После приговора меня переселили из блока для арестованных в камеру к обычным заключенным, и жизнь первое время текла размеренно и неторопливо. Недели шли за неделями, ничто больше не предвещало особых сюрпризов. Пару раз ко мне наведывались люди из КаПо, уточняли какие-то мелкие детали, но толком ничего не рассказывали. А где-то через полгода, когда я думал, что все уже останется как есть, газеты и теленовости передали потрясающее известие: комиссара Калле сначала вызвали на допрос в КаПо, а оттуда прямым ходом отправили под арест. И тут жизнь у меня снова забурлила.

Гостей в тюрьме я принимал чуть ли не каждый день. Приходили люди из КаПо, прокуратуры, обычной полиции, разные знакомые, посланцы от «общаковских». Одни хотели что-то узнать и уточнить у меня, у других, наоборот, я пытался добиться содействия или ответов на разные вопросы, поскольку снова стал бить во все колокола о своей работе на полицию.

В КаПо дело Калле сразу засекретили, и в газетах только гадали, на чем же именно он попался. Писали, что, может, это провокация и следствие ведомственной войны между криминальной полицией и службой безопасности. Сообщалось, что его заподозрили в незаконном использовании служебного положения и связях с преступными группировками. Но какими именно, никто не знал, а КаПо и прокуратура упорно молчали. О Марво и Змее при этом никто не упоминал, и ничего не сообщалось об их аресте или хотя бы интересе к ним со стороны полиции.

Довольно скоро из всех этих бесконечных переговоров я смог выяснить, что же на самом деле произошло. Оказалось, в полиции Финляндии уже давно подозревали, что в Таллине кто-то выдает служебную информацию о расследовании в отношении крупных наркоторговцев. Якобы было уже несколько случаев, когда финны готовили крупную облаву на курьеров, которые должны были доставить из Эстонии большие партии экстази или амфетамина, но в последний момент что-то срывалось. Либо наркотики успевали забрать до появления полиции или их вообще не оказывалось в тайниках, либо сами наркоторговцы ускользали в последний момент. Было очевидно, что их кто-то предупреждал, но кто именно, вычислить никак не удавалось.

Один такой случай произошел незадолго до моего ареста. Причем на этот раз финны смогли записать разговор курьера в Хельсинки, которому из Таллина по телефону кто-то сообщил о готовящейся на следующий день облаве. Кто ему звонил, было непонятно, и финская полиция отправила запись сотрудникам КаПо, чтобы те попробовали по голосу опознать крота.

Дело это было непростое, поскольку предстояло тайно собрать записи голосов многих полицейских и их знакомых и провести по каждому экспертизу. И Калле, конечно, был в списке подозреваемых самым последним. Никому и в голову не могло прийти, что именно один из главных начальников и сотрудничает с преступниками.

Но тут как раз в КаПо узнали о моих разоблачениях Калле и первым делом взялись за него. Возможно, поначалу там мне не очень верили, однако экспертиза однозначно идентифицировала голос на присланной финнами записи. После этого в КаПо начали копать под Калле уже по-настоящему. Судя по всему, за ним установили слежку и начали проверять все его личные дела. И вскоре выяснилось, что Калле периодически живет в новой большой квартире, которую по документам купил для себя Марво, и постоянно пользуется одной из его машин.

Таким образом, комиссар, видимо, пытался хоть как-то воспользоваться плодами своих трудов. Ведь оформить такую дорогую недвижимость на себя, по крайней мере оставаясь на службе в полиции, он никак не мог. Об этом сразу стало бы известно, и все бы заинтересовались, с чего вдруг комиссар стал так шиковать. А кто где арендует жилье, если это не старинный замок, на каких условиях, обычно никого не волнует. Как и то, кто ему на время одолжил дорогую машину. Мало ли как кому удалось договориться? И если бы не мои кляузы, никто бы на это не обратил внимания.

Попутно в КаПо обнаружили, что Калле часто общается с разными приятелями Марво, в том числе и теми, кто подозревался в причастности к торговле наркотиками. В принципе, само по себе это можно было бы объяснить его профессиональными интересами. Но слежка обнаружила, что общение это чаще всего было очень неформальным, в служебном порядке никак не фиксировалось и пользы для его работы не имело никакой. В итоге в КаПо смогли договориться о сотрудничестве с двумя людьми из нашей прежней компании, которые дали показания против Калле и помогли собрать доказательства, что он выдавал информацию из служебных баз данных и однажды продал им сто граммов кокаина.

Собственно, из-за них дело Калле и засекретили, поскольку к этим свидетелям применили ту самую статью 205, о которой в свое время мне рассказывал Калле. И благодаря этому свидетели благополучно избежали тюрьмы и уехали за границу. Но в такой тесной криминальной компании, какая некогда была у нас с Марво, сохранить секреты сложно. Все друг друга знают и про всех друг другу рассказывают. И как бы ты ни старался, очень быстро все становится известно — кто все еще на свободе и занимается прежним бизнесом или, может, каким новым; кто разбогател, а кто все потерял; кто отошел от дел, а кто сел в тюрьму. Тюрем в Эстонии немного, все они небольшие, старые друзья там сразу же встретятся.

Так что я и все прочие, кто интересовался этой историей, узнали, что за секретные свидетели были в деле Калле. Одним из них оказался Интс, которому я когда-то отдавал на продажу в Финляндию и Швецию свои таблетки, а вторым — его приятель.

Однако очень скоро после известия об аресте Калле я понял, что рано стал радоваться. О том, как мы с Марво и его людьми несколько лет делали экстази, рассылая за границу миллионы таблеток, в его деле ничего даже близко не говорилось. Никого это вообще не интересовало, и меня никто не собирался ни о чем расспрашивать.

Более того, через несколько месяцев Калле подал ходатайство об освобождении из-под ареста под поручительство коллег из полиции, которые везде рассказывали, что их начальник стал жертвой клеветы и мести наркодельцов.

Естественно, я решил исправить такую несправедливость и снова стал писать обращения во все инстанции. О чем я только ни просил! Сопоставить все-таки результаты экспертиз наркотиков, преданных Калле в лабораторию в разное время, что подтвердило бы, что еще за полгода до моего ареста он уже получил образцы произведенного мною экстази и MDP-2-P. Провести очные ставки с Марво и Змеем, проверить места, где раньше располагались наши лаборатории и где Зак делал таблетки. Провести опрос водителей фирмы Олвера, которые возили из Москвы мой MDP, и устроить очные ставки с ним самим и его женой. Поднять документы с таможни, по которым я провозил через Печоры первый и самый мощный таблеточный станок. Послать запросы на химкомбинат в Ханое о трех тоннах сафрола, отправленного нам через московский аэропорт Шереметьево.

По этому поводу ко мне приходили и люди из КаПо, и прокурор, и даже кое-кто из бывших подчиненных Калле. Но никто ничего так делать и не стал. В КаПо объяснили, что по закону они не могут заниматься делами о наркотиках. А те, кто приходил из полицейского управления, прямо советовали заткнуться и не выступать против их бывшего начальника.

Несколько раз я виделся и с уже бывшим помощником Калле, который в свое время, когда мы вместе сидели в кафе, рассказывал мне про «босяков». Я просил у него, как же так получилось, неужели и сам комиссар теперь оказался таким же «босяком», как и я? Но тот злобно посоветовал мне помалкивать. Никакой Калле, мол, не босяк, поскольку суд не признал его вину. Позже, когда Калле уже осудили, я того снова спросил, но он сказал, что все равно комиссар не может быть босяком, поскольку у него совсем другие дела и проблемы. Я тогда подумал: как интересно у этих полицейских получается — если они кого в тюрьму засадят, даже и несправедливо, то тот сразу босяком становится, и относиться к нему надо соответственно. И делать с ним можно все что вздумается. А если сами они закон нарушат и становятся преступниками, то они все равно какие-то особые, даже в тюрьме.

Забавно, что вскоре я стал встречаться и с самим Калле. Официально нам свиданий, конечно, никто не давал, но поскольку тюрьма в Таллине небольшая, наши пути там нередко пересекались. Администрация приветствовала, если заключенные занимались каким-нибудь полезным трудом, и я устроился уборщиком в коридоре. Поэтому время от времени я через дверь камеры, где тот сидел, здоровался с Калле, интересовался, как у него дела. Но тот обычно отвечал недобро — наверное, думал, чего с босяком говорить.

Единственный, кто меня вежливо выслушал и пообещал все проверить, оказался очередной прокурор. Он еще несколько раз приходил, все уточнял разные детали, имена, даты и адреса, но в конце концов сообщил, что ничего нового узнать не удалось. Насколько я понял, прокуратура не хотела больше воевать с полицией из корпоративной солидарности. Мол, Калле и так отправили в тюрьму, зачем еще портить отношения с его коллегами, жизнь себе усложнять.

Убедившись, что эту стену мне не пробить, я решил зайти с другой стороны и через одного знакомого связался с журналистом известной газеты. Мы с ним тоже долго сидели в тюремной комнате для переговоров, и уже в который раз я пересказывал в подробностях свою эпопею. Через какое-то время вышла статья, в которой журналист честно описал мою версию событий последних лет с Калле и указал, что это все можно проверить — теми самыми способами, о которых я рассказывал и КаПо, и прокуратуре, и полиции. Какой тут поднялся крик в газетах и на ТВ! Представители полиции везде заявляли, что это все выдумки и провокация, возмущались, как же можно верить такому проходимцу и наркодельцу, как я. Журналист пытался возражать, что тут не надо верить или не верить, а можно все проверить — для начала хотя бы просто сравнить образцы экспертиз в полицейской лаборатории. Но его уже никто слушать не стал, тем более что возмущавшихся полицейских было много, а он один. И в таком положении главное, кто громче кричит, а не что именно. В общем, в конце концов так мне ничего и не удалось добиться, и страсти на время утихли. Но комиссара из-под ареста суд все же не отпустил.

Новости тем временем продолжали поступать, порой самые удивительные. Через несколько месяцев после моего задержания в Москве местная милиция арестовала Влада. У нас с ним оставался еще довольно солидный запас готового MDP, который я не успел переработать сам или переправить в Таллин. Об этом каким-то образом прознал Марво, который стал названивать Владу с просьбой продать ему наш товар. Через знакомых я смог предупредить Влада, что Марво — полицейский агент и иметь с ним дело ни в коем случае нельзя. Но эти разговоры уже прослушивала то ли наша полиция, то ли российская милиция, и они поняли, что Влад оказался в непростом положении. С одной стороны, у него был большой запас дорогого и нелегального товара, с другой, он не знал, что с ним делать и кому доверять. В итоге полицейские разыграли перед Владом спектакль, прислав ему на переговоры своего агента. Судя по всему, тот назвался одним из моих таллинских партнеров и предложил купить часть MDP. Влад согласился и был задержан, когда привез мнимому покупателю все к тому же торговому центру «Гранд», где обычно мы отправляли наш товар в Таллин, порядка 300 кг «амбры».

При этом в Москве, однако, не смогли найти все мои запасы MDP, часть которого — порядка 500 кг — я в свое время, готовя к переправке, спрятал на одном заброшенном складе. И по этому поводу ко мне стали наведываться еще и следователи из Москвы.

Кроме того, еще до ареста Калле я неожиданно встретился в тюрьме с Заком. Он тоже ждал суда — люди Калле взяли его на продаже больше 10 тысяч таблеток, из-за которых он на несколько дней стал героем новостей. Тогда полиция объявила о разоблачении крупной нарколаборатории, располагавшейся на хуторе под Пярну. Обнаружили там, как писали газеты, более 300 тысяч таблеток экстази. Такого количества наркотиков не только в Эстонии, но и во всей Европе вообще никогда не находили. Вот часть из этих таблеток Зак, как сообщила полиция, и пытался продать, благодаря чему и был назван одним из главных наркодельцов Эстонии.

Это все само по себе, конечно, выглядело смешно. Врун и хитрый еврей Зак — главный мафиози! И при удобном случае, когда нам удалось спокойно поговорить, Зак рассказал, что на самом деле случилось.

По его словам, последнее время отношения у него с Марво совсем испортились, и тот начал отодвигать Зака от производства и хранения таблеток, под разными предлогами заставляя заниматься всякой ерундой и делая из него мальчика на побегушках. Понятно, и денег Марво ему стал меньше выплачивать, и Зак озаботился тем, как бы еще подзаработать. Лучше всего он умел делать таблетки, благо что в гараже у него по-прежнему стоял специально приспособленный ручной пресс, и Зак стал искать, у кого бы раздобыть подходящее сырье. Эти поиски свели его с одним случайным приятелем по имени Мирка, с которым они изредка виделись, но особо не дружили. Этот Мирка был дальним родственником Змея и как раз в то время занимался у себя на хуторе под Пярну — том самом, что потом нашла полиция — производством экстази. Порошок для этого ему прислали Змей с Марво и поручили сделать таблетки.

Мирка тоже считал, что платят ему слишком мало, и на этой почве они сговорились с Заком, решив часть таблеток украсть и продать. Им удалось стащить около 20 тысяч таблеток, но когда Зак взял их на продажу, то обнаружил, что товар никуда не годится — содержание в таблетке чистого MDMA было столь мизерным, что почти никакого эффекта от них не было. Поскольку Зак из-за подобных дел уже один раз сильно пострадал, когда его отдубасили русские в Печорах, то решил сделать таблетки заново. У себя в гараже он перемолол их в порошок, добавив еще немного амфетамина, и сделал на своем прессе таблетки заново. Всего получилось около 12 тысяч. Вот когда он их отправился продавать, люди Калле его и арестовали.

Как полицейские на него вышли, Зак точно не знал. Возможно, он сам при выборе покупателя нарвался на полицейского агента, а может, Марво специально его сдал. Как говорил Калле, «элиминировал», как ставшего ненужным «босяка».

Но самым удивительным было то, что в те же дни полиция нагрянула на хутор к Мирке, где обнаружила те самые 300 тысяч таблеток, объявив о небывалой победе над наркобизнесом. Конечно, экспертиза показала содержание в тех таблетках экстази, но Зак-то знал, что оно было никудышным и такой товар продать никак было нельзя. Это был бы самый наглый обман.

Поэтому, подумав, мы с Заком решили, что вся эта история с разоблачением на хуторе Мирки наркомафии была натуральным спектаклем. А сама нарколаборатория — как говорят в России, «потемкинской деревней», то есть бутафорией, декорациями, за которыми на самом деле ничего нет. И нужно это было все полиции лишь для того, чтобы рассказать о своей блистательной работе. И конечно, главным героем той истории был комиссар Калле — бескомпромиссный и неутомимый борец с наркобизнесом. А Марво и Змей снова остались вроде как ни при чем. Их поначалу тоже допрашивали, но оба вышли на свободу. Марво отделался условным наказанием, а Змея вообще никто не тронул.

Трудно сказать, для чего этот спектакль полиция устроила — то ли там уже знали о начатом КаПо против Калле расследовании и думали так себя обезопасить (мол, смотрите, героя преследуют), то ли просто хотели прославиться. В любом случае, это Калле не помогло. Хотя, возможно, и сыграло свою роль в том, что моими показаниями особо никто не заинтересовался. На фоне раскрытого под Пярну, как писали в газетах, «наркозавода» мои рассказы о другом производстве наркотиков выглядели не столь впечатляющими или необычными.

Газета «Время новостей» (Москва)

17.02.2005

Таблетки из Таллина

Московские химики работали на крупнейший европейский наркосиндикат

Следственный комитет при МВД РФ передал в Перовский суд Москвы уголовное дело в отношении двух столичных химиков — владельца частной фирмы Владимира Резниченко и бывшего начальника цеха «закрытого» государственного химпредприятия ГНИИХТЭОС Бориса Барсукова (фамилия в интересах следствия изменена). Они обвиняются в сбыте и контрабанде ядовитых веществ и подделке документов. По версии следствия, эти двое химиков наладили в Москве промышленное производство сложного химического реактива MDP-2-P. Это вещество считается ядовитым и относится к прекурсорам — химикатам, которые используются при производстве наркотиков. Фактически MDP-2-P является полуфабрикатом для изготовления экстази — одного из самых распространенных синтетических наркотиков. (Экстази, кстати, жаргонное название целой группы сложных химических препаратов амфетаминовой группы, в химии обозначаемых аббревиатурами МДМА, МДП, МДПП и т. д.) Как выяснили следователи, за полтора года «московские химики» сумели изготовить по заказу зарубежных наркодельцов около двух тонн MDP-2-P. По самым скромным подсчетам специалистов, этого объема химиката было достаточно для производства экстази на десятки миллионов долларов. Уголовное дело против московских химиков стало одним из отголосков масштабного расследования по разоблачению крупной международной наркогруппировки, которое еще с конца 90-х годов вели сотрудники МВД России и полиции Эстонии совместно с коллегами из целого ряда стран. Завершилось оно только в конце прошлого года арестом в Эстонии более десятка членов наркосиндиката, организовавших несколько подпольных лабораторий по производству экстази и поставлявших этот наркотик почти во все европейские страны.

Началась эта эпопея еще в середине 90-х годов, когда на европейском наркорынке только получил широкое распространение «модный» и сейчас наркотик экстази. Изначально основными его поставщиками были подпольные лаборатории в Голландии и Германии, но вскоре полицейские разных стран стали получать информацию, что изготовлением этого препарата начали заниматься преступные группировки в Восточной Европе. В частности, оперативники обнаружили, что крупные партии экстази стали переправляться в страны Европы из Прибалтики. Именно тогда сотрудники еще управления по борьбе с незаконным оборотом наркотиков (УБНОН) МВД РФ получили от своих коллег из Центральной криминальной полиции (ЦКП) Эстонии наводку на некоего жителя Таллина, который зачастил в Россию. В принципе ничего необычного в том, что эстонские полицейские проявляли интерес к этому человеку, не было. Еще при советской власти Хельдур Августович Лухтер за свои 50 лет жизни успел шесть раз побывать на скамье подсудимых по самым разным обвинениям — за мошенничество, кражи, хранение наркотиков и т. д. При этом он отнюдь не превратился в обычного посиневшего от наколок, наркотиков и алкоголя уголовника, а на свободе вел «приличный» образ жизни, выдавая себя за «делового человека». Более того, по словам оперативников, г-н Лухтер всегда умел преподнести себя как «приятного во всех отношениях человека» — обаятельного, эрудированного и просто привлекательного. В 1996–1997 годах эстонская полиция получила данные, что Лухтер начал новый «проект» вместе с местными наркодельцами, однако поймать его с поличным и вообще узнать, что же именно затеял бывалый жулик, оказалось проблематично, поскольку большую часть времени он проводил в России. В результате совместного расследования сотрудники УБНОН и ЦКП выяснили, что Лухтер пытался наладить производство экстази.

Здесь надо отметить, что заключительная стадия производства этого наркотика — изготовление собственно таблеток — процесс относительно несложный. Для этого надо иметь ограниченный набор химического оборудования для смешивания нужных веществ и таблетирующий станок. Однако поскольку экстази является чисто синтетическим соединением, наибольшую сложность составляет получение собственно нужных химикатов, к которым и относится MDP-2-P. В фармацевтике или промышленности они широко нигде не используются, а получить их можно только с помощью сложных и длительных химических процессов с использованием промышленного оборудования, которое ни в частном доме, ни в подвале не спрячешь.

«Душа наркообщества»

Как оказалось, именно добыванием таких химикатов в России и занялся Лухтер. В результате сложной оперативной разработки российские сыщики в мае 2000 года выяснили, что производство MDP-2-P он попытался организовать в одном из заброшенных цехов в городе Переславль-Залесский Ярославской области. При обыске в подпольной лаборатории было обнаружено около 35 кг этого химиката, еще более 7 тонн других прекурсоров и все нужное оборудование. Как оказалось, наладить лабораторию Лухтеру, который сам в химии не разбирался, помог технолог одного из местных лакокрасочных комбинатов. Он был задержан и позже осужден, но самого Лухтера в лаборатории сыщики не застали. Сотрудники УБНОН перехватили его в Псковской области при попытке пересечения российско-эстонской границы. Причем тогда у него при себе нашли еще канистру с 15 кг MDP-2-P и небольшую партию героина, в результате чего Лухтеру предъявили обвинение и в контрабанде наркотиков. Однако местный суд почему-то назначил ему всего полтора года колонии (хотя «светило» не менее пяти лет). Более того, в начале 2001 года Лухтер каким-то загадочным образом, несмотря на свои прежние многочисленные судимости, умудрился попасть под амнистию и был отпущен. Сразу после этого эстонец уехал в родной Таллин, и на время российские оперативники потеряли его из виду. Однако уже летом 2003 года гражданин Лухтер вновь дал им о себе знать.

Тогда сотрудники ЦКП Эстонии вновь обратились к милиционерам, сообщив, что Лухтер, по их оперативным данным, после последнего ареста завязывать с наркотиками и не подумал. Причем на этот раз полицейские имели уже более определенную информацию о его «бизнесе» — что он вновь постоянно колесил по всей России, организовал где-то в Москве новое производство все того же злополучного MDP-2-P, крупные партии которого вывозятся как в саму Эстонию, так и в другие европейские страны. В ходе возобновленного расследования российские и эстонские сыщики вскоре выяснили, что помимо переправки химикатов Лухтер теперь имел отношение и к торговле собственно экстази. То есть скорее всего он умудрился организовать еще и лабораторию по производству уже наркотиков.

В результате 14 августа 2003 года сотрудникам ЦКП Эстонии удалось задержать Лухтера и его гражданскую жену при попытке сбыта небольшой партии экстази. В его доме и гараже в Таллине действительно было найдено 35 таблеток наркотика и еще 60 литров МДМА в виде раствора. Однако главная добыча ожидала полицейских на обыске здания, которое Лухтер арендовал якобы для своей фирмы. Там была обнаружена полноценная нарколаборатория, в которой имелись роторный таблетирующий станок, масса различных агрегатов и приспособлений для производства наркотика, 11 тыс. таблеток уже готового экстази и около 600 г этого препарата в порошке, которых хватило бы на производство еще 15 тыс. таблеток.

Неугомонный Хельдур

Тем временем сотрудники МВД РФ (к этому времени в результате реформы УБНОН был упразднен, и расследование этого дела продолжили сотрудники ГУБОП) выяснили, чем занимался Лухтер последнее время в России. Как оказалось, после освобождения он за несколько месяцев опять объездил буквально полстраны и даже успел побывать в Китае. При этом в Екатеринбурге и во Владивостоке он открыл несколько фирм на подставных лиц, через которые организовал поставки из Вьетнама крупных — десятками тонн — партий сассафрасового масла. Само по себе это вещество совершенно безобидно — оно представляет собой вытяжку из корней определенных тропических деревьев и используется в качестве закрепителя запаха в парфюмерной промышленности. Однако при его переработке можно получить и тот самый заветный MDP-2-P. Сделать это, как пояснили эксперты, можно, правда, только обладая профессиональными знаниями высшей химии и сложным промышленным оборудованием.

Отследив, куда и как Лухтер переправлял сассафрасовое масло, оперативники ГУБОП выяснили, что все необходимое для получения из него MDP-2-P — высококлассных специалистов, сложные технологии и промышленное оборудование — он нашел в одном из цехов федерального государственного унитарного предприятия «Государственный научно-исследовательский институт химии и технологии элементоорганических соединений» (ФГУП «ГНИИХТЭОС»). В принципе это предприятие и сейчас остается режимным объектом, имеющим стратегическое значение, и простым смертным вход туда заказан. Однако умудренный в надувательстве Лухтер смог запросто наладить свой бизнес и там. Как выяснили сотрудники МВД РФ, помог ему в этом давний московский приятель — Александр Резниченко. Будучи дипломированным химиком, он много лет проработал на разных химкомбинатах и, поскольку круг специалистов такого уровня очень мал и замкнут, знал коллег почти на всех крупных заводах страны. Когда и как судьба свела столь разных людей — классного химика-ученого и прожженного рецидивиста, сыщикам выяснить так и не удалось. В марте 2003 года Александр Резниченко умер от сердечного приступа, а сам Лухтер на этот счет не распространялся. Но в ходе расследования они установили, что Резниченко как минимум еще с середины 90-х годов помогал Лухтеру в его «синтетическом» бизнесе. Установлено, что именно Резниченко свел эстонца с технологом химзавода в Переславле-Залесском, который помог ему наладить первую лабораторию. И именно он познакомил Лухтера с главным технологом одного из цехов ГНИИХТЭОС Борисом Барсуковым и уговорил его помочь наладить переработку сассафрасового масла на мощностях института. Как выяснилось, Лухтер практически открыто отправлял масло в институт, а там Барсуков так же открыто запускал его в производство, просто давая указания рабочим по технологии. При этом формально — чтобы объяснить начальству поступление в цех «непланового» сырья и его переработку — все происходящее выдавалось Барсуковым как обычный коммерческий заказ от мелкой фирмы по производству некоего вещества «эфкол». На самом деле это название партнерами Лухтера было просто придумано, поскольку вещества «эфкол» в природе вообще не существует. Однако вдаваться в тонкости химии и что-либо проверять в институте никто не стал. Занятно, что, по данным оперативников, рядовые сотрудники цеха, где шло производство MDP-2-P, в принципе будучи более-менее сведущими людьми в химии, через какое-то время сами догадались, что на самом деле они делали по заданию Барсукова отнюдь не загадочный «эфкол», а вещь куда более серьезную, и пытались даже вразумить начальника. Но тот только приказал им «не выпендриваться» и под угрозой увольнения посоветовал работать дальше и не задавать глупых вопросов.

Химия и жизнь

В результате в течение почти года переработка сассафрасового масла в ГНИИХТЭОС шла буквально тоннами. Готовый MDP-2-P в цехе расфасовывали в бочки, после чего за ними регулярно приезжал на грузовике связной от Лухтера. Границу товар пересекал также открыто — через погранпереходы. На бочки с MDP-2-P столичные химики составляли поддельные сопроводительные документы, по которым в бочках находилось либо лавровое масло, либо тот же мифический «эфкол». Понятно, что ни один таможенник не мог разобраться в сложных химических названиях и формулах, указанных в бумагах.

Занятно, что, как выяснили сыщики, ни Борис Барсуков, ни Александр Резниченко на сотрудничестве с Лухтером почти ничего не заработали. Эстонец изначально обещал им покупать MDP-2-P по 200–400 долл. за килограмм. Учитывая, что, по данным следствия, всего в ГНИИХТЭОС успели произвести около 2 тонн этого химиката, сумма набегала солидная. Однако Лухтер, пообещав москвичам золотые горы, уговорил их, что расчет будет производиться с отсрочкой на несколько месяцев. Как полагают оперативники, это нужно ему было потому, что по договоренности с партнерами по наркобизнесу в Эстонии Лухтер сам получал деньги не по факту изготовления таблеток экстази, а только после их реализации. Впрочем, сыщики не исключают, что прожженный уголовник мог рассчитывать и обмануть химиков. Однако после ареста Лухтера московские поставщики MDP-2-P за свою продукцию в любом случае получить деньги никак уже не могли.

Поскольку процесс производства MDP-2-P на мощностях ГНИИ ХТЭОС был отлажен, а на складе оставалась еще небольшая партия химиката, которую связной Лухтера забрать не успел, химики начали подыскивать новых покупателей на свой товар — чтобы наконец заработать хоть какие-то деньги. К этому времени Александр Резниченко уже был мертв и всеми вопросами — как по производству MDP-2-P, так и по взаимоотношениям с Лухтером — занимался его сын Владимир, тоже химик по образованию. Именно он и стал искать новых партнеров, которых бы мог заинтересовать такой специфический товар. К этому времени оперативники МВД РФ в принципе уже смогли выяснить все детали налаженного Лухтером в Москве бизнеса. И когда Владимир Резниченко нашел очередного потенциального покупателя и договорился о продаже первой партии MDP-2-P, сыщики разработали сложную многоходовую комбинацию, чтобы задержать его с поличным. Произошло это 3 декабря 2003 года у одного из торговых комплексов в Химках на Ленинградском шоссе. Как только Резниченко договорился о сделке, получил 90 тыс. долл. и предоставил товар — несколько бочек с 300 литрами MDP-2-P, сыщики надели на него наручники. Сразу же последовали обыски, в результате которых специально приглашенные эксперты зафиксировали факт нелегального производства в цехе ГНИИХТЭОС опасного химиката. Причем на складе цеха было обнаружено еще 150 кг готового к продаже MDP-2-P. По результатам операции Следственный комитет при МВД РФ возбудил уголовное дело, а Барсукову и Резниченко предъявили обвинение в контрабанде, незаконном производстве, хранении и сбыте ядовитых веществ и подделке документов. Также в рамках этого дела заочно обвинение было предъявлено и самому Лухтеру, которому помимо сбыта и контрабанды ядовитых веществ вменили еще и организацию производства наркотиков. Однако на этом совместное расследование российских и эстонских спецслужб не закончилось.

Просчет в технологии

Сотрудники ЦКП Эстонии, занимаясь делом Лухтера, выяснили, что во всем бизнесе по производству экстази этот человек на самом деле был далеко не главным. Как оказалось, в своей лаборатории в Таллине он действительно всем заправлял один. Даже весь процесс по смешиванию разных препаратов и производству таблеток Лухтер никому не доверял и все делал сам, без помощников, по письменным инструкциям, которые ему в свое время составил еще Александр Резниченко. Однако, как выяснили эстонские оперативники, при этом Лухтер действовал отнюдь не самостоятельно, а по заказу неких «очень серьезных» людей. Именно они забирали у Лухтера партии готовых таблеток, причем при этом не расплачивались «по факту», как с обычным поставщиком, а практически платили ему зарплату. Более того, выяснилось, что большую часть полученного из Москвы MDP-2-P Лухтер использовал не в своей лаборатории, возможности которой были достаточно ограничены, а передавал тем самым «хозяевам». Стало ясно, что Лухтер был лишь одним из далеко не самых авторитетных членов мощной наркогруппировки. В результате постоянного обмена информацией и кропотливой совместной работы эстонские и российские оперативники к лету 2004 года смогли вплотную подобраться к наркосиндикату. В сентябре сотрудники МВД смогли перехватить одного из курьеров этой группировки в городе Кингисепп Ленинградской области, который вез около тысячи таблеток экстази. Через несколько дней еще одного члена наркогруппировки задержали в Таллине местные полицейские. 6 октября 2004 года в городе Пярну сотрудники ЦКП выследили и связного Лухтера — жителя Таллина Сергея Белова, который забирал у московских химиков в ГНИИХТЭОС и перевозил в Эстонию партии MDP-2-P. Причем задержали его в тот момент, когда он вместе с двумя приятелями пытался совершить вооруженный налет на водителя грузовой фуры. Внешне это выглядело как обычный разбой, однако позже полицейские выяснили, что Белова интересовал не легальный товар, который находился в кузове грузовика, а спрятанные в тайнике 5 кг кокаина. Наркотик этот, как выяснили эстонские оперативники, принадлежал конкурирующей наркогруппировке. После этого сотрудники ЦКП смогли установить уже большинство членов наркосиндиката, и 13 октября в Таллине и других городах Эстонии начались массовые аресты и обыски. Всего было задержано десять человек, а в принадлежащей одному из них усадьбе на далеком хуторе полицейские нашли хорошо оборудованную мощную нарколабораторию. Там сотрудники ЦКП захватили рекордную в своей истории партию экстази — около 330 тыс. уже готовых таблеток и еще более 20 кг порошка МДМА, из которого наркодельцы могли изготовить еще более 200 тыс. таблеток. Причем в ходе расследования эстонские следователи выяснили, что эта наркогруппировка не только промышляла производством экстази, но и контролировала значительную часть контрабандных потоков всех прочих наркотиков — героина, кокаина, опия и т. д., следовавших как в саму Эстонию, так и далее транзитом во многие страны Западной Европы. Следствие по этому делу в Эстонии продолжается, и только на днях там были задержаны еще четверо членов наркогруппировки.

Артем ВЕТРОВ

Газета «Молодежь Эстонии»

16.03.2006

Срок для комиссара

Харьюский уездный суд в среду признал бывшего верховного комиссара отдела по борьбе с наркотиками Центральной криминальной полиции Валло Яэратса виновным в сотрудничестве с преступниками и назначил ему наказание в виде лишения свободы сроком на четыре года.

Суд счел доказанной вину 33-летнего Яэратса в злоупотреблении своими служебными полномочиями, связях с преступными группировками, проведении противозаконных следственных и частных мероприятий, а также занятиях наркобизнесом, одновременно оправдав его по пункту обвинения в получении взятки.

Проходивший по одному делу с Яэратсом 33-летний Раймонд Пярн также признан виновным в обороте наркотиков в крупных объемах, и ему назначено наказание в виде трех лет лишения свободы, из которых реально он отсидит четыре месяца. Предъявленные ему обвинения в даче взятки подтверждения в суде не нашли.

Назначенные судьей Эдой Мурак наказания совпали с тем, что требовала для подсудимых госпрокурор Лаура Вайк. Судебные слушания по делу бывшего полицейского проходили в закрытом режиме по просьбе государственного прокурора, поступившей в суд 13 декабря прошлого года. Суд счел ходатайство уместным, поскольку в деле имелось множество секретных данных, не подлежащих огласке при посторонних.

Согласно материалам досудебного следствия, проведенного Полицией безопасности, Яэратса сгубила теплая дружба с одним из преступников, который и ввел его в круг тех, кто занимался сбытом наркотических средств. Вместо того чтобы по долгу службы пресечь преступные деяния, Яэратс весьма активно принялся сотрудничать с преступниками. Он оказывал им всяческое содействие и, злоупотребив своим служебным положением, в 2002 году сообщил им о планировавшейся финской полицией операции по задержанию наркоторговцев, тем самым едва не сорвав ее.

Кроме того, Яэратс, имея доступ в базу данных полиции, «сливал» секретную информацию все тем же представителям уголовного мира, по просьбе одного из преступников (это как раз и был его подельник Раймонд Пярн) делал распечатки телефонных переговоров, а также пользовался его квартирой и машиной.

По обвинительному заключению верховный комиссар ЦеКриПо, по должности обязанный заниматься пресечением преступлений, связанных с наркотиками, сам не гнушался наркоторговли, лично поучаствовав в купле-продаже 200 граммов кокаина.

Ключевым свидетелем по делу проходил зарубежный эстонец Индрек Пармасто, который получил от Яэратса информацию о готовящейся в Финляндии масштабной полицейской операции и предупредил о ней финских наркодельцов. Однако на скамье подсудимых вместе с Яэратсом и Пярном Пармасто париться не пришлось, так как за дачу важных свидетельских показаний он был освобожден от уголовной ответственности. И теперь он преспокойненько наслаждается свободой в одной из стран Евросоюза.

Расследованием деятельности бывшего комиссара Полиция безопасности занялась в июне 2004 года, а 10 мая 2005 года утром он был вызван на допрос в КаПо и больше на работу не вернулся. В тот же день он в сопровождении сотрудников Полиции безопасности и государственного прокурора Лауры Вайк был доставлен в Таллинский городской суд, где дежурный судья дал санкцию на его арест.

Позже Яэратс неоднократно ходатайствовал об освобождении из-под стражи, но суд не посчитал эти просьбы обоснованными.

Следующие три с лишним года он проведет за решеткой.

Как сообщили «Молодежи Эстонии» в Департаменте полиции сразу после задержания Валло Яэратса в мае прошлого года, длительное время прослуживший в наркополиции верховный комиссар неоднократно поощрялся за ряд успешно проведенных операций по выявлению преступлений, связанных с наркотиками, и никогда ранее оснований подозревать его в связях с преступными группировками не было.

Любовь СЕМЕНОВА

В общем, закончилась история с разоблачением Калле для него не то чтобы лучшим образом, но и не очень плохо. Суд приговорил его к четырем годам тюрьмы, из которых он отсидел лишь половину и благополучно вышел на свободу. Даже раньше меня, хотя получил почти столько же.

Но я все равно поначалу никак не мог успокоиться. Самым интригующим во всей этой истории был вопрос, куда же в итоге делось все оборудование, которое я привез в Таллин и на котором мы, а потом уже сами люди Марво делали экстази. Это же пусть не очень большой, но настоящий химический цех, на котором можно производить, по идее, любые синтетические наркотики, причем без преувеличения тоннами.

Как-то, составляя в тюрьме очередные запросы и жалобы, я даже специально составил опись всего добра, которое должно было остаться у Марво и Змея. Там был целый набор реакторов — один эмалированный на 600 литров, один 400-литровый, два реактора по 160 литров, еще два 100-литровых; два больших промышленных вакуумных насоса и два послабее; несколько комплектов 200-литровых стеклянных емкостей для разделения слоев; ну и таблеточный аппарат весом в 2,5 тонны, который выдавал до 90 тысяч таблеток в час. И это только самое основное, не считая всякого мелкого лабораторного оборудования.

Вряд ли кто решился бы выкинуть такие сокровища. Для людей, занимавшихся производством наркотиков, это курица, несущая золотые яйца. Причем и сами эти люди — тот же Марво и Змей — никуда не пропали, в тюрьму не сели. Поэтому я не оставлял надежд все же заинтересовать кого-нибудь поиском этого оборудования, результаты которого наверняка подтвердили бы мои показания. Но заниматься по закону этим могла лишь полиция, а там были все сплошь бывшие подчиненные Калле, которые в разговорах со мной не скрывали, что честь мундира их коллеги — пусть и разоблаченного и даже осужденного — стоит куда дороже свободы какого-то босяка вроде меня.

Тем не менее бывшие подчиненные Калле все же немного побаивались меня и периодически приходили с разговорами, чтобы я поутих, если писал слишком много жалоб и обращений. И однажды у меня появился шанс этим воспользоваться. По закону я имел возможность выйти из тюрьмы досрочно, но для этого надо было, чтобы согласие дал прокурор, который, в свою очередь, больше прислушивался к мнению полиции, конечно, чем к моему.

Калле на суде вину не признал и потому позже имел право обжаловать приговор. Когда он подал апелляцию, я позвонил его бывшему помощнику и попросил о встрече. Он не побрезговал и пришел ко мне в тюрьму. Когда он сел за стол напротив, я сразу без обиняков ему выложил:

— Я думаю, полиция заинтересована в том, чтобы я этим летом смог выйти на свободу досрочно.

Тот презрительно спросил, с чего вдруг я выдумал такую глупость и с какой стати они должны обо мне ходатайствовать перед судом. Но сразу не ушел, поняв, что я пытаюсь торговаться.

— У Калле скоро новое рассмотрение дела, — сказал я. — Вряд ли ему нужен будет новый шум, который я могу поднять в газетах о том, что вы скрыли все основное производство наркотиков. Ведь вы так и не стали ничего проверять, о чем я писал и о чем журналисты вам говорили. Кроме того, теперь у КаПо может появиться новый свидетель. Я слышал, вроде Яанус готов дать им показания. Вполне может быть, что ему, как и Интсу, дадут возможность воспользоваться 205-й статьей. Возьмут под защиту. Тогда у Калле точно дела совсем другие пойдут. Так хорошо, как сейчас, уже вряд ли будет.

Полицейский выслушал меня мрачно, но не перебивал. А когда я закончил, с минуту так же хмуро молча посидел за столом, обдумывая услышанное, и, уже вставая, произнес:

— Я тебя понял. Подумаем, что можно сделать.

Кто такой Яанус и что он мог рассказать КаПо, помощник Калле знал хорошо. Трудно сказать, был ли он раньше посвящен во все тонкости взаимоотношений своих коллег с Марво, Змеем, мной и другими нашими компаньонами. Но уже после моего ареста полиция несколько раз говорила с Яанусом, когда приходилось делать вид, что там проверяют мои обращения и жалобы. Конечно, тогда он рассказывал, что ничего не знает и про наркотики слышит первый раз, но так ведь и полицейские это от него и хотели услышать. И этого, в общем, не скрывали. Кроме того, наверняка полицейские допрашивали его и после показательного разоблачения «наркозавода» под Пярну. Яануса хорошо знали многие, кто был арестован по тому делу, и тот же заместитель Калле, если раньше ничего и не слышал о Марво и Змее, теперь-то наверняка был в курсе всех взаимоотношений внутри нашей прежней компании. Многие без всяких сомнений рассказали и о моей дружбе с Яанусом, и о том, что он был одним из близких партнеров того же Интса, давшего показания на комиссара.

С самим Яанусом я, после того как мне вынесли приговор, довольно часто разговаривал по телефону. Его пока люди Калле не трогали, но сам он все думал, что же ему дальше делать. Поскольку Марво и Змей оставались на свободе, он по-прежнему был у них фактически в полном подчинении. С одной стороны, на нем так и висел огромный долг за пропавшие во время полицейских облав партии наркотиков, которые он раньше отправлял. С другой стороны, уйти от Марво, просто послав его куда подальше, он тоже не мог. Марво прекрасно знал если не все, то очень многие дела Яануса, когда и где он сам изготавливал наркотики, кому продавал и отправлял, и в любой момент мог сдать его тем же людям Калле, которые бы упекли его в тюрьму очень надолго.

Я сказал Яанусу, что в его положении, наверное, самый лучший выход тоже попробовать обратиться в КаПо. К его показаниям там наверняка отнеслись бы более внимательно, чем к моим. Он не был судим, не находился под следствием, ему не надо было ни от кого защищаться и казаться лучше, чем он есть. Так что его слова, без сомнения, представлялись бы куда более ценными и достоверными для прокуратуры и суда. И Яанус со мной в конце концов согласился, раздумывая только, когда лучше это сделать.

Помощник Калле, конечно, понимал если не все эти тонкости, то очень многие из них. И я полагал, что хоть тут в полиции со мной станут считаться. В итоге со мной посчитались, но совсем не так, как я думал.

После того разговора прошло недели три, но так ничего и изменилось. Я пару раз звонил в полицию и интересовался по поводу их решения о возможности моего освобождения, но там отвечали, что все еще что-то решается. И вот однажды утром я читал газету и вдруг похолодел, увидев маленькую заметку в хронике происшествий.

В статье рассказывалось о пожаре, случившемся на бензоколонке на окраине Таллина. Там загорелась машина, но огонь быстро потушили и ничего страшного не произошло. Однако находившийся внутри мужчина задохнулся и погиб.

Прибывшая полиция признала инцидент трагической случайностью. В газете сообщали, что BMW подъехала к бензоколонке вечером и встала прямо под камеру видеонаблюдения. Камера это хоть и обзорная — поворачивается, снимая округу, но зафиксировала основное. Когда машина припарковалась, из нее никто не вышел, и так она простояла около часа. Полиция решила, что владелец просто устал и остановился в безопасном месте вздремнуть. Но мотор он не заглушил, а потом, видимо, что-то внутри замкнуло, и из машины пошел дым. Поскольку было поздно и прохожих почти не было, пожар заметили не сразу. Когда машину потушили, владелец был уже мертв. Причем сообщалось, что он находился на пассажирском сиденье, поскольку, видимо, там было удобнее спать. По документам в погибшем опознали Яануса.

Если бы я не знал, о ком идет речь, я бы тоже на такую заметку особого внимания не обратил. Такие сообщения люди читают мельком и быстро забывают. Ну да, случилось несчастье, печально, но в жизни все бывает. Кому-то не повезло. Может, кто после подумает на всякий случай проверить свою машину, если давно техосмотр не делал или там что-то забарахлило. Но никому в голову не придет, что за этим скрывается что-то большее, чем просто несчастный случай. Полиция же приехала, пожарные все осмотрели, признали, что это была досадная техническая неисправность.

Но для меня это было очевидное, вопиющее убийство — даже не то чтобы очень хорошо спланированное, а самое обычное, просто аккуратно выполненное убийство опасного свидетеля. Это было видно даже по самой газетной статье, автор которой, понятно, сам ничего не расследовал, а лишь, не особо задумываясь, передал слова полицейских и пожарных.

Они решили, что Яанус остановился у той бензоколонки, чтобы передохнуть? Но его дом располагался меньше чем в километре от той заправки, там пешком идти минут пять. Зачем ему на обочине отдыхать, если он может пойти домой спать? Машина сама загорелась, замыкание могло произойти? Но у него была почти новая BMW седьмой серии, ей было меньше трех лет! Она еще на гарантии была. Какое замыкание? И самое главное, что случилось это именно с человеком, который собирался идти в КаПо давать показания. Бывают же такие стечения обстоятельств! Кто бы поверил?!

Даже из газетной статьи происшедшее с Яанусом мне было понятно как дважды два. Скорее всего, его вызвали на встречу. Может, прямо к той бензоколонке, может, где-то рядом. Там, выбрав удобный момент, как-то отключили — оглушили или, возможно, усыпили хотя бы обычным эфиром. А потом подсунули что-то горючее под капот или под панель управления. Выйти же из машины незаметно было совсем не сложно. Камера слежения, которая зафиксировала, как из машины пошел дым, все время поворачивалась и довольно надолго теряла из поля зрения этот сектор. Я потом специально ходил на нее сам смотреть. Если знать заранее или иметь помощника, который даст сигнал, сбежать от этой камеры было совсем не сложно.

Но что я мог сделать в своей тюремной камере, прочитав эту статью? Снова писать жалобы и обращения? Требовать все еще раз проверить? Поначалу я так и попробовал сделать, но очень скоро понял, что теперь это вовсе бессмысленно. Пока я писал очередную бумагу и соображал, куда ее лучше отправить, история убийства Яануса канула в Лету. Он был похоронен, машину отправили в утиль, дело признали несчастным случаем и окончательно закрыли. Журналисты, кстати, тогда интересовались у представителя компании BMW, насколько велика вероятность самовозгорания их машин, и тот сообщил, что это невозможно. Больше таких случаев по статистике нигде в мире не было. Но полиция решила, что им все и так понятно и лишних экспертиз проводить не надо. В итоге никаких следов не осталось.

Еженедельник Eesti Ekspress

25 мая 2006

Таинственная смерть свидетеля

Погибший в результате пожара в автомобиле 39-летний бизнесмен Яан Аррак должен был давать показания по крупнейшему делу о наркотиках.

По сообщению полиции, его внедорожник BMW x5 был обнаружен в минувшее воскресенье вскоре после полуночи [в Таллине] у перекрестка Палдиского шоссе и улицы Тяхеторни, рядом с офисами автосалона BRC и магазина сантехники FEB. Тело Аррака было найдено на переднем пассажирском сиденье.

По факту происшедшего возбуждено уголовное дело. Как сообщила окружной прокурор Наталья Миилве, пока еще непонятно, было ли это преступление или несчастный случай. Тем не менее она сделала любопытный намек на личность погибшего Аррака. «В частности, полиция интересуется его кругом общения. Нельзя сказать, что он был большой шишкой в мире организованной преступности, но из-за знакомств его вполне можно было отнести к группе повышенного риска», — сказала Миилве газете Postimees.

Что имел в виду прокурор?

Насколько известно, Аррак ранее занимался бизнесом в сфере недвижимости. Компания Harman Group, акционером которой он являлся, построила три жилых дома в районе Виймси Айанд. Помимо этого, известно, что бизнес-партнер Аррака — Роберт Херман — в свое время поддержал Партию реформ взносом в 150 000 крон.

Что касается слов прокурора, то она, скорее всего, имела в виду историю с разоблачением крупного наркозавода, действовавшего в Виймси в 1999–2003 годах. Подозреваемыми по тому делу проходили Тармо Валинг, Жан Глюкманн и Хельдур Лухтер. Причем Валинг тогда был отпущен из-под ареста под залог в 2,2 млн крон, рекордную в истории Эстонии сумму. Другой знакомый Аррака, торговец наркотиками Индрек Пармасто, как следует из судебных материалов, оказался ключевым свидетелем в истории с разоблачением и осуждением комиссара полиции Валло Аэратса.

Яан Аррак, судя по всему, был как-то связан с производством наркотиков в районе Виймси. По словам старшего прокурора Эндлы Юлвисте, по тому делу подозрения против него были сняты в связи с истечением сроков давности. Однако теперь он должен был выступить свидетелем по какому-то новому делу, подробности которого пока не сообщаются.

Раньше Аррак уже попадал в истории, связанные с наркотиками. В начале 2000 года суд Хельсинки объявил его в международный розыск по подозрению в контрабанде осенью 1999 года из Эстонии в Финляндию 2053 таблеток экстази. Весной 2000 года Аррак был задержан пограничной охраной и полгода провел в изоляторах Эстонии и Финляндии в ожидании суда. Но на процессе торговец наркотиками, проходивший по делу ключевым свидетелем, изменил данные на допросах показания и сообщил, что Аррак не имел отношения к контрабанде наркотиков. В результате обвинения с него были сняты, и он вышел на свободу честным человеком. Надо полагать, что финское правительство должно было выплатить ему компенсацию на многие тысячи долларов.

Никаких следов преступления

Как сообщила прокурор Миилве, на основании предварительных данных можно говорить, что это не было преступлением. Смерть Аррака наступила от отравления продуктами горения. Аррак подъехал к месту трагедии в 23.00, а до этого, как установлено, он находился в сауне оздоровительного комплекса в 6 км. Примерно в 0.17 из его машины повалил дым.

Момент появления машины Аррака и все последующие события зафиксировала камера наблюдения, установленная на одном офисов неподалеку. Судя по видеозаписи, Аррак ни с кем не общался и сам из машины не выходил. Камера вела запись не постоянно, с перерывами в минуту, но прокурор Миилве уверена, что крайне маловероятно, чтобы кто-то посторонний мог оказаться у машины Аррака и при этом не попасть в поле зрения камеры.

Почему Аррак не смог выбраться из горящей машины, непонятно. По словам Миилве, он не был пристегнут ремнями безопасности, а двери не были заблокированы.

Почему машина загорелась? Отвечая на вопросы газеты Postimees, Милве сказала: «Прежде чем произошел пожар, мощный внедорожник BMW простоял там с работающим двигателем больше часа. Можете представить, чем такое грозит. Мы ждем результатов экспертизы».

«Ekspress» попросил прокомментировать этот случай в представительстве BMW в Эстонии. Директор по маркетингу Тоомас Пярна отметил, что ни один технически исправный автомобиль BMW не может загореться сам по себе, даже если очень долго простоит на месте с работающим двигателем. По его словам, в конструкции их автомобилей учтены все теоретически возможные ситуации. «Например, на юге США обычное дело, когда автомобили часами стоят в пробках на раскаленном солнце при температуре воздуха 40–50 градусов, — приводит пример Пярн. — И даже если в такой ситуации из радиатора вытечет вся охлаждающая жидкость, двигатель не перегреется до такой степени, чтобы произошло самовоспламенение». Также, по его словам, к этому не может привести и система зажигания BMW x5. Во всяком случае, он не знает ни одного подобного случая в мире.

Миилве, в свою очередь, сказала, что не собирается отправлять автомобиль на специальную экспертизу, поскольку это будет стоить многие тысячи крон. Пойти на это можно будет только в том случае, если будут действительно серьезные сомнения в причинах ЧП.

Tarmo Vahter, Sulev Vedler, Raul Ranne

После этого я уже больше не пытался кого-то разоблачать и шантажировать. Тем более что вскоре ко мне явился очередной прокурор и сообщил, что согласен наконец на мое досрочное освобождение, если я не буду больше поднимать шум вокруг дела Калле. У того как раз вскоре должна была состояться апелляция — новое рассмотрение дела, и суд вполне мог отправить дело снова следствию для изучения новых обстоятельств. Мне оставалось тихо досидеть оставшийся срок, не доставляя больше никому неудобств и неприятностей, и через месяц меня действительно отпустили, хотя и выиграл я от этого не очень много.

После освобождения, однако, я попытался еще что-то предпринять. Попробовал было провести маленькое расследование гибели Яануса, даже нашел свидетелей того пожара. Но лишь удостоверился, что доказывать что-либо уже поздно. Улик давно нет, да и про саму историю люди стали забывать. Еще попытался разыскать Паука — тихого рабочего, который помогал Яанусу и Заку работать на химической установке. Он никогда сам ничего не решал, лишь выполнял указания кого-то из нас, за что получал небольшую зарплату. Но все же Паук знал довольно много о том, когда, как и сколько делали наркотики Марво и его люди. Я полагал, что если его спросят, то его показания заинтересуют если не полицию, то КаПо, прокуратуру или хотя бы журналистов. Но, как я обнаружил, он просто пропал.

Вскоре после ареста Калле по моим сообщениям его вызывали на допрос в полицию. Судя по протоколам, которые потом я смог увидеть, он, как и все остальные, тогда сообщил, что ничего про наркотики не знает. Собственно, полицейские это от него и хотели услышать. Но после того, как он вышел из дверей полицейского управления, его больше никто и не видел.

Жил Паук один и с родственниками виделся лишь изредка, не очень посвящая их в свои дела. И они решили, что Паук срочно куда-то решил уехать. То же потом, когда я настаивал на новых опросах всех участников нашего дела, говорили и полицейские — мол, родственники утверждают, что Паук куда-то уехал, и где его искать, непонятно. Но я обнаружил, что про отъезд Паука его родственникам сказали сами же полицейские, ссылаясь на каких-то его приятелей. В общем, все почему-то решили, что Паук просто уехал за границу и спрятался. Но на самом деле, никаких свидетельств этому не было — он не садился на поезд, в самолет, не пересекал границу на машине. Паук просто растворился — в один день. И никому до этого больше уже не было дела. Что с ним на самом деле случилось — можно лишь гадать.

Конечно, в теории могло быть действительно так, что Паук вдруг решил спрятаться и замел следы, как настоящий шпион. Но с чего? Он не был секретным агентом, и даже авантюристом его сложно было назвать. Паук всегда просто добросовестно исполнял данные ему поручения и никогда сам не выяснял ни с кем отношений, не требовал чего-то сверх того, что ему давали. Его больше ничего и не интересовало. Это был очень работящий и исполнительный человек, не более того. И вряд ли произошло чудо, когда простой работяга вдруг решил поиграть в шпиона. В жизни, за крайне редким исключением, все бывает куда прозаичнее — если человек пропал и никто его не видел и не слышал уже много лет, значит, его просто нет в живых.

Чем больше проходило времени после того, как я вышел из тюрьмы, тем меньше оставалось надежд, что мне удастся что-то кому доказать. Улик и свидетелей уже почти не было, да и сама история с разоблачением бутафорского «наркозавода» все больше забывалась, на смену прежним скандалам приходили новые, заслоняя их в памяти.

В конце концов я решил, что не остается ничего другого, как попробовать рассказать всю эту эпопею во всех деталях и без прикрас. Не для следователей, прокуроров или журналистов, а для тех, кто думает, что настолько хитер и расчетлив, что сможет заработать на наркотиках, избежать неприятностей и спокойно дожить до старости. По своему личному опыту — и никто не сможет сказать, что этого опыта у меня мало и я ничего не добился в наркобизнесе — могу сказать, что этого не случится никогда и ни при каких обстоятельствах. Не из-за того, что сами по себе наркотики плохи, как уверяют политики (хотя уже далеко не все). Ведь и само понятие наркотиков весьма относительно. По сути, и это вам подтвердит любой врач, алкоголь и табак — точно такие же наркотики, как марихуана или экстази. Но одни свободно продают в магазинах, а за другие людей на долгие годы отправляют в тюрьму, а где-то и лишают жизни.

Так вот, те наркотики, что законом запрещены, во многих странах, особенно с советским прошлым, неизбежно порождают совершенно особую систему. Есть представление, что ими торгуют и зарабатывают на них только преступники, те, кто с законом не считается, и этих людей называют наркоторговцами и представителями наркобизнеса. Но на деле эта система не может существовать без тех, кто с ней должен бороться. И эти люди очень скоро узнают о вашем существовании, а потом совершенно точно и придут за вами, насколько бы хитрым вы себя не считали.

Перехитрить систему невозможно, именно потому, что она система. А тот, кто будет делать или продавать наркотики, всегда будет в меньшинстве и сам по себе. Именно потому, что это бизнес. В системе же работает много людей, которые только тем и заняты, что узнают, кто и какими наркотиками торгует или где делает. Им за это деньги платят. Им для этого предоставлены все возможности — использовать любое шпионское оборудование, подслушивать все разговоры и читать чужие сообщения — в общем, следить за всеми и всеми возможными способами. А в последние годы этих способов становится все больше и больше.

Поэтому, как только на улицах, в клубах, в квартирах или еще на какой-либо ограниченной территории появляются новые наркотики и новые наркодельцы, полиция узнает об этом через пару дней. Даже самые ленивые и тупые полицейские все равно через неделю-другую об этом услышат. Им об этом расскажут, даже если они не хотят ничего знать. Наркотиками торгуют во всех странах и городах давно и везде. И каждый новый торговец для тех, кто работает давно, становится, естественно, конкурентом. А конкуренты нигде и никому не нужны. Поэтому новых людей, пришедших на рынок со своими наркотиками, тут же сдают полиции.

А далее возможны лишь два варианта. Либо вы соглашаетесь сотрудничать с системой, работать по ее правилам и указаниям и иметь от своего наркобизнеса ровно столько, сколько вам позволят, и тогда получаете шанс хотя бы некоторое время спокойно жить. Либо, согласно второму варианту, вы отправляетесь в тюрьму. Причем за что именно, не имеет значения. Никому не надо ловить вас именно с вашими наркотиками. Если это будет слишком сложно — подложат вам чужих.

Но и при первом варианте, при сотрудничестве с системой, нет никаких гарантий, что в итоге вы сможете разбогатеть настолько, чтобы в какой-то момент остановиться и «уйти на пенсию». Система наркобизнеса не дает никому таких возможностей, кроме тех, кто сам эту систему возглавляет. Все остальные в этой системе — босяки, которым не позволено много зарабатывать, поскольку они тогда становятся не подконтрольны ей.

То же самое относится и к тем, кто думает, что он сможет хоть разок мимоходом попробовать заработать на наркотиках. Разок перепродать, разок перевезти на своей машине партию через границу или доставить от одного торговца другому. Не надо строить иллюзий. Если удастся заработать и не попасть в тюрьму — значит, вам очень сильно повезло. Такие случаи исключение. Такие люди для системы наркобизнеса — одновременно и расходный материал, и сырье, без которого она не может существовать. Как иначе полиция будет показывать политикам и простым людям свою необходимость? Поэтому система сама заинтересована в том, чтобы плодить преступников и тут же их показательно сажать в тюрьмы.

И никакая, даже самая изощренная, дьявольская хитрость не поможет обойти и обмануть эту систему. Хитрость может только на время ее вести в заблуждение, скрыть от нее лишь некоторые детали своего бизнеса.

Так, в итоге никто не узнал и даже близко не догадался о том, что я смог сделать во время своей «командировки» в Китай и на Дальний Восток. Вскоре после моего ареста из России приезжали прокурор и следователь, которые занимались там моим делом. Они знали, что я каким-то образом раздобыл где-то на Дальнем Востоке две тонны сафрола и привез их в Москву. Но толком ничего выяснить не смогли. Ни про мистера Чханга, ни про моих партнеров в Уссурийске и Владивостоке. И уже после я понял, что это были за удивительные и умные люди, с которыми мне пришлось работать во Владивостоке. Мало того, что все документы по нашим сделкам были сразу заменены на совершенно другие, из которых трудно было понять, что на самом деле я ввозил из Китая. Но после там вообще пропали все следы моего пребывания. В один прекрасный день архив местной таможни просто сгорел. Почему, так и не понятно. Просто так случилось. Конечно, мои документы были там ни при чем или, во всяком случае, не главными. Наверняка там хранились документы и по куда более серьезным и крупным поставкам каких-то хитрых материалов, вроде моей «амбры». Надо полагать, просто была ревизия, и все прошлые бумаги как-то очень удачно для моих дальневосточных партнеров погибли в огне. И у них, без сомнения, дела пошли и потом так же хорошо, как и раньше. Однако считать их в моей эпопее исключением тоже никак нельзя. Они ведь не занимались наркотиками. У них был другой бизнес, и сотрудничали мы с ними лишь потому, что все условились, что я не имею отношения к бандитам и наркотикам — я занимаюсь парфюмерным бизнесом. Пусть, может, и немного странноватым.

Что же касается меня, то, несмотря на эти успешные моменты в бизнесе, система все равно меня не отпустила из своих цепких объятий. И порой кажется, что не отпускает до сих пор. После освобождения не очень часто, но с завидной регулярностью со мной пытались знакомиться разные люди — как потом выяснялось, бывшие полицейские или знакомые моих прежних компаньонов, которые осторожно хотели разузнать, куда же делись оставшиеся в Москве 500 кг моей «амбры».