Первым, кто понял, что Патрокл мертв, был Менелай. Он бросился к месту, где лежал его труп, и, потрясая копьем и прикрывшись щитом, грозил убить каждого, кто приблизится к телу. Сначала дерзнул Эвфорб, тот, что первым ударил Патрокла: он горел желаньем похитить доспехи героя. Но Менелай воскликнул:

– Прочь отойди и не смей ко мне приближаться! Ты знаешь, что случилось с братом твоим, когда он вызвал меня биться один на один: не смог он своими ногами пройти дорогу домой, на радость супруге и престарелым родителям. Я и тебя уничтожу, если ты не исчезнешь!

Эвфорб был среди троянцев прекраснейшим, его пышные кудри держались на голове драгоценной заколкой. Крикнув, что отомстит за брата, он ударил Менелая копьем, но медное жало согнулось, встретившись с твердым щитом, тогда Менелай, подскочив к нему, что есть силы метнул свою пику в троянца, насквозь пронзив его нежную шею, кровь оросила длинные волосы. Он повалился на землю, как молодая маслина в белых цветах, в грозу пораженная молнией.

Менелай наклонился, чтобы снять с Эвфорба доспехи, и увидел, что на него несется пламенный Гектор с ужасным криком. Он испугался и, оставив тело Патрокла, отступил, ища глазами помощника. Увидев Аякса, он закричал:

– Аякс, убит Патрокл, а Гектор хочет доспехи его забрать, защитим же Патроклово тело!

Аякс обернулся, взволнованный. И поспешил на помощь. Они вернулись к Патроклу и увидали, что Гектор доспехи славные снял с него и занес меч, собираясь отрубить ему голову, а тело отдать на съеденье собакам. Аякс появился перед ним и был так грозен, что Гектор отступил к троянским дружинам. Аякс, накрыв Патрокла щитом, огромным как башня, стоял над ним, как стоит лев над своими детьми, отгоняя охотников. Троянцы, заметив, как Гектор отступил при виде Аякса, растерялись, помню, я услышал голос Главка:

– Струсил ты, Гектор, не решился биться с Аяксом, потому что ты знаешь: он сильнее тебя, ты отдал ему тело Патрокла, а оно для нас было бы ценной добычей!

И тогда Гектор сделал то, что забыть невозможно. Он догнал троянцев, относивших в город трофеи, остановил их и, сняв свои, облачился в доспехи нетленные, что Ахиллес одолжил своему другу Патроклу для боя. Он надел их, нетленные доспехи Ахиллеса, и казалось, что он был создан для них; и Гектор преисполнился бурным, воинственным духом, он шествовал перед рядами троянцев в блеске доспехов, которые столько лет внушали им ужас, теперь же Главк, Медон, Ферсилох и Астеропей взирали на них с изумлением, а Гиппофоой, Форк, Хромий и Энном – с восторгом; и Гектор воззвал к ним:

– Сражайтесь со мной, несметные наши союзники, я обещаю: с тем, кто завладеет трупом Патролка, перед кем отступит Аякс, я разделю и добычу и славу.

И все устремились вперед, обрушившись на ахейцев.

Аякс увидал, как они приближаются, и понял, что вдвоем с Менелаем не сможет остановить их. И он принялся звать на помощь: первым откликнулся Идоменей, затем Мерион, Аякс, сын Оилеев, и другие могучие воины, услышав клич, поспешили к нему. Троянцы надвигались громадой. Ахейцы же сплотились вокруг Аякса, сомкнув щиты. Первая волна троянцев их потеснила, они побежали, оставив тело Патрокла. Но Аякс снова собрал их и отбил у врагов тело друга. Битва пылала как пламя. Ноги, колена и голени, глаза и руки каждого воина были покрыты потом и пылью. Те и другие влекли Менетида в разные стороны, как тянут во время сушки шкуру вола. Патрокл…

Ахиллес пока не ведал, что его возлюбленный друг мертв. Его шатер, раскинутый подле черных кораблей, был далеко от места сражения. Он и думать не думал, что Патрокл пал у стен Трои. Я представлял, как он лежит у себя и ждет, когда вернется Менетиев сын, отогнав троянцев от ахейских кораблей, отдаст ему доспехи и они вместе отпразднуют доблестный подвиг Патрокла… но когда Ахиллес думал об этом, именно в это самое время Патрокл был уже трупом: его разрывали на части, а вокруг него гибли воины, блестели острые копья и громыхали медные щиты. Вот что надо знать о боли: она – дитя Зевса. А Зевс – сын Кроноса.

А что случилось с Ксанфом и Балием? Кстати, о боли… Бессмертные кони Ахиллеса примчали Патрокла на поле боя. А когда Патрокл упал, Автомедон угнал их подальше от сражения, собираясь отвести в безопасное место, к кораблям. Но кони, доскакав до середины долины, неожиданно замерли – их сердца разрывались от боли из-за смерти Патрокла. Возница пытался заставить их тронуться с места кнутом и ласковой речью, но они не собирались возвращаться в лагерь, они стояли как вкопанные, как каменные изваяния на могиле человека. Опустив головы, они плакали, горючие слезы текли из их глаз – так гласит легенда: они оплакивали смерть Патрокла. Бессмертные кони не были рождены для старости и смерти. Но они познали эту боль от человека: ибо из тварей, что дышат и ходят, нет во вселенной несчастнее, чем человек. Но вдруг, внезапно, кони понеслись в сторону Трои, Автомедон хотел остановить их, но они не послушались и влетели в самую гущу схватки, словно рвались в сражение – понимаете? – но Автомедон был на колеснице один, он держал вожжи и не мог убивать, кони мчали его на врага, но он не мог сражаться; обезумевшая колесница как ветер носилась по полю брани, никому не причиняя зла, бессмысленная и чудесная.

Затем данайцы стали понимать, что проигрывают битву. Некоторые, например, Идоменей, признав поражение, покинули поле боя. Другие, собираясь отступать к кораблям, все же сражались и пытались унести тело Патрокла с собой. Кто-то предложил послать вестника к Ахиллесу, чтобы рассказать ему о случившемся, все согласились, но не знали, кому поручить эта воины нужны были здесь, да к тому же никто не хотел принести страшную весть Ахиллесу. Выбор пал на любимца Пелида, что сражался вдалеке от тела Патрокла. Этим любимцем был я.

Меня зовут Антилох, я один из сыновей Нестора. Когда мой отец отправлялся под Трою, я был слишком юн и не мог отправиться с ним. И я остался дома. Но пять лет спустя, ничего не сообщая отцу, я снарядил корабль и приплыл к берегам Трои. Я пошел к Ахиллесу и рассказал ему правду: я сбежал, чтобы сражаться бок о бок с ним.Я сказал, что отец убъет меня, когда узнает. Ахиллес любовался моей смелостью и красотой. И ответил мне: «Твой отец будет гордиться тобой». Так и было. Я стал одним из них и с безрассудством юности сражался в той войне рядом с ними. До тех пор, пока однажды в разгаре сраженья я не увидел, что ко мне направляется Менелай, бегом, – он искал именно меня, а приблизившись, посмотрел мне в глаза и сказал:

– Антилох, Патрокл погиб, это худшая весть, которую я мог бы тебе принести, но она правдива, Патрокл погиб, его убили троянцы.

Я не смог сказать ничего в ответ и разрыдался прямо на поле битвы. До меня донесся крик Менелая:

– Ты должен бежать к кораблям, найти Ахиллеса и сказать ему, что Патрокл убит и что нужно что-то придумать: мы пытаемся спасти его труп от врагов, но троянцы не отступаются и сегодня они нас сильнее. Беги же!

И я помчался. Сбросив доспехи, чтобы бежать быстрее, я пересек долину, не переставая лить слезы. У судов я нашел Ахиллеса: стоя, он глядел вдаль, гадая, что происходит на поле боя. Я подошел к нему и, пряча глаза, сообщил:

– Ахиллес, сын доблестного Пелея, свершилось то, что никогда не должно бы свершиться. Горькую весть ты услышишь от меня. Пал наш Патрокл, ахейцы сражаются за его обнаженное тело, доспехи совлек с него Гектор.

Мрачное облако скорби покрыло Пелида. Упав на землю, схватил он в обе руки нечистого пепла и осыпал им голову и осквернил им свое прекрасное лицо. Из шатров прибежали пленницы и, столпившись вокруг, громко рыдали, били себя в грудь и падали на колени. Ахиллес плакал навзрыд. Я склонился над ним и сжал его руки, я боялся, что он убьет себя острым клинком. Он стонал и звал свою маты

– Мать! Я просил тебя наслать беду на ахейцев, чтобы они заплатили мне за бесчестье, но какая в том радость, когда я потерял лучшего друга, кого я больше всех почитал и любил, как себя самого! Он умер вдали от родных краев, когда меня не было рядом и я не мог защитить его. Я сидел у себя в шатре, понимаешь? Я праздно, как бесполезное бремя, сидел у судов, а он погибал, и погибали другие от ударов Гектора, а я сидел тут, я – сильнейший среди ахейцев. Пусть навеки исчезнет гнев из сердец человеческих, гнев, который сводит с ума даже мудрейших, проникая к ним в душу, как сладостный мед, и туманя им рассудок. Я должен обиду забыть. Должен выйти на поле боя и покарать убийцу любимого друга. После я тоже погибну, знаю, мать, но сначала я вырву жизнь из троянца и посею так много смерти вокруг себя, что троянские женщины будут рыдать столько же дней, сколько дней отдыхал я от брани.

Он говорил все это, рыдая, распростершись на черной земле. И тогда я сказал ему:

– Вставай, Ахиллес, сейчас ты нужен ахейцам. Они бьются за тело Патрокла, но борьба тяжела, и много ахейцев погибло. Гектор неистовый жаждет завладеть этим трупом, он хочет отрубить ему голову и водрузить на кол в поруганье. Ахиллес, поспеши туда, ведь ты не оставишь тело Патрокла на съедение псам?

Ахиллес посмотрел на меня:

– Как же вернусь я в сраженье? Мои доспехи в руках у врагов. Чьим оружьем я стану сражаться?

И тогда я ответил ему:

– Я знаю, твоим славным оружием Гектор владеет, но ты и без оружия подойди ко рву и покажись троянам, ты их напугаешь и ободришь ахейцев.

И он поднялся на ноги. И пошел в сторону рва. Мы видели, как наши воины бежали навстречу, неся тело Патрокла, и как Гектор безжалостно гнал их вперед, преследуя, он был похож на голодного льва, который лишился добычи, оба Аякса его отражали, но он налетал на них снова, как пожар, пожирающий город. Ахиллес встал на самом высоком краю рва. Он был без оружия, но горел будто пламя, будто золотое облако. Он взглянул на сраженье, а потом издал вопль, страшный, пронзительный. Троянцы задрожали, долгогривые кони кинулись прочь, зачуяв погибель. Трижды крикнул Ахиллес. Трижды ужас проник в души троянцев. Мы увидели, как они, обезумев от страха, развернули свои колесницы и унеслись с поля боя.

Ахейцы положили тело Патрокла на носилки в безопасном месте, и к нему подошел Ахиллес. С нежностью он положил руки на грудь любимого друга, эти руки, привыкшие убивать, он положил ему на грудь и застонал, и стонал без конца, словно лев, у которого в чаще леса охотник украл малышей.