ставит стакан на место, поворачивается, рассматривает широкую лестницу, ведущую на второй этаж, смотрит на черные стрелки на белом, пожелтевшем от времени циферблате. Ублюдок, тихо говорит он.

Янг обернулся, протянул руку к портупее, висящей на стуле, вытащил из кобуры пистолет и теперь сжимает его в кулаке. Касается стволом кожи Фанни.

Белая кожа у шлюхи из Клозинтауна, белая. Она хочет подняться. Лежать, говорит он. Прижимает ствол пистолета к подбородку. Не двигайся. Не ори. Что ты задумал, говорит она. Заткнись. Он ведет пистолетом по ее коже, все ниже и ниже. Раздвигает ноги. Он ставит пистолет между ее бедер. Прошу тебя, Янг, говорит она. Медленными толчками он вдвигает пистолет в нее. Потом вынимает и потихоньку вновь продвигает внутрь. Тебе нравится? — спрашивает он. Она начинает дрожать. Разве ты не этого хотела? — спрашивает он. Пистолет вдвигается все глубже. Она выгибает спину, нежно прижимает руку к щеке Янга. Прошу тебя, Янг, говорит она. Умоляю. И смотрит на него. Он останавливается. Успокойся, говорит она. Ты милый мальчик, Янг, правда? Ты милый мальчик. Слезы текут из ее глаз, заливают лицо. Дай мне обнять тебя, мне нравится обнимать тебя, иди сюда, Янг, обними меня. Она говорит тихо и неотрывно смотрит на него. Останься со мной, мы займемся любовью, хочешь? Да, говорит он. И вновь начинает двигать пистолет вперед и назад. Мы займемся любовью, говорит он. Она закрывает глаза. На лице — гримаса от боли, которая обезображивает ее. Умоляю тебя, Янг. Он смотрит на ствол пистолета, который входит в мякоть плоти. Видит, что все залито кровью. Большим пальцем взводит собачку. Мне нравится заниматься любовью, говорит он.

Мать твою, говорит Пэт Кобхэн. Отодвигается от стойки и отворачивается. Вернусь, говорит он. Он проходит мимо столика братьев Касторп, приветствует их, слегка коснувшись двумя пальцами шляпы. Черной шляпы.

— Все отлично, Пэт?

— Да, господа.

— Сволочной ветер сегодня.

— Да, господа.

— И никак не прекратится.

— Отец говорит, что он устанет.

— Отец.

— Он говорит, что ни одна лошадь не может проскакать всю жизнь.

— Ветер — не лошадь.

— Так — говорит отец.

— Так говорит?

— Да, господа.

— Скажите ему, пусть иногда показывается здесь.

— Да, господа.

— Скажите ему.

— Да, господа.

— Хорошо.

Пэт Кобхэн кивает им и направляется к лестнице. Смотрит наверх и ничего не видит. Поднимается на несколько ступенек. Он думает, что неплохо бы иметь пистолет. Его отец не хочет, чтобы он расхаживал с пистолетом. Так ты не вляпаешься в какую-нибудь историю. Никто не стреляет в безоружных. Он останавливается. Бросает взгляд вниз, на часы за стойкой. Он не может точно вспомнить, сколько времени прошло. Пытается вспомнить, но не может. Глядя на салун сверху, он думает, что похож на птицу, которая устроилась на ветке. Вот раскрыть бы прекрасные крылья, слегка задеть голову каждого из присутствующих и присесть на шляпу слепого музыканта. У меня были бы блестящие черные глянцевые перья, думает он, в то время как его правая рука нащупывает в кармане брюк жесткие очертания ножа. Маленького ножа со складным лезвием внутри деревянной рукоятки. Он глядит вперед, но ничего не видит. Дверь закрыта, за ней тишина, ничего. Я просто дурак, думает он. Останавливается, опустив взгляд рассматривает свой сапог на ступеньке. Изношенная кожа покрыта густой пылью. Два удара каблуком по дереву. Он наклоняется и пальцем полирует носок сапога. В этот миг сверху доносится звук выстрела и сдавленный крик. И он понимает, что все кончено. Затем он слышит второй выстрел, потом третий, и четвертый, и пятый. Он неподвижен. Он ждет. В голове у него приглушенное жужжание, и все кажется таким далеким. Он чувствует, что его грубо отталкивают, и люди с криками несутся по лестнице. Он видит только сверкающий носок сапога. Он ждет. Но ничего не слышит. Тогда он снова встает, поворачивается и медленно спускается по лестнице. Пересекает салун, выходит и вскакивает на лошадь. Он скачет всю ночь и еще до рассвета прибывает в Абилен. Он скачет еще день, скачет на север, пересекает Бартльборо и Коннокс, едет по реке до Контертауна и несколько дней скачет к горам. Бербери, Таксон-Сити, Поллак, и так до Фул-Крика, где проходит железная дорога. Он едет вдоль путей милю за милей. Кварцсайт, Колтаун, Олдбридж, и затем Райдер, Рио-Соло, Салливан и Престон. На двадцать второй день он прибывает в местечко под названием Стоунуолл. Он смотрит на верхушки деревьев и следит за полетом птиц. Слезает с лошади, набирает полный кулак пыли, и она медленно сыплется сквозь пальцы. Здесь нет ветра, думает он. Он продает лошадь и покупает пистолет. Портупею, кобуру и пистолет. А вечером идет в салун. Он ни с кем не заговаривает, только пьет и смотрит по сторонам. Он изучает всех, одного за другим. Потом выбирает мужчину, который играет, у него белые руки без мозолей и блестящие шпоры. А также острая, тщательно ухоженная бородка.

— Этот человек передергивает, — говорит он.

— Что-то не так, парень?

— Ненавижу ублюдков, вот и все.

— Закрой-ка свой грязный рот, и побыстрее.

— Ненавижу трусов, вот и все.

— Парень.

— Мне никогда это не нравилось.

— Мы сейчас сделаем кое-что.

— Увидим.

— Я ничего не слышал, ты встаешь, исчезаешь и все оставшееся время благодаришь небо, что все кончилось так хорошо.

— Сделаем по-другому. Ты кладешь карты, встаешь и идешь передергивать в другое место.

Мужчина отодвигает стул, медленно поднимается, поворачивается и стоит, его руки вытянуты вдоль туловища и слегка касаются пистолетов. Он смотрит на парня.

Пэт Кобхэн сплевывает на землю. Поднимается. Смотрит на носки сапог, словно что-то ищет. Затем поднимает глаза на мужчину.

— Кретин, — говорит мужчина.

Пэт Кобхэн хватается за пистолет. Но не вытаскивает его. И слышит шестой выстрел, вот так. И больше ничего, никогда.

Тишина.

Какая тишина.

К дверце холодильника Шатци прикрепила стихотворение Роберта Кертса. Оно ей нравилось, и поэтому она его переписала. Нравилось не целиком, а последняя строчка, где говорилось: влюбленные умирают в едином вздохе. Весь финал был хорош, но эта строчка делала прекрасным все стихотворение. Влюбленные умирают в едином вздохе.

И еще. Шатци всегда напевала песенку, довольно глупую, которую учила еще в детстве. Это была очень длинная песня, а припев начинался так: «Красные луга в нашем раю, красные». Как песня она не представляла собой ничего особенного. Она была такая длинная, что можно было сдохнуть, не допев ее до конца. Честно.

Янг умер в камере накануне суда. Приехал его отец и выстрелил ему в лицо. В упор.