Эллисдор.

— Тебя желает видеть его светлость.

Приказ явиться к герцогу заставил Артанну прервать утреннюю тренировку. Отпустив бойцов, Сотница повернулась к Веззаму.

— Ну веди, раз лорд Грегор жить без меня не может, — хрипло проговорила она, откупорив мех с водой. — Он сказал, зачем я ему понадобилась?

— Нет. Даже не станешь переодеваться? — помощник удивленно взглянул на командира. Ежедневные упражнения наемников сгоняли семь потов даже с опытного бойца, и сейчас Артанна выглядела неважно: выбившиеся из длинной косы седые волосы прилипли к мокрому лбу, лицо раскраснелось, как панцирь вареного рака, а тунику можно было выжимать.

— Грегора я таким видом точно не оскорблю — он сам полжизни провел в компании солдат. А на остальных плевать, — отрезала Артанна и, глотнув воды, решительно направилась к господскому дому.

Герцог Хайлигландский пожелал встретиться с наемницей в зале для больших собраний. Стоя перед дверями, Сотница хотела было отпустить Второго, но ее помощник покачал головой:

— Я иду с тобой. Его светлость желает моего присутствия, — тихо проговорил Веззам и открыл дверь.

Он пропустил Артанну вперед, внимательно следя за каждым ее шагом, словно опасался, что она вдруг вознамерится бежать. Наемница недоверчиво нахмурила брови, но списала свою подозрительность на расшатанные нервы.

Однако увидев компанию Грегора Волдхарда, молчаливо потягивавшего вино за длинным столом, Артанна поняла, что дурное предчувствие ее не обмануло. Рядом с герцогом и эрцканцлером Альдором ден Граувером восседал один из членов Шано Оддэ — правящего вагранийского совета. Высокий сухой человек с длинными седыми волосами, заплетенными в затейливую косу. Лицо его, почти лишенное грубых черт и крупных морщин, тем не менее, нельзя было назвать приятным. Точный возраст вагранийца не смогла определить даже Артанна, хотя помнила гостя еще с юности. Она даже выудила из памяти его имя — Заливар нар Данш. Тот самый Данш, что давеча отправил ей десятки писем.

Грегор не произнес ни слова, Альдор коротко пожал плечами в ответ на немой вопрос Артанны. Сотница на застыла, позабыв поприветствовать герцога. Вагранийский гость поднялся с места и сделал шаг навстречу.

— Здравствуй, Артанна, — произнес Заливар нар Данш глубоким мягким голосом. — Долго же ты заставила меня ждать.

— Проклятье! Что вы наделали? — наемница дернулась к выходу, но остановилась перед Веззамом. Второй обнажил меч, обратив его против Артанны. Женщина мгновенно выхватила один из своих клинков, но почувствовав движение за спиной, развернулась и сникла. Двое гвардейцев встали по бокам от вагранийки, демонстративно положа руки на эфесы мечей. По глазам воинов она поняла, что уйти из этого зала так просто ей не дадут.

Артанна смотрела на Второго со смесью непонимания и ужаса. Веззам подошел к ней, все еще держа обнаженный клинок перед собой.

— Прости, — тихо сказал он. — Мне пришлось пойти на это, иначе ты бы никогда не согласилась на встречу. Я перехватил гонца и доложил о письмах лорду Грегору. Его светлость пожелал, чтобы ваша встреча с советником произошла. Ты не выйдешь отсюда, пока не поговоришь с ним. Если раньше я умолял тебя ответить, то сейчас заставлю. Хотя бы ненадолго обратись к голосу рассудка и выслушай этого человека. Он пришел с миром.

— Как-то не вовремя ты отрастил яйца, — прошипела Артанна и вернула свой клинок в ножны. — Подонок.

— Называй меня как хочешь, но сначала выслушай советника. Быть может, я не такой уж и подонок, раз хочу лучшей участи для «Сотни» и готов пойти на любые жертвы ради отряда.

— Только что ты пожертвовал мной, — ответила она ему по-вагранийски и повернулась к Грегору. — Я выслушаю Шано, если Веззам уберется отсюда.

На бесстрастном лице герцога не отразилось ни тени эмоций.

— Условия здесь ставлю я, — холодно ответил он. — Веззам останется. Ты должна была сообщить мне о письмах из Ваг Рана с самого начала, но не сделала этого. Твой помощник поступил правильно и заслужил право здесь находиться.

По тону Волдхарда Артанна поняла, что поддержки от герцога не дождется. От Альдора толку не было — против своего покровителя он бы ни за что не пошел. По крайней мере, он бы точно не стал перечить другу ради нее.

— Ладно, — взяв себя в руки, наемница отодвинула один из стульев и вальяжно расселась. Она медленно вытаскивала из кармана курительные принадлежности и аккуратно раскладывала их на столе. — Говори, Шано.

Веззам встал возле спинки ее стула, держа одну ладонь на рукояти меча. Вагранийский советник церемонно поклонился.

— Я Шано Заливар нар Данш. Твой отец был моим другом.

— Я знаю, кто ты. Крепкая дружба, ничего не скажешь, — отозвалась Артанна. — И где же ты был, когда Дом твоего друга обвинили в предательстве и уничтожили?

Ваграниец не дрогнул.

— В числе тех, кто оказался к этому причастен, — невозмутимо ответил он. — Косвенно.

Ответ Шано стер язвительную ухмылку с лица женщины.

— А ну повтори, — потянувшись за клинком, прошипела она.

Заливар нар Данш жестом призвал наемницу к спокойствию.

— Послушай меня! Тогда я еще не стал главой Дома, не занял место в Шано Оддэ и потому не мог ему помочь. Но даже будь я членом Совета в тот момент, это вряд ли что-то бы изменило — твой отец посягнул на нечто слишком важное. Ты должна знать о том, что тогда произошла. Хотя бы сейчас. Особенно сейчас.

— Это, по-твоему, вернет моим родственникам жизнь? — рявкнула Артанна и вскочила, едва не уронив стул. Веззам крепко схватил ее за плечо, но она брезгливо стряхнула его руку. — Думаешь, какие-то слова спустя тридцать лет что-то изменят?

— Этот разговор может мне самому стоить жизни! — повысил голос Шано. — Ради того, чтобы встретиться с тобой, мне пришлось тайно выбраться из страны. Ты понятия не имеешь, что происходит в Ваг Ране в последние тридцать лет, Артанна. Да за одну встречу с тобой меня ждет неминуемая казнь! Выражая раскаяние, которое ничего для тебя не значит, я рискую жизнью.

Наемница молча выслушала тираду, пинком подвинула стул и потянулась к табаку.

— Так мне тебя пожалеть?

— Просто выслушай.

— Хватит прелюдий, мы не в борделе, — Артанна ловко набила трубку, поднесла лучину и раскурила табак. — Говори, зачем приехал. Я ни на секунду не поверю, что тебя загрызла совесть спустя столько лет.

— В Шано Оддэ раскол. Старшие Дома начали уничтожать друг друга.

— Да неужели? — выдохнув дым, спросила вагранийка. — Тебя удивляет, что змеи кусаются?

— Хватит, Артанна, — приказал Грегор. — Дай вагранийцу сказать.

Шано благодарно кивнул герцогу.

— Споры о праве Старших Домов занимать места в совете ходили задолго до начала деятельности твоего отца, — начал он. — Кто-то говорил, что первые Шано завещали выбирать в советники достойнейших людей вне зависимости от их положения. Иные, наоборот, утверждали, что первые Шано поручили своим детям продолжать их дело. Как было в действительности, не знает никто — за полторы тысячи лет, что существует Шано Оддэ, с этим так и не разобрались.

Артанна пожала плечами.

— Этот вопрос удобно замалчивать. В вашем-то положении.

— Как и в твоем, — парировал ваграниец. — Дом Толл наряду с остальными Старшими Домами наследовал право заседать в Шано Оддэ. До недавнего времени.

Заливар жестом попросил вина. Перед ним тут же очутился серебряный кубок с напитком. Сделав глоток, советник едва заметно скривился. Артанна метнула свирепый взгляд на кувшин и с подчеркнутой сосредоточенностью принялась рассматривать свою трубку.

— Гириштан покровительствовал университету Рантай-Толла, — промочив горло, продолжил ваграниец. — С его подачи историки организовали несколько экспедиций в древние храмы. Весьма удачные, замечу. Впрочем, одна из них оказалась роковой для всех нас — завещание первых Шано все же было найдено.

— Что ж, мой отец всегда уделял слишком много внимания прошлому, игнорируя настоящее, — ответила Артанна. — И что же было в том завещании?

— Доказательство того, что Старшие Дома занимали места в Шано Оддэ не по праву. Согласно тексту находки, совет должен был стать выборным, а вместо этого наши предки создали закрытое сообщество, дабы возвыситься над остальными.

— Ну, здесь-то я их могу понять, — криво улыбнулась наемница. — Зачем разделять с кем-то власть, если можно править самим?

— Находка твоего отца остальным Шано не понравилась. Они увидели в этом угрозу и предложили Гириштану уничтожить документ. Он не согласился.

— Хочешь сказать, мой отец пострадал за излишнюю любовь к истории? Весьма иронично.

Вагранийский гость с тихим стуком поставил кубок на стол.

— Помнится, мы с ним долго спорили на этот счет. Он хотел восстановить положенный ход вещей, а я не понимал, почему он был так одержим этой идеей. Если бы я знал, какими последствиями это обернется для Гириштана и всех нас… — По лице советника пробежала тень, на миг открыв его истинный возраст. — Когда твой отец отказался уничтожить находку, его обвинили в предательстве и заговоре против Шано Оддэ. Ты, полагаю, знаешь, как в Ваг Ране расправляются с заговорщиками.

— Вырезают семьями, это я уже поняла. Так вот оно что, — задумчиво протянула Артанна. — Кто бы мог подумать? Мой отец, этот жестокий ублюдок, игнорировавший собственную дочь на протяжении всей ее жизни, погиб во имя светлой идеи! Положил жизнь собственной семьи на пьедестал замшелых идеалов! Вполне в духе всех этих героических баллад, что поет мой менестрель, соблазняя баб. Только толку от этого героизма?

Грегор и Альдор переглянулись, но от вопросов воздержались.

— Это еще не все, — расправив полы роскошного одеяния, продолжил Заливар. — Когда Шано избавились от твоего Дома, в совете освободилось место. Некоторое время велись споры, кто должен стать одиннадцатым советником, и нужен ли он вообще. В конце концов несколько Шано предложили отдать это место главе одного из Младших Домов. Побочные ветви правящих семей давно претендовали на власть и за последние столетия стали весьма внушительной силой, игнорировать которую уже не получалось. Поэтому советники решили одним махом убить двух зайцев — заполнить пустоту и заручиться лояльностью Младших Домов.

— И кто сейчас отсиживает задницу в совете вместо моего отца? — безучастно поинтересовалась наемница.

— Дом Ройтш. Побочная ветвь Дома Шуггирун.

Сотница пожала плечами.

— Мне плохо знакомы эти имена. Не забывай, я недолго жила в Ваг Ране.

Заливар небрежно отмахнулся.

— Не так важно, кто занял место твоего отца в совете. Имеет значение другое — идею, за которую погиб Гириштан, извратили. Совет раскололся еще при жизни твоего отца: большинство выступало за сохранение существующего положения, другим понравилась идея выборности, хотя и не в той форме, что была завещана первыми Шано Оддэ. Однако после того, как Дом Толл пал, советники обратили пристальное внимание на всех, кто поддерживал предателей. Так избавились еще от двух Старших Домов — Танзулл и Дашидден, и тоже по обвинению в заговоре против Шано Оддэ. Теперь их места занимают Младшие Дома — наиболее обеспеченные и лояльные к порядкам нынешнего совета. У нынешнего Шано Оддэ есть несколько лидеров — и они обрели безграничную власть, продавая места в совете Младшим Домам.

Артанна потушила трубку и хрустнула пальцами.

— Весьма удобно устроились, ничего не скажешь, — сказала она. — Правда, мне до сих пор не совсем ясно, зачем именно ты рисковал своей шкурой. Чтобы передать мне последние новости? Пожаловаться на интриги?

Заливар нар Данш невесело усмехнулся.

— Так уж вышло, что мы с тобой оказались в опасности.

— О какой опасности идет речь? — Альдор метнул тревожный взгляд на знатного вагранийца и нервно забарабанил пальцами по краю стола.

— После того, как я стал главой своего Дома, в Шано Оддэ вспомнили о моей давней дружбе с Гириштаном. Перед смертью он спрятал свою злополучную находку и даже под пытками не выдал, куда. Как вы понимаете, участников той экспедиции, в живых тоже нет — они закончили свое существование в руках палачей. Советники искали документ много лет, но потерпели неудачу. Спрашивали и меня, но мне удалось отвести от себя подозрения. Впрочем, не до конца. Некоторые советники полагают, что я могу быть в этом замешан. Недавно кто-то снова пустил слух о том, что я знаю, где находится завещание. Что бы я ни сказал, как бы ни пытался оправдаться, веры мне не будет. А потому моему Дому угрожает участь семьи Толл.

— С этого и нужно было начинать, Заливар, — вздохнула наемница. — Теперь все понятно — ты трясешься за свою шкуру, и тебя трудно в этом винить. Но я здесь при чем?

— Пока ты жива, Дом Толл не может считаться уничтоженным, — пояснил Данш. — К тому же, ты женщина — можешь родить мстительных наследников. Не самая благоприятная перспектива для тех, кто приговорил твоего отца.

Наемница нервно рассмеялась.

— Никого в вашем драном совете не смущает, что за все эти годы я ни разу не выразила желания контактировать с Ваг Раном? Отказывалась от контрактов, предполагавших путешествие на родину, а единственного вагранийца, который служит в моем войске, и то нашла в Рундкаре. Или ты видишь здесь моих мстительных отпрысков?

— Это не имеет значения, — возразил Заливар. — Ты — угроза для Шано Оддэ одним фактом своего существования. Тебе хоть известно, что за вещь ты носишь на своей руке? — Ваграниец указал на браслет Артанны. — Это символ власти. Как ты его получила?

— Отец отдал его мне, когда провожал в Хайлигланд.

— Надел на тебя? Сам?

— Да, — удивилась наемница. — Но к чему…

— Все! — советник грохнул кулаком по столу и резко вскочил, заставив понервничать охрану герцога. — Ты глава Дома, Артанна. Гириштан передал тебе свое право. Сделал наследницей, еще при жизни. Ритуал был соблюден.

— Глава Дома? — опешила наемница. — Женщина?

— Какая разница? — раздраженно произнес Заливар. — Преемника выбирает сам Шано, и его решение не обсуждается. Знаешь, что это означает? На твоей спине нарисована огромная мишень.

Слова Шано грохотали заикавшимся эхом в голове наемницы. Хотелось выпить. Артанна бросала полные отчаяния взгляды на кувшины с вином — и тут же себя останавливала. Пообещала ведь, что закончила с выпивкой. Но вино манило. В горле пересохло то ли от напряжения, то ли от пряного табака. Один глоток, всего один — и ей стало бы легче. Сотница посмотрела на свои пальцы — те дрожали, как у старухи. Наемница торопливо спрятала руки под стол.

— Пока что вагранийцы не пытались меня убить, — справившись с эмоциями, сказала она.

Заливара это не убедило.

— Это могут быть и не вагранийцы — мало ли на материке жадных до наживы головорезов? Как бы то ни было, я предупредил: жди гостей со стальным угощением. Советники не успокоятся, пока ты будешь дышать. До меня и раньше доходили слухи, но недавно вопрос о твоей смерти был поднят прямо на заседании. Шано боятся, что в случае, если завещание первых советников найдется, твой Дом будет оправдан, и ты станешь наследницей не предателя, но героя.

— Артанна находится под моей защитой, — напомнил Грегор. Его слова повисли в напряженной тишине.

Наемница развела руками:

— Вот видишь, Шано, меня защищает не только собственный отряд, но и сам лорд Эллисдора. Желаю твоим советникам удачи. Мою задницу не так-то просто достать.

— Разве? — снисходительно улыбнулся Заливар. — Мне не стоило особых трудов договориться с твоим самым верным помощником. Как думаешь, на что в таком случае способен сплоченный и очень богатый Шано Оддэ, задавшийся целью избавиться от тебя любой ценой?

Этого она не учла. Вернее, попросту не хотела думать о поступке Веззама в данный момент. Тем не менее, Заливар нар Данш оказался прав. Если ее подставил даже Второй, что было говорить о других?

— Ладно, — согласилась Артанна, бросив косой взгляд на Веззама. — Крыть мне нечем. Но ради одного лишь предупреждения ты бы сюда не пришел. Так что тебе нужно?

Лицо Заливара озарила приятная улыбка.

— Мы можем помочь друг другу.

— Чего вы хотите от Артанны? — жестко прервал вагранийца Грегор.

Заливар нар Данш сложил пальцы домиком.

— Поскольку нас обоих хотят убить, я считаю разумным нанести удар первыми, — заметил он. — В наших общих интересах, разумеется. Наследницу Дома Толл не оставят в покое до самой ее смерти. Я знаю, что такое жизнь в страхе, и не желаю подобной участи дочери своего друга. В то же время я хочу воспользоваться сложившейся в Шано Оддэ ситуацией и уничтожить тех, кто превратил правящий совет в рынок. Я скорее соглашусь на выборность, чем на покупку и продажу должностей. Мой Дом весьма популярен в народе, поэтому за место в совете я могу не волноваться — оно будет у меня в любом случае. Конечно, если я останусь жив.

На лице Артанны отразилось сомнение.

— Чем дальше, тем интереснее. И каким образом ты собираешься это устроить? — осторожно спросила она.

Заливар поднес чашу к губам. Рукав его роскошного одеяния задрался, и на запястье Артанна увидела знакомую вещицу — браслет с синим камнем, очень похожим на ее собственный.

— Мы устраним тех, кто хочет убить нас. Как иначе? — ответил советник. — Помимо меня в Шано Оддэ есть люди, которым также угрожает опасность. Они не замешаны в этом заговоре, но и помогать не станут. И все же заслуживают право жить. Остальные должны отправиться к праотцам.

— Это уже действительно похоже на заговор, — сказал Альдор, хмуро взирая на гостя. — В который вы хотите втянуть нас. Это пахнет проблемами и скандалом даже в случае успеха. Страшно подумать, чем все обернется, если ваше предприятие сорвется, а имена заговорщиков — раскроются.

Заливар встретил взгляд барона с умиротворенной улыбкой.

— Значит, у нас нет права на ошибку. Каждый получит свое: Артанна избавится от преследователей, восстановит честь Дома и получит внушительное наследство, я же сохраню жизнь, спасу несколько достойных Домов и получу возможность устроить чистку в Шано Оддэ. Совету давно следовало измениться.

Наемница напряженно вглядывалась в лицо Данша, стараясь не замечать кувшинов с вином. Злилась на саму себя за интерес к речам этого вагранийца, хотя столько раз клялась не лезть в дела прошлых лет. Что бы она ни говорила людям, но в глубине души хорошо помнила, кем являлась. В глубине ее души продолжал гореть мстительный огонек, но стоило ли превращать его в безудержное пламя? Одно дело — выслушать красочный рассказ, другое — подрядиться на участие в настоящем дворцовом перевороте.

— Заманчивое предложение, но, знаешь, Заливар, что-то мне не хочется лезть в это дерьмо. — наконец, сказала она.

Шано рассмеялся.

— Ты и так по уши в дерьме, Артанна из Дома Толл. Оставшись без собственности и с ошметками некогда внушавшего уважение войска, пытаешься согреться за пазухой у сына человека, женой которого так и не стала. Прибавь к этому еще и постоянное ожидание нападения. Завидное положение, — процедил ваграниец. — Я следил за тобой. И, смею полагать, не я один.

— С убийцами я как-нибудь разберусь, — сверкнула глазами Сотница. — Не они первые, не они последние.

— Я предлагаю тебе выход. Решение проблемы, которая встала костью в горле. Жестокое, грубое, но оправданное, — убеждал советник. — Помоги мне, и я отблагодарю тебя. Сделай это ради чести семьи или собственного тщеславия, ради денег или наследства, на которое имеешь право. Да хоть ради мести, ибо твой отец заслужил отмщения! Соглашайся, Артанна. Другого шанса не представится.

Наемница поймала взгляд Волдхарда. Грегор едва заметно качнул головой.

— Боюсь, ты все же опоздал, — сказала она, не отрывая глаз от Грегора. — Я связана службой и не вправе покинуть своего нанимателя. Контракт с герцогом подписан, и я буду служить ему еще минимум год. Прости, Шано, решаю уже не я. — Веззам крепко стиснул плечо Артанны. Она обернулась к помощнику. — А ты вообще не имеешь права голоса после того, что совершил. Об этом поговорим позже. Слово за лордом Грегором. Как он решит, так и поступим.

Волдхард с удивительным изяществом, не свойственным людям его комплекции, поднялся со стула и кивнул наемнице:

— Оставьте нас с Шано наедине. Я пошлю за вами, когда понадобитесь.

Дважды просить Артанну не пришлось — будь в зале окна, она непременно бы воспользовалась возможностью покинуть общество земляка еще в начале их неожиданной встречи.

Сотница быстро встала из-за стола, сунула трубку в карман и направилась к выходу. Веззам застыл было в нерешительности, но командир жестом поторопила его.

— За мной, — не скрывая злости, приказала она и повела помощника вверх по лестнице. — Быстро.

Всю дорогу Веззам молчал. Он хранил безмолвие даже после того, как оказался в скромных покоях наемницы. Артанна сняла оружие, скинула пропахшую потом рубаху и вылила на голову воду прямо из кувшина — влага заструилась по телу женщины и ручьями стекла на пол с кожаных штанов. Вытерев лицо и волосы, вагранийка достала из сундука свежую тунику и одним движением нырнула в холодную льняную ткань.

Их взгляды встретились. Второй даже не моргнул. Артанна лишь покачала головой, подойдя к окну, снова закурила.

— Что он тебе пообещал за это, Веззам? Чем соблазнил? — с болью в голосе произнесла она. — Отменить смертный приговор? Вернуть имущество? Заставить твою семью снова принять тебя? Что, что такого он был готов тебе дать взамен, раз ты, человек, которому я доверяла больше всех, меня предал?

— Мне — ничего. Я сделал это не ради себя.

— Так ради чего, язви тебя? — вскричала Артанна, ударив свободной рукой дубовую панель шкафа. Полки покачнулись, а на костяшках пальцев Артанны выступила кровь. — Ради чего же, мать твою?

— Ради «Сотни».

— И какая «Сотне» от этого польза? Давай, просвети меня.

— Помогая Заливару, ты вернешь свой статус в Ваг Ране. Воспользуешься обретенным влиянием, наберешь людей и отвоюешь Гивой.

— А о том, нужно ли это мне, ты не подумал.

— Да я постоянно о тебе думаю! — рявкнул Веззам. — Я вечно разрывался между тобой и отрядом. — Ваграниец ринулся к Артанне и, схватив ее за плечи, придавил к многострадальному шкафу. Наемница выронила трубку и дыхнула горьким дымом в лицо помощнику. — Много лет все, что я делал, я делал ради тебя. Поступался своими интересами, приносил в жертву свои желания и мечты.

— Кто тебя об этом просил?

— Вот и до меня дошло лишь недавно, что распинался я зря. И в кои то веки начал действовать в интересах войска, а не в твоих. Как настоящий Второй. Как должна поступать и ты.

— Да провались ты с такими мотивами, — хрипло прошептала наемница. — Перечитай условия контракта. Ты зарвался, Веззам. Не бери на себя лишнего.

— И это после всего, что я для тебя сделал?

Артанна не выдержала и влепила Второму оплеуху. Ваграниец не успел увернуться и слегка пошатнулся, когда командир врезала ему снова.

— Ты забыл, сколько всего сделала для тебя я? Кто представил тебя герцогу и хлопотал за твое вступление в гвардию? Кто взял с собой в Гивой? Кто дал тебе кров, пищу и деньги? Кто сделал тебя Вторым, в конце концов? Что, память короткая? — брызгая слюной, орала Артанна, напирая на смутившегося помощника. — Хватит, Веззам. Я не собираюсь всю жизнь расплачиваться за одно счастливое спасение. Ты и так получил от меня достаточно благодарности. Я, мать твою, верила тебе, а ты… — Артанна бессильно уронила руки и отвернулась, не желая, чтобы он заметил ее слез. — Ты мне даже выбора не оставил. Тебе не приходило в голову, что может я и не хотела знать этой правды?

В дверь требовательно постучали. Артанна, обернулась, только сейчас обнаружив обнаженный клинок в своей руке. На пороге стоял один из гвардейцев личной охраны Грегора. Поймав его удивленный взгляд, наемница поспешила убрать оружие.

— Вас ждет его светлость, — отчеканил солдат. — Одну.

— Благодарю.

Когда гвардеец скрылся за дверью, Артанна снова осмотрела на Веззама.

— С этого дня ты либо работаешь в рамках контракта, либо сегодня же покидаешь отряд. Решай сам, — сказала она и вышла вслед за гвардейцем, поймав себя на мысли, что по возвращении в казармы надеялась не увидеть там Второго.

Миссолен.

Домовое Святилище в поместье Деватонов не уступало великолепием храмам священного Агарана. Резные скамьи из дорогих пород дерева, золотая и серебряная утварь, ослепительной красоты витражи из гацонского стекла, инкрустированные драгоценными камнями статуи — все это великолепие было призвано заставить грешника благоговеть не только перед величием господним, но и перед богатством Дома.

И оттого канцлер Демос Деватон еще сильнее ненавидел это место.

В Амеллоне, где он провел большую часть жизни, — еще до того момента, как роковой пожар унес жизни его жены и детей, а сам Демос стал зваться Горелым лордом, — все было куда скромнее. Но здесь, в столице империи, его семья играла на публику. Любыми средствами Дом Деватон напоминал, что склонял голову лишь перед императором.

«И Великим наставником, — подумал канцлер. — Нужно же время от времени тешить самолюбие его церковнейшества».

Демос поднял глаза наверх: окутанные дымкой тонкие колонны тянулись к небу, из стрельчатых окон лился разноцветный свет. Канцлер сидел на передней скамье, рассеянно перелистывая страницы Священной книги, тексты которой знал наизусть. Демос презирал двуличность, свойственную большинству церковников, и сомневался в существовании бога, но был достаточно осмотрителен, чтобы держать неугодные мысли при себе. Впрочем, он счел должным провести несколько лет, изучая богословие — поначалу затем, чтобы разобраться в собственных отношениях с религией, а впоследствии — дабы убедительно строить из себя кающегося грешника.

Кроме того, демонстрация неповиновения установленному порядку могла быть чревата неудобными последствиями.

«Костром, например. Или публичным покаянием с применением тех ужасных кнутов, если повезет. Либо ядом. Нет уж, к моим откровениям эта земля пока что не готова».

Потому Демос старательно посещал молебны, жертвовал крупные суммы и даже ходил на исповедь, хотя не открывал перед наставниками душу, каждый раз придумывая убедительные грешки. Меньше всего ему сейчас были нужны лишние проблемы с Великим наставником Ладарием.

«С учетом моей недавней находки, от дела, в котором были замешаны мой венценосный дядюшка Маргий и предыдущий канцлер, теперь вполне отчетливо пахнет церковными благовониями. Я мог бы восстать против любого Дома, любого правителя… Но не против Эклузума и его главы».

От тяжелого аромата, источаемого курильней, шумело в голове. Заунывные песнопения проносились эхом по нефу храма, бились о колонны и таяли где-то под сводом. Демос лишь открывал рот, не издавая ни звука — незачем публично позориться, когда через проход, буквально в десяти шагах, дочь короля Энриге Гацонского возносила молитву голосом дивной красоты. Чистоте пения леди Виттории мог позавидовать любой театральный кастрат, и Демос был вынужден признаться, что в данный момент искренне наслаждался редкой возможностью приобщиться к прекрасному.

«В бездну Витторию! Еще будет время придумать, чем развлечь нашу знатную гостью. Не о том думаю».

Через два дня в столице должен был начаться суд над герцогом Грегором Волдхардом и послом Латандаля Ириталь Урданан. Заседание, однако, грозило превратиться в фарс. Обвиняемые отказались подчиниться воле Ладария и не намеревались приезжать на суд. В столицу же, взбудораженные призывом, съехались сотни вельмож. Но ради чего?

Если бы не слаженная работа Демоса и его матери, у Великого наставника не было бы никаких доказательств измены, которую совершили герцог Хайлигланда и его возлюбленная. Так хотя бы появился живой свидетель — шпион, писавший доносы матери Демоса прямиком из замка Волдхарда. Плут умудрился не только выбраться из Эллисдора, но и прихватил с собой служанку, застукавшую Грегора и посла непосредственно в момент совершения греха. Вассер Дибрион — так звали шпиона матери — разыграл партию как по нотам.

Теперь, располагая более весомыми доказательствами, Великий наставник мог обвинить Грегора Волдхарда и леди Ириталь в измене клятве и отлучить от церкви. Имена обоих в этом случае были бы опорочены, латанийцы — пристыжены, а дражайший кузен Демоса Грегор исключался из пляски вокруг императорской короны. И, разумеется, из всех очевидных кандидатов на трон оставался лишь Демос.

«Но почему, думая об этом, я чувствую лишь тревогу? Ладарий не мог устроить всю эту шумиху лишь затем, чтобы меня возвысить. Имей он на меня планы, предпринял бы шаги в этом направлении заранее. Или я все еще что-то упускаю?»

Погруженный в размышления, канцлер не сразу заметил, что служба закончилась, и люди начали покидать храм. Пространство медленно наполнялось рокотом человеческих голосов, кои с каждой секундой становились все громче. Демос закрыл Священную книгу и, крякнув, поднялся на ноги, опираясь на трость. Выйдя в проход между двумя рядами сидений, он замешкался и столкнулся с одной из служанок леди Виттории. Девушка ойкнула и обронила шаль.

Канцлер наклонился, едва сдержал ругательство, когда его застал врасплох прострел в спину, поднял кусок светло-голубого шелка и подал застывшей в ожидании деве. Служанка скомкала в руках край шали, робко поклонилась и прошептала:

— Кажется, вы что-то уронили, ваша светлость.

— Я не…

Демос проследил за ее взглядом и увидел маленький клочок бумаги, притаившийся возле скамейки. Не задавая вопросов, он быстро поднял его и сунул в рукав своей туники. Девушка же поспешила присоединиться к свите леди Виттории и стремительно покинула зал. Лишь на пороге она обернулась и слегка кивнула канцлеру.

Убедившись, что остался в одиночестве, Демос отошел в одну из темных боковых ниш, взял свечу и развернул послание.

«В оранжерее после службы. Важно. В.А.» — прочитал он.

Канцлер бросил записку в чашу с огнем. Почерк принадлежал самой леди Виттории — Демос узнал сочетание изящных завитков, характерных для женской руки, и размашистого почерка с сильным нажимом, говорившего о твердости характера гацонки.

«Еще интереснее… Она осторожна, как эннийский лазутчик, и мила, как вагранийская пытка. Красива, впрочем, как богиня, но ведет себя с неизменным высокомерием, словно между ног у нее все покрыто золотом. Что могло заставить Витторию нарушить этикет столь вопиющим образом? И куда смотрят ее дуэньи?»

Канцлер вышел из Святилища. Почти не хромая, он спустился по ступенькам и, приказав охране очистить оранжерею от лишних глаз и ушей, направился по хрустящей дорожке к месту встречи. Солнце палило нещадно, голова гудела. Теперь все его мысли занимали предположения о возможной причине тревог гостьи его Дома.

Годы службы при дворе научили Демоса передвигаться бесшумно. Очутившись под стеклянным куполом, канцлер остановился, наблюдая за Витторией.

Отчасти дочь короля Энриге даже нравилась ему.

«Насколько может нравиться воину искусно украшенное копье противника. Или лекарю — состав редкого эннийского яда».

Он понимал, что Энриге Гацонский неспроста послал дочь к Деватонам, однако он не торопился что-либо предлагать Демосу: до сих пор не было достигнуто ни единой договоренности, способной вызвать слухи о возможном союзе двух великих Домов. Гацона вела себя крайне осторожно, Деватоны — сдержанно подыгрывали, сама Виттория была образцом осмотрительности, а у Демоса попросту не находилось времени, чтобы распутать еще и этот клубок.

«Сейчас, впрочем, самое время потянуть за ниточку».

Виттория медленно прогуливалась среди кадок с раскидистыми кустами, увешанными мясистыми листьями и ароматными ярко-желтыми, под стать ее платью, цветами. Пестрые птицы галдели на все лады, порхая с ветки на ветку. В руках молодой женщины было несколько свежесрезанных таргосийских алых роз.

Демос намеренно задел ветку, спугнув стайку пичужек. Те с возмущенным щебетанием захлопали крыльями и поспешили ретироваться на другой куст. Услышав шум, Виттория вздрогнула, но, узнав Демоса, выдавила из себя подобие теплой улыбки.

«Надо же, какая любезность!»

— Ваша светлость, — гацонка присела в безукоризненном реверансе и подняла глаза на канцлера. — Благодарю, что нашли для меня время.

Демос коротко кивнул и подошел ближе.

— Вряд ли вы стали бы тратить свое собственное на пустяки. Что произошло, леди Виттория?

Женщина затравленно огляделась по сторонам, явно опасаясь лишних ушей.

— Я приказал не мешать нам. Вы можете говорить открыто.

Виттория пригласила Демоса присесть на скамью в тени благоухавшего тошнотворно-сладкими цветами раскидистого деревца. Гостья расположилась на расстоянии вытянутой руки от канцлера и задумчиво перебирала нежные лепестки роз.

— Известно ли вашей светлости, зачем отец отправил меня в Миссолен?

Демос пожал плечами:

— Мне была рассказана душещипательная история о бракоразводном процессе, причина которого могла сделать вас предметом насмешек. Его величество пожелал, чтобы вы провели некоторое время вдали от дома, пока скандал на вашей родине не уляжется.

Виттория покачала головой и печально улыбнулась.

— Отчасти это правда. Но, полагаю, вам следует знать больше.

— Поскольку я являюсь защитником ваших интересов на территории империи, это будет разумно, — ответил канцлер.

— Некоторые могли бы предположить, что его величество намерен заключить еще один выгодный брак…

«Разумеется. В Миссолене только об нем и говорят».

— Но причина не в этом? — предположил канцлер.

Женщина повернула голову и в упор посмотрела на Демоса. Только сейчас, впервые оказавшись настолько близко к ней, он смог заметить, что глаза ее были необычного цвета — карие с золотыми нитями, расходившимися от зрачков к краям темной радужной оболочки.

— Отец отправил меня в Миссолен не потому, что хотел выдать замуж. Пока что это не входит в его планы, особенно после скандала с разводом. — Виттория сжала букет, не замечая боли от впившихся в ладони шипов. — Я приехала сюда из опасений, что мой брат Умбердо может меня убить.

Демос удивленно вскинул брови.

— Я не ослышался?

— Отнюдь, ваша светлость. Впрочем, как вы знаете, в Гацоне интриги, борьба за власть и братоубийство являются любимейшими забавами знати.

— Наслышан, — кивнул Демос. — Но неужели ваш отец не нашел управы на собственное дитя?

Виттория печально улыбнулась.

— Его величество болен. К счастью, пока ему удается успешно это скрывать, однако болезнь набирает силу. Возможно, через пару лет в Гацоне будет новый король.

— Кронпринц Умбердо или…

— Или я, — спокойно констатировала женщина. — Был еще третий претендент — Альгедо, наш брат. Но теперь он может претендовать разве что на поминальные службы. Умбердо весьма ловко от него избавился.

«Так оно и бывает. Живешь себе, не жалуешься, пытаешься сохранить и преумножить казну государства, скрываешь колдовскую кровь, ищешь пропавших императриц… А затем узнаешь, что, оказывается, прячешь в своем доме возможную королеву Гацоны».

Канцлер нахмурился, судорожно обдумывая варианты развития событий.

— Насколько далеко способен зайти ваш брат?

Виттория презрительно усмехнулась, на миг надев уже знакомую Демосу маску холодного пренебрежения.

— Умбердо хватило жестокости убить собственного малолетнего брата и совершить покушение на меня! Разумеется, он готов на все! Отец быстро все понял и приказал мне собираться в Миссолен. Благо на это имелся убедительный предлог.

— И он оставил Умбердо безнаказанным?

— Его величество осторожен и знает, что жить ему осталось недолго. Вокруг Умбердо сплотилась группа влиятельных вельмож, с мнением которых король не может не считаться. Кроме того, мой брат помолвлен с сестрой Грегора Волдхарда, вашей кузиной, и этот союз весьма популярен в стране. Герцог Хайлигландский одобрил брак лишь потому, что Умбердо — наследник гацонской короны. По законам моей страны женщина имеет право претендовать на престол, но всегда уступает очередь мужчинам. У меня очень мало шансов стать королевой и все же…

— Одно ваше существование ставит под угрозу его планы.

— Именно, ваша светлость. Он параноик.

— Так обезопасьте себя и отрекитесь. Сделайте это официально, подпишите документ, заручитесь поддержкой Великого наставника, и будете жить.

Виттория покачала головой. Из ее прически выбилась длинная смоляная прядь и упала красивой волной на хрупкое плечо.

— Мой отец не желает этого, — тихо проговорила гацонка. — Отрекшись, я уже никогда не смогу претендовать на корону. Таков, не побоюсь этого слова, дурацкий закон. Отец не желает рисковать: случись что-нибудь с Умбердо, продолжить династию смогу лишь я.

— И потому он решил просто спрятать вас от кровожадного брата под крылом самого влиятельного Дома империи, — рассуждал канцлер. — Что ж, по крайней мере, теперь все сходится.

«За исключением того, что я не знаю, к чему все это может привести».

— Раз уж мы говорим откровенно, расскажите мне все, — продолжил Демос. — Чего еще я не знаю, но должен знать?

Гацонка изящно поднялась со скамьи и подошла к маленькому фонтанчику, бившему посреди оранжереи. Сидевшие на краю чаши птицы пугливо отлетели в сторону, когда она приблизилась.

— Умбердо разрушил мой второй брак, — сказала гацонка, зачерпнув в ладонь воды. — Именно он дал ход разводу, когда понял, что… нетрадиционные предпочтения маркиза Ульбри не помешали бы ему иметь наследника. Мой брат знал, что маркиз стремился к обществу мужчин, и поначалу способствовал заключению нашего брака именно по этой причине — так у меня было мало шансов стать помехой. Впрочем, одного он не учел: Ульбри мог позволять себе развлекаться с кем угодно, но о долге не забывал. В конце концов, если бы все знатные мужеложцы спали исключительно друг с другом, в Гацоне давно бы перевелись дворяне, — усмехнулась женщина. — Пришлось повозиться, но в итоге мы нашли способ исполнять супружеский долг, не испытывая друг к другу отвращения. Однако эти усилия были тщетны, поскольку мой находчивый братец раздул скандал быстрее, чем я успела понести. — Демосу показалось, что на лице Виттории промелькнула тень сожаления. — Впрочем, в отличие от моего первого мужа, этот хотя бы остался жив.

— Что же стало с первым?

— Умер, — спокойно пожала плечами женщина, но канцлер отметил, как уголки ее губ печально опустились. — Когда перестал приносить пользу моему отцу. Думаю, со временем это ожидало бы и маркиза. Умбердо лишь поторопил события.

«Восхитительно. Интересно, страшная кара ждет всякого, кто решит разделить с ней ложе, или некоторым иногда везет?»

— Должен признаться, ваш братец сглупил. Куда логичнее сразу избавиться от одной женщины, способной наплодить конкурентов, чем от вереницы ее мужей.

— Судя по тому, что сейчас я стою здесь, он, как вы понимаете, осознал свой промах. И у него почти получилось его исправить, — сухо сказала Виттория и отвернулась.

Демос пытался понять, что именно в этот момент лишало его душевного равновесия. Жалость к этой особе? Сострадание? Злость на человека, посмевшего тронуть беззащитную женщину?

«Но так ли она беззащитна? И почему меня вообще это заботит?»

Как бы то ни было, он начинал лучше понимать свою гостью.

«Прятать боль под маской высокомерия и безразличия — довольно простой, но эффективный способ. Мне ли не знать? Но дело не только в разрушенных браках. Должно быть что-то еще, засевшее в ее душу куда глубже, чем скорбь по личному счастью. Что-то, связанное именно с ее дражайшим братом».

— Что он с вами сделал?

— Конкретно в этот раз — отравил.

— Выходит, он причинял вам вред не единожды?

— Я бы не хотела говорить об этом, ваша светлость. Это семейные дела, о которых мне неприятно вспоминать, — голос Виттории дрогнул, по лицу пробежала судорога, но женщина удивительно быстро взяла себя в руки. — И, ко всему прочему, это не относится к делу. Уже не относится.

Канцлера передернуло.

«Вот оно что… Ублюдок».

— Простите мою бестактность, — сказал Демос. — Я более не подниму эту тему.

«Но справки обязательно наведу».

Гацонка молча кивнула в знак благодарности и снова опустила руки в чашу фонтана. Демос поднял глаза на гостью:

— Как я понимаю, у вас есть ко мне просьба? Не зря же вы затеяли этот разговор.

Виттория повернулась к Демосу и сделала глубокий вдох. Шелка ее наряда взметнулись, когда она вернулась к скамье и села подле канцлера.

— Я осведомлена, что завтра вы встретитесь с моим отцом, лорд Демос. Не знаю, как именно, но он попытается уговорить вас оставить меня в этом доме еще на некоторое время. Я не могу поселиться в нашей резиденции — руки у моего брата длинные, и он непременно воспользуется возможностью от меня избавиться. Но сделать со мной что-либо, пока я нахожусь под защитой Дома Деватон, не посмеет. Все, чего я прошу, — не отказывайте его величеству, ибо от этого зависит моя жизнь и, быть может, жизнь самого короля. Клянусь, мое присутствие не отяготит вас, — Виттория понизила голос. — Расходы на мое содержание полностью покроет гацонская казна. Я же вверяю свою судьбу в ваши руки и готова смириться с любым решением. Также, если я смогу оказаться вам полезной, с радостью исполню любую вашу волю в качестве благодарности.

Демос приложил все усилия, чтобы его обожженный оскал получился наименее жутким.

— Вам не стоит беспокоиться о таких мелочах, леди Виттория. Я услышал вашу просьбу. Завтра я поговорю с его величеством и, полагаю, мы придумаем выход из ситуации, который удовлетворит интересы всех сторон. Пока же я прошу вас перестать волноваться, ведь его величество будет счастлив видеть свою дочь отдохнувшей. — Канцлер поднялся, опираясь на свою незаменимую трость. — И, молю вас, будьте осторожны с этими дрянными розами — у них очень остры шипы.

Услышав последнюю фразу, Виттория застенчиво улыбнулась.

— Благодарю вас, лорд Демос. За все, что вы для меня делаете. Признаться, я была удивлена, поняв, насколько сильно слухи о вас расходятся с истинным положением вещей.

Канцлер ничего не ответил, лишь коротко кивнул и захрустел сапогами по мраморной крошке.

«Не уверен, что завтра она будет готова повторить эти слова».

Виттория, однако, их повторила. Днем позже, восславляя Демоса на приеме в честь Энриге Гацонского, она произнесла полную восхищения речь, заслужив аплодисменты, от которых еще несколько минут содрогались стены поместья Деватонов.

Демоса было трудно удивить, но Виттория зачем-то упорно продолжала стараться. Канцлер был вынужден признаться самому себе, что эта черта ее характера пришлась ему по нраву. И все же, как ему казалось, у его гацонской гостьи не было причин для искренней радости.

Ибо в самый разгар того роскошного приема Демос объявил об их помолвке.

«Я остался единственным хранителем бумаг, из-за которых погибли император и старый канцлер. Если церковники смогли заставить замолчать даже его императорское величество и лорда Ирвинга, они не остановятся ни перед чем в стремлении найти документы и уничтожить их. Охота начнется и на меня. Это лишь вопрос времени, и потому мне нужны сильные союзники. Гацона подойдет».

Эллисдор.

Герцог и барон ждали Артанну в запущенном саду, что робко притаился у стен замкового Святилища. Раскаленный добела солнечный диск беспощадно палил, обрушив на эллисдорские земли небывалую, почти гацонскую, жару. Воздух был неподвижным, тяжелым и влажным — дышалось с трудом. Грегор сидел на каменной скамье и молча страдал от духоты, распахнув темно-синий дублет. Альдор ден Граувер не оставлял бессмысленных попыток создать ветерок тонкой кожаной папкой для бумаг.

Гвардеец, проводив Артанну, вернулся на свой пост. Наемница уверенным шагом приблизилась к нанимателям. Альдор кивком пригласил ее сесть. Она подчинилась и молча уставилась на мертвый фонтан, отбросивший тень на поросшую сорняком дорожку.

— Первый приказ: все, о чем мы будем сейчас говорить, не должно стать достоянием чьих-либо ушей. Это понятно? — спросил Волдхард.

— Так точно, ваша светлость.

— Артанна, — голос герцога смягчился. — Я мог бы просто приказать тебе сделать то, о чем вскоре собираюсь попросить, ибо имею на это право. Но я слишком давно тебя знаю и уважаю, поэтому для начала ограничусь дружеской просьбой.

— Насколько я могу судить, выбора ты мне все равно не оставишь. Хочу я того или нет, мне придется выполнить твое желание, верно?

— Да. Но я желаю, чтобы между нами была ясность. Мне нужна твоя помощь.

— За это ты мне и платишь.

Волдхард откинул прилипшие ко лбу волосы.

— Почему ты раньше не говорила, что являешься главой Дома?

— Потому что и сама до сегодняшнего дня об этом не знала. Ты слышал ровно столько же, сколько и я, Грегор, — хрипло проговорила Артанна. Во рту пересохло, ее донимала жажда. — Мне нечего добавить.

— Послушай, если все, что рассказал советник, правда, ты действительно в опасности.

— Мы всегда в опасности, Грегор, — пожала плечами наемница, — Чума, случайная стрела, зеленый понос, перо под ребро в темном переулке, вода из трупного колодца… Каждую минуту своей жизни мы рискуем. Кто-то — больше, кто-то — меньше. Но от смерти все равно никуда не денемся.

— Только глупец отмахнется от угрозы со стороны Шано Оддэ.

Артанна покосилась на герцога с явным пренебрежением.

— И когда это случится? Я в Ваг Ран в обозримом будущем не собираюсь, так что все эти амбициозные заговорщики могут отыметь своими планами друг друга в задницы. Оставь меня при себе, дай работу, и все будет хорошо. Бойцы меня защитят.

— Грегор, да скажи уже ей! — нетерпеливо вмешался Альдор.

— О чем? — приподняла бровь наемница.

Герцог переглянулся с бароном и неуверенно улыбнулся.

— Данш предложил сделку, от которой я не могу отказаться, — сказал Волдхард. — Но она требует твоего непосредственного участия. Я уже дал согласие. Тебе известно, что мы планируем Священный поход. Начнем с Хайлигланда, а затем, возможно, отправимся в Миссолен. Но прежде я должен решить, как переброшу туда войско.

Артанна быстро смекнула, в чем было дело.

— Кажется, я начинаю понимать, зачем тебе понадобились вагранийцы. Флота у тебя нет, так что морем ты до империи не доберешься. По суше есть только два пути — через Рундкар или Ваг Ран. Варианты, будем честны, один хуже другого.

— Идти через Рундкар — самоубийство. Мы сделаем огромный крюк, застрянем по пояс в сугробах, потеряем две трети войска из-за цинги и обморожения, а остаток армии уничтожат варвары, — рассуждал Грегор. — Ваг Ран — единственный вариант.

Артанна болезненно поморщилась.

— Эти засранцы открывают проход только для торговцев, способных заплатить пошлину, — напомнила она. — Весьма высокую, замечу. И лишь для тех, кто идет с миром. Шано Оддэ никогда не допустят присутствия чужой армии на своей земле. Даже за огромные деньги. Строй корабли, Грегор. Если только…

К самым ногам Артанны подлетел воробей и принялся заинтересованно прыгать прямо возле носка ее сапога. Наемница усмехнулась, вывернула наизнанку карман и высыпала на ладонь несколько семечек — любила их грызть, чтобы унять тягу к курению. Птица пугливо подлетела к руке наемницы, ловко подхватила клювом лакомство и вспорхнула на ближайший куст.

— Если только Шано Оддэ не решит иначе, — закончил фразу Грегор.

— Давай уточним, — нахмурилась наемница. — Ты хочешь устроить переворот в чужой стране лишь для того, чтобы провести свои войска прямехонько в Бельтеру?

— А заодно — избавить тебя от преследователей и заключить союз с новым правительством соседнего государства.

— Хороша сделка, — вздохнула вагранийка и, окончательно потеряв из вида улетевшего воробья, уставилась себе под ноги. — Заливар подсказал?

— Нет. Альдор.

— Я смотрю, наш барон мелко не мыслит.

— Заливар нар Данш сам пришел к нам с просьбой о помощи. Его намерения мне понятны, и я их поддерживаю. Подумай, что это сулит всем нам. Я смогу незаметно перебросить армию, выйти через горный тоннель близ Гумертана и огорошить Миссолен. У нас будет все: фураж, ночлег, помощь. Но, что самое главное, эффект внезапности. Имперцы не успеют подготовиться, и мы быстро попадем в самое сердце Бельтеры. От Амеллона до Миссолена всего три недели перехода.

Артанна осознала, что переубедить Грегора не сможет. Упрямство Волдхардов не могла пробить даже она. Хуже того — наемница понимала, что и ей самой отказаться не удастся.

— Раз ты загадываешь так далеко, соглашайся на предложение Заливара, только меня, пожалуйста, не трогай, — раздраженно бросила она. — Я понимаю, о чем ты хочешь меня попросить, и умоляю не делать этого. Не выполнить твоего приказа я не могу, но, проклятье, я не хочу в это лезть! Только не Ваг Ран.

Альдор шумно вздохнул и тряхнул отросшей каштановой шевелюрой, которую уже впору было перевязывать шнурком.

— Шано настаивает на твоем участии, — сказал барон. — Он готов восстановить тебя в правах и очистить имя Дома Толл. Но ему не нужна армия Хайлигланда — присутствие иноземных войск в Ваг Ране только усложнит ситуацию. Твои наемники подходят для этого гораздо лучше.

— Хватит и двух десятков, — вмешался Грегор. — Шано хочет, чтобы все прошло тихо, а я не знаю более толковых в этом вопросе людей, чем твои. В конце концов, в свое время к тебе в Гивой ушли лучшие из наших лазутчиков.

Альдор открыл папку и сверился с записями.

— В следующее новолуние весь вагранийский совет соберется в Рантай-Толле. Удачный момент, чтобы начать действовать. У Заливара есть план.

Артанна изумилась:

— Он что, хочет, чтобы мы их всех просто взяли и перебили? Вырезали как скот?

— Не всех. Только семерых, — сказал Грегор. — После этого Шано Оддэ будет обновлен, Ваг Ран подпишет ряд договоров с Хайлигландом, а тебе вернут титул.

Сотница ошарашенно пялилась на герцога, тон которого был столь будничным, словно он отдавал приказ забить рябчиков на ужин.

— Семеро советников с вооруженной до зубов охраной. И против кого? Двадцати бойцов «Сотни»?

— Разумеется, у тебя будет поддержка на месте. Заливар ее обеспечит, — сказал герцог. — Но людей, на которых он может положиться в Ваг Ране, немного. Для этого ему и нужна твоя помощь. От операции в Ваг Ране слишком многое зависит, и это мой единственный шанс на успех. Либо ты поможешь мне, либо уже не поможешь никому. Я предлагаю тебе возможность, какой у тебя больше никогда не появится, — потеряв терпение, Волдхард грохнул кулаком по скамейке. — Ты заслуживаешь большего, чем быть герцогской шлюхой и предводительницей гивойского сброда!

Вагранийка долго смотрела в ледяные глаза герцога, все сильнее убеждаясь, что дальнейшее обсуждение потеряло смысл. Альдор встревоженно косился на Артанну, всем видом умоляя ее не спорить. Она и не собиралась, разве что хотела поторговаться. А перед хорошим торгом следовало крепко подумать.

— Мне нужно поговорить с бойцами, — хрипло проговорила наемница. — Понять, кто из них подойдет. Дай мне время, и я приду с планом.

— Думай до рассвета, — ответил Грегор, поднимаясь со скамьи. Альдор подобрал полы туники и последовал за другом. — Если откажешься или дезертируешь, я обвиню тебя в измене и отсеку голову отцовским мечом. Тем самым, который ты когда-то ему и подарила. Не вынуждай меня.

Со стороны Святилища послышалось пение — начался обеденный молебен. Артанна ничего и не ответила. На прощание герцог кивнул ей и удалился из сада. Альдор ден Граувер в последний раз обернулся и печально посмотрел на нее. Сочувствовал ей, но принял сторону герцога. Да и как могло быть иначе? Оставшись в одиночестве, она возвела глаза к небу и разразилась тихим потоком изощренных ругательств. Вспорхнувший на край фонтана воробей укоризненно посмотрел на костерящую все и вся вагранийку, но после того, как она бросила ему семечку, возражать не стал.

Артанна знала, что скажет Грегору утром, и за это ненавидела саму себя. Если бы не отряд, разговор мог получиться иным, однако за ее спиной было пять десятков людей. Пять десятков судеб, которые она, Артанна нар Толл, взяла под свою ответственность. Артанна не собиралась идти против приказа Волдхарда — жизнь все еще была ей дорога. Оставалось лишь смириться с обстоятельствами и совершить то, что она должна была сделать. Не ради себя. Ради того, что осталось от «Сотни», и ради мести, которую она обещала бойцам.

Одно она знала точно: Второго, даже если он решил не покидать «Сотню», рядом с ней в этом походе не будет.

* * *

Веззам остался.

До той злополучной ссоры Артанне казалось, что он не был способен состроить более унылой рожи, но ошиблась — на осунувшемся некрасивом лице вагранийца уже неделю отражалась вся мирская скорбь. Зато он вел себя тише воды, исправно ходил в патруль и даже перестал реагировать на едкие подколы Джерта. По каким-то причинам Веззам люто невзлюбил эннийца с первой встречи. Однако сейчас даже в отношении Медяка он проявлял сдержанность, немало удивив командира. Поначалу Сотница намеревалась низвести Веззама до рядового, но в последний момент передумала и оставила Вторым. Он и без того казался ей сломленным, а злорадно плясать на руинах надежд наемница не желала — это было слишком даже для нее. Стремления Веззама, если подумать, изначально были благими, да только привели они прямиком к порогу ада. Но кто знал?

Наемница тряхнула головой, подняла глаза на Шрайна и поняла, что совершенно потеряла нить разговора, хотя Малышу, казалось, было все равно — слишком уж он увлекся своим монологом.

— Говорю тебе, я в этом замке уже скоро волком выть начну, — пробасил великан. — Когда есть чем заняться, хоть по девкам своим не скучаю. А сейчас… При старом лорде оно проще было: вечно задница в снегу, огнивица в животе, да и не женат был. Старею я, Артанна, скоро шестой десяток разменяю. Домой хочу. Если бы не приданое, клянусь, давно бы оставил службу. Меня возле тебя только и держит надобность еще двух дочек замуж выдать.

— Я тебе сейчас столько забот дам, что обо всех своих бабах забудешь, — беззлобно проворчала вагранийка.

— Скорее бы, — кивнул великан. — Это последнее задание, на которое я с тобой пойду — и лишь потому, что плата очень щедрая.

— Это был только задаток.

— Что же это за дело, раз нас осыпают золотом? — Шрайн прищурил опутанные сеткой морщин глаза и почесал бритую макушку. — Я никогда не отказывался от хорошей прибыли, но… Здесь что-то не чисто.

Вагранийка понимала беспокойство Третьего, но утешить его ничем не могла.

— Чем грязнее работа, тем она дороже, — пожала плечами она. — Но в этом случае нам скорее доплачивают за молчание.

— Угу, — неохотно согласился великан. — Все уже собрались. Ты только с ними помягче… У парней нервишки шалят.

Еще бы. Она и сама все эти дни была на взводе. Артанна окинула взглядом дворик перед казармой. Остатки ее войска сбились в кучу перед входом — грелись на солнце, курили, о чем-то спорили. Веселья не было и в помине — с тех пор, как «Сотня» потеряла большую часть войска в Гивое, бойцам стало не до шуток.

Командир посчитала собравшихся. Не хватало только одного.

— Где он, мать его, шляется? — прошипела она, не увидев Джерта.

Артанна сделала бойцам знак подождать и села на одну из бочек. Она была уверена, что Медяк не забыл о сборе, однако находила его нерасторопность исключительно раздражающей.

Наконец энниец появился: он, словно желая вывести командира из себя еще сильнее, не торопился: медленно вошел в ворота, перекинулся парой слов со стражей, завернул к колодцу, выпил воды, лишь затем наигранно спохватился и ускорил шаг.

Артанна перегородила ему дорогу:

— Где тебя носило?

— В городе был.

— На кой черт тебе понадобилось в город? Тебе же говорили о сборе.

Медяк глумливо оскалился:

— Ответ тебе не понравится. Малость не рассчитал по времени, с кем не бывает. Прости, командир. Клянусь, я летел к тебе, словно камень из пращи!

— Тебя видели в кабаке.

— Рикошет!

Артанна закатила глаза. Она никак не могла взять в толк, почему этот умный, в общем-то, мужик порой вел себя, как юродивый на паперти.

— Опять, небось, какие-нибудь эннийские извращения? — уже и не желая знать истинного положения вещей, спросила Сотница. Ей было известно, что на верхнем этаже полюбившегося Джерту кабака находился бордель. Вместо ответа Медяк лишь мерзенько улыбнулся и открыл было рот, чтобы ответить, но вагранийка резко вскинула руку, веля ему замолчать. — Не вздумай рассказывать!

Джерт издал смешок, бросил на командира лихой взгляд и поспешил устроиться на скамье рядом с Черсо Белингтором, который задумчиво перебирал струны своей цистры и приободрился, когда энниец с ухмылкой что-то шепнул ему на ухо. Эти двое спелись. Артанне даже было жаль их разлучать.

Сотница демонстративно прочистила горло.

— Ну начнем, красавчики мои, — хрипло обратилась она, рассматривая помятые рожи бойцов, испещренные множеством шрамов. — Лорд Грегор подкинул задачку, на выполнение которой потребуется двадцать человек. Нужно сопроводить один важный караван к черту на рога. Это официальная версия. На деле все немного сложнее, но его светлость не уполномочил меня болтать.

Белингтор, почуяв интригу, тут же встрепенулся:

— Добровольцы нужны?

— На этот раз обойдемся без тебя, извини. Уже решено, кто пойдет. Но я слукавлю, если скажу, что не буду скучать по твоим раскатистым завываниям.

Менестрель лишь хмыкнул и покачал головой. На собственный счет он иллюзий не питал — знал, что, раз Артанна отказалась от его общества, то дело, порученное ей, в действительности требовало секретности. Он не был в обиде. В конце концов, в этой истории отчетливо прослеживался характерный душок политики, а, раз так, то треплу вроде него места в ней не было. Черсо и Артанну можно было назвать друзьями, но это вовсе не означало, что он был готов сломя голову кинуться за ней в любое дерьмо. Особенно если это дерьмо смердело хайлигландскими тайнами.

— Нас не будет несколько недель, — продолжила Артанна. — Большего сказать не могу.

— Кто пойдет-то? — моргнул темными глазами-бусинками Йон. Все это время некогда один из лучших разведчиков лорда Рольфа откровенно скучал, перемежая тоску по былому игрой в карты с местной солдатней.

Вагранийка нахмурилась и побарабанила пальцами по бедру.

— Десяток Дачса, Третий, Гуннар, Йон, Ове, Херлиф, Эсбен, Боргильд, Эйльве и… — она перевела взгляд с Веззама на Джерта, — Медяк. Кого назвала — за мной. Остальные остаются под командованием Второго до моего возвращения. На этом все. Свободны.

Вагранийка жестами поторопила выбранных бойцов и направилась к господскому дому, то и дело оглядываясь назад. Наемники переглядывались, жали плечами, задавали вопросы вполголоса. Веззам долго смотрел Артанне вслед, но, когда Сотница обернулась и встретилась с ним глазами, тряхнул седыми патлами и скрылся за сараем.

Шрайн поравнялся с вагранийкой.

— Ты уверена, что стоит брать с собой эннийца?

— Я уже ни в чем не уверена, Малыш, — вздохнула Артанна. — Но не хочу оставлять его наедине с Веззамом. Не знаю, с чего Молчун на него так взъелся, но, стоит мне отвернуться, как дело начинает пахнуть мордобоем. Будет спокойнее, если я их разделю.

— Взять с собой Веззама было бы логичнее. Это же Ваг Ран…

— Нечего ему там делать, — отрезала женщина.

Великан удивленно покосился на Артанну.

— Да что с вами случилось? — громче, чем собирался, возмутился он. — Ты дергаешься, как на иголках, он — злой как собака. Я, мать твою, Третий! Мне нужно знать, что творится в отряде, за который я отвечаю.

— Странно, что он с тобой не поделился. Случилось кое-что, после чего я не могу доверить ему свою шкуру. Бойцов — могу. Но не свою жизнь. Расскажу позже.

Шрайн молча кивнул и более вопросов не задавал. Когда все собрались возле входа в герцогский дом, спустился эрцканцлер и пригласил бойцов «Сотни» войти. Воины Артанны с интересом разглядывали убранство нижнего зала — большинству из них не доводилось бывать в гостях у лорда и вряд ли довелось бы. Ловили момент.

Грегор уже ждал их, восседая на резном стуле с высокой спинкой. Рядом с герцогом расположился глава замковой стражи Кивер ден Ланге. Едва за вошедшими крылись двери, Альдор кивнул лорду и занял место по правую руку от него.

— Двадцать человек. Как и условились, — выступила вперед Артанна.

Грегор внимательно всматривался в лица бойцов.

— Ты можешь за них поручиться?

— Если вы не доверяете моему выбору, отправьте кого-нибудь, чья преданность не продается за серебро. Здесь — лучшие из моих людей, — холодно произнесла наемница.

Волдхард поднял руку, призывая Артанну замолчать.

— Подойдут. Они еще не в курсе, что от них требуется?

— Знают только мои Второй и Третий.

— Тем лучше, — Грегор поднялся, отодвинув стул с громким скрипом. — Альдор и Кивер введут вас в курс дела. Выдвигаетесь через два дня на рассвете.

Герцог кивнул на прощание и вышел. Артанна удивленно вскинула бровь, осознав, что сам зачинщик этого дерьма вмешиваться в процесс не собирался. Альдор проводил взглядом герцога и, тяжело вздохнув, открыл папку, с которой, как начинало казаться наемнице, не расставался даже во сне. Сотница могла поспорить, что и самому барону затея герцога не нравилась, однако Альдор, в отличие от нее, имел достаточно благоразумия, чтобы не сопротивляться воле Грегора. И, что было куда более ценно, он умел вовремя прятать язык в задницу. Качество, которое Артанна так и не смогла в себе воспитать.

— Итак, вашему отряду предстоит сопроводить гацонский караван, который проследует из Турфало в Амеллон через Ваг-Ран, — начал барон. — Предполагается остановка в Рантай-Толле, которая займет пару дней. Нужные бумаги оформляются.

— Не длинноват ли путь? — нахмурилась Артанна.

— У купца Сефино Ганцо, увы, морская болезнь. Он предпочитает путешествовать исключительно сухопутными маршрутами.

— К демонам лирику, Альдор! К черту караван! — не выдержала наемница и приблизилась к барону вплотную, вызвав тревогу у Кивера. — Хоть ты достань яйца и объясни моим людям, во что они будут впутаны!

Эрцканцлер спокойно выдержал ярость вагранийки и повернул голову к наемникам:

— Подойдите ближе.

Когда бойцы столпились возле него, Альдор захлопнул папку и скользнул по лицам людей Артанны, внимательно заглядывая каждому в глаза. Что он силился в них увидеть, Сотнице было невдомек, ибо на физиономиях бойцов не отражалось ничего, кроме напряженного ожидания да последствий вчерашней попойки.

— Недавно лорд Грегор заключил взаимовыгодное соглашение с одним видным вагранийским деятелем, — тихо проговорил барон. — Этот ваграниец попросил об услуге, которую, к сожалению, официально Эллисдор оказать не может. По политическим причинам, разумеется. Однако вы, люди, не связанные обязательствами подобного рода, вполне подходите.

— Ненавижу политику, — пробурчал Малыш.

— О, поверьте, мастер Шрайн, я тоже. Уверен, даже сильнее, чем вы, — покачал головой эрцканцлер. — Но в данной ситуации у нас с вами есть одна общая черта — наши чувства ничего не значат. И потому я позволю себе продолжить.

Великан недоверчиво покачал головой и молча отступил на полшага назад.

— Вам предстоит отправиться в Рантай-Толл. Поскольку присутствие больших вооруженных отрядов в Ваг Ране запрещено, ваша двадцатка попадет в государство, сопровождая большой купеческий караван. Он уже в Эллисдоре, выдвигается через два дня на рассвете, как и сказал лорд Грегор. На границе в Луброке вас будет ждать проводник, который проследит за оформлением бумаг и будет сопровождать караван до самого Рантай-Толла. Он сам вас найдет. Когда доберетесь до места, вас встретят и введут в дальнейший курс дела.

— Полагаю, мы там не хороводы будем водить? — спросил десятник Дачс, почесав рыжую бороду.

— Скорее всего, вы будете проливать вагранийскую кровь. Ваш отряд, возможно, поможет предотвратить большой заговор и наладить отношения между двумя государствами. Разумеется, плата за такую помощь будет более чем щедрой. Ваши усилия вознаградят как хайлигландская, так и вагранийская стороны. Оплата золотом.

— Насколько рискованная затея? — это был Джерт. Артанна посмотрела на сосредоточенную физиономию эннийца и в очередной раз поразилась перемене — умел же этот ублюдок переставать страдать дурью, когда мог.

— Вся эта затея — один сплошной риск, — печально улыбнулся барон. — С того момента, как вы окажетесь в Ваг Ране, Эллисдор потеряет влияние на ваши судьбы. Вам придется сотрудничать с людьми нашего союзника, подстраиваться под обстоятельства и надеяться только на себя. Если что-то пойдет не так, мы вас не вытащим. Более того, Эллисдор будет отрицать любую свою причастность к этой истории.

Артанна невесело усмехнулась.

— Не сильно-то и отличается от войны с рундами.

— В Ваг Ране хотя бы тепло, — пожал плечами Шрайн. — Жара-то костей не ломит.

Барон жестом призвал к тишине.

— Потратьте эти два дня с умом и как следует подготовьтесь.

— И, разумеется, на вас не должно быть ни единого знака, выдающего принадлежность к войскам Хайлигланда, — добавил Ланге. — Сдайте все знаки отличия перед уходом.

— Само собой, — кивнула Артанна. — Некоторым бойцам придется воспользоваться услугами эллисдорских кузнецов. Но даже от самого лучшего меча не будет толку, если дело примет неожиданный оборот.

— И все же я надеюсь, что вы преуспеете, — Альдор ден Граувер посмотрел вагранийке прямо в глаза и понизил голос. — В случае неудачи я бы на вашем месте не возвращался. Едва ли лорд Грегор позволит жить людям, ставшим причиной краха его планов.

Сотница понимающе кивнула. Нравом Грегор слишком походил на отца, и Артанна неоднократно прочувствовала на собственной шкуре последствия гнева лорда Рольфа.

Миссолен.

«Начинается…»

В Миссолене нашлось лишь одно место, способное вместить созванных Ладарием вельмож и богословов. Слетевшиеся в стены Великого Святилища, точно стервятники на свежий труп, они потели и мучились от духоты, ожидая появления главного зачинщика.

Демос восседал за длинным прямоугольным столом на возвышении у алтаря. Рядом с ним расположились новый герцог Освендийский Брайс Аллантайн, Энриге Гацонский, владыка Рикенаара Серхат и Верховный юстициар Рональ Шаст, временно перебравшийся из Малого совета в компанию познатнее.

Чуть выше стола Демоса, у подножия исполинской статуи Гилленая, украшенной диском из чистого серебра, скромно расположилась кафедра для выступлений. Дальше, в окружении пирамид из книг, бумаг и свитков прятался главный правовед Эклузумской академии наставник Вардий.

«Как будто одного Шаста нам недостаточно. Готов поспорить, скоро здесь появится и глава Коллегии дознавателей. Куда же без его преосвященства Рувиния?»

Рядом с кафедрой размещалось массивное кресло, предназначенное для Ладария и скамейки для его обширной свиты, задрапированные белым шелком. На убранство не скупились. Все в этом месте было огромным — гипертрофированным, болезненно увеличенным, роскошным. Каждая деталь лепнины, каждый мраморный завиток, каждый гигантский витраж служили лишь одной цели: унизить, подавить, сломить всякого пред величием Хранителя.

«Или перед властью Великого наставника?»

Демос поискал в толпе знакомые лица. Представители влиятельных Домов и наиболее почтенные церковники устроились на верхних галереях собора. Там канцлер увидел мать — как всегда до неприличия блистательную, леди Витторию, щеголявшую перстнем с изумрудом величиной с перепелиное яйцо, графа Линдра Деватона — брата, не умевшего держать свою похоть в штанах, и его многочисленное семейство. Место рыцаря-капитана Ренара теперь было где-то внизу — с Орденом.

«А жаль. Семья скучает по младшему сыну».

На передних рядах расположились члены Малого совета. Здесь был старый друг Демоса казначей Ильберт ду Лавар, рядом с ним сверкал начищенными пуговицами мундира и напомаженной бородой военмейстер Офрон Аллантайн. Племянник покойного лорда Ирвинга встретился глазами с Демосом и коротко кивнул в знак приветствия. Подле него восседал Первый секретарь Канцелярии Карталь Фарухад и чем-то увлеченно перешептывался с Ансеямом Тьяре — лордом-губернатором Миссолена.

«Интересно, как быстро этот бездарь вылетит со своей должности? Я поспособствовал получению этого теплого места, но не собираюсь помогать болвану его удерживать лишь потому, что его молодая мачеха спала с моим братом».

Однако, как бы ни страдала от духоты вся имперская знать, хуже всего пришлось королю Латандаля. Поскольку леди Ириталь Урданан не явилась на суд, краснел за нее теперь сам Эйсваль Латанийский. Златовласый король, чьим роскошным локонам могла позавидовать любая красотка, всем видом демонстрировал презрение и явно тратил массу сил на подавление гнева.

«Вопрос — на кого именно ты злишься? На племянницу, поддавшуюся соблазну, на Грегора Волдхарда, нарушившего обет, или на себя? Что заставило леди Ириталь отвергнуть клятву? Быть может, пробелы в воспитании? Или излишняя свобода, которую ты ей дал? Так или иначе, Латандаль навеки опозорен».

Однако раздражение латанийца мигом сменилось беспокойством, стоило распахнуться дверям Святилища, впустившим длинную процессию церковников. Великий наставник наконец-то соизволил почтить Вселенский суд своим присутствием. Усатый герольд со всей силы грохнул тяжелым посохом по мозаичным каменным плитам, рискуя расколоть причудливый узор, и невыносимо громко завопил:

— Его святейшество Великий наставник Ладарий, Наместник Бога на земле!

«Ни много ни мало… Какие амбиции, с ума можно сойти».

Владыка церкви, как всегда, безупречный, коротко кивнул распорядителю и грациозно вплыл в зал. Позади него шли двое мальчиков, несомненно, высокого дворянского происхождения, которое не спасло их от загребущих лап Эклузума. Один нес длинный шлейф белоснежного одеяния, второй — Священную книгу. В огромном зале повисла абсолютная тишина. Ладарий поднялся на возвышение, поочередно кивнул всем собравшимся. От каждого такого движения высокая корона главного церковника норовила съехать и с грохотом упасть на деревянные половицы.

«И покатиться по ступенькам, теряя алмазы — слезы раскаявшихся грешников, не иначе».

Расправив длинные полы белоснежного одеяния, Великий наставник опустился в кресло. Среди свиты церковника Демос заметил своего старого знакомого — брата Ласия из Коллегии, на чьей идеальной лысине плясали блики от искрящихся самоцветов убранства Ладария. Старший дознаватель Коллегии занял место возле своего патрона, облаченного, по традиции, сплошь в черное. За привычку носить этот цвет наставник Рувиний получил прозвище Черный гриф. За глаза, разумеется.

«Какой изумительный контраст! Добрый дядюшка Ладарий и страшный мерзавец Рувиний. Две стороны одной медали, два конца скипетра церковной власти. Одного обожают и превозносят, второго боятся пуще кровавого поноса. Вопрос лишь в том, насколько широка пропасть между этими людьми».

Писцы заняли места за столиками, притаившимися в нишах между колонн. Демос услышал шорох страниц, скрип перьев, шипение свечного воска, усталые вздохи. Рыцари Ордена, сверкая латами и наконечниками копий, по команде Ренара заняли свои посты.

«Здравствуй, брат. Вижу, ты действительно неплохо поднялся на этой службе».

Великий наставник кивнул распорядителю, выражая готовность начать процесс. Тот несколько раз ударил массивным посохом о пол и невыносимо громко завопил:

— С позволения Великого наставника объявляю Вселенский суд открытым! Да поможет нам Хранитель!

«О да! Пусть запустит сквозняк!»

Ладарий обвел взглядом знать, задержался на канцлере, затем посмотрел вниз, на членов Малого совета, и, наконец, устремил глаза к Рувинию. Черный гриф поклонился и застыл в ожидании.

— Известно, что я бы не стал заставлять благородных лордов покидать родные земли ради пустяка, — Ладарию даже не пришлось повышать голос, чтобы его услышали с задних рядов. — Но процесс, который мы начинаем сегодня, имеет особую важность, и потому я призываю вас тщательно взвешивать каждое услышанное слово. — По залу пробежал возбужденный ропот. — Начнем же.

Черный гриф резко вскочил со стула, отчего его мантия захлопала, точно крылья. Крючковатый нос и вздыбленные, словно птичий хохолок, волосы оправдывали прозвище церковника. Герольд снова ударил посохом по полу:

— Слово предоставляется Главному наставнику Коллегии дознавателей его преосвященству Рувинию.

Черный гриф занял место за кафедрой и знаком приказал брату Ласию подойти ближе. В руках у лысого дознавателя оказалась толстая папка с бумагами.

— Несколько недель назад в руки одного из служителей Коллегии попал крайне интересный документ, — наставник, вытащил из папки бумагу и продемонстрировал ее, подняв высоко над головой. — Содержание его было настораживающим. Я прошу брата Ласия предоставить советникам и его святейшеству копии для ознакомления.

Сделав паузу, он ждал, пока его помощники вручали лордам бумаги.

— Дабы удовлетворить всеобщий интерес, я оглашу содержание этого письма. Оно принадлежит перу оруженосца, отбывавшего службу в Хайлигланде в свите его светлости Грегора Волдхарда.

Демос развернул свою копию и скользнул взглядом по уже знакомым строкам. Рувиний, тем временем, громко прочистил горло и принялся декламировать:

— Почтенная благодетельница! Пишу вам в редкий момент отдыха с надеждой, что вы пребываете в добром здравии. Нынче в Эллисдоре настало суровое время: война с рундами хоть и окончена, но забот у людей по горло. Во дворе только и разговоров, что о посевах да урожае. Говорят, в этом году лето будет коротким, а зима — еще более суровой. Тепло на душе лишь от присутствия латанийского посольства — все девы прекрасны, но леди Ириталь затмила красотой само солнце. Она очаровала большинство обитателей замка, а пуще всех — лорда Грегора. Поначалу я не увидел в этом ничего предосудительного, ибо герцог — известный праведник. Но впоследствии я понял, что ошибался.

Рувиний отдышался, жестом велел поднести кубок с водой и, сделав несколько маленьких глотков, продолжил:

— То, что я напишу дальше, не достойно пера добропорядочного юноши, коим я стремлюсь быть со всем прилежанием. Однако и носить эту тайну на своей совести я более не могу. Довериться священнику в моем случае невозможно, — Черный гриф остановился и бросил красноречивый взгляд на Ладария. Тот кивнул. — Боюсь, местный наставник не захочет мне помочь, и позже вы поймете причину моих сомнений.

На скамейках нетерпеливо ерзали сотни высокопоставленных задниц, проклиная высокопарный стиль автора письма. Демос тихо хмыкнул.

«Я и не знал, что мальчишка Дибрион — любитель эпистолярного жанра. В нем умирает поэт. Правда, скверный».

— Хранитель был милостив ко мне, и я не получил тяжелых ранений во время похода, — не останавливался Рувиний, поднеся письмо ближе к подсвечнику. — Тем неожиданнее был удар, настигший меня уже в Эллисдоре, когда я увидел леди Адаль — одну из компаньонок посла Ириталь. Встреча с этой девой перевернула всю мою жизнь, ибо я впервые понял, что влюблен. Я оберегал леди Адаль как мог, но не сумел защитить от самого страшного.

Демос увидел, как поползли вверх брови Энриге. Король с недоверием уставился на свою копию и сильно сжал свободной рукой подлокотник.

«Дочитал до самого интересного, полагаю?»

— После нашего возвращения из Миссолена с похорон императора леди Адаль прислала мне записку, в которой просила о встрече. Соблюдая осторожность, я прибыл в указанное место. Моя возлюбленная была бледна, все выдавало в ней страх. Меня обеспокоило ее состояние, и я спросил, что случилось. Леди Адаль некоторое время колебалась, а затем поделилась со мной тайной. Оказалось, что моя возлюбленная стала свидетельницей того, как ее госпожа делила ложе с лордом Грегором.

Наставник Рувиний оторвал взгляд от письма и повернулся к Ладарию.

— Делила ложе с лордом Грегором! — скрипуче повторил он.

Всего на одно мгновение, показавшееся Демосу бесконечно длинным, огромный зал Великого Святилища погрузился в тишину. Плотную, густую, абсолютную — словно уставший от суеты бог решил избавить мир от звуков. Кто-то замер с разинутым ртом. Один из писарей оцепенел, обмакнув перо в чернильницу, но не успел закончить предложение, и капля, сорвавшаяся с острия, растеклась жирной кляксой. Но секундой позже своды величайшего храма империи содрогнулись от нестройного хора сотен возмущенных голосов.

— Тишина! — рявкнул герольд и с остервенением заколотил разукрашенным посохом.

Шум стих не сразу.

— С позволения его святейшества я продолжу, — сказал Рувиний и снова углубился в чтение. — Вот как это случилось. Войдя в покои леди Ириталь, его светлость отослал леди Адаль вниз и велел оставить их с послом наедине. Однако, спустившись в главный зал, Адаль поняла, что забыла в покоях госпожи свою шаль. Моя возлюбленная решила подняться в комнаты для слуг и взять другую. Роясь в сундуке, она услышала странные звуки, исходившие из покоев ее превосходительства. Удивившись, леди Адаль подошла к одному из слуховых окон, что располагаются между комнатами слуг и господ. Каково же было ее удивление, когда она поняла, что лорд Грегор и леди Ириталь… — Черный гриф сделал долгую паузу. — Прошу простить меня, моя благодетельница, но я не могу описывать все, что увидела там леди Адаль. Хватит и того факта, что священная клятва нареченной императора была нарушена, а невинность — утеряна.

Закончив чтение, Рувиний аккуратно сложил бумагу и отдал ее на хранение брату Ласию. Великий наставник выдержал долгую паузу, а затем обратился к публике:

— Итак, племянница короля Эйсваля Латанийского и нареченная следующего императора подозревается в нарушении священной клятвы. Правитель Хайлигланда, поклявшийся защищать честь этой девы на территории своей земли, сам же ее и опорочил. Известно, что церковь и общество считают подобные поступки тяжелым грехом, и мы не можем игнорировать случившееся.

Ответом ему был тихий шелест голосов — то переговаривались между собой вельможи. Кое-где Демос заметил довольные ухмылки.

— Должен отметить, что после того, письмо попало в мои руки, я немедленно написал в Эллисдор, умоляя подозреваемых пролить свет на эту историю, — Ладарий развел руки в стороны. — Однако получил в ответ лишь тишину. Ни лорд Грегор, ни леди Ириталь, не сочли нужным прибыть на Вселенский суд.

— Что само по себе подозрительно, — вклинился Рувиний, яростно вскинув палец вверх. — Ибо безгрешному незачем прятаться от добрых людей!

Ладарий мягко улыбнулся, осаждая пыл Черного грифа.

— Всем свойственно совершать ошибки. И с нашей стороны было бы крайне неразумно выносить суждения, руководствуясь текстом лишь одного письма.

— Разумеется, ваше святейшество. Но, милостью Хранителя, сегодня в этом священном месте присутствует свидетельница! Дозволено ли Коллегии осуществить публичный допрос?

— Прошу, — с улыбкой кивнул Ладарий. — Пригласите ее.

Черный гриф шепнул что-то брату Ласию. Монах торопливо направился к боковому входу в зал, скрытому в темной нише. Вельможи вовсю использовали эту паузу для обмена впечатлениями и подняли гвалт. Вновь зашелестели веера, хрустели затекшие шеи и пальцы, скребли по пергаменту перья, тихо позвякивали рыцарские доспехи. Демос поднял взгляд на галерею, где сидел Умбердо. Наследник гацонского престола был бледен.

«Еще бы! Такой удар по репутации Дома твоей невесты! Как бы помолвка не расстроилась… Вместе с твоими тайными мечтами объединить Гацону и Хайлигланд».

Через пару минут боковая дверь тихо отворилась. Брат Ласий шепнул на ухо герольду несколько слов, тот согласно кивнул и вытянулся по струнке, крепко сжимая посох затянутыми в перчатки руками. Первым вышел брат Ласий, за ним — златовласая латанийка, сопровождаемая воинами Ордена. Ласий медленно поднялся по ступенькам, подвел свидетельницу к Ладарию и заставил опуститься на колени. Его святейшество благосклонно позволил свидетельнице поцеловать свой серебряный диск. Бледное лицо женщины покрылось испариной, и она аккуратно промокнула лоб несвежим кружевным платком. В глазах латанийки читался неподдельный испуг. Герольд, поймав взгляд Черного грифа, привлек внимание публики громким ударом своего орудия:

— Леди Адаль Алавин, компаньонка посла леди Ириталь! — взвизгнул герольд.

На ватных ногах латанийка подошла к статуе Гилленая и поклялась говорить лишь правду. Писцы зашелестели бумагами, кое-кто точил перья или тянулся за запасными. Адаль медленно приблизилась к кафедре и зачем-то еще раз поклонилась Черному грифу. Демос откинулся назад, проклиная одеревеневшую поясницу, сделал несколько глотков воды и принялся наблюдать за развернувшейся сценой из-под полуприкрытых век.

«Давай, же. Люди любят копаться в чужом грязном белье. Удовлетвори их интерес».

— Леди Адаль, — мягкий тон Рувиния удивил Демоса. — Пожалуйста, поведайте о том, что случилось в тот вечер, во всех подробностях.

Латанийка набрала в легкие побольше воздуха и начала рассказ, избегая смотреть Черному грифу в глаза:

— В тот день герцог вернулся из похода на Рундкар. Мы с леди Ириталь и другими дамами прибыли в Эллисдор немного раньше. Когда моя госпожа получила весть о смерти императора, она тут же приказала нам собираться в дорогу, и уже следующим утром мы покинули вольный город Горф, где находились в тот момент. — Девушка снова достала свой кружевной платок и промокнула лоб. — Лорд Грегор прибыл днем, но, с вашего позволения, я сразу перейду к вечернему визиту герцога, ибо тогда все и случилось.

— Прошу вас, — улыбнулся наставник.

— Хотя леди Ириталь и лорд Грегор знали о кончине императора, пир по случаю возвращения из Рундкара все же состоялся. У моей госпожи не было настроения праздновать, поэтому она, побыв некоторое время в зале, поднялась в свои покои. Леди Ириталь выглядела нездоровой — была бледна, говорила тихо, руки ее дрожали. Я предложила заварить успокаивающих трав, но она потребовала вина с пряностями, — латанийка нахмурилась, вспоминая детали. — Вскоре в дверь постучали. Я пошла открывать и увидела на пороге самого лорда Грегора. Он попросил леди Ириталь поговорить с ним наедине, но я сомневалась, стоило ли мне покидать комнату.

Черный гриф приподнял бровь.

— Почему?

Свидетельница повернулась к Эйсвалю и, глядя ему прямо в глаза, пояснила:

— Латанийские традиции запрещают незамужним женщинам находиться наедине с мужчинами, с которыми не состоят в кровном родстве. Обычно во время таких встреч должны присутствовать родственники, компаньонки или хотя бы слуги. Впрочем, моя госпожа — посол, что дает ей особый статус и определенные привилегии. Поэтому раньше меня не смущали эпизоды, когда она прогуливалась с лордом Грегором в саду или, например, возносила молитву вместе с ним в Святилище. Но в тот вечер он впервые остался с ней наедине.

— Вы напомнили леди Ириталь о порядке?

— Я собиралась, — проговорила девушка. — Она видела на моем лице сомнение, ибо я не скрывала своих мыслей. И все же меня отослали вниз.

Наставник Рувиний тактично ждал, пока писари торопливо скрежетали перьями, а затем дал им несколько мгновений на отдых. Молодые люди хрустели пальцами и разминали запястья.

— Благодарю за разъяснения, леди Адаль, — кивнул Черный гриф. — Продолжайте.

— Уже спустившись, я почувствовала холод и поняла, что забыла в покоях госпожи свою шерстяную шаль. Конечно, я бы не стала прерывать беседу господ, поэтому решила тихо подняться в свою комнату и взять другую. Так я и сделала. И именно тогда я и стала невольной свидетельницей той… — латанийка побледнела еще сильнее. — Той сцены. К счастью, мое присутствие оставалось тайным.

Черный гриф снова впился глазами в свиток.

— В письме мастер Дибрион упоминает слуховые окна. Вы пользовались одним из них?

— Да, они расположены во всех комнатах. Их можно закрывать с господской стороны, но, видимо, в тот вечер леди Ириталь забыла это сделать, поэтому я все видела и слышала.

— Что же там происходило?

— Войдя в свою комнату, я сразу увидела, что окна не были закрыты, и постаралась не шуметь, дабы не мешать беседе госпожи. Но затем я услышала всхлипы — леди Ириталь плакала, а лорд Грегор ее успокаивал. Я заглянула в окошко и увидела, что господа обнимаются. А затем…

Латанийка, смутившись, умолкла. На бледных щеках проступил стыдливый румянец.

— Прошу вас, леди Адаль, — Рувиний нежно тронул свидетельницу за широкий рукав платья. — Умоляю, это очень важно. Ради всего святого, будьте сильной.

— Затем… Затем лорд Грегор начал целовать леди Ириталь.

Многие в зале подались вперед, предвкушая сальные подробности, а у некоторых дам, прикрывшихся веерами, заблестели глаза от возбуждения.

— Было ли что-то еще? — Рувиний приблизился к свидетельнице, не спуская с нее глаз.

— Да… Они долго целовались, а после леди Ириталь принялась снимать с себя одежду.

Шум в зале усилился, и герольду пришлось снова зареветь, призывая к тишине. Демос внимательно следил за реакцией Ладария. Великий наставник наблюдал за латанийкой с выражением безмятежного спокойствия, словно присутствовал на будничной церковной службе. Ни удивления, ни возмущения, ни гнева.

«Чертов дирижер».

— Что же сделал лорд Грегор, когда леди Ириталь начала раздеваться? — задал вопрос Рувиний, глядя мимо свидетельницы прямо на Ладария.

— Сначала он отказывался, говорил о клятвах, долге. Но госпожа настаивала, — Леди Адаль нервно сглотнула. — В конце концов его светлость уступил и тоже принялся раздеваться. Он еще что-то говорил, но слишком тихо и неразборчиво. А потом… — латанийка едва ли не впервые за допрос посмотрела Рувинию прямо в глаза. — Ваше преосвященство, все прекрасно знают, что происходит после того, как мужчина и женщина, оставшись вдвоем, срывают с себя одежду. Я могу лишь сказать, что именно это тогда и произошло, — заключила девушка и спрятала лицо в ладонях, содрогнувшись от рыданий.

Высокие своды Великого Святилища наполнились криками и воплями. Вельможи извергали проклятья, призывали божью кару, дамы возмущенно охали. Иные громко требовали подробностей. Одна юная дева, не справившись с избытком чувств, театрально упала в обморок, и над ней тут же засуетились слуги. Энриге тяжело вздохнул, покачал головой и молча осушил целую чашу вина. Серхат цокнул языком и злорадно улыбнулся.

«Портки Хранителя, ну ты-то чего веселишься? Знаю я одну историю о тебе и твоих племянницах-близняшках. Зал будет кататься по полу, ежели здесь сейчас рассказать о твоих жалких потугах удовлетворить обеих разом».

Демос украдкой смотрел на Эйсваля. Лицо правителя Латандаля уже не хранило и следа былого гнева. Король был подавлен.

Когда первые эмоции были выплеснуты, в меру посмакованы, пережеваны и выплюнуты толпой, а шум затих, теряясь под высокими сводами потолка, наставник Рувиний вернулся к допросу.

— Вы видели, что происходило после этого… акта, леди Адаль?

Латанийка снова притронулась платком ко лбу и, комкая кружево в руках, заговорила:

— Когда все закончилось, господа долго молчали, а потом начали обсуждать свою связь и судьбу их отношений. Ведь все знали о миссии леди Ириталь, а после смерти императора… Но лорд Грегор не хотел расставаться с госпожой.

Писцы снова зашуршали бумагой и перьями, предчувствуя долгую работу.

— Что же они говорили? — не унимался Черный гриф.

— Леди Ириталь сказала, что хочет быть императрицей. Что всю жизнь готовилась к этому и больше ничего не умеет, что это ее долг. Насколько я поняла, она собиралась вернуться в Миссолен. Господа спорили. Я не видела лица лорда Грегора, но по голосу поняла, что он был расстроен, — свидетельница перешла на шепот. — А затем его светлость сказал, что леди Ириталь станет императрицей, только если он сам станет императором.

У подножия исполинской статуи Гилленая воцарилась гробовая тишина.

— Простите, леди Адаль, — выгнул брови Ладарий и подался вперед, подхватив полы длинного одеяния. — Кажется, я плохо расслышал последнюю фразу.

Латанийка сжала в кулаке пришедший в полную негодность платок и повторила чуть громче:

— Грегор Волдхард сказал, что леди Ириталь станет императрицей, только если он сам станет императором.

«Интересно. Почему ты умолчала об этом, когда мы готовили тебя к допросу?»

— Заговор! — выкрикнул кто-то из зала.

— Предательство! — взвизгнули на галереях.

Демос немигающим взглядом уставился на Ладария. Великий наставник все еще сохранял поразительное спокойствие.

«О чем еще ты знаешь из того, что неизвестно мне?»

— Леди Адаль, — обратился к свидетельнице глава церкви. — Вы не могли бы пояснить, что это означает?

Девушка печально улыбнулась:

— Стоит ли мне говорить об этом, ваше святейшество? Ведь все знают, что позже леди Ириталь осталась в Эллисдоре, а лорд Грегор уехал в Миссолен, где заявил о своих правах на трон. Мы с госпожой остались в замке, и нас берегли, как сокровище.

«Еще бы».

— Но все же кто-то покусился на жизнь леди Ириталь, верно? — уточнил Рувиний.

— Именно. Дважды, если быть точной. В первый раз ее пытались отравить, во второй — был убийца. Эннийский наемник, как утверждал лорд Грегор.

— Да, его светлость писал мне и обвинял в покушении лорда Демоса, — кивнул Ладарий, — ссылаясь на связи его матери. Коллегия провела расследование и выяснила, что обвинения безосновательны.

«Об этом я тоже узнаю только сейчас. Благодарю, очень своевременно».

— Но все в замке были убеждены, что убийц подослали Деватоны, — отметила леди Адаль. — Если бы не монах, появившийся, словно благословение, госпожа была бы уже мертва.

Черный гриф резко развернулся на каблуках и впился глазами в свидетельницу.

— Какой монах? Раньше вы о нем не упоминали.

«Кажется, сюрпризы сегодня ждут не меня одного».

— Брат Аристид, ваше преосвященство. Он назвался странствующим братом церкви, много рассказывал о путешествиях по самым дальним землям и знает толк в искусстве врачевания. Сначала он вмешался, когда леди Ириталь едва не убил яд. А позже, когда пришел человек с мечом, брат Аристид был в покоях госпожи и защищал ее. Ему удалось задержать убийцу, и это помогло предотвратить кровопролитие.

Ладарий и Рувиний обменялись пристальными взглядами. Демос отметил, что рассказ латанийки взбудоражил обоих.

— Вы говорите, он много путешествовал…

— Да, — кивнула девушка. — Брат Аристид рассказывал, что некоторое время жил в Эннии, изучал там медицину. Благодаря этому монах смог определить яд и найти правильное лечение.

От Великого наставника повеяло холодом. Личина добродушия вмиг сползла и обнажила истинные эмоции. Демос заинтересованно наблюдал за выражением лица церковника.

— Благодарю вас, леди Адаль, — ледяным тоном сказал Ладарий. — Вы свободны.

«Странно. Мучили девушку и общественность битый час, смакуя каждую деталь скандала, но стоило ей упомянуть какого-то монаха, как вы забеспокоились. Что же это за брат Аристид?»

Латанийка присела в реверансе и, шурша юбками, удалилась под конвоем братьев-протекторов. Ладарий поднялся со своего кресла, имевшего куда больше сходства с троном, и вышел к кафедре.

— Сегодня мы услышали достаточно, — громко обратился он к толпе. — Однако Гилленай завещал нам быть милосердными, и потому мы не будем делать скорых выводов. Быть может, лорд Грегор и леди Ириталь еще в пути и не успели добраться до Миссолена. Возможно, их задержали иные обстоятельства. Мы будем ждать и дадим им шанс высказаться лично. Однако если указанные господа так и не явятся, ровно через семь дней здесь, в Великом Святилище, мы огласим вердикт. Да смилуется Хранитель над всеми нами.

Луброк.

Если бы Артанну спросили о том, смущало ее во всей этой истории, она бы, пожалуй, устала загибать пальцы и перечислять нестыковки.

Вопросов было много. К примеру, почему советники, если они так стремились избавиться от последней представительницы Дома Толл, бездействовали все те годы, что Артанна проторчала в Гивое и была весьма легкой добычей? Почему Заливар нар Данш на протяжении тридцати лет умудрялся сохранять свою шкуру в безопасности, а сейчас изволил трястись от страха и, выпучив глаза, лично прискакал в Эллисдор? И почему он не вышел с ней на связь раньше, если, как утверждал, являлся другом ее отца? Заливар был хорошо осведомлен о жизни Артанны — он вполне очевидно дал это понять. Значит, следил за ней. Но зачем тогда возник именно сейчас?

Почему Грегор, до того момента расшаркивавшийся перед Артанной в попытках доказать свое расположение, так резко переменил к ней отношение, стоило этому вагранийскому ублюдку сесть герцогу на уши? И был ли новый эрцканцлер, этот слишком талантливый для грубой политики Эллисдора малец, до конца с ней откровенен?

Короче говоря, от этого задания за версту несло гнильцой.

Караван оказался вполне настоящим, а купец Сефино Ганцо — действительным членом торговой гильдии Турфало и вполне приятным собеседником, пару раз снизошедшим до приглашения Артанны за свой щедрый стол. Тяга к роскоши, казалось, поглотила этого человека целиком: тонкие вина и шелка, редчайшие пряности и самоцветы на столовых приборах. Баснословно дорогие украшения, изящные манеры — тому и другому мог позавидовать любой вельможа. Но, что удивило Артанну больше всего, Ганцо был любознателен, вследствие чего — образован получше большинства встреченных Артанной дворян. Общение с купцом доставляло ей удовольствие. Наемница не расспрашивала его об обстоятельствах соглашения, достигнутого между ним и Альдором — голова и без того пухла от предстоящего задания, однако столоваться у богача не отказывалась. Кто знает, когда еще ей доведется полакомиться засахаренными фруктами и светской беседой, так напоминавшей вечерние разговоры с Гвиро?

Она скучала по нему. Артанне было не впервой терять друзей, но смерть этого человека представлялась ей пугающе бессмысленной. Да, со временем боль ослабнет — так бывало всегда, но легче от этого знания не становилось. С расхожей поговоркой о том, что время обладает целебными свойствами, вагранийка была в корне не согласна. Лечили новые события, люди, проблемы и поиск их решений. С каждым днем боль становилась все слабее, стирались эмоции, оставляя лишь память об ушедшем друге. И чем больше наваливалось мелких проблем, тем легче становилось мириться с потерей. Исцеляли действия, а время…

Ни хрена оно не лечило.

— Скажи честно, ты взяла меня лишь затем, чтобы пощекотать нервы Молчуну?

Артанна попыталась выкинуть из головы бесполезную ностальгию и в упор уставилась на поравнявшегося с ней Джерта.

— Ты хороший боец, — чуть помедлив, ответила она. — Лишним не будешь.

Медяк закатил глаза и вздохнул.

— Неужели он имел неосторожность не угодить тебе в койке? — наклонившись к самому уху наемницы, спросил он. — И мстительная бабская натура прорвалась наружу?

— Следи за словами.

— Тогда изволь объяснить, — настаивал Джерт. — Почему вагранийцу, знающему язык, традиции и обычаи земель, в которые мы направляемся, ты предпочла компанию эннийского дятла?

— Изволь идти к черту, Медяк, — ответила командир и обреченно посмотрела Джерту в глаза. — Но ты ведь не отстанешь, верно?

— Не-а. Сама виновата. Лишила компании певуна, так что теперь мне некого доставать. К тому же, — энниец снова наклонился к ней и прошептал, — мне кажется, что тебе нужно выговориться.

— И с чего ты решил, что я должна изливать душу именно тебе?

Медяк улыбнулся.

— Потому что из всего отряда, — он лениво обвел рукой бойцов, несших вахту по периметру каравана, — я единственный, кто не будет тебя осуждать, что бы ты ни сделала. Не имею морального права, да и желания, если быть до конца откровенным. К тому же, пусть я и тот еще козел, но, как ты наверняка успела заметить, отнюдь не трепло.

С последним Артанна не могла не согласиться. Джерт любил потравить байки, мгновенно пронюхивал о каждой попойке, легко очаровывал самых разных баб и словно задницей чуял обстоятельства, сулившие ему хоть какую-нибудь выгоду. Одним словом, был занозой в заднице любого командира. Однако Медяк умудрился за поразительно короткий срок втереться в костяк «Сотни» столь крепко, словно годами работал под началом Артанны. Но, что было важнее, энниец ни разу не дал повода для подозрений в излишнем красноречии. Наедине он мог перейти границы и почти всегда игнорировал субординацию, но дальше личного общения с Артанной это обычно не заходило.

И потому она все ему рассказала.

В дне пути до Луброка, когда их купец умудрился снять едва ли не половину постоялого двора, прибившегося к обочине Гацонского тракта, Артанна спустилась в зал, заказала Медяку кувшин медовухи, а себе — воду и выложила всю историю о Веззаме, начиная с обстоятельств их знакомства в Рундкаре и заканчивая визитом Заливара в Эллисдор.

За один кувшин Медяк не управился. К середине второго Артанна все же закончила и бросила полный тоски взгляд на пойло — пока что умудрялась держаться без спиртного, хотя и была готова многое отдать за глоток хайлигландской крепкой. Но все же собрала остатки воли в кулак и, громко сглотнув, просто закурила.

Сотница и сама не понимала, что ее дернуло вывернуть душу наизнанку перед Медяком. Джерт, следовало отдать ему должное, оказался хорошим слушателем — просто сидел и внимал, изредка уточняя детали, вызвавшие у него особый интерес. В остальном же он просто давал ей выговориться — как и обещал ранее.

И лишь закончив рассказ, Артанна осознала, насколько ей полегчало. Никаких камней с души не посыпалось, но дышалось свободнее. О сделанном она не жалела — наоборот, была рада, что в кои то веки заставила себя с кем-то об этом поговорить. Шрайн, даром что был старинным другом, спокойно слушать бы не стал — слишком давно знал и саму Артанну, и Веззама, вследствие чего был предвзят и молчать не мог. Наемница была рада, что буквально заставила себя излить все это дерьмо хоть на кого-нибудь, словно опасалась, что больше такая возможность могла ей не представиться.

— Ну что, все еще не надумал меня осуждать? — выбив погасшую трубку на пол, спросила она.

— За что? — Медяк сделал глоток и со стуком поставил стакан на слегка покосившуюся деревянную столешницу. — Но, если тебе важно мое мнение…

— Оставь его при себе.

Энниец пожал плечами.

— Понял. Заткнулся.

Наемница хотела было подняться из-за стола, но Джерт крепко схватил ее руку и заставил задержаться.

— Почему ты мне рассказала?

Она возмущенно уставилась на эннийца и узнала тот взгляд — внимательный, испытующий, не имевший ничего общего с ехидным прищуром заморского дурачка, которого зачем-то порой строил из себя Медяк. Так же он смотрел на того убийцу из «Рех Герифас». Такой же взгляд был, когда Грегор бросил его в темницу, и Артанна устроила допрос — та еще романтика посреди тухлой ссанины и кромешного мрака. Столько же настороженности было в глазах Джерта, когда Пираф привез новости из Гивоя. Был же нормальным человеком, когда хотел.

— Потому что завтра мы перейдем границу и окажемся во враждебном государстве, — выдержав его взгляд, устало сказала вагранийка и потерла глаза свободной рукой. — Мы будем предоставлены сами себе — без помощи, поддержки и даже необходимой информации о трясине, в которую полезем. Я нихрена о тебе не знаю, но хочу доверять. И если моя откровенность поможет заручиться твоей лояльностью, что ж, я готова поделиться парочкой секретов.

Энниец усмехнулся.

— Я бы прикрыл твою задницу и без этой исповеди. Ты же, в конце концов, мне платишь.

— Практика показывает, что многие наемники, почуяв запах жареного, несутся сломя голову спасать собственные шкуры, — ответила Артанна. — И лишь верные люди остаются до конца. Я не могу требовать от тебя верности, Медяк. Прошу лишь не вгонять в мою спину нож.

Энниец молча кивнул и разжал пальцы. Почему-то ей захотелось поверить ему на слово. Артанна попрощалась и поднялась наверх — решила попытать счастья и попробовать выспаться перед выходом к границе. Джерт налил себе последний стакан слабой медовухи, и молча уставился на свои руки.

С каждым днем его задача становилась все более трудновыполнимой.

* * *

Одной из особенностей достопочтенного Сефино Ганцо являлось его неуемное чревоугодие. Купец из Турфало слепо шел на поводу у собственных гастрономических страстей, что заметно задерживало продвижение к Луброку. Минуло всего несколько часов с того момента, как караван покинул постоялый двор, а толстозадый гацонец уже велел совершить остановку, дабы набить живот.

Один из слуг Сефино, назвавшийся то ли Энцо, то ли Энсо, отвлек Артанну от созерцания хмурых пейзажей и с чинным поклоном предложил ей вновь составить компанию торговцу за трапезой.

— Неужели он думает, что мое присутствие способствует пищеварению? — спешившись, проворчала наемница.

— Понятия не имею, — Энцо оценивающе взглянул на вагранийку и пожал плечами. — Но лично у меня вы и ваши головорезы, наоборот, отбиваете аппетит.

Услышав дерзкий ответ из уст слуги, вагранийка усмехнулась.

— В таком случае радуйтесь, что вам недолго осталось нас терпеть.

По пути к шатру Ганцо Артанна перекинулась парой слов с Дачсом и его десяткой. Парни выглядели бодро — им явно перепадали харчи с купеческого стола. Торговец не скупился на содержание всей своей многочисленной свиты: помимо двадцати бойцов из «Сотни» караван сопровождало еще около трех десятков наемников с юга Гацоны. Порой, услышав имя вагранийки, эти люди кидали на нее косые взгляды — сопоставляли факты и гадали, уж не та ли самая Артанна из Гивоя была перед ними. Пару раз с ней пытались заговорить — она пресекала попытки одним лишь взглядом и демонстративно клала руку на эфес меча. Остальные бойцы «Сотни» также старались держаться особняком, и даже Джерт на этот раз предпочел новым знакомствам общество Херлифа и Йона.

Увидев Артанну, откинувшую полог шатра, Сефино Ганцо поднялся из-за стола и в приветственном жесте раскинул руки в стороны. В этот день его широкая физиономия по неведомой наемнице причине буквально лучилась радушием.

— А вот и наш главный гость! Энцо, предложи даме вина.

— Благодарю, синьор, — покачала головой Артанна. — Лучше простой воды.

— Вы не представляете, что теряете, — перешел на шепот купец. — Мне дорогого стоило уговорить одного бельтерианского негоцианта достать этот напиток из амеллонских подвалов Деватонов. Не вино — истинное чудо!

Сотница выдавила из себя улыбку.

— Охотно верю. Однако свою бочку я уже выпила.

Ганцо, казалось, смирился и жестом пригласил вагранийку за ломившийся от изысканных яств стол.

— Энцо, подай нашей гостье воды. Располагайтесь, Артанна.

Наемница опустилась на скамью и бегло осмотрела роскошное убранство шатра, ища правдоподобный повод удалиться. Гацонец мог позволить себе беспечно набивать брюхо прямо перед границей, она — нет. С самого утра Артанну разве что не трясло от беспокойства.

— Желаете печеных рябчиков? Холодного пирога с кореньями?

— Благодарю, я не голодна.

Сефино мастерски сыграл удивление.

— Как? Вам не нравится мой повар?

— У вас повар от бога. Но мне становится неловко злоупотреблять вашим гостеприимством, — ответила наемница. — В конце концов, я всего лишь ваша временная спутница, навязанная волей его светлости.

Торговец отмахнулся.

— И оттого я еще больше дорожу вашим обществом. Лучшая приправа к любой трапезе — хорошая история. А у вас, насколько я могу судить, их должен быть целый сундук. Окажите честь — ответьте на несколько вопросов любопытного старика, прежде чем мы расстанемся.

Стариком, однако, Ганцо не был. Лишний вес и раскрасневшееся одутловатое лицо, безусловно, прибавляли ему лет, но больше сорока Артанна бы ему не дала. Таким образом, этот предприимчивый гацонец был даже младше нее, что придавало ситуации особую пикантность. И все же купцу хватило такта не спрашивать ее о возрасте.

— Хорошо, — достав трубку, сказала наемница и настроилась на долгую бессодержательную беседу.

Купец омыл руки и принялся за рябчиков, чей дивный медовый аромат щекотал ноздри. Вагранийка осмотрела инкрустированный камнями серебряный кубок, из которого пила свою воду, тихо хмыкнула и отвела взгляд от увлекшегося пищей гацонца.

— Расскажите мне о Руфале, — быстро покончив с первой птицей, обратился Ганцо. — Какие легенды слагает о нем ваш народ?

Рука женщины застыла, не успев поднести чашу к губам.

— Этой историей пугают всех детей от Рундкара до Эннии, — удивилась она. — Неужели вы о ней не слышали?

— Более того, я знаком с разными версиями, — купец сделал глоток вина и блаженно улыбнулся. — Но никогда не имел удовольствия услышать ее из уст настоящего вагранийца. А ведь Руфал был одним из вас. Кому же, как не вам, знать правду?

Артанну удивил его вопрос. Она полагала, что гацонец примется выспрашивать о шрамах, войне с рундами, о лорде Рольфе, наконец. Но вагранийка никак не ожидала, что Сефино Ганцо окажется любителем древней истории.

— Это было слишком давно, синьор. Откуда мне знать, как обстояли дела на самом деле?

Купец отправил в рот тонкий ломоть вонючего сыра, отчего-то считавшегося деликатесом в Бельтере. Артанна отметила определенную тягу Ганцо ко всему бельтерианскому — то ли дань моде и партнерству с восточными негоциантами, то ли в гастрономическом плане Ганцо просто был извращенцем. Ничем иным его привязанность к смердевшему тухлятиной сыру наемница объяснить не могла. Тем временем, этой вонью пропитался не только весь шатер, но даже одежда Сотницы.

— Разумеется, я это понимаю, — помедлив, сказал купец. — Однако дело в другом. Видите ли, я интересуюсь вагранийской культурой — изучаю мировоззрение, ценности, обычаи… Но, поскольку ваш народ крайне замкнут, мне приходится понимать его через отношение людей к уже известным событиям. Таким образом, фольклор стал для меня едва ли не единственным источником знаний.

— Вот оно что. Но почему именно вагранийцы, синьор Ганцо?

Купец пожал плечами:

— Людям свойственно тянуться к неизвестному.

Наемница усмехнулась и подняла глаза на гацонца, ожидая новых вопросов.

— Руфал, определенно, был неоднозначной личностью, — рассуждал Ганцо. — И, безусловно, самым известным вагранийцем в истории материка. И потому мне интересно, какая память о нем живет среди его потомков.

— Не самая лучшая, как вы можете судить, — ответила Артанна. — Он умудрился стать первым и последним королем. Был возведен на трон и свергнут своим же народом — весьма красноречивая характеристика, не находите?

Ганцо хитро прищурил глаза:

— Но все же он стал королем. Единственным — и это за всю многовековую историю государства!

— В Ваг Ране… Не любят идею единовластия, — осторожно ответила наемница. — Особенно после правления Руфала.

— Но, подумайте, какой же замечательной личностью он должен был быть, раз умудрился достичь таких высот.

Артанна заметила, что Сефино увлекся беседой не на штуку — настолько, что позабыл о недоеденной птице.

— Неоднозначной — уж точно, — ответила она. — Однако в Ваг Ране его имя проклято. Несмотря на все благие деяния и свободу от рундов, которую он дал людям, Руфала считают узурпатором, выжившим из ума под конец правления. К тому же, если судить по дошедшим до потомков записям, продавшего душу Арзимат в обмен на могущество.

— А что вы сами о нем думаете?

Наемница пожала плечами.

— С некоторых пор я предпочитаю думать только о живых, синьор Ганцо. От мертвых королей мне проку мало.

— И все же?

— У меня предвзятое отношение к этому вопросу. Едва ли я люблю рундов сильнее покойного Руфала, — Артанна многозначительно кивнула на исполосованную шрамами руку.

— То есть вы поддерживаете резню, которую он устроил?

— Как бы вы поступили на его месте, уважаемый синьор? Представьте: вы столетиями мирно живете на своей земле, но внезапно на ваш народ нападают другие люди — чужие, агрессивные, убивающие ваших детей и братьев. У вас отнимают все и превращают в рабов. Так проходят десятилетия. Но вдруг находится один отчаянный человек, которому каким-то чудом удается сплотить вокруг себя людей и вдохновить их на сопротивление. Как по-вашему, синьор Ганцо, можно ли осуждать его за то, что он отвоевал свободу для своего народа?

— Но, насколько я знаю, проклят Руфал был совсем не за это.

— Да, согласно легендам, он повелел построить в Рантай-Толле храм в честь Проклятой, якобы, и подарившей ему силу. Как по мне, пусть бы понатыкал этих храмов по три штуки в каждом городе, если бы это и дальше помогало сохранять порядок, — Артанна с улыбкой встретила удивленный взгляд купца. — Как бы то ни было, Руфала помнят именно за инакомыслие и зверства, которые ему приписывают в большом количестве. Причина тому, полагаю, кроется в том, что нынче в Ваг Ране почитают Хранителя, а это предполагает воинственное отношение к любому упоминанию о его проклятой дочери. Меня же эти религиозные дрязги не волнуют.

Переварив услышанное богохульство, Ганцо подавил отрыжку и жадно присосался к кубку.

— Крайне интересная позиция. Признаться, мне впервые довелось столкнуться со столь необычным взглядом на эту легенду. — Купец жестом велел налить еще вина, и тощий Энцо тотчас очутился подле него с кувшином. — Скажите, Артанна, вы верите, что Руфал в действительности получил силу от самой Арзимат?

— Я не верю в богов, синьор. Ни в хороших, ни в плохих, ни в проклятых. Думаю, что та великая сила, которая ему якобы досталась, не имела ничего общего с божественной сущностью.

— И кем же он тогда, по-вашему, был?

Вагранийка задумалась.

— Полагаю, очень могущественным колдуном, — наконец заключила она.

Гацонец вскинул кустистую бровь.

— Вот как?

— Это наиболее разумное объяснение. Я не церковная крыса, не ведунья и не маг, и потому мое мнение ничего не стоит. Но все же мне кажется, что его сила просто долгое время спала и пробудилась лишь после того, как он испытал серьезное потрясение. В легендах говорится, что на глазах Руфала рунды вырезали всех его детей, и лишь после этого Арзимат, якобы, предложила ему, раненому и сломленному, сделку. Могущество в обмен на почитание, — углубилась в размышления наемница. — Должно быть, эмоции, которые он испытал в тот момент, и стали толчком к выходу его силы. Кроме того, ничем иным я не могу оправдать столь значительную мощь, сосредоточенную в руках одного человека, — ведь, согласно легенде, он сдвинул горы, отрезавшие Ваг Ран от Рундкара, всего за одну ночь. Впрочем, история знает о деяниях великих колдунов еще со времен Древней империи — на эту тему написано множество трактатов, и последствия их свершений дошли даже до нас. Правда, лежат они в руинах. В такое объяснение я готова поверить, поскольку колдуны, хоть и редко, но все же рождаются среди людей. Но боги… Высшие сущности, обитающие одновременно повсеместно и нигде, обладающие силой, способной в одночасье решить судьбу целого материка… Нет, синьор Ганцо, это уже чересчур.

Купец взмахнул рукой, приказывая убрать птицу и принести сладости. Артанна подумала, что могла несколько отбить у его аппетит своим неуместным скепсисом. А ведь ничто не предвещало.

— Я начинаю понимать, почему вы выбрали эту профессию, — проследив за ловкими движениями слуг, сказал гацонец. — Вас явно привело к этому излишнее свободомыслие. Ведь не жажда наживы, в самом-то деле?

— Увы, на корабли женщин не берут, — усмехнулась вагранийка. — В пираты податься не вышло. Пришлось искать занятие на суше.

— Ваше стремление давать логичное объяснение непостижимым вещам вызывает уважение, — продолжил купец. — Мне, не буду лукавить, было приятно встретить столь критично настроенный ум. И потому я хочу дать вам совет, Артанна.

Наемница выпрямилась, пытаясь размять затекшую спину.

— Я слушаю, — хрипло сказала она и, прочистив горло, отхлебнула воды.

— Вы — не человек империи и не найдете себе места в землях, где сильна церковь; слишком широкие взгляды, чрезмерное упрямство, пытливый ум… К тому же, женщина, ведущая жизнь мужчины, что само по себе необычно для этих мест, — Сефино Ганцо окинул Сотницу задумчивым взглядом и тяжело вздохнул. — Все мы ходим вокруг плахи, но вы, Артанна, буквально на ней пляшете. И потому рискуете оказаться либо на костре за ересь, либо на виселице — за дерзость, которой правители не терпят.

— Насколько мне известно, ни один владыка не согласится терпеть дерзости от своих слуг. — Наемница улыбнулась, но глаза ее оставались холодными. — Впрочем, у меня еще есть вполне реальная перспектива принять смерть через отсечение головы за предательство. Хотя, вы правы, виселица гораздо вероятнее.

Взгляд купца помрачнел, и вагранийка поняла, что гацонец не шутил.

— Поверьте, за свою карьеру я насмотрелся на разные вещи. Судя по тому, что мне удалось вытянуть из этого хитреца-эрцканцлера, вы играете с огнем. И если вам удастся вернуться из Ваг Рана живой, умоляю, подумайте о том, чтобы покинуть Хайлигланд. В мире есть места, где вы еще сможете прожить хорошую жизнь — Энния, Таргос, южные острова… А у меня — есть связи, которые могут быть вам полезны.

— Благодарю за совет, синьор, — Артанна резко поднялась на ноги, давая понять, что разговор окончен. — Но караван должен двинуться дальше, если мы хотим войти в Луброк еще сегодня. Давайте отложим нашу беседу до более подходящего момента.

— Обещайте, что подумаете над моими словами, — купец не отводил глаз от вагранийки, вызвав у нее недоумение внезапным беспокойством за ее шкуру. Ну ему-то какое дело?

— Непременно, — кивнула женщина.

— И еще, — голос Ганцо застал наемницу уже на выходе из шатра. — Если мы все же заночуем перед границей, вы согласитесь составить мне компанию за ужином, чтобы детальнее обсудить легенду о Руфале? Возможно, отойдя от дел, я напишу книгу о влиянии легенд о Проклятом короле на культуры народов материка. Ваше мнение может оживить этот, несомненно, скучный труд.

Наемница изогнула губы в кривой улыбке:

— Договорились, синьор.

Гацонец, кажется, говорил серьезно. Артанна вздохнула и заставила себя смириться — с нее не убудет, а поблагодарить купца за гостеприимство все же следовало. Кроме того, несмотря на ряд причуд, собеседником Сефино Ганцо оказался крайне интересным, а вести разговор о Руфале было всяко приятнее, чем отбиваться от вопросов о размере членов рундов и будуарных извращениях Рольфа Волдхарда.

Сколько лет прошло, но и по сей день иные живые доставляли ей гораздо меньше проблем, чем личность покойного герцога. И потому переливание из пустого в порожнее в процессе дискуссии о личности мертвого вагранийского короля под хрустящие крылья каких-нибудь цыплят казалось Артанне вполне приемлемым способом скоротать вечер.

Особенно с учетом того, что род Артанны вел начало от одного из одиннадцати героев, как раз и убивших этого Руфала.

Однако вслух вагранийка говорить ничего не стала. Вместо этого она вежливо поблагодарила Ганцо за приглашение и поспешила убраться из его шатра.

Миссолен.

«Что же это сулит для всех нас?»

Демос задумчиво брел по аллее, прячась от солнца в слабой тени апельсиновых деревьев. На ветках уже зеленели увесистые плоды, подрумяненные с бочков щедрым солнцем. Изумительный свежий аромат бодрил и отчасти успокаивал головную боль. На соседней аллее совершала ежедневный моцион леди Виттория. Гацонка приветливо улыбнулась Демосу и поспешила отойти подальше, дабы не мешать раздумьям канцлера.

«Какая проницательная у меня невеста. Все могло быть куда хуже. В конце концов, мне не нужно от Виттории ничего, кроме ряда договоренностей с ее отцом. Жаль, что столь прекрасное создание будет обречено на жизнь с ужасным Горелым лордом, но, справедливости ради, я еще не забыл, каково быть порядочным супругом. К тому же я постараюсь сохранить ей жизнь. Вполне равноценный обмен, как мне кажется. И, ко всему прочему, мне просто нравится время от времени любоваться чем-нибудь прекрасным. Красивая жена меня вполне устроит, особенно, если она будет почаще молчать».

Демос глубоко вдохнул наполненный ароматами цитрусов воздух и полез в карман за паштарой. После всего, что произошло за этот длинный день, необходимость в порошке ощущалась особенно остро. Следовало непременно заставить себя еще раз прокрутить в голове события суда и проанализировать услышанное.

«Демос, открой глаза. Ты пристрастился к этой дряни слишком сильно. Пора заканчивать. Но не сегодня».

Сунув в каждую ноздрю по щепотке серого порошка, канцлер на несколько мгновений прикрыл глаза и застыл, пытаясь справиться с желанием чихнуть. Наконец, когда паштара перестала щекотать нос, Демос неторопливо двинулся дальше — к своей любимой скамье на окраине парка.

«Единственное место в этом проклятом саду, где на меня порой нисходит умиротворение. Ха! У меня привычки старика».

Доковыляв до скамьи, он с облегчением устроился на грубых деревянных досках и принялся чертить на вытоптанной земле знаки при помощи своей трости. Раньше для этого ритуала приходилось обламывать ветки под неодобрительные взгляды садовников. Теперь он пользовался подарком своей телохранительницы по имени Лахель.

«Умеет же она дарить хорошие вещи».

Демос попытался изобразить круг. Вышел кривой овал. Ему он пририсовал церковную шапочку.

«Великий наставник Ладарий. Ты — ключевая фигура во всем этом процессе. Лицемерная непогрешимость и практически безграничная власть — опасное сочетание, которое привело нас к тому, что решением суда Грегор Волдхард признан изменником, обвинен в нарушении клятвы и отлучен от церкви».

Рядом с кругом появился неправильный крестик, призванный изображать меч.

«Грегор. Кто ты? Праведник? Фанатик? Придурок? Или настоящий заговорщик, каким выставил тебя Ладарий? Почему ты проигнорировал требования? Почему не явился на суд? Почему своими действиями ты настраиваешь против себя весь Криасморский договор? Чего хочешь добиться?»

Возле меча Демос начертил корявый цветок.

«Ириталь. Женщина, пожелавшая усидеть на двух стульях одновременно? Хладнокровная интриганка, решившая вывести на доску свою пешку? Или просто влюбленная дура, не подумавшая о последствиях своей измены? Как бы то ни было, Эйсвалю дорого обошлась ее ошибка, и теперь леди Ириталь ждет позорная смерть, попадись она в руки разгневанного дядюшки. Так или иначе, императрицей ей уже не быть. Если только ее возлюбленный Волдхард не станет императором».

От круга к мечу и цветку протянулась длинная линия.

«Тетушка Вивиана. Удивлен, что она все же оторвалась от молитв и выбралась из своего драгоценного Агарана. У нее нет влияния на сына — общеизвестный факт. Ее миссия — лишь передать копию протокола суда на паре десятков свитков да вручить Грегору вердикт, подписанный рукой его святейшества и всеми членами Малого совета. Впрочем, я рад, что она с готовностью вызвалась выполнить это поручение — собственную мать Грегор Волдхард уж точно не убьет».

Чуть поодаль Демос нарисовал невнятную закорючку с хмурыми глазками.

«Раз уж пошел разговор о матерях… Без моей почтенной матушки процесс бы и вовсе не состоялся. Я понимаю, зачем она в это влезла — хочет продавить мою кандидатуру на трон. Но как бы это не вышло всем нам боком…»

Трость канцлера вернулась к неровному кругу.

«На протяжении всего процесса меня не покидало ощущение, что Ладарий буквально дирижировал каждой фразой. Безусловно, в Эклузуме над свидетелями поработали жестче, чем мы с матерью. Однако клевету церковники не навязывали — в фактах расхождения нет. Значит, Ладарий хотел, чтобы Волдхарда убрали из игры. Но почему в таком случае он медлит? Я не стремлюсь надеть императорский венец, однако практика показывает, что, когда из двух кандидатов остается только один, дело принимает весьма быстрый и очевидный оборот. Так чего же ждет Ладарий? Неужели он намеренно затягивает процесс, дабы сосредоточить власть в своих руках? После Вселенского суда люди такому повороту уже не удивятся. Возможно, таким образом Великий наставник мягко готовит империю к эре правления Эклузума?»

И, наконец, Демос начертил последний рисунок, принявший форму вопросительного знака.

«Кем быть мне?»

Луброк.

Луброк застрял в промежуточном состоянии между разросшейся деревней и небольшим городком — последний оплот хайлигландского могущества находился слишком близко к крупным населенным пунктам Ваг Рана, чтобы взять на себя функцию полноценного перевалочного пункта, но имел слишком большое стратегическое значение, чтобы остаться скромным захолустьем. Обитали здесь преимущественно хайлигландцы, хотя и вагранийская речь была слышна довольно часто — проводники, без которых появление на территории недружелюбного государства представлялось невозможным, искали клиентов на площадях, в крупных тавернах и возле заставы. Изредка встречались гацонцы и имперцы, следовавшие через Ваг Ран на ярмарки.

Луброк, эта деревня-переросток или «недогород», как его в шутку называли сами местные жители, восточной окраиной наползала на серые лесистые горы, а западной — развалилась в сырой долине. Возле прохода к вырезанному в горах тоннелю, считавшемуся территорией другого государства, стоял пост хайлигландской охраны, а чуть поодаль — вагранийские укрепления. Хайлигландцы, не имея особых забот, следили за соседями, писали рапорты и скучали, поигрывая в ульпу на медяки да развлекаясь с размалеванными шлюхами, коих, как и на любом тракте, было в избытке. Служивые же из Ваг Рана, напротив, ежедневно с головой закапывались в путевые листы, разрешения на проход и книги учета.

Строгость пропуска через границу казалась феноменальной. Каждый караван подлежал описи, каждый купец был обязан заплатить одну пошлину за разрешение на проход и еще одну — за право вести торговлю на территории Ваг Рана. Всякий человек в свите, будь то партнер или слуга, вельможа или колченогий босяк, был учтен, записан и досмотрен. Разумеется, до этих местами унизительных процедур караваны допускались исключительно при наличии проводника-вагранийца.

Все это заставляло Артанну нервничать.

Разумеется, ее бы не узнали — внешность женщины была вполне заурядной для представительницы ее народа, разве что вымахала она повыше многих. Шрамы наемница тщательно скрыла под одеждой, браслет — затолкала под перчатку, а волосы заплела в тугую косу и откинула назад, перевязав голову шарфом на эннийский манер. Впрочем, все внимание окружающих приковывала расфуфыренная повозка синьора Ганцо, и на наемников, как и рассчитывала Артанна, зеваки не заглядывались.

Стояла тяжелая духота, словно небо обещало в ближайшее время разразиться грозой. Сильный ветер трепал кроны приткнувшихся к обочине деревьев и знамена над хайлигландской заставой. Караван Ганцо медленно подполз к границе и занял место в конце очереди из желающих испачкать подошвы прахом вагранийского бытия.

Артанна сделала несколько шагов в сторону, оценила растянувшуюся колонну и разочарованно вздохнула:

— Проторчим здесь до обеда.

Шрайн почесал огромной пятерней немытую шею и мрачно уставился на лениво передвигавших задницы пограничников.

— Может кому на лапу дать? — проворчал он. — Ждать уже мочи нет. Как говно в проруби, ей богу. Ни конкретики тебе, ни действий. Может твой купец хоть как-то оправдать свой высокий статус и пропихнуть нас поближе?

Наемница покачала головой.

— Было бы неплохо для начала узнать, где носит проводника, которого обещал предоставить Заливар.

Привязав коня, она обогнула ряд повозок, чтобы добраться до Ганцо и внимательнее осмотреться. Они стояли аккурат напротив главной площади, где некоторые торговцы, не желая тратить время попусту, разворачивали лотки и предлагали прохожим взглянуть на товары. Народу столпилось прилично — сезон ярмарок неизменно привлекал людей, сновавших по имперским землям и норовивших продать всякий хлам подороже да купить нужное барахло подешевле. Артанна обошла площадь, игнорируя крики зазывал. Она надеялась быстро смешаться с толпой, но вдруг почуяла пристальный взгляд, упершийся промеж лопаток, и осторожно обернулась.

Чутье ее не обмануло. В нескольких шагах от наемницы, скрестив руки на груди, стоял рослый седой ваграниец и, не мигая, сверлил ее взглядом. Светло-голубые, как зимнее небо, глаза почти терялись на фоне красноватых белков. Смотрел он оценивающе, скривив отмеченный уродливым шрамом рот, что шарма его роже нисколько не прибавляло. Одет ваграниец был по-походному, а на поясе болтались ножны от короткого клинка, наполовину скрытые добротным дорожным плащом. Артанна могла поклясться, что за все время, пока этот человек на нее пялился, он ни разу не моргнул.

— Чего уставился? — наконец, проворчала она и положила руку на пояс поближе к оружию. Мало ли что.

Ваграниец подошел ближе.

— Меня прислал Заливар, — не отрывая от нее своих жутковатых глаз, ответил он. — Я должен сопровождать ваш караван.

— Своевременно ты объявился.

— Я жду уже три дня.

— Значит, потерпишь еще денек. Очередь видел?

Проводник даже не взглянул в сторону заставы.

— Я это улажу, — сказал он. — Проводи меня к купцу.

— Как тебя звать-то?

— Гуташ.

Артанна пожала плечами.

— Гуташ так Гуташ. Пойдем.

Она познакомила проводника с Ганцо, пришедшим в восторг от общества еще одного живого вагранийца, стойко выслушала поток экзальтированных благодарностей и затем приняла молчаливое участие в разговоре. Выяснилось, что Гуташ не сидел все это время без дела и успел подсуетиться на обеих заставах. Хайлигландцы согласились пропустить караван без очереди за скромный кошель серебра, вагранийцы же получили таинственную услугу иного рода, о характере которой проводник не распространялся, а сама Артанна догадываться не желала. Имело значение лишь то, что пограничники согласились ослепнуть на время, достаточное для каравана, чтобы зайти в тоннель. За все платил Заливар нар Данш.

И, судя по всему, платил очень щедро.

Заполненные бумаги были у Гуташа на руках, и Ганцо оставалось лишь вписать своих людей. Энцо занимался канцелярской работой, скукожившись над ходившим ходуном общим столом возле рынка, Сефино собственной персоной гонял помощников и решал какие-то вопросы с командиром гацонских наемников. Артанна же кивком пригласила проводника на разговор. Вагранийцы отошли в сторону и спрятались от ненужных глаз под сенью высокого дерева.

— Что велел говорить Заливар, если меня остановят? — спросила наемница.

— Не остановят.

— И какого рожна ты в этом так уверен?

Гуташ снова, не моргая, уставился на Артанну.

— Все решено и предусмотрено, — медленно сказал он по-вагранийски. — На выходе из тоннеля нас будут ждать люди Заливара. Они позаботятся, чтобы ни у кого не возникло неудобных вопросов.

Сотницу это не убедило.

— Каким же образом?

— Караван дойдет до Рантай-Толла под знаменами Дома Данш. У Сефино Ганцо будет не просто разрешение на торговлю, а приглашение на столичную ярмарку. Никто не посмеет привязаться. Прикажи своим людям помалкивать да сама не дури — и все пройдет тихо. До Рантай-Толла дойдете вместе с караваном, затем разделитесь. Куда пойдете — скажу позже.

Артанна пожала плечами.

— Говоришь складно, — сквозь зубы произнесла она. — Остается надеяться, что этот план будет так же хорош в жизни, как и на словах.

— Я очень хороший проводник, женщина, — раздраженно ответил он и, развернувшись, направился прямиком к Ганцо, в тот момент давшего смачный подзатыльник своему слуге. Энцо покачнулся на скамье, едва не опрокинул чернильницу, но умудрился не поставить ни одной кляксы на документе — опыт брал свое.

Глядя на купеческие свитки, Артанна вспомнила Вала и поняла, что скучала по этому ходячему недоразумению. По Тарлине, по Рианосу и по дому, которого лишилась исключительно из собственной неосмотрительности. Ей казалось, что, планируя ту интригу с разделом сфер влияния в Гивое, она предусмотрела все. Так и было до тех пор, пока не пропал лекарь. Ровно с того момента все пошло не так. Артанна едва не сошла с ума, пытаясь понять, кто или что послужило тому причиной. Возможно, кроме людей Танора и братцев Чирони, вмешался кто-то еще, о чьем участии Сотница не знала. Как бы то ни было, она пообещала себе, что обязательно разгребет то гивойское дерьмо и отомстит. Но сейчас перед ней был Ваг Ран.

Артанна нар Толл считала себя дамой не из пугливых. Но отчего-то вид разверзшейся черной пасти тоннеля, вспоровшего горы в самом узком месте Вагранийского хребта, вселял в нее суеверный ужас.

* * *

Едва все формальности были улажены, караван двинулся к тоннелю, освещенному дрожащим светом масляных фонарей и факелов. Позади раздавались возмущенные возгласы менее везучих путников и торговцев, но Ганцо лишь презрительно произнес что-то по-гацонски и отдал наемникам приказ пошевеливаться.

Бойцы Артанны, как и было приказано, прикусили языки и вели себя скромно. Расшумевшиеся было гацонцы тоже заткнулись, оказавшись под впечатлением от окружавшей их со всех сторон мощи древних гор, согласно преданиям, заставших времена, когда боги еще топтали своими благословенными пятками эту бренную землю.

В замкнутом пространстве Артанна чувствовала себя неуютно. Узкая каменная кишка, провонявшая сыростью и вечностью, скорее угнетала, нежели вызывала у нее благоговение. Гуташ молча шел впереди. Джерт о чем-то вполголоса говорил со Шрайном — наемница не могла расслышать. Даже сам купец, казалось, приуныл.

Наконец, когда в самом конце тоннеля забрезжил яркий свет, караван воспрял духом. Люди ускорились, предвкушая освобождение и простор. Становилось жарко — климат в Ваг Ране резко отличался от хайлигландского мягкостью и высокой влажностью. Впрочем, древние легенды свидетельствовали о том, что в местах, где ныне круглый год плодоносили капризные фруктовые деревья, некогда лежали снега. Поговаривали, что здесь потеплело после правления Руфала — дескать, он не только сдвинул горы и отгородил Ваг Ран от рундов, но и над погодой поработал. Что именно тогда случилось, Артанна, естественно, не знала — свидетельства очевидцев тех времен либо истлели и превратились в пыль, либо были заперты за огромной печатью в храме Рантай-Толла, куда имели доступ лишь советники.

Выйдя наружу, наемница сильно пожалела о том, что замоталась в тряпье с головы до ног — стояла поистине адская жара. Гуташ, не говоря ни слова, исчез в кустах. Должно быть, справлял нужду. Артанна смотрела на хвост каравана, наконец-то выползший из тоннеля, и, убедившись, что все благополучно преодолели переход, вытерла рукавом проступивший на лбу пот и прильнула к меху с водой.

— Вот чего мне не хватало в драном Хайлигланде! — Джерт с наслаждением потянулся и подставил лицо бледному солнцу, проглядывавшему сквозь плотное марево. — Каждый, мать его, день, я промерзал до костей. Каждую гребаную ночь искал способы согреться. Чтоб меня, как же я скучал по теплу!

Сотница бросила на него косой взгляд — сама она давно отвыкла от особенностей вагранийского климата и сейчас не могла в полной мере разделить восторг эннийца.

Однако и ему очень скоро стало не до того. Едва караван перевел дух, из-за скалы показался их проводник. Гуташ привел с собой отряд из трех десятков вагранийцев, на темно-синих знаменах которых красовался герб Дома Данш — хитроумный орнамент, свернувшийся кольцом.

— Ну что, началось? — ухнул Шрайн.

Артанна вздохнула, уставившись на людей Заливара.

— Добро пожаловать в Ваг Ран, ребята. В самый загадочный и таинственный край материка, где в избытке интриг, изощренной мести и красивых баб, — тихо сказал она. — И, зуб даю, вам точно будет не до последних.