В Москве я первым делом занялся поиском метиламина. Технологии его использования для обработки MDP, которые нашел Яанус, я еще раньше показывал Владу. Он же советовался с кем-то из коллег-химиков, и в итоге они составили новый алгоритм работы для установки, которую использовали Яанус и Паук в Таллине. Теперь сделать то же самое надо было и мне.

Заняться этим я предполагал здесь, в Москве или где-нибудь поблизости, поскольку переработка MDP — процесс, который не проведешь в квартире или обычном подвале. Занимает он несколько суток без перерыва, при этом все время должны работать насосы, электромоторы, вытяжки, все это шумит, и, главное, выделяется очень сильный специфический запах, который тут же привлечет внимание посторонних. К тому же надо иметь под рукой немало разных химреактивов, которые тоже пахнут отнюдь не розами. В общем, в таком деле нужная особая приватность.

Поэтому я еще раз попросил Влада изучить все возможные способы переработки нашей продукции с помощью метиламина и попробовать составить самый простой и доступный алгоритм, который можно было бы задействовать мне самому, с минимальным оборудованием где-нибудь здесь в укромном месте. Он взялся за расчеты, а я тем временем отправился за метиламином.

Наведя справки, я выяснил, что метиламин производили тогда в России всего на одном предприятии — Ангарском нефтехимическом комбинате, что неподалеку от Иркутска, рядом с Байкалом. Оттуда его закупают многие предприятия, в том числе и один из химзаводов в Московской области. Я тут же отправился туда. В отделе сбыта меня встретили очень тепло, но помочь ничем не смогли. Как оказалось, на тот момент метиламин на заводе уже закончился, а новая партия должна была поступить из Ангарска лишь недели через две-три, а то и позже. Как мне объяснили, продают этот химикат, по правилам, лишь крупным предприятиям и лишь большими железнодорожными цистернами — по 30–60 тонн. В бутылки или канистры его никогда не разливают. Так что я даже не стал пытаться договориться, как бы купить здесь столь опасное и строго контролируемое вещество. Ждать пришлось бы слишком долго, да еще и неизвестно, выгорит ли в итоге дело. На следующий же день я взял билет на самолет до Иркутска. По своему опыту я знал — там, где какой-то товар делают, он наверняка есть, и там его больше всего. Поэтому и достать проще.

От аэропорта до Ангарска на машине ехать было меньше часа, и по дороге меня никто не остановил и ничего не проверял, но, как оказалось, иностранцам там просто так останавливаться нельзя. В гостинице сказали, что могут меня заселить только по специальному разрешению миграционной службы, поскольку в городе действует особый режим. В принципе, я ничего ни от кого скрывать не хотел, но решил, что регистрироваться все же не стоит. В миграционных отделах в России всегда были нескончаемые очереди, и наверняка пришлось бы там убить целый день, а то и больше. Поэтому я взял в киоске местную газету и просмотрел объявления о сдаче в аренду квартир. Выбрал из прочих ту, что расположена в самом центре города, позвонил по указанному телефону, и через час хозяйка уже отдала мне ключи. Расположившись и приняв с дороги душ, я тут же пошел на разведку на комбинат.

Предприятие было огромное, по площади не меньше, наверное, чем сам город. Осмотрев все немного со стороны, я зашел в административный корпус. Рабочий день подходил к концу, в холле уже потихоньку собирались выходившие сотрудники. Я осмотрелся, у доски объявлений списал номера телефонов разных служб комбината, в первую очередь отдела сбыта. Попасть внутрь просто так, понятно, невозможно, для этого надо пройти через турникет, который сотрудники открывали пропусками, а для гостей его открывала дежурная, сидевшая за стойкой. Я поговорил с ней немного, поинтересовался, когда лучше заходить, чтобы все были на месте, и как можно связаться с отделом сбыта. Женщина сказала, что если мне нужен какой-то конкретный сотрудник, то надо ему позвонить, лучше заранее, и он закажет пропуск. Если же я никого не знаю, а пытаюсь найти того, кто бы мне помог, то она может связаться с нужной службой, и оттуда кого-нибудь пришлют или порекомендуют, к кому лучше обращаться.

Поразмыслив, я решил, что такой вариант мне вряд ли подходит. Никаких знакомых на комбинате у меня не было, даже не у кого спросить, к кому лучше обращаться. Если же ко мне выйдет на переговоры случайный человек, никаких гарантий, что мне удастся с ним найти общий язык, конечно, тоже нет. Потом будет намного труднее договориться с кем-то другим, поскольку первый, естественно, расскажет про странного эстонца, который пытается купить без каких-либо специальных разрешений особо ядовитое и подконтрольное вещество. И не дай бог о моем визите доложат службе безопасности. На таком большом и важном предприятии наверняка работают и люди из ФСБ. В России в то время искали террористов, и тогда меня наверняка выслали бы вообще из города, или даже могли бы лишить визы за нарушение миграционных правил.

Поэтому поначалу я решил просто разузнать, что за люди работают на комбинате и какие там на самом деле порядки. Понемногу я разговорился с дежурной, миловидной полноватой женщиной лет тридцати по имени Оксана. Вскоре подошла ее подруга, с которой они вместе собирались идти домой. Я стал уже прощаться, сказав, что обязательно приду завтра искать нужных людей, и на всякий предложил подругам сходить со мной в ресторан поужинать. Я в городе вообще ничего не знаю, а они посоветуют хорошее заведение, где хорошо готовят, а заодно, может, расскажут мне еще про комбинат, чтобы завтра время не терять. На мою удачу, Оксана и ее подруга оказались свободны и с радостью согласились составить мне компанию. Они объяснили, в каком ресторане мы встретимся, и пошли домой переодеваться.

Как выяснилось, подруга Оксаны работала на комбинате технологом, и обе были в курсе всех сплетен и интриг. Так что очень скоро я знал, что творится в разных службах и цехах предприятия, кто из руководителей с кем дружит, а с кем воюет, кто кого пытается подсидеть и у кого какие личные проекты и бизнесы, с помощью которых они пытаются заработать на комбинате.

Мы ели шашлык, пили красное вино, и видно было, что Оксана с подругой нечасто могут сами позволить себе такие развлечения. Вообще, разговоры у них были не очень веселые — зарплаты на комбинате небольшие, жизнь трудная, и, главное, никто не представляет, возможно ли в будущем хоть какое-то улучшение. Комбинат принадлежал российскому олигарху Михаилу Ходорковскому, владельцу крупнейшей тогда нефтяной компании ЮКОС. За полтора года, с тех пор как он купил комбинат и стал наводить свои порядки, рассказывали Оксана и ее подруга, стало ничуть не лучше, чем раньше. Конечно, самого Ходорковского они в глаза не видели, но начальство рассказывало, что новые хозяева на совещаниях говорят, будто заниматься переработкой нефти им невыгодно, они собираются строить нефтепровод в Китай и сразу туда нефть продавать. Часть производств на комбинате закрывалась, многие перепрофилировались на другие направления, при этом все время говорили об «оптимизации», то есть о сокращении сотрудников. Ходорковский и его заместители, по словам Оксаны, хоть обещали новые рабочие места, им никто не верил, и все ждали массовых увольнений. Рабочие ходили злые, но поскольку и в Ангарске, и в Иркутске никакой другой работы не было, открыто возражать тоже боялись.

Постепенно от обсуждения служебных дел мы перешли к разговорам вообще про жизнь, обстановка за столом становилась все более доверительной. Подруги рассказывали про своих родственников и знакомых, как они проводят время и отдыхают, выезжают летом на пикники на Байкал или зимой на рыбалку, ходят в тайгу за грибами и орехами. Много знакомых у них из-за безработицы и отсутствия перспектив в последние годы начали сильно пить, многие совсем опустились, кто-то стал наркоманом. Наркотиков и здесь, в Ангарске, и в Иркутске, по словам Оксаны, вообще довольно много, во всяком случае купить очень легко, и все знают, где можно их достать. В основном продают героин, опий, гашиш или марихуану, которые привозят из Казахстана. Оксана с подругой хоть и сетовали на тяготы местной жизни и пьянство мужчин, но сохраняли оптимизм, здравый смысл и способность радоваться окружающему миру. Сами они рассказали, что с героином, конечно, дело никогда не имели и иметь не будут, но иногда, когда хочется расслабиться, могут покурить травку или гашиш и ничего плохо в этом не видят. Мы согласились, что вещи это мало чем отличаются по сути от того же алкоголя. Главное, знать меру и не терять контроля.

Я поинтересовался, не пробовали ли они экстази. Оксана сказала, что они слышали про такую вещь, но в город никто пока еще вроде ее не привозил. Поскольку у меня был с собой флакончик с порошком, который я обычно брал с собой на случай, если удастся повеселиться в хорошей компании, я предложил им попробовать. При этом объяснил, что, в общем, от этого в их поведении ничего не изменится, только настроение улучшится и бодрости прибавится. Я кинул подругам в чашки с кофе по маленькой крупице, и минут через пятнадцать они оживились и повеселели.

Мы с Оксаной танцевали и болтали. Ее подруга вскоре нашла себе кавалера, с которым тоже танцевала, а потом они вообще куда-то пропали. Время было уже позднее, я расплатился, и мы с Оксаной, которая, благодаря экстази, была в приподнятом настроении, пошли в мою квартиру.

Утром мы оба встали по будильнику, позавтракали и вместе отправились на комбинат. Оксана заняла свое место за столом дежурного, а я, подождав, пока все сотрудники соберутся на рабочих местах, как свой человек вошел вслед за последними опаздывавшими.

Отдел сбыта занимал на пятом этаже несколько больших комнат, которые были тесно уставлены рабочими столами и шкафами с папками. Везде стоял гул от множества человеческих голосов — почти все сотрудники либо разговаривали по телефону, либо общались с клиентами и работниками завода, зашедшими что-то уточнить или дать распоряжения.

Для себя я заранее составил список из десятка разных химикатов, которые будто бы планирую купить на комбинате, чтобы было с чего начинать разговор в поисках наиболее подходящей кандидатуры для моего дела. Понятно, прямо здесь упоминать даже намеком, что мне на самом деле нужно, ни в коем случае нельзя. Я пообщался с несколькими сотрудниками, благо, на мою удачу, каждый из них занимался всего несколькими отдельными товарами, а спрашивать про другие надо было у их коллег. Попутно я посматривал по сторонам, пытаясь по лицам найти какого-нибудь умного и симпатичного потенциального партнера, с которым можно было бы попробовать завести более-менее доверительные деловые отношения. Я остановил выбор на улыбчивой женщине лет тридцати пяти и, как выпала возможность, обратился к ней со своим дежурным набором интересующих меня химикатов. Где-то с час мы поговорили, обсуждая, на каких условиях и когда завод может отгрузить те или иные вещества, какие для этого нужно предоставить документы. Подошло время обеда, и я предложил Елене, как звали мою собеседницу, чтобы не терять времени даром, продолжить переговоры в ресторане, пообещав, что я за все заплачу.

Времени говорить без посторонних свидетелей у нас было мало, не больше часа, поскольку Елене надо было вернуться строго до конца перерыва. Поэтому, сделав заказ, я сразу приступил к делу, осторожно заведя разговор о метиламине и надеясь, что интуиция, почти всегда подсказывавшая мне, с кем стоит иметь дело, а с кем — нет, не подведет и на этот раз. Кроме того, я рассчитывал и на природную отзывчивость и доброжелательность сибиряков, о которых знал не понаслышке и которые, как мне показалось, были заметны в словах и поведении Елены.

Еще в молодости, когда работал снабженцем на заводе, мне несколько раз приходилось бывать в Сибири, и я обращал внимание, что там людям более свойственна готовность прийти на помощь даже совершенно незнакомому человеку. Потом я много раз слышал об этом и от других людей. Кто-то объяснял это суровым климатом и огромными расстояниями Сибири, из-за которых даже не очень долгие путешествия и отлучки из дома могли грозить смертельной опасностью, и считалось само собой разумеющимся помогать первому встречному. Из тех простых соображений, что в случае чего точно так же и ты сможешь рассчитывать на помощь. Другие считали, что это следствие тяжелейших испытаний, выпавших на долю живших или попавших волею судеб в эти края людей в XX веке, когда сюда миллионами ссылались целые народы, репрессированные царской, а потом и советской властью, и вообще все неугодные, из-за чего Сибирь превратилась в своеобразную зону выживания. А возможно, полагал я, здесь наложились самые разные обстоятельства. Но я знал, что сибиряки народ особенный.

Я в подробностях изложил Елене свою обычную версию, зачем мне нужен метиламин — причем не он один, а среди многих других химикатов. О том, что в Эстонии у нас фирма, которая занимается производством амбры — закрепителя запаха для парфюмерии, который мы продаем в Скандинавию и другие европейские страны. Основное производство находится у нас в Москве во ВНИИ, который обеспечивает переработку закупаемого нами сырья. Елена тут меня перебила уточняющим вопросом:

— А метиламин вы используете как экстрагент, так ведь?

Тут я узнал это новое полезное слово, очень хорошо объяснявшее, для чего может понадобиться честным бизнесменам такое опасное вещество. Но, конечно, вида не подал и подтвердил все как само собой разумеющееся.

Я рассказал Елене, что изначально у моих партнеров был собственный небольшой запас метиламина, но он закончился, и работа встала. Мы пытались (что было настоящей правдой) попробовать закупить этот реактив около Москвы на других комбинатах, но там сообщили, что у них тоже ничего не осталось. Ждать новой партии еще долго, больше месяца, а поскольку нам нужно совсем немного метиламина — 100–200 кг, а для него еще массу разрешений оформлять и искать специальную нестандартную тару, значит, закупить его мы сможем совсем не скоро.

Елену эта история нисколько не удивила, но она объяснила, что ситуация у моей фирмы непростая. Везти вот так метиламин из Ангарска в Москву на свой страх и риск, без спецтранспорта и нужных разрешений — дело очень опасное. Если вдруг кто остановит меня или просто узнает про мой груз, тут же уголовное дело возбудят — и на меня, за перевозку ядовитых веществ, и будут искать того, кто мне его продал. Риск тут очень большой для всех. Я на это отвечал, что, конечно, мы с партнерами все понимаем, но надо же попытаться тут что-то сделать — производство стоит, мы теряем деньги и клиентов. Тем более что метиламин мы же не собираемся вывозить из России, и такой большой опасности, как при пересечении границы, нет. Там-то точно и таможня, и пограничники — все будут под лупой изучать, что мы везем. А здесь же мне надо это вещество всего лишь до ВНИИ в Москве довезти, а у него-то с разрешениями и необходимым оборудованием и для перевозки, и для хранения все в порядке. Там уже никаких проблем не будет. То есть нарушение закона в моей миссии, рассуждал я, конечно, есть, но не так уж и много. И всего на некоторый промежуточный период.

Елена на это еще раз покачала головой, посетовав, насколько у меня сложная и рискованная задача. Время обеденного перерыва уже подошло к концу, и она заторопилась на работу, но все же пообещала подумать, как мне можно помочь. На следующий день к вечеру мы договорились снова встретиться, чтобы Елена могла сказать о результатах своих изысканий — возможно ли в принципе добыть для меня метиламин.

Но на деле все оказалось куда проще, чем могло показаться. На следующую встречу Елена пришла очень довольная и оживленная, сообщив, что навела справки на комбинате, пообщалась с нужными людьми и придумала, как я могу получить метиламин. Она рассказала о моей проблеме начальнику цеха, который заведовал производством и хранением этого реактива и с которым была неплохо знакома. Тот согласился помочь, если удастся все правильно оформить, чтобы потом у него не возникло недостачи и никого не обвинили в хищении столь опасного вещества. Для этого Елена нашла через знакомых одну фирму в Ангарске, которая имела все нужные разрешения для покупки и использования метиламина, и составила документы так, что это вещество там якобы сразу после получения пустили в работу и израсходовали. На этот счет она даже придумала специальные акты — с печатями и подписями, чтобы все выглядело по-настоящему. На все эти хлопоты у нас ушло всего пять дней, и мне уже можно было получить свой товар.

Тут, правда, образовалась другая проблема. До тех пор на комбинате еще никогда не отгружали столь специфическое вещество в какой-либо небольшой таре. Его продавали огромными цистернами, минимум по пять тонн. И даже если бы та фирма, которая по бумагам якобы купила выделенный мне метиламин, на самом деле его получала бы, ей бы тоже не возили его в бутылках или канистрах. Им бы выслали огромную автоцистерну, а может быть, подогнали даже и железнодорожную, из которой в специальную емкость, которую должна была предоставить фирма, и слили нужное количество химиката.

Подумав, начальник цеха — приятный мужчина лет сорока пяти, с которым меня познакомила Елена, — решил приспособить для меня два стальных баллона из-под ацетилена, которые использовали на комбинате сварщики. Чтобы заполнить их жидким метиламином под большим давлением, ему пришлось заменить прежние вентили на более надежные и прочные, для чего вместе с рабочими он нарезал в верхней части баллонов более мощную резьбу. В каждый вошло по 70 кг реактива, а сами баллоны весили по 30 кг. Итого у меня образовался груз в 200 кг. Когда все было готово, начальник цеха на своей машине спокойно вывез баллоны с территории комбината, поскольку охрана там была строгая только к незнакомцам, а своих обычно не обыскивала, и доставил в свой гараж.

Прямо оттуда я и планировал сразу выезжать в Москву. Заранее договорился с хозяйкой квартиры, собрал сумку и уже в походном виде встречал свой груз у гаража начальника цеха. Мы немного поговорили о том, как правильно и безопасно использовать баллоны, какие меры предосторожности надо применять, если вдруг придется самому иметь дело с метиламином. Затем я рассчитался, как договаривались, с Еленой и начальником цеха, и мы перегрузили баллоны в заранее вызванное мной обычное такси. Для этого я специально заказал «Волгу»-универсал с большим багажником.

Прощались мы очень тепло, и уже по дороге в Иркутск я перебирал в памяти последние события, поражаясь, насколько удивительные люди живут в Сибири. Ведь весь мой план удался исключительно благодаря их совершенно искренней помощи, никому и в голову не приходило попытаться на мне как-то особо заработать и уж тем более использовать какие-нибудь жульнические или бандитские приемы. Хотя я был в том положении, когда человека легко шантажировать — могли вымогать все больше денег под предлогом сложности и опасности вывоза товара, могли угрожать, что донесут в милицию. Были бы на месте Елены и ее друзей-сибиряков персонажи вроде Марво, те бы уж точно выудили у меня все деньги. Но здесь деньги явно не играли особой роли. Материальная цена, в которую мне достался мой груз, была просто смешной — за каждый баллон я заплатил Елене по 15 тысяч рублей. По тому курсу это выходило всего тысяча долларов за все про все. А это «все» в моем деле было поистине гигантским — 140 кг метиламина, по моим прикидкам, должно было хватить для производства больше чем тонны чистого MDMA, а это не меньше 10 миллионов таблеток.

До Москвы свои баллоны я собирался доставить уже проверенным способом — в обычном почтовом вагоне, которые цепляют к пассажирским поездам, как это уже проделал в свое время во Владивостоке. Когда мы прибыли на вокзал, до следующего поезда до Москвы было еще несколько часов, так что я спокойно пошел договариваться со станционными служащими и грузчиками. Поскольку груз у меня нестандартный, то, конечно, всем надо было отдельно заплатить. Две женщины, заведовавшие почтовым вагоном, поначалу, естественно, стали рассказывать, что перевозить подобные вещи им категорически запрещено. Мол, даже не важно, что там внутри, видно же, что баллоны эти для веществ, находящихся под высоким давлением, а это взрывоопасно. Но сибирячки в конце концов тоже вошли в мое положение, тем более что я готов был заплатить за доставленные неудобства наличными. Договорившись насчет баллонов, я купил билет в купе на тот же поезд, к которому должны были прицепить почтовый вагон, и через пять дней уже был на Казанском вокзале.

В Москву мы прибыли около полудня, но мне пришлось еще пару часов прождать на вокзале, пока багажный вагон отцепят от состава, подвезут до багажного отделения и разгрузят. Выдали мне мои баллоны без всяких проблем, грузчики положили их на обычную вокзальную телегу, и я сам повез ее к выходу. Идти мне было всего метров двести-триста — до противоположного выхода с вокзала, где на парковке должен был встретить Влад. Но когда я выехал на основной перрон, обнаружил, что там милицейская облава. В те дни в Москве и других крупных городах все время искали террористов, что я наблюдал и по пути на некоторых вокзалах. А на Казанский вокзал как раз незадолго до моего появления, как объяснил какой-то добрый попутчик, пришли несколько поездов с Кавказа и из Средней Азии. Суматоха стояла на перроне невообразимая — справа и слева везде стояли смуглые мужчины с поднятыми руками и широко расставленными ногами, которых милиционеры с автоматами обыскивали и допрашивали. Везде были разложены открытые сумки и чемоданы, в которых искали оружие и взрывчатку, бегали какие-то люди и ловившие их бойцы. Я со своей тяжеленной и неповоротливой телегой во всем этом беспорядке еле пробирался.

В какой-то момент мне даже показалось забавным, что никто из окружающих и близко не подозревает, что я везу. Узнай милиционеры об этом, меня наверняка приняли бы за террориста. А если бы узнали сами террористы, то предложили бы мне очень большие деньги за эти баллоны. Но я решил, что раз я не террорист, мне и бояться нечего — пусть все видят, что я иду спокойно по своим делам и не скрываюсь. Так что минут через пять я благополучно добрался до стоянки, где нашел Влада, с которым мы перегрузили баллоны в его машину и отвезли к нему гараж.