Карта Эрбитерума

 

Пролог

Более всего на свете имперская аристократия страшилась неизвестности.

Время близилось к полуночи. Густая тишина разлилась по замершему дворцу и угнетала куда сильнее заупокойных молебнов. Разодетые вельможи жались к стенам в ожидании известий и не смели роптать. Тревога и напряжение придворных стали почти осязаемыми. Ко всему прочему кастелян не вовремя сэкономил на свечах, и часть коридора — путь в полупустое императорское крыло — погрузилась в кромешный мрак.

Где-то там, за массивными резными дверями, в окружении бесполезных лекарей и церковников боролся за жизнь глава империи. Поговаривали, что на этот раз его величеству Маргию не выкарабкаться. И потому теперь всех этих высокородных бездельников волновала лишь собственная судьба.

Едва во мраке скрипнули петли, собравшиеся дворяне бросились к двери, позабыв об учтивости и титулах — расталкивали друг друга локтями и шипели, точно на портовом рынке. Но все мигом застыли, увидев того, к то к ним вышел.

— Лорд Демос, — охнул кто-то. — Неужели…

Потирая глаза, к ним молча ковылял невысокий человек с обезображенным ожогами лицом. На худых плечах красовалась цепь с медальоном императорского казначея — явно слишком тяжелая для него, одежда смялась, темные волосы засалились. И все же толстую кожаную папку, вынесенную из покоев императора, он держал крепко, как собственное дитя.

— Император скончался, — объявил казначей.

Караульные возле двери не шелохнулись, зато с лиц аристократов мигом сошли все краски. Кто-то тихо зашептал литанию, дамы запричитали, но иные не сводили взгляда с папки, что держал в руках казначей. И не зря.

— Лорд Демос, мы желаем попрощаться с владыкой, — взмолился молодой, но уже наполовину облысевший мужчина в расшитом жемчугами дублете. — Молю, прикажите нас впустить!

Казначей покачал головой. Сквозняк трепал свечное пламя, тени нарисовали глубокие морщины на его уродливом лице.

— Приберегите чувства для церемонии, у вас еще будет время, — ответил он. — В опочивальню вас не пропустят: божьи люди готовят покойного для прощания, и канцлер велел не мешать им. Расходитесь, прошу вас. Его величество уже точно ничего нам не скажет, а последняя воля будет объявлена позже, когда Малый совет ознакомится с завещанием.

— Маргий успел что-то сказать перед смертью? Хоть что-нибудь?

— Кто наследник?

— Лорд Демос, отвечайте!

— Об этом объявят позже. Совсем скоро. — Казначей попытался протиснуться сквозь облепивших его вельмож. — Прошу меня извинить.

Осмелевший то ли от страха, то ли от отчаяния лысеющий вельможа вцепился в локоть Демоса мертвой хваткой.

— Ответьте сейчас!

Губы казначея растянулись в омерзительной улыбке:

— Вместо того, чтобы печься о воле мертвеца, задумайтесь о судьбах живых, граф Рану. Например, о ваших маленьких позорных секретах, которые могут всплыть на поверхность, если вы — вы все — продолжите на меня давить. Дядя Маргий на многое закрывал глаза, но я не стану.

Тяжелая ладонь легла на плечо Рану. Тот вздрогнул и испуганно обернулся. Высокий телохранитель-энниец, следовавший за Демосом, словно тень, жестом велел графу посторониться и словно невзначай положил свободную Ладонь на эфес ятагана. Рану мигом отдернул руку.

— Благодарю, — как ни в чем ни бывало кивнул Демос. — Передайте канцлеру Аллантайну, что я жду его на улице.

— Непременно, Горелый лорд, — шепотом процедил Рану, надеясь, что казначей расслышал прозвище, которым его окрестили в народе.

* * *

Пламя факелов трепетало под дуновением легкого ветра с озера, омывавшего белокаменные стены Миссолена. Ажурная галерея внутреннего двора пустовала, заблаговременно очищенная стражей от лишних глаз. Внизу у фонтанов, как и ему было положено в начале весны, истошно орал кот. А за стенами дворца, на противоположном берегу реки Ули, искрилась в блаженном неведении столичная жизнь, которой еще предстояло замереть на время траура.

Эта ночь показалась Демосу особенно душной. Он бережно опустил папку на мраморные перила и хрустнул пальцами. Голова раскалывалась. Демос выудил трубку из кисета с курительными принадлежностями, плотно набил ее, зажег лучину от стоявшей в стеклянной чаше свечи и аккуратно поднес огонек к табаку. Умиротворяющий плеск воды в фонтанах заглушили приближающиеся голоса.

— Я предлагала вызвать эннийских лекарей! — Демос узнал мягкий южный акцент матери. — Один из них гостит в моем имении. Послушай вы меня тогда, император был бы сейчас жив!

— Просить помощи у колдунов? — проскрипело ей в ответ. — В своем ли вы уме, леди Эльтиния?

По голосу Демос определил, что мать вступила в очередной спор с канцлером. Ирвинг из Дома Аллантайн, герцог Освендийский. Дряхлая, но на удивление болезненная заноза в заднице. Второй человек в империи после самого императора, нынче ставший главой государства до тех пор, пока Малый совет не объявит наследника. Однако, это обстоятельство не внушало леди Эльтинии должного трепета.

— Лорд Ирвинг, я родом из Эннии, — голос матери смягчился. — Мне известно, на что способны наши лекари. И готова поклясться, что они смогли бы сохранить жизнь императора, не прибегая к колдовству. Сколько еще трагедий должно произойти, прежде чем вы снимете шоры?

Их шаги приближались. Канцлер перешел на зловещий шепот.

— Искренне советую вам никогда не говорить подобных слов в присутствии церковников, — проскрипел Аллантайн. — Из уважения к ситуации и вашему Дому я спишу эти возмутительные речи на волнение — все же сегодня вы потеряли родственника. Но имейте в виду, что Великий наставник увидел бы в них ересь.

— Довольно! — рявкнул Демос и со всей силы грохнул папкой по перилам, заставив спорщиков вздрогнуть. — Маргий мертв, и мы ничего не можем изменить. Никто не может. Гораздо хуже то, что его проклятое завещание грозит расколоть государство.

Нервным жестом леди Эльтиния распрямила складку на платье и подняла глаза на сына. Испещренное глубокими морщинами лицо Аллантайна побагровело до кромки коротко стриженной седой бороды.

— Нужно срочно решить, что с этим делать. — Демос похлопал рукой по кожаной папке. — Как только весть о кончине Маргия разойдется по империи, в столицу, точно стервятники, слетятся и друзья, и враги. Если мы огласим содержание этих документов, настанет такой хаос, что жреческие страшилки о демонах во плоти покажутся детской сказочкой. Наш единственный шанс сохранить порядок — объединить усилия и не допустить раскола. Я — глава дома Деватон, и я поклялся обеспечить порядок в империи любой ценой, — он брызнул слюной, грубо ткнув пальцем в грудь канцлера. — И я не позволю вам дать слабину. Только не вам. Только не сейчас.

— Что сказано в завещании? — леди Эльтиния взяла трубку из рук сына и вдохнула пряный дым.

— Император отдал трон супруге. Предвосхищая вопросы, это не шутка.

Аллантайн удивленно посмотрел на казначея:

— Вы уверены?

Горелый лорд продемонстрировал плотный лист бумаги. На сургуче красовался отпечаток герба императорского рода Таллонидов.

— Взгляните сами.

Канцлер развернул документ и, щурясь, подошел к фонарю. Закончив чтение, он недоверчиво покачал головой и отдал завещание леди Эльтинии.

— Маргий как-то рассуждал об этом, но никто из нас не думал…

— Однако это факт. Последней волей его императорское величество назначил преемницей свою супругу Изару Таргосийскую, и завещание сейчас в наших руках. Слава богу, в единственном экземпляре. Как только правитель испустил дух, я унес бумаги прочь от лишних глаз.

— Мы ни при каких обстоятельствах не можем короновать чужеземку, — жестко сказал канцлер. — Исключено.

— Согласно указу Таллония Великого, женщина не может наследовать трон. — Демос забрал у матери трубку и жадно проглотил дым. — Но то, что запретил один правитель, может разрешить другой. При поддержке Малого совета и Вселенского суда, разумеется.

— Если в этой злосчастной папке помимо завещания есть еще и указ о внесении поправок в порядок престолонаследования…

— Есть, — невесело улыбнулся казначей. — Я не преувеличивал, когда предупреждал о грядущем хаосе.

— Мы не можем этого допустить.

— Вот вы и начали приходить к взаимопониманию, — обворожительно улыбнувшись, проговорила леди Эльтиния, затем кивнула сыну и спустилась в сад, предоставив Демосу договариваться с канцлером самостоятельно.

Казначей проводил взглядом мать и повернулся к Аллантайну. Ирвинг смотрел на него в упор бесцветными слезящимися глазами.

— Что считать большей изменой, — спросил старик, жестом приглашая Демоса сесть на мраморную скамью, — бездействие во время хаоса или попытку удержать страну от разрухи грязными методами?

— Есть ли разница, если в обоих случаях это предательство? Когда я приносил клятву верности, то присягал не Маргию, а государству. Меня заботят не интересы отдельно взятого покойника, а будущее страны, которую он не удосужился осчастливить наследником.

— Тогда вы знаете, что делать. И понимаете, как. Не мне вас учить.

Горелый лорд вымученно улыбнулся и крепко сжал корешок папки. Аллантайн поднялся и зашаркал по скользкому полу галереи, но вдруг остановился и повернулся к оставшемуся на скамье казначею.

— У вас множество талантов и несметное количество возможностей их раскрыть, лорд Демос. Там, где другие видят лишь неразбериху, вы узрите пользу. Если сможете правильно распорядиться полученной информацией, разумеется.

— Например?

— Не все сразу, друг мой. Встретимся после церемонии прощания.

— Вас что-то настораживает?

— О, у меня всегда есть поводы быть настороже. Сейчас — особенно, — проговорил Аллантайн и скрылся во тьме сада.

Казначей выбил трубку прямо на мраморные плиты, застилавшие пол. Пепел легкой дымкой осел на белом камне. Да, он знал, что следовало делать. Осталось лишь заглушить истошные вопли совести.

— Возможно, я еще об этом пожалею, — тихо прошептал он бумагам, которые так боялся выпустить из рук. — Если я это сделаю… Когда я это сделаю, пути назад не будет. Этой ночью Демосу предстояло совершить величайшую подлость в своей жизни.

И изменить мир.

 

Часть 1

 

Глава 1

Эллисдор

Сенешаль Альдор ден Граувер поежился от холода, небрежно смахнул выступившую от ветра слезу и плотнее закутался в насквозь промокший шерстяной плащ. Весна в Хайлигланде выдалась незавидная. Стихия бушевала уже неделю, обрушивая на горожан ледяную воду и ураганы. С высоты замковых укреплений очертания Нижнего города казались бесформенной серой массой, зажатой меж свинцовым небом и размокшей землей. Альдор уже битый час стоял на открытой всем ветрам крепостной стене, силясь разглядеть возвращавшуюся с триумфом армию.

— Всадники у Северных ворот, ваша милость, — прищурившись, проговорил один из гвардейцев. — Вижу знамена его светлости.

— Значит, и Грегор с ними, — прошелестело над самым ухом сенешаля, и он вздрогнул от неожиданности. Рейнхильда всегда заставала его врасплох, заставляя замирать сердце и неизменно вызывая тесноту в гульфике. — Да, это он.

Высокая русоволосая женщина поморщилась и плотнее натянула капюшон, стараясь уберечь прическу от дождя. Бесполезный жест — новый порыв ветра тут же распахнул плащ. Альдор учтиво поклонился, моля чресла успокоиться.

— Леди Рейнхильда, — хрипло поприветствовал он. — Здесь холодно. Вам лучше дождаться его светлости в общем зале.

Женщина лишь отмахнулась.

— Ну уж нет. Я сестра Грегора, мне его и встречать.

Альдор нехотя кивнул. Знаменитое упрямство Волдхардов было невозможно побороть.

— Кто сообщит ему новости? — спросила Рейнхильда.

— Лучше я — не впервой попадать под раздачу. — Альдор перешел на шепот. — Но куда сильнее гнева герцога меня беспокоит возможная реакция леди Ириталь.

— Ириталь Урданан не поручили бы посольскую миссию, не окажись в ее хорошенькой головке достаточного количества мозгов. Она отлично соображает, любезный барон. И вам прекрасно известно, по какой причине ей позволили занимать столь ответственный пост, — вздохнула Рейнхильда, рассеянно блуждая взглядом по остроконечным крышам Нижнего города. — Ей суждено стать супругой следующего императора. То, к чему ее готовили всю жизнь, вскоре свершится. Поставьте себя на место бедняжки: после смерти дядюшки Маргия она стала невестой не пойми кого. Не человек, но вещь, лишенная собственной воли — словно корона, что нацепят на голову всякому, у кого хватит могущества. Теперь леди Ириталь придется выбирать между долгом и зовом сердца. И если она сделает неверный выбор, на материке воцарится хаос.

Рейнхильда говорила дело, и все же в одном была не права. Альдор печально улыбнулся:

— Что бы ни выбрала леди Ириталь, хаос давно постучался в нашу дверь. И мы уже впустили его — ровно в тот момент, когда закрыли глаза на связь вашего брата с этой женщиной. Если об этом узнают в Миссолене, всем нам несдобровать. Мы и так воюем с рундами на севере, и это отнимает все наши силы. Реши имперские войска вторгнуться…

Альдор уже сейчас осознавал, что очень скоро Грегору Волдхарду, герцогу Хайлигландскому и лорду Эллисдора, станет не до войны с рундами. Рейнхильда понимающе кивнула — развивать тему было незачем.

— Вон он!

Несколько всадников пролетели по Северному тракту, оставив за спиной обозы и вконец расслабившуюся от усталости пехоту, едва державшую строй после долгого марша. Несмотря на отвратительную погоду, Нижний город ликовал. Людей герцога горячо приветствовали и забрасывали подснежниками — единственными цветами, успевшими проклюнуться припозднившейся весной. Альдор заметил Грегора, гарцевавшего на площади перед ратушей. По доспехам герцога монотонно долбил холодный дождь, коротко стриженые русые волосы вымокли и прилипли ко лбу, но Грегор, казалось, не замечал этого неудобства. Украшенные лазурными вставками латы тускло блестели, покрывшись мелкими каплями.

Горожане кланялись лорду и возносили хвалу Хранителю. А затем, как это часто бывало с молодым герцогом, тот резко развернул коня и пустился в галоп, направляясь к воротам замка.

— Леди Рейнхильда… — обратился Альдор и тут же замолчал — любимая сестра герцога уже торопливо спускалась во двор.

Адьдор вздохнул и поплелся следом, стараясь не поскользнуться на мокрых каменных плитах. Тяжелая капля плюхнулась прямо ему на нос, и он раздраженно смахнул влагу ладонью.

Хайлигландцы беспокоились лишь о реакции малахольной девицы-посла, но мало кто принимал во внимание, что и сам Грегор Волдхард способен подкинуть политикам пару неприятных сюрпризов.

* * *

Замок никак не удавалось прогреть. Слуги денно и нощно топили печи и камины в господском доме, таскали горячие камни, сушили мокрую одежду и сбивались с ног в попытках создать уют, но их усилия были тщетны.

Грегор, кутаясь в подбитую мехом накидку, медленно поднимался по боковой лестнице — могучая фигура молодого герцога едва протискивалась в узкий проем. Следом шел Альдор, пряча окоченевшие руки в карманы. Он невыносимо страдал от холода и завистливо глядел вниз на огоньки пламени, задорно плясавшие в огромной пасти камина. За тремя рядами длинных столов уже вовсю праздновали.

Веселились везде. Гулял Нижний город, пировал и Верхний. Внутренний двор замка гремел от нестройного хора солдатских песен и хохота. Из подвалов выкатывались бочки с элем. На вертелах, распространяя дивный аромат, жарились поросячьи туши. Слуги водружали на столы пироги, караваи, разносолы и подносы с печеной дичью. В главном зале разошлись не на шутку — отсутствия самого триумфатора уже никто не замечал.

Поднявшись на балкон, Грегор хмуро взирал на царившее внизу веселье. Альдор молча остановился рядом, не смея заговорить первым.

— Сегодня ничего не предпринимай, — прервал длительное молчание герцог. — Пусть народ повеселится вдоволь. Завтра перед утренней службой объявим траур. И начни готовиться к моему отъезду.

— Когда ты планируешь отбыть?

— Завтра же. — Альдор удивленно взглянул на герцога. Грегор был мрачен, как осенняя ночь. — Мне нужно явиться в Миссолен как можно скорее — таков приказ Малого совета. Император так и не назвал преемника, поэтому в столицу созывают всех родственников Маргия.

— Понимаю.

— Оставляю замок на вас с Рейнхильдой. Она молодец, но ты здорово ей поможешь. Кроме того, вскоре ей тоже придется уехать, поэтому в мое отсутствие за главного будешь ты, — добавил Грегор. — Надеюсь, ты не сильно расстроишься, если я не приглашу тебя в столицу.

— Говорят, Миссолен — прекраснейший город империи, и я бы хотел однажды увидеть его своими глазами.

Грегор тяжело вздохнул и отвернулся.

— Мне кажется, ты бы прекрасно вписался в столичное общество, — он намекал на внешность друга, воплотившую в себе гораздо больше южных черт, чем следовало: невысокий рост, слишком изящное для хайлигландца телосложение, миндалевидные карие глаза и столь редкие в этих краях каштановые волосы. — Ты всегда был…другим. Здесь тебя до самой смерти будут считать чужаком из какого-то Граувера. Однако, возможно, именно благодаря этому ты смог бы расположить к себе миссоленскую знать. Не нуждайся я в тебе здесь, сделал бы представителем Хайлигланда при дворе.

— Если ты прикажешь, я исполню и это. В конце концов, терять мне нечего.

Альдор не был близок с семьей. Будучи третьим сыном, сенешаль носил титул барона исключительно из традиционной учтивости. На самом же деле за душой Альдор ден Граувер не имел ничего, кроме дарованной герцогом должности. В определенной степени ему повезло: обычно третьих сыновей отдавали во служение церкви, но Альдору удалось вырваться из лап Ордена. Не без помощи Грегора, о чем сенешаль ни на миг не забывал.

— Что с траурными церемониями? — барон отмахнулся от мрачных воспоминаний и вернулся к разговору. — Пустая формальность, но для народа важно.

— Я хочу, чтобы этим занялись Ириталь и Рейнхильда. Я попрошу их помочь тебе. — Барон кивнул в знак согласия. — Мы все обсудили?

Альдор сделал паузу и огляделся по сторонам. Убедившись в отсутствии свидетелей, он приблизился к герцогу:

— Я понимаю, что сейчас не самый подходящий момент, но…

— Что? Говори уже.

— Вы с Ириталь… Будьте бдительны. Становится сложно не давать слухам распространяться, — сенешаль наградил Грегора тяжелым взглядом. — Не забывай, кто она! Одно присутствие леди Ириталь в замке в качестве твоей личной гостьи может навлечь негодование империи и ее родного Латандаля. Разумеется, я обстряпаю ее пребывание как официальный визит, но, умоляю, будь осторожен! Придет время, и тайное станет явным. Тогда я не смогу тебя защитить.

Грегор сел на ступеньки и жестом пригласил Альдора присоединиться. Барон опасливо пристроил зад на краю лестницы. Герцог сжал руками голову.

— Я все помню и все понимаю, — устало произнес он. — Ириталь никогда не принадлежала мне и, видимо, никогда не будет. Я знал, что однажды она покинет нас и станет женой следующего императора. Но почему-то мы надеялись на чудо.

Альдор непочтительно фыркнул.

— О чем ты? Какое, ради всего святого, чудо? Раз в пять поколений император берет в жены латанийку королевской крови. Таков договор с Латандалем, и он стар, как сама империя. Я не хочу давить на больную мозоль, но нужно мыслить трезво. Вы с Ириталь сможете быть вместе, только если ты станешь императором.

— Мы думали, что у нас будет время, — сжатые в кулаки пальцы Грегора побелели от напряжения. — Мы надеялись, что дядя Маргий еще обзаведется наследником, и что в запасе будет десяток-другой лет, пока принц вырастет. Но принц так и не родился.

— Вы всегда можете поддерживать тайную связь. У каждого из твоих вассалов по десятку любовниц. Вспомни хотя бы своего отца — он женился на одной женщине, но всю жизнь любил другую.

Грегор сверкнул глазами.

— Я так не могу! — Кулак герцога с силой опустился на покрытую ковром ступеньку, подсвечник опасно закачался. — Кто-нибудь другой на моем месте может и удовлетворился бы этим, но не я. У отца с Артанной все было иначе: она не метила в императрицы и не кичилась своим положением. Ту связь все принимали и молчали, даже моя мать терпела. Но Ириталь — не Артанна. Здесь все по-другому.

Альдор задумчиво перебирал звенья толстой цепи, на которой хранил связку с ключами от замковых комнат. Порыв сквозняка задул свечу. Герцог поднялся.

— И это все, что ты можешь сказать? — раздраженно воскликнул сенешаль. — Ты племянник Маргия, Грегор! Малый совет собирается в Миссолене именно для того, чтобы назначить преемника, и у тебя есть шансы им стать.

Гладко выбритое лицо Волдхарда перекосилось.

— Шансы? — прошипел он. — Меня готовили в воины, но не в правители. Ты забыл, что мы оба должны были коротать век, размахивая мечами под знаменами церкви? Если бы не случай, мы с тобой уже давно подохли бы от рундского топора где-нибудь в снегах под Тронком! Я всем сердцем люблю Ириталь и желаю быть с ней до самой смерти, но смогу ли править целой империей? Брат мог бы справиться, но я…

— Лотар погиб, а ты — жив, — отрезал Альдор. — Такова божья воля, и Хранителя не волнует, что ты об этом думаешь. — Сенешаль тщательно счистил воск с окоченевших пальцев и уставился на Грегора. — Я поклялся тебе в верности в день, когда мы выбрались из того проклятого монастыря, и сейчас пытаюсь помочь. Да, я не одобрял твоей связи с леди Ириталь, поскольку знал, что в конечном итоге она принесет тебе лишь боль. Твое счастье всегда было отравлено предвкушением неминуемой потери, а я не мог этого выносить. И, что еще страшнее, я осознавал свое бессилие. Сейчас, когда Маргий умер, настало время определиться, чего ты хочешь. Я поддержу любое твое решение, но советую с ним не медлить. К черту женщин, к черту рундов с их войнами — думай шире. Чего ты на самом деле хочешь, Грегор Волдхард?

— Я… — Грегор надолго задумался. — Я хочу изменить мир. Да, — герцог рассеянно кивал собственным мыслям, — я хочу сделать его лучше.

— Мир изменится немного быстрее, если на твоей голове будет красоваться императорский венец. Подумай над этим.

Закончив, барон тяжело вздохнул и пригладил растрепавшиеся каштановые вихры. Грегор долго молчал, наблюдая за весельем внизу.

— Спасибо, Альдор. Как же приятно возвращаться домой к друзьям.

Взгляд сенешаля смягчился.

— Не стоит благодарности. Постарайся сегодня выспаться — в дороге вряд ли получится.

— И еще кое-что, — вспомнил Грегор. — Напиши Артанне от моего имени. Предупреди, что ее услуги могут понадобиться. Сули хорошие деньги, искушай чем хочешь, но обеспечь мне поддержку ее наемников.

Барон удивленно приподнял бровь.

— Зачем нам Сотница?

— Будет оберегать всех, кем я дорожу. Артанна должна моей семье, и настало время напомнить ей об этом. Сейчас я поднимусь к Ириталь, и не выйду из ее покоев до тех пор, пока мы не решим, что делать дальше. Но к чему бы мы ни пришли, какой бы выбор ни сделали, я не представляю, чем закончится моя поездка в имперскую столицу. Грядет буря, Альдор, и эта буря изменит все, к чему мы привыкли.

Вольный город Гивой

И зачем он опять сюда притащился?

Ночь была теплой, но Веззама бросало то в жар, то в холод. Едва он поднимал взгляд на распахнутые ставни дома помощника наместника, как его снова начинало колотить от бешенства.

Он ждал.

Несколько раз в неделю Веззам приходил сюда и прятался в тени пристройки лишь затем, чтобы в очередной раз пережить приступ ревности. Он уже и сам не понимал, зачем делал это на протяжении целого года. Ноги несли сюда, стоило ему увидеть, как Артанна украдкой покидает свои покои и седлает коня. За эти годы Веззам хорошо выучил ее привычки: если она отправляется в город пешком в компании нескольких наемников, значит, собирается напиться до беспамятства в одном из кабаков, но, если же Артанна идет в конюшню и старается незаметно удрать в гордом одиночестве, значит, опять едет трахаться с Гвиро.

Этим вечером она снова уехала верхом.

Веззам натянул капюшон почти до носа. Его седые, как у всех зрелых вагранийцев, волосы отросли и начинали мешать обзору. Впрочем, смотреть сейчас было не на что. Около часа назад Артанна нар Толл, его командир и женщина, которую он почему-то все еще считал своей, лихо взлетела по ступенькам этого роскошного дома и скрылась за окованными железом дверями.

А он стоял и пялился в окно хорошо освещенной спальни, откуда доносились веселый звон стеклянных бокалов, чарующий баритон Гвиро и низкий хрипловатый смех Артанны.

Отчасти Веззам понимал, зачем каждый раз приходил на это место. Гвиро умел ее развеселить, чего Веззаму с его скорбной физиономией и полным отсутствием чувства юмора никогда не удавалось. Только в обществе этого важного гацонца Артанна была способна искренне смеяться, словно возвращалась в те времена, когда ее драгоценный лорд Рольф был еще жив. Веззам мог отдать на отсечение любой из пальцев за то, чтобы она так же беззаботно расхохоталась при нем.

Лорд Рольф Волдхард умер три года назад, и лишь Федериго Гвиро удалось заставить Артанну нар Толл снять траур, который она даже не имела права носить. За это Веззам был благодарен помощнику наместника. В остальном же он его ненавидел. И, мертвые боги, как же он ему завидовал!

Из спальни на балкон вышла очень высокая сухощавая вагранийка с растрепанными седыми волосами. Вид она имела моложавый, но Веззам знал, что в следующем году ей стукнет полвека. Таков их народ: рано седеют, зато живут по полторы сотни лет. Артанна была одета в лишь едва доходившую до середины бедер белую рубашку и босиком прошлепала по холодным камням. Женщина уселась на перила балкона, взяла трубку и принялась старательно набивать ее табаком.

Следом за Артанной, на ходу завязывая халат, вышел и сам Федериго Гвиро. У него были курчавые темные волосы, тронутые сединой на висках, породистое лицо и ухоженная бородка, подстриженная по гацонской моде. Ростом он вышел ниже Артанны, но сложен весьма неплохо для человека, ни разу не участвовавшего в бою и недавно разменявшего пятый десяток. Помощник наместника нес в руках маленький поднос с напитками и свечу с лучинами для прикуривания трубки.

Веззам, держась в тени, подобрался под самый балкон и теперь мог расслышать разговор.

— Порт, Федериго, — медленно произнесла Артанна. — Я хочу порт.

— Им занимается Танор.

— Знаю. Но его бойцы работают там спустя рукава, а сам Танор прикарманивает значительную часть взяток. Рассуди, из-за этого город теряет ощутимые деньги.

— Как будто ты не будешь приворовывать, — хмыкнул Гвиро и подал даме зажженную лучину. Артанна медленно и тщательно раскурила трубку.

— Разумеется, буду. Но мои ребята не халтурят и смогут обеспечить порядок в порту. Ведь грядет сезон ярмарок…

— А может просто разделим область поровну? — предложил Гвиро. — Тебе достанется северная часть порта, Танору — южная. Все честно.

— Ага, и я, значит, охраняй отстойники, а Танору ты отдашь все самое прибыльное? Нет, так не пойдет, мой дорогой синьор.

Гацонец тяжело вздохнул и нежно обнял женщину за плечи:

— Давай не будем портить вечер обсуждением деловых вопросов. У меня, признаться, от ваших с Танором разборок уже голова идет кругом.

Артанна выпустила ровное кольцо дыма и наблюдала за тем, как оно возносилось вверх, к затянутому облаками сизому небу. Надкусанная луна освещала остроконечные черепичные крыши торгового квартала, недобро ощетинившегося черными силуэтами башенок и флюгеров. Лишь огромный серебристый диск, венчавший Святилище на площади, сиял, словно маяк, в холодном лунном свете.

— Наместник сам пожелал заключить контракт с двумя наемными отрядами, — сказала вагранийка. — Моя «Сотня» работает лучше, но нас не хватит на весь Гивой, это очевидно. Зато лбы из «Братства» Танора — как раз то мясо, которое не жаль пустить под стрелы, случись что. Синьор Кирино знал, на что шел. Гивой — город вольный, здесь вечно торится какая-то неразбериха, а конкурирующие наемники, скажем так, лишь добавляют колорита. Но, уверена, подобное происходит везде, где появляются такие, как я.

Ноги Веззама затекли. Он попытался их размять, но, к несчастью, наступил на сухую ветку. Раздался хруст, Веззам замер в ожидании.

Однако его командиру сейчас было не до него. Артанна нар Толл развернулась лицом к городу и свесила ноги вниз. Гвиро поставил два бокала с вином на каменный выступ и положил локти на перила.

— Скажи, ты когда-нибудь думала о том, чтобы покончить с работой по найму? — задумчиво спросил он.

— Зачем?

— Неужели тебе не хочется спокойной жизни?

Вагранийка хрипло рассмеялась.

— Синьор Гвиро не понимает, что для Артанны нар Толл вся эта мышиная возня и есть спокойная жизнь! Синьор Гвиро никогда не бывал севернее Эллисдора, не воевал с рундами и не попадал к ним в плен. Синьору Гвиро просто не с чем сравнивать, — усмехнулась она. — Нет, дорогой Федериго, мне нравится то, как я сейчас живу. У меня есть собственное поместье, контракт с наместником и уже больше сотни хорошо обученных головорезов, которым я время от времени даю на орехи, чтобы не расслаблялись. Мне уже очень давно не было так спокойно, как в последний год.

Увлеченная размышлениями, Артанна не заметила, как рука Гвиро медленно потянулась к складкам халата. Сидевшая к гацонцу спиной женщина не могла видеть, что его пальцы нащупали в кармане заветный холод металла. Не мог видеть этого и Веззам, застывший в напряженном безмолвии прямо под балконом.

На лбу Гвиро выступила испарина. Он нервничал и трясущимися влажными пальцами сжимал то, что, по его разумению, должно было освободить Артанну от всех ее мирских забот. Гацонец подкрадывался к беззаботно болтавшей покрытыми шрамами ногами женщине, медленно вытаскивая руку из кармана.

Она даже не обернулась. Не повела бровью, когда он к ней подошел, а, наоборот, лишь прижалась спиной к его груди.

— Повернись ко мне, Артанна, — севшим голосом проговорил он. — Я хочу видеть твое лицо.

Наемница хмыкнула, ловко перекинула ноги через балконные перила, резко развернулась и в упор посмотрела на Гвиро. Она не могла считаться красавицей ни в Гацоне, ни в Хайлигланде. Но вагранийская внешность — седые волосы, обрамлявшие медленно стареющее и все еще казавшееся молодым лицо, раскосые серые глаза, резкие черты, словно выточенные из кости — все это отталкивало и в тот же момент притягивало. До тех пор, пока она не открывала рот.

— Что это за хрень, Гвиро? — возмущенно прошипела Артанна, уставившись на его руки.

Помощник наместника на мгновение застыл, борясь с эмоциями.

— Перстень. С алмазом, добытым в Шунгарских горах, — спокойно ответил Гвиро, разворачивая кусок ткани, на которой покоилось изумительной красоты украшение, увенчанное прозрачным и чистым бледно-розовым камнем размером с ноготь Артанны. — «Слезы Лувайи» — так называют эти самоцветы.

— Розовый, да? Ты издеваешься? — наемница прыснула в кулак и насмешливо посмотрела на гацонца.

— Мне все это надоело, — резко произнес он. — Мы уже год спим вместе, нам хорошо друг с другом. И я устал смотреть, как ты разрываешься между своим отрядом и мной. Давай узаконим это. Ты станешь синьорой, войдешь в городской совет, сможешь открыть честное и богоугодное дело. Разумеется, ты наверняка меня переживешь. Да и плевать, будешь уважаемой вдовой. Со мной у тебя будут деньги, я обеспечу достойную жизнь тебе и нашим детям, которые у нас еще могут появиться, если мы поторопимся.

Веззам оцепенел, не веря собственным ушам. Что-то сдавило грудь, внезапно отчаянно захотелось выблевать собственные внутренности. Допрыгался. Дошпионил до того, что стал свидетелем краха собственных надежд. Он пошатнулся и ухватился за стену, чтобы не упасть. Произнесенная Гвиро речь гремела в его голове снова и снова.

Наемница долго молчала. Веззам напряженно вслушивался в тишину.

Наконец Артанна взяла бокал и залпом осушила его содержимое.

— Дети, Гвиро… С этим есть проблема.

— Больше не можешь?

— После плена… Там со мной всякое вытворяли. В подробности, уж прости, вдаваться не буду. Мой лекарь сильно сомневается, что после приключений в Рундкаре я смогу зачать. Но, даже если получится… Ты видел, что на моем теле нет живого места. Внутри примерно так же. Я могу не выносить ребенка, могу не быть в состоянии родить. Либо же на каком-то из этих этапов будущий отпрыск меня попросту убьет, — мрачно заключила вагранийка. — Да и не думаю, что я — подходящая партия для такого уважаемого человека, как ты.

— Бездетный брак меня не пугает. — Гвиро опустился на резную скамью и принялся набивать свою трубку. — В конце концов, от Луччии, да упокоит Хранитель ее душу, у меня осталось трое отпрысков. Если тебя останавливает лишь это, не волнуйся.

— Зачем тебе это, Федериго? — Артанна недоверчиво уставилась на гацонца. — Нам ведь и так неплохо. К чему осквернять легкомысленное бытие совместным бытом?

Помощник наместника улыбнулся.

— Знал, что ты так скажешь. Дело не только в том, что мне будет приятно чаще тебя видеть. Хотя кого я обманываю? Разумеется, я буду рад. Но, кроме этого, мне известно, что ты нередко нарушаешь закон. Да, перестань на меня так смотреть, все равно в камень не обратишь. Конечно же, я в курсе, иначе какой из меня помощник наместника? И поначалу твои выходки меня дико раздражали. Но затем я с удивлением обнаружил, что вся твоя, с позволения выразиться, деятельность вообще не приносила тебе никакой выгоды. Ты устраивала мелкие разборки, вершила самосуд и прикарманивала то, что плохо лежало, не для себя. Тебе никогда не приходило в голову, почему за все это время ты ни разу не попалась?

Артанна пожала плечами, рассматривая перстень, что лежал на скамье возле Гвиро.

— Обычно я уповала на собственную хитрость. Но дело не только в этом, верно?

— Какая проницательность, — хмыкнул помощник наместника. — Я давно слежу за твоими делами. И, как только понял, почему ты вынуждена обстряпывать их таким образом, начал понемногу прикрывать твой тощий зад.

— Не думай, что так отблагодаришь меня за то, что я с тобой сплю.

— Я начал тебе помогать гораздо раньше того рокового дня, когда мы напились на ярмарке, а наутро проснулись в одной постели. Не приплетай одно к другому.

Артанна криво ухмыльнулась.

— Раз у нас сегодня вечер откровений, давай выкладывай, почему ты до сих пор не отволок меня в тюрьму.

— Начну с очевидного, — Гвиро выпустил струйку дыма. — Ты — не сионьора этого города. Это означает, что, несмотря на твою ответственную службу Гивою, многих привилегий, доступных гражданам, ты лишена. Согласно закону, ты сможешь получить право на полноценное гражданство, лишь прожив здесь двадцать лет.

— Я вагранийка, не забывай, — перебила его Артанна. — Когда придет срок, даже постареть не успею.

Помощник наместника кивнул.

— Твоя правда. Но за прошедшие восемь лет ты уже осознала, как мало способна сделать законным путем. Став моей женой, ты сразу же получишь статус синьоры и сможешь оказывать влияние на жизнь города. Прямое влияние, Артанна. Ты очень нравишься мне как женщина, не буду спорить. Но, если бы меня волновало лишь это, я бы не предложил тебе брак.

— Допустим. Но тебе-то это зачем? Ты мог бы точно так же прикрывать мою задницу, пока я тихонько вершу маленькое подпольное правосудие в соответствии с собственными извращенными понятиями о справедливости.

— Я не согласен ждать двенадцать лет, — пожал плечами Гвиро. — Какими бы ни были твои методы, они здорово мне помогают. В частности, я особенно благодарен тебе за помощь чужакам. Известно, что в Гивое обращаются с ними… Не так, как они того заслуживают. Ты сама родом из Ваг Рана и знаешь, о чем я говорю. То, что ты приняла эту проблему близко к сердцу, достойно восхищения. По правде говоря, поняв, зачем ты творила тот бардак, я проникся к тебе уважением. И, поверь, это было задолго до того, как мы начали проводить вечера вместе.

Артанна заливисто расхохоталась.

— Выходит, твое предложение руки и сердца — лишь обещание взаимовыгодного союза, основанного на уважении и сотрудничестве?

— И лишь немного — на похоти. Грешен, — улыбнулся Гвиро. — Не буду лгать, я, в силу возраста, уже не способен испытывать юношеских страстей, поэтому признаваться в любви не стану.

— Только попробуй — и, клянусь, я затолкаю бы тебе этот перстень в место, из которого его с трудом достанет даже мой лекарь, — беззлобно проворчала вагранийка.

Федериго Гвиро улыбнулся еще шире.

— Не буду подвергать сомнению твои способности. Так ты согласна?

Внизу под балконом Веззам затаил дыхание. Он не верил в чудеса и помощь богов, но сейчас был готов молиться всем святым, лишь бы Артанна отказалась.

Наемница покачала головой.

— Так быстро подобные решения не принимаются, синьор. Предложение заманчивое, спорить не буду. Но мне нужно подумать.

— Надеюсь, не двенадцать лет?

— Думаю, я управлюсь немного быстрее.

Веззам закрыл глаза и с облегчением выдохнул. Возможно, слишком шумно. Наемница резко оторвалась от Гвиро, и прищурив глаза, свесилась с балкона.

— А это еще кто там? — громко спросила она.

Веззам вжался в стену. Нет, Артанна не могла его увидеть. С его позиции было трудно разглядеть, что происходило в другом конце переулка, но ваграниец услышал звук приближающихся шагов — кто-то бежал прямо к дому. Веззам присел и почти ползком добрался до пристройки, откуда открывался более широкий обзор.

К дверям дома Гвиро, путаясь в юбках, подбежала полноватая женщина в белом чепце и принялась исступленно молотить кулаками по дереву. Ее истошный крик неприятно взрезал погруженную в тишину улицу.

— Синьор Гвиро! Синьор Гвиро! Помогите!

Щелкнул засов, из-за двери высунул нос один из охранников.

— Чего тебе? Не видишь — ночь на дворе.

— Убивают! — не унималась женщина. — Помогите во имя Хранителя!

— Вот же дурная баба! — заворчал привратник. — Сказал тебе — утром приходи. И не сюда, а в ратушу.

— Смилуйся! Он же сейчас ее убьет!

Артанна и Гвиро переглянулись. Наемница спрыгнула со своего насеста и стремительно прошла в спальню. Высунув седую голову на балкон, она обратилась к застывшему на месте Федериго:

— Чего ты ждешь? Человек в беде.

Гвиро поднялся с места и пошел за наемницей, на ходу затягивая пояс халата. Артанна успела натянуть штаны и, накинув куртку на плечи, уже возилась с сапогами.

— Спустись и выслушай ее, — сказала она.

— Ночь на дворе…

Артанна теряла терпение.

— Хочешь, чтобы я сама разобралась?

— Господи, нет! Успокойся.

Гвиро сунул ноги в мягкие тапки и открыл дверь. Артанна пронеслась по коридору и в несколько прыжков спустилась по лестнице. В холле было светло. Горожанка продолжала причитать.

— Впусти ее, — приказал хозяин дома из-за плеча наемницы.

Охранник с неудовольствием посторонился.

— Я тебя знаю, — Сотница внимательно всматривалась в лицо женщины. — Ты Кларетта, жена плотника Вазаша. Вагранийца.

— Госпожа Артанна! — взвизгнула горожанка, бросившись к ней. — Какое счастье, что вы здесь! Вазаш успел послать за вами в поместье.

— Что случилось?

— Нареза в беде. Маттео хочет ее убить!

— Не так быстро, женщина! — повысил голос Гвиро. — Расскажи все с самого начала.

Кларетта смахнула слезу и попыталась взять себя в руки. Чепец съехал вниз, обнажив вьющиеся темные волосы с легкой проседью.

— У корабельного мастера Паоло из порта есть сын, Маттео. Долговязый тип с рыбьими глазами.

— Помню его, — кинула Артанна. — Неприятный юноша. Его семейка водится с Танором. Что он сделал?

— Маттео повадился ухаживать за моей Нарезой. Дочка у меня красивая, от поклонников отбоя нет. Но она ему отказала, потому как у Маттео уже женат. Так и сказала ему — Хранителю угодно, чтобы муж только с одной бабой в койку ложился.

— Но, как я понимаю, его это не убедило?

— Угу, — всхлипнула Кларетта. — Он снова и снова приходил к нам в мастерскую. Потом начал преследовать: то на рынке Нарезу перехватит, то после службы в Святилище подойдет. Приставал, дарил подарки, обещал всяческую роскошь, но дочка у меня упрямая. А потом случилось несчастье.

Артанна усадила женщину на скамью.

— Продолжай.

— С месяц назад отправила я Нарезу в деревню, что в половине дня пути на север. Вазаш работал над большим заказом для старосты общины. Нареза должна была показать чертежи и привезти ответ, все ли старосте пришлось по душе. Мальчишки-то еще малы для таких дел, боязно мне их так далеко отпускать. Хранитель свидетель, сколько раз я отправляла дочку, никогда ничего плохого с ней в пути не случалось. А тут… Маттео, сукин он кот! — Гвиро бросил неодобрительный взгляд на горожанку, но та не заметила, занятая рассказом. — Он ее подстерег. Должно быть, целый день караулил, потому как поймал уже на подъезде к городу.

— Что он сделал?

— А что похотливые мужики делают с молодухами? Снасильничал! Сказал, раз она не хотела по-хорошему, то он возьмет ее против воли. А затем пообещал, что, если Нареза кому-то расскажет, то и вовсе ее убьет. Мне она поведала только сегодня, да и то потому, что понесла от этого выродка.

По лицу Федериго пробежала тень.

— Дерьмо, — выругалась Артанна. — Где он сейчас?

— Это не все, — взмахнула рукой Кларетта. — Когда дочь рассказала, что произошло, Вазаш пришел в бешенство. Он у меня вспыльчивый, ну да вы знаете. Побежал домой к Маттео, хотел лично разобраться с этой сволотой. Но застал дома только его жену. Та, как водится, не поверила. А даже если и подозревала, сделала вид, что не поняла. Но рассказала Маттео, когда тот пришел. Он разъярился… Взял пару Таноровых ребят, ворвался в наш дом, перевернул все вверх дном…

— Все живы?

— Вазаша сильно избили, переломали руки, ноги, — голос Кларетты сорвался на плач. — Нужен лекарь. Мальчишки, к счастью, во дворе были, когда все началось. А Нарезу… Этот ублюдок снова надругался над ней и порезал ее милое личико. Смилуйся, Хранитель… Меня не заметили. Я спряталась, а потом выскочила через черный ход и побежала к вам, по дороге послала одного из своих сыновей к «Сотне».

Артанна хмуро выслушала сбивчивый рассказ.

— Что скажешь, Федериго?

— Однозначно, судить.

— И какой приговор ему вынесут? Паоло и Танор успеют выкупить ублюдка. Но если я…

— Даже не думай, — Гвиро схватил Артанну за руку. — Это слишком серьезно, чтобы вершить самосуд. Паоло — важный для города человек.

Серые глаза Артанны недобро блеснули.

— И поэтому его сыночек, этот сучий потрох, будет разгуливать на свободе?

— Нет. Но я настаиваю на соблюдении процедуры закона.

— Знаю я эти процедуры, — прорычала Артанна и вырвала руку из хватки гацонца. — Ничего это не даст. Вазаш — не гражданин.

— Успокойся, Артанна! До утра я ничего не могу сделать.

— Зато я могу, — прошипела вагранийка, застегивая куртку. — Отдайте мне оружие. Кларетта пусть останется здесь. Ты тоже не высовывай носа из дома, пока я не пришлю весточку.

— Пойдешь одна? — опешил Гвиро. — С ума сошла?

Артанна приладила поданные слугой клинки к поясу и надела плащ.

— Не одна. Но это уже моя забота.

Помощник наместника покачал головой:

— Доношу до твоего сведения, что не одобряю этого решения.

— Как будто это что-то изменит, — бросила на прощание Артанна и вышла.

Покинув дом Гвиро, она тщательно спрятала приметные волосы под капюшон и еще раз поверила, легко ли вынимались клинки из ножен, затем отвязала коня и вывела его со двора. Оказавшись в переулке, наемница остановилась.

— Веззам, — нараспев позвала она. — Выходи. Я знаю, что ты здесь.

Ему хотелось выругаться, но он подавил брань и молча вышел из тени пристройки.

— Ты все это время знала, что я слежу? — поравнявшись с командиром, спросил наемник.

— Шрайн давно сдал тебя с потрохами. Не злись на него, Молчун. Он хотел, как лучше, а мне было интересно, когда тебе уже надоест ходить за мной по пятам.

— Я не буду оправдываться.

— Так и я плачу тебе не за оправдания. Впервые за год ты оказался здесь вовремя, вот что важно. Об остальном поговорим позже. Сейчас нарисовалась проблема.

— Я видел женщину, которая вбежала в дом Гвиро. Дело в ней?

— Ага, — кивнула Артанна. — Ты вооружен?

Веззам откинул полу плаща, скрывавшую ножны меча. Из каждого сапога наемника торчало по рукояти кинжала, к поясу крепились несколько ножей.

— Прелестно, поехали. Здесь рядом.

— Так что случилось? — нетерпеливо спросил Веззам, отвязывая свою лошадь.

— Наших бьют, — коротко ответила Артанна и пустила коня рысью.

Миссолен

— Леди Лисетта Тьяре, — объявил секретарь, впуская в кабинет молодую женщину в целомудренном наряде из эннийского шелка.

Голову дамы венчал конический головной убор с длинной полупрозрачной вуалью, высота которого демонстрировала статус баронессы. То же можно было сказать и по длине шлейфа, сморщившегося тяжелыми складками на ковре. Женщина робко остановилась в нескольких шагах от письменного стола Демоса.

Казначей оторвался от гроссбуха и поднял на вошедшую даму усталые глаза.

— Рад, что вы быстро откликнулись, леди Лисетта, — Демос жестом пригласил ее есть. — Нам есть что обсудить.

Секретарь тотчас скрылся за дверью. Женщина устроилась на самом краю обитого дорогой тканью кресла. Казначей сложил пальцы домиком и вгляделся в миловидное лицо собеседницы. Вуаль красивыми волнами спадала на ее плечи.

«Хоть картину пиши, — мысленно признал Демос и любезно улыбнулся гостье. — Однако, у моего среднего брата есть вкус. Но, увы, нет мозгов».

— Я получил ваше письмо, — спокойно начал Демос. — Не могу сказать, что проблема меня удивила, однако я вполне осознаю щекотливость сложившейся ситуации. Мой брат проявил неосмотрительность, непростительную для человека его положения.

— Барон…

Демос метнул жесткий взгляд, заставив Лисетту замолчать.

— Ваш муж это переживет, как переживет и супруга моего брата. Но об этом позже. Когда ублюдок появится на свет?

Лицо женщины дрогнуло от грубой, но правдивой формулировки.

— В начале осени.

— В таком случае все лето вам лучше провести вдали от мужа.

— Но он не позволит…

— Барон уже дал согласие, — казначей улыбнулся одними уголками губ. — Дом Деватон щедро возместит ущерб. Все решено.

Плечи леди Тьяре поникли, но она быстро взяла себя в руки:

— Как вам будет угодно.

— Вскоре подойдет время, когда скрывать ваше положение станет затруднительно. Вы отправитесь в монастырь и пробудете там до рождения ребенка в окружении наставниц и сестер Хранителя. Как только восстановите силы, сможете вернуться ко двору.

Равнодушный тон, казалось, беспокоил молодую баронессу сильнее, чем обожженное лицо казначея. Опустив глаза к полу, она тихо спросила:

— Но что станет с ребенком?

Горелый лорд пожал плечами.

— В доме моего брата, равно как и в вашем, места для него не найдется. Он останется в обители, пока не достигнет семилетнего возраста. Щедрое подношение настоятельнице уже сделано.

— А затем?

— Если это будет девочка, она станет служить Хранителю в Ульфиссе или Бэрке. В случае, если Хранитель одарит вас мальчиком, бастарда переведут в другой монастырь. Например, в обитель при Лаклане.

— Так далеко…

— Чем дальше, чем лучше для всех, — сухо произнес Демос. — Дальнейшая судьба ублюдка будет зависеть от его способностей. Если он проявит тягу к знаниям, станет наставником и, возможно, сможет построить карьеру в церкви. Если же у него обнаружится талант к владению мечом, ему помогут стать братом-протектором и примут в Орден.

Леди Лисетта обреченно вздохнула.

— Вы отдаете его церкви? Никаких шансов на светскую жизнь?

Демос слегка приподнял плешивые брови:

— Этот бастард вообще не должен существовать, впрочем, как и ваша связь с графом Линдром. Вы оба едва не стали причиной крупного скандала, рискуя запятнать честь величайшего Дома империи! — воскликнул казначей, заставив собеседницу вжаться в спинку стула. — Благодарите Хранителя, что вашему ублюдку позволят жить.

На миг лицо баронессы ожесточилось, но она быстро пришла в себя. Демос оценил самообладание молодой женщины.

— Теперь, когда все решено, отправляйтесь домой и старайтесь не подвергать себя излишним волнениям, — закончил Горелый лорд. — Поверьте, жизнь в монастыре — не самая плохая участь.

Леди Лисетта Тьяре поднялась со стула и слегка поклонилась:

— Спасибо. Да благословит вас Хранитель.

— Взаимно, — Демос уже снова уставился в конторскую книгу, потеряв всякий интерес к баронессе.

Он был убежден, что в этот момент Лисетта Тьяре проклинала его до седьмого колена.

* * *

— Имперский казначей Демос Деватон, герцог Бельтерианский! — объявил герольд, и на несколько мгновений в приемном зале воцарилась мертвая тишина.

Демос перехватил устремленные на него взгляды придворных. В глазах нарядных вельмож явственно читалась смесь интереса и ужаса. Он успел отвыкнуть от их общества. Должность казначея предполагала неотлучное пребывание при дворе, но отнюдь не обязывала Демоса вести светскую жизнь. Однако он понимал, почему вызывал столь живой интерес именно сейчас.

«Глядите! Сам Горелый лорд вышел на прогулку. Интересно, сейчас они прикидывают, как на мне будет смотреться корона, или воображают мою уродливую голову, насаженную на пику?»

Демос лениво обвел глазами оживленный зал приемов. Просторное светлое помещение с двумя мраморными аркадами по бокам было набито людьми. От вынужденной и бессмысленной болтовни его мог спасти лишь Аллантайн. Демос высматривал слуг канцлера, медленно продираясь сквозь толпу в сопровождении неизменных телохранителей-эннийцев. Мужчина и женщина, чьи лица скрывались за цветастыми шелковыми платками, открывавшими лишь темные узкие глаза, расчищали казначею дорогу, впрочем, вельможи шарахались в разные стороны от Горелого лорда, словно тот был прокаженным. Демос ощущал едва уловимую тревогу, витавшую в воздухе.

«Неужели эти болваны успели что-то разузнать? Вряд ли. Или кто-то все же успел проболтаться?»

Когда ранним утром в его кабинет ворвался посланник канцлера и сообщил новости, даже привыкший к различным поворотам судьбы Демос на некоторое время опешил. За те пять лет, что он служил империи в столице, случалось всякое.

Но еще никогда ему не доводилось слышать, чтобы императрицы бесследно пропадали из собственных покоев.

«Зачем ее величеству Изаре Таргосийской покидать дворец, не попрощавшись с усопшим мужем? Если только она не решила, что люди, уничтожившие завещание, захотят избавиться и от нее самой. Но знала ли она о скандальном решении Маргия?»

Эннийские телохранители остановились. Облаченный в черно-красную ливрею слуга Аллантайна подошел к Демосу.

— Следуйте за мной, ваша светлость, — пригласил он. — Канцлер ожидает.

Они вышли из душного зала в длинный узкий каменный коридор, залитый теплым светом десятка факелов. Демос ощутил боль в колене — старая травма, полученная еще в молодости, возвещала о грядущем изменении погоды. Снова разболелась голова.

Наконец слуга остановился перед массивной деревянной дверью, украшенной коваными цветами, и несколько раз постучал. Императорское крыло утопало в зловещей траурной тишине.

— Я знаю дорогу, — тихо сказал Демос, когда их впустили. — Благодарю.

Увидев Демоса, стражники, приставленные к покоям императрицы, вытянулись по струнке и распахнули двери. Эннийцы остались снаружи.

Ирвинг Аллантайн задумчиво измерял шагами роскошно отделанное помещение. Дрожащими руками он сжимал лист бумаги. На его плешивую голову, обезображенную старческими пятнами, лился золотистый дневной свет. Услышав скрип дверных петель, канцлер обернулся, и его тонкие бесцветные губы тронула едва заметная улыбка.

— Здравствуйте, Демос. Проходите же.

Деватон кивком поприветствовал канцлера и подошел ближе, глядя на бумагу.

— Что это?

— Загадка. Я хотел, чтобы вы увидели это своими глазами.

Демос взял протянутую бумагу и, нахмурив брови, принялся изучать текст.

— Писано рукой самой Изары, — медленно проговорил он. — Я перехватывал ее переписку и могу распознать почерк императрицы.

— Читайте же! — нетерпеливо приказал канцлер. — А потом скажите, что думаете об этом.

«Ничего не понимаю. Она пишет, что, скорбя по усопшему супругу, решила посвятить жизнь служению Хранителю. Верится с трудом. Но почему она выбрала богом забытый монастырь в Ульфиссе? Это же холодная дыра, а изнеженное и привыкшее к южному климату тельце Изары вряд ли сможет долго вынести суровые условия. Разве что она решила спрятаться от нас подальше. Но почему Ульфисс, если можно выбрать более безопасное место?»

Закончив чтение, Деватон вернул письмо Ирвингу.

— Изара темнит, вот что я думаю. На ее месте я бежал бы домой, но уж точно не в монастырь на севере империи.

— То-то и оно, — прошамкал канцлер. — Если она боится за свою жизнь, наиболее безопасным местом мне видится Таргос, но уж никак не холодные земли Ульфисса.

Демос опустился на стул, массируя разнывшуюся ногу.

— В письме Изара говорит, что решила стать сестрой Хранителя. Это не вызывает у меня вопросов: вдовы часто находят утешение в служении богу. Но почему Ульфисс?

Ирвинг пожал дряхлыми плечами.

— Вот вы с этим и разберитесь. Мне известно, что несмотря на мирную и почетную должность казначея, вы обладаете необходимыми инструментами для… Обретения ясности, скажем так.

«Какая деликатная формулировка».

Демос нехотя кивнул.

— Я прибегну к ним, если понадобится.

— Делайте что угодно, но найдите Изару и доставьте в Миссолен, — прошамкал старик. — Если понадобится, в цепях. И не тяните с этим вопросом.

Ирвинг отвернулся, давая понять, что разговор окончен. Деватон вышел, оставив старика наедине с письмом.

Эннийцы, казалось, даже не шевельнулись за то время, что он провел в обществе канцлера.

— За мной, — скомандовал Демос, ковыляя по коридору. — Ихраз, пошли весточку мастеру Арчелле. Мне понадобятся услуги его людей. Пусть кое-что проверят.

Глаза второй телохранительницы удивленно расширились.

— Сам Арчелла… Все настолько серьезно?

— Серьезнее, чем я способен представить, дорогая Лахель, — ответил Демос и ускорил шаг. — Гораздо серьезнее.

Вольный город Гивой

Вазаш жил в ненавистном Артанне портовом районе на территории Танора, где с реки тянуло вонью, а промозглый ветер то и дело норовил забраться под одежду. По дороге к Артанне и Веззаму присоединились Зеленый Дарон и Бородач Бирбо. Наемники спешились и привязали коней в паре кварталов от нужного места.

— Помните плотника Вазаша? — Артанна обратилась к бойцам. — Наш с Веззамом земляк.

Все трое кивнули.

— Знаете Маттео, сына кораблестроителя Паоло?

— Угу, — подтвердил Бирбо, почесав подбородок под длинной бородой. — Ублюдок мне до сих пор должен за партию в кости.

— Каков негодяй, — Артанна невесело усмехнулась и поспешила прояснить ситуацию. — Маттео с парочкой ублюдков из «Братства» напали на нашего приятеля, а его дочь Нарезу — изнасиловали и покалечили. Сами додумаетесь, что делать, или подсказать?

— Валить Маттео и этих двоих. Спасать плотника и его дочь, — кратко ответил Веззам. Идем?

— Не торопись ты так. Жена Вазаша успела послать за подмогой. Ждем наших.

— Из же всего трое, — возразил молодой Дарон.

Наемница закатила глаза и тяжело вздохнула.

— Кларетта видела только троих. Но кто знает, сколько их там на самом деле? — рассудила Артанна. Веззам согласно кивнул, но руки с рукояти меча не убрал. — Так что не рыпаемся.

Подмогу ждали недолго. Вскоре в переулке показались трое всадников.

— Явились, — оповестил Веззам.

— Кто?

— Кажется, Фестер, Ханк и Йон.

Бирбо ласково прикоснулся к своему клинку:

— Фестер — это хорошо. Самое то для тех ублюдков. Будут знать, как наших девок портить.

Артанна вышла на середину улицы и жестом приказала наемникам спешиться.

— Привет, Фестер, — обратилась она к долговязому жилистому мужчине с длинным шрамом, пересекавшим лицо от носа до правого уха.

— Вазашев малый все рассказал. Оставили пацана у нас.

— Правильно.

Артанна перевела взгляд на коренастого темноволосого мужичка с внимательными глазками:

— Йон, выясни, что творится со стороны главного входа. Поторопись.

Коренастый наемник прищурился и скрылся за углом. Йон немного сдал с того момента, как оставил службу в Хайлигланде и ушел вместе с Артанной на юг, но все еще оставался дельным разведчиком. Довольно быстро он вернулся.

— Двое у дверей, — отрапортовал наемник. — Таноровы.

— Значит, их пятеро, — заключил Веззам.

Артанна удовлетворенно кивнула.

— Сойдет. Веззам и Ханк прибирают у фасада, Дарон вас прикрывает. И чтоб без глупостей, Зеленый. Твоя отвага у меня в печенках сидит. Мы с Фестером и Бирбо идем внутрь с черного хода, я знаю, где он расположен. Йон остается с лошадьми.

Лазутчик удивленно посмотрел на командира.

— Почему я, а не Дарон? У меня больше опыта.

— Именно поэтому, — отрезала вагранийка. — Младшенькому нужно учиться.

Йон недовольно поморщился, но от комментариев воздержался.

Они выдвинулись. Шли тихо и молча. Возле темного перекрестка наемники разделились: Веззам, Ханк и Дарон ушли вверх по улице, а Фестер, Бирбо и Артанна свернули направо, в узкий переулок, зажатый меж двумя рядами невысоких домов. Сюда выходили двери лачуг, спрятанных подальше от глаз претенциозных горожан. Воняло нечистотами — в конце дороги смердела выгребная яма. Было тихо, лишь издалека доносились пьяные вопли портовых рабочих, вышедших из кабака на свежий воздух.

Пройдя пару десятков шагов, Артанна нырнула в узкий проход, заваленный старыми бочками и ветошью. Непосвященный не мог догадаться, что за этой кучей хлама таилась тропинка. Продираясь сквозь развешанное тряпье, Артанна нечаянно задела плечом ведро и едва успела подхватить его прежде, чем оно с грохотом упало на кучу деревянных досок. Беззвучно выругавшись, она свернула налево и боком протиснулась между двумя сараями. Фестер и Бирбо держались сзади.

Свернув еще раз направо, а потом — налево, Артанна застыла возле неприметной деревянной двери погреба.

— Это здесь, — прошептала наемница. — Иду первая, Бирбо прикрывает.

Бородатый наемник кивнул. Командир потянула на себя кольцо и открыла лаз. Тихонько скрипнули петли.

По деревянным ступенькам спускались с опаской. Артанна вытянула вперед руку и принялась считать шаги. На двадцатом она уперлась пальцами в деревянные половицы другой лестницы. Наемница принялась медленно подниматься по слегка скрипевшим ступенькам, замирая после каждого шага. Она внимательно прислушивалась к шуму. Надежда была лишь на то, что опьяневший от безнаказанности Маттео решит повеселиться с плотниковой дочкой подольше.

Об этом ублюдке ходили разные слухи. Нареза была далеко не первой девчонкой, пострадавшей от его не самого приятного обращения. Ошибка Маттео заключалась в том, что он выбрал для своих забав дочь друга «Сотни». На других вагранийка могла закрыть глаза — сама не была праведницей. Но в среде наемников все знали, на чьей стороне Вазаш. По всему выходило, что Маттео или наплевал на последствия, или же провоцировал Артанну с подачи Танора. Но Танору недоставало для этого хитрости. Возможно, глава «Братства» даже не подозревал о том, что происходило сейчас в этом доме. Тогда кто позволил? Его помощники Чирони?

Пообещав себе вытащить подробности из Маттео лично, Артанна медленно высунула голову и застыла, прислушиваясь к сдавленным женским стонам, доносившимся из сеней.

Ублюдки даже не удосужились пройти дальше в дом. Это было на руку.

Аккуратно поднявшись, наемница припала к стене и выглянула из-за угла. Опустевшая кухня освещалась лишь одной догоравшей в агонии свечой. В трепещущем свете Артанна разглядела беспорядок и поморщилась: Кларетта ни за что не допустила бы подобного бардака.

Фестер и Бирбо бесшумно выбрались. Наемница кивнула и, обнажив один из двух знаменитых вагранийских клинков, пересекла кухню, примыкавшую к сеням. Осторожно выглянув, Сотница лишь качнула головой. Не переживи сама Артанна подобное, сейчас наверняка бы содрогнулась. В углу возле дровяного ящика в луже собственной крови лежал Вазаш. Голова вагранийца была разбита, одна рука неестественно вывернута, вторая подмята под тело. Артанна сомневалась, что плотник дышал.

Долговязый мужчина с редкими светлыми волосами хрипел, двигаясь на безвольно распластанном теле юной девушки. Артанна узнала Маттео. Девчонку имели прямо на деревянном верстаке. Длинные юбки Нарезы задрались, некогда милое голубое платье порвалось на груди, рукава висели ошметками. Должно быть, ублюдки пустили ее по второму кругу.

Маттео ритмично двигался под одобрительное улюлюканье двоих лбов из «Братства», пристроившихся у слабо горевшего очага. Одного — несуразного мужика с побитым оспой лицом, Артанна знала. Второй, здоровый юнец с густыми темными волосами и непропорционально длинными руками, был ей незнаком.

Бойцы «Сотни» подкрались с другой стороны дверного проема. Жестом Артанна показала Фестеру на длиннорукого здоровяка, Бирбо приказала разобраться с рябым. Маттео она приберегла для себя. Оставалось надеяться, что и Веззам не подведет. В конце концов, он был Вторым в «Сотне». И первым после нее. Всегда.

Фестер широко улыбнулся и вытащил любимые метательные ножи. Артанна проследила за броском и удовлетворенно отметила, что лезвие попало прямо в сердце. Молодой здоровяк в распахнутой рубахе лишь на мгновение хрипнул, а затем привалился к стене и медленно, словно в задумчивости, сполз набок. Маттео, занятый девчонкой, даже не обратил внимания. Рябой из «Братства» медлил всего мгновение, но бойцам Артанны этого хватило.

На ходу Бирбо выхватил клинок и, перепрыгнув через корзину с ветошью, в три прыжка оказался возле рябого. Артанна, будучи уверена в исходе поединка, не вмешивалась. Она перелетела через верстак и, схватив Маттео, приставила клинок к его горлу:

— Дотрахался, сынок, — ласково произнесла она ему на ухо и развернула отпрыска кораблестроителя лицом к свеженьким трупам. Бирбо как раз вытирал короткий солдатский меч об одежду убитого. — Нравится картинка?

— Что… Ты? — вырвалось у насильника. Маттео вмиг побелел.

Нареза протяжно застонала. Артанна бросила на нее косой взгляд и увидела, что по бедрам девушки текла кровь.

— Я смотрю, тебе нравится делать девкам больно, да? У тебя от этого, небось, стояк каменный. Отвечай, сукин сын, какого хрена ты напал на моего человека!

— К черту иди! Я ничего не скажу! А тронешь меня — сдохнешь!

Артанна влепила насильнику крепкую оплеуху. Тот взвыл, но больше не проронил ни слова.

— Держите его, ребятки, — приказала наемница бойцам. — Раз не хочет говорить, сейчас он у меня запоет так высоко, что соловьи обзавидуются.

Наемники переглянулись и распластали насильника на верстаке рядом с истекавшей кровью Нарезой. Девушка сползла на пол и встретилась глазами с Артанной. Вагранийка кивком приказала ей идти к отцу. Фестер достал из сапога нож и пригвоздил ладонь Маттео к деревянным доскам. Сын кораблестроителя истошно завопил. Длинный наемник равнодушно взглянул на скученного в корчах насильника и повторил процедуру.

В дверь забарабанили. Послышался голос Веззама. Бирбо впустил Второго.

— Дело дрянь. Один успел смылся, и, видит бог, он сейчас приведет отряд посерьезнее. — Наемник сплюнул на пол. — Дарон облажался.

— Проклятье. Ладно, мы скоро закончим.

— Как Вазаш?

— Помер, — констатировал Бирбо, осматривая тело плотника. — Девка живая, но шибко покалечена.

Нареза тихонько завыла, прижимая к груди голову мертвого отца.

— Хватай ее, тащи через черный ход к Йону и сразу дуй в поместье. Буди Рианоса, чтобы осмотрел девчонку, — приказала Артанна. — И пусть кто-нибудь заберет от Гвиро Кларетту. Отсидятся у нас.

— Угу, — отозвался Бирбо и повернулся к Нарезе. — Идти сможешь, девочка?

Она кивнула, шумно всхлипнув.

— Вот и хорошо, — в голосе бывалого наемника внезапно прорезалась почти отеческая нежность. — Пойдем, дорогуша, не надо тебе глядеть на эти мерзости, чай, уже повидала свое. И бате ты своему уже не поможешь, оставь его. Сейчас приедем к лекарю, он тебя подлатает…

Нареза с трудом отпустила бездыханное тело Вазаша и, словно оглушенная, позволила Бирбо взять себя за плечи. Продолжая шептать что-то ласковое, бородач увел девушку. Артанна проводила их взглядом и вернулась к Веззаму:

— Посторожите там.

— Понял.

Наемница подошла к монотонно завывавшему от боли Маттео, доставая из-за пояса длинный нож.

— А сейчас ты мне быстро скажешь, какого хрена полез к Вазашу, и кто тебе разрешил к нему соваться.

— Никто, — зло выплюнул насильник. — Девка мне его понравилась, вот и все! Не тронь меня, сука вагранийская, а не то…

Артанна осклабилась.

— А не то — что? В героя решил поиграть? Это ты зря, я с тебя быстро спесь собью. Сочных бабенок — полгорода, а ты полез к дочке моего человека. Прекрасно знал, кто она, и понимал, что я тебе яйца отрежу, если узнаю, что ты натворил. Но ведь все равно полез. Кто из «Братства» дал тебе людей?

— Да никто! — взревел Маттео. — Только попробуй меня тронуть! У меня есть друзья!

— Соизволь уточнить, кто именно. С удовольствием обсужу с ними случившееся.

Насильник молча стиснул зубы. Артанна вздохнула и покачала головой.

— Видят боги, я хотела поговорить по-хорошему. Болван ты, Маттео. Болван и тупица.

Весело напевая, она задрала его короткую тунику и взмахом ножа разрезала завязки штанов. Стянув портки вниз, наемница явила миру его хозяйство.

— И ты умудрился обрюхатить бедняжку вот этим? — хохотнула она. — Ну, впрочем, так даже лучше. Глядишь, бабы не станут тосковать по упущенным возможностям.

Она приставила лезвие кинжала к его мошонке и подняла глаза:

— Последний шанс что-либо мне сказать, дорогой. Ибо потом я затолкаю эти вонючие мешочки тебе в глотку.

— Чирони! — Маттео взвизгнул так, словно Артанна уже начала работать ножом. — Чирони сказал, что можно!

— Который Чирони? — не отнимая лезвия от яиц насильника, уточнила наемница.

— Старший! Старший! Боги, убери нож!

— Зачем ему это?

— Не знаю! Клянусь мертвыми богами, я не знаю! — вопил Маттео. — Я как-то при нем обмолвился, что отодрал бы эту девку. Ну он и разрешил. Сказал, проблем не будет. Больше я ничего не знаю! Не знаю! Поверь мне!

— Жаль, — вздохнула Артанна и полоснула ножом по причинному месту насильника.

Истошный крик сотряс стены добротного дома плотника. Наемница печально посмотрела на бившегося в конвульсиях кастрата.

— Фестер, душа моя, преврати это скромное жилище в обитель Арзимат, — попросила вагранийка. — Пожалуйста.

— Что-то, командир?

— Сожги, говорю, здесь все к чертовой матери.

— А, это я с радостью, — глумливо улыбнулся он во весь рот и принялся доставать головешки из очага.

Артанна наклонилась к самому уху Маттео.

— Тебя предупреждали, а ты не верил, — процедила она. — Неужели ты думаешь, что я притащилась сюда спасать какую-то девку? Начхать мне на нее. Однако меня заботят люди, которые мне помогают. А Вазаш мне помогал. Я, понимаешь ли, чувствую определенную ответственность за их судьбы. И я пришла напомнить тебе и твоим друзьям, что не люблю, когда к ним лезут без причины.

Сын кораблестроителя мычал и мотал головой, когда Артанна, с силой сдавив его челюсти, запихнула отрезанные ошметки ему в рот. А затем, убедившись в том, что огонь занялся, она аккуратно перерезала горло насильника и вытащила из его ладоней ножи Фестера.

Пламя охватило уже половину сеней. От жирного темного дыма становилось трудно дышать. Фестер тщательно подошел к выполнению приказа, да и выдержанных в смоле деревяшек в доме плотника было в избытке.

— Пора сматываться, — сказала Артанна, выходя на улицу, но резко остановилась в дверях. Фестер едва не врезался ей в спину.

— Это проблема, командир, — задумчиво изрек он.

В переулке прямо перед домом Вазаша разразился бой. Два бездыханных тела наемников «Братства» были аккуратно привалены к низенькому забору. Еще четверо бойцов Танора вступили в сражение с Веззамом и Ханком. Фестер тут же бросился на подмогу. Дарона нигде не было видно.

Артанна узнала Пирафа. Десятник Танора, худой мужичок в забавной щегольской шапочке, держал в руке короткий меч с безвкусной золоченой рукоятью, напирая на Веззама.

— Прекратить бой! — рявкнула вагранийка. Наемники недоумевающе посмотрели на командира. — Пираф, пожалуйста, прикажи своим остановиться.

Десятник удивленно моргнул и жестом приказал своим бойцам опустить оружие.

— Привет, красотка, — кривая улыбка обнажила рот с редкими зубами. — Зачем моих людей режешь?

Артанна сделала несколько шагов ему навстречу, держа руку на мече.

— А зачем твои люди резали моих?

— Ничего не знаю, — пожал плечами Пираф и кивнул на одного из своих бойцов. — Этот прибежал и начал вопить, что твои люди напали на моих.

— Он не уточнил, почему?

— Нет.

— А стоило бы, — хмыкнула Артанна, сверля наемника взглядом. — Твои ребятки ворвались в дом моего человека, убили его, надругались над его дочерью. И получили по заслугам.

Пламя начало вырываться из крохотных окон дома плотника.

— Интересно, — покачал головой Пираф. — Кто был из наших?

— Маттео привел четверых. Живым, видимо, остался только тот, что смылся, у него имена и спрашивай. Меня детали не волнуют. Важно другое. — Артанна наградила Пирафа мрачным взглядом. — Мы с Танором договаривались не трогать людей друг друга, а вы творите хрен знает что. Будь другом, передай Чирони, что в следующий раз за подобную выходку я переломаю ему все кости. Если у Танора будут претензии по поводу сегодняшнего, пусть излагает их лично мне.

— Если все было, как ты говоришь, то мы квиты. Все было так? — Пираф взял за грудки парнишку, умудрившегося привести подмогу. — Так?

— Д-да…

Десятник со всего размаху двинул бойцу в челюсть.

— Приношу извинения от имени Танора. Мы придумаем, как все уладить.

Артанна кивнула и знаком приказала своим людям убрать оружие.

— Надеюсь. А теперь, если все решено, мы уйдем. И вам советую…

Она не договорила, заметив, как расширились глаза Пирафа. Наемница резко развернулась и едва успела отскочить от пронесшегося мимо нее Дарона, гадая, где его носило все это время.

— Осторожно, командир! — завопил молодой наемник, отталкивая ее в сторону. — Стрелы!

Пираф обернулся. Артанна увидела целившегося нее лучника. Десятник «Братства» сделал шаг вправо, и вагранийка заметила, что лук переместился вслед за ним.

Стрелять собирались не в нее. Лучник «Братства» целился в своего.

— Падай! — заорала наемница и бросилась на десятника.

Тренькнула тетива. Наемница с ужасом осознала, что не успевала. Собрав все силы, она оттолкнулась от земли и налетела на Пирафа, сбивая его с ног. Его щегольская шапочка полетела в грязь.

— Лови его! — заорал кто-то из «Сотни».

Что-то обожгло ягодицу. В следующее мгновение Артанна ощутила резкую боль и взвыла. Пираф изумленно смотрел на ее скорчившееся лицо.

— Кому ты мешаешь в «Братстве», дорогой? — тихо прорычала она. — Уж не Чирони ли?

Ее подхватили чьи-то крепкие руки и подняли на ноги. Зад горел.

— Ушел, — мрачно констатировал Веззам и недобро посмотрел на десятника.

Пираф поднялся и взглянул на торчавшую из ягодицы Артанны стрелу.

— Кажется, я твой должник, Сотница, — хмыкнул он. — Когда-нибудь придется тебе отплатить.

— Сначала доживи.

Веззам поднял Артанну на руки и понес прочь из проклятого портового квартала, скрывшись за столбом едкого черного дыма. Из домов начали выбегать обеспокоенные пожаром горожане. Через несколько мгновений топот десятков ног смешал следы неудачливого убийцы с грязью.

Эллисдор

— Госпожа не спит, ваша светлость, — златовласая латанийка изящно поклонилась, пропуская Грегора в покои посла.

Герцог учтиво улыбнулся.

— Сенешаль велел выкатить бочки с сидром. Ступай вниз и хорошенько повеселись, пока все не выпили. Мне нужно поговорить с послом перед отъездом. И не торопись возвращаться — беседа будет долгой.

Служанка застыла в нерешительности:

— Но, ваша светлость…

— Не бойся, — донеслось из глубины комнаты, — его светлость не опорочит мою честь, а с кувшином вина мы справимся и без твоей помощи. Иди же.

Волдхард одарил служанку многозначительным взглядом.

— Спасибо, ваша светлость, — сдавшись, снова поклонилась девушка и скрылась за дверью. Грегор передвинул засов, ограждая покои от непрошенных гостей.

Ириталь стояла у большого витражного окна, обращенного на северо-восток. Стрельчатые проемы занимали практически всю стену комнаты и прослыли достопримечательностью Эллисдора: три десятка лет назад Рольф Волдхард перестроил крыло господского дома ради одной лишь гостьи. Отец Грегора желал, чтобы вид из покоев его будущей супруги открывался на Вагранийский хребет. Тогда молодой лорд Рольф надеялся, что созерцание родных гор скрасит тоску будущей герцогини по родине. Женщину, ради которой затеялась эта грандиозная перестройка, звали Артанной нар Толл, и их с Рольфом брак должен был укрепить союз Ваг Рана и Хайлигланда.

Однако этого не случилось. Ириталь долго и безуспешно пыталась выяснить истинные причины расторжения договора, но нашла немного. Обрывки документов поведали послу, что вагранийцы первыми отказались от союза. Согласно официальной бумаге, хранившейся в канцелярии Эллисдора, Дом Толл был обвинен в измене государству и казнен в полном составе за исключением Артанны, ибо та в тот момент находилась в Хайлигланде. И хотя помолвка была расторгнута, вагранийка осталась в Эллисдоре, опасаясь расправы на родине. Поговаривали, что она даже стала любовницей герцога Рольфа и оставалась таковой до самой его смерти. Когда лорду Рольфу все же пришлось жениться на другой женщине, чужестранка Артанна избрала для себя военную карьеру, присягнула Рольфу и больше двадцати лет всюду следовала за своим лордом. Для вагранийцев подобное было в порядке вещей: во всем, что касалось войны, они не делали различий между мужчинами и женщинами. Однако избранный Артанной путь казался хайлигландцам, по меньшей мере, эксцентричным.

Все это случилось слишком давно, стерлось из памяти, обросло домыслами и легендами. Но большие витражные окна и по сей день служили напоминанием о ненаписанной истории, которую знал весь Хайлигланд и о которой менестрели слагали слезливые баллады. Законная жена Рольфа герцогиня Вивиана не провела в этих роскошных покоях ни единой ночи, испытывая глубочайшее презрение к женщине, которую по-настоящему любил ее супруг. Впрочем, и сама Артанна нар Толл, дабы не провоцировать слухи, была вынуждена переселиться в боле скромные апартаменты. Хотя, возможно, она просто не желала каждый день видеть Вагранийский хребет, за которым скрывался родной, но навеки недоступный край.

Теперь здесь гостила Ириталь.

Горный хребет, надежно отгородивший загадочное и недружелюбное государство вагранийцев от империи и Рундкара, подсвечивался вспышками молний. Бушевала гроза, сильный ветер метал лысые ветви деревьев из стороны в сторону. Несмотря на ярость стихии, внизу солдаты продолжали праздновать победу.

В камине догорали поленья. Грегор подбросил бросил еще пару, и огонь жадно набросился на сухое дерево. Ощутив приятное тепло, герцог снял накидку и с наслаждением потянулся: расставание с кольчугой было приятным, хотя он не раз признавался, что чувствовал себя без нее голым.

Латанийка обернулась, стараясь не показывать волнения.

— Точно не разбудил тебя?

— Я и не собиралась ложиться. Надеялась, что ты зайдешь.

— Как же иначе?

Ириталь хмуро взглянула на дверь.

— Барон слишком пристально за нами следит. Ты уверен, что можешь ему доверять?

— Я верю ему больше, чем собственной матери. Альдор ден Граувер не раз был готов отдать за меня жизнь еще в Ордене.

Грегор подошел к столу и налил два бокала еще теплого вина с пряностями. Ириталь расположилась возле камина. Ее длинные золотистые волосы, переплетенные хитроумными косами, украшали цветы подснежников. Свет от камина обрисовал точеный профиль девушки. Герцог, не скрывая восхищения, смотрел на возлюбленную, но сейчас эта нежность лишь усугубляла тревогу Ириталь.

— Я скучал.

Посол сделала глоток вина и вымученно улыбнулась.

— И я, — ее голос предательски задрожал. — Прощание с императором состоится перед заседанием Малого совета?

— Думаю, да.

Ириталь поставила нетронутый бокал на стол и закрыла лицо руками, пытаясь скрыть слезы.

— Нужно было с самого начала послать латанийских лекарей в Миссолен, чтобы те следили за здоровьем императора. Следовало подумать об этом раньше. Проклятье! Теперь все покатилось к черту!

Грегор сел рядом с послом и крепко обнял ее.

— Видимо, богу было угодно видеть Маргия в своих Хрустальных чертогах раньше, чем нам того хотелось. Ты же знаешь, Хранитель ничего не делает просто так. — Ириталь кивнула и робко взяла возлюбленного за руку. Пламя камина отражалось в начищенных золоченых пуговицах синей рубашки, так подходившей к глазам герцога. — Грегор мягко сжал миниатюрную ладонь латанийки. — Оставь эти мысли. Иногда трагедия неизбежна. Мне жаль дядю, хоть мы и виделись всего трижды за всю мою недолгую жизнь. Я лишь надеюсь, что сейчас его дух спокоен. Лучшее, что мы можем сделать в память о почившем императоре и во славу Хранителя — не допустить беспорядка, который наступит из-за споров претендентов на трон.

— Мы уже его допустили. То, что мы с тобой творим, уже нарушило должный порядок. Я — нареченная следующего императора и не имела права поддаваться чувствам. Но сделала это, когда встретила тебя.

Грегор прикоснулся губами к соленой щеке латанийки. Ириталь знала, что любое проявление нежности требовало от него колоссальных усилий и была благодарна за попытку. Но сейчас это не успокаивало.

— Я ведь тоже нарушил клятву, — прошептал он ей на ухо. — Я был посвящен в рыцари Ордена, дал обеты… Я не имел права любить никого, кроме Хранителя. А потом встретил тебя и просто не смог ничего с собой поделать.

Ириталь отстранилась.

— Но ты покинул Орден, и с тебя сняли целибат. Теперь ты можешь любить кого хочешь.

— Сняли, когда умер отец, — согласился Волдхард. — Не могли же они отдать герцогскую тиару человеку, у которого клятв больше, чем струпьев у чумного. Но ты не права, утверждая, что я могу любить кого захочу. В моей душе есть место лишь для Хранителя и тебя.

Ириталь молчала. Мрачные мысли не вылетали из головы, страх за будущее не давал покоя. Грегор приходился Маргию племянником, но стоял ниже Демоса из Дома Деватон. Герцог Бельтерианский, высокомерная выскочка с обгорелым лицом — вот кто метил в императоры. И, в отличие от Грегора Волдхарда, Горелый лорд был куда изобретательнее, когда дело касалось политических интриг. Деватон не раз доказывал двору что знал, за какие нитки следует дернуть, дабы получить желаемое. И если он захочет трон… Ириталь всем нутром содрогалась от одной мысли, что достанется этому чахлому уроду. Нет, только не ему.

В голове посла созрел план. Мрачный, хитрый, недостойный. Но все же это был выход.

Грегор откинул прядь золотистых волос от лица Ириталь.

— Если ты боишься последствий, еще не поздно прекратить, пока мы не натворили серьезных бед. — слова давались ему с большим трудом. — Прости меня за то, что заставил тебя метаться.

Посол рассеянно слушала скупую речь возлюбленного, размышляя о задуманном. Слишком коварный план, слишком жестокий по отношению к нему. Но в случае успеха он сулил выгоду им обоим. Ириталь уже сейчас жалела, что решилась на этот шаг, но других вариантов не было. Раз уж Грегор норовил пойти на попятную, придется вынудить его сделать шаг вперед и отрезать все пути назад.

Ириталь подняла полные печали глаза, на длинных ресницах все еще подрагивали слезы. Уж что-что, а уроки соблазнения она усвоила хорошо.

— Я не мечусь, Грегор, — тихо произнесла латанийка. — Больше нет. Еще тогда, в день нашей первой встречи, я сделала выбор. Пусть даже это будет означать, что я нарушу многовековой договор и предам свой народ.

Лишь бы это помогло. Да смилуется Хранитель над ними обоими.

Она медленно расстегнула броши, скреплявшие ее одеяние. Сиреневые шелка соскользнули с плеч и обнажили молочно-белую кожу. Посол взяла холодную руку застывшего от удивления герцога и прижала к своей груди.

— Хватит. Я устала бояться и прятаться.

— Ириталь…

— Тише, — губы латанийки нежно прикоснулись к огрубевшим пальцам, привыкшим к мечу и топору, но не к ласкам. — Мы всегда старались следовать правилам, и, возможно, еще заплатим за то, что их нарушили. Но сейчас, пожалуйста, останься со мной. Завтра ты уедешь. — Грегор завороженно наблюдал за тонкими пальцами девушки, что медленно и неловко развязывали шнурки на его рубашке. — Возможно, нам больше никогда не случится оказаться наедине. Быть может, мы больше никогда не увидимся… Но перед тем, как столкнуться лицом к лицу со своим долгом, я хочу испытать хотя бы несколько мгновений счастья с тем, кого выбрала сама.

Лицо герцога исказила гримаса муки. Он схватил Ириталь за запястья и прорычал ей на ухо:

— Ты не понимаешь, о чем просишь! Ты дала обет. Ты должна сохранить целомудрие для следующего… — латанийка освободила руки и, словно не слыша его протеста, обвила ими шею Грегора. — А я дал клятву защищать тебя… Для него. Кем бы он ни был.

Не дав герцогу договорить, Ириталь накрыла ладонью его рот.

— Я помню все свои клятвы, — сказала посол. — И сейчас отказываюсь от них. На одну ночь.

Она действовала робко, но настойчиво, хорошо представляя, что должна была делать. Ириталь прижалась к Грегору всем телом и расшнуровала его штаны. Лишь бы это сработало. Лишь бы порядочность, которую Орден вдалбливал в голову всем воспитанникам, взяла верх. На утро.

Волдхард застонал от прикосновений, от распалившегося желания, поднял латанийку на руки и отнес на кровать. Воспользовавшись его слабостью, Ириталь торопливо помогла герцогу освободиться от одежд. Девушка изогнулась под неумелыми ласками грубых рук. Неумелыми, но все же приятными. Могло быть куда хуже. Например, если бы на месте Грегора оказался Горелый лорд.

— Боги проклянут нас за это, — прошептал Грегор и сдался, превозмогая стыд и страх. Ириталь тихо вскрикнула от боли, когда он в нее вошел. Ей оставалось лишь молиться, чтобы ее отчаянный шаг принес нужные плоды.

* * *

Грегор лежал, заложив руки за голову, и рассеянно бегал глазами по стыкам каменных плит на потолке. Рядом, прикрыв нагое тело меховым одеялом, свернулась Ириталь. Огонь в камине почти потух, от огромных окон мерзко тянуло холодом. Герцог нехотя встал, размял затекшие конечности и подбросил оставшиеся поленья в огонь. В ладони застряла заноза. Грегор вытащил ее зубами и хрустнул пальцами.

Ириталь поднялась с кровати и, завернувшись в одеяло, прошлепала к столику, намереваясь разлить остатки вина по бокалам.

— Что нам делать дальше? — спросила она.

— Хотел осведомиться у тебя.

— Сейчас моя судьба зависит от решения Малого совета.

— Не только твоя. Теперь наши жизни связаны еще туже, — ответил Грегор и надолго замолчал.

Разговор не складывался. Слишком многое было сказано до этого, и слов уже не осталось. Молодой герцог выглядел сосредоточенным и был слишком глубоко погружен в свои мысли. Латанийка плотнее закуталась в одеяло и принялась собирать с пола разбросанную одежду. Грегор уже нашел штаны и пытался их завязать. Пальцы не слушались. Он тихо выругался.

Кажется, сработало.

— Ты могла бы поехать в столицу со мной, — предложил Грегор, покончив с облачением.

Ириталь отрицательно замотала головой.

— Чтобы стать заложницей до избрания нового императора? Едва я появлюсь в Миссолене, меня схватят либо латанийцы, либо лорд Демос. Лучше я спрячусь здесь — в Эллисдоре им будет сложно до меня добраться.

Грегор сделал глоток остывшего напитка и поморщился: холодное вино с пряностями было отвратительным.

— Ты хочешь быть императрицей? — обернувшись, внезапно спросил он.

Вопрос застал латанийку врасплох. Ириталь застыла, комкая мятое платье в руках.

— Я должна ею стать, — справившись с эмоциями, ответила посол. — Кого волнует, чего я хочу?

— Меня.

Конечно, его это волновало. Особенно теперь, после того, что между ними произошло.

— Ответить тебе честно? — Ириталь облокотилась на высокую спинку кресла, не сводя глаз с герцога. — Меня выбрали в супруги будущего правителя еще до моего рождения. Воспитали именно для этого, с пеленок давая понять, что у моего существования есть только один смысл — быть благочестивой женой императора и дарить ему здоровых наследников, влюбить в себя народ и проповедовать милосердие Хранителя. Поэтому, да, в глубине души я хочу быть императрицей, ибо больше ничего не умею. Я — символ и ничего больше. Мы провели чудесное время, но вскоре долг позовет меня, и тогда…

Грегор жестом остановил монолог возлюбленной. Ириталь заметила, что он резко изменился в лице — вероятно, ожидал услышать другой ответ.

— Кажется, я тебя недооценил.

— Тебя это разочаровало? Что ты хотел услышать? Я люблю тебя, но должна исполнить свое предназначение. По-твоему, за это я достойна презрения?

— Отнюдь, — пожал плечами герцог. — Но сегодня я многое понял.

— Что ты понял?

— Ты воспользовалась мной.

— Нет! Я просто… — Ириталь помедлила, подбирая правильные слова. — Я была откровенна, когда просила тебя остаться. Важно лишь это.

Грегор улыбнулся уголками губ, но глаза его оставались холодными. Ириталь стало не по себе. Иногда она забывала, насколько опасным он мог стать в минуты гнева.

— Вот как, — произнес герцог и, застегивая на ходу пояс, медленно направился к выходу.

— Так что ты решил?

В дверях Грегор остановился.

— Ты нарушила клятву перед Хранителем, и теперь мы должны восстановить должный порядок, — спокойно проговорил он. — Ты, Ириталь Урданан, выйдешь за императора, только если им стану я.

Не дожидаясь ответа, герцог вышел.

Позже, проснувшись среди ночи, посол услышала, как возле дверей ее покоев, бряцая оружием и латами, расположился караул.

Вольный город Гивой

— Твою мать, Рианос! Прекрати шептать ахинею и просто вытащи долбаную стрелу!

Высокий светловолосый мужчина в длинной мантии пригрозил наемнице огромными щипцами:

— Не дергайся, Артанна.

— Там гладкий наконечник. Могло быть и хуже.

— Могло быть и лучше, если бы ты не подставилась. Схватить стрелу в мягкое место. И ради кого? Врага. Подумать только.

Артанна поморщилась от сжигающей ягодицу боли.

— Пираф нам не враг. И, поверь, мы еще успеем вдоволь насладиться обсуждением случившегося. Но сейчас, пожалуйста, заткнись и просто… Вытащи. Эту. Долбаную. Стрелу.

— Танзир, помоги, — лекарь подозвал помощника. — Придержи здесь. А ты, — Рианос бросил на Артанну строгий взгляд, — только попробуй дернуться.

Он аккуратно, но крепко обхватил щипцами уже обломанное древко стрелы и ловким движением потянул его на себя. Гладкий наконечник не успел отделиться и вышел вместе с куском дерева. Кровь хлынула стремительным потоком и попала на мантию Рианоса.

— Арзиматова дырка! — взвыла Артанна.

Лекарь укоризненно посмотрел на подопечную. Наемница прошептала какие-то замысловатые ругательства по-вагранийски и кое-как выровняла дыхание.

— Давай покончим с этим побыстрее, дорогой. Наверху меня ожидает синьор Гвиро, и, зуб даю, он в ярости.

Рианос смочил кусок белоснежного бинта прозрачной жидкостью и поднес к ране.

— Из лазарета ты у меня сегодня не выйдешь. Гвиро все поймет.

Артанна зашипела.

— Проклятье, как же печет! Дерьмо!

— Было бы проще, работай мои… другие умения на тебе. С ранами ребят у меня выходит справляться при помощи чар.

— Ты же бывший раб эннийского целителя, но не сам целитель. Может просто чего не доучил перед побегом?

Рианос тяжело вздохнул, возвел глаза к потолку, а затем еще сильнее прижал бинт к ране. Артанна снова взвыла и вцепилась побелевшими от напряжения пальцами в изголовье кушетки.

— Признайся, тебе просто нравится надо мной издеваться? — отдышавшись, прохрипела она.

— Отнюдь. Но осознание факта, что я — едва ли не единственный, кому позволено безнаказанно причинять тебе боль, порой меня согревает. Приятно чувствовать себя особенным.

Артанна, повернув голову, наблюдала за выверенными движениями лекаря. В своем роде это было достойно восхищения: ничего лишнего, ни единой секунды, потраченной зря. Несмотря на неприязнь местных жителей к эннийцам, Рианосу каким-то чудом быстро удалось расположить к себе почти все войско. Впрочем, все могло измениться в один момент, если бы кто-то разнюхал, что этот лекарь не просто был знатоком в травах и припарках, но еще и колдуном. В этом случае карьера Рианоса довольно быстро закончилась бы на костре под пение церковников.

Очередная вспышка боли заставила Артанну отвлечься от размышлений.

— И все же на остальных почему-то все работает. На тебе — нет, — не унимался лекарь, выжимая бинты. — И мне интересна причина.

— Ничего, ты и так справляешься. Главное, поскорее закончи — ощущения не из приятных.

Рианос отрезал длинный кусок белой материи и начал готовить повязку. Танзир молча поставил баночку с заживляющей мазью на стол у изголовья кушетки и приступил к уборке.

В большом и некогда светлом зале лазарета было прохладно. Мутные маленькие стеклышки в окнах пропускали лишь ночную тьму. Молчаливый помощник лекаря вытирал остатки уличной грязи, обильно растекшиеся на неровном полу лазарета вперемешку с кровавыми следами от раны Артанны. Швабра опускалась в ведро, тряпка выжималась, затем елозила по полу. Ведро. Отжим. Пол. Ведро. Отжим. Пол. Звук хлюпающей воды раздражал Артанну не меньше боли в ягодице.

— Ты знаешь, что мы в дерьме, Рианос?

— Танзир как раз его отмывает, — невозмутимо ответил целитель, не отрываясь от перевязки.

— Шутить изволишь? Ярмарки начнутся только через пару месяцев, а мне уже нечем платить людям. «Братство» мутит воду — не к добру. И Гвиро…

— Ты что-нибудь придумаешь, командир. Ты всегда что-нибудь придумываешь.

Лекарь закончил перевязку и метким броском отправил окровавленные тряпки прямо в ветхую корзину. Артанна поерзала на кушетке, устраиваясь поудобнее.

— Не могу выкинуть из головы сегодняшнюю стычку, — задумчиво проговорила она. — В «Братстве», видать, случился раскол, и Танор не может удержать своих людей в узде. Я схватила стрелу вместо Пирафа, и, сдается мне, его завалили бы свои же. Интересно, за что?

Лекарь внимательно поворачивал расставленные в ряд склянки с разноцветными жидкостями, желая, чтобы все этикетки читались с одного взгляда. На флаконах красовалась причудливая эннийская вязь, выведенная идеальным почерком. Рианос соблюдал педантичность во всем. Небогато обставленный лазарет был древен, как латанийская философия, но всегда сиял чистотой. Артанна билась об заклад, что в данный момент лекарь мечтал лишь о том, чтобы наконец-то отстирать любимую мантию от кровавых пятен.

— Сегодняшнюю ночь проведешь в своей постели. Не в лазарете, так и быть, — смягчил приговор Рианос. — Завтра утром осмотрю.

Артанна кивнула и попыталась встать. Танзир вовремя подоспел на помощь. Спустя пару попыток у наемницы получилось удержать равновесие.

— Спасибо, Ри. Ты снова вытащил меня из переделки.

Лекарь помог женщине дойти до двери. Его худое вытянутое лицо, обезображенное клеймом раба на щеке, осунулось. Под глазами легли тени.

— Постарайся попасть в следующую беду чуть позже. А еще было бы здорово закупить трав для бальзамов. — добавил он. — Что-то вы зачастили влипать в передряги.

Артанна нахмурилась, подсчитывая сумму, в которую могла обойтись эта просьба. Отказать Рианосу она не могла.

— Совсем дело плохо, видать. С травами помогу завтра, найду средства. Без твоих мазей мы точно подохнем. Как там Нареза?

Лекарь покосился на ширму, за которой спала спасенная девушка.

— Потеряла ребенка. Несколько переломов, но жить будет. Однако большие опасения у меня вызывает ее душевное здоровье. Танзира она к себе не подпустила. Едва увидела его, начала что-то кричать про голубые глаза. Еле успокоили.

Артанна тихо выругалась.

— Похоже, слишком впечатлилась. У того, кто сделал с ней это, глаза были голубые. Были — вот что важно.

— Ей нужен покой. Буду давать ей сильные успокаивающие отвары. Ну и руками поработаю, — Рианос многозначительно кивнул. — Надеюсь, поможет.

Сотница кивнула в знак благодарности:

— Спасибо.

Рианос кивнул, мягко закрыл за наемницей дверь и прислонился спиной к отсыревшему дереву. Из коридора донесся тихий шепот:

— Я обязательно что-нибудь придумаю, Ри. Если переживу подъем по проклятой лестнице, конечно.

* * *

За годы, проведенные в Гивое, Артанна никогда не считала количество ступенек, соединяющих этажи ее поместья. Сейчас неистовая боль обжигала глаза белой вспышкой при каждой попытке осилить еще один шаг вверх. Наемница стерпела двадцать восемь мучительных уколов незримого раскаленного копья во вполне реальную ягодицу, прежде чем этот кошмар закончился.

— А я предлагал донести тебя, — бритый налысо воин, исполинские размеры которого устрашали даже рундов, болезненно кривился, сострадая каждому приступу боли, который испытывала наемница. — Но мы же гордые.

Очередной спазм исказил лицо Артанны.

— Мои люди должны видеть, что я — кремень.

— Тебе хреново, и в этом нет ничего удивительного. Так к чему был тот спектакль со стрелой в заднице?

— Я прикрыла Пирафа. Он, хоть и тот еще сукин сын, едва ли не единственный из таноровой братии, с кем можно нормально вести дела. Сейчас нельзя пренебрегать такими связями, Шрайн. Скоро будет передел территорий в городском совете, и лишние разборки между наемниками синьорам не нужны. Смотри правде в глаза: нас давно кормит охрана, но не война.

Огромный воин пинком распахнул дверь в кабинет наемницы.

— С тех пор, как умер папаша Волдхард, а ты трахаешь помощника наместника, — мрачно заключил он.

Артанна сжала челюсти.

— Следи за языком, Малыш. Я хоть и ранена, но все еще могу надавать по морде. Допрыгну.

— Прости.

Беседа была прервана деликатным покашливанием. Щуплый молодой парень с перепачканными чернилами тонкими руками виновато кивнул в сторону массивного письменного стола. Возле него, перебирая бумаги, стояла невысокая женщина с каштановыми волосами, убранными в тугой пучок.

Наемница кивком поприветствовала присутствующих:

— Тарлина, Вал. Где Гвиро?

— Убедился, что с тобой все в порядке, и ушел, — ответила женщина.

Шрайн сделал глубокий вдох и скрестил руки на груди.

— Командиру нужен покой. Лекарь велел.

— Небольшое уточнение: заднице командира нужен покой, а голове просто не терпится поработать.

Великан неодобрительно покачал головой, но сдался. Придерживая Артанну, он довел ее до кровати и помог лечь. Несколько подушек сделали существование менее мрачным.

Управляющая Тарлина, появившаяся в жизни наемницы в одно время с приобретением поместья под Гивоем восемь лет назад, бросила взгляд на окно и зажгла несколько толстых свечей. Светало. На стол опустился ворох бумаг, испещренных убористым почерком. Худой Вал принес кувшин с подогретым вином. Тонкие, почти детские, пальчики в чернильных пятнах робко подали Артанне бокал. Шрайн сел на широкий подоконник и достал флягу с крепким пойлом. Незабываемый аромат хайлигландской травяной настойки мгновенно распространился по небольшому темному кабинету и начал резать глаза. Артанна поморщилась.

— Ты действительно собираешься пить это сейчас?

— Меня ваше вино не греет, — добродушно улыбнулся великан и направился к выходу. — Бабский напиток. Но я понял, зайду позже. Хоть бы Веззаму сказала, что ты в порядке. Он же там с ума сходит.

— Вот ты ему и передай, — брошенная в Шрайна подушка врезалась в закрывшуюся дверь. Вал испуганно вытаращил глаза, побежал к порогу, споткнулся о ковер, перевернул стойку с поленьями для камина, поскользнулся и ударился головой о коварно расположившуюся возле самого дверного проема книжную полку. Несмотря на пережитые юношей страдания, подушка оставалась на том же месте.

Артанна спокойно наблюдала за разыгравшимся отчаянным сражением Вала с мебелью. Сделав глоток, наемница посмотрела на Тарлину, все это время хранившую невозмутимое спокойствие.

— Признайся, ты до сих пор держишь его в поместье лишь как наглядную демонстрацию феномена человеческой неуклюжести?

Женщина поправила выбившуюся из тугого пучка прядь волос.

— Я боюсь, что Вал, окажись он на улице, не протянет там и пары дней. С его-то везением… Здесь он хотя бы под присмотром.

Поставив бокал на стол, наемница перевернулась на бок как раз в тот момент, когда управляющая достала из складок коричневого платья еще один свиток и протянула его Артанне:

— Это пришло из Эллисдора. От Альдора ден Граувера. Я не вскрывала.

Артанна застыла и пронзительно посмотрела на Тарлину, а затем, все еще не веря своим глазам, аккуратно приняла послание. Знакомая печать на сургуче с гербом Волдхардов — скрещенные меч и топор. Герб, который она могла воспроизвести в точности даже с закрытыми глазами. Наемница приложила все усилия, чтобы не выдать своего волнения.

— После того, как скончался лорд Рольф, из Эллисдора не пришло ни одной хорошей вести. Грегор, хоть и жалует меня, к общению никогда не стремился. А о его матери, будь она трижды проклята, я и рада не слышать. Но, что бы там ни было, сегодняшний день мало что способно испортить еще сильнее. — Артанна разломила твердый сургуч надвое, развернула свиток и пробежалась взглядом по скупым строкам. — От имени лорда Грегора Альдор предупреждает, что вскоре Хайлигланду может понадобиться помощь «Сотни». Бессмыслица. Ничего конкретного. Я-то зачем понадобилась Грегору?

— Думаешь, он что-то затевает в связи со смертью императора? — Тарлина налила еще по бокалу вина и поставила кувшин на маленькую жаровню.

Артанна фыркнула.

— Грегор? Затевает? Да он же полено в латах. Правда, у этого полена весьма смазливая мордашка. Бабы такие любят. — Наемница отрешенно смотрела в окно, сворачивая свиток. — Меня просят прибыть в Эллисдор с лучшими из моих людей по первой просьбе. Оплата щедрая. Я бы сказала, подозрительно щедрая.

Тарлина с тревогой посмотрела на Сотницу.

— Понимаю, что после того, как вы с его отцом… У людей Грегора есть причины относиться к тебе с неодобрением. Но, раз он просит, значит, ты понадобилась ему по очень важной причине.

— Именно это меня и беспокоит, — кивнула Артанна. — Хайлигландцы редко прибегают к услугам наемных войск — не доверяют тем, кто машет мечом за серебро. Но еще очень давно я поклялась Рольфу, что не оставлю его сына в беде. Возможно, настало время исполнить клятву. Но я не хочу. Очень не хочу. Проклятье, я надеялась больше никогда не возвращаться в драный Эллисдор! Кроме того, я просто не могу покинуть Гивой в то время, как здесь бушуют наемничьи войны.

Артанна надолго углубилась в размышления. Тарлина опустошила последний бокал и потушила жаровню.

— Не самое подходящее время, но вынуждена сообщить, что сегодня обвалилась часть крыши в западном крыле, — проговорила управляющая. — Двоих слуг зашибло насмерть, пришлось переселить людей в бараки.

Сотница сжала кулаки, не в силах унять бессильную ярость.

— Поняла, — зло бросила она. — Я исполню чертову клятву. Но сначала разберусь с Танором.

* * *

Гивой уже третий день не радовал гостеприимством, поливая путников, горожан и скот потоками холодной воды. В это утро в свинце небес появилась первая проплешина, вселявшая надежду на скорое потепление. Человеку в капюшоне на погоду было плевать, чего он не мог сказать о запахах. Характерные миазмы распространялись западным ветром по нескольким кварталам, аромат тухлой рыбы преследовал одинокого путника от самого порта. Миновав склады, человек в капюшоне принюхался и вздохнул с облегчением: здесь воняло куда меньше, зато к городскому букету прибавились ароматы пойла и рвоты — неизменных спутников дешевых таверн. По мере продвижения к центру города путник начал улавливать и другие запахи. Он был уже рядом. Обоняние никогда его не подводило. Учуяв аромат крепкой хайлигландской травяной настойки — недешевого удовольствия для аристократии и наемников при деньгах, человек поднял голову и внимательно рассмотрел вывеску таверны. «Порочный монах» — прочитал он и, надвинув капюшон на глаза, зашел внутрь.

Его нос тут же атаковали аппетитные запахи еды. Человек в капюшоне осмотрелся: добротная дубовая мебель, такую легко не сломаешь. Посетители ели из тонкой глиняной посуды — хозяин больше заботился о производимом впечатлении, чем о надежности. Впрочем, раз в этом месте наливали знаменитую хайлигландскую, владелец мог позволить себе даже несколько десятков битых тарелок в день.

Путник приметил маленький стол вдали от шумной компании, горланившей какую-то веселую песню. Наемники задорно пели нестройным хором и, наконец, закончили словами:

— Не может вагранийка не дать отпора злу и за благое дело схватила в зад стрелу! Хэй!

Не желая перекрикивать громогласный хохот, человек в капюшоне жестом подозвал служанку. Молоденькая девушка в удивительно чистом переднике проскользнула между столами и очутилась возле нового гостя.

— Добро пожаловать, милостивый господин! Чего подать?

— О чем они поют, красавица? — тихо спросил гость, растягивая слова с южным акцентом.

— Об Артанне из «Сотни». Говорят, она получила шальную стрелу прямо в это место, спасая десятника из банды врага, — девушка заливисто рассмеялась. — Глупость несусветная!

— Артанна из «Сотни», говоришь… Интересная история. Расскажи мне.

— Расскажу, господин, расскажу. Но сначала поведай, чем тебя накормить.

Путник приподнял голову, и служанка увидела лишь его улыбку, обнажившую ряд ровных белых зубов.

— Накорми меня самыми вкусными слухами, дорогая, — произнес он, кладя серебряную имперскую монету в карман ее передника.

 

Глава 2

Миссолен

— Мне действительно жаль доводить до этого, леди Эвасье.

Фрейлина императрицы испуганно взглянула на шевельнувшуюся в темном углу фигуру. Сама она сидела на жестком стуле и тряслась — от холода или от страха, а, скорее, от того и другого сразу. Из всего освещения в камере была только одна толстая чадящая свеча, что стояла на столе возле узницы. Пламя осветило кусок каменной стены грубой кладки — ее привели в подземелье. Леди Эвасье била крупная дрожь. Ноги мерзко обтекал сквозняк, лизал ступни и лодыжки холодный ветер. Из-под запертой двери тянуло затхлостью и отчаянием.

Ее грубо вытащили из постели прямо среди ночи, не дали даже накинуть шаль — а ведь в коридорах дворца по ночам было по-прежнему зябко. Вместо этого ей заткнули рот и протащили босиком через покои. Чья-то рука в грубой перчатке случайно разорвала шелковый пеньюар возле горла и поцарапала шею. Фрейлину быстро волокли куда-то по длинным узким коридорам, каменная кладка стен мельтешила перед глазами, сливалась в одно пестрое пятно. На миг они остановились перед окованной сталью дверью. Когда она открылась, леди Эвасье пинком отправили вниз по лестнице. Она, спотыкаясь, пролетела с десяток ступенек, и, наконец, уже другие руки подхватили ее и поставили на ноги, при этом еще сильнее разорвав ночную рубашку.

— Это эннийский шелк, идиоты! — набравшись смелости и отбросив этикет, завопила она в тот момент.

В ответ леди Одетт Эвасье получила затрещину и потеряла сознание.

Придя в себя, фрейлина первым делом поежилась от холода. Едва ли ее внешний вид имел сейчас какое-либо значение. Женщину колотило от страха и мерзкого сквозняка. Однако пеньюар все же было жаль.

Спальный комплект из драгоценного эннийского шелка подарила ей на свадьбу сама императрица — Изара всегда особо отличала фрейлин, прибывших вместе с ней ко двору из родного Таргоса. Шелка были частью щедрых даров в день, когда Одетт Жамашу сменила фамилию на Эвасье, выйдя замуж за бельтерианского барона. Фрейлина оценила масштаб бедствия — такую дыру ровно не зашить. Придется перекроить драгоценную ткань на носовые платки.

Если, конечно, ей посчастливится выбраться отсюда.

— Почему-то все при дворе уверены, что у меня нет сердца, однако, смею вас заверить, они не правы. Для начала я предоставлю вам шанс рассказать все, что вы знаете, без применения грубой силы. И прошу вас, Одетт, будьте благоразумны. Что бы обо мне ни говорили, я ненавижу причинять людям боль.

Она узнала голос. Эта мягкая, вкрадчивая, подчеркнуто вежливая даже для аристократа манера была ей хорошо знакома. И от осознания, в чьем обществе ей случилось оказаться, у Одетт Эвасье стыла в жилах кровь.

— Лорд Демос, клянусь, я ничего не знаю! — пискнула женщина. — Вы ведь уже расспрашивали меня!

— И остался недоволен нашим с вами кратким разговором. Мне думается, нам еще есть что обсудить.

— Гилленай мне свидетель, я все вам сказала!

— Увы, мы оба знаем, что это не совсем так, — Горелый лорд скорбно вздохнул. — Мастер Девини, вы не окажете мне любезность, подготовив инструменты для более предметного разговора?

От стены отделилась еще одна фигура и медленно подошла к столу. Одетт заглянула в застывшее безо всякого выражения, словно высеченное из мрамора, лицо Девини и побелела. Этот палач на прошлой неделе отсек голову нескольким мелким аристократам после обвинения в тех измене и попытке поднять восстание против графа Фаруи. На эшафот их тащили — раздробленные во время пыток конечности не позволяли передвигаться самостоятельно.

— Смилуйтесь, ради Хранителя, — прошептала Одетт, когда Девини замер возле нее.

Палач не удостоил женщину взглядом, словно та и вовсе не сидела перед ним. Он молча забрал свечу со стола и принялся разжигать факелы на стенах, задумчиво водя пальцами по стыкам между камнями. Покончив с факелами, палач подкинул дров в камин. Стало немного теплее, но эта перемена не внушала узнице оптимизма.

Она бросила взгляд на стол. Перед ней в кожаном чехле лежали небольшие ножи с тонкими, словно детский ноготок, лезвиями. В начищенном до блеска металле отражались всполохи пламени. Фрейлина невольно вздрогнула и покачнулась на стуле. Чья-то теплая рука легла ей на плечо и не дала потерять равновесие.

— Вам известно, что означает понятие «вагранийское милосердие», леди Эвасье? — Демос Деватон, слегка прихрамывая, подошел ближе и опустился на табуретку прямо напротив узницы, так, чтобы их разделял лишь узкий стол. — Так называют, не побоюсь этого слова, искусство сдирания тончайших лоскутов кожи с живых людей. Ремнями шириной не более мизинца. Народ Ваг Рана отточил мастерство этой пытки еще тысячелетия назад, воюя с рундами, и вагранийцы преуспели в нем настолько, что слава об их жестоких допросах разнеслась на весь мир. Уже представленный вам мастер Девини в совершенстве овладел этой техникой и с удовольствием продемонстрирует мне свое умение. Блестящих талантов человек, смею вас заверить. Мне с ним очень повезло.

Одетт перевела взгляд с обожженного лица Горелого лорда на инструменты, зловеще сверкавшие наточенными лезвиями. Нет, это ей не приснилось. Она всегда отчаянно боялась боли. Одетт живо представила, как эти тонкие острые лезвия вонзаются в ее плоть, и медленно, чтобы она почувствовала каждое мгновение этой муки, снимают со спины белую кожу. Ремешок за ремешком, пядь за пядью. У нее перехватило дыхание, в ушах загрохотал стук собственного сердца.

Леди Эвасье открыла было рот, пытаясь взмолиться о пощаде, но в следующий момент лишилась чувств.

* * *

«Самую малость переборщил».

Демос смерил печальным взглядом обмякшее тело фрейлины, норовившее грохнуться на пол. От падения Одетт удерживала лишь стальная хватка Лахель. Сверкнув черными узкими глазами, эннийка хищно вцепилась в плечи узницы.

— Приведите ее в сознание, — приказал казначей и обратился к палачу. — Мастер Девини, боюсь, сегодня придется обойтись без вагранийских методик. Дама не выдержит, сами видите. Нужно что-то более привычное, но не менее убедительное. Надеюсь на вашу фантазию.

Палач молча пожал плечами и, немного поразмыслив, сунул длинный железный прут в огонь.

«Какой высокий полет мысли! Какое новаторство! Проклятье. Если он собирается развязывать ей язык раскаленным железом, то этот процесс превратится в пытку для меня самого».

Демос ненавидел огонь. От всей души, до дрожи в изуродованных пальцах. Больше всего на свете. Эта глупая и беспощадная стихия отняла у него жену, детей, помощников, часть его самого, в конце концов. А взамен подарила лишь уродство, немощь и постоянную боль. Неравноценный обмен, с какой стороны ни погляди. Демос отвернулся и достал трубку, попытался набить ее табаком, но просыпал половину на пол. Руки дрожали.

«Фиера, если наставники правы, и после смерти мы с тобой увидимся в Хрустальном чертоге, простишь ли ты меня? Простят ли Коретт и Ферран? Ведь я оказался не просто скверным отцом и мужем. Я, быть мне трижды проклятым, сам того не зная, обрек вас на смерть».

Ихраз поднес лучину. Демос раскурил трубку и заставил себя посмотреть на устроивший дьявольскую пляску огонь в камине. Трещали дрова, железный прут медленно нагревался, а казначей не мог отделаться от воспоминаний о дне, когда потерял семью и едва не погиб сам, заработав знаменитое уродство.

«Болван! Глупец! Щеголял знанием трудов древнеимперских мудрецов! Декламировал целые отрывки произведений поэтов прошлого! Гордился своей библиотекой! А сунуть нос в генеалогическое древо и понять, что мог унаследовать колдовскую кровь от матери-эннийки, не удосужился? Сам-то подписал восемь указов на сожжение за колдовство. И в итоге убил всех, кто был тебе дорог, ибо оказался проклят сам».

Прошло уже пять лет, а он все еще слышал крики Фиеры по ночам. Нечеловеческие, леденящие душу, истошные, полные боли и отчаяния. К счастью, дети ему во сне не являлись — смотреть на их смерть каждую ночь он бы не смог. Просто не вынес бы.

Он отчетливо помнил, как ворвался в охваченный огнем дом, тщетно надеясь спасти хотя бы жену. Это с самого начала было бессмысленной затеей, но Демос не мог позволить себе молча наблюдать, как мать его детей умирает столь жуткой смертью. Она горела заживо, задыхалась, металась по залу, отрезанная от выхода стеной огня. И кричала.

«Боги, как она кричала».

Этот животный вопль пробирал до костей. А он, Демос Деватон, герцог Бельтерианский, беспомощно ползал по полу, слепой от дыма и почти глухой от гула огня, и ничем не мог ей помочь. А затем загорелся сам.

«Если Хранитель, которому мы так неистово поклоняемся, столь милостив, то зачем он позволил умереть стольким невинным людям? Почему изуродовал, лишил покоя, но оставил в живых меня, человека, виновного в этой трагедии? Человека, чье существование противоречит самой сути учения о Пути. Владеющего запретной силой, еретика, проклятого. Своеобразное чувство юмора у нашего бога. Хорошо, что отец не успел дожить до того жуткого дня — это бы разбило ему сердце».

Единственное общение с огнем, которое отныне допускал Демос, заключалось в разжигании курительной трубки и свечей. Все прочее вызывало у него оторопь и ужас. С того дня в ни один человек в Бельтере не был приговорен к сожжению вопреки протестам церковников.

Казначей вновь посмотрел на покрытые шрамами от ожогов пальцы, перевел взгляд на раскалившийся докрасна железный прут…

«Надеюсь, леди Эвасье хватит ума заговорить самой».

Тем временем фрейлина очнулась от ведра воды, бесцеремонно вылитого ей на голову. Она снова задрожала, увидев орудие пытки, но на этот раз хотя бы не упала в обморок. Демос выдохнул струйку дыма.

— С возвращением, леди Эвасье. Вижу, вас чрезмерно впечатлили вагранийские традиции.

Женщина посмотрела на казначея в упор. С ее спутанных темных волос стекали ручьи воды, ночная рубашка промокла и облепила чуть полноватое, но весьма соблазнительное тело. Под ногами медленно растекалась лужа.

— Задавайте вопросы, лорд Демос. Я расскажу все, — тихо произнесла узница.

Деватон знаком приказал Ихразу набросить на плечи фрейлины теплую накидку. Когда женщину закутали в шерстяную ткань, она одними губами прошептала слова благодарности.

— Вы знали императрицу с детства, не так ли? — начал Демос.

— Это ни для кого не секрет. Я воспитывалась при дворе ее сестры, королевы Агалы.

— И вы были близки?

— Насколько это возможно между подругами, — кивнула фрейлина.

— Тогда как вы можете объяснить внезапное решение Изары покинуть двор сразу после кончины ее супруга? — Демос выбил потухшую трубку, постучав ею о край стола. — Ведь ее величество раньше не отличалась набожностью. С чего могли возникнуть столь резкие перемены в ее мировоззрении?

— Со мной она объясниться нужным не сочла.

Демос недоверчиво прищурился.

— Это кажется странным, леди Эвасье. Вы же были подругами.

— Ничего удивительного. С тех пор, как я вышла за бельтерианца, наши отношения охладились.

— Ее величество перестала вам доверять?

— Полагаю, да. В последнее время императрица испытывала душевные волнения. Постоянно твердила, что не может довериться никому, кроме супруга.

«Если Изара знала о завещании дяди Маргия, то это вполне разумная предосторожность с ее стороны».

— И с вами своими переживаниями она не делилась?

— Нет, лорд Демос. Изара замкнулась в себе, часто просила оставить ее в одиночестве, боялась слежки, всюду видела заговоры. Она даже распорядилась заменить дегустатора — боялась, что предыдущий мог быть подослан врагами.

«Допустим, не врагами, а мной. И травить мы ее не собирались. Лишь следить».

Демос устало потер слезящиеся глаза. Эта ночь выдалась слишком долгой. От переутомления снова начиналась мигрень.

— Тогда расскажите мне, как императрица провела день накануне своего внезапного отъезда, — приказал казначей. — Чем она занималась, с кем говорила? В деталях.

Фрейлина плотнее запахнула плащ и поерзала босыми ногами.

— Я не заметила ничего странного. Она проснулась в установленное время, приняла быструю ванну. Затем мы с дамами помогли ей одеться. В тот день императрица выбрала платье из темно-синего шелка, так как туалетов траурных цветов ее в гардеробе не оказалось. Об этом просто никто не думал.

— Я понял. Что было дальше?

— Вместе мы отправились на утреннюю молитву в дворцовое Святилище. Это заняло больше времени, чем обычно. После этого мы вернулись в женские покои и принялись завтракать. Подали яйца, пшеничный хлеб, дырявый сыр и медовые сладости с травяным чаем. Ко двору в этот день императрица не выходила.

— Знаю, — кивнул Демос. — Что она делала в своих покоях?

— Долго молилась. Мне это не показалось необычным в свете случившегося…

— Что-то еще?

Леди Эвасье задумчиво теребила висевший на шее серебряный диск, украшенный россыпью мелких сапфиров. Знатные дамы по-своему трактовали проповедуемый наставниками аскетизм, превращая символ веры в демонстрацию богатства.

— До обеда она проводила время за чтением церковных книг. На обед подали рагу…

— Забудьте о меню, — раздраженно оборвал Деватон. — Я знаю, что она ела. Меня интересует, чем она занималась.

«Потому что, к сожалению, мою шпионку она подозрительно вовремя отослала прочь. За три дня до побега. Как Изаре удавалось их вычислять?»

— После обеда пришел портной — снимать мерки для траурных платьев. Слуги принесли много тканей — шелк, бархат, парчу, сатин… Встреча длилась около двух часов.

«Два часа выбирать ткань для платья? Зачем она вообще озаботилась этим, если на следующий день удалилась в монастырь? Разве что не хотела вызывать подозрений».

— Когда портной ушел, чем она занялась?

— Вместе с нами вышла на прогулку в тайный сад. Императрица не желала видеть посторонних. Мы провели там в общей сложности еще час.

— Она с кем-нибудь разговаривала в саду?

— Нет, — покачала головой фрейлина, — просто молча гуляла. Собрала букет белых цветов и приказала поставить его в вазу. Когда мы вернулись, пришел канцлер Аллантайн, но их разговор происходил за закрытыми дверями.

«Знаю. Содержание мне тоже известно — ничего, что могло бы относиться к делу».

— Что было дальше?

— Вечерняя служба в Святилище, а после — ужин. Ее величество плотно поела, но вина, как обычно, не пила. Лишь воду. Затем она уединилась с церковными книгами и попросила ее не беспокоить. Мы с дамами в это время занимались вышивкой траурных лент. Вечером, за два часа до сна, императрицу навестил наставник Тиллий.

«Кто?»

— К ней заходил церковник? — переспросил Демос.

«Почему я об этом не знал?»

— Да, ваша светлость, — кивнула Одетт. — Они попросили оставить их наедине и беседовали около получаса. После того, как наставник удалился, ее величеству явно стало легче. Она даже несколько раз улыбнулась.

«Тиллий… Почему я впервые слышу это имя?»

— Что было после?

— Отход ко сну, вечерние приготовления. Ничего необычного. Тем сильнее было наше удивление, когда утром мы не обнаружили императрицы в ее покоях. Ума не приложу, как это могло произойти! Ведь дамы дежурят у дверей, а стража обходит коридоры. Кто-то должен был ее заметить.

«Есть разные способы вызвать у людей временную слепоту».

— Что-нибудь исчезло вместе с ней? — уточнил Демос.

— Вся одежда на месте. Пропали только шерстяной плащ и ее Священная книга. Больше ничего.

— Ни денег, ни драгоценностей?

— Нет. Уверяю вас, я удивлена не меньше вашего.

«Пожалуй, сейчас я верю. Но откуда взялся этот Тиллий?»

Казначей хрустнул затекшими пальцами. От долгого сидения на табурете спина одеревенела, нога ныла, хотелось спать. Или хотя бы понюхать порошка, чтобы взбодриться.

— Благодарю за сведения, леди Эвасье. В следующий раз не вынуждайте меня выволакивать вас из постели и тащить через весь дворец.

— Я принадлежу империи, и у меня нет секретов от ее правителей.

«Это мы еще посмотрим. Поначалу все так говорят, а затем выясняются неожиданные подробности, и всем становится неловко».

— Сейчас вы свободны, Одетт. Поскольку императрица удалилась от мирской жизни, и двор распущен, послезавтра утром вы отправитесь к мужу в Ньор. У вас будет возможность попрощаться с покойным владыкой во время завтрашней церемонии, а после вас под охраной отвезут домой. Для вашей же безопасности, разумеется.

— Очень любезно с вашей стороны, — даже если Одетт не пришлось по нраву это решение, она ни единым жестом не выдала своего недовольства. — Благодарю. Приезжайте как-нибудь навестить наш живописный край.

— Непременно, — солгал Демос и знаком приказал Ихразу позвать стражу.

«А пока что мы будем за тобой следить. Вдруг Изара попытается связаться со старой подругой?»

Когда бывшую фрейлину вывели из камеры, казначей, кряхтя, поднялся с табурета и проковылял несколько шагов, разминая больную ногу. Старая рана ныла на погоду до того часто, что он научился предсказывать изменения в температуре.

«Завтра, вероятно, потеплеет».

Палач, коротко поклонившись, вышел. Оставшись в обществе лишь двоих телохранителей-эннийцев, Демос нашарил в кармане маленькую шкатулку.

«Вот оно, спасение на кончике пальца».

С тех пор, как он перебрался в Миссолен, у него появилась привычка засиживаться допоздна, а порой и не спать вовсе. Это сопровождалось резким ухудшением здоровья, набиравшим обороты с каждым проведенным в столице годом, а ведь он прожил здесь уже пять лет. Тогда же, еще в самом начале, ожоги заживали медленно. Спасали только снадобья эннийских лекарей, которые леди Эльтиния заставляла его принимать.

Но лучше всего помогала паштара, к которой Демос, как он понял много позже, серьезно пристрастился. Успокоительные отвары и прочие настойки не шли ни в какое сравнение с серым порошком, поставляемым контрабандистами в столицу прямо с захваченных Эннией Тирланазских островов. Церковь запрещала его, но Демосу было плевать на догматы. Молитвы, в отличие от паштары, не помогали унять боль.

«Говорят, чрезмерное увлечение этим порошком может со временем привести к слабости ума, слепоте и потере обоняния, а порой даже спровоцировать удар и другие кровоизлияния. Но разве это когда-либо меня останавливало?»

Паштара помогала ему, но в то же время и убивала. Он и сам не заметил, как ежедневный ритуал с засовыванием щепотки порошка в ноздри вошел в привычку. Демос долго не понимал, насколько сильно изменился под действием наркотика, окруженный враждебно настроенным двором, сутью существования которого являлись лишь интриги и попытки урвать кусок влияния над разрозненными землями застойной империи.

Демос осознал, в кого превратился, только когда сам стал полноценным участником этой немыслимой по своей жестокости столичной игры. Когда понял, что вместо одной из множества фигур, на которые делали ставки все эти вельможи, превратился в того, кто ставит на тех или иных людей ради удовлетворения собственных интересов. Некогда чужая игра стала для него родной. И если поначалу Демос лишь слегка увлекался тонкостями столичной политики, утоляя собственное любопытство, то одним холодным вечером, отдав приказ избавиться от графа Пирмо, он понял, что отрезал себе путь назад. Тщательно спланированное убийство стало шагом, окончательно убедившем Демоса в том, что он перешел черту.

Каждый раз возвращаясь в прошлое и вспоминая все свои деяния за пятилетний период службы при дворе, Демос так и не мог понять, в какой же именно момент превратился из безутешного вдовца во всеведущего и наводящего ужас на аристократов Горелого лорда.

Демос аккуратно извлек щепотку светло-серого порошка, положил на тыльную сторону ладони и задержал дыхание, а затем медленно приблизил ноздрю и резко вдохнул. В глазах защипало. Проморгавшись, он проделал то же самое второй ноздрей. Вскоре боль отступила.

«Но она вернется. Она всегда возвращается. Только она мне и верна».

Вольный город Гивой

К чему они снова ввязались в этот бессмысленный спор? Помощник наместника до последнего гнул свою линию, Артанна нар Толл не уступала. В такие моменты она искренне недоумевала, зачем позволила их связи зайти так далеко.

Федериго Гвиро размашисто шагал по балкону и нервно теребил полы неизменной ярко-алой туники. На широких плечах гацонца сверкала толстая цепь — дурацкая мода, привезенная из империи. Обилие серебра и гранатов было призвано демонстрировать важность персоны. Впрочем, обязанности давили на плечи Гвиро в прямом смысле данного выражения: Артанна не раз замечала, что расставание с цепью по вечерам приносило ее любовнику видимое облегчение.

Сейчас помощник наместника слегка сутулился, и с каждым шагом его корпус подавался вперед. Была ли тому причиной эта связка серебряных звеньев, или же его просто одолевала усталость после тяжелого дня, Артанна не знала. В данный момент это значения не имело.

Наемница поудобнее устроилась на перилах балкона — рана от стрелы заживала, позволяя двигаться и сидеть, пусть и с некоторым дискомфортом. Вагранийка курила. Свежий эннийский табак оказался настолько хорош, что она с наслаждением закрыла глаза и на некоторое время перестала слушать эмоциональную тираду Гвиро.

— Дражайшая, перед кем, по-твоему, я сейчас распинаюсь? — укоризненно спросил гацонец, встав прямо перед Артанной.

— Ты видишь здесь еще кого-нибудь? — не размыкая век, ответила она и выпустила дым.

Гвиро шумно вдохнул воздух и с большим усилием взял себя в руки. Будучи чистокровным гацонцем, он и так отличался горячим нравом, но, кроме этого, Артанна слишком часто выводила его из равновесия.

— Я не совсем понимаю, в чем заключается суть претензий к моим бойцам, — проговорила женщина, открыв глаза. В ее голосе Гвиро уловил хорошо знакомые металлические ноты. — Мои люди выполняют обязанности согласно договору, и выполняют хорошо. Чего еще тебе от них нужно?

— От них — ничего. Я говорил о тебе.

— Ну и что же я снова делаю не так? — склонив голову набок, улыбнулась наемница.

— Ты провоцируешь войну! — не имея больше сил сдерживаться, рявкнул Гвиро. — Ты мутишь воду, поднимаешь ил со Дна Гивоя! Настраиваешь нейтральных против Танора, а иных — против самой себя.

— Это суть Дна, мой дорогой Федериго. В нашем городе оно всегда бурлит, просто ты редко снисходишь до того, чтобы это заметить.

Гвиро облокотился на перила балкона и устало взглянул на крыши домов, подсвеченные лишь фонарями да слабым светом ущербной луны.

— То, что ты творишь — не естественно для Гивоя, — глухо сказал он. — Мне стоит огромных трудов наводить порядок, а ты сводишь на нет все мои усилия. Почему ты просто не хочешь стать моим союзником? Зачем раскачиваешь лодку, в которой сама же сидишь?

Артанна спрыгнула со своего насеста и подошла к Гвиро.

— Я, как ты выразился, раскачиваю лодку лишь для того, чтобы в воду попадали те, кто не умеет плавать, — прошептала она на ухо гацонцу. — Танор ослаб, а я хочу кое-что из его владений. То, чем я занимаюсь — лишь попытка показать вам с наместником, что «Братство», случись что серьезное, может подвести вас в самый неподходящий момент.

— Думаешь, таким образом ты заставишь синьора Кирино тебе доверять?

Наемница пожала плечами.

— Нет, я лишь хочу предоставить ему наглядное сравнение. В отличие от Танора, у меня есть значительные владения в Гивое, и я напрямую заинтересована в благополучии города. «Братство» же является обычным сбродом, которому, поверь мне, решительно все равно, в каком из вольных городов осесть. Если синьор Кирино не дурак, он сделает нужные выводы. А наместника, при всех его недостатках, сложно обвинить в слабоумии.

— Убедительное объяснение, но меня оно не впечатлило. Прекращай провоцировать Танора, пока я прошу по-хорошему.

— Иначе что? — усмехнулась вагранийка и пальцем поддела тяжелую цепь синьора. Серебряные звенья коротко звякнули и снова опустились на плечи владельца. — Неужели выгонишь меня и лишишь охраны половину города? Накануне ярмарок-то? И кто из нас в таком случае дурак?

Гвиро дернулся, как от пощечины.

— Клянусь, я не хочу с тобой войны, Артанна. Но ты начинаешь мне мешать.

— И в мыслях не было, — неожиданно серьезно сказала наемница. — Успокойся, синьор, я уже закончила. Да будет тебе известно, Дно давно бурлит без моего участия. К тому, что происходит сейчас между наемниками, я уже не имею прямого отношения. Это внутренние разборки «Братства», что всего лишь доказывает очевидное: мой простой план сработал.

Гвиро резко развернулся к вагранийке и с силой тряхнул ее за плечи, опасно свесив с балкона.

— Быстро рассказывай, что ты натворила! — прорычал он.

Артанна кисло улыбнулась, и, крепко зацепившись за перила, восстановила равновесие. Федериго отступил, но не отпустил захвата. Наемница аккуратно разжала пальцы синьора, стиснувшие ее плечо.

— Да не о чем тут говорить. После того, как Маттео расправился с семьей Вазаша, и я подняла небольшой кипеш, «Братишек» начали обуревать сомнения насчет Танора. Те, кто умеет думать, наконец-то начали пользоваться головой и пришли к неутешительным выводам. Дальнейшие события — всего лишь следствие начавшегося раскола внутри «Братства».

— Тебе давно напоминали, что ты редкостная стерва? — переварив полученную информацию, спросил помощник наместника.

Артанна посмотрела на небо, силясь разглядеть едва различимые звезды.

— В среднем говорят раза в три чаще, чем изысканные комплименты. Но меня это не особенно печалит. Убери руки, Федериго, пока я тебя не покалечила.

Гвиро нехотя отпустил плечи любовницы, подошел к столику и налил себе бокал вина.

— Ты очень меня расстроила, Артанна.

Наемница снова забралась на перила балкона.

— Я бы почувствовала угрызения совести, обвини меня кто-либо другой. Но только не ты, Федериго Гвиро, — зло процедила она. — У тебя нет морального права отчитывать меня за то, что я применяю те же методы, что и ты. Мы мало отличаемся друг от друга, лишь воюем на разных полях. На твоей стороне закон, на моей — нравы Дна. Ты наводишь порядок среди приличных горожан, я — среди тех, кому твой закон не писан. Но мы оба хотим избавиться от бардака. Просто признай это и прекрати уже на меня давить.

Помощник наместника оторвался от созерцания изящного стеклянного бокала и поднял на Артанну усталые глаза.

— Почему, по-твоему, я предложил тебе брак? Мы могли бы объединить усилия, а не действовать разрозненно.

— Неужели предложение еще в силе? — усмехнулась вагранийка. — После такого-то скандала?

— Увы, в Гивое пока не нашлось более деятельной женщины, чем ты. Когда ситуация изменится, я сообщу.

— Я еще не согласилась.

— Помню, — кивнул гацонец. — И не тороплю.

— Благодарю за понимание. — Артанна выбила давно потухшую трубку и натянула куртку. — Мне пора.

Гвиро удивленно поднял брови:

— Как? Ты не останешься?

— Увы, мой дорогой синьор. Не сегодня.

— Кажется, я даже знаю, куда ты так спешишь, — с неодобрением произнес гацонец. — Не думаешь ли ты, что у меня нет осведомителей?

— Не забывай, кто я и откуда. — Артанна легко прикоснулась к серебряной цепи Гвиро. Все же в этих массивных мужских украшениях было некое очарование. — Наемничьи дела нередко стряпаются в местах, куда тебе лучше даже не заходить с таким-то богатством. Советую и дальше туда не лезть.

— Или же ты просто пьяница, которая безуспешно старается скрыть от меня свой порок.

— Не пытаюсь, Федериго, — вагранийка аккуратно взяла из рук синьора бокал и залпом осушила его. — Просто совмещаю приятное с полезным. И когда-нибудь это выльется в огромную проблему. Но не сегодня.

Гвиро ничего не ответил. Артанна оделась, с подчеркнутой вежливостью кивнула на прощание и покинула спальню. Помощник наместника достал из кармана перстень с розовым алмазом, покрутил в руках и, вздохнув, убрал его обратно.

Эта женщина вызывала у него искреннюю симпатию, но он не собирался ждать вечно.

* * *

Таверна «Порочный монах» пользовалась в Гивое особой репутацией. Уже не Дно, но еще не ровня заведениям, чью аудиторию составляли зажиточные и, что было важнее, законопослушные горожане. Впрочем, крепкая хайлигландская настойка лилась здесь рекой. Все потому, что Колченогий Ринло, владевший этим местом, сделал ставку на особую категорию горожан, предпочитавшую легко добывать и быстро тратить деньги. Таковых в Гивое было достаточно, и Ринло уже добрый десяток лет не знал бед. Доходы от таверны со временем даже позволили ему построить двухэтажную каменную гостиницу.

Этим вечером в «Порочном монахе» было полно народу. Поначалу владелец заведения даже не обратил внимания на вошедшую Артанну, но, увидев ее растрепавшуюся седую шевелюру, громогласно поприветствовал вагранийку:

— Что, Сотница, надоело пить наместниково вино?

— Ага, — улыбнулась наемница, продвигаясь к стойке. — Сплошная кислятина. Но коварная. Пьешь ее, пьешь — нормально. А встал — упал. К демонам это вино. Давай сюда пузырь хайлигландской, да покрепче.

Артанна оглянула большой зал в поисках своих бойцов. Нижний ярус был до отказа забит внезапно обогатившимся отребьем, горевшим настолько сильным желанием избавиться от денег, словно серебро жгло им руки. Столы везунчиков ломились от дорогой выпивки и мясных закусок. Здесь же играли в карты и кости. В углу какой-то молодчик фальшиво тренькал на лютне популярную гацонскую мелодию. Утопавший в табачном дыму, второй ярус таверны предназначался для постояльцев, был существенно меньше и спокойнее. Там Артанна сидеть не любила.

Стол бойцов «Сотни» располагался на некотором отдалении от гулявшего ворья. Те как раз поднимали кружки и выкрикивали шумные тосты, заглушив унылое бренчание горе-музыканта. Бросив Колченогому мелкую серебряную монету, наемница подхватила бутыль и направилась к своим наемникам. Состав ее удивил: помимо завсегдатаев — Белингтора с его вечной цистрой, ветеранов Дачса и Шрайна, Фестера, Юргена и Йона за большим дубовым столом оказался Рианос. Еще более удивительным было то, что лекарь изволил пить хмельные напитки. Рядом со скамейками сиротливо притаился уже выпитый до дна бочонок с элем.

— Какая муха укусила эннийца, что он снизошел до кабацких посиделок? — ухмыльнувшись, спросила Артанна.

Рианос пожал плечами:

— Надо же хоть иногда выбираться дальше лазарета. В конце концов, не одной тебе выпивать в хорошей компании по ночам.

— Давно было пора сподобиться, — наемница подвинула табурет и шмякнула бутылку на стол. Поморщившись от очередного фальшивого аккорда, она бросила взгляд на музыканта, насиловавшего лютню, и перевела глаза на Белингтора. — Мои уши сейчас завянут. Черсо, будь душкой, покажи этому обалдую, как нужно играть.

* * *

Человек в капюшоне сидел на излюбленном месте в одной из ниш на втором ярусе. Расположение его стола было выгодным: оно давало весьма неплохой обзор происходящего внизу, но скрывало наблюдателя в тени. Местная еда снова порадовала. Наевшись, он лениво ковырял ложкой ароматное рагу и потягивал слабый эль, изучая раскинувшийся внизу зал. Выпивка особенно хорошо сочеталась с тонкими полосками вяленой говядины, обваленной в пряностях. Закуска не из дешевых, но свою цену оправдывала.

К потолку поднимался серый дым от двух десятков непрерывно курившихся трубок. Если бы не плотный чад, создавший ощутимое препятствие для обзора, положение можно было бы назвать идеальным.

Он принюхался. К вони дешевого курева присоединился еще один, знакомый до щекотки в ноздрях, аромат эннийского табака. Очень дорогого, судя по композиции трав в смеси. Наблюдатель аккуратно поставил кружку на стол и сконцентрировался на источнике запаха.

Курили прямо под его балконом. Это было интересно.

Человек в капюшоне подался вперед. Пришлось напрячь зрение до рези в глазах, но его усилия были вознаграждены. Он увидел очень высокую, ростом с крепкого мужика, седоволосую женщину с треугольным лицом. Одета она была по-мужски и, казалось, уютно себя чувствовала в этом месте. Вагранийка хохотала вместе с остальными и целеустремленно опустошала бутылку дорогой хайлигландской настойки. Именно она курила эннийский табак.

Едва ли он мог ошибиться после всех слухов, что собрал за несколько недель пребывания в Гивое, однако все равно решил проверить догадку и, слегка высунув нос из-под капюшона, подозвал служанку:

— Милая, скажи, кто эта вагранийка внизу? Не Артанна ли из «Сотни»?

— Она самая, господин, — весело улыбнулась девушка. — Иногда сюда захаживает, хотя, говорят, в последнее предпочитает более знатное общество.

— Вот как… Принеси-ка мне еще вяленого мяса, дорогуша. Больно оно у вас вкусное. И кувшин самого слабого эля.

— Я мигом!

Служанка быстро спустилась на первый этаж и юркнула на кухню. Убедившись в том, что все еще оставался незамеченным, наблюдатель откинул капюшон и принялся внимательно изучать компанию, собравшуюся вокруг Артанны нар Толл.

Первый шаг сделан — он ее нашел и в точности знает, как она выглядит. Теперь можно не беспокоиться, что она затеряется в этом грязном городе. Если он чем и гордился, так это своей способностью подмечать детали, а Сотница, казалось, состояла сплошь из них. Рассматривать ее можно было долго, но это не имело смысла. Еще успеется.

Молодой темноволосый гацонец наигрывал красивую мелодию на цистре и тихо пел. Он даже умудрился собрать вокруг себя небольшую толпу благодарных слушателей, к счастью, не решавшихся подпевать. Благоразумно — нечего портить нестройным хором столь редкое проявление таланта. Наемник обладал на удивление хорошим голосом и отзывался на имя Белингтор.

Остальные просто пили, изредка прерываясь на курение и жаркое обсуждение подвигов прошлых лет. Сотница, судя по всему, была крепкой дамой — хлестала крепчайшую настойку наравне с бойцами и признаков серьезного опьянения не подавала, хотя компания почти прикончила всю внушительную бутылку. Закусывали наемники, судя по запахам, тем же рагу, что подавалось и на втором этаже.

Однако Артанна нар Толл, сколь ни была необычна ее внешность, оказалась не единственной в компании, привлекшей внимание наблюдателя. Рядом с ней сидел настоящий эннийский раб, о чем свидетельствовало характерное клеймо на щеке светловолосого мужчины.

Беглец.

Наблюдатель снова надвинул капюшон на самые глаза и удовлетворенно улыбнулся. Вот и нашлась ниточка.

Миссолен

«Зачем производить столько шума ради одного мертвеца?»

Первые лучи рассвета пролились патокой на золоченые шпили и купола столицы. В садах отчаянно рвали глотки птицы, звонкие трели сливались с шумом фонтанных вод, во дворе слышался топот слуг. Пахло хлебом.

В Миссолене стояла жаркая весна.

Демос медленно подошел к зеркалу и с усилием поднял взгляд на отражение. Карие, почти черные, глаза сочились неприязнью к самому себе. Как ни старались лекари, свести шрамы от ожогов они не смогли. Впрочем, он и не желал этого. Постоянное напоминание о том, кем являлся Демос, неизменно спасало ему жизнь.

«Стоит сорваться всего один раз — окажусь на костре за колдовство. Церковники об этом позаботятся. С большим энтузиазмом, смею полагать».

Умывание холодной водой быстро его взбодрило. Демос торопливо тер покрытое шрамами раскрасневшееся мокрое лицо, капли забрызгали все вокруг. Отложив полотенце, он принялся за гребень: для того, чтобы хоть немного скрыть уродство правой стороны лица, пришлось отпустить волосы. Помощи слуг в вопросах гигиены и облачения Демос не признавал, поэтому верные эннийцы дежурили у дверей покоев, молча наблюдая за приготовлениями господина.

В этот день его костюм составляли черные штаны и высокие сапоги, расшитая золотом бархатная зеленая туника и траурная повязка. Герцог отметил, что снова похудел: парадная одежда, которую ему давно не случалось надевать, сидела свободнее обычного. Золотая цепь, украшенная символом власти, и фамильный перстень дополнили облачение. Демос еще раз взглянул на свое отражение: слишком много золота даже для пышного официального торжества.

«Но уверен, я легко затеряюсь в пестром многообразии костюмов. Оно и к лучшему».

Распогодилось. Солнцу не было никакого дела до кончины очередного императора, равно как и до толпы завернутых в богато разукрашенные одеяния дворян, которым предстояло совершить траурное шествие через половину города под этим беспощадным зноем. Вдали сверкало золотом и хрусталем белокаменное Великое Святилище — крупнейший храм во всей империи и жемчужина Эклузума, где обитал Великий наставник Ладарий. Именно там и должна была состояться церемония прощания с императором. Погребальный костер уже ожидал покойника на площади.

Церковь учила, что огонь очищает и возносит души усопших в Хрустальный чертог, где, обласканные милостью Хранителя, они избавляются ото всех забот и проводят вечность в радости и спокойствии.

Демос считал это редкостной чушью.

* * *

Слово «Миссолен» можно было перевести с рикенаарского языка как «белый город». Первый император Таллоний Великий, давший начало династии Таллонидов, повелел начать историю государства с возведения новой столицы. Ирония судьбы заключалась в том, что сам инициатор не дожил даже до окончания строительства первого дворца, и все заботы о благоустройстве целого города легли на плечи потомков. Демос полагал, что справились они неплохо: Миссолен казался герцогу самым величественным из всех городов империи, в каких ему доводилось бывать. Демосу нравилась идеально спроектированная застройка: прямые широкие улицы, уютные переулки и утопавшие в садах каменные дома, мимо которых было так приятно прогуливаться вечерами. Во всем чувствовался замысел, великий план, чего так недоставало древним городам. Обилие белого камня делало Миссолен светлым в любое время года. Здесь хотелось дышать, здесь хотелось жить.

«До тех пор, пока не выберешься в бедняцкие кварталы. Они везде одинаковы».

Колокольня Великого Святилища извергала невыносимый звон. Широкие улицы начали заполняться суетливыми людьми, кричавшими на всех имперских диалектах. Личная охрана Демоса, как всегда, хранила безмолвие. Ихраз — высокий смуглый энниец с ятаганом и парой кинжалов на поясе держался на шаг позади герцога. Черные глаза мужчины внимательно изучали местность, но движения оставались плавными и спокойными. Лахель держалась по левую руку от Демоса. Лица обоих телохранителей скрывались за пестрыми шелковыми платками.

Вопреки возражениям матери, Демос предпочитал передвигаться по городу пешком. Ходьба бодрила, позволяла размять мышцы больной ноги и способствовала размышлениям. А подумать в это утро было над чем. К примеру, еще несколько дней назад стало известно, что Грегор Волдхард из Хайлигланда прибыл в столицу для воздаяния последних почестей дяде и заседания в Малом совете. Молодой лорд Эллисдора приходился Демосу кузеном по отцу, однако визита, принятого между родственниками, так и не нанес.

«Умудрился вызвать скандал, не сказав ни слова. Что же случится, когда ты, дражайший кузен, откроешь рот?»

— Где остановился лорд Грегор? — обратился Демос к Ихразу. — Дворец любезно предложил ему и его свите покои, но он отказался.

— В резиденции Энриге Гацонского, господин.

— Ну разумеется. Ведь Энриге обручил сына с сестрой Грегора. Говорят, леди Рейнхильда унаследовала красоту матери и нрав отца.

«То есть страшна, как небесная кара, и прямолинейна, словно освендийский дровосек. Интересно, Грегор сам навязался на гостеприимство, или же на этом настояли гацонцы?»

Солнечный свет заливал вымощенный светлым булыжником проспект, простиравшийся от огромного дворцового комплекса до Эклузума. Подъем начал даваться труднее. Здания, выглядывавшие из-за обочин и садов, становились выше и величественнее — здесь обосновались аристократы и богатые гильдии. Оторвав взгляд от замысловатого витража, Демос повернул голову в сторону Императорских садов: публичный парк благоухал и манил тишиной.

Казначей вздрогнул, когда дорогу ему преградил согнувшийся в три погибели нищий.

— Ради милости Хранителя, подайте пару азу! — громко заладил босяк. — Я закажу свечу из черного воска и помолюсь за душу императора в часовне Гилленая, что находится внизу по реке.

Лахель хотела было смести попрошайку с дороги, но Ихраз сделал ей знак остановиться.

— Это мой человек. Дай ему одну дуппу.

Женщина, не отрывая глаз от нищего, достала из кошеля мелкую серебряную монету.

— Мастер Арчелла шлет привет, — обратился попрошайка к герцогу. — Скоро его люди нанесут вам визит! А пока — есть небольшие новости.

— Ну же?

Нищий обнажил в улыбке гнилые зубы.

— Передаю в точности, как мне сказали: того, что вы ищете, в указанном месте нет. Больше ничего говорить не велено.

— Благодарю, — кивнул казначей. — Ступай.

Попрошайка ловко поймал брошенную Лахель монету и, раскланиваясь, попятился к переулку. Демос посмотрел на Ихраза. Слуга пожал плечами.

«Значит, Изары-Таналь в той обители нет. Но кто же тогда мог ее укрыть? Фрейлины допрошены — они ни о чем не знали. Слуги даже под пытками не сказали ничего нового. А друзей у императрицы при дворе не было, это доподлинно известно. И все же ей удалось исчезнуть. Кто-то настолько хорошо помог ей в этом, что даже я вынужден ходить вслепую. Но, раз ее нет в монастыре, почему тогда даже церковники уверены, что она в данный момент находится в обители? Ведь сестра Таналь, возможно, и не существует вовсе. Не исключено, что Изара уже давно кормит рыб в каком-нибудь из притоков Ули».

Демос медленно брел к воротам дворца, погруженный в размышления. Слуги молчали.

* * *

Траурная процессия продвигалась катастрофически медленно. Демос то и дело бросал взгляд под ноги, аккуратно переступая через множество белых цветов, брошенных горожанами на мостовую. Родовое знамя императорской династии несли двое из почетного караула. Демос помнил их лица, не обезображенные полетом высокой мысли. Дежурство в спокойном дворце, будь оно трижды почетным, увы, никак не способствовало раскрытию батальных талантов.

«Зато служит великолепной почвой для пьянства и ведения разгульной жизни».

За караульными следовала процессия церковников, облаченных в расшитые серебром белые одежды. Песнопения наставников и монахов прославляли Хранителя, его последнего сына Гилленая и божественную любовь, обещая вечную жизнь усопшим праведникам.

Гроб с телом императора поместили на богато украшенную черной тканью повозку, запряженную шестью вороными лошадьми. Утопавший в пахучих цветах Маргий являл своим видом безмятежность и спокойствие. В этом аспекте Демос завидовал ему не меньше, чем отрекшейся императрице, не присутствовавшей на церемонии вовсе.

Глаза слезились от начищенных доспехов братьев-протекторов из Ордена. Воинствующие монахи — конные и пешие, вооруженные копьями, мечами, щитами, алебардами и шестоперами, — несли церковные знамена и гулко вторили молитвам. Демос задержал взгляд на одном из братьев-протекторов — тот неспешно проследовал мимо казначея, глядя строго перед собой.

«Даже не поздороваешься? Где твои манеры, Ренар? Или с тех пор, как ты стал рыцарем Ордена, забыл о нашем родстве? Все еще обижаешься на меня, братец?»

Демос и Грегор Волдхард, будучи ближайшими родственниками покойного, первыми шли по разные стороны от повозки. Горелый лорд то и дело кидал взгляды на кузена, пытаясь прочитать его мысли. Лицо Грегора по большей части выражало сосредоточенность, но кроме этого — ничего. Герцогу Хайлигланда, впрочем, было еще хуже, чем Демосу: начищенный парадный тяжелый доспех весил гораздо больше тонкой туники и легких штанов бельтерианца.

«Вооружение, сияющие латы, благообразная физиономия — следствие длительного пребывания в Ордене, пока тебя оттуда не вытащили в мирскую жизнь, полагаю? Едва появившись в столице, ты показываешь себя воином. Это намек на угрозу или в Хайлигланде принято носить доспехи даже в мирное время?».

Позади Демоса следовал канцлер Ирвинг Аллантайн. Шествие нелегко давалось старику, но герцог Освендиса держался стойко. Его тучный сын Брайс являл собой воплощенную учтивость и то и дело предлагал помощь. Устав от любезностей, дряхлый канцлер шикнул на наследника, и тот понуро занял место в толпе.

«Интересно, у Ирвинга еще не слиплась задница от сладких поцелуев сыночка-подхалима?»

В нескольких шагах от Грегора, упиваясь производимым впечатлением, шли правители Гацоны. Король Энриге был на высоте: напомаженная бородка, золотой венец, украшенный сияющими драгоценными камнями, парчовый шлейф — Демосу подумалось, что гацонцы перепутали похороны со свадьбой. Умбердо и Виттория, старшие дети герцога, мало чем уступали отцу по величине производимого впечатления: то же великолепие в одеждах, те же гордо поднятые головы. Демос отметил яркую красоту принцессы, над подчеркиванием достоинств которой, должно быть, потрудилась добрая дюжина служанок.

«Кажется, Гацона намеревается заключить выгодный брак с кем-нибудь из восточной части материка. Иначе зачем они притащили с собой Витторию? Не ради прощания с Маргием, в самом-то деле».

Следом шли правитель Рикенаара Серхат и Старейшина Раддах из Канедана. Серхат выглядел отвратительно: землистый цвет лица, одышка, налитые кровью глаза. Складки жира, обтянутые красным шелком, отвратительно колыхались при каждом движении.

«Во что нужно сознательно превратить себя еще сравнительно молодому человеку с помощью вина и жирной еды, чтобы, не дойдя до середины столь короткой дороги, уже выбиться из сил?»

Старейшина Раддах, несмотря на преклонный возраст, напротив, был бодр и крепок. Канедан не зря называли природной здравницей: хвойные леса, родниковая вода и обилие полезных трав делали эти земли целительными. Демос помнил, что его отец раз в год непременно отправлялся туда, желая поправить здоровье.

«Хотя, возможно, всему виной был знаменитый канеданский красный эль».

Рыжебородый старейшина, облаченный в подчеркнуто простую, но добротную одежду, прокладывал путь через горы цветов, обильно усыпавших мощеную дорогу проспекта. Поглаживая бороду, он с интересом поглядывал по сторонам, опираясь на резной посох, служивший символом власти в его землях. Казалось, этого старца гораздо больше интересовали витражи, чем песнопения братьев-наставников.

Здесь же были и остальные члены Малого совета, за которыми следовала длинная вереница мелких дворян, представителей соседних государств, церковников, зажиточных горожан и знатных гостей столицы. Где-то позади осталась леди Эльтиния, пожелавшая переговорить во время шествия с послами из Эннии. Чуть поодаль Демос увидел златовласые головы союзников из Латандаля. Десять мужчин и женщин, одетых по самобытной островной моде, двигались с безупречной грацией. Однако леди Ириталь среди них не было.

«Удивительно, что леди посол не прибыла в столицу. Это вызовет вопросы не только у меня. Что подтолкнуло ее к подобному шагу?»

Пристальнее всего Демос наблюдал за представителями королевы Агалы из Таргоса. Послы крутились возле эннийцев, что-то горячо обсуждали с южанами и то и дело кивали в сторону канцлера.

Рундкар и Ваг Ран своих послов, разумеется, не прислали.

«Представляю, как удивился бы Аллантайн, увидев здесь делегацию бряцающих топорами варваров или надменных седовласых вагранийцев. Зато присутствие такой экзотики здорово бы скрасило этот отчаянно скучный день».

Чем ближе они продвигались к площади перед Великим Святилищем, тем уже становился проход: на улицы высыпали тысячи людей. Горожане кричали, молились, пели гимны и извергали проклятия. Демос оторвался от созерцания перекошенных от бешенства и экстаза лиц, чтобы обратиться к Ирвингу. Аллантайн как раз дышал ему в затылок, а вездесущего сына канцлера, к счастью, рядом не оказалось. Брайса оттеснили назад, и Демос мог безбоязненно начать разговор.

— Как я и предполагал, императрицы нет в монастыре, — обернувшись, сказал казначей.

Канцлер не выглядел удивленным.

— Вы лишь подтвердили догадки. — Вокруг стоял такой шум, что Демосу приходилось читать слова по губам. — Что будете делать дальше?

— Как долго вы сможете удерживать случившееся в тайне от таргосийцев?

— Достаточно долго. Но слухи распространятся быстро, если они почуют неладное. Продолжайте поиски.

— У меня есть одна мысль.

— Лишь одна, Демос? — усмехнулся канцлер. — На вас это не похоже.

Горелый лорд пропустил сарказм мимо ушей.

— Вы прекрасно знаете, как строго охраняется дворец.

— И вас интересует, кто мог прошмыгнуть мимо наших караульных?

— Именно, — кивнул Демос. — Мне на ум приходит только гильдия мастера Арчеллы…

— Но Арчелла давно работает на вас. Вы хотите знать, кто еще располагает настолько опытными и умелыми людьми.

— Можно подумать об эннийцах из «Рех Герифас», но эта гильдия никогда не работает с чужестранцами, — продолжил казначей.

Аллантайн прищурился.

— Изучите оба варианта, но я бы рекомендовал вам прояснить и третий.

— Внимаю, — прошептал Деватон.

— Вас не смущает, что служители церкви нам лгут?

— Я уже задавался этим вопросом и логики не увидел. Возможно, столичные наставники еще сами не в курсе. Разве что…

— Вот и проверьте, — коротко приказал Аллантайн и, завидев приближающегося сына, поспешил отступить на пару шагов назад.

Демос задумчиво посмотрел на гроб.

«Проще заставить козла родить, чем выбить хоть что-то полезное из церковников, если они не собираются говорить. Даже если один из слуг Хранителя — мой брат».

* * *

Демос дурел от шума и приторного аромата цветов, хотя даже их благоухание не могло заглушить запах начавшего разлагаться тела. Церковники все тянули свои песни, толпа ревела, а солнце злорадно палило, усугубляя мучения. Каково сейчас было Грегору, облаченному в сталь, казначей предпочитал не думать.

«Кажется, железная выдержка моего кузена компенсируется полным отсутствием обоняния».

Примыкавшие к проспекту улицы оцепили. И хотя причин для беспокойства не было, Демос не мог отделаться от тревожного ощущения. Горожане напирали со всех сторон: всего каких-то двое-трое стражников — и вот они, жаждущие эпохального события люди.

Со стороны переулка послышались невнятные крики. Поначалу отрывистые, они быстро нарастали.

— Берегитесь! Я не могу остановиться! — послышалось слева.

В конце рядов началась непонятная возня. Кто-то истошно вопил, и к хору обеспокоенных голосов добавился стук копыт. Демос обернулся на источник шума.

Прямо на него неслась телега, запряженная двойкой сивых лошадей.

— Уйдите! Уйдите! Пожалуйста!

— Милостивый Гилленай! — визгливо причитала какая-то горожанка. — Он же сейчас врежется!

Началась давка. Человек, правивший телегой, кричал и пытался остановить понесших коней. Испуганные животные ржали и летели вперед. И вместо того, чтобы продвигаться дальше, процессия остановилась.

— Не стойте! Идите вперед! — заорал Демос.

Его не услышали.

Лошади врезались в поредевшую толпу. Телега подпрыгнула, от нее отвалилось колесо и ударило одного из зевак. Тот скорчился, а затем повалился на землю и моментально скрылся под ногами взволнованных людей.

Демос не успел увернуться. Волоча за собой воз, испуганные кони смяли его и налетели на роскошный караван. Казначей упал и выронил траурный факел. Черные ткани затрещали и порвались, гроб накренился, а через несколько мгновений повозка упала набок. Тело Маргия вывалилось из гроба.

— Дерьмо! — Демос наблюдал, как дурацкие цветы ложились вонючим ковром на мостовую. Процессия застыла. Люди продолжали вопить.

«Поздравляю, Демос. Ты накаркал».

Казначей попытался отползти в сторону, но с удивлением обнаружил, что не мог пошевелиться. Левую ногу придавило обломками телеги, и без посторонней помощи освободиться было невозможно.

«Отлично. Теперь я слаб на обе ноги».

Врезавшиеся в процессию лошади лежали здесь же и жалобно ржали. Вокруг царила суматоха. Шок прошел, боль в ноге свирепствовала и мешала соображать. Демос попытался оглядеться. Повозка зацепила Ирвинга и Серхата. Жирному рикенаарцу повезло: он успел отскочить в сторону и всего-то держался за больную руку. Ему уже помогали вставать.

Ирвинг и Брайс пострадали сильнее. Старый Аллантайн, кажется, был без сознания и лежал на руках сына. Стража едва сдерживала сошедшую с ума толпу. Запахло едким дымом — ткань на повозке загорелась. Демоса кольнуло ледяное копье ужаса.

«А я еще гадал, куда подевался мой факел… Проклятье! Только не здесь. Только не это. Только не пламя. Не так близко…»

Почуяв огонь, раненые лошади истошно завопили. Казначей сжал зубы и снова попробовал выбраться. Пропитанная краской ткань занялась очень быстро. Нога болела все сильнее, Демос начал задыхаться.

«Очень глупый конец».

Он мрачно усмехнулся и закрыл глаза.

А затем чья-то рука коснулась его плеча.

— Тихо, — сквозь едкий чад было тяжело понять, кто говорил. — Не шевелитесь, я постараюсь вас освободить.

Казначей закашлялся. Когда порыв ветра немного рассеял дым, он с удивлением уставился на молодого Волдхарда, поднимавшего оглобли и кусок телеги, придавившие ногу.

— Отползайте! Я не смогу долго держать, — прорычал Грегор. Вены на шее хайлигландца вздулись, лицо покраснело, руки дрожали от усилия.

Демос схватил больную ногу и с силой потянул ее, пытаясь игнорировать приступ чудовищной боли. Освобожденная из-под обломков конечность словно взорвалась. Грегор с грохотом опустил ношу и подошел к кузену.

— Маргий… Положите его обратно, — первым делом проговорил Демос.

Грегор бросил короткий взгляд на труп:

— Императору больше некуда торопиться.

«Согласен, без него церемонию точно не начнут. И все же…»

— Вы сможете идти?

Деватон бросил на Грегора красноречивый взгляд:

— Увы, дорогой кузен, боюсь, шествие придется продолжать без меня.

Когда Волдхард помогал Демосу подняться, лицо казначея исказилось очередной гримасой боли. Наконец-то прорвавшиеся сквозь суматоху Ихраз и Лахель приблизились к господину. Он коротко кивнул слугам и обратил взор на кузена:

— Переверните повозку, водрузите гроб обратно и идите к площади. Хоть на руках несите Маргия, но прощание должно состояться. — Грегор недоверчиво взглянул на Демоса, но бельтерианец жестом пресек возражения. — Просто дойдите до площади. Все, что произойдет дальше, будет заботой Великого наставника.

— Но вы…

— Я пойду следом и присоединюсь к вам позже.

На лице Волдхарда отражалась внутренняя борьба.

— Если вы настаиваете, — с сомнением пробормотал хайлигландец.

— Настаиваю! — Демос ткнул сухим пальцем в грудь кузена. — Во имя милости Хранителя просто выполните мою просьбу! Дядя заслуживает нормального прощания!

Волдхард нехотя согласился и, развернувшись, проследовал к перевернутой повозке.

«Вот же упрямец».

Демос, поддерживаемый под локти Ихразом и Лахель, медленно продвигался в конец дворянской процессии. Леди Эльтиния, завидев сына, бросилась к нему с объятиями.

— Со мной все в порядке, — он неуклюже высвободился из крепкой хватки. — Могло быть хуже.

Эннийские послы тактично отошли в сторону. Мать поправила выбившуюся из прически прядь и внимательно осмотрела Демоса:

— Ты же ранен!

— Милостью Хранителя меня вовремя вытащил лорд Грегор, — поспешил успокоить ее казначей. — Я благодарен ему.

— Какое благородство, — фыркнула Эльтиния. — Неужели мальчишка до сих пор следует всем заветам Ордена?

Демос на миг задержал взгляд на могучей фигуре кузена, только что водрузившего гроб с телом императора обратно на повозку. Откуда-то взялась свежая черная ткань, снова посыпались цветы и послышались возгласы ликования. Казначей позволил матери отряхнуть свою тунику.

— Кузен кажется праведником, но время покажет, кем он является на самом деле, — задумчиво произнес он.

Эльтиния внимательно глядела на Грегора. Мусор успели убрать, зеваки продолжали возбужденно шуметь. Волдхард отделился от группы солдат, проверявших подпругу лошадей, и направился к Демосу.

— Праведность, если она не подкреплена смирением, весьма опасное качество. А Грегор Волдхард явно не из тех, кто смирится с неудобным положением. Ради всех нас будь осторожен, — прошептала мать.

— Буду.

«Как всегда».

Хайлигландец приблизился к Демосу и протянул руку:

— Идемте, кузен. Мы оба должны помочь дяде вознестись, скрепив нашу веру молитвой. Я вижу в этом знаке божественную волю — Хранитель желает, чтобы мы вдвоем простились с императором.

Леди Эльтиния, стоявшая за спиной Волдхарда, выразительно посмотрела на сына и пожала плечами.

«Нас, конечно, двое. Все бы хорошо, да жаль, что корона — лишь одна».

Демос взял себя в руки и натянул любезную улыбку:

— Вы меня удивляете, лорд Грегор. Приятно удивляете, спешу заверить.

— Как же иначе? — обаятельно улыбнулся хайлигландец. — Гилленай учил подставлять плечо и протягивать руку помощи в час нужды.

«Ты либо наивный болван, либо решил вести свою игру. Что опаснее?»

— Разумеется, мой дорогой кузен, — поспешно согласился Демос. — Иначе и быть не может. Я с радостью принимаю вашу помощь. Проводим же нашего дядю вместе.

Казначей бросил последний взгляд на мать и с видимым облегчением оперся на локоть Волдхарда. Медленно двигаясь, они проследовали в начало процессии.

Леди Эльтиния с тревогой смотрела вслед хромающему сыну.

* * *

Огромная площадь перед храмом была забита людьми. Белокаменный собор, украшенный множеством высоких тонких башенок, изящными скульптурами и стрельчатыми окнами с великолепными витражами, внушал благоговение и заставлял задуматься о ничтожном месте маленького человека в огромном мире. Прекраснейший храм, однако, был лишь незначительной частью Эклузума — владений Великого наставника Ладария. Здесь короновали, венчали и отправляли в последний путь всех правителей империи. Демос вздохнул с облегчением.

«Все почти закончилось».

Дворяне и важные гости стояли позади наставников в строгом иерархическом порядке, толпе же досталось все остальное место на площади. Ритуал прощания уже начался, но горожане все прибывали, надеясь успеть посмотреть на императорский костер.

Великий наставник Ладарий, в облачении которого было больше серебра, чем ткани, возносил длинные молитвы. Гроб с покойным императором разместили на высоком деревянном помосте, обложенном хворостом. Окончив песнопения, Ладарий посмотрел на Демоса, кивком приглашая родственников проститься с Маргием. Казначей обратился к Грегору:

— Кажется, нам придется идти вместе и на этот раз.

— Сочту за честь, — хайлигландец улыбнулся и помог кузену подняться на помост.

Увидев герцогов вместе, толпа заревела в экстазе. Полетели цветы, люди кричали и молились, воспевали хвалу империи и покойному.

«Надо отдать ему должное, этот молодой Волдхард очень эффектно появился в столице».

Демос не без усилия принял из рук Великого наставника новый факел. Стоявшие внизу монахи ожидали сигнала, чтобы поджечь деревянную конструкцию с разных сторон.

Две руки — обожженная и затянутая в кожаную перчатку — взялись за длинное древко факела. Пламя коснулось соломы и хвороста, в которых утопал гроб Маргия. Небольшие языки пламени лизали сухое дерево, разгораясь все сильнее. Глядя на огонь, Демос почувствовал нарастающее внутри напряжение.

«Ненавижу, ненавижу, ненавижу!»

— Пора уходить, — сухо сказал он.

Кузены аккуратно спустились. Ладарий подал монахам знак поджигать костер снизу. Через несколько мгновений огонь занялся настолько сильно, что поглотил гроб целиком. Толпа гудела и выкрикивала прощальные слова. Церковники вновь затянули песни. Шум заглушил даже треск поленьев и гул огня. Демос поморщился: слишком жарко, слишком душно, слишком знакомо…

Грегор легко тронул кузена за плечо:

— Я благодарен вам за оказанную честь, лорд Демос. И рад близкому знакомству.

— Взаимно, — кивнул казначей. — Лишь сожалею, что оно не состоялось несколько дней назад во дворце.

Волдхард обезоруживающе улыбнулся:

— Мне тоже жаль, — ответил он. — Но я не смог отказать самому Энриге Гацонскому. Моя сестра, сами понимаете… Если ваше приглашение еще в силе, при удобном случае я с удовольствием нанесу визит вашему Дому.

«При удобном случае… Дерзишь, братец. Ну что же, сам виноват. Хранитель мне свидетель, я хотел, как лучше».

— Разумеется. — Демос немигающим взглядом смотрел на разбушевавшееся пламя. Грегор оторвал взгляд от костра и с тревогой посмотрел на кузена.

— Вы очень бледны. Вам действительно не нужна помощь? Все же сегодня вам досталось, а скоро состоится заседание…

— Ценю вашу заботу, лорд Волдхард, — казначей с усилием оторвал взгляд от пламени и растянул губы в уродливой улыбке. — Нет причин для беспокойства. Просто у меня… особые отношения с огнем.

Эллисдор

Ириталь не осмеливалась признаться, что на самом деле не любила Эллисдорский замок. Совершив множество визитов, проведя в его стенах недели напролет, она так и не смогла привыкнуть к угнетающей архитектуре Хайлигланда. Здания здесь по большей части были приземистыми, стены — невероятно толстыми, даже храмы и монастыри, казалось, являли собой готовность держать длительную оборону. Что уж говорить о замке — за всю многолетнюю историю он ни разу не был взят приступом, лишь затяжные осады заставляли обессилевших от голода правителей открывать ворота.

Разумеется, в особенностях местной архитектуры прослеживалась весьма четкая логика — страна, сотни лет пребывавшая в перманентном состоянии войны с северянами, не могла позволить себе роскошь строительства ажурных мраморных дворцов. Ни в островном Латандале, ни в расположенном на самом юге западной части материка Латан Уфаре законы военного времени не действовали, что позволяло правителям возводить восхитительные в своей легкости и красоте здания.

В Хайлигланде все было иначе.

Солнце светило, но грело лишь летом, и этого едва хватало для сбора одного урожая, в то время как в Латан Уфаре умудрялись собирать по три за год. Зимой унылые пастбища и низкие холмы Хайлигланда превращались в голую пустошь, замерзали реки и озера, замирала жизнь. Особенно суровые зимы уносили больше жизней, чем эпидемии оспы или чумы.

И все же хайлигландцам повезло гораздо больше, чем рундам. Люди, которых в империи называли не иначе как варварами, всего лишь стремились выжить. Ириталь удивляло, почему всего за какое-то тысячелетие и хайлигландцы, и освендийцы умудрились забыть, что имели с рундами общих предков. Мощное телосложение, высокий рост, выдающаяся выносливость — все это досталось родичам Грегора Волдхарда от варваров, давным-давно спустившихся на юг в поисках пригодной для возделывания земли. И сейчас те, кто некогда принадлежали к тому же несгибаемому народу, никак не хотели делиться обретенным богатством с бывшими сородичами. Рунды, отчаянно нуждавшиеся в плодородной почве, были готовы драться за нее до конца. Хайлигландцы, в свою очередь, отстаивали права на собственность с поистине ошеломляющей жестокостью.

Эта война, казалось, не закончится никогда.

Ириталь понимала: у северян непременно получится захватить Спорные земли, но только если враждующие друг с другом племена смогут ударить сообща. Поговаривали, что в Рундкаре появился вождь, объединивший множество кланов. Армия Магнуса Огнебородого увеличивалась с каждым годом, наращивала мощь и угрожала границам.

Тем хуже было для Хайлигланда.

Посол тяжело вздохнула, бережно закрыла одолженную у наставника книгу и прошлась до окна. От долгого чтения «Северных хроник» за авторством странствующего брата Арция затекла спина, а ноги умоляли о разминке.

Ириталь прищурилась от яркого солнца. Заметно потеплело. На холмах, окружавших Эллисдор, уже вовсю проклевывалась зеленая трава. Дни стали длиннее, на суровых лицах замковых слуг все чаще появлялись улыбки. Даже нудные проповеди наставников в большом Святилище Нижнего города стали заметно короче — церковники в этих краях понимали важность каждого светлого часа для людей, старающихся успеть сделать до темноты как можно больше.

Но ничто из этого Ириталь не радовало.

Посол услышала, как за дверью ее покоев сменились очередные караульные. Служанки-латанийки бросили тревожные взгляды на госпожу. Ириталь лишь пожала плечами, демонстрируя бессилие. То, что поначалу показалось ей обыкновенным проявлением заботы, внезапно оказалось ударом с неожиданной стороны.

Грегор неприятно ее удивил. В день своего отъезда, холодным ранним утром, он отбыл сразу же по окончании краткой службы в маленьком замковом Святилище. Ириталь узнала об отъезде герцога только когда спустилась к завтраку. Тем же утром Ириталь увидела солдат возле дверей отведенных ей покоев. Сам факт наличия охраны ее не удивлял — статус посла обязывал принимающую сторону брать на себя обязанности по обеспечению безопасности важной гостьи. Чаще всего это поручалось замковой страже, но Ириталь стерегли люди из личной гвардии Грегора. То были воины, но не стражи, и обычно они не снисходили до охраны гостей.

Не имея оснований для подозрений, Ириталь нашла объяснение и этому — в конце концов, империя пребывала в состоянии зарождающегося хаоса, судьба огромного государства пока что оставалась неизвестной, а северяне обладали неприятным свойством быстро оправляться от нанесенных хайлигландцами ударов. Рассудив трезво, латанийка успокоилась и перестала искать второе дно там, где его не было.

Так продолжалось ровно до тех пор, пока она не попыталась покинуть замок.

Наткнувшись на решительное сопротивление стражи, Ириталь поспешила обратиться к барону, назначенному управляющим замка в отсутствие Грегора. Альдор ден Граувер с безукоризненной вежливостью, достойной императорского придворного, сообщил послу, что охрана была приставлена к ней по личному приказу лорда Грегора. Когда же Ириталь осведомилась о причинах, барон ими не поделился, но объявил, что ее превосходительству запрещалось покидать Эллисдор до возвращения правителя.

Приказ Грегора можно было толковать как угодно, но суть его оставалась неизменной — Волдхард превратил свою возлюбленную в узницу.

Гвардейцы преследовали ее везде — на всех церемониях и встречах, во время прогулок и отдыха, за трапезой и даже в Святилище. В час молитвы конвоиры не покидали зал, а лишь отходили на почтительное расстояние, дабы не мешать вознесению речей во славу Хранителя. Верные Грегору солдаты следовали за ней по пятам и контролировали каждый шаг латанийки, разве что не заглядывали в ее ночной горшок. Впрочем, Ириталь была уверена: прикажи им лорд Волдхард, они без вопросов сделали бы и это.

— Ради моей безопасности, как же! — раздраженно прошипела посол, отвернувшись от окна. — Да он просто решил держать меня в заложниках до решения Малого совета, зная, какую ценность я представляю для империи!

Ее дамы молчали, опустив глаза.

Ириталь едва сдерживала бессильную ярость. Смерть Маргия сильно предвосхитила события, сбила с толку, заставила ее действовать практически вслепую. Не следовало обладать выдающимся умом, чтобы понять: бездетный правитель оставит после себя сомнительное наследие, рискующее перерасти в междоусобицу. Сама Ириталь с этого момента оказалась в крайне затруднительном положении — невеста императора без жениха. Она понимала, что никогда не сможет переиграть Горелого лорда, и не желала становиться частью интриг его Дома. Грегор представлялся Ириталь более выгодным союзником — молод, красив, горяч, не особенно прозорлив, но горячо любим народом Хайлигланда. Все это могло сделать его достойным соперником Демоса за счет поддержки знати, не согласной с кандидатурой Деватона. Пока что сложившаяся ситуация давала Ириталь передышку и время на размышления. Одно посол знала точно: ни при каких обстоятельствах ей не следовало появляться в Миссолене. Ибо каждая из противоборствующих сторон сделала бы все возможное, чтобы получить ее в качестве союзницы. Или, что вернее, заложницы. Она ожидала подобного хода от Деватона, но отнюдь не от своего возлюбленного.

Ириталь не могла допустить и мысли, что Грегор Волдхард, эта дубина в кольчуге, перехитрит ее и окажется не лучше тех, от кого она так стремилась укрыться. Доверившись ему, отдав самое ценное и опорочив себя в глазах всего мира, она получила лишь заточение в Эллисдорском замке. Решив выбрать наиболее легкий из возможных вариантов, леди Ириталь сама загнала себя в ловушку. Следовало как можно быстрее выбираться из этой паутины, пока дело не приняло угрожающий оборот.

Она срочно нуждалась в новом плане.

* * *

— Ваша милость! — громко прошептал слуга Ганс на ухо Альдору, жестом указывая на Ириталь, расположившуюся на скамье возле входа в канцелярский кабинет. Посол, как ей и было положено, появилась в сопровождении неизменных гвардейцев и пары златовласых служанок.

Барон закатил глаза и тяжело вздохнул. Он уже предвкушал очередной спор с недовольной вынужденным заточением женщиной. Предыдущие попытки втолковать ей, что положение не изменится до возвращения Грегора, успехом не увенчались — раз в несколько дней латанийка врывалась в кабинет барона, бесцеремонно отрывала его от работы и весьма эмоционально высказывала соображения относительно приказа герцога.

Впрочем, сегодня, к удивлению Альдора, леди Ириталь была сдержана. По крайней мере, ей хватило такта обозначить свое присутствие и дождаться, пока у барона появится время на разговор. Понимая, что лучше закончить с ней побыстрее, Альдор нехотя передал бумаги помощникам и направился к гостье.

Их неприязнь была взаимной, но ради любви герцога и всеобщего спокойствия оба держали себя в руках. Грегор подозревал, что дружба между двумя самыми близкими ему людьми так и не заладилась, но не стремился предпринимать какие-либо шаги для их примирения.

Грегора Волдхарда не волновали такие мелочи.

У Альдора и посла даже могли бы найтись общие темы для разговоров — оба увлекались историей и литературой, но в общении с леди Ириталь барону было трудно выходить за рамки сухой светской беседы. Каждый раз, заговаривая с ней, он не мог отделаться от воспоминаний о муках, которые эта молодая женщина причинила его ближайшему другу, и не находил сил ее простить. Поэтому, когда Грегор повелел приставить к латанийке охрану и ни под каким предлогом не выпускать ее из Эллисдора, Альдор ден Граувер почувствовал злорадное удовлетворение — пусть немного помучается. Не одному же Грегору постоянно страдать за двоих.

— Ваше превосходительство, — барон поклонился с подчеркнутым изяществом и сохранил бесстрастное выражение лица. — Если вы желаете знать, изменилось ли ваше положение, вынужден огорчить. Новых распоряжений от его светлости не поступало.

Ириталь вспорхнула со скамьи, многослойные одеяния взметнулись за ней зелеными волнами. Ткань великолепно подчеркивала цвет глаз, а прическа на этот раз была убрана не цветами, но молодыми листьями, ради которых служанки, судя по всему, ободрали осину, выросшую возле замкового Святилища. То-то утром Альдору дерево показалось непривычно голым на фоне прочей растительности.

Латанийка обворожительно улыбнулась.

— Давайте немного прогуляемся, — она подала сенешалю руку, унизанную серебряными браслетами. — Совсем недалеко, обещаю. Я хочу вам кое-что сказать.

Барон пожал плечами и молча позволил Ириталь взять себя под локоть. Гвардейцы и служанки проследовали за ними, оставаясь позади.

— Что вас привело, леди посол? — не глядя на девушку, спросил Альдор.

— Я переосмыслила наши с вами отношения и пришла к выводу, который меня огорчил.

— Могу ли я поинтересоваться, что это за вывод?

Ириталь склонила голову к плечу барона.

— Видите ли, мы с вами искренне печемся о будущем одного и того же человека, но при этом ведем себя как враги, — шепнула она. — Вам не кажется это неправильным?

Неправильным ему казался выбор Грегора, но вслух этого произнести Альдор не смел.

— Возможно, — кивнул он. — У вас есть предложения?

Посол снова улыбнулась:

— Этот край и так постоянно страдает от войн. Давайте подарим ему хотя бы одно маленькое перемирие между двумя людьми. Ради того, кому мы оба желаем лишь добра.

Барон бросил на женщину заинтересованный взгляд. Разумеется, она изменила тактику. Поняв, что ничего не добьется скандалами и угрозами, латанийка решила подкупить его дружбой. Это было ожидаемо и неудивительно.

— Я согласен, — выдержав паузу, ответил Альдор. — Да будет мир. Ради того, кому мы оба желаем лишь добра. Но только ради него.

Латанийка просияла.

— Отличное начало. Я высоко ценю вашу мудрость. — Барон искоса посмотрел на посла и не дал себе труда улыбнуться в ответ. — И раз мы теперь друзья, приглашаю вас закрепить наше долгожданное примирение совместным ужином.

От церемонных расшаркиваний барона затошнило. Альдор помедлил, подбирая правильные слова.

— Я безмерно признателен за приглашение, однако вряд ли смогу принять его в ближайшее время. Увы, в отсутствие лорда Грегора и его мудрой свиты справляться с потоком прошений стало весьма сложно.

Ириталь сочувствующе закивала, но лишь крепче сжала руку барона.

— Я понимаю. И все же настаиваю, чтобы вы как можно быстрее меня посетили. Мой повар приготовит изумительных куропаток в пряностях.

Альдор поклонился:

— Непременно. Еще раз благодарю за приглашение, ваше превосходительство. А теперь я должен вернуться к работе.

— Разумеется, — латанийка улыбнулась ему на прощание и, поманив к себе гвардейцев, покинула зал.

— Этого еще не хватало, — тихо проговорил барон, когда свита Ириталь скрылась в темноте коридора.

Внезапное расположение женщины, которая раньше не выносила его на дух, не застало его врасплох, но заставило задуматься о ее мотивах и планах на ближайшее будущее. Следуя логике, леди Ириталь должна была заручиться его, Альдора, доверием, убедить весь замок в своей безобидности и, воспользовавшись преимуществом, либо сбежать, либо начать плести какую-то хитрую интригу внутри самого замка.

Но, что бы она себе ни надумала, это барону было совершенно ни к чему. Кроме того, Альдор ден Граувер терпеть не мог жареных куропаток.

Вольный город Гивой

Человек в надвинутом на самые глаза капюшоне указал на худощавого лекаря, выходившего из лавки травника:

— Об этом эннийце ты говорил?

Гнилой переглянулся с двумя товарищами и кивнул. Встречу назначили близ рыночной площади вольного города. Место выбрали удобное: все подходы неплохо просматривались, но закоулок, где наемники встретились с нанимателем, был скрыт от лишних глаз за кучей барахла и телегами торговцев. Рядом истерично лаяла собака, безуспешно пытавшаяся добраться до здоровенного черного кота, надменно взиравшего на суетливую дворнягу с вершины забора.

Незнакомец, вечно носивший свой дурацкий капюшон, нанял троих наемников из «Братства» сравнительно недавно. Работенка была не пыльная: пока он не требовал от них ничего, кроме сбора сведений о живущих в Гивое выходцах из Эннии и слежки за некоторыми из них.

Наниматель поведал, что охотился за головами беглых рабов, но более о себе не сказал ничего. Даже не назвался. Это во многом объясняло его скрытность: попадаться на глаза беглецу он не хотел. Впрочем, у каждого были свои тайны, и наемники предпочитали не лезть не в свое дело до тех пор, пока этот странный незнакомец исправно им платил.

А распоряжался он своими средствами весьма щедро. Гораздо щедрее, чем Танор.

— Ага, — прошепелявил Гнилой. — Этого зовут Рианос, служит при «Сотне». Тихий мужик. В город выходит редко, обычно сидит в поместье. Иногда принимает болезных из горожан, там же. Видать, в «Сотне» нечасто увечные бывают, раз он тратит время на других.

Наниматель небрежно отмахнулся и поглядел вслед лекарю.

— Приведите его на пятую пристань сегодня вечером. Но тихо.

Гнилой почесал плешивый затылок, провел языком по коричневым зубам и подозрительно прищурился.

— Эй, приятель, мы так не договаривались! — Он сказал это громче, чем следовало, и в следующий момент оказался крепко припечатан к стене амбара. От удара с крыши посыпалась пыль, что-то позади зловеще скрипнуло.

— Тише, — шикнул тип в капюшоне и, убедившись, что наемник не собирался поднимать шум, ослабил хватку.

— Ты сказал, что заплатишь за слежку, — возмущенно затараторил Гнилой. — Так мы и следили за эннийцами. Но ты не говорил, что придется кого-то хватать. Тем более — из «Сотни».

— В чем проблема?

Гнилой вытаращился на нанимателя:

— Как в чем? Это же «Сотня»! Артанна на короткой ноге с градоначальником. Ты не местный и не знаешь здешних порядков. Будь это любой другой энниец — без вопросов. Но Артанне и ее бойцам без повода лучше дорогу не переходить. Наш главарь и так с ней на ножах, но он дал приказ никого из «Сотни» не трогать. Если выяснится, что мы взяли этого лекаришку, дерьмо полезет со всех щелей!

— Эта вагранийская шлюха долбанутая на всю седую башку, — со знанием дела подхватил Кривой — долговязый наемник с приметным изогнутым шрамом на лбу. — О ней и раньше всякое говорили, дескать, крыша у бабы поехала после рундского плена. Но после того, как пришили одного из ее дружков, она совсем рассвирепела. Мы, случись что, не хотим попасть под раздачу. Так-то.

— А если Танор прознает… Нам лишние проблемы не нужны, приятель, — подытожил Хромой и неуклюже припал на одну ногу. — Так что извини, чужак. Не могем.

Наниматель повернулся к товарищам Гнилого и оскалился.

— Успокойтесь, парни, — миролюбиво сказал он. — Проблем с Артанной не будет. Мне нужен лишь энниец. Рианос был рабом, и он сбежал. Я здесь для того, чтобы вернуть собственность домой. Три золотых имперских аурэ — и вы приводите его в условленное место. Сегодня же. Если сделаете все тихо, ни у кого не будет повода для беспокойства.

В качестве демонстрации серьезных намерений он потряс кошелем. Монеты сладко звякнули, стукнувшись друг о друга.

Наемники неуверенно молчали, обдумывая излишне щедрое предложение. На один аурэ можно было жить по-королевски в течение целой недели, лить рекой хайлигландскую крепкую, нюхать паштару и даже включить в программу ежедневное посещение дорогого гацонского борделя, где каждая шлюха походила на царицу. Но внезапная смена задания насторожила даже Гнилого, а уж он не привык крутить носом, когда дело доходило до выполнения грязной работенки. Что-то во всем этом предприятии было не так.

Человек в капюшоне вздохнул и покачал головой:

— Видимо я не настолько убедителен. Хорошо, проясню ситуацию. Вы соглашаетесь и приводите эннийца в указанное место сегодня, пока мое предложение в силе. Завтра ваши услуги мне уже не понадобятся, и вы лишитесь шанса хорошенько отдохнуть за счет моего хозяина, — в тихом и спокойном голосе незнакомца чувствовалась едва уловимая, но весьма очевидная угроза. — Ибо завтра отходит корабль до Агарана, а я очень хочу на него успеть. Хозяин соскучился по своему сбежавшему рабу, но он не будет ждать вечно, и меня поджимают сроки. Однако вместе со мной исчезнет и наша маленькая тайна, а золото — останется. Ну разве не соблазнительно звучит?

Гнилой продолжал молчать. Их было трое, они могли бы убить этого чужака и завладеть его деньгами прямо сейчас — Гнилой не сомневался, что его товарищи думали о том же. Там, под полой темного плаща, скрывалось настоящее богатство, стоило только протянуть руку. Но проверять отчего-то не хотелось.

— А что нам мешает просто убить тебя и забрать золото? — с вызовом спросил Кривой. — Прямо сейчас.

Человек в капюшоне широко улыбнулся:

— О, право дело, не стоит. Я крайне талантлив во всем, что касается драки, иначе господин не отправил бы меня за море в одиночку. — В подтверждение своих слов он показал вторую руку. Вместо мешка с золотом смуглые пальцы нанимателя сжимали рукоять ножа. — Не нужно ссориться, если мы можем помочь друг другу.

— Эй, ладно тебе, — Хромой аккуратно тронул заказчика за плечо. — Не нагнетай, чужак. Приведем мы твоего эннийца.

— Он нужен мне сегодня до полуночи, — наниматель спрятал нож и снова потряс кошелем. — Это вы получите на месте. Каждый по одному аурэ.

Гнилой кивнул, и его собеседник вновь оскалился, обнажив непривычно ровные и белые зубы. Такие крепкие и здоровые, что наемника взяла зависть — он-то давно растерял большую часть своих. Кинжал вернулся в ножны, напоследок сверкнув лезвием.

— Ты меня понял? — еще раз обратился заказчик к Гнилому.

Головорез цокнул и подтянул ремень.

— Будет тебе твой раб, как и договорились. Только не размахивай передо мной этой тыкалкой.

Ответа он не получил. Незнакомец в капюшоне просто скрылся за углом и быстро смешался с толпой на площади. Через несколько мгновений наемники совершенно потеряли его из вида — чужак словно растворился в воздухе.

— Вот же сукин сын! Угрожать мне вздумал, — прошипел Гнилой и смачно плюнул под ноги. — Интересно, сколько еще у него золотых в кошеле? Что, если мы действительно его ограбим?

Кривой нервно почесал шрам и покачал головой:

— Плохая идея, задницей чую. Я порасспрашивал о нем народ в порту, но ничего толком не узнал. Как будто его и не было вовсе! Не к добру это. Но Танор нам никогда столько не платил, а я новую бабенку в борделе приметил. А может вообще уйду со службы и уеду на юг…

Хромой хрустнул увечной ногой и зло покосился в сторону площади.

— Этот человек работает на эннийского господина, а наставник в церкви говорил: «Не доверяй эннийцам», — напомнил он. — Надо быть начеку.

Гнилой презрительно посмотрел на спутника и снова сплюнул:

— Наставник так говорит, потому что все эннийцы — безбожники и не следуют Пути. Нам-то какое дело до веры?

— Но все-таки…

— Ты аурэ-то хоть раз в жизни держал в руках?

— Нет…

— И я не держал, — вздохнул Гнилой. — Но очень хочу. И мне плевать, что это золото лежит в кошеле безбожника.

* * *

Смеркалось. Рианос кутался в шерстяную накидку в попытках спастись от промозглого ветра с реки. Одной рукой лекарь придерживал полы плаща, вторая была занята корзиной с травами для снадобий. Лекарь уже миновал торговый квартал и решил срезать путь, пройдя через старые литейные. Пряные ароматы трав немного заглушали уличную вонь. Рианос отщипнул небольшой ярко-зеленый листок от тонкого стебля и отправил в рот: это кислое растение хорошо отбеливало зубы и снимало воспаления. В Эннии его жевали все — от босяков до членов Магистрата — и называли гурусом. Отвар из его плотных листьев помогал от лихорадки, а весной, с ее переменчивыми ветрами и простудами, это свойство было особенно полезным. Рианос очень жалел, что в Гивое, в отличие от Эннии, попытка достать гурус превращалась в целое приключение: на родине-то он рос на каждом шагу.

Впрочем, с этим можно было смириться. Не самая крупная жертва ради свободы.

Лекарь снова поправил распахнувшиеся полы плаща и перехватил корзину поудобнее. Темнело быстро, а до поместья «Сотни» оставалось еще полпути через не самые дружелюбные окраины и затем — по совсем раскисшей северной дороге. Рианос еще мог успеть разобрать и даже перетереть некоторые из купленных трав прежде, чем колокол зазвонит к ужину. Сейчас он жалел, что не взял коня и по привычке отправился в город пешком.

Рианос все еще чувствовал себя чужим в Гивое и не тешил себя надеждой, что это когда-нибудь изменится. Если имперцев здесь терпели и привечали, то эннийцам не доверяли и могли даже поколотить.

С другой стороны, кому он был нужен?

Лекарь едва успел миновать литейный квартал с покосившимися деревянными бараками, когда из-за угла вышел коренастый человек с проплешинами на голове.

— Эй, мужик! Ходи сюда! — услышав неприятный скрипучий голос, Рианос остановился и огляделся по сторонам. В переулке больше никого не было. Плешивый подошел ближе, его испещренное мелкими шрамами от оспы лицо выглядело озабоченным. — Я где-то тут булавку от плаща потерял. Медная такая, не видел?

Энниец заметил на его рукаве нашивку с символом «Братства» и невольно напрягся. В городе все только и ждали, когда противостояние наемников Артанны и Танора выльется из негласного в настоящую бойню. С другой стороны, сам Рианос никаких отличительных знаков «Сотни» не носил, хотя обезображенное клеймом раба лицо делало его приметным.

Стараясь сохранять самообладание, лекарь пожал плечами:

— Не видел. Извините, господин, я очень тороплюсь.

— Да ладно тебе, мужик, ну помоги поискать, — прошепелявил наемник, и Рианос увидел его гнилые зубы — частое явление среди жителей мест, в которых не знали гуруса.

— Простите, но не могу. Я действительно очень спешу.

— Ну конечно, — оскалился гнилозубый. — Только вот спешишь ты не туда.

Рианос слишком поздно сообразил, что уже нарвался на неприятности. Он медленно потянулся к заткнутому за пояс кинжалу, но запутался пальцами в длинных полах плаща. Да и что он мог сделать с одним ножиком?

Осознание, что он вляпался в крупные неприятности, пришло слишком поздно, когда гнилозубый наемник без церемоний врезал лекарю по носу. Бывший раб пошатнулся, в глазах потемнело. Он ощутил сильный удар по затылку и выронил корзину.

Из глаз посыпались искры, а секундой позже Рианос провалился во мрак.

Миссолен

«Итак, нас двое. Грегора Волдхарда из далекого Хайлигланда в столице не знают. Моя репутация, разумеется, тоже не играет мне на руку. Зато аристократы осознают, кто платит за их развлечения при дворе. Тем же, кто страдает провалами в памяти, нужно аккуратно напомнить».

И Демос напоминал. В столичной резиденции Дома Деватон, мало уступавшей императорскому дворцу размерами роскошью убранства, постоянно давались званые вечера. Во времена празднеств в парадных залах лились рекой тонкие южные вина, играли лучшие музыканты империи, а лакомства разносили идеально вымуштрованные слуги. Получить приглашение к Деватонам означало стать частью высшего столичного общества. Этим статусом дорожили, за него боролись и стремились к нему столь отчаянно, что были готовы оказать знатному семейству любые услуги. Всем этим великолепием заправляла блистательная леди Эльтиния.

Именно поэтому Демос предпочитал занимать скромные покои в императорском дворце.

«Почему нам удается сотрудничать во всем, что касается интересов Дома, но, стоит затронуть тему моего будущего, как мы готовы разорвать друг другу глотки?»

Леди Эльтиния, несомненно, была поистине выдающейся женщиной, и Демос любил ее, как всякому сыну полагается любить мать. И ни на йоту больше. Душевной теплоты и настоящего семейного взаимопонимания между ними не было и в помине. Демосу случилось родиться первенцем, наследником огромного состояния и титулов, отчего с самого рождения он ощутил всепоглощающую мощь давления материнских ожиданий. Жажда власти и тщеславие леди Эльтинии преследовали его с дня появления на свет. Порой Демос искренне хотел ее убить, но в то же время воздавал хвалу небесам за те жестокие уроки, что преподала ему мать.

Сейчас они вновь были вынуждены работать сообща. Леди Эльтиния, будучи женщиной блестящего ума, давно оценила ставки. Разумеется, жертвовать своим положением ради какого-то хайлигландского варвара она не намеревалась, даже если бы Демосу не светила корона. Но обстоятельства сложились наилучшим образом для удовлетворения ее неуемных амбиций. А посему она уже давно обзавелась списком дворян, которых следовало привлечь на сторону Деватонов. Особенно следовало бороться за Рикенаар. Именно этим леди Эльтиния и занималась, когда Демос незаметно покинул банкетный зал резиденции.

Увешанный гобеленами широкий коридор подарил прохладу, и начавшаяся было мигрень немного утихла. Казначей вздохнул с облегчением, но тут же поморщился от боли иного рода: раненая нога напомнила о себе. Становилось все хуже. Теперь Демосу приходилось передвигаться медленно и лишь при помощи трости.

«Интересно, когда же государственная служба вконец меня добьет?»

— Идем, — коротко бросил Демос Лахель, дожидавшейся его возле двери к потайной лестнице. Излюбленный цветастый платок на голове она сменила на черный. — Ихраз готов?

Эннийка с сомнением посмотрела на ногу господина.

— Брат ждет в саду. Вы уверены, что сможете пройти такое расстояние? Путь неблизкий.

«Разве у меня есть выбор? На лошадь я не залезу, а экипаж, как и паланкин, привлечет к себе ненужное внимание. Но увидеться с Арчеллой необходимо. Чем скорее, тем лучше для всех нас».

— Справлюсь, — тихо проговорил казначей и, накинув на плечи простой темный плащ, медленно поковылял дальше. Вскоре он в растерянности остановился перед узкой лестницей.

«Совсем забыл об этом затруднении. Какой позор — глава могущественного дома не может справиться с безобидными ступенями!»

Он сделал осторожный шаг. Нога вспыхнула болью и отчего-то стрельнула в позвоночник. Демос сдавленно взвыл, но, поймав полный сострадания взгляд телохранительницы, сделал ей знак не вмешиваться.

— Должен… сам, — прокряхтел он и, крепче схватившись за перила, продолжил спуск.

«Я могу ходить. Все еще могу. И дойду хоть до самого Сифареса пешком, если это поможет найти Изару».

Неуклюже преодолевая спуск, Демос отчасти возрадовался своим увлечениям иностранными языками: на каждую ступеньку приходился добрый десяток ругательств, которыми казначей мысленно костерил злополучную лестницу на всех известных ему диалектах.

«И ведь ни разу не повторился. Почти повод для гордости. Проклятье, как же больно».

Лахель молча двигалась рядом, готовая помочь господину в любой момент. Ближе этой немногословной женщины и ее брата у Демоса не было никого. Двое слуг-эннийцев знали большую часть его слабостей и пороков, могли перечислить каждую его болячку, были патологически ему верны и пользовались привилегией говорить с господином откровенно. И все равно, с какой бы доверительной теплотой Демос ни относился к телохранительнице-южанке, он не позволял себе крепких выражений в ее обществе.

«В конце концов, она тоже дама, пусть и бывшая рабыня».

Когда вынужденная экзекуция подошла к концу, и Демос почувствовал ровную твердь каменного пола, силы на миг его покинули. Лахель среагировала мгновенно и подхватила слабеющего господина под локоть.

— Все в порядке, — сглотнув, проговорил Деватон. — Это, признаться, оказалось сложнее, чем я предполагал.

Казначей пошарил в кармане и выудил маленькую шкатулку с паштарой. Сунув в ноздри по щепотке, он шумно вдохнул и прикрыл глаза. Через несколько мгновений ему стало легче, а боль в ноге притупилась.

«И что бы я делал без этого серого порошка?»

Лахель неодобрительно покачала головой, но промолчала.

«Не смотри на меня с укоризной, дорогая. Я прекрасно осознаю, что иду по скользкой дорожке, но сейчас это единственный способ оставаться в сознании. Когда-нибудь я остановлюсь, если еще буду на это способен. Но не сегодня».

Они вышли на задний двор. За стеной располагался прекрасный сад с фонтанами, фруктовыми деревьями и скульптурами. Гости наслаждались теплым весенним вечером, прогуливаясь по засыпанным белой мраморной крошкой аллеям. Со стороны сада доносились голоса. Опьяненные ароматным воздухом, заливались соловьи. Объявленный церковью траур, казалось, никого не волновал.

«Чудный вечер. Досадно, что мне придется наслаждаться им в бедняцком квартале».

Миновав низкую стену сада, Демос и Лахель свернули в другую сторону. Они медленно прошли мимо амбаров, складов и нескольких погребов. Вдалеке ржали лошади и слышались разговоры слуг.

Ихраз ожидал господина и сестру в тени пристройки, и он был не один. Деватон с усилием подтянул ногу и оперся на трость. Собеседник Ихраза заметил их издалека и пошел навстречу казначею.

«Да это же мастер Арчелла собственной персоной! — Демос прищурился, узнав могучую фигуру шпиона. — Как благородно с его стороны избавить меня от необходимости тащить свои искалеченные ноги через полгорода».

Подойдя ближе, Демос понял, что не ошибся.

— Мастер Арчелла, — тихо произнес казначей. — Вот так неожиданность. А я как раз собирался навестить ваше логово.

Шпион откинул капюшон и грациозно поклонился:

— Рад видеть вас в добром здравии, лорд Демос.

«В добром? Шутишь?».

— И что же заставило вас лично прокрасться в мой дом?

— Он перехватил меня на выходе из дворца, — недовольно проговорил Ихраз. — Охрана совсем распоясалась.

Арчелла обворожительно улыбнулся, нависнув над Демосом.

— Я лишь напомнил вашей светлости, что стою своих денег, — беззлобно усмехнулся он. — Мне передали, что вы пожелали увидеться со мной лично, и для разнообразия я решил прогуляться.

Демос жестом отпустил телохранителей и крепче перехватил трость. Ихраз и Лахель безошибочно уловили намерение господина и отошли в сторону.

Шпион бросил на Демоса заинтересованный взгляд:

— Я весь внимание, ваша светлость.

— Скажите, мастер Арчелла, кто может незаметно пробраться в императорский дворец и вывести оттуда человека так, чтобы это осталось незамеченным?

— Например, я, — улыбнулся исполин.

— Но ваши люди этого не делали.

— Вы же меня об этом не просили.

— Только не вздумайте изображать оскорбленную невинность, мастер Арчелла. Я знаю, что вы кормитесь не только из моего кармана, но не препятствую до тех пор, пока это не мешает нашему сотрудничеству.

Шпион равнодушно подал плечами.

— Всегда ценил вашу мудрость. Однако мои люди работают во дворце исключительно по вашему указу.

«Еще бы. Твоя верность стоила мне очень дорого».

— И сейчас мне нужно знать, кто еще способен провернуть трюк с кражей человека из дворца, — настаивал казначей.

— Мы же в столице, милорд…

— Именно поэтому я адресую этот вопрос вам. Я всего пять лет живу в Миссолене и могу что-то упустить. Напрягите память, Арчелла. Столица — ваш дом.

Шпион почесал аккуратно подстриженную бороду.

— Кто бы это ни сделал, у него либо были очень крепкие связи во дворце, либо способ отвести охране глаза, — он многозначительно посмотрел на казначея. — Деньгами, угрозами или даже колдовством. Это точно не сами таргосийцы: их руки коротки, а влияния недостаточно. Впрочем, сомневаюсь, что и у имперцев есть ресурсы для столь дерзкого деяния.

— У имперской знати нет не только ресурсов, но и мотивов, — устало проговорил казначей. Нога начинала ныть все сильнее. — Дама, о которой мы говорим, не представляла угрозы для их положения.

— Тем интереснее клубок, который мы распутываем. Я очень люблю загадки, которые вы мне подкидываете.

«А еще больше — деньги, которые я тебе плачу».

— Итак, ваше последнее слово, мастер Арчелла? — боль становилась невыносимой. Демосу хотелось тихо скулить, и держался он лишь благодаря паштаре, действие которой начало слабеть.

— Есть только одно место, закрытое от меня и моих людей, — стерев с лица привычную улыбку, прошептал шпион. — Место, пробираться в которое не рискую даже я, ибо боюсь гнева братьев из Коллегии.

— Церковь, — кивнул Демос. — Я думал об этом.

— Но в этом я не помощник, при всей моей глубочайшей любви к вашей светлости. Ради вас я отправлю своих людей куда угодно, но только не в Эклузум.

Казначей поднял глаза на шпиона и, вопреки ожиданиям, не увидел насмешливых искорок в его взгляде. Лучший шпион столицы, один из умнейших людей империи…боялся.

«Что же сделали наставники с этой религией, если вместо надежды на жизнь после смерти теперь она внушает людям страх?»

— Я понимаю, мастер Арчелла, и не буду требовать от вас ничего, кроме молчания. Впрочем, один из ваших людей все же мне понадобится. Следует проверить кое-что еще.

— Благодарю, лорд Демос, — с явным облегчением проговорил шпион. — Я пришлю человека.

Деватон жестом подозвал своих телохранителей, давая понять, что аудиенция закончена. Арчелла надвинул капюшон на глаза и растаял в темноте.

«Ирвинг был прав. Если в исчезновении императрицы замешаны наставники, я и сам себе не завидую. Впрочем, в этом есть особая ирония — убежденному безбожнику предстоит влезть в дела церкви. Интересно, не рухнут ли на меня своды Великого Святилища за такую дерзость? Как бы то ни было, сначала я разберусь с проклятой ногой».

Вольный город Гивой

Гнилой огляделся по сторонам и знаком приказал товарищам следовать за ним. Пятая пристань была самой удаленной от города и потому безлюдной. Ею активно пользовались только летом, в сезон наиболее буйной торговли. В остальное время это место пустовало.

Окончательно стемнело. Факелы могли привлечь ненужное внимание, и наемникам приходилось двигаться лишь при слабом лунном свете, отражавшемся в тихих водах реки. К счастью, район, в который занесло троих товарищей, был им хорошо знаком. Сейчас склады не охранялись, поскольку оберегать пока что было нечего. В проходах между однообразными бараками не было никого, кроме тощих крыс.

Они двигались вдоль реки — так было светлее. Черные воды лениво несли мусор и нечистоты на юго-восток, к Агарану. От воды веяло прохладой и смердело тухлятиной.

— Скоро придем, — буркнул Гнилой. — Шевелитесь, братцы, сегодня погуляем, коли тот чужак нам не наврал.

Как бы он ни старался приободрить товарищей, у него самого предательски сосало под ложечкой. Чутье подсказывало, что причиной служил их таинственный наниматель. Нет, лекаря было не жаль, хотя он и казался славным малым — разницы между людьми не делал и лечил всех, кто нуждался в помощи, даже людей из «Братства». И потому Гнилой никак не мог избавиться от ощущения, что делал что-то неправильно. Удивительно редкое чувство для выходца со Дна.

Позади что-то хрустнуло, и наемники замерли возле сарая с покосившейся крышей. Гнилой обернулся на звук, но не увидел ничего подозрительного. Только маленькая лодка монотонно билась носом о деревянную пристань.

— Ты это тоже слышал? — прошептал Кривой. — Мне ж не показалось?

— Слышал. Идем дальше, не отвлекаемся.

— Может он решил нас обмануть, а? — Хромой нервно сглотнул и крепче перехватил лекаря под мышки. Подол длинной туники эннийца извалялся в грязи, а на голову был водружен мешок.

— Не думаю, — отозвался Гнилой. — За слежку он заплатил по чести. Да и зачем ему кидать нас сейчас?

Он озирался по сторонам и напряженно слушал ночные звуки. Было очень тихо. Слишком тихо. Даже на противоположном берегу повисла неестественная тишина. Наемник вглядывался в темноту переулка, возле которого они остановились.

— Может потащим его к нам? — предложил Хромой. — А потом, когда объявится…

Что-то просвистело прямо рядом с ухом Гнилого. В этот же момент Хромой, не договорив, захрипел. Главарь обернулся и увидел его уже на земле — из горла торчала стрела. Лишенный поддержки, лекарь плюхнулся в лужу.

— Дерьмо! — прошипел Гнилой, озираясь по сторонам в поисках стрелка. Тупик справа казался пустым, но стрела прилетела именно оттуда.

Страх запустил липкие ледяные пальцы за шиворот. Гнилой редко испытывал это ощущение, но сейчас ужас был оправдан. Кто бы ни выпустил ту стрелу, дело свое он явно знал. Какими же должны быть глаза, чтобы увидеть цель в таком мраке? Человек не мог настолько хорошо стрелять в темноте.

Обычный человек.

Инстинкт взял свое прежде, чем голова осознала незавидное положение, а рука сама потянулась к тесаку. Помянув Хранителя, Гнилой бегло осмотрелся в поисках укрытия. Как назло, они как раз вышли на открытое место.

Следующим упал Кривой. Стрела угодила аккурат в глазницу наемника, заставив Гнилого отпрянуть. Его товарищ даже не успел ничего понять и рухнул, словно мешок. Гнилой поскользнулся на раскисшей земле и едва не свалился в реку, в последний момент ухватившись за торчавшую доску. Безвольное тело лекаря распласталось на земле, но сейчас было не до него. Наемник вскарабкался обратно на берег, хлюпнув зачерпнувшими воды сапогами. Он спрятался за невысокой кучей горелых досок. Надолго это укрытие не спасет, но оно могло дать время выследить лучника.

Что-то шевельнулось на низкой крыше, и Гнилой смог разглядеть человеческий силуэт — темная фигура удивительно быстро соскользнула на землю. Выхватив тесак, Гнилой рванул к стрелку. Незнакомец аккуратно положил лук на валявшийся возле амбара сломанный ящик и, пожав плечами, улыбнулся собственным мыслям. Наемник надвигался на него, но противник выглядел спокойным, лишь медленно вытащил кинжал:

— Зачем ты все усложняешь? Я мог бы пустить тебе стрелу в глаз, — тихо сказал он. — Легкая смерть. Теперь будет больнее.

Голос был ему знаком. Наниматель, суливший золотые имперские монеты. Картина наконец-то сложилась в голове наемника, но легче от этого не стало. Вряд ли этот эннийский ублюдок собирался оставлять свидетелей.

— Ну держись, тварь! — взвыл Гнилой. — Говорил ведь наставник не доверять эннийцам!

Клинок наемника рассек воздух. Противник, не проронив ни звука, ушел от выпада и вытащил из-за пояса второй кинжал. Легко ступая, он приблизился к Гнилому, стараясь зайти сбоку. Вязкая жижа под ногами затрудняла движения обоих. Гнилой развернулся и сделал выпад, целясь в живот, но поторопился и замахнулся это слишком резко. Его сапоги, все еще полные воды, заскользили по грязи, и он едва удержал равновесие. Энниец быстро ушел в сторону и, увидев, что противник открыл бок, с усилием всадил кинжал в образовавшуюся брешь в защите.

Гнилой сдавленно взвыл и схватился за рану, но этот выпад стоил его противнику равновесия. Ноги разъехались, пришлось схватиться за стену амбара. Момент был упущен.

— Выкуси, сучий потрох, — прохрипел Гнилой. — Я тебя достану!

Он оказался крепче, чем рассчитывал этот стрелок. Да, у него была дыра в боку, и наемник уже чувствовал, как рубаха намокала от крови. Такой теплой… Плохая рана, глубокая, смертельная. Становилось холодно, но у Гнилого еще оставались силы. Один удар, последний удар. Он не даст зарезать себя как свинью.

Его мутило. Энниец хотел зайти сзади, но допустить этого Гнилой не мог. На его стороне была только уличная грязь — в густой жиже одинаково увязнут и дорогие, и дешевые сапоги.

Противник двигался медленно и осторожно. Гнилой понимал, что он намеревался его вымотать — дождаться, пока рана и потеря крови сделают работу за него. Но черта с два он облегчит ему задачу! Гнилой крепче перехватил свой тесак и ринулся на эннийца. Тот пригнулся и ушел от удара, но его скорость замедляла грязь. Когда Гнилой развернулся, он увидел, как восстановивший равновесие противник убрал длинный кинжал и обнажил ятаган. Эннийский клинок менял дело, и, увы, не в пользу, Гнилого.

— Ты мне надоел, — вздохнул бывший наниматель.

— Да пошел ты!

Голос осип. Гнилой с трудом собрался и сделал выпад. Рука начинала дрожать от слабости. Тело предало в самый неподходящий момент.

Противник ушел от выпада и рубанул Гнилого по предплечью. Лезвие прошло до кости и срезало добрый кусок мяса. Наемник выронил оружие и инстинктивно прижал руку к груди, баюкая рану. Было слишком больно, а сил уже не оставалось. Блестящая темная кровь залила одежду.

Гнилой даже не понял, как вышло, что незнакомец с ятаганом все же оказался сзади. Что-то холодное полоснуло под коленями, заставив наемника рухнуть. Отчего-то подумалось, что, если бы он носил высокие клепаные металлом сапоги из очень толстой кожи, такой трюк и не сработал бы. Но Танор экономил на обмундировании своих людей, если вообще что-то им давал. Откровенно говоря, из всех даров от главаря войска у Гнилого оставалась только нашивка «Братства» на рукаве — все остальное он совсем недавно купил сам. Было жаль, что новые вещи не пережили ни одной битвы.

Гнилой упал, цепляясь пальцами здоровой руки за какой-то ящик. В глазах стояла пелена. Было очень-очень холодно. И очень больно. Никогда он не мог предположить, что рука может так болеть. Но хуже всего болели перерезанные сухожилия. Невыносимо.

Бывший наниматель подошел сзади и наклонился:

— Ваш наставник был прав. Не доверяйте эннийцам, — прошептал он и, почти по-отечески обхватил его голову.

Гнилой смутно почувствовал прикосновение чего-то холодного к шее.

Стало темно.

* * *

Тела быстро уходили под воду.

С берегом повезло — можно было подобраться до самого края, а глубина в этом месте оказалась подходящей.

Последним в реку отправился Гнилой. Бывший наниматель бережно опустил обвязанный камень в воду, и тот потянул за собой веревку, тянувшуюся к ногам наемника. Тихо булькнуло. Энниец аккуратно подтащил труп к воде, на миг замер над телом, а затем аккуратно срезал нашивку «Братства» с куртки и сунул в карман. На этот кусок материи имелись особые планы. Тело он спихнул без особого изящества. Черные воды ласково сомкнулись над головой Гнилого и позволили наемнику погрузиться вниз. Вслед за ним отправился и его тесак.

Энниец подхватил лук и зашел в один из амбаров. Внутри было почти пусто — валялось несколько пустых ящиков, да в самом углу одиноко стояла бочка. Он сдвинул ее и, стряхнув с пола лишнюю солому, поднял дверцу тайника. Скорее всего, лук больше ему не понадобится, но терять надежное оружие, выполненное из отменного гацонского тиса, не хотелось. Откинув капюшон, энниец снял тетиву и положил ее вместе с остальными принадлежностями в тайник. Оттуда же он вытащил завернутую в ткань бутылку хайлигландской настойки, сделал крепкий глоток, закрыл дверцу и быстро водрузил бочку на место. Пойло он прихватил с собой и сделал еще пару глотков, а затем снова натянул на голову капюшон. Необходимость прятать лицо уже надоела. Приходилось утешать себя тем, что вскорости этот маскарад должен был закончиться.

Теперь следовало заняться лекарем. Рианос все еще оставался без сознания. Сердцебиение было ровным и не внушало опасений за жизнь, но от лекаря требовалась способность связно говорить. Наемники связали его по рукам и ногам, тем самым облегчив транспортировку. На поясе бывшего раба висели пустые ножны. Вероятно, он сопротивлялся и выронил кинжал в схватке. Энниец аккуратно снял с головы Рианоса мешок и разрезал путы. Рианос слабо пошевелился. Незнакомец набрал полный рот крепкой настойки и распылил ее в лицо узнику. Лекарь застонал.

— Открывай глаза, земляк, — весело сказал незнакомец. — Ты же энниец, верно? Открой глаза, и я дам тебе напиться.

* * *

Рианос с усилием разлепил веки.

Стояла ясная ночь. Попавшая на лицо жидкость щипала глаза, и лекарь потянулся, чтобы вытереть их рукавом туники. Увидев, во что превратилась одежда, он вовремя остановился и предпочел просто проморгаться. Затылок жалобно гудел, словно по нему прошелся табун лошадей. Рианос попытался встать, но бессильно рухнул обратно в лужу.

— Э, нет, дружище! Сам ты, думаю, пока не справишься, — снова раздался приятный веселый голос.

Над лекарем завис человек с бутылкой в руках, загородив собой большую часть неба. В лунном свете можно было различить лишь его силуэт.

— Ну что, пришел в себя? — человек икнул и широко улыбнулся. Лекарь увидел ровные белые зубы, явно знакомые с гурусом. Незнакомец присел на корточки возле Рианоса, и приложил горлышко бутылки к его потрескавшимся губам. — Пей, друг. Тебе сильно досталось.

Лекарь сделал глоток и закашлялся.

— А простой воды нет?

— Увы, сегодня вечером я пью только знаменитую хайлигландскую. — словно извиняясь, развел руки незнакомец. — Но могу зачерпнуть из реки.

— Спасибо, но лучше настойку. Что произошло? И кто ты такой?

Подав лекарю бутылку, незнакомец помог ему сесть и пристроился рядом.

— Я, как бы тебе сказать… Кажется, твой земляк. Ну, в смысле, работаю на богатея из Сифареса. И я тебя спас.

Рианос вздрогнул и тут же пожалел об этом — движение отразилось приступом тошноты. Эннийцев он не любил хотя бы по той причине, что они имели свойство сдавать хозяевам беглецов.

— И вот отправил меня хозяин сюда, в Гивой то есть, — как ни в чем ни бывало продолжил незнакомец, забрав у лекаря бутылку и сделав щедрый глоток. — Сказал, торговлю здесь налаживать будем. Понимаешь, торговлю, будь она неладна!

— Очень рад, — сдержанно сказал Рианос. — Но какое отношение это имеет к произошедшему сегодня?

— Какое-какое… Самое что ни на есть прямое! Ты слушай дальше, сейчас расскажу!

Медленно повернув голову, Рианос огляделся. Они находились среди амбаров возле одной из пристаней. Вокруг не было ни души, и лекарь все еще не оставлял идеи допытаться у этого пьяницы, каким образом они оба здесь оказались.

— Так вот, — продолжил незнакомец, — приехал я в Гивой, начал узнавать, как здесь дела ведутся. Ну и, конечно, по вечерам начал посещать эти ваши кабаки. Полюбилась мне крепкая настойка из Хайлигланда. Значит, взял я сегодня хайлигландской, как обычно, и пошел вдоль берега. А что? Вечер теплый, водичка плещется, успокаивает… В общем, стало мне хорошо. Иду я и вижу, как трое каких-то мужиков тащат что-то не пойми куда. Ну, вон в те амбары, точнее. И еще ругаются друг с другом. Мне стало интересно, ясное дело. Я подошел поближе и увидел, что мужик, которого несли, связанный. А это ты и был.

— Вот как? — Рианос поморщился от тупой боли в затылке. — Тогда где мои путы?

Собеседник кивнул на веревки, валявшиеся тут же:

— Я их с тебя снял. Подумалось мне, что тебе в них будет неудобно. Но сначала, конечно, пришлось надавать тем мужикам по морде.

— Ты с ними дрался? — удивился Рианос. — Пьяный?

Незнакомец наградил лекаря возмущенным взглядом.

— Я у своего хозяина один из лучших, так-то! Подумаешь, ну выпил немного. С кем не бывает. Да и мужики те — скверные вояки, скажу по-честному.

— Куда они делись?

— Разбежались, — коротко ответил незнакомец и снова приложился к бутылке.

— В таком случае я обязан поблагодарить тебя за спасение, добрый человек, — сказал Рианос, пытаясь подняться.

Пьяница протянул ему руку и помог встать.

— Ты где живешь? Давай провожу до дома.

— Это далеко отсюда, но я не откажусь от помощи.

Шаги давались Рианосу с трудом. Они едва вышли за пределы пристани, а лекарь уже чувствовал усталость. Путь предстоял неблизкий, и такими темпами они добрались бы до поместья Артанны лишь к утру. Рианос начал подумывать о том, чтобы добраться до одного их патрулей, расставленных Сотницей в торговом квартале, и попросить бойцов отправиться за подмогой. Он должен был как можно быстрее рассказать Артанне о нападении людей Танора.

Его спаситель постоянно болтал, рассказывая, как нелегко ему далось путешествие из Сифареса до Агарана, а потом от Агарана до Гивоя. Собеседник был хорошо сложенным мужчиной, и, судя по плавности движений, драться и правда умел. Кроме этого, на поясе у него висел ятаган — излюбленное оружие эннийских воинов. Одет он был по-имперски и недешево, но скромно — без модных щегольских цветов, украшений и прочей мишуры, мода на которую приходила из столицы. Отдельного внимания заслуживали грязные, но очень дорогие сапоги из отменной кожи. Рианоса взяла зависть — такие он позволить себе не мог.

Не умолкая ни на мгновение, этот незнакомец чем-то напомнил лекарю Артанну в моменты, когда та напивалась. Командир не имела привычки буянить, наоборот, обычно становилась посговорчивее. Но, при всех внезапно открывшихся достоинствах спасителя, Рианоса раздражало отсутствие возможности как следует рассмотреть лицо собеседника из-за надвинутого почти до самого носа капюшона. Впрочем, сейчас как раз начало моросить, и желание незнакомца укрыть голову было вполне объяснимо.

— Такими отметинами, — собеседник хлебнул из бутылки и указал на щеку целителя, — клеймят рабов. Ты же один из них, да?

— Был.

— Беглый, значит?

— Хозяева редко отпускают своих рабов, — ответил Рианос. — Думаю, ты это знаешь.

— Ты понимаешь, что с тобой сделают, если поймают и привезут обратно в Эннию? — задумчиво спросил человек в капюшоне. — А ходишь один по ночам, будто ничего не боишься.

Лекарь равнодушно пожал плечами:

— Меня убьют. Но, даже если это и случится, побег все равно того стоил. На какое-то время я получил свободу.

Его спутник задумчиво почесал подбородок.

— Наверное, ты прав. Мне не понять, я вырос свободным.

— Так ты, получается, настоящий гражданин? Со всеми правами в Эннии? — изумился Рианос.

— А ты где-нибудь видел у меня клеймо? — хихикнул незнакомец.

— Я даже твоего лица не видел. И не знаю имени.

Спаситель широко улыбнулся и снял капюшон. Рианос увидел коротко стриженного рыжеволосого человека с довольно правильными чертами лица. Впрочем, совершенно не эннийскими. Он имел привычку бриться, но не делал этого уже несколько дней: узкая челюсть и заостренный подбородок заросли золотистой щетиной.

— Ты не энниец, — заключил лекарь.

— Мои родители из Канедана. Знаешь, где это? Край лесов и озер, но я его не помню. Отец заслужил право быть гражданином, а мне оно передалось по наследству. Так что да, я одновременно энниец и не энниец. Запутано как-то объяснил, — рассмеялся незнакомец и снова глотнул настойки. — Меня Джертом звать. А ты кем будешь?

— Рианос, лекарь «Сотни».

— Это ведь наемники?

— Именно.

Джерт улыбнулся и внезапно порывисто обнял лекаря, обдав запахом хмельной настойки:

— Видать, мне тебя сама судьба послала, Рианос. Бывают же совпадения…

Беглый раб недоумевающе моргнул и поморщился от неприятного аромата.

— О чем ты? — спросил он.

— Я же говорил тебе, что приехал по торговым делам. Мой хозяин сейчас имеет связи только с империей, но давно смотрит в сторону запада. Гацона, Хайлигланд… Пока что решено начать с вольных городов: там чаще бывают ярмарки, да и налоги пониже. Господин задумал открыть дело именно в Гивое, но, поскольку он продает крайне ценные товары, ему нужна надежная охрана из местных. Скажи мне, Рианос, занимаются ли твои наемники охраной торговых караванов?

— Думаю, этот вопрос лучше задать командиру, — задумчиво ответил Рианос, высвобождаясь из объятий. — Артанна нар Толл у нас главная.

— Вагранийка, — кивнул Джерт. — Интересно. Насколько я знаю, вагранийцы редко покидают родные земли. Кажется, я что-то слышал об этой женщине. Не хочу показаться грубым, но меня удивляет, что во главе шайки наемников оказалась баба.

Рианос нахмурился:

— Эта баба стоит многих мужчин, которых я знал. Она хорошая женщина.

— Это еще не делает из нее достойного главаря, — пожал плечами Джерт и поболтал бутылку в руках.

— «Сотня» — не шайка, а сама Артанна — не главарь. Поживешь в Гивое подольше — сам поймешь.

— Ну так расскажи мне, пока мы с тобой ковыляем. Надо же как-то убить время.

Лекарь вздохнул. Ему не хотелось ввязываться в разговор, но, с другой стороны, он прекрасно помнил жалобы Артанны на скверное положение дел. Если удастся получить контракт…

— «Сотня» — профессиональное войско, костяк состоит из отставных солдат-хайлигландцев, — поведал Рианос. — Все бойцы прошли отличную подготовку и не раз участвовали в битвах с рундами. Командир сама служила в хайлигландском войске, поэтому муштра жесткая. У нас есть поместье к северу от Гивоя. Кого ни спроси, все укажут дорогу.

— Видать, работа у этой вашей «Сотни» спорится, раз вы отгрохали собственную крепость.

— По-разному, — уклончиво ответил Рианос. Незачем этому эннийцу знать истинное положение вещей. — Наместник не желает видеть такую толпу в городе, поэтому запретил крупным наемным отрядам селиться в его стенах. Когда начинаются ярмарки, в Гивое и так не протолкнуться.

— Значит, если я хочу успеть нанять «Сотню», то должен торопиться?

— Не знаю, — раздраженно ответил Рианос, больше озабоченный головной болью. — Говорю же, я не советчик в таких делах.

Джерт кивнул:

— Ладно, не настаиваю. Тогда просто расскажи, какая она.

— Артанна?

— Кто ж еще? В Эннии, конечно, есть женщины среди воинов, но здесь же все иначе, правда? Баба с мечом — диковинка. Вот я и хочу знать, чего ожидать от твоего командира, когда приду с предложением.

Рианос задумчиво посмотрел на лодки, пришвартованные к низенькой пристани. Легкие суденышки мерно покачивались на тихих волнах.

— Она хороший друг, — подумав, сказал он, — хотя и весьма резка. Ответственный командир, думает преимущественно головой. А еще я обязан ей жизнью.

Джерт удивленно вскинул бровь:

— И как это вышло?

Рианос взял бутылку и приложился к горлышку. Настойка обожгла рот и разлилась теплой волной по внутренностям.

— Я тогда едва появился в городе. Ко мне пристали головорезы вроде тех, что схватили меня сегодня. Везет мне на такие встречи, видать. Артанна за меня вступилась, потом пожалела и взяла к себе, дала кров, еду, работу. Новую жизнь, словом. Я был никем, а стал лекарем, и теперь могу приносить людям пользу. Помогать тем, кто в этом нуждается, понимаешь? — Рианос перехватил рассеянный взгляд собеседника. — Я наконец-то чувствую, что моя жизнь хоть что-то значит. В Эннии ничего подобного не было.

Джерт многозначительно хмыкнул:

— Тогда это и правда стоило того, чтобы бежать.

— И хочется верить, что ты меня не сдашь.

Спаситель покачнулся и хлопнул лекаря по плечу.

— Не сдам, беглец. Начнем с того, что я понятия не имею, кто твой хозяин. К тому же ты можешь мне здорово помочь. В благодарность за спасение, так сказать.

— Каким образом?

— Я уже имел сомнительное удовольствие пообщаться с наемниками из «Братства» и не хочу, чтобы они занимались охраной товаров моего господина. Поэтому мне нужно сделать все возможное, чтобы уговорить твоего командира взяться за решение моего вопроса.

— Груз законный?

— Разумеется! — воскликнул Джерт. — Это тебе не какая-нибудь паштара. Мой господин торгует дорогими тканями. Шелк, парча, атлас… У него заказывают материю даже племянницы Серхата Рикенаарского!

— Один рулон, должно быть, стоит целое состояние, — предположил беглый раб.

— Так и есть, друг мой, — усмехнулся энниец, — так и есть. Хвала имперской моде на длинные шлейфы, благодаря которой каждая знатная дама спускает целое состояние на новое платье. Надеюсь, это веяние пройдет еще не скоро, и мой господин успеет набить мошну.

— И как же я, по-твоему, смогу уговорить Артанну?

— О, тебе не придется ее уговаривать. Для этого послали меня, — Джерт гордо выпятил грудь и задрал подбородок. — Однако мне нужно знать, как подступиться к этой женщине. Судя по тому, что я слышал в кабаках об Артанне нар Толл, к ней потребуется особый подход. Помоги мне, Рианос, и я не останусь в долгу.

— Не забывай, мастер Джерт, она остается наемницей. Просто предложи большую сумму.

— С помощью денег справится любой дурак, но это будет лишь купленная преданность. Если кто-то предложит больше, твоя госпожа просто откажется от меня — и все. Я останусь с носом и прогневаю господина.

Рианос возмутился.

— «Сотня» всегда выполняет договоренности! С каждым нанимателем заключается контракт, который заверяют в ратуше у наместника. Такой договор — залог того, что услуга будет оказана. Мы дорожим своей репутацией.

— Мне всегда казалось, что наемники — до крайности непорядочные сволочи, — рассмеялся Джерт. — И сегодня я внезапно узнаю, что, оказывается, существуют исключения. Ты, Рианос, перевернул мое представление о мире! За это надо выпить. — Энниец сделал несколько глотков и судорожно втянул воздух носом. — Ну и крепкую же дрянь делают в этом Хайлигланде!

Лекарь спрятал улыбку в уголках губ.

— Да я сам был удивлен, когда пришел в «Сотню». Других таких кондотьеров ты Гивое не найдешь.

— Это я уже понял, — кивнул Джерт. — Слушай, земляк, а как твой командир относится к побрякушкам? Ну, перстни и серьги там всякие, камушки…

Рианос смерил собеседника долгим взглядом.

— Это тебе еще зачем? — спросил он.

— Думается мне, что раз вы, ребята, работаете по найму, то есть по сути — продаетесь, значит и взятки брать должны, верно? Да знаю, я, что прав, не смотри на меня с укоризной. Я не первый день в деле. Что если твоему командиру подогнать какую-нибудь драгоценность? Она все-таки женщина, должна такие штуки любить. Что скажешь?

— Артанна не любит украшений. Носит только один невзрачный браслет — говорит, память о семье. Лучше подари хороший эннийский ятаган вроде того, что у тебя на поясе. Такую взятку она может оценить.

Джерт на миг замер, обдумывая предложение, и, кивнув своим мыслям, сделал щедрый глоток настойки.

— Она мне уже нравится, эта ваша Артанна, — улыбнулся он, вытирая подбородок. — Как нам с ней встретиться?

— Напиши письмо, — ответил Рианос и показал на узкий переулок. — Нам туда. Дойдем до торговых рядов, там должны быть люди из «Сотни». Они обо мне позаботятся.

— Не люблю возиться с бумагами. Проще один раз встретиться, чем гонять посыльных. Могу я просто прийти в ваше поместье и попросить о встрече?

— Тебя могут развернуть обратно прямо с порога. В «Сотне» подозрительно относятся к чужакам, — рассуждал Рианос, пока они приближались к переулку.

— Но ведь я буду чужаком с деньгами.

— И все равно лучше начать с письма.

Энниец тяжело вздохнул:

— Ну почему с женщинами всегда так сложно?

Возле начала третьей пристани они свернули в переулок. Здесь все еще не было уличного освещения, и узкий, в два шага, проход, заваленный досками и мусором, пришлось преодолевать гуськом. Где-то вдалеке были слышны громкие разговоры — то кутили портовые рабочие.

Джерт пропустил лекаря вперед, продолжая придерживать его одной рукой за плечо. Рианос все еще был слаб, и то и дело прикладывал ладонь к раненому затылку. Шагал он медленно и осторожно, стараясь переступать через разбросанные по земле щепки. Кто-то перебросил несколько досок через глубокую лужу, и в ней отражался кусок неба.

— Хороший ты человек, Рианос, — задумчиво проговорил Джерт и натянул на голову капюшон.

Лекарь обернулся:

— Что ты сказал?

Джерт не ответил. Когда длинное лезвие кинжала легко прошло сквозь ткань грязной туники и вонзилось в грудь Рианоса, тот лишь слабо охнул. Не успел закричать, позвать на помощь, даже моргнуть. Удар получился чистым и пришелся точно в сердце. В горле Рианоса что-то булькнуло, и лекарь медленно осел. В глазах застыло недоумение.

Бутылка с настойкой плюхнулась в лужу.

— Я сказал, что побег раба карается смертью, и каждый гражданин Эннии вправе исполнить наказание, ибо таков приказ Магистрата, — свистящим шепотом произнес Джерт. — И ты это знал, раб. Ты знал, на что шел.

Он вернул кинжал в ножны, бережно подхватил лекаря под мышки и оттащил обратно к пристани. Нужные сведения он получил, от лишних глаз и ушей избавился. Разумеется, можно было провернуть все это дело гораздо проще. Не нанимать головорезов, в самому найти лекаря и поговорить с ним, узнать все необходимое… и засветиться. Был бы не тот эффект.

Теперь оставалось сделать лишь несколько последних штрихов, и запланированная на эту ночь работа будет выполнена.

Для начала.

 

Глава 3

Миссолен

— Здравствуй, Ренар.

Обмен рукопожатиями, сдержанные объятия, благословение знаменем Хранителя. Игра на публику. Сплошь этикет — и ни толики теплоты. С тех пор, как Ренар Деватон стал воспитанником Ордена, последний намек на дружбу испарился окончательно.

«Ты меня так и не простил».

— Что привело тебя в Эклузум, Демос? — не следовало обладать сверхъестественным чутьем, дабы понять, что Ренар появлению брата не обрадовался.

— Ты пропустил церемонию моего назначения на пост советника и перестал писать матери. Семья беспокоится.

— Извини, — холодно ответил Ренар. — Был поглощен службой. Прими мои поздравления.

«Ложь — великий грех, дражайший братец. Тебе ли не знать? Готов поклясться, это мне в отместку за то, что я пропустил твое посвящение в рыцари Ордена».

Демос снизу-вверх посмотрел на Ренара и ощутил короткий, но болезненный укол вины.

«Один в один я в молодости. Горделивая осанка, надменно поднятый подбородок, горящие глаза… Но ты, увы, характером пошел в мать».

— Как служба?

— Повысили. Теперь рыцарь-капитан.

— Поздравляю, — он искренне порадовался за брата. — Уверен, ты это заслужил.

— Как и ты — свой пост.

Разговор не клеился. Демос чувствовал себя неуютно. Неприступные стены Эклузума давили со всех сторон, жара выматывала. Доносившиеся из десятка Святилищ молитвы мешали сосредоточиться. Не хватало Ихраза и Лахель — тех, кто не следовал Пути, за стены города-святыни не пускали, и Демосу пришлось отправиться в Эклузум в одиночестве.

Без своих эннийцев, на глазах у сотни церковников, он чувствовал себя беззащитным. Сам по себе Эклузум его не пугал. Куда большую боль причинял вид младшего брата, обрекшего свою жизнь на служение сомнительным идеалам. Но переубеждать было поздно — принеся череду обетов, Ренар сделал все возможное, чтобы более не возвращаться к мирской жизни.

«А я не успел этому помешать. Не смог заставить отца передумать, когда он решил отдать тебя в Орден. Проводи я с тобой больше времени, быть может, ты бы и закончил служение церкви сразу по окончании послушничества. Я слишком много пекся о положении Дома в обществе, но забыл о людях, которые и были этим Домом. Твоя судьба — моих рук дело, брат. Мой величайший провал».

— Здесь душно, — сказал Ренар. — Пойдем в сад.

«Ну, он хотя бы не сразу выставил меня за порог. Уже победа».

Брат повел Демоса по узким улицам. Чем дальше они шли, тем тише становилось пение. Именно здесь, после вереницы храмов и часовен, начинался настоящий Эклузум. Все пространство занимали административные здания, дома наставников и послушников, казармы, трапезные, кузницы, склады и хранилища. Были здесь и сады, огороды, клумбы с лекарственными травами. Особняком стояло строгое здание Коллегии дознавателей, подвалы которого, как утверждали слухи, уходили на несколько этажей вниз и были оснащены механизмами, способными вытянуть из человека самые темные тайны.

«Настоящее государство в государстве. Страна церковников. И она столь плотно срослась с империей, что подчинила своему влиянию всю нашу жизнь. Великий наставник, неизменно заседающий в Малом совете. Божьи заповеди, ставшие имперскими законами. Стены Эклузума, способные выдержать длительную осаду. Коллегия, угрожающая кострами даже аристократии. Целая армия рыцарей и братьев-протекторов, обширные владения во всех уголках земель Криасморского договора, независимый банк… Не хватает только монет собственной чеканки с профилем его святейшества. Когда, в какой момент, мы позволили всему этому случиться? Что упустили наши предшественники?»

Они с Ренаром дошли до маленького сада, разбитого на задворках лазарета. Здесь не было посыпанных мраморной крошкой аллей и украшенных скульптурами фонтанов — лишь вытоптанные сотнями ног дорожки, ровные ряды фруктовых деревьев и грядки с целебными травами.

— Я тебя знаю. Ты бы не пришел просто так, Демос, — убедившись, что вокруг не было ни души, начал брат. — Что тебе от меня понадобилось?

— В самом деле, я здесь не ради исповеди. Мне нужна помощь.

— Неужели? — хмыкнул брат. — Глава Дома Деватон в кои то веки снисходит до младшего брата и унижается до просьб о помощи? Что в лесу сдохло?

— Император, если ты не заметил.

— Храни Гилленай его душу, — отозвался Ренар. — Этот факт мимо меня не прошел.

— Ну, ты сам сказал, что был слишком занят. Вдруг и такое событие упустил.

Рыцарь-капитан резко развернулся, звякнув доспехами.

— Ты пришел сюда издеваться? — прошипел он. — Если так, то вряд ли это убедит меня тебе помогать.

Демос устало тряхнул головой.

— Прости меня, Ренар. Я не хотел тебя обидеть. Возможно, не стоило приходить вот так… Однако дело безотлагательное, а у меня связаны руки.

«Но ты, замечу, начал первым».

Ренар, казалось, удивился.

«Не ожидал, что я буду рассыпаться в извинениях, верно? Чего только не сделаешь ради любимого брата. В конце концов, мне давно следовало попросить у тебя прощения».

Рыцарь-капитан нервно дернул плечами и наградил родственника хмурым взглядом. Но все же сдался:

— Скоро обедня. Говори быстрее.

— Я разыскиваю одного наставника. Мне донесли, что он общался с императрицей накануне ее отъезда. Мне нужно с ним связаться, но, к сожалению, божий человек покинул дворец, а я не смог найти его следов.

— Почему ты спрашиваешь меня, а не обратился в канцелярию Эклузума?

Демос тихо усмехнулся.

— При всем уважении, более неповоротливого бюрократического механизма, чем канцелярия Эклузума, я еще не встречал. Поверь человеку, полжизни занимавшемуся бумажной работой: получение ответа на простейший вопрос может занять несколько недель. Но сейчас на подобную роскошь времени нет.

— Так, выходит, это не праздный интерес?

— По-твоему, я бы стал отвлекать тебя ради удовлетворения собственных капризов? — раздраженно проговорил Демос. — Ты служишь церкви, я — государству.

«Впрочем, я уже не всегда понимаю, в чьих интересах действую».

Ренар тяжело вздохнул.

— Ладно. Как его зовут?

— Наставник Тиллий.

— Довольно распространенное имя среди слуг Хранителя, — пожал плечами брат. — Расскажи подробнее. И учти — я знаю далеко не всех.

«Того, кто был вхож во дворец, думаю, знаешь».

Демос рассказал о визите церковника к императрице накануне ее побега. Разумеется, о некоторых деталях он умолчал — незачем втягивать в это запутанное дело еще и брата. Ренар слушал внимательно. Когда Демос закончил, он задумался.

— В Ульфисской обители есть один Тиллий. Вполне подходит под твое описание и бывает в Миссолене чаще других монахов.

— Почему?

— Этот монастырь — женский, — пояснил Ренар. — Но, как ты должен помнить, женщины, даже если они — сестры Хранителя, не могут быть допущены к совершению ряда таинств и обрядов. Потому в их обителях всегда находятся несколько братьев церкви.

«Знал ли Ренар, что Изара-Таналь якобы отправилась именно в Ульфисскую обитель? Но, раз там ее нет, зачем же тогда к ней приходил Тиллий?»

— Думаю, это человек, который мне нужен, — кивнул Демос. — Ты говорил, что он бывает в столице чаще других. Почему?

— Помнится, когда я только стал полноправным братом-протектором, меня сразу же подрядили охранять караван монахов. Они возвращались из Миссолена в Ульфисс, и среди них был и тот самый наставник Тиллий. Как мне тогда было сказано, женщины не любят покидать обитель и подвергать себя соблазнам мирской жизни, коих в столице, как ты понимаешь, всегда в избытке. Боятся поддаться искушению. Потому внешними делами монастырей традиционно занимаются мужчины. Да и братья обычно этому порядку не противятся.

«Вполне укладывается в общую канву. Поехал себе наставник Тиллий в столицу, продал монастырский мед, прикупил полезной утвари, а по дороге домой случайно прихватил императрицу. Если бы не один нюанс — в Ульфиссе чисто. А это означает, что я все еще топчусь на месте. И что-то упускаю».

— Спасибо, Ренар, — Демос тронул брата за плечо и ощутил лишь холодную неровность кольчуги. — Ты мне очень помог.

Рыцарь-капитан помрачнел.

— Мне не хватает дома, Демос, — тихо ответил он. — Удивительно, но я скучаю даже по тебе.

«Я тоже. Как бы ни было прискорбно это признавать, порой я скучаю по тебе сильнее, чем по погибшей жене».

Казначей глубоко вздохнул, собираясь с мыслями.

— Не знаю, станет ли тебе от этого легче, но в том, как сложилась твоя жизнь, я виню себя. И знаю, что ты до сих пор не можешь меня простить.

«Вырвалось. Ну наконец-то. Сколько лет я боялся это сказать? Десять?»

— Ты не прав, — губы Ренара дрогнули. — В Орден меня отправил не ты, а отец. Да, поначалу я обвинял весь белый свет в такой несправедливости и не хотел становиться братом-протектором. Мне нравилось то, чем занимался ты. Учиться, развиваться, управлять и командовать… Даже сидеть за гроссбухами было интересно, клянусь! Я восхищался тобой, искал твоего общества. Но кому было дело до моих желаний?

Демос отвернулся, не в силах смотреть в глаза младшему брату.

— Я был молод и не ценил времени, которое мог проводить с семьей, — глухо отозвался казначей. — Вокруг было столько вещей, требовавших моего обязательного участия — так мне тогда казалось. Я ошибался и не прощу себе этого.

Ренар схватил герцога за рукав.

— Выслушай меня, Демос! Да, в самом начале я был обижен, но затем, примирившись с судьбой, посмотрел на произошедшее иначе. Ведь, если бы Хранитель не хотел, чтобы я стал его слугой, он бы не позволил мне пройти испытание брата-протектора, не сделал бы рыцарем, не освещал бы божественным светом мой путь.

— Получается, ты думаешь, что все это, — герцог обвел рукой воздух, — проявление божьей воли?

— Разумеется, — улыбнулся Ренар. — Все, что происходит со всеми нами — его желание. Я уже очень давно простил всех и живу в покое, ибо так велит бог, которому я служу. Когда-нибудь и ты придешь к этому пониманию.

«Итак, Демос, у нас две новости. Хорошая — твой брат больше на тебя не обижается. Плохая — он, кажется, ударился в религиозный фанатизм».

— Зарекаться не буду, — пожал плечами Демос. — И я тоже очень по тебе скучаю. Хочу, чтобы ты знал.

Подчинившись внезапному порыву, рыцарь-капитан крепко обнял брата.

— Тогда заходи чаще, — шепнул он. — Ибо я гораздо сильнее обижен на тебя не за то, что ты позволил отцу отправить меня в Орден, а за то, что ты перестал меня навещать. Мне начало казаться, что ты от меня отрекся, и я не понимал, чем именно тебя прогневал.

«Дурак, ну и дурак! Оба идиоты. Хороши братцы, ничего не скажешь».

— Мать будет счастлива, если ты нас навестишь, — заметил Демос.

Ренар отрицательно покачал головой.

— Не могу. Порядки Ордена… У нас все очень строго, да и в город выходить без веской причины не разрешают. Так что лучше вы ко мне.

— Я что-нибудь придумаю, — ответил казначей.

Они возвращались обратно к воротам в город. Хрусталь на шпиле Великого Святилища пылал белым пламенем в свете полуденного солнца. До обедни оставалось всего ничего, но Ренар вызвался проводить Демоса до самой Соборной площади.

Герцогу дышалось легче. Впервые за многие годы.

«Идиот. Ну зачем ты тянул столько лет? Чего боялся?»

На прощание они обнялись. На этот раз — искренне и тепло.

— Пожалуйста, заходи чаще, — попросил брат. — Понимаю, ты теперь большая шишка во дворце… Но, ради любви Хранителя, не забывай обо мне.

— Не забуду, — кивнул Демос. — Обещаю.

Если бы у него оставались силы на сантименты, он наверняка пустил бы скупую слезу, которой тут же было суждено испариться, ибо на улице пекло, как в аду. Однако сейчас имело значение совсем не это — Демос Деватон чувствовал величайшее облегчение. Пусть на сердце у него лежала целая груда камней, хотя бы один сегодня он скинул.

Посмотрев вслед удалявшемся брату, казначей развернулся и вышел на площадь. Ихраз и Лахель ожидали его неподалеку.

— Вы буквально сияете, господин! — изумилась эннийка. — Неужели церковь на вас так подействовала?

— Скорее, чистая совесть, — ответил Демос. — Стер одно пятнышко. И заодно выяснил кое-что интересное.

Эллисдор

Плодотворнее всего Альдору думалось в полном одиночестве. То была привычка, приобретенная в детстве: пустые залы Мирвирской обители Ордена, куда барон Граувер отправил малолетнего сына, дабы он стал братом-протектором, способствовали размышлениям. Но лишь в те редкие моменты, когда рядом не было Грегора, ибо однокашник никогда не давал заскучать. И, разумеется, когда Альдора не били палками и не тыкали под ребра тупыми тренировочными мечами в надежде взрастить в нем боевой дух.

Били часто и жестоко. В ответ он лишь задавал вопросы, пытаясь понять, за что получил на этот раз. Били снова — уже за любопытство. Тогда Альдор начинал философствовать. И снова получал. Палками, ногами, дубинами… Однажды его даже шлепнули по лицу кольчугой, а он не успел вовремя пригнуться. Впрочем, даже после того отчаянного жеста наставника ничего не изменилось, разве что над бровью появился глубокий шрам.

Монахи твердили, что все эти истязания уготовлены для его же блага, ибо сердце будущего брата-протектора должно гореть праведным огнем. У Альдора не было ни огня, ни праведности. Только мечта вырваться из стен того проклятого монастыря.

В конечном итоге мыслитель из него вышел толковый, а воин — нет. Вероятно, в определенный момент наставники переусердствовали и выбили из головы будущего сенешаля не только дурь, но и всякое желание проявлять агрессию. Или же отец просто ошибся с обителью — отправь он Альдора в мирный монастырь, все могло сложиться иначе. Но Эмерис ден Граувер желал лишь престижа и видел сына исключительно воинствующим монахом. Этот престиж едва не свел Альдора в могилу. И потому, когда старший брат Грегора погиб, а сам Грегор унаследовал герцогский титул и предложил Альдору отказаться от послушания, чтобы присоединиться к нему в Эллисдоре, барон сделал это без раздумий. После всех унижений, что он перенес по воле наставников, Альдору уже было плевать на мнение отца. Очередное разочарование от младшего сына. Одно из великого множества. Какая разница?

Однако Альдор жестоко ошибался, предполагая, что в Эллисдоре его жизнь будет протекать тише. Большую часть времени Грегора занимали военные походы, поездки в соседние города, гостевые визиты в другие страны… Поначалу вместо герцога хозяйством заправляла Рейнхильда, и это хорошо ей удавалось. Откровенно говоря, у нее это получалось куда лучше, чем у самого Грегора. Но Рейнхильда отбыла в Гацону, и без нее замок опустел. Альдор знал, что Грегор остро нуждался в союзе с южанами, и потому сам хлопотал о скорейшем заключении помолвки с кронпринцем Умбердо. Хлопотал скрепя сердце.

Теперь груз ответственности за Эллисдор внезапно свалился на плечи Альдора. Так решил Грегор, и он был непреклонен. Приказ не обсуждался. Так Альдор ден Граувер, безземельный младший сын барона, несостоявшийся брат-проектор и попросту неудачник занял место той, которую втайне любил. И впервые за долгое время он испугался. Никак не мог взять в толк, чем заслужил такое доверие. Альдор ден Граувер был непростительно молод для поста, который занимал. Но, тем не менее, он принял назначение безропотно.

Разве можно подвести человека, столько сделавшего для тебя?

Отвязавшись от стайки беженцев с севера, с недюжинным проворством пробравшихся в едва открывшийся замок, Альдор сбежал прочь из главного зала. С годами пришлось выработать особый навык — умение покидать любое собрание незаметно. Канцелярский служка по имени Ганс прицепился к барону, точно репей, и не отставал, но Альдор махнул на него рукой — пусть путается под ногами, лишь бы молчал.

От холодного ветра он бы сейчас не отказался. Альдор преодолел крутую узкую лестницу, пересчитал ступеньки, бросил эту затею после сотой и, наконец, вышел на каменный балкон. Он поморщился от яркого света, инстинктивно прикрыв ладонью глаза. Позади Ганс тихо шаркнул стоптанными сапогами, преодолев последние восхождение. Барон посмотрел вниз.

В обширном внутреннем дворе замка царило оживление. Утром из Спорных земель прибыли остатки войска — на границах теперь оставались только люди графа Урста. Вернувшиеся воины были нерасторопны: голодные и усталые, но счастливые оттого, что остались в живых. Солдаты внизу широко улыбались, шутливо подначивали друг друга и поливали головы ледяной водой из колодца, пытаясь взбодриться после ночного перехода. Слуги волокли в конюшню большие мешки с овсом для измотанных лошадей, а кузнецы качали головами, оценивая погубленное в битвах вооружение.

Внизу, под мрачными и неприступными замковыми стенами, раскинулся город, отделенный от крепостного холма рвом и широкой рекой Лалль. Темно-синие воды, тронутые серебряной рябью, проворной змейкой уносились на юг, лизали топкие берега, качали на волнах небольшие суда с цветастыми флагами торговых гильдий.

Близилось время ярмарок. Площади кишели местными лавочниками, гацонскими купцами и бельтерианскими негоциантами. Орали зазывалы, высыпали на улицы суетливые горожане, открывались таверны. Искрился усеянный хрусталем диск на шпиле Святилища в Нижнем городе. Ветер игриво трепал лазурные знамена на ратуше. Стоял на удивление теплый и солнечный день. На небе — ни облачка.

В Эллисдоре было спокойно, и это означало, что он, Альдор ден Граувер, делал свою работу хорошо. Хоть какое-то утешение.

* * *

С такой пылкой страстью, как в Хайлигланде, Хранителя не почитали ни в одной другой части материка. Фанатичная любовь к богу выросла в буквальном смысле на крови — когда вся твоя жизнь наполнена болью, голодом, холодом и мучительным ожиданием скверного конца, невольно захочется верить хоть во что-то хорошее. Именно поэтому учение о Пути, обещающее всем праведникам блаженство и встречу с родными в Хрустальном чертоге после смерти, быстро обрело популярность в этих землях. Существовало ли это блаженство на самом деле или же попросту являлось величайшим обманом, придуманным ловкой кучкой латанийцев тысячелетия назад, судить было затруднительно. В конце концов, из Хрустального чертога еще никто не возвращался, чтобы доказать или опровергнуть столь многообещающие заявления.

Тем не менее, наставников в Хайлигланде в высшей степени уважали и всячески привечали, да только среди церковников находилось немного желающих рисковать жизнью, чтобы отправиться в этот суровый край.

Оттого появление незнакомого церковника в стенах Эллисдора не могло не привлечь всеобщего внимания. Спустился даже сам Альдор, уставший от многочасового изучения прошений.

Опираясь на резной деревянный посох, во внутренний двор неторопливо вошел человек, мгновенно приковавший к себе множество взглядов. Сервы, беженцы и солдаты оторвались от работы и благоговейно затихли. Высокий мужчина средних лет с приятным, но усталым лицом, тихо раздавал благословения. Дойдя до широкой лестницы, ведущей в господский дом, он поклонился стоявшему наверху барону. Видавший лучшие времена дорожный плащ распахнулся и явил взгляду всех присутствующих одеяние церковника и серебряный диск, качавшийся на длинной цепочке. Божий человек лучезарно улыбнулся.

— Добро пожаловать в Эллисдор, наставник, — кивнул Альдор.

— Я странствующий монах, — проговорил гость, оглядывая собравшихся. — Меня зовут брат Аристид. Я несу слово о Пути и помогаю нуждающимся всюду, куда меня направит милостивый Хранитель.

Сенешаль улыбнулся в ответ.

— В Эллисдоре всегда рады божьим людям. Я барон Альдор ден Граувер, управляющий замком в отсутствие герцога Грегора из рода Волдхардов. Что я могу сделать для вас, святой брат?

— О, это я хотел спросить, что могу сделать для вас и этих людей! — монах вновь растянул губы во всепрощающей улыбке и обвел рукой толпу. — Вы живете на жестокой земле, раздираемой конфликтами и скверным климатом. Это край суровых мужчин и стойких женщин. Но даже вам, веками видавшим лишь войну, боль и скорбь, иногда нужно ободряющее слово. Я хотел испросить разрешения на время остаться в замке, чтобы в меру своих возможностей помогать нуждающимся. По пути на север я встречал беженцев из Спорных земель. Мне показалось, что я могу быть полезен в Эллисдоре.

— Разумеется, — кивнул Альдор. — Мы с благодарностью примем вашу помощь. Вы можете воспользоваться гостеприимством замка и побеседовать с наставником Дарарием — он ведает делами нашего Святилища. Кроме этого, я желаю позже с вами переговорить.

Брат Аристид просиял.

— Воистину, бог со мной! Убежден, что не стану для вас обузой. Среди моих талантов не только знание грамоты и богословие. Жизнь в постоянных странствиях по Бельтере, Рикенаару, Гацоне и даже самой Эннии одарила меня различными умениями. Я также знаю толк в знахарстве и могу оказать помощь местным лекарям.

— Крайне ценный навык в наших краях, — заметил Альдор. — Добро пожаловать в Эллисдор, брат Аристид.

Видит бог, этому монаху еще осточертеет растирать мази и порошки, реши он подольше погостить в Хайлигланде.

Вольный город Гивой

Громкие крики на разных языках, плеск воды и топот сотен ног сливались в единую какофонию, насиловали слух и разрывали Артанне уши. Сотница в сопровождении нескольких бойцов пробиралась через толпу и мысленно проклинала прибывшие утром корабли. Близился ярмарочный сезон, и торговцы окончательно сошли с ума.

Народу было полно. Некоторых приходилось расталкивать локтями, иным — угрожать, на других — сыпать брань. Шрайн шел впереди командира и небрежно, словно косил траву, распихивал зазевавшихся горожан по сторонам. Реакция людей при виде вагранийки колебалась от восхищенных возгласов до плевков под ноги и ругательств, брошенных ей вслед. Артанна игнорировала любое проявление эмоций в свой адрес и смотрела прямо перед собой, гордо вздернув подбородок. Это объяснялось отнюдь не разыгравшимся самомнением: совместные возлияния в «Порочном монахе», случившиеся накануне, даром для не прошли. Похмелье стянуло голову стальными обручами, каждое движение вызывало боль. Артанну тошнило от резких запахов и шума.

Но больше всего ее мутило от дурных предчувствий.

— Драная хайлигландская, — почти не разжимая зубов, буркнула наемница.

— Что? — обернулся Шрайн.

— Перепила, говорю, вчера.

— Тебя никто не заставлял.

— Сама виновата, знаю, — тихо прорычала Сотница. — Но сейчас от этого не легче.

Они почти пришли. Артанна надеялась, что вести, которые принес этим утром Вал, были ошибкой. Надеялась, но не очень-то верила счастливое стечение обстоятельств. Оцепление городской стражи и знакомая Артанне алая мантия Гвиро окончательно развеяли сомнения.

Шрайн увидел все первым и резко остановился, так, что Артанна врезалась в его плечо. Наемница чертыхнулась, инстинктивно приложила руки к вискам и попыталась протиснуться вперед, но была остановлена огромной ручищей. Великан несколько мгновений изучал место, глядя поверх голов стражников, а затем, наконец, повернулся к наемнице:

— Тебе не обязательно на это смотреть.

— Обязательно, — вагранийка с силой оттолкнула товарища, освобождая дорогу.

Гвиро выставил вперед руку.

— Артанна… Я не уверен, что…

— Да ты никогда ни в чем не уверен! — рявкнула наемница и тут же пожалела, что позволила раздражению взять верх: звук собственного голоса звенел в ушах, словно колокол. — Пропусти меня, или, клянусь, на этой площади станет трупом больше!

Гвиро сдался, сокрушенно покачал головой и жестом приказал страже расступиться. Зрелище, открывшееся Сотнице, заставило голову раскалываться еще сильнее. Тошнота подкатила так резко, что Артанна едва не вывернула весь скудный завтрак на труп.

Впрочем, увиденное мгновенно заставило ее протрезветь.

Пересилив себя, наемница опустилась на колени возле обезображенного тела. Это нельзя было назвать человеком. То, что еще вчера дышало, говорило и звалось Рианосом, сейчас больше напоминало рубленый фарш. Кусок мяса, смешанный с кровью, помоями и дерьмом. Лекаря можно было опознать лишь по длинным волосам цвета соломы и разорванной эннийской одежде. Его любимая туника, застиранная почти до дыр. Артанна попыталась стереть грязь с уцелевшей щеки и увидела рабское клеймо.

Вал не ошибся.

— Ри, — выдохнула наемница. — Гилленаевы подштанники, кто ж тебя так?

— Не представляю, кто мог совершить подобное зверство, — тихо сказал подошедший Гвиро. — Мне жаль, Артанна. Действительно жаль.

Не отнимая руки от изрубленного лица мертвого товарища, женщина подняла взгляд на помощника наместника:

— Это не просто убийство, Федериго. Это казнь.

— Возможно. Но за что?

— Почем мне знать? — огрызнулась женщина. — Где его нашли?

Гвиро махнул рукой в сторону деревянного дома, окна которого украшали искусно вырезанные наличники:

— Там, сегодня на рассвете. Висел прямо над крыльцом.

— И никто ничего не видел? — поразился Шрайн.

— Никто.

— Дерьмо, — Артанна тяжело поднялась на ноги и подошла к дому. Оцепление расступилось, давая ей дорогу.

Наемница внимательно осмотрела крыльцо, но была вынуждена констатировать, что смотреть там было не на что. Только обрывок веревки мерно колыхался под дуновением ветра с реки. Однако крови, скопившейся на деревянных половицах, было мало.

— А вот это странно, — проговорила вагранийка и наклонилась ближе, рассматривая высохшую бурую лужу.

Подтверждая догадку командира, великан опустился на корточки возле едва различимой борозды, затоптанной десятками ног:

— Его тащили. А здесь бросили.

— Скорее, выставили на всеобщее обозрение, — отозвалась Артанна.

Из-за угла вышел Веззам. Ваграниец раздраженно заправил длинные сальные лохмы за уши:

— И тащили его недалеко. В десяти шагах отсюда след обрывается, я проверил. Должно быть, Рианоса несли на себе или везли, хотя следов повозки нет.

Артанна молча кивнула бойцам и застыла, собираясь с мыслями. Соображала она с трудом, и дело было отнюдь не в похмелье. Кому мог понадобиться безобидный энниец? Религиозным фанатикам в Гивое были не рады, да и о колдовском даре Рианоса знала только Артанна, а она совершенно точно не трепала языком. Красть у лекаря было нечего, хотя его могли схватить и до того, как он добрался до травника.

Гвиро приблизился к Артанне и словно невзначай прижался к ней плечом. Единственное проявление нежности, что он мог позволить себе на публике.

— Как давно он пропал? — спросил Федериго.

— Ушел вчера днем, — ответил Шрайн. — Когда лекарь не вернулся после ужина, мы отправили патруль на поиски и оповестили тех, кто находился в городе. Наши заглянули к травнику — Рианос должен был забрать у него товары. Лавочник сказал, что энниец приходил, взял все необходимое и отправился домой.

— Нашли тех, кто мог видеть его по дороге в поместье? — Артанна исступленно терла виски. Головная боль становилась невыносимой, а от вони к горлу снова подкатила тошнота. — Рианос был приметным парнем. Но слабым.

— Рано утром мои бойцы нашли корзину с травами на окраине литейного квартала. — Веззам подошел ближе и демонстративно положил руку на плечо наемнице, метнув на Гвиро ледяной взгляд. — Рядом валялся его нож.

Артанна отшатнулась и свирепо посмотрела на земляка. Одной рукой она уже успела вытащить длинный кинжал, а второй схватила Веззама за грудки.

— И ты, мать твою, сообщаешь мне об этом только сейчас? — не заботясь о развесивших уши зеваках, рявкнула она.

— Да, сейчас, — серые и жесткие, как у самой наемницы, глаза вагранийца, сузились. — Потому что вчера ты снова напивалась в кабаке с Белингтором и Фестером. А когда вернулась под утро, не способная и шагу ступить без посторонней помощи, нихрена не соображала! Что бы ты смогла сделать в таком состоянии, узнав новости? — Веззам буквально выплевывал каждое слово ей в лицо. — Поэтому, да, мне пришлось ждать утра и рассказывать тебе все уже после того, как ты изволила прийти в себя!

Артанна сжала челюсти до зубного скрежета, пытаясь не дать воли гневу. Не здесь, не сейчас. Пальцы стиснули кинжал с такой силой, что рука наемницы задрожала, но Сотница понимала, что Веззам был прав. Продолжая сверлить глазами своего Второго, Артанна глубоко вздохнула, вернула кинжал в ножны и разжала руку. Ваграниец освободился и поправил съехавшую на плечо рубаху.

— Ты так сильно скорбишь о прошлом, что не замечаешь, как подвергаешь опасности своих людей. Всех нас, а ведь мы доверили тебе свои жизни. Сегодня Рианос, а завтра… Хватит, Артанна, — тихо проговорил ваграниец. — Отпусти всех покойников и начни, наконец, думать о живых.

Сотница молчала, переводя взгляд с Веззама на труп и обратно. Гвиро, ставший невольным свидетелем этой сцены, деликатно кашлянул и указал в сторону зароптавшей толпы. Артанна обернулась. Оцепление расступилось перед десятком вооруженных людей. Наемница метнула взгляд на их шевроны, узнала эмблему «Братства» и, повинуясь инстинкту, положила руку на эфес меча. На всякий случай. Она встретилась глазами с Гвиро и коротко кивнула, призывая его успокоиться. Впрочем, у помощника наместника был вполне очевидный повод для переживаний.

Сам Танор — крупный и плотный человек, с ног до головы утрамбованный в одежду из толстой коричневой кожи, шел впереди. Куртка предводителя наемников сидела настолько туго, что, казалось, в следующий момент треснет по швам. Широко улыбаясь, Танор вальяжно проследовал мимо бойцов «Сотни» и подошел к Артанне. Солнечный блик отразился от его бугристой лысины. Призвав остатки самообладания, вагранийка встретилась с ним глазами.

— Сейчас не время для твоих глумлений, — мрачно сказала она. Двое поразительно похожих друг на друга наемников, что следовали позади Танора, переглянулись и одновременно поправили пояса с ножами. — И на кой черт ты притащил сюда Чирони?

Танор обернулся к братьям и пожал плечами:

— Сами вызвались. Мы всего лишь пришли выразить соболезнования, — маленькие глазки на изрезанном старыми шрамами лице хитро сверкнули и остановились на одном из бойцов «Сотни». — Великая печаль. Кто же теперь будет штопать твою тощую задницу?

Артанна смерила обоих Чирони презрительным взглядом, но воздержалась от комментариев. Позади братьев мелькнула щегольская шапочка, украшенная цветастым пером — значит, Пираф, ради спасения которого наемница пожертвовала собственной шкурой, был все еще жив. Десятник молча махнул рукой в знак приветствия.

— Преступная осведомленность, — процедила Артанна, встретившись глазами с Танором. — Как быстро, однако, разлетаются новости. Ведь я буквально только что подтвердила, что этот кусок мяса — мой лекарь.

— Люблю узнавать все первым, грешен, — предводитель «Братства» отвесил шутливый поклон. — Как же иначе, ведь мы с тобой никак не можем поделить наш прекрасный город. Мои глаза и уши везде.

Артанна подошла ближе и недобро улыбнулась.

— Тем интереснее получается ситуация. Литейный квартал — твоя территория. Выходит, мой человек пропал на твоей земле. Где же были твои глаза и уши в тот момент?

Танор наградил ее ленивой улыбкой.

— Возможно, они не всегда внимательны. Всякое случается, это же наемники. Территория большая, патрули не могут уследить за всем.

— Вот именно. Тебе платят хорошие деньги, а ты дерьмово выполняешь свою работу, — наемница кивнула помощнику наместника. — Прошу заметить, синьор Гвиро, мастер Танор сам это признал.

Федериго, внимательно слушавший разговор, удовлетворенно хмыкнул: с предводителем «Братства» у него были свои счеты. Танор часто мешал: лез не в свое дело, стряпал неугодные наместнику сделки, потворствовал контрабандистам. Можно было бы закрыть на все это глаза, кабы наемник проворачивал свои делишки хоть сколько-нибудь скрытно. Артанна, разумеется, тоже не была подарком. Но она работала изящнее и кое-как, но соблюдала границы дозволенного. И потому ставку в этом противостоянии Гвиро сделал на неё.

— О, да ты вздумала меня обвинять. И в чем же? — широкая улыбка обнажила желтые зубы наемника.

— Мой. Человек. Пропал. На. Твоей. Земле, — Артанна чеканила каждое слово, надвигаясь на Танора. — Когда мы делили город, ты клялся наместнику, что наведешь в этом районе порядок. «Братству» доверили охрану Литейных, и ты не оправдал доверия.

— Как будто у тебя все гладко.

— На моих территориях не рубят людей в фарш, — прошипела наемница. Ее пальцы крепче стиснули эфес меча. — Или же твои люди могли отлынивать по приказу. Ведь ослабление моего войска, в первую очередь, выгодно тебе. Как ловко — лишить «Сотню» лучшего лекаря.

Танор с неподдельным интересом выслушал тираду Артанны и, помолчав, разразился громогласным хохотом.

— Да ты и правда допилась! Или еще не протрезвела после вчерашнего? А то я наслышан! Вы с Фестером, кажется, едва не перевернули весь кабак вверх дном.

Артанна проигнорировала слова наемника и повернулась к Гвиро.

— Слушайте все! — зычно крикнула Сотница. — Я, Артанна нар Толл, обвиняю этого человека в уклонении от выполнения договора с наместником. Я обвиняю Танора Сардо в недобросовестном отношении к охране вверенной ему территории, что косвенно послужило причиной гибели моего человека. И я требую личного внимания наместника к случившейся трагедии.

По толпе зевак прокатился тревожный шепот. Бойцы «Братства» плотно обступили своего предводителя и демонстративно положили руки на рукояти мечей. Шрайн, Веззам и еще несколько наемников из «Сотни» отреагировали немедленно.

— Клевета! — проревел Танор. — Чушь! Она просто хочет заполучить мою территорию для своей выгоды. Как далеко готова зайти эта вагранийская шлюха, чтобы прибрать к рукам весь город?

— Не дальше, чем ей позволят.

Гвиро вздрогнул, услышав знакомый голос. Танор и Артанна обернулись, узнав говорившего, и, к удовольствию Федериго, мгновенно успокоились.

— Синьор Кирино, — наемница поклонилась в знак приветствия, все еще не отнимая руки от оружия.

Танор неуклюже сгорбился в попытке изобразить любезность.

— Добрый день, синьор…

— Молчать! — грубо оборвал его наместник. — Мои соболезнования, леди Толл.

Вагранийка кивнула. Синьор Кирино, оставив сопровождавших его солдат позади, жестом велел наемникам убрать оружие. Наместник, крякнув, опустился на корточки возле тела лекаря и принялся внимательно осматривать раны.

Артанна следила за каждым его движением. Они не были врагами, но и дружба между ними так и не заладилась — Кирино догадывался о тайных делишках Сотницы и, разумеется, не одобрял. И, что хуже, не имел тяги к мздоимству — водись за ним подобный грешок, Артанне было бы гораздо проще склонить его на свою сторону. Впрочем, ей все равно удалось найти связи в ратуше.

Наместник казался древним стариком и всячески демонстрировал свою немощность, однако внешность обманывала. В Кирино все еще кипела жизнь, он обладал острым умом и очень крепкой памятью. Слишком крепкой, по мнению Гвиро. Порой это мешало.

Кирино прикрыл ладонью морщинистое лицо и погладил седую бороду.

— У вас есть предположения относительно убийцы? — обратился он к Артанне.

Наемница покачала головой:

— Рано делать выводы.

— У него были враги?

— Насколько мне известно, нет.

— Зато враги есть у вас, Артанна.

— Вы полагаете, это было посланием для меня?

— Для всех нас, — наместник поднялся и взглянул на крыльцо, откуда сняли останки Рианоса. — Выставить такое на рыночной площади в квартале от ратуши… Громкое заявление.

— По-вашему, мне объявили войну?

— Хорошо, если только вам, Артанна. — Гвиро подставил пошатнувшемуся наместнику локоть. — Как бы то ни было, всем нам следует быть настороже до тех пор, пока мы не выясним подробности.

Артанна почтительно кивнула.

— Покойный следовал Пути, — сказала она. — Вы позволите забрать останки и провести ритуалы?

— Разумеется, — согласился старик. — Расходы на церемонию возьмет на себя городская казна в качестве компенсации за причиненные неудобства.

— Благодарю, синьор Кирино.

Вагранийка сняла со своих плеч плащ и подала Шрайну, чтобы тот накрыл изуродованное тело.

— Но факт, что подобное преступление было совершено на охраняемой территории, вызывает у меня интерес, — наместник поглаживал бороду, устремив на Танора немигающий взгляд выцветших глаз. — Особый интерес. Мы разберемся с этим в ближайшее время. Буду ждать вас обоих. — Синьор Кирино перевел взгляд с Танора на Артанну. Оба кивнули. — В самое ближайшее, — повторил он и направился к выходу с площади.

Гвиро, бросив на Артанну тревожный взгляд, последовал за наместником. Стража расступилась. Когда Кирино и Гвиро скрылись в толпе, Танор наконец-то стер с лица лебезящую улыбочку.

— Он в сговоре с тобой! — главарь «Братства» выхватил нож и приблизился к Артанне. — Думаешь, раз трахаешься с Гвиро, то тебе что угодно сойдет с рук?

Наемница стояла неподвижно, спиной ощущая нарастающее напряжение своих бойцов.

— Спокойно, мальчики, — мягко проговорила Сотница, убирая с лица волосы. — Танор, конечно, идиот, но он ведь понимает, что любой вред, причиненный «Сотне» до разбирательства у наместника, лишь ухудшит его положение. Так ведь, дорогой?

Наемник сплюнул под ноги и посмотрел на вагранийку исподлобья:

— Только до разбирательства, подстилка. Посмотрим, перед кем ты будешь стелиться после него.

Артанна вновь пропустила оскорбление мимо ушей и переключила внимание на останки:

— Тело предадим огню в поместье. Позовите наставника. Третий, отвечаешь ты, — устало сказала она, обратившись к Шрайну.

Великан переглянулся с Веззамом, и наемники принялись заворачивать тело в несколько плащей. Великан без усилий поднял мертвого лекаря на руки и зашагал через расступившуюся толпу.

До поместья дошли молча. Никто не убивался, не причитал, не плакал. Рианосу уже было все равно. Единственное, что могла сделать для него Артанна, — узнать, какой урод сотворил эту мерзость.

Миссолен

Демос сторонился личного общения с людьми Арчеллы, предоставляя подобные заботы телохранителям, давно ставшим его верными помощниками, однако сегодня был вынужден нарушить традицию. Задача, в первую очередь, требовала полного взаимопонимания, и лишь затем — строжайшей секретности. Демос хотел лично убедиться в том, что его верно поймут.

Оказавшись в родном полумраке кабинета, казначей смог рассмотреть человека, стоявшего спиной ко входу: хорошо сложенный широкоплечий мужчина среднего роста, темно-русые волосы он стриг коротко, а одет был неброско и практично. Вооружение составлял меч, прообразом которого, очевидно, служило солдатское оружие. Услышав шаги Демоса и Лахель, гость обернулся. Деватон увидел тень улыбки на неприметном лице, заросшем обильной щетиной.

— Это он? — обратился Демос к скрывавшемуся в тени Ихразу.

— Да, — ответил энниец. — Мастер Арчелла шлет поклон и предоставил к вашим услугам этого человека.

Демос изучающе посмотрел на шпиона.

— Раньше с нами работал мастер Саули. Почему сейчас пришел ты?

Гость пожал плечами.

— Саули… как бы так выразиться… Перестал соответствовать требованиям гильдии. Теперь его работу выполняю я.

«Иными словами, мастер Саули предал вас либо провалил дело».

— Назови себя.

— Юн, — коротко поклонился гость. — Мастер Юн.

— Ты солдат? — Демос задержал взгляд на мече шпиона. — Похож на освендийский клинок, какими снабжают воинов на севере.

— Осведомленность о вооружении солдатни делает честь вашей светлости. Я служил лазутчиком под Белфуром.

— Почему оставили службу?

— Вышел срок по договору. Скакать по лесам и горам — занятие полезное, но скучное. Мне захотелось дать больше работы голове и заработать лишнюю монету. Знакомство с матером Арчеллой было очень своевременным.

— Смею предположить, ты хорошо знаешь восточную часть материка, — скорее утверждал, чем спрашивал Деватон.

— В Освендисе — каждую нору, в Бельтере тоже хорошо ориентируюсь. С Рикенааром несколько хуже, но это поправимо.

— Что насчет Таргоса?

— Да хоть Рундкар! — хрипло усмехнулся Юн. — Глаза и уши гильдии есть везде.

— Это обнадеживает, — Демос оперся на трость, давая отдых гудевшим ногам. — Дело, которое я хочу поручить, имеет деликатный характер.

— За другие я не берусь.

— Саули тоже не брался, и вот к чему его это привело.

— Но я не Саули, — тихо сказал гость. — У меня гораздо больше талантов.

«И полный шкаф скелетов, полагаю».

— Увидим. Мне безразлично, кто из вашей гильдии считает себя более достойным. Важен результат. — Казначей продолжал рассматривать нового шпиона. — Что касается дела, то мне нужно не просто молчание. Я требую, чтобы вы и вовсе не высовывались. Растворились, передвигались незаметно, не оставляли следов. Называй это, как хочешь, мастер Юн, но суть, думаю, понятна.

Человек Арчеллы с готовностью кивнул.

— Для меня это не составит труда.

— Тем лучше. — Демос присел на кушетку, сделал глоток вина и поморщился от излишней приторности напитка. Таргосийское десертное взорвалось во рту медовой бомбой, заставив рот стремительно наполняться слюной. — На этот раз мне понадобится твое умение добывать информацию и разыскивать людей. Если все пойдет, как запланировано, возможно, даже не придется никого убивать.

— Звучит скучновато, — процедил Юн. — Но воля заказчика — закон. В какую сумму вы оцениваете труды гильдии?

Деватон молча постучал отросшим ногтем по краю стола. Ихраз, понявший знак, продемонстрировал гостю шкатулку размером с два кулака, наполненную золотыми аурэ имперской чеканки. Шпион бросил короткий взгляд на богатство и присвистнул.

— Беру свои слова назад. Это весьма интересное предложение.

— Других у меня не бывает, — сказал Демос и провел пальцем по шраму возле уха, как делал всегда, когда думал. — И раз Саули больше ничего не сможет рассказать, придется ввести тебя в курс дела. Итак, ты должен найти женщину по имени сестра Таналь.

— Она монахиня?

— Возможно. — Деватон потянулся к столу, вытащил из ящика медальон с миниатюрным портретом, на котором была изображена черноволосая женщина с высоким лбом и хищным профилем. — Рисунку порядка пяти лет, но с тех пор дама почти не изменилась. Она тайно покинула столицу, чтобы стать сестрой церкви. Также она утверждает, что взяла себе имя Таналь и ныне принадлежит монастырю в Ульфиссе.

— Восток Освендиса… Дыра, — вздохнул Юн, разглядывая портрет. — Знатная дама, полагаю.

— Очень. Она исчезла. Саули разыскивал ее и доложил, что Ульфиссе она так и не появилась. И мне очень интересно, кто из них лжет.

Шпион аккуратно убрал медальон в карман. Деватон расслабленно откинулся на подушки, не сдержав блаженной улыбки.

— Есть вероятность, что женщина тайно отправилась в Таргос. Я хочу, чтобы вы поискали ее и там.

— Таргос… У меня есть там друзья.

Демос взял со стола маленький свиток и передал его Юну.

— Здесь имена, должности и адреса людей, которые могли помочь ей организовать побег. Для начала проработайте их, но действуйте скрытно. Затем ищите следы в Таргосе. Отчитывайтесь Арчелле либо мне.

Наемник изучил список и удовлетворенно сунул свиток в карман.

— Так уже лучше. Есть где развернуться.

— От вас требуется добыть информацию, не привлекая к себе внимания. Всем прочим можно пренебречь.

— Будет ли нам предоставлен задаток для компенсации расходов?

Деватон указал на шкатулку с золотом.

— Это и был задаток, — насмешливо сказал он. — Я высоко ценю услуги вашей гильдии.

— Боги мертвые и живые! — протянул бывший солдат. — И это только часть суммы? Должен признать, работать с вами — одно удовольствие.

— В таком случае я рассчитываю на ваше трепетное отношение к этому делу.

— Мы никогда не давали повода в нас сомневаться, — осклабился Юн. — Позвольте задать еще один вопрос, прежде чем я уйду.

— Задавайте, мастер Юн.

— Мне будет проще работать, зная мирское имя женщины.

— Императрица Изара Таргосийская, — сухо ответил казначей.

Ни один мускул на лице наемника не дрогнул.

«У этого освендийца, однако, стальные яйца».

Юн аккуратно ссыпал золото из шкатулки в кошель и широко улыбнулся:

— Что ж, это все объясняет.

«Ну хоть для кого-то из нас задача видится ясно. Настоящая роскошь в столь неспокойное время».

— Это все? — Демос потер глаза, борясь с внезапно навалившейся слабостью.

«Мертвые боги, да уйди ты уже, наконец. Я едва держусь на ногах».

— Вы не будете разочарованы, ваша светлость. Прощайте.

Мастер Юн коротко поклонился и покинул комнату нанимателя через распахнутое окно.

«Надеюсь, от этого Юна пользы будет больше, чем от Саули. Ради всего святого, пусть ему повезет».

Вольный город Гивой

Тяжело груженая повозка медленно тащилась по северной дороге. Позади был Гивой, а впереди — раскисшее дерьмо, именуемое Гацонским трактом. Джерт старался аккуратно ступать по жиже, но это не помогало. Всего сотня шагов от городских стен, а он уже был в грязи по самую задницу. Это раздражало.

Окружающий пейзаж являл собой иллюстрацию всепоглощающей безысходности. Мимо, разбросав по сторонам бурые комья, пролетел одинокий всадник и унесся в сторону Граувера. Джерт коротко ругнулся, но успел вовремя увернуться от брызг. Девушке, продиравшейся сквозь грязь перед ним, повезло меньше: жижа облепила весь подол ее простенького платья, испачкала рукав и волосы. Несчастная взвизгнула, уронила большую плетеную корзину, доверху заполненную какой-то снедью, и обрушила поток витиеватых проклятий вслед хаму. Тот, впрочем, уже скрылся за холмом и не внял пожеланиям.

Зато Джерт, наблюдавший за развернувшимся действием, заслушался.

— Эй, дорогуша, не переживай ты так! — окликнул он. — Истинную красоту ничто не испортит.

Девушка обернулась, увидела его и широко улыбнулась. Во рту у нее недоставало трети зубов, один глаз косил, а на щеке красовалось уродливое родимое пятно. Корзина медленно утопала в грязи.

С комплиментами он явно погорячился. Но отступать было поздно.

— Красотка, знаешь ли ты, где живет Артанна нар Толл? — Джерт натянул самую обаятельную улыбку и подошел ближе. — Пока вспоминаешь, давай помогу. Тяжелая, должно быть, ноша.

Девушка продолжала глуповато улыбаться, демонстрируя воспаленные десны. Джерт отвоевал у лужи корзину, заглянул под кусок ткани и почуял острый запах сыра. В животе заурчало.

— Мне говорили, поместье «Сотни» находится к северу от города. Я правильно иду? Ответь же мне, милая!

Наконец, лицо девушки приобрело осмысленное выражение, и она, улыбнувшись еще шире, пролепетала:

— Я там живу.

— Какое везение! — хмыкнул Джерт. — Тогда, пожалуй, я тебя провожу.

Девушка ничего не ответила, лишь кивнула и бодро зашагала прямо по глубоким лужам. Ее спутник подхватил плетенку и, тщательно выбирая место для шагов, последовал за ней. Эту несчастную боги, должно быть, обделили не только внешностью, но и мозгами.

— Далеко отсюда твой дом? — поравнявшись с ней, спросил Джерт.

— Вон за тем деревом будет дорога налево, — девушка махнула рукой вперед. — Нам туда. А потом прямо.

— Интригует, — вздохнул ее спутник и свободной рукой поправил перевязь ятагана. Видят боги, он оказывался в компаниях и похуже.

Окраины Гивоя мало чем отличались от трущоб других городов. Разве что у каждого была своя маленькая особенность, отличавшая его от прочих, делавшая незабываемым. В Сифаресе многие постройки были покрыты известью. Белая краска отражала свет, прятала горожан от жары. В Даджирате, расположенном еще южнее, возле каждого дома росли фруктовые деревья, дарившие благостную тень. Вольная Виенца славилась стеклянными бусинами, которыми украшали двери жилищ. Здесь же все имело характерный бурый оттенок: то ли под цвет жижи на дорогах, то ли из-за нее. От других городов Гивой отличало только феноменальное количество дерьма — во всех смыслах.

Джерт бросил взгляд на дорожный указатель. На севере были хайлигландские Мельн и Эллисдор, на юге — гацонские Турфало и Глунь, а еще дальше — латанийский Уфайнор и священный Агаран. Но, куда бы ни вели эти выщербленные колдобинами дороги, путь Джерта лежал в другую сторону.

Как и обещала его спутница, сразу за большим раскидистым дубом показалась на удивление ровная дорога, уходившая влево. В нескольких сотнях шагов от высилось поместье «Сотни»: большой двухэтажный дом из серого камня и обнесенная частоколом обширная территория, на которой размещалось множество построек поменьше. Не дом — крепость. Все, как говорил тот лекарь.

— Большой у тебя дом, — одобрительно кивнул Джерт.

— О, так я в нем и не живу! В большом доме слуги не ночуют.

— А воины?

— Совсем молодые живут в казарме подальше. Это удобно, — хихикнула девушка.

Рианос рассказал о «Сотне» много полезного, но меньше, чем требовалось. Вытащить из него план здания так и не удалось. Остальное пришлось собирать по крупицам, напаивая в тавернах друзей и врагов Артанны, подкупая прислугу и развязывая служанкам язык серебром. Он узнал достаточно, чтобы чувствовать себя спокойно, но не свободно. И это раздражало не меньше, чем заляпанная грязью задница.

Отчасти Джерту было жаль того лекаря. Смерть он, разумеется, заслужил — нарушил закон и должен был за это ответить. Но того, что сотворил с ним Джерт после — нет. Этого требовали обстоятельства, но никак не врожденная жажда крови. Кровожадностью Джерт никогда не отличался. Впрочем, какая этому Рианосу разница, если к тому моменту он уже был мертв? По крайней мере, лекарь принес пользу после смерти, пусть и не тем людям. Мало какой труп мог похвастаться подобным достижением.

Они миновали широкое поле, хранившее следы выкорчеванных деревьев. Встречались и короткие пни: обитатели поместья специально расчищали подходы, не позволяя гостям остаться незамеченными. Путь преградили огромные ворота, к которым были приставлены двое хорошо вооруженных часовых. На смотровых башнях, расположенных выше, тоже виднелись люди. Поместье и правда неплохо охранялось. В этом Рианос не преувеличивал.

— Дара, кто этот человек? — один из стражей шагнул вперед, всматриваясь в лицо пришельца.

Девушка снова глуповато улыбнулась.

— А… Он мне помог.

Часовой нахмурился:

— Если наниматься, то зря. Сегодня смотров не проводят.

— Из-за лекаря? — спросил Джерт.

— Угу, — кивнул воин. — Приходи завтра.

— Так из-за этого я и здесь! Видел кое-что возле старых литейных, но в подробностях расскажу только твоему командиру, — Джерт махнул рукой в сторону города. — Сам понимаешь, кому попало о таком не говорят…

— Так ты видел лекаря?

— Да.

Охранники перекинулись взглядами.

— Ладно. Погоди, я спрошу, — часовой скрылся за воротами, прихватив с собой косоглазую девушку.

Минутой позже Джерт оказался в поместье «Сотни». Сначала его вели по извилистой дорожке, петлявшей между стенами укреплений, затем они вышли на относительно просторную поляну, примыкавшую ко входу в каменную громадину, что служила домом вагранийской наемнице. Джерт был готов поклясться, что из этого здания было несколько лазеек наружу и, возможно даже имелся настоящий подземный ход — слишком уж хитрой казалась планировка: разные уровни, выступы, парапеты, башни, ведущие куда-то ступеньки. Но все же это была не крепость.

Перед окованными сталью дверями его встретила странная парочка — исполинских размеров мужчина с бритой головой и строго одетая женщина с хмурым лицом.

— Иди за мной, кем бы ты ни был, — пробасил исполин. — Но предупреждаю: если ты солгал, пожалеешь.

Джерт добродушно улыбнулся. Вокруг его глаз проступила паутинка морщин. Громила распахнул тяжелые двери без малейшего усилия. В холле царил полумрак. В большом камине, вокруг которого расселись несколько служанок, ворчали и трещали поленья. Женщины не обратили на вошедших никакого внимания и продолжали свою работу. Джерт рассматривал каменную лестницу, стекавшую в холл с двух сторон. Наверху была галерея с балюстрадой, соединявшая два примыкавших к залу крыла здания. Места много — толку мало. В интересах хозяйки дома было не подпускать сюда врагов — штурм верхних этажей этого здания сложности бы не вызвал. Именно этим, как сейчас понял Джерт, и объяснялась столь бдительная охрана границ поместья.

Пахло воском и дымом: слуги уже зажигали свечи. Дому было не меньше сотни лет, и он выглядел на удивление уютно.

— Нам наверх, — великан невежливо ткнул гостя в спину, призывая пошевеливаться.

На втором этаже было теплее. Солнце клонилось к горизонту, оранжевые лучи проникали сквозь большие окна, окрашивая каменные стены золотом. В воздухе неспешно парили пылинки. Втроем они миновали галерею и прошли по длинному узкому коридору.

Перед одной из дверей строгая женщина, возглавлявшая процессию, остановилась.

— Сдай оружие, — резко сказала она и кивнула на громилу.

Джерт вытащил из-за пояса ятаган и вручил своему конвоиру.

— Кинжалы тоже, — буркнул он.

Два длинных клинка присоединились к сабле. Джерт поразмыслил и вытащил из сапога еще один нож.

— Теперь точно все. Я пришел говорить, а не драться.

— Да хрен тебя разберет, рыжий, — мрачно сказал громила. — Не нравишься ты мне. Одет по-имперски, и дорого. Говоришь по-имперски, но с акцентом. А сабля у тебя эннийская.

Джерт пожал плечами:

— Эннийцы знают толк в саблях.

— Но я не верю эннийцам.

— Много кто не верит. А зря. Мы отличные ребята.

— Ага, мы тоже. Все как один — душки.

— И не поспоришь.

— Как твое имя? — раздраженно прервала беседу женщина, смерив гостя презрительным взглядом.

— Джерт. Джерт-энниец. Я и правда оттуда, приплыл в Гивой несколько дней назад.

— И какого рожна тебя принесло в Гивой? — спросил великан.

— Ятаганом захотел похвастаться, — съязвил Джерт. — Работу ищу. Мне говорили, на границе с Рундкаром всегда нужны люди.

— Да у тебя там яйца от холода отвалятся прежде, чем ты успеешь вытащить свой ножик, — фыркнул исполин.

Энниец хохотнул.

— За мои яйца, малыш, не волнуйся, они у меня стучат с металлическим звоном. Уж как-нибудь согрею.

Громила замолчал, рассматривая ножны заморского оружия. Женщина несколько раз постучала и скрылась за дверью. Через минуту она снова появилась в коридоре:

— Можешь войти. И без глупостей.

— Этого не обещаю, — энниец осклабился и вошел в покои Сотницы.

Помещение, в которое Джерта буквально затолкал тот великан, оказалось небольшим для дамских покоев, а видал он их немало. И уж тем более не соответствовало его ожиданиям: то был скорее кабинет с кроватью, нежели будуар. Впрочем, кровать, укрытая несколькими дорогими шкурами и ворохом пуховых одеял, выглядела маняще. С другой стороны, после нескольких дней ночевки вне постоялого двора, Джерту показалась бы роскошной любая относительно чистая подстилка.

Мебель делалась с душой и на века. В камине уже горел огонь. Закатные лучи украдкой проникали внутрь через небольшое окно. Джерт заметил книжную полку с томами на нескольких языках: имперском, хайлигландском, гацонском, вагранийском и даже на мертвом антике. Это заинтересовало. В Гивое говорили по-имперски, на хайлигландском наречии и на гацонском, но знание мертвого антика, доступное лишь церковникам и высшей аристократии, делало честь хозяйке покоев.

Прямо на столе, среди вороха бумаг и свитков, свесив ноги, обутые в высокие сапоги из мягкой кожи, сидела женщина с бокалом вина. Одета она была под стать комнате: удобные коричневые штаны, заправленные в сапоги, простая белая рубаха с закатанными рукавами перехвачена широким поясом, а на руке красовался браслет, о котором упоминал лекарь. Никаких тебе изысков. Хозяйка поместья подняла на незнакомца глаза, и он смог рассмотреть ее получше.

Кажется, он начинал понимать, почему герцог Рольф Волдхард столько лет изменял самой сестре императора лишь с одной любовницей.

Внешность Артанны нар Толл точно нельзя было назвать обычной ни для империи, ни, тем более, для Эннии: очень высокая, одного с Джертом роста, жилистая, с длинными конечностями. Копна длинных седых волос перехвачена кожаным ремешком. Лицо, как у большинства вагранийцев, было треугольным с резко очерченными скулами и острым подбородком. Раскосые серые глаза изучающе смотрели на Джерта, но ничего не выражали. Губы скривились в горькой усмешке.

Артанна жадно отпила из бокала. По подбородку потекла тонкая струйка вина, норовившая испачкать рубаху. Вагранийка вытерла каплю тыльной стороной ладони и, наклонив голову, в упор посмотрела на гостя:

— Запри дверь.

— Как пожелаешь, — Джерт послушно задвинул засов.

— Назовись.

— Джерт-энниец. К твоим услугам, командир.

— Я не твой командир.

— Пока что.

Наемница хмыкнула и сделала новый глоток.

— Хорошо владеешь имперским языком для эннийца.

— Ты — тоже. Для вагранийки.

— Где научился так бегло болтать?

— В Эннии. У меня был смешанный отряд, много наемников из империи. Они и научили. Ну а ты? Откуда знаешь столько языков? И, вижу, читать любишь, — Джерт указал на книжную полку.

— А ты любишь трепаться, я погляжу, — Артанна сделала еще глоток и кивнула на кувшин, — Будешь?

— Я сегодня не пью.

— А я — пью. И, раз ты бесполезен в качестве собутыльника, хотя бы расскажи, зачем пришел.

Джерт облокотился о каминную полку и взъерошил волосы.

— У меня две темы для разговора. Давай так: я расскажу кое-что о лекаре в обмен на обещание потом выслушать мое предложение.

— Ну валяй.

Наемница налила себе еще вина. Артанна выглядела спокойной, но Джерт был готов дать руку на отсечение, что смерть этого Рианоса заботила ее гораздо больше, чем она хотела показать.

— Я прибыл в Гивой несколько дней назад, — начал Джерт. — Город я знаю плохо, но все же выбирался на прогулки. Вчера ближе к вечеру меня занесло в литейный квартал — искал лавку травника. Подхватил простуду в этом вашем дрянном климате, хотел заварить гурус. На рыночной площади мне подсказали, куда идти. Как вы вообще без него живете? Подыхаете ж, небось от лихорадки.

— Ближе к делу, мать твою!

— Как скажешь. Тыкался я, значит, по переулкам, пытался понять, как вы различаете все эти бараки, много думал о тщете мирской, как вдруг услышал шум и присмотрелся. Трое головорезов огрели по башке какого-то светловолосого паренька с клеймом на щеке. У меня дома такими отмечают рабов.

Артанна кивнула:

— Это был мой человек, верно. Дальше.

— Он шел с корзиной, но выронил ее, когда на него напали.

— Что было дальше, рыжий? — подгоняла наемница.

— Эти трое потащили твоего лекаря в сторону порта. Говорили что-то о наемниках.

— Вот как. Ну а ты что же?

— Обыскал корзину, нашел гурус, взял себе. Остальное оставил. Ну и убрался поскорее восвояси, пока меня самого не огрели по башке.

Артанна поперхнулась вином.

— Ну охренеть просто! И это все, что ты сделал? Обокрал моего человека?

— Так, стоять, — вскинул руку Джерт. — Пойми меня верно, командир.

— Я не твой командир.

— Да плевать, мне так привычнее. Вот слушай, — Джерт, жестикулируя, расхаживал из одного конца комнаты в другой, — я прибываю в незнакомый город из другой страны. Заметь, это в моих краях быть эннийцем и магусом — значит обрести кучу привилегий. Ну, если ты не раб, конечно. А о том, как к нам относятся в империи я, поверь, наслышан. Знаю, что у вас тут заживо сжигают за обвинение в колдовстве, а я еще и рыжий… Как ты думаешь, стал бы чужак вроде меня высовываться? Будь это грабеж или если б к девке какой пристали, я бы еще вмешался. Но энниец, наемники… Не моего ума это дело. Может он и правда был колдуном?

— Ладно, я понимаю, — тихо сказала Артанна и налила еще вина. — Мало кто бы вмешался.

Джерт покосился на бокал.

— Эй, командир, ты уже почти кувшин выхлестала.

— Я не твой… А, хрен с ним, — Сотница лениво отмахнулась. — Это все, что ты хотел мне поведать?

Джерт обнажил белоснежные зубы в улыбке:

— Не совсем. Когда я обыскивал корзину, рядом, на земле, нашел вот это, — он протянул вагранийке кусок черной ткани с намалеванным символом, примитивно изображавшим секиру. — Видимо, слетела с рукава одного из тех людей.

Артанна узнала символ.

— Сучий потрох, — в сердцах произнесла она.

— Зачем обзываешься?

— Да я не тебе, — проворчала женщина. — Я знаю, чьи это были люди.

— Наемники?

— Именно, рыжий.

— Меня зовут Джерт.

— Плевать. Это «Братство» Танора. Видимо, теперь они уже не просто конкуренты, а враги.

Энниец старательно продолжал строить из себя дурачка.

— Я видел людей с такими повязками в тавернах, — он прищурился, делая вид, что усиленно вспоминает встречу. — Лекарей убивают, оказывается. Нет, к ним я теперь наниматься не пойду.

— Правильно поступишь. Потому что завтра для Танора и его ублюдков настанет не самое лучшее время.

Джерт широко улыбнулся и скрестил руки на груди.

— А вот теперь мы плавно перешли ко второму пункту нашей беседы. Ты обещала выслушать, помнишь?

— Ну, раз обещала — выслушаю. Говори, — вагранийка продолжала комкать повязку «Братства» в руках. — Заслужил.

— Я могу и хочу помочь тебе.

Наемница нахмурилась и странно посмотрела на эннийца.

— Тебе-то это зачем?

— Мне нужна работа. Я навел кое-какие справки о «Сотне», пока был здесь. Понял, что хочу к вам. Собственно, в Гивое выбирать особо не из чего: либо эти, с секирой, либо ты. Но ты хотя бы не режешь моих земляков, так что выбор очевиден. Вдруг они и меня в покойники запишут? Ну и, разумеется, на тебя приятнее смотреть.

— Чтобы ко мне попасть, нужно что-то из себя представлять. Я не беру абы кого в свое войско.

— Так и я не абы кто, — Джерт улыбнулся еще шире и близко подошел к вагранийке. От нее пахло кислым вином, гарью и какими-то цветами. Духи — дорогие и очень тонкие, как он понял, принюхавшись. — Я хороший эннийский наемник, у которого были причины покинуть дом. Но на моем мастерстве это не сказалось.

Артанна поставила пустой бокал в сторону и оперлась руками о столешницу.

— И в чем же заключается твое, с позволения сказать, мастерство?

— Я был лазутчиком. Всегда впереди войска, малыми отрядами… Умею подкрадываться, вести слежку, брать все, что хорошо и плохо лежит. А еще неплохо стреляю из лука, хорош в рукопашной, владею ятаганом и длинными кинжалами.

— Звучит впечатляюще, — ухмыльнулась вагранийка. — Прямо золотой мужик. Только, раз ты так хорош, почему же тогда не проследил за теми головорезами, убившими моего лекаря? Тебе же это ничего не стоило.

— Зачем? — почти искренне удивился Джерт. — Во-первых, мне не было известно, что это твой человек. Во-вторых, на улицах часто бывают разборки, а я не в свое дело не лезу. Откуда мне было знать, какие у вас здесь порядки? Даже бывшему лазутчику нужно время, чтобы освоиться в незнакомом городе.

— Похоже на правду, — кивнула Артанна. — По крайней мере, болтаешь убедительно, рыжий.

— Меня зовут Джерт. Так что скажешь, Артанна-Сотница? Возьмешь меня к себе? Не пожалеешь, обещаю.

Вагранийка задумалась.

— Прости, дорогой, но я не могу поверить тебе на слово. Мне нужно увидеть тебя в деле, — она не успела закончить фразу, а в Джерта уже летел длинный кинжал с искусно выделанной рукоятью. Энниец ловко поймал его и одобрительно цокнул.

— Вагранийский клинок, надо же… Интересная работа. Если временами ты даешь своим бойцам с ними играть, то я точно хочу к тебе наняться.

— Проявишь себя — будешь принят, — отозвалась Сотница. В ее руке был такой же кинжал, — Надеюсь, ты не из тех, кто отказывается бить женщин.

Джерт широко улыбнулся:

— Только если они сами об этом просят.

Для драки и размахивания ятаганом было тесновато, поэтому о сданном оружии жалеть не пришлось. Вагранийский нож давал больше свободы для маневра. Пружиня, наемники переместились в центр — между письменным столом и кроватью. Оба медлили, пытаясь предугадать действия друг друга.

Вагранийка атаковала первой, желая посмотреть на реакцию. Энниец отбил удар и шагнул назад. Не мешкая, Артанна атаковала снова. Джерт ушел левее и нырнул под ее руку, ударил кулаком в бок. Наемница зашипела и отскочила в сторону, энниец перешел в наступление и сделал выпад, но не смог подойти близко — не хватило места. Вагранийка перехватила его руку и от души пнула ногой в живот. Джерт захрипел, но успел увернуться от следующего удара.

Кинжал Артанны пролетел рядом с его лицом. Она переместила вес вперед и едва удержала равновесие. Воспользовавшись паузой, энниец приложил женщину лицом в стену. Послышался стук, треск, глухие ругательства по-вагранийски. Прикроватная тумба опасно закачалась, и Артанна, улучив момент, придержала ее ногой. Она успела присесть под пронесшимся над головой лезвием, развернулась и ударила рукоятью кинжала по ноге противника. Джерт упал на одно колено. Не имея возможности применить клинок, энниец ударил женщину по лицу. Кулак задел щеку Артанны.

— Вот же сукин сын!

— Сама же разрешила!

Она поднырнула под пролетевшую руку и, перехватив кинжал рукоятью вперед, впечатала его в солнечное сплетение противника. Джерт закашлялся, Артанна крепко врезала ему по носу и повалила на пол. Падая, энниец задел столик с напитками, и стеклянные сосуды с жалобным звоном посыпались на пол. Сотница нависла над наемником, навалившись на него всем корпусом.

Джерт ударил лбом ей по носу, недостаточно сильно, чтобы сломать, но в самый раз, чтобы отвлечь, и рывком перевернулся, подминая вагранийку под себя. Кинжал она выронила. Одной рукой вагранийка удерживала руку с клинком противника, второй судорожно шарила рядом с упавшим столиком в поисках разбитого стекла, которым можно было воспользоваться. Джерт давил все сильнее, руки обоих дрожали от напряжения.

Артанна оказалась крепче, чем он ожидал. Это радовало — так интереснее.

В следующий момент раздался дикий грохот. В дверь покоев слетела с петель, и в комнату сначала влетел тот самый громила, затем Тарлина, следом — еще один ваграниец и пара бойцов.

Джерт и Артанна одновременно повернули головы на шум. Энниец выронил кинжал и поднял руки. Несколько мгновений никто не решался нарушить повисшее молчание. Лишь маленький серебряный кубок, грохнувшийся со стола вместе с напитками, катался по полу и жалобно позвякивал.

— Предположим, это не худшее, за чем меня можно было застукать, — хрипло проговорила вагранийка, выползая из-под Джерта.

— Что здесь происходит? — вопрошал огромный бритый наемник.

— Развлекаюсь. Вас не смутило, что дверь была заперта?

— Мы услышали шум и звук стали! — воскликнула женщина в строгом платье.

Артанна безуспешно отряхивала перепачканную грязью рубаху и, наконец, оставила попытки привести себя в порядок.

— Успокойся, Тарлина, — сказала она. — Да, мы подрались. Но никто не собирался доводить до убийства. Ведь так, Джерт-энниец?

— Так точно, командир! — бодро согласился Джерт.

— Я не… А, к черту.

Ваграниец наградил Джерта гневным взглядом и, кивнув громиле, двинулся на эннийца. Джерт не сопротивлялся, когда они заломили ему руки, вероятно, полагая, что это остановит его, пожелай он по-настоящему причинить кому-нибудь вред. Ваграниец, впрочем, давил с особой ненавистью.

— Может ты все же объяснишь, что случилось? — не унималась Тарлина.

— Этот человек рассказал мне много интересного о вчерашнем вечере. А еще он попросился в «Сотню».

— И ты решила устроить смотр прямо здесь?

— Лень спускаться во двор, — Артанна пожала плечами и огляделась в поисках выпивки. — Кажется, мы разбили все бутылки. Скверно.

— Так что с ним делать? — спросил ваграниец и еще сильнее заломил Джерту руку.

— Да отпустите его уже. Он не будет делать глупостей, — Сотница повернулась к эннийцу. — Ведь так?

Джерт сладко улыбнулся:

— Это не в моих интересах, командир.

— Хороший мальчик. Все, отцепитесь от него.

Ваграниец и великан одновременно разжали руки, причем ваграниец сделал это нехотя и на прощание словно невзначай пнул гостя под колено, так что нога подогнулась. Джерт едва не бухнулся на пол, но сохранил равновесие, схватившись рукой за стол. Все-таки в солнечное сплетение Артанна ему врезала хорошо. Впрочем, судя по нескольким уже начавшим распухать ссадинам на лице, наемнице от него тоже крепко досталось. Эннийца не переставал беспокоить вопрос, как эта женщина, пусть она и была ростом с мужика, смогла достойно продержаться в поединке после выпитого на его глазах кувшина вина.

— Отдайте ему оружие, если он его сдавал. Накормите, если голоден, и отправьте восвояси, — Артанна наблюдала за тем, как энниец вооружается, задержала взгляд на ятагане и уважительно кивнула, отметив простой, но изящный эфес. — Мне нужно подумать, стоит ли принимать твое предложение, рыжий.

— Меня зовут Джерт, командир. Неужели я тебе память отшиб? Вроде не сильно бил, — с ухмылкой проговорил наемник и поймал полный ненависти взгляд вагранийца. — Завтра днем я снова к тебе приду и принесу кое-что. Это окончательно убедит тебя в том, что я еще пригожусь.

Артанна скривила губы в усмешке:

— Посмотрим, энниец. Теперь проваливай.

Уже в дверях Джерт на миг задержался и повернулся в наемнице.

— До завтра, командир. И спасибо за хорошую драку.

* * *

Двери ворот поместья с грохотом захлопнулись за спиной эннийца. Часовые не спускали с него глаз, буравя спину — даже сейчас сохраняли бдительность. Видать, Артанна их здорово натаскала.

Солнце почти село, к городу лениво подползал сизый туман. Здоровенный дуб у поворота зловеще вырисовывался на фоне лысоватого поля. Джерт глубоко вздохнул и удовлетворенно улыбнулся: все прошло даже лучше, чем он надеялся. Он вышел из этого дома живым, заставил женщину думать в нужном направлении и, что самое главное, был уверен, что на следующий день его примут в «Сотню». Если эта Артанна нар Толл, разумеется, не дура. Эксцентричная пьяница, способная одной левой вырубить крепкого бойца — да. Но не дура. Кажется, он даже ей понравился. На то и был расчет.

Джерт умел нравиться людям и часто пользовался этим. Неважно, какими методами ты пользуешься, если достигаешь результата, — уверял его господин. А господин был мудрым человеком.

Энниец еще раз оглянулся на оставшееся за спиной поместье: в покоях Артанны горел слабый свет. Видимо, командир «Сотни» нашла еще один кувшин. Джерт улыбнулся и засунул руку в карман.

Браслет из серого металла тускло заблестел, когда он раскрыл ладонь, изучая находку. Все, как и говорил лекарь: простая, но искусно сделанная вещь, украшенная странным полупрозрачным синим камнем. Единственная драгоценность вагранийки, которую Джерт исхитрился снять прямо с руки владелицы во время драки.

Энниец аккуратно притронулся к единственному камню с неровными. Забавная вещица. Пока что все складывалось относительно удачно. Совершенно не по плану, ибо его не проинформировали должным образом об окружении Сотницы, но пока что Джерту удавалось выполнять задуманное.

Он достал из кармана кусок тряпицы и бережно завернул браслет, стараясь не касаться камня. Завтра Джерт вернет его хозяйке, и Артанна нар Толл будет трижды идиоткой, если откажется принять в свою «Сотню» такого вора.

* * *

— Зачем ты устроила этот цирк? — Веззам помогал ползавшей по полу Артанне собирать черепки и куски битого стекла. В небольшой комнате царил такой хаос, словно по ней прошелся знаменитый хайлигландский ураган.

— Почему нет? — наемница нырнула под кровать и вытащила ножку от разбившегося бокала. — Этот Джерт, хоть и самоуверенный болван, очень ловок. Нам бы такой не помешал.

— Но он энниец.

— А мы — всеми нелюбимые вагранийцы. Что на это скажешь?

— Нам не доверяют — вот что скажу. И никогда не примут по-настоящему.

— Эннийцам тоже не доверяют — от этом наставники воют на каждой проповеди. И знаешь, что? В таком случае мы с этим Джертом похожи гораздо больше, чем готовы признать, — усмехнулась Артанна. — Рианос тоже был из Эннии, и это не помешало ему ходить в любимчиках у всей «Сотни». Разумные люди судят по поступкам. Кстати, рожа у этого Джерта совершенно не эннийская.

— Согласен, не похож. И он мне не нравится, Артанна. Не знаю, как это выразить… — Веззам аккуратно высыпал собранные осколки в ведро. — Понимаешь, Рианос внушал доверие. Он был простым, спокойным, предсказуемым. Я всегда знал, чего от него ожидать.

— Еще бы. От лекарей обычно ожидают, что они будут лечить. А этот — просто убивает за деньги. Как и все мы.

— Почему ты его защищаешь?

— А ты ревнуешь?

Ваграниец поднял на Артанну глаза. Он чувствовал потребность высказать ей все, что вертелось на языке, но нечеловеческим усилием заставил себя промолчать. Ревновал? Разумеется. К каждому драному столбу. Осуждал? Трижды. Или она забыла, что своим счастливым спасением из рундского плена была обязана именно ему? Что это он бинтовал все ее раны после пыток. Что ради нее стал дважды изменником, когда помог ей бежать. И что любил ее вопреки здравому смыслу.

Как быстро она выкинула из головы, что дожила до этого момента лишь благодаря его, Веззама, стараниям? Неужели после всего этого он не заслужил хотя бы старого-доброго дружеского перепиха? Хотя бы и спьяну. О большем Веззам, проводя ночи в компании правой руки, уже и не мечтал. Ну что ей стоило просто опуститься на колени и потратить на него несколько минут своей жизни?

Артанна тяжело рухнула на кровать и точным броском отправила последний черепок в корзину. Выглядела она неважно, хотя держалась стойко. Но Веззам слишком давно знал эту женщину, чтобы разглядеть за ее напускным спокойствием тревогу и усталость.

— Тебе сегодня досталось, — Второй положил руку на плечо командира. — Но все закончилось. Ри сожгли, как он и хотел. Пепел долго летал над полем, и ветер унес его к реке.

— Нам всем досталось, — Артанна устало положила голову на руки, — И, поверь, нихрена не закончилось. Скоро начнется такое веселье, что весь Гивой будет стоять на ушах. Танор просто так не сдастся. Но я к этому готова, и у меня есть козыри против него. Джерт-энниец пришел очень вовремя.

Ваграниец присел рядом, рассматривая один из кинжалов, которыми бились наемники. Клинок требовал заточки.

— Старина Кирино не дурак, — рассуждал он. — Скупердяй, конечно, но прекрасно понимает, что произошло. Случившееся с Рианосом может отпугнуть купцов, а это сулит огромные потери в период ярмарок. Поверь, они с Гвиро вывернут каждый клоповник наизнанку, чтобы найти виновных. Впрочем, думаю, убийцы уже залегли на дно или вовсе покинули город.

— Джерт принес доказательства того, что это были люди из «Братства». — Артанна вытащила из кармана шеврон. — Секира, видишь?

— И ты веришь ему?

— Он точно описал нашего лекаря, рассказал про корзину, гурус… Он был там.

— Но зачем это Танору? — не отставал Веззам.

— Думаю, он приказов не отдавал — просто позволил случиться тому, что случилось. А инициатива наверняка принадлежала Чирони, как в случае в Вазашем. Танор ведь понимает, что я его переиграла, и сейчас готов на все, чтобы не дать мне получить то, что я хочу. Но окончательно решать, конечно, наместнику. Против Кирино я не пойду.

— А если эти доказательства не убедят наместника?

Артанна пожала плечами:

— Танору все равно достанется. Даже если Ри убили не его люди, Кирино надерет ему зад за хреновую охрану. Но мы попытаемся доказать причастность «Братства», и тогда…

— Тогда почти весь город будет твоим, — заключил Веззам.

— Именно.

Следовало обрадоваться такой перспективе, но Веззама эта радужная перспектива не утешила.

— Прости мою излишнюю подозрительность, но уж больно гладко все складывается. Сначала Вазаш, затем Рианос… Каждую трагедию ты умудряешься оборачивать в свою пользу. Может показаться, что ты с самого начала спланировала этот спектакль, — мрачно проговорил ваграниец и скрестил руки на груди.

Артанна резко села и уставилась на Второго.

— Следи за тем, что говоришь, — прошипела Сотница. — Я много чего тебе позволяю, гораздо больше, чем остальным, но это еще не повод меня оскорблять. Мы с Рианосом были друзьями. Я дорожила им, мать твою, и ни за что бы не пустила его в расход! Но Ри уже без разницы, обращу я его смерть себе на пользу или нет. В конце концов, ты сам недавно просил меня начать заботиться о живых. Вот я и забочусь как могу.

Веззам уже начал жалеть, что поднял эту тему. Он увидел, как по лицу Артанны пробежала тень скорби, как печально опустились уголки губ, заострилось усталое лицо.

— Прости, я не думал…

— А тебе и не нужно, — раздраженно отрезала наемница. — Просто делай, что я говорю. У меня все могло получиться, кабы не то письмо из Эллисдора. Грегор, будь он неладен, Волдхард, решил напомнить мне о клятве, которую я приносила Рольфу. Несколько лет от ни весточки, а тут не письмо — приказ явиться в Эллисдор по первому требованию! Вместе со всей «Сотней». Более неподходящего момента для напоминания о долге перед Хайлигландом нельзя и придумать. — Артанна взяла себя в руки и глубоко вздохнула, силясь унять злость. — Я не знаю, что делать, если завтра нас призовут в Хайлигланд, Веззам. Нельзя оставлять Гивой без «Сотни», когда Танор ослабел, а Чирони… Черт знает, что они замышляют. Но я не могу не сдержать обещания помочь Грегору.

— Если нас призовут, оставь половину войска здесь. Этого должно хватить. Я могу приглядывать за Гивоем, пока тебя не будет.

— Ничего подобного. Знаю я тебя, Молчун. Не высидишь здесь и недели — пустишься в Эллисдор вслед за мной.

— Я… — Веззам замялся. — А, ладно. Мне нужно идти.

— Я тебя не отпускала. Еще кое-что, раз уж мы остались наедине.

Он покорно вернулся на свое место, не ожидая ничего хорошего. Артанна наклонилась совсем близко к его лицу, обожгла щеку горячим дыханием и неожиданно крепко стиснула его подбородок.

— Если ты еще раз посмеешь обсуждать мои действия или обвинять в чем бы то ни было на глазах у других, как это было на площади перед Кирино, распрощаешься с должностью, — отчеканила она. — Я многое тебе прощаю, но никогда не позволю унижать себя на людях.

Веззам молча выдержал взгляд командира. Ослепленный ностальгией по давно минувшим счастливым дням, он уже и забыл, насколько злопамятной сукой может быть эта женщина.

— Усвоил?

— Да, — хрипло сказал он.

Артанна отдернула руку и, не глядя на вагранийца, подошла к окну.

— Теперь свободен, — бросила она через плечо.

Поняв, что более вниманием его не удостоят, Веззам тихо закрыл за собой дверь и молча спустился вниз. Лицо горело там, где его коснулись мозолистые пальцы Артанны. В штанах снова становилось тесно, и это начинало его бесить.

Жаль, что в драке погибла хорошая выпивка. Стакан хайлигландской крепкой ему бы сейчас не помешал.

Миссолен

«Как же болит голова…»

Канцлер Ирвинг Аллантайн коротко кивнул дворцовой страже. Когда тяжелые резные двери закрылись, ознаменовав начало заседания Малого совета, старик молча обвел взглядом присутствующих и хмуро уставился на Грегора Волдхарда. Молодой правитель Хайлигланда выдержал эту безмолвную дуэль, не выказав и тени напряжения.

Демос насторожился.

«Неужели не боится? Зря, очень зря. Родство с правящей династией еще не делает его неприкосновенным».

В центре ослепительно-белого зала — места, где на протяжении последних столетий вершилась судьба империи, располагался стол в виде огромной мраморной плиты с нарочито неровными краями. Поверхность, сопоставимая по площади с монастырской кельей, была отполирована до зеркального блеска и отражала свет, лившийся из высоких витражных окон.

«За этим столом Таллоний Великий подписал Криасморский договор с первыми союзниками. Годами позже его внук, Таллоний Боголюбивый, стоя на этом месте, объединил светскую власть с церковной. Сорок лет назад за этим же столом обсуждались условия мира с Эннией. Что еще увидит сей холодный мрамор? Каким событиям станет свидетелем? Уходят люди, государства стираются с лица земли, развязываются многолетние войны, заключаются краткосрочные союзы, но этот равнодушный кусок отполированного камня, кажется, переживет все и всех».

Своды наполнились шумом отодвигаемых кресел и шарканьем. Поредевший Малый совет, большую часть которого не допустили к сегодняшнему заседанию, неторопливо устраивал задницы на жестких тронообразных стульях. Иной мебели в этом зале не держали, и лишь резные колонны с геометрическими орнаментами в стиле искусства Древней империи дополняли атмосферу аскетизма.

Аллантайн кашлянул и раздраженно поправил канцлерскую цепь, придавливавшую его и без того слабые плечи к земле. Рядом с ним сверкал начищенными пуговицами мундира и напомаженной бородой военмейстер Офрон Аллантайн. Племянник лорда Ирвинга встретился глазами с Демосом и коротко кивнул в знак приветствия и поддержки.

«Должно быть, это печально, когда у твоего младшего брата рождаются куда более способные дети. Офрон — достойный муж, обладающий жесткими принципами и убеждениями, столь редкими для аристократа в нынешние времена. Пьяница Брайс, сколь ни пытайся он вывернуться наизнанку в попытках доказать свою состоятельность, увы, проигрывает кузену во всем. Однако именно ему суждено наследовать Освендис. Жаль, я бы поставил на Офрона. Возможно, когда-нибудь и поставлю. Но не сейчас».

По другую руку от канцлера восседал Карталь Фарухад — бессменный Первый секретарь Канцелярии и едва ли не самый изворотливый рикенаарец, которого знал Демос.

«Жополиз. К тому же, как докладывают шпионы Арчеллы, еще и жополюб. Любитель заглянуть в фешенебельные эннийские бордели и позабавиться с красивыми мальчиками. Какой скандал, должно быть, поднимет церковь, если пристрастия нашего любезного секретаря внезапно станут достоянием общественности».

Рядом с Фарухадом, гордо задрав нос и все три подбородка, на Грегора Волдхарда надменно взирал Верховный юстициар Рональ Шаст.

«Сладострастная размазня, озабоченная лишь получением выгоды. Интересно, в какую сумму ему выходит содержание многочисленных любовниц? Сколько невинных людей было отправлено на плаху в угоду интересам платежеспособных граждан? И стоят ли золотые колье с рубинами и роскошные наряды подобного договора с совестью? Впрочем, блистательные куртизанки, полагаю, предпочитают не задумываться о том, каким путем были получены средства на оплату их общества».

Демос поднял глаза на самого значимого в империи представителя церкви, почтившего своим присутствием судьбоносное заседание. Великий наставник Ладарий встретился с Деватоном взглядом и кротко улыбнулся, тряхнув длинными седыми волосами, которым позавидовал бы любой ваграниец.

«Говорят, он святой. Потомок древнего, но очень бедного бельтерианского рода, отказавшийся от земных благ ради спасения души и удивительным образом поднявшийся на вершину самой могущественной иерархии. Весь его образ — пример для добрых последователей Пути, речи его — мед. Но смог ли этот наместник бога на земле вознестись над интригами, сохранив праведность?»

Божий слуга отрешенно перебирал хрустальные бусины на четках, но от Демоса не укрылось, что церковник внимательно изучал представшего перед Малым советом Грегора Волдхарда.

«Мой драгоценный кузен явно собрался говорить, — заключил казначей, изучая благородный профиль родственника. — Не нужно быть провидцем, чтобы понять, о чем».

Канцлер, кряхтя, поднялся со своего места и оперся ладонью о стол:

— Увы, не при таких обстоятельствах хотел бы я всех вас здесь увидеть, — начал он. — Но трагический факт свершился, и теперь нам предстоит решить, как сохранить целостность государства и существующих союзов до тех пор, пока новый император не вступит в свои права.

— Каким же образом он вступит, если его нет? — лениво отозвался Шаст, больше занятый изучением игры света в гранях огромного сапфира на своем перстне.

— Путем коронации, очевидно, — прошамкал Ирвинг. — Но для начала, разумеется, его нужно выбрать. Впрочем, насколько мне известно, трудностей с этим возникнуть не должно. Или я не прав?

«Сразу к делу? Хочешь заставить Волдхарда ринуться в лобовую атаку?»

Демос украдкой взглянул на кузена. Спокойствие Грегора как рукой сняло. Хайлигландец, казалось, даже не замечал, что впился пальцами в край столешницы с невероятным усилием. Казалось, еще немного, и мраморная плита раскрошится в его могучих лапищах. Встретившись глазами с Деватоном, он отнял руки от стола и обвел долгим взглядом оживившихся советников.

«Злишься, что взрослые дяди уже все решили без тебя? Добро пожаловать в Миссолен, дражайший кузен. Здесь ты никому не нужен».

Задумка канцлера сработала. Поднявшись с места, Грегор набрал в легкие побольше воздуха и приготовился говорить. Ирвинг знаком пресек шепотки, давая слово Волдхарду.

— Уважаемые советники, правильно ли я понимаю, что имею право высказаться? — обратился хайлигландец.

— Разумеется, ваша светлость. Данным правом обладает каждый, кто оказался в стенах Белого зала, — растянув губы в снисходительной улыбке, проговорил канцлер и пожал высохшими плечами. — Таков закон.

Грегор кивнул.

— В таком случае я хочу сделать заявление.

Демос устало посмотрел на великана, высившегося над молочной гладью стола. Цветной свет витража упал на лицо Грегора и разделил его ровно на две части: желтая казалась спокойной, молодой, синяя же резко очертила круги под глазами на бледной плоти. Грегор напряженно молчал, подбирая слова. Советники выжидающе уставились на молодого герцога. Даже Шаст наконец-то забыл о своем перстне.

«Ну же, сделай это. Просто озвучь то, то чего сейчас ждет каждый из нас. Давай, мальчик. Развяжи войну».

Грегор Волдхард скрестил руки на груди и с вызовом уставился на канцлера.

— Я хочу заявить о своем праве на престол империи, — твердо произнес он.

Напряженная тишина, внезапно повисшая в зале, была готова рассыпаться тысячей искр и взорвать воздух. Это длилось всего несколько мгновений, но Демосу показалось, что прошла целая вечность.

«Мои поздравления, дорогой кузен. Теперь мы официально станем врагами. — Еще секунда молчания. Деватон с облегчением выдохнул. — В конце концов, я предвидел такой исход».

Своды зала сотряслись от грома голосов. Громче всех, к удивлению Демоса, вопил Первый секретарь.

«У этого волоокого мужеложца Фарухада просто ужасающий фальцет».

— На каком основании? — Первый секретарь глядел на Волдхарда, не скрывая презрения.

— Насколько мне известно, покойный император не имел прямых наследников. Также, к сожалению, правитель не успел подготовить завещание и назначить преемника. Исходя из моих скудных познаний в генеалогии, я могу проследить только две ветви ближайших кандидатов на престол: Бельтерианская и Хайлигландская. А это означает…

— Демос Деватон и вы, лорд Волдхард. Точнее, ваш старший брат, будь он сейчас жив. — подытожил лорд Ирвинг.

— Крайне амбициозное заявление, — хмыкнул Верховный юстициар, и каждый из трех его подбородков задрожал, резонируя с низким голосом. — Я могу понять мотивы вашей светлости, но прошу учесть и наше положение, лорд Грегор. Впервые за три года вы прибываете в столицу и сразу выражаете притязания на императорский венец? Вы чужестранец, о вас никто ничего не знает, кроме того, что матушка ваша приходится сестрой покойному императору, а отец — прославился чередой побед над рундами. Но что из себя представляете вы сами, лорд Грегор? Бывший воспитанник Ордена и набожный последователь Пути, что, разумеется, делает вам честь. Но остальные факты вашей биографии не внушают Малому совету доверия, ведь мы не слышали ни об одном крупном разгроме варваров под вашим командованием, ни об успехах в управлении доставшимся вам в наследство герцогством…

«Как много скепсиса от человека, имеющего к короне еще меньшее отношение».

Фарухад деловито закивал, найдя в речах Верховного юстициара подтверждение своим доводам. Однако Демос заметил, что военмейстер не стремился поддерживать Шаста. Великий наставник Ладарий также не спешил с выводами. Деватон и сам предпочел не вступать в дискуссию.

«В нынешних обстоятельствах гораздо полезнее попробовать понять, что за человек этот Грегор Волдхард. Зачем ему эта корона? Ради чего он переплыл море и лишь сейчас заявил о себе как о политическом игроке? Нельзя торопиться с выводами».

Хайлигландец, следовало отдать ему должное, взял себя в руки и выслушивал критику с достоинством.

— Лорд Волдхард, — Ирвинг жестом призвал разбушевавшегося юстициара к спокойствию, — вы рассуждаете верно: империя может надеяться лишь на вас с лордом Демосом. Закон гласит, что в случае, если на трон претендуют несколько равноправных потомков императора, Совет обязан выбрать наиболее достойного.

— Именно поэтому я настаиваю на выборах, — кивнул Грегор. Демос заметил, что его руки все же слегка подрагивали от напряжения.

«И его трудно его за это винить. Он оказался один наедине с влиятельнейшими аристократами империи. На его месте я бы тоже струхнул».

— Видите ли, подобный подход применим лишь к ситуации, когда кандидаты равноправны, — рассуждал канцлер. — Но боюсь, что в данном случае это не совсем так.

«Пора».

— Что вы имеете в виду, лорд Ирвинг? — Демос придвинулся ближе, поставил локти на стол и положил подбородок на скрещенные пальцы. В такой позе спина болела чуть меньше.

Старый Аллантайн понимающе кивнул:

— Дело в том, ваша светлость, что вы с лордом Волдхардом находитесь в неравном положении. Достопочтенный правитель Хайлигланда является сыном сестры императора леди Вивианы, причем сыном средним. Вы же — старший сын лорда Тенния, приходившегося императору братом.

— Но ведь лорд Грегор является старшим из ныне живущих потомков леди Вивианы, — парировал бельтерианец. — Что мешает нам провести выборы?

— Боюсь, что его мать, — Алантайн пожал плечами. — Истории империи неизвестны случаи наследования трона потомками по женской линии. Еще Таллоний Великий издал соответствующий закон, и вы должны об этом помнить, лорд Демос.

— Указ касался прямой ветви наследования. Там говорилось лишь о женах, сестрах и дочерях императора. Но нигде не сказано, что корона не может перейти к их потомкам. — Демос обратил взор на Шаста. — Ведь так, почтенный юстициар?

Правовед вздрогнул.

— Этот вопрос нужно детально изучить, — задумчиво ответил он.

«Изучайте сколько угодно, но ничего нового не найдете. Я перечитал все труды и указы».

— Выходит, лорд Демос, вы защищаете своего соперника? — Великий наставник Ладарий отложил четки. Хрустальные бусины упали на стол с тихим стуком. — Вы не хотите получить корону?

Деватон любезно улыбнулся:

— Неважно, чего я хочу, ибо я Деватон. Предназначение моего Дома — действовать во благо императора и государства. Долг Малого совета и каждого подданного империи — разобраться в сложившейся ситуации, изучить все обстоятельства и поступить согласно закону, дабы сохранить порядок. Мой личный долг — обеспечить для этого все условия. Дело не в короне, но в долге.

«Неужели я сказал это вслух?»

Грегор Волдхард взглянул на кузена со смесью удивления и недоверия, но ничего не сказал. Ирвинг откашлялся.

— Итак, лорд Демос, вы предлагаете изучить каждый фолиант в императорских библиотеках, чтобы найти опровержение или подтверждение правам герцога Хайлигландского на престол. — Старик приподнял седую бровь. Демос был готов поклясться, что канцлера забавляла эта игра, да только ставки в ней оказались слишком высоки. — Что ж, раз именно вы являетесь известным завсегдатаем библиотек, полагаю, будет разумно поручить эту задачу вам и Верховному юстициару.

«Ха! Хочешь, чтобы инициатива обрушила все последствия на инициатора? Даже не думай, я так не подставлюсь».

— Отнюдь, — Демос вновь улыбнулся, и обожженная часть его лица обезобразилась блестящими розовыми складками. — Даже с учетом моих теплых чувств к лорду Грегору, я все равно остаюсь его соперником. Справедливо будет поручить этот вопрос не мне, а юстициарам лорда Шаста.

«Которых всегда можно купить или убрать. К тому же книги горят столь же хорошо, как и завещания».

Верховный юстициар скривил кислую физиономию, но возражать не посмел.

— Замечательная идея, — мрачно изрек он. — Мои люди приложат все усилия.

Демос украдкой размял больную ногу под столом. Духота пробралась даже в этот зал. Его начинало мутить, мигрень усиливалась, к горлу подкатывала тошнота. Усилием воли он заставил себя выпрямиться и обратился к канцлеру:

— Я хочу напомнить, что в Эклузуме собрана обширная библиотека, насчитывающая тысячи книг и свитков. Там должны найтись и своды законов, дошедшие до нас с момента основания империи. — Кровь в висках Демоса стучала, в глазах бегали мушки. — Полагаю, принимая во внимание щепетильность ситуации, Великий наставник не будет возражать против визита юстициаров?

Ладарий лучезарно улыбнулся:

— Только попросите, ваша светлость. Эклузум окажет любую помощь.

«Конечно, ведь на трон претендую не только я, но и выходец из вашего Ордена, которым будет легко управлять. Но сейчас необходимо тянуть время, и других способов у меня нет».

Ирвинг одобрительно кивнул:

— Отличная мысль, лорд Демос. Мы разделим обязанности между мирянами и служителями церкви. Надеюсь, так нам удастся внести ясность намного быстрее.

«Но почему, почему никому не приходит в голову, что даже святой способен продаться? Дело лишь в цене».

Грегор с облегчением опустился на стул. Умиротворенный хайлигландец выглядел жутко вымотанным.

«Ты еще взвоешь и попросишься обратно на войну, если вдруг станешь императором. Если».

Канцлер снова поднялся и, обведя собравшихся долгим усталым взглядом водянистых глаз, обратился к Грегору:

— Итак, решено. Юстициары и наставники изучат вопрос законности ваших притязаний, но до тех пор я не вижу смысла задерживать вашу светлость в Миссолене. Возвращайтесь в Хайлигланд и защищайте границы от варварских набегов. Могу поручиться, что, как только подробности прояснятся, Малый совет немедленно проинформирует канцелярию Хайлигланда.

«А в это время мы будем думать, какой благовидный предлог придумать, чтобы поизящнее от тебя избавиться».

— И, разумеется, до коронации нового императора порядок в империи будет поддерживаться силами Малого совета, — подытожил Ирвинг. — Сегодняшнее собрание окончено.

Советники покидали жесткие стулья с тихим ропотом и выражением невыразимого облегчения на лицах. Демос поднялся с места, опираясь на трость, и едва не потерял равновесие на скользком полу. Грегор поспешил помочь кузену и вовремя подхватил его под локоть. Хайлигландец наклонился к самому уху Деватона:

— Зачем вы это сделали?

— А вы бы поступили иначе?

— Я для вас никто.

Губы Демоса растянулись в жутковатой улыбке.

— Ошибаетесь. Вы, лорд Грегор, мой кузен и соперник.

— Если так, зачем тогда вы усложнили себе задачу?

«И правда. Но если играть, то играть до конца».

— О, ваша светлость, честность в политике сродни преданиям о демонах, которые некогда ходили по нашей с вами земле. Выиграю я или проиграю, неизвестно, хочу сделать это достойно.

— Не ожидал столкнуться в этом месте с порядочностью. — удивился хайлигландец.

— Люди полны сюрпризов, лорд Грегор. Мой вам совет — не встречайте никого по одежке, — пожал плечами Деватон. — Особенно в Белом городе.

На выходе из зала Демоса встречали эннийцы. Лица Ихраза и Лахель, по обыкновению, скрывались под цветастыми платками.

— У вас очень эффектная охрана, — Грегор с нескрываемым интересом рассматривал ятаганы спутников Демоса.

— И, к счастью, немногословная.

— Надеюсь, они вас защитят, кузен. Прощайте. — Волдхард чинно поклонился и скрылся за углом коридора.

«Если бы они еще могли защитить меня от самого себя».

Демос осмотрелся. Ирвинг о чем-то оживленно беседовал с Шастом и Фарухадом. Ладарий грациозно проплыл мимо и присоединился к ожидавшей его свите, напоследок раздав благословения советникам.

Демос покосился на увлеченного разговором канцлера.

«Ты выиграл для нас время, но Грегора Волдхарда нельзя недооценивать. Боюсь, я и сам до сих пор не понял, с кем имею дело».

Эллисдор

Альдор остановился посреди лестницы, сделал глубокий вдох и уговорил себя подниматься выше. Приглашение на ужин у посла Ириталь застало его врасплох. В голове сенешаля беспорядочно роились мысли о беженцах из Спорных земель, одолевало беспокойство за путешествие Грегора, а канцелярская волокита отнимала слишком много сил. Все это не располагало к приятному времяпрепровождению в компании откровенно скучавшей без дела знатной особы.

К встрече с самой прекрасной женщиной мира он подготовился с должной тщательностью: провел гребнем по волосам, сменил тунику и натянул любезнейшую из улыбок. На том все. Большего она не стоила.

Когда Альдор вошел в уютно освещенные покои, Ириталь покинула кресло и, присев в реверансе, церемонно поприветствовала гостя. Светло-зеленая ткань ее платья переливалась золотом при малейшем движении и струилась волнами по устеленному коврами полу.

— Рада, что вы все же смогли найти для меня время, ваша милость, — с чарующей улыбкой на устах проговорила посол, взяв Альдора под руку. — Я благодарна за все, что вы для меня делаете. Желаете подогретого вина с пряностями?

— С удовольствием, — солгал Альдор. Выпивать ему совершенно не хотелось, но еще меньше он желал рушить и без того шаткое перемирие.

Их рассадили по разным концам небольшого стола. Слуги уже успели поставить несколько блюд с закусками и наполнить пузатые бокалы из цветного гацонского стекла. Пища Ириталь заметно отличалась от того, что подавали за длинным общим столом в общем зале — обилие разнообразных пряностей превращало каждое кушанье в драгоценность.

— С огромным сожалением я узнала, что вы не любите птицу, — заговорила Ириталь. — Поэтому распорядилась приготовить для вас грудинку в травах. А вторую куропатку, видимо, придется отдать слугам. Жаль.

— Не стоило менять планы в угоду моим предпочтениям, — улыбнулся барон, подавляя нарастающее раздражение. — Но ваше внимание тронуло меня.

Ириталь подняла бокал:

— Рада, что смогла угодить. Должна признать, меня восхитила ваша забота о беженцах. Не ожидала, что замку будет до них дело. Вы, Альдор ден Граувер, находите слова утешения, кров и миску супа для каждого пострадавшего. Это — благородство, достойное одобрения самого Хранителя.

— Уверен, лорд Грегор поступил бы так же.

— Не сомневаюсь, — кивнула посол. — Теперь я начинаю понимать, почему вы так дружны.

Ответным жестом Альдор приподнял бокал и сделал небольшой глоток. Пряная жидкость обожгла горло и прочертила огненную тропу до живота.

— Беженцев становится слишком много, — стараясь не морщиться от ожога, проговорил барон. — Совсем скоро Эллисдор не сможет их принимать. Эккехард полон, Урст забит до отказа. Им придется спускаться южнее.

— Есть Граувер, Мирвир, Кельбу, Ульцфельд, наконец. — Ириталь принялась аккуратно разделывать свою куропатку. — И порт Горфа для тех, кто желает попытать счастья в империи или Эннии.

Альдор подцепил крошечной вилочкой небольшой кусок лепешки, в которую было завернуто нечто, напоминавшее паштет.

— Как раз насчет беженцев я и хотела с вами посоветоваться, друг мой, — добавила посол.

Барон удивленно приподнял брови. Как быстро они стали друзьями.

— Чем же я могу помочь?

— Я хочу предложить Грегору рассмотреть возможность создания хайлигландского поселения в Латан Уфаре. У моего народа довольно обширные владения на юге материка, земли хватит и для беженцев.

— Но Латан Уфар находится очень далеко отсюда, ваше превосходительство. И он не имеет границ с Хайлигландом.

— Почти. Есть Агаран.

Альдор покачал головой:

— Агаран — лишь точка, в которой сходится граница трех государств. Священный город, не принадлежащий никому.

— Но именно там начинаются владения моего народа. Туда ведут все дороги. Уверена, мой дядя король Эйсваль не откажет союзникам в помощи. Нас связывает Криасморский договор, и мы все еще его свято чтим.

Не имея оснований для возражений, барон лишь пожал плечами. Принесли его горячее. Аромат жареного мяса и пряных заморских трав моментально заполнил всю комнату. Служанка аккуратно поставила блюдо с сочной грудинкой перед бароном. Ириталь проследила за ней строгим взглядом и, убедившись, что подача была безукоризненной, удовлетворенно кивнула. Бокалы снова наполнились — Альдор даже не заметил, когда. Он не ел с самого завтрака, и сейчас рот барона предательски наполнился слюной. Посол с ловкостью отделила ножку от птичьего тельца и с наслаждением вонзила зубы в белую плоть. Альдор без отлагательств последовал ее примеру.

— Кажется, сегодня немного переборщили с пряностями, — виновато улыбнулась латанийка. — Иногда мой повар чрезмерно ими увлекается.

— Вам не о чем волноваться, — поспешил успокоить Альдор. — Это лучшее, что я ел со времен отъезда лорда Грегора.

— Тогда, вероятно, вам стоит ужинать у меня почаще. Клянусь, в следующий раз вы пальчики оближете.

Альдор пригубил вино и отрезал сочный кусок мяса.

— Что касается вашего предложения, полагаю, лорд Грегор его оценит. Как бы то ни было, сейчас в Спорных землях этим бедолагам делать нечего. Однако для начала нужно дождаться герцога. Я понятия не имею, какие вести он привезет из столицы.

Ириталь с отвращением отложила недоеденную ножку и залпом допила остывающее вино.

— Воды, — хрипло приказала она. — Как можно было испортить такую нежную птицу?

— Странно, мое мясо не очень пряное, — удивленно проговорил барон. Он заметил, что с лица латанийки даже исчез румянец. — И с какими же травами нужно переборщить, чтобы сделать куропатку совершенно несъедобной?

Служанка-латанийка, безмолвно наполнила небольшой кубок и протянула его госпоже. Ириталь жадно осушила весь сосуд в несколько глотков, но продолжала стремительно бледнеть.

— Постойте… — Альдор посмотрел на дрожащие руки женщины. Посол смертельно побледнела и начала задыхаться, хрупкие плечи затряслись. Испуганная служанка застыла и лишь беспомощно хлопала ресницами. Бокал выпал из скрюченных от спазма пальцев латанийки и с глухим звоном стукнулся о покрытый ковром пол.

— Помогите…

Барон вскочил, уронив стул, и подбежал к оседавшей на под Ириталь. Ее глаза закатились, в уголке рта показалась пена.

— Яд! — взревел Альдор. — Лекаря, живо!

Служанка завизжала и ринулась вон из покоев. Мгновением позже в комнату ворвался гвардеец, встревоженный криками. Альдор зло рявкнул:

— Закрыть ворота! Никого не выпускать. Повара и слуг — под стражу.

Солдат попятился, увидев распластавшуюся на полу латанийку.

— Ты меня понял?

— Так… Так точно! — заикаясь, проговорил страж.

— Выполнять!

Ириталь билась в конвульсиях и хрипела. Барон продолжал держать ее на руках, судорожно пытаясь сообразить, чем мог помочь. Он бросил взгляд на стол — на свою недоеденную грудинку, на слишком пряную птицу посла… Яд могли скрыть за обилием приправ.

— Птица, — осенило его. — Чертова птица.

Посол упомянула, что приготовили две куропатки, но вторую она распорядилась отдать слугам, ибо слишком поздно разузнала о вкусах своего гостя.

Значит, сегодня в этих стенах умрет кто-то еще.

— Леди Ириталь, — барон легко тряс женщину за худые плечи. — Проклятье! Оставайтесь в сознании, молю вас.

Дверь в покои распахнулась. В комнату влетел замковый лекарь — коренастый мужчина в длинном черном балахоне, черной же шапочке и с большой сумкой на плече. На лице врача застыло смятение, и барону было трудно его за это винить. За лекарем, к удивлению Альдора, в комнату ворвался брат Аристид. Но выяснять, что странствующий монах забыл в покоях посла, Альдору было недосуг. Служанка, причитая, топталась на пороге.

— Положите ее на кровать! — скомандовал лекарь. — Кувшин воды и уголь!

— Уголь ранит горло, — монах начал рыться в своем маленьком мешке. — Лучше растворить порошок. Это толченая трава тихрозания, вызывает сильную рвоту и прочищает желудок.

Замковый врач потрясенно взирал на божьего человека.

— Так вы лекарь? Слышал о тихрозании, восточное снадобье. Давайте сюда, — он вырвал из рук Аристида мешочек с порошком. Служанка уже держала кувшин с водой на вытянутых руках. — Сколько сыпать?

— Три щепотки. И принесите сюда таз или ночной горшок. Если повезет, леди будет мучительно рвать.

Лекарь засыпал в кувшин порошок и торопливо взболтал сосуд.

— Нужна трубка, чтобы вставить в горло. — Брат Аристид изогнул руку, наглядно показывая форму инструмента. — У вас есть что-то подобное?

— Да, была, — отозвался врач. — Да только в замке отродясь никого не травили. Это вам не Гацона или Энния какая. Здесь убивают железом.

— Зато я много раз боролся с ядами. — Странствующий монах принялся копаться в лекарской сумке и выудил с самого дна искомую трубку. — Держите даму с запрокинутой головой и откройте ей рот.

Альдор видал отрубленные конечности и страшные ранения. Он много раз был свидетелем тому, как полевые врачи отрезали пораженные гангреной ноги и руки. Его уже не пугали зияющие раны в животах и вид скользких внутренностей, вывалившихся наружу. Но то, как выглядела толстая трубка, разрывающая горло хрупкой и беспомощной девушки, отчего-то ввергло барона в ужас. Глядя на это, ему хотелось отвернуться и отправить обратно съеденный ужин. Усилием воли Альдор подавил спазм и заставил себя смотреть, как монах проталкивает странное приспособление в горло латанийки, а затем заливает через него воду с рвотным порошком.

— Теперь ждем, — божий человек тяжело вздохнул и аккуратно вытащил страшную трубку изо рта Ириталь. — Надеюсь, Хранитель услышит мои молитвы.

Златовласая служанка устроилась у изголовья кровати, аккуратно вытирая перепачканное пеной и слюной лицо своей госпожи. Замковый лекарь глядел на монаха с трепетом.

— Не знал, что наставники умеют лечить чем-то, кроме молитвы.

— Я не наставник, а странствующий брат церкви, — поправил его монах. — Приходится бывать в разных местах. Чем больше я знаю и умею, тем внушительнее мои шансы выжить. Далеко не везде последователям Пути оказывают радушный прием.

Альдор отогнал оторопь и встрепенулся.

— Брат Аристид, быть может, вы способны определить и яд? — спросил он. — Я сохранил пищу леди Ириталь.

Божий человек неуверенно пожал плечами.

— Зависит от яда. Некоторые вещества выявить невозможно.

— Посол съела половину и жаловалась, что повар переборщил с приправами. — Барон взял со стола тарелку с ужином Ириталь и протянул монаху. Брат Аристид поднес кусок недоеденной куропатки к носу и закрыл глаза, принюхиваясь. А затем лизнул, покатал на языке с мгновение и тут же выплюнул на пол.

— Благословение Дринны, — подумав, заключил он.

— Чье? — не понял Альдор.

— «Благословение Дринны» — так называется яд. Удивительно, что его добавили в птичье мясо. Впрочем, это объясняет, почему было так много приправ…

— Но отчего же яд просто не подсыпали в вино? Было бы легче.

Монах устало покачал головой:

— Отнюдь. «Благословение Дринны» осветляет вина, дает осадок и становится заметным, что, как вы понимаете, непрактично. Очень странно…

— Что вас смущает, святой брат?

— В вашем замке есть эннийцы? Яд, которым отравили эту женщину, очень дорог, но весьма эффективен. Его также называют смертью аристократов, поскольку он действует мягко и нежно. Сначала жертве становится трудно говорить, затем начинается дрожь в конечностях, конвульсии, и в итоге жертва засыпает. После смерти тело не раздувается, на лице нет характерных для многих ядов пятен. Человек выглядит, словно ненадолго прилег отдохнуть. Отсюда и название, ведь Дринна — древнеэннийская богиня ночи.

— Впечатляющие познания. Но я понятия не имею, откуда могла взяться такая отрава в Эллисдоре, — нахмурился Альдор. — Существует ли противоядие?

— Главное при спасении — успеть до того момента, как отравленный заснет. После разбудить уже невозможно. Тот, кто задумал это богопротивное дело, хотел, чтобы жертва ушла с наименьшими мучениями и в покое.

Внезапно Ириталь захрипела, в горле латанийки что-то булькнуло.

— Быстро переверните ее набок! — крикнул монах. — Иначе она захлебнется рвотой.

Посла отчаянно выворачивало наизнанку. Ее худое тело, придерживаемое руками служанки и лекаря, сотрясали спазмы. Бурая жидкость, исторгнутая желудком женщины, залила часть роскошной кровати и пол. Между приступами Ириталь стонала и, казалось, совершенно не осознавала происходящего.

Альдор молился, чтобы лечение монаха оказалось действенным. Барон предпочитал не рисовать в воображении картины последствий герцогского гнева. Если возлюбленная Грегора не выживет, Альдор знал, что первым лишится за это головы. Волдхард расправится с ближайшим другом, как с государственным изменником — лишит дворянского титула, приравняет к простолюдину, четвертует и разошлет его презренные останки по разным концам страны. Таков был печально знаменитый гнев правителей Хайлигланда. И Альдор очень не хотел испытывать его на себе.

Наконец хрипы Ириталь стихли. Латанийка снова лишилась чувств и обмякла в руках лекаря. Служанка аккуратно вытаскивала из-под нее грязное покрывало.

— Что теперь? — спросил барон.

— Еще один кувшин, — брат Аристид потянулся за мешочком. — Еще одна трубка. Еще один приступ рвоты.

— Она выдержит?

— Латанийцы покрепче нас с вами будут, даже женщины, — усмехнулся монах. — Хотя, признаюсь, мне еще не доводилось лечить от яда представителей этого народа. Я не знаю, какими особенностями обладают их тела.

Адьдор кивнул.

— Справитесь здесь без меня?

— Разумеется. Собственно, вы уже сделали все, что смогли, ваша милость. Теперь оставьте несчастную женщину врачам.

— Согласен, от меня здесь толку мало. — Альдор застегнул шерстяную накидку. — Тогда я пойду искать труп.

Помешивая новый раствор, монах вскинул бровь в немом вопросе.

— Когда посол приглашала меня на ужин, она велела приготовить двух куропаток, — пояснил барон. — Однако в последний момент учтивые слуги донесли ей, что я не люблю птицу. Госпожа распорядилась приготовить для меня другое блюдо, а вторую птицу — отдать слугам. Теперь мне нужно выяснить, успела ли эта Дринна благословить кого-нибудь еще.

— Я буду молиться, — коротко кивнул брат Аристид.

— Молитесь за ее превосходительство. Если она не выживет… Исцелите ее — и спасете всех нас.

* * *

Замок оцепенел. Ворота закрыли, невзирая на протесты горожан, не успевших вернуться в город. Мрачных стражников стало вдвое больше, в дозор встали даже некоторые из вернувшихся утром воинов. Оставшиеся на свободе слуги передвигались на цыпочках, стараясь ничем не прогневать сенешаля.

Спускаясь на кухню, Альдор в очередной раз задумался о своем удивительном везении. Учтивость, повлекшая за собой замену блюда, спасла ему жизнь.

— Нужно завести дегустатора, — пробормотал он себе под нос.

Кухонную прислугу заперли в темнице. Отправляли в камеры всех без разбора — поваров, служанок, мальчишек-помощников. Барон сосредоточился на поисках второй куропатки — или ее жертвы. Из-за обилия беженцев нынче каждая горсть зерна была на счету, и на источающую дивный аромат жареную птицу уж точно кто-то должен был позариться, однако кухонная челядь хором клялась, что не притрагивалась к птице. Судя по тому, что все они пребывали в добром здравии, это было правдой. Оставалось искать вора среди беженцев или солдат. Ганс помогал как мог — перевернул на кухне все банки и корзины, сунул нос в ведра с объедками и отходами. Но ничего не нашел.

Взяв передышку, барон вышел во внутренний двор. Ему срочно требовался свежий воздух или хотя бы несколько мгновений покоя. Помощник, нервно озираясь по сторонам, плелся следом. Во дворе, несмотря на опустившуюся темноту, было оживленно, как в полдень на рыночной площади. Сервы суетились и кричали, солдаты обеспокоенно поглядывали в сторону палаток беженцев, ютившихся возле стен.

Альдор кивнул в сторону палаток и скорчил вопросительную гримасу. Гвардеец пожал плечами и развел руки в стороны. Шумно втянув ноздрями воздух, барон быстрым шагом направился к беженцам, но внезапно почувствовал, что кто-то схватил его за локоть. Раздраженно обернувшись, он увидел беженку, лицо которой казалось ему смутно знакомым.

— Простите, ваша милость, — проговорила женщина. — Хейм и Уц, мои дети. Они пропали.

— Обратитесь за помощью к солдатам, они помогут.

— Воины не хотят с нами разговаривать, иначе я не стала бы вас беспокоить.

Барон попытался мягко отстранить беженку.

— В замке случилось несчастье, — со всем спокойствием, на которое был способен, убеждал он. — Нам пришлось усилить охрану. Ворота закрыты, и ваши дети никуда не денутся. Поверьте, я бы с радостью пошел искать их лично, но сейчас я очень занят, — Альдор неуклюже освободил локоть из стальной хватки обеспокоенной матери. — Прошу меня извинить.

Женщина что-то зло прошипела ему вслед. Барон устыдился — он действительно хотел ей помочь и непременно помог бы. Но не сейчас.

Навстречу ему спешили двое солдат. По усталым лицам Альдор понял, что они были из отряда вернувшихся утром воинов.

— Ваша милость, мы кое-что нашли.

— Что?

— Двое мальчишек, — один из солдат махнул в сторону большого дровяного сарая. — Прятались вон там.

— Мать как раз их обыскалась. Сообщите ей, она обрадуется.

Второй солдат нахмурил темные брови:

— Дети мертвы.

Ганс побледнел. Альдор оглянулся и, убедившись, что беженка осталась далеко и не слышала разговора, приказал:

— Ведите.

Они быстро пересекли внутренний двор и обошли сарай сбоку. Один из солдат подал Альдору факел. Увидев маленькие тельца, барон отшатнулся, но тут же взял себя в руки. Дети были поразительно похожи на обыскавшуюся мать. Один — светловолосый и чумазый, был на пару лет старше второго — совсем белобрысого. Альдор издал скорбный вздох. Глаза мальчишек оставались закрытыми, словно те мирно спали, капли жира блестели на приоткрытых ртах. Барон поднес факел ближе к безмятежным лицам мертвых детей и пальцем открыл рот одного из братьев. С его губ тонкой струйкой полилась белесая пена — такая же, какую он видел на губах Ириталь.

— Вот и вторая куропатка, — прошептал Альдор.

— Простите?

— Не важно. Ганс, сообщи их матери и сразу же ступай ко мне в кабинет.

— Как прикажете, — побледневший молодой слуга медленно поднялся и нетвердой походкой направился в сторону палаток.

Барон Альдор ден Граувер тяжело выпрямился и на ватных ногах зашагал к господскому дому. Факел он оставил солдатам — в стенах замка мог знал каждый закоулок и не нуждался в освещении.

Если верить словам брата Аристида, эти дети должны были умереть без страданий. Оставалось лишь надеяться на такой исход и молиться о спасении их душ. Барон не понимал, что говорили люди в главном зале, мимо которых проходил к лестнице, смутно припоминал, как поднялся в свои покои, снедаемый чувством вины.

Альдору следовало сделать это раньше, едва Грегор выразил то странное пожелание. Но он отмахнулся, посчитав себя хозяином положения, поставив под угрозу возлюбленную своего друга. Вряд ли такая мера смогла бы помочь против отравителя, но тогда Альдор хотя бы мог с уверенностью сказать, что сделал для защиты леди Ириталь все возможное.

Теперь было поздно. Но, быть может, не до конца?

Ганс уже ждал в кабинете. Парень испуганно отшатнулся от шкафа и спрятал что-то за спиной, когда барон резко открыл дверь.

— Покажи руки! — рявкнул Альдор.

Юноша подчинился, и сенешаль увидел бутылку с травяной настойкой, прихваченную им еще из погребов Ордена. Альдор хранил ее как память о мрачных годах и редко прикладывался к ядреному пойлу, предпочитая гацонское вино.

— Простите, господин, — тихо взмолился Ганс. — Меня напугало все, что произошло сегодня. А с кухни выпивку брать побоялся, вдруг там тоже отрава.

Барон молча достал с полки два маленьких кубка, наполнил оба и протянул один из них Гансу.

— Мог попросить, — укоризненно глядя на слугу, промолвил он. — Я бы не отказал.

— Стыдно стало. Больше так не буду, ваша милость.

— Пей первым.

Ганс кисло улыбнулся, понимая опасения своего господина, затем залпом осушил свой кубок. На глазах парня выступили слезы.

— Ох… Ну и крепкая же дрянь! — прохрипел он.

Барон выждал некоторое время и, убедившись, что Ганс не собирался отдавать богу душу, выпил сам и пошатнулся: настойка была настолько крепкой, что могла свалить с ног даже рунда. Альдор уже и забыл ее вкус.

— Полегчало? — отдышавшись, спросил он.

— Угу. Выжгла все, паскуда такая.

— Не уходи, скоро мне понадобишься, — барон сел за стол, зажег несколько толстых свечей, вытащил из кармана кольцо с печатью Волдхардов и принялся писать длинное письмо.

Просушив чернила, Альдор протянул запечатанный сургучом сверток Гансу:

— Бери самого быстрого коня и сегодня же отправляйся в Гивой. Доставь это Артанне нар Толл лично в руки. Настало время и ей исполнить обещание, данное отцу Грегора. Не возвращайся без «Сотни», Ганс. И, молю тебя, поторопись.

Миссолен

Крохотная комнатушка в крыле для дворцовой прислуги освещалась лишь пламенем коптившей дешевой свечи. С пола несло сыростью. Леди Эльтиния грациозно устроилась на дубовой бочке, задравшаяся юбка обнажила парчовую туфлю, украшенную камнями и кружевами. Нелепый контраст роскошного одеяния женщины и нищего убранства комнаты сбивал с толку собеседника вдовствующей герцогини.

— Итак, Вассер, пока важные мужи играют в богов и пытаются вершить судьбу империи, расскажи-ка мне о своем новом хозяине, — тихий голос женщины ласково шелестел в полумраке.

— Он не мой хозяин, госпожа, — укоризненно проговорил собеседник — русоволосый юноша, старавшийся рубить окончания слов на хайлигландский манер. — Я просто его оруженосец.

Леди Эльтиния пожала плечами.

— Если выполнишь все наши договоренности, сам вскоре станешь рыцарем, уж я позабочусь об этом. Сэр Вассер Дибрион… — леди Эльтиния покатала на языке предполагаемый титул и умолкла, давая собеседнику время вдоволь помечтать о награде. — Но сейчас рассказывай все, что смог разузнать о Волдхарде. Все-таки деньги тебе платили вперед, да и твое содержание отнимает достаточно средств.

Оторвавшись от сладких иллюзий, шпион кивнул:

— Меня взяли оруженосцем, пока что младшим, как вы и говорили. Но, поскольку я умею читать и считать, думаю, мое положение скоро изменится. Уже сейчас я сблизился с окружением его светлости, исполняю различные поручения и, что лучше всего, часто бываю на кухне. Служанки ведь постоянно болтают за едой, и пока уплетаешь что-нибудь вкусное, можно услышать много интересного.

— Не томи же, — торопила эннийка. — Времени мало, а знать я хочу все.

Вассер тряхнул кудрями и почесал длинный тонкий нос.

— У герцога довольно большая свита. Странно для человека, выросшего в Ордене — они же там все страшно нелюдимые и постоянно молятся да мечами размахивают. Лорд Грегор приблизил к себе по большей части молодых — детей баронов и графов. Большинство из них — воины, с которыми его светлость ходил походы на границы с Рундкаром. Но самый любопытный персонаж из этой свиты — безземельный барон Альдор ден Граувер. Эти двое водят дружбу еще со времен, когда были воспитанниками Ордена. Не знаю, по какой причине, но Волдхард доверяет Грауверу как самому себе и даровал тому должность сенешаля. И это меня удивляет.

— Почему же?

Вассер пожал плечами.

— Он старше, выглядит и ведет себя, как южанин, не умеет драться… Странная компания для человека, который не мыслит жизни без войны. К тому же, они так близки…

— Не хочешь ли ты сказать, что молодой Волдхард, — леди Эльтиния хитро прищурилась, — любит мужчин?

— Нет, упаси Гилленай! — шпион замахал руками, насколько позволяло пространство комнаты. — В постели герцог предпочитает женщин. По крайней мере, мне с точностью известно об одном случае. Но о нем я расскажу только после получения остатка своего скромного жалования.

Леди Эльтиния сняла с пояса вышитый бархатный кошелек и протянула юноше:

— Не назвала бы это скромным. Здесь даже больше, чем мы договаривались, — проворчала она. — Но чего не сделаешь ради хорошей сплетни. Я жду.

Глаза Вассера загорелись, когда он взвесил кошель в ладони.

— Сейчас в Эллисдоре гостит посол Латандаля — леди Ириталь. Это не удивительно, ведь она всегда много путешествует. Но к Хайлигланду ее превосходительство питает особую привязанность. В этом году она бывала в Эллисдоре трижды, но лишь раз — с официальным визитом.

Эннийка понимающе улыбнулась:

— Должна же у такой привязанности быть веская причина, верно? Там же холодно!

— Боюсь, его светлость и есть тому причина. Они часто проводят время наедине.

— Насколько наедине?

— Совсем. Они очень, очень близки, моя милостивая благодетельница.

Брови леди Эльтинии поползли вверх в притворном удивлении:

— То есть ты хочешь сказать, друг мой, что нареченная супруга следующего императора делит с Волдхардом постель?

— Именно так, — подтвердил Вассер. — Накануне отъезда герцог пришел к послу и отослал служанку. Надо сказать, девушка не послушалась и решила удовлетворить любопытство. И, по ее словам, занимались они там как раз теми самыми вещами, о которых в приличном обществе говорить не принято. Об этом она рассказала мне чуть позже, когда мы сами занимались… Тем же, чем и герцог с послом. Служанка влюблена в меня и лгать бы мне не стала. Более того, бедняжка сильно рисковала, открываясь мне, и я не вижу оснований не доверять этим сведениям.

— И чего тебе стоила эта информация, мой дорогой?

— Удивительно, госпожа, но я даже получил удовольствие от процесса, — оруженосец расплылся в самодовольной улыбке. — Вы хорошо меня обучили. Но, признаюсь, я скучаю по Миссолену. Когда вы вернете меня обратно?

— Скоро, мой мальчик. Но сейчас ты нужен именно в Эллисдоре. Возвращайся в Хайлигланд и жди весточки. Кроме того, мне нужно получить все, что ты изложил мне сегодня, на бумаге.

— Непременно напишу. И по поводу служанки, которая мне обо всем рассказала…

Леди Эльтиния укоризненно покачала головой:

— Возьми ее с собой, конечно же! Уговори бежать любым способом! Но когда придет время, сделайте это, не мешкая. Бросайте все и бегите в Миссолен.

Шпион поклонился:

— Благодарю, госпожа. Мне жаль девушку, и я не хочу оставлять ее на растерзание Волдхарду. У него слишком крутой нрав, и если он узнает, что она стала свидетельницей…

— Привози. Потом разберемся, что с ней делать. Не подведи меня.

— Никогда, — абсолютно серьезно сказал оруженосец. — Я докажу свою благодарность делом.

Вдовствующая герцогиня снисходительно улыбнулась.

— Оказывается, я неплохо тебя воспитала. Помнить о долгах полезно, мой мальчик. Пока у тебя прекрасно получается расплачиваться. Я довольна тобой, Вассер Дибрион.

— Письма передавать тому же человеку, что и раньше?

— Да. А теперь уходи, пока тебя не хватились. До встречи, мой юный шпион.

Юноша согнул спину в почтительном поклоне. Леди Эльтиния изящно спрыгнула с бочки и выскользнула за дверь.

Он подождал с минуту, слушая звук удаляющихся шагов эннийки. Она получила информацию, как и договаривались. Все было честно. Хорошие деньги — хорошие сведения. Но уговора, что о выведанных тайнах узнает только леди Эльтиния, не было.

Этим вечером Вассера Дибриона ждал еще один кошель. На этот раз — с золотом.

Вольный город Гивой

— Наместник желает видеть лишь господ Танора и Артанну, — стражник чеканил каждое слово, преградив вход в здание ратуши. — Только главарей, упертые вы идиоты!

Сотница развалилась прямо на широких деревянных ступенях, отрешенно наблюдая за пререканиями предводителя «Братства» и непреклонного охранника. Она старалась сохранять невозмутимое выражение лица, но руки выдавали ее нервозность. От внимательного взгляда не могло укрыться то, с каким раздражением она теребила закатанный левый рукав своей рубахи — ломала голову, куда подевался ее браслет.

Артанне было не по себе. Цацка — цацкой, но рука без нее казалась голой. Этот простой серебряный обруч был единственной реликвией, оставшейся Артанне от семьи. Даже пару изящных длинных кинжалов вагранийской работы в свое время ей подарил лорд Рольф. По какой-то причине герцог часто преподносил ей всевозможные безделушки с ее родины. Вероятно, думал, что они смогут скрасить тоску по дому, в который Артанна больше не могла вернуться. Однако за все проведенные вместе годы Рольф так и не понял, что она не скучала по родине. Наоборот, оказавшись на чужбине, вагранийка всеми силами пыталась вычеркнуть первые семнадцать лет своей жизни и привыкнуть к новым порядкам. К чему держаться за ушедшие времена, если возможности вернуть их уже не представится? Но на то, чтобы распрощаться с воспоминаниями окончательно, силы духа у Артанны так и не хватило. И потому она никогда не снимала тот браслет.

В конце концов, память о том, кем ты на самом деле являешься, порой способна спасти твою никчемную задницу.

Бойцы «Сотни» расположились на ступеньках и парапетах рядом с командиром: кто-то раскуривал трубку, кто-то демонстративно проверял заточку клинков, иные просто угрюмо переглядывались с наемниками «Братства». Артанну сопровождали всего пятеро наемников, Танор же зачем-то привел с собой целую толпу. Это тревожило торговцев, распугивало покупателей и в целом портило впечатление от ясного и теплого весеннего денька.

— Неужели он теперь нас боится? — вагранийка покосилась на Танора и, встретившись с ним глазами, холодно улыбнулась.

— Скорее хочет, чтобы боялись его. — Шрайн аккуратно вычищал грязь из-под ногтей маленьким ножиком. — Он всегда слишком много о себе мнил.

— Танор удобен тем, что предсказуем, в отличие от его помощников. Но Чирони меня беспокоят, — Веззам бросил маленький камень под ноги и наблюдал за тем, как он прыгал со ступеньки на ступеньку. — Вот уж действительно братство. Только не Танора, а этих скользких гацонцев. Как бы твоя интрига не обернулась для нас огромной бочкой дерьма, Артанна.

Наемница забрала у Шрайна нож и заткнула его за голенище сапога.

— Как правило, с гацонцами можно договориться. Они же любят чесать языком.

— Ага, один заговаривает тебе зубы, а второй в это время подходит сзади, достает кинжал и… — великан провел пальцем по горлу, — готовьте костер, пойте погребальные гимны, он был хорошим товарищем.

— А ты не поворачивайся к ним задницей, и все будет хорошо, — Артанна приподнялась, устремила взгляд поверх бритой головы Шрайна и нахмурилась.

— Что там? — спросил Веззам.

— Наш вчерашний гость.

Джерт неторопливо приблизился и склонился в шутовском приветствии. Изящная рукоять его ятагана блеснула в лучах яркого солнца.

— Привет, командир.

— Зачем явился? Сейчас не до тебя.

— Соскучился, — улыбнулся энниец. — Но на самом деле я пришел помочь.

— Не многовато ли доброты от незнакомца?

Полуденное солнце ослепляло и мешало Артанне как следует рассмотреть эннийца. Улыбка чужеземца стала еще шире.

— Сам себе поражаюсь, если честно, — сказал он. — Но, признайся, я тебе нужен прямо здесь и сейчас. Я же свидетель. — Веззам и Шрайн переглянулись. — И я расскажу наместнику все, что видел.

Артанна подалась вперед, заинтересованно разглядывая нового знакомого. Высок и достаточно крепок, но не гигант. Походка легкая, движения — точно выверенные, как у опытного бойца.

— Ты осознаешь, что одним махом запишешь во враги добрую половину Гивоя, если встанешь на мою сторону? — спросила вагранийка.

Эннией возвел глаза к небу и вздохнул.

— По-твоему, мне есть до этого дело? Я уже выбрал себе командира. Если враги прилагаются, пусть так. Издержки.

— Как скоро нынче дела делаются.

— Брось, — протянул Джерт. — Я понравлюсь тебе. Так чьей кровью подписать договор о найме?

— Не гони коней, я еще не согласилась. К слову, ты кое-что мне обещал…

Артанну прервал скрип толстых дубовых дверей ратуши, и мгновением позже из полутьмы здания вышел Гвиро. Вагранийка, забыв о Джерте, торопливо поднялась на ноги. Танор наконец-то заткнулся и выжидающе посмотрел на помощника наместника. Гвиро смерил обоих наемников долгим взглядом и жестом пригласил внутрь:

— Синьор Кирино вас ожидает. Сдайте оружие.

Артанна отдала своим товарищам кинжалы и меч, вытащила из голенищ обоих сапог ножи и, поразмыслив, извлекла из кармана длинную цепь, которой тоже нередко находила применение. Танор проделывал то же самое, да только его арсеналу могла позавидовать графская оружейная.

Джерт развалился на ступеньках чуть поодаль, закрыл глаза, улыбался теплому солнцу и не обращал никакого внимания на происходящее — знал, что рано или поздно его обязательно позовут.

— Сиди здесь, — наемница пихнула эннийца в бок носком разношенного сапога и кивнула на Шрайна и Веззама. — И постарайся, чтобы эти двое тебя не убили. Не люблю разбираться с трупами.

— Удивительно, учитывая твою профессию, — лениво протянул Джерт, даже не взглянув на женщину.

Наместник ожидал посетителей за длинным дубовым столом. Вытянутый зал на втором этаже ратуши нагрелся от полуденного солнца. Двери на балкон распахнули, и легкий ветерок приносил с площади знакомые уличные ароматы и шум голосов. Артанна шмыгнула носом и села на отполированную сотнями важных задниц скамью. Танор развалился напротив наместника на безопасном расстоянии от вагранийки. Кожаные штаны наемника угрожающе скрипнули.

Кирино выглядел бодро, но был не по погоде закутан в бордовую накидку из толстой шерсти. Тяжелая цепь с подвесками, усыпанными аметистами, тянулась от плеча к плечу. Наместник поставил локти на стол и положил подбородок на сплетенные пальцы.

— Бог мне свидетель, я не хочу, чтобы сегодня в городе развязалась война, — тихо сказал он.

— Ведь это никому не выгодно! — улыбнулся Танор.

— Торговаться будем после, — отрезала Артанна. — Сразу после того, как разберемся, какого черта мирный человек и честный лекарь был похищен на территории Танора, предположительно, его же людьми.

Танор возмущенно уставился на Сотницу:

— Как ты разговариваешь с наместником?

— А я обращалась не к нему. Мы собрались для выяснения обстоятельств произошедшего, и я желаю услышать твои оправдания в присутствии синьора Кирино.

Наместник скривил губы, словно прожевал лимон.

— Вынужден признать, заявление госпожи Толл имеет основания, — заключил он. — Мы все проверили. Боюсь, лекарь по имени Рианос, служивший в «Сотне», пропал на вверенной вашему «Братству» земле.

Предводитель наемников сжал кулаки и начал медленно подниматься из-за стола.

— На твоем месте я бы не лезла в бутылку, — со всем спокойствием, на которое была способна в сложившихся обстоятельствах, произнесла Артанна.

— Лезть в бутылку — больше по твоей части.

— Прекратите! — Кирино с неожиданной силой грохнул кулаком по столу. — Каждый раз устраиваете балаган! Я жду, мастер Танор. Объясните мне, почему литейный квартал не охранялся должным образом?

— Клянусь, мои люди были туда отправлены. Патруль из троих наемников заступил на послеобеденное дежурство. Все согласно расписанию, это есть в наших книгах, — наемник вытащил из кармана куртки небольшую бумажку и передал наместнику. — Я вчера сам все просмотрел, а писарь сделал копию. В патруле были Ринду Гнилой, Серьян Хромой и Сагмо Кривой.

Артанна приподняла бровь и выразительно посмотрела на Кирино.

— Вот как… Трое, говоришь? Это, знаешь ли, весьма занимательно.

— Вам есть что сказать, Артанна?

— Да. Недавно ко мне пришел человек, видевший похищение лекаря. И знаешь, что самое интересное, Танор? По словам свидетеля, Рианоса похитили как раз трое наемников, а с рукава одного из них во время драки слетело вот это, — Артанна протянула нашивку «Братства» наместнику. Старик внимательно рассмотрел шеврон с изображенной на нем секирой. — Забавно, правда?

— Что за свидетель? — нахмурился Кирино.

— Энниец. Назвался Джертом. После того, как я объявила награду за любые сведения о Рианосе, он сам явился в мое поместье. Рассказал все, что видел, и отдал эту нашивку.

Наместник кивнул.

— Я желаю говорить с ним.

— Если мои бойцы еще не переломали ему кости за наглость, это можно устроить. — Артанна взмахнула рукой, указав на балкон. — Он внизу.

Наместник взглянул поверх головы Танора на стоявшего у выхода Гвиро:

— Федериго, пожалуйста, пригласите свидетеля.

Помощник молча поклонился и скрылся за дубовой дверью. Кирино перевел бесцветные глаза на главу «Братства»:

— Мастер Танор, вам не кажется это странным?

— Мне кажется странным, что какой-то чужеземец хочет меня подставить! — рявкнул наемник и ткнул пальцем на Артанну. — Или ты сама его наняла, чтобы он выставил меня идиотом перед наместником! Говорю вам, синьор Кирино, эти трое со мной давно, и я знаю их. Они бы не стали никого убивать без моего приказа, особенно из «Сотни», а я не отдавал таких распоряжений.

— Ты и плотника Вазаша не приказывал убивать, а он, тем не менее, мертв, — возразила Артанна. — Извини, Танор, но я больше не могу тебе верить.

— Только ваши бойцы смогут пролить свет на эту запутанную историю. Позовите их, — наместник пристально посмотрел на главу «Братства». — Немедленно.

Танор угрюмо покачал головой.

— Боюсь, это невозможно, синьор Кирино.

— Отчего же?

— Люди пропали. Гнилой, Хромой и Кривой. Все трое.

— Как вовремя, — процедила вагранийка. — Хватило ума сбежать, как я понимаю.

— И что, по-вашему, заставило их исчезнуть? — синьор Кирино сделал глоток вина и посмотрел на Артанну. Женщина настороженно следила за каждым жестом Танора. — Ведь люди не пропадают просто так.

Главарь «Братства» скрипнул штанами, устраиваясь поудобнее на жесткой лавке.

— Ума не приложу, синьор. Я исправно платил этим олухам, но они же наемники. За пару золотых такие ребята продадут родную мать, не то что отряд покинут. Я не знаю, куда они делись.

Дубовая дверь открылась с тихим скрипом. Вошел Джерт, следом за ним, поторапливая гостя, Федериго. Теперь, при неярком дневном свете, Артанна смогла хорошенько рассмотреть заморского гостя. С удовлетворением она отметила, что накануне ему от нее тоже досталось, хотя и меньше, чем она рассчитывала. Даже крепкий удар в челюсть не смог стереть наглую кривую усмешку с его тщательно выбритого лица, но хотя бы оставил заметную ссадину. Физиономия, следовало отметить, была недурственная. От вечной ухмылки загорелая кожа на щеках Джерта натягивалась, резко очерчивая скулы, а прищуренные зеленые глаза окутывала ветвистая сетка морщин. Однако за напускной простецкой веселостью было что-то еще, но лезть в душу к этому человеку Артанне не хотелось. Энниец приветливо улыбнулся Кирино и неожиданно поклонился столь изящно, словно всю жизнь гнул хребет перед знатными господами.

— Присаживайтесь, мастер Джерт.

— Я могу и постоять, — взгляд чужестранца скользнул по вырезу рубахи Артанны. — Некоторые вещи, знаете ли, лучше видно сверху.

Вагранийка наградила его презрительным взглядом и принялась с утроенным вниманием изучать резьбу на каминной полке.

— Вас позвали затем, чтобы услышать рассказ о пропавшем лекаре, которого, вы видели прямо перед похищением, — напомнил наместник. — Окажите любезность и повторите все, что ранее рассказали леди Толл.

Джерт прищурился и пристально посмотрел на Сотницу. Та оторвалась от созерцания камина, выгнула брови и пожала плечами, предоставляя ему слово.

— Принесите Священную книгу, — попросил энниец. — Я следую Пути и готов поклясться в том, что говорю правду, на реликвии.

Кирино удивленно посмотрел на чужестранца.

— Я слышал, в Эннии не чтут Хранителя.

— Но мне он пришелся по душе.

— Хорошо, — кивнул наместник. — Федериго, распорядитесь принести книгу.

Энниец быстро произнес молитву, а затем поведал о том, что, якобы, видел в литейных, столь гладко и красиво, что ему поверили. Артанна отметила, что чужак великолепно изъяснялся по-имперски — лучше бы не смог и церковник. Слишком хорошо для простого рубаки из Эннии, каким хотел казаться.

— Благодарю вас, Джерт, — наместник кивнул эннийцу и в упор посмотрел на Танора. — Что скажете?

Предводитель «Братства» выглядел ошарашенным.

— Это ничего не значит! — по-бабьи взвизгнул он и вскочил на ноги. Кожаная куртка жалобно заскрипела, грозясь лопнуть. — Слово этого человека, пусть он и клялся на Священной книге, ничего не стоит!

— Скажите это моим прошлым нанимателям в Сифаресе, — осклабился энниец. — С вами многие поспорят.

— Здесь тебе не Сифарес, — прошипел Танор. — В Гивое ты чужак.

Артанна удовлетворенно улыбнулась, наслаждаясь выражением недоумения на лице соперника.

— Но с чего бы этому красавчику врать самому наместнику? — рассудила она.

— С того, что ты ему заплатила, например.

— Резонно, — согласилась вагранийка. — Только вот незадача — у меня сейчас нет лишних денег, что докажет любой служка в Гацонском банке.

— Да какая разница? — сверкнул глазами Танор. — На одного трепача всегда найдется серебро.

— Кстати, за сведения ты мне так и не заплатила. — ухмыльнулся Джерт, — Я, конечно, могу и простить на первый раз, если ты…

— Заткнись! — рявкнула на него вагранийка, теряя терпение. — Я помню, что должна. Разберемся с этим позже.

Кирино треснул кулаком по столу, так, что Танор и Артанна вздрогнули от неожиданности, вызвав смешок у Джерта.

— Наместнику будет позволено высказаться? — процедил он.

Наемники замолчали, продолжая буравить друг друга мрачными взглядами.

— Если вы хотите устроить базар, подождите до начала ярмарочного сезона. Но сейчас будьте любезны меня выслушать.

Артанна стиснула зубы, и Джерт увидел, как по ее лицу заходили желваки. Танор вцепился толстыми пальцами в подлокотники и побелел от напряжения. Однако наемник этого, казалось, не замечал. Повисшую тишину нарушало лишь монотонное жужжание мухи, бившейся о стекло.

— Я вынес предварительное решение, — наместник медленно обвел взглядом зал и коротко кивнул помощнику. — Известно, что трое похитивших лекаря Рианоса из «Сотни» были людьми «Братства», мастер Танор. Согласно контракту вы несете ответственность за их действия на территории Гивоя, хотя, разумеется, и не в полной мере. Если причастность указанных наемников к убийству мирного человека будет доказана, каждый их них ответит по всей справедливости. На виселице.

Артанна кивнула.

— Замечательно, но что с…

— Я не закончил, — Кирино резко оборвал вагранийку. — С вами, же, Танор, ситуация сложнее. Отбросим в сторону убийство и посмотрим на очевидные факты. Гивой в лице совета синьоров нанял ваше войско для обеспечения порядка на улицах. Литейный квартал входил в перечень территорий, которые вам доверили охранять. Вы не справились, допустили похищение человека и, что еще хуже, оказались отвратительным нанимателем.

— Это не…

— Меня не волнуют причины и ваши оправдания. Внутренние конфликты «Братства» не являются моей заботой и не должны беспокоить мирных горожан. Неразбериха, которую вы допустили в собственном войске, послужила причиной случившегося. Я вынужден применить меры, — подытожил наместник. — Если вы в ближайшее время не разберетесь со своими бойцами, попрощаетесь с контрактом. — На лице Артанны появилась едва заметная тень торжествующей ухмылки. Танор оцепенел, его маленькие глазки расширились и, не мигая, смотрели на Кирино. Наместник сделал несколько глотков вина, подчеркнуто медленно вытер бороду и поставил чашу. — С сегодняшнего дня Литейный квартал отходит под охрану «Сотни». И молитесь, чтобы у «Братства» отобрали только его.

Танор скрипнул зубами и бросил гневный взгляд на вагранийку, но промолчал.

— Вы возместите «Сотне» в лице Артанны нар Толл убытки, связанные с исчезновением лекаря, в размере, который она сочтет приемлемым, но не превышающим пять имперских аурэ, — продолжал наместник. — Контракт с «Братством» будет пересмотрен на ближайшем совете синьоров, на котором вы принесете публичные извинения за недобросовестное исполнение обязанностей. Это все.

Лицо главаря «Братства» помрачнело. Наемник гордо поднял подбородок и в упор посмотрел на Кирино:

— И каким же образом будет пересмотрен мой контракт?

— Возможно, синьоры урежут стоимость оплаты ваших услуг или вовсе от них откажутся. — пожал плечами наместник. — Через неделю, когда мы соберемся здесь в новолуние, вы узнаете их решение.

Танор хрустнул пальцами и перевел взгляд на вагранийку:

— Какая компенсация тебя удовлетворит?

— Твои яйца, прибитые к воротам моего поместья — вот что меня удовлетворит, — без тени иронии произнесла Артанна. — Но синьор Кирино будет против, по глазам вижу. Поэтому мне придется смиренно радоваться пяти аурэ, которые ты предоставишь на закате.

— Ты издеваешься? — взвизгнул Танор. — Это же целое состояние!

Наемница вскочила и в два прыжка оказалась подле главаря «Братства».

— О да, я издеваюсь, — прошипела она ему в ухо. — Так же, как твои люди надругались трупом моего человека. Так же, как ты вчера издевался над скорбью моих бойцов, позоря на всю площадь не нас, а только себя. — Вагранийка выпрямилась и отошла в сторону. — Пяти аурэ за это маловато, но хоть какой-то с тебя толк. Не умеешь выбирать людей — плати за их ошибки.

— Могу и его шары прибить к воротам, если пожелаешь, — улыбнулся Джерт. — В случае, если кое-кто решит пожадничать.

— Лучше свои не выкатывай, — огрызнулась Сотница.

— Итак, пять аурэ или эквивалент данной суммой серебром — и конфликт разрешен, — подытожил наместник. — Я лишь хочу, чтобы синьор Гвиро засвидетельствовал передачу денег, дабы избежать лишних вопросов.

— Разумеется.

Кирино медленно поднялся со скамьи и направился к выходу:

— На этом все. До встречи.

Наместник вышел, взмахнув полами длинной мантии. Джерт, стоявший возле дверей, изящно поклонился. Танор проводил старика тяжелым взглядом исподлобья и поднял глаза на Артанну — вагранийка потянулась, разминая затекшие мышцы.

— До встречи на закате, дорогой, — бросила она, собираясь уходить.

Предводитель «Братства» медленно поднялся из-за стола, не сводя глаз с соперницы.

— Ты все подстроила.

— Отнюдь. Просто извлекла выгоду из сложившейся ситуации. Поверь, я бы отдала гораздо больше пяти аурэ за то, чтобы вернуть Рианоса. Но он мертв по вине твоих людей. На этот раз мы разойдемся мирно, но не смей снова переходить мне дорогу, Танор. Иначе в следующий раз я исполню угрозу и действительно прибью твои яйца к воротам поместья.

Танор надвигался на Артанну, но она, нисколько не смутившись, продолжала спокойно смотреть ему в глаза.

— Ты лишилась одного человека, а я — троих бойцов.

— Мой лекарь стоил целого десятка, если не больше. И он был моим другом, — Вагранийка скрестила руки на груди, невесело усмехнулась и подошла к окну. — Прекращай балаган и просто признай ошибку. Ты проиграл, Танор. Так собери же остатки своего наемничьего достоинства и прими это как подобает нормальному мужику.

— Я не умею проигрывать, ты же знаешь, — тихо, почти ласково, прошептал главарь «Братства», подойдя к ней сзади. — Ты опозорила меня, и этого снести я не смогу.

Джерт увидел, как наемник достал из складок кожаной куртки кинжал. Времени помешать не было.

— Нож! — рявкнул энниец, вытаскивая припрятанный клинок из сапога.

Танор замахнулся, но Артанна вовремя успела отскочить в сторону. Клинок разрезал воздух, наемник выругался.

Федериго Гвиро в недоумении уставился на бойцов.

— Какого черта? Вы должны были сдать оружие!

— Надо было лучше обыскивать, — прорычал в ответ Джерт. — Приведите помощь, синьор. Быстрее!

Гацонец моментально скрылся за дверью.

— Шлюха вагранийская! — ревел Танор. — Задумала забрать себе весь город?

Артанна сделала несколько шагов назад, не отводя взгляда от ножа противника. Джерт окликнул ее и швырнул свой кинжал.

— Только попробуй его потерять, командир! Он мне дорог.

Артанна не ответила, снова увернулась от выпада Танора и отскочила в сторону. Не рассчитав, она врезалась в скамейку и с грохотом опрокинула несколько стульев. Клинок эннийца проехался по деревянным половицам и остановился аккурат у ее ног.

Джерт облокотился о стену и принялся невозмутимо наблюдать за потасовкой. Следовало проверить, насколько велик запас везения этой женщины.

— Не хочешь мне помочь? — взвизгнула вагранийка, отклонившись от рубящего удара, и поудобнее перехватила оружие.

— Уже! — осклабился Джерт. — Дальше сама.

— Ублюдок, — хрипло гаркнула Артанна и перепрыгнула через скамью, спасаясь от очередного удара.

Она весила вдвое меньше Танора и была вдвое проворнее, но уступала силой. И все равно имела неплохие шансы. Если бы ей удалось пробить толстую кожаную броню этим никчемным ножом… Артанна приземлилась на пол и резко развернулась. От разъяренного наемника ее теперь отделял широкий стол, но за спиной оставались большие окна и балкон — места для маневра оказалось недостаточно.

— Давай же, — подначивал Танор. — Хватит трусить! Дерись со мной, герцогова шлюха!

— Официальная любовница, чтоб ты знал. Впрочем, ты-то, конечно, разницы не увидишь.

Внезапно Артанна безумно расхохоталась, не узнавая собственного голоса. Все ее тело горело, пружинило, рвалось в бой. Откуда-то нахлынули силы, исчезла усталость, хотелось взлететь. По венам словно разлилось игристое бельтерианское вино, которое они вкушали вместе с лордом Рольфом, нежась в ворохе подушек у камина в перерывах между плотскими утехами. Тогда ей нравилось чувствовать эти приятно щекочущие пузырьки на языке, как и его руки, обнимавшие ее еще не изуродованное рундами тело. Это было давно. Ничего, она еще сможет позволить себе целый ящик этого дорогущего пойла, когда получит золото Танора.

Наемник медлил. Неторопливо он обходил стол, лениво замахивался, тяжело шагал… Она снова исторгла хохот и, продолжая смеяться, увернулась и от удара. Почти танцуя, Артанна поднырнула под его бок и подсекла ремешки, на которых держался панцирь из толстой кожи. Танор резко развернулся, пытаясь за ней успеть, и вагранийка ударила его лбом в переносицу. Наемник взвыл, неуклюже рассек кинжалом воздух. Лицо Артанны исказила сумасшедшая улыбка, женщина сверкнула глазами и, улучив момент, когда Танор открылся, со всех сил пнула его в промежность. Не очень благородно, зато неизменно эффективно. Противник согнулся пополам, схватился обеими руками за гульфик, выронив клинок. Вагранийка подскочила к нему и ногой отшвырнула его оружие.

— Ну что, дорогой? Все еще хочешь убить меня?

— На его месте я мечтал бы об этом еще сильнее, — задумчиво сказал Джерт. — Не знал, что ты, оказывается, слегка не в себе.

— Только когда мне хотят перерезать глотку.

— Учту на будущее.

Артанна заткнула кинжал за пояс и прошла мимо тихо подвывавшего Танора на балкон. Нужно было проветрить голову, успокоить разбушевавшуюся кровь. Она вдруг остро услышала все городские запахи, почувствовала каждое дуновение ветра с реки, в ушах грохотал шум сотен голосов — все это было знакомо, но сейчас ощущалось иначе. Не похмелье, не дурман паштары, но вполне сопоставимо по эффекту. Артанна тряхнула головой, отгоняя наваждение.

Джерт подошел к перилам, и вагранийка заметила, что впервые с момента их непродолжительного знакомства он не улыбался. Энниец был серьезен, как наставник на проповеди.

— Это что, мать твою, сейчас было? — тихо спросил он.

— Обычная наемничья разборка с поножовщиной, — пожала плечами Артанна. — Добро пожаловать в Гивой.

— Я не об этом. Ты очень быстро двигаешься.

— А, по-моему, это Танор слишком сильно налегает на еду.

— Знаешь, я считался очень проворным воином, одним из самых быстрых в Сифаресе. — проговорил энниец. — Но, Арзиматова дырка, ты мечешься, как демон.

На ее губах Артанны все еще играла отрешенная улыбка. Женщина тяжело дышала, ее грудь вздымалась под испачканной белой рубахой.

— Если у вас все такие шустрые, то мне крышка, — заключил Джерт.

— Никогда не дрался с вагранийцами?

— В прошлый раз ты так не скакала.

— В прошлый раз ты не хотел меня убить, — ответила Сотница.

Оба обернулись на шум, доносившийся из зала. Двери с грохотом распахнулись, в них влетели несколько стражников и наместник с помощником. Артанна вздохнула.

— Сейчас начнется…

— Ради всего святого, что здесь происходит? — прогремел Кирино.

— Танор не захотел делиться, — вагранийка развела руки в стороны, продолжая улыбаться. — Угрожал мне ножом, представляете? Экий подлец. Нет, вы видели это нахальство?

Джерт подошел к наместнику.

— Синьор Кирино, этот человек покушался на ее жизнь. Он пронес с собой кинжал. Впрочем, на счастье госпожи Артанны, я тоже. Синьор Гвиро все видел.

Старик гневно посмотрел на стражников. Те виновато уставились на свои сапоги.

— Не ожидал от вас подобной неосмотрительности, мастер Танор, — обратился наместник. — Этим вы лишь осложнили свое положение.

— Уже поздно что-либо менять, синьор Кирино, — прохрипел наемник, поднимаясь на ноги. — Выбор сделан, кости брошены. Может у меня и не самые внимательные бойцы, но свою репутацию я заслужил иными делами. Знаете, за что меня ценили? Я всегда довожу дело до конца.

Продолжая говорить, Танор выпрямился и медленно двинулся на балкон. А затем, обойдя всех стражников, с разбегу бросился на Артанну.

На этот раз женщина не успела отскочить.

Джерт не сразу понял, что произошло. Огромная туша налетела на вагранийку, и энниец успел увидеть только взметнувшуюся копну седых волос Артанны. Два тела проломили деревянные перила балкона и рухнули вниз. За миг до этого рубаха наемницы зацепилась за торчавший гвоздь, затрещала ткань, а затем этот звук был заглушен воплями, ругательствами, хрипами и стуком посыпавшихся обломков.

— Дерьмо! — заорал Джерт и подбежал к самому краю, откуда только что упали два тела. Гвиро охнул и выругался, присоединившись к эннийцу. Кирино доковылял до них и молча уставился вниз.

Толпа под дверями ратуши рассыпалась. Бойцы похватались за оружие, горожане шарахнулись по сторонам. Предводитель «Братства» лежал на спине, кожаные штаны лопнули в нескольких местах, из правой ноги торчал кусок желтоватой кости. Толстый нагрудник отлетел в сторону и валялся рядом. Сверху на Таноре сидела командир «Сотни» и методично била противника головой о землю, сопровождая каждый удар отборными вагранийскими ругательствами.

— Воистину дерьмо, — согласился наместник.

* * *

Ее зачем-то пытались оттащить от этого борова, заломили руки за спину, но она вырвалась и врезала в ответ. Только потом до нее дошло, что это был один из своих.

— Оставь меня!

— Отпусти его! — кажется, это был Шрайн. Или Веззам. Она не понимала.

— Отвали, ублюдок!

Наемница продолжала месить кулаками превратившееся в одну сплошную рану лицо Танора. Эта сволочь еще дышала. Крепкий мерзавец.

Кто-то врезал ей сапогом по лицу. Артанна отлетела, захлебываясь смесью крови и соплей, перекувырнулась, закашлялась и вытерла тыльной стороной ладони нос. Над ней стоял Джерт.

— Ты что делаешь, дура?

— Я убью его! — прорычала в ответ вагранийка, поднимаясь на ноги. Только сейчас она поняла, что сама едва стояла на ногах.

Джерт наотмашь ударил ее по щеке. Артанна пошатнулась и едва не потеряла равновесие.

— Да что с тобой творится?

— Я предупреждала его, я предупреждала…

Она тяжело дышала. Рассеченная бровь заливала лицо кровью, из уголка рта текла слюна. Боль, которую Артанна почему-то не чувствовала до этого момента, начала приходить. С каждым мгновением она все тяжелее наваливалась на плечи, давила, пригибала к земле. Легкость испарилась. Артанна захрипела, скорчилась от спазмов и упала на колени, исторгая из себя желчь.

— Ты цела? — голос Веззама прошелестел над самым ухом. Чьи-то руки подхватили ее под мышки.

— Целее, чем была в Рундкаре, — огрызнулась наемница. — Отпустите.

Здоровенная ручища Шрайна стальной хваткой сжала ее запястье.

— Оставь Танора в покое, — пробасил он.

— Да хрен с ним, Малыш. Мне бы умыться.

— Тебя нужно осмотреть.

— Я в порядке, — отмахнулась Артанна и, пошатываясь, обернулась к подошедшему наместнику. — Вы не возражаете, если нужную сумму доставят в мое поместье? Что-то мне расхотелось сегодня появляться здесь еще раз.

Кирино молча кивнул.

Танора забрали люди из его отряда. Среди них Артанна увидела чернявые головы братьев Чирони. Наемники обменялись с ней несколькими пристальными взглядами, но говорить не решились. Кто-то подал вагранийке мех с водой, и она кое-как смогла оттереть лицо от своей и чужой крови. Стражники разгоняли зевак.

Артанна устроилась на ступеньках ратуши, подозвала к себе Джерта и протянула одолженный кинжал.

— Возможно, сегодня ты помог мне спасти шкуру. Спасибо.

Рыжий наемник внимательно осмотрел лезвие и заткнул клинок за пояс.

— Живой ты мне нравишься больше.

— Не передумал проситься в «Сотню»?

— Так ты готова меня принять?

— Зависит от тебя — ты кое о чем заикнулся в прошлый раз. Удачный момент, чтобы выполнить обещание. Ибо еще немного, и я свалюсь без сил.

Джерт улыбнулся и сунул руку в карман куртки:

— Заранее прошу прощения…

— В чем проблема? — наемница подняла на него усталые глаза.

— В том, что я очень хороший вор, — энниец вытащил небольшой матерчатый сверток и аккуратно развернул ткань. — Вчера снял с твоего запястья во время драки, хотел впечатлить мастерством. Но сейчас, кажется, я подписал себе приговор.

Артанна удивленно уставилась на браслет.

— Как ты умудрился?

— У каждого из нас свои таланты, — пожал плечами Джерт. — Так будешь меня убивать или пока помучаешь?

— Ты принят, — хрипло произнесла вагранийка. — Но глаз я с тебя не спущу.

— Что, рожа моя понравилась?

— Да, пока с балкона летела, успела соскучиться, — ответила вагранийка, но вдруг резко посерьезнела. — Завтра подпишешь контракт. И помни, что с этого момента мои враги станут и твоими, Медяк.

— Эй, командир! А почему Медяк?

— Да ты себя в зеркале-то видел?

Энниец коротко хохотнул. Артанна поднялась на ноги и знаком приказала бойцам возвращаться в поместье, но не успела она даже застегнуть плащ, как была вынуждена обернуться на шум. На площадь, распугивая зевак, влетел всадник на чистокровном гнедом бельтерианском жеребце — такие лошади пользовались заслуженной популярностью среди гонцов, служивших у знати. Артанне хватило одного взгляда на вышитый гербами плащ гонца, чтобы определить его хозяина.

— Дерьмо, — только и сказала она, взирая на спешившегося юношу.

Пришло время исполнить клятву, данную Рольфу Волдхарду.

 

Часть 2

 

Глава 4

Эллисдор

— Ты можешь внятно объяснить, что с ней произошло?

От рева Грегора сотрясались даже оконные стекла. Альдор съежился под ледяным взглядом друга. Как он и ожидал, новость о покушении на посла достигла ушей герцога еще в порту Горфа. Хуже того, молва украсила историю россыпью неправдоподобных деталей, а Грегору было мало дела до истины. Основной удар неуемного нрава молодого Волдхарда, по традиции, принял на себя сам Альдор, заблаговременно отправив с глаз долой остальных участников событий.

В замковом Святилище стояла тягучая тишина.

— Что случилось с Ириталь? — повторил вопрос Грегор.

Барон уставился на герцога немигающим взглядом:

— Нас с послом попытались убить. Тот, кто это сделал, вероятно, выжидал момент, когда мы соберемся за трапезой вместе.

— Так почему же ты не пострадал? — отбросив попытку сдержать ярость, рявкнул Грегор и с силой впечатал друга в стену. Напуганная криками монахиня выронила горсть свечных огарков прямо под ноги статуе Гилленая и поспешила убраться вон.

— Случайность, — морщась от боли, ответил барон. — В последний момент мне поменяли блюдо.

— Я доверил ее твоей опеке! Я надеялся на тебя!

— Послать за палачом прямо сейчас, или ты все же дашь мне закончить рассказ?

Осмысленное выражение вернулось на лицо Грегора, и он отпустил друга.

— Извини. Мне следовало подготовиться к подобному исходу. Проклятье! О чем я только думал? — Тень сожаления промелькнула в глазах герцога, но лишь на мгновение. — Надеюсь, за это время ты хоть что-нибудь выяснил о том, кто мог это сделать?

Альдор с шумом выдохнул, восстанавливая дыхание. Спина заныла тупой болью после удара о стену.

— Порадовать особо нечем. Второе отравленное блюдо, которое мне так и не подали, убило двоих мальчишек-беженцев.

— Плевать на беженцев, — отмахнулся Волдхард. — Что по существу?

Сенешаль удивленно моргнул:

— С каких пор тебя перестали волновать судьбы подданных?

— С тех самых, как мне бросили вызов, — глядя в глаза другу, прошипел герцог. — Когда хитростью проникли в мой дом. Когда предали мое доверие. Когда покусились на жизнь моего гостя.

— Это политика, Грегор. Последствия выбора, который мы сделали.

Волдхард отвернулся, рассматривая узкое витражное окно.

— Я знаю. И виню себя за то, что отнесся к нему слишком легкомысленно.

— Странно лишь, что это случилось так быстро, — поделился тревогой Альдор. — Когда на нас напали, ты, скорее всего, был только на полпути домой.

— Нас могли обогнать, — пожал плечами герцог. — Любой гацонский или эннийский корабль без малейших усилий покажет хвост нашему самому быстроходному корыту. Все знают, что мореходы из хайлигландцев скверные. Кроме того, шпион мог уже давно находиться в замке. Возможно, он лишь ждал сигнала, чтобы начать действовать.

Барон подошел к алтарю и зажег тонкую свечу.

— Кое-что все же удалось разузнать. Яд, которым пытались отравить нас с послом, зовется «Благословением Дринны». Эннийская отрава.

Грегор напрягся и медленно перевел взгляд на друга.

— Ты уверен?

— Пожалуй. Других вариантов нет.

Альдор аккуратно поставил свечу в низкий подсвечник в ногах статуи и осенил себя божественным знаком. Глаза герцога потемнели, челюсти крепко сжались.

— Мой кузен Демос — наполовину энниец, — сказал он. — Его мать происходит из древнего рода Флавиесов, который имеет большое влияние в Магистрате.

— О Флавиесах я уже думал, — задумчиво кивнул Альдор. — Но это странно. У Деватона репутация умелого политика. Не думаю, что он стал бы действовать столь грубо.

— Может на этот раз тонкость не была нужна?

Барон вздохнул и тяжело опустился на скамью.

— Даже если и так, верится с трудом. Зачем Горелому лорду избавляться от меня и леди Ириталь? При всем уважении, не мы угрожаем его интересам, а ты. В таком случае было бы разумнее совершить покушение на тебя, поэтому произошедшее больше похоже на провокацию. Возможно, кто-то захотел спровоцировать конфликт между вами. Но зачем?

Грегор нервно кружил по залу, то и дело поглядывая на алтарь.

— Не знаю, друг. Не знаю. Я уже боюсь строить догадки, — герцог грузно опустился на скамью подле барона. — Эта поездка вымотала меня вконец. Будь я проклят, Альдор, мне приходилось выходить против толпы свирепых рундов — и я выживал. Меня истязали побоями и огнем — и я выдерживал. После всех испытаний Ордена мне казалось, что я уже ничего не боюсь. Но Миссолен напугал меня гораздо сильнее орды варваров.

Барон пожал плечами, не отводя взгляда от статуи перед алтарем.

— Ты привык вести честные битвы простым оружием. Неудивительно, что политика сбила тебя с толку. Но, если хочешь знать мое мнение, начал ты неплохо. Ведь ты хотя бы вернулся оттуда живым. — Альдор запустил пальцы в волосы и потер больной затылок. — А мне ты врезал вполне заслуженно: я должен был с самого начала вызвать подмогу, как ты и говорил. Однако сомневаюсь, что Сотница смогла бы спасти нас от яда.

— Надеюсь, ты схватил всех, кто мог быть к этому причастен?

— Разумеется. Перевернул все вверх дном, допросил всех, кто был вхож на кухню. Но все же я бы предпочел предоставить допрос профессионалам, которых у нас пока нет.

— Значит, найди мне хорошего палача — такого, чтобы смог пытать виновных целыми днями.

— В процессе. — Барон отстегнул от пояса массивное кольцо с ключами и протянул его Волдхарду. — Мне это больше ни к чему.

Герцог покачал головой и вернул ключницу другу:

— Оставь себе. Несмотря на случай с покушением, у тебя хорошо получается управлять делами замка, и ты самый ответственный человек из всех, кого я знаю. Поэтому я желаю, чтобы ты и впредь оставался среди моих приближенных. Особенно сейчас, когда в затылок дышат рунды, а имперская знать ведет нечестную игру.

— Неужели ты наконец-то признал, что подружился с отвратительным бойцом, и дал мне занятие по силам? — улыбнулся Альдор.

— Мне бросили открытый вызов, и сейчас я должен понять, как использовать таланты своих приближенных с наибольшей пользой. Управление Эллисдором я могу доверить только человеку, в котором полностью уверен. Тебе, эрцканцлер Альдор ден Граувер. Отныне твоя должность звучит так. Завтра ты получишь в распоряжение Большую печать и по праву займешь новые покои. Я хочу, чтобы ты стал моими глазами и ушами. Добывай сведения любой ценой, прикрывай мою спину, защищай меня там, где я могу пропустить удар. Ты знаешь меня лучше всех в этом замке, и потому только ты сможешь выдержать эту ношу.

Барон выдержал долгую паузу, отказываясь верить собственным ушам.

— Этот выбор не всем придется по вкусу, — справившись с эмоциями, заключил он.

— И что с того?

— Но я же всего лишь…

— Безземельный барон? Могу сделать тебя графом, если от этого ты станешь увереннее в себе. Ты поклялся мне в верности, исправно следовал долгу и никогда ничего у меня не просил взамен. Но я всегда помню, сколько ты для меня сделал, и умею благодарить.

Альдор тряхнул головой, все еще пытаясь отойти от обескуражившего решения друга.

— Если не возражаешь, я бы пока что хотел сохранить свой скромный титул, — смущенно опустив глаза, проговорил он. — Мое новое назначение и без того вызовет… резонанс.

— Как пожелаешь, — ответил Волдхард и похлопал новоиспеченного эрцканцлера по плечу. — Поздравляю, эрцканцлер. А теперь отведи меня к Ириталь.

* * *

Брат Аристид неусыпно бдел подле изголовья кровати посла. Длинные засаленные волосы монаха были гладко зачесаны назад и убраны в хвост, а подол некогда белой жреческой рясы измазался в дворовой грязи. Одной рукой божий человек перебирал нанизанные на длинную нить металлические бусины, а в другой держал раскрытую книгу. Увидев вошедших, монах оторвался от молитвы и приветливо улыбнулся.

— Позвольте представить вашей светлости брата Аристида, спасшего посла Латандаля от смерти, — торжественно произнес Альдор.

Монах отложил книгу и поднялся навстречу герцогу.

— Безмерно рад знакомству, — поклонился он. — Да благословит вас Хранитель.

Герцог осмотрелся и, на миг остановив взгляд на разметавшихся по подушке золотых волосах возлюбленной, обратился к Аристиду:

— У меня не найдется слов, чтобы выразить благодарность. Если я чем-то могу помочь, вам стоит лишь попросить. Золото, подношение в храм, который вы укажете…

— Уже много лет я живу, следуя Пути бедности, ваша светлость, — брат церкви притронулся к медальону в виде серебряного диска. — Ничто не способно обрадовать меня сильнее возможности помогать страждущим, ибо так завещал Гилленай. Позвольте мне находиться рядом с этой женщиной: ее жизни более ничто не угрожает, однако мне будет спокойнее, если я смогу присматривать за ней.

— Разумеется, — кивнул Грегор. — И все же я чувствую себя обязанным.

— Тогда вознесите хвалу Хранителю и помолитесь от всей души. Мне же не нужно ничего. Творить добрые дела бескорыстно — вот один из шагов Пути, которому все мы должны следовать, — монах развел руки в стороны, и металлические шарики четок тихо стукнулись друг о друга.

Грегор перевел взгляд на спящую Ириталь.

— Скоро ли посол придет в себя?

Брат Аристид неопределенно пожал плечами.

— Сложно сказать. Быть может завтра, быть может через несколько дней. Полное выздоровление возможно лишь в состоянии абсолютного покоя, но этот момент неминуемо приближается. Дыхание ее превосходительства ровное, сердцебиение умеренное, начинает возвращаться румянец. Милостью Хранителя она вернется к нам.

— Хочется верить, — тихо проговорил Альдор.

Брат церкви прикрыл глаза и снова взялся за книгу:

— Время послеобеденной молитвы. Я помолюсь за здоровье вашей светлости.

* * *

Альдор отрешенно наблюдал за Грегором, медленно погружавшим перепачканные кровью узников руки в таз. Поднявшийся пар окутал лицо товарища, один рукав рубахи Волдхарда раскатался, и герцог раздраженно приладил его обратно. Барону же хотелось не просто умыться, но с головой залезть в чан с кипятком и тереть себя до волдырей, лишь бы избавиться от липкого и грязного отвращения к самому себе. Плетение интриг, работа с ядами, пытки… Они едва притронулись к настоящей политике, но Альдора уже выворачивало от нее наизнанку. Было очевидно, что молодой Волдхард так и не смог подготовиться к свалившимся на него последствиям.

Но так ли был готов к этому сам Альдор?

Пока новоиспеченный эрцканцлер остервенело оттирал руки и лицо от последствий допроса, Грегор успел переменить одежду и с наслаждением хрустел пальцами на балконе, ловя лучи клонившегося к закату солнца. Барон бросил мокрое полотенце на спинку стула и налил полстакана кислого хайлигландского вина. Опрокинув его залпом, он вытер подбородок и подошел к другу.

— Я найду тебе палача, которому можно доверять, — твердо сказал Альдор. — Хватит самим пачкать руки.

Волдхард кивнул в сторону Гацонского тракта:

— Не утруждайся, он уже прибыл.

Барон проследил за направлением взгляда друга. Грегор смотрел на тащившийся по южной дороге караван. Пешие и конные вооруженные люди, несколько повозок со скарбом, телеги и стадо коров. Купцы, крестьяне, рабочие и рыбаки, бабы с ребятней, солдаты и бродяги, шлюхи и попрошайки — все шли бок о бок в нескончаемой пестрой толпе, над которой возвышалась седая голова Артанны нар Толл.

Альдор насчитал около пяти десятков хорошо вооруженных воинов без опознавательных знаков и штандартов. Командир отряда ехала верхом на вороном коне.

— Здесь не вся «Сотня», — недовольно сказал барон. — Я надеялся, она приведет всех.

Грегор пожал плечами:

— Она здесь, и это важнее всего.

* * *

Величественные башни Эллисдора мрачно возвышались над городом в лучах закатного солнца. Расположенный на холме замок казался черной громадиной на фоне серо-оранжевого неба, ровные квадраты бойниц мрачно взирали на путников слепыми глазницами. Городские ворота оставались открытыми, но стражники уже вовсю подгоняли местных жителей короткими криками. Зажиточные горожане и оборванные беженцы, всадники и пешие — все спешили укрыться от холодной ночи за стенами столицы Хайлигланда.

Джерт украдкой рассматривал своего нанимателя. Артанна держалась в седле прямо, словно проглотила копье. Затянутые в перчатки руки наемницы крепко вцепились в поводья. Он знал, что под тонкой коричневой кожей вагранийка прятала отбитые костяшки пальцев — напоминание о драке с Танором. Наемница нервничала, хотя старалась не подавать вида. Ее голова была высоко поднята, волосы, убранные в высокий хвост, колыхал легкий ветерок. Артанна не улыбалась, устремив сосредоточенный взгляд прямо перед собой.

— Какие-то проблемы, командир? — спросил энниец.

— Что?

— Как на казнь едешь, говорю.

— Кто знает, Медяк, кто знает…

— Не ладишь с герцогом?

— Не совсем так, — тонкие губы наемницы изогнулись в кривой ухмылке. — У нас с Волдхардами давние и весьма сложные отношения, но мне лень рассказывать. Если интересно, спроси кого-нибудь другого. Тебе такого напоют, что икать будешь.

— Интригующее заявление, — хмыкнул энниец.

Вагранийка не ответила, натянула капюшон плаща на самые глаза и пустила лошадь рысью. Джерт пару мгновений смотрел ей вслед, а затем развернул коня и направился к Белингтору.

Артанна нервничала. Она ненавидела Эллисдор с той же силой, с какой была к нему привязана. Холодная и неприветливая столица Хайлигланда стала центром, вокруг которого крутились все выпавшие на ее долю несчастья, сосредоточением мрачных воспоминаний, топить которые приходилось на дне бутылки.

Причина опалы Дома Толл в Ваг Ране до сих пор казалась Артанне неясной, однако благоразумие настойчиво советовало не ворошить прошлое. То была не ее война, хотя сама Артанна и стала ее жертвой.

Но Рольф развязал другую. Жениться на леди Вивиане, он, разумеется, женился, да и супружеский долг выполнял со свойственной Волдхардам обстоятельностью, однако в остальное время предпочитал делить ложе с Артанной, не скрывая своих предпочтений. Скандал захлебнулся, не успев начаться: заткнуть можно даже самую влиятельную особу, если знаешь, какой совать кляп. Артанна и Рольф знали. Практически все, кто был посвящен в то дерзкое предприятие, уже давно почивали на небесах: кому-то посчастливилось умереть от естественных причин, иным — помогли. Ибо о некоторых вещах лучше помалкивать до самой смерти.

Как бы то ни было, со смертью Рольфа в Хайлигланде умерло все, чем дорожила Артанна. Но клятва, данная герцогу перед отъездом в Гивой, все еще имела силу.

Зачем она дала то обещание? Из-за уверенности, что Грегор никогда не обратится к ней, памятуя о ее репутации? Из желания облегчить страдания Рольфа? Ради успокоения собственной совести? Но причины уже не имели значения. Грегор призвал Артанну, и ей следовало отдать долг.

Два десятка гвардейцев вышли навстречу наемникам. Обменявшись формальными приветствиями, вместе они преодолели мост и оказались во дворе замка. Вид эллисдорских воинов внушал уважение — все в добротных кольчугах, вооружены мечами и топорами, на головах — начищенные до блеска шлемы, за спинами — крепкие щиты.

— Хорошая снаряга, — одобрительно кивнул Шрайн. — Прямо как в старые-добрые, а?

— С худыми мечами в бою с рундами делать нечего, — хрипло проговорила наемница. Во рту пересохло, желудок сводили голодные спазмы.

— Ты в порядке?

— Да! — огрызнулась Артанна. — Чего привязался?

Великан замялся.

— Ну, в последний раз ты была здесь не при самых приятных обстоятельствах…

— По-твоему, напоминание об этом сейчас меня подбодрит?

— Огрызаешься. Значит, точно переживаешь, — проворчал Третий. — Извини, что напомнил.

— Здесь и так все напоминает об этом, Малыш. Не бери на себя слишком много.

— Кто-то же должен, — криво улыбнулся Шрайн и почесал бритую макушку. — Жизнь наемника слишком коротка, чтобы жить прошлым.

Артанна презрительно фыркнула.

— Ты только посмотри, не наемник, а настоящий философ, драть меня в зад! — бросила она. — Прекращай умничать и займись делом.

Они спешились. Конюхи уводили лошадей, слуги помогали стаскивать тюки с навьюченных конских спин. Две женщины в передниках тащили исполинских размеров мешок с овсом. Артанна молча кивнула слуге, взявшему пол уздцы ее коня, и направилась к господскому дому.

У подножия лестницы ее уже ждал Грегор, радушно улыбаясь до ушей. Точно так же умел улыбаться и его отец. Рольф, однако, обладал удивительным умением в один момент сменять благодушное расположение духа на безудержный гнев, и эта способность держала в постоянном напряжении весь хайлигландский двор. Глядя на молодого герцога, Артанна невольно задалась вопросом, не унаследовал ли он эту опасную черту.

Грегор изменился и стал точной копией отца, разве что волосы у него были немного темнее — следствие примеси императорской крови. В остальном — вылитый Рольф: те же синие глаза, та же могучая комплекция, и у обоих — изящество стоеросового дуба.

Артанна подошла ближе и грациозно поклонилась:

— Ваша светлость.

Улыбка герцога стала еще шире:

— Леди Артанна нар Толл.

— Титул ни к чему, — холодно сказала Сотница.

— Не нам выбирать, кто мы есть. Ты по рождению имеешь право носить свое благородное имя.

— И не хотела бы пользоваться этой привилегией в Хайлигланде. Окажите любезность.

— Как хочешь, — не стал спорить Грегор. — Вы быстро добрались. Альдор ожидал прибытия «Сотни» к завтрашнему вечеру.

Артанна пожала плечами.

— Дерьмо на дороге подсохло — повезло.

— Совсем не изменилась, — Волдхард поднял на вагранийку смеющиеся глаза и сгреб ее в объятия. — Точно такая же, как восемь лет назад.

Сотница сдавленно хохотнула, выбираясь из могучей хватки бывшего воспитанника.

— Льстец! Комплименты раздает, ишь ты, — проворчала она и прикоснулась к волосам. — У меня все-таки прибавилось седины. Да и ты изменился, надо признать. Совсем в плечах раздался, в дверь-то пролезаешь?

— Не жалуюсь. А ты все продолжаешь ругаться, как портовый грузчик.

— Покорнейше молю простить, ваша светлость, — наемница с наигранным раскаянием приложила руку к груди. — Среда, в которой я ныне живу, редко позволяет общаться на высоком наречии.

Грегор расхохотался и прижал к себе Артанну еще крепче.

— Мне часто тебя не хватало. Когда ты перестала навещать меня в Ордене, я не понимал, что произошло. Твой отъезд… Отец мне тогда все объяснил.

— Так уж ли все? — вагранийка отвернулась, разглядывая часть крепостной стены.

— По крайней мере, я понимаю, почему ты покинула Эллисдор.

— К слову о причинах. Как твоя мать?

— Она в Агаране, посвящает все время молитвам.

— Возможно, именно там ей и место. У леди Вивианы достаточно грехов, чтобы провести перед алтарем всю оставшуюся жизнь.

Улыбка исчезла с лица герцога.

— Мне жаль, что все так обернулось, — тихо сказал он. — Я не мог помешать случившемуся, ибо тогда ничего не решал. Но я скучал по тебе, по отцу и порой просто нуждался в твоем совете. Особенно когда пришлось снять обеты.

Артанна с любопытством уставилась на герцога.

— Так почему не спрашивал, раз нуждался? Одно письмо — и я бы приехала.

— Не хотел тебя беспокоить. Решил научиться действовать самостоятельно. Хорош правитель, если и шагу ступить без советников не может!

— Резонно, — Сотница пожала плечами. — Но скажи, зачем ты вызвал меня сейчас? Что случилось?

Грегор задрал голову и устремил взор на витражные окна, украшавшие покои Ириталь.

— Нужно денно и нощно беречь одну особу, что гостит в Эллисдоре. Также понадобятся лазутчики. Что касается непосредственно тебя, мне нужен незамутненный взгляд человека, которому я могу доверять. Тебе верил отец, значит, могу довериться и я. Ходи, слушай, присутствуй на моих совещаниях, а потом говори мне, что сама думаешь об услышанном.

— Значит, охрана, разведка и советы?

— Да. Справишься?

Артанна мрачно усмехнулась.

— Пока не знаю, — ответила она. — Мне нужны подробности.

— Будут тебе детали, да столько, что голова распухнет. Но все завтра. Располагайтесь, отдохните, поешьте. О делах поговорим наедине.

— Как прикажет ваша светлость, — коротко кивнула Артанна.

— И еще, — Грегор внезапно перешел на шепот. — Многие здесь до сих пор тебя презирают и считают предательницей.

Артанна вздохнула с деланным облегчением.

— Все еще жива история с Лотаром? Ну хоть что-то не меняется.

Волдхард жестом прервал ее.

— В замке ты находишься под моей защитой, но не в городе. Будь осторожна и не выходи за стены одна.

— Злопамятные ребята, — вздохнула Сотница. — Спасибо, Грегор. Но может все-таки объяснишь в двух словах, что же у вас здесь произошло, раз это потребовало моего участия?

Волдхард-младший виновато развел руками:

— Если говорить твоим языком, кажется, я вляпался в дерьмо.

Миссолен

— Доброе утро, ваша светлость, — Лахель легко коснулась плеча Демоса.

Одним быстрым движением Ихраз распахнул тяжелые шторы, и в казначейские покои ворвался беспощадный яркий свет. Демос застонал и судорожно закрыл лицо руками.

— Проклятье! Я же просил так не делать!

— Простите, господин. Но вчера вы приказали разбудить вас пораньше. Да и завтрак готов.

— Если моя голова разлетится на части, то, боюсь, еда мне не понадобится.

— Снова мигрени?

— Да, — прохрипел Деватон и рухнул обратно на кушетку. — Вы знаете, что делать.

Ихраз положил пару подушек под голову господина. Лахель достала из массивного дубового шкафа жестяной ящик с лекарствами. От головной боли Демосу помогало только эннийское снадобье баснословной стоимости, но оно того стоило. Молитвы наставников, как бы те ни старались, противостоять приступу мигрени не могли.

— Насколько сильно болит сегодня? — осведомилась телохранительница.

— Лучше бы я сдох.

— Значит, десять капель.

Эннийка налила воды в стакан, достала пипетку и выверенным движением отмерила нужную порцию лекарства. Дрожащими руками Деватон принял из ее рук пойло и залпом опрокинул в себя.

— Не многовато ли? — хрипло спросил он, поморщившись. — Чтоб меня, из чего они делают эту отраву?

— Секретный рецепт личного аптекаря вашего дядюшки Эсмия. Но эффективный. — Лахель поставила пустой стакан на стол и помогла брату уложить Демоса обратно на кушетку. — По крайней мере, леди Эльтиния в этом твердо убеждена.

— Спасибо, — казначей закрыл глаза и попытался расслабиться. — Что бы я без вас делал?

Эннийцы тактично промолчали. Ихраз накрыл господина тонким одеялом и принялся помогать Лахель с уборкой.

Лекарство подействовало. Демоса начало трясти, конечности онемели, на грудь словно свалилась свинцовая плита. Он прерывисто вздыхал, ловя ртом воздух, а затем внезапно пришел покой. Рот герцога приоткрылся, по обожженному подбородку потекла слюна.

— Может все же стоило дать меньше? — Ихраз взглянул на сестру, аккуратно собиравшую бумаги. — Больно видеть его таким.

— Все будет в порядке, — глаза Лахель неотрывно следили за Демосом, пока руки порхали над свитками. — Снадобье хотя бы помогает.

— Согласен. Но…

— Больше мы все равно не сможем ничего сделать, — отрезала сестра. — Завтрак остыл.

— Я подогрею, — кивнул Ихраз и вынес поднос.

Демос мог отличить мигрень от десятка других видов головной боли. Поначалу ощущался лишь легкий шум в голове, однако постепенно он усиливался, концентрируясь в одной половине черепа. Через некоторое время шум перерастал в боль. Становилось невозможно смотреть на свет, каждый сильный запах вызывал приступ тошноты, а малейшее движение взрывалось новой волной спазма. Во время приступов было невозможно даже думать. Это могло длиться днями напролет, истощая силы и превращая Демоса в немощного калеку. В последнее время это случалось почти ежедневно. Чем дальше, тем чаще.

Сейчас боль отступала. Очередная временная победа. Демос открыл глаза. У изголовья кушетки сидела Лахель с кувшином воды наготове.

— Пить?

— Пожалуйста, — прохрипел казначей и попытался улыбнуться. — У меня во рту пустыня.

Спустя несколько глотков он начал чувствовать облегчение. Жизнь снова казалась цветастой и привлекательной, хотя слабость так и не отступила.

— Ты очень красива, Лахель.

— Спасибо, господин, — смущенно улыбнулась женщина. — Мне следует вас навестить… ну… вечером?

Деватон поперхнулся.

— Упаси Хранитель, нет! Ты не обязана.

Лицо Лахель, казалось, покрылось стыдливым румянцем, трудно различимым на смуглой коже.

«Проклятое эннийское воспитание. Стоит заикнуться о чем-то — и раб сразу же рвется угождать. Однако я — приличный человек, вопреки всему, что болтают люди. Тебе ли не знать?»

— Благодарю за предложение. Но лучше не стоит, — прошептал Демос. — Сейчас не до этого.

Девушка кивнула и натянуто улыбнулась.

«Что-то промелькнуло в ее глазах. Сожаление? Нет, скорее облегчение. Не стоит обманываться».

Демос отогнал мысли о Лахель прочь. Разумеется, он хотел, чтобы она осталась. Любой на его месте воспользовался бы ситуацией.

«Но я нуждаюсь в верном друге и охраннике, а не в любовнице».

— Меня, признаться, порой грызет совесть. Служба под моим началом лишила тебя права на нормальную жизнь. Я дам вам с Ихразом вольную, когда представится возможность. Но, боюсь, это случится не так скоро, как мне бы того хотелось.

Лахель положила смуглую руку на плечо Деватона.

— Не делайте этого, господин. Нас с братом клеймили не вы, но вы дали нам хорошую службу. Почти что свободу. И ничего другого для себя мы не хотим.

«Свободу, как же. Ни вы, ни, тем более, я, свободными считать себя не можем. Но это твой выбор. Порой мне кажется, что я нуждаюсь в своих верных эннийцах гораздо сильнее, чем они — во мне».

— Рад, если это действительно так. — Демос попытался подняться с кушетки, но осел из-за слабости в ногах. — Мне очень неловко, но я попрошу тебя помочь мне одеться.

— Разумеется, — улыбнулась телохранительница и без малейшего усилия поставила господина на ноги. — Вода в умывальнике еще горячая. Одежду я приготовила. Ихраз греет завтрак.

— Спасибо, Лахель.

«Мать даже не представляла, какую услугу оказала, подарив вас мне. Ей-то, небось, думалось, что вы так и останетесь фривольным разнообразием в герцогском будуаре, южной экзотикой на манер эннийских свободных нравов. Мода на это давно прошла, а вы остались. И будь я трижды проклят, если позволю себе потерять вас».

* * *

— Дай повару пару серебряных сверху. Пироги с рыбой и зеленью чудо как хороши. — Демос прикончил завтрак и с наслаждением откинулся на спинку кресла. Слабость понемногу отпускала. Ихраз налил воды в высокий стеклянный бокал. — Пироги с рыбой. Кто же мог додуматься до такого извращения?

— Канеданцы.

— Еще одна причина там побывать. Выглядит, конечно, странно, но вкус божественный.

— Я передам вашу благодарность, — Лахель достала из ларца несколько монет и сунула в карман широких штанов.

Чем щедрее Демос благодарил дворцового повара, тем охотнее у того развязывался язык. Это было полезно.

Ихраз собрал тарелки и обратился к господину:

— С раннего утра вас дожидается посетитель. Он до сих пор здесь.

— Кто?

— Брат Ласий из Коллегии. Утверждает, что у него сообщение от Великого наставника строго для ваших ушей.

— Он намекнул, в чем дело? — спросил он.

— Монах не соизволил поделиться. Я предупредил его, что вы не здоровы, но его это не остановило. Брат Ласий и сейчас где-то внизу.

— Каков упрямец, — вздохнул Демос. — Однако Великому наставнику нельзя отказывать. Придется срочно выздороветь и прогуляться.

Силы вернулись к нему в достаточной мере, чтобы позволить передвигаться самостоятельно, правда, не без помощи трости.

«Мне почти тридцать пять, а я уже разваливаюсь на части. Чем дальше, тем хуже. Что-то съедает меня изнутри, и мне неведомо, почему».

Покинув закрытую часть дворца, Демос пересек шумный атриум. Жизнь во внутреннем дворе снова кипела, лишь на миг замерев после кончины императора. Как и в прежние времена, благородные дамы неторопливо прогуливались по узким аллеям фруктовых деревьев. Знатные девицы весело щебетали, и их голоса сливались с хрустальным звоном фонтанных вод. В тенистых уголках галерей совершались сделки и велись переговоры, в галереях гремели короткие приказы дворцовой стражи — словно и не было никакого траура. Кто-то, возможно, влюбленный юный дворянин, даже цитировал стихи поэтов Древней империи в современном переводе.

«Слабак. Поэмы Гадариса хорошо звучат только на антике. Какое кощунство — пытаться покорять дамские сердца в столь безыскусной и претенциозной манере. Напыщенный павлин. Тошно и смотреть, и слушать».

Однако молодой соблазнитель успел обзавестись целой стайкой поклонниц и продолжал самозабвенно декламировать творения Гадариса. Словом, сколько бы ни было пролито слез на площади перед Эклузумом во время прощания с императором, уход его в конечном итоге никак не повлиял на придворную жизнь.

«И правда, зачем лишний раз сокрушаться? Когда трагедия не касается лично тебя, память становится феноменально короткой. Пожалуй, это единственный негласный закон двора, который неукоснительно соблюдается во все времена».

На мраморной скамье в тени апельсиновых деревьев сидел разодетый в яркие шелка человек с павлиньим пером на шляпе. Увидев приближающегося Деватона, он вскочил с места.

— Могу ли я претендовать на несколько мгновений времени вашей светлости? — учтиво обратился человек.

— Посол Руччи? — Демос узнал завсегдатая двора и натянул на обожженное лицо любезную улыбку. — Приятная неожиданность.

«Энриге подсылает ко мне своего самого изворотливого нахлебника. К тому же, одного, без пышной свиты. Зачем? Улыбайся, Демос. Улыбайся».

— Меня прислали с небольшой просьбой. Я — пыль на ваших ногах и не стою внимания, но мой повелитель…

Демос жестом остановил гацонского льстеца. Скромный ручей витиеватых фраз грозил в скором времени превратиться в бурный поток.

— Пожалуйста, друг мой, давайте обойдемся без лишних формальностей. Чем я могу быть полезен его величеству?

— Мой владыка будет счастлив получить возможность поговорить с вами наедине в укромном месте, прежде чем отбудет домой.

«Энриге нельзя игнорировать. Что задумал этот гацонский плут?»

— К сожалению, сегодня я не имею возможности нанести визит его величеству, — Демос сильнее оперся на трость, стараясь не морщиться от боли в ноге. — Однако буду рад пригласить его сопроводить меня на завтрашней прогулке, если он настаивает на конфиденциальном разговоре.

— Ради друга мой господин способен на гораздо большее, чем отсрочку отъезда. Я передам ваше приглашение. Прощайте, ваша светлость, — Руччи изящно поклонился и направился к выходу. Длинное перо на его роскошной шляпе покачивалось в такт ходьбы, придавая образу посла еще более нелепый вид.

«Друга, как же. Одной Арзимат ведомо, чего на этот раз возжелал Энриге. Но сейчас дело за Ладарием. Великий наставник никогда не присылает своих людей просто так».

— Надеюсь, брат Ласий здесь не для того, чтобы обвинить меня в ереси, — сказал Демос, провожая взглядом гацонского посла.

«Хотя, если подумать, причин у него достаточно».

* * *

— Вижу, вас предупредили.

Демос обернулся. Из-за массивной колонны выплыл неприметный человек в белоснежной рясе. Бритый череп и серебряный диск сверкнули, отразив солнечные лучи.

— Брат Ласий, насколько я понимаю? — Деватон остановился и крепче сжал набалдашник трости. Краем глаза он увидел двоих вооруженных братьев-протекторов, державшихся позади монаха.

«Зачем ты притащил сюда конвой? Я едва могу передвигаться без посторонней помощи».

— Мы не встречались раньше, — церковник приблизился. — Я старший дознаватель Коллегии. У меня прямой приказ от Великого наставника Ладария сопроводить вас. Сейчас.

«Внезапно. И как интригующе».

— Хотел бы я сказать, что рад знакомству, — усмехнулся Демос. — Мне, видимо, нет смысла расшаркиваться и спрашивать, почему я оказался под пристальным вниманием вашей Коллегии, тоже.

— Сейчас моя задача — лишь сопровождение.

«А потом?»

— Ничего не имею против, брат Ласий, — кивнул казначей.

Ихраз встревоженно взглянул на подошедших братьев-протекторов. Воины Ордена были при полном вооружении. На белых плащах красовались вышитые серебряными нитями символы Пути.

Монах вплотную приблизился к казначею.

— Я вынужден настаивать на вашем путешествии без сопровождения слуг.

— Я не здоров. Они помогают мне там, где бессильна трость.

— Там, куда мы направимся, трости будет достаточно, — заверил брат Ласий.

«Да ты просто само обаяние, дружище! Располагаешь к себе с первой минуты знакомства».

— Позволено ли мне знать, куда именно мы держим путь?

— Увидите, ваша светлость. О вашем возвращении во дворец позаботятся. Это все, что я могу сказать.

Демос повернулся к слугам и заговорил по-эннийски:

— Ждите меня в покоях. Если я не вернусь до заката, сообщите канцлеру. И поблагодарите повара за пирог. Было вкусно.

— Берегите себя, господин, — тихо проговорила Лахель. Ихраз молча кивнул.

Деватон вежливо улыбнулся дознавателю:

— Не вижу смысла медлить.

На площади прямо возле дворцовых ворот их ожидал экипаж, запряженный четверкой лошадей. Никаких опознавательных знаков, никакой символики — Ладарий явно не желал привлекать лишнего внимания.

«Нельзя сказать, что это обнадеживает».

Один из братьев-протекторов открыл двери и пропустил дознавателя с Демосом, а затем сел сам. Второй конвоир занял место на козлах.

Ни окон, ни подушек, смягчающих отдачу от ударов на кочках, в экипаже не предусматривалось. Хуже всего — эта коробка на колесах нещадно тряслась, и Демос то и дело норовил соскользнуть с гладкой деревянной скамьи.

«Вероятно, все эти меры приняты для того, чтобы узник не запомнил дорогу, а в пути думал лишь о тщетности бытия и собственных прегрешениях».

Брат Ласий хранил безмолвие, да и обстановка не располагала к ведению светских бесед. О направлении Демос мог судить, лишь исходя из неровностей дороги. Его везли на западный берег, много раз сворачивали, но большего он определить не смог. Наконец, колдобины участились, лошади сбавили шаг, а еще через некоторое время экипаж остановился. Первым ловко спрыгнул брат-протектор, следом за ним вышел Ласий, последним неуклюже вывалился Демос. Повозки он невзлюбил еще и по причине того, что боль в ноге не позволяла ему выходить из них с полагающимся его статусу изяществом. Но после сегодняшнего путешествия, вдобавок ко всему прочему болел отбитый на кочках зад.

— Следуйте за мной, — коротко бросил монах.

Деватон едва успел оглядеться. Неприметное трехэтажное каменное здание, каких в Миссолене были сотни, захламленный задний двор. Демос поискал глазами шпиль Великого Святилища, но не успел определить, в какой части света оно находилось: брат-протектор мягко, но настойчиво подтолкнул его к скромной деревянной двери.

«Вот так бесславно я и сгину в подвалах неизвестного дома. Лахель, возможно, будет скучать. Если повезет, даже мать уронит скупую слезу. Быть может, опечалится Ирвинг. И только сотни врагов и тысячи тысяч неизвестных мне душ вздохнут с облегчением — горелое чудовище сгинуло!»

Внутри царил мрак и веяло прохладой от камней, однако конвоиры чувствовали себя здесь совершенно свободно. Некоторое время они петляли по узким коридорам и затем вышли к лестнице, уходившей наверх.

«Не в подвал, что уже радует. Есть вероятность, что сегодня меня не убьют».

Следуя друг за другом, они поднялись на второй этаж. Убранство помещений оказалось скромным: простая побелка на стенах, шероховатый деревянный пол, примитивные медные канделябры и подсвечники. Ласий кивнул братьям-протекторам и, постучав в одну из дверей, вошел внутрь. Через несколько мгновений он вернулся и обратился к Демосу:

— Вы безоружны?

— Разве что могу попытаться ткнуть в кого-нибудь тростью, — шутливо ответил казначей.

— Позволите?

— Как можно сопротивляться вашему обаянию?

Дознаватель пропустил сарказм мимо ушей и внимательно осмотрел трость. Не обнаружив ничего подозрительного, он вернул ее владельцу.

— Вас ожидают.

— Рад знакомству, брат Ласий, — криво улыбнулся Демос и толкнул дверь.

«Век бы тебя не видеть».

Просторная комната повторяла убранство всего дома: окна без занавесок и модных витражей, крашеные стены, плохо подогнанные друг к другу половицы. Спиной к свету за большим деревянным столом, заваленным кипой свитков и книг, на жестком стуле восседал сам Великий наставник Ладарий.

— Приветствую, лорд Демос, — чарующе улыбнулся церковник, оторвавшись от чтения. — Надеюсь, мои помощники не сильно вас напугали?

«Каков шутник!»

Деватон подошел и, превозмогая боль в ноге, опустился на колени, целуя серебряный диск наставника.

Ладарий был уже немолод, но сохранял живость движений. Светло-зеленые глаза лучились обманчивой мягкостью, тонкие черты лица выдавали аристократическое происхождение. Великий наставник имел привычку бриться, но волосы не стриг — длинные седеющие пряди струились ниже плеч.

— Встреча с братом Ласием добавила остроты сегодняшнему дню, — признался Демос. — Я не привык к визитам дознавателей из Коллегии, ваше святейшество.

— Прошу простить за причиненные неудобства, — Ладарий жестом предложил Демосу стул. — Однако дело требует секретности.

«Очередная тайна? Прекрасно! Когда же, наконец, моя спина сломается под их тяжестью?»

Деватон усадил побитый зад на холодный стул.

— Я весь внимание, ваше святейшество. Не знал, что вы, оказывается, аскет.

— Вас смутила обстановка? — Великий наставник обвел рукой кабинет. — Это не основная резиденция, как вы понимаете. Порой хочется отвлечься от великолепия, подобающего занимаемому мною посту. Часто оно лишь мешает.

«Или спрятаться от лишних глаз и ушей».

— Понимаю, — улыбнулся казначей. — И все же с чем связана такая спешка?

— Я пригласил вас с целью обсудить вопрос престолонаследия, поднятый лордом Грегором на заседании Малого совета. Коллегия еще не готова обсуждать это дело публично.

Демос заерзал на стуле, пытаясь устроиться поудобнее. Сидение впивалось в тазовые кости похлеще скамейки экипажа. В конечном итоге Деватон оставил эти попытки и просто закинул ногу на ногу.

— Вы что-то выяснили?

— И да и нет, — Ладарий развернул один из лежавших на столе свитков и пробежался глазами по тексту. — В отчете Коллегии дознавателей, под ответственность которой я поручил изучение данного вопроса, говорится, что история государства не знает случаев, когда корона империи наследовалась потомком по женской линии.

— Общеизвестный факт. И его можно трактовать двояко.

— Вот именно, лорд Демос. Умников, способных извратить выводы расследования в свою пользу, найдется в избытке.

«Если бы я не уничтожил завещание Маргия, прецедент был бы создан. Но ненадолго, полагаю. Империя слишком сильно придерживается традиций, и супруга императора едва ли просидела бы на троне дольше, чем пьяница воздерживается от попойки. Никто не согласится отдать корону чужестранке».

— Как же я могу помочь делу? — спросил Демос.

Великий наставник передал свиток Деватону.

— Признаться, меня впечатлила ваша реакция на заявление лорда Волдхарда во время заседания Совета, — сказал церковник. — Пожалуй, вы единственный повели себя достойно и попытались разобраться в ситуации.

— Закон есть закон, — пожал плечами Демос. — Какой в нем смысл, если он не соблюдается аристократией?

— Радует, что мы с вами думаем в одном направлении. Именно поэтому сейчас вы единственный из мирян, с кем я готов обсуждать сложившуюся ситуацию. Об этом не знает даже Верховный юстициар.

«Шаст не у дел? Интересно».

Демос скрестил руки на груди и посмотрел в окно.

— Не уверен, что могу взять на себя ответственность выносить какие-либо суждения, — сказал он. — Груз обязанностей, взваленный на мои плечи членами Совета, угрожает меня раздавить.

Ладарий мягко улыбнулся.

— Похвальная скромность. Разумеется, я не стану требовать от вас участия в процессе, лишь довожу до сведения факты. Исходя из полученной информации, у Коллегии сейчас три пути. Первый вариант — оповестить Малый совет об итогах расследования и оставить закон о престолонаследии нетронутым. Только потомки по мужской линии. Это устроит большинство, кроме Волдхарда.

— Однако этот факт можно развернуть и в другом направлении. Заручившись поддержкой Эклузума, Совет может издать указ о праве наследования короны мужчинами-родственниками императора и по женской линии.

— Тогда лорд Грегор получит желаемое, кандидатов на корону станет двое, а империю ожидают хаос и раскол, ведь далеко не все готовы доверить правление незнакомцу. Мы почти ничего не знаем о лорде Грегоре. Волдхарды — уважаемый род, но Хайлигланд — не империя. В отличие от Бельтеры.

«Нет, нет и еще раз нет! Не втягивай меня в это, умоляю!»

— Сделаю вид, что не понял намека и вернусь к сути, — Демос снова заерзал на стуле, проклиная поездку. — Какое решение вы бы ни вынесли, обязательно найдутся недовольные персоны, с чьим мнением нельзя не считаться. Понимаю ваше замешательство, ибо ни при каком раскладе ситуация не сулит народу покоя. Однако вы упоминали и о третьем варианте.

Ладарий кивнул:

— Мне он кажется наиболее приемлемым. Мы просто будем тянуть время.

— Возможно ли позволить подобное в сложившихся обстоятельствах?

— Волдхард молод и горяч. Однако существует вероятность, что у него хватит благоразумия отказаться от притязаний, когда он поймет, что процесс затягивается. А тянуть его можно бесконечно долго: одно распоряжение проверить все церковные книги в империи может повлечь за собой годы формальных разбирательств. За это время может найтись множество иных вопросов, требующих внимания герцога Хайлигландского. Например, очередная война с рундами.

— Лорд Грегор не показался мне человеком, склонным к терпению и рассудительности, — покачал головой Демос. — Боюсь он может принять опрометчивое решение.

— Время имеет свойство успокаивать даже самый буйный нрав. Поверьте, ваша светлость, оно ломало и более упрямых.

— Говорят, молодой Волдхард характером пошел в отца, а лорд Рольф не славился сговорчивостью.

— О да, — улыбнулся воспоминаниям Ладарий. — Его бескомпромиссный подход обеспечил спокойствие на границе с Рундкаром в течение весьма продолжительного срока. Посвяти его сын себя тому же, ситуация разрешилась бы сама собой. Наивыгоднейшим образом для империи, смею предполагать.

Казначей тяжело вздохнул.

— Едва ли мы можем рассчитывать на подобное везение. Я бы не рекомендовал вам затягивать с объявлением итогов расследования. Кто знает, на что способен потерявший терпение правитель Хайлигланда?

— У него не настолько длинные руки.

— Зато горячая голова, — возразил Демос. — Он может быть опасен.

Великий наставник задумчиво развернул очередной свиток.

— Я осознаю, что решение Коллегии, каким бы оно ни было в итоге, вызовет волну недовольства, — кротко проговорил он. — Но сейчас не самое благоприятное время для волнений, поэтому я считаю необходимым оттягивать оглашение вердикта так долго, как получится.

Деватон невесело улыбнулся.

— Позволю себе вас предостеречь. Чем сильнее натягивается тетива, тем дальше летит стрела, когда ее отпускают.

Внезапно Ладарий отвлекся от бумаг и посмотрел на Демоса в упор:

— Вы очень осторожны, ваша светлость.

— Осторожность продлевает жизнь.

— Поэтому вы избегаете власти?

«И поэтому тоже. А еще потому что ежедневно рискую спалить половину дворца, если перенервничаю и вовремя не понюхаю запрещенного порошка».

Демос склонил голову на бок встретился глазами с церковником.

— Меня не готовили к такой ответственности, ваше святейшество. Я — Демос Деватон, высокородный управляющий, к тому же не могу похвастаться здоровьем и любовью толпы. Да, я верный слуга государства, но при мысли об украшенном золотом стуле у меня подкашиваются коленки. Управление одним герцогством и императорской казной мне удается лишь потому, что я с раннего детства воспитывался для выполнения этих обязанностей. Но целая империя для меня — уже чересчур. Едва ли я достоин подобной чести.

Ладарий задумчиво теребил цепочку с диском.

— Выходит, вы совсем не хотите править?

— Я всего лишь не хочу брать на себя больше, чем могу вынести.

— Многие бы с вами поспорили. Не секрет, что вас считают наиболее подходящим преемником покойного правителя.

— Не могу разделить их оптимизма.

— Тогда я поставлю вопрос иначе, — вздохнул церковник. — Будете ли вы противиться воле Совета, Хранителя и народа, если вас все же изберут?

«Как будто мне предоставят выбор».

— Если этому и суждено будет случиться, топать ногами и капризно отворачиваться не стану. Но и гнаться за императорским я венцом не намерен.

— Эклузум это устраивает, — кивнул Ладарий и, поднявшись, сделал несколько шагов в сторону двери. — Благодарю за откровенность, ваша светлость. Полагаю, вас ждут другие дела.

— Увы, это так, — согласился казначей.

— И еще. Я решил назначить брата Ласия своим представителем при дворе. Он будет передавать вам новости. Если вы захотите что-нибудь мне сообщить, обращайтесь к нему. Брат Ласий — верный слуга Хранителя и надежный человек.

«Точнее, ваш верный слуга и надежный шпион Эклузума, так? В очередь, ваше святейшество: во дворце полно желающих выведать мою подноготную».

— Спасибо, — Деватон снова превозмог боль и поцеловал серебряный диск Великого наставника. — Присутствие дознавателя Коллегии при дворе, несомненно, окажет благотворное влияние на нравы вельмож.

«А теперь добавим немного праведности».

Уже стоя в дверях, казначей обернулся.

— Вы можете рассчитывать на мою помощь, ваше святейшество, — тихо проговорил Горелый лорд. — Наши методы могут отличаться, но цель, полагаю, у нас одна. Я не могу допустить беспорядка в государстве.

Ладарий обезоруживающе улыбнулся.

— Именно так, сын мой. Я пристально наблюдаю за вашими успехами. Буду откровенен, они меня впечатляют, несмотря на тесные связи Дома Деватон с эннийцами и слуг-рабов, что я всем сердцем осуждаю. Но, если и выбирать кого-то для управления страной, то я бы сделал ставку на вас.

«Хочешь сделать меня своей марионеткой?»

— Я польщен, ваше святейшество. Однако, если судить по справедливости, намерения лорда Грегора также должны заслуживать вашего внимания. В конце концов он — бывший воспитанник Ордена. Мне казалось, его удивительная судьба должна была завоевать ваш интерес.

— Я слежу и за ним, — спокойной ответил Ладарий. — Однако он еще не проявил себя должным образом.

— Возможно, стоит узнать его получше, пока не стало слишком поздно. Для всех нас.

Вновь поклонившись, Демос вышел. За дверью его ожидала все та же компания церковников во главе с братом Ласием.

— Мне приказано доставить вас обратно во дворец, — оповестил дознаватель.

— Какое облегчение, что мне не придется добираться туда пешком, — с преувеличенным энтузиазмом заявил Деватон. — К слову, у вас не найдется подушки?

Эллисдор

За восемь лет, прошедших с отъезда Артанны из Эллисдора, замок сильно изменился. Укрепились башни и стены, появились новые жилые и хозяйственные постройки, да и донжон, казалось, стал выше. Во внутреннем дворе суетились слуги, покрикивая на нерасторопных беженцев. Герцогская стража облепила стены — Артанна отметила, что Грегор усилил охрану. Какой опасности он ожидал, наемница пока не знала. Ее бойцов разместили в казармах, а самой Артанне любезно предложили кров в господском доме. Однако наемнице с трудом верилось, что герцог удовлетворится ее присутствием лишь в качестве советника.

Она щурилась, глядя на утреннее солнце. Яркие лучи играли в хрустальном бокале, вино искрилось, словно рубины на шее баронессы.

— Едва рассвело, а ты уже пьешь? — тихий голос Веззама отвлек Сотницу от размышлений.

— Что поделать, если в драном Эллисдоре мне всегда хочется забыться.

— Тебя зовет герцог.

— Сейчас спущусь, — кивнула наемница и залпом допила вино.

— Для меня будут указания?

— Ты идешь со мной.

— А я там зачем?

— Мы что, на базаре? — раздраженно бросила Артанна. — Ты — мой Второй, забыл?

Веззам, казалось, смутился.

— Не думал, что понадоблюсь на встрече с герцогом. По крайней мере, сейчас.

— Я буду чувствовать себя спокойнее в твоем присутствии, — наемница бережно поставила бокал на стол и подтянула ремень. — Что бы ни случилось дальше, я хочу, чтобы ты знал все подробности авантюры, на которую мы подписываемся.

— Как скажешь. Но, если тебя в действительности интересует мнение Второго, то мне все это не нравится.

— Как и мне, — вздохнула Артанна. — Но за мной должок.

Малый зал она помнила хорошо: все закрытые совещания Рольф предпочитал проводить именно здесь. Наемница прикинула, сколько недель она провела, протирая штаны в этом каменном мешке без окон.

Появление наемников заставило советников замолчать. Грегор восседал на массивном стуле с высокой спинкой, остальные расселись по укрытым пыльными коврами лавкам. Справа от герцога расположился Альдор ден Граувер, с которым Сотница была хорошо знакома. Вместо рясы послушника он теперь носил вышитую тунику из тонкой шерсти. На поясе барона красовалась связка замковых ключей, а на плечах — цепь эрцканцлера. Да и выглядел он гораздо увереннее — не чета Альдору десятилетней давности.

Рядом с Граувером сидел знакомый ей с давних времен Кивер ден Ланге, старший сын графа Урста. Этого детину она помнила еще с младенчества и совершенно не ожидала, что за эти годы он вымахает выше Грегора. Кивер превратился в могучего воина с удивительно неподходящим к его устрашающей комплекции добродушным лицом. Присутствие Ланге вселяло уверенность — семья графа Урста всегда принимала ее сторону во всех конфликтах. Однако за восемь лет многое могло измениться. Кроме того, здесь присутствовал Кивер, но не его отец. Наемница встретилась с Ланге глазами и не сдержала улыбки, поддавшись его обаянию.

На том ее возможные союзники закончились.

Вагранийка увидела Райнера и Фридриха, сыновей графа Ламонта Эккехарда. Их Артанна помнила смутно и, если на то пошло, не желала заводить более близкого знакомства. Опыт общения с их отцом наводил Сотницу на мысли, что и его отпрыски в полной мере унаследовали многовековую спесь и зависть — черты, преследующие каждую младшую ветвь великого Дома. Не зависть ли послужила причиной безумного приказа лорда Ламонта вступить в тот роковой бой, не дожидаясь прибытия войск Рольфа и возвращения отряда Артанны из разведки? Не эта ли неуместная бравада в действительности погубила Лотара, бросившегося на помощь родственникам, когда тех наголову разгромили рунды? Не эти ли Эккехарды, столь громко заявлявшие о предательстве Артанны, на деле же и оказались настоящими изменниками? Едва ли они ожидали ее возвращения в Эллисдор и, конечно же, не обрадовались решению Грегора. Как бы то ни было, Сотница понимала, что спиной к ним лучше не поворачиваться даже теперь.

Особенно теперь.

По левую руку от Грегора бесформенной грудой тряпья и золота развалился дряхлый, но все еще полный упрямой тяги к жизни Вилберт ден Хальцель — бессменный казначей Волдхардов, умудрявшийся на протяжении десятилетий лавировать в море счетов Хайлигланда. Увидев вагранийку, Хальцель кивнул и указал на место подле себя. Артанна пожала плечами и села рядом со стариком. Веззам остался у дверей.

— Я хорошо вас помню, леди Артанна, — тихо проговорил казначей.

— Моим именем все еще пугают детей?

— Кто знает? У меня другой кошмар — порой я до сих пор вижу во сне сумму, в которую лорду Рольфу обошлась покупка вашего поместья в Гивое. Зачем вы вернулись, леди Толл? Почему вам не сидится в вольном городе?

Вагранийка чарующе улыбнулась.

— Спросите об этом у его светлости и, прошу, непременно поделитесь со мной услышанным. Ибо я тоже не знаю, зачем он меня вызвал.

Старик что-то пробормотал себе под нос и бросил укоризненный взгляд на герцога.

К удивлению наемницы, на этом совете также присутствовал монах. Он с приветливой улыбкой смотрел на собравшихся, медленно передвигая металлические бусины четок. Артанна тихо хмыкнула, заметив большой серебряный диск, болтавшийся на его шее. Церковников она не любила: слишком много громких слов при скудном количестве полезных деяний. Впрочем, от этого монаха, судя по ходившим в замке слухам, практическая польза все же была. Глядя на него, Артанна наконец-то призналась себе, что невыносимо скучала по Рианосу.

— Наконец-то, — улыбнулся Волдхард, кивнув наемнице в знак приветствия. — Я хочу представить вам Артанну нар Толл, командира наемного отряда из Гивоя.

— Артанна-предательница? — уточнил Райнер. — Как же, помним.

Вагранийка осклабилась.

— О, у меня масса прозвищ, одно другого громче, — сладко проворковала она. — «Артанна-предательница», «Артанна — два клинка», «Артанна — хайлигландская шлюха», а из недавнего и не менее интригующего — «Артанна — стрела в жопе». Выбирайте, какое вам больше по душе, лорд Эккехард.

Поймав недобрый взгляд Грегора, Райнер цокнул языком и отвернулся. Убедившись, что вновь завладел всеобщим вниманием, герцог продолжил:

— Довожу до вашего сведения, что воины гивойской «Сотни» находятся в Эллисдоре по моему личному приглашению, — Грегор задержал взгляд на Эккехардах. — Кроме того, с сегодняшнего дня леди Артанна входит в число моих советников, и потому вам и вашим людям надлежит относиться к ней с почтением, достойным ее статуса. Это ясно?

Все присутствующие нехотя согласились. Артанна удивленно вскинула брови, но воздержалась от комментариев.

— Тогда на сегодня все свободны, — снизошел герцог. Советники начали вставать со своих мест, малый зал наполнился скрежетом отодвигаемых стульев. — Артанна, Альдор, мне нужно поговорить с вами наедине.

Когда зал опустел, Артанна с наслаждением потянулась и хрустнула пальцами.

— Самое подходящее время объяснить, что ты затеял, — сказала она.

Грегор бросил полено в камин и присел на корточки возле огня.

— Как тебе уже наверняка известно, некоторое время назад я заявил о своих правах на трон империи на основании родства по материнской линии, — поведал герцог. — К сожалению, мое путешествие в столицу не принесло ожидаемого результата.

— Но чего именно ты ожидал?

— Для начала, конкретики.

Вагранийка покачала головой.

— Давай с самого начала, Грегор. Я очень далека от высокой политики, да и в Гивое проворачиваю делишки, размах которых не сопоставим с имперскими масштабами.

— Но ты же знаешь, что император Маргий умер, не оставив наследников?

— Не настолько далека от политики, — уточнила Артанна.

— Есть двое претендентов на трон. Демос из Дома Деватон и я. Оба — племянники покойного. Закон гласит, что в таких случаях Малый совет империи должен выбрать наиболее подходящего кандидата. Однако со мной возникла сложность, ведь я родственник по женской линии. Прецедентов не было, ибо род Таллонидов прежде не прерывался.

— И что в итоге?

Грегор помрачнел.

— Пока ничего. Малый совет поручил Верховному юстициару и церковникам перетрясти все документы, на основании которых можно составить заключение о законности моих притязаний. Совет пообещал оповестить меня, как только что-то прояснится. Но дальше болтовни пока что не зашло.

— Допустим, — кивнула Артанна. — Что ты намерен предпринять дальше?

Герцог неуверенно пожал плечами:

— Пока что просто вернулся домой. Что… что такое?

Артанна тряслась от беззвучного хохота. Грегор побагровел и молчал, покуда Альдор со смешанной гримасой стыда и страха перебегал глазами с вагранийки на герцога и обратно. Смахнув с щеки слезу, но все еще давясь от рвущихся наружу смешков, наемница с трудом заговорила:

— Верно ли я понимаю, что ты явился в Миссолен и во всеуслышание заявил о своих правах на трон, тем самым обозначив себя как угрозу сложившемуся в империи укладу и намерениям аристократии короновать собственного кандидата?

— Примерно так и было.

— И что, после этого ты просто взял и уехал? Да своим отъездом ты предоставил Малому совету возможность творить все, что вздумается! — воскликнула Артанна. — Драть тебя с перцем, Грегор! Кто-то из твоих сподвижников должен был остаться в Миссолене, чтобы следить за ходом дела.

Герцог смутился.

— Но Великий наставник…

— В пекло Великого наставника! Его болтовня не стоит и медяка.

— Аккуратнее с богохульством, Артанна, — предостерег ее Грегор.

Вагранийка осеклась.

— Извини. Я понимаю, ты рос и воспитывался в Ордене, — смягчилась она. — По-прежнему следуешь Пути, почитаешь Хранителя и заветы Гилленая. Но, Грегор, мне ли объяснять тебе, что церковники, как и все люди, поднявшись высоко и заполучив огромную власть, нередко забывают о боге? Плевать они хотели на предписания и догматы, уверяю тебя. У них появляются другие заботы — гораздо более приземленные. Знаешь, сколько наставников посещают бордели в Гивое? Все! Все до единого! Собственно, по этой причине я и презираю всякую религию — рано или поздно любые благие намерения скатываются в выгребную яму. Всегда найдется тот, кто возомнит себя более достойным, равнее равных, и затем незаметно построит целую иерархию, прикрываясь красивыми словами. А простому народу что? Покупать спасение души за десятую часть ежемесячного дохода, ибо того пожелали священники? Церковники, такие же люди, как я и ты. Бог тут вообще не при делах, важна лишь власть над умами. Хранитель, насколько я помню, перечень и стоимость отпускаемых грехов на дверях Святилищ не вывешивал. Отсюда вывод — я уверена, твой Великий наставник со спокойным сердцем вынесет решение, выгодное только ему. Не тебе, не другим претендентам на корону, а ему самому и его окружению. Если он, разумеется, достаточно влиятелен, чтобы действовать на свое усмотрение, а не по чьей-то указке.

— Нет, — замотал головой Волдхард. — Это невозможно. Он — глаза бога на земле. Они бы никогда…

Артанна тряхнула герцога за плечи.

— Драные демоны, как же ты слеп! Открой глаза, Грегор! — рявкнула она. — Если все, о чем ты рассказал, верно, то ты не просто вляпался в дерьмо, а утоп в нем по самую макушку! Не ожидай праведности даже от тех, кто ее проповедует. Особенно от тех, кто громко о ней верещит. Тебя облапошили и отправили с глаз долой — а ты и рад гордо маршировать навстречу крушению собственных надежд.

Волдхард раздраженно освободился от хватки вагранийки.

— В словах Артанны есть смысл, — тихо проговорил Альдор. — Церковь владеет собственностью, земли, имеет собственный банк и торговые связи… Она давно перестала быть тем, чем мы ее считаем. И потому ей не выгодны любые потрясения. Великий наставник не может не ввязываться в грязные игры столичной знати. Кроме того, на него действительно может оказывать давление имперская аристократия, ведь Эклузум находится в Миссолене…

— Ты хоть раз в жизни одевался простолюдином и забирался в захолустье, чтобы посмотреть, как живут твои подданные? — наемница склонилась к самому уху Грегора. — Советую делать так почаще. Заодно увидишь, чего стоит церковь, в которую ты так веришь.

Герцог нервно зашагал по залу.

— Считаешь, что я оторван от жизни? Думаешь, я существую в собственном маленьком мирке?

Сотница пожала плечами:

— Судя по тому, что ты говоришь, да.

— Хорошо. Так и поступим, Артанна, — процедил Волдхард. — В ближайшее время я поеду смотреть на жизнь в своих землях. Не желаешь составить мне компанию?

— Ничего нового я там не увижу, разумеется, но сопровождать буду. Должна же я как-то оправдать свое присутствие в Эллисдоре. Кстати, об этом. Самое время посвятить меня в твои планы относительно «Сотни». Бойцы дуреют, когда им нечем заняться. Начинают пить, драться и хватать девок за мягкие места…

— Ты же знаешь, что случилось с послом Латандаля.

— Наслышана.

— Не понимаю, почему, но зато, кажется, знаю, кто это сделал. Посла отравили эннийским ядом. Мой кузен Демос наполовину энниец. В темнице сидят люди, которые могут быть причастны к отравлению, но говорить они не желают. У тебя есть умелец, способный развязывать языки?

— Нужно подумать, — кивнула Артанна. — Что еще от меня требуется?

— Я хочу, чтобы вместе с моими гвардейцами Ириталь охраняли и твои люди. Пусть следят друг за другом и докладывают о любых подозрениях. Кроме этого, мне понадобятся твои разведчики — говорят, твой старый дружок Нуд Сталелобый снова бесчинствует на границах. Стягивай в Эллисдор все войско — работы будет навалом.

— Всех не могу, — отозвалась Сотница. — У меня же контракт с наместником Гивоя, а там, знаешь ли, своего дерьма хватает. Но обещаю подтянуть еще людей, что поспособнее. И хочу напомнить, что я поклялась Рольфу Волдхарду оказать посильную помощь его наследникам, но мы не договаривались, что она будет безвозмездной.

Грегор небрежно отмахнулся.

— Хальцель это уладит.

— Хорошо. Допустим, мы вытащим какую-то информацию насчет отравителя. Что потом?

— Рано строить планы. Сначала разговори узников.

— У меня есть мысль, как это устроить, — Артанна подошла к герцогу и заглянула в его потемневшие от гнева глаза. — Скажи, ты действительно готов бороться за эту корону? Готов воевать, проливать кровь своих верных воинов и невинных людей?

Грегор отвел взгляд и нахмурился.

— До того, как они покусились на жизнь Ириталь и Альдора, не был, — честно признал он. — Но мне бросили вызов, и я не могу не ответить. Я найду того, кто это сделал. Найду и убью.

— В Миссолене сидят не рунды. Это будет не та война, к которой ты привык.

— Тем хуже для Миссолена, — резко ответил Грегор. — Имперцы называют нас варварами. Что ж, видимо, они не так уж и ошибаются. Ты со мной?

Артанна прикоснулась похолодевшими кончиками пальцев к глазам.

— Молод ты еще, Грегор. Пылок и горяч. Но должен понимать, что это не оправдание. К чему мне участвовать в чужой войне? Я воевала за твоего отца, но он давно отпустил меня. Так зачем же мне снова ввязываться в невыгодную и опасную вражду?

— Ради наживы, к примеру. Ты же наемница, — предположил герцог.

Сотница кисло усмехнулась.

— А у тебя денег-то хватит, мальчик? Борьба может растянуться на годы, и это будет не сезонный поход в Спорные земли.

— Ты получишь столько, что сможешь выкупить весь свой ненаглядный Гивой.

— Он и так почти весь мой.

— Значит, я дам еще больше. Если пойдешь со мной до конца, получишь власть и титул. Баронство, графство, содержание… Все, чего ты пожелаешь.

Наемница отвернулась и провела костлявыми пальцами по кожаным корешкам книг.

— Почему именно я, Грегор? — глухо спросила она. — Почему после всего, что здесь произошло, после того сражения, гибели Лотара и того, как это отразилось на моей репутации, ты так хочешь видеть рядом с собой именно меня?

Волдхард подошел вплотную к Артанне, резко развернул к себе и сильно сдавил ее руку.

— Потому что Лотар сам сделал этот выбор и расплатился за него. Он мог оставить Эккехардов наедине с рундами — расплачиваться за дерзость и неповиновение приказам. Но брат погнал полк в самоубийственную атаку и предрешил свою участь. Потому что тогда ты сделала все, что было в твоих силах. Потому что ты единственная честная наемница из всех, кого я знаю. Пусть здесь тебя считают предательницей, но я был на том поле и видел все своими глазами. Я знаю правду, а не те кабацкие байки! — сотрясая плечо наемницы, Волдхард перешел на крик. — Я видел, что твоего отряда не дождались. И я помню, что тебя это не остановило. Ты полезла спасать Лотара, зная, что скорее всего и сама погибнешь. Но ты это сделала. И, что восхитило меня больше, после всего, после плена, ты нашла в себе силы пообещать отцу прийти мне на помощь. Ты знаешь, что такое долг, Артанна. И потому я тебе верю.

— Сколько доверия к моей скромной персоне. И всего-то из-за одной глупости, — мрачно улыбнулась вагранийка, сдерживая навернувшиеся слезы. — Тебя не затруднит немного ослабить хватку?

Герцог резко отпустил руку Артанны.

— Хочешь знать, почему именно ты? За все время, что я тебя знаю, ты по-настоящему ни разу не дала отцу повода сомневаться в твоей верности. Мне нужен надежный и честный человек, даже если это наемник и чужеземец.

Вагранийка растерла онемевшую руку и подняла глаза на герцога:

— Раз тебе приходится доверять наемникам и чужеземцам, то ты, мальчик мой, и правда по уши в дерьме.

* * *

Джерта не удалось обнаружить ни в казарме, ни в общей столовой. Не было эннийца и в конюшне. Выйдя из кузницы с пустыми руками, Артанна выругалась и окрикнула Шрайна, сгорбившегося с точилом над ножом:

— Малыш, где Медяк?

— Вроде ошивался здесь недавно, — не поднимая головы, ответствовал громила.

— Да чтоб его, — Артанна махнула рукой и направилась к сараям.

По неясным причинам Джерт ее раздражал. Энниец был развязен, хамоват и много болтал, однако все же мог принести пользу, и лишь поэтому Артанна его терпела. Хорошему воину многое прощается, если от него есть толк.

Оглядываясь по сторонам, Артанна пересекла большой внутренний двор, обошла жилые постройки и направилась к черному входу в кладовые и кухни. Глаза на миг ослепли в темноте. Вагранийка опустила веки, немного постояла на месте и, начав различать очертания окружающих предметов, стала аккуратно продвигаться по скользкому земляному полу, заглядывая в каждую незапертую дверь. В свете крохотных зарешеченных окошек виднелись силуэты бочек, ящиков и мешков. Возле одной из дверей наемница остановилась, прислушиваясь к доносившемуся из помещения шуму. Медленно и аккуратно, стараясь не издать ни звука, она толкнула дверь и протиснулась внутрь.

В залитой тусклым оконным светом каморке царил хаос: сваленные пустые короба, беспорядочно разбросанные снопы соломы, ряды горшков на полках. На полу валялись тряпки и наполовину истлевшая ветошь. Посреди этой роскоши, в тени здоровенного покосившегося шкафа, высокий крепкий мужчина, опираясь на шатавшийся стол, сосредоточенно предавался акту любви с хрупкой златовласой женщиной. Смуглая ладонь грубо впилась в рот любовницы, не давая той громко кричать. Прервавшись на мгновение, мужчина выпрямился в полный рост, и Артанна узнала знакомую рыжую голову.

— Твою ж мать, Джерт! — в сердцах выругалась наемница. — С латанийкой? Еще бы баронессу отпялил!

Любовники застыли. Через мгновение девушка коротко взвизгнула и отскочила в сторону.

— Вон отсюда! — рявкнула Артанна на латанийку. — И помалкивай. Распустишь язык — укорочу одним ударом.

Златовласая девушка юркнула за спину эннийца и быстро накинула платье. Старательно закрывая лицо, она пробежала мимо наемницы и скрылась в коридоре.

— Привет, командир! — энниец растянул губы в широкой улыбке. — Не думал, что ты зайдешь настолько далеко, когда обещала не спускать с меня глаз. Желаешь присоединиться?

— А не макнуть ли тебя башкой в колодец, чтоб охладить, кобель заморский? — убедившись, что девушка отошла достаточно далеко, Артанна плотно закрыла дверь в комнату.

— Да ладно, командир. Иногда и тебе нужно выпустить пар. А я не против.

— Я слыхала, эннийские висюльки отличаются весьма скромными размерами. Кроме того, сегодня мне нужны другие твои таланты, Медяк.

— Ну, раз ты все равно спугнула мою женщину, придется направить страсть в иное русло, — энниец сокрушенно вздохнул и медленно прошелся по комнате, демонстрируя белый огузок.

Артанна поддела мыском сапога валявшиеся штаны и метнула их в наемника:

— Прикрой срам, уж будь любезен.

— Ханжа. Голых задниц не видела?

— Твоя меня смешит, а сейчас не до шуток. Прикройся, это приказ.

Медяк хохотнул и принялся одеваться.

— Так зачем я тебе понадобился, раз ты умудрилась отыскать меня даже в этом закоулке?

— Как у эннийских наемников обстоят дела с пытками? — перешла к делу Артанна.

Наглая улыбочка вмиг сползла с лица Джерта.

— Это праздный интерес?

— Нет, просто в голову пришло во время утренней молитвы, — раздраженно бросила вагранийка. — Одну важную шишку в замке чуть не отправили к праотцам. Поймали четверых подозреваемых, но, как водится, все молчат. Нам приказано их разговорить.

— А почему я? Есть же хваленое «вагранийское милосердие» и тому подобные милые способы вести беседу.

— Знаешь что-нибудь о «Благословении Дринны»?

Медяк резко замер и перевел удивленный взгляд на Сотницу.

— Это сильный эннийский яд, излюбленное оружие аристократии на моей родине, — ответил он. — Хочешь сказать…

— Вот видишь, ты в курсе, — прервала его Артанна. — Посла Латандаля отравили этой дрянью. Девка оказалась крепче обычного, а может ей просто повезло.

— А, так ты об этом. Я слышал про историю с послом. Златовласая нимфа нашептала. Видишь, какая она полезная, а ты ее прогнала. Но эннийский яд… Этой подробностью она не поделилась.

Сотница прошлась по комнате, поднимая сапогами пыль.

— Теперь понимаешь, почему я пришла с этим к тебе? Логично привлечь к допросу человека, который разбирается в деле и может обсуждать его предметно. За это будет отдельная плата. Герцог щедр.

— С каждым днем ты меня все больше удивляешь, командир, — Джерт снова натянул беззаботное выражение лица и обулся. — Надеюсь, это веселье будет стоить звона в шарах. Между прочим, латанийки у меня еще не было, и я окучивал ее с момента прибытия в замок. А ты вот так запросто разрушила мою мечту!

— Так возьмешься за дело?

— Давненько не приходилось заниматься такими вещами, — признался Джерт. — Но ты умудрилась настолько испоганить мне отдых, что я готов порезать на ремешки не только узников, но и тебя саму.

— Ну наконец-то, — усмехнулась Артанна. — Оказывается, и тебя можно хорошенько взбесить.

Медяк наградил вагранийку ледяным взглядом.

— Не советую, командир. Не советую.

Миссолен

— Ты опоздал, — гневно прошептала леди Эльтиния. — Где тебя носило? И выглядишь, как простолюдин. Почему ты не надел дублет, который я прислала?

Вдовствующая герцогиня взяла сына под руку и торжественно проследовала к центру огромного бального зала. Несмотря на обилие роскошных тканей и драгоценностей, выглядела она ослепительно элегантно.

— Я чертов имперский казначей. По-твоему, у меня есть время думать о тряпках? — прошипел ей на ухо Демос, продолжая раздавать гостям улыбки.

«Знала бы ты, сколь захватывающее путешествие мне пришлось пережить».

— Чем старше ты становишься, тем несноснее себя ведешь.

— Готов утверждать о тебе то же самое.

«Семейные ценности. Это так мило».

— Хотя бы сейчас оставь свою бессмысленную браваду и поприветствуй гостей, — отрезала мать.

Демос призвал остатки самообладания, вежливо улыбнулся матери.

«После смерти отца при дворе ходили робкие слухи, что его безвременной кончине поспособствовала матушка, воспользовавшаяся услугами эннийских отравителей. На его месте я бы с радостью выпил любой яд. Она совершенно невыносима».

Немногим позже, сославшись на духоту, Демос поспешил ретироваться на свежий воздух. Левый висок угрожающе разнылся, ознаменовав приближение нового приступа мигрени. Широкая терраса, украшенная мраморными статуями полуобнаженных дев с кувшинами на плечах, пустовала. Вдалеке слышался звонкий смех прогуливавшихся по саду гостей.

Демос сел прямо на ступеньки узкой боковой лестницы, что спускалась к рукотворному садовому ручью, достал курительные принадлежности и принялся аккуратно заталкивать табак в трубку. Он знал, что Ихраз наблюдал за ним, но понять, откуда, не мог. Реши они поиграть в прятки, энниец не оставил бы ему ни единого шанса на победу.

Распорядитель празднеств снова удивил. Маленькие свечи в стеклянных подсвечниках были подвешены к крыше террасы на тончайших проволоках, создавая иллюзию парящих в воздухе огоньков. Здесь, в окружении уютного сияния, Демос чувствовал себя гораздо комфортнее, чем в ярко освещенном многолюдном зале.

«По крайней мере, можно ненадолго спрятаться».

Прием вымотал Деватона окончательно. Герцог поднес лучину к одному из огоньков и прикурил трубку, но наслаждался тишиной недолго — позади него послышались приближающиеся шаги. Мужчина и женщина вели оживленную беседу по-гацонски. Демос узнал низкий голос самого короля Энриге, но не дал себе труда подняться на ноги, чтобы поприветствовать его величество согласно этикету.

«Только тебя не хватало. Ты ошибаешься, если думаешь, что сейчас я вскочу и начну отбивать поклоны. Это неофициальный прием, и никто не обязан расшаркиваться».

— Ваша светлость? — гацонец умело разыграл удивление и остановился подле хозяина дома, созерцавшего звезды, развалившись на мраморных ступенях. — Какая неожиданность, право слово!

— Отличный вечер, не правда ли? — не глядя на короля, произнес Демос. — Такое чистое небо, кажется, еще немного — и можно разглядеть Хрустальный чертог.

«Тонкий намек на то, что ты сейчас некстати. Соизволит ли ваше напыщенное величество его понять?»

— Прелестная погода, — согласился гацонец. — Раз уж мы столкнулись, я хотел представить вам мою дочь Витторию.

«А вот это нечестно, хитрый ты лис. Я не могу не проявить учтивости к даме».

Зажав мундштук дымящейся трубки в зубах, Демос нашарил рукой трость и с трудом поднялся на ноги. Виттория присела в безукоризненном реверансе. Деватон поклонился в ответ и поцеловал руку молодой женщины.

Она, несомненно, была хороша собой. Довольно высокая для гацонки, грациозная и, вопреки имперской моде, не стремилась достичь мертвенной бледности лица. Темные волосы молодой женщины скрывались под громоздким головным убором в виде двух рогов. На лицо Виттории спадала полупрозрачная вуаль, но Демос помнил, что оно было красиво редкой при столичном дворе яркой южной красотой. Многослойное платье с длинным шлейфом усыпали бесчисленные переливающиеся жемчужины — знаменитое сокровище Гацоны.

Однако всю картину портил полный холодной надменности взгляд. Ни один мускул на лице Виттории не дрогнул, когда Горелый лорд улыбнулся ей мерзейшей из улыбок.

«Это отвратительно, но, проклятье, мне нравится. Несгибаемая спесь! Нерушимая уверенность в собственном превосходстве над всем миром. Либо это защита, либо безрассудная смелость».

— Леди Виттория, — церемонно поклонился Демос. — Я поражен.

«Зато теперь она рассмотрела поближе все мои ожоги и шрамы. Девчонка молодец — не выказала ни испуга, ни отвращения. Прекрасное воспитание».

— Вы очень добры, ваша светлость, — Виттория исполнила еще один безупречный реверанс и замолчала.

Деватон учтиво улыбнулся и обратился к ее отцу:

— Признаюсь, ваше появление застало меня врасплох.

— Такова уж моя дочь. Слишком хороша, чтобы не помутить мужской рассудок, — усмехнулся Энриге, поглаживая напомаженную бородку. — Берегитесь, лорд Демос. Пред чарами Виттории никто не может устоять.

«Как знать».

— Надеюсь, вам передали мое приглашение? — сменил тему казначей.

Энриге кивнул:

— Разумеется, но о делах будем говорить позже. Сегодня я лишь воздал должное уважение хозяину дома. И, разумеется, хотел показать Виттории знаменитый сад вашей матери.

«И совершенно случайно отыскал меня на задворках этого великолепия? Ну-ну, как же».

Демос скривил губы в перекошенной улыбке.

— Чувствуйте себя свободно, ваше величество. С удовольствием сопроводил бы вас на этой прогулке, но, к сожалению, вынужден вернуться в зал.

— Благодарю, ваша светлость, — улыбнулся гацонец и поманил к себе Витторию. — С нетерпением жду встречи.

Энриге взял дочь под руку и помог ей спуститься с лестницы. Деватон смотрел им вслед. Они чинно шествовали по главной аллее, переговариваясь по-гацонски и активно жестикулируя. Ветер чуть не унес тонкую вуаль с головного убора Виттории, и король, поймав норовившую улететь ткань, со смехом водрузил ее на место. Девушка расхохоталась приятным низким голосом. За членами королевской семьи на почтительном расстоянии следовала разноцветная свита, возникшая неведомо откуда.

Только сейчас Демос вспомнил о погасшей трубке и тряхнул головой, приводя мысли в порядок.

Эта Виттория и правда сбила его с толку.

* * *

На входе в парадный зал, где знать вовсю кружилась в танце, Демоса перехватил Ихраз.

— Канцлер прибыл.

— Пусть Лахель проводит его в синий кабинет. А ты еще раз убедись, что нам никто не помешает.

— Как прикажете, господин, — слуга растворился в цветастой толпе.

«Как у него это получается? Только что был здесь, а моргнешь — уже исчез».

Хотя формально резиденция принадлежала Демосу, всем в доме заправляла мать, и потому эта каменная громадина была нашпигована всевозможными слуховыми окошками и потайными ходами, использованием которых леди Эльтиния не пренебрегала. Мать, следовало воздать должное ее талантам, действительно умела добывать информацию, когда того требовали обстоятельства. Тому же она научила и Демоса, и он бы слукавил, попытавшись утверждать, что ему не пригодились эти навыки.

«В этом и проблема: обучив меня тому, в чем сама так хороша, ты была уверена, что я перейму и твое мировоззрение. Но я лишь наполовину энниец, мама, и взгляды на жизнь у меня иные. Я знаю все твои пути и методы, открываю замки и тайники, могу предугадать почти все твои шаги и действия. Теперь ты раздражаешься, ибо я взял лучшее из твоей любви к интригам, но продвинулся дальше, следуя новым правилам в новом месте. А ты так и продолжаешь играть старыми картами из столичной эннийской колоды, словно все еще живешь в Сифаресе. Очнись, мама. Эта игра слишком опасна даже для таких, как мы».

Лахель ожидала господина возле дверей кабинета. Эту комнату он облюбил еще с детства: прохладное помещение без окон служило хранилищем для старых карт и свитков, которые по одному ему известным причинам отец не хранил в библиотеке Амеллона. О, как же Демос любил изучать эти древности! Правда, всегда под бдительным наблюдением отца.

«Я и забыл, как же здесь спокойно. Нужно наведываться сюда чаще».

Ирвинг сидел в массивном кресле, рассматривая книжные полки. Он сильно сдал за это время: череп обтянут кожей, провалившиеся глаза, нездоровый оттенок лица. Однако взгляд канцлера все еще сохранял остроту.

— Я знал, что вы образованный человек, лорд Демос, но такой страсти к истории Древней империи не ожидал даже от вас, — проговорил Аллантайн, когда дверь за Деватоном тихо захлопнулась.

Демос зажег несколько высоких свечей и устроился в кресле напротив канцлера.

— Наследство отца. Жаль, я не располагаю должным количеством времени, чтобы все изучить.

— Возможно, и не стоит. Церковь не одобрит излишнего рвения к изучению Древней империи.

— После того, что мы с вами натворили, наставники с удовольствием сожгут нас за измену и без этих книг, — напомнил Демос.

Ирвинг хрипло усмехнулся.

— Ой ли? После того, как мы оказали им услугу и не допустили смуты в государстве?

— Вопрос в том, каким образом мы это провернули. На нас могут обидеться за то, что мы не поделились информацией.

— Как бы то ни было, дело сделано, а кроме нас и вашей матери о произошедшем никто не знает.

— Я не был бы в этом так уверен. Вдруг мы что-то упускаем?

— Если кто-то и осведомлен, то почему молчит?

— Выжидает?

— Чего? — прокаркал канцлер. — Если кто-то хочет устроить дворцовый переворот, мой ему совет — пусть делает это сейчас, пока новый император не избран, а страна управляется силами Малого совета. Как только появится новый правитель, разыгрывать козыри с завещанием его предшественника станет сложнее. Опять же, самого документа больше нет, и я не помню, чтобы покойный делал копии.

— Но как же Изара? Ведь мы все еще ее не нашли. Увы, пока что я не могу добраться до церковников, чтобы поверить наши соображения, — Деватон виновато развел руки в стороны. — Слишком велик риск. Но вскоре я надеюсь пролить свет на эту тайну.

Ирвинг молчал, массируя разнывшиеся суставы.

— Опасно, Деомс, — наконец изрек он. — Очень опасно.

— Мой младший брат состоит в Ордене. Ренар слишком молод, чтобы обладать достаточным влиянием, но все же помог мне ухватиться за ниточку.

— Надеюсь, вы справитесь, Демос. В интересах государства.

«Или же в твоих?»

— Разумеется, — кивнул Деватон. — Что еще у вас на уме, лорд Ирвинг?

Аллантайн устремил на казначея бесцветные глаза.

— Все еще сомневаюсь, что вас следует в это посвящать.

— Ну вот, вы уже меня заинтриговали, — рот Деватона разрезала кривая улыбка. — Впрочем, настаивать не буду. Я и без того храню множество тайн.

— Большой соблазн унести это с собой в могилу и не будоражить молодые умы. Ведь я последний, оставшийся в живых, кто может предать это огласке.

Демос нетерпеливо забарабанил пальцами по столу.

«Зачем тогда заикаться об этом?»

— Вам виднее, лорд Ирвинг.

— Вы мудрый человек, Демос, и сами решите, давать этому впоследствии ход или нет, — прошелестел канцлер. — Мы с вами считали себя заговорщиками, но, поверьте, сотворенное нами — лишь невинная шалость по сравнению с тем, что мне довелось повидать на своем веку. И все, кто в этом участвовал, заплатили жизнями. Остался лишь я.

Деватон стер с лица улыбку и подался вперед.

— Продолжайте.

Канцлер снял с шеи длинную цепь с подвеской в виде правильного восьмиугольника и передал казначею:

— Для начала я просто хочу оставить это у вас. Когда придет время, вы все поймете.

Демос принялся внимательно рассматривать кулон.

— Пока что я ничего не понимаю.

— Не хочу преждевременно подвергать вас риску. Ведь свой долг я еще так и не отдал. А забирать вас собой в Хрустальный чертог преждевременно означает совершить преступление перед будущим империи, в которое вы способны внести ценный вклад.

— Вы больны? Или вам что-то угрожает? — Демосу не удалось скрыть напряжения, и его голос сорвался.

«Почему я не мог отделаться от ощущения, что ты пришел попрощаться? Это очень странно и совершенно тебе не свойственно. В какое дерьмо угодила твоя дряхлая задница, Ирвинг?»

— Смерть давно дышит мне в затылок, друг мой, — пожал плечами старик. — Сама она решит это сделать или ей помогут, уже не важно, ведь я к этому готов. Но я возьму с вас клятву: что бы ни произошло дальше, сделайте так, чтобы мой сын не был в это вовлечен. До тех пор, пока вы не решите предать огласке то, что узнаете, если, конечно, решите, поклянитесь, что Брайса это не коснется. Пусть пьет и охотится в свое удовольствие, лишь бы держался подальше от столицы. Нечего ему лезть в политику. Вы проследите за этим?

— Ваш сын не узнает, — хрипло проговорил Демос.

«Что же ты задумал?»

Где-то в глубине черепа зародилась маленькая ноющая точка боли.

— И еще, — продолжил канцлер. — Никому не показывайте вещь, что я вам дал. Я хочу уйти, оставив их в уверенности, что тайна погребена вместе со мной.

— Кого — «их»?

— Вот и выясните, если вам станет интересно.

— Посмотрим, лорд Ирвинг. Посмотрим… — Демос потер виски, надеясь ненадолго отогнать спазмы.

Кряхтя, Аллантайн поднялся на ноги и с видимым облегчением оперся на инкрустированный костью посох.

— Видите, я уже не могу ходить без палки. Конец близко.

Деватон невесело усмехнулся и кивнул на трость:

— Я вдвое младше вас, но тоже не могу передвигаться без опоры. Что же тогда сказать обо мне?

— Так и вам смерть наступает на пятки, друг мой! Это же очевидно, — прохрипел канцлер. — Но у вас хотя бы есть силы водить ее за нос. Чем ближе люди оказываются к трону, тем чаще гибнут. Я уже давно немолод, а излишняя осведомленность заставляет стареть еще быстрее. Мой вам совет, Демос, ни за что не соглашайтесь на должность канцлера, даже если вас будет умолять на коленях весь Малый совет.

— Я бы с удовольствием на это посмотрел.

Ирвинг рассмеялся отвратительным булькающим смехом.

— Получите удовольствие от зрелища, но откажите. Пребывание на этом посту закончит то, что не доделал тот пожар. Простите мою бестактность, но я хочу, чтобы вы уяснили это раз и навсегда. Пост канцлера вас убьет.

По лицу Деватона пробежала тень. Ирвинг вгляделся в шрамы от ожогов собеседника. Демос посмотрел на свои руки, сжимавшие набалдашник трости. В полумраке кабинета уродство не так бросалось в глаза, до даже при этом освещении было заметно.

— Все еще болят? — Аллантайн кивнул на следы от ожогов.

Демос устало покачал головой.

— Уже нет. Прошли годы, но я помню все, словно это было вчера.

— Вы об этом никогда не забудете. Смиритесь.

— Я и не пытаюсь бороться, — признался Деватон. — Просто плохо сплю по ночам.

— Дальше будет только хуже, уж поверьте старику. На всякий случай, прощайте.

Аллантайн вышел, оставив казначея наедине со странным подарком. Деватон долго вертел в руках подвеску, пытаясь понять ее назначение. Однако головная боль не дала ему сосредоточиться на размышлениях.

«Где-то я видел нечто подобное. Но вспомнить бы, где?»

В дверь просунулась голова Лахель. Демос резким движением сунул руку с таинственным предметом в карман.

— Вас хочет видеть мать, господин.

— Столько лет прошло, а она до сих пор выгоняет меня из этого кабинета, — грустно усмехнулся он. — Ничего не меняется.

— Что это? — телохранительница заметила свесившуюся из кармана цепочку от подвески. Демос поспешно заправил ее обратно и поднялся на ноги.

— Хотел бы я знать, моя дорогая. Хотел бы я знать…

 

Глава 5

Эллисдор

— Значит, их четверо, — заключил Джерт, взяв протянутый Артанной факел. — Ночь будет долгой. Ты ведь дашь мне отгул после такого, командир?

— Не нагулялся, кобель драный? — вагранийка осеклась, вспомнив о присутствии Грегора. Джерт здорово облажался, соблазнив служанку посла, но Сотница не собиралась сдавать своего бойца герцогу. Скандал вряд ли мог способствовать началу плодотворного сотрудничества. — За работу, Медяк.

Они собрались в маленькой зале, некогда служившей местом отдыха для стражи. После кончины лорда Рольфа подземные помещения использовались по назначению все реже. Охрана перебралась наверх, в тепло, да и узников поубавилось: содержать их теперь предпочитали в более удобной тюрьме Нижнего города. Большинство камер ныне использовались в качестве складов.

— Не тяните, мы и так потеряли много времени, — Грегор, не мигая, вглядывался в темный дверной проем. Рядом с герцогом стоял Альдор, вцепившись обеими руками в массивную связку ключей. Артанна зажгла толстую свечу и водрузила ее на пустой стол. Воск ворчливо зашипел, и огонь ярко осветил часть осунувшегося лица женщины.

— Как прикажешь, — сказала она, поднимаясь со скамьи.

Джерт остановил наемницу:

— Я сам. Сначала попробую просто поговорить.

— Мы уже пытались говорить, — раздражился Волдхард. — Это ни к чему не привело.

— Возможно, вы задавали не те вопросы и не на том языке, — учтиво улыбнулся энниец. — Если мои догадки подтвердятся, мы получим нашего отравителя, не заставляя страдать невинных. Вы же хотите избежать лишних жертв?

Грегор утвердительно кивнул.

— Раз у тебя есть план, энниец, действуй. Мне нужен результат, а не болтовня.

Медяк улыбнулся.

— О, вы не представляете, насколько она может быть полезной, — он подмигнул оставшимся и начал спускаться во тьму подземелья. Его мягкие шаги отдавались тихим эхом. Джерт прикоснулся пальцами к выступу в стене и принюхался. — Воняет, как в склепе. Одиночеством и отчаянием. Обожаю.

Проводив Медяка взглядом, Грегор повернулся к Артанне.

— Ты ему доверяешь?

— Разумеется, нет, — фыркнула наемница. — Он же наемник.

— Странно, — смутился Альдор. — Мне казалось, у тебя сложились доверительные отношения с бойцами.

— И держатся они исключительно на своевременной и щедрой оплате. — Вагранийка поежилась от холода и плотнее закуталась в плащ. — Перестань я платить своим бойцам, глядишь, только Веззам да Шрайн останутся, и то ненадолго. Будь спокоен, Альдор. Медяк, хоть и паршивец редкостный, с головой дружит.

Грегор пожал плечами:

— Но как можно держать рядом с собой тех, кому не веришь?

Артанна пристально посмотрела Волдхарду в глаза.

— Возможно, это тебе стоит задуматься, нужно ли доверять всем, кого ты держишь при себе, — ответила она. — Кто знает, вдруг в эту неприятную историю тебя загнала излишняя наивность?

* * *

Джерт медленно шагал по мокрым каменным плитам и вспоминал влажные прелести златовласой девы. Ноги обдувал мерзкий сквозняк, а чресла все еще звенели от напряжения. Жаль, что Артанна его прервала: хрупкая служанка латанийского посла могла стать интересным опытом. С вагранийками у него тоже ни разу не случалось, и это было еще одним упущением. Впрочем, к демонам обеих. Пока что.

Джерт воочию увидел, что означал разговор по-хорошему в представлении Грегора Волдхарда — на слугах не осталось живого места. Правитель Хайлигланда не пощадил никого: ни старика, ни двух молодых парней, ни женщину. Вздохнув, энниец пообещал себе не провоцировать герцога на конфликт.

— Интересно, как все это выдерживала Артанна? — задумчиво прошептал он, глядя на первого пленника.

Узник оказался тупым, как пробка. Из его рассказа Джерт сделал вывод, что тот в основном выполнял всякую работу, требовавшую применения грубой силы. Кроме того, этот недалекий детина бывал на кухне нечасто и уж точно не таскал подносы в господские покои. К приготовлению пищи его не подпускали, хотя он всеми правдами и неправдами туда рвался в надежде стащить лишний кусок съестного.

Второй узник был уже в преклонных летах. Его руки сильно тряслись, а маразматичная голова соображала с трудом, и Медяк всерьез сомневался, что старику поручили бы столь ответственное дело, как отравление посла.

Оставались еще двое — юнец и женщина. Насчет паренька энниец сомневался. В замке он появился относительно недавно, пришел вместе с кучкой батраков. Судя по тому, что рассказал о нем эрцканцлер, мальчишка из шкуры вон лез, чтобы выслужиться и остаться на теплом месте. Едва ли ему хватило бы духу плевать в колодец, из которого он пил вкусную водицу, но проверить стоило всех.

Медяк смог беззвучно отпереть замок и скользнул внутрь камеры. Смесь ароматов фекалий и сырости едва не вышибла из него дух, заставив проклинать излишне чувствительный нос. Джерт прикрепил факел к стене и подошел к скрюченному человечку. Тот выставил вперед руку, защищаясь от непривычно яркого света.

— Видать, тебя тут не особо кормят, — произнес наемник по-эннийски и достал сверток с хлебом и сыром. — Достал для тебя кое-что, пока служанки отвернулись.

Узник округлил ввалившиеся глаза и замотал головой:

— Что?

— Значит, и ты не знаешь языка, — Джерт нахмурился. — Мои надежды начинают стремительно разваливаться.

— Я не понимаю…

— Хлеб жуй, говорю, — наемник перешел на знакомое парню наречие. — Сколько тебя не кормили?

— Два дня как. И били… Гвардейцы били… Герцог бил…

— Изящные манеры в этих местах не в почете, я уже понял, — кивнул энниец. — Давай договоримся: я тебя кормлю и пою, а ты отвечаешь на мои вопросы. Все, что знаешь. Лупить не буду.

Мальчишка согласно ухнул, набивая рот долгожданной едой.

— Не налегай ты так, потом кишки крутить начнет, — предостерег Джерт.

— Простите, господин, уж очень жрать хочу, аж гадить нечем.

Медяк покосился в сторону угла, служившего отхожим местом.

— А так и не скажешь. Ладно, малец, расскажи, как тебя зовут, и как давно ты в замке.

— Ройко я, из Кроддена.

— Это где?

— В Спорных землях, потому и ушел оттуда. Деревушка у нас была небольшая, один налет — и все, сгорела. — Ройко запихнул в рот кусок сыра и, почти не прожевав, проглотил. — Вот и пошли мы на юг, чтобы батрачить или в войско вступить. Так добрались до Эллисдора, здесь и остались.

— Но ты, как я вижу, не в войске.

— Угу, — жуя, кивнул парнишка. — Покамест в замке были, я слонялся по двору, помогал девкам-служанкам. Ну, то ведра дотащить, то овса коням насыпать, то репу почистить. Все по мелочи. Да и пригодился как-то. Я б остался, да вот уже и не знаю, что теперь со мной будет. Может вообще повесят. Знавать бы только, за что.

— Если поможешь мне, попрошу не вешать. Но чур без вранья, — прошептал Джерт, протягивая узнику мех с водой.

Мальчишка с остервенением припал к горлышку, драгоценные капли воды стекали по подбородку. Утолив жажду, он вытер рот тыльной стороной ладони, еще сильнее размазав грязь по чумазому лицу.

— Вот это я понимаю! Спрашивай, добрый человек.

Джерт криво усмехнулся. Интересно, кем бы его назвал этот малец, узнай он об истории с лекарем из Гивоя?

— Расскажи, что ты видел и где был в вечер, когда отравили посла.

— Я уже говорил герцогу, — вздохнул Ройко. — Помогал на кухне, таскал ведра из колодца, вроде дрова носил и растапливал печь, ощипывал куропаток. Меня еще кухарка гоняла, что-де медленно с ними вожусь.

Джерт внимательно посмотрел на мальчишку.

— Давай-ка поподробнее. Кому ты отдал птицу, когда ощипал?

— А я и не отдавал — у меня отобрали, — пожал плечами узник. — Инья сказала, что доделает, а меня отправила в погреб за разносолами. Барон любит ими закусывать.

— То есть куропаток ты отдал Инье.

— Ага.

— И больше ты их не видел?

— Неа, — замотал головой юнец. — Можно мне еще хлеба?

Наемник отломил щедрый кусок и протянул мальчишке:

— Бери, заслужил. Расскажи об Инье.

— Да я мало что сказать могу, не особо мы с ней ладили, — сник Ройко. — Гоняла она меня туда-сюда и покрикивала за нерасторопность. Но в тот день была добрая, сама предложила с этими птичками, будь они неладны, закончить.

— Почему ты не рассказал об этом герцогу?

— Не успел. Он мне так врезал, что я потерял сознание. Когда очухался, уже никого не было. Потом пришел стражник. Сказал, допросят позже.

Получалось, до самого интересного лорд Грегор так и не добрался. А ведь эта Инья как раз оказалась последней заключенной, ожидавшей его визита в соседней камере.

— Давно Инья при замке? — спросил Джерт.

— Пару месяцев точно. Примерно вместе со мной появилась, но пришла с юга. То ли из Гацоны, то ли из Гивоя. Точно южанка — вечно зябнет и кутается. Говорит, холодно ей в этих краях. Но дело знает хорошо, с половником ловко управляется. Вот бы ее похлебки сейчас плошку…

Джерт и сам бы отдал многое, чтобы согреться горячей едой. От холода не спасал даже одолженный у Артанны шерстяной плащ. При мысли о дымящемся наваристом супце свело живот. Отогнав эти мысли, Джерт вернулся к разговору.

— Кутается, говоришь?

— Ага, постоянно в шарфе ходит — шею заматывает. А ведь это… как говорится… непрактично! На кухне ведь пар валит — у меня вон рожа постоянно красная. Я даже как-то посоветовал Инье тряпку-то эту снимать, чтоб ненароком не размоталась. А она как гаркнет, чтоб я шел подальше со своими советами. В общем, не сложилось у нас. А так — баба как баба. Волосы, правда, красивые. Длинные, черные, блестящие. Коса толщиной с твой кулак!

— Значит, прячет шею, — задумался Джерт.

— Ее самую. Может больная, али шрам какой, — предположил узник.

Энниец поднялся на ноги и отряхнулся.

— Кажется, это все, что мне требовалось знать. Спасибо, Ройко, ты мне очень помог.

Он взял в руки факел и приоткрыл дверь, затем помедлил пару мгновений и бросил парню оставшийся хлеб.

— Нравишься ты мне, мозгляк. Постарайся не помереть, пока мы тут разбираемся.

— Уж постараюсь, добрый человек, — невнятно промямлил паренек, снова набивая рот мякишем. — Жить-то охота.

Джерт вышел из камеры, тихо запер дверь и замер, обдумывая услышанное от Ройко.

Барон Альдор, следовало отдать ему должное, оказался либо везучим, либо не таким уж идиотом, раз умудрился схватить Инью и закрыть в подземелье от греха подальше. Загадочная служанка наиболее удачно вписывалась в картину: одиночка, чужестранка, прятала шею, была допущена к самой кухне. Более того, в тот вечер именно она отчего-то решила заняться посольским ужином.

И прятала шею.

Это лишь подтверждало догадку и наводило на размышления. А думать Джерт любил.

Ни герцог, ни его помощники не имели ни малейшего понятия о яде, с которым им пришлось столкнуться. Монах оказался прытким — опознал и среагировал быстро, чем спас латанийке жизнь. К божьему человеку у Джерта тоже были вопросы. К примеру, что он забыл в Эннии? Взаимная неприязнь церковников и эннийцев была широко известна. Если этот брат Аристид был простым проповедником, каким усиленно хотел казаться, то где и зачем так хорошо изучил особенности древней забавы с отравами?

И, разумеется, ни герцог, ни барон не знали, что «Благословение Дринны» редко покидало пределы Эннии. Цена яда оставалась неизменно высокой ввиду феноменальной сложности изготовления и объективной непрактичности. Куда попало не добавишь — вещество проявляло свое присутствие в вине и воде, обладало характерным ароматом, который приходилось заглушать травами и специями. Все эти тонкости со временем превратили «Благословение Дринны» скорее в ритуальное оружие. Им убивали любимых, желая избавить от страданий. К нему прибегали аристократы, жаждавшие безболезненно свести счеты с жизнью. Но политических противников с его помощью не устраняли еще со времен Древней империи. И Джерту было интересно, почему, рассказав правителю Хайлигланда об этом яде, монах умолчал об иных деталях, способных помочь делу. Вряд ли он не был в курсе, если смог так ловко опознать отраву.

В одном Джерт был уверен: тот, кто выбрал в качестве оружия этот яд, имел отношение к высшей эннийской знати. Лишь представители Магистрата и их приближенные могли позволить себе услуги мастеров «Рех Герифас», владевших секретами его изготовления. Сам яд не продавался — продавалась услуга, которую оказывали люди из этого общества. И они никогда не сотрудничали с чужаками.

По всему выходило, что кто-то в Эннии настолько хорошо заплатил «Рех Герифас», что они добрались до самого Хайлигланда. Неслыханное дело.

Пламя факела отбрасывало на поверхность мокрой каменной кладки замысловатые узоры. Джерт аккуратно перебрал ключи и, найдя искомый, тихо отпер массивный замок. Дверь поддалась. Он уже рисковал, попросту сунув нос куда не следовало. И если он окажется прав в своих суждениях, в скором времени Эллисдору станет не до смеха.

Своего рода ирония: то, чего Джерт так старательно избегал, упрямо настигало его даже в этом захолустье. Кто бы мог подумать? Но к тому все и шло.

Инья сидела на полу, прижавшись спиной к покрытой плесенью стене. Глаза женщины были прикрыты, черные волосы спутались, одежда порвана и заляпана кровью, однако обезображенное побоями лицо выражало полное умиротворение — живое подтверждение россказням, что люди из «Рех Герифас» не подвластны боли.

Настало время для маленького блефа.

— Позорный провал, — тихо сказал Джерт по-эннийски, следя за лицом узницы. — Тобой недовольны.

Не открывая глаз, женщина медленно повернула голову в его сторону. Наемник сел на корточки напротив Иньи и поднес к ее лицу факел. Кулаками хайлигландцы работали куда лучше, чем головой.

— Она жива, — продолжил он.

— Работу все равно закончат, — хрипло ответила женщина. — А меня убьют. Таков порядок, я знаю. Ты это сделаешь?

— Не сейчас. Но позже я предоставлю тебе возможность выбрать смерть, которую ты пожелаешь.

— Это не имеет значения, — сдавленно проговорила Инья и зашлась в кашле. — Мне и так скоро конец.

— Всем нам рано или поздно приходит конец.

— Много говоришь.

— О, я только начал. Сними шарф.

— Ты ведь знаешь, что там увидишь, верно? — легкая улыбка тронула опухшее лицо женщины.

— Хочу получше рассмотреть.

Инья повернулась спиной и медленно размотала грязный кусок ткани. Джерт откинул в сторону ее волосы и увидел знакомое клеймо. Слишком знакомое.

— Меня впечатлило, что в этой дыре нашелся человек, способный сообразить, что к чему, — прохрипела Инья. — Если бы не тот монах…

— Ты не могла знать, что он появится, — пожал плечами наемник.

Ее ни в коем случае нельзя было отпускать живой.

— Доволен? — осведомилась она.

— Более чем. Почему именно «Благословение»?

— Приказали подарить легкую и безболезненную смерть. Женщина не должна была страдать.

— Кто приказал?

Вместо ответа Инья снова улыбнулась. Моргнув, она посмотрела на Джерта:

— Раз ты знаешь, кто я, то должен помнить, что мы не выдаем имен.

— А если я очень сильно попрошу?

— Попробуй. Но, боюсь, скоро тебе будет не до меня. Сколько времени прошло со дня отравления?

— Семь дней.

— Солнце уже закатилось?

— Да.

Инья рассмеялась, вскоре ее смех перешел в клокочущий кашель, и она согнулась пополам, ловя ртом воздух.

— Чему радуешься?

Отдышавшись, женщина вытерла губы грязной рукой.

— Дело с самого начала пошло не так. С того самого момента, как в замке появился монах, а барон отказался от еды. Но я больше ничего тебе не скажу.

— И все же я рискну спросить, — горячее дыхание Джерта обожгло шею Иньи. — Давно не пытал людей, но, если придется, брезговать не стану.

Узница снова засмеялась, из груди вышел мерзкий хрип, не суливший ничего хорошего ее обладательнице.

— Пока ты болтаешь здесь со мной, вашего посла снова убивают, — прохрипела она. — Работа будет закончена. Сегодня. Сейчас.

Джерт выругался и вскочил на ноги.

— Давай, беги, — тихо проговорила Инья и отвернулась. — Все равно не успеешь.

Медяк уже ее не слышал. Он бежал изо всех сил. Если у них еще оставалось время, то его было непозволительно мало.

— Быстро наверх! — взревел Джерт, влетев в залу, где его ждали остальные. При подъеме он поскользнулся на отполированном камне и едва не сосчитал челюстью ступеньки. Цена излишней спешки в неподходящей обуви.

— Что стряслось? — встрепенулась Артанна.

— Сегодня снова попытаются убить посла, — запыхавшись, проговорил энниец. — Прямо сейчас! Да шевелитесь вы уже!

Волдхард не проронил ни слова, но в два прыжка оказался рядом с наемником. Несмотря на внушительные габариты, герцог оказался значительно проворнее, чем ожидал Джерт.

— Бегом, — обронил он и взлетел вверх по лестнице. Артанна последовала его примеру и бросилась наверх. Барон отстал и плелся сзади.

— Что происходит, Медяк? — на ходу спросила вагранийка, перепрыгивая через ступеньку.

— Позже.

— Сейчас.

— Дело дрянь. Я все объясню потом, клянусь.

Артанна не стала спорить. Они лихо одолели подъем и, поплутав по лабиринтам, выбрались в общий зал. На ходу Альдор выкрикивал приказы, веля закрыть ворота и никого не выпускать. Грегор столкнулся с какой-то девицей, тащившей корзину с бельем. Барахло разлетелось по полу, Артанна прошлась по тряпкам и даже не обернулась на причитания.

Когда они добрались до герцогского крыла, вагранийка остановила Волдхарда:

— Мы с Медяком идем первыми.

— Но…

— Мы идем впереди, Грегор. Мало тебе посла, так хочешь сам схватить отравленный кинжал под ребро?

— Послушай Артанну, — Альдор положил руку на плечо друга. — Вдруг это ловушка?

Герцог нехотя согласился:

— Делай свою работу. Я буду держаться позади.

Наемница кивнула и повернулась к Джерту:

— Прикрывай.

Энниец еще раз проверил ятаган и присоединился к командиру.

В господском крыле царила тишина. Большие светильники в коридоре, вопреки обыкновению, не горели, и свет исходил лишь от немногочисленных свечей в стенных нишах. Наемники тихо подкрадывались к покоям посла. Джерту подумалось, что сапоги хоть и скользили, все же имели свое преимущество: подошва мягко касалась пола, шаги не издавали ни единого звука. Правда, особого смысла в этом уже не было: окованная металлом обувь Грегора отстукивала ритмичное «дзинь-звяк» и сводила на нет всю конспирацию.

Возле двери лежало тело гвардейца. Артанна наклонилась к трупу и бегло осмотрела рану — убит одним аккуратным ударом кинжала ровно в глазницу. Быстрая смерть, подаренная умелым воином. Джерт тихо присвистнул:

— Не удивительно.

Наемница припала ухом к двери и прислушалась.

— Голоса, — почти беззвучно проговорила она. — Два.

— Времени нет, — Грегор раздраженно оттолкнул Артанну и пинком распахнул дверь.

Вагранийка скривилась, тихо ругнулась и, обнажив клинок, вошла в покои. Медяк извлек из ножен ятаган и последовал за ней. Нервным жестом Сотница вновь приказала Грегору держаться сзади.

Прямо возле порога лежало еще одно тело, на этот раз человека из «Сотни». Труп лежал лицом вниз. Растекшаяся под ним лужа крови еще не успела застыть.

— Свеженький, — констатировал Джерт и направился в гостиную.

Спиной к нему, чуть запрокинув голову, неподвижно сидела обладательница роскошной копны золотых волос. Он учуял аромат ландышей — так же пахла его недавняя любовница. Служанка не шелохнулась, лишь легкий сквозняк трепал выбившиеся из сложной прически волоски. Джерт обошел женщину и сокрушенно покачал головой.

— Мертва? — беззвучно спросила Артанна.

Энниец кивнул и провел пальцем по горлу, демонстрируя причину смерти. Тонкие шелка одежд убитой латанийки обагрились кровью, на шее зияла глубокая рана. Аккуратно сработано, почти изящно. Вполне вписывалось в почерк «Рех Герифас». Лицо служанки застыло в недоумении, остекленевшие глаза так и остались открытыми. С этой латанийской красоткой порезвиться больше не удастся, а жаль. Но даже будучи мертвой, со второй улыбкой на горле, она казалась привлекательной. Медяк тряхнул головой и отогнал эти мысли: не хватало еще, чтобы у него встал на труп. Джерт ласково прикоснулся к лицу латанийки и закрыл ее глаза. Все же прискорбно, что у них так и не получилось довести дело до конца. Медяк глубоко вздохнул.

Грегор остановился перед дверью спальни. Оттуда доносились обрывки торопливой речи монаха.

— Видать, этот ваш боженька и правда бережет своих людей, — хмыкнула Артанна и потянула дверь на себя.

Ввалившись в покои, наемница застыла. Джерт едва успел затормозить, чтобы не врезаться в командира. Позади коротко брякнул железом Грегор.

Брат Аристид заслонял собой кровать посла. В одной руке он держал массивный подсвечник, в другой — свои металлические четки. Лицо божьего человека выражало упрямую сосредоточенность, но страха не было. Артанна невольно задумалась, через что же пришлось пройти этому Аристиду, если его не пугал даже такой враг. На монаха надвигался крепкий мужчина, вооруженный мечом и кинжалом. Услышав шум, он обернулся и на миг замер.

— Простите, что без стука, — широко улыбнулась Артанна. — Но у вас, кажется, тоже проблемы с этикетом.

Убийца неразборчиво выругался.

Медяк что-то крикнул ему по-эннийски, и брови человека удивленно поползли вверх. Грегор дернулся было в его сторону, но был остановлен наемником.

— Тише, ваша светлость. Довольно на сегодня кровопролития.

— Но…

— Все сложнее, чем вы думаете, — мягко сказал Джерт. — Позвольте мне с этим разобраться.

По мере того, как наемник продолжал свой монолог по-эннийски, лезвие меча незваного гостя опускалось все ниже.

— А понятно выражаться нельзя? — раздраженно спросила Артанна.

Медяк и перешел на имперское наречие и обратился к герцогу:

— Этот человек готов сдаться. Готов ведь?

— Готов, — кивнул убийца. — После того, как закончу начатое.

Он резко повернулся к брату Аристиду, и вскинув кинжал, ударил. Не ожидавший такой прыти монах не успел отшатнуться — лезвие клинка легко вошло в его плоть и столь же легко вышло. Божий человек выронил уже бесполезный подсвечник и осел на кровать. Светлая монашеская ряса начала пропитываться кровью.

Грегор взревел и бросился на убийцу. Тот успел поднять меч и отбил первый удар герцогского клинка. Джерт посмотрел на свои ножи и покачал головой — метать было слишком опасно, а ятаган только помешал бы. Артанна поймала его взгляд, что-то проворчала себе под нос и сделала знак оставаться на месте. Брат Аристид сполз на пол, держась за плечо.

Герцог атаковал, но размахнулся по чересчур широкой дуге и задел столик со снадобьями. Склянки со звоном опрокинулись и раскололись, окрасив пол. Убийца сделал ответный выпад, но Грегор блокировал удар и навалился на клинок всем весом. Оба застыли. Артанна бросила меч, тут же подскочила к незваному гостю сзади, обхватила его за шею и воткнула вытащенный из-за пояса кинжал ему в бок.

— Надеюсь, это убедит тебя опустить меч, — прохрипела вагранийка, продолжая сдавливать шею убийцы. Окованный металлом наруч впился в его глотку и болезненно сдавливал кадык.

Враг захрипел и бросил клинок. В следующий момент он получил мощный удар под дых — Грегор бил сильно.

— Он нужен нам живым? — Артанна повернулась к Джерту.

— Не обязательно, — ответил энниец. — Он из «Рех Герифас» и вряд ли сможет сказать больше, чем я или узница Инья.

— А говорил, довольно на сегодня крови, — пожала плечами наемница и отпустила мужчину. Тот грохнулся на колени, прижимая руки к кровоточащему боку.

Волдхард молча вонзил меч в грудь незваного гостя. Убийца упал, затрясся в конвульсиях, хрипя и пуская кровавые пузыри. Еще через мгновение он испустил дух.

Джерт одобрительно хмыкнул, оценив удар.

— Я, пожалуй, постараюсь никогда не злить вашу светлость.

— Брату Аристиду нужна помощь, — проговорил Альдор. — Рана сквозная, в плечо.

— Могло быть и хуже, — прошептал церковник, морщась от боли. — Заживет быстро. Но лучше промыть и перевязать.

— Я пошлю за помощью, — барон поднялся на ноги и обвел взглядом разруху в покоях. — Здесь все равно нужно прибрать.

Монах попытался сесть. Грегор придержал его и подложил подушку под спину.

— Понятия не имею, как вы узнали, но, слава Хранителю, подоспели очень вовремя. Одним подсвечником я бы отбивался недолго, — проговорил церковник.

Герцог нашел упавшие четки и протянул их хозяину.

— Возможно, помогли ваши молитвы. Не забрасывайте это дело, у вас хорошо получается.

Монах улыбнулся, но оскал вышел кривоватым — рана не позволяла строить из себя героя.

— Непременно продолжу, — сказал он.

Артанна вытерла клинок о покрывало и вернула в ножны. Наемница выглядела усталой, но чувствовала себя еще гаже. «Сотня» лишилась очередного бойца в первый же день мирной вахты. Неутешительное начало. Гарт — так его звали. Хороший был мечник. Артанне еще предстояло написать письмо старосте деревни, где жила семья погибшего. Рассказать, что случилось, приложить кошель с серебром — уж сколько наскребет. Она уже начала ненавидеть дурацкую традицию, которую сама же и завела. Но отменить этот обычай не позволяла совесть. Чертова совесть приносила лишь проблемы.

Джерт подошел к командиру.

— Ты жаждешь объяснений, верно? — спросил он.

— Какая проницательность. — У Сотницы адски пересохло во рту, и она озиралась по сторонам в поисках выпивки. — Где-то здесь я видела кувшин с вином.

— Предупреждаю: получится очень долго и с кучей иноземных слов.

— Мы как-нибудь переживем.

— Я могу не рассчитывать на сон сегодня, да?

— Как и я, — вздохнула Артанна. — Тот еще вечерок, да?

Энниец прищурился и широко улыбнулся.

— Пока могу сказать одно — тебе со мной очень повезло.

— А вот этого я пока не готова утверждать, — отрезала вагранийка и обернулась к вернувшемуся Альдору.

Покои заполнились топотом ног, лязгом оружия, встревоженными голосами. В комнате внезапно стало тесно от прибывших слуг и солдат, их кровавые следы перепачкали весь пол. Эрцканцлер отдавал распоряжения, церковники суетились вокруг брата Аристида, Грегор о чем-то разговаривал с капитаном стражи. Тот виновато качал головой и разводил руками. Сотница почти ему сочувствовала.

Артанна увидела на подоконнике кувшин. Молясь о том, чтобы в нем было вино, она протерла краем рубахи металлический кубок и подошла к окну. Она подняла глаза на тот самый витраж, подарок Рольфа и с трудом преодолела желание швырнуть в него чашей, которую крепко стискивала в руках. В Эллисдоре воспоминания преследовали ее на каждом шагу.

Наваждение было развеяно удивленным оханьем, донесшимся из глубины комнаты.

— Очнулась! Посол пришла в себя! — взвизгнул кто-то из слуг.

Грегор, забыв обо всем, бросился к кровати Ириталь.

— Милостивый Гилленай!

Посол медленно моргала и трясла головой, прогоняя затяжной сон. Она попыталась подняться на локтях, но беспомощно рухнула обратно на подушки. Волдхард сгреб ее в охапку и крепко прижимал к себе, что-то шепча. Ириталь оглядела комнату и удивленно вскинула брови.

— Что произошло? — хрипло произнесла она.

— Боюсь, в двух словах и не расскажешь, — улыбнулся Грегор.

— Ну почему же? — ухмыльнулся Джерт. — «Полное дерьмо» вполне подойдет для описания ситуации.

Герцог задержал взгляд на Медяке, подоткнул одеяло Ириталь и поднялся на ноги. Держа руку на перевязи меча, он вплотную подошел к эннийцу.

— Сегодня ты проделал большую работу.

Джерт учтиво поклонился.

— Рад помочь вашей светлости.

— Ты преуспел там, где потерпели неудачу даже мы с бароном. — В глазах Грегора заплясали хорошо знакомые Артанне ледышки, вкрадчивый голос внушал тревогу. — Нашел виновного среди узников, разговорил, выведал тайны. Помог предотвратить очередное покушение — и все за один короткий вечер. Достойно восхищения. Или подозрения.

Энниец прищурил глаза.

— В этом нет ничего удивительного. Я с радостью расскажу, как все получилось.

— Разумеется, расскажешь, — холодно улыбнулся Волдхард. — Тебе будет дана возможность все объяснить. Но не здесь. Увести его в камеру, — приказал он нескольким гвардейцам.

Артанна преградила воинам дорогу, положив руку на меч.

— Стоять, красавцы, — прошипела она. — Что происходит? Грегор!

— Прошу извинить, леди Толл, — герцог повернулся к обескураженной наемнице. — Мне будет спокойнее, если этот человек скоротает время в изоляции, пока мы с ним не поговорим по душам.

Джерта подхватили под руки двое могучих гвардейцев и потащили прочь из комнаты.

— Командир, что за… — орал Медяк, безуспешно цепляясь ногами за порог, но замолчал, получив удар под дых.

Вагранийка подошла к герцогу.

— И правда, Грегор, что ты творишь? — тихо прорычала она. — О таком мы не договаривались!

— Обычная предосторожность. Ты ведь сама говорила, что не доверяешь ему.

— Как и любому другому наемнику. Но это не относится к делу. Медяк спас жизнь послу, а теперь ты бросаешь его в камеру?

— Это не обсуждается! — рявкнул Волдхард. — Никто не говорит, что я буду держать его в тюрьме вечно. Но он точно что-то знает об этих убийцах. И я не хочу, чтобы он начал болтать раньше времени.

Наемница подошла к Грегору и, прижавшись к нему плечом, прошептала на ухо:

— Сегодня из-за тебя я потеряла убитым одного человека, а второго ты отправил в темницу. И это при том, что официально мы так и не оформили нашу сделку. До подписания контракта «Сотня» подчиняется законам Гивоя, но не твоим прихотям, пусть даже ты и герцог. Если с моим человеком что-нибудь случится, пока он будет находиться в твоей темнице, разгребать дерьмо, в которое влез по собственной глупости, будешь без моей помощи. После того, как явишься в суд.

Грегор нервно расхохотался.

— Ты перегибаешь, Артанна. Закон и суд здесь — я.

— Я защищаю своих людей, — Артанна не дрогнула под пристальным взглядом Волдхарда, но инстинктивно сжала эфес меча. — И буду защищать их перед кем бы то ни было.

Герцог отступил на шаг.

— Как и я — своих, — бросил он. — И поэтому Джерт-энниец расскажет мне всё.

Миссолен

Ихраз влетел в казначейские покои, подняв ветер. Взглянув на брата, Лахель удивленно вскинула черные дуги бровей.

«А ведь обычно он не тревожится по пустякам».

— К чему такая спешка? Отравили колодец во дворе Эклузума? Сожгли флот в Рионе? — не отрывая пера от свитка, задал вопрос Демос.

— Канцлер умер.

Деватон отложил писчие принадлежности и поднял глаза на эннийца.

«Проклятье».

— Когда? — справившись, с собой, наконец, спросил он.

— Около часа назад. Старый Кэйнич принес весть.

— Быстро веди его сюда.

— Нет нужды. Он здесь. — Телохранитель отстранился, пропуская вперед дряхлого старика, выглядевшего немногим моложе, чем сам Ирвинг Аллантайн. Демос поднялся навстречу верному слуге канцлера.

— Соболезную.

— Я пришел не за утешением, ваша светлость. Мне приказано исполнить последнюю волю господина.

— И она касается меня, верно?

— Ну письмо уж точно адресовано вам, — просипел Кэйнич. — Мне было приказано дождаться, пока вы не закончите его читать. Понятия не имею, зачем его покойной светлости это понадобилось, но я буду стоять здесь и ждать.

Руки старика дрожали. Демос принял письмо с печатью в виде трех копий, пронзивших пылающее сердце. Лахель предложила слуге воды, и тот с благодарностью осушил стакан.

«Неужели сейчас пришло время посвятить меня в твою тайну, Ирвинг? Не мог подождать хотя бы до похорон, старая ты перечница?»

Казначей бережно вскрыл печать. Пробежавшись глазами по нескольким строкам, Демос, не отрываясь от чтения, резко приказал по-эннийски:

— Убейте его.

Лахель, оказавшаяся ближе всех к Кэйничу, метнулась к старику, резко пнула его сзади по ногам и поставила на колени. В следующий момент послышался хруст шейных позвонков.

— Спасибо, — холодно произнес Деватон и взглянул на труп со свернутой шеей. — Этот человек должен исчезнуть.

Слуги кивнули и потащили тело в другую комнату. Они не задавали вопросов.

«Впрочем, вряд ли я бы смог им объяснить причину».

Оставшись в одиночестве, он перечитал письмо.

Убей человека, который принес это письмо. Немедленно!

Итак, Демос, я умер.

Поначалу я боялся втягивать тебя в эту интригу, но вскоре понял, что не могу не поделиться с тобой этим знанием. Ты — единственный человек во всем дворце, кому я доверяю. Теперь, сынок, у тебя будет выбор: забыть или ввязаться в игру, где даже мне не известны все действующие лица.

Император Маргий и покойный лорд-губернатор Годо Дермид умерли не случайно. Мы втроем расплатились за излишне романтичное представление о будущем империи. Стремление к реформам сыграло с нами злую шутку, показав, что даже влиятельнейшие лица империи не способны повлиять на ее судьбу. Мы были идеалистами и проиграли, а потому я не позволю тебе совершить те же ошибки, что в свое время допустили мы. Именно поэтому я хочу, чтобы однажды ты все же добрался до ключа, который я тебе отдал, и применил его по назначению. Верю, что ты разберешься с этой головоломкой.

Как мог, я замел следы и даже велел избавиться от Кэйнича, поскольку пытаюсь отвести их внимание от тебя. Когда слуга ушел, я принял яд и умер. Хочу уйти сам, пусть в таком случае не попаду в Хрустальный чертог и не встречусь с женой. Кэйнич тоже кое-что знает, и лучший выход для него сейчас — быстрая смерть. Мой старый друг заслужил место на небесах. А ты остаешься на этой земле. Сделай так, чтобы наша смерть не оказалась напрасной.

Как писал малоизвестный, но талантливый поэт Анрэй Конлаокх: «Счастливец тот, кто, уходя, узрел покой». Наконец-то я его вижу.

Надеюсь, ты преуспеешь. Но, что бы ты ни решил, умоляю, будь осторожен.

Ирвинг.

Демос поджег письмо от пламени свечи и бросил на серебряный поднос. Бумага нехотя догорала и упрямо цеплялась за жизнь.

«Почти как я».

Казначей вытащил из-под одежды цепочку с восьмигранным кулоном и снова принялся внимательно его изучать. Он крутил его в руках, проверял крем ногтя на предмет наличия потаенных отверстий и полостей — тщетно. Демос все еще не мог вспомнить, где же видел нечто-подобное. Вздохнув, он тщательно заправил ее обратно за воротник туники.

Эллисдор

Скользкий и холодный каменный мешок, в который бросили Джерта, не освещался. Воздух в темнице был тяжелым, влажным и вонял гнилью. Эннийца бил озноб. Он лениво отогнал крысу от подноса с остывшей едой — животное обиженно пискнуло и ретировалось в дальний угол камеры.

Из коридора доносился тихий шепот, но Медяк, как ни напрягал слух, не смог понять, кто говорил. Наконец, в замке заворочался ключ, скрипнули дверные петли. Полоса яркого света резанула по привыкшим к мраку глазам. Джерт смог разглядеть только два силуэта, черневшие в проеме.

— Только полчаса, — пробасил незнакомый голос. — Потом они вернутся, и мне влетит. Да и тебя по головке не погладят.

— Поняла. Успею.

Энниец удивился, узнав в говорившей Артанну.

— Я постучу, когда время выйдет.

— Угу, — буркнула наемница и закрыла дверь.

Едва зайдя в камеру, вагранийка инстинктивно дернулась от резкого запаха и кашлянула. Факел в ее руках потрескивал.

— Привет, командир! — усмехнулся наемник. — И ты бить будешь?

— Ну у тебя тут и ароматы.

— Уж извини. — пожал плечами Джерт. — Моей последней пищей была гороховая каша, сама понимаешь.

— О да. После нее у нас в сортирах целый оркестр гастролировал — слышно, поди, было аж из Хрустального чертога. Как ты?

— Жить буду, — тихо проговорил наемник.

Артанна принялась его осматривать, но света не хватало. Одежда эннийца была перепачкана засохшей кровью, на лице красовались несколько синяков и ссадин. Картину довершала рассеченная бровь, но серьезных повреждений на теле Джерта вагранийка не обнаружила.

— Переломы есть?

— Вроде нет. Даже нос целый.

— Вижу, — кивнула Сотница. — Везучий ты сукин сын.

— Пить хочу. Дашь воды?

Артанна отстегнула от пояса мех и подала эннийцу.

— У меня мало времени и много вопросов, дорогой. Если нас застукают, всем будет очень неловко, так что давай в темпе.

— Ты-то как сюда попала? Ко мне никого не пускают.

Вагранийка загадочно улыбнулась.

— Оказывается, не все в этом драном замке до сих пор считают меня предательницей. Кое-кто помог. Сейчас служба в Святилище, а местный народ очень набожен. Удобный момент.

— А ты почему не на проповеди или как это у вас называется?

— Я не следую Пути.

Брови Джерта поползли вверх.

— Я был уверен, что, прожив столько лет в Хайлигланде, ты тоже веришь.

— Было время, когда верила. Но перестала, — по тону Артанны энниец понял, что распространяться о причинах она не намеревалась. — А теперь, если ты позволишь, вопросы буду задавать я.

— Задавай, командир.

Вагранийка бросила на пол грязный плащ и усевшись прямо перед подчиненным, пристально глядя ему в глаза. Судя по виду, она не была настроена шутить.

— У тебя неприятности, Медяк. Большие.

Джерт с усмешкой обвел рукой камеру.

— Да я уже понял.

— Придержи язык, — отрезала женщина. — Поскольку ты в моем отряде, твои проблемы касаются и меня лично. И хотя для Грегора ты никто, меня он знает хорошо. Я постараюсь тебя защитить, если ты дашь мне повод и расскажешь все честно. Но торопись: у герцога буйный нрав, и он с легкостью может отсечь твою симпатичную башку прежде, чем я успею что-либо сделать.

Она была права — Грегор Волдхард не отличался ни терпением, ни рассудительностью. И потому Джерт не стал пререкаться:

— Ну давай пооткровенничаем.

— Что такое «Рех Герифас»? Это каким-то образом связано с отравлением?

Медяк прислонился спиной к мокрой стене и поежился от холода.

— Вот ты и начала задавать правильные вопросы. Соображаешь, командир, — сказал он. — Это старинный культ, сохранившийся в Эннии в крайне извращенном виде со времен Древней империи. Еще во времена многобожия он был чем-то вроде духовной школы, набиравшей в ученики исключительно сирот и обучавшей их искусству смерти. В Древней империи к вопросу отхода в мир иной относились трепетно, и «Рех Герифас» помогали людям совершить переход из одного состояния в другое. Например, выходцы этой школы были палачами, добивали раненых на поле боя и безнадежно больных в лечебницах. Словом, облегчали смерть тем, кто уже точно не мог этого избежать. Служили они пожизненно, давали кучу обетов и в целом были скучными ребятами. Но, как это часто случается, постепенно благие намерения скатились в коммерцию, — Медяк развел руки в стороны и пожал плечами. — Ныне это общество искусных шпионов, наемных убийц и воров. Лучшее в Эннии. Если раньше туда набирали только сирот, то сейчас не брезгуют и рабами. Это все лирика, общеизвестные факты. Но меня кое-что смутило во всей этой заварушке с отравлением и послом.

Артанна не сводила с узника глаз.

— Что именно?

— «Рех Герифас» — спесивые и высокомерные патриоты, убежденные в превосходстве Эннии над другими ошметками Древней империи вроде Бельтеры или Таргоса, и потому работают они только на соотечественников.

— Выходит, заказчик родом из Эннии?

— Похоже на то, — кивнул Джерт. — Раз «Рех Герифас» прислали второго, значит, деньги взяли вперед. И много. Их услуги стоят баснословно дорого.

— Стоит ли нам ждать третьего убийцу?

— Я бы пока не снимал дополнительную охрану, — честно ответил Медяк.

Наемница в сердцах выругалась.

— Почему ты сразу мне не сказал, дубина? Ну почему, а?

— Когда бы я мог успеть? Едва Инья разговорилась, я сразу побежал к вам. Ты сама понимаешь, что любое промедление стоило бы жизни послу.

— Ладно, допустим, — согласилась Артанна. — Ты можешь подтвердить свои слова хоть чем-нибудь? Как проверить, что ты не набрехал с три короба? Доказательства, Медяк. Мне нужны доказательства!

— Женщина в камере. Инья. У нее сзади на шее клеймо. Такие отметины носят все из «Рех Герифас». Плесни мне на руки, командир. Хоть умоюсь.

Артанна достала кусок заранее заготовленного бинта и, смочив его водой, принялась бережно оттирать лицо эннийца от запекшейся крови и грязи.

— Какая забота, — осклабился наемник. — Столько ласки — и все мне.

— Засохни. Ты меня и так раздражаешь, но вида твоей раздувшейся рожи я и вовсе не вынесу.

В дверь тихо постучали, возвещая об истекающем времени. Артанна закончила умывание и снова поднесла факел к лицу Джерта.

— Везучий ты хрен, Медяк. Через неделю будешь как новенький.

— Не совсем везучий, раз оказался здесь.

Вагранийка сунула грязные бинты в карман.

— И все же, Джерт, я пока не могу понять одного.

— Ну?

— Ты слишком хорошо осведомлен об этих «Рех Герифас». Понимаю, что в Эннии они на слуху. Но гильдия-то, судя по твоим рассказам, закрытая. Намек понятен?

В дверь забарабанили настойчивее. Медяк склонил голову.

— Видят боги, рано или поздно это все равно пришлось бы сделать.

Он повернулся к ней спиной и оттянул ворот грязной рубахи, обнажив на шее след от удаленного клейма. Кожу с татуировкой просто грубо срезали, и, насколько Артанна могла судить по состоянию шрамов, очень давно.

— Так ты один из них?

— Уже много лет нет. Я был, как бы правильно выразиться… послушником.

— Ты же говорил, что там пожизненная служба.

Джерт невесело усмехнулся.

— Мне снова повезло.

Дверь вновь сотряслась от череды ожесточенных пинков.

— Пора ретироваться, — Артанна поднялась на ноги и направилась к выходу.

— Эй, командир!

— М?

— Спасибо.

Наемница остановилась возле порога.

— Ты — часть моего отряда, Медяк. А своих людей я берегу.

Когда за ней захлопнулась дверь, Джерт прислонился к стене и закрыл глаза. Он сдержал обещание и честно ответил на все вопросы.

Но не мог рассказать ей всего. Хотел, но не мог.

* * *

Альдор ден Граувер болезненно поморщился, наблюдая за Артанной, ставшей причиной очередной вспышки герцогского гнева. Следовало отдать наемнице должное, натиск она выдерживала стойко — должно быть, привыкла за годы жизни подле отца Грегора. Волдхард-младший бушевал, метеля кулаками по столу, и ревел, как медведь. Наконец, ее терпение лопнуло.

— Довольно, Грегор!

— Довольно? — крикнул он. — Ты нарушила мой приказ и пробралась в темницу!

— Все. Надоел, — едва сдерживая ярость, прорычала Артанна. — Напоминаю, что «Сотня» еще не подписала контракт. Это означает, что мои люди находятся здесь добровольно и не связаны обязательствами службы. Ты не имеешь права посягать на их свободу, не согласовав эти действия со мной. Таков закон Хайлигланда и Гивоя. Мой отряд подчиняется только мне и находится под моей же защитой. Моей и только моей. Ты забываешь, что все это время мы несем службу лишь из уважения к памяти твоего отца, — Сотница торопливо шагала по кабинету герцога, шумно топая ногами. — Я теряю людей, терплю твое самодурство и выгляжу идиоткой в глазах своих бойцов, которые не понимают, чего ты от нас хочешь, не заплатив! Ты не имел права заключать моего человека под стражу без моего согласия.

— Она права, — барон понимал, что, встав на сторону Артанны, и сам рисковал попасть под горячую руку, но закон в действительности оказался на стороне вагранийки. Впрочем, Альдор сомневался, что Грегору было дело до закона.

— Я пытаюсь относиться к твоим действиям с пониманием, прекрасно осознавая, насколько тебе тяжело, — взяв себя в руки, продолжила Артанна. — Но, Грегор, это переходит все разумные границы. Я отправилась в камеру Джерта, чтобы понять, чем он может быть полезен в сложившихся обстоятельствах, и энниец меня не разочаровал. Поговори с ним сам, а после — отпусти и передай под мой надзор. Таково мое требование. Научись разговаривать с людьми без грубой силы.

— Ты непочтительна, — прогремел герцог прямо в лицо наемнице. — С чего ты решила, что можешь выдвигать мне требования?

Сотница переглянулась с Альдором и пожала плечами.

— С того, что ты, гордость Ордена, не держишь обещания. Чего же стоят твои клятвы? — она наклонилась к самому его уху. — И не пытайся меня запугать — против своего отца ты все еще щенок. Я не склоняла головы перед Рольфом, хотя служила ему, и не намерена делать этого перед его сыном. Буйный нрав не делает тебе чести: немного людей пойдут за непоследовательным командиром.

— Я не…

— Ты хотел моих советов — вот они. Возьми себя в руки и начни вести себя как герцог. Но для начала поговори с Джертом.

Герцог, все еще сконфуженный сравнением с покойным родителем, кивнул.

— Не сомневайся, сейчас же его допрошу.

— И еще, — добавила Артанна. — Если завтра контракт не будет подписан, «Сотня» уйдет. Мне надоело мариновать своих парней в этом замке.

— Хорошо, — согласился Грегор. — Мы подпишем договор.

Вагранийка сделала молодецкий глоток вина прямо из серебряного кувшина и со всех сил грохнула им по столу.

— Дайте знать, когда будете готовы к предметному разговору.

Она вышла, не попрощавшись. Грегор вытер расплескавшееся по столу вино.

— Не думал, что скажу это, но я и правда по ней скучал, — тихо сказал он.

* * *

Отполированные до блеска ежедневным ритуалом вагранийские клинки отражали дневной свет, робко пробивавшийся из-за штор. Внизу рокотали голоса, топали десятки ног, звенела сталь в кузнице, раздавались отголоски боевых песен. Артанна аккуратно положила оружие на стол возле кровати и пригубила бокал кислого вина. В последнее время она предпочитала смешивать его с водой.

Грегору хватило цинизма разместить Сотницу в апартаментах, принадлежавших ей после брака Рольфа и Вивианы. Впрочем, наемница была уверена, что он сделал это не со зла. Возможно, данным жестом герцог пытался расположить ее к себе, демонстрируя, что помнит о месте, которое она некогда занимала в этом замке и жизни его семьи. Однако он совершенно забыл, что место это было скандальным. Или намеренно не хотел помнить — Грегора никогда не интересовали интриги.

Время почти не тронуло эти покои: та же мебель из мореного дерева, те же тяжелые синие занавески. Сохранилась даже посуда. Однако шкафы и полки пустовали: всю скромную библиотеку Артанна перевезла в Гивой. Как ни старались замковые слуги, комната выглядела необжитой, и вагранийка не спешила исправлять положение. Кто знает, что еще мог устроить молодой Волдхард? С появлением «Сотни» Артанна чувствовала себя гораздо уютнее в обществе грубых и веселых вояк, а не пустых стен, даривших лишь нежеланные воспоминания. Ее дом давно был в Гивое.

В дверь постучали.

— Открыто.

Могучая фигура герцога заполнила весь дверной проем. Грегор сделал неуверенный шаг.

— Я пришел извиниться.

Сотница не дала себе труда обернуться.

— Извинения приняты, — только и сказала она. Стычка с Грегором не оскорбила ее, но заставила крепко призадуматься о последствиях их сотрудничества. — Чем обязана?

Волдхард закрыл дверь на засов и, подойдя к столу с остывшим обедом, щедро налил себе вина. Залпом осушив бокал, он с громким стуком поставил его на место. Грегор был бледен и молчалив пуще обычного. Артанна нервно крутила в руках грубо вытесанную трубку и выпускала дым в приоткрытое окно.

— Снова куришь? — наконец спросил герцог.

— И пью. Иначе вообще никогда не сдохну. Это место так и манит пуститься во все тяжкие. Мне здесь плохо, Грегор — все напоминает о том, что давно следует забыть. Выть хочется.

— Я не думал, что ты до сих пор так болезненно переживаешь случившееся.

— Как-нибудь справлюсь, — примирительно улыбнулась женщина. Что бы ни произошло между ними ранее, следовало ответить добротой на дружеский жест. — В конце концов, это только моя война с самой собой. И ничья больше.

— Возможно, за это отец тебя и любил.

— За что?

— За силу духа и честность, от которой порой сводит зубы.

— Что поделать, не всем она по вкусу. Взять хотя бы тебя. Признаться, я думала, что сегодня мы подеремся. Тебе бы нервы подлечить, герцог.

Грегор помрачнел.

— Знаю. Эта история с покушением на Ириталь постоянно выбивает меня из колеи.

— То ли еще будет. Именно поэтому — особенно поэтому — ты должен владеть собой, — Артанна выбила истлевший табак прямо в окно. — Тебе ведь известно, что покушения могут продолжиться?

— Твой человек сказал. Этот Джерт мне очень пригодился. Передай ему мои извинения.

— И не подумаю. — Герцог удивленно взглянул на Сотницу. — Медяк — очень нахальный тип. Надеюсь, он кое-что переосмыслил, пока сидел в камере.

Грегор положил тяжелую ладонь на плечо наемницы.

— Моя гордость сегодня понесла большие потери, но ты оказалась права.

— Забыли, — кивнула наемница и мягко отстранилась. — Что ты намерен делать дальше?

— Альдор подготовил договор о найме «Сотни».

— Наконец-то. А после?

— Я заставлю Дом Деватон ответить за попытку убийства посла Латандаля.

Артанна удивленно вскинула бровь.

— С чего ты взял, что виноваты именно они?

— Кое-что о «Рех Герифас» рассказал брат Аристид — он долгое время путешествовал по Эннии. И та заключенная, Инья. Стараниями твоего эннийца она все же заговорила.

— Не сходится. Даже если так, то Деватоны убрали бы тебя, а не леди Ириталь. Латандаль враждует с Эннией, но при чем здесь империя? Смерть посла не выгодна никому, кроме короля Эйсваля, если он прознал о том, что вы спите вместе.

Грегор опешил. Артанна видела, как с его лица схлынули краски.

— Откуда… Кто тебе сказал?

— Я, по-твоему, слепая идиотка? — усмехнулась наемница. — Это же очевидно. Мне ли, бывшей любовнице твоего отца, не распознать схожие признаки столь знакомой болезни и у сына? Да у тебя на лбу написано!

— Видимо, мне нужно поработать над своим лицом. Если так, то именно я подставил Ириталь под удар.

— Тише, Грегор. Возможно, тебе просто напомнили о том, как мало значит один человек для империи. Даже если этот человек — герцог или возможная императрица. Оставь самобичевание и пока не делай громких заявлений.

— Я не намерен действовать открыто, но напишу Великому наставнику и подробно изложу факты. Надеюсь, его святейшество от меня не отвернется.

Артанна пожала плечами.

— Ты знаешь мое мнение о церковниках, но волен поступать, как считаешь нужным.

— Благодарю за советы, Артанна. Возможно, я так и не научился как следует благодарить людей, но я хочу, чтобы ты знала — твоя помощь неоценима.

— Рада слышать.

— Альдор ждет в канцелярии. Не затягивай с подписанием контракта, — сказал Грегор и вышел, оставив Сотницу наедине с мрачными мыслями.

— Как быстро ты меняешь гнев на милость, — вздохнула она, когда за ним закрылась дверь.

Артанна в очередной раз убедилась, что, согласившись служить этому человеку, лишалась права на ошибку.

Миссолен

Проходя по нижней галерее, Демос проигнорировал бросившихся к нему канцелярских служащих и спустился по лестнице со всей скоростью, на которую был способен. Шаркали ноги, стучала трость, мелькали узоры на полу — казначей торопился. Проклятая боль в ноге никак не желала его отпускать.

Энриге Гацонский ждал Демоса возле милого фонтанчика, украшавшего небольшой сад в одном из атриумов закрытой части дворца.

«Что случилось с его павлиньей манерой одеваться?»

Вопреки обыкновению наряд гацонца не отличался обилием ярких оттенков. Лишь перстень с кроваво-красным рубином размером с голубиное яйцо украшал изящную бледную руку. Увидев Деватона, Энриге приветливо улыбнулся.

— Рад встрече, лорд Демос.

— Взаимно, ваше величество.

— Прошу, оставьте этикет, — отмахнулся король. — У меня нет времени на титулы и формальности.

«Выходит, ты всерьез чем-то обеспокоен?»

— Как пожелаете.

Люди Ихраза позаботились о том, чтобы разговору не мешали. Собеседники устроились на мраморной скамье, прячась от палящего солнца в тени фруктовых деревьев.

— Итак, чем я могу быть полезен вашему величеству?

Энриге тихо рассмеялся.

— Сразу к делу! Как же мне в вас это нравится, — воодушевленно сказал он и, понизив голос, наклонился к Демосу. — Я хочу попросить об услуге. Личной услуге.

«Так-так…»

— Я весь внимание.

— Вчера вы познакомились с моей блистательной дочерью Витторией.

— Она поразила меня в самое сердце, — ответил казначей. — До сих пор не могу прийти в себя.

«И, что удивительно, я почти не солгал. Будь у меня лицо посимпатичнее да нрав погорячее…»

— Воистину! Дети у меня получаются превосходно, в отличие от всего, что я делаю руками. Хранитель мне свидетель, я не хочу расставаться со своим сокровищем, но мне снова нужно выводить ее в свет. Вы понимаете, к чему я веду?

«Еще бы!»

— Разумеется. Вы говорили, ей двадцать два?

— В следующем месяце исполнится двадцать три года. Еще молода — и уже такая трагичная судьба, — гацонец издал печальный вздох. — Два брака — и оба неудачны. В восемнадцать осталась вдовой, а в двадцать три — разведена.

— Как? Разведена? — притворно возмутился Демос. — Мне казалось, вы заключили прочный союз с маркизом Ульбри. Что же он натворил, раз сам Великий наставник расторг священный союз?

«Уверен — ничего. Просто тебе захотелось продать свое сокровище подороже, не так ли?»

Король перешел на шепот:

— Маркиз был уличен в связи с мужчиной. Мне больно об этом говорить, друг мой… Такой позор! Но лучше я сам поведаю об истинной причине, нежели молва донесет до вас приукрашенные слухи. Ульбри — мужеложец. А ведь я питал большие надежды на их союз с моей дочерью.

«Никого в Гацоне не удивит столь незначительная деталь. Имей ты настоящие виды на маркиза, скандал был бы тихо замят. Тогда зачем ты настоял на разводе?»

Демос сочувственно кивнул.

— Сожалею, ваше величество. Ваша дочь заслуживает лучшей участи.

— Бедняжка несколько лет скрывала это даже от меня, опасаясь гнева и всеобщего порицания. В конце концов мы подняли тревогу, когда устали ждать наследников. В Гацоне молодые супруги стараются удовлетворить ожидания родственников как можно быстрее. А затем, когда тайное стало явным, начались церковные разбирательства, занявшие еще год.

«И теперь, полагаю, маркиза аккуратно усадят гузном на кол. Бедняга».

— Это ужасно, ваше величество. Просто ужасно. К счастью, Великий наставник оказался на вашей стороне.

— Хвала Гилленаю, да. Однако Виттория болезненно пережила эти процедуры, — Энриге выдержал трагическую паузу. — И я так хочу снова сделать ее счастливой.

— И вы полагаете, я могу помочь?

«Интересно, как?»

— О да, ваша светлость. Я осмелюсь просить вас принять мою дочь в качестве официальной гостьи Дома Деватон.

«Внезапно. С чего он взял, что из меня выйдет нянька? Хотя, полагаю, дело в другом. Король держит нос по ветру и понимает, что я оказался основным претендентом на трон».

Демос рассеянно крутил в руках трость, в то время как его мысли были заняты обдумыванием желания короля.

— Понимаю, это неожиданная просьба, ведь подобный акт может быть расценен окружающими как будущий союз наших Домов, — добавил Энриге. — Но, в первую очередь, я хочу, чтобы моя дочь пришла в себя после унижения, не оглядываясь на слухи, которые распускает гацонская знать. В Миссолене ей будет дышаться свободнее.

«Близость к императорскому Дому улучшает цвет лица, верно?»

— И правда, неожиданное предложение, — задумчиво произнес он. — Я польщен вашим доверием.

— Больше мне не на кого положиться, лорд Демос.

«Не на Волдхардов же, с которыми твоя семья вот-вот породнится, в самом-то деле!»

— Я поговорю с матерью.

Энриге просиял.

— Леди Эльтиния была в восторге от этой идеи! Виноват, вчера мы коснулись этого вопроса за партией в ульпу.

«Живая молодая женщина в моем доме. В доме, где уже на протяжении пяти лет не слышали детского смеха. В доме, где балами заправляет молодящаяся старуха. В доме, хозяин которого даже не считает нужным его посещать. Ну еще бы мать не была в восторге от перспективы заполучить в свои лапы богатую гацонскую красавицу».

— Однако считаю своим долгом предупредить вас, что я не смогу уделять должного внимания вашей дочери, — уточнил Демос. — Служение государственным интересам поглотило меня с головой. Впрочем, моя мать с удовольствием возьмет на себя заботы о досуге леди Виттории.

«Шах и мат, мама! Разбирайся с этим сама».

Короля это устроило.

— Да будет так, — он ласково погладил напомаженную бородку. — Для меня имеет значение лишь счастье дочери. Ей будет полезно оказаться в обществе леди Эльтинии, ибо ваша мать — воплощение очарования и лоска. Виттории есть чему поучиться у такой наставницы.

«Выкручивать яйца местной знати? Плести интриги?»

— Уверен, вдовствующая герцогиня будет счастлива представить вашу дочь столичной знати, — ответил казначей.

«А заодно — в очередной раз воткнуть мне шпилю в нежное место. Она никогда не успокоится».

Правитель Гацоны громко хлопнул в ладоши — то был жест, означавший успешное завершение сделки.

— Отлично, лорд Демос. Сообщайте обо всех расходах, связанных с пребыванием моей дочери. Не экономьте: я покрою все издержки, лишь бы она снова улыбалась.

— Приложу все усилия.

— У вас ведь были дети, ваша светлость? До той трагедии…

Демос, позабыв о трости, уставился на носки своих сапог.

— Двое мальчиков, — тихо ответил он.

— И на что бы вы пошли ради них, останься они в живых?

Казначей пристально посмотрел в глаза королю.

— На всё.

— Тогда вы меня понимаете, — Энриге поднялся и разгладил подол туники. — До встречи, лорд Демос. Да пребудет с вами божья милость.

«Еще как понимаю. Но, даю руку на отсечение, тебе глубоко плевать на чувства собственной дочери. Вскоре твой сын женится на Рейнхильде Волдхард, хайлигландке императорских кровей. Почему бы в таком случае не упрочить свое положение, выдав дочь за Деватона? Ты породнишься с обеими сторонами конфликта. Соблазнительный план. Как же тут устоять?»

Эллисдор

Решение спуститься в Нижний город далось Артанне нелегко. Разрываясь между желанием развеяться и гарантированно безопасным просиживанием штанов в замке, наемница все же выбрала риск. Давящие каменные стены, одни и те же лица, замкнутое пространство и постоянное напряжение обитателей герцогских владений — все это начинало сводить ее с ума.

Нижняя часть Эллисдора представляла собой беспорядочное нагромождение построек различной высоты, хищно ощерившихся черными силуэтами на фоне безлунного неба. Единого архитектурного стиля и плана у старого города не было. Хозяева побогаче предпочитали возводить свои жилища из серого камня, бедняки довольствовались домами из хлипкой древесины. Пожары на этих узких улицах случались часто — совсем как в Гивое и десятке других знакомых ей городов.

Пробираясь через широченную лужу, превратившую темный переулок в пруд с каменными берегами, Артанна внезапно остановилась, услышав знакомую мелодию. Из приоткрытых окон таверны доносились слова старой хайлигландской песни: наемница узнала чистый тенор Белингтора. Осознав, что все еще стояла по щиколотку в воде, Артанна ругнулась и зашагала на звук. Вступив в очередную глубокую лужу, она недовольно зашипела, затем свернула за угол, обошла закрытую лавку пекаря и, наконец, вышла к дверям трактира.

Судя по небрежной вывеске, он носил название: «Кающийся грешник», а хозяин также сдавал комнаты на верхнем этаже. Время от времени к песне и звону посуды присоединялся наигранный звонкий женский смех. Даже в империи церковный запрет на занятие проституцией соблюдался условно, а в постоянно воюющем Хайлигланде на это и вовсе не обращали внимания. Как бы ни были набожны Волдхарды, они понимали, что даже самая возвышенная молитва не опустошит яйца бойца и не наполнит казну. Нет ничего проще, чем обложить бордели налогами, коли блуд неискореним.

Ноги понесли Артанну внутрь. Раз уж представился случай, ей захотелось выпить знаменитой хайлигландской крепкой, да побольше.

Грешников в трактире она насчитала с три десятка, кающихся — ни одного. Нижний этаж был полностью забит предававшимися пороку пьянства горожанами и солдатами, верхний ярус утопал в сизом дыму. Завеса оказалась настолько плотной, что разглядеть ничего выше собственной головы Артанна не смогла. Зал пропах смесью табака, жаркого с мясом, свежего хлеба, пива и знаменитой травяной настойки. Переступив через лужу рвоты на пороге и стараясь держаться в тени, вагранийка подошла к стойке.

Белингтор в окружении изрядно принявших на грудь горожан лениво перебирал струны цистры. Рядом с Черсо сидели две молодые девицы, подобравшиеся поближе, чтобы послушать музыку. Служанка воспользовалась поводом наполнить опустевшую кружку музыканта, чтобы продемонстрировать манящий вырез платья. Гацонец многообещающе улыбнулся и кивнул наверх, намекнув на продолжение вечера в одной из комнат. В какой дыре бы ни оказался Черсо Белингтор, обшарпанный музыкальный инструмент обеспечивал ему всеобщее признание и бесплатную выпивку. Хорошо устроился. Как-то они с Артанной попытались прикинуть, сколько же белингторовых ублюдков развелось на свете к его тридцати годам, но, в очередной раз сбившись со счета, оставили эту затею.

В углу Малыш Шрайн и рыжебородый Дачс резались в карты два-на-два с местными, сопровождая процесс скабрезными шутками и громким хохотом. Играли бодро, ставок до небес не поднимали и, судя по всему, проводили время за картами просто ради удовольствия. Дачс воспринял приказ не нарываться на проблемы буквально и засунул подальше свои шулерские трюки, в противном случае к этому моменту он успел бы обчистить весь зал.

На втором ярусе посвежевший и бодрый Джерт громко декламировал какие-то стихи по-эннийски, размахивая кружкой. На коленях наемника пристроилась молодая женщина в неприлично открытом платье. Шлюха нежно поглаживала его украшенную синяком щеку и звонко смеялась каждой скабрезной шутке.

Несколько служанок с подносами и кувшинами шустро лавировали меж столов остальных «грешников». На пристроившуюся к стойке Артанну никто не обращал внимания.

До тех пор, пока она не сняла капюшон.

Сидевший рядом с наемницей вояка преклонного возраста — с поблекшими глазами, видевшими слишком много за его безрадостную жизнь, — уставился на лицо вагранийки:

— Будь я проклят! Да это же Артанна-предательница!

Разговоры резко стихли. Посетители поворачивали головы в ее сторону, по залу прошел ропот. Вагранийка не отреагировала и молча вернулась к своей кружке.

— Эй, Артанна! — с вызовом крикнул кто-то из зала. — Хоть сейчас открой тайну, сколько герцог платил тебе за ночь?

Наемница молчала. Не следовало поддаваться на провокацию, ибо она знала: ничем хорошим это не закончится ни для них, ни для нее. Пусть выплеснут ненависть, поносят и проклинают — это не изменит прошлого, не вернет погибших, не сотрет воспоминания о той роковой битве. Сделав крепкий глоток настойки, Сотница занялась вытащенной из кармана трубкой.

Один из местных — коренастый мужик с уродливым шрамом на лбу — с шумом встал из-за стола, едва не опрокинув лавку, и подошел к наемнице.

— Да ты, видать, смелая баба, раз сюда приперлась.

— Сама не рвалась. Меня пригасили, — она откинула полу плаща и продемонстрировала брошь с гербом Волдхардов, прилаженную к отвороту куртки. Шрайн и Дачс кидали на нее озабоченные взгляды поверх карт. Белингтор продолжал как ни в чем ни бывало перебирать струны, но, перехватив его взгляд, Артанна поняла, что он внимательно за ней следил. Жестом она приказала своим бойцам не влезать.

Мужик со шрамом не унимался.

— Я был там. Я сражался за него! Эта отметина, — он показал на обезображенное лицо, — твоя работа!

— Не помню, чтобы я тебя ранила, — угрюмо произнесла наемница. — Я вообще мало что помню о той битве.

Она не лгала — время проявило милосердие и спасло рассудок, заволокло воспоминания плотной пеленой, не давало к ним возвращаться. Артанна тысячи раз прокручивала в голове тот день — в Тронке, в Эллисдоре, в Гивое. На протяжении девяти долгих лет память о гибели Лотара и последовавших за ней событиях не отпускала ее, давила, будила совесть. И даже сейчас, своим приездом в Эллисдор, Артанна отдавала тот старый долг.

Хватит.

— Твой отряд должен был провести разведку, Толл! — истерично рявкнул ветеран. — Из-за тебя мы угодили в засаду! В том бою полегли почти все мои друзья!

Сотница в очередной раз пожалела, что вышла из замка.

— Что тебе сказать? Я сожалею, что Эккехард не дождался моего возвращения и погнал твоих друзей прямо в лапы врага, — хрипло произнесла Артанна и выпустила тонкую струйку дыма в потолок. — Тебя утешит, что меня несколько раз чуть не выпотрошили в плену у рундов и оприходовали почти всей ордой в позах и комбинациях, недоступных твоему воображению?

— Ты не смеешь носить этот герб после того, что сделала!

Ветеран замахнулся, но Сотница успела перехватить его руку и больно заломила за спину, прижав нападавшего к стойке.

— Лорду Грегору виднее, — прошипела она ему в ухо.

— Герцогская шлюха!

Рядом с ее головой пролетела глиняная кружка. Артанна увернулась — снаряд разбился о стену с жалобным звоном. Почуяв конфликт, некоторые посетители поспешили ретироваться. Несколько местных повскакивали со своих мест, опрокинув лавки, и двинулись в сторону наемницы.

— Эй, командир! Нам все еще не вмешиваться? — громко спросил Белингтор, ставя на стол кружку.

— Тихо! — Артанна вскинула руку, призывая людей успокоиться. Дымящаяся трубка так и осталась лежать на стойке. — Мне не нужны проблемы.

— Ой ли? — сказал один из местных и вытащил нож. — Интересно, как тебе хватило смелости прийти сюда именно в день встречи ветеранов?

Вагранийка отпустила человека со шрамом, и тот сполз вниз, баюкая вывихнутую руку. Пальцы наемницы барабанили по рукояти ее клинка. Она тянула время, все еще надеясь на благоразумие ветеранов. Но здравый смысл уже покинул взбешенных мужей, оставив вместо себя лишь боль, обиду и жажду мести. Им требовался кто-то, на кого они могли безбоязненно спустить всех собак. Жить с утратой гораздо проще, когда есть кого в ней обвинять. Артанна прекрасно подходила на эту роль.

— Да вы надоели, ей богу, — Медяк ласково снял шлюху с колен, напоследок шлепнув по роскошному заду, и теперь спускался на нижний ярус. — Как-то это не по-мужски нападать целой оравой на одну бабу.

Один из ветеранов зло посмотрел на Джерта и пригрозил ножом:

— Захлопнись, а то и тебе достанется.

— Не убедил, — ухмыльнулся энниец и обнажил ятаган.

— Медяк, помолчи, — приказала Артанна. — Отставить оружие. Всем.

Шрайн засунул клинок обратно в ножны. Черсо отдал цистру в руки одной из служанок и спрятал под столом руки. Артанна знала, что там был кинжал.

— Я понятия не имела, что это за место, и какой сегодня день, — наемница посмотрела на стоявших перед ней мужчин. — Я прошу прощения и сейчас уйду.

— Поздно, предательница, — покачал головой высокий ветеран с крючковатым носом и, выхватив видавший виды длинный нож, пошел на Артанну. — Мы и так ждали почти девять лет. Не уйдешь ты отсюда, уже нет. Многие нас за это поблагодарят.

Сталь взрезала сизый воздух.

— Не вступать в бой! — заорала вагранийка, отбивая удар.

— Да ты рехнулась? Их здесь семеро! — протараторил подлетевший Джерт и встал рядом с командиром, держа клинок наготове. — Я помогу. За мной вроде как должок.

Наемница покосилась на эннийца:

— Я не хочу начинать службу герцогу с кровопролития.

— Не думаю, что, узнав, как все было, он станет тебя обвинять.

В следующий момент Артанна вновь отскочила от выпада носатого ветерана, поднырнула под его руку и со всей силы врезала в кадык. Противник издал хрип и упал.

— И правда, с чего бы ему? — мрачно произнесла она.

То, что произошло дальше, рано или поздно настигало каждую таверну, расположенную в бедняцком квартале любого города. Обнажившие оружие Шрайн, Дачс и Белингтор зашли с флангов. К тому моменту из семерых нападавших на ногах осталось пятеро. Остальные посетители предпочти либо созерцать развернувшуюся драку со второго яруса, либо покинуть ставшее опасным заведение. Некоторые воспользовались для этого открытыми окнами. Грохот падающей мебели, женские визги, ругань на нескольких наречиях, лязг оружия — все смешалось в невыносимо громкую какофонию.

— Не убивать! — орала Артанна.

Комплекция Шрайна привлекла внимание сразу двоих. Первого, полезшего с кулаками, он ловко перебросил через несколько столов. Приземлившись, тот ударился головой об угол массивной скамьи, повалил на себя полку с глиняными горшками и вырубился. Второй попытался зайти сбоку, но был остановлен точным ударом локтя Белингтора в нос. Треснули хрящи, раздался вой. Менестрель развернулся и закончил дело крепким пинком под дых. Дачс отскочил от пары выпадов третьего противника и сделал подсечку. Нападавший потерял равновесие и выронил нож. Шулер отшвырнул оружие ногой и врезал противнику по почкам. Четвертый, даже не годившийся по возрасту в ветераны, проворно угодил не успевшему увернуться Белингтору в челюсть. Черсо издал возмущенный стон и, улучив момент, смачно врезал носом ботинка в пах обидчику. Тот согнулся и с хрипом повалился на пол. Пятого убрала Артанна, присев и всадив острый локоть в открытый бок врага, а затем сломала его нос о свое колено.

Сзади подбежали еще двое, вооруженные длинными ножами. Лезвие одного прочертило длинную неглубокую полосу на лице Медяка. Джерт выругался, резко развернулся и нанес кинжалом удар на уровне плеча — Артанна не заметила, когда он убрал ятаган, но одобрила выбор эннийца. Нападавший отшатнулся назад, оступился на черепках и потерял равновесие. Пинком Медяк заставил его упасть и заехал ногой по лицу.

Второго взял на себя Шрайн и обрушил на его лицо всю мощь своего огромного кулака. Когда все стихло, Артанна медленно посмотрела по сторонам, вышла в центр зала.

— Есть еще желающие оспорить решение герцога? Давайте, ублюдки, выходите! Где же знаменитый звон металла в хайлигландских яйцах? — смерив презрительным взглядом сбившихся в кучу горожан, спросила вагранийка. Как и ожидалось, никто не выразил охоты. Артанна сплюнула на пол и вернула клинок в ножны. — Ссыкуны.

Джерт мягко коснулся плеча командира:

— Выдыхай уже. Все закончилось.

Белингтор осушил до дна кружку и как ни в чем ни бывало взялся наигрывать бодрую мелодию на возвращенной ему в целости цистре. Посетители начали спускаться и занимать места внизу. Служанки вернулись к исполнению своих обязанностей.

Трактирщик невозмутимо уставился на Артанну.

— Платить за дебош кто будет? Гилленай?

— Сколько? — спросила наемница. — В имперских.

— Один деннэ.

— Грабеж.

— Это чтоб твоему отребью не повадно было.

Вагранийка молча достала из кошеля крупную серебряную монету и щелчком отправила ее катиться по стойке к хозяину таверны.

— Раз уж ты содрал с меня плату серебром, тащи выпивку, — устало сказала она. — И пожрать, что осталось. И чистую тряпку, пожалуйста.

Хозяин молча кивнул и, подозвав служку, всучил тому в руки метлу и велел убрать усеянный черепками пол. Артанна устроилась на табуретке возле кухни. Медяк молча сел рядом.

Случившееся едва ли смутило гостей заведения: стычки в нижних кварталах случались то и дело. Шрайн и Дачс, выкинув полезших на рожон за дверь, вернулись к недоигранной партии. Артанна взяла поданную хозяином тряпку и стерла кровь с лица Джерта:

— Ты, мать твою, зачем полез?

— В смысле? — удивился энниец. — Заступился за тебя.

— Я же сказала не ввязываться.

— Извини, что не смог тихо стоять в сторонке, пока тебя убивали.

— Для убийства у них кишка тонка. А вот ты нарушил приказ, — вагранийка нахмурилась. — Я благодарна за помощь, но в следующий раз делай, что говорю. Ясно?

— Так точно, командир! — Джерт ухмыльнулся. — Больше не буду.

Артанна вздохнула и покачала головой.

— Ты неисправим. Ладно, проехали. Выпьешь?

— Только если чего покрепче.

— Действительно, зачем мелочиться? — пожала плечами наемница и, вспомнив о недокуренной трубке, вдохнула пряный дым.

Выпивку принесли быстро. Медяк поднял кружку:

— За хорошую драку!

— Будет тебе, — Сотница сделала щедрый глоток и закусила ломтем вяленого мяса. — Сама виновата. Знала ведь, что ничего хорошего из моей прогулки по городу не выйдет, но понадеялась на везение. Как выяснилось, моя репутация еще хуже, чем я думала.

— Так это правда? Так ты завела войско в западню?

— Нет. Но это уже не имеет значения.

— Разрешишь вопрос, командир?

— Валяй.

— То, что ты сказала… О плене у рундов.

— Про то, что меня чуть не выпотрошили?

— Угу. И отымели всей ордой… Это тоже правда?

— Некоторые предпочитают смерть плену рундов, — вагранийка с наслаждением затянулась. — Могу их понять. Я и сама мечтала о смерти, да мне не дали возможности. Нуд Сталелобый оставил нетронутым только мое лицо. Говорил, у него не будет вставать, если мне испортят физиономию. Больной ублюдок.

— Что он сделал?

— Наносил по шраму каждый день, что я была в плену. Продержали меня там без малого полгода, но затем удалось бежать. Так я и познакомилась с Веззамом. Хватит об этом, Медяк, — Артанна подняла кружку. — Не люблю вспоминать те времена.

— Извини.

Вагранийка с недоверием взглянула на Джерта.

— Что-то ты сегодня прямо шелковый и не язвишь. Не заболел ли часом?

— Веришь-нет, но немного изменил к тебе отношение, — пожал плечами Медяк и отправил в рот кусок мяса.

— Только давай без жалости. Это еще хуже, чем…

— Мне тебя не жаль, нет, — покачал головой энниец. — Просто порадовала твоя реакция на нападки тех парней.

Артанна фыркнула, едва не подавившись выпивкой.

— А что я должна была сделать? Перерезать их всех и тем самым еще больше настроить город против себя и всей «Сотни»? Грегор может позволить себе любые, но для меня это непозволительная роскошь. Я обещала не лезть на рожон. Кстати, об этом. Давно хотела тебя спросить.

— Ну давай, — пробубнил Медяк с набитым ртом. — Раз уж у нас сегодня вечер откровений.

— Почему ты такая язва? Откуда у тебя находятся силы скоморошничать?

Джерт знаком попросил подождать, пока он дожует. Запив проглоченную закуску, он впервые за все время, что они были знакомы, посмотрел на вагранийку с теплотой.

— Ты не первая это отмечаешь, — сказал он. — Знаешь, командир, почти с самого рождения я понял, что моя жизнь будет являть собой непрекращающуюся череду дерьма различной степени мерзости. Так и случилось. Порой этих мерзостей было столько, что я ими захлебывался, а еще чаще выходило так, что я ничего не мог исправить. И драные шутки над всем происходящим — едва ли не единственное, что в конечном итоге помешало мне сойти с ума. Со временем это вошло в привычку, хотя и заметно испортило характер. Или улучшило — это как посмотреть.

— Видать, трагичная судьба тут не у одной меня, — криво усмехнулась наемница.

— Брось, — отмахнулся Медяк. — И никому не говори об этом, а то распугаешь мне всех баб. Они хотят видеть беззаботного весельчака, а не унылого неудачника.

Артанна улыбнулась.

— Так и быть, уговорил. Никому не расскажу об этой страшной тайне. Хотя послушать о твоей эннийской молодости было бы интересно.

Джерт взял трубку из рук наемницы и вдохнул дым.

— Как-нибудь потом, командир, — проговорил он. — Обязательно расскажу, но не сегодня. У меня тоже есть воспоминания, говорить о которых тяжело, и сейчас я не в настроении ворошить прошлое.

— Тогда еще по кружке? — предложила Артанна.

— Очень своевременное предложение, — в глазах Медяка снова заиграли уже знакомые вагранийке хитрые искорки. — Всецело поддерживаю.

 

Глава 6

Миссолен

— Молю, скажи, что ты нашел ее след.

Демос внимательно изучал мастера Юна, беспардонно развалившегося на его любимой кушетке. Не было сомнений, что лазутчик Арчеллы торопился в Миссолен — он не успел даже счистить дорожную пыль с одежды, а пришедшие в негодность сапоги оставили грязные следы на светлом мозаичном полу.

Юн выглядел изможденным, но умиротворенным.

«Значит, все же что-то накопал».

— Воды, пожалуйста, — попросил мужчина. — Я не ел и не пил весь день. В Ази не было времени — сменил коня и сразу двинулся дальше.

Демос кивнул Лахель, и та подала Юну кувшин, к которому тот приложился по-простецки, сделав несколько жадных глотков прямо из носика и проигнорировав стоявший на столике кубок.

— Ну?

— Благодарю. Сейчас, — шпион вытер рукавом рот, размазав грязь по чумазому лицу, и вытащил из-за пазухи сложенный вчетверо лист бумаги. Отдавать его в руки заказчику он, однако, не спешил. Демос решил не сгонять усталого путника с насиженного места и, поморщившись от боли в пояснице, устроился в кресле напротив него.

— Рассказывай.

Юн кивнул и сосредоточенно нахмурился.

— Сначала, я связался с коллегами и навел справки в Таргосе. Ни в Гайенхе, ни в Тирайе следов той женщины не оказалось. Поручив местным быть начеку, я решил перепроверить полученные ранее сведения. И в процессе выяснил, что Саули работал спустя рукава.

«Очень странно. Раньше твой предшественник был внимателен. Впрочем, Арчелла не избавляется от ценных работников просто так…»

— Подробнее, — попросил Демос.

— Верите-нет, но чутье буквально вело меня в Ульфисс, — лазутчик развел руки в стороны, демонстрируя беспомощность. — Свербело так, что ноги сами туда понесли. Такое случается. Интуиция вообще редко меня подводит. И на этот раз, как обычно, я не ошибся.

«От недостатка скромности, вижу, ты не умрешь».

Казначей подался вперед, уперся локтями в колени и положил подбородок на сложенные домиком ладони.

— Что ты нашел? — стараясь не выдавать нетерпения, спросил он.

— Женщины там, разумеется, не было. Но мне удалось поговорить с послушницами и монашками. Не так уж они и невинны, я вам скажу, — Юн растянул рот в скабрезной улыбочке, вызвав у Демоса тяжелый вздох. — Эх, если бы не срочность, я, пожалуй, даже бы там подзадержался. Не видели они там нормальных мужиков, оголодали совсем и с такой тоской смотрели на… — шпион похлопал себя по гульфику.

— Развратные монашки, лихой герой, все ясно. Может они рассказали тебе что-то действительно интересное?

— Да о чем они только не болтали! — рассмеялся Юн. — Говорили много лишнего, но мне ведь платят именно за то, чтобы я аккуратно просеивал информацию. Оказывается, в Ульфисском монастыре все же была одна Таналь. Я не показывал портрет, что вы мне дали, поэтому моя собеседница не смогла бы ее опознать, но внешность той таинственной сестры описала в точности. По всем приметам это наша дама. Более того, она даже говорила с южным акцентом.

«Неужели я наконец-то вышел на след?»

— Ты сказал «была»?

— Так точно. Она провела в монастыре чуть больше двух недель, и мы с ней, как вы понимаете, разминулись.

Демос покачал головой.

— Не самые хорошие новости.

Мастер Юн снова приложился к кувшину.

— Это не все, ваша светлость, — напившись, сказал он. — Известно, что в монастырях тщательно ведется учет всего на свете: от свечного воска до количества железных шариков для четок. Разумеется, с таким подходом, они должны были и рты считать — послушники, паломники, знатные гости… Хороший настоятель непременно позаботится о планировании, отчетности и бухгалтерии.

Демос нетерпеливо кивнул.

— Мне удалось проникнуть в закрытую часть монастыря и побродить по коридорам, — продолжил Юн. — Немного ловкости, возни с замками, капля удачи — и я попал куда нужно. К счастью для меня, Ульфиссе учет ведется на имперском, потому разобраться в гроссбухах было легко. Антик знаю плохо — не мой профиль.

«Уверен, в такой дыре, как Ульфисс, даже не все священники могут изъясняться на мертвом языке — только повторяют зазубренные молитвы».

— Дальше будешь тратить мое время или дашь уже хоть что-нибудь стоящее? — спросил Демос. — Хватит тянуть кота за…

Юн протянул листок Демосу:

— Страницы не вырывал — было время выписать нужную информацию. Смотрите, — лазутчик указал на одну из строк. — Здесь фигурирует имя Таналь — она появилась примерно через две недели после смерти императора. — Юн провел пальцем по столбцу из имен и дат. — А спустя еще двадцать пять дней это имя пропадает из всех конторских книг. Я проверил все, до каких смог добраться.

— Это пока ничего не дает.

— Ну почему же? — рассудил шпион. — Мы знаем, что эта ваша Таналь все же была в Ульфиссе. Другой вопрос — что заставило ее уехать так быстро.

«Адский холод? Жара не балует Освендис даже летом, а Изара привыкла к южному климату. Но вряд ли это послужило причиной».

— И снова ничего конкретного. Я ожидал от вас большего, мастер Юн. Вы начинаете меня разочаровывать.

Шпион поднял палец вверх, призывая дать ему слово.

— Но кое-что все же есть! В день, когда имя нашей таинственной беглянки пропало из конторских книг, наставник Тиллий вновь снарядился в столицу. Что странно, поскольку обычно он совершает подобные путешествия не чаще раза в два месяца — в остальное время наставник путешествует до Белфура и обратно. До столицы Освендиса добираться гораздо ближе. На этот раз он поторопился вернуться именно в Миссолен.

«Тиллий. О нем говорила Одетт Эвасье, на него указал Ренар. Мне нужен этот проклятый Тиллий».

— Таким образом, полагаю, именно он увез нашу Таналь, — заключил Юн. — И увез сюда, в столицу. Однако, увы, нам с ним не удалось встретиться в Ульфиссе. Теперь я надеюсь найти его в Миссолене.

Демос тряхнул отросшей шевелюрой, пытаясь собраться с мыслями. Скользкие лапки мигрени снова начали запускать когти в голову.

«Итак, я вернулся к истокам».

— Возможно, сестру Таналь решили перевезти в другую обитель? — предположил Демос. — На юг?

— Может быть. Но в таком случае я бы держался подальше от столицы. Поехал через Ньор или Рион.

«Но что если она осталась в Эклузуме? Если она и по сей день находится там…»

Демос потянулся к стоявшему на столе ларчику и вытащил из него мешочек монет. Шпион лихо поймал брошенный в него кошель.

— Бог мой! — воскликнул Юн, взвесив награду в руке. — Сколько же здесь?

Демос устало посмотрел на лазутчика, борясь с усиливавшимся приступом головной боли.

— Пятнадцать аурэ свежей чеканки. Правда, все еще с портретом императора Маргия. — «Как бы на них в скором времени не оказался изящный профиль Ладария». — Бери эти деньги и столько людей, сколько потребуется. Привези мне этого Тиллия. Главное — сделай все тихо. Если церковники прознают, я буду отрицать наше знакомство. Ты понял?

Шпион вмиг посерьезнел и коротко кивнул:

— Как скажете, ваша светлость. Будет исполнено.

— Ступай. И передавай от меня поклон мастеру Арчелле.

— Непременно, — улыбнулся Юн и, как и в пошлый раз, покинул кабинет Демоса через окно.

Роггдор

Артанна не шутила, когда посоветовала Грегору узнать больше о жизни собственных подданных. Едва в Эллисдоре улегся переполох, связанный с возвращением герцога из Миссолена и выздоровлением посла, вагранийка напомнила о своем предложении. Волдхард, не имевший привычки сидеть долго на одном месте, охотно согласился — не мог долго сидеть на одном месте. Так была снаряжена скромная экспедиция на юг. К изумлению и негодованию советников, Грегор пожелал отправиться в путешествие инкогнито и согласился на сопровождение лишь троих спутников — Кивера ден Ланге, Артанны нар Толл и Джерта-эннийца.

— Взгляни на этого серва, — Сотница ткнула затянутым в перчатку пальцем на горбатившегося в поле крестьянина. — Вот он, твой подданный. Работает с утра до ночи, пытается возделывать скупую землю. Трудится на двух пашнях — своей и господской. Думает, как не дать сдохнуть от голода своим многочисленным отпрыскам и наверняка беременной жене. Вон, видишь, вокруг него копошатся дети, пытаются помогать по мере сил. Потому что знают — если не успеют обработать посадки сейчас, зимой помрут. Как думаешь, Грегор, сильно ли их волнуют церковные догматы и спасение души?

Герцог пожал плечами.

— Если они не справляются, могут обратиться к наставнику. Или к барону. Знать и Орден должны помогать с работами на земле, если сервы не успевают. Таков закон…

Вагранийка расхохоталась так громко, что на нее стали оборачиваться другие путники. На раскисшей после дождя дороге, зажатой между рядами полей, было тесно. Грегор укоризненно посмотрел на Артанну, но дал высказаться.

— Вот уж насмешил, — хлюпнув носом и вытерев проступившие слезы, сказала она. — Чем им поможет наставник? Молитвой? Или сам возьмет мотыгу, да пойдет марать свою белоснежную рясу в этом буром говне, которое и землей-то назвать язык не поворачивается? Единственное участие, которое принимает церковь в земледелии — изымает часть урожая. И это — со свободных крестьян, арендующих землю. А сервы, по сути, те же рабы, принадлежащие земле. И правда, хороший закон. Цены нет такому вспоможению.

Поймав взгляд Волдхарда, Кивер ден Ланге лишь тяжело вздохнул.

— Монахи и сами работают на земле, — заметил Грегор. — Наравне с сервами.

— Ты же сам был в Ордене. Припомни-ка, часто ли тебе приходилось таскаться за плугом?

— Это другое…

— Вот! — наемница выразительно посмотрела на герцога. — Выходит, спины гнут одни, а пользуются благами — другие. Это ли завещал людям Гилленай, прежде чем Хранитель забрал его к себе на небеса после Великой битвы?

— Все устроено сложнее, чем ты думаешь.

Артанна направила своего коня ближе к Грегору.

— Да неужели? — тихо спросила она. — Мне кажется, наоборот, все гораздо проще. Налоги лорду я понять могу — такова плата за защиту, которую обеспечит его армия, случись беда. Пошлины для торговцев — тоже объяснимо. Но, драть меня в День поминовения, зачем платить десятую часть дохода, отдавать золото за молитвы, покупать искупление грехов, отдавать монастырям обширные земли, людей в услужение? Не помню я, чтобы в Священной книге об этом хоть что-то говорилось.

Волдхард нахмурился.

— А так ли часто ты ее читаешь, чтобы помнить на зубок все заповеди?

— У меня хорошая память, Грегор. В конце концов, когда-то я прошла обряд посвящения и следовала Пути. И я знаю антик: специально его учила, чтобы читать Священную книгу. Зуб даю, Гилленай ничего не говорил о том, что его служители должны стоять выше крестьян. Впрочем, он и об аристократии ни слова не сказал.

— Гилленай говорил, что в глазах Хранителя все равны, — уточнил Грегор.

— А на деле, как видишь, вышло не так. И церковь, в том виде, в каком она существует сейчас, только расширяет пропасть между сословиями. Да и к богу, сдается мне, не приближает. Так какой в ней смысл?

Волдхард ничего не ответил. Артанна увидела лишь, как заходили желваки на его лице, а затем, вдарив по бокам лошади, герцог унесся вдаль.

— Да ты еретичка, командир! — рыжая голова Джерта загородила закатное солнце. — Ты бы потише… Он же бывший брат-протектор. Я, видишь ли, уже к тебе привык и не хочу искать нового нанимателя.

— Ничего, ему полезно, — отмахнулась вагранийка, провожая взглядом Кивера, пустившегося вслед за лордом. — Может, насмотрится на это дерьмо и передумает лишний раз воевать.

— Или прикажет искать дровишки на твой костер, — тихо предположил Медяк.

— В таком случае гореть я буду долго и мучительно, — Артанна мрачно глядела на тащившихся по размокшему тракту крестьян. — После недели проливных дождей-то.

* * *

Кивер ден Ланге бросил тревожный взгляд на Грегора, созерцавшего раскинувшийся перед ним Роггдор — низкие толстые башни, старые стены, коричневую змею дороги, что спускалась с пологого холма и робко подкрадывалась к старым воротам.

Путешествие затянулось. Из Эллисдора они добрались до Мирвира, отдохнули один день и проследовали до Ульцфельда, а сейчас возвращались обратно через маленький городок Роггдор, стоявший на Гацонском тракте в одном дне пути от столицы Хайлигланда. Везде назывались наемниками, что вполне подходило их разношерстной компании — двое местных, одна вагранийка и энниец. Одевались просто, говорили на людях мало, вопросы задавали только по делу. Кивер преимущественно молчал и был озабочен лишь безопасностью лорда, за жизнь которого отвечал головой. Артанна пила, язвила и торговалась даже за кувшин эля. Джерт задирал командира и то и дело норовил получить по морде. Но чувство юмора у наемника, следовало отдать ему должное, было отменным. И все же Кивер старался не подавать вида, что Джерт его веселил. Ибо наставники учили не доверять эннийцам.

Путники предпочитали ночевать в трактирах, но в один из дней им пришлось остановиться в лесу. Костер тогда сильно дымил, а земля все еще была мокрой и холодной. Кивер не жаловался — еще и не в таких условиях отмораживал зад на границе. Положение спасала хреновуха — крепкая настойка, купленная в одном из трактиров.

Киверу казалось, что голова Грегора пухла от роя мыслей, душа болела за Ириталь, а глаза ужасались увиденному. Ланге удивлялся, как герцог не замечал всего этого раньше? И почему лорд Рольф, с малолетства бравший его с собой в походы, забыл рассказать о людях, населявших страну? Почему наставники, столь рьяно впихивавшие в послушников знания о деяниях давно почивших святых, легендарных битвах и церковных законах, упустили шанс рассказать о сервах, существовавших только ради благополучия Ордена и монастырей? О людях, которых Орден и должен был защищать, но пренебрегал этими обязанностями.

Кивер ден Ланге с жалостью смотрел на подавленного друга, но не смел заговорить. Вряд ли он сможет его утешить. По лицу герцога Ланге понял, что тот чувствовал себя обманутым. Обиженным. Преданным. Мировоззрение Грегора, столько лет строившееся вокруг идеалов служения богу и Ордену, заповедей Священной книги, начинало казаться ему ошибочным. Стоило заглянуть чуть дальше привычного горизонта — и все идеи, за которые он, Грегор, еще недавно был готов убивать, сейчас уже не казались ему непреложной истиной, а сам правитель Хайлигланда чувствовал себя идиотом.

Кивер подозревал, что именно поэтому Волдхард унесся прочь от Артанны и ее эннийца: ему было нужно побыть в одиночестве, отдышаться, привести мысли в порядок, справиться с собой и унять гнев. Переварить увиденное, подумать, что делать дальше, и как применить полученный опыт. Но сейчас Грегор не мог позволить вагранийке увидеть его в таком состоянии. Кому угодно, но только не ей, вечно проводившей аналогии между ним и его отцом. Все они понимали, что сравнение с лордом Рольфом всяко было не в пользу его младшего сына. Возможно, Грегор и жаждал это изменить, да пока не представлял, как.

Но одно Кивер ден Ланге сейчас знал отчетливо — Грегор не хотел, чтобы Артанна по его глазам поняла, насколько оказалась права.

* * *

Разношерстная компания герцога заночевала в трактире, прилепленном прямо к городской стене. Дешевое место для путников, свернувших в Роггдор с Гацонского тракта — дороги оживленной, но недружелюбной и опасной.

Хозяин был неласков, служанки чуткостью не отличались, еда оказалась поганой, а эль — разбавленным. Путники едва не ввязались в драку с гацонцами — буйный нрав Грегора проявился в самый неподходящий момент. Стараниями Артанны и Джерта конфликт все же замяли — купили южанам выпивку, принесли извинения и подняли кружки в знак примирения. Стоило потерпеть: ночлег в тепле, даже в этом захудалом трактире, представлялся Сотнице отличной перспективой. Всяко лучше, чем созерцать далекие звезды, лежа на прелой прошлогодней листве посреди лесной поляны. Даже несмотря на обилие клопов.

Артанна каким-то чудом выторговала у трактирщика отдельную комнату. Чутье подсказывало Киверу, что она все же приплатила сверх озвученной суммы, причем из собственного кармана. Несмотря на то, что наемница стремилась показать герцогу простую хайлигландскую жизнь, он понимал — его все равно оберегали. Во всяком случае Артанна всегда старалась выбить для их скромного отряда условия получше, если существовала возможность. Или же делала это ради себя — жизнь в спокойном и богатом Гивое, должно быть, все же приучила ее к комфорту. Каковы бы ни были ее истинные мотивы, никто не жаловался.

Утро в Роггдоре выдалось тихим. Они проснулись рано, быстро покончили со сборами и намеревались двинуться в путь, не завтракая. Грегор не мог скрыть напряжения — хотел уже наконец оказаться дома. Артанна спустилась вниз, чтобы купить еды в дорогу. Мужчины, закончив последние приготовления, отправились в конюшню.

Однако наемница вернулась не одна.

Грегор, Кивер и Джерт подозрительно покосились на спутницу вагранийки — тощую молодую девушку, почти девчонку, с пронзительными ярко-синими глазами и толстой, с кулак шириной, пшеничной косой, выглядывавшей из-под капюшона.

— Это Эльга, — представила девушку Артанна. — Она просит разрешения отправиться в Эллисдор вместе с нами. Говорит, у нее есть дело к герцогу. Представляете, к самому лорду Грегору.

Волдхард удивленно приподнял бровь, но ничего не ответил.

— Простите, добрые господа, — девчонка попыталась изобразить поклон. — Мне нужно поскорее добраться до Эллисдора, а бабе в одиночку нынче путешествовать опасно. Будь прокляты эти гацонские наемники! Ради милости Хранителя позвольте ехать с вами. У меня и лошадка своя есть, хотя, видит бог, не чета вашим. Я заплачу, не переживайте! В кошеле есть медь и немного серебра.

Кивер бросил вопросительный взгляд на Грегора.

— Деньги тебе еще пригодятся в Эллисдоре, — сказал Волдхард. — Гилленай завещал помогать ближним, так что поезжай с нами. Но в качестве благодарности расскажешь, что за дело у тебя к самому лорду Грегору.

Эльга радостно кивнула и принялась отвязывать свою клячу.

— Хвала Хранителю, нашлись нормальные люди! Я вам не помешаю, обещаю.

Джерт, поняв намерения Грегора, лишь тихо усмехнулся и почесал сильно отросшую щетину. Киверу было все равно — его заботила только безопасность лорда. На том обсуждение было окончено, и они выехали из города.

Через пару часов, когда солнце начало припекать, всадники остановились на привал. Артанна достала из седельной сумки свежий хлеб, твердый сыр и вяленое мясо. Эльга, до этого момента не проронившая ни слова, подошла к вагранийке.

— Здесь сухари с травами, сушеные ягоды и несколько луковиц, — она робко протянула Артанне мешок. — Позвольте хоть поделиться пищей, раз денег вам не нужно. Сухари, клянусь, отменные! По рецепту моей прапрабабки, сытные, ядреные. Завсегда ими перебивались в голодные годы. Да и я на них держусь от самого Ульцфельда — там в последний раз ела горячую похлебку.

— Ну давай сюда, попробуем, — наемница отломила небольшой кусок серого хлеба и отправила в рот. — Драть меня, и правда вкусно. Эй, парни, налетайте! — подозвала она остальных. — Наша попутчица в стряпне дока.

Кивер, взяв на себя роль дегустатора, незаметно попробовал пищу и, убедившись, что яда не было, протянул горсть сухарей своему лорду. Грегор тщательно прожевал и облизал пальцы:

— Эльга, да тебе нужно идти в поварихи! Объедение.

Девчонка зарделась. Джерт переглянулся с Артанной и схватил еще горсть сухарей.

— Ну, раз мы наконец-то начали разговаривать, дитя, поведай нам, что ведет тебя в Эллисдор, — обратилась к Эльге Артанна.

Волдхард и Кивер расположились на поваленном бревне. Рядом виднелся след от кострища — они были не единственными путниками, решившими передохнуть на этом месте.

Девушка помрачнела.

— Уверена, лорд Грегор и слушать не станет. Но попытка — не пытка.

— У меня есть друзья в замковой страже, — подыграл Кивер. — А у друзей — другие друзья… Расскажи, может и получится тебе помочь.

— В баронстве Ульцфельд есть местечко Гайльбро. Слыхали? Я оттуда, — Эльга отрезала себе ломоть хлеба. — Эта деревня долгое время принадлежала обители Гнатия Смиренного, и все ее жители были монастырскими сервами. Потом, лет сто назад, община нашла средства, чтобы выкупить свободу. Копили много лет. Мои предки были среди тех, кто собирал деньги. Откупались тогда ото всех — от церковников, от барона, даже герцогу отправляли золото. Оно ведь как устроено — отвяжешься от одного, так обязательно найдется кто-нибудь другой, да познатнее. Потому нужно было задобрить всех, чтобы получить бумагу о вольной.

— И что сейчас происходит в Гайльбро? — спросил Грегор.

— Мой отец был старостой деревни и торговал шерстью. А до него — дед и прадед. Нашей семье принадлежит много земли в этом поселении — что-то выкупили, что-то завещали дальние родственники… А важно то, что торговля в этих местах идет хорошо. Ульцфельд рядом, до Гивоя недалеко, Гацонский тракт, опять же… Вот монастырь все это время и пытается заполучить наши владения обратно. Покамест дед и отец были живы, они отстаивали Гайльбро, и церкви не удавалось ничего сделать. Но несколько месяцев назад батька отдал богу душу. Сыновей нет, осталась только я да сестры, совсем малы еще. И началось… То я слишком молода, то ничего не смыслю в делах, даром что еще в материнской утробе слышала звон косточек на счетах, то нечего бабе делать в торговле… В меня не верят. На словах они, как водится, все герои, а как дошло до дела, так позасовывали языки в задницы и молчат. Некому отбиваться от церковников. Если не я, то уж не знаю, кто сдюжит.

— Разве община не должна обратиться к барону Ульцфельду? Вы же, получается, теперь платите налоги в его казну, — рассуждала Артанна.

— Это к лорду Хальвенду что ли? Обращались уже, — вздохнула Эльга. — Он за нас не вступился. Говорит, не хочет с монахами ссориться. Положить ему на наши беды большую кучу. Потому и еду к самому герцогу.

— Но что говорят в монастыре? — спросил Волдхард, не спуская внимательного взгляда с девушки.

— Да как всегда в таком случае… Говорят, деревня бесхозная, а так не положено. Твердят, что обладают… Как его там… Щас вспомню… Историческими правами на наши земли, вот как! А мы, дескать, вольнодумцы и смутьяны. Только не правда это никакая. Чуть ли не еретиками нас назвали, и все потому, что мы захотели сажать то, что сами захотим, а не что повелят. Ну и торговля в вольных селениях всегда идет лучше — мы не выгоняем иноземцев и безбожников. Пусть себе живут, лишь бы нам не мешали. А в монастырских владениях так нельзя.

— Ладно. Но почему община отправила тебя к герцогу, если можно было написать прошение? — не унимался Грегор.

— Ха! — невесело усмехнулась Эльга и вгрызлась зубами в луковицу. — Так некому документ составить. Ведь оно как заведено — при деревне есть Святилище. При Святилище есть наставник. У наставника есть помощники, которые и занимаются бумагами. Написать-то я и сама могу, но печать поставить на документе должны церковники. Так вот, с тех пор, как началась эта кутерьма, наставники отказываются помогать с этим делом. Молиться — молятся, обряды ведут, но что-то сверху — хрен. Видать, сговорились с монастырскими. Поэтому и пришлось самой ехать — так оно надежнее, чем бумагу марать. Да и мне спокойнее.

Артанна достала мех с водой и сделала пару глотков.

— Чем именно угрожает монастырь?

— Обвинением в ереси, чем же еще? — пожала плечами Эльга. — Говорят, если не пойдем на мировую, отлучат всю нашу деревню, пришлют братьев-протекторов да спалят там все к черту вместе с людьми. Уже распускают слухи по соседним деревням, что мы-де отреклись от Хранителя, потому и открыли ворота безбожникам да всяким иноверцам. С нами отказываются торговать. Нищаем.

Волдхард нахмурился.

— И чего ты ожидаешь от лорда Грегора? — задумчиво спросил он.

Эльга скорчила кислую гримасу.

— Да я и не надеюсь его увидеть, если честно. Он, говорят, человек занятой, постоянно в разъездах. Но я слыхала, что можно обратиться к барону Альдору, помощнику ихнему. Он, дескать, может выслушать и, коли дело важное, от герцога не утаит. А скажу ему, что монахи пошли супротив закона божьего и мирского, помощи попрошу. Ждать долго придется, понимаю. Но без ответа я из Эллисдора не уеду, — девчонка решительно хлопнула кулаком по стволу дерева.

— Думаю, дождешься. Ты бойкая девчонка, сразу видно, — сказал Грегор, вытирая руки о штаны. — Кстати, что думаешь о самом герцоге?

Вопрос Волдхарда вызвал на лице Артанны тень улыбки. Джерт понимающе усмехнулся и подошел к лошадям.

— Да нет у меня времени о нем думать, добрый человек, — ответила Эльга. — Мне б в амбаре не сгореть, как еретичка, когда меня и всю деревню в него загонят. Но вроде о лорде Грегоре говорят хорошее, хоть он и бывший монах. Нам их не за что любить, сам понимаешь. Что бы там о нас ни говорили, но в Гайльбро всегда любили и почитали Хранителя. Мы трудяги, а не еретики, — заключила девушка и поднялась на ноги.

— Я помогу тебе, — тихо сказал Грегор.

— Ты уже мне помог, добрый человек, — тяжело вздохнула дочь старосты. — На все прочее воля божья.

Эллисдор

— Ставлю пузырь хреновухи, что Эльга бахнется в обморок, когда все поймет, — прошептал Джерт и заговорщически подмигнул Артанне.

— С обмороком загнул, — тихо ответила вагранийка и улыбнулась, представив лицо девчонки. — У здешних людей нервы крепкие. Но удивится знатно, это точно.

Кобыла Эльги тащилась впереди, сразу за лошадьми Грегора и Кивера. Наемники замыкали процессию и немного отстали, чтобы поговорить. Всего несколько сотен шагов отделяли их от Эллисдора. Отчетливо виднелись строгие очертания башен ратуши и нагромождение построек на рыночной площади. Над Нижним городом недовольно насупились неприступные стены замка. Хлопали на ветру лазурные флаги и знамена, галдели толпы горожан. Эльга крутила головой, дивясь всему подряд — в столице Хайлигланда прежде ей бывать не доводилось. Артанна понимающе хмыкнула — в свое время она вела себя точно так же.

Подъехав к Южным воротам, Грегор и Кивер спешились и перекинулись несколькими фразами со стражей. Лица воинов вытянулись при виде герцога, но дисциплина взяла свое. Эльга, погруженная в созерцание городского пейзажа, вздрогнула, когда Артанна тронула ее за плечо:

— Нас пропускают, шевелись.

Грегор обернулся:

— Поехали в замок.

— А как же…

— Все уладим, — отмахнулся он. — Не отставай.

Девушка настороженно обернулась, ища объяснений у Артанны.

— Все в порядке, — успокоила ее вагранийка. — Он знает, что делает. Добро пожаловать в Эллисдор.

Позади нее Джерт издал сдавленный смешок. Наемница шикнула на него.

— Не порти момент, дурак! — сквозь зубы проговорила она, но и сама не смогла сдержать улыбки.

Быстро проехать через город не получилось — ярмарочный день был в самом разгаре, и на улицах царило столпотворение. Наконец, преодолев плотный людской поток, путники выехали на мост, тянувшийся к замковым воротам.

Грегор не выдержал и, увидев свободную дорогу, пустил коня в галоп.

Ворота открылись. Стража приветствовала возвратившихся путников, в то время как дочь старосты ничего не могла понять. Лошадку Эльги аккуратно взяли под уздцы, а самой девушке помогли спрыгнуть на землю. Артанна и Джерт отдали поводья слугам.

Грегор и Кивер обнялись со спустившимися во двор эрцканцлером. Наконец, вспомнив о попутчице, Грегор жестом пригласил Эльгу подойти ближе.

— Я хочу представить тебе барона Альдора, — сказал Волдхард. — Расскажи ему все, что говорила мне, он выслушает тебя. А сейчас прошу меня простить.

Коротко кивнув, он скрыться в господском доме. Альдор посмотрел на девушку:

— Ну здравствуй, дитя. Как тебя зовут?

— Эльга, ваша милость. А вы правда барон и передадите мои слова герцогу?

— Разумеется, — ответил он. — Только не могу взять в толк одну деталь…

— Какую?

— Зачем мне передавать лорду Грегору то, что он уже наверняка слышал?

Девушка удивилась.

— Простите?

— Человек, который привез тебя в Эллисдор, и есть лорд Грегор.

Эльга остолбенела. У девчонки перехватило дыхание, на залитом краской лице застыла смесь стыда и удивления. Выпучив глаза и приоткрыв влажный рот, она силилась что-то сказать, но не смогла произнести ни слова. Наблюдавшая за кульминацией герцогской шутки Артанна ткнула Джерта локтем:

— С тебя хреновуха, Медяк.

Энниец тяжело вздохнул.

— Госпожа Толл! — раздался робкий голос за спиной наемницы. — Там это…

Вагранийка резко развернулась, едва не сбив подошедшего серва с ног.

— Что еще?

— Вас зовет мастер Шрайн. Говорит, срочно.

— Что ж Малыш сам не дошел, раз так срочно? — проворчала Артанна. — Где он?

— Там, — слуга махнул рукой в сторону казармы. — Очень срочно!

Ничего не ответив, наемница устремилась в указанном направлении. Джерт, уловив тревожные нотки в голосе серва, последовал за командиром.

На входе в казарму они увидели столпившихся бойцов «Сотни». Вопреки обыкновению, наемники выглядели взбудораженными. Хмурился даже Белингтор. И курил, что само по себе служило недобрым знаком. В последний раз Черсо был замечен с трубкой в зубах, когда умерла его горячо любимая матушка.

— Что стряслось? — громко спросила Артанна.

Фестер, оказавшийся ближе всех к Сотнице, посторонился, пропуская ее вперед.

— Там… — кивнул он на двери и скорбно замолчал.

— Да вы все языки проглотили? Что вы мне тамкаете? — рявкнула Артанна, озираясь по сторонам.

— Ты должна сама это увидеть, — тихо отозвался Белингтор и судорожно вдохнул дым. — И услышать.

Наемница выругалась и, грубо отпихнув замешкавшегося в проходе воина, влетела в слабо освещенный темный зал. Бойцы во главе со Шрайном и Веззамом окружили койку, вокруг которой суетился замковый лекарь — Артанна увидела его приметную черную мантию. Здесь же был и брат Аристид — снова блистал познаниями в лекарском ремесле. Когда вагранийка подошла ближе, бойцы молча расступились.

— Вал? — Артанна узнала секретаря, которому полагалось выполнять поручения в Гивое, и растерянно уставилась на Малыша. — Какого рожна он здесь делает?

— Я его привез, — донесся до Артанны голос сбоку. Она обернулась и увидела десятника Танора. Кого-кого, но его она точно не ожидала встретить в Эллисдоре.

— Пираф. Ты что здесь забыл, мать твою?

— Тише! — шикнул монах. — Юноша ранен, ему нужен покой. Пусть спит. Вам лучше поговорить в другом месте.

— Ну-ка пойдем побеседуем, — Артанна схватила Пирафа за ворот грязной рубахи и подняла на ноги. — На улице.

Десятник Танора попытался сопротивляться.

— Полегче, я тоже не здоров.

— Я тебя сейчас мертвым сделаю, если не пошевелишься! — гаркнула женщина и пинком отправила Пирафа на выход.

— Помощь нужна? — спросил Джерт.

— Помолчи, Медяк. Очень обяжешь, — бросила через плечо Артанна и вышла.

Вытолкав незваного гостя на улицу, наемница отволокла его на ступени соседнего крыльца и грубо усадила на шаткие доски. Под задницей Пирафа что-то треснуло. Десятник коротко ругнулся.

— Так, дорогой, — начала она. — Сейчас ты расскажешь, какого черта заявился в Эллисдор, и почему мой секретарь валяется на койке без сознания.

— Гивою каюк, — морщась от боли, сказал Пираф. Только сейчас Артанна заметила его перебинтованную руку.

— Подробнее, мать твою! Когда вы приехали?

Вагранийка села на корточки напротив него и достала кисет.

— Вчера вечером. Да плевать на нас с Валом! Твое поместье взяли штурмом.

Сотница опешила.

— Что?

— Что слышала, — Пираф зло сплюнул под ноги. — Танор помер. Власть в городе захватили Чирони. Весь Гивой кишит гацонскими кондотьерами. Черти расфуфыренные.

Артанна уставилась на него пустыми глазами. Под ложечкой засосало, тревожное ощущение необратимости болезненно кольнуло под ребро. Она рассеянно взглянула на свои руки — пальцы дрожали так, что вытащенная по привычке трубка едва не выскользнула на землю.

— Медяк!

— Да, командир?

— Разгони зевак. Быстро.

Шрайн отстегнул от пояса флягу с хайлигландской крепкой и передал ее Артанне. Трясущимися руками Сотница поднесла пойло к губам, расплескав янтарного цвета настойку и намочив свою рубашку.

— Так, — справившись с первыми эмоциями, сказала наемница, — давай с самого начала.

Пираф знаком попросил выпить. Сделав несколько молодецких глотков, он прочистил горло.

— Что говорить, баба ты сильная. Отметелила Танора знатно — он так и не встал. А через три дня и вовсе испустил дух. Хотя некоторые говорили, что Чирони сами его прикончили. Утверждать не возьмусь — меня в тот момент рядом не было.

— Я не настолько серьезно его отделала. Танор был крепким мужиком, — покачала головой Артанна. — Убивать я его не собиралась. Ладно, продолжай.

— Еще не успев похоронить Танора, Чирони возглавили «Братство».

— Ожидаемо, — проговорил Шрайн.

— Угу. И они явно давно готовились к такому раскладу, потому как всего через несколько дней Гивой заполнился гацонскими наемниками. Как Чирони это провернули и чего им наобещали, не знаю. У меня были другие заботы: берег свою шкуру и пытался разгрести бардак.

— Что они сделали с моим поместьем? — тихо спросила Артанна. Веззам видел, как ходили желваки на ее лице.

— Взяли штурмом, — хрипло сказал Пираф и закашлялся. — Гацонцев было две сотни, моя десятка в этом тоже участвовала, хотя мы никого не резали, клянусь. Ваши не отбились. Всех, кто оказывал сопротивление, перебили. Даже слуг. Тех, кто согласился присоединиться к Чирони, оставили в живых.

— А Тарлина?

— Жива. Поняв, что выстоять не удастся, ваши все же сдались. Парень, которого сейчас выхаживают лекари, тоже был среди них.

Сотница смерила Пирафа недоверчивым взглядом:

— Неужели Валу так просто дали уйти?

Кто-то принес горящую лучину. Артанна достала кисет, но ее руки тряслись так сильно, что она просыпала половину драгоценного табака на землю. Шрайн бережно взял из рук Артанны курительные принадлежности, набил трубку сам и протянул Сотнице. Артанна поднесла огонек к ароматной смеси и сделала несколько горьких вдохов, но пряный аромат не принес ожидаемого облегчения.

Она предполагала, что это могло случиться. Догадывалась, что у Чирони был план. Но наплевала на это, решив вернуть долг Волдхарду. И сколько жизней оказалось угроблено ради ее прогнившей чести?

— Я вывел паренька, — отвечал Пираф, следя за нервными движениями Сотницы. — Через неделю, когда шум начал помаленьку утихать, Чирони взялись за чистку в своих рядах. Ты же знаешь, что я с гацонцами всегда был не в ладах. Старики, что воевали вместе с Танором еще когда Чирони у мамки в брюхе сидели, начали мешать. Помнишь, ты за меня стрелу в задницу схватила? — Вагранийка кивнула. — В общем, тогда это и правда были Чирони. Подтвердилось, когда начали убирать неугодных.

— Выходит, ты бежал от своих же?

Наемник пожал плечами.

— Да, как и вся моя десятка. Иначе валялись бы мы в канаве с перерезанными глотками. И этот бесполезный малец прибился. Точнее, его Тарлина к нам отправила. Сама не смогла — ее отсутствие заметили бы слишком быстро. Но просто так нас не отпустили, как ты понимаешь, — Пираф снова закашлялся. — Вот уж поди пойми Хранителя: нас было одиннадцать человек, а выбрались из той заварушки только мы вдвоем с Валом. Он и предложил двинуться в Эллисдор, чтобы тебя найти.

— Сколько человек из «Сотни» погибло?

— Почти все. Хорошо, если осталось три десятка, да и те сами сложили оружие. Говорю тебе, бойня там была. Самая настоящая кровавая баня, — десятник поднял глаза на вагранийку. — Мне жаль, Артанна. Правда.

— Твою же мать! — вырвалось у Сотницы. Она со всей силы грохнула кулаком по деревянным перилам. Полетели щепки. Артанна посмотрела на свою руку, насчитала несколько заноз. Текла кровь, но боли почему-то не было.

— Сколько человек у Чирони? — спросил Веззам.

— Две с половиной сотни. Сброд, конечно, но кое-на что сгодились, как видишь.

— Без шансов, — процедил Джерт.

— Да уж понятно, — огрызнулась Артанна. — А ты чего здесь торчишь? Пошел вон отсюда.

Медяк ретировался. Пираф поправил свою потрепанную щегольскую шапку. Позолоченная брошь, купленная у ювелира в Гивое, отвалилась, а истертый бархат был заляпан дорожной грязью и жиром.

— Это еще не все новости, — сказал беглец и жестом попросил выпивку.

— Давай уже, радуй. И так веселее некуда.

— Чирони захватили ратушу. Правят оттуда. Наместник жив, но подчиняется «Братству». Теперь город полностью под их властью.

— А Гвиро? — наемница с опаской подняла глаза на Пирафа. Он отвел взгляд.

— Мертв.

У вагранийки упало сердце. Она молча опустилась на ступени рядом с десятником.

— Дерьмо.

— В жизни бы не подумал, что Чирони способны на подобное.

— Что хуже всего, — тихо отозвалась наемница, — даже я не смогла вовремя понять, насколько они отморожены. Как это случилось?

— В поместье?

— С Гвиро.

— Глупо. Когда штурмовали ратушу, его ранили. Шальная стрела. В живот.

— Сильно мучился?

— Не знаю.

— Проклятье! — прошипела Артанна. — Не заслужил.

Пираф пошарил рукой в кармане и достал перстень с розовым камнем. Артанна его узнала.

— Вот, вытащил у синьора, когда перебирал тряпки. Хотел продать при удобном случае, да потом передумал. — Десятник протянул украшение наемнице. — Я же тебе вроде как должен. Возьми, пусть будет на память.

Сотница бережно прикоснулась к самоцвету.

— Это и так моя вещица. Должна была стать обручальным кольцом. Видать, в браке побывать мне точно не светит.

— Ты и Гвиро? — удивился десятник. — Вот уж бы не подумал…

Артанна сняла перчатку и надела перстень.

— Федериго давно предлагал, а я все тянула. Собиралась согласиться после возвращения из Эллисдора. А оно вот как вышло.

— Черт. Прости.

— Спасибо, что не продал.

Некоторое время они сидели молча. Артанна, уставившись в одну точку, задумчиво крутила перстень на пальце. Наконец, Пираф осторожно дотронулся до плеча наемницы:

— Понимаю, тебе сейчас не до того, но…

— Говори.

— У меня больше нет командира, нет людей, да и дома, видать, я уже окажусь не скоро…

Женщина скосила глаза на десятника:

— Хочешь в «Сотню»?

— Ты не возражаешь?

— Принят. У меня никогда не было к тебе претензий, а народу в «Сотне», как видишь, поубавилось.

— Спасибо.

— Ладно, поговорим после. Мне нужно увидеть герцога, — Артанна поднялась на ноги. — Возможно, он сможет нам помочь.

— Я бы не был в этом так уверен, — тихо проговорил Веззам, проследовавший за наемницей. — Лорду Грегору, кажется, самому не помешала бы помощь.

Артанна прошла несколько шагов и остановилась, оставив казарму за спиной. Она откупорила одолженную у Малыша флягу и залпом осушила ее до дна. Ваграниец молча стоял рядом. Вытерев рот тыльной стороной ладони, наемница повернулась к Второму:

— Ступай к наставнику и попроси о поминальной службе. Многие следовали Пути, я знаю. Пусть за них помолятся. И купи выпивки — сегодня помянем.

— Я договорюсь с кастеляном.

— Спасибо.

— Артанна… Если я…

— Ценю твою помощь, Веззам. Но сейчас мне нужно побыть одной. Пожалуйста.

Второй молча кивнул и оставил командира в покое. Артанна медленно пересекла внутренний двор замка, отчего-то показавшийся ей слишком тесным. Часть ее поредевшего войска была занята в карауле. Глядя на бойцов, совершавших обход на крепостных стенах, наемница едва сдерживала слезы. Что она им скажет? Как будет смотреть в глаза?

— Прими мои соболезнования.

Артанна обернулась и увидела Джерта. Энниец обладал почти мистическим талантом подкрадываться незаметно.

— Спасибо, Медяк.

— Я могу чем-то помочь?

— Спроси у Малыша или Веззама. Я отдала распоряжения. А сейчас, пожалуйста, уйди.

Джерт достал из-за пазухи бутыль с хреновухой и молча отдал командиру, а затем поспешил оставить Артанну в одиночестве.

Она медленно поднялась на крепостную стену и, облокотившись на парапет, застыла, устремив взгляд вдаль — на Гацонский тракт, извивавшийся меж поросшими редкой травой холмами.

В очередной раз она пожалела, что так и не научилась относиться к «Сотне» как к средству заработка. Не могла — все быстро стало слишком личным. Рольф предупреждал, что однажды могло случиться нечто подобное. Предостерегал, советовал не привязываться. А она, как это часто бывало, пропустила дельное наставление мимо ушей. Всему виной жалостливое бабское сердце. Гонять и строить бойцов — одно. Куда хуже ей давалось переживать их потерю.

А ведь она должна была к этому подготовиться, раз решилась покинуть Гивой.

«Сотня» стала единственной целью в жизни Артанны с тех пор, как она уехала из Эллисдора. В обустройство поместья была вложена вся ее душа. Люди — опытные бойцы и зеленые новобранцы, служанки и лакеи, счетоводы и конюхи, прачки и кузнецы, — все они были той семьей, которую она так отчаянно хотела иметь, но которую позволить себе не могла. Все они были ее детьми, родить которых Артанна была уже не способна. Окончательно это признать Артанна смогла только сейчас. Больше не было смысла лгать самой себе. И оттого потеря резала сердце еще сильнее.

Она знала по имени каждого бойца, помнила, у кого из них остались жены и дети, а у кого — престарелые родители. Теперь ей предстояло написать сотню писем и разослать их во все концы материка.

Грани алмаза на перстне поймали луч закатного солнца и весело заискрились. Артанна сняла подарок Гвиро и положила на каменный парапет.

— Ну какого рожна ты не сдался? Зачем полез в драку? Что тебе стоило просто засунуть язык в задницу и переждать бурю, как ты всегда поступал, Федериго? — тихо обратилась она к перстню. — Дурак! Гребаный дурак.

Любви между ними не было, но Артанна уважала помощника наместника и действительно собиралась согласиться на предложенный союз. В конце концов, у них могло получиться что-то путное. И меньше всего она желала Федериго такой идиотской смерти.

— Это ведь отныне на моей совести, — вздохнула она. — Тебе-то хорошо — помучился день-другой и умер. А мне теперь со всем этим жить.

Грудь сдавил спазм. Впервые за годы, прошедшие с момента отъезда из Эллисдора, Артанна почувствовала подкатившие к горлу рыдания. Наемница огляделась и не заметила ни души. Можно было с чистой совестью разреветься, давая выход чувствам. Но делу бы это не помогло.

И все равно сдержаться не получилось. Рыдания едва не выбили из Артанны дух, а спазм заставил рухнуть прямо шероховатые камни крепостной стены. Так она и стояла — на коленях, вцепившись скрюченными пальцами в парапет, и выла в голос, а холодный хайлигландский ветер уносил звук ее рыданий на юг.

Через пару минут истерика ее отпустила. Вагранийка поднялась на ноги и торопливо вытерла слезы, а порыв ветра неприятно укусил мокрые щеки. Шмыгнув носом, наемница несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула, а затем надела перстень.

Легче не стало.

Однако этим прохладным вечером Артанна нар Толл поклялась уничтожить каждого из людей Чирони. Даже если ради этого ей придется сровнять весь вольный город с землей.

Миссолен

Сидя в подпрыгивавшем на брусчатке экипаже напротив брата Ласия, Демос уже не обращал внимания на тряску. То было третье путешествие невесть куда в компании старшего дознавателя Коллегии. Церковник, имевший столько же красноречия, сколько волос на голове, равнодушно рассматривал собственные руки и хранил безмолвие. Серебряный диск на шее брата Ласия дергался, как припадочный, постоянно отвлекая Деватона от размышлений.

Демос даже не пробовал начинать светскую беседу. Каждый раз его бесцеремонно отрывали от работы, и не терпящим возражений, но безукоризненно вежливым тоном приглашали отправиться в путь. Судя по тому, что всякое путешествие заканчивалось в новом месте, Великий наставник имел то ли неутолимую тягу к разнообразию, то ли вконец распоясавшуюся паранойю. И, несмотря на все заверения в благосклонном расположении к Дому Деватон, другом Демоса он уж точно не считал.

Однако в этот раз его конвоиры хотя бы бросили плохо набитую подушку на скамью.

«Высшее проявление расположения, следует понимать. Я точно им для чего-то нужен».

Вторая встреча с его святейшеством имела место в стенах древнего загородного аббатства сразу после кончины лорда Ирвинга. Тогда Ладарий настоятельно рекомендовал Демосу прислушаться к увещеваниям Малого совета и занять пост канцлера империи. Деватон выслушал, но согласия не дал — как и завещал его предшественник. Сил сопротивляться хоровому вою советников хватило ненадолго. Начался хаос. В конечном итоге Демос сдался.

«Громко же мне икнется эта тяга к порядку».

Подпрыгивая на колдобинах, новый канцлер судорожно пытался предугадать, зачем понадобился Великому наставнику на этот раз. Его снова везли за город, и, чем дольше длилась эта поездка, тем сильнее Демос нервничал.

«Младший казначей. Главный имперский казначей. Канцлер империи. Головокружительная карьера!»

Это не могло быть простым везением, да и совпадением не казалось. Демоса преследовало ощущение, что словно чья-то невидимая рука тащила его вверх по ступеням должностной лестницы. Мать так расстараться не смогла бы: при всей любви к интригам, она не обладала и долей намека на подобную власть. Это вряд ли мог спланировать Ирвинг перед смертью: его больше заботила тайна, добраться до которой Демос все никак не решался. Это не мог быть и Ладарий: Великий наставник ясно дал понять, что намерен соблюдать строжайший нейтралитет, пока не будет избран новый правитель.

Экипаж остановился. Брат-протектор, облаченный в начищенные доспехи и белый плащ, украшенный серебристым диском Хранителя, открыл дверь и любезно помог Демосу спуститься. Чем чаще он наносил визиты Ладарию, тем вежливее становился его эскорт.

Вокруг раскинулся идиллический пейзаж — зеленый луг с нежными желтыми цветами, тихое журчание ручья и рощица, перед которой возвышался небольшой деревянный дом. Из трубы валил дым, доносились ароматы свежего хлеба и трав. Брат Ласий проводил Демоса до двери и вернулся к экипажу. Пожав плечами, Деватон вошел внутрь.

Ладарий, облаченный в простую монашескую рясу, суетился вокруг печи и почти идеально гармонировал с внутренним убранством хижины, словно никогда не носил усыпанного хрусталем и алмазами венца.

«Зачем этот цирк? Что ты хочешь мне показать? И кем хочешь казаться?»

— Канцлер Деватон! Вижу, вы успешно добрались, — приветливо улыбнулся церковник. — Уверен, вы голодны.

«Еда — последнее, о чем я могу думать в твоем обществе. Особенно жареная».

— Готов съесть лошадь, — солгал Демос, целуя серебряный диск церковника.

Ладарий вытащил из печи горшок с ароматным рагу и водрузил его на грубый дубовый стол в компанию к головке сыра и ароматному хлебному кругляшу. Также на столе дожидались начала трапезы кувшины с вином и водой. Великий наставник сел и, жестом пригласив Демоса разделить трапезу, отрезал толстый ломоть сыра.

— Надеюсь, дорога вас не настолько утомила, чтобы забыть о делах?

— Как говорилось у Даминия? «Если хочешь провести жизнь в покое, держись подальше от политики», если не ошибаюсь? — проговорил новоиспеченный канцлер и налил себе воды. — Вы никогда не приглашаете меня просто так. Что случилось, ваше святейшество?

— Полагаю, с учетом вашего нового статуса, мы будем видеться чаще.

«Не могу сказать, что рад этому факту».

— Это должно меня тревожить?

— Отнюдь, — покачал головой Ладарий. — Вы поднимаетесь все выше, ваша светлость. Дальше только корона.

— Я безмерно польщен доверием Совета.

— И, надеюсь, оправдаете наши надежды.

Герцог поднял глаза на церковника. Ладарий смотрел на него в упор.

— Я с рождения только и занимаюсь тем, что пытаюсь оправдать чужие надежды, — твердо ответил Демос.

Его святейшество отломил кусок хлеба и, водрузив на него сыр, отправил в рот. Демос медленно жевал хрустящую хлебную корку, не сводя глаз с собеседника.

— Гонец привез этим утром, — вытерев руки, Ладарий вытащил из складок одеяния свиток и протянул его Демосу. — Рекомендую прочесть это послание лишь после того, как закончите трапезу. Боюсь, оно способно испортить аппетит.

— Пожалуй, я рискну, — ответил Демос и рассмотрел письмо. На сломанной печати он увидел скрещенные меч и топор Хайлигланда.

Он углубился в чтение, и, чем дольше изучал текст, тем сильнее менялся в лице.

— Клевета, — произнес он, закончив читать. — Не ожидал такой подлости от кузена.

Ладарий наигранно вздохнул.

— Лорд Демос, вынужден признать, вы мне симпатичны. Настолько, что я даже смирился со связями вашей семьи в Эннии, закрываю глаза на слуг-рабов и эксцентричные выходки леди Эльтинии. Я многое готов вам простить в обмен на честность и самоотверженную службу государству. Но это, — церковник выразительно посмотрел на письмо, — заставляет меня сомневаться. Вам есть что противопоставить этим обвинениям?

— Готов поклясться на Священной книге, мой Дом не имеет отношения к описанным событиям, — заверил Деватон. — Понятия не имею, что заставило Волдхарда сделать подобные выводы. Хотя, возможно, это какой-то ловкий ход…

— Его светлость утверждает, что поймал одного из подосланных к послу Латандаля убийц. Леди Ириталь попытались отравить. Пойманный убийца оказался членом эннийской гильдии «Рех Герифас» и на допросе назвал ваш Дом заказчиком этого ужасного деяния.

— В руках умелого палача можно признаться в чем угодно. Хоть в величайшей ереси, хоть в убийстве Последнего сына господа нашего. Вам ли не знать? — канцлер покосился на дверь, за которой его ожидал брат Ласий. — Повторюсь, обвинения возмутительны и не имеют оснований. Более того, они не логичны. Я не понимаю, зачем мне могло потребоваться убивать посла Латандаля, ведь у дома Деватон нет конфликтов с латанийцами. Наоборот, в моих венах течет кровь династии Урданан, пусть и весьма разбавленная.

Ладарий мягко улыбнулся.

— Ваша светлость, я пригласил вас сюда не затем, чтобы обвинять. Для этого существует Коллегия дознавателей. Заявление лорда Грегора обескураживает и грозит мощным скандалом. Я лишь пытаюсь выяснить, на чьей стороне правда.

— Повторяю, я готов поклясться, что не причастен к этому ужасному событию, — отчеканил Демос.

— Так я и думал.

«Неужели? К чему тогда эта провокация?»

Демос потер занывшее колено.

— Если бы у меня была возможность причинить вред кому-либо из представителей правящих династий, то, поверьте, это были бы не латанийцы, — сказал он. — К примеру, я мог бы попытаться избавиться от своего соперника — самого лорда Грегора. Вы не находите, что это было бы куда более эффективной тратой моих сил?

— Разумеется, — кивнул церковник. — У меня не было причин сомневаться в чистоте ваших помыслов. Но я счел необходимым вас предупредить.

«И превратил это в очередной фарс, испытывая меня на прочность?»

— Как вы отреагируете на обвинение? — спросил Деватон.

— Напишу письмо, в котором попытаюсь успокоить Волдхарда. Буду взывать к голосу рассудка.

«Если он еще остался у Грегора. Кажется, кузен сошел с ума».

— Едва ли он внемлет вашим словам, — вымученно улыбнулся Демос. — Пожалуйста, держите меня в курсе дел.

Ладарий склонил голову набок и внезапно одарил собеседника теплым взглядом.

— Я же сказал, что отныне мы будем видеться чаще, — сказал он.

Демос вышел из-за стола и на прощание поцеловал серебряный диск церковника. Брат Ласий помог канцлеру преодолеть путь до экипажа, придерживая гостя под руку и оберегая от падения. Пару раз Демос все же споткнулся, слишком увлеченный попыткой осознать произошедшее.

Он выразился бы очень мягко, сказав, что его удивили эти новости.

* * *

— Именем праотца Флавиеса, клянусь, я не делала этого!

Эльтиния измеряла широкими шагами Зеленый кабинет, заламывая руки и ежась под яростным взглядом сына. Демос был бешенстве. Глядя в его глаза, леди Эльтиния не могла избавиться от ощущения, что в этот момент он был готов ее убить. Сейчас сын и не пытался скрывать истинных чувств. Он осекся и взял себя в руки лишь в тот момент, когда почувствовал характерную дрожь на кончиках пальцев.

«Нет, нет, нет… Спокойно, Демос. Гнев и огонь — дурная пара».

Воздух искрился напряжением. Мягкий ветерок воровато заглядывал в окна имения Дома Деватон и с легким шорохом ласкал тонкие светло-зеленые шторы. Мать выглядела встревоженной и напуганной: либо она в полной мере проявила свой актерский талант, либо действительно ни о чем не знала. Впрочем, Демос надеялся, что в кои то веки смог вывести ее из равновесия.

— Тогда кто? — рявкнул герцог, сжав до боли в пальцах набалдашник трости. — Ты хоть представляешь, в каком дерьме мы оказались?

— Это не я, — тихо запричитала мать. — Это не я!

Однако Демос уже не мог остановиться. Ненависть, накопленная им за годы семейной вражды, нашла выход именно сейчас.

— Ты доигралась со своими интригами! — проорал он. — Но знаешь, что обиднее всего? Какую бы глупость ты ни совершила, отвечать перед Малым советом и Великим наставником придется мне. И знаешь, что будет потом? Если наш Дом обвинят в покушении и докажут вину, церковь уничтожит всех нас, а его величество Эйсваль Урданан, дядька этой пигалицы, с большим удовольствием спляшет на наших костях! Я отправлюсь на плаху, а ты — на костер, ибо тебя непременно обвинят в колдовстве — по двору давно ходят слухи. И все любовные похождения нашего драгоценного Линдра припомнят, не сомневайся — и Лисетту Тьяре, и Агнессу Рунди. Разве что Ренара не тронут, ибо отцу хватило ума отправить одного из сыновей служить богу, да и в Ордене, полагаю, житья ему не будет. — Демос навис над матерью, схватив ее за плечи. — Поэтому, случись мне обнаружить хоть единое доказательство твоего участия в отравлении посла, я без сожалений сдам тебя с потрохами милым братьям из Коллегии дознавателей.

«Благо теперь у меня там даже есть знакомства».

Закончив речь, Демос отпустил мать и рухнул на кушетку без сил. Эльтиния, наконец, вернула самообладание и села подле сына.

— Да, я узнала о случившемся из своих источников раньше тебя, — призналась она. — И молчала, поскольку латанийские послы не представляют для нас особого интереса. Пока что. Но, Демос, это не моих рук дело. Что я должна сделать, чтобы ты мне поверил?

Он боролся с собой. Всем своим существом Демос ненавидел мать за методы, которыми та пользовалась ради достижения своих целей. За это же ненавидел и себя, постоянно разрываясь между порядочностью и эффективностью. Но в одном Демос не сомневался: все, что делала леди Эльтиния, она совершала ради блага семьи. И еще он понимал, что мать была достаточно хитра, чтобы замести следы.

— Допустим, ты невиновна, — тихо сказал герцог. — Тогда предлагай варианты, кто мог нас подставить. И не вздумай юлить — я все проверю.

— Покажи мне письмо с обвинениями.

— Его забрал Ладарий. Но я запомнил содержание почти дословно. Лорд Грегор утверждает, что поймали исполнителя из «Рех Герифас».

Выщипанные в ниточку брови матери поползли вверх.

— Не может быть!

— Убийца заявил, что гильдию наняли Деватоны.

— Но это же немыслимо! «Рех Герифас» никогда не выдают имен, — возмутилась мать. — Это же главное условие их работы. Так было всегда.

Демос покачал головой.

— Они весьма своеобразно трактуют эту клятву. Удивляет другое. Как правило, между гильдией и заказчиками существуют связные, которые, случись беда, могут быстро исчезнуть, не подвергнув риску ни чьи интересы. Но здесь, — Демос задумчиво крутил трость в руках, — здесь было обозначено конечное звено. Это необычно, как ты сама понимаешь. Похоже на провокацию.

— Согласна, — кивнула Эльтиния. — К тому же странно, что убийцы вообще попались. Обычно они действуют тонко и незаметно. К тому же в Хайлигланде… Мертвые боги, да там же работать проще простого!

— Возможно, все мы недооцениваем лорда Грегора, — размышлял Демос. — Полагаю, тот, кто воспользовался услугами гильдии, тоже надеялся, что в Хайлигланде все пройдет гладко. Но он ошибся. Тихое дело переросло в скандал, и нас притягивают к нему за уши. Или же настоящий заказчик очень хотел, чтобы убийцы попались.

— Могло ли это быть подстроено самим Грегором?

Плечи канцлера нервно дернулись.

— Не думаю. Он сделан из другого теста и совсем не интриган. Лорд Волдхард — воин и командир, человек прямой и не искушенный в политике.

Мать рассеянно теребила украшенный изумрудами браслет.

— Но он остается всего лишь варваром, которому посчастливилось родиться племянником императора, — презрительно сказала она. — А его Хайлигланд — лишь затычка в бреши, через которую норовят хлынуть рунды. Жаль, он забыл, где его место.

«Затычка затычкой, но мой кузен стал полноправным игроком, который, вместо того, чтобы следовать общепринятым правилам, пытается смести все фигуры с поля».

— У него многотысячная, закаленная в боях армия, и, по слухам, солдаты его обожают, — возразил Демос.

— У нас есть не менее закаленный Освендис.

— После смерти Ирвинга я в этом уже не уверен. Брайс Аллантайн, кажется, еще сам не определился, чего хочет. Одно я могу утверждать с точностью и опасением: Волдхард неуправляем. Пока что единственный фактор, способный его сдерживать — церковь. Но и эти удила он скоро закусит.

— Значит, нам нужно договориться с Великим наставником.

— Ладарий ясно выразил свою позицию: на слово он мне поверил, но отстранился, — ответил Демос. — Его святейшество будет пристально наблюдать за действиями нашего Дома. Мы сами должны это расхлебывать. К тому же я не хочу лишний раз посвящать его в наши дела.

— Значит, мы справимся с этим сами, — заявила мать. — С присущим нашему положению изяществом.

Канцлер поднялся на ноги и принялся расхаживать по кабинету, разминая ногу. Походка стала легче, а в иные дни ему казалось, что и боль становилась тише. Мать кивнула бесшумно вошедшему слуге, и тот поставил поднос с легкими закусками на стол, а затем испарился столь же незаметно, как и возник. Леди Эльтиния аккуратно взяла лакомство двумя пальцами и отправила в рот. Демос к еде не притронулся.

— Сдается мне, с момента возвращения из последнего похода, у лорда Грегора появилось слишком много свободного времени, — прожевав, сказала она.

— Согласен, его нужно чем-то занять.

— Думаю, у меня найдется забава, которая точно его отвлечет.

Канцлер заинтересованно посмотрел на мать.

«Неужели ты все-таки что-то накопала?»

— Не томи. Раз мы теперь вынуждены работать сообща, будет полезно делиться планами и находками.

— Как долго я этого ждала, — вздохнула леди Эльтиния.

— Не сомневаюсь. Но имей в виду, что это — вынужденная мера.

Мать вытерла руки салфеткой и подошла к высокому резному шкафу с множеством ячеек. Она выдвинула небольшой ящик и достала стопку писем, перевязанную синей лентой.

— Тебе будет интересно, — Демос вопросительно взглянул на бумаги, протянутые Эльтинией. — У меня есть свой человек в Эллисдоре — Вассер Дибрион, знатный, но бедный сирота, которого я некогда взяла под свое покровительство. Юноша проявил большой талант к интригам, и я устроила так, что теперь он служит оруженосцем при Грегоре Волдхарде. Толковый мальчишка, но амбициозен сверх меры. Зато любит мне писать.

— Ты не говорила, что шпионишь за Грегором.

— О, не только за ним, — победно улыбнулась мать. — Я наблюдаю за всем, что происходит в его замке. Читай, там много интересного.

Демос углубился в изучение посланий, попыхивая трубкой. Эльтиния распахнула окна настежь.

— Не выношу, когда ты куришь.

— Потерпи, — не отрываясь от писем, сказал он. Мать что-то проворчала себе под нос.

Согласно проставленным датам, новости из Эллисдора поступали в среднем пару раз в месяц. Из коротких весточек Демос узнал некоторые подробности случившегося с латанийским послом, а также прочел о прибытии в замок небольшого отряда наемников из Гивоя под командованием скандально известной Артанны нар Толл — фаворитки предыдущего герцога Хайлигландского. Демос мало слышал об этой женщине, да и то, по большей части, небылицы. Многое из того, что рассказывалось в письмах, было уже известно, бесполезно либо не применимо к делу. Но одна новость более прочих привлекла внимание Демоса. Забыв обо всем, он вцепился в клочок бумаги.

«Еще немного, и я начну верить в бога».

— Это правда? — Деватон бросил одно из посланий на колени матери.

— О да! — с явным удовлетворением подтвердила она. — Я знала, что тебе понравится.

«Грегор Волдхард, драный ты лицемер! Воспитанник Ордена и будущая супруга императора? Торжественно поклялся защищать латанийского посла, помним-помним. А трахать ее тебе сам боженька разрешил, или ты не спрашивал его согласия? И как тебе спится по ночам после такого договора с совестью?»

— Полагаю, Великий наставник захочет это увидеть. Раз Ладарий не брезгует доносами, и можем внести свою лепту, — процедил Демос. Прочитанное все еще никак не укладывалось в его голове.

«Удивил, кузен. Тебе бы на театральные подмостки, а не скакать по границам, размахивая мечом. А я еще смею заниматься самобичеванием и стыжусь своих многочисленных обманов. Орден, праведность, благочестие… Тьфу! Мне хотя бы хватает смелости признавать, сколь мерзко я живу, и нести этот груз. Но ты… Ты… Будь я проклят, если позволю еще хоть кому-нибудь в тебе ошибиться».

— Судя по выражению твоего лица, ты впечатлен, — хмыкнула Эльтиния.

— Я в гневе, мама.

Вдовствующая герцогиня хохотнула.

— Направь его в нужное русло. Как видишь, у нас неплохо получается работать вместе.

Демос сунул письмо в карман и не без усилий поднялся на ноги.

— Мне нужно идти.

— Не благодари, — съязвила Эльтиния.

— Если лорд Грегор хотел устроить скандал, уверяю, он его получит, — тихо проговорил Демос. — Но вряд ли ему понравится оборот, который примет дело.

— Ты уж постарайся.

— Я никому не позволю угрожать своему Дому, — холодно ответил герцог, перехватив трость.

И вышел. Погруженный в раздумья, он не слышал, как его мать, оставшись в одиночестве, разразилась триумфальным смехом.

* * *

«Впервые ты на месте, когда нужен».

На входе в атриум канцлер увидел сияющую лысину брата Ласия. Дознаватель безмятежно расположился в тени фруктового деревца, погруженный в изучение массивного фолианта. Подойдя ближе, Демос не сдержал удивленного возгласа.

— Собрание сочинений Туридия? Брат Ласий, я восхищен вашими лояльными взглядами.

— Церковь разрешает чтение древнеимперских трудов, если они направлены на воспитание лучших качеств в человеке, — дознаватель поднял на канцлера бесцветные мертвые глаза. — Путевые заметки Туридия безгранично мудры. Восхитительное сочетание формы и содержания. А слог…

Демосу на миг показалось, что губы церковника тронула улыбка.

«У каждого свои слабости. Но кто бы мог подумать, что старший дознаватель Коллегии окажется любителем древностей?»

— Это вежливое приветствие или я чем-то могу быть полезен вашей светлости? — перешел к делу монах.

— Мне нужно поговорить с Великим наставником в приватной обстановке. Как можно скорее.

Жидкие светлые брови брата Ласия сошлись к переносице, а взгляд потяжелел. Пальцы церковника продолжали поглаживать желтоватые страницы с нежностью любовника.

— Не уверен, что смогу быстро организовать встречу без веской причины, — медленно произнес он. — Даже принимая во внимание, что вы сами впервые об этом попросили.

Демос вытащил из кармана письмо от эллисдорского шпиона и передал дознавателю.

— Это кажется мне очень веской причиной.

Монах быстро прочитал послание и тут же с глухим хлопком закрыл книгу.

— Согласен, это заинтересует его святейшество. Я устрою вашу встречу как можно скорее.

Коротко кивнув на прощание, Ласий направился в сторону выхода из атриума. Несмотря на жутковатую ауру, присущую большинству представителей Коллегии, старший дознаватель, однако, обладал крайне притягательной чертой — был человеком дела.

«Маховик запущен».

Эллисдор

Стараясь не шуметь, Грегор тихо прокрался ко входу в зал Святилища. В этот час служители храма удалились в жилые помещения, и лишь безмолвная сестра в белом накрахмаленном чепце прохаживалась между колоннами, собирая в передник свечные огарки.

Брат Аристид стоял на коленях перед алтарем и тихо молился. Одной рукой монах перебирал металлические шарики четок, в другой держал белую жертвенную свечу. Священная книга, с которой он не расставался, лежала подле него. Грегор решил дождаться окончания ритуала и сел на одну из скамеек. Та внезапно жалобно скрипнула. Волдхард замер. Божий человек на миг прервался, но не повернул головы.

Закончив молитву, брат Аристид поднялся на ноги и поставил свечу на алтарь. Поцеловав серебряный диск и поклонившись изваянию Гилленая, он обернулся. При виде герцога его лицо озарила улыбка:

— Ваша светлость! Какая радость.

Волдхард встал и направился к монаху.

— Простите, что помешал.

— Жаждущий закончить дело да найдет способ, — процитировал Священную книгу божий человек. — Вы желаете помолиться? Тогда я оставлю вас наедине с Хранителем.

Грегор неловко улыбнулся.

— Я пришел не только к Хранителю. Хотел увидеть вас.

— Чем же я могу помочь?

— Мне нужна исповедь. И духовное наставление.

— Я обладаю правом на проведение этого таинства, — кивнул брат Аристид, хотя в его голосе сквозило сомнение. — Всем странствующим монахам это дозволено. Однако, полагаю, наставник Дарарий подойдет лучше. Ведь он — ваш духовник.

Волдхард замялся.

— Именно поэтому я хочу поговорить с вами, — сказал он. — Наставник Дарарий — верный человек и талантливый учитель. Он знает меня с рождения. Но я не чувствую, что могу…

— Вы стыдитесь признаться в серьезном грехе перед тем, кто вам близок?

— Да, — мрачно произнес Грегор. — Я не хочу его разочаровывать.

Монах, однако, нисколько не смутился.

— Ничего удивительного. Мы всегда стремимся щадить чувства тех, кого любим, пусть нам это не всегда удается. Но вы также должны помнить, что нет ничего постыдного в признании своих ошибок. Путь Порядка — сложная дорога длиною в целую жизнь. На ней нас подстерегают соблазны, мы оступаемся и совершаем грехи. Но истинная сила верующего заключается в умении возвращаться на верный путь.

— Вы очень добры, брат Аристид, — тихо проговорил Волдхард, уставившись на свои руки. — Могу ли я попросить об исповеди вне стен Святилища? Не хочу, чтобы нас случайно подслушали.

— Полагаю, мы можем сделать исключение, хотя правила предписывают иное. Самое главное в этом ритуале — очищение вашей совести. — Монах жестом пригласил герцога следовать за ним. — Впрочем, я убежден, что Хранитель всегда наблюдает за своими последователями. Неважно, говорим мы в стенах божьего дома, ветхой лачуги или на берегу реки — бог видит все.

— Тогда, думаю, ему понравится наша прогулка по маленькому церковному саду.

— Не могу утверждать с точностью, — пожал плечами брат церкви. — Об этом мы с ним еще не беседовали. Но, думаю, он не будет против.

Они вышли из душного полумрака Святилища и обошли храм вокруг. Грегор вел монаха по узкой дорожке, вымощенной шероховатыми каменными плитами. Стены соединялись с донжоном изящными арками и были увиты высоко забравшимся плющом — зеленый ковер протянул свои цепкие лапы почти к самому куполу храма в виде перевернутой чаши. Короткий шпиль увенчивал серебристый диск, пылавший огнем в лучах вечернего солнца.

За очередной стеной плюща скрывался вход в небольшой уютный сад. Несколько старых мраморных статуй, истерзанных суровым климатом Хайлигланда, утопали в темной зелени пышных кустарников. В центре располагался маленький спящий фонтан, а рядом с ним стояли две длинные каменные скамьи. Часть ветхой низкой стены, которую не успела захватить буйная растительность, открывала великолепный вид на юго-запад: полноводная Лалль искрилась серебряной лентой, пробегая меж зелеными холмами и полями ржи.

Грегор смахнул со скамьи пыль и пригласил церковника сесть.

— Хорошее место, — сказал монах, разглядывая истершиеся за десятилетия лица мраморных изваяний.

— Этот сад приказала разбить моя прабабка для минут уединения, — поведал герцог. — Она была родом из Гацоны и скучала по дому, но находила утешение в созерцании этих статуй. С тех пор слугам запрещено заходить сюда без особого разрешения. Из-за этого он и выглядит таким запущенным. Вечно я о нем забываю.

Брат Аристид сел рядом с Волдхардом.

— Готовы ли вы, ваша светлость? Помните ли вы, как совершается обряд?

Грегор кивнул.

— Конечно.

Монах очертил в воздухе широкий круг. Герцог ему вторил.

— К Хранителю обращаюсь и прошу выслушать сего путника. В печали и радости, в жизни и смерти смотришь ты на нас, боже, не отверни глаз своих и сейчас. Сей путник жаждет открыть тебе душу, так взгляни же на него и озари божественным светом его Путь.

Грегор произнес краткую молитву под одобрительные кивки брата Аристида.

— Благослови и выслушай меня, наставник, ибо на душе моей тяжелый грех.

— Благословляю тебя, — ответил монах. — Когда ты в последний раз исповедовался?

— Еще до отъезда в столицу, три месяца назад.

— Да поможет тебе бог. Расскажи, что гнетет твою душу, и не бойся кары, ибо Хранитель не дарует испытания, которого ты не сможешь вынести.

Грегор сгорбился, опустив локти на колени, и положил подбородок на ладони. Он смотрел на мертвый фонтан, пытаясь придумать, с чего начать. Брат Аристид понимающе ждал.

— Мой род веками следует Пути, — начал герцог. — Когда латанийцы принесли Учение на материк, хайлигландцы были среди первых, кто принял заповеди Гилленая. С тех пор мы верны Хранителю и положили свои жизни на защиту тех, кто следует нашей вере.

— Благословенна эта цель, — одобрил монах.

— Род Волдхардов очень древен. Мы поддерживали теплые отношения с латанийцами еще задолго до того, как Хайлигланд вошел в Криасморский договор. Вера объединила множество прекрасных земель и народов, подарила людям цель и надежду. Я думаю, это было славное время. Тогда все были едины.

— Мы храним единство в вере и сейчас.

— Нет, брат Аристид, — покачал головой Грегор. — Уже не храним. Я только что вернулся из короткого путешествия по своим землям и сам видел, как далеко люди отошли от заветов. Сколько веков назад пала Древняя империя? Пятнадцать? Пятнадцать веков, вдумайтесь! Мы уже давно забыли, ради чего наши предки объединились в союз, за что боролись, каким идеалам следовали…

— Что же гложет вас больше всего? — задумчиво произнес Аристид.

— Мы сами не заметили, как предали свои клятвы, наставник. Забыли заповеди Священной книги! Мы создали законы, но они не исполняются даже теми, кто призван следить за порядком. Мы построили Святилища, чтобы даровать людям помощь, а они превратилась в места для сбора податей, где священники обворовывают людей и торгуют отпущением грехов за золото и серебро. Наставники забыли истинный смысл Пути и порой открыто вымогают земли и деньги! — Грегор на миг замер, напуганный собственной горячностью. — По дороге в Эллисдор я встретил девушку — она ехала в столицу просить за свою деревню. Община уже давно выкупила свободу у монастыря, но церковники угрозами пытаются вернуть собственность лишь потому, что деревня разбогатела. Да где же это видано, брат Аристид?

Монах сокрушенно покачал головой.

— Увы, не все божьи люди ведут праведную жизнь, — мягко сказал он. — И будут гореть за это в темницах Арзимат после смерти.

— Но что при жизни? Неужели мирское существование настолько тщетно? Жителей той деревни, Гайльбро, угрожают обвинить в ереси и сжечь, если они добровольно не вернутся под опеку монастыря. Я не могу этого допустить.

— Так защитите их.

— Что и сделаю, не сомневайтесь! — Грегор сжал кулаки, силясь унять разбушевавшиеся чувства. — Но это — лишь проявление болезни, всего один пример. Но их множество. Эта зараза поглощает все наши земли.

Брат Аристид медленно кивнул:

— Боюсь, вы правы.

— Монастыри создавались для уединения и молитвы. Праведники, решившие посвятить жизнь служению богу, отправлялись в дальние земли, чтобы отрешиться от мирских забот. Но что мы видим сейчас? Обители сдирают деньги. Полученные средства тратятся не на помощь нуждающимся, как завещано в Учении, но на золотые убранства храмов, драгоценные ткани и тончайшие вина. Побывав в Миссолене, я поразился пышности Эклузума — город храмов, сверкающий златом и хрусталем! Но, увидев жизнь людей, за счет которых кормятся священники, я понял все окончательно, — с болью произнес Волдхард. — Неужели того, что поклялся защищать мой род, уже давно нет, и я слишком поздно прозрел?

Монах вдумчиво слушал полный отчаяния монолог герцога, перебирая рукой четки. Грегор вздохнул и подытожил:

— Боюсь, я совершил самый тяжелый грех, брат Аристид. Мне кажется, я теряю веру.

Монах молча поднялся и, взяв Волдхарда за руку, подвел его к парапету, откуда открывался вид на холмы и реки Хайлигланда.

— Нет, ваша светлость, веру вы не потеряли. То, что вы чувствуете, несколько иное.

— Что же это?

— Как странствующий брат церкви, я побывал в разных землях. Мне довелось узреть священный Агаран с его величественными храмами, я пил чистейшую родниковую воду из кувшина, который мне подавала сестра монастыря в Вилатоне, что в Освендисе. Я читал проповеди в главном Святилище Амеллона, жемчужины Бельтеры. Мне приходилось учить грамоте беглых эннийских рабов, с которыми я встретился в Рикенааре. Я даже беседовал с одним из эннийских магистров в самом Сифаресе и целый год провел на Тирлазанских островах, проповедуя рабам, собиравшим листья паштары. Но я никогда не рассказывал вам, почему решил отправиться в странствие, — Аристид поднял голову и посмотрел герцогу в глаза. — Думаю, вы — именно тот человек, который должен знать причину.

— Буду рад услышать.

— Дело в том, что церковь считает меня изменником, — кисло улыбнулся монах. — Еретиком, как это принято говорить.

Грегор удивленно поднял брови:

— Это очень серьезное обвинение, и вы не кажетесь мне человеком, способным предать веру. Что вы сделали?

— Начал задавать те же вопросы, что и вы, — спокойно ответил брат Аристид. — Однако мое окружение расценило это как угрозу положению церкви в обществе. Наставники решили, что я посягаю на их свободу.

— Расскажите, — то ли попросил, то ли приказал Волдхард.

— Непременно, — монах потянулся к поясной сумке и достал оттуда книгу. Перелистав страницы, он вытащил несколько сложенных вдвое листов бумаги и протянул Грегору. — Все началось с этого. Разве что писал я на другом языке.

— Это текст Священной книги, — пробежавшись по буквам, заключил герцог. — Вы переводите ее на хайлигландский?

Божий человек смиренно кивнул.

— Я не настолько хорошо знаю местное наречие, и мне потребуется помощь писарей, но да, пытаюсь. Десять лет назад я перевел главный религиозный текст с антика на имперский. Но когда я представил итог своей работы в Эклузуме, на меня обрушилась волна всеобщего негодования.

— Почему же? — нахмурился Грегор. — Это благое дело.

— Считается, что чтение Священной книги — привилегия церковников и аристократии, ибо лишь эти сословия учат антик. Увы, Эклузуму это удобно. Церковь не хочет, чтобы остальные имели возможность обращаться к богу, читать священные тексты и размышлять над ними без участия наставников. Ведь в таком случае отпадет необходимость в церкви, и она лишится влияния. Поэтому духовенство сделало все, чтобы простой народ зависел от церкви: Святилища стали домами божьими, а наставники — его наместниками на земле. Я же не нашел тому ни единого подтверждения в текстах Священной книги, даже самых древних. И начал задаваться опасными вопросами.

— Какими?

Грегор не на шутку заинтересовался. Видя, что зерна падали на благодатную почву, брат Аристид не преминул пояснить:

— Может ли простолюдин читать Священную книгу самостоятельно? Может ли он возносить молитву дома, а не только в храме? Где сказано, что Святилище — единственное место, где Хранитель нас слышит? И, если все мы — дети божьи и связаны с ним невидимыми узами, то зачем нам посредник в лице церкви? Почему человек не может рассказать о своих грехах самому Хранителю, а должен обращаться к наставникам за исповедью?

— Я тоже задавался этими вопросами, — заметил Волдхард. — Но вслух их никогда не произносил.

Монах стукнул металлическими шариками своих четок.

— Прекрасно понимаю, почему. В конце концов я пришел к выводу, что большинство традиций и ритуалов, которые мы вынуждены соблюдать, были придуманы служителями церкви с целью обогащения. Когда я поделился своими мыслями с другими наставниками, то навлек на себя их гнев. Позже, после того, как я не отступился от своих убеждений и перевел Священную книгу на имперское наречие, и вовсе стал в их глазах еретиком. Мне пришлось покинуть университет Эклузума и отправиться в странствие, скрываясь от преследователей. В Миссолене меня и по сей день ждет костер.

— Но ваши идеи кажутся мне правильными! — возмутился Грегор.

— Для мирян — возможно. Но не для церкви.

— Церковь стала излишне властолюбивой, — задумчиво произнес Волдхард. — Ей не мешало бы очиститься.

Монах улыбнулся.

— Согласен, ваша светлость. Поэтому и рассказал обо всем именно вам — чувствовал, что могу довериться. Никогда прежде я встречал столь праведного человека, радеющего за истинную веру, как вы. В этом и заключается причина того, что вы чувствуете, вернувшись из путешествия. Вы настолько преданы идеалам Пути, что не можете смириться с тем, как могут развратить их человеческие пороки. Нет, ваша светлость, вы не потеряли веру. Наоборот, в вас она слишком сильна.

— Но я не праведник, наставник, — вздохнул герцог. — Хотел бы я закончить на этом исповедь, но должен признаться еще в одном грехе.

— Хранитель слышит. Откройте ему сердце.

Волдхард развернулся и побрел к фонтану, хрустя гравием. Брат Аристид шел рядом. Усевшись на бортик, Грегор предался воспоминаниям.

— Мы познакомились несколько лет назад. Тогда она впервые прибыла в Эллисдор с посольской миссией — основала приют для сирот, чьи родители пали в борьбе с рундами. Мы встретились на торжественном открытии — я был в почетном карауле, как брат Ордена. Сам не знаю, что произошло, но, едва я ее увидел, меня словно поразила молния. Я влюбился, как мальчишка. Впрочем, им я тогда и был. Ее красота и ум меня ослепили, а преданность Пути — восхищала. Она была такой чистой и праведной.

— А что потом?

— Вскоре я узнал, что это взаимно, — улыбнулся Грегор. — Помню, сначала меня охватило ощущение неземного счастья, а затем… Затем я испугался. Ведь я должен был стать братом-протектором, уже дал обет целомудрия…

— Не стоит бояться любви, путник. Сам Хранитель и есть ее сущность. К тому же ты описал достойнейшую из женщин.

— Так и есть, брат Аристид, — склонил голову герцог. — Ведь она нареченная следующего императора. Но именно из-за меня отвернулась от своего предназначения, отдавшись мне. Согрешила. Да, тогда с меня уже сняли обет безбрачия, но ничего не меняет. Мне нет прощения. Я нарушил священную клятву защищать леди Ириталь и сделал нас обоих грешниками.

— Сколько раз это происходило? — уточнил монах. — Если ты остановился…

— Я поддался страсти всего единожды, а на следующий день уехал в столицу. Когда вернулся, узнал, что на ее жизнь покушались. Теперь я не могу избавиться от мысли, что это — кара Хранителя за мою слабость.

Монах щелкнул шариками четок.

— Мне так не кажется, — сказал он.

— Что же это в таком случае?

— Вы великий человек, Грегор Волдхард. Полагаю, сам Хранитель благословил вас в момент вашего рождения, ибо только он мог даровать одному человеку столько благородных черт: бескорыстность, храбрость, веру, сочувствие, праведность… Но бог ничего не дает просто так. Он щедр, но требователен. Одарив вас этими благами, он посылает и жестокие испытания. Чем вы сильнее, тем сложнее будет ваш путь. Но ни одному путнику не дается ноша тяжелее, чем тот способен вынести. Это не кара, а испытание, лорд Грегор. Мне думается, что у Хранителя имеются особые планы на судьбу вашей светлости.

— Будет ли мне позволено узнать, какие?

— Почему бы и нет? — лучезарно улыбнулся монах. — До сегодняшнего разговора я сомневался, но сейчас убедился окончательно. Мне кажется, Хранитель собрался сделать вас защитником истинного Пути. Вера вашей светлости столь сильна, что вы не можете спокойно смотреть на то, как ее развращают другие. Вы презираете себя за то, что всего лишь единожды оступились. Единожды! Но я уверен, бог намеренно заставил вас совершить этот шаг, дабы вы поняли, что искупление возможно для всех. Именем Хранителя, я отпускаю твой грех, Грегор Волдхард, — проговорил брат Аристид, осеняя Волдхарда священным символом.

Герцог удивленно замер.

— Это… Все?

— Вы достаточно себя наказали, ваша светлость. Довольно самобичевания. Хранителю вы нужны не для этого.

— Что же тогда я должен делать? — герцог все еще не мог прийти в себя от удивления.

— Не знаю, какой кары вы ожидали, но напомню, что Хранитель не жесток. Жестоки люди, которые сделали Учение средством достижения своих низменных целей. И я верю, что вы — посланник, чье предназначение — избавить людей от их пагубного влияния. Я убежден, что именно вы должны возглавить тех, кто жаждет следовать истинному Пути. Вы, именно вы, Грегор Волдхард, сбросите испорченных роскошью наставников с их роскошных тронов.

— Хотел бы я в это верить, — робко проговорил герцог. — Но обстоятельства…

Монах непонимающе посмотрел на Грегора.

— Какие еще доказательства вам требуются? — возмутился он. — Вы избраны самим Хранителем, и он подал вам множество знаков. Вы — один из потомков императора и принадлежите к ревнителям веры. У вас есть власть и все возможности для достижения богоугодной цели. Даже сама нареченная императора отказалась от лживого предназначения, ибо чувствовала, что ее место рядом с таким праведником, как вы! Хотите избежать божьего гнева — женитесь на ней и дайте начало династии поистине преданных богу правителей. Очистите Хайлигланд от предателей, отрекитесь от погрязшей во грехе империи и станьте первым королем Хайлигланда! Первым, кто объединит истинно верующих! — пламенно вещал монах. — Вы не свернули с дороги, Грегор Волдхард. Все это время вы блуждали во тьме, но сейчас вам открылся истинный Путь, ибо таково ваше предназначение. Примите же его и действуйте во славу Хранителя.

Ошарашенный пылкими речами монаха, Грегор нетвердой походкой подошел к стене. Солнце склонилось к горизонту, окрасив небеса в кровавый цвет. Стая ласточек пересекла небо и с криками унеслась на юг.

— Я всегда этого хотел, брат Аристид. — помолчав, сказал он. — В глубине души я надеялся, что создан именно для этого.

Монах молчал, наблюдая за птицами, теперь ставшими лишь маленькими точками на небосводе. Герцог продолжил:

— Всем сердцем я желаю справедливости и готов отдать жизнь за очищение веры. Я хочу, чтобы империя вновь вспомнила об истинных правилах Пути. О чести, единстве, бескорыстной помощи нуждающимся. — Волдхард повернулся к монаху. — Благословите ли вы меня на Священный поход?

— Будет кровь, — тихо проговорил божий человек.

— И много огня. Я повергну каждого, кто попытается помешать мне восстановить истинный порядок.

Монах повернулся к герцогу и встретился с ним взглядом. Грегор увидел, что лицо еретика исказилось сладострастной гримасой. Глаза его горели, а рот скривился в жадной и торжествующей улыбке. Руки монаха дрожали, металлические шарики постукивали друг о друга.

— Значит, так тому и быть. Начните со своих владений, приведите эти земли к праведности. А затем, когда наведете порядок в Хайлигланде, возьмите Эклузум, вытащите Великого наставника из его золотых хором и проведите в рубище к месту казни. Благословляю вас. Да свершится задуманное.

Глядя в глаза брата Аристида, Грегор Волдхард перестал понимать, кто из них в большей степени стал одержим этой идеей.

— Я дам вам столько писарей, сколько потребуется, — сказал герцог. — К концу лета Священная книга должна быть переведена на хайлигландский язык и разослана во все уголки Хайлигланда.

— Да будет на то воля Хранителя, — на выдохе произнес брат Аристид.

Этого момента он ждал почти пятнадцать лет.

* * *

— Ну что, парни, еще по одной?

Артанна силилась сфокусировать взгляд на глиняной кружке, в которую вцепилась дрожащими пальцами. После нескольких неудачных попыток вагранийка пришла к выводу, что поминальный пир затянулся, а с выпивкой следовало заканчивать. Еще пара тостов, и самостоятельно подняться в свои покои она бы уже не смогла.

— Без меня, ребята, — сказала наемница, тяжело поднимаясь из-за стола. Эта, казалось бы, простая задача, удалась ей со второго раза. — Ух, твою мать… Кто, скажите мне, кто принес эту бутылку?

— Я! — подал голос энниец.

— Смерти моей хочешь, Медяк, не иначе. Где взял?

— В замковых закромах. Это рундская огнивица — так мне сказали.

Артанна закашлялась и с отвращением вылила остатки выпивки на пол.

— Драные рунды. То ли я старею, то ли раньше кастелян предпочитал пойло послабее.

Джерт с опаской покосился на командира:

— Тебя проводить?

— Да уж как-нибудь справлюсь. Я к этому дерьму привычная.

— Ну, если ты свалишься с лестницы и повыбиваешь себе зубы, боги мне свидетели, я пытался это предотвратить. Но зубы таки побереги — пригодятся.

— Да к черту тебя! — отмахнулась вагранийка и нетвердым шагом вышла на улицу.

— Ага, и тебе хорошей ночи.

Джерт проводил ее взглядом и вернулся к Белингтору. Черсо спал мертвецким сном, уронив голову на руки. Поразмыслив, энниец вытащил из кармана менестреля трубку и принялся ее туго набивать. Табак был так себе, да и Джерт не имел привычки курить, но торчать в казарме без дела не хотелось. А сон все никак не шел.

Оставив попытку выдохнуть дым ровными колечками, энниец обратил внимание на пристроившегося в самом углу Веззама. Ваграниец пил редко, но этим вечером последовал традиции и опрокинул несколько кружек за погибших соратников. Судя по виду Второго, горячительное если не ударило ему в голову, то уж точно хорошенько разогнало кровь по венам. От взгляда Джерта не укрылось и то, что наемник заметно нервничал: весь вечер дергался и прыгал на месте, словно на кол посаженный. Кидал косые взгляды на бойцов, теребил застежки на дублете и постоянно вертел в руках всякие мелочи. С чем это было связано, Медяк пока что понять не смог.

Впрочем, чуть позже кое-что прояснилось. Едва Артанна отправилась спать, свербеть у Веззама начало сильнее, да и помрачнел он хлеще обычного. В конце концов ваграниец совсем потерял покой и вышел следом за командиром. Заинтригованный Джерт поплелся на улицу.

И увидел, что Второй проследовал аккурат за Артанной.

Энниец усмехнулся себе под нос, затянулся едким дымом и, ругая себя за невнимательность, покачал головой. Как он не заметил этого раньше? Мог бы и догадаться, что за слепой преданностью вагранийца стояло кое-что еще.

И это могло здорово спутать карты.

* * *

Прохладный ветер норовил забраться под рубаху. На свежем воздухе голова слегка прояснилась, дышалось легче. Перед глазами раздражающе мельтешили огни факелов — стража совершала очередной обход. Кто-то выкрикнул приветствие, но Артанна небрежно отмахнулась. На ватных ногах наемница поплелась через двор и дошла до лестницы в гостевое крыло. Поднималась медленно, думая лишь о том, как бы не оконфузиться перед случайными встречными сервами или, того хуже, кем-то из местной знати. Это стало бы не самым лучшим окончанием и без того дерьмового дня, а о восстановлении репутации после подобного и вовсе можно было забыть.

Выпивка и в самом деле становилась ее проклятьем.

Добравшись до своих покоев, Артанна первым делом стянула сапоги. Вторым — доковыляла до ночного горшка, открыла крышку и засунула несколько пальцев в рот. Когда тело перестало содрогаться от рвотных спазмов, Сотница вытерла губы тыльной стороной руки и огляделась. Света было мало — только угли в камине. Артанна зажгла свечу, нашла кувшин с застоявшейся водой и с наслаждением прополоскала рот. Полегчало.

— Все, дорогая, — шепотом обратилась она к самой себе. — Ты прекращаешь пить.

Впрочем, в том, что сдержит слово, Артанна уверена не была. Сколько раз она давала себе обещание завязать с пьянством?

Сил раздеваться не было. Хотелось курить, но возиться с трубкой наемница поленилась. Вместо этого она дотащилась до кровати, споткнулась о разбросанные сапоги, витиевато ругнулась по-вагранийски и рухнула на подушки. От погружения в сон ее отвлек скрип дверных петель. Сотница по привычке потянулась за кинжалом, но, узнав в вошедшем Веззама, успокоилась.

— Еще не спишь?

— Уже нет, благодарствую, — обреченно вздохнула Артанна и села. — Зачем пришел?

Второй протиснулся внутрь и закрыл дверь на засов.

— Не могу заснуть.

— А я здесь при чем? Или мне тебе колыбельную спеть?

— Белингтор справился бы лучше, но он пьян в дрова.

— Рада за него, — проворчала наемница. — День выдался на редкость хреновый, Молчун. Дай мне поспать. Поговорим утром.

Веззам прошелся по комнате. Он хотел было налить себе воды, но, обнаружив лишь пустой кувшин, сел на край кровати рядом с командиром.

— Могу я просто немного побыть с тобой?

Брови Артанны удивленно изогнулись. Не дожидаясь приглашения, ваграниец стянул сапоги и забрался с ногами на кровать.

— Ты совсем рехнулся?

Веззам не дал ей договорить и рывком притянул к себе, крепко сжав в объятиях. Наемница принюхалась:

— Ты пьян!

— Не пьянее тебя. Да и повод железный.

Вагранийка не нашлась с ответом.

— Я скучаю, — зарывшись Артанне в волосы, прошептал Второй. — Стараюсь держаться, но, будь оно все проклято, иногда…

— Знаю.

— Нихрена ты не знаешь. Ты-то не мучаешься, как я.

— Я тоже иногда скучаю. Но мы все решили очень давно.

— Ты решила, — тихо прорычал Веззам. — Ты.

Артанна высвободилась из объятий и холодно посмотрела на Второго.

— А ты с этим согласился.

Наемник накрыл ладонь Артанны своей. Руки она не отняла.

— Я порой жалею, что помог тебе сбежать, — отрешенно глядя на кусок неба, видневшийся из распахнутого окна, сказал он. — Нам ведь было хорошо вдвоем. И что тебя дернуло возвращаться? Мы могли бы отправиться из Рундкара куда угодно. Но ты вознамерилась вернуться к своему драгоценному Рольфу во что бы то ни стало. Спокойствия это никому не принесло, а я, в конце концов, лишился тебя.

Наемница тяжело вздохнула, ища способ сменить тему. Но Веззама, коли уж его прорывало на разговор, заткнуть было непросто. Даром что звался Молчуном.

— Возможно, все сложилось бы еще хуже, не вернись мы тогда в Хайлигланд. Не нужно об этом думать.

По лицу Второго пробежала тень.

— Не могу. Пытаюсь, но не могу.

— Заставь себя, черт возьми! Знаю, это тяжело. Мне тоже это далось нелегко — не думай, что я обо всем забыла. Но так было лучше для обоих.

— Говори за себя.

Артанна начала терять терпение.

— Ради чего ты сейчас заявился? Обвинять меня в старых грехах? Плакаться о тяжелой судьбе? Добить после того, что произошло? Давай, мать твою, расскажи, как плохо тебе живется! — громко прошипела она. — Спишь на перине, жрешь три раза в день, покупаешь золоченые пояса для оружия. И правда, бедняжка. Тьфу!

— Успокойся, — шикнул Веззам. — Я пришел тебя проведать. Хотел убедиться, что ты в порядке.

— Как видишь, я цела. Можешь уходить.

В комнате было душно. Вагранийка встала, чтобы открыть второе окно, но Веззам не позволил. Вместо этого он схватил ее за плечи и впился в ее губы в неуклюжем подобии поцелуя. Артанна возмущенно замычала и дернулась, попыталась отпрянуть, но натолкнулась ногой на ящик и, едва не потеряв равновесие, сдавленно охнула, ища опору. Рукой она задела металлический поднос со стаканами, и тот с грохотом полетел на пол. Веззам, не отрываясь от губ командира, аккуратно подтолкнул ее к кровати, надавил на плечи, заставляя опуститься, а затем бесцеремонно запустил руку меж ее ног.

Помнил, зараза, как именно ей нравилось.

— Стой…

— Заткнись.

Не очень-то она и сопротивлялась. Артанна мысленно проклинала усталость, не позволявшую дать отпор, крепкую настойку — лучшего помощника в борьбе с застенчивостью, и свое тело, предательски занывшее внизу живота от ласк знакомых рук. Она уже успела забыть, что Веззам в этом деле был весьма хорош.

На задворках сознания промелькнула мысль о Гвиро, но Артанна отогнала угрызения совести прочь. Мертвый любовник — бесполезный любовник. Кто знает, когда еще случится нормально покувыркаться?

Веззам торопился. Нервничал, словно боялся спугнуть наваждение. Едва не запутался в шнуровке собственных штанов, но, чертыхаясь, все же превозмог. Артанна неуклюже избавилась от одежды, натиравшей изрезанное сотнями шрамов разгоряченное тело, и, зацепившись ногой за веззамов сапог, коротко ругнулась, когда снова чуть не упала с кровати. Увидев, что наемник застыл над ней в нерешительности, Сотница приподнялась на локтях, поморщилась — жесткие седые патлы Веззама отросли до неприличия и неприятно щекотали грудь.

— Ну, тебе особое приглашение выписать? Быстрее, мать твою, пока я не передумала.

Она притянула Второго ближе и направила в себя. Веззам что-то пробормотал ей на ухо по-вагранийски — разобрать не получилось, да и, когда он начал, стало уже не до болтовни. Артанна несколько раз дернулась, подстраиваясь под ритм. Было нестерпимо жарко, хотя от пола веяло сквозняком.

— Аккуратнее! — рявкнула она, когда Веззам слишком сильно впился зубами в ее плечо. — Ты меня трахнуть хочешь или сожрать?

— Молчи, — предостерег Второй, но сбавил темп и как мог нежно погладил огрубевшую от старых отметин кожу.

Веззам поспешил исправиться, да так, что Сотница потеряла счет времени. С вагранийцем и правда было хорошо — она забыла, насколько. Но даже в этот момент Артанна осознавала, что совершила ошибку.

Что могло быть унизительнее для обоих, чем спать друг с другом из жалости?

Миссолен

При появлении Демоса мастер Юн бодро вскочил, едва не уронив стул, и поклонился в знак приветствия.

— Вижу, ты с подарком, — канцлер показал на человека в грязной церковной робе и с мешком на голове.

— Наставник Тиллий, как и заказывали! — весело улыбнулся шпион Арчеллы. — Из самого Ульфисса. Перехватил в окрестностях монастыря. Надо сказать, поначалу он подумал, что я разбойник. Представляете, я — разбойник! Возмутительно!

«А я уже успел забыть, насколько ты разговорчив».

Деватон жестом прервал начавшую утомлять болтовню.

— Благодарю за услугу, мастер Юн. Я хочу задать этому человеку несколько вопросов.

— Как пожелаете, — жестом умелого фокусника он сдернул мешок с развалившегося на стуле пленника. Плешивая голова наставника Тиллия безвольно свесилась набок, из уголка морщинистого рта старика текла слюна. Пленник тихонько похрапывал, перемежая эти звуки бессвязным бормотанием. — Но должен предупредить, что сначала ему крепко досталось по макушке, а затем, дабы его церковничество не набедокурил от переживаний, пришлось дать ему порошок цайказии.

— Так ты опоил его?

Юн присел на край стола и развел руки в стороны.

— Прибегнул к хитрости. Подмешивал кристаллики снадобья ему в питье на протяжении всей дороги. Что оставалось делать, если старикашка попался шумный? Вопил, как прогоревший купец! Это, знаете ли, очень мешало делать работу тихо, а я помнил, что вы приказывали доставить его без лишнего шума.

«Какая милая предосторожность».

Канцлер медленно обошел мирно спавшего пленника. Сапоги тихо шаркали по грубо отесанным каменным плитам подвала, трость ритмично постукивала в такт его шагам.

— Он будет в состоянии отвечать на вопросы?

— Разбудим — увидим, — Юн нашарил за пазухой и вытащил на тусклый свет маленький стеклянный пузырек. — Настойка жадевии буролистной. Купил у одной канеданской травницы. Дивная вещичка, смею заверить! Снимает любой дурман. С цайказией точно справится.

«Знаю эту траву. Правда, ты забыл отметить, что в больших дозах это зелье может убить».

— Ну так приступай, у меня мало времени, — скомандовал Демос и уселся на свободный стул. — Но не переборщи с настойкой.

— Что вы, ваша светлость! — оскорбился Юн. — Мы же его только допрашиваем! Конечно, я дам ему совсем немного. Как раз столько, чтобы…

— Заткнись и просто сделай это, — раздраженно проворчал Демос.

Юн запрокинул голову наставника, разжал зубы и аккуратно, по капле, влил немного мутной белесой жидкости ему в рот.

— Скоро начнет приходить в себя, — сказал наемник и, устроившись на столе, принялся с невозмутимым видом чистить ногти маленьким ножом. — Признаться, я мечтаю о бане.

«Как будто мне есть дело до твоих желаний».

Ждать пришлось недолго, но Демосу это время показалось вечностью. Ожидание нервировало его, заставляло думать о каждом упущенном мгновении.

Наконец церковник зашевелился. Он резко поднял голову, едва не потерял равновесие и почти свалился с пошатнувшегося стула. Наставник нервно озирался по сторонам и растерянно шевелил сухими губами, явно силясь понять, как очутился в этой тесной комнатушке.

— Здравствуйте, наставник, — поприветствовал канцлер. — Как вы себя чувствуете?

Тиллий что-то прохрипел и приложил худую морщинистую ладонь к горлу.

— Пить хочет, — констатировал Юн.

— Так дайте нашему гостю воды.

Демос предусмотрительно скрыл лицо под капюшоном и отодвинулся подальше, дабы Тиллий не смог его увидеть. В том, что церковник знал его в лицо, Деватон не сомневался.

«Ведь если он был вхож во дворец, то обо мне и моих шрамах наслышан. А я не хочу выдавать себя раньше времени».

Тиллий закашлялся, когда Юн прислонил к его губам мех с водой. Через некоторое время взгляд наставника приобрел ясность, а сам он, вспомнив о своем статусе, с достоинством выпрямился и устремил надменный взгляд в сторону, где, скрываемый тьмой, сидел Демос.

— Да благословит вас Хранитель, кем бы вы ни были, — сказал церковник. — Кто вы и что вам нужно от скромного божьего слуги?

— Мне всего лишь нужно поговорить с вами. Соблаговолите ответить на пару вопросов, наставник Тиллий.

Церковник снова огляделся по сторонам, убедился, что путь к выходу был отрезан, и с подобающим человеку его положения смирением вздохнул:

— У меня нет тайн от господа, не будет и от вас. Спрашивайте.

«Если бы каждый соглашался так легко… То была бы не работа — мечта!»

— Прелестно, — улыбнулся под капюшоном Демос. — Тогда я начну с самого главного. Зачем сестра Таналь приезжала в Ульфисс?

— Прошу прощения, кто?

— Сестра Таналь, — отчетливо повторил канцлер.

Тусклые глаза церковника лишь на миг округлились, но усилием воли он тут же стер это выражение со своего морщинистого лица.

— Впервые слышу это имя, — сказал церковник.

«Ну начинается…»

— Полно вам, наставник! Зачем лгать? Еще мгновение назад у вас не было секретов… Пусть все так и остается. Я доподлинно знаю, что она провела около двух недель в Ульфисской обители. Соответствующие записи наличествуют в монастырских книгах. Ее существование — неоспоримый факт. Нас лишь интересует, по какой причине она совершила столь далекое путешествие и почему так быстро вернулась в Миссолен.

— Но я действительно не знаю ни о какой сестре Таналь! — взвизгнул наставник внезапно прорезавшимся высоким голосом.

Демос подался вперед, скрипнув стулом.

— Неужели вы хотите, чтобы мы перевели наш разговор в иную плоскость? — вкрадчиво спросил он. — Кого вы защищаете, наставник? Стоит ли он раздробленных костей, отсеченной плоти, лопнувших глаз и содранной кожи? Почему вы просто не хотите нам помочь и отправиться обратно в Ульфисс живым и здоровым?

Тиллий молчал. Но по промелькнувшей в его глазах тени ужаса Демос понял, почему.

«Если ты разболтаешь хоть кому-нибудь, до своего монастыря уже не доберешься. Тебя в любом случае ожидает смерть. Даже если ты ничего не расскажешь нам, а ты все равно расскажешь, тебя не оставят в живых. Незавидная участь».

— Мы сможем защитить вас, — попытался убедить Демос. — Спрячем, дадим возможность прожить остаток жизни в покое и довольствии.

— Не сможете, — прошептал Тиллий. — Они следят за мной. Они должны знать, что я у вас. И они найдут меня, обязательно найдут. Вы не спрячете меня, не спрячете, не спрячете…

«Он не просто запуган. Он в ужасе».

— Мастер Юн, кажется, нашему гостю нужно еще воды.

Наемник отложил ножик, ловко спрыгнул со стола и протянул старику свой мех.

— Вы очень добры, — церковник улыбнулся, обнажив редкие желтые зубы, и сделал несколько маленьких глотков. — Понимаю, вам очень нужно получить эту информацию. Вы грозите меня покалечить, если я не буду разговорчив. Но вы не знаете, чем угрожали мне те, в чьих интересах сохранить все в тайне. Поверьте, такое чересчур желать даже заклятому врагу. Я очень хочу избавиться от этой ноши, я бы все отдал, чтобы никогда не принимать участие в… Мне не выйти из этой истории живым, теперь я это понимаю.

— Шанс есть всегда, — напомнил Демос.

Старик хрипло рассмеялся и взял в руки символ веры, висевший на толстой цепочке на его груди.

— У меня не осталось шансов с того самого момента, как меня вызвали, как я пришел в ее покои…

— Почему? — спросил Демос. — Почему вы ее увезли? Зачем?

— Хотел бы я вам сказать…

«Вот же упрямый старый пердун!»

— Так скажите, наставник! Вы уже начали. Облегчите душу.

— Нет, — решительно замотал головой церковник. — Все умирают, умру и я. Но я не хочу умирать предателем. Зачем вы все ее ищете? Оставьте ее в покое! Она — просто напуганная женщина!

Демос не заметил, как это произошло — только смутное движение в свете одинокого факела. Юн как раз заталкивал пробку в мех, когда старик, проявив удивительное проворство, разломил свой выпуклый серебряный диск, который все еще держал в руках, и припал ртом к его содержимому, а всего спустя мгновение свалился на пол, сотрясаемый судорогами.

— Проклятье! — заорал Демос.

Он вскочил со стула, припал на больную ногу, оперся на трость и как мог быстро поковылял к Тиллию. Юн, поминая чертей и демонов, пытался удержать старика от нещадных конвульсий, но было поздно. Некогда белая роба, украшенная богатой вышивкой, стремительно пропитывалась влагой в области паха. Глаза церковника вылезли из орбит, в уголках рта запеклись пузырьки пены, надулись синие вены, грозя лопнуть — яд был чем-то неизвестным Демосу, но, определенно, сильнодействующим. Вскоре судороги начали утихать, в то время как и без того серое лицо Тиллия окончательно теряло краски.

Юн виновато поднял глаза на канцлера:

— Вот же старый осел!

Демос рухнул на колени возле сползшего на пол наставника.

— Скажи, зачем! — он тряс его за плечи, не веря, впрочем, что это могло помочь. — Скажи! Почему она сбежала?

— Боялась, — прохрипел Тиллий. — Император… Ушел не сам. Она боится… Вас, Горелый лорд. Вас…

— Я не желаю ей зла! Просто хочу найти и защитить.

— Она уже под защитой, — слабеющим голосом проговорил наставник. — В надежном месте. Не ищите ее, оставьте ее в покое! Она сама придет…

Тиллий прохрипел что-то невнятное, а затем закатил глаза и перестал дышать.

— Вот дерьмо, — только и мог сказать Юн.

Канцлер доковылял до стула и потянулся в карман за паштарой.

«Еще одна нить оборвана».

— Умер, — заключил Юн, поднимаясь на ноги.

— Вижу! Избавься от трупа.

Наемник кивнул:

— Разумеется. Это моя вина.

«Кто бы мог подумать, что у этой дряхлой неженки хватит силы воли покончить с собой столь изощренным способом? Какое благородство, какая преданность! Достойно уважения, но, увы, совершенно не помогает делу».

Демос устало отмахнулся.

— Твоя неосторожность тому виной. Впрочем, такой поворот предугадать было невозможно. Спрячь тело так, чтобы в ближайшее время его не смогли найти церковники, а затем отправляйся к Арчелле и ляг на дно. Деньги передадут мои слуги.

«Рано сбрасывать Юна со счетов. Этот болтун еще может мне пригодиться. В конце концов, он многое раскопал об Изаре и доставил сюда Тиллия. Беда лишь в том, что все оказалось зря. Однако она жива, и это уже хорошо».